БЕГСТВО В ЕГИПЕТ.

Бегство в Египет, о котором рассказывает лишь один Матфей и ничего не говорят другие евангелисты, является самым неясным в жизнеописании. Иисуса Христа.

В этой книге, как уже говорилось, мы не вдаемся, если нет к тому крайней необходимости, в исторические комментарии – нам важны сами истории, легенды, их поэтический и общечеловеческий смысл.

Что касается бегства в Египет, то оно интересно, конечно, прежде всего тем, что хотя и было рассказано одним Матфеем, все же прочно вошло в сознание всех читателей Нового завета. Этот неразвернутый сюжет очень трогателен по своему смыслу, так как речь идет о спасении младенца от постоянно нависающего над ним рока.

Судьба уготовала ему родиться при Ироде, одном из величайших злодеев, чье имя само по себе осталось в веках олицетворением и символом жестокости и бесчеловечия. Если прав упоминавшийся уже нами Эразм Роттердамский, советовавший видеть в библейских сюжетах прежде всего аллегорию, то спасение младенца – будущего провозвестника человечности – действительно кажется исполненным аллегории. Маленькой искре добра постоянно угрожает опасность.

Иосиф, отец Иисуса, услышал во сне, как это было однажды, повеление Бога двинуться в путь. Ирод уже отдал приказ истребить в Вифлееме всех младенцев до двух лет. И приказ был выполнен через несколько дней. Однако Иосиф и Мария были в то время далеко от Вифлеема – они шли, держа младенца, по дороге в Египет, где с давних пор находили прибежище беглецы-евреи.

О пребывании родителей Иисуса в Египте евангелист Матфей не сообщает никаких сведений, однако, если следовать легенде, которую подвергают сомнениям многие библеисты, то святое семейство находилось там до смерти Ирода, который умер 12 апреля 750 года (со дня основания Рима – по тогдашнему летосчислению), то есть жили они там недолго – примерно с конца декабря. Поселились, скорее всего, как и все евреи, искавшие защиты в Египте, в какой-либо из нескольких еврейских общин.

В апреле Иосиф вместе с Марией и Иисусом благополучно вернулись в Назарет.

Таким образом, по легенде, исполнилось пророчество о том, что Мессия выйдет из Египта, а также сбылось и другое – что он родится в Вифлееме. С другой стороны, Иисус оказался навсегда связанным именно с Назаретом, его подлинно родным городом: ведь он не помнил ни Вифлеема, где родился, ни Египта, где жил в младенчестве, а знал лишь один маленький заштатный Назарет, где и провел тридцать безвестных лет своей короткой жизни.

Надо, по-видимому, еще добавить, что, хотя Назарет был действительно заштатным и вполне неприметным, он, к сожалению, как это часто бывает, почему-то пользовался в ближайшей округе довольно дурной славой. Причин мы не знаем – вполне возможно, что когда-то, еще до рождения Иисуса, а может быть, и до рождения Иосифа с Марией, назаряне совершили нечто предосудительное, и тот давний поступок (скорее всего, связанный с небрежностью в свершении ритуалов или в признаках язычества) постоянно ставился им в вину. По этой причине выражение «он из Назарета» или же «назарянин» вызывало презрительные усмешки. Как увидим, Иисус тоже не избежал таких насмешек и ему тоже бросали в лицо, что он назарянин.

МАЛЬЧИК ИИСУС СРЕДИ УЧИТЕЛЕЙ В ХРАМЕ.

Все четыре евангелия, как и Библия в целом, очень лаконичны. События в них, хотя и следуют друг за другом в заметной хронологической последовательности, все же всегда даются пунктирно – словно в записной книжке, где отмечается лишь самое важное. Всех читателей евангелий, особенно верующих, дорожащих любой деталью, связанной с жизнью Христа, всегда поражало почти полное отсутствие каких-либо сведений о детстве и юности Иисуса. А ведь он жил в большой семье, вместе с братьями и сестрами, и был, конечно же, полностью включен в привычный круг тогдашних хозяйственных забот и волнений. Не может быть, чтобы он, например, не занимался плотницким ремеслом, подражая отцу и помогая ему в его работе. Конечно, учился он и в тогдашней школе.

Среди историков и писателей встречались попытки как бы реконструировать детские годы главного героя евангелий. Так, например, известный писатель и исследователь христианства Эрнест Ренан, живший в прошлом веке, довольно убедительно воспроизвел в своей знаменитой книге «Жизнь Христа» возможную, по его мнению, обстановку, окружавшую Иисуса в Назарете. Он предположил, что будущий основатель религии, конечно, как и все дети, должен был ознакомиться с Ветхим заветом, знать главнейшие события, связанные с историей еврейского народа, учить наизусть отдельные места и т. д. Он предположил также, что в школы маленького Назарета вряд ли проникала схоластическая и изощренная ученость Иерусалима, поскольку все будущие проповеди Христа совершенно лишены какой-либо казуистики, свойственной высокоученым фарисеям, подготавливавшим тогда в Иерусалиме основы Талмуда. Не располагая особо характерными деталями, связанными с жизнью Назарета, когда по его узким каменистым улочкам бегал маленький Иисус, Э. Ренан в своей реконструкции идет от взрослого Христа, с его поэтическим восприятием мира, живостью воображения и человеколюбием. Поэтому, когда он говорит, что мальчик Иисус читал, как и все другие дети, Ветхий завет, то особо подчеркивает, что ребенку, по-видимому, больше всего нравились поэтические страницы Библии, например псалмы, духовные гимны и песни, а также, конечно, предания о пророках.

Надо думать, что во многом или в каких-то частностях так и было. И все же те тридцать лет, что прожил Иисус в Назарете, прежде чем стать Христом, до сих пор безнадежно скрыты за плотной завесой полнейшей неизвестности.

Можно также предположить, исходя из текстов самих евангелий, что, будучи ребенком, а затем и юношей исключительно одаренным, Иисус вызывал по отношению к себе неизбежные в таких случаях насмешки и даже издевательства. Известно, какими жестокими бывают дети, когда они встречают в своей среде сверстника, явно выходящего из среднего ряда. Это можно (но опять-таки ретроспективно) воспроизвести из случая, описанного Матфеем. В своем евангелии он рассказывает, как Христос, будучи уже известным проповедником, пришел однажды в родной Назарет и с каким недоумением и насмешками, раздражением и даже злостью встретили его жители родного городка, знавшие его, конечно, с детства – ведь для них он был всего-навсего одним из пяти сыновей плотника Иосифа.

«И, придя в отечество Свое, учил их в синагоге их, так что они изумлялись и говорили: откуда у Него такая nремудрость и силы?

Не плотников ли Он сын? не Его ли Мать называется Мария, и братья Его Иаков и Иосий, и Симон и Иуда?

И сестры Его не все ли между нами? откуда же у Него все это?

И соблазнялись о Нем. Иисус же сказал им: не бывает пророк без чести, разве только в отечестве своем и в доме своем» (Матф. 13: 54-57).

Об этом же происшествии рассказывает и Лука. Он даже говорит, что Иисус был изгнан из Назарета, что его даже пытались убить, то есть, по-видимому, до предела возмущенные назаряне бросали вслед ему каменья, а не только ругательства и позорные слова.

Вполне возможно, что не был он счастлив и в семье. У него, скорее всего, был лишь один друг – брат Иаков: ведь именно Иаков полностью воспринял учение Христа, возглавил впоследствии иерусалимскую общину, которой руководил восемнадцать лет, закончив жизнь мученической гибелью во имя верности зарождавшейся тогда христианской церкви.

Скорее всего, жизнь Иисуса в доме родителей не была безоблачной и по-детски безмятежной. Впечатлительный, воспринимавший мир по-своему, самоуглубленный и склонный к поэтической меланхолии, он был непохож на своих вполне обычных братьев и сестер.

Природа, окружающая Назарет, и сейчас поражает своим напряженным лиризмом и торжественностью. Если иметь в виду, что натура Христа была, судя по его проповедям и афоризмам, глубоко поэтической, то надо думать, что и в детстве он не раз убегал из дома, чтобы полюбоваться окружающим миром с высоты Назаретской возвышенности. Вся эта экзальтированность не вызывала в семье ни малейшего сочувствия не только со стороны братьев и сестер, но, возможно, и с родительской. Чтобы прокормить свою большую семью, плотник Иосиф хотел бы видеть в сыне помощника, а не мечтателя.

Во всяком случае, настораживает факт, рассказанный Марком. Евангелист говорит о том, что однажды, когда Иисус, будучи в каком-то доме, сидел, окруженный слушателями, ему сказали, что возле дома, не решаясь (или не желая?) войти, стоят его мать и братья и просят его выйти к ним.

В евангелии об этом написано так:

«И пришли Матерь и братья Его и, стоя вне дома, послали к Нему звать Его.

Около Него сидел народ. И сказали Ему: вот, Матерь Твоя и братья Твои и сестры Твои, вне дома, спрашивают Тебя.

И отвечал им: кто матерь Моя и братья Мои?

И обозрев сидящих вокруг Себя, говорит: вот матерь Моя и братья Мои;

Ибо, кто будет исполнять волю Божию, тот Мне брат, и сестра, и матерь» (Марк. 3: 31-35).

Конечно, в этой крохотной и психологически очень колоритной сценке можно увидеть простую аллегорию на тему «братья во Христе», но вместе с тем именно из-за ее психологической правдивости нельзя не почувствовать в поведении взрослого Иисуса отголоска давних детских обид, памяти о насмешках и издевательствах, испытанных им не только в уличном кругу сверстников, но, может быть, и дома. Л. Толстой в своем соединенном евангелии даже называет Иисуса «заброшенным ребенком». Наверно, ему были свойственны и странности: ведь мать однажды назвала его «безумцем».

Все эти крупицы, по которым можно судить о годах, проведенных Иисусом в Назарете, слишком, конечно, мелки и незначительны.

Скорее всего, евангелисты не рассказывают о Христе до его тридцатилетия по той причине, что все эти годы жизни были по внешности своей, по быту и занятиям совершенно обыкновенны, будничны, и потому ни Матфей, ни Марк, ни Лука, ни даже самый пространный в своем повествовании, поэтичный и эмоциональный Иоанн просто не посчитали нужным говорить о вещах слишком обыденных и потому, как они думали, всем известных, а значит, и неинтересных. Им, по-видимому, казалось, что о назаретских годах рассказывать неинтересно. Ведь и Иаков, родной брат Иисуса, ничего не рассказал о жизни в доме своего отца. И в самом деле, что можно было рассказать, по их мнению, о захолустье и босоногом бедном детстве?…

И все же об одном ярком эпизоде из жизни двенадцатилетнего Иисуса рассказано в Евангелии Луки достаточно подробно.

Дело происходило в один из праздников Пасхи, когда родители вместе со всеми детьми отправились по заведенному обычаю в Иерусалим. По тогдашним временам это было настоящее путешествие, так как предстояло одолеть 165 километров, причем не всегда по хорошей караванной дороге, но отчасти по горным тропам и припустынным местам. Сборы всегда были долгими и торжественными. Шли обычно три дня. Иерусалим – огромный город, полный толп, блеска и оживленной торговли, многочисленных храмов и дворцов – конечно, очень привлекал детей. Скорее всего, это было не первое путешествие в Иерусалим: туда отправлялись ежегодно многие жители Назарета. На шумных и разноязыких улицах столичного города назаряне старались держаться вместе, особенно следя за шустрыми и любопытными детьми, то и дело ускользавшими от родительского догляда.

Двенадцатилетний Иисус, всегда державшийся наособицу, на одной из улочек Иерусалима вдруг бесследно затерялся. Его хватились не сразу. Шел третий день Пасхи. Караваны с богомольцами уже отправлялись по домам. По обычаю, именно на третий день, когда уже были закончены все торжественные богослужения, происходили в открытых дворах храмов собеседования раввинов с верующими паломниками. Здесь задавались вопросы и давались ответы. Обыкновенно всем разрешалось сидеть на полу, располагаясь полукружием возле раввина. Иисус, отстав от родителей, зашел в один из таких храмов и, чтобы лучше слышать, пристроился в круге поблизости от раввина, который отвечал на вопросы и сам задавал их слушателям. То был род своеобразного духовного семинария на свежем воздухе. Слушатели, только что отмолившиеся в храмах, были преисполнены торжественности, вопросы задавали важные, а не мелкие, ответы выслушивали с почтительной внимательностью, стремясь запомнить все, что они услышали, чтобы затем, вернувшись по домам, поделиться мудростью со своими домочадцами и соседями.

Иисус внимательно слушал и раввина и вопрошающих, но вскоре и сам стал и спрашивать и отвечать. Вопросы двенадцатилетнего мальчика, а тем более его ответы, которые он давал раввину четко и быстро, очень удивили всех собравшихся, и поскольку Иисус, как сказано, сидел почти рядом с учителем, то он оказался как бы в центре полукружия, и вскоре вопросы, сначала из любопытства, стали задавать уже ему, а не только раввину.

Столь необычное зрелище привлекло многих, кто проходил мимо, и через какое-то время весь храмовый двор заполнился удивленными слушателями. Подошли и другие раввины. Все дивились мудрости ребенка и шепотом говорили между собой, что ему предстоит великая будущность.

Между тем родители Иисуса двинулись с караваном богомольцев в обратный путь. Поначалу они не беспокоились о пропавшем из виду мальчишке, думая, что он находится в караване с кем-нибудь из назаретских соседей или родственников – так бывало и в прежние приезды.

Однако вечером первого же дня обратного путешествия в Назарет, когда обычно все семьи собирались на ночлег, и когда Иисуса не оказалось, родители решили на утро двинуться обратно в Иерусалим. По-видимому, братья и сестры пошли с караваном дальше, но Иосиф и Мария вновь проделали дневной переход и, возвратившись в Иерусалим, расстроенные и напуганные исчезновением ребенка, начали искать его прежде всего по храмам – ведь именно туда потерявшийся мальчик (как, кстати, и было заведено в подобных случаях) мог обратиться за помощью и ночлегом.

И они действительно нашли его в храме, но он спокойно сидел среди раввинов, о чем-то уважительно беседовавших с ним. По-видимому, в тот первый день, когда произошла встреча Иисуса со священнослужителями, он произвел на них такое большое впечатление, что, оставив мальчика ночевать, они наутро вновь продолжили беседу с необыкновенным подростком, изумлявшим их недетскостью ума и пространностью мудрых суждений.

О том, как родители нашли Иисуса, Лука рассказывает кратко, но психологически выразительно.

«И, увидев Его, удивились; и Матерь Его сказала Ему: Чадо! что Ты сделал с нами? вот отец Твой и Я с великою скорбью искали Тебя» (Лука. 2: 48).

Очень странен, однако, и едва ли даже не высокомерен был ответ мальчика: «Он сказал им: зачем было вам искать Меня? или вы не знали, что Мне должно быть в том, что принадлежит Отцу Моему?

Но они не поняли сказанных Им слов» (Лука. 2:49, 50).

Богословы и библеисты расходятся в деталях толкования этого, по сути, единственного эпизода из детства Христа, но, скорее всего, правы те, что считают его ответ вполне естественным и невысокомерным.

Мария скрывала от Иисуса тайну его рождения, и, хотя, как сказано, родители не поняли его слов, они все же по размышлении могли догадаться, что тайна уже не была секретом для их ребенка. Ведь он прямо говорит, что его истинный отец – Бог и что его истинный дом храм. Евангелист психологически правдив в своем рассказе, когда рисует родителей как обыкновенных земных людей, обеспокоенных потерей ребенка в шумном и незнакомом Иерусалиме и радующихся, что они его так удачно и быстро нашли. Вполне возможно, что в сутолоке повседневной семейной жизни оба они давно забыли услышанный ими когда-то голос Бога, даровавшего им первенца совершенно чудесным образом, – они давным-давно жили обыкновенной жизнью, и «метафизические» рассуждения мальчика Иисуса, скорее всего, были ими восприняты как обычная его странность, усилившаяся от общения с высоко учеными иерусалимскими раввинами. Он и впрямь был очень странным, этот маленький Иисус.

Все благополучно вернулись в Назарет. Приключение было позабыто, проступок простили, и, как сказано в евангелии, Иисус жил в доме родителей в полном послушании все последующие восемнадцать лет своей жизни.

До той поры, когда ему исполнилось тридцать.

ИОАНН КРЕСТИТЕЛЬ.

Когда Иисусу было примерно двадцать восемь лет, и шел двадцать девятый, в Иудее объявился новый пророк – Иоанн. Слухи о нем доходили и до Назарета. Жил пророк за Иорданом – в местности, непосредственно прилегавшей к пустыне и потому выжженной, сухой и скудной растительностью. Об его отшельничестве знали давно, и были люди, что ходили к мудрому Иоанну, человеку святой жизни, чтобы получить у него совет. Обладал он и даром пророчества. Одежда Иоанна была из грубого верблюжьего волоса, очень жесткая, похожая на власяницу, но зато хорошо предохранявшая от ночных холодов. Питался он, по словам евангелистов, акридами (Акрида – саранча, она и сейчас употребляется в пищу в Недже и Хеджасе. В лавках она продается мерами. При приготовлении ее живой бросают в кипяток, а затем просушивают на солнце. Это пища бедняков.), которых обычно употребляли в пищу кочевники-бедуины, поджаривая их вместе с соком пальм и смоковниц. Был он всего на шесть месяцев старше Христа, то есть совсем молодым человеком, но борода, длинные волосы, ниспадавшие ниже плеч, и изможденный, аскетический вид делали его намного старше.

И Матфей и Лука сообщают достаточно точные исторические даты, когда появился Иоанн: это, по их словам, пятнадцатый год правления Тиверия, то есть примерно 28-29 годы н. э.

Скупые упоминания о Тиверии нужны евангелистам не сами по себе, а чтобы подчеркнуть назревшую, так сказать, необходимость появления пророка-обличителя в самую пору жестокого правления, упадка нравов после недавно скончавшегося Ирода, бедственного положения нищих масс и безумной роскоши богачей, тирании наместников Рима и т. д.

Выйдя из пустыни к Иордану, где обычно всегда бывал народ, останавливались караваны и шли в Иерусалим паломники, Иоанн стал обращаться к ним с пламенными пророческими речами. Слушателей с каждым днем собиралось все больше, и теперь толпы паломников, дойдя до того места у Иордана, где обычно появлялся Иоанн, останавливались, чтобы послушать его проповедь.

Что он проповедовал? Иоанн говорил, что скоро вместо всех земных царств появится одно единое царство небесное: с Богом-царем. Царство это, по его словам, уже вплотную приблизилось, но следует поторопить его приход, задерживаемый людскими грехами. Его спрашивали, что же нужно сделать, чтобы счастливое царство наступило как можно скорее. Иоанн отвечал: «…у кого две одежды, тот дай неимущему; и у кого есть пища, делай то же» (Лука. 3: 11).

То было требование, понятное беднякам, всегда готовым поделиться последним, но, конечно, почти неприемлемое для богатых, мечтающих лишь об умножении своего имущества.

Как видим, проповедь Иоанна, еще до появления на берегу Иордана Иисуса, была, по сути, христианской.

Иоанн требовал от народа духовного очищения, перемены всего образа жизни. Символическим актом такого очищения он избрал крещение в водах реки Иордан.

Все, кто внимал Иоанну и верил ему, сходили с берега в воду, и, пока стояли там, пророк кропил их голову влагой из реки, с тех пор почитаемой и священной.

Иоанн называл себя, в соответствии с пророчеством Исайи, гласом вопиющего в пустыне, но с момента прихода на Иордан и крещения в его водах многочисленных и все прибывавших толп народа он стал гласом, обращенным к человеку.

Одним из главнейших пророчеств Иоанна, наряду с его словами о скором наступлении царства небесного, было провозглашение пришествия Мессии. Он при этом ссылался на многие пророчества в Ветхом завете – особенно на Исайю, но эти пророчества, взятые из Ветхого завета и хорошо известные в ту эпоху каждому жителю Иудеи, возможно и не доходили бы до сердца крестящихся в Иордане, если бы не исступленная вера самого Иоанна. В его патетической фигуре, с воздетыми к небу руками, в крайней экзальтированности речи, в громовости рыкающего голоса, оглашавшего и реку и берега, люди видели как бы возродившийся образ древнего пророка, так хорошо знакомого им по священным книгам Писания. Приходя в экстаз, они припадали к стопам Иоанна, спрашивая в тоске и надежде о пришествии Мессии. Этот вопрос стоном стоял над рекою: камо грядеши? Обстановка была настолько воспламененной, что Мессию действительно ожидали с часу на час, а иные поглядывали на дорогу, ведущую к Иордану, в надежде первыми увидеть предсказанного пылким Иоанном Крестителем Спасителя мира.

Однако к Иордану вместе с другими странниками пришли сначала вместо ожидаемого Мессии фарисеи и саддукеи.

Одна из самых огненных и обличающих тирад Иоанна относится именно к ним, тоже, как ни странно, пришедшим креститься.

Поскольку и фарисеи и саддукеи впоследствии будут не раз появляться в евангельских рассказах о Христе, то следует, наверно, пояснить, кем они были и почему так язвительно («порождения ехиднины») отнесся к ним Иоанн, а впоследствии столь же пылко и неустанно боролся с ними Иисус.

Фарисеи представляли собой довольно большую партию, которая проповедовала буквальное и жестокое исполнение всех предначертаний, изложенных в Библии, особенно в Моисеевом Пятикнижии, суровом Второзаконии со всеми его свирепыми регламентациями. Поскольку сами они, как было многими и давно замечено, вели образ жизни, весьма далекий от собственных проповедей, то постепенно само слово «фарисей» стало синонимом лицемерия. Иоанн прекрасно понимал, что фарисеи лишь на словах воспримут его проповедь, очень популярную среди бедного народа, но сами едва ли снимут рубашку, чтобы отдать ее своему ближнему. Что касается саддукеев, то они не так далеко ушли от фарисеев и отличались от них, пожалуй, лишь тем, что меньше занимались схоластикой и казуистикой, а были, скорее, прагматиками, людьми хозяйственной и экономической практики, людьми бездуховными.

«Увидев же Иоанн многих фарисеев и саддукеев, идущих к нему креститься, сказал им: порождения ехиднины! кто внушил вам бежать от будущего гнева?

Сотворите же достойный плод покаяния…

Я крещу вас в воде в покаяние, но Идущий за мною сильнее меня; я не достоин понести обувь Его; он будет крестить вас Духом Святым и огнем» (Матф. 3: 7, 8, 11).

Именно в этот-то момент среди других паломников и появился у Иордана Иисус, проделавший долгий путь от Назарета. Об этом более красочно и поэтично, чем Матфей и другие евангелисты, рассказал эмоциональный евангелист Иоанн – в четвертом евангелии:

«На другой день видит Иоанн идущего к нему Иисуса и говорит: вот Агнец Божий, Который берет на Себя грех мира» (Иоан. 1: 29).

ИИСУС В ПУСТЫНЕ.

После крещения Иисус, подобно Иоанну, удалился в пустыню. Таков, впрочем, был обычай, пришедший из древности: каждый, посвящавший себя Богу или пророческому служению, обязан был очиститься от скверны, возвысить свой дух молитвой и постом в полном уединении. Окружавшие израильскую и иудейскую земли пустыни были постоянным местом, где можно было подвергнуть свою плоть истязанию голодом и жаждой, а дух укрепить размышлениями о небе и Боге, оказавшись один на один под таинственным и вечным звездным пологом.

Он пробыл в пустыне, как того требовал обычай, сорок дней и сорок ночей.

Иисусу было в то время тридцать лет. Он считал себя сыном Бога и был готов претерпеть любые муки, чтобы в дальнейшем, по исходе из пустыни, исполнить свой долг Мессии.

В пустыню его напутствовал Иоанн Креститель, названный также впоследствии Предтечей, поскольку его учение как бы предваряло будущие проповеди Христа.

Позади остался родной дом, отец и мать, братья и сестры. Вряд ли он сказал им, уходя, куда и зачем отправляется. Ведь и впоследствии Христос станет проповедовать: «Оставь отца и мать свою… иди за мной». Его экзальтированную натуру пронизывало ощущение необычайности своего происхождения и своей божественной миссии. Впрочем, не так ли было и с некоторыми другими основоположниками великих религий, революционных учений или грандиозных исторических свершений?

Пребывание Иисуса Христа в пустыне толкуют по-разному, вернее, двояко. Одни считают, что евангелия рассказывают о борьбе его с искушениями сатаны, который прельщает отшельника, находящегося на краю гибельного изнеможения, красотами и прелестями земной жизни. Другие склонны видеть в рассказах евангелистов о муках голодной плоти, поддерживаемой исключительно духом, внутреннюю душевную борьбу. Если согласиться со второй точкой зрения (скрытая душевная борьба), то тогда почти весь евангельский рассказ об искушениях и муках Христа в пустыне можно воспринимать как его «внутренний монолог», переходящий временами в прямые обращения к Богу. Все обстоятельства пребывания его в пустыне – долгий голод, видения и болезненные галлюцинации, вызванные крайним истощением и столь же крайней экзальтированностью духа, – способствуют именно такому, чисто читательскому восприятию. Христос в пустыне изображается евангелистами по преимуществу как человек, почти обыкновенное земное существо, страдающее, как и любой другой, если бы он попал в сходные обстоятельства. Вот почему в повествовании об Иисусе эти страницы принципиально важны: ведь дальше, после пустыни, Христос все более и более выявляет свою божественную сущность, он становится человеком Богом, сыном Бога. Но у него – на протяжении всех евангелий – навсегда сохранились дорогие для всякого верующего и очень ценные для всех читающих евангелия обе сущности: земная и божественная.

Человеку, по самому духу христианского учения, свойственна именно двойственность: земное начало и – небесное, возвышенное, божественное. Обе стороны постоянно борются в нем, и все, в конце концов, зависит от того, что именно побеждает.

Чем искушает сатана страдающего Иисуса? Он говорит ему: если ты действительно сын божий, то преврати камни, валяющиеся возле тебя, в хлебы и тем самым укрепи свою плоть. Но Христос отвечает словами, ставшими затем известными всему миру:

«Не хлебом одним будет жить человек» (Матф. 4: 4).

Затем сатана неожиданно переносит его на портик высокого храма – по-видимому, в Иерусалиме, как представляется галлюцинирующему от голода Христу, – и говорит: «…если Ты Сын Божий, бросься вниз; ибо написано: Ангелам Своим заповедает о Тебе, и на руках понесут Тебя, да не преткнешься о камень ногою Твоею» (Матф. 4: 6).

И снова Иисус отвечает словами, известными с тех пор как одна из его заповедей: