— Подождите! А что если я не хочу оставаться на этом корабле, миледи? Если я хочу вернуться?
Она посмотрела на него, и он снова увидел в ее глазах жалость.
— Слишком поздно, Дайен. Не вини себя. Думаю, что поздно было с самого момента твоего рождения.
— Вы хотите сказать, что сейчас я — узник? «Но если она права, то кто же мой тюремщик?» — мелькнул вопрос.
— На время. Ты оказался не таким, каким ожидал тебя увидеть лорд Саган, Дайен. И я хочу вот что тебе сказать. Причина, по которой я знаю, что он о тебе подумал, заключается в том, что он и я… Мы мысленно связаны. Это трудно объяснить…
Дайен кивнул.
— Я знаю, миледи. Генерал рассказал мне о вас, о вас двоих. Генерал Дикстер. Джон Дикстер.
Юноша краем глаза наблюдал за Мейгри, надеясь увидеть ее реакцию, хотя заранее решил, что грубоватый пьющий бренди немолодой мужчина не стоит ее.
Бледные щеки леди не покрылись румянцем, улыбка не тронула губы. Ничем она не показала, что это имя имеет для нее хоть какое-нибудь значение. Лед. Окруженный пламенем лед. Дикстер был прав. Теплота, которую Дайен поначалу почувствовал, улетучилась.
Мейгри отвернулась от него и сделала знак рукой. Центурионы покинули свои места и направились к ним.
— Вы тоже их узница, — сказал Дайен, догадываясь, и подошел ближе. — Что это он говорил о танце? Он что, собирается казнить вас, миледи?
— Может попытаться, — ответила Мейгри, глядя на приближающихся охранников.
Ее холодность озадачила его, но не смутила, и он, понизив голос, сказал:
— Мы могли бы убежать…
Мейгри обернулась, посмотрела на него спокойным и глубоким взглядом серых глаз.
— Можем, Дайен. Ты решишься на это?
Он готов был ответить: «Да, конечно», но она своим всепроникающим взглядом заглянула ему в душу и увидела все его тайные желания. Одно за другим она извлекала их и показывала ему, освещая резким, ярким светом адаманта.
Он так и не сказал «да», а произнести вслух «нет» ему было стыдно. Поэтому он отвернулся, чтобы не видеть ее серых глаз, и ничего не сказал.
— Бог с тобой, Дайен.
Холодно кивнув, леди Мейгри пошла к выходу из зала. Охранники, подстроившись под ее шаг, двинулись следом. Она шла гордо, с царственным видом — не как узница, а как командир центурионов.
Оставшись наедине со своими охранниками, а это было равносильно одиночеству, поскольку охранники не смотрели на него, а тем более не пытались заговорить, Дайен потерянно стоял в огромном круглом зале.
— По крайней мере теперь у меня есть фамилия.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ
Даже в раю не поют все время.
Лоуренс Ферлишетти, «Картинки ушедшего мира»
Миллионы черных солнц беспорядочно вертелись в голове Таска. Внезапно они взорвались и превратились в одно яркое и светлое солнце.
— Доброе утро! — пропел Икс-Джей. — Проснись и пой!
— Сатана тебе в бок! Чтоб черти тебя унесли! — Таск стиснул голову и зажмурил глаза.
— Не ругайся!
Компьютер включил освещение на полную мощность и поднял щиток, закрывавший обзорный иллюминатор. Поток яркого солнечного света хлынул на Таска. Ворча, ругаясь и покачиваясь, он встал и поспешно скрылся в туалете.
Икс-Джей пожужжал и замер в ожидании.
— Где малыш? — спросил компьютер, когда появился Таск. — Надеюсь, ты не проиграл его в «девятку?»
Таск рухнул в гамак, не понимая, держится ли голова на шее или взлетела под потолок, как воздушный шарик. Хотелось верить, что не взлетела, а то как лопнет…
— Я задал тебе вопрос! — прогудел Икс-Джей.
— Отвечу, когда промочу горло, — пробормотал Таск, уткнувшись лицом в подушку. — И что вообще означает этот вопрос? Парень уехал с Линком в город.
«Звучит не очень убедительно, — подумал Таск. — Надо бы привязать веревку к голове, а конец ее к запястью…»
— Это же было вчера днем, эх ты, пьяница! Малыш не появлялся дома всю ночь. Я так волновался, что чуть не вышел из строя! От тебя толку никакого. Ты ввалился после «трудового» дня за карточным столом, да еще пьяный в стельку…
— Не было дома? — Таск сел, держась руками за голову. Кто-то точно хочет проткнуть его «шарик» булавкой. — Не играл я в карты. Я был с Диксте-ром. — «Шарик» все-таки лопнул, и боль пронзила его от макушки до пяток. — Дикстер! Парень! Саган! — Наемник вскочил и нетвердой походкой устремился к выходному люку.
— Ты не должен в таком виде показываться гене ралу! — крикнул компьютер. — Надень рубашку! И пару… Ушел. — Икс-Джей загудел недовольно. — Во всем обвинят меня! А разве я виноват, что он ходит, как беспризорный!
* * *
— Это все, что я узнала, генерал, — сказала Нола Райен. — Дверь была закрыта, причем изнутри. Никто на этом заводе ничего не знает, за исключением того, что однажды они пришли на работу, а там — пусто. Ни мебели, ни компьютеров, ни файлов — ничего, кроме электророзеток. Понимаете, сэр, люди, с которыми я разговаривала, мало что знают об этом деле — ремонтные рабочие, уборщики. Те же, которые знали… Они исчезли.
— Исчезли?
— Да, просто… исчезли. — Нола развела руками. — Этот завод и все, что на нем производилось, было прикрытием. Прикрытием для чего-то действительно важного. Но мне удалось узнать одно имя. Не знаю, имеет ли это значение. Один из секретарей, подававший кофе во время заседания генеральных менеджеров, услышал имя Снага Оме…
— Оме! — удивленно воскликнул Дикстер и нахмурил брови.
— Да, сэр. Секретарь запомнил его, потому что он читал в журнале о партии, которую этот Оме организовал на Ласкаре. Возможно, он очень богат и красив.
— Богат и омерзителен. Он…
Раздался гудок селектора. Дикстер нажал кнопку.
— Здесь Таск, сэр.
— Спасибо, Беннетт. Пропустите его.
Последние слова он мог бы и не говорить, потому что Таск и без приглашения ворвался в дверь.
— Парень пропал! Не вернулся домой…
— Входи, Таск, и закрой дверь, пожалуйста, — сказал Дикстер невозмутимо. — Помнишь водителя Райен?
— Нола!
И по одному ее взгляду он понял, что находится в кабинете генерала Дикстера в мятых, поношенных джинсах, в сандалиях, и… Все, больше на нем ничего не было. Волосы растрепаны, лицо неумыто. Глаза налились кровью и походили на пару красных солнц планеты Тайсон, рот же был словно набит песком с этой пустынной планеты.
— Извините, сэр, я…
— Сядь, Таск. Райен, не будете ли вы так любезны подождать в приемной? Это не займет много времени.
— Да, сэр. — Нола поднялась. Проходя мимо наемника, бросила на него встревоженный взгляд, но Таск был так расстроен, что даже не заметил этого. Дверь закрылась.
Таск опустился в кресло. Он смотрел на Дикстера и не верил своим глазам. Гладкое, тщательно выбритое лицо, чистая форма, глаза ясные, плечи, правда, немного поникшие, но скорее от тяжелого груза обязанностей, чем от вчерашнего «накачивания» бренди. У Таска же в голове гудело и сердце колотилось, как ошалелое.
— Сэр, думаю, следует послать патрульные… Дикстер прервал его, подняв руку.
— В этом нет необходимости, Таск. Я знаю, куда улетел мальчик.
Таск сразу понял. Он молча, горьким взглядом посмотрел на генерала. Внезапно вскочил и бросился к двери.
— Ты все равно не смог бы удержать его.
Таск круто развернулся.
— Но я, черт возьми, хотя бы попытался! Сэр! — Шагнув к двери, он хотел ухватиться за ручку, но промахнулся и чуть не упал.
Дикстер вздохнул.
— Таск, сядь и выслушай меня. Это приказ.
Таск не мог решить, подчиниться ли приказу или выбить дверь креслом. Дисциплина и остатки благоразумия взяли верх. С мрачным лицом он вернулся в кресло и уставился в пол.
— Ты же знаешь, Таск, каково быть человеком королевского происхождения.
— Я полукровка, — пробормотал Таск, все еще глядя в пол. — Моя мать была не королевского происхождения. Папаня вечно делал все не так.
— Но ты знаешь…
Наемник заерзал в кресле. Голова болела, просто раскалывалась.
— Да, мания величия была и у меня. Когда-то. Потому-то я и пошел в военно-космические войска. Там из меня эту манию быстро выбили.
— Отец ведь пытался удержать тебя, правда?
— Но это же совсем другое, сэр! — Таск поднял голову и посмотрел на генерала. — Я пошел в летную школу, а не бросился черт знает куда.
— Ты все знаешь о себе, Таск. Знаешь, откуда ты, кто твои родители. Да, ты пошел в летную школу. Тебе не надо было идти искать трон.
— Еще бы! Но единственный трон, на который этот парень усядется, ждет его в туалете. Почему вы позволили ему улететь, сэр? Эта женщина — леди Мейгри или как ее там — доверила его вам! — «Я доверил его вам», — хотел добавить Таск, но благоразумно промолчал.
— Нет, Мейгри сказала, что если Дайену понадобится помощь, то он может довериться мне. Что парень и сделал. Я ответил на все его вопросы. Рассказал все, что знаю. Но я не могу жить его жизнью, и ты не можешь. Если это тебя успокоит, могу сказать: я не верю, что Саган решится казнить мальчика. Есть что-то такое в Дайене. На его лбу словно большими буквами написано «судьба».
— Но вы позволили ему улететь в одиночку, сэр!
— А кого бы ты послал с ним? Себя? Меня? Саган, ни минуты не раздумывая, уничтожил бы нас. Таск, ради Бога, ведь ты — дезертир, а я — изменник. Не говоря уже о том, что Саган зуб на тебя имеет. Ты же увел парнишку у него из-под носа. Думаю, у мальчика была и еще одна причина для побега — защитить нас. Кроме того, теперь он не один, ним леди Мейгри.
— Хорошо! — взорвался Таск. — Прекрасно! С ним привидение.
Он был в бешенстве, но чувствовал, что этим делу не поможешь. В словах Дикстера был свой смысл, по крайней мере так ему показалось, когда боль в голове немного поутихла. Он не злился на генерала. Только на себя и на Дайена. Чертов парень! Это он, Таск, его упустил. Но почему, собственно, он должен о нем беспокоиться?
Губы Дикстера скривились в улыбке.
— Не думаю, что она привидение, Таск. Полагаю, она сейчас у Сагана, возможно, в качестве заключенной.
«Он надеется, что она в заключении, — подумал Taск — Боже, да этот мужик умом повредился! Любовь. Уж за столько-то веков могли бы найти лекарство от нее». Он встал, все еще покачиваясь. — Извините, сэр, за все, что я здесь натворил.
— Извинения принимаются. Я все понимаю. Утром, когда проснулся, сам был готов кого-нибудь нокаутировать.
Таск помедлил у двери, держась за ручку, которую на этот раз нашел без труда.
— Сэр, могу ли я летать теперь на своем космолете? Командующий ведь получил то, за чем охотился, а на остальное мне плевать. Захочет меня поймать, пусть прилетит и попробует.
— Конечно, Таск. Война здесь долго не продлится. Правительство уже готово начать переговоры. Марек считает, что ежедневно они теряют двадцать миллионов на поставках урана.
— А когда здесь все кончится, что дальше?
— У меня уже есть предложения от трех систем. Выберу самую отдаленную. Здесь для нас ничего не осталось, Таск.
Таск поднял руку к левому уху, вынул серьгу в виде восьмиконечной звезды, повертел на ладони и положил в карман джинсов.
— Да, — согласился он. — Ничего.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ
Случайность и равно —
необходимость
Ко мне не приближаются; судьба
В моей лишь воле вся заключена!
Джон Мильтон, «Потерянный рай»
На «Фениксе» был свой отсчет времени. Наступила ночь вторых суток после встречи с Дайеном. Все это время Мейгри не видела ни Сагана, ни юношу. Она старалась держаться от них в стороне. Побывав в корабельной библиотеке, Мейгри вернулась в каюту с книгой. Не прочтя и шестидесяти страниц, она наткнулась на слова:
«На нашем жизненном пути мы встречаем людей, которые идут навстречу из многих незнакомых нам мест, неизвестными нам путями… и все, что нам предназначено сделать для них, а им предназначено сделать для нас, исполнится».
* * *
Эти слова потрясли Мейгри. Холодок пробежал по телу. Она решила повнимательнее перечитать этот абзац.
«Миледи».
Мысли Сагана возникли в ее уме так неожиданно, что напугали не меньше, чем если бы он сам неожиданно вошел в каюту.
«Милорд». Мейгри закрыла книгу, заложив пальцем страницу, и с тревогой ждала продолжения. Саган провел ночь в молитвах; она это почувствовала.
Мейгри тоже провела ночь без сна, вглядываясь в скользящие перед ней тени.
«Я собираюсь посвятить Дайена».
«Вы шутите!»
«Нет, и вы поможете мне. Вы должны быть довольны, ведь это продлит ваш танец».
«Мальчик не подготовлен! Понадобятся годы для обучения и подготовки». Следом невольно пришла в голову мысль, которую она не сумела скрыть. «Что, если он не справится?»
«У меня нет выбора. Президент и конгресс знают, что он здесь».
«Капитан Нада», — догадалась она.
«Да. У него хватает ума служить моим целям. Он подпитывает паранойю Роубса, а напуганный человек неповоротлив и плохо соображает. Я близок, очень близок к тому, чего всегда добивался. Я только должен знать наверняка, что именно такова воля Создателя, прежде чем сделаю последний решетельный шаг и выступлю против лидеров „великой и славной республики“ .
Она почувствовала, как он усмехнулся.
«Если вы питаете так мало уважения к Роубсу и его принципам, то зачем присоединились к мятежу? Я знаю, вы считали нашего короля слабым и непригодным для управления королевством. Я знаю, вы верили, будто он утратил доверие Всевышнего. Но было ли… — она замешкалась. — Неужели вы действительно верили, что при демократии мир станет лучше?»
«Едва ли он мог стать хуже. Во всяком случае, в то время я так думал, — ответил Саган. — Кажется, мы уже говорили когда-то об этом, миледи. Помните?»
Нет, она не помнила. Возможно, они говорили об этом в ту ночь… Перед тем, как началась резня. Должно быть, он намекал, наводил ее на мысль о том, что именно собирается предпринять. Он не мог скрыть от нее свои замыслы. Значит, она знала, но вычеркнула из памяти, не обратила серьезного внимания…
По его молчанию Мейгри поняла: он тоже задумался, почувствовав разочарование, которое, как ржавчина, разъедало некогда крепкие, казавшиеся стальными идеалы.
«Да, миледи, я верил в Роубса. Вы не знали, каким он был тогда. Вы считали его ниже себя…»
«Неправда. Я просто не любила его, не доверяла».
«Правда, миледи. Вы не могли простить ему, что будучи одним из нас, он не признавал своих. Я верил в его цели, в его принципы или в то, что он выдавал за цели и принципы. Я верил в народ. Брр! Известно ли вам, леди, что на последних выборах только двадцать процентов граждан удосужились проголосовать? И выбрали тех кандидатов, кто больше всего потратил денег, добиваясь их поддержки и голосов. Для народа не имеет значения, что Роубс отъявленный жулик. Не имеет значения, что некогда великая империя разворовывается, разваливается и гибнет.
Эдмунд Берк, как говорят, предсказывал, что Французская революция приведет к военной диктатуре… Но появился Наполеон, пришедший на пепелище, чтобы раздуть угасающую искру величия. Я уже почти достиг своей цели, миледи, стоит только протянуть руку».
Мейгри положила книгу на стол.
«Но при чем тут мальчик, милорд? Что за навязчивая идея?»
«Неужели непонятно, миледи? Чтобы удержать сентиментальных глупцов вроде вас от попытки посадить на трон другого Старфайера, другого бессильного короля, который не в состоянии решить, где ему делать пробор на волосах — прямо или сбоку».
«Вы ослепите Дайена блеском власти. Он станет любить, уважать и почитать вас, а затем вы предадите его, как предали…»
Она поняла, что ее безудержный, неосторожный порыв завел туда, куда она и не думала стремиться. Мейгри судорожно вздохнула, вытерла струящиеся по лицу слезы и поискала глазами носовой платок.
Никогда его нет под рукой, это уже стало закономерностью. Поднялась, прошла в ванную, взяла там полотенце и намочила холодной водой.
«Вы слишком легко говорите о предательстве, миледи. Пожалуй, это единственная нерешенная нами проблема. Кто кого предал?»
«Разве я предала вас, милорд? Предала короля? Разве не знала я, что вы планируете? Но молчала, пока не стало слишком поздно. — Мейгри вздохнула и приложила мокрое полотенце к глазам. — Я отказываюсь помогать вам, Саган».
«Мне нужно три дня, чтобы подготовиться самому. За это время вы могли бы подготовить мальчика к церемонии. Если вы забыли…»
— Невозможно забыть, — сказала она вслух.
«…то найдете все необходимое в компьютере, в моих личных файлах. Я дам вам доступ».
«Я не хочу…»
«Хотите, миледи. Потому что вам тоже интересно».
Связь прервалась.
Мейгри вернулась в кресло, снова взяла книгу, открыла. Компьютер на столе издал звук, означавший, что его загружают информацией. Она глянула искоса и увидела на экране надпись: «Файл»: Обряд. Наберите пароль и нажмите клавишу «ввод».
Оставив без внимания компьютер, Мейгри погрузилась в чтение.
«…можете быть уверены, что уже вышли в путь те женщины и мужчины, которые должны столкнуться с вами, и они столкнутся. Да, без сомнения, столкнутся».
Да, они могут. Мейгри не в силах помешать. А мальчику необходимо подготовиться, ему надо знать, что делать. Если он сможет. Кроме того, надо признаться, что ей действительно интересно. Саган знает ее, очень хорошо знает.
Мейгри начала загибать уголки страниц, представив мрачное, неприятное лицо библиотекаря и то, как он посмотрит на нее и начнет сердито разгибать их обратно. В библиотеке мало кто брал книги на древнем английском языке. Пожалуй, она да Саган, но вряд ли он читал «Крошку Доррит»: уж слишком толстая книга.
Интересно, суждено ли мне дочитать ее до конца?
Три дня. Слова всплыли из подсознания как бы в ответ на вопрос. Почему три дня? Мейгри задумалась. Три дня. Сагану нужны три дня не для того, чтобы подготовиться. Некоторые церемонии действительно требуют от священника многочасового поста и продолжительных молитв, особенно когда человек снимает доспехи и облачается в культовую одежду. Но обряд посвящения этого не требует. Он ждет чего-то другого, будто за эти три дня должно произойти нечто. И скрывает это от нее в самых потаенных уголках сознания.
Подойдя к компьютеру, Мейгри посмотрела на экран, вздохнула, привычно нажала на клавишу «ключ», а затем — «ввод». Ничего не изменилось. Нужен был пароль, а Саган его не назвал. Конечно, это должно быть что-то известное ей, известное только им двоим, потому что всем, не входящим в королевскую семью, запрещалось знать таинство обряда.
Вспомнить нужные слова не представлялось слишком трудным, но набрать их на клавиатуре, дать им жизнь — требовало гораздо больших усилий. Она могла бы сказать их вслух, но это означало дать им душу. Пальцы ее не гнулись и дрожали.
«Двое должны пройти путями тьмы, прежде чем они достигнут света».
Она нажала клавишу «ввод», желая, чтобы слова поскорее исчезли, но снова ничего не произошло.
Мейгри прикусила губу и перечитала набранное предложение. Они точно должны быть паролем, который он выбрал.
А, вот в чем дело. Глупая ошибка. Она добавила пропущенную букву «ь» в слове «тьмы». И еще раз нажала «ввод».
Экран засветился, возник текст. Но она могла только догадываться, что это текст, потому что несколько минут не видела ничего, кроме расплывчатого пятна.
— Обряд посвящения, миледи? — спросил Дайен с сомнением. — Не кажется ли вам, что это… глупо?
Мейгри отрицательно покачала головой.
— Лорд Саган говорит не о братской пирушке. Это серьезно. Очень серьезно.
Дайена встревожил ее тон, но Мейгри и не пыталась ничего смягчить. Она хотела, чтобы юноша испугался, испугался как можно сильнее.
Они сидели в пустой гостиной для дипломатов. Сквозь огромный иллюминатор она наблюдала за неизменным и вместе с тем постоянно меняющимся пространством вселенной. Она снова стала наведываться сюда, а сегодня пригласила с собой Дайена. В гостиной было холодно, мебель отсутствовала, если не считать нескольких кресел, похожих на круги, сложенных пополам таким образом, что одна половинка служила сиденьем, а другая спинкой. Сидеть в них оказалось не очень удобно, потому что подлокотники были высокими. Мейгри смотрела на звёзды, блестевшие в черном космосе, и обдумывала, что скажет дальше.
Дайен сидел напротив и неотрывно глядел на ее шрам. Подумалось вдруг, что когда кожу на лице латали, зацепили иглой душу и вшили в шрам. Лицо ее никогда не выдавало ни мыслей, ни чувств, но они зачастую легко читались по шраму. Он видел, как пульсирует в нем кровь, передавая биение сердца. Он по-нимал, что не должен так пристально смотреть на шрам, что это невежливо, но ничего не мог с собой поделать. Когда она неожиданно посмотрела на него, он покраснел и сделал вид, что рассматривает центуриона, стоявшего в дверях.
Мейгри невольно поднесла руку к шраму, который порой начинал невыносимо болеть.
— Обряд посвящения много лет назад проводили как проверку.
— Проверку? — Дайен вскочил с кресла. — Лорд Саган не верит мне? Это так, миледи? Он не верит, что я…
— Сядь, Дайен, и позволь мне закончить. Юноша вспыхнул, пристыженный холодным упреком, прозвучавшим в ее обычном тоне, и сел в кресло.
— Во времена Второго Средневековья, которое наступило в начале двадцать первого века, интеллигенция видела только две путеводные звезды в будущем человечества — космические путешествия, куда человек мог отправиться, спасаясь от репрессий правительства, и генетические исследования, чтобы создавать лидеров-суперменов, которые бы свергли все репрессивные правительства и взяли контроль за властью на себя. Последующие несколько поколений доказали, что успешно решаются обе задачи.
Но когда начался процесс генетического отбора и усовершенствования, тираны попытались создать суперменов для своих целей. Ученые предвидели это и засекретили исследования. Они разработали тесты, дающие возможность определять, кто действительно имеет королевское происхождение, а кто, так сказать, дешевая имитация.
Дайен беспокойно заерзал, нахмурился, и Мейгри на минуту замолчала, внимательно следя за ним. Она прекрасно понимала, о чем он думает и о чем хотел бы спросить. Но ему надо научиться терпению. Ее внимание привлекало другое — кобальтового цвета глаза и огненно-рыжие волосы, напоминающие львиную гриву, складка между рыже-коричневыми, похожими на крылья бровями, большой лоб, высокие скулы, чувственные губы. Глядя на его лицо, она видела другое — лицо единственной, любимой и верной подруги. Мейгри казалось, что она видит Семили на фоне огня и ужасов той ночи.
И она торопливо отвела взгляд.
— Прошло время, и процесс генетических преобразований настолько усовершенствовался, что королевская семья сама уже могла заниматься генетическим контролем с целью сохранения чистоты крови. Браки разрешались только после тщательных компьютерных исследований. Для мужчины, который имел какие-либо слабые стороны, подбиралась женщина, у которой именно эти стороны были сильными. Случалось, что и не срабатывало. Как я уже говорила, нужна еще искра Божья.
К этому времени генетические тесты стали неотъемлемой частью культуры королевского рода, смешались со всевозможными обрядами и церемониями и постепенно в некоторых частях галактики утратили свое первоначальное назначение. Приблизительно тогда начал обретать силу Орден Адаманта.
Королевский род предназначался для управления государством, но никто не возлагал на него роль властителя душ и тел. Боговдохновенные, сильные и властные священники Ордена Адаманта проповедовали поклонение Всевышнему по всей галактике.
Они привнесли понятия вечной жизни и подчинения воли Божьей в жизнь людей разных культур, особенно в жизнь королевского рода, представители которого зачастую покидали свою планету, чтобы вступить в брак где-то в другом мире, совершенно отличном от их собственного. Порой у жениха и невесты общей была только религия.
Старый генетический тест стал первым из ритуалов, который взял на себя Орден. Священники стандартизировали его, добавили несколько своих штрихов, и таким образом ко времени правления твоего дяди, короля, — добавила Мейгри, чтобы успокоить юношу и тонко намекнуть на серьезность того, о чем она говорит, — тесты превратились в настоящий обряд, торжественную церемонию, на которой присутствовали проповедники и… и подобные им.
Мейгри закашлялась. Один из охранников расторопно принес ей стакан воды.
— Благодарю, — сказала она, улыбнувшись охраннику.
По выражению лица центуриона было видно: он принял ее улыбку за великий дар. Дайен понимал, что в эту минуту чувствовал центурион. Холодная, гордая и сильная женщина выглядела одновременно хрупкой и беззащитной. Юноша всеми фибрами своей души желал утешить ее печаль и защитить от опасности. Однако сама мысль о том, чтобы обнять ее или даже прикоснуться к ней, казалась ужасной, недопустимой. Он мог бы с таким же успехом хотеть обнять… комету. Желание юноши защитить ее, прикрыв своим телом, броситься между ней и тем, что ей угрожает, было импульсивным. То же самое он видел на лице центуриона, которому Мейгри и пяти слов в общей сложности не сказала.
Не сознавая, что делает, Дайен вскочил с кресла и бросился перед ней на колени.
— Миледи, вы так несчастны! Позвольте мне… Скажите, что я могу для вас сделать?
Мейгри улыбнулась, но тут же поджала губы, шрам ее покраснел. Протянув руку, она взяла его за подбородок и крепко сжала пальцами. Ногти буквально впились в кожу, и она повернула его лицо в свою сторону.
— Загляни в себя, Дайен! То, что ты испытываешь сейчас, — это сила королевской крови. Когда-нибудь те чувства, которые ты испытываешь в отношении меня, люди будут испытывать в отношении тебя.
Она оттолкнула его от себя, подобрала ноги в кресло и задумалась.
Едва удержав равновесие, Дайен потер поцарапанный подбородок и посмотрел на нее. Он был в ярости. Его грубо оттолкнули, нанесли удар по самолюбию. Он не был уверен, что понял правильно ее последние слова. Мейгри даже не смотрела на него, просто сидела молча. Дайен медленно поднялся и вернулся в кресло. Оторвав руку от подбородка, он увидел на пальцах кровь.
— Итак, — сказала Мейгри внезапно, — вот почему Саган хочет, чтобы ты прошел обряд посвящения.
— Что из себя представляет этот обряд? Что происходит во время него?
— Я не могу говорить об этом. Это таинство, священный секрет. На того, кто выдаст его, падет проклятие. — Заметив, что юноша сердито нахмурился, Мейгри добавила: — Я могу только одно сказать: Создатель будет говорить со священником или даст знак своей воли и намерений в отношении жизни, которая предстанет перед ним. На это Саган и надеется, как я поняла.
— Божья воля, — пробормотал Дайен, вытирая кровь с пальцев о джинсы и надеясь, что она этого не заметит. — Я не верю во все эти мифы. — Он отвернулся и потер рукой подбородок, на котором уже пробивалась редкая щетина, золотистая и потому невидимая для всех, кроме него. — А как насчет меня? Моей воли? Как насчет того, чего я хочу? Вы и Саган, кажется, думаете, что у меня воли нет.
— У тебя есть воля, Дайен. Но это не отрицает того факта, что существует другая воля — воля Всевышнего, которая учит: «Ты можешь быть сильнее, чем ты есть. Я это знаю, ибо я создал тебя». Случается, что сталкиваются две воли — каждый ребенок восстает иногда против своих родителей, и в этой борьбе нет ничего плохого, потому что, только подвергая все сомнению, проявляя решительность и испытывая свои возможности, мы познаем себя и становимся сильнее. Мы можем бороться с кем и с чем угодно, но приходит время, когда человек должен склонить голову и сказать Богу: «Не моя воля, но Твоя».
— Но как узнать, какая из них чья?
— Думаю, со временем мы разберемся. — Мейгри вздохнула и посмотрела долгим взглядом в другую часть корабля, туда, где было его второе сердце. — Это — задача для тех, кто знает, на что идет, и все равно продолжает борьбу — самую ожесточенную в мире.
— Нам нравится видеть себя солнцем, — продолжала она, словно разговаривая сама с собой. — Мы хотим, чтобы нам поклонялись как дарующим жизнь и боялись как разрушителей. Но хотя солнце обладает огромной силой излучения, свет его затухает во времени и пространстве, и звезды, даже все вместе взятые, бессильны осветить необъятное пространство темноты.
«И тем не менее, — прозвучало эхом в ушах Дайена, — не моя воля, но Твоя».
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
Смеющиеся львы должны прийти.
Фридрих Ницше, «Приветствие»
Как сказала Мейгри Дайену, борьба между знанием и верой, между пониманием воли Божьей и подчинением ей — одна из самых жестоких. Саган следовал указаниям Всевышнего, потому что они совпадали с его собственными желаниями. Теперь он начинал понимать, что между его волей и волей Божьей может возникнуть столкновение. Командующий хотел выяснить намерения Господа. В действительности же он со страхом сознавал, что знает Его намерения, и стремился изменить их.
Закончив мыс ленный разговор с леди, он вызвал капитана своей личной охраны.
— Когда я закрою эту дверь, — Командующий указал на дверь, ведущую в его апартаменты, — никто не должен сюда входить. Никто. Ни при каких обстоятельствах.
— Есть, милорд.
— Любые сообщения, как бы важны и срочны они ни были, должны передаваться вам. А вы мне их представите, когда я попрошу.
— Есть, милорд. — Центурион отсалютовал и приложил руку к груди.
Саган дождался, когда дверь за охранником закроется, и запер ее изнутри на ключ. Выключил компьютер, все средства связи, снял доспехи, убрал подальше гемомеч.
В апартаментах Командующего была потайная комната.
