Глава 13

Лишь поздним утром они вернулись в Брюссель. Кеннету и Тому Хасси надо было возвращаться в свои полки, и Кэтрин пообещала сообщить им о состоянии Майкла. Однако, судя по их унылому виду, они приготовились к самому худшему.

Раненых везли очень медленно, чтобы избежать тряски. Кэтрин ехала верхом следом за повозкой, словно ястреб, охраняя своих пациентов. Чарльз стоически терпел боль, даже настойка опия не помогла. Майкл за всю дорогу не издал ни звука, и Кэтрин с ужасом думала, что он уже умер.

Как только подъехали к дому, Кэтрин спешилась и подошла к Майклу. Его тело по-прежнему было холодным и имело синеватый оттенок, пульс почти не прощупывался, но он все еще слабо дышал.

Из дому выскочила взъерошенная, но отдохнувшая Элспет и крепко обняла Уилла Ферриса.

— Как капитан Моубри?

— С ним все в порядке, — ответила Кэтрин. — Когда его отнесут в комнату, дадите ему дозу настойки опия и посидите с ним, ладно?

— Я тоже посижу, мадам, — сказал Уилл Феррис.

— Сначала вам нужно поспать, — заявила Кэтрин. — Ведь вы ни минуты не отдохнули после вчерашнего сражения.

Он запротестовал было, но Элспет бросила на него строгий взгляд:

— Отправляйся в постель, Уилл, или я ножом снесу твою упрямую шотландскую голову!

Феррис сдался с усталой улыбкой. Когда они с Эвереттом уложили Чарльза на носилки, Кэтрин сказала Элспет:

— Полковник Кеньон в плохом состоянии. Доктор Кинлок здесь?

— Да, он пришел вскоре после вашего отъезда и сразу лег спать.

— Пожалуйста, разбуди его и попроси как можно скорее прийти к полковнику.

Элспет кивнула и ушла. После того как Эверетт и Феррис внесли Майкла в дом, Кэтрин их отпустила и принялась разрезать разодранный френч и рубашку Майкла. Он не успел переодеться после бала и так и остался в парадной форме. В тот вечер он был таким красивым, таким оживленным.

Когда она вытаскивала из-под Майкла куски одежды, он едва слышно застонал. Кэтрин коснулась его щеки.

— Майкл, вы меня слышите?

Он не ответил, лишь веки слегка дрогнули.

— Майкл, все будет в порядке, — мягко проговорила Кэтрин, стараясь придать голосу уверенность. — Через несколько минут здесь будет самый лучший из всех известных мне хирургов.

Кэтрин бросила взгляд на его изуродованное тело. Он был обнажен до пояса, если не считать грязной повязки на ребрах, весь в синяках и ссадинах. Новые раны наложились на старые шрамы, а на том месте, где пуля вдавила калейдоскоп в живот, виднелся огромный кровоподтек.

В бытность свою медицинской сестрой Кэтрин повидала множество мужских тел, но ни к одному не испытывала такой нежности. Она ласково гладила ключицу Майкла, думая о том, какое же это преступление — искалечить такое красивое, здоровое тело. И Кэтрин уже в который раз прокляла Наполеона Бонапарта с его ненасытными амбициями.

Наконец она взяла себя в руки и принялась обрабатывать раны. Она как раз вытаскивала из раны на руке клочки одежды, когда пришел Ян Кинлок.

Весь в морщинах, небритый, Ян походил на бродягу, только голубые глаза были ясными.

— Срочный случай? Она кивнула.

— Полковник Кеньон — мой большой друг. Он жил у нас в доме. Прошлой ночью мы нашли его на поле боя. Ян стал разглядывать раненого.

— Почему в Ватерлоо ему не обработали раны?

— Доктор Хьюм сказал, что… что в этом нет смысла. Что другие раненые в нем больше нуждаются.

Эти слова, как смертный приговор, поразили Кэтрин в самое сердце.

— Теперь вся надежда на вас.

— Понимаю, почему Хьюм так сказал, — парень скорее мертв, чем жив. И все же, раз он ваш друг… Врач принялся осматривать Майкла.

— М-м-м, когда-то на полуострове я его уже оперировал, узнаю раны. Крупная картечь, очень беспорядочная.

Удивляюсь, как он выжил. Принесите мои инструменты. Они сушатся на кухне.

Многие врачи смеялись над Кинлоком, который мыл инструменты и при малейшей возможности соблюдал чистоту. Но тот, всегда улыбаясь, отвечал, что это у него по наследству от матери-шотландки, что по части чистоты она настоящий зверь и что это никогда никому не вредило. Кэтрин одобряла доктора, может быть, потому, что сама была хорошей хозяйкой и содержала дом в чистоте. А уж хирургу сам Бог велел заботиться о чистоте. Не потому ли пациенты Кинлока, как правило, выздоравливали?

Когда Кэтрин принесла из кухни инструменты, Кинлок уже закончил осмотр, снял с Майкла всю одежду, которая еще оставалась на нем, и стал обрабатывать и зашивать раны. В нем сочетались быстрота и опыт, неотъемлемые качества хорошего врача. Кэтрин подавала ему инструменты, радуясь, что Майкл без сознания, поскольку операция затянулась.

И все же, когда врач стал извлекать пулю, застрявшую у Майкла в бедре, тот застонал и попытался оттолкнуть Кинлока. Кэтрин сжала его колено и, смущаясь от того, что он совсем голый, отвела глаза, не в силах воспринимать его просто как пациента.

— Такая реакция — хороший знак?

— Возможно, — неуверенно ответил врач.

Заскрежетали хирургические щипцы, обхватив оловянную пулю. Врач осторожно вытащил ее и бросил в корзинку, которую подставила Кэтрин. Затем взял другие щипцы и стал извлекать из раны осколки.

— Ну и везучий у вас друг! Пуля не повредила основные кровеносные сосуды, только задела кость, не причинив особого вреда. Пройди она на полдюйма левее, он умер бы на поле боя.

Раз он такой везучий, значит, не собирается умирать. Но пока лицо его, лишенное каких бы то ни было эмоций и присущих ему юмора и ума, похоже на маску.

Закончив операцию, Ян бросил одеяло на обескровленное, холодное тело Майкла.

— Каковы его шансы? — спросила Кэтрин, боясь услышать ответа.

— Чертовски малы, — резко ответил врач. — И хотя раны не смертельны, он потерял столько крови, будто служил мишенью по крайней мере для половины французской армии. Никогда еще не видел, чтобы кто-нибудь вышел из такого глубокого шока. — Кинлок сокрушенно покачал головой.

Кэтрин зажала пальцами рот. Нет, она не заплачет. Она не должна! Ничего нового для нее Ян не сказал. Она и так знала, что Майкл умрет не от ран, не от инфекции, а от потери крови. Кэтрин смотрела на неподвижно лежавшего Майкла, перебирая в памяти все известные ей медицинские случаи,

Кинлок мыл инструменты, когда ее осенило.

— Ян, вы как-то говорили, что иногда кровь одного человека переливают другому?

— Да, и кровь животных тоже, но только в качестве эксперимента. Мягко говоря, это очень рискованно.

— Но ведь иногда это помогало?

— Трудно сказать, — возразил Кинлок, — Возможно, больной и так выжил бы.

— Или умер, если ему суждено? — Она нервно провела рукой по волосам. — А Майклу поможет?

— Боже мой! — в ужасе воскликнул врач. — Вы хотите погубить беднягу?

— Допустим, мы ничего не будем делать, каковы в этом случае его шансы?

— Почти никаких.

— Может ли дать ему хоть один шанс переливание крови?

— Не исключено, — нехотя согласился Кинлок.

— Тогда давайте попробуем. Вы ведь умеете, не правда ли?

— Я только видел, как это делается, а сам не пытался, — хмуро произнес Кинлок. — Кстати, больной тогда умер.

— Но ведь не всегда умирают. Пожалуйста, Ян, — мягко произнесла Кэтрин, — дайте Майклу шанс.

— Клятва Гиппократа гласит, что прежде всего врач не должен причинять вред больному, — запротестовал тот. — Да и где взять донора? Хирургического скальпеля люди боятся больше, чем наполеоновской кавалерии.

— Я буду донором. Потрясенный, Ян произнес:

— Даже не думайте, Кэтрин.

После целого дня треволнений Кэтрин взорвалась:

— Вечно мужчины твердят одно и то же: «О, Кэтрин, не делайте то, о, Кэтрин, не делайте это!» Надоело! Я здоровая, крепкая баба и не умру, если отдам немного крови.

— Вот уж не думал, что вы можете потерять самообладание.

Он смотрел на нее с легкой усмешкой.

— Не знаю, как насчет крепкой бабы, но отдать немного крови вы вполне можете. Это не опасно.

— Значит, вы сделаете переливание?

Ян не ответил на вопрос прямо, только сказал:

— Он необычайно вынослив. Иначе давно отдал бы Богу душу.

Ян взял Майкла за руку и, хмурясь, долго пытался нащупать пульс. Потом наконец произнес:

— Ладно, рискнем. Быть может, это вернет его к жизни.

От радости Кэтрин почувствовала легкое головокружение.

— Что вам для этого нужно?

— Два чистых птичьих пера, одно чуть побольше, и помощник. Вы не сможете помогать.

Кэтрин побежала за Элспет, а у постели Чарльза оставила повара. Слава Богу, что девушка не уехала. Попроси Кэтрин собственную горничную помочь, та закатила бы истерику.

Приготовления к операции заняли у Кинлока совсем немного времени. Он прочистил гусиные перья проволокой, сунул широкий конец одного пера в широкий конец другого, закрепил пластырем, после чего обратился к Кэтрин:

— Ложитесь рядом с полковником, спиной к нему, я сделаю надрезы на вггутренней стороне локтевого сгиба.

Кэтрин вытащила руку Майкла из-под одеяла и закатала свой правый рукав. Затем легла поверх покрывала, испытывая волнение от того, что они рядом на одной кровати, пусть даже при таких необычных обстоятельствах.

Ян постелил полотенца, чтобы впитывали кровь, и придал нужное положение рукам Кэтрин и Майкла.

Кэтрин пыталась расслабиться, но мешала близость Майкла. Его жизнь казалась искоркой, способной исчезнуть от легкого дуновения. И все-таки он был еще жив, и это придавало ей силы.

— Это дело несложное, — взяв ланцет, сказал Ян, чтобы поддержать разговор. — Я вскрою у него на руке

вену, а у вас артерию и наложу лигатуру, чтобы контролировать поток крови. Затем введу один конец перьев в вену полковника, закреплю его там и проделаю то же самое с вашей артерией. После этого достаточно ослабить повязки и лигатуру, и кровь свободно потечет.

— Судя по вашим словам, все так просто, — смеясь, произнесла Кэтрин с сомнением.

— В общем-то да. Самое трудное — найти и вскрыть его вену, ведь он едва дышит, А теперь закройте глаза. Вам не нужно этого видеть.

Она повиновалась, прислушиваясь к бормотанию Яна, и поняла, что ему с большим трудом удалось ввести перо Майклу в вену.

— Держите как следует перья, мисс, — сказал Ян Элспет и обратился к Кэтрин: — Готовы? Вы еще можете передумать. — Он положил ладонь на ее руку.

Если Майкл умрет, она никогда себе не простит, что не сделала для него все, что в ее силах.

— Начинайте, Ян.

Ланцет вонзился ей в руку, причинив нестерпимую боль. Когда Ян наложил лигатуру, она закусила губу, чтобы не застонать, но, ощутив во рту металлический привкус, подумала, что не стоит зря расходовать кровь, столь необходимую Майклу.

Ланцет снова вонзился ей в руку, на этот раз глубже. Элспет вдруг застонала, а Ян чертыхнулся. Открыв глаза, Кэтрин увидела, как хлещет у нее из руки кровь, а Элспет побледнела и вот-вот рухнет на пол.

— Черт побери, девчонка, кто тебе разрешил падать в обморок! — заорал Ян. — Ты шотландка и сможешь все это выдержать! — Он быстро остановил кровь. — Закрой глаза и дыши глубже.

Элспет сделала все, как сказал врач, и бледность постепенно ушла с ее лица.

— Извините, сэр.

Кризис миновал, и Ян уже мягче произнес:

— Ты держишься молодцом. Я видел, как падали в обморок сильные мужчины от одного лишь вида крови. Старайся не смотреть. Главное, следи, чтобы перья не выскользнули из руки полковника.

— Да, сэр, — пообещала Элспет.

Кэтрин и сама была на грани обморока и закрыла глаза, чтобы не видеть, как Кинлок вводит ей перья в артерию. Не лежи она сейчас, непременно упала бы. Закрепив перья, Ян ослабил лигатуру и повязки и удовлетворенно хмыкнул. Он по-прежнему не отнимал руки от руки Кэтрин, чтобы примитивное приспособление не сдвинулось с места.

Приоткрыв глаза, Кэтрин увидела, что перья окрасились в темно-красный цвет. Ее кровь перетекала к Майклу. Вдруг она засомневалась: стоит ли настаивать на переливании крови, не погубит ли это Майкла? Да и было ли у нее на это право. Но что еще могла она сделать? Опыт подсказывал ей, что Майкл не выживет, — на его лице уже лежала печать смерти.

Элспет между тем, пересилив тошноту, спросила:

— А как вы узнаете, сколько перелилось крови, доктор Кинлок?

— Не узнаю, потому что мне неизвестно, сколько может отдать донор, — хрипло ответил Ян. — Как самочувствие, Кэтрин?

Она облизнула пересохшие губы.

— Отлично.

— Скажете, когда вам станет нехорошо или закружится голова.

Кэтрин знобило, она почти не чувствовала биения собственного сердца, перегонявшего кровь по векам Майкла, и вместе с кровью ее любовь. «Живи, Майкл, живи».

— Кэтрин? — донесся откуда-то издалека голос Яна.

— Со мной все в порядке.

Что и говорить, ведь она потеряла гораздо меньше крови, чем Майкл.

— Продолжайте.

У нее онемела сначала рука, потом пропала чувствительность во всем теле. Кэтрин открыла глаза и увидела, что Ян помрачнел и, видимо, собирается снять лигатуру.

Кэтрин собрала последние силы и, стараясь придать голосу бодрость, сказала:

— Ян, погодите. Иначе Майкл не получит нужного количества крови и все усилия пропадут даром.

Ее слова возымели действие.

Мысли у Кэтрин путались. Вдруг она вспомнила, как впервые увидела Майкла. Он, безусловно, был привлекателен, впрочем, как и многие мужчины, которых ей доводилось встречать. Но когда он занял место в ее сердце? Когда стал ей по-настоящему дорог? Этого она не могла вспомнить.

— Кэтрин, как вы?

Она попыталась ответить, но не смогла. Окоченевшие губы не слушались.

Чертыхаясь, Ян снял лигатуру и стал накладывать швы, бормоча что-то о безмозглых женщинах, которым Господь дал меньше ума, чем мухе. У Кэтрин даже не хватило сил улыбнуться.

— Мисс Мак-Леод, — обратился хирург к Элспет, — кружку чая, да побольше, и сахару не жалейте.

Кэтрин услышала тихие шаги по лестнице, звук закрывающейся двери и вдруг ощутила движение у себя за спиной. Это Майкл! Она облизнула губы и прошептала:

— Ему лучше?

Ян закончил перевязку, потом накрыл своей рукой ее ледяную руку. Она казалась удивительно теплой.

— Его пульс и дыхание стали энергичнее, лицо слегка порозовело.

— Он… он выживет?

— Не знаю, но какой-то шанс появился. — Ян сжал ее руку. — Если Кеньон выкарабкается, то своей жизнью будет обязан вам. Надеюсь, вам стоило ради него рисковать?

— Стоило. — Кэтрин слегка улыбнулась. — Признайтесь, Ян, вы рады, что появился предлог проэкспериментировать новый вид операций?

— Пожалуй, это было любопытно, — шутливо проговорил врач. — Не знаю только, что получится.

Кэтрин прикрыла глаза. Она сделала все, что могла. А теперь что Бог даст.

Кэтрин проснулась еще затемно и, когда, шевельнув рукой, почувствовала резкую боль, вспомнила, что произошло. Донорство нелегко далось ей, она была в полуобморочном состоянии, и Ян заставил ее выпить несколько чашек горячего, сладкого чаю, после чего приказал ей отдыхать по крайней мере до утра. Оставив Элспет присматривать за домом, Ян отправился в палаточный госпиталь.

Кэтрин осторожно села на кровати и спустила на пол ноги. С большим трудом она поднялась и надела платье, чтобы согреться, а потом вышла из комнаты.

Через холл напротив были комнаты Чарльза и Энн, и она заглянула туда. Свет лампы падал на Ферриса, который спал на тюфяке за кроватью. Дышал Чарльз легко, и цвет лица у него был здоровый. Она с болью бросила взгляд на его ампутированную до локтя руку. Ничего, эта потеря не разрушит его жизни. Главное, что он жив. С ним все будет в порядке. Надо будет спросить у Элспет, отправили ли письмо Энн, которая, наверное, с ума сходит от беспокойства.

Потом она отправилась на другой конец дома и все время держалась за стену, чтобы не упасть. В комнате Майкла горел свет, но возле него никто не дежурил. Может быть, Элспет решила, что ничем не сможет помочь человеку в таком состоянии или же просто очень устала за последние несколько дней от непосильной работы.

Майкл ворочался на постели и энергично дышал. Даже слишком энергично. Кэтрин, пошатываясь, пересекла комнату и положила ладонь ему на лоб. Лоб был горячий и потный. Она знала, что лихорадка неизбежна, и все же это не могло ее не беспокоить.

В открытых глазах Майкла не было и проблеска сознания.

— Майкл? Полковник Кеньон? — тихо окликнула его Кэтрин.

Он дернулся, пытаясь встать, и прошептал:

— Я иду. Держитесь, держитесь…

Опасаясь, как бы он не свалился с кровати, Кэтрин схватила его за плечи и не отпускала.

— Нет, Майкл, вам надо отдохнуть. Вы скоро поправитесь, и все будет хорошо.

Однако Майкл при всей своей слабости пытался вырваться, и Кэтрин, не в силах совладать с ним, взобралась на кровать и, крепко прижав его к груди, убаюкивала, словно ребенка. Майкл немного успокоился, и Кэтрин вспомнила Эми. Та тоже всегда металась, когда в детстве у нее бывал жар. Теперь Кэтрин знала, что делать. Надо спеть колыбельную: «Спи, дитя мое, усни…»

Кэтрин гладила Майкла по голове и пела ему колыбельные, все, которые знала. Ее голос успокаивал Майкла, но стоило Кэтрин умолкнуть, как дыхание его учащалось. После колыбельных Кэтрин перешла к слышанным еще в детстве старинным песням: «Зеленые рукава», «Ярмарка в Скарборо», «Деревья, которые были такими высокими», и еще она спела ему любовную песню — «Выпей только за меня» — и смутилась. Все песни были красивые, мелодичные.

А каким замечательным балладам научили Кэтрин ирландские солдаты на Пиренейском полуострове! Она и их спела Майклу, в том числе охотничью песню «Юный менестрель»:

Ушел из дому юный менестрель И в битве голову сложил. Из рук он выронил отцовский меч И лютню звонкую свою…

Кэтрин умолкла, у нее перехватило дыхание, было невыносимо вспоминать о войне. Потом она принялась напевать мелодию «Лондондерри Эйр», без слов.

Она умолкла, лишь когда охрипла и едва могла открыть рот, так устала. Майкл больше не дергался и как будто уснул.

Кэтрин понимала, что ей не следует здесь оставаться, но трудно было считаться с условностями, когда жизнь

Майкла все еще висела на волоске. К тому же она не знала, хватит ли у нее сил добраться до своей комнаты.

Вздохнув, Кэтрин устроилась на подушках. Его небритые щеки приятно покалывали грудь сквозь тонкую ткань. Волосы у него все еще были влажными, но он перестал потеть, и жар как будто бы спал. Слава Богу, кризис миновал.

Он выздоровеет и уедет. Одно лишь сознание того, что он здоров и счастлив, пусть даже вдали от нее, успокоит душу, но никогда больше они не будут так близки, как сейчас.

Зная, что он не услышит, Кэтрин прошептала:

— Я люблю тебя, Майкл. И буду любить всегда.

Она поцеловала его в лоб, так же как целовала Чарльза. Никто в мире не осудит ее за такой поцелуй.

Совершенно измученная, Кэтрин забылась тяжелым сном.

Глава 14

Майкл унес с собой в небытие образ Кэтрин и ничуть не удивился, когда, очнувшись, вновь увидел ее. Он подумал, что ангел в облике Кэтрин приветствует его на небесах.

Но небеса ли это? Майкл нахмурился, пытаясь сосредоточиться. Он плыл в море боли, и это больше походило на ад. Или в крайнем случае на чистилище.

— Майкл? — раздался совсем рядом нежный голос Кэтрин, и звучал он так явственно, что Майкл невольно потянулся к ней. Боль из абстрактной превратилась в конкретную, проникая в каждую клеточку тела и затемняя сознание. Он судорожно вздохнул.

Кэтрин положила прохладную ладонь ему на лоб и внимательно смотрела на его лицо. Вокруг глаз у нее легли тени, волосы были небрежно стянуты сзади узлом. Он никогда не видел женщины красивее, но, очутись он в загробном мире, вспоминал бы ее такой, какой она была на балу у Ричмондов. Как ни удивительно, он, судя по всему, жив, хотя вряд ли долго протянет с такими ранами.

— Кэтрин, — с трудом проговорил Майкл.

— Наконец-то вы пришли в себя. — Она улыбнулась ему лучезарной улыбкой. — Сможете выпить немного бульона? Вам нужно подкрепиться.

Он ответил легким кивком. Вообще-то кормить умирающего — дело бесполезное, но, может быть, промочив горло, он сможет говорить.

Она села на край кровати, помогла ему приподняться и стала кормить с ложки. Даже столь незначительное движение вызвало новый приступ боли. И в этом мире мучений ее желанное тело было для Майкла успокоительным бальзамом, воплощением нежности, ароматом роз и вечной мечтой о музыке.

С трудом Майкл проглотил несколько ложек бульона, и Кэтрин снова уложила его на подушки. Затем пересела так, чтобы он мог без труда ее видеть. При этом матрас чуть-чуть сдвинулся, и Майкла снова пронзила боль. Зато Кэтрин теперь сидела совсем близко, и ради этого Майкл готов был на любые муки.

— Как сражение? — спросил он окрепшим голосом.

— Победа! Это было три дня назад. Союзные войска теперь преследуют остатки наполеоновской армии уже на территории Франции, и, если помешают французам перегруппироваться, можно считать, что война закончена.

— Три дня назад? Она кивнула.

— С Кеннетом все в порядке. Он и прапорщик Хасси нашли вас на поле боя. Кеннет отправил вашего денщика с вещами сюда, а вот о вашем ординарце, Брэдли, я ничего не знаю. Он убит?

Майкл мрачно кивнул. Ирландец Брэдли был молодым и таким жизнерадостным. Хорошо еще, что смерть наступила мгновенно.

— А ваш муж и Чарльз Моубри?

— Колин не получил ни единой царапины. Говорит, что благодаря вам. Ваш Тор спас и его, и Чарльза. Чарльз здесь. Ему пришлось ампутировать левую руку до локтя, но сейчас дело уже пошло на поправку. — Она печально усмехнулась. — Он чувствует себя гораздо лучше, чем вы.

Майкл обрадовался, услышав, что с Колином все в порядке. Он до сих пор испытывал глубокое чувство вины, потому что, не отдавая себе в этом отчета, тайно желал, чтобы муж Кэтрин исчез.

— Просто невероятно… я все еще дышу.

Его рука потянулась к тому месту на животе, куда попала пуля. Невозможно было отделить эту боль от тысячи других.

— Вам чертовски повезло.

Она взяла с ночного столика изрядно помятый калейдоскоп.

— У вас три тяжелых ранения и полдюжины полегче, но эта штука спасла вас от пули, которая неминуемо принесла бы вам смерть.

Он уставился на свинцовую пулю и серебряную трубку.

— Действительно, расколотая радуга.

Кэтрин вопросительно взглянула на Майкла.

— Расколотая радуга?

— Да, осколки мечты и радуги. Они в калейдоскопе. Милая вещица. Подарок друга. — Он улыбнулся. — Мой счастливый талисман.

— И в самом деле.

Майкл хотел взять калейдоскоп, но резкая боль помешала поднять руку.

— Не такой уж счастливый.

— Майкл, вы остались живы, — взволнованно произнесла Кэтрин. — И это после того, как в вас стреляли, рубили саблей, топтали копытами, после того, как вы потеряли столько крови! Возможно, понадобятся месяцы, чтобы вы полностью оправились. Но вы не умерли, и это главное.

Она говорила так уверенно, что развеяла почти все его сомнения. После битвы у Саламанки он тоже был в ужасном состоянии, но ведь обошлось.

Кэтрин нахмурилась.

— Я совсем заговорила вас. А вам надо отдыхать.

Она поднялась.

— И вот еще что. Вы просили написать вашим друзьям в случае вашей гибели. Может быть, сообщить им, как у вас обстоят дела? Ведь они будут беспокоиться, когда увидят ваше имя в списках раненых.

— Да, пожалуйста. И… благодарю вас.

Он старался не закрывать глаза, но даже короткий разговор совершенно его измучил.