Когда германский император Генрих III приехал короноваться в Рим, Григорий VI, самый хитрый из всех пап, поспешил его встретить. После этого он с честью был принят императором и затем председательствовал на соборе в Сутри. Но один из монахов-отшельников тайно сообщил Генриху III о действительном положении вещей в Риме.

«Не допускай, господин, – писал он ему, – продолжения незаконного сожительства Ависаги Сунамитской с тремя мужьями (Бенедикт, Сильвестр и Григорий). Это твоя обязанность разъяснить преднамерение божье и разогнать скандальный тройной брак» [76].

Собор признал выборы Бенедикта IX, Сильвестра III и Григория VI недействительными, незаконными, симонистскими.

Епископ Бенжон пишет: «Император прогнал всех троих пан-дьяволов и предложил римлянам избрать нового папу по своему усмотрению. И так как в Риме не оказалось подходящего липа, папой был избран саксонец, епископ ванденбергский, принявший имя Климента II. Через год он был отравлен Бенедиктом IX, который в третий раз занял святой престол» [76].

Об этих событиях трехсотлетней давности и напомнил Косса Александру V, стараясь воодушевить его и рассеять его страхи.

– Да… В былые времена могло случиться такое… Но лучше бы это не повторялось. – Папу возмущало поведение некоторых правителей. – Если бы короли захотели, раскол давно прекратился бы, – говорил он. – Но многие из них стараются увековечить раскол, например король Арагона, Кастилии, германский император Рупрехт и особенно неаполитанский король Владислав, самый опасный из них. Он находится так близко, он владеет Римом. Где же мое место? Не Рим ли должен быть моей резиденцией?.

Косса и сам понимал, что папа будет в безопасности лишь тогда, когда Владислав, неаполитанский король, будет изгнан из Рима (проданного ему Григорием XII).

Задача эта была первостепенной в планах Коссы, и он давно уже энергично готовился к ее разрешению.

Косса приложил много усилий для того, чтобы создать вокруг папы мощный союз, равного которому еще не было в Италии, для борьбы с самым сильным и опасным врагом святого престола – неаполитанским королем.

После длительных переговоров ему удалось убедить правителей Флоренции, Прованса, Сиены, герцога Людовика Анжуйского, претендента на трон неаполитанского короля и наиболее видных итальянских кондотьеров совместно выступить против Владислава.

Косса стал во главе войска союзников. Были захвачены Орниетто, Витербо, Монтсфиасконе, Корнето, Сутри. В последний день сентября войска Коссы окружили Рим. Первого октября был занят собор святого Петра и папский дворец, а еще через несколько дней крепость Костел-Сант-Анджело.

Три месяца продолжалась блокада. Но 2 января 1410 года ворота столицы западного христианства открылись перед войсками Коссы.

Наш герой облегченно вздохнул и поспешил сообщить папе, находившемуся в Пистое, что войска Владислава разбиты и Рим свободен.

Освобождение Рима было не единственной причиной радости Александра: его признали папой Венгрия и государства Германии, не признававшие его раньше.

Теперь его не считали папой только Арагон и Кастилия в Испании (там папой признавался Бенедикт XIII) и Неаполитанское королевство, где господствовал Владислав, покровительствовавший Григорию XII.

Удручало Александра теперь только одно – отсутствие денег.

Биограф Александра V пишет: «Папа был беден, его содержал на свои средства кардинал Косса» [90].

А де Поте пишет: «Александр V был человеком образованным, но очень слабохарактерным. У него не было недостатков, которыми, по свидетельству летописцев, отличались многие клерикалы. Единственное, за что его порицали, – это за слабость к еде. Миланский историк Бернардино Корио пишет, что Александр V был великим гурманом. Его обеды продолжались часами. Обед тянулся до тех пор, пока не иссякало все, что было во дворце съедобного, или у главного повара уже не хватало фантазии выдумывать новые и новые блюда, которые возбуждали бы аппетит и без того склонного к обжорству папы. Повар должен был неукоснительно и благоговейно следовать рецептам блюд и сладостей, которые составлял сам пана. В таких случаях Александр V приглашал его к себе и они долго говорили о том, как приготовить и оформить эти блюда. Словом, папа Александр V был великим гастрономом».

Эти сведения миланский историк почерпнул из произведения Андре Биллиуса, летописца и современника Александра V. Корио отмечает также, что Александр V имел еще один недостаток: любовь к роскоши и пышности. «Но эта черта присуща вообще всем его землякам (грекам)». (На каком основании этот итальянец говорит так? Каких греков он имеет в виду? Может быть, византийцев – ведь дело происходит в 1410 году.)

Сисмонди пишет об этом папе: «Странный характер у папы Александра V. Он был очень образован, добр, славился благотворительностью и стремлением к миру. Но вместе с тем был расточителен, безрассудно расходовал деньги святого престола, слепо доверял хитрецам и льстецам, обожал роскошь и вкусную еду. Еда стала его страстью, настолько сильной, что он сутками мог есть и пить, не вставая из-за стола и не ложась спать. (И это духовный пастырь западного христианства!) Не случайно поэтому двоякое отношение к нему после его смерти. До сих пор еще во многих монастырях Болоньи Александра V считают святым. А в Риме говорят о нем как о раскольнике и антипапе!»

Косса щедро обеспечивал Александра V средствами, необходимыми последнему для удовлетворения его прихотей. Этим он держал папу в полной зависимости, делал все, что хотел, по существу управлял церковью. Но разве он первый поступал так? Разве не так поступал задолго до Коссы папа Григорий VII, личность в истории папства выдающаяся [20].

– Я хочу вернуться в Рим, – сказал Александр V нашему герою.

– Нельзя.

– Почему? – удивился папа. – Разве Рим не освобожден нами?

– Рим наш, – ответил Косса, – но ехать туда небезопасно, окрестности его еще не освобождены. Перуджа в руках Владислава, еще заняты противником Остия и Тиволи. Поедем в Болонью. В такое смутное время это для тебя будет самое подходящее место. Я обещал народу, что укрою нового папу в Болонье, пока Рим и окрестности его не будут полностью освобождены [79] [21].

– Нужно было бы послать буллу Людовику, – советовал позже Александру Косса. – Надо помочь ему получить трон. Только тогда мы окончательно избавимся от Владислава.

Булла была отправлена и зачитана всем, чтобы каждый узнал о желании церкви передать Неаполитанское королевство в руки нового короля. Копию буллы с приложением множества обвинений и проклятий отправили Владиславу. Его обвиняли в том, что он:

1) Несмотря на приглашение, не явился на собор в Пизе, а только прислал представителей.

2) Покровительствует антипапе Григорию XII.

3) Незаконно занял многие районы Папской области.

4) Арестовал и заключил в тюрьму двух братьев Коссы – Микеле и Джованни, и двух его племянников, сыновей Гаспара Коссы.

5) Незаконно арестовал и посадил в тюрьму Христофора Каэтани, брата кардинала, и присвоил имущество этой

семьи.

В это время бывший правитель Форлимпополи Джорджио делла Орделаффи поднял восстание, и Косса был вынужден отправиться туда. Восстание удалось подавить. Вернувшись в Болонью, он нашел Александра V больным. Это была какая-то странная болезнь. Он был вялым, слабым и, раньше обладавший завидным аппетитом, абсолютно ничего не ел. Он таял на глазах.

Но что еще более странно – была больна и Яндра делла Скала. Правда, она заболела раньше, чем Косса отправился в Форлимпополи. Яндра, прежде такая жизнерадостная и живая, уже почти полтора месяца лежала в постели, и врачи не могли определить, что с ней.

Но сумели ли они, светила медицинского факультета Болонского университета, разгадать болезнь папы Александра V?

– Это душевная болезнь, – твердили эскулапы. – Пусть святейший отдыхает и ест побольше. Все пройдет.

Однако болезнь не проходила. Может быть, оттого, что папа не мог ничего есть. Папа, который сутками мог сидеть за столом, отворачивается от еды и неподвижно лежит в постели, в отведенных ему покоях на первом этаже бывшего дворца подеста в Болонье, о котором мы уже упоминали. Здесь святая инквизиция допрашивала когда-то Коссу и Яндру, и отсюда же похитили Яндру лихие студенты и пираты. Этот дворец Косса сделал своей резиденцией.

Итак, в первом этаже дворца доживал свои последние дни измученный болезнью и уже почти ничего не чувствовавший папа Александр V, а этажом выше, в своей спальне, роскошно обставленной Коссой, в таком же состоянии лежала бывшая любовница могущественного кардинала. Она была похожа на труп. Тело ослабло, стало вялым и неподвижным, и единственное, что еще было живым, – это ее большие, красивые, горевшие беспокойным огнем глаза.

Она попросила причастить ее и после причастия позвала к себе Коссу. Он пришел, взял стул и сел у ее изголовья.

– Почему ты так странно смотришь на меня сегодня, Яндра? – спросил он, не сводя с нее глаз.

– Я причастилась, – неожиданно оживившись, ответила она. – Я готова к смерти. Она меня не пугает. Я хорошо прожила жизнь. Я узнала большую любовь. В тебе я нашла возлюбленного, о котором мечтала еще девочкой…

Как она на пего смотрела! Лицо ее расцвело в улыбке. Странная это была улыбка! Если бы она не принадлежала умирающей красавице, можно было бы принять ее за улыбку иронии.

– Балтазар, – прошептала Яндра, улыбаясь своей странной улыбкой и глядя в глаза Коссе. – Скоро я тебя покину. Уже покидаю. Наверно, я не доживу до вечера. Но прежде, чем я уйду из твоей жизни, я хочу исповедаться перед то бой. Я должна поговорить с тобой, рассказать тебе то, чего ты не знаешь обо мне. Выслушай меня…

Она попыталась пододвинуться к нему. Легкое как паутина, ставшее почти прозрачным тело с трудом переместилось к краю постели. Взгляд ее снова встретился со взглядом Коссы.

– С того дня, как мы познакомились, ты всегда считал меня верной и преданной тебе возлюбленной… Я не была такой… Когда я впервые узнала, что ты изменяешь мне, я не находила себе места, душа моя разрывалась от ревности. И если бы не одно обстоятельство, я, наверно, умерла бы от горя… Ты помнишь Альберинго Джуссиано, бывшего кондотьера, который стал пиратом? Однажды ночью на Искье, когда я по своему обыкновению одна прогуливалась по берегу, стараясь рассеяться, он, пьяный, подошел ко мне. Он меня не узнал. Он видел просто женщину… Он воспользовался тем, что сильнее меня, зажал мне рот, повалил и… овладел мною.

Она взглянула на Коссу, чтобы узнать, какое впечатление произвели на него ее слова. Но на лице его не отразилось никаких чувств.

– В первый момент я была в ужасе от случившегося, – продолжала слабым голосом умирающая, – но потом успокоилась и решила ничего не рассказывать тебе. Тем более что в ту же ночь я видела тебя с какой-то рабыней. На следующий день я опять встретилась с Джуссиано и по собственной воле отдалась ему. И каждый раз, когда я видела, что ты целуешь другую женщину, я платила тебе за измену изменой с Джуссиано и с… другими тоже. Даже с рабами… мусульманами.

Она не отрывала взгляда от лица Коссы. Стоя на краю могилы, она все-таки хотела знать, какое впечатление произведет ее признание на любовника. Лицо Коссы было непроницаемо.

– У меня становилось легче на душе, когда я изменяла тебе, я чувствовала злорадное удовлетворение. Это помогало мне долгое время жить не терзаясь, как раньше. Я расплачивалась с тобой той же монетой. Я давно мечтала отомстить тебе, и это была моя месть. А если меня уж очень беспокоила какая-нибудь из твоих измен, я облегчала себе душу двойной, а иногда и тройной изменой тебе, Балтазар, я была близка почти со всеми мужчинами из экипажа твоих кораблей и многими, многими рабами… А когда ты стал слушателем церкви, я жила с твоими братьями во Христе, начиная с простых священников и кончая кардиналами…

Тщетно старалась Яндра уловить в лице своего друга хоть тень возмущения. Оно оставалось спокойным и бесстрастным. «Что же это? – спрашивала себя красавица из Вероны. – Что с ним? Ведь он всегда был таким мстительным!» Казалось, он не придает никакого значения ее словам, а она так страстно ждала этого часа, часа отмщения, самого волнующего в ее жизни! А он…

– Меня имели все твои знакомые и друзья, – продолжала она. – Слышишь, Балтазар? Даже Гуиндаччо Буонакорсо. Помнишь, однажды ты пришел к нему и увидел в его постели нагую женщину, спрятавшую лицо? Это была я. Этот безобразный пират был моим любовником. И твой верный друг Ринери Гуинджи, тоже…

Косса, так долго и загадочно молчавший, прервал ее:

– Это Ринери сказал тебе, что Има приехала в Пизу?

Умирающая не сделала ни одного движения, только глаза ее метнули молнию.

– Да… – сухо сказала она. – Ее ты любишь… И этого я особенно не могла простить тебе… В Пизе мне не удалось расправиться с ней… Но говорят, что это удалось в Милане… Она умерла… И пусть я умру, но и ее с тобой не будет…

– Ты ошибаешься, – спокойно сказал Косса. – Убийцы, которых ты купила, обманули тебя. Има жива.

Косса встал, прошелся по комнате, снова сел и заговорил:

– Откровенность за откровенность, Яндра. Я давно знаю о твоих изменах. Хотя и не сразу, но я понял, какое средство ты избрала, чтобы отомстить мне! Я чуть не убил Буонакорсо, но добился того, что он рассказал мне все подробности о твоих любовных похождениях… и о Гуинджи тоже… Твоя искренность «заставляет и меня сделать тебе признание… Знай, что ты умираешь от моей руки. Ты отравлена страшным ядом, который приготовил мне один лекарь из Перуджи…

Легкий, как вздох, возглас сорвался с уст Яндры, глаза ее широко раскрылись от ужаса.

– Яндра, – тихо и спокойно продолжал Косса. – Я отравил тебя не за твои измены. Я терпел бы их и дальше, как терпел несколько лет, с тех пор, как увидел тебя нагой в постели Буонакорсо. Я узнал, что это была ты, исповедуя Гуиндаччо. Не измены твои меня волнуют. Ты погибнешь потому, что злобно и настойчиво преследовала Иму. А Име… ей, – и больше никому в этом мире, – принадлежат моя любовь и нежность…

И он направился к двери. Яндра вскрикнула, приподнялась на постели, тут же упала снова и замерла.

Косса обернулся, подошел к кровати и, протянув руку, закрыл глаза умершей…

А в огромном зале, превращенном в опочивальню, метался в агонии пана Александр V.

Врачи, кардиналы, придворные ожидали смерти критянина Петра Филарга за дверью его спальни, заранее убранной в траур.

Папе Александру V тоже не было суждено пережить день 3 мая 1410 года…

На следующий день толпы народа, оплакивавшие папу, сопровождали гроб с его телом к кладбищу при соборе святого Франциска (один из первых памятников готики в Италии, созданный в начале ХIII столетия), где состоялась церемония погребения. Могилу Александра V закрыли богатой мраморной плитой, на которой был высечен портрет папы и надпись на латинском языке, хорошо видные и теперь.

Многие летописцы той эпохи и историки последующих времен склоняются к тому, что в смерти папы Александра V повинен Косса.

«Балтазара Коссу обвиняли в отравлении Александра V с целью занять его место на папском престоле. Обвинение Это не было снято с Коссы и после его смерти».

«Летопись Болоньи» отмечает: «Косса специально перевез в Болонью папу Александра V, чтобы отравить его там».

Морелли пишет: «Все в один голос твердили, что папу отравили по приказу кардинала Болоньи».

«Косса привез пану Александра V в Болонью, дал ему время составить и отослать буллу с проклятиями противникам папам Григорию XII и Бенедикту XIII и, не испытывая больше нужды в этом „послушном инструменте“, решил избавиться от него», – пишет де Поте.

Так ли это было на самом деле?

Мы должны напомнить читателям замечание Буркгардта о склонности итальянцев той эпохи любую внезапную смерть считать убийством.

Итальянцы не могли представить себе, что человек, тем более знатный, мог умереть естественной, смертью. Они были твердо убеждены, что любая смерть – это убийство.

Интересно, чтобиограф папы Александра V пишет: «Обвинение Коссы в том, что он ускорил смерть Александра V с помощью яда, – необоснованное обвинение» [90].

Еще более характерно, что Дитрих фон Ним, секретарь при нескольких папах, предшественниках Коссы, и при нем самом, который написал биографию папы-пирата, являющуюся памфлетом на него, не считает Коссу причастным к смерти Александра V [96].

Но если даже Косса не имел отношения к смерти Александра V, его трудно назвать святым, невинным агнцем.

3 мая, в день смерти Яндры и папы Александра V, когда уже стало смеркаться, наш герой, спрятав под мантией два стилета, направился к маленькому домику у церкви святого Доминика. Быстро поднявшись по лестнице, он ворвался в спальню жившего там священника.

– Ты предатель и изменник, Ринери, – крикнул Косса. – Защищайся! – и бросил ему один из стилетов.

И так как Ринери непонимающе, молча смотрел на него, объяснил:

– Ты рассказал Яндре, что Има поселилась в Пизе… – И его стилет с силой вонзился в сердце его старого друга, епископа Фано [2].

Затем спокойно, словно ничего не произошло в этот день, Косса посетил нескольких кардиналов, чтобы договориться о выборах нового папы.

Переговоры эти были необходимы ему для полной уверенности в том, что, когда через несколько дней соберется конклав, он единогласно будет избран папой.

17 мая во дворце, из которого две недели назад вынесли двух покойников, собрался конклав [9].

Конклав состоял из семнадцати кардиналов, и большинству из них Косса обещал деньги, дома, виноградники или земли в различных районах Италии, а также самые высокие церковные посты, если они изберут его папой.

Сделки и подкупы подобною рода были обычным явлением при избрании папы. Каждый из кардиналов, который «по велению божию» должен был стать главой христианства, знал, что на следующий же день после избрания он потеряет все богатства, все «дары бога», накопленные за долгие годы кардинальской службы. У него не будет ни домов, ни денег, ни земель. Не останется даже домашней утвари. Дело в том, что люди, узнав, на кого из кардиналов дало «божье благословение», бросались кего дому и грабили дочиста. Уносили не только мебель, посуду, ковры и другие ценные вещи, но даже безделушки, украшавшие комнаты, а также захватывали земли.

И все-таки каждый из кандидатов в «наместники Христа на земле» радовался своему избранию, так как знал, что не останется внакладе.

Все, что он имел, будучи кардиналом, было лишь ничтожной частицей богатства, которое он получал, становясь папой. И, пользуясь своей властью, он мог без ущерба для себя одаривать своих сыновей, дочерей, племянников, а также высшие чины духовенства.

Наш герой, решив занять папский престол после Петра Филарга (Александра V), заранее совершил все сделки. Но главным орудием Коссы, орудием более результативным, чем богатые дары кардиналам, было его войско, содержавшееся в Болонье, основная его опора [23].

И все-таки Косса опасался, что найдутся люди, которые сегодня, 17 мая, воздержатся от его избрания. Отдельные кардиналы серьезно задумаются, отдать ли ему свой голос, предвидя последствия, к которым это может привести. А что, если народ вдруг узнает, что он, служитель церкви, которого считают самым добродетельным, самым непогрешимым среди всех кардиналов, – бывший пират, убийца, распутник, палач?

Его приводила в ярость мысль, что кардиналы, получив богатые подачки и согласившись голосовать за него, могут передумать и избрать кого-нибудь другого, например Отгона Колонну. Он неожиданно вскочил со скамьи, где, казалось, спокойно сидел, умело скрывая волнение, быстро подошел к кардиналу Колонне и, пристально глядя ему в глаза, сухо сказал:

– Оттон, когда-то я помог тебе. Я не возражал, чтобы Иннокентий возвел тебя в сан кардинала. Помни об этом!

Косса отогнул полу красной мантии, и в руке его блеснуло лезвие стилета. Вплотную пододвинувшись к знатному римлянину, он с силой вонзил стилет в крышку стола, за которым тот сидел. Горящие ненавистью глаза Коссы подозрительно всматривались в лица кардиналов – каждого можно было подозревать в том, что он проголосует против. [24]

Косса снова посмотрел на кардинала Колонну.

– Ты будешь голосовать за меня, – резко, тоном приказа произнес он. – Если ты не сделаешь этого – пеняй на себя. Я убил семьдесят два человека. И для меня не составит труда убить еще одного. [25]

Но Косса ошибался, сомневаясь в Колонне. Римский кардинал недоуменно взглянул на бывшего неаполитанского пирата и с горечью спросил:

– Почему я вдруг не буду голосовать за тебя? Как тебе в голову могла прийти такая мысль? Разве я не был всегда твоим верным другом? – Действительно, этот знатный римлянин в течение многих лет был самым преданным Коссе кардиналом. – Ты напрасно сомневаешься, Балтазар. Я считаю, что ты больше всех достоин унаследовать вместо покойного Александра престол святого Петра… Я считаю тебя наиболее подходящей фигурой и знаю, что все остальные придерживаются того же мнения.

И он, как и другие кардиналы, от всей души отдал голос за Коссу, бывшего убийцу и пирата, твердо веря, что нет среди кардиналов человека, более способного и достойного занять пост «пастыря стада Христова». И, как человек наиболее подходящий, Косса был избран папой… Если считать первым римским папой апостола Петра, то Косса был двести шестым.

Возведение на престол было назначено на 25 мая 1410 года.

«Каким же именем назваться? – спрашивал себя Косса. – Под каким именем я стану известен как папа?»

Ни одно из имен недавно ушедших с престола корифеев церкви не прельщало его, все они запятнали свою репутацию: один жестокостью, другой – безжалостным угнетением народа, третий – зверскими убийствами. Двое последних вызвали всеобщую ненависть христиан, разгадавших их лицемерие: якобы стремясь к созыву общего собора, на деле оба они всеми средствами старались помешать этому.

«Как же мне именовать себя? Имя какого предшественника выбрать?» – раздумывал Косса.

Мысленно перебрав многие, он остановился на имени человека, оставившего яркий след в истории западной церкви, человека хитрого и властного, занимавшего папский престол почти сто лет назад, – это был папа Иоанн XXII.

Иоанну XXII удалось стать епископом и фаворитом папы с помощью фальшивого рекомендательного письма, будто бы написанного королем Робертом, тогда как король не имел к этому письму никакого отношения [87].

Заняв папский престол, Иоанн XXII сразу же выпустил буллу, в которой говорилось, что после смерти Геприха VII императорский трон остался вакантным и он, Иоанн XXII, как «наследник апостола Петра», «наместника Иисуса Христа на земле», уполномочен взять на себя управление мирскими и духовными делами христиан, а поэтому население не только Папской области, но и всей Италии должно подчиняться ему.

«Плохо придется тем, кто не признает моих полномочий! Я предам анафеме всех, будь то короли, властелины, простые священники, целые общины или университеты, и проклятие мое заставит всех признать меня единовластным правителем. После смерти Генриха VII я унаследовал императорский трон!» [26]

Иоанн XXII возвел в сан кардинала своего сына Бертрана и отправил его своим легатом в Италию, снабдив буллой, в которой говорилось: «Я, великий понтифик, получивший от бога право по своему усмотрению распределять духовные и земные блага среди народа принадлежащей мне империи, посылаю в Италию кардинала Бертрана, моего сына, и передаю в его руки власть над ее островами, горами и равнинами. Он волен отторгать и присоединять земли, разрушать и строить, насаждать свои порядки» [89].

Чтобы облегчить Бертрану решение этой задачи, Иоанн XXII объявил крестовый поход, договорился с гвельфами выступить против гибеллинов, привел в движение механизм инквизиции в Ломбардии, предал анафеме правителей Милана и Феррары и закрыл все церкви в этих районах, чтобы вызвать возмущение народа против этих правителей. А властелина Ломбардии обвинил в еретизме и чародействе. [27]

Папа Иоанн XXII предал анафеме также германского императора Людвига, обвинив его в присвоении трона, принадлежащего якобы святому престолу. Людвиг, по мнению Иоанна, должен отстраниться от трона и на коленях молить папу о прощении.

Папские крестоносцы грабили и убивали население Италии, сжигали дома, насиловали женщин, крали детей.

Войска папы, годами бесчинствовавшие в Италии, пролившие столько народной крови, содержались на средства, получаемые в виде налогов с того же самого народа. Иоанн XXII, тративший огромные суммы на поддержку Берграна, сумел тем не менее скопить значительное состояние – восемнадцать миллионов деньгами и на один миллион ценностей. Источником этих богатств были налоги, получаемые им в странах, находившихся под его влиянием.

Папа Иоанн XXII первым ввел «аннату», то есть передачу в панскую казну всех церковных доходов, получаемых церковными чинами в первый год службы.

Это был энергичный, упрямый, неистовый религиозный фанатик, мстительный, алчный стяжатель с душой инквизитора, с беспокойной фантазией мистика и мракобеса. Он был не только видным теологом, ему принадлежат также труды по медицине («О глазных болезнях», «О ревматизме», «О развитии зародыша») и алхимии. Но столь обширные знания те мешали ему, подобно многим его современникам, оставаться суеверным фанатиком.

Он был абсолютно уверен в существовании бога. Но он еще больше верил в существование сатаны. Считал сатану своим личным врагом и вел с ним упорную и бесконечную борьбу в течение двадцати лет.

Ему постоянно казалось, что его преследуют слуги сатаны, чтобы получить его душу раньше, чем он сумеет искупить свои грехи. Из его записок, писем и циркуляров видно, что он страдал манией преследования и боялся двух вещей: что его отравят или околдуют.

Он постоянно ощущал рядом присутствие сатаны, не желавшего нигде его оставить. Папа старался прогнать его молитвами, уговорами, угрозами, пытался осенить его крестным знамением и окропить снятой водой.

Но ничего не помогало, сатана возвращался снова и снова, подсылал к нему отравителей и чародеев.

Иоанн XXII писал епископу Риэ: «Чародей Иаков Брамбасон и Иоанн Аман, лекарь, приготовили яд, чтобы отравить нас – меня и нескольких кардиналов. Но им это не удалось. Что же они тогда сделали? Вылепили из восковых свечей наши фигуры, читали над ними заупокойные молитвы, кололи их иглами с ядом. Однако бог оградил нас от несчастья, помог нам, и эти дьявольские фигуры попали в наши руки. Чародеи брошены в темные подземелья, откуда никто не выходит живым».

Только что Иоанну с таким трудом удалось изгнать дьявола из своего воскового двойника, как враги подослали ему другого, запрятав его в кольцо. Перепуганный папа впал в отчаяние – никакие молитвы не могли преодолеть волшебства. И он придумывал все более страшные наказания чародеям, считая, что все принятые меры еще недостаточно жестоки для них.

С упорством маньяка он продолжал эту борьбу, прибегая К пыткам, казням и молитвам.

Каорского епископа Уго Герардо, обвиняемого в чародействе, проволокли на железных крючьях по улицам Авиньона, раздирая ему одежду и лицо. А когда человек превратился в грязную тряпку, пропитанную кровью, его бросили на костер, который был разложен напротив папского дворца у подножья скалы, рядом со старинной церковью пресвятой девы Марии, символизирующей у христиан сострадание и всепрощение.

Роджер Бэкон, Раймонд Люллий, Альберт Великий, Дайте и многие другие мыслители были объявлены еретиками и чародеями.

Папа, старый и немощный, стоявший на краю могилы, способный лишь ненавидеть, с садистской жестокостью мучил и пытал всех, кого ему удавалось поймать, а затем отправлял на костер. После сожжения Уго Герардо костры запылали в Марселе, где сжигали последователей святого Франциска – францисканцев за нежелание отказаться от проповеди «святости нищеты» [3].

«Да, этот папа был достойной фигурой, – думал Косса. – Его имя я и должен взять».

И при возведении на святой престол, происходившем в Знаменитом соборе святого Петрония, он принял имя Иоанна XXIII. Он был прав по-своему.

«Нужно заметить, – пишет аббат Мурре в своей многотомной „Истории папства“, – что с приходом Иоанна XXIII светский дух проник на святой престол».

И даже Л. Пастор, известный историк западной церкви, пишет: «Из всех последствий рокового собора в Пизе избрание папой Иоанна XXIII было самым роковым. Конечно, Иоанн XXIII не был тем чудовищем, каким описывают его враги. Но известно, что его интересовали только мирские дела, что Иоанн XXIII думал лишь о собственных материальных выгодах, что он был искусным и льстивым политиком, упорным в достижении цели, был больше воином, чем служителем церкви».

Страшные обвинения, предъявленные ему после пяти лет правления, были бездоказательны. Не вызывает сомнений лишь одно: этот искусный политик настолько погряз в разврате, что у него не оставалось времени для исполнения обязанностей служителя церкви.

С. Антонио пишет: «Папа Иоанн XXIII (Балтазар Косса) великолепно разбирался в светских делах, но не в делах церкви». [28]

Заняв престол, Косса в первую очередь взялся за восстановление своих средств, изрядно сократившихся в последние полтора года, когда он содержал Александра V, бездумно и широко тратившего чужие деньги. Огромная доля его сокровищ ушла также на взятки «братьям кардиналам», которые должны были избрать его папой.