Теперь это древнее производство достигло промышленных масштабов на калифорнийском побережье, где ежегодная добыча ламинарии достигает сотен тысяч тонн. Но всё это робкие, детские шажки к океану. Правы те, кто подчёркивает, что растительность нашей планеты с учётом фитопланктона сосредоточена под водой. Плотность подводных зарослей достигает полутора тысяч тонн “зелёной массы” на квадратный километр. Невиданные урожаи можно получать в море. Супы же и салаты из водорослей очень хороши. Да и в животноводстве водоросли могут совершить переворот. Так океан поможет увеличить производство мяса и на суше. Продукты, изготовленные из микроскопических водорослей, можно использовать в качестве частичных заменителей картофеля или риса…

— Не вкусно! — послышался чей-то голос. — Мы траву есть не приучены.

— Вы, наверное, хотели сказать — непривычно? — живо отреагировал Неймарк. — Лично я даже к кальмару привыкаю с трудом. Но ведь есть и менее консервативные люди? — он обернулся к Светлане, поощряя её высказаться.

— И по-моему, таких большинство, — отозвалась она с задорной улыбкой. — Ещё ацтеки употребляли сине-зелёные водоросли для приготовления вкусного блюда, напоминающего сыр, которое и сейчас распространено в Латинской Америке, японцы делают из хлореллы супы, приправы и мармелад. Очевидно, современная биохимия сможет сильно расширить ассортимент блюд. Выращивать же водоросли не так трудно: на мелководье, в искусственных траншеях, просто в полиэтиленовых трубах, куда легко вводить удобрения. В природе насчитываются десятки тысяч видов водорослей, а путём селекции можно вывести сорта с совершенно фантастическими возможностями.

— Вот вам, пожалуйста, — торжествующе взмахнул рукой Наливайко. — Лично я не сомневаюсь, что у нас в Приморье морская трава сделает погоду в сельском хозяйстве. О разведении моллюсков и ракообразных долго говорить не приходится. Для современной науки в этом нет ничего невозможного. Мы специально изучали зарубежный опыт. Воздействие повышенных температур значительно ускоряет процесс созревания, увеличивает его эффективность. Пересаживая связки раковин на зиму в подогреваемые бассейны, можно заставить моллюсков размножаться круглый год. Исключительно многообещающими оказались и японские опыты по разведению креветок в прудах. Они показали, что пруды общей площадью в несколько миллионов гектаров могут давать урожаи, равные всему морскому улову креветок. Но, к сожалению, в нашей стране пока ещё нет возможностей построить целые системы водоёмов и разводить в них креветок. Хотя об этом надо думать. Вы согласны, товарищ директор? — секретарь райкома заставил подняться худощавого замкнутого человека.

— Согласен, Петр Фёдорович, мы ещё раз как следует подумаем, — без особой охоты пообещал он, вновь опускаясь в кресло.

— Все слышали? — Наливайко придал своему замечанию оттенок шутки. — Администрация подумает!.. Подумайте и вы, чтобы всем сообща выработать общее решение. Именно к этому обязывает нас принятый недавно закон о трудовых коллективах… С ламинарией, я полагаю, вопрос решённый, а вот о разведении креветки в прудах надо и вправду поразмыслить.

— Пруды — это только начало, — заметил Сергей. — Искусственные нерестилища значительно быстрее смогли бы восстановить запасы лосося и камбалы. Даже речную форель, которая всегда считалась деликатесом, удалось развести в холодных водах океана. Ныне в США половина всей продаваемой форели выращена в питомниках.

— Греть воду реактором — дело будущего, — теперь уже Наливайко направлял течение встречи. — А вот подводные заводы работают в Японии уже давно. На глубине двадцати метров установили особые клетки, обтянутые нейлоновой сеткой, в которые поместили мальков лосося и форели. Через выходящую на поверхность трубу мальков кормят сечкой из сардины, а раз в месяц завод посещает специальный инспектор-водолаз. Результаты оказались настолько блестящими, что японцы уже приступили к строительству таких заводов на больших глубинах.

— Это ж уйма сетки! — позавидовал сидевший сразу за Юрой молодёжный бригадир. — Вот бы и нам так, а то от звёзд совершенно нет спасу… Сетка-то нужна необрастающая, иначе какой толк?

— Будет вам сеть, — твёрдо пообещал секретарь, многозначительно глянув в сторону директора.

— Очевидно, в будущем не понадобится даже нейлоновых клеток, — поддержал Неймарка Серёжа Астахов. — Александр Матвеевич верно отметил. Заводскую территорию можно будет оградить ультразвуком или дырчатыми трубами, которые создадут “стены” из мелких пузырьков воздуха.

— Можно научить и дельфинов охране рыбных стад! — радостно выкрикнул Юра. — Такие “подводные овчарки”, как показали многочисленные опыты, хорошо понимают, что хочет от них человек.

— Это всё будущее! — неожиданно ополчилась на него энергичная девица в защитном костюме студотряда. — Дельфины, реакторы и даже обещанная сетка, про которую мы слышим уже второй год… Но сейчас, я спрашиваю, сейчас что нам делать? Как защитить мидию и гребешок? Может, товарищи учёные подскажут? — Она с торжеством огляделась по сторонам и выжидательно уставилась на президиум.

— Что ж, мои молодые друзья, — прервал нависшую над залом настороженную тишину Неймарк, — после общетеоретических, так сказать, рассуждений вы вправе потребовать от нас и каких-то практических рекомендаций. К сожалению, ни я, ни мои коллеги специально не занимались проблемами марикультуры, но, как говорится, назвался груздём… — он выразительно развёл руками. — Словом, я попытаюсь дать вам конкретный совет. В Приморье часто идут дожди. Пресная вода лежит на поверхности долго несмешивающимся слоем. Для раковин она опасности не представляет, зато для хищников-звёзд совершенно губительна. Короче говоря, почаще вытаскивайте свои верёвки. Ополаскивайте…

Ответом ему были благодарные аплодисменты молодёжной бригады.

— Вот тебе и единый наряд, — шепнул Наливайко директору рыбозавода. — Их ожидает дополнительная, причём очень нелёгкая, работёнка, а они хлопают, радуются… За тобой эта сетка, учти.

Вознаграждённый восторгом зала, Неймарк подвёл итог:

— Акванавты доказали, что человек может жить и успешно работать на глубине. Очевидно, в будущем мы сможем хорошо освоить прибрежные районы, ограниченные глубинами в сто метров, и создать опорные пункты на значительно большей глубине. Такое расширение обитаемой зоны плюс аквакультура превратят океанское дно в фабрику изобилия. Вот почему всё-таки правы те, кто говорит, что океан сможет обеспечить продовольствием многие миллиарды людей. Всё зависит от подхода к проблеме, от всех людей и каждого отдельного человека. А теперь прошу поднять руку, кто голосует за развитие аквакультуры?

Голосование, как и следовало ожидать, вышло единогласным.

— В таком случае, — профессор успокоил оживившуюся аудиторию, — сразу же после короткого отдыха мы заслушаем нашу замечательную Светлану Андреевну Рунову, кандидата биологических наук, старшего научного сотрудника геологического факультета МГУ. Мы действительно слишком уж воспарили в мечтах о будущем, а она вернёт нас, как тут уже совершенно правильно призывали, к реальности. Я имею в виду начальную точку любых исследований по биологии моря. Первичное звено всех пищевых цепей.

— Неумолимая эстафета всеобщего поедания действительно начинается с мельчайших организмов, о которых мне хочется вам рассказать, — отчётливо, как на лекции, произнесла Светлана первую фразу, тщательно придуманную в перерыв. — Но весь чёрный юмор ситуации заключается в том, что начальное звено является одновременно и заключительным. Все обитатели моря прямо или опосредованно питаются микроорганизмами, но, умирая и опускаясь на дно, они сами становятся добычей микробов. — Она несколько принуждённо рассмеялась, но, не встретив поддержки, согнала улыбку и решительно подошла к стенду с прикнопленными снимками из альбома Астахова. Топтавшаяся за кулисами заведующая клубом поспешно протянула указку. — Здесь вы можете видеть портреты наших героев, увеличенных более чем в тысячу раз. Эти живые существа, похожие чем-то на инопланетные конструкции, называются диатомеями. Они живут в воде повсеместно и образуют большие колонии. Диатомеи с большим на то основанием, чем кто-либо другой, могут сказать, что хорошо смеётся тот, кто смеётся последним. Весной и осенью они переживают взрывы жизни, которые отражаются на всех обитателях моря. Это важнейший момент, от которого во многом зависят урожаи океанской целины. Но изучены диатомеи очень мало. Только в Чёрном и Баренцевом морях удалось кое-что сделать в этом отношении, литораль же Японского моря — девственный лес альгологии. Только в южной части залива Приморский присутствующий здесь Сергей Павлович Астахов выделил четыреста видов. Он, как и я, альголог по специальности. Но если я занимаюсь больше ископаемыми видами, то в сферу интересов Сергея Павловича входят живые. Я верно говорю? — Светлана вопрошающе взглянула на Астахова и перевела дух.

— Совершенно верно, Светлана Андреевна.

— Тогда подойдите, пожалуйста, сюда, и мы продолжим рассказ вместе. По-настоящему продуманный экономический подход к океану должен начинаться с диатомовьгх водорослей, — высказала Светлана основной тезис, когда Серёжа приблизился. — Это корм для рыбьей молоди и ракообразных.

— Любопытно, что слизь диатомовых могла бы увеличить скорость судов по меньшей мере в два раза, — ответил Астахов на её приглашающий жест. — Она сродни той слизи, которая покрывает тело дельфина, этого пелагического рекордсмена, который шутя обгоняет самые быстрые катера.

— А почему бы вам не покрыть этой слизью ваш бот? — пошутила Светлана. — А то стоит он себе у пирса и обрастает ракушкой.

— В этом самом обрастании вся загвоздка! Ужасно проклятая штука. Американцы выпустили патентованную краску для судов. Стоила она бешеные деньги, но зато резко уменьшала обрастание. А меньше обрастание — меньше расход топлива, выше скорость. Прямая экономическая выгода. Капитаны стали брать эту краску, тем более что фирма давала гарантию на один месяц. Всё было хорошо. Но в Гонконге одно судно обросло в течение этого гарантийного месяца ещё сильнее, чем суда с обычной покраской. Оказалось, что там живёт вид диатомеи, которым патентованная краска пришлась по вкусу. Если бы можно было остановить обрастание на стадии слизи…

— Боюсь, тут ничего не получится, — ловко включилась в диалог Рунова, учтя настроение зала. — Это тоже стадийный и необратимый процесс. Сначала бактерии создают тонкую плёнку, потом на ней развиваются водоросли, выделяющие слизь, а там уж и ракушки поселяются. Кстати, даже киты обрастают диатомовыми. По виду водорослей можно узнать, где плавал кит. Да что там кит! Астахов это лучше всех знает. Правда?

— Действительно, стоит только залезть в море, как тебя тут же облепят диатомеи. Мы этого, конечно, не замечаем. Я как-то вылез из воды и для интереса скребанул себя стёклышком в разных местах. Потом поместил стёклышко под микроскоп. Столько диатомеи! Причём разных! Попался даже один новый вид… Жаль, мало приходится сейчас этим заниматься. Снабжение всякое. Новый дом под лаборатории строим…

— Да, товарищи, — Рунова поняла, что вновь настал её черёд говорить, — эти таинственные существа встречаются повсеместно, в любом, даже самом маленьком, водоёме. Слизь на камнях и растениях, скользкий налёт на днище судна и сваях — всё это диатомеи. Простейшая живая клетка, защищённая кремниевыми створками с идеальной структурой. Взгляните на эти изображения. Что в сравнении с ними вся современная архитектура, все кольца и броши ювелиров! Образцовые, должна заметить, снимки… А вот и их автор. — Она многозначительно склонила голову и отступила, давая публике полюбоваться искусством коллеги.

Зал ответил нерешительными аплодисментами.

— Если бы я не был биологом, я бы стал архитектором, — сказал Сергей, отчаянно краснея.

— Вам ещё не надоело слушать? — Рунова участливо оглядела зал.

— Нет! — захлопали в первых рядах. — Рассказывайте ещё…

— Хорошо! — с готовностью согласилась она. — Я сегодня почти весь день провела в воде. Знакомилась с вашими мидиевыми садками. На этих раковинах хорошо была видна работа диатомовых. Мутная зеленоватая слизь, белые и розовые лишаи вторичных обрастаний. Диатомовые необыкновенно чувствительны к температуре и солёности воды. Они массами гибнут, когда над морем проходят дожди, но их быстро замещают более пресноводные виды, которые в свою очередь погибают, когда прежняя солёность восстанавливается. Вместе с диатомовыми в опреснённой воде погибают и морские животные. Профессор Неймарк дал вам прекрасную рекомендацию! Пресноводные диатомеи резко отличаются от солёноводных, а тропические виды не похожи на обитателей арктических вод или морей умеренных широт. В Японском море почти не встречаются тропические диатомеи. Лишь у берегов Южной Японии их становится много. И чем южнее, тем больше. Филиппины, Австралия, Новая Зеландия… Потом опять увеличивается количество холодноводных видов.

— Светлана Андреевна проводила специальные исследования в этом регионе, — пояснил Сергей.

— Я не случайно назвала диатомеи таинственными. — Рунова поблагодарила его коротким кивком. — Чуткую, почти эфемерную клетку окружают кремниевые створки. Хрустальная оболочка лелеет крохотную пылинку живого. Жизнь проходит, как яркий проблеск в темноте, а оболочка остаётся. Почти навечно. Диатомные панцири отлично сохраняются. Они известны ещё с мелового периода. По ним можно определять относительный возраст Земли, воссоздавать палеогеографию водоемов. Вот почему прибрежные бентосные виды этих водорослей специально изучаются геологами, которые занимаются реконструкцией древних бассейнов. По кремниевым оболочкам давно погибших организмов удаётся узнать всю историю водоёма: температуру и солёность воды, береговую линию и как всё это менялось с течением веков и тысячелетий. Для геологов-поисковиков диатомеи — тоже желанная находка. Диатомовые земли — их, кстати, много у вас — считаются ценным ископаемым. Они незаменимы для шлифовки стёкол, плавки базальта, производства столь необходимого для биохимиков и химиков-аналитиков силикагеля. Из них можно сделать лёгкие, плавающие в воде кирпичи, отличающиеся высокой тепло— и звукоизоляцией. Индийский ученый Дизикачара показал, что они почти целиком состоят из альфа-кварца.

— Про Атлантиду! — бурно поддержал зал.

— Пожалуйста, голубушка, — тихо попросил Неймарк.

Почувствовав, что увлеклась и заговорила специальными терминами, Рунова умолкла на полуслове и беспомощно уставилась на Сергея.

— Расскажите, как вам удалось открыть Атлантиду, Светлана Андреевна, — попросил он, поймав её умоляющий взгляд.

— Но я вовсе не открывала Атлантиду, — с облегчением рассмеялась она. — Просто, плавая на “Витязе”, наша группа обнаружила в Атлантическом океане пресноводный комплекс диатом, резко отличный от окружающих морских комплексов. Такую находку можно истолковать лишь однозначно: на этом месте затонул участок суши. Когда? Радиокарбонный анализ показывает цифру двенадцать+пятнадцать тысяч лет.

— Наверняка Атлантида! — вскочил Юра, азартно сжав кулаки.

— Пока, к сожалению, у нас нет доказательств, — развела руками Светлана. — Хотя сами по себе пресноводные диатомеи никак не могли очутиться на морском дне… Есть виды, живущие только в воде кристальной чистоты. Малейшая примесь солей вызывает их быструю гибель. Такие водоросли населяют Севан и Байкал. Они лучшие индикаторы чистоты воды. На Байкале диатомеи первые сигнализировали о том, что озеро находится в опасности. Но диатомеи и идеальные санитары. На месте погибших видов в том же Байкале появились новые, более приспособленные к трудным условиям. И они вступили в борьбу за чистоту воды. Но главное значение диатомовых водорослей в том, что с их помощью мы можем резко увеличить урожаи морских продуктов, добиться быстрого восстановления запасов. Недаром всерьёз обсуждаются проекты создания на дне океана мощных атомных реакторов для подогрева воды. Нагретая, богатая солями вода подымется из глубины. Это вызовет взрыв жизни диатомовых, а там пойдёт разматываться привычная цепь. Ведь вся жизнь, по сути, сосредоточена на каких-нибудь пятидесяти метрах глубины. Сколько драгоценных солей пропадает даром. А восходящие тёплые потоки вынесут их на поверхность, и появится пища для миллиардов новых рыб, китов и ракообразных. Такой естественный процесс выноса глубинных солей происходит у Перу. Недаром это один из самых богатых районов. Вспышки диатомовых чередуются там с удивительной регулярностью. И всегда много рыбы. Очень много рыбы…

— А что наблюдается в Антарктиде? — подхватил Астахов. — Там подо льдом буквально кипит коричневая каша. Аргентинцы, станция которых расположена на земле Грэхэма, решили выяснить, кто её ест, и проследить весь цикл начиная с диатомовых. Австралиец Вуд обнаружил там двадцать видов диатомовых водорослей. Столько же обнаружили и советские учёные. А потом выяснилось, что Вуд нашёл одни виды, а наши исследователи — совсем другие. Итого, сорок видов диатомовых. Квинтэссенция подлёдной каши.

— Как-то связаны диатомеи и с ещё во многом загадочными марганцевыми конкрециями, обнаруженными на океанском дне. — Светлана незаметно взглянула на часы и решила, что пора закругляться. — Но это уже другая сторона проблемы, мы и без того ушли в сторону от обсуждаемой темы.

— Так это и хорошо! — одобрил гостеприимный Наливайко и, обернувшись к залу, спросил: — Какие будут вопросы?

Вопросов не было.

— Тогда поблагодарим наших дорогих и всегда желанных гостей за интересную и поучительную беседу. — Под одобрительные рукоплескания Пётр Фёдорович поднялся на сцену вручать сувениры. И только тут Светлана почувствовала, как она устала за день и едва держится на ногах.

“Всё! — сказала она себе. — Завтра сплю до упора, а как вернёмся на биостанцию и схлынет эта немыслимая жара, пойду искать хвалёную Холерную бухту…”