Ирина нехорошо побледнела. Михей взялся за колечко и одним отработанным движением вскрыл банку. Принюхался, изображая на лице полное блаженство. Протянул Ирине.

— Да ладно тебе, лучше попробуй. Это еще ничего, вот компьютерщикам они выдают сухие корма. Чтобы, значит, сидели перед мониторами и грызли подушечки с печенью и рыбой. Вкусно, кстати. Питательно.

— А может, позвать Барса? — Леди выдвинула встречное предложение, не пытаясь взять предложенное лакомство. — Он, наверное, тоже голодный. Во имя братства всех разумных планеты Земля...

— Барс эти корма на дух не переносит, — безжалостно отрезал Михаил. — В молодости как-то облысел с «Китикэта» нижегородского производства. С тех пор предпочитает быть не кормленным, но пушистым, а не наоборот. И вообще, Барсу голод не грозит. На него крысы вторую жалобу подают. Мол, пищевая цепь пищевой цепью, а совесть тоже надо иметь. Этот рыжий уже поперек себя шире!

Ирина позеленела. Одна рука ее непроизвольно взлетела к непокорным темным кудрям. Виктория флегматично вскрыла свою банку, размышляя, а не являлась ли жидкость ее собственного бледно-русого хвостика результатом неумеренного потребления «Китикэт» в более юном возрасте. «Красивая, шелковистая шерстка и здоровая кожа вашего любимца обеспечиваются наличием омега-кислот, марганца, цинка и витамина Е». Угу. Конечно.

— Ира, прекрати, — неожиданно резко бросил совсем зеленой девушке Михаил. — Твое отрицание ситуации заходит уже слишком далеко, не находишь, о аристократка духа? Нескольких месяцев вполне достаточно для адаптации. Жри «Вискас», Леди, и будь добра делать вид, что он тебе нравится.

Виктория поморщилась, а Ирина срезала хама неожиданно жестким, холодным взглядом:

— Следите за своим языком, молодой человек. — И, заставив их всех вытереть руки антисептической салфеткой, изящно взялась за банку с консервами. Даже кошачий корм она умудрялась есть с таким спокойным изяществом, будто это был всего лишь какой-то гурманский изыск. Виктория вдруг вспомнила, что имеет дело не только с дочерью и внучкой дипломатов высшего уровня, но и профессиональным востоковедом. Кажется, в это нелегкое искусство входило умение с улыбкой поглощать все, что ни выставит на стол принимающая сторона, до живых червяков включительно. И тем не менее из всей их группы только Леди так заметно убавила в весе.

Через минуту разговор за столом вновь вернулся в свою обычную колею. Начали с обсуждения сбора урожая и перспектив пережить зиму.

Ира склевала ровно полбанки консервов и протянула остальное Михаилу. Тоскливо посмотрела на сушки и потянулась за огурцом. Который зачем-то разрезала на аккуратные дольки и лишь затем начала изящно поглощать.

— ...Вчера проходила мимо Летнего сада. Там уже собирают урожай капусты. Капусты! В Летнем! Саду! И по моему собственному приказу, Господи!

Виктория никогда не была в Летнем саду в пору листопада. Как-то не приходилось. И теперь не то с восхищением, не то с завистью вглядывалась в воспоминания старшей подруги. Строгие прямые аллеи. Призрачная белизна статуй. Темные стволы. Золотая, невероятно насыщенного цвета листва, парящая над ветвями, выстилающая землю, танцующая в воздухе.

И проглядывающее через золото ясное осеннее небо. Синее-синее, яркое, чистое... Свободное.

— Хорошо, хоть статуи убрали на зиму, — продолжала бушевать Леди. — Те, что уцелели после Ночи Страха...

— Ира, уймись, — снова попытался вмешаться в поток ее возмущения Михей. — Ты уже все уши прожужжала своими причитаниями. Ну, Летний сад. Ну, капуста. Мы же не просим жертвовать двухсотлетние дубы на дрова...

«Пока не просим», — отметила про себя Виктория, откусывая огурец и отдавая остатки своего «Вискаса» благодарно кивнувшему парню. Спор тянулся по накатанной дорожке. Сейчас поднимут культурный вопрос...

— Не рассказывай мне о том, чем можно жертвовать, а чем нельзя! Это же наша культура, как вы не понимаете. Наше историческое наследие, наше «я», наш внутренний стержень. Отказываясь от всего этого, мы сами, своими руками отдаем себя захватчикам. Неужели вы не понимаете, что те только этого и хотят? Не просто низвести нас до животного уровня — не в обиду достойным разумным будет сказано, — а заставить нас самих опуститься до состояния голодных варваров. Которые не моются месяцами, которые едят руками, набрасываясь на любой съедобный кусок, которые спокойно отпускают шуточки, когда затапливает архивы Эрмитажа...

— Культура — это, между прочим, и рок-звезды, и рэперы, и киберпанки. А не только любезный твоему сердцу Эрмитаж. Который кто-то додумался построить на месте, затапливаемом каждую осень очередным наводнением. И вообще... далась некоторым эта дурацкая культура... Предпочитаешь поголовное вымирание? А вот не выйдет. Те, кто хочет быть сытыми варварами, а не голодными поэтами, все равно варварами станут. Если не каннибалами. Прецеденты имеются. В самом что ни на есть недавнем прошлом. Организм хочет кушать, сестричка. И если ты никогда не голодала (соблюдение поста не в счет), то остальные тут совсем не виноваты.

— Не передергивай. Я говорю не о пустом желудке, а о разрушении наших традиционных ценностей. С чего, напомню, начинается уничтожение самоидентичности любого народа.

— Добыча пропитания для голодных детей — вот наша традиционная ценность. Традиционнее просто некуда!

Виктория прикончила второй огурец и с пристальным интересом косилась на третий. Разворачивающийся рядом диспут ее уже почти не волновал. Спорщики говорили о совершенно разных вещах, используя совершенно разные термины, и сами это прекрасно понимали. Если бы от их препирательств что-то зависело, вопрос давно бы уже решили, всего лишь перебросившись парой острых взглядов. Сейчас же ребята просто добавляли себе специй в пресный обед, заодно сбрасывая сковывающее их мысли и чувства напряжение. И, быть может, невольно пытаясь возродить долгие философско-ироничные дискуссии времен ученичества.

— Никто не собирается заставлять детей голодать! Пусть едят на здоровье. Только делают это вилкой и ножом, как культурные существа, наследники тысячелетней цивилизации! — Ирина сняла крышку с термоса и стала разливать горячий напиток по стаканам. В ее исполнении это простое действие казалось частью древней чайной церемонии.

— А ведь они именно так и делают, — задумчиво произнесла Виктория, великодушно отказываясь от огурца в пользу оголодавшего представителя сильной половины человечества и беря в ладони горячий стаканчик с чаем. — Я как-то раньше не задумывалась... Мы с Мишкой не показательны, мы и до Вторжения фруктовую вилочку от ножа поварского не отличили бы без словаря с картинками. А вот все остальные... Заходишь в забитую столовку — а там измученная, похожая на задерганный призрак мамаша объясняет двухлетнему карапузу, как правильно держать столовые приборы. Сама, что примечательно, не слишком хорошо представляя, как это делается. И так во всем. Никогда не видела такой озверелой вежливости, такой агрессивной чистоплотности и такого отчаянного, загнанного в угол стремления быть людьми. Гордыми. На стиснутых зубах, на сломанных костях и сорванных связках — но прямо, не сгибая головы. Благородство и героизм разве что из ушей не текут, и, что тоже примечательно, совершенно искренние. Когда не превращаются волшебным образом в самую последнюю степень подлости, — вздохнула, подводя итог: — Здорово эти чужаки нас прижали.

— Не уверена, что здесь виноваты именно чужаки, — обронила Ирина, грациозным движением поднимая свой стакан. Пригубили ароматный напиток они все трое одновременно, и все одновременно зажмурились, наслаждаюсь таким редким сейчас мгновением удовольствия. Чай Ирина готовила сама, десять часов настаивая какие-то таинственные травы и кусочки коры в огромном термосе. Вкус был горьковатым, терпким и очень насыщенным.

— Кто же тогда?

— По-моему, ты недооцениваешь шок, который люди испытали, поняв, что могут воспринимать эмоции, а в некоторых случаях и мысли животных, — очень серьезно сказала Леди.

— Они просто растерялись, — продолжил мысль Михей, видя, что «младшенькая» опять не улавливает смысл. — Раньше человек был царь природы и венец творения. По образу, подобию и так далее. Как же иначе? Единственное мыслящее существо, светоч разума. А кто мы теперь? Паразиты, чуть не угробившие общую планету. Страшные чудовища, которыми мамы-дельфинихи пугают маленьких дельфинят. Не очень лестный портрет для самоотождествления. В восточных культурах это приняли гораздо спокойней, но там никогда не было такого оголтелого антропоцентризма. А вот наши люди начали метаться в поисках новой ролевой модели, попривлекательнее. Ну а когда нашли образ истинного человека, вцепились в него зубами и когтями. И нам очень повезло, что кое-кто вовремя подкинул всем именно такой «культурный» образ, — и он выразительно покосился в сторону Ирины.

— Не везде, — тихо, бесцветным голосом ответила та, — и не всем.

Разумеется, Виктория слышала об этих «не везде» и «не всем» Со всей планеты приходили сообщения о вспышках расизма, о пошедших вразнос религиозных сектах, о массовом помешательстве. Иногда это заканчивалось травлей проявивших сверхспособности (и тут же объявленных шпионами чужих) бедняг. Чаще — очередной резней слишком острых на язык кошек.

Даже Питер эта зараза не обошла стороной. Животные были мудрее двуногих, но несчастных случаев и с той и с другой стороны хватало. Люди никак не желали признавать себя частью пищевой цепи, и в ответ им вообще запретили прикасаться к мясу. Любому, кроме разве что старых запасов. Вегетарианцы так и лучились сознанием собственной гениальности, на каждом шагу заявляя ближним: «А ведь вам говорили!» Поклонники бифштексов молча скрипели зубами, убеждая себя, что поедание разумных коров все равно отдает каннибализмом.

Избранная пила чай и думала. О том, что она, как всегда, все пропустила. О том, что опять не понимала и половины того, что делали соученики, что вряд ли представляла десятую долю задуманного учителем.

О том, что планета менялась, как менялась и она сама, и что пора ей заканчивать возмущаться этими изменениями и учиться использовать их к своей выгоде.

Всего лишь.

Виктория держала стакан двумя ладонями, пока Ирина наливала им по второй порции своего замечательного чая. Затем вновь пригубила чудесный напиток. С отвращением покосилась на сушки — портить вкус этими ископаемыми, оставшимися от хлебобулочной промышленности, не хотелось.

— Михаил, у тебя вроде бы еще остался где-то грильяж в шоколаде?

— Больше нет. Вчера проспорил Олегу последние три штуки.

Упоминание о Посланнике и его дурацких пари заставило поморщиться. Сама она не так давно проспорила...

Не было ни звука, ни блика, ни даже дуновения в воздухе, но все трое вдруг застыли, уставившись сузившимися зрачками в поверхность стола. За окном медленно, противоестественно и жутко проплывала летающая тарелка. Патруль.

Я не думаю, ни о чем не думаю. Я глупая, маленькая, слабая, на меня не стоит обращать внимание...

У ног шевельнулась сырым комом Серая Волчица.

Через несколько секунд, показавшихся вечностью, Виктория наконец оторвала взгляд от столешницы. Это здание было защищено. Так хорошо защищено, что Олег почти не позволял ей покидать старинный особняк. И тем не менее каждый раз, когда поблизости оказывался аппарат чужих, девушка не могла не пытаться набросить на свой разум дополнительный слой искажающих иллюзий.

Избранная смотрела на своих брата и сестру по обучению.

Ирина стиснула пальцы вокруг стакана, и костяшки побелели. Михаил вцепился в крышку стола, кусая губы. Застывшие фигуры, застывшие взгляды, застывшие души. И ломающая, рвущая, раздирающая ярость. Гнев, скрутивший эти фигуры, эти взгляды, эти души в такой тугой узел, что, кажется, хрупкая человеческая плоть не может вынести подобного напряжения.

Бессильный гнев. Бессильная ярость. Те самые, которые в эту самую минуту ломали, рвали, раздирали на части ее собственное тело. И взгляд. И душу.

Оккупация.

Вторжение.

Завоевание.

Этому можно придумать тысячу названий, и ни одно не передаст всего. Опущенные глаза и сжатые кулаки. Согнутые спины, спрятанные за этими, казалось бы, покорными спинами жизни детей. Страх. Вечный, точащий, как червяк, убивающий любое другое чувство. Они не смотрели друг на друга. Они очень старались не смотреть вглубь себя. Они ждали.

Унижение, готовое в любой момент обернуться вспышкой мгновенного и отвратительного насилия. Эти твари пожалеют.

— Мы вышвырнем их отсюда, — пообещал не то девушкам, не то самому себе Гений. — Вот увидите. Мы их так вышвырнем, как не швырял еще никто и никогда.

— Мы еще вернем наше небо, — очень тихо и очень твердо сказала Леди. — Сине-синее. Жемчужно-голубое.

Избранная промолчала.

Люди так называемых «развитых» цивилизаций обычно не задумываются, насколько они зависят от технологии. Зависят в мелочах. В повседневной рутине. В том, на что и внимания-то не обращаешь... пока все эти маленькие блага цивилизации есть под рукой и никуда не исчезают.

А вот когда они все-таки исчезнут, ты становишься не менее беспомощным, чем был бы попавший в высокоразвитое общество первобытный охотник. И подобный опыт многое заставляет воспринимать по-другому.

В том числе и расстояния.

Исчезновение городского транспорта ударило сразу и ударило больно. Вдруг выяснилось, что путь от пункта А до пункта Б — это не тридцать минут на метро, а часа этак три-четыре бравого топанья на своих двоих. Ну а уж если ты собрался куда-нибудь в пригород...

Так и получилось, что некогда более-менее цельный мегаполис в одночасье превратился в некое сообщество слабо связанных между собой автономных областей. Каждая из которых обладала собственными общественно-культурно-политическими особенностями и чуть ли не национальным самосознанием. Мир человека резко сузился, ограничиваясь собственным домом и теми местами, до которых можно было добрести пешочком. Учитывая, что нормально ходить за последние полтора века люди, за редким исключением, разучились, мир их ограничился несколькими близлежащими кварталами. И изредка оживлялся новостями, приходящими откуда-то издалека.

Для тех же, кто жил в деревне, потеря транспорта и средств связи означала едва ли не полную изоляцию. Со всеми вытекающими последствиями.

Единственным способом выйти за рамки этого медленного сползания в средневековье стал ментал. Там, в постепенно строящемся и обретающем все большую четкость аналоге Интернета, можно было встретиться со знакомыми. Узнать дальние новости. Обменяться мнениями. Попросить соседей о помощи, наконец.

И там же можно было нарваться на слишком пристальное внимание чужих, что немедленно влекло за собой исчезновение неосторожного исследователя.

Однако псиберпространство осваивали. Медленно, нервно, постоянно ожидая удара в спину, люди восстанавливали нарушенные Вторжением связи. И создавали новые.

Олег вздохнул и откинулся в кресле. Работа по расширению сети шла трудно. Немногие отваживались прикасаться к артефактам чужих, совершенно справедливо опасаясь подвоха. Те же, кто обладал способностью входить в пространство мыслей без посторонней помощи, чаще всего пытались их скрыть от окружающих. Инквизиционные костры и застенки в последнее время как-то вдруг перестали быть приметами далекого прошлого.

Но те, кто все-таки оказывался в ментале, и были добычей Олега-и-Компании. С ними следовало поработать: а) отследить; б) поймать на месте преступления; в) убедить, что ты не инопланетянин (данный пункт был одной из причин, по которой Олег предпочитал подобную работу сваливать на помощников. Врать он, конечно, умел великолепно, но обычно предпочитал этого не делать. Чтобы ложь могла оставаться секретным и страшным оружием на самый крайний случай); г) объяснить ситуацию; д) проверить на надежность и наличие нужных интеллектуальных и прочих способностей и, ежели таковые вдруг обнаружатся, убедить стать частью ощущающего острую нехватку кадров Сопротивления; е) приставить к делу.

Сегодня в пока еще довольно аморфную организацию входило достаточно разумных существ, чтобы составить по их докладам довольно детальное представление о происходящем на планете. Впрочем, самыми лучшими и самыми доверенными до сих пор оставались его ученики и те люди Михайлова, которых удалось вытащить в ночь Вторжения.

Быструю и слаженную, а главное — секретную (Посланник внутренне хмыкнул) работу Сопротивления обеспечивал Евгений Сергеевич. Лично. Многослойную систему безопасности этот ветеран шпионажа организовал так, как считал нужным. В духе местных традиций. Опираясь на богатую историю партизанских и прочих подпольных движений этого мира. В общем, именно так, что заподозрить в подобном таинственного Посланника было сложно. Что и требовалось.

Надо заметить, место для базы Олегу досталось удобное. Россия в плане устойчивости к ментальному давлению оказалась... на удивление равнодушной. Люди здесь обладали удивительной способностью игнорировать все, что сыплется на них «сверху», если не оставаясь собой, то, во всяком случае, не превращаясь в тех, кем их хотели сделать. Похоже, любую власть эти странные создания воспринимали как стихийное бедствие. Вулкану безразлично, приносят ли ему жертвы, пытаясь задобрить злых духов, или нет, — он все равно либо рванет, либо нет. Вот и получилось, что на выкрасивших небо в гнилостно-оранжевый цвет могущественных пришельцев смотрели как на некий гибрид дымящегося вулкана с ханом Наполеоном и очередным царем-президентом. Ну, есть такие. Ничего, рано или поздно закончатся. Может быть, даже с нашей помощью. А может быть, даже не так уж поздно...

Посланник наблюдал и тихо хмыкал себе под нос. Самое странное, что они и правда «закончили» уже хорошую коллекцию вторжений. Тем или иным способом.

Впрочем, в данной ситуации до конца было еще далеко. Олег потер лоб, сдвигая мешавшие электроды, и снова нырнул в ментал. С утра он дежурил вместо Ли-младшего со слухачами, пытаясь уловить появление в тонкой психо-компьютерной паутине перспективного новичка. Нескольких нашел и натравил на них вербовщиков. Пусть ребята отрабатывают свой хлеб.

Затем отправился в «разведку», довольно долго ползал между неуклюжих ментальных конструкций, возведенных вокруг планеты чужими. Кое в чем удалось разобраться, и теперь Посланник с головой ушел в программирование, создавая софтовое обеспечение для будущих диверсий в ментальном стане врага. Задача оказалась на удивление интересной, совсем не рутинной. Многое приходилось выдумывать заново, да еще работая в информационном формате, к которому привыкли люди этого мира. Так что потребовался немалый заряд творчества и самое что ни на есть истинное вдохновение. Без которого логичный и зацикленный на эффективности мозг Посланника никогда не выдал бы такой... странный продукт.

От увлекательнейшего процесса втискивания стройных логических конструкций в бредовую форму его отвлек сработавший внутренний таймер. Вынырнув из дебрей собственного креативного мышления, Олег сверился с расписанием. Намечалась важная организационная встреча, пропускать которую никак не следовало.

На сайт (как теперь называли стационарные, поддерживаемые оборудованием извне подуровни ментала) он прибыл первым. Здесь было все просто: в центре стояли удобные кресла, вокруг, насколько хватало горизонта, — зеленый луг. И синее небо, какое-то агрессивно яркое.

Олег добросовестно проверил всю программу, но не нашел никаких признаков слежки, и послал остальным сигнал «чисто».

Первым появился Евгений Сергеевич. Михайлов, являвшийся номинальным (а если подумать, то и реальным) главой Сопротивления, скромно материализовался в кресле напротив Олега, и в огромном пустом псибермире почему-то сразу стало тесно. Умеет старик себя поставить.

Программа, поддерживающая его внешний облик, была предельно проста: составленное из экономных черточек тело, овальная голова с нарисованными точками глаз, носа и рта. На таком лице отражался лишь необходимый минимум эмоций, прочитать на нем тонкие душевные порывы было невозможно. Олег приветственно и в то же время одобрительно кивнул. Его собственное «тело» поддерживалось точно такой же экономной, функциональной и стандартной программой.

— Добрый день, Евгений.

—Добрый. — Михайлов кивнул человеку, который официально числился в его организации техническим экспертом. — Что там у нас на ниве слухов?

Олег равнодушно начал ни к чему не обязывающий светский разговор, за которым можно было скоротать время до прибытия остальных.

— Все, что вы туда запустили, с разнообразными вариациями. Наиболее близкая к правде версия, которую мне довелось услышать: Сопротивление все-таки существует, возглавляют его древние могущественные волхвы, жрецы исконных богов этого мира, которые используют магию и тайные знания для борьбы с захватчиками. Меня несколько беспокоит мысль, что пришельцы примут это всерьез и займутся поисками таинственных волхвов. Может, с древними богами у нас туго... — «Это, впрочем, еще как посмотреть. Избранную, если подумать, можно назвать и так тоже», — но мало ли что еще тут можно найти по углам. Нас, например...

— До сих пор они не обращали особенного внимания на копошение людей...

— Да, в этом отношении наши инопланетяне, похоже, придерживаются Первого Правила Волшебника.

— Какого правила? — искренне удивился не узнавший цитату представитель старшего поколения.

— «Люди глупы!» — доступно расшифровал Олег. — Не самая худшая предпосылка, с ней согласны почти все остальные разумные планеты. Но, будем надеяться, чужие воспринимают этот лозунг буквально. И будут последовательны в своих взглядах.

Михайлов тихо, с явным сомнением хмыкнул.

— Рассчитываете на ошибку со стороны врага? Не очень похоже на вас, Олег.

Посланник пожал плечами.

— А кто сказал, что это будет ошибкой?

— Там видно будет.

— Уже сейчас видно, — отрезал Олег — Ну что вы пытаетесь сделать со структурой организации? Зачем запираете специалистов и технарей в узкоспециализированных ячейках, зачем пытаетесь ограничить им доступ в ментал? Это же на порядок снижает их эффективность...

— Ради соображений секретности, — не менее резко сказал Михайлов. — Идет война, а не дискуссия на интерактивном форуме. Нечего им шляться по всей планете, ища неприятности на свои головы и делясь опытом с приятелями. Из-за этих, с позволения сказать, «специалистов» вся секретность летит к... пришельцам! Самым что ни на есть прямым ходом!

Иногда этот старикан просто выводил из себя. Не объяснять же ему, что пришельцам вся их «секретность» отлично видна. Что скрывать угрозу здесь надо не ограничением информации, а просто не делая очевидных ходов.

«Разница между фантастикой и реальностью в том, что фантастика должна иметь хоть какой-то смысл». Многозначное и ироничное положение одной из старейших стратегических школ Академии. Только вот не каждому дано побеждать, следуя заветам этой школы. Олег все больше убеждался, что у Михайлова не получится, даже если тот попробует. У седого интригана были свои сильные стороны, и лучше будет использовать именно их, не пытаясь на старости лет подключить к работе слабые.

Иными словами, положением скромного эксперта Посланнику ограничиться не удастся. Опять придется делать все самому. А значит, пора приниматься за организацию страто-положения «контролируемый хаос нарастает вокруг точки средоточия». Если бы еще этой точкой не была именно Виктория...

— Запретить гениальным ныряльщикам выходить в псиберспейс? — Посланник уже потерял интерес к спору, погрузившись в вычисления и планирование, но еще продолжал бросать ожидаемые реплики. — А почему бы вам не попробовать запретить им дышать? Вот смеху-то будет!

— Они — ученые, призванные на военную службу, и вполне способны соблюдать дисциплину.

Появился третий участник совещания. Анатолий, тело которого было явно срисовано с какой-то компьютерной игрушки, был с ног до головы увешан амулетами и пистолетами. Такой облик казался бы смешным, не знай Олег, что внутри всех этих «украшений» скрывается вполне даже серьезное пси-оружие и кое-какие очень неприятные вирусы.

Чуть кивнув Воину, Посланник продолжил беседу с Михайловым.

— Они не ученые, они хакеры. В этом их основная ценность. А вы промываете беднягам мозги, превращая их в механических кукол, способных лишь так же механически идти на смерть. — «И, наверное, имеет смысл чуть смягчить давление на Викторию перед очередной порцией „закалки“. Превращенная в механическую куклу, Избранная не сможет способствовать осуществлению всех этих грандиозных планов».

Михайлов открыл было рот для очередного аргумента, как сразу же и закрыл его. Задумался. Что сразу понравилось Олегу в седом джентльмене, так это способность задумываться над словами, с которыми он категорически не согласен.

— Объясните.

— Они должны верить в свободу воли, — серьезно заметил Посланник. И добавил: — У них просто не должно быть выбора.

Михайлов не оценил каламбура, а Анатолий тихо фыркнул, не присоединяясь, впрочем, ни к одной из спорящих сторон.

— Вы предлагаете позволить толпе молодых «гениев» свободно творить, что им в голову взбредет? Да все эти горе-вояки на следующий же день окажутся изловленными чужими. И...

В четвертом кресле материализовался новый участник встречи. Сначала казавшийся размытым облаком Ли-младший. И наконец явился Юрий, на этот раз обряженный в прекрасно прорисованное, блондинистое и голубоглазое тело истинного арийца, откинул с лица волосы.

— Прошу прощения за опоздание.

Спор мгновенно оказался забыт. Пришло время серьезной работы. Воздух между креслами замерцал от передаваемых на различных уровнях пакетов с информацией. Произнесенные вслух реплики были лишь необязательным эмоциональным сопровождением:

— Первые пункты повестки: пища, вода и тепло.

Разом помрачневшие лица. Так называемый «прожиточный минимум», триада осточертевших факторов, без которых существование большинства организмов на Земле невозможно.

Общую ситуацию, как всегда, излагал Юрий.

— ...В Индии пока тихо. Население там, конечно, огромное, и потери были просто колоссальные, но вот отказ от потребления мяса по ним почти не ударил, да и погода, кажется, успокаивается. Меня гораздо больше волнуют некоторые страны Африки и Латинской Америки. Хотя абсолютное число населения там не столь высоко, но скорость нарастания численности этого населения до сих пор была просто запредельной. А уровень жизни... Даже до Вторжения около двух миллиардов человек перебивались, что называется, с хлеба на воду.

Юрий продолжил сжатый, на этот раз почти лишенный эмоций доклад. Олег слушал и считал. Если огрубить, для прокорма одного человека в течение года требуется один гектар и одна тонна зерна. Даже при самом благоприятном раскладе планета не сможет дать больше полутора, ну, максимум двух миллиардов тонн. А население — почти семь миллиардов. Было. И даже если использовать другие методики подсчета, все равно выходило, что Земля не сможет прокормить больше трех-четырех миллиардов людей, не нанося необратимого вреда биосфере и не ущемляя другие виды. Людям, прямо скажем, это по большей части безразлично. О чем они думали, было Посланнику не совсем ясно. Точнее, очень даже ясно, что не думали эти двуногие вообще ни о чем. Бывает.

— Юрий, какова сейчас примерно численность населения Земли? Я имею в виду людей.

— Интересно, как я в таких условиях должен проводить перепись?

— На глазок.

— Хм. — Бывший киллер сжал губы. — После всех эпидемий... Не больше трех миллиардов. Скорее всего, меньше. А психически стабильных вообще вряд ли наберется с миллиард.

Анатолий с Михайловым вздрогнули. Даже сквозь ментальные личины до Посланника донеслась волна чистой, сметающей все ярости. И боли.

Оценка была, скорее всего, излишне оптимистична.

Сейчас планета проходила перековку. Жесткую, болезненную и необходимую. Человечество могло сколько угодно плакать о жертвах и потерях, но Посланник прекрасно видел, как нужна планете волна очистительного огня. Как ей нужны закаляющие удары молота. Как ей отчаянно необходимо обновление.

Если бы еще эта перековка не проводилась столь неумело! Столь топорно и грубо. Его ученики могли рычать от гнева, когда приходили сообщения о гибели сотен тысяч людей, но сам Посланник бесился куда больше, ощущая, что из ментального поля планеты исчезла очередная самобытная, ни на что не похожая культура. Он приглушенно ругался и бессильно скрипел зубами, когда узнавал о вымирании того или иного вида животных или растений. Он пытался придумать, как залатать зияющие в хрупкой экосистеме дыры, и понимал, что, если Земля когда-нибудь оправится от дурного господства homo sapiens и не менее дурного вторжения таинственных инопланетян, это будет уже совсем другая Земля. С совсем другими обитателями.

Ни люди, ни их противники, кажется, не осознавали простую истину. Планета — это живая система. А когда элементы объединяются в систему, ее свойства не сводятся к сумме свойств элементов. Более того, каждая система должна состоять из разных, несхожих элементов, и именно это позволяет ей существовать и функционировать в течение долгого времени. Элементы связаны обменом веществ, энергии и информации, причем как между собой, так и с окружающей средой. Но, пески и ветер, неужели не ясно, что связь эту нельзя растягивать до бесконечности?

Да, сложная открытая система устойчива к воздействию извне. Да, она самовосстанавливается после такого воздействия. Но ведь не тогда, когда проклятое воздействие неузнаваемо калечит добрую половину био— и ментального массива планеты!

Простейшие правила экологии.

Первое: все связано со всем.

Второе: все должно куда-то деваться! Даже если оно токсичное и не разлагающееся. Причем желательно, чтобы девалось это «все» не на близлежащую свалку... Это, правда, скорее камень в огород землян.

Третье: природа знает лучше. У нее есть отличный способ определить, будет ли жить организм. Естественный отбор называется. И вмешиваться в действие этого закона природы по меньшей мере самонадеянно. Генетику сначала изучите, творцы самозваные. Все вместе.