Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Луна над Лионеей

ModernLib.Net / Осипов Сергей / Луна над Лионеей - Чтение (стр. 23)
Автор: Осипов Сергей
Жанр:

 

 


       Только теперь придется не просто посмотреть ему в глаза, придется кое о чем его спросить:
       – Армандо, ты чувствуешь то же самое, что и я? Чувствуешь пустоту внутри? Чувствуешь, как что-то сжимается вокруг твоего сердца, сдавливает его…
       Интересно, что он ответит. Может быть: «Хм». Может быть: «Сто двадцать пять – не такое уж и большое число. Бывают и больше».
       А может быть: «Чувствую, что Канада была ложным следом. Может, попробовать поискать в Австралии?»
       Когда мужчина говорит «Да, но…», второе слово гораздо важнее первого. За вторым словом могут скрываться криминальное прошлое и сомнительное настоящее, родственники на королевских должностях, любовница-горгона и дети от любовницы-горгоны.
       Или падающие в океан самолеты.
       Или все это вместе взятое.
       Какое емкое слово – «но».
 
      И теперь все сначала.

12

      Ноутбук ударился о край стола и упал на пол. Судя по перепуганным глазам секретаря, ему было очень жаль, что так получилось, но он ничего не мог с собой поделать. Кашель не просто душил его, он рвался наружу с бешеной энергией зверька, который уже выел секретарю все внутренности и теперь нуждался в новой добыче. Сложившись пополам, парень кое-как добрел до дверей, вышел из королевских покоев, закрыл за собой дверь и, судя по звукам, рухнул наземь.
      – Как вовремя, – скрипнул голос из тени. – Я думала, мне придется его задушить. Потому что свидетелей такого позора лионейской короны быть не должно.
      Утер вытер пот со лба, попятился назад и скорее упал в кресло, нежели сел. Смайли выждал и убедился, что король больше не пытается вскочить, добраться до Фишера и вцепиться тому в глотку. Только тогда гном бросил уничижительный взгляд на рыцаря-администратора, поправил галстук и вернулся на свое место. Фишер молча опустился на краешек стула. Сейчас эти трое казались Насте похожими на мальчишек после игры, которая оказалась вовсе не такой забавной и гораздо более утомительной, нежели им обещали. Но игра и вправду оказалась еще та.
      – Надо его поднять, – не без труда выговорил Утер, справляясь с одышкой. – И отвести ко врачу.
      – Охрана разберется, – успокоил его Смайли.
      – У нас еще есть охрана?
      – Возле королевских покоев – да, есть.
      – Жалкое зрелище.
      – Что? – Утер уставился в темноту, откуда прозвучали эти слова.
      – Я сказала, что это было жалкое зрелище. Недостойное короля Лионеи.
      – Ты, наверное, не расслышала. Он, – Утер ткнул пальцем в Фишера, – хотел убить Дениса.
      – И убил 125 человек, – добавила Настя.
      – Что? Ах да, да. Мы ведь хотели предать смерти вампира за покушение на Дениса, а мой… – Утер оглядел Фишера с головы до ног и, видимо, сделал вывод, что этот человек более не достоин называться «мой». – А глава королевской администрации занялся тем же самым покушением на моего сына.
      – Он сделал еще хуже, – сказала королева-мать. – Он провалил это дело. И мне это не понравилось.
      – Что?
      – Представь, что он охотился не за Денисом, а за опасным врагом нашей семьи. Мистер Фишер, если вы станете так бороться с нашими врагами, то они должны учредить премию в вашу честь.
      – Эй! – Настя едва не затопала ногами. – Вы что, совсем не слушаете? Он взорвал целый самолет! Погибли 125 человек, которые вообще не имели никакого отношения к Лионее!
      – Трое из них воспользовались чужими документами и чужими кредитками, а это нехорошо. Остальные… Я думаю, у остальных тоже были грехи. Не бывает безгрешных людей на борту трансатлантического рейса. И довольно об этом, принцесса. У нас есть более важные дела, чем оплакивание каких-то незнакомых нам людей.
      – Хотите поговорить о Леонарде? – негромко предположил Смайли.
      – О Леонарде? А что о нем говорить?
      – Расскажите, как вы познакомились.
      Насте стало по-настоящему жалко Утера. Он страдал не только физически, но и морально. Он не понимал, что происходит, он не знал, кому теперь верить, и был не в силах удерживать эти эмоции внутри себя, так что они были четко выведены прямо на лице короля.
      – Смайли, что за?.. Мама?
      Королева-мать помедлила, а затем сказала совсем не то, что надеялся услышать ее венценосный сын:
      – В этой комнате все-таки есть один сообразительный… Одно сообразительное существо. Но это не ты, Утер. Какая жалость.
      – Ты знаешь Леонарда?
      – Да, я знаю Леонарда.
      – Ты… Ты с ним заодно?
      – Утер, мой мальчик, я заодно с тобой. Только вот ты никак не можешь понять: заодно – это за что именно?
      – А ты понимаешь?
      – Безусловно. Я не выжила из ума, как тебе иногда кажется. Мои мысли сейчас яснее, чем когда-либо, потому что тело мне не мешает. Когда у тебя есть здоровое, полное сил тело, оно создает слишком много искушений, оно отвлекает. Поэтому великие маги прошлого так упорно старались отделить разум от физической оболочки. И Леонард, между прочим, тоже.
      – Ну и как? Получилось?
      – Он все реже ею пользуется. В конце концов он оставит ее и превратится в свободный дух.
      – Ты действительно его знаешь, – сделал вывод король.
      – Утер, ради бога.
      – Смайли, давно ты…
      – Пару дней.
      – И как ты…
      – Ваше величество, принцесса Анастасия крайне подробно изложила свои прошлогодние приключения. Я тщательно их изучил и проверил, все было понятно, кроме одного эпизода. Когда Анастасия отправилась на первое свидание с Михаилом Гарджели, ее остановили двое. Один из двоих, Леонард, сотворил нечто вроде заклинания, усилившего сходство Анастасии с покойной женой Гарджели. Меня же интересовала спутница Леонарда, женщина явно неслучайная, понимающая, что происходит. Когда все мои поиски ни к чему не привели, я попросил принцессу Анастасию пройти сеанс регрессивного гипноза, чтобы восстановить в памяти тот день и повнимательнее рассмотреть лицо женщины. В результате Анастасия увидела лицо вашей матери, государь.
      – Это правда? – тяжелый взгляд Утера переместился к Насте.
      – Да, правда….
      Она хотела сказать: «Правда, я увидела не тот день из прошлого, я видела что-то из будущего, но уж там все было как в аптеке: королева-мать и Леонард атаковали Лионею в компании всяких монстров».
      – Но ведь Леонард пытался меня убить, – с детским недоумением произнес Утер. – Мама?
      – Что – мама? Пытался, ну и что? Ты думаешь, я его контролирую? Думаешь, это моя комнатная собачка? Нет, дорогой сынок, это настоящий маг, подобного которым не было уже много лет. И как любой истинный маг – он монстр, он чудовище, и он в состоянии сокрушить Лионею и перевернуть мир вверх тормашками.
      – Тогда зачем ты с ним связалась?
      – Потому что мне надоело смотреть на вырождение моей собственной семьи, Утер, на вырождение Лионеи. Выгляни в окно и посмотри на город! Ты увидишь темные окна, ты не увидишь ни людей, ни машин. Они все ушли, просто потому что им не заплатили за три месяца! Они служили тебе за деньги, понимаешь? Только за деньги. Президенты и премьер-министры давно уже не звонят тебе и не сидят в твоей приемной, Утер. Всем наплевать на Лионею, потому что от нее ничего не зависит.
      – Кхм, – вдруг подал признаки жизни Фишер. – Значит, теперь я могу сказать?
      – Скажи, – голос королевы-матери был все таким же скрежещущим, но все больше в нем становилось власти, истинной, тяжеловесной; скрежетал уже не просто кусок металла, а танковые гусеницы, глухие ко всем аргументам, кроме своей собственной мощи. И Фишер чувствовал эту мощь куда лучше, чем остальные.
      – Ваше величество, это было сделано по распоряжению вашей матушки.
      – Что было сделано? – Утер катастрофически не успевал усваивать новую информацию, и Насте было его жалко. Когда-то давно Смайли сказал ей: «Добро пожаловать в реальный мир». Сейчас было самое время объявить нечто подобное лионейскому королю, но никто не решался этого сделать.
      – О чем ты? – продолжал недоумевать Утер.
      – Я о заблокированных счетах.
      – То есть, – Утер наморщил лоб. – Что, на самом деле ни в Женеве, ни в Нью-Йорке нет никаких проблем? Никаких сбоев и потерь информации?
      – Нет.
      – Ты обманул меня, – сказал Утер с таким удивлением, как будто Фишер сделал нечто, опровергающее основные законы физики. Король повернулся к темному углу: – Мама, что, черт побери, ты делаешь?
      – Пускаю кровь.
      – Кому?
      – Лионее.
      – Зачем?
      – Чтобы все стало, как прежде. Чтобы от нас зависело все.
      – И поэтому ты договорилась с Леонардом.
      – «Договорилась» – неправильное слово. Он думает, что я на его стороне, что шпионю и помогаю ему здесь, в Лионее. А на самом деле я хочу знать его планы.
      – А попутно шпионите и помогаете ему, – не сдержалась Настя. – Ведь это вы убили Покровского?
      – Девочка, это не роман Агаты Кристи, я никого не закалывала спицами и никому не подсыпала яд в кофе. Я общаюсь с Леонардом, чтобы знать – когда и как. Когда и как он нанесет удар.
      – Чтобы?.. – это спросил Утер, и Настя почувствовала возрастающее раздражение – король то ли медленно соображал по причине плохого здоровья, то ли не мог принять саму мысль о своей матери как хладнокровной и жестокой интриганке.
      – Чтобы весь мир понял – его судьба зависит от лионейской короны. Чтобы весь мир умолял лионейского короля взять в руки меч и убить чудовище. Я выражаюсь фигурально, Утер, ты ведь понимаешь, да? Если Леонард покинет физическое тело, мечом уже не обойдешься.
      – Зачем нужно было блокировать счета? – скрипнул зубами король.
      – Чтобы все ушли. Чтобы Лионея оказалась открыта для удара. Эти бездельники в национальных костюмах и так были плохой охраной, но теперь мы просто напрашиваемся на удар.
      – Отлично, – Утер откинулся на спинку кресла и посмотрел перед собой тусклым остановившимся взглядом. – Теперь я уже не усну. Мы напросились наудар. Ультиматум истек. Прекрасно.
      Насте по-прежнему казалось, что Утер так и не понял, что происходит; он повторял отдельные слова, но осознавал ли он, что из этих слов складывался пугающий призрак будущего…
      «В Лионее нет короля», – шепотом сказала себе Настя. Смайли посмотрел на нее так, словно услышал это, но заговорил не с Настей, а с престарелой королевой:
      – Ему действительно нужно сровнять Лионею с землей?
      – Да. Он считает, что там, внизу, есть что-то очень важное для полного успеха его плана. Нужно снести королевский дворец и еще кое-какие постройки в центре. Это шумная и небыстрая работа. Это нельзя сделать втихую. Поэтому будет отвлекающий маневр. Произойдет нечто, что отвлечет весь мир от событий в Лионее. Никто ничего не заметит, все будут заняты чем-то другим…
      – И чем же? – спросила Настя.
      – Меня волнует другое, – перебил ее Смайли, по-прежнему обращаясь к королеве. – Если ваша истинная цель – не помогать Леонарду в уничтожении Лионеи и остального мира, а, напротив, возвысить Лионею, то вы должны знать, как остановить Леонарда. Мечом или как-то еще.
      – Разумеется, я знаю, – сказала королева.
      – И….
      – Я открою вам это в нужный момент.
      – А разве он еще не наступил?
      – Нет. Нужный момент – это когда мир будет стоять на коленях и молить о спасении. Вот тогда, Утер, ты получишь свое оружие против Леонарда. Если ты хочешь стать настоящим королем, как твои предки.
      Настя посмотрела на Утера – тот по-прежнему выглядел усталым, больным и разбитым мужчиной пенсионного возраста. Настоящий король? Это словосочетание не приклеивалось к нему никаким клеем.
      – То есть вы будете ждать, пока мир не станет молить Утера о помощи, – уточнил Смайли.
      – Вот именно.
      – И долго ждать?
      Теперь Настя перебила Смайли:
      – Вы говорите, что у мира появятся причины, чтобы молить Утера. И эти причины… Будет кровь. Я правильно поняла?
      – Да, наверняка. И не жалкие 125 человек, о которых ты плакала сегодня, гораздо больше. Тысячи, десятки тысяч, и не только людей, все хлебнут в равной мере, все принесут свою жертву, – ее слова складывались в победоносный маршевый ритм, и Настя не выдержала.
      – Этого не будет, – сказала она и посмотрела на Смайли. – Роберт, нам придется задержать… – она не знала, как правильно назвать престарелую женщину, спрятавшуюся в тени – королева-мать, Анабелла Андерсон, заговорщица, предательница; поэтому она просто ткнула пальцем в темный угол, откуда победоносно скрипел металлический голос.
      – И этого тоже не будет! – Утер поспешно и шумно вскочил со своего кресла. – Я не дам тебе уничтожить мою семью!
      – Я? – уточнила Настя. – Это вы про меня? Это я уничтожаю вашу семью? – Она задохнулась от возмущения и едва не выкрикнула какую-то банальность типа «И это после всего, что я для вас сделала?!».
      Однако Анабелла Андерсон удержала Настю от криков и обид, сделав это с присущим престарелой даме своеобразным чувством стиля.
      Она просто исчезла. Смайли позже утверждал, что слышал легкий стук тростью об пол, после чего королева-мать, собственно, и пропала, но эти детали уже не имели особого значения. «Мои мысли сейчас яснее, чем когда-либо, потому что тело мне не мешает», – сказала Анабелла Андерсон за пять минут до своего исчезновения, и никто тогда не понял истинного смысла этих слов. Теперь же в королевских покоях стояла мертвая тишина, и где-то глубоко внутри этой тишины король Утер Андерсон пытался осознать тот факт, что от его матери осталась лишь тень, своенравная и зловещая.

13

      Некоторые дни пролетают, как пули, моргнешь – и нету. Некоторые тянутся, словно товарные поезда на переезде, будто целью их существования является проверка твоего терпения. Хуже всего, что ты не знаешь заранее, какой именно день выпадет сегодня, не можешь подготовиться, заранее отоспаться.
      Настя вышла из лифта и увидела, что дверь ее номера приоткрыта и оттуда тянется узкая полоска света. Так она поняла, что сегодняшний день безоговорочно попадает в категорию длинных.
      Она вытянула из заднего кармана мобильник, выбрала номер Смайли и положила палец на кнопку вызова – как на спусковой крючок. Лионея вообще и отель «Оверлук» в частности постепенно превращались в малообитаемое пространство, и Настя пока еще не поняла, делает ли это Лионею и отель более опасными или менее. Во всяком случае, пока она носила с собой лишь мобильный телефон, но не меч и не гантелю в сумочке.
      И вообще, она могла и сама забыть выключить свет. И запереть дверь. И пригласить Иннокентия?
      – Хорошо посидели? – спросил тот, не вставая с дивана и не опуская со стола задранных ног. В руке у Иннокентия был телевизионный пульт, на полу – большой пакет чипсов.
      – Что ты делаешь в моем номере? – Настя убрала палец с кнопки.
      – А что ты делаешь в своем номере? Разве у тебя нет собственных покоев в королевском дворце?
      – Там как-то неуютно.
      – Неуютно? Это же твой дворец.
      – Я не настоящая принцесса, ты ведь знаешь.
      – И ты сама себя выгнала из дворца.
      – Типа того. Так что ты делаешь в моем номере?
      – Если я скажу, что примерял твое нижнее белье, ты ведь все равно не поверишь.
      – Надеюсь, ты потом все аккуратно сложил на место, – Настя принюхалась, и запах вывел ее на бутылку, стоящую возле дивана. – Что это ты пьешь? И по какому поводу?
      – Пью все, что нахожу, – сообщил Иннокентий. – И все без толку. Кстати, что такое повод?
      – То, что придумывают утром для оправдания вчерашнего свинства. Опытные люди делают это заранее, потому что утром плохо соображают. Подвинься, – она пихнула Иннокентия и села на диван. Лично у нее повод сегодня имелся, да еще и не один, к тому же все было придумано без ее участия, не пришлось голову ломать. Однако бутылка пахла не слишком вдохновляюще, так что Настя решила зарезервировать все сегодняшние поводы до следующего раза.
      – Что значит – все без толку? – спросила она, по священному праву хозяина отобрав у Иннокентия телевизионный пульт.
      – Я не пьянею, – мрачно сообщил Иннокентий. – Наверное, это побочный эффект воскрешения.
      – Тебе грех жаловаться, девяносто девять процентов людей были бы просто счастливы, умей они восставать из мертвых даже с таким побочным эффектом.
      – Ты недооцениваешь процент хронических алкоголиков, – заметил Иннокентий. – И вообще, ты не поняла. После каждой моей смерти случается какая-нибудь пакость, мелкая, но достаточная, чтобы испортить настроение на целую жизнь. Один раз у меня пупок оказался на спине. В другой раз – шесть пальцев на правой ноге и четыре на левой. Однажды я оглох на одно ухо. В другой раз… Нет, это слишком личное. Просто поверь, что этот физический недостаток очень осложнил мои отношения с женщинами. Похоже, что на этот раз я возродился бесчувственным к алкоголю.
      – Хочешь, чтобы я тебя убила? – предложила Настя. – Ты возродишься уже с каким-нибудь другим недостатком, но зато сможешь напиваться как сапожник.
      – Спасибо, я еще не отошел от моего последнего возрождения. Быть запертым в металлическом ящике, не в силах пошевелиться или закричать… И так сколько? Месяц? Два месяца?
      – Не знаю, но все равно выражаю свои искренние соболезнования.
      – А ведь я просил тебя тогда – отдай мне пальцы. Я как чувствовал, что кончится чем-нибудь в таком роде…
      – Все хорошо, что хорошо кончается. Ты знаешь, что Елизавета у нас? Лежит в подвале, в железном ящике.
      – Там ей самое и место.
      – Она и в самом деле тебя убила?
      Иннокентий тяжело вздохнул:
      – Я уже сказал, что не хочу об этом… Дело не в том, что она меня убила, дело в том, как…
      – Она получила какое-то средство от Леонарда. Этим же средством он потом отравил и ее.
      – Наплевать на средство и на Леонарда…
      – Тогда из-за чего ты психуешь?
      – Эта стерва… Эта… – он добавил еще несколько выразительных определений, взял с пола бутылку, сделал пару глотков и продолжил: – Я про Елизавету. Она сказала мне одну вещь. И эта вещь никак не идет у меня из головы. И когда я сидел, согнувшись в три погибели в металлическом ящике, эта мысль вернулась ко мне одной из первых. И я никак не мог от нее избавиться. И сейчас не могу, потому что на этой планете разучились делать водку, – Иннокентий презрительно пнул бутылку, та упала, и Настя чудом успела ее схватить до того, как содержимое полилось на ковер.
      – Ты уверен, что алкоголь на тебя не действует?
      Иннокентий издал нечленораздельный звук, который Настя для себя перевела как «уверен».
      – Все равно это не повод, чтобы заливать мой номер водкой. Так что она тебе сказала?
      – Она… Она бы никогда до меня не добралась, если бы не это. Я ведь знаю, кто она такая, поэтому я всегда начеку, всегда в защитной стойке, вот так… – Иннокентий яростно замахал руками, но сил у него хватило ненадолго. – Она попросила о встрече через одного старого знакомого. Сказала, что есть важный разговор. Ну, важный так важный. Я ее не боялся, то есть, с чего мне бояться какой-то там… Вообще, я и сам подумывал о том, чтобы ее… Ликвидировать. Но, понимаешь, у меня не было новых идей, а все старые я на ней уже перепробовал. Поэтому я пошел, но я был наготове, пока она не сказала… – он замолчал и внимательно уставился на Настю, как будто видел ее в первый раз. Потом в его голове как будто что-то щелкнуло, он кивнул и продолжил: – По-моему я тебе говорил это.
      – Что именно?
      – Что единственная женщина, которая смогла родить от меня ребенка, – это Елизавета.
      – Да, ты говорил.
      – И что она его потом убила – тоже говорил?
      – Да.
      – Надо же. К старости я становлюсь болтливым. Так вот. Это было черт знает как давно, и мы с ней никогда не возвращались к этому вопросу. То есть не разговаривали об этом. Просто молча пытались убить друг друга. А тут она вдруг стала говорить про это. И выбила меня из колеи. А потом… Она сказала: «Знаешь, почему у тебя получилось только со мной? Потому что мы с тобой одной расы. А знаешь, почему я убила твоего сына?» «Потому что ты безжалостная стерва?» – спросил я. «И это тоже, – сказала она. – Но в первую очередь, потому что я твоя сестра».
      – Ой, – вырвалось у Насти.
      – Вот и я сказал что-то такое. Не «ой», но… Я знаю, что эта тварь лжива до мозга костей, и я знал это тогда, но… Что-то было в ее глазах, и я как будто потерялся, замешкался… А потом я уже сидел и смотрел, как она уходит, а в шее у меня торчал маленький шип, и от него шел жар, и я почувствовал, как моя кожа начинает дымиться. Она отошла метров на двадцать, остановилась, обернулась и стала смотреть, как я умираю. А я даже не стал вытаскивать этот шип, не стал делать ничего, потому что я думал – это правда? Неужели это правда? А если это правда, тогда получается, что я переспал с собственной сестрой, а она потом убила моего сына, который одновременно мой племянник… А потом она и меня убила. И я подумал: «Ну, Иннокентий, это уже ни в какие ворота не лезет. Это просто полный…»
      – Она, конечно же, соврала, – сказала Настя и похлопала Иннокентия по плечу.
      – А если нет? Я же говорю, что-то было в ее глазах…
      – Мы всегда можем вытащить ее из ящика и спросить: это правда или нет?
      – И она всегда сможет соврать нам еще раз. А мы действительно можем вот так просто пойти и вытащить ее из ящика?
      – Нет, – поспешно сказала Настя, потому что глаза Иннокентия заблестели, предвещая ночной поход в подземелье. – Ее слишком хорошо охраняют.
      – Кто? – недоверчиво протянул Иннокентий. – Во всей Лионее осталось два с половиной гвардейца. Куда, кстати, они все подевались? Я слышал краем уха, что у короля кончились деньги, но ведь этого не может быть…
      – Может.
      – Значит, и батареи поэтому холодные, – сделал вывод Иннокентий. – И холодильники в номерах поэтому пустые. Вот посмотрел бы Томас Андерсон на это убожество… И Люциус небось обхохотался, глядя на…
      – Люциуса больше нет, – сказала Настя. – Я видела, как его…
      Тут она вдруг поняла, что смерть Люциуса – не единственное, о чем она должна рассказать Иннокентию, и даже наоборот – смерть Люциуса лишь повод, чтобы вспомнить…
      – Что? – Иннокентий внимательно рассматривал ее профиль. – Это ты так скорбишь по Люциусу или у тебя есть еще какая-нибудь новость?
      – Это не новость, это… Может быть, это вообще ничего не значит. Но как-то странно, что… Когда мы пришли за Елизаветой, там появился Люциус. Он хотел нам помешать, хотел защитить Елизавету. Но дело даже не в этом. Он разговаривал с ней, и мы все слышали его слова. Он сказал: «Я твой брат, твой младший брат, который должен был защитить тебя. И помочь тебе вернуться домой». Вот как-то так он сказал. И еще он назвал Елизавету Валентином.
      – Как? – изумленно посмотрел на нее Иннокентий.
 
       Вот так, Иннокентий, вот так. Потом я долго вспоминала, для верности спросила у Давида Гарджели, и получается, что последними словами Люциуса, обращенными к Елизавете, но услышанными нами всеми, были:
       – Я так виноват перед тобой… Я не прошу простить меня, потому что меня нельзя простить, я сам это знаю…
       И еще:
       – Я твой брат, твой младший неразумный брат, который должен был сохранить тебя. И помочь тебе вернуться.
       – Вернуться куда? – спросила Елизавета.
       – Домой, Валентин. Домой.
 
      – Твой бред еще посильнее моего бреда, – сделал вывод Иннокентий. – Получается, что Елизавета – это мужик по имени Валентин, и она моя сестра, а в придачу – брат Люциуса. А Люциус – ангел. Тогда что же, и Елизавета – ангел? Нет уж, никакой она не ангел и никакой она не мужик, потому что… Потому что я знаю. Знаешь, откуда я знаю?
      – Догадываюсь.
      – Тогда зачем ты мне рассказываешь эти глупости?
      – Потому что он так сказал. Люциус.
      – А его потом убили?
      – Схлопнули. Локстер его схлопнул.
      – Я думал, что Люциус бессмертен, – с некоторой тревогой в голосе произнес Иннокентий.
      – Я думала, что ты бессмертен.
      – Я? Конечно, я бессмертен. Никаких сомнений.
      – Да? Ты не видел, в каком состоянии мы нашли Лизу. Я не знаю, как она там себя чувствует в этом ящике, но вообще… Вообще-то она умирала. Похоже, Леонард нашел средство избавить этот мир от бессмертных вроде тебя и Лизы.
      – Я категорически против идеи, что мы с ней – брат и сестра. Может быть, Леонард нашел отраву для нее, но я – это совсем другое!
      – Разве тебе не надоела вечная жизнь? Ты мне как-то плакался насчет одиночества и непонимания…
      – Когда мне надоест, я скажу. Я сам, безо всяких Леонардов, – Иннокентий резко поднялся с дивана. – Умеешь ты поднять настроение, Анастасия! Я думал, ты меня успокоишь, а ты…
      Настя хотела резонно возразить, что покой – это не по ее части, особенно в последнее время, но Иннокентий не стал дожидаться ответа и вышел из номера, причем ноги его заметно заплетались.
      – Значит, все без толку? – крикнула вслед Настя. – Побочный эффект, да?
      Ответом ей стал шум падения. Настя выглянула из номера и увидела спящего на полу у лифта Иннокентия. Желаемый покой настиг его внезапно.

14

      На следующий день Александр Андерсон покинул Лионею. Оказалось, что финансовые трудности сделали невозможным работу лионейского аэропорта, и принцу пришлось уезжать на машине. Провожала его скромная делегация, состоявшая из Насти и ее велосипеда, причем Настя не была уверена, что провожает именно малознакомого ей Александра Андерсона. Вот не проводить Тушкана было бы совсем неприлично, ведь это она его сюда затащила и тем самым замешала в ряд событий, которые…
      Впрочем, Тушкан был не в претензии. Напротив, из всех пассажиров микроавтобуса он выглядел наиболее довольным жизнью и – как ни дико это звучало – уверенным в завтрашнем дне, потому что для Тушкана этот завтрашний день выглядел как хорошая работа в хорошем месте с хорошей перспективой. Настя могла бы пояснить ему, что это только часть завтрашнего дня, причем незначительная, и что касается перспективы…
      Но она не стала ничего объяснять Тушкану. Когда придет время, он сам все поймет.
      – Я тебе напишу, как устроюсь, – пообещал Тушкан.
      – Ага, – сказала Настя.
      Еще в микроавтобусе сидел принц Александр и одиннадцатилетняя девочка, которая держала Александра за руку. Девочка немного волновалась, но в целом была рада поездке. Когда Настя увидела, что к микроавтобусу идут не двое, а трое, причем одна из трех фигур – детская, она поняла, что именно прошептал король Утер на ухо своему старшему сыну.
      – Он попросил увезти Алису отсюда, – негромко сказал потом Александр.
      – Я поняла, – ответила Настя.
      – На всякий случай, – добавил Александр. Настя на это ничего ему не сказала. Если принцу нравилось думать, что все идет не хуже и не лучше, чем обычно, что порядок вещей, в общем и целом, соблюдается и что если вдруг даже случится некая вселенская катастрофа, то она будет именно непредусмотренным «всяким случаем»…
      Пусть такие рассуждения останутся их семейной забавой. Настя в этом участвовать не хотела.
      Потом микроавтобус тронулся по дороге в сторону границы, Настя помахала ему рукой, села на велосипед и поехала, причем лишь пару минут спустя она сообразила, что едет все туда же – к границе, то ли преследуя автобус, то ли стремясь выбраться из Лионеи. Настя повернула назад. Бежать было бессмысленно, ибо задуманное Леонардом должно было затронуть не только Лионею, но и весь мир, так что прятаться…
      Плохая идея. Недостойная взрослой женщины, которая к тому же – лионейская принцесса.
      – Анастасия…
      Взрослая женщина и по совместительству принцесса чуть не врезалась в фонарный столб.
      – Ты провожала моих внуков.
      Это был не вопрос, а утверждение, поэтому можно было просто кивнуть и проехать мимо, однако утверждение было произнесено королевой-матерью, которая прошлой ночью запросто взяла и исчезла из королевских покоев. Игнорировать такую женщину было сложно, а главное, неразумно. Настя слезла с велосипеда, прислонила его к фонарному столбу, одернула куртку и повернулась к королеве-матери:
      – Да, я провожала. А вы?
      – Я просто прогуливаюсь, – сказала королева.
      – Понятно. Хорошо выглядите, – автоматически вырвалось у Насти. Эту фразу хотелось дополнить чем-нибудь колким вроде: «Для призрака, тени или кем там вы теперь являетесь. Выглядите прямо как живой человек». Но вместо такого дополнения Настя сказала кое-что не менее жестокое:
      – Хотя, когда я видела вас тогда… Вы казались мне моложе. Выглядели лет на пятьдесят.
      – Это все Леонард, – сказала королева. – Его энергией можно подпитываться, и я не только выглядела, я и чувствовала себя моложе…
      – Вы связались с ним, потому что надеялись вернуть себе молодость?
      Настя не могла видеть скрытого под вуалью лица королевы, но достаточно было разраженного «кхм» и едва заметного движения руки, сжимающей трость.
      – Связалась? – В голосе появился вчерашний металл. – Чтобы вернуть молодость? Какая глупость.
      – Извините.
      – Ты поговорила со мной пять минут и решила, что знаешь меня? Решила, что видишь меня насквозь? Нет, Анастасия, тебе понадобится гораздо больше времени и усилий, чтобы узнать меня.
      – Я вообще не уверена, что хочу вас знать, – сказала Настя и пошла к велосипеду.
      – Но я знаю, как уничтожить Леонарда, – было невзначай брошено ей вслед.
 
      Настя не обернулась:
      – Только ведь вы мне этого все равно не скажете, вы будете придерживать информацию до нужного дня… Я еще не забыла то, что вы говорили вчера, – она уже закинула ногу через седло, когда королева-мать стукнула тростью о мостовую. И оказалась в паре шагов от Насти. Это было эффектно и даже пугающе. Немного.
      Куда более пугающими оказались глаза королевы, глядевшие через вуаль прямо Насте в лицо, излучая жар и маниакальное возбуждение, отчего в невероятных желто-коричневых зрачках посверкивали искры:
      – Все это неправильно, – с досадой произнесли тонкие губы королевы. – Все это не так, как задумывалось… А значит, все так и должно быть.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32