И снова возрадовался ангел, и был он разделен и помещен в два разных тела.
Также сказано было Создателем: «Когда посчитаешь ты, что видел достаточно и пора уже тебе возвращаться домой, пусть две твои половины соединятся, и тогда твое путешествие завершится».
И пришел на землю ангел небесный, имея вид двух разных людей, мужчины и женщины, и ходил он по земле, смотрел и слушал, пробовал земные плоды и пробовал земную жизнь…
Но земля обладает свойством притягивать к себе живое и мертвое. Камень, брошенный в небо, неизменно упадет вниз. Растение, тянущееся к солнцу, неизбежно завянет и превратится в прах. Человек, как бы ни пытался уйти от земли, в нее возвращается.
Земля не могла отнять у ангела жизнь, ибо был он из воинства господня, однако со временем сумела она отнять у ангела память, и забыл тот о своем небесном происхождении, забыл о своей второй половине, которую следует найти ради возвращения домой. И с тех пор ходят по свету мужчина и женщина, потерявшие друг друга и потерявшие знание о себе…
– Пять минут прошли, – перебил ее Иннокентий. – То есть, наверное, прошли, потому что у меня нет часов. Что я должен был понять? Какое это имеет отношение ко мне?
– Я слишком сильно стукнула тебя по голове, – вздохнула Настя. – Ты – это одна половина, Елизавета – вторая половина. Вместе вы – потерянный ангел.
– Нет, – быстро ответил Иннокентий. – Ничего подобного. Этого не может быть. Потому что…
– Люциус, – сказала Настя. – Он знал это. Он знал, но ему хотелось быть одним-единственным ангелом на земле. К тому же он тебе завидовал. Ну, то есть тому тебе, который был ангелом. Но когда Елизавета отравилась, он испугался и примчался, чтобы ее спасти. Я была там, Иннокентий. Я видела его, я слышала его слова. Он сказал Лизе…
– Я твой брат, – сказал Люциус. – Твой младший неразумный брат, который должен был сохранить тебя. И помочь тебе вернуться.
– Вернуться куда? – вяло проговорила Елизавета.
– Домой.
– …и он назвал имя. Валентин. Тебя зовут Валентин.
Настя вытащила из кармана ключ, подошла к двери, отперла ее и бросила ключ на пол:
– Все, больше мне нечего сказать. Больше я ничего не знаю. Может быть, я полная дура, может быть, я все перепутала и все неправильно поняла. Но если ты в самом деле две тысячи лет пытался понять, кто ты есть, то моя версия – не самый плохой вариант…
Она стояла в дверях, готовая уйти, но не уходила, потому что ждала ответа.
– Пленник, – сказал Иннокентий скорее даже не ей, а самому себе. – Люциус все время называл меня пленником собственного тела.
– Она тоже, – Настя кивнула в сторону металлического ящика, внутри которого лежала бледная рыжеволосая женщина. – Она тоже пленница своего тела. И она тоже утратила память. Ты должен помочь ей, ты должен помочь себе. И… Помочь всем нам. Сделать что-нибудь с этим миром. Исправить. Спасти. Ты ведь жил здесь, с нами, ты попробовал этот мир, ты знаешь, что он неплохой, просто… – она развела руками, потому что слова закончились. Все закончилось, все уже было сказано и сделано, и оставалось только повернуться и выйти, а потом ждать, но не чуда, а закономерного развития событий. Все должно было стать на свои места.
Настя обернулась: Иннокентий стоял у приоткрытой двери и смотрел на ящик с Елизаветой. Он как будто стоял у кромки моря, еще не решив, стоит ли ему лезть в воду, которая выглядит такой неприветливой.
– А она? – Иннокентий повернулся к Насте. – Она все это знала? И зачем она тогда сказала, что я – ее брат?
– Скорее всего, она тоже все забыла. И про брата она сказала, чтобы отвлечь твое внимание. Хотя… Есть другое объяснение. Я не уверена, но… После того как вы с Елизаветой забыли, кто вы есть, а Люциус не стал напоминать, он стал здесь старшим ангелом, и он пользовался своим положением на всю катушку. Но в глубине души – фигурально выражаясь – он знал, что виноват. Он присматривал за вами и старался как-то облегчить ваше существование. Это ведь он подобрал тебя после взрыва в доме Макса, да? Так вот, когда у вас с Лизой случилось… – она помедлила, подбирая правильное слово, но потом поняла, что можно обойтись и без всяких слов, – Люциус понял, что это уже чересчур, а потом – ребенок от двух половинок ангела, кем бы он стал? Не мог ли он воссоединить в себе способности обоих родителей и их память? Люциус боялся этого, он хотел это остановить, и поэтому он мог прийти к Елизавете и открыть ей как бы правду, ужасную правду о том, что на самом деле вы – брат и сестра. Это заставило ее убить ребенка, отдалиться от тебя и… Но это только моя версия. Если ты сам поговоришь с Лизой, ты узнаешь больше. Если ты вернешься к истинному себе, ты узнаешь все.
– Странное чувство, – сказал Иннокентий. – Твои слова… Ты говоришь со мной, как будто я – это кто-то другой. Кто-то сильный. Но я не уверен…
– А ты попробуй. В конце концов, что тебе терять? Ты ведь бессмертен.
– Я должен обдумать твои слова.
– Думай. Не буду тебе мешать.
– Подожди! Что это значит – пусть две половины соединятся? Потому что, если имеется в виду… – Иннокентий скорчил странную гримасу, у которой оказалась прозаическая расшифровка. – Если это про секс, то мы с ней уже были любовниками, но при этом не превратились в ангела. Хотя… – Иннокентий задумался. – Ощущения были довольно странные…
– Еще бы.
– Так что ты думаешь?
– Я не думаю, что «соединение двух половин» – это про секс. Должно быть какое-то другое соединение. Какое-нибудь духовное…
– Какое? – не понял Иннокентий.
– Да откуда я знаю? Я уже сказала все, что могла. Кто из нас двоих ангел, в конце концов?
– Я? – не очень уверенно произнес Иннокентий, все еще переминаясь на пороге комнаты с ящиком.
– Ты, Валентин, ты.
15
Подъем наверх занял целую вечность. Настя тащила под мышкой меч, а вот чувства триумфа или гордости за саму себя она не захватила; все перевешивалось усталостью и болью в мышцах. «Все-таки спасение мира – очень утомительное занятие, – подумала она. – Хуже, чем вскапывать огород. Гораздо хуже».
Дворец все больше становился похожим на дом с привидениями, – заброшенный, полный странных звуков, теней, призраков прошлого. Только при этом надо было еще внимательно смотреть под ноги, чтобы не споткнуться об очередной труп.
Несколько заплутавших зомби бродили по коридорам, тупо глядя в никуда, Настя устало бросила им «Кыш-кыш!» и присела возле колонны, чтобы передохнуть. Из глубины дворца раздавался глухой грохот – зомби пробивали проход вниз, в прошлое, чтобы Леонард смог поживиться останками древней расы. Расхититель гробниц. Демонам бы не понравилось такое неуважение. Впрочем, кто их спрашивает? Мнением живых-то никто особо не интересуется, что уж говорить о мертвых…
Снаружи смеркалось, но Настя все же заметила фигуру в дверном проеме и усмехнулась:
– Давид, похоже, что твое свидание накрылось. У девушки явно нашлись занятия повеселее. Сколько ты еще собираешься ждать, а?
Человек обернулся.
– Давид? – уже не так уверенно произнесла Настя.
– Положите оружие, принцесса, – сказал Армандо и направил на нее пистолет.
– Еще чего! Раскомандовался!
Он нажал на курок, и пуля ударила по соседней колонне. Настя бросила меч:
– На, держи, идиот! Это всего лишь меч. Думал, я начну бросаться в тебя тяжелыми металлическими предметами? И попаду с двадцати метров?
– Мечи бывают разные, – сказал Армандо. – Вам ли этого не знать, Анастасия.
– И телохранители тоже бывают разные. Вам ли этого не знать, Армандо, – съехидничала Настя, а затем поняла, что правильнее было бы воспринимать собеседника не как Армандо, а как малознакомого мужчину с пистолетом. Правильнее было бы его опасаться, а значит – засунуть сарказм куда подальше, глубоко вдохнуть и надеяться, что все кончится быстро и безболезненно. Так было бы правильнее – но это не значит, что именно так Настя собиралась сделать.
Армандо ничего ей не ответил, подошел поближе, присмотрелся к мечу и убрал оружие. Некоторое время они молча смотрели друга на друга, и Армандо был, как всегда, на высоте – в длинном черном пальто, с тонким черным портфелем, и что самое удивительное – в безупречно сверкающих ботинках. Настя виновато посмотрела на собственную обувь, запачканную мелом, кровью, а может быть, даже останками взорвавшегося зомби, и вздохнула.
– Я уж не знаю, что вы там про меня напридумывали, принцесса, – сказал Армандо, приняв вздох на свой счет. – Вы же меня совсем не знаете. Я не рыцарь без страха и упрека, я обычный человек, которому нужно выплачивать банковский кредит…
– Так все дело в деньгах? Фишер предложил тебе больше денег, да?
– И в деньгах тоже. Но не только. Я был обязан одному человеку, который в свою очередь был обязан Фишеру, – обычная история.
– И как насчет нескольких поколений твоих предков, которые верой и правдой служили Андерсонам?
– Не надо трогать моих предков. У них были свои проблемы, у меня свои. Я ведь никого не убил и не покалечил – хотя у Фишера бывали разные идеи. Я просто передавал информацию.
– Нет, не просто!
Здравая мысль о малознакомом мужчине с пистолетом была мелко порублена и спущена в унитаз, в атаку пошли первородные инстинкты, и перед носом у Армандо возмущенно затрепетал тоскующий по маникюру Настин палец.
– Ты втерся мне в доверие! Сначала ты «по секрету» рассказал мне «страшную тайну» про планы Утера и Фишера убить Анжелу и ее сына, я повелась, устроила побег и испортила отношения с Утером, что было очень на руку Фишеру. И после этого я доверяла тебе, как никому в этом дворце, я рассказывала тебе все, и в том числе я рассказала тебе про Дениса, а Фишер взорвал самолет, чтобы решить конфликт с вампирами!
– Это не я подкладывал взрывчатку, я вообще был не в курсе…
– Да, конечно, невинен, как дитя! Он просто передавал информацию… – Настя едва не захохотала дьявольским смехом, но Армандо решительно убрал ее возмущенный палец с глаз долой и одарил взглядом, в котором читалось недвусмысленное предложение заткнуться. – …информацию, – по инерции вырвалось у Насти, а потом она и в самом деле заткнулась, не из страха перед взглядом Армандо, а поняв, насколько неуместным будет ее хохот в этих стенах.
– Информацию, которая почему-то оказалась неверной, – уточнил Армандо. – Принцесса, давайте посмотрим правде в глаза – я обманывал вас, вы обманывали меня. Мы квиты.
– Нет, – упрямо сказала Настя. – Мы не квиты.
– Ну да, наибольшим злопамятством отличаются слоны и обманутые женщины, – вздохнул Армандо. – Поверьте, что когда я выбирал сторону, личные симпатии не играли никакой роли. Вы хорошая девушка, Настя, но есть вещи поважнее личных симпатий.
– И ты сейчас вернулся во дворец ради этих важных вещей?
– Мистер Фишер забыл кое-какие бумаги. Это еще одна моя услуга ему, надеюсь, последняя.
– Не надейся, – злорадно бросила Настя. – Раз он посадил тебя на крючок, то… Эй!
Она не ожидала, что Армандо воспримет ее выпад так близко к сердцу – дуло пистолета посмотрело Насте в глаза, и сразу же за испуганным «эй!» грохнул выстрел, потом еще один. И еще один.
Настя открыла глаза, увидела перед собой Армандо с пистолетом в руке и разозлилась не на шутку:
– Если ты думаешь, что это смешно, то должна тебе сказать…
Армандо поднял с пола меч, стряхнул ножны, оттолкнул Настю в сторону и резко взмахнул клинком. Кто-то вскрикнул, но теперь Настя точно знала, что это не ее крик. Армандо ударил мечом еще раз, и теперь голова окончательно отделилась от тела.
– Я не думаю, что это смешно, – сказал Армандо. – Я думаю, что тебе нужно уходить отсюда. Куда-нибудь в безопасное место. Если такие еще остались.
Настя медленно повернулась и увидела у себя за спиной обезглавленное тело в грязно-коричневой одежде. Голова с длинными спутанными волосами откатилась на пару метров, оставляя за собой след чего-то вязкого и черного.
– Это кто? – спросила Настя.
– Вампир, – сказал Армандо.
– Ах да, – спохватилась Настя. – Вампир. Конечно.
– Что значит – конечно?
– Они же объявили нам войну за то, что мы не выдали им Дениса и унизили народного героя Накамуру. Они обещались напасть на Лионею ближе к вечеру.
– Они сдержали свое слово, – Армандо ткнул мертвеца носком ботинка. – По-моему, это рубедрианин.
– Рубедри… Секта?
– Вот именно, вампирская секта, которая никогда не признавала Лионейский договор и считала, что все прочие расы – просто вампирское меню. Они еще назывались «Чистая кровь». Вожди вампирских кланов утверждали, что рубедрианская секта разгромлена, посажена в тюрьмы…
– Значит, в тюрьмах был день открытых дверей. А это что? – Настя склонилась над трупом.
– Не знаю. Анастасия, если рубедриане во дворце – тебе нужно немедленно уходить.
– Это у него рация, – выпрямилась Настя. – Странно, точно такую же выдал мне Смайли, только она у меня сломалась…
– Анастасия, у меня тут машина, я довезу тебя до границы. Пойдем.
– А еще он дал мне пистолет, но я расстреляла все патроны по зомби. Вот дура, правда? – Настя нажала кнопку на рации. – О, эта работает.
– Настя…
– …имени гордого народа детей ночи, – сказала рация. – Если король Утер Андерсон сохранил еще немного смелости и чести, мы ждем его в зале для поединков. Мы ждем еще десять минут, а потом от имени гордого народа детей ночи будет пролита кровь…
– У них заложники, – тихо сказал Армандо.
– …кровь принцессы Амбер и принцессы Анастасии.
– Что? – удивленно спросила Настя у рации. – Кого?
– Это просто трюк, – сказал Армандо и просто попытался отобрать у Насти рацию. – Просто ловушка.
– Нет, не думаю, – сказала Настя.
– Но ведь ты здесь.
– Я-то здесь… Ты не мог бы вернуть мне меч? Может быть, он мне еще пригодится.
– Он тебе не пригодится, – сказал Армандо. – Это секта прирожденных убийц, которые выпьют тебя досуха за секунду. Это тебе не объевшиеся грибов горгоны, это воины, которые пришли сюда ради мести. Включи рацию и скажи, что это ловушка, чтобы Утер – если он еще жив – туда не ходил. И будем убираться отсюда.
– Если Утер туда не пойдет, они убьют их обеих.
– Кого – их? – Армандо начал терять терпение.
– Амбер и Марину.
– Что еще за Марина?
– Мой секретарь. Она была вместе с Амбер, и у нее была сумка с моими вещами. А раз это дикие вампиры, то, может быть…
– Все люди для них на одно лицо? Не уверен. Для них сейчас главное – выманить Утера, ради этого они скажут что угодно. Настя, может быть, у них и нет никаких заложников, может быть, все это блеф…
– Вот надо пойти и разобраться. Дай мне меч.
– Нет.
– Я все равно пойду туда. Я должна там быть. Я велела Амбер и Марине идти в «Оверлук», и я отвечаю…
– А я – нет, – сказал Армандо. – Мне нужно всего лишь забрать бумаги, – он протянул ей пистолет. – Возьми. Пули обычные, но это даст тебе хоть какой-то шанс. Все лучше, чем махать этим тяжелым куском металла.
Она взяла пистолет, взвесила в его ладони. Это тоже был кусок металла, тоже созданный убийства ради, но почему-то он не давал такой иррациональной уверенности в победе, как подаренный Денису меч.
– Ты уходишь? – сказала она в спину Армандо.
– И тебе советую сделать то же самое. Я уже сказал – я не рыцарь без страха и упрека, я обычный человек.
– Да-да, и что-то там про банковский кредит.
Армандо молча вышел через разгромленный дверной проем и растворился в сумерках. Настя выждала еще пару минут, но чуда не случилось. Она подняла с пола меч, заткнула пистолет за пояс и пошла в сторону Западного крыла, пшикая по дороге на заплутавших зомби.
Чем ближе Настя подбиралась к западной части дворца, тем осторожнее становились ее шаги, тем внимательнее она прислушивалась и приглядывалась, но все это оказалось совершенно бесполезным. Вампир-рубедрианин просто вылез из-под лестницы, отбросил в сторону кровоточащий кусок чьей-то плоти, с интересом посмотрел на Настю и сказал:
– Хррр….
16
Это оказалось не столько больно, сколько страшно и противно. В обычной жизни (читай – в другом мире) полагалось бы отползти в сторону, свернуться калачиком и лежать так столько дней, недель или месяцев, пока пережитое не потеряет остроту, не станет воспоминанием, засунутым на дальнюю полку между другими мерзостями.
Но это в другом мире. Здесь у нее не было времени на такую роскошь. Она могла позволить себе лишь краткий привал, на пару минут, не больше – ноги просто подгибались, отказываясь идти дальше, сердце скакало, словно теннисный мячик, а рука безостановочно терла шею, стараясь убрать оттуда следы крови и чего-то еще, какой-то липкой мерзкой жидкости, которой щедро поделился с ней рубедрианин.
Слабым утешением было то, что она пока была жива, но Настя не была уверена, что это надолго, и она не была уверена, что это – жизнь. Тем не менее ей ничего не оставалось, как двигаться дальше.
Со стороны арены для поединков доносился шум, но это был не приевшийся грохот разрушения древних стен, это были какие-то иные звуки; издававшие их существа разрушали не каменные постройки, а нечто более ценное. Надежду? Чьи-то жизни?
– Празднуете победу? – спросила Настя, ткнув стволом в шею Марата, чуть повыше воротника кожаной куртки. Она узнала его со спины, он же еще раньше узнал ее по звуку шагов и запаху, но не стал об этом говорить, чтобы не показаться невежливым.
– Они празднуют, – шепотом ответил Марат, не оборачиваясь. – А ты что тут делаешь? Беги отсюда, пока они тебя не заметили. Это же… Это же звери.
– Да? – Настя плотнее прижала ствол. – Серьезно? То есть они – плохие вампиры, а ты – хороший?
– Они – другие вампиры, – торопливо шептал Марат. – Если бы ты столкнулась с кем-нибудь из них вблизи…
– Только что.
– Ха, – изумленно сказал Марат. – Ну и как?
– Это было грубо, – оценила итоги встречи Настя. – Сколько их там, на арене?
– Я не хотел сюда идти, но они взяли меня как переводчика. И потому что я уже бывал в Лионее. Знаю местность.
– Ты не ответил на вопрос.
– Ты спросила – сколько? Они все здесь. Вся секта рубедриан. Четыре с лишним десятка. И еще Накамура.
– Он тоже в секте?
– Нет, – Марат как будто ухмыльнулся. – Но он теперь герой, он сам напросился к рубедрианам в этот поход. Я-то не хотел, меня заставили…
– Да-да, ты уже говорил: переводчик. Я узнала твой голос по рации. Ты говорил про заложников, двух принцесс, но вот я стою позади тебя, и на заложницу я не очень похожа…
– Я говорю то, что мне велят.
– То есть на самом деле у вас нет заложников?
– Есть. Они захватили Амбер и еще какую-то девушку, я сказал, что она тоже из королевской семьи, иначе они бы уже ее выпили. И не только выпили. Ты ведь знаешь, что делают рубедриане помимо того, что пьют кровь?
– Отрезают головы?
– Это вначале. Они используют все тело жертвы. По-разному.
– То есть ты спас моего секретаря от съедения? Ну что
же,тебе это зачтется.
– Принцесса, уходите отсюда, это безнадежно, вы не сможете никого тут спасти!
– Но ведь ты говорил по рации, тебя должны были услышать, сейчас сюда придет король Утер со своими людьми, и тогда…
– Принцесса, вам плохо видно из-за моей спины. Утер уже пришел. И все его люди тоже.
Марат шагнул чуть вперед и в сторону, чтобы Насте было видно, и она увидела…
К этому времени я уже четко усвоила: не стоит ждать подарков от судьбы вообще и в этот день особенно. Поэтому, увидев на арене для поединков короля Утера Андерсона, я не закричала, и не стала рвать на себе волосы, и не упала в обморок. Я просто вздохнула и приняла увиденное за факт.
Утеру крепко досталось уже во время первой стычки с зомби, той самой, где меня так здорово вырубили. Похоже, что после этого Утер только тем и занимался, что ввязывался в драки, где его лупили чем попало превосходящие силы противника. Короче говоря, он представлял собой зрелище одновременно жалкое и прекрасное.
Он едва стоял на ногах, сплевывал кровью на арену (заставляя ноздри рубедриан жадно раздуваться), сохранял равновесие лишь за счет какой-то палки с острым наконечником, но при этом посылал какие-то ободряющие жесты в сторону Амбер и Марины.
Те были поставлены на колени, и под подбородок каждой было подведено серпообразное лезвие ритуального рубедрианского ножа. Не знаю, насколько мог ободрить Амбер и Марину вид короля Утера, но иной надежды у них не было, потому что «люди Утера», о которых я так легкомысленно заявила… Это был миф. Это был пепел. Это были изможденные и окровавленные охранники из компании Гарджели, совсем не привыкшие к битвам с вампирами и зомби, а потому абсолютно деморализованные. Ах да, и еще – их было двое. Их осталось двое. Причем они стояли в окружении десятка рубедриан, и было ясно, что их жизнь не продлится и секунды, если будет подан должный знак.
А тот, от кого ожидали нужного знака, стоял посреди арены, затянутый в черные доспехи, грозный и беспощадный Маси Накамура, герой детей ночи и гроза людей. Придурок.
Может быть, вампиры потом и будут слагать о нем легенды, но, по-моему, все, что нужно знать о Маси В. Накамуре, укладывается в одну фразу: везучий козел отпущения. Когда спор между Утером и вампирами по поводу участи Марата еще только начинался, вампирские старейшины придумали хитрый выход из ситуации. Они хотели сохранить лицо и при этом не рассориться с Утером Андерсоном, поэтому они решили вызвать его на поединок, но в качестве своего бойца выставить какое-нибудь вампирское недоразумение, обреченное на гибель. Вот на роль этого недоразумения и был избран Маси В. Накамура, отпрыск боковой линии одного из аристократических кланов. Его вызвали в Лионею, чтобы потом Утеру было кого порубить в капусту, однако обстоятельства сложились так, что на поединок против Накамуры вышла Амбер Андерсон, Накамура одержал победу и неожиданно стал героем всей вампирской расы.
От чего ему окончательно снесло крышу. Он возомнил себя героем-освободителем вампирского народа, а неудачная попытка зарезать меня лишь подстегнула его амбиции и его ненависть к Андерсоном. Неудивительно, что он примкнул к рубедрианам и оказался в нужное время в нужном месте.
Короля Утера и Накамуру отделяло метров пять-шесть каменного пола, на нем были выбиты какие-то древние письмена, а уже поверх старинных букв рубедриане кровью прочертили широкую полосу, рубеж между поединщиками. Короче говоря, я успела как раз вовремя, чтобы увидеть, каким унизительным фарсом закончится славная история Лионейских королей.
Раньше мне не приходилось бывать в зале для поединков, так что было самое время осмотреть это историческое место: восьмиугольная арена непосредственно для боя; вокруг, на небольшом возвышении, места для зрителей, поделенные на двенадцать секторов, по числу Великих Старых рас. Сейчас эти места были заняты рубедрианами; предвкушая ритуальное кровопролитие и падение Лионеи, они не сдерживались в эмоциях. Я никогда не любила людей с длинными сальными волосами, а уж когда длинные сальные патлы прицеплены к черепу плотоядного урода в коричневом халате, забрызганном кровью, – это уже очень далеко за горизонтом моей терпимости. И вот такие уроды пришли в Лионею как хозяева, расселись в первом ряду и, ковыряя длинными когтями меж зубов, стали ждать убийства, которое станет сигналом к новым убийствам. К счастью, сидели они на противоположной от меня стороне арены и были так увлечены ковырянием в зубах и ободрительными воплями в адрес Накамуры, что меня до поры до времени не замечали.
А я замечала: дальше, за спинками испоганенных кресел, был устроен ярус стоячих мест для не особо важных персон, а оттуда лучеобразно расходились коридоры, выводящие на первый этаж дворца. Как раз в начале такого коридора спиной ко мне стоял Марат и наблюдал за происходящим на арене.
– Если ты переводчик, почему ты здесь? – спросила я. – Почему ты не переводишь королю, Накамуре и остальным уродам?
– Они уже все друг другу сказали, – ответил Марат. – А здесь я стою, потому что хотел потихоньку отсюда сбежать. Через этот коридор. Но потом очень не вовремя явилась ты со своим пистолетом.
– Я всегда не вовремя, – сказала я. – Пора бы уж привьи<-нуть.
В этот момент рубедриане заорали, Марат подался вперед, я за ним…
– Началось, – сказал Марат.
С тем же успехом он мог бы сказать:
– Закончилось.
Все и на самом деле произошло очень быстро.
Когда Накамура выхватил меч и торжественно поднял его над головой, рубедриане завопили так, что у Насти заболело в ушах.
– Звери, – пробормотал Марат.
– Будем надеяться, – вырвалось у Насти. Марат удивленно покосился на нее, ожидая разъяснений, но в этот момент Накамура нанес удар, и Марату стало не до Настиных загадок.
Даже издали Утер производил впечатление усталого старика, которому и стоять-то тяжело; должно быть, вблизи все выглядело еще хуже, и это впечатление вдохновило Накамуру на удар мечом, который должен был стать историческим для расы детей ночи, для династии Андерсонов и еще много для кого.
Только ведь и король Утер понимал значение момента. И он не хотел уйти, как несчастная жертва новых варваров, он хотел настоящего поединка, и на удар Накамуры ответил своим ударом.
Вампирский меч и обломок лионейского копья встретились и сцепились намертво.
Что оказалось неприятным сюрпризом для Накамуры. Он изо всех сил дернул меч к себе, но тот крепко засел в древке. Рубедриане орали как сумасшедшие, но это ничуть не помогало их бойцу, и дело было не в мече и не в древке, а в столкновении стратегий – один из бойцов хотел красиво победить, а второй не хотел некрасиво умирать, и этот второй подход сработал лучше.
Король Утер на самом деле умирал уже давно, может быть, со дня покушения, а может быть, со дня побега Дениса, первого или второго, уже не важно… И сейчас он был готов к тому, что ожидаемая смерть наконец случится, он был готов принять ее – но на своих условиях. Выйдя на арену, Утер увидел тех, кто рвался владеть миром после его смерти, и взбесился от того, насколько жалкими и уродливыми выглядели рубедриане и примазавшийся к ним Накамура. Это пробудило в нем воина, пусть ненадолго, пусть на несколько мгновений, но и этого оказалось достаточно…
Впрочем, все это мои домыслы. Никто не знает, что происходило в голове Утера. Нам оставалось лишь наблюдать со стороны, и со стороны это выглядело примерно так.
…чтобы Утер как будто вырос и раздался в плечах, нависнув над Накамурой сердитым медведем, который совсем не просил, чтобы его будили, но раз уж у кого-то хватило наглости…
По-моему, Утеру удалось вырвать меч у Накамуры, во всяком случае, древко копья так и не расцепилось с вампирским клинком, и оба этих предмета отлетели в сторону как ненужные условности. После чего Утер просто рухнул на Накамуру и придавил его к земле. Мне показалось, что раздался хруст или треск, так или иначе Накамура внезапно оказался в положении, которое совсем не пристало герою вампирской расы. Утер успел два или три раза опустить свой кулак на голову вампирского поединщика, а потом…
Потом случилось то, что и должно было случиться с лионейским королем, которого окружили несколько десятков рубедриан. Когда Накамура оказался на лопатках, вся эта длинноволосая свора с размазанной по губам кровью притихла, а затем один из них легко перескочил через барьер, отделявший зрительский ряд от арены, подошел к Утеру сзади и перерезал ему горло ритуальным рубедрианским ножом. Это было сделано с плохо скрываемым удовольствием, причем не столько от самого убийства, а от того, что можно было, наконец, отбросить дурацкие формальности и сделать то, что действительно хочется.
А потом они стали кричать, по-моему, слишком громко и радостно для сорока вампиров, разделавшихся с одним старым и разочарованным королем. Я отыскала взглядом Амбер – она тоже что-то кричала, но ее голос тонул в общем оре. Главное, что она все еще была жива. И Марина тоже.
– Не делай глупостей! – драматически прошептал Марат.
– Что? – переспросила я и поняла, что Марат имеет в виду пистолет. – Нет, это мне не пригодится. У меня есть план получше.
От слова «план» Марат вздрогнул.
– Ты говоришь, что они звери? – сказала я. – То есть ты – не зверь?
– У меня есть свои принципы… – начал Марат, но у меня не было времени выслушивать его автобиографию.
– Тогда у меня к тебе будет просьба, – сказала я.
Смерть Утера, может быть, вышла не такой героической, как он надеялся, но она все же оказалась полезной: в течение некоторого времени рубедриане упивались своей победой, ни на что более не обращая внимания, как будто весь мир теперь состоял только из рубедриан и их триумфа.
Но это было не так. С некоторым запозданием вампиры заметили девушку, которая взялась словно из ниоткуда и шагала по забрызганной кровью арене столь быстро и уверенно, будто у нее имелась цель и она знала, как этой цели добиться. Рубедриане, уже несколько минут считавшие себя властителями мира, были неприятно удивлены, но совсем не напуганы. Им теперь нечего было бояться.
А мне? Разумеется, мне было страшно, и я затолкала руки в карманы, чтобы никто не заметил, как дрожат мои пальцы. Я не смотрела в сторону рубедриан, хотя периферийным зрением заметила там движение, и это движение было направлено в мою сторону…
