Дом Кросса стоял напротив, через улицу, во всей своей скромной красе.
      Плохой Мальчишка зачарованно любовался бликами света, играющими на стеклах окон. Он всматривался то в одно, то в другое окошко. Пару раз по первому этажу прошаркала чернокожая старуха — бабуся Кросса, без сомнения.
      Он знал, что ее зовут бабуля Пана, что Алекс так называл ее с детства. За последние несколько недель он выяснил о семействе Кросса все, что можно. И вот созрел недурной план: изящная маленькая фантазия.
      Мальчишке нравилось бояться — вот как сейчас. Он боялся сам себя, людей в этом доме… Он наслаждался этим чувством, которое мог контролировать, вызывать или подавлять усилием воли. Наконец он покинул свое убежище и заставил себя подобраться ближе к дому Кросса. Чтобы самому стать Страхом…
      Когда его страх был с ним, все чувства обострялись. Он умел сосредоточиться и сфокусировать эти ощущения на длительное время. Когда он перешел Пятую улицу, сознание очистилось от всего, не имевшего отношения к этому дому и его обитателям.
      Мальчишка скрылся в заросшем палисаднике у фасада. Сердце колотилось, дыхание участилось и стало поверхностным. Тогда он вдохнул глубоко и медленно выдохнул через рот. Останови мгновение, наслаждайся, думалось ему.
      Он развернулся спиной к дому, чтобы ощутить исходящее от стен тепло, и принялся сквозь просветы растительности наблюдать за происходившим на улице. В Саут-Исте всегда сумрачно, потому что уличные фонари никогда не светят.
      Он был чрезвычайно осторожен: обозревал улицу минут десять, но все было спокойно. Никто не видел его. На сей раз никто не следил за ним.
      Нанести последний штрих — и он направит свои усилия на лучшее и большее.
      То ли он так подумал, то ли сказал вслух — он не всегда отличал одно от другого. Множество вещей происходило одновременно: мысли, слова, действия, фантазии.
      Каждая деталь по поводу предстоящей ночи была уже сотни раз продумана. Когда они все наконец заснут, где-то между двумя и тремя часами утра, он захватит детей — Деймона и Джанель. Он усыпит их наркотиком прямо там, в спаленке на втором этаже. А доктор-детектив Алекс Кросс все это время сладко проспит. Ему придется проспать. Ведь знаменитый доктор Кросс нуждается в своей дозе страданий. Он станет частью нового расследования. Именно так все и произойдет. Это — наилучший из его планов, и он победит.
      Кроссу понадобятся дополнительные мотивы, и он их найдет. Сначала Мальчишка убьет старуху бабушку. Затем направится в спальню детей. И никто никогда ничего не раскроет. Дети Кросса не будут найдены. Никто не потребует выкупа за них. И вот тогда он приступит к другим деяниям.
      Он позабудет детектива Кросса. Но Алекс Кросс никогда, никогда не забудет его и своих исчезнувших малышей.
      И Гэри Сонеджи-Мерфи повернулся к дому.

      — Алекс, в доме кто-то есть! Кто-то пробрался в дом, Алекс! — шептала мне на ухо бабуля Нана.
      Прежде чем она проговорила, я выпрыгнул из кровати. Годы, проведенные на улицах Вашингтона, научили меня двигаться быстро и бесшумно. Действительно, я услышал мягкий хлопок. Да, наша старинная отопительная система шумит по-другому. В доме определенно кто-то был.
      — Оставайся здесь, Нана. Не выходи, пока я не позову, — шепнул я бабуле. — Я тебе крикну, как только наведу порядок.
      — Алекс, я звоню в полицию!
      — Оставайся здесь. Я сам полиция. Сиди тут.
      — Алекс, дети!
      — Сейчас приведу. Сиди здесь. Я их принесу сюда. Пожалуйста, один раз послушайся меня, слышишь? Слушайся меня!
      В темном холле второго этажа было пусто. Я, по крайней мере, никого не видел. С бьющимся сердцем я вошел в детскую, стараясь уловить хоть какие-нибудь звуки. Но было тихо. Слишком тихо. Я вспомнил о жутких изнасилованиях… И чудовище здесь, в моем доме… Я выбросил эти мысли из головы.
      Нужно сосредоточиться на нем. Я точно знал, кто это. Я был настороже все время после того, как мы с Сэмпсоном вернули Мэгги Роуз. Наконец я немножко утратил бдительность. И вот он здесь.
      Я поспешил в детскую. Взбежал по ступенькам и открыл скрипучую дверь. Деймон и Джанель мирно спали в своих кроватках. Сейчас я их быстренько разбужу и отведу к бабуле Нана. Из-за детей я не держал оружия наверху. Мой револьвер внизу, в кабинете.
      Я щелкнул выключателем возле кровати. Ничего! Света нет. Я помнил детали убийства Сандерсов и Тернера. Сонеджи обожал тьму. Темнота — его визитная карточка, его автограф. Он всегда первым делом отключал электричество. Да, это он. Нелюдь.
      Внезапно мне был нанесен ужасающей силы удар. Что-то налетело на меня, словно грузовик. Это он, Сонеджи. Он прыгнул откуда-то из тьмы. Я чуть не отключился с первого же удара.
      Он был поразительно силен. Всю свою жизнь он тренировал мускулы, с того самого момента, когда впервые был заперт в подвале отцовского дома. Тридцать лет он вынашивал планы, как рассчитаться со всем миром. Тридцать лет он ткал свою паутину. Он строил планы, как добиться славы, которой он, по его мнению, заслуживал.
      Я ХОЧУ БЫТЬ КЕМ-НИБУДЬ!
      Вдруг он бросился на меня, и мы с грохотом повалились на пол. У меня перехватило дыхание. Я крепко стукнулся головой о край детского письменного стола, в ушах зазвенело, перед глазами заплясали во тьме бесчисленные мелкие искорки.
      — Доктор Кросс! Да вы ли это? Вы позабыли, что это мое шоу?
      Я с трудом различал физиономию Гэри Сонеджи, выкрикивавшего мое имя. Он просто оглушал меня своим воплем на высокой ноте:
      — Не сметь трогать меня! Не сметь! Дошло или нет, доктор? Ты понял! Я, я герой! А не ты!
      С его ладоней стекала кровь, кругом все покраснело от крови. Только теперь я это заметил. Кого он успел ранить? Что натворил в нашем доме?
      В темноте я едва различал очертания предметов в детской. Вот он одной рукой заносит надо мной нож, вереща:
      — Я, я звезда! Я — Сонеджи! Мерфи! Кем бы я ни пожелал стать!
      Теперь я понял, чьей кровью он перемазался: моей. Он успел ранить меня, когда ударил в первый раз. Он снова занес нож, рыча по-звериному. Дети проснулись, Деймон в ужасе закричал «Папа!!!», а Джанель зарыдала.
      — Дети, бегом отсюда! — крикнул я, но они от испуга не могли даже вылезти из постелей.
      Сонеджи сделал обманный маневр ножом, и вновь заструилась кровь. Я непроизвольно дернулся, и нож рассек мне плечо. На этот раз я ощутил боль и понял, что случилось. Тогда я громко заорал на Сонеджи. Дети тоже вопили. Мне захотелось прямо сейчас, на месте, убить его. Я впал в ярость, и во мне не осталось ничего, кроме ненависти к этому монстру, пришедшему в мой дом.
      Сонеджи-Мерфи снова занес свой нож. Смертоносное лезвие было таким тонким и острым, что именно поэтому я в первый раз не почувствовал боли.
      Но тут раздался яростный крик, заставивший Сонеджи застыть на долю секунды. Он крутанулся с глухим рычанием. Крик издавала фигурка у дверей — это бабуля Нана пришла отвлечь его.
      — Это наш дом! — гневно кричала она. — Вон из нашего дома!
      Меж тем я приметил металлический отблеск на письменном столе. Протянув руку, я схватил ножницы, которыми Джанель вырезала бумажных кукол. Большие ножницы бабули Нана.
      Сонеджи-Мерфи снова подступал ко мне с ножом. Тот ли это нож, которым он предпочитал пользоваться всегда? Которым он убил Вивиан Ким?
      Я бросился на него с ножницами, которые тут же вонзились в мягкую плоть. Я рассек ему щеку. Вопль эхом отозвался в комнате:
      — Ублюдок!
      — Напомни-ка мне, кто из вас ранен? Сонеджи или Мерфи? — подразнил я монстра.
      Он что-то проорал, я не разобрал смысла, и снова прыгнул на меня. Ножницы вонзились ему куда-то в шею. Он отскочил, протянув руку, чтобы вырвать их у меня.
      — Давай, давай, скотина! — выкрикнул я. Вдруг он зашатался и внезапно выбежал из детской. Он не пытался напасть на бабулю Нана.
      Может, он серьезно ранен? Он закрыл обеими руками лицо, дикий вопль звучал на высокой звенящей ноте… Или он впал в какое-то другое состояние? Может быть, заплутал в своих фантазиях?
      Я стоял, опустившись на одно колено. Последний крик отдавался в голове глухими ударами. Наконец удалось подняться. Все кругом было заляпано кровью: рубашка, штаны, голые ноги. Моей и его кровью.
      Выброс адреналина позволил мне справиться. Натянув что-то на себя, я пустился вдогонку за Сонеджи. На сей раз он не сбежит — я этого не допущу.

      Заскочив в кабинет, я схватил револьвер. Ясно, что у него имеется план на случай побега и каждый шаг сотни раз обдуман. Он ведь жилец своих фантазий, а не реального мира. Я полагал, что он уже покинул наш дом, ретировался, чтобы снова дать бой. Похоже, я уже рассуждаю как он. Вот ужас!
      Входная дверь осталась широко распахнутой. Я бежал по следу. На ковре внизу была тоненькая дорожка крови. Он специально оставил мне след?
      Куда мог направиться Гэри Сонеджи-Мерфи, потерпев поражение в нашем доме? У него всегда имелся запасной план. Где его убежище? Можно ли его вычислить? Кровь, текущая из ран на боку и на левом плече, мешала четкости моей мысли.
      Пошатываясь, я вышел в темень и прохладу раннего утра. Улица безмолвна, как и всегда в этот час — а было четыре утра. Одна лишь мысль мучила меня: как узнать, где он скрывается? Ожидает ли он погони? Может, где-то затаился и поджидает меня? Может, Сонеджи-Мерфи где-нибудь буквально в двух прыжках? Как всегда, опережает на два шага? Но я просто обязан обогнать его один-единственный раз — сегодня.
      Станция метро находилась в одном квартале от нашего дома на Пятой улице. Туннель был пока недостроен, но соседские ребятишки частенько спускались туда, чтобы пробежать под землей четыре квартала до Капитолия. Вот именно — метро!
      Я побежал туда, точнее, заковылял, не обращая внимания на боль. Он был в моем доме! Он охотился за моими детьми!
      Я спустился в туннель, держа наготове револьвер, который извлек из кобуры, надетой прямо поверх пижамной рубахи. Каждый шаг отзывался резкой болью в боку. Изнывая от боли, я бесшумно двигался по черному туннелю, припадая к земле. Быть может, он следит за мной, зная, что я поплетусь сюда? Невзирая на возможную ловушку, я продвигался вперед. Здесь полно мест, где легко укрыться.
      Весь путь я прошел до конца, нигде не обнаружив и следа крови. Сонеджи-Мерфи в туннеле не было. Он скрылся в другом направлении — он вновь ускользнул. Адреналин в крови снижался, и я заметно слабел, с трудом преодолевая каменные ступени на выходе из туннеля. Ночная публика входила и выходила из работающих круглосуточно писчебумажного магазинчика и ресторанчика в метро. Я представлял собой жалкое зрелище: окровавленный, еле держащийся на ногах субъект. Но никто — ни один человек — не остановился. В столице нашей родины по ночам и не такое увидишь.
      В конце концов, я доковылял до водителя грузовика, который перед магазинчиком сгружал пачки «Вашингтон пост», и объявил, что я — офицер полиции. Голова слегка кружилась от потери крови.
      — Я ничего плохого не сделал, — отозвался он, не поворачивая головы.
      — Ты не стрелял в меня, гад?
      — Нет, сэр. Что у вас, крыша едет? Вы и взаправду коп?
      В конце концов ему пришлось отвезти меня домой на своем грузовичке. Всю поездку он клялся, что привлечет меня к ответственности.
      — Мэра Монро привлеки, — посоветовал я. — Привлеки эту грязную задницу.
      — Так вы коп? Да никакой вы не коп, — не хотел он верить.
      — Я самый настоящий коп!
      Около моего дома уже столпились полицейские машины и машины «Скорой помощи». Подобный кошмар я видел в своих самых страшных снах: до этого ни один полицейский и ни один медик не переступали порога моего дома.
      Не обошлось без Сэмпсона, который вырядился в черную кожаную куртку поверх старого свитера и кепку. Он посмотрел на меня как на сумасшедшего. За его спиной мигали красные и синие огни санитарной машины.
      — Как дела? Что-то выглядишь неважно. У тебя все в порядке?
      — Дважды полоснули охотничьим ножом. По сравнению с тем, когда нас подстрелили в Гарфилде, не так уж плохо.
      — Угу. А с виду хуже. Может, приляжешь на лужайке? Давай-ка, ложись, Алекс.
      Но я лишь мотнул головой и пошел прочь. Надо наконец закончить дело. Когда-то оно должно быть закончено. Санитары попытались уложить меня на лужайку — на нашу крошечную лужайку или на носилки. Но я не дался: у меня появилась одна идея. Он оставил входную дверь широко распахнутой. Оставил открытой. Почему?
      — Через минуту поступлю в ваше распоряжение, — сообщил я санитарам, проходя мимо. — Зарезервируйте носилки.
      Они что-то закричали, но я прорвался к своей цели. Молча и целеустремленно я прошел через гостиную в кухню, отворил дверь, ведущую в подвал, и поспешил вниз. Но там было пусто. Никакого движения, ничего необычного. Подвал был моей последней надеждой. Я прошествовал мимо огромной корзины для грязного белья в самый дальний от ступеней угол подвала. Но и там не оказалось Гэри Сонеджи-Мерфи.
      Ко мне вниз по ступенькам скатился Сэмпсон:
      — Здесь его нет! Но его засекли в деловой части города! В районе Дюпон-Секл.
      — Еще один спектакль хочет устроить, ах, сукин сын, Сын Линдберга! — забормотал я.
      Сэмпсон даже не предпринял попытки уговорить меня остаться — он видел, что это невозможно. Мы помчались к автомобилю. Я считал, что со мной порядок — если б это было не так, я бы давно свалился. Один юный панк, живший по соседству, заметив кровь на моей рубашке, прокомментировал:
      — Подыхаешь, Кросс? Это хорошо.
      Такой панегирик в мою честь.
      Через десять минут мы уже были в Дюпон-Секл. Повсюду припаркованы полицейские машины с красно-синими мигалками, вспыхивающими в пасмурном свете раннего утра. Для конов продолжалась трудовая ночь: кому нужно, чтобы вооруженный сумасшедший разгуливал по деловой части Вашингтона днем?
      Еще один спектакль. Хочу быть кем-нибудь.
      Ровно ничего не произошло в течение следующего часа — за исключением разве что взошедшего солнца. Появились первые пешеходы, движение становилось все более интенсивным. Утренняя жизнь Вашингтона шла своим чередом. Первые прохожие проявляли любознательность, расспрашивая полицейских. Им отвечали: «Проходите, не останавливайтесь. Здесь не на что смотреть».
      Врач из «Скорой помощи» обработал мои раны. Опасности не было, просто я потерял много крови. Он требовал, чтобы я немедленно отправился в больницу, но это вполне могло подождать.
      Новый спектакль! Дюпон-Секл! Деловая часть Вашингтона, округ Колумбия! Гэри Сонеджи-Мерфи любит выступать в столице!
      Я попросил доктора «Скорой помощи» отвалить, что он и сделал. Он успел обманом ввести мне снотворное, но я застукал его.
      Сэмпсон стоял рядом, посасывая сигарету.
      — А ты сейчас грохнешься в обморок, — прокомментировал он. — Представляешь — сердечный приступ у африканского слона.
      — Никакой не сердечный приступ, — возразил я сквозь гудение в голове, — просто африканского слона пару раз пырнули ножичком. К тому же речь не о слоне, а об африканской антилопе. Грациозной, сильной, выносливой.
      И я направился к машине Сэмпсона.
      — Что, Алекс, есть идея? — крикнул он на ходу.
      — Угу. Поехали, хватит тут стоять. Он дожидается часа пик.
      — Ты уверен, Алекс?
      — Уверен.
      До восьми мы кружили по деловой части Вашингтона. Я был близок к полной безнадеге. Я засыпал в машине, со лба градом катил пот. Африканская антилопа на грани обморока. Я пытался рассуждать как Гэри Сонеджи-Мерфи. Здесь ли он или уже удрал из Вашингтона?
      Без двух минут восемь по радио пришло сообщение: «Подозреваемый замечен на Пенсильвания-авеню близ Парк-Лафайетт. У него автомат. Он движется в направлении Белого дома. Всем машинам срочно на выезд!»
      Итак — новое представление. Все же мне удалось немного просчитать его действия. Они обнаружили его меньше чем в двух кварталах от Пенсильвания-авеню. В двух кварталах от Белого дома.
      ХОЧУ БЫТЬ КЕМ-НИБУДЬ!
 
      Его зажали между обувной мастерской и бурым зданием, где располагались юридические конторы. Он использовал как прикрытие стоящий там «джип». Еще одна проблема: у него заложники — двое ребятишек лет одиннадцати — двенадцати. Возраст Гэри, когда мачеха запирала его в подвале. Снова мальчик и девочка. Они, ничего не подозревая, шли утром в школу. Напоминание о Майкле Голдберге и Мэгги Роуз.
      — Начальник сыскного отдела Кросс, — представлялся я, проходя через полицейские кордоны, расставленные на протяжении всей Пенсильвания-авеню.
      Отсюда ясно просматривается Белый дом. Интересно, президент тоже наблюдает за происходящим по телевизору?