— И не пытайся меня успокоить! — не то прошипела, не то выплюнула девушка и тут же поняла, что сказала абсолютную правду. Этот рыжий гаденыш с невинными глазами каким-то непонятным образом пытался ее унять, как унимали бы раскапризничавшегося младенца или ощерившуюся кошку.

— Ну как знаешь! — Вместо ожидаемого смущения парень тоже разозлился, и только это, как ни странно, спасло его от новой атаки. — Тогда успокаивайся сама!

То ли подействовало это «взрослое-по-отношению-к-ребенку» раздражение, то ли рыжий стал более осторожен в своих странных манипуляциях, но Виктория действительно успокоилась. Подтянула к горлу злосчастную простыню и покосилась на второго парня. Смуглый мальчишка был чуть постарше, лет четырнадцати, худощавый и мускулистый. Выглядывающие из рваных джинсов шрамы и подозрительный прищур выдавали члена банды. Короткий ежик волос предполагал, что отращивать их он начал совсем недавно. Этот, в отличие от доверчивого рыжего, присевшего на противоположный край кушетки, стоял, чуть напружинившись, свободно опустив руки, и Виктория каким-то внутренним чутьем угадала боевую стойку. Они обменялись короткими резкими взглядами, узнавая друг друга, признавая друг в друге достойного противника, прошедшего школу улиц.

Девушка снова перевела взгляд на рыжего.

— Кто вы? — спросила тихо, подозрительно.

— Я Сашка. — Рыжий обаяшка отвесил шутовской поклон. Имя ему шло. — А эта до невозможности гениальная личность — Михей. Он у нас величайший хакер столетия. — Сашка ухмыльнулся, но было что-то в его тоне, что предполагало, что столь внушительная характеристика носит не столь уж ернический характер.

— На себя посмотри, — пасмурно бросил ему коротко стриженный Михей. — Великий маг, надежда пси-инженерии.

Сашка не обратил на это вмешательство ни малейшего внимания.

— Мы, вообще-то, уже встречались, если ты помнишь, но тогда Великий и Ужасный так и не удосужился нас представить.

— Помню. — И Виктория действительно помнила. Она содрогнулась от безумия этого воспоминания, закусила губу, протянула дрожащую руку и что-то сделала. На ладони медленно сформировался маленький огненный шарик. Жалобно всхлипнув, девушка сжала пальцы, фаербол исчез. Подняла ошеломленные, вопрошающие глаза на мальчишек, увидела, что те совершенно серьезны и вроде как даже сочувствуют.

— Да, поначалу это пугает, — кивнул Сашка. Виктория заметила, что глаза у него желтовато-серые, при правильном освещении могут показаться светло-карими или даже зелеными. — Но ты привыкнешь. Олег тебе поможет.

Она резко выпрямилась, губы чуть побелели. Олег может убираться со своей помощью...

Михей кивнул, а Сашка нахмурился, и Виктория вдруг отчетливо поняла, что они оба считали эту мысль, будто она была высказана вслух. То есть не сказана, а просто очень громко подумана. Вот тут ей стало немного страшно. Немного... Ха!

— Девчонка права. — Михей бросал слова Сашке в своей обычной короткой и злобной манере, будто бы начисто игнорируя присутствие Виктории, однако было ясно, что этот старый спор затеян именно для ее ушей. — На этот раз он перешел все границы.

Сашка повернулся к ней с объяснениями.

— Михей, Ира и Юрий пытались возражать, когда Великий и Ужасный засунул тебя на тренировку с нами без всякой подготовки. Особенно когда это оказалась такая тренировка. — Он широко развел руки, показывая, какая именно. — Мы вообще не понимаем, как ты выжила, даже учитывая, что ты оказалась сильнее всех нас, вместе взятых. Я сам, например, проспал без задних ног двадцать часов. Даже предки заволновались, а они меня замечают, только когда деньги из их карманов начинают пропадать. Юрка потом сам отвез меня домой и с ними поговорил, и мне совсем даже не попало. Он вообще взял на себя все дела, пока Великого и Ужасного не было. Юрка, он голова-ааа!

— Эта тренировка не только могла ее убить, — Михей отказывался отвлекаться на посторонние темы.

— Но не убила. — Тут Сашка прицельно и неожиданно жестко взглянул на Михея. — Олег в который раз доказал, что он знает что делает. И он нам всем делает только хорошее... даже если некоторых к этому хорошему приходится тащить за шиворот!

Бывший член банды, кажется, начал злиться по-настоящему.

— Твой драгоценный Олег не узнает права человека, даже если они стукнут его по черепу! А если меня к счастью надо тащить за шиворот... то лучше уж обойтись без такого счастья!

— Ишь как заговорил! До встречи с Олегом небось и слов таких не знал — «права человека»! И вообще, если он так тебе не нравится, что же ты ходишь за ним как привязанный, просишь показать, как он сделал то или это?

Михей покраснел, что выглядело бы забавно у любого другого подростка лет четырнадцати, но так как его боевые шрамы выделялись на красной коже белыми пятнами, то в данном случае замешательство и смущение скорее пугали.

— Ты бы лучше поостерегся в своем безусловном восхищении... А то закончишь, как Толян, идеальным военным: ни шага вправо, ни шага влево, а способность самостоятельно думать — отступление от устава! — С этим последним аргументом мальчишка развернулся на каблуках и вышел из-за ширмы. Вика услышала, как он начал сердито стучать пальцами по клавиатуре.

— Много ты знаешь о том, что думает Толик! — сердито бросил вслед также выведенный из себя Сашка. — Он, между прочим, когда в себе, поумнее всех нас будет!

Добив противника этим последним решающим доводом, рыжий снова повернулся к внимательно прислушивавшейся к перепалке Виктории. То, что новенькая была целиком и полностью на стороне противника, настроения ему не поднимало, но особенно и не огорчало.

— Есть будешь?

Желудок Виктории откликнулся на это предложение оглушительным урчанием.

— Айн момент! — Стремительным рыжим ураганом мальчишка вылетел за ширму и минуту спустя появился с внушительных размеров подносом. — Держи!

Он водрузил поднос на середину кушетки, но, когда Вика подползла поближе и потянулась за куском хлеба, шлепнул ее по руке. В ответ на возмущенный взгляд протянул кружку с водой.

— Начни вот с этого.

Она попыталась возмутиться, но было что-то в голосе и взгляде рыжего нахала, что заставило взять предложенную воду.

— Пей медленно, маленькими глотками.

Как оказалось, совет был отнюдь не лишним. После первого же глотка ее желудок скрутило спазмом. Это было почти привычно, Вика уже не помнила того времени, когда любое принятие пищи не отзывалось зверской болью. Она выпила все до капли, давясь и захлебываясь, и застыла, зажмурив глаза, ожидая, когда пройдет волна тошноты. В животе что-то булькнуло, хлюпнуло, и все улеглось. Девушка выпрямилась, удивленная, что ее не вывернуло наизнанку.

Сашка хмурился.

— Почему ты не остановилась подождать, пока боль уйдет?

Одновременно она поймала мысль: «Олег, конечно, говорил, что эта совершенно не умеет о себе заботиться, но чтобы до такой степени?»

И тут же рыжий удивленно на нее уставился, поняв, что его считали. Робко улыбнулся, протягивая следующую чашку, на этот раз с бульоном.

— Вот, попробуй это. И осторожней, он горячий! Маленькими глотками. Если опять будет тошнить, остановись.

Виктория не знала, как себя вести. Никому никогда не было дела, как она себя чувствует, как она что-то делает. Поглощение еды обычно заключалось в том, чтобы набить в себя как можно больше, прежде чем успеют отобрать. Но сейчас... То, что происходило, ощущалось как правильное. Девушка взяла предложенную чашку и стала пить. Медленно и осторожно, не спуская взгляда с лица Саши, делая глоток, лишь когда тот кивал. Желудок ни разу не запротестовал, наоборот, внутри поселилось какое-то теплое, необычайно приятное ощущение.

И она все еще голодна.

— Так, теперь вот это. — Саша выбрал из горы еды и шоколадок еще одну кружку, тоже наполненную бульоном, но гораздо более густым, с чем-то наподобие гренок. — Мы это пьем после тренировок, очень и очень калорийно, куча белков. Держи.

Ему пришлось дважды ее притормаживать, когда Виктория начинала заглатывать еду слишком быстро, но, когда она опустила пустую кружку, девушка с некоторым удивлением обнаружила, что сыта. Она положила руку на живот, пытаясь разобраться в новых ощущениях. Это, конечно, не кайф от героина, но... По-своему не менее приятно!

На лице Сашки было не то озадаченное, не то жалостливое выражение. В его разуме плавал недоуменный вопрос: «Где же учитель ее откопал?» Мальчишка отодвинул поднос:

— Пока хватит. Твердой пищи пока нельзя. — Пошарил руками под кушеткой, вытащил что-то белое, шелковое. — Вот, оденься, я отвернусь.

Он действительно отвернулся, сел к ней спиной, подтянув к себе колени, демонстрируя галантность, которую Виктория до сих пор видела только в фильмах, и потому заставив ее растеряться. Эта ее новая жизнь... Девушка все еще была полна настороженности и подозрений, она отдавала себе отчет, что предстоит схватка не на жизнь, а на смерть с беспринципным, презрительным Олегом, но в чем-то... В чем-то происходящее ей нравилось.

Пальцы сами собой зарылись в ворох одежды. Простые белые трусики, из самого тонкого и эластичного материала, какой ей только приходилось видеть. Бюстгалтер к ним не полагался, да для нее он был бы совершенно бесполезен: поддерживать было нечего, так как бюст фактически отсутствовал. Виктория натянула белье и только тогда заметила, как изменилась ее кожа. Куда-то исчезли следы от шприцов, гнойные ранки, оставленные заражениями, прыщи, мелкие шрамики от оспинок, царапин, синяков... Просто ровная, правда, не слишком здорового оттенка кожа. Она удивленно провела руками по талии — неужели все это только потому, что перестала принимать наркотики? Нет, ей случалось раньше бросать, от этого становилось только хуже. Тут было что-то другое... Что-то, с чем она пока была не готова разобраться.

Одежда оказалась действительно из шелка. Из белоснежного китайского шелка, лучшее из всего, что ей когда-либо доводилось видеть: по телевизору, во сне или наяву. Виктория натянула штаны, автоматически и безошибочно затянув все веревочки, хотя никогда прежде ей не приходилось иметь дело с такой одеждой. Затем верх — что-то вроде блузки с длинным рукавом, воротником-стойкой и пуговицами, смещенными на одну сторону. Названия и вид фасонов, о которых она никогда раньше не знала, возникали в ее голове и тут же исчезали, не вызывая ни удивления, ни неприятия. Когда последняя пуговица оказалась застегнута, Виктория провела руками по льнущей к коже, струящейся материи. Было ощущение, что этот наряд стоит дороже, чем месячная доза кокаина. Что с нее потребуют за право носить такое чудо?

Одно девушка усвоила совершенно четко: ничто в этой жизни не дается бесплатно. И тем не менее снимать наряд не хотелось. Раз уж он все равно явно сшит специально на ее фигуру...

Сашка, точно уловив какой-то неслышный сигнал, повернулся, окинул ее очень опытным взором.

— Неплохо. Они смогли вытащить цвет твоих глаз и подчеркнуть стройность фигуры, не акцентируясь на худобе. — Он говорил так, словно хорошо в этом разбирался. — Наверняка Natalie постаралась, она в таких вещах дока. Ну и Ли-старший, конечно. Только вот волосы...

Виктория неосознанным жестом подняла руку к волосам, странно светлым, легким... Вымытым, решила она наконец. Пальцы коснулись выбритых с левой стороны прядей, замерли. Повязки не было. Ее пальцы рванулись к тому месту, где — о как хорошо она это помнила! — совсем недавно ковырялись своими инструментами свихнувшиеся врачи. Но, как ни быстро было движение, Сашка оказался быстрее — перемахнул через кушетку, перехватил ее руку, отвел в сторону.

— Не надо. Там залеплено пластырем, лучше пока не ковырять, — на ощупь нашарил лежащее на подносе, среди шоколадных батончиков, зеркальце, протянул ей. — Вот, аккуратно отогни, посмотри, а потом снова заклей.

Во всем этом — в дежурившем у ее постели мальчишке, в специально сшитой одежде, вымытой голове, приготовленном зеркальце — ощущалась какая-то грубая, бесцеремонная заботливость. Несомненный почерк Олега. Но Виктория сейчас была слишком занята, чтобы беситься. Ноги подогнулись, и она, сама того не заметив, шлепнулась обратно на кушетку.

Держа зеркальце в дрожащей левой руке, она осторожно отогнула пластырь. Ранка уже зарубцевалась, оставив маленький красный шрамик. Действительно маленький, сантиметра три, идущий от виска чуть вверх, вздергивая кончик левой брови, придавая лицу какой-то асимметричный, почему-то таинственный вид. Если бы Виктория не знала, что этот шрам знаменует собой вторжение в ее разум, в саму ее суть, она бы сказала, что он ее даже красит. Девушка осторожно прилепила хирургический пластырь на место и бросила взгляд на лицо. Ничего утешительного, как была нескладной уродиной, так и осталась, правда прыщи и гнойники исчезли. Отбросила зеркало.

Виктория и сама не знала, что чувствует по поводу этой раны. Гнев. Гнев всеобъемлющий, бесконечный, разрушительный. То, что с ней сотворили, вызывало мгновенное инстинктивное отторжение, и девушке даже в голову не пришло ставить под сомнение собственную ярость. Виктория знала, что действия Олега были неправильны, отвратительны, что они унижали ее даже в собственных глазах. Просто знала, и все. Но, с другой стороны, красный рубчик вызвал и невероятную волну облегчения. Как будто какой-то узел внутри вдруг распустился, а глаза защипало подступившими слезами. Она была свободна. Свободна! И никому не позволит эту свободу у себя отнять.

— Эй, ты в порядке?

Она подняла затуманенные глаза на Сашку, пару раз мигнула, пытаясь сфокусировать взгляд.

— В полном. — Собственный голос показался ей карканьем, в котором неожиданно прорезались сардонические нотки. Хотя, как ни странно, Виктория не намного отклонилась от истины. Она уже много лет не была настолько «в порядке».

И, самое отвратительное, знала об этом лучше, чем кто бы то ни было еще.

— Хорошо, — миролюбиво кивнул рыжий дипломат. — Тогда давай посмотрим, что там у нас с обувью.

Мальчишка выудил откуда-то из-под кушетки пару легких сандалий и, прежде чем Виктория сообразила, что происходит, опустился на одно колено. Вот такого бывшая наркоманка и бродяжка ожидать точно не могла. Столкнувшись с совершенно новой для себя ситуацией, девушка изумленно застыла, а тринадцатилетний кавалер умело поймал ее лодыжку и стал осторожно надевать обувь. Виктория попыталась дернуться, но пальцы у пацаненка оказались неожиданно сильными.

— Подожди, тут нужно ремешки отрегулировать, — рассеянно буркнул Сашка и продолжил свои странные манипуляции.

Что правда, то правда, в ремешках Виктория бы одна ни за что не разобралась. Обувь была чудная, совершенно незнакомая. Что-то вроде тонкой и гибкой подошвы, от которой отходило несколько плоских веревочек. Веревочки следовало как-то хитро перекрутить, соединить и затянуть по своему размеру, после чего обувь можно было свободно сбрасывать и надевать, не опасаясь, что та натрет ноги. Виктория со всевозрастающим интересом наблюдала за процессом.

— А ты неплохо с этим справляешься, — вообще-то, она имела в виду сложно переплетенные ремешки, но Сашка понял по-своему.

— Между Ириной и Natalie кто угодно научится быть джентльменом. Или умрет, пытаясь. — Застегнув последний замочек, он поднялся и протянул ей руку. Виктория, сама не отдавая себе в том отчета, каким-то знакомым и привычным жестом опустила свою ладонь в мальчишескую и легко вскочила на ноги. Сандалии, или что там это было, не ощущались совершенно. Будто босиком идешь. Может, мокасины?

Избранная сделала глубокий вздох, попыталась неумело расправить плечи, вцепилась в руку своего сопровождающего. И шагнула из-за ширмы навстречу своей судьбе.