Молочный вамп В назначенный день за мной заехала машина от Егора Сергеевича, музей находился за пределами города. И откуда берутся просторы? – думала я, сидя на заднем сиденье машины, глядя на пейзаж за окном, на бесконечное мелькание зеленой массы деревьев, или полян, даже полей, покрытых зеленой растительностью.
      Я посмотрела на шофера и вздрогнула, он мне показался странным, я невольно застегнула на груди молнию от легкой белой курточки, и отвернулась к окну, с мыслью, что уж очень долго едем к музею.
      За окном замелькали дома дачного поселка, заборы один выше другого, на укрепленных стенах стояли камеры наблюдения, металлические ворота катались по рельсам, охраны не было видно, но она подразумевалась. У одной такой современной крепости остановилась машина.
      Дверь машины бесшумно открылась, открылась и дверь в ограждении современного замка, впуская меня на территорию особняка Егора Сергеевича. Людей не было видно.
      Ничего себе открытие музея, – подумала я, – людей нет, здание более чем современное. Я посмотрела на внушительный дом с башенками, такой мини дворец.
      Идти в дом я не решилась, села на скамейку рядом с небольшим фонтаном, из пасти льва, покрытого позолотой, струилась вода.
      Как в сказке 'аленький цветочек', – промелькнула в моей голове, – все есть, людей невидно, неслышно. Я посмотрела на ворота, они были закрыты. Машина, в которой я приехала, не въезжала на территорию особняка. Солнце припекало. Я сняла с себя белую курточку, положила ее на белую сумку с большой брошкой вместо замка, сумку поставила на скамейку, откинулась на спинку скамейки, прикрыла глаза и задремала под легкий шум воды фонтана.
      Егор Сергеевич посмотрел сквозь легкие шторы на спящую Маргариту, грудь кормящей женщины, белая, пышная выглядывала из маленького белого топика. Русые волосы крупными волнами лежали на ее плечах. На ногах бело – золотые туфли заканчивались шнурками почти у колен, где начинались светлые бриджи. У него появилась простая, мужская мысль, взять ее на руки, отнести в спальню, вместо открытия музея. Он надел белые брюки, светлые без пяток босоножки, снял с себя майку, и в таком виде спустился к ней.
      Я крепко спала. Егор Сергеевич взял меня на руки, и понес естественно в спальную комнату. Он положил меня не белое, шелковое покрывало. Кондиционер поддерживал в комнате прохладную атмосферу, я сквозь сон почувствовала прохладу, мне захотелось укрыться.
      Он посмотрел на божественную, нежную грудь, кормящей матери и прикрыл ее огромным, белым полотенцем. Потом он подошел к кальяну, и слабое средство, затуманивающее мозг, постепенно заполнило комнату. Легкие грезы окутали мозг, уставшей молодой матери.
      Два бокала легкого вина, виноградная лоза на золотом блюде, стояли перед моими глазами, на бело – золотом столе, с прозрачной, стеклянной столешницей. Я невольно потянулась к бокалу, жажда во сне меня стала мучить, от непонятного привкуса на губах. Залпом, выпив бокал, я взяла одну виноградинку, и только тут заметила внимательный взгляд хозяина.
      Егор Сергеевич нажал на пульт, темные шторы на окнах опустились, легкий полумрак окутал Маргариту. Молния на топике оказалась в руках мужчины в белых брюках. Его красивое лицо, приблизилось к ее лицу, молния медленно расстегнулась на груди, в его руках. Грудь двумя волнующими окружностями выступала над двумя белыми чашечками, он расстегнул застежку, расположенную спереди, для удобства кормления грудью. Егор Сергеевич двумя руками держал в руке грудь Маргариты, пристально смотрел в ее глаза и медленно подносил сосок к своим губам. На соске выступило грудное молоко, он слизнул капли молока языком, потом охватил сосок губами, продолжая смотреть ей в лицо, и стал сосать молоко из ее груди.
      Вторая грудь наполнилась молоком, я словно окаменела, из груди непроизвольно стало капать молоко на руку Егора Сергеевича. Он размял руками затвердевшую от молока грудь, молоко капало на его руки, на белое шелковое покрывало. Я молчала, онемев от изумления, приятная нега окутывала все тело, груди освобождались от молока, они становились мягче. Его руки, в сладком, грудном молоке, расстегнули последнюю молнию на моих брюках, липкие пальцы медленно и нежно, сняли с меня обувь, брюки, стянули последнюю, белую одежку…
      Я лежала на белом, шелковом покрывале, в русом облаке своих волос. Он снял с себя белые брюки. Его мускулистая фигура приятно радовала глаза, а я и не возмущалась, а просто вся подалась навстречу этому необыкновенно приятному человеку.
      Мы обвились друг подле друга, как будто всегда были вместе. Бес слов, без единого звука мы изучали друг друга нежными ладошками, пальцами. Его губы раскрылись так широко, что обхватили мои губы, его язык вошел в мой рот, белые зубы от языка не волновались, но кожные покровы рта приветствовали его язык, божественной истомой. Он покорил меня всю, без остатка, равномерные движения тел без скрипа великолепной постели, были апогеем приятного знакомства.
      Проснувшись, я не увидела в комнате Егора Сергеевича, на себе я заметила простынь, рядом с кроватью стоял столик с едой. На краю постели лежал голубой, шелковый халат. Я надела халат, поискала глазами дверь в ванную комнату. Все удобства отливали голубым кафелем. Я умылась, привела себя в порядок и вышла в комнату, в ней по-прежнему никого не было. Я подошла к окну, между воротами и фонтаном стояла детская коляска, в ней спал мой ребенок, но людей во дворе не было.
      Я вышла из комнаты и потеряла ориентир, я не знала, как спуститься вниз, двери, зеркала располагались кругами, или мне так показалось, я прошла в одну сторону, дошла до конца здания, не найдя лестницы, я повернула назад, прошла до конца коридора, лестницы не было.
      По виду из окна я определила, что нахожусь не ниже второго этажа, мало того, я забыла из какой двери вышла. В отчаянье я села в кресло в холле, потом подошла к окну, перед окном находилось озеро, оно было совсем маленькое, но по нему плавали два белых лебедя.
      От злости я толкнула створку окна, та раскрылась, и я оказалась на полукруглом балконе. С балкона свисала лестница из веревок и круглых палок, я уверенно перешла с балкона на веревочную лестницу и стала спускаться вниз. На земле я попала прямо в руки Егора Сергеевича, своим голым телом, под шелковым халатом.
      Он нежно прижал меня к себе на одно мгновение, и поставил на землю.
      Голые подошвы ног коснулись мягкой травы зеленого газона. Я непроизвольно поцеловала в губы Егора Сергеевича, а сама в это время заметила арку, по моему мнению, сквозь эту арку я могла попасть к коляске с ребенком, на другую сторону дома. Он поднял меня на руки и понес к арке, от арки я увидела коляску.
      Я вырвалась из рук Егора Сергеевича и побежала к своему ребенку. Малыш спал. Я поцеловала малыша и вопросительно подняла глаза на Егора Сергеевича.
      – Маргарита, ты поживешь у меня с моим сыном, надеюсь, ты не возражаешь?
      – Егор Сергеевич, меня дома потеряют!
      – Нет, для них ты на даче, посмотри, как ты устала, ты засыпаешь в любом положении, в любой ситуации. Отдыхай здесь, тебе все привезут.
      – Я не ориентируюсь в твоем доме, он такой большой! И, где музей, на открытие которого я к тебе приехала?
      – Все есть, но не сейчас.
      – У тебя есть здесь люди? Мне одной твой дворец не убрать, вот уж действительно устану!
      – Маргарита, у тебя будет няня с высшим педагогическим образованием, она уже в дороге, здесь есть повар, есть горничная, для прогулок есть дорога вокруг озера, по тенистой аллее, для любви есть я, что еще тебе нужно?
      – Свободу!
      – Это и есть свобода в твоей ситуации, поживи здесь немного, а сейчас идем, я покажу комнату для малыша, нашего малыша! Ты не представляешь, какого труда мне стоило смотреть на то, как ты попала в лапы своего бывшего Валеры! Удар Марка Денисовича я запомнил, а твой Валера побежал к Леночке, надеюсь, ты ее знаешь?
      Кстати, что у Инессы Евгеньевны было с этим Марком Денисовичем? Я позвонил в твою квартиру, дверь открыл Марк Денисович и я от неожиданности получил в челюсть.
      – В моей квартире тогда жила Инесса Евгеньевна, а Марк Денисович ее мужчина, – в ее мозгу промелькнуло виденье с нависшим над ней голым Егором Сергеевичем, а потом дикие звонки по всем телефонам.
      – Хорошо, что не наоборот. Стало быть, я второй в твоей судьбе, и первый отец ребенка.
      – Откуда у тебя такой дворец?
      – Без вопросов на эту тему, музей тебе покажут без меня, я сейчас уеду, к тебе подойдут, помогут. Пока! – воскликнул Егор Сергеевич, поцеловал меня, и стремительно пошел к воротам, а они услужливо открылись и закрылись.
      Я остановилась у фонтана с коляской в руках, ко мне действительно подошла улыбчивая женщина, в платье с белым воротником.
      Я изучала новые владения, катала коляску по всему дачному участку, сидела на скамейке у озера с лебедями, кормила ребенка грудным молоком два раза в день, мне помогали местные сотрудники Егора Сергеевича, странные вещи начинали твориться вечером.
      То, что первый раз в нашей любви было случайностью, становилась закономерностью.
      Егор Сергеевич целый день отсутствовал, появлялся вечером, ел у себя в комнате, ему привозили еду из местной столовой, он мылся, и шел ко мне в спальню.
      Любовь между нами носила молочный характер, он меня любил, но он начинал любовные игры с моей груди, полной молока от пропущенного кормления, которое вместо меня осуществляла няня, вводя искусственное молоко в питание ребенка.
      Молоко из моей груди высасывал Егор Сергеевич до основания, так, что оно с трудом прибывало к утру для ребенка. Мне не давали много работать, меня заставляли спать днем для сохранения молока, мне давали витамины, пищу, соки, чай со сливками, – одним словом я должна была вырабатывать молоко для ребенка и… его временного отца.
      От этого можно было бы сойти с ума, но мне давали успокоительные средства с пищей, я была спокойной и воспринимала действия Егора Сергеевича спокойно, а любила его страстно, насколько это было возможно под успокоительными средствами.
      Он был доволен. Мой гардероб пополнялся без меня. Я открывала шкаф и брала то, что нужно мне по погоде. Я не знала, откуда появились вещи, мне вообще трудно было думать, я просто жила и выполняла обязанности, которые мне предписывались в этом дачном замке.
      Грудь моя в предлагаемой одежде всегда слегка выступала из одежды, и светилась на солнце. Если становилось прохладно, мне приносили теплые вещи и тщательно укутывали грудь от дождя, от ветра, от холода. За мной следили, меня берегли для ночи с господином Егором Сергеевичем. Моя грудь работала, как мини завод по производству молока. Он мял груди в своих руках, он оттягивал соски, он пил мое молоко…
      Однажды я отказалась от предложенной мне пищи, меня мутило, тошнило. Несколько таких дней и молоко перестало прибывать. Мозг, очищенный от снотворных, задумался над происходящими событиями, я поняла, что у меня вновь будет ребенок, но теперь от Егора Сергеевича.
      Вечером пришел Егор Сергеевич, но молока в груди не было, оно перегорело, и ребенок два дня не брал грудь. Любовь без молока не получилось. На следующий день меня вместе с ребенком отвезли к Валере…
      Валера довольно спокойно отнесся к возвращению меня домой и просто пошел с ребенком гулять, а мне пришлось на пару дней лечь в больницу…
 

 
      Инесса Евгеньевна купила себе новую квартиру, но о ней даже Марку Денисовичу ничего не сказала, она боялась всего и всех, на всякий случай.
      Марк Денисович, приодевшись, посмотрев на себя в большое зеркало в магазине, решил приударить за Маргаритой. Он хорошо знал, где она гуляет с коляской, и просто хотел ее дождаться, когда она выйдет гулять с ребенком, а там, будь, что будет!
      Вместо Маргариты в подъезд вошла Леночка, вскоре она вышла с Валерой и они, спокойно держась за руки, как влюбленные прошли недалеко от Марка Денисовича, который успел прикрыть лицо газетой, а одежда на нем была для них незнакомой.
      Марк Денисович решил заглянуть тогда к Инессе Евгеньевне, но в ее квартире оказался Родька, на вопрос, где хозяйка, новый хозяин ответил, что она переехала, а на вопрос, где Маргарита с ребенком, даже он не знал ответ. В большой соседней квартире дверь никто не открывал, там никого не было.
      Марк Денисович вернулся к соседу, ухватил свою большую голову руками, и зычно закричал в пространство:
      – Где Маргарита?!
      – Марк Денисович, чего кричишь? Она уехала на открытие музея, – вспомнил Родька, – потом к ним приехали мужики и увезли к ней ребенка, мне слышно было сквозь дверь.
      – А Инесса Евгеньевна знает?
      – Мне неизвестно, кто, что из них знает. Я не знаю, где она живет теперь.
      Мобильный телефон запищал кнопочками в руках Марка Денисовича:
      – Инесса Евгеньевна, где ты? Где Маргарита с ребенком? Я сижу у Родьки. Она точно не в музее, а Валера спокойно с Леной ходит.
      – Почти поняла. Где я – не скажу. Я не хочу тебе свою квартиру показывать, во избежание наезда твоих детей. Где Маргарита? О, это тайна господина Егора Сергеевича, знаешь такого? Он старый знакомый Маргариты, так, что дальше сам соображай, тема сия для меня неприятная, да и тебе ко мне ехать нет необходимости.
      Марк Денисович сжал в руке мобильный телефон, он хрустнул, впиваясь осколками пластмассы в руку. Родька побежал за йодом, а Марк Денисович с ревом вылетел из квартиры, бросив на пол окровавленные осколки телефона. Он бежал широкими шагами домой, вытаскивая куски пластмассы из ладони. Дома он промыл раны, выпил таблетки, что под руку попались, и лег спать.
      Нина продолжала войну с матерью, теперь они с подругами ходили друг к другу ночевать, чем вводила ее в иступленный гнев, с ревом и криками, с взаимными упреками. Нинель перестала ей совсем давать деньги и покупать вещи. Кто кого.
      Паша, напротив, успокоился, и если была возможность, ходил в компьютерный салон.
      Марк Денисович, проснувшись, решил купить Паше компьютер, а Нине дать деньги на сапоги и шубку. На том все временно затихли.
      Инна перешла на новый уровень раздражения собственной матери. Она ей ныла про купальники, искала полотенце, такое, чтобы не очень детское было, и уходила на пляж. Мать ждала дочь, ждала, та приходила не раньше девяти вечера.
      – Какой пляж, в девять вечера!?
      – Чего ты на меня кричишь, еще светло! – отвечала с криком дочь, и выходила за дверь поговорить с приятелями, которые еще никак не могли разойтись по домам.
      В половине одиннадцатого она заходила домой окончательно и врубала музыку на полную мощность. Реп сквозь сон – все равно, что ночной кошмар.
      Мать натягивала на голову одеяло и засыпала, она всегда засыпала в это время.
      Под утро Нинель проснулась от говора, где-то кто-то громко говорил. Она зашла в комнату дочери, та спала, телевизор кричал. Под утро любые звуки кажутся более громкими. Мать вышла на кухню. Стиральная машинка горела семью лампочками, в ней лежал мокрый комок чужого покрывала. Она вышла на балкон, там стоял чужой велосипед со спущенными колесами. Утро у дочери начиналось не раньше одиннадцати.
      Она просыпалась от телефонного звонка какой-нибудь очередной подружки.
      – Нина, откуда у нас на балконе велосипед? У нас, что там стоянка чужих велосипедов? – спросила Нинель.
      – Нет, у моего нового парня два велосипеда, этот он мне дал.
      – У него колесо спущено!
      – Так это я по стеклам проехала, – безвинно ответила дочь, – ты мне лучше новый купальник купи, этому купальнику второй год пошел, я себе куплю новые шторки.
      – Шторки – это, что такое?
      – Купальник на тесемках, он по этим тесемкам перемещается.
      – Я сегодня сама пойду на пляж, – сказала Нинель и ушла на кухню.
      – Мама, ты чего?! Я большая девочка! Еще не хватало, чтобы я с мамой на пляж ходила!
      Не жаловаться ведь Марку Денисовичу по каждой проблеме, подумала Нинель и отдала деньги дочери на новый купальник. Сама нашла в комоде свой старый купальник, которому было несколько лет, и примерила его. А, что делать? Бюджет не вынесет двойных расходов.
      Дочь еще спала, когда мать ушла на пляж.
      Утро было солнечное с пронзительным, голубым небом. Нинель постелила, сложенное в четыре слоя покрывало, легла по солнцу на живот, опустила голову на руки и задремала. Открыв глаза, увидала маленького муравья, он ползал у нее перед глазами по траве, росшей на пляжном песке. Она села, усталость и раздражение ушли в землю.
      На пляже, у маленькой реки народу с утра мало. Песок местами порос травой, постоянные посетители пляжа уже покрыты прочным загаром, она посмотрела на свою белую кожу и встала. Ей нравилось загорать стоя, земля всегда с утра прохладная, зато небо чистое. На этом пляже она познакомилась с отцом Нины, давно ли это было? Уже дочь подросток.
      Пляжный роман длился недолго. Марк Денисович приходил на пляж по утрам, ложился на одно место, стелил темное, большое полотенце и лежал неподвижно, не гладя на женщин, не заговаривая с ними. Иногда вставал, переплывал речку туда обратно и ложился загорать дальше.
      Она стоя, видела его божественную фигуру, он ей безумно нравился, но подойти к такому красавцу у нее смелости не хватало, она просто созерцала великолепное тело, мускулистого мужчины. Он чувствовал ее взгляд, их глаза встретились. Она была крупной девушкой, с плоским животом и мощными ногами, да и грудь особыми размерами не отличалась, однако Марку Денисовичу она приглянулась с первого взгляда. Было в ней обаяние, внутренне спокойствие. Они неделю ходили на пляж, смотрели друг на друга и не разговаривали, через неделю стали здороваться, да дождь пошел, летний, солнечный.
      На следующий день Марк Денисович пришел с волейбольным мячом. Они поиграли в волейбол вдвоем, мяч летал между их пальцами и практически не падал, но пляж он и есть пляж. Народ к ним потянулся. Круг, желающих играть в волейбол, все увеличивался, тем самым, отдаляя друг от друга.
      Она пошла на свое место, легла спиной к солнцу, опустила голову на руки…
      – Нинель, привет! – услышала она сквозь дрему, перед ней стоял Марк Денисович, не такой как много лет назад, но все еще интересный мужчина.
      – Здравствуй, Марк! – сказала она и поднялась.
      – Где Нина? Я ее вчера здесь видел с подругами и двумя мальчишками.
      – Спит, для них время загара еще не наступило. Позже приходят загорать.
      – Как у вас дела с ней? Сильно ссоритесь?
      – Все бывает, а ты как? Один сейчас живешь или с кем?
      – Нинель, а тебе, не все ли равно? Тебе до меня дела нет. Ты – сама живешь.
      Самостоятельная.
      Она посмотрела на речку, на осоку на берегу, вздохнула, ей стало скучно. Она постоянно в присутствии Марка Денисовича ощущала беспросветную скуку, а почему объяснить не могла, ей всегда хотелось уйти от него, после того, как иногда сама к нему подходила…
      Егор Сергеевич в гостинице всегда держал за собой один номер, для себя или для тех, кто к нему приезжал по делам, к себе дачный дом он посторонних не приглашал.
      Нинель он приметил давно, у него созрела мысль пригласить ее на работу к нему на дачу, после ее отъезда он ощущал пустоту. Он заметил, что она отлично работает, да трудно живет, и предложил ей подзаработать у него, хотя бы в течение месяца.
      Она, замученная просьбами Нины и унылостью Марка Денисовича, согласилась работать на даче, и оставила дочь с отцом.
      Лишних людей на даче Егор Сергеевич не держал, это была его личная держава, он оставил Нинель, повара, одного охранника. Для всех внешних связей ушел на дно отпуска. Янтарная комната находилась в его загородном доме, комната с антикварной мебелью всегда была закрыта, в ней даже пыль не протирали. Егор Сергеевич в нее заходил сам, заводил старые часы, сидел на стуле, смотрел на шкаф, часы, конторку, стол и мечтал найти еще несколько предметов старины с янтарем.
      Иногда предметы, в знак приветствия посылали световые импульсы. Тревожная атмосфера комнаты повышала адреналин в его крови, в ней было немного жутко, иногда он из нее резко выскакивал и быстро закрывал дверь, боясь, не известно чего… Ключи от этой комнаты Нинели он не дал, а ей хватало работы в его большом доме.
      Егор Сергеевич и его дядя Кирилл Николаевич, управляющий гостиницей, почти одновременно заболели янтарной мебелью. Егор Сергеевич собирал предметы старины, его дядя заказал у Маргариты накрученный янтарный кабинет, увиденный случайно у одного знакомого энергетика.
      Кирилл Николаевич жил с женой Эллой, не пытаясь, менять судьбу. С годами она стала его правой рукой, в делах гостиницы, Кирилл несколько обленился, иногда он приезжал в загородный дом Егора Сергеевича и сидел у озера в кресле. В последний свой приезд на озеро с лебедями, Кирилл Николаевич заметил, что его администратор Нинель в свой личный отпуск работает на даче его племянника Егора Сергеевича.
      На работе Кирилл Николаевич вел себя весьма сдержанно, и на горничных внимания не обращал, ведь рядом с ним всегда была Элла, а сюда она дороги не знала. Он невольно стал наблюдать за Нинель, других женщин здесь не было, поваром работал пожилой мужчина, охранником был крупный молодой мужчина. Она ходила постоянно в коротких брюках и кофточках с воротником, на блузках рукава были разной длины, но белый воротник словно прирос к ее шее. Иногда ее руки были видны до самого воротничка, но он оставался на месте. Она постоянно существовала в своей нехитрой работе, требующей затрат физического труда, содержать дом в порядке.
      Не выдержал Кирилл ее голых плеч, выступающих рядом с воротничком, его руки сами потянулись тронуть эту чистую, шелковистую кожу.
      – Кирилл Николаевич, что с вами? – возмутилась Нинель.
      – Слепень сел, я его прогнал.
      – Ох, уж эти слепни, здесь говорят, комаров у озера потравили во время, их и нет, а слепни остались, да еще мухи чужие залетают, вы держите в руках что-нибудь, чтобы их отгонять от себя, – сказала Нинель, вымыв пол на веранде, любимом месте отдыха Кирилла Николаевича.
 

 
      Маленькая любовь Валера в детской коляске обнаружил приличную пачку сто долларовых купюр, сопоставил их количество с числом дней отсутствия Маргариты дома, и в его голове что-то встало на место. Ребенок спал в коляске, Валера сидел на скамейке в парке и совершенно случайно наткнулся на эти деньги, доставая соску младенца, которая умудрилась закатиться под матрас. Он знал о существовании Егора Сергеевича, но не думал о нем серьезно, оказалось, что он более серьезный соперник. Валера качал на автомате коляску и витал в облаках ревности, потом это занятие ему надоело.
      Он сделал вывод, что об этих деньгах Маргарита, точно ничего не знает, иначе давно бы их изъяла из детской коляски. Значит, а, что значит, если после возвращения от Егора Сергеевича она легла в больницу, тут и так все понятно, что ничего хорошего для мужа нет в ее отсутствии. Валера позвонил Лене, та примчалась на зов достаточно быстро, а он взял да и отдал половину найденной суммы денег Леночке. О, как она обрадовалась! И с ребенком помогла посидеть пару дней в отсутствие матери ребенка, и еду приготовила, и само собой полюбила Валеры со всем старанием.
      Я обнаружила полный порядок в трехкомнатной квартире, полный холодильник продуктов, приготовленную пищу в кастрюлях и на сковородах, улыбающегося Валеру и довольного малыша. Я странно улыбнулась, увидев пачку долларов, лежащих на телевизоре, рядом с пультом управления, но спрашивать ни о чем не стала, просто включилась в семейную жизнь. Так мы и жили, каждый со своей любовной историей за пазухой жизни.
      Валера пришел к Леночке, и остановился на пороге. В комнате он увидел Виталика, устанавливающего в углу комнаты тумбу, на верху тумбы, находился мини театр, из очень старых кукол. Вещь антикварная. Валера посмотрел на Леночку, на Виталика и ему показалось, что он здесь лишний, ни слова, не говоря, он вышел из квартиры.
      Его никто не остановил…
      Виталик решил на Леночке проверить, то сексуальное удовольствие с пихтовым маслом, которое он познал с другой женщиной, но повторить с ней он не мог, он понимал, что та любовь была случайной, импульсной, без продолжения. Поэтому этот антикварный предмет мебели он привез продавщице Леночке, а не отдал его директору антикварного магазина. Он сменил объект обожания. На Валеру, он не обратил внимания, даже не заметил его приход, или сделал вид, что не заметил. В кармане у Виталика лежал новый флакон с маслом…
      Валера побрел домой. Ждал он, ждал Маргариту с ребенком, а, не дождавшись, решил, что за ней, вероятно, опять заехал Егор Сергеевич, и позвал соседа Родьку скоротать вечерок за пивом.
      Никогда не знаешь, где объявиться ангел любви, а он облюбовал дачу с лебедями.
      Хитрый ангел поселился в душе Кирилла Николаевича, уже давно в нем чувства не возникали, а тут не на шутку увлекся Нинелей. Она первую неделю много хлопотала по хозяйству, все убирала на свой вкус, но через неделю у нее стало появляться свободное время, солнце светило исправно на маленький земельный участок внутри высокого забора.
      Она, после трудов праведных надела купальник, взяла раскладушку, поставила ее у озера и легла загорать. Кирилл Николаевич из своей беседки видел край этой раскладушки, Нинель скрывал куст сирени. Он встал и почти на цыпочках подошел к молодой женщине, и двумя пальцами с двух сторон нажал ей по ребра. Она вскочила, вскрикнула, но, посмотрев на довольного Кирилла Николаевича, улыбнулась.
      – Вам скучно, Кирилл Николаевич? – спросила Нинель.
      – А ты, как думаешь? Поговорить не с кем, а ты вся в работе.
      – Так меня сюда взяли поработать.
      – Нинель, а ты не догадываешься, что тебя пригласили для меня? Не сопоставляла факты нашего присутствия на этой даче?
      – Когда? Мне сказали убирать – я убираю.
      – А, если я скажу тебе любить, ты будешь меня любить?
      – Как скажите, Кирилл Николаевич.
      – Что ты такая покорная?
      – Так подчиненные всегда влюблены в своего хозяина, а я у вас так давно работаю, так, значит, давно вас и люблю…
      – Что ж ты молчала? Мне поговорить не с кем, а тут любовь моя пропадает, так, где говоришь, встретимся? Ты знаешь, лучшие комнаты в этом доме, они на месяц в нашем распоряжении, а неделю мы уже потеряли. Куда вино принести?