— Сейчас курьер доставит стимуляторы. Это тоже экспериментальная разработка от наших ученых, в комплекте с Финишером. Стимуляторы прошли не все тесты, но я считаю их использование на данный момент менее опасным для вас, чем неиспользование. В норме они позволят вам полноценно высыпаться за три часа в сутки.
Глагольцев без вопросов начал пить стимуляторы, водку за ненадобностью перестал. С отдыхом стало проще. Теперь большую часть ночи Оксана спала, а Сергей укачивал тихонько ноющего Севку, по памяти надиктовывая в комм давно, казалось, забытые данные.
— Да ты герой! Продолжай в том же духе, и все получится, — увещевал Талгат, в выходной выбравшись все-таки к другу домой.
— Я герой? — хмыкал Сергей. — Да что бы я ни делал, они все в свою пользу поворачивают. Вот казалось бы — устроил драку, нужно наказать, оштрафовать хотя бы… А они мне бонусов добавили за лояльность: пострадал, защищая честь и репутацию Корпорации Денкель! И это даже не Пруст решает: видел бы ты его рожу, когда меня с места драки увозили!..
— Ничего — даст Бог, еще их переиграем, — говорил Талгат без особой уверенности.
— Никто не в силах переиграть Корпорацию. И не надо на Господа Бога надеяться: у него своя Корпорация — Вселенская Церковь. Столько подразделений, столько отчетов, планов по ведению работы с грешниками, формуляров и отчетов по каждой службе — ни одно всемогущество не справится… — саркастически замечал Глагольцев.
— Понимаю, тяжко тебе. Но главное, не я один это понимаю. Ваши, из отдела сбыта, все начальство рапортами засыпали — ты, дескать, ерундой занимаешься, а текучку забросил, им реально за тебя работать приходится. Да и в соседних отделах поговаривают, что твой видок заставляет вспомнить о смерти… Поэтому держись хоть как-нибудь. Осталось-то чуть. Даже если уволят тебя — ничего, в другую Корпорацию эмигрируешь, у меня знакомые есть, как-нибудь присгроим…
Исхудавший, со ввалившимися щеками и тусклыми глазами Сергей почти не вставал из-за своего стола. Как-то, начав смахивать крошки от обеденного сандвича, он не остановился, пока не отдраил весь кабинет, на время уборки просто выкатив протестующих коллег прямо с рабочими креслами в коридор Начальник отдела, связавшись с Прустом, велел всем не вмешиваться, что бы Глагольцев ни делал. Входящие вызовы к его служебный канал давно переадресовывались коллегам — вид Глагольцева, согласно многочисленным докладным запискам “отрицательно сказывался на имидже Корпорации”. Служебные исходящие от него автоматически резались специально установленным фильтром…
Перед окончанием контракта Сергей решил отработать пропущенную когда-то стажировку на основном производстве. Наблюдая за производством стирального порошка, он впервые за последние несколько месяцев смог расслабиться. Почти вся работа выполнялась машинами, операторов — минимум, отпала постоянная надобность удерживать сводящую скулы улыбку… Порошок методично рассыпался по коробкам, жидкие моющие средства разливались в разномерные флаконы, а Глагольцев думал, сколько людей занимаются равно бурной и бесполезной деятельностью, чтобы иметь возможность урвать свой кусочек. И еще интересовало его, что же все-таки в этой суете делало обычные мыльные пузыри бриллиантовыми?
— Не в прок тебе образование, ламер, — ответил на эти размышления Талгат, — как раз за счет обрастания человеческой возней пузыри и превращаются в бриллианты. Это примерно как песчинка в улитке становится жемчужиной.
По окончании стажировки Глагольцев подал рапорт с просьбой о переводе на производство. В просьбе было отказано.
Улыбка Пруста сияла торжеством, каждую фразу менеджер распинал восклицаниями: на очередной планерке проводилась презентация Финишера.
— Итак, друзья, как все вы только что видели в приведенной статистике, эффективность Финишера для персонала нижнего звена полностью доказана! Поэтому в самое ближайшее время все вы обзаведетесь Финишером, который позволит нам еще лучше работать на благо и процветание нашей великолепной Корпорации Денкель! Когда я говорю “нам”, я имею в виду не только вас, но и себя, — Финишер проходит испытания на менеджерах среднего звена, и уже со вчерашнего дня я сам могу служить примером его прекрасной работы! А пока давайте поблагодарим нашего коллегу Сергея Глагольцева, который был одним из первых экспериментаторов, и его результаты оказались блестящими! Руководство Корпорации Денкель награждает его премией и переводит в разряд постоянных служащих, а нам с вами остается только поаплодировать Сергею, ведь быть первым всегда нелегко! Вот он, наш герой!..
Губы аплодирующих Глагольцеву коллег были растянуты в улыбках, а из глаз смотрели злоба, растерянность и обреченность. Холодея, Глагольцев понял, что устами Пруста говорит сама Корпорация, и все попытки переиграть ее были напрасны.
“Если начальство обласкало тебя прилюдно, задумайся, не стоит ли считать это харрасментом?” — пришла в голову цитата из “Корпоративной Кама Сутры”. Что есть, то есть — несмотря ни на что, отымели его по полной. Мозги любого служащего, от контрактника до менеджера, принадлежат Корпорации, которая использует их по своему усмотрению, и только телу зачем-то оставлено прайвеси…
Оттолкнувшись от этой идеи, Сергей за пару минут преодолел мысленное расстояние от морального харрасмента до физического.
Генрих Пруст споткнулся в аккурат на словах “Да, кстати, для сотрудников с Финишером рабочий день увеличивается до пятнадцати часов”: Сергей Глагольцев встал, подошел к нему, приспустил штаны и нагнулся. Улыбка менеджера по персоналу заметалась на лице, все теряя градус, потом впервые за многие годы уступила место оторопи, борьбе, наконец, отчаянию — и Пруст повернулся к Глагольцеву, нащупывая застежку брюк.
Олег Дивов
МУЗЫКА РУССКОЙ АМЕРИКИ
Если Юл Бриннер приехал в Париж из Харбина с полной гитарой опиума, то Иван Долвич, образно выражаясь, привез из Москвы в Нью-Йорк полную балалайку музыкальных идей. В конце 80-х Иван основал на Брайтоне альтернатив-группу “Big Mistake!”, которую одни критики называют “самой проамериканской”, а другие “самой антиамериканской” группой в мире. Думается, обе стороны правы.
В любом случае — нравится вам агрессивный пафос “Big Mistake!” или вас тошнит от ее примитива и беспардонности — группа заслужила репутацию одной из самых уважаемых “альтернативных” команд. На этом фоне отсутствие “Big Mistake!” в коммерческих чартах не значит ничего. Их последний альбом “Bushshit” запрещен в большинстве штатов, но со всей Америки начинающие альтернатив-музыканты присылают свои демо-записи Ивану Долвичу.
Покидая Россию, бывший майор советского “спецназа” имел в багаже только сумку с одеждой, две бутылки водки и сувенирную балалайку, которую намеревался продать. Большинство известных майору английских слов происходили из “военного разговорника”, остальные были нецензурными. Даже “да” и “нет” в устах Ивана звучали мрачно и угрожающе. Неудивительно, что узкий лексикон, брутальная внешность и боевые навыки привели майора на должность вышибалы в одном из ночных клубов Брайтон-Бич. Иван быстро освоился в этой роли, проявив себя непревзойденным мастером запугивания. По словам хозяина заведения, “Иван заработал нам кучу денег, ведь в клубе стало очень тихо, и сюда пошла солидная публика”. Что понимать под “солидной публикой” на Брайтон-Бич 87–89-х годах, мы лучше умолчим. Так или иначе, Иван Долвич стал менеджером службы безопасности.
У майора была странная манера — на рассвете, когда клуб закрывался, Иван обычно поднимался на сцену. Огромный, похожий на медведя воин ходил между инструментами, разглядывал их, осторожно трогал. Внимательно и недобро глядел со сцены в зал (“Это было страшновато — Долвич будто нарезал сектора обстрела”, — вспоминает один из охранников). Иногда майор присаживался за синтезатор и барабаны, словно обживая места музыкантов. Он никогда не пробовал играть, вероятно, опасаясь насмешек. Сарказма в свой адрес майор не переносил. Считалось, что у него нет чувства юмора. Дальнейшие события показали, насколько это было ошибочное мнение.
Через год Иван пригласил в Америку своего племянника Игоря Долвича, тоже бывшего офицера Советской Армии. Дядя поклялся “присматривать” за Игорем после смерти брата. Об обстоятельствах гибели полковника Долвича Иван и Игорь предпочитают не говорить, упоминая только, что он получил посмертно Звезду Героя — высшую воинскую награду СССР. Игорь поселился на квартире дяди и, против ожиданий, не стал искать работу, а все время посвятил интенсивному изучению языка и погружению в американский образ жизни. Днями и ночами он исследовал Нью-Йорк, отдавая предпочтение самым неблагоприятным районам, предпринял несколько путешествий по стране автостопом. Сейчас уже понятно, что это была разведка. Игорь искал живое подтверждение идеям дяди — и нашел его,
Потом Иван достал из чулана ту самую балалайку.
Иван в детстве окончил школу игры на баяне — большой русской гармонике. Найти баян на Брайтоне оказалось несложно. Игорь знал с десяток гитарных аккордов и каким-то образом умудрился некоторые из них брать на балалайке. “А знакомые ребята навесили нам на это дело кучу электроники”, — вспоминает Игорь. Надо сказать, в музыкальной карьере Долвичей особую роль играют “знакомые ребята”, о чем бы ни заходила речь, начиная от поиска аппаратуры и заканчивая прогремевшей на полгорода дракой с ирландцами, случившейся после исполнения “Big Mistake!” их песни “Russian & Irish are Brothers in Arms” в День святого Патрика.
Третьим членом группы стал примитивный музыкальный процессор, позже замененный на полноценный компьютер. Конечно, сейчас концертный состав “Big Mistake!” шире, но русские “сессионные музыканты”, как правило, никому не известны и скрываются за агрессивными прозвищами наподобие Миша-Подрывник или Таня-Разведчица. Также не стоит забывать, что “Big Mistake!” — бескомпромиссная “альтернатива”, поэтому вряд ли может называться полноценным музыкантом какой-нибудь Дядя Мэтью-Диверсант, пусть даже он и ошарашил байкерский фестиваль в Аризоне своим соло на бензопиле.
Тех, кто готов брезгливо сморщить нос, утешим: “Big Mistake!” — это в первую очередь музыка и текст. Да, на уличном выступлении они запросто могут поручить басовую партию харлеевскому чопперу. Но это это группа, которая способна сочинить песню на русском языке — и ее будут напевать тысячи простых американцев. Справедливости ради отметим, что “Usama Hui Sosama” — единственная русскоязычная композиция в репертуаре “Big Mistake!”. “У нас нет ностальгии, — говорит Игорь Долвич. — Мы бежали из СССР, а попали в такой же СССР”.
С осознания этой аналогии и началась история “Big Mistake!”.
Дебютный альбом группы (тогда еще не имевшей названия) был создан и распространен партизанским методом, импортированным Иваном и Игорем из Советской России. Альбом просто записали на кассету и раздали копии “знакомым ребятам”. Вы скажете, что в Америке так испокон века Делали сотни начинающих, и ошибетесь. Долвичи поступили очень дальновидно, с самого начала позиционируя свои песни как “запрещенную музыку”, которую в США нельзя играть и даже слушать. Это было понятно и привычно для русских эмигрантов, и обеспечило дебюту первоначальный интерес. А дальше все решили сами песни.
В музыкальном отношении ранние работы Долвичей — грамотно выверенная какофония, сквозь которую прорывается четкий мелодический рисунок. Это бешеная варварская песня древнерусских дикарей, отплясывающих ритуальный танец на телах поверженных мамонтов, причем некоторые мамонты еще живы и жалобно трубят. Мелодия очень проста, припев навязчив, как жвачка. Прослушав это один раз, вы захотите услышать вновь, чтобы понять, как же оно сделано, — и потом несколько дней не сможете от песни отвязаться.
Тексты Долвичей и по сей день своеобразные шедевры примитива, но они мгновенно запоминаются и безошибочно ударяют в болевые точки слушателей. “Не страдая ностальгией”, Долвичи выбрали для своего дебюта тему “Ностальгии наоборот”. Генеральная линия их первого альбома — “Куда же мы, черт возьми, попали!”. Разглядев в повседневной американской жизни множество черт (вполне отвратительных), парадоксально роднящих США и СССР, музыканты ткнули слушателя в них носом и не прогадали. Они будут возвращаться к этой теме вновь и вновь — недаром “Big Mistake!”, название их первого альбома, станет и названием группы.
Между прочим, хотя Иван теперь знает английский превосходно, он по-прежнему избегает серьезных разговоров с носителями языка, отделываясь короткими фразами.
Успех “Big Mistake!” как студийной группы стал поводом для серии концертов дуэта в брайтонских клубах, причем каждое выступ пение было обставлено будто сходка подпольщиков — и, естественно, на них рвались толпами. Последний концерт завершился визитом полиции с повальной проверкой документов (до сих пор есть сомнения, не организовали ли это сами Долвичи), и группа моментально приобрела культовый статус. О происшествии написали в газетах, и буквально весь Нью-Йорк всполошился — что же такое играют эти русские медведи? Кассеты, передаваемые — бесплатно! — строго из-под полы, расползлись по городу и окрестностям. И тот, кто не выбросил эту муру в помойку, заболел “Big Mistake!” всерьез и надолго.
Это был триумф.
О самих тогдашних концертах Долвичи стараются говорить пореже. Играл дуэт безобразно. Недостаток мастерства компенсировался огромным количеством водки, выпиваемой как посетителями клуба, так и музыкантами. К тому же гости знали большинство песен наизусть, поэтому собственно ансамбля не было толком слышно. Но Долвичи глядели далеко вперед и сделали выводы. Они стали посещать специальные классы и к моменту выпуска нового альбома оказались достаточно тренированны, чтобы не было стыдно выходить на публику трезвыми.
Второй альбом, “Soldier of Misfortune”, провалился так же уверенно, как разошелся первый. Единственная удача на нем — та самая “Russian & Irish are Brothers in Arms”, стремительная “русская джига” с текстом про алкоголизм и имперские амбиции, едва не ставшая причиной массовых волнений в день общегородского праздника (полиция задержала больше ста человек). Сейчас ее крутят в ирландских пабах, но в 90-м году она воспринималась как оскорбление.
Фактически с “Soldier of Misfortune” Долвичи сами себе закрыли дорогу в разряд коммерчески успешных групп (к ним уже присматривался один серьезный лейбл). В те дни от “Big Mistake!” ждали нового остросоциального альбома, заводного и едкого, а получили набор жалоб на превратности судьбы и горькую долю современного мужчины, которого никто не любит. “Иван тогда пережил личную драму, — вспоминает Игорь, — и хотел поделиться своими ощущениями. Я возражал, но он не слушал. И правильно. А то нас бы купили, и стали бы мы как все эти придурки, которые шумно клеймят Белый дом, а сами пухнут от денег и ездят на “ферарри”. Хотя насчет “феррари” я загнул. Нам сколько ни заплати, мы будем ездить на старом добром железе из Детройта”.
За исключением нашумевшей “русско-ирландской” песни, “Soldier of Misfortune” — неожиданно спокойный для “Big Mistake!”, грустный и лиричный альбом. Заглавная композиция — самый настоящий вальс, хотя и камуфлированный надрывными “запилами” электробалалайки.
Это оказалось неинтересно.
Но тут, как нарочно, мир начал сходить с ума, и “Big Mistake!” повернулась к слушателю той стороной, за которую группа и по сей день где-то предана анафеме, а где-то считается Истинным Голосом Америки.
Долвичи выпустили наружу ту самую “загадочную русскую душу”, которая оказалась на поверку сугубо американским бессознательным, оформленным в слово и дело. Первым таким прорывом стала песня, зовущая на войну.
Сингл “Fuck Iraq!” безуспешно пытались ставить в эфир ди-джеи провинциальных радиостанций. Доходило до увольнений. ФБР конфисковало сотни копий песни, признанной разжигающей расовую ненависть. “Fuck Iraq!” буквально расколола Америку надвое. Раскол оказался тихим — такие силы были брошены на то, чтобы его замять. Он малоизучен по сей день, но он — был, четко оформленный раскол между гламурной “столичной” Америкой и штатами бесконечных дорог, фермерских хозяйств, ковбойских сапог, “десятигал-лонных” шляп. Бывшие солдаты Долвичи расковыряли старую рану, местоположение которой хорошо знали. Они и дальше будут заниматься тем же — вскрывать болячки во веек доступных областях.
Сами Долвичи на вопрос “Почему вы написали “Fuck Iraq!”?” отвечали просто: “Мы знаем этого урода Саддама”, и от дальнейших комментариев отказывались наотрез.
Много позже их ремикс “Fuck Iraq! 2003” уже не расколет страну, а сплотит ее. Но его снова нельзя будет поставить в эфир.
Вслед за “Fuck Iraq!”, вскоре по окончании войны, Долвичи ужалят Америку в самое сердце композицией “Name’s Doe. John Doe” — выворачивающим душу гимном неизвестному солдату.
К “Big Mistake!” пришло то признание, которого Долвичи хотели, — они стали “народной группой”. Их ждали в маленьких городках по всей Америке, и они дали большой концертный тур. Именно в тот период сформировался костяк выездного состава “Big Mistake!” — все те Миши, Тани и бесподобный Дядя Мэтью-Диверсант, которых принимали как родных что в беспроблемной Калифорнии, что в самодостаточном Техасе. Финансовое положение группы не поправилось, ведь раздувание состава съело все дополнительные доходы. Но зато, как вспоминает Игорь, “…это было дико весело, и потом, чувствуешь себя уверенней, зная, что в случае эксцессов Дядя Мэт прикроет отступление со своей бензопилой”.
В зависимости от региона “Big Mistake!” играла три концертные программы, репертуар которых пересекался процентов на пятьдесят. “Испаноязычные” штаты восприняли на ура мегамикс “Los Ichos de Las Putas”. Иначе как циничным издевательством над испанским языком (и глумлением над испанскими популярными песнями) его не назовешь. По слухам, запись затребовал себе Фидель Кастро. Команданте сказал, что — “мерзавцев надо кастрировать”, а вот кубинские эмигранты проявили должную самоиронию. “Да, мы не знали испанского, — говорит Игорь. — Но публика отлично поняла, о чем мы поем, и это главное”. Для соотечественников Долвичи исполняли блок “Kalinka for Marinka”, позже оформленный в отдельный концерт “Brighton Bitch”. И что бы там ни говорили о взрывчатом характере латиносов и флегматичности русских, но как раз из-за “Brighton Bitch” в залах до сих пор вспыхивают драки. Основная концертная программа группы называлась “Big Mistake! Dead or Alive”.
Прокатившись по Штатам, Долвичи ненадолго исчезли. Это еще одна характерная черта группы — время от времени дядя и племянник уезжают на три-четыре месяца, возвращаются загорелыми и при деньгах и садятся за музыку. Насчет их отлучек были намеки, что оба отставных офицера все еще в отличной форме, а “советский спецназ” — марка качества У наемников, и Долвичи иногда выполняют деликатные поручения “знакомых ребят”. Проверить эти слухи невозможно, но они придают дополнительный колорит имиджу “Big Mistake!”.
Итак, в начале 90-х “Big Mistake!” четко определяет генеральную линию своего творчества — говорить всю правду без обиняков, — и больше уже не сворачивает с нее. Если проанализировать тексты, получается, что Долвичам и “Big Mistake!” не нравится решительно все.
Но особенно не нравится то, о чем вы еще и задуматься не успели! Такое, мягко говоря, резкое неприятие действительности обеспечило “Big Mistake!” устойчивую популярность. Отвергать и оплевывать реалии сегодняшнего дня — это очень по-русски, почитайте хотя бы Достоевского, — но это еще и очень по-американски. “Big Mistake!” стала оплотом американского консерватизма самого махрового толка. Долвичи не разменивались на общие места. Нет, они сами задавали тон! Их издевка никогда не лежала в “общеамериканском” русле. Пока все хихикали над адвокатами и врачами, обсуждали Монику Левински и О’Джей Симпсона, “Big Mistake!” защищали свое любимое “железо из Детройта”, нещадно ругая слияние “Крайслера” с “Даймлером”. Они крыли последними словами виагру и рекламные технологии. Альбом “Advertising Ace” обернулся для них судебным иском от журнала рекламщиков “Advertising Ace”. Резкий выпад против голливудского киностандарта оказался до того неожиданным и справедливым, что киномагнаты только руками развели. Досталось “Макдоналдсу” и CNN, компьютерщикам и интернет-провайдерам. А еще фашистам, гомосексуалистам, пацифистам, антиглобалистам… Похоже, для “Big Mistake!” они все на одно лицо. Долвичи умудрились врезать даже по кантри-музыке, и, кроме нескольких раздраженных реплик в ответ, им ничего за это не было!
Элементы перфоманса в клубных и уличных выступлениях “Big Mistake!” временами принимали откровенно хулиганские формы. Запомнился случай, когда Иван вдребезги разбил кувалдой бетонную глыбу с грубо намалеванным на ней портретом президента Клинтона. На программе “Escape from viagra factory” по Брайтону рассыпали целый грузовик презервативов, разгружая их через борт вилами. Но подлинный фурор произвело дебютное исполнение песни “Pop Pop Music”. Отыграв номер, группа закидала слушателей гнилыми помидорами и тухлыми яйцами.
“Хохот и визг стояли такой, — вспоминает Игорь, — что приехали копы. Они всегда болтаются поблизости, когда мы даем концерт. Ну, на них тоже помидоров хватило!”
События в России “Big Mistake!” традиционно игнорировали, но в 2000 году вдруг разразилась песней “Who the hell is Mr. Putin?!”, которую, по слухам, русские пограничники отбирали у приезжающих в страну, и на родине Долвичей и мистера Путина она практически неизвестна.
Очень показательно отношение “Big Mistake!” к трагедии “двух башен”. Первой реакцией была песня “Stop this Boeng, I’m getting out!”, жестко (если не жестоко) критикующая действующую администрацию. Но буквально через несколько дней по всей Америке разнеслась блистательная “Usama Hui Sosama”, для которой так и не удалось создать полностью аутентичный перевод. И наконец, “Fuck Iraq! 2003”. Можно принимать или не принимать творческий метод “Big Mistake!”, отрицать напрочь их идеологию, но согласитесь, это честная, искренняя группа.
Увы, трудно сказать что-то определенное об альбоме “Bushshit”. В принципе это очень характерный для “Big Mistake!” материал. Но истерия вокруг альбома в значительной степени подогревалась тем, что он был приурочен к последней выбранной кампании. Саунд группы стал заметно мягче, тексты, как обычно, резче некуда. Первое навлекло на “Big Mistake!” обвинения в сдаче позиций и недостаточной “альтернативности”, второе привело к запрету альбома почти по всей Америке и, конечно, добавило ему сторонников. Думается, эта работа еще ждет отдельного исследования, когда поулягутся страсти. Ведь хотя Буш и победил, “Bushshit” (и альбом, и концепция) не теряет актуальности.
Отчасти настораживает и недавний сборник клубных ремиксов “The Biggest Mistake!”. Конечно, трудно представить, что в стране найдется много площадок, где это рискнут крутить. Но сам факт появления такого альбома странен, То ли это очередной нахальный эксперимент, то ли первый звонок к грядущему переходу группы на коммерческие рельсы и неминуемому ее “окультуриванию”.
“Big Mistake!” довольно много концертируют и сейчас. Они желанные гости на разнообразных байк-шоу, съездах Национальной Стрелковой Ассоциации и мероприятиях Народной Милиции штата Монтана. Их даже якобы видели в Нэшвилле, хотя что они там делали, остается загадкой. В музыке “Big Mistake!” можно найти элементы кантри-стиля, но считается, что давняя песня “Nashwille Mafia” поссорила их с тамошней братией навсегда.
Долвичи по-прежнему работают в Нью-Йорке, на Брайтоне. Они собирались посетить Россию, но посольство отказало им в визе. “Я уверен, что наши знакомые ребята прояснят эту ситуацию, — говорит Игорь. — Если нас не пускают на родину из-за “Who the hell is Mr. Putin?!”, то мы готовы написать песню, содержащую ответ на этот вопрос!”
По словам Игоря Долвича, песня будет называться “Durak Durak”. Что это значит, он не пояснил.
(
перевод
с
английского
, 2005
г
.)
“BIG MISTAKE!” DISCOGRAPHY
Big Mistake!
Soldier of Misfortune
Fuck Iraq! (single)
Name’s Doc. John Doe. (single)
Los Ichos de las Putas — Havana Club Live
Big Mistake! — Dead or Alive
Advertising Ace
Hole Wood
Escape from viagra factory
Pop Pop Music (single)
Daimler, Chrysler… and shit!
Who the hell is Mr. Putin?! (single)
Stop this Boeing, I’m getting out! (single)
Usama Hui Sosama (single)
Fuck Iraq! 2003 (single remix)
Bubhihit
The Biggest Mistake! Club Remixes Album
Алексей Корепанов
ЕСЛИ НЕ ЗВАЛИ
— …и неоднократно подтверждено: если у человека чего-то нет в сознании, то он это и не воспринимает, не видит, понимаете? И поэтому мы осознанно видим, слышим, чувствуем гораздо меньше, чем наш мозг воспринимает на самом деле, реально. Знаете, что такое “воронка Шеррингтона”?
Он отрицательно качнул головой. Каждое слово колдуна звучало как откровение.
— Это такое образование в нашем мозге, которое первично фильтрует все сигналы от рецепторов тела. Девяносто процентов отбрасывает как неинформативные, а остальные сигналы укрупняет, объединяет, обрабатывает по сформированным схемам и этаким фонтаном предъявляет бессознательному — и уже оттуда они частично, по принципу наибольшей важности, и проявляются в сознании. Поэтому люди осознанно видят именно ту реальность, которая сложилась в их сознании…
— …хотя реальность гораздо шире и глубже, — закончил он.
Колдун кивнул:
— Можно сказать и так. Осознай неподготовленный человек все и сразу — и он готовый пациент для психбольницы. Просто сойдет с ума.
— А вы? Мне говорили, что вы…
— Да, — прервал его колдун. — Но я погружался постепенно; знаете, как заходят в холодную воду? Я погружался в продолжение чуть ли не двух десятков лет и ненадолго. — Колдун скупо улыбнулся. — Зато теперь могу видеть то, чего не видят другие, и помогать другим, как зрячий помогает слепцам.
— Потому я и пришел к вам, — сказал он. — Я слышал, вы можете на миг сделать слепца зрячим.
— Могу, — не сразу отозвался колдун. — Не то чтобы слепец в полной мере обретет зрение, но кое-что разглядеть сможет. — Он поднял палец. — Повторяю, лишь кое-что — и очень недолго. Только стоить такая услуга будет недешево.
— Для меня деньги не проблема, — быстро сказал он. — Мне их девать некуда, потому что мне ничего не надо… Только бы взглянуть… Увидеть Париж — и умереть. Знаете, всякие там мечты идиота…
— Знаю. — Колдун усмехнулся. — А действительно ли хорошо, когда мечта сбывается?
— А хорошо ли не дожить до воплощения мечты? — возразил он.
Это случилось внезапно, вдруг, как и говорил колдун. За окном сгущались сумерки, он сидел на диване под настенным светильником, рассеянно скользя взглядом по строчкам взятой наугад с полки книги, — делать ничего не хотелось, он был как натянутая струна… Не произошло ни малейшего движения, не раздалось ни единого звука, не стало теплее или холоднее — но все вокруг мгновенно преобразилось, словно его комната до этого неуловимого мига была всего лишь каркасом, схемой, скелетом, не более, а теперь скелет оброс плотью.
Он замер на диване, и книга выпала у него из рук. Он не узнавал свою комнату. Зловеще мерцали под затянутым каким-то туманом потолком багровые огни, подобные глазам чудовища… Телевизор превратился в бесформенное черное пятно… нет, в черный тоннель, в глубине которого шевелились бледные медузообразные сгустки… Часть стены под книжной полкой ходила волнами, и проступали на ней неведомые слабо светящиеся знаки. Серые тени ползали по ковру, спиралями завивались вокруг ножек стола. Лиловым светом разгоралось окно, и листва деревьев за окном, июньская листва, обернулась тысячами мохнатых шевелящихся лап. И доносились отовсюду тяжелые вздохи, и то и дело раздавался тонкий-тонкий свист…
Он повернул голову к двери, ведущей в прихожую, — и задохнулся, и сердце его превратилось в готовую вот-вот взорваться фанату. У двери, в полуметре от пола, парила почти прозрачная женская фигура. Вместо фотопортрета на стене, на котором запечатлено только лицо, — женская фигура. Мама… Мама, умершая за сотни километров отсюда много лет назад… И чья-то темная тень в углу, сгусток мрака, кто-то приземистый, истекающий злобой…
Мама… Он чувствовал, как горячими толчками бьется в виски взбесившаяся кровь. Значит, мама всегда здесь, рядом?..
— Да, мы всегда рядом. — Чей-то бесцветный голос, казалось, прозвучал прямо в его голове. — По-другому и не может быть…
Он резко обернулся. В только что пустовавшем кресле у окна сидел человек… или не человек? Нечто туманное, подобное облачку, — и проступало из тумана лицо.
Он узнал свое собственное лицо…
Он хотел что-то сказать, но не смог произнести ни слова — губы его словно смерзлись, склеились и совершенно не слушались его.
— Мы пытаемся общаться с тобой, — продолжало нечто с его лицом, — но ты нас не слышишь. Только иногда, во сне, — да и то забываешь при пробуждении… Людям свойственно забывать…
И он вспомнил. Клочья… обрывки… тени теней… Нечто эфемерное, ускользающее, растворяющееся — стоило только проснуться… Да, оставались какие-то следы, что-то слегка царапало душу… Невесомый осадок… Запотевшее стекло… И исчезало в безжалостном утреннем свете.
— Да… — наконец-то сумел выдавить он из себя. — Помню…
Какое-то движение возникло в воздухе под люстрой — заструилось там что-то серое, клубящееся, потянулось к окну — и окружающее в один-единый неуловимый миг вернулось в обычное состояние. Словно выключили свет.
Он сидел на знакомом диване в знакомой до мелочей комнате — и на полу у его ног лежала книга. “Воронка Шеррингтона” вновь работала — все обрело привычные черты…
— …еще раз, пожалуйста… Прошу вас!
— Нет, — коротко и жестко сказал колдун.
— Но почему? Я заплачу… Называйте любую сумму!
