Глава 9

Огромным усилием воли Ривас позволил себе всего только посмотреть на юнца, который продолжал беспокойно оглядываться по сторонам. Он попытался вспомнить, как выглядел тот старик, что ушел при его, Риваса, появлении. Боже мой, подумал он. Не слишком высокий, волосы седые – очень даже может быть, тот самый. И ведь он не позволил мне разглядеть его лицо, хотя мое, должно быть, видел. И парень предупреждал меня, чтобы я не охотился за оцыпляченными девицами!

Лучше исходить из того, что это тот самый, – и быстро делать ноги. Прямо сейчас.

Пока он как бы невзначай пятился от парапета, в поле его зрения снова попала та баржа в море, и ему показалось, что он видит свешивающиеся за борт тросы.

И тут что-то ударило его по голове с такой силой, что он всем весом опрокинулся на парапет, один конец которого сорвался с крепления. Вся чугунная конструкция развернулась подобно открывающейся наружу двери и со страшным скрежетом наклонилась вниз.

Цепляясь не столько руками, сколько ногами, Ривас почти вниз головой висел на том, что всего секунду назад было парапетом, а теперь превратилось в раскачивающуюся над бездной лестницу-стремянку. Он услышал вопли по меньшей мере еще двоих, падающих вниз, в море, в паре ярдов над его головой цеплялся за парапет третий, а за его брыкающимися ногами виднелось искаженное яростью лицо старого Леденца собственной персоной, возбужденно подпрыгивавшего на краю крыши и выжидавшего удобный момент для нового выстрела по Ривасу из рогатки, которую он, без сомнения, приобрел в память о дорогом покойном Найджеле.

Рогатка хлопнула, человек над Ривасом взвизгнул и задергался. Не дожидаясь нового выстрела, Ривас отцепился от чугунного переплета и полетел в море, пытаясь развернуться в воздухе так, чтобы врезаться в воду ногами вперед. На лету он услышал свист камня, пролетевшего совсем близко от его головы.

Вода показалась ему при столкновении крепче бетона. Удар вытряхнул из легких весь воздух, и он вяло замахал руками в облаке пузырьков. Бог его знает, как глубоко он погрузился. Он даже не знал, где верх, а где низ, до тех пор, пока взбаламученные пузырьки не успокоились немного и не потянулись в одном направлении. Тогда он замолотил руками и ногами, устремляясь вслед за ними.

Первое, что он сделал, вынырнув на поверхность и смахнув с глаз мокрые волосы, – это задрал голову, чтобы посмотреть вверх. Глаза его тут же расширились от ужаса, ибо оттуда летел, вращаясь на лету и увеличиваясь с каждым мгновением, Леденец. Казалось, он падает прямо на Риваса.

Собрав остаток сил, Ривас лихорадочно поплыл к берегу. Поднятый им плеск тут же заглушил увесистый шлепок – Леденец врезался в воду в паре футов за его спиной, и поднятая его падением волна накрыла Риваса с головой, снова выбив то немногое количество воздуха, которое он успел набрать в свои контуженные легкие.

Пробежав над ним, волна разбилась о массивные бетонные колонны, судя по всему, поддерживавшие все это вывешенное над водой здание. Между колоннами были натянуты старые сети и гамаки; с дюжину раскачивавшихся в них ребятишек смотрели на Риваса с неподдельным ужасом. Даже полуоглушенный Ривас обратил внимание на то, что все они были лысые, а подплыв ближе, заметил на их шеях характерные складки, а между пальцами ног – полупрозрачные перепонки. С громким плеском, гулко отдававшимся эхом в колоннах, он поплыл к ближайшей незанятой сети, врезался в нее и тут же развернулся лицом к продолжавшим разбегаться кругам воды. Левой рукой он выхватил нож и расслабился, позволяя сжавшимся от напряжения легким расправиться.

Смогу ли я убить его? Придется, подумал он. Вопрос только в том, способен ли я еще на такое.

До него дошло, что лицо его мокро не только от воды, и он, не выпуская ножа из здоровой руки, ощупал ею голову. На макушке обнаружилась длинная глубокая ссадина, словно он пытался расчесать волосы на прямой пробор, пользуясь для этого ножовкой. Он вздрогнул при мысли о том, что скорее всего не ощущал бы уже ничего, придись попадание на дюйм-другой ниже. Опуская руку, он заметил, что нож испачкался в крови. Ограничится ли все только этой кровью?

Наконец ему удалось сделать глубокий вдох. Что ж, хоть дышать ты можешь, подумал он. Вот только долго ли это продлится? С ясностью, которой он даже не ожидал от своего воображения, он увидел, как его рука делает выпад ножом, целясь старику в горло, ощутил, как лезвие вспарывает сопротивляющуюся плоть, увидел, как безжизненное тело опрокидывается обратно в воду и вокруг него расплывается темное пятно, увидел круглые глаза ребятишек...

Медленно-медленно, почти машинально он сунул нож обратно в ножны и опустил рукав.

Взгляд его оставался прикованным к тому месту, где вода продолжала кипеть всплывающими пузырьками. Он ощущал себя совершенно спокойным – и не только от усталости. Он вспомнил свое нападение на Найджела со спины пять дней назад и то встревоженное выражение, которое появилось у Найджела на лице за мгновение до того, как дубинка Риваса размозжила ему лоб.

Пузыри почти исчезли, и на их месте снова катились длинные, ленивые волны... и Ривас вдруг с облегчением понял, что старый Леденец больше не всплывет. Что ж, подумал он, это был прыжок так прыжок, а он все-таки старик... как знать, может, он и плавать-то не умел. Может, он просто хотел размозжить мне башку своим башмаком, прежде чем утонуть...

И все из-за Найджела. Тьфу.

Вдруг он вспомнил про баржу, которую видел несколько минут назад. Боже мой, подумал он, отцепляясь от сети, мне же надо увидеть, куда она причалит! Убедиться, правда ли Сойеров «храм в городе-побратиме» и есть Дворец Извращений. Он огляделся по сторонам, увидел в тени за колоннами лестницу и поплыл к ней.

На бетонных обломках у стены сидели несколько человек, а рядом покачивалась на волнах узкая лодка. Совершенно очевидно, они промышляли спасательными работами, и если бы сверху свалились еще несколько человек, они наверняка выгребли бы за ними. Однако, скользнув лишенными выражения взглядами по Ривасу, они явно решили, что он не стоит хлопот, так что, когда он начал подниматься по скользким каменным ступенькам, единственным препятствием ему была его собственная слабость. Остановиться и перевести дух он себе не дал.

Одолев три или четыре длинных лестничных марша, он увидел свет, пробивающийся в щели каменной кладки, и задержался, чтобы выглянуть в те, что, по его представлению, смотрели на море, но каждый раз вид в ту сторону загораживался какой-нибудь каменной или деревянной поверхностью.

Добравшись до первой же нормальной лестничной площадки, он выбежал на просторную бетонную террасу, на которой дюжина людей хлопотала у большого крана, вытянувшего металлическую стрелу над водой футов на тридцать. Ривас застыл, лихорадочно оглядываясь в попытках сориентироваться. Через пару секунд он увидел высоко наверху, чуть левее места, где он находился сейчас, свисающий чугунный парапет. За него больше никто не цеплялся. Он посмотрел на северо-запад, однако половину панорамы океана – ту половину, которая включала в себя баржу и Дворец Извращений, – закрывала от него махина соседнего склада. Какое-то мгновение он всерьез раздумывал, не залезть ли ему на конец стрелы крана, но рабочие как раз тянули из моря мокрый трос, так что стрела дергалась и раскачивалась.

Работяги удивленно косились на него, и он сообразил, что из раны на голове, должно быть, продолжает идти кровь.

– Эй, – прохрипел Ривас. – Как мне быстрее подняться туда, откуда свисает эта железяка?

Один из рабочих нахмурился.

– Несколько минут назад оттуда свалились трое-четверо.

– Знаю, – устало отмахнулся Ривас. – Одним из них был я. Так как мне вернуться туда?

Подумав немного, тот дал ему довольно подробные инструкции, включавшие в себя один «рисковый прыжок».

– Только они тебя снова сбросят, – закончил рабочий.

– Не удивлюсь, – согласился Ривас и поспешил дальше.

Пять минут спустя он уже одолевал лестницу, по которой смылся Леденец при его, Риваса, предыдущем появлении. Когда до крыши оставался какой-то фут, он задержался. Что лучше, размышлял он, осторожно выглянуть? Или вылезти сразу?

Полезу-ка я сразу наверх, решил он. Он поставил ногу на пару перекладин выше, потом взялся левой рукой за край крыши и резким броском перевалился через край. Он вскочил, как только восстановил равновесие на покатой крыше.

Старикан с рыжеватой бородой уставился на него в неподдельном изумлении.

– Эй, а второй бутылки ты не захватил?

Ривас мотнул головой и, с опаской оглядевшись по сторонам, шагнул к лишившемуся парапета западному обрезу крыши.

– Раз так, – скорбно вздохнул старик, – твои документы больше недействительны. Эй, сынок! Вот тот парень, за которым сиганул твой старый дружок!

Ривас оглянулся и похолодел при виде кудрявого юнца, стоявшего, смахивая слезы, у входа с уличной лестницы.

– Послушай, парень, – устало произнес Ривас. – Это же не моих рук дело. Не забывай, он сам стрелял в меня, а потом прыгнул.

– Он, – всхлипнул юнец, доставая из-за пояса длинный нож, – он как раз начал... забывать про... про Найджела. А ты ему напомнил... а теперь он мертв.

Ривас достал нож, перекинул его в левую руку и взмахнул им, удерживая мальчишку на некотором расстоянии. Тот все приближался. Ривас чертыхнулся и оглянулся на северо-восток.

Странная баржа стояла, как и ожидалось, у одного из растопыренных пятерней пирсов напротив Дворца Извращений.

Он поспешно повернулся назад и увидел, что, если у него и имелся шанс без боя попасть на лестницу, он его упустил. Молодой Леденцов приятель находился уже в нескольких шагах от него; теперь он стоял, ожидая, пока Ривас отойдет от края крыши.

Интересно, подумал Ривас, как справлялся бы с этим Ривас недельной давности? Опора для ног здесь неважная – возможно, он попытался бы ногой выбить нож у мальчишки из руки и почти одновременно нанести вслепую удар куда-нибудь между лбом и глоткой.

Вместо этого он улыбнулся, сунул нож обратно в ножны и шагнул с крыши.

На этот раз падение было контролируемым – он с самого начала старался сохранять вертикальное положение и держать ноги вместе. Набирая полную грудь воздуха и задерживая дыхание, он успел подумать: видит ли его сейчас тот рабочий у крана? Он ушел в воду и развел руки, тормозя погружение. Он был очень горд тем, как нырнул – почти без всплеска, – до тех пор, пока не вспомнил, что старина Леденец дрейфует где-то здесь, в темной воде. Может, тот сейчас прямо над ним, ухмыляется и протягивает к нему свои холодные руки... Ривас дернулся в сторону, сделал несколько лихорадочных гребков, потом сорвался и отчаянно замолотил руками и ногами, всплывая. На этот раз, всплыв и стряхнув с лица мокрые волосы, он напряженно вглядывался вниз. Немного поспешнее, чем можно было бы, он подплыл к колоннам и, оказавшись в тени, обратил внимание на странный трескучий звук.

Он задержался, задрал голову, оглянулся, и до него дошло, что дети-мутанты в гамаках хлопают в свои перепончатые ладошки в надежде, что он проделает это еще раз.

Когда Ривас вернулся по дорожке вдоль канала, Лиза стояла на маленьком причале перед своим домом. С него больше не капало, да и волосы уже подсохли и перестали топорщиться, но в башмаках при ходьбе продолжало хлюпать.

– Добрый день, Грег. Я так поняла, ночью ты падал в канал; что, сегодня повторил это еще раз?

– В море, – сказал он. – Дважды.

Он решил не пытаться попасть во Дворец Извращений со стороны моря – по крайней мере в первый заход, – но обследовать это место, войдя в него с парадного входа. Что будет дальше, он пока не знал. Заказать выпить? Если молва не врет, это заведение – такой же бар, как и любое другое. Попроситься на работу? Он вздрогнул.

– Что ты здесь делаешь? – спросил он.

– Мне показалось, я слышала в канале какое-то раненое животное. Я в третий раз выхожу посмотреть. – Она пожала плечами и двинулась к дому. – Ладно, ну его. – Она оглянулась на него и нахмурилась. – Судя по твоему виду, ты не нашел того, кого ищешь.

– Нет. – Вспомнив про ее ковры, он на крыльце стряхнул свои грязные башмаки и стянул носки.

Похоже, его внимательность удивила ее, но она промолчала.

– Ладно, – сказала она. – Пока ты кого-то там искал, тебя здесь тоже искали. Он оставил... – Она замолчала и вопросительно посмотрела на него.

Он застыл, так и держа в руках второй мокрый носок.

– Раненое животное, – произнес он. Она кивнула.

– В канале. Ты что-нибудь про него знаешь.

– Возможно. – Боже, подумал он, что же такого надо сделать, чтобы убить одну из этих тварей? И это ведь я привел ее сюда, – Тебе приходилось когда-нибудь слышать о... гм... хемогоблинах?

– Ага, – кивнула она. – Такие призраки-кровососы из южных холмов, да? Значит, это одного из таких я получила теперь к себе в канал?

Он выпрямился и беспомощно развел руками.

– Ну... я... если тебя интересует мое мнение – да. Я думал, я убил его сегодня ночью. Бог мой, я ведь оторвал ему голову! – Он сел на перила рядом с висевшими на них мокрыми носками и в отчаянии уставился в пол. – Прости меня, Лиза. Я не собирался приводить его сюда. Эта тварь преследовала меня несколько дней... какие гадости она мне говорила! Я думаю, когда я уйду отсюда, она последует за мной, но на всякий случай, если бы ты закрывала окна ставнями... хотя бы пару дней... Я бы...

Он осекся, потому что посмотрел наконец на нее и увидел в ее глазах странную смесь сочувствия и жалости, и это потрясло его. До него вдруг дошло, что он говорил только что, и вдруг, на мгновение рассердившись на себя, он рассмеялся – а еще через пару секунд хохотал так, что едва мог удержаться на перилах, он опустился на дощатый настил крыльца и сидел там, охая и раскачиваясь из стороны в сторону, а слезы стекали ему в бороду, и Лиза, прислонившись к перилам напротив, прикусила губу, чтобы тоже не рассмеяться; впрочем, надолго ее стараний не хватило, и скоро она хохотала так же громко, как он.

Когда смех унялся немного, Лиза оттолкнулась от перил, отбросила со лба прядь волос и вздохнула.

– Ставни, – повторила она. – И еще фыркалку от насекомых. Фыркалка нужна?

Ривас щелкнул пальцами.

– И как это я раньше об этом не подумал? Посадим эту тварь на цепочку и продадим кому-нибудь как цепную собаку.

Она хихикнула.

– А порода? Как там, чистокровная овчарка? Боюсь, не пройдет. Но шуточка ничего. – Улыбка ее померкла. – В старые времена тебе бы и в голову не пришло, что может быть смешно, когда тебя считают психом.

– Да и сегодня с утра не пришло бы.

– Но ты ведь не псих, нет?

– Боюсь, что нет.

– Ты правда оторвал голову вампиру сегодня ночью? Он кивнул.

– С трудом – с такой рукой-то.

– Ну и дела. – Она отворила дверь. – Ставни в кладовке. Пожалуй, повешу. Да, я ведь начала говорить: приходил один парень, искал тебя и оставил записку.

– Только не Джек Картошка Фри, – застонал Ривас, поднимаясь на ноги. – Среднего возраста, худощавый, улыбка сальная?

– Нет, – отозвалась Лиза уже из дома. – Куда я их засунула... а, вот они. – Следом за ней он прошел на кухню, и она протянула ему конверт. – У этого парня была борода, и на вид ему было не больше двадцати пяти лет.

Устало тряхнув головой, Ривас вскрыл конверт и вынул сложенную вдвое открытку.

– Славная бумажка, а? – заметил он.

На лицевой стороне было красивыми буквами написано: «Мистеру Грегорио Ривасу». Он развернул открытку. «Вы приглашаетесь, – значилось тем же почерком, – на ужин, имеющий состояться в восемь часов в Венецианской резиденции Вашего бывшего духовного отца... если Вам известно, где она находится, в чем лично я совершенно не сомневаюсь». Открытка была подписана другим, корявым почерком: «СЕВА».

Лиза заглядывала ему через плечо.

– Этот Сева случайно не тот, кого ты ищешь, а, Грег?

– А? – откликнулся Ривас, ругавший себя последними словами за то, что позволил себя опознать вчера вечером. – Нет. Но он знает, где она. – Сердце его колотилось как бешеное, во рту пересохло. Рука начала дрожать, и он положил приглашение на стол.

– Что случилось, Грег? – Он не ответил, поэтому Лиза отвернулась к шкафчику со спиртным. – Такты примешь приглашение? – как бы невзначай спросила она.

Не осознавая, что делает, Ривас взял у нее стакан виски и сделал большой глоток.

– Ох, – тихо вздохнул он. Лицо его было бледно. – Может, и приму, – ответил он, сам удивляясь своему ответу. – Храни меня Господи, может, другого пути просто нет...

Она неуверенно переводила взгляд с приглашения на Риваса и обратно.

– А где это место?

Он сделал не слишком удачную попытку улыбнуться.

– Обещаешь мне ничего не предпринимать по этому поводу?

– Ну... ладно. Он вздохнул.

– Дворец Извращений.

Лиза села и сделала большой глоток прямо из горлышка.

Значительная часть составлявшего его вещества сгинула в канале – это отбросило его на несколько дней назад. Оно ожидало от Риваса сопротивления, но уж никак не ожидало предательства, ибо тот сделал два шага навстречу ему, явно намереваясь сотрудничать, а потом вдруг попятился и бросил эту дурацкую фразу насчет рыбы... и уж никак не ожидало внезапного, бессмысленного насилия.

Оно снова всплыло на поверхность и увидело, что солнце уже село. Оно обратило свои мутно-молочные глаза в сторону дома и оскалилось в недоброй ухмылке. Он вернулся! Должно быть, он вернулся, пока оно приходило в себя на дне канала. С усилием значительно меньшим, чем потребовалось ему вчера, существо выбросило свое тело в воздух, с досадой оглянувшись на канал. Столько с таким трудом накопленной крови пропало впустую, пролившись в воду! И столько его самого – столько разума, призналось оно самому себе, – вместе с ним! Что ж, пообещало оно себе, я настигну его, и на этот раз это будет не соблазнение. Это будет изнасилование.

Вдруг существо застыло в воздухе, по-рыбьи извиваясь, чтобы не двигаться с места. Вон он! Ривас выходил из дома! Существо растопырило конечности, ловя ветер, и полетело за ним.

Ты еще можешь вернуться, успокаивал себя Ривас, шагая от Лизиного дома. Уж теперь-то ты еще вернее, чем когда-либо, заработал эти пять тысяч полтин Бёрроуза. Ты забрался вон куда, это едва тебя не угробило, а теперь даже врагу известно, кто ты и где ты!

Однако ведь и я знаю, кто он и где он. Боюсь, зайдя так далеко, я просто не могу идти на попятную. Мне кажется, теперь это даже не ради Ури. Ради меня самого. Слишком много с таким трудом завоеванных вещей потеряют смысл, если я не дочитаю последней страницы. Слишком много людей, включая значительную часть Грегорио Риваса, получится, погибли зря.

Он понимал, что, не будь он настолько опустошен событиями последней недели, ему бы и в голову не пришло поступать так, как сейчас, но понимание это не замедлило его шага. Возможно, подумал он, камень катится вниз по склону только потому, что сам выбирает это...

Он переложил нож в самодельный карман в воротнике рубахи. Возможно, при поверхностном обыске его и не найдут, и если уж дойдет до этого, один удар по груди перережет ему сонную артерию.

На небосклоне еще виднелись оранжевые полосы заката, но в окружающих его темных строениях уже начали загораться желтые точки, и он улыбнулся всему этому пестрому, вульгарному, крикливому городу. Не уверен, что я слишком любил это место, когда жил здесь, подумал он. Мои взгляды всегда отличались некоторой узостью.

Где-то в темноте на балконе второго этажа скрипнул стул, и в вечерней тишине послышался звон бутылочного горлышка о край стакана, потом негромкое бульканье.

– Привет, чувак, – услышал он оклик сверху.

– Добрый вечер, – вежливо отозвался Ривас, помахав в ответ.

На Инглвуд-стрит он свернул на север и, поскольку плохо представлял себе, чем могут кормить на ужине у Сойера, на всякий случай заглянул в фургон торговца куши. Две порции горячей говядины-терияки с зеленым луком и стаканом пива обошлись ему всего в три мерзавчика, но вкусно было – пальчики оближешь, так что дальше путь на север Ривас продолжал с приятной тяжестью в желудке.

Он миновал пару освещенных факелами мостов и порадовался тому, что вовремя вспомнил про пищу, ибо в ресторанах и кафе этой части города есть бы остерегся. То, что варилось, изрядно сдобренное перцем, в здешних котлах, часто не имело никакого отношения ни к мясу, ни к дичи, ни к рыбе, а если и имело, похоже, повара использовали какой-то неизвестный вид животных. Ривас всегда следовал совету не обедать в тех заведениях, у двери, на кухню которых не ошиваются бродячие собаки; правда, он так и не понял, означало ли это предупреждение то, что запахи тамошней стряпни отпугивают даже собак или что все собаки давно уже переловлены и скормлены клиентам. Так или иначе, собак у этих заведений он не видел.

Женщины и мужчины, одетые как женщины, зазывающе улыбались ему из открытых дверей, подростки с ножами предлагали побрить за пару мерзавчиков, а несколько дряхлых, пристрастившихся к Крови уродов, совершенно очевидно, не снимавших одежды несколько последних месяцев, шамкая, просили у него немного мелочи. Ривасу удалось, по возможности не нагрубив никому, отделаться от них всех.

Здания в этих кварталах были высокие и стояли близко друг к другу, разделенные только узкими переулками, и Ривас знал, что солнечный свет сюда почти не проникает. Мостовая под ногами сделалась неровной – то ли брусчатка, то ли раскрошившийся асфальт, – а вечная грязь между камнями слегка светилась, так что казалось, будто он шагает по призрачной паутине. Время от времени стены сотрясались словно от подземного барабанного боя, а один раз ему показалось, будто он слышит нестройный хор голосов, и ни на минуту не смолкало жужжание огромных мух, гнездившихся под крышами.

Теперь Ривас достал нож и то и дело постукивал лезвием по стенам, вдоль которых шел, чтобы обитатели этих домов слышали, что он вооружен. Однако, свернув на запад у Арбо-Вита и оказавшись в лабиринте переулков, лестниц и мостков, он перестал делать это, поскольку само собой разумелось, что всякий, попавший сюда, либо вооружен, либо болен настолько, что представляет собой еще большую опасность.

Мостовая сделалась еще грязнее, а когда одна из ног завязла в грязи по лодыжку, он понял, что мостовая кончилась совсем, хотя дома продолжали тесниться с обеих сторон улицы. На редких перекрестках он останавливался и заглядывал в обе стороны, но те редкие огни, что ему удавалось разглядеть, находились совсем далеко. Он и не заметил, как миновал точку, за которой частью городского пейзажа были людские разговоры. Теперь все, что он слышал изредка, – это вскрики, визг, ругательства и безумный смех, и еще он так и не понял, идет ли за ним по пятам кто-то, то и дело останавливающийся проблеваться, или просто в этот вечер множество венецианцев страдали расстройством пищеварения.