Голос тонкой тишины

      - Медицинский, - подсказала Ингигерда.
      - Все ясно! Мы не можем идти дальше, пока вы не пройдете этот круг. Одна, вы слышите? Одна-одинешенька... Бедная, бедная моя госпожа! - И гном исчез, а с ним вместе исчезли все.
      Кроме Ингигерды. Она постарела на глазах - кожа сложилась морщинами, глаза подернула пелена безумия, волосы расплелись сами собой. И теперь она глядела на меня волчьим взглядом.
      - Ингигерда, - прошептала я.
      - Меня зовут Анна! И это ты привела меня сюда! - взвизгнула она и кинулась на меня, норовя оцарапать лицо. - И я мучаюсь всю жизнь... Стерва!
      Нянечки проснулись от крика и, разняв нас, вкатили Анне солидную дозу снотворного. Вслед настала и моя очередь.
      Первый круг... Изо дня в день просыпаясь среди теней, становиться тенью. Человек наполняется тем, что его окружает. Как сосуд в сообщающейся системе. Мои соседки... По большей части эти несчастные женщины всего лишь телом присутствовали в этом мире. Тела, механически настроенные на программу самоликвидации. Те, кто сохранял рассудок, были жертвами безжалостных обстоятельств. Одну искромсал муж. Другая допилась до горячки. Третью обворовали, и ей просто негде и не на что было выжить в зиму...
      Старухи, ждущие здесь конца, и юные существа со странствующими где-то душами - все они и сейчас заставляют плакать меня, особенно по ночам. Жаль мне и здешних людей в белых халатах. Молоденькая медсестра жаловалась, что ненавидит свою мать и желает ей смерти.
      Труднее всего было есть. На обед нам давали красный суп и полную стальную миску гречневой каши - рассыпчатой, жирной. К хлебу прилагался толстый кусок бледно-розовой колбасы и кубик масла. Господи, эту колбасу я видеть не могу без отвращения. А тут приходилось глядеть, как ее пожирают грязные, потные, чавкающие соседи.
      Нет, я совсем не была уверена, здорова ли сама. Все эти голоса и виденья - что они такое? По правде сказать, до сих пор не знаю.
      Меня спасло лишь то, что я стала помогать этим бедным женщинам. Говорила с ними по душам, когда их души возвращались в тело. Стирала выпачканные простыни (уж и не знаю, как удавалось смирять свою природную брезгливость). Разминала их старые спины, мыла посуду, терла пол... Я как бы брала на себя немногое от их страданий и замечала в себе, а потом и в них удивительные вещи. Я улыбалась, и улыбались они. Я расчесывалась, становились и они пригожей. Я мыла лицо, и за мною тянулась очередь. Я верила, что им всем можно помочь.
      ...Мне выдали одежду, проводили до ворот. До последнего мгновения я в это не верила. Мне посчастливилось раздобыть здесь связку ключей. С ощущением, что эти ключи еще пригодятся, я уносила их с собой без спросу. Все семь штук, старых, даже старинных, покрытых зеленоватой патиной.
      - Прощайте, - сказала я.
      - До свидания, милая, до свидания, - ответила мне нянечка.
      Но с улыбкой, хотя и слабой, я повторила:
      - Прощайте...
      - Ну что ж, должен признать, вы неплохо справились с заданием, которое сами себе придумали, - заговорил Лукоморьев, как только я перешагнула порог собственного дома.
      Он возлежал в кресле, вздернув ноги на журнальный столик, по своему обыкновению. И проводил тут время с известной приятностию - на столике пачка сигарет и вскрытые банки с пивом. Вокруг живописно раскиданы чипсы.
      - Угощайтесь, дорогая, - любезно предложил он.
      - Благодарю покорно, - хмуро отказалась я.
      - А знаете, это ваше пиво очень даже ничего. Разумеется, пить его в натуральном виде, то есть в котором оно поступает в продажу, нет никакой возможности. Но... В результате некоторых алхимических процессов можно получить вполне пригодную к употреблению жидкость...
      - Алхимия устарела, - не очень вежливо заметила я. - Займись молекулярным синтезом.
      - Знаю, знаю, - он поднял руки. - Знаю все, о чем вы могли подумать, драгоценнейшая... Оп-ля, - он щелкнул пальцами, и в доме в момент стало чисто. - Вот и все, было о чем беспокоиться...
      Я только усмехнулась.
      - Может, после столь долгого заточения, - нещадно болтал посетитель, в которое вы монашески себя ввергли, вам захочется немного прогуляться? И даже, возможно, чуть-чуть развеяться? Ну, покуролесить - самую малость? Я с удовольствием составил бы вам компанию...
      - Искуситель! - вздохнула я.
      Мы чинно гуляли по весенней Москве.
      - Вы заслужили подарок. С кем бы вы хотели познакомиться? - спрашивал Лукоморьев, забегая то с одного, то с другого бока. - Я могу такое для вас устроить. Хотите - с Фаустом, хотите - с Гаутамой? Лично, а?..
      - Скажите, правда ли, что дьявол обязался служить Фаусту всего двадцать четыре года?
      - Истинная правда, королевна, - закивал Лукоморьев. - Но уверяю вас, сам Фауст на нашем месте не выдумал бы ничего лучшего для себя. Людские души не выносят всесилия... Это слишком обременительно для них, поэтому они стараются избавиться от него как можно скорее. К концу тех двадцати четырех лет бедняга почти умолял о небытии...
      - Хорошо, а можете вы познакомить меня с Гамлетом? - любопытствовала я.
      - О, грязный убийца и обманщик, возведенный стариком Шекспиром в ранг сомневающейся добродетели! - Лукоморьев, похоже, был сильно огорчен моим выбором. - Нет, этого я вам позволить не могу. Он действует развращающе на юные умы. Будь моя воля, я сжег бы не Бруно, а Шекспира со всеми его сочиненьями...
      - Как вы полагаете, рыцарь, если бы Гамлет увидел троллейбус, он посчитал бы свой вопрос решенным? - спросила я, глядя на шаткое рогатое железное насекомое, ползущее под проводами. - В самом деле, о каком бытии иль небытии можно говорить, зная, предположим, что однажды цивилизация явит телефон, самолет, управляемую ядерную реакцию, космический корабль, наконец.
      - Да, одни всему говорят "быть", другие - "не быть", а третьи лишь рефлексируют...
      - Послушайте, мне скучно. Давайте сотворим что-нибудь этакое, капризно проговорила я.
      - Начинайте, - разрешил Лукоморьев.
      - Что?
      - Царевна, вы можете себе позволить все. Все что угодно. Вы ограничены лишь пределами собственной фантазии.
      - В таком случае, сейчас я ничего не могу, - печально решила я. - В голову ничего не приходит. Кроме как, скажем, разбить вот это стекло. Мелко, согласитесь?
      - Хотите разрушить пару галактик? - с готовностью обернулся он.
      - Боже упаси... То есть... На кой черт это надо, хочу я вас спросить?
      - В действиях не обязательно должен быть смысл. Во всяком случае, видимый. Главное - действие, а последователи уж подведут базу. Действуйте, королевна. Это единственное, что не грешно. Грешить тоже надо уметь. Кто грешит без самозабвения, просто наживает себе цирроз печени, и не более...
      С этими словами он взвился в воздух. На высоте метров двух обернулся, поманил меня пальцем. Я последовала за ним, прошептав невесть откуда взявшееся: "Oben auss und nirgends an". (Потом мне никто не смог определенно перевести эти слова; некоторые говорили, что это старонемецкий и означает что-то вроде: "Сверху, но никогда над".) Изумленные прохожие запрокинули головы так, что слетали шляпы.
      Ощущение реального полета было для меня ново. Я расхохоталась, почувствовав неслыханную свободу, и сделала призывный жест рукой. Отзываясь на него, с десяток людей в зоне видимости тоже начали взмывать.
      Стремительно мельчали оставшиеся. На дороге столкнулись автомобили, но выскочившие из них водители не пустились в перебранку, а уставились в небо, на свободно парящих пешеходов. Что интересно, ни один из автолюбителей не взлетел...
      Глотая холодный воздух, я восторженно прокричала Баркаялу:
      - А как же мазь из жира младенца, со всевозможными компонентами, вроде желчи речной жабы или растертых в порошок медвежьих когтей?.. Без нее в средние века, насколько я знаю, подняться в воздух нечего было и думать!..
      - Синьорина обнаруживает солидную эрудицию, - иронически усмехнулся он, - но забывает: людям дано летать. Чувство полета присуще людской природе... Все дело в забвении так называемых очевидных истин. Вы поразили своим взлетом окружающих, и вот вам новый факт: они летят.
      Рядом с нами парили еще двое.
      - Я знала, что так случится! - кричала черноволосая девушка. - У меня с утра ощущение было такое... Необыкновенная легкость. Я ждала, что именно сегодня что-то произойдет!
      - Мне это снится, - меланхолично уверял ее нескладный юноша лет семнадцати, - а может, мы все умерли. Знаете, я читал в газетах, что душа после смерти вылетает из тела и парит над землей...
      - Нет, нет, мы живы! И мы не спим. Мы проснулись, - веселилась девушка, подлетая к нему и пятерней взъерошивая его волосы. - Разве мертвых можно дергать за уши? - С этими словами она потянула его за ухо вниз и вправо, а затем они исчезли из поля зрения.
      Еще один летун, человек немолодой, с сединой в густых волосах и бороде, и с длинным шарфом (вероятно, художник, сработал у меня стереотип), смотрел вокруг обновленными глазами и восклицал:
      - Я всю жизнь провел, как на чужом пиру, старый дурак! И не ведал, что все открыто! В любой момент... Что ты никому ничего не должен. Боже, вот только не сверзиться бы с такой высоты.
      Тут в глазах его мелькнул страх. И хорошо, что Лукоморьев схватил человека за ворот. Тот сразу повис, моментально потеряв способность парить.
      - Отпустить вас? - ласково спросил Лукоморьев.
      Седобородый смотрел на него расширенными от ужаса глазами и что-то мычал.
      - Нет, Баркаял! - закричала я. - Не смейте! Ведь это я позвала его за собой! Зачем вы хотите сделать меня убийцей?
      - Читайте Максима Горького, папаша. - С этими словами Баркаял отпустил седобородого. Я на мгновение поймала его вконец обессмысленный взгляд, направленный куда-то за горизонт. И тело начало вращаться. Я догнала его и попыталась остановить, но невидящие глаза не оставляли сомнений: человек мертв.
      - Ты забрал его душу! - закричала я, срывая голос. - Он едва успел проснуться, а ты забрал ее!..
      Вода в серебряной чаше
      Белые обои в белую же полоску. Белым по белому. Они блестят, как шелк. Я люблю обои своей комнаты и могу долго смотреть на них, ни о чем не думая.
      - Вам надо еще многому учиться, королевна, - мягко сказал кот Василий.
      Я смотрела в стену, но на этот раз не видела полосок. Перед глазами стояло застывшее лицо человека с шарфом.
      - Это я позвала его за собой. И этим убила. Я могла помешать Баркаялу убить его.
      - Вам надо многому учиться, королевна, - настойчиво повторил Василий и протянул руку к моему лбу.
      Я ударила его по руке:
      - Что ты заладил, как попугай, одно и то же? Я не хочу учиться убивать людей!..
      - Между прочим, я совсем не похож на попугая, - обиделся Василий.
      Я прикрыла глаза.
      - Покажите мне Николу.
      - Какого Николу? - фальшиво удивился прохвост.
      - Покажите мне Николу! - заорала я.
      - Ой, только не кричите, королевна, - запричитал он. - Вы же знаете, что у котов другой слуховой порог... Вы хотите, чтобы я оглох?
      - Будешь читать по губам, - сурово ответила я.
      - Совсем не смешно, царевна, - вздохнул кот. И начал организовывать пространство для каптромантического гадания.
      Он достал из-за уха огромную серебряную чашу. На шее появился кусок картона с кривой надписью углем: "Волшебный амулет". В чашу он налил воды из-под крана.
      - Что за "волшебный амулет", паяц? - сквозь зубы прошипела я.
      Похоже, он намеревался устроить похабное представление.
      - На вас, конечно, произвело бы большее впечатление, если бы я украсил свою мохнатую грудь каким-нибудь бессмысленным бриллиантом, - усмехнулся кот. - Между тем, синьорина, мой амулет есть одно из самых сильных охранительных средств в этой галактике.
      - От кого же ты собираешься обороняться, дух?
      - Было бы чем обороняться, а от кого - найдется, синьорина, можете мне поверить... Теперь взгляните сюда, - он протянул мне чашу, наполненную водой.
      - Ну? - я с подозрением вгляделась в посудину.
      - За всем, что увидите, следите, не выказывая эмоций, - тихо наставлял кот. - Ни радости, ни печали. Если вы дадите чувствам захватить вас, то тем самым как бы бросите туда связь. Получится вроде веревки, по которой сюда может подняться кто угодно. При неблагоприятном исходе эксперимента вы, госпожа моя, сами рискуете оказаться по ту сторону. И никто не сможет поручиться за ваше спасение...
      - И что? Я увижу Николу?
      - Вы увидите Николу, если захотите, а может... Кто знает? Никто не скажет, что вы найдете там.
      Я смотрела на поверхность воды уже очень долго, но ничего не происходило. Временами у меня появлялось смутное ощущение, что оттуда за мной тоже кто-то наблюдает. Серебро сливалось с водою, а вода чернела в центре чаши. Это был колодец. И вот...
      Юноша, в котором я узнала Николу, поднял истощенное лицо. Он был не один. Рядом с ним - Анна. Я удивилась. Вода немного всколыхнулась и стала медленно сворачиваться в воронку.
      - Эмоции! - рявкнул кот.
      Я немедленно вспомнила совет и придавила эмоции. Мало-помалу вода успокоилась.
      - Что там за светящийся обруч сверху? - прошептал Никола. Хотя он и был далеко внизу подо мной, я услышала его слова рядом.
      - Молодая Луна, - беззаботно ответила Анна.
      - Странная Луна.
      - Луна зарождается окружностью и заполняется внутрь, - нетерпеливо объяснила девочка. - Это недавно созданный закон.
      - Законы не создают, их только открывают.
      - Ни фига! - хмыкнула девочка. - Только и слышишь: "приняли закон", "внесли поправки к закону"...
      - Это другое... Что же происходит с Землей, если Луна себя так странно ведет?..
      - Если что-то или кто-то себя странно ведет, это не значит, что со всем остальным миром тоже что-то обязательно происходит.
      Вода слегка замутилась, со дна пошли пузырьки, и через некоторое время картина предстала совсем другая: перед двумя животными стелилась наклонная поверхность, и они спускались в красную долину.
      Один из них, Алазамбр озерный, сплюнул сквозь саблевидные зубы. И зеленый плевок ударился о землю, подскочил и запрыгал по склону, как резиновый...
      - Плюй, плюй, - с одышкой произнес его спутник, речной Алазамбр, такой же маленький и коренастый. - Все равно все фантасты - бред... Ненавижу фантастику! Не перевариваю! Все эти киборги, триграммоплазмы и прочая дрянь...
      - Тетраграмматон, - подсказал собеседник.
      - Дубина! Это другое, - отвечал речной.
      - Чем тебя так задевают фантасты?
      - Сказочники, понимаешь ли! Вешать таких сказочников. Уводят от жизни хрен зна куда...
      От долгого напряжения глаза стало резать. Я отодвинула чашу и зажмурилась. Когда раскрыла глаза, то обнаружилось, что кот весь в мыле. Если для котов уместны такие слова. Дурацкий "амулет" надорван в двух местах, а угол моего кресла испачкан какой-то слизью.
      Кот тяжело дышал.
      - Я же просил вас, хозяйка, как можно меньше эмоций. А вы их вбухали столько, что хватило бы на небольшую атомную станцию. Видели бы вы, с каким чудовищем я был вынужден сразиться!
      - Я ничего не слыхала.
      - Ну, еще бы! Вам было не до того...
      - Извини, дружок. - Я кинулась счищать с его лоснящейся шерсти комочки слизи.
      - Осторожно! - отступил он. - Я сам... Позвольте мне ненадолго занять вашу ванную...
      - Разумеется...
      Он отправился в ванную комнату, а я осталась. Прислушиваясь к себе и опасливо косясь на испачканное кресло. Как знать, возможно, неведомое ОНО и сейчас здесь... Только я подумала это, из ванной раздался хриплый мяв.
      - Прекратите думать, королевна, черт побери! - орал кот. - Вы всех нас погубите!
      Непроизвольно я сложила руки на груди. Стало немножко спокойнее. Наконец из ванной появился кот. Все мои мысли о гипотетических кошмарах тотчас испарились: это чудовище стояло передо мной и благоухало.
      - Ты взял мои парижские духи? - злобным голосом произнесла я. - Духи, подаренные мне мамой?
      Василий заметно испугался этого простого вопроса.
      - Я... я... Помилуйте, госпожа... Я не хотел... Я вам достану ящик таких духов... Я же не знал... - И вдруг заверещал так, что я вздрогнула: Такова ваша награда за битву с инопланетным разумом!
      Тапочком трудно промазать с пяти шагов. Уже из-под кровати Василий оправдывался:
      - Честное-пречестное, я не знал, что эти духи из Парижа. У вашей мамы, синьорина, отменный вкус.
      - Оставим, - произнесла я. - Куда и зачем направляется Никола? Я что-то не поняла.
      - Куда бы он ни направлялся, я уверен, он шел туда, где должен будет оказаться. Каждый следует своими путями, синьорина, и неисповедимы не только пути Господни.
      - Хорошо, - я кивнула, - а кто были эти Алазамбры?
      - Логично предположить, что в одном из них оказалась душа седобородого, в ком вы сегодня приняли такое участие.
      - У меня не было желания перемещать его душу в другое тело, - возразила я.
      - Ах, что вы знаете о своих желаниях, - выбрался на белый свет котяра и показал лапой на тапочек.
      - Баркаял испытывает меня, - задумалась я.
      - Неужели вы ничего так и не поняли, госпожа? - Василий пристально глянул на меня и, поколебавшись, добавил: - Ведь вы и были его земной любовью, ради которой он пал...
      - Это невозможно!
      - Вот как? Вы все еще помните это слово?
      Я не нашлась что ответить. Кривляка Лукоморьев, благородный рыцарь, опальный ангел Баркаял, любил меня? Невозможно!..
      - Что же случилось тогда между нами? Ты знаешь?
      - Это долгая и печальная история, - взгрустнул кот. - Позвольте мне рассказать ее по порядку...
      История любви
      Откуда ни возьмись в лапах у Василия появился желудь. Кот ткнул его в кадку с фикусом, и оттуда сразу поперли в рост молодые побеги. Кот снял с шеи массивную золотую цепочку, навесил ее на юный дубок, отчего тот сначала прогнулся. Потолок и стены вмиг исчезли, и мы оказались на холме, с которого во все четыре стороны открывался простор. На севере - леса, на юге - море. На востоке - речка. Ясно, с живой водой - по берегам вилась растительность и копошилась живность. На западе струилась речка с мертвой водой, оттуда тянуло нефтью.
      Дубок неуемно рос. Цепочка росла вместе с ним. И скоро кованая золотая цепь тяжело обвисла на ветвях кряжистого дуба с тяжелыми листьями цвета бронзы. Кора дерева пестрела пятнами векового лишайника .
      Сунув руку в дупло, Василий достал гусли. Сел по-турецки, принялся подстраивать струны. Я взобралась на низкую ветку и тут заметила, что мои светлые волосы приобрели синеватый отлив, а в прядях запуталась холодная водоросль. Просторная сине-зеленая туника струилась с моих плеч.
      Кот Василий поднялся, возвел желтые глаза горе и, аккомпанируя себе, завел надтреснутым голосом:
      Уж ты улица моя, улица-голубица,
      Ты широкыя-а, ты муравчатыя-а,
      Изукрашенная
      Все гудками, все скрипицами,
      Молодцами, молодицами,
      Ой, да красными девицами.
      Одна замуж собирается,
      С матерью-отцом прощается.
      Не велика птичка-пташечка
      Сине море перелетывала,
      Садилася птичка-пташечка
      Среди моря да на камушек.
      Веселилась красна девица,
      Идучи она за младого замуж...
      Тут он оставил петь, глянул на меня. И столько пронзительной, вековой печали стояло в этих круглых глазах... Я подтянула колени к подбородку и, наклонив голову, заслонилась волосами, чтобы скрыть слезу.
      - Когда люди начали умножаться на земле и родились у них дочери, тогда сыны Божии увидели дочерей человеческих, что они красивы, и брали их себе в жены, какую кто избрал. И сказал Господь: не вечно Духу моему быть пренебрегаемым человеками, потому что они плоть; пусть будут дни их сто двадцать лет. В то время были на земле исполины, особенно же с того времени, как сыны Божии стали входить к дочерям человеческим и они стали рождать им: это сильные, издревле славные люди. И увидел Господь, что велико развращение человеков на земле и что все мысли и помышления сердца их были зло во всякое время. - Тут голос Василия усилился, и от рокота его трава стала клониться в сторону. - И раскаялся Господь, что создал человека на земле, и восскорбел в сердце своем... - Он немного помедлил и добавил тихо: - Первая книга Моисеева, Бытие. Глава шестая, стихи с первого по шестой... - Потом продолжил: - Среди тех сынов, что снизошли до земли, был и Баркаял, светлый ангел, наделенный многими добродетелями и лишенный пороков...
      В радужных одеждах по ступеням облаков спустился он на землю, к прекрасной Светозаре, и молвил:
      - Я искал тебя до рождения человеческого, по дебрям галактик путешествовал я, чая найти тебя. Что ответишь ты мне на это?
      - Еще не там искали меня, - говорила высокомерная Светозара.
      - Я отрекся ради тебя от своих лазоревых крыльев, которые давали мне силы исполнять волю Господа, Отца моего, отныне я заменил Его высочайшую волю
      твоей, - говорил Баркаял.
      - Еще не тем жертвовали мне, - улыбалась Светозара.
      - Я готов служить тебе до поры, пока не погаснет свет, и исполнять любую прихоть твою, чего бы она ни стоила мне.
      - Еще не то сулили мне, - надменно бросила она.
      - Чего же ты хочешь?
      - Бессмертия, - отвечала суровая дева.
      И светлый витязь, хотя ему и были ведомы многие тайны, не знал, что ответить на это. Он удалился в пещеру, чтобы там, волшбою и опытами, дойти до состава, дающего человеку бессмертие. Испробовав Божественную силу, не добился он успеха, потому что Бог не дарует человеку бессмертия на земле.
      Он составил эликсир, но те, кому давал он испробовать его, были юны десять лет, а потом старились на глазах, и плоть их рассыпалась в прах, обнажая скелеты. Тогда витязь обратился к силам земли, воды и огня. Он постиг многие заклинания, дающие силу управлять грубой материей, он научился каббале и гаданиям, открыл яды и целебные травы. Но не мог он добиться бессмертия - те, кому давал он пробовать свое зелье, жили двадцать лет, а потом умирали в страшных судорогах.
      Тогда витязь призвал демонов и духов. И они были рады служить ему, но взамен потребовали служения своему хозяину. И витязь дал согласие. Он научился заставлять демонов по мановению руки исполнять любую прихоть, он узнал десять тысяч их имен и сорок одно. И они дали ему чудесный состав бессмертия, с этим составом он пошел к своей Светозаре.
      Сначала она не узнала его. Безгрешный ангельский взор Баркаяла стал мрачен и колюч, его светлый лик потемнел от потаенных желаний, а многие знания искривили губы и омрачили лоб.
      - Я трудился сорок лет, чтобы дать тебе то, о чем ты просила, - сказал он. - Доказал ли я тебе свою любовь?
      - Я любила бы тебя, светлый витязь, - ответствовала Светозара, - но сейчас уже поздно.
      И она подняла на него лицо, размеченное старостью, и сдернула покрывало с поседевших волос.
      - Я вижу, что лицо твое испещрили морщины, - отвечал Баркаял, - а волосы твои стали серебряны. Но глаза твои по-прежнему ярки, в них мерцают синие молнии. И, значит, я могу вернуть тебе молодость.
      И тогда Светозара открыла ему свою грудь, изуродованную раком, и спросила, хочет ли он сделать ее бессмертной в таком мучительном состоянии.
      - Я вижу, что ты больна, - нежнее прежнего проговорил он, - но душа твоя здорова, и, значит, я могу излечить тебя.
      И тогда Светозара призналась, что не верила ему и не дожидалась его, что есть муж у нее, и любит она его до скончания дней своих, как то велят ей боги .
      Засмеялся демон Баркаял, ревность объяла его падшую душу, и проклял он небеса. В то мгновение открылись ему последние законы телесных превращений.
      Он убил мужа Светозары своим дыханием, прикосновением заморозил детей на глазах у матери. На их бездыханных телах она поклялась отомстить ему. Хотя бы для этого пришлось умирать и рождаться бесчисленное число раз столько, сколько понадобится, чтобы уничтожить того, кто был светлым ангелом Баркаялом, а стал злобным демоном, пособником Люцифера!..
      - И что же дальше? - выдавила я, когда Василий смолк.
      Ветер лохматил его черную шерсть, от живой реки потянулись звуки пастушьих рожков и ласковое коровье мычание.
      - Вы забыли о своей клятве, госпожа, - грустно ответил кот. - И, будь моя воля, не я напоминал бы вам о ней. Но, к несчастью, я должен это сделать, чтобы вы решили, хотите ли вы по-прежнему исполнить ее.
      - Я совсем не помню ничего из того, что ты рассказал, - призналась я. Разве я могу желать зла тому, о ком не ведаю?..
      - Как знать, госпожа, - мягко ответил кот, почесывая задней лапой за ухом. - Вы, люди, странные существа... Стремитесь к добру, ничего не зная о нем, и не останавливаетесь перед злом, желая добра. А теперь вот вы готовы простить злодеяние, хотя вас потрясает рассказ о нем...
      - Но что же мне делать? - продолжала я недоумевать. - Неужели я должна исполнить зарок, данный Светозарой, о которой я ничего не знаю?..
      - Кроме того, что она - это вы.
      - А хоть бы и так! - воскликнула я. - Неужели бедный Баркаял терзался столько лет?..
      - Тысячелетий, - поправил кот и заметил. - Это еще не все... Светозара рождалась множество раз, и всегда подле нее оказывался Баркаял. Она ненавидела его, а он продолжал любить. Она не могла одолеть его, а он слал полчища демонов, желая околдовать ее. У нее не было иного оружия для защиты, кроме молитвы. Но постепенно она постигала тайные науки, а в иные моменты он даже сам преподавал их ей - то были счастливейшие времена для него. Родившись в какой-то раз, не помня о клятве, она однажды полюбила его. Но вечером накануне свадьбы она мыла руки и уронила кольцо в кадку с водой. И тут вспомнила все. И она подослала вместо себя девицу, схожую с ней ростом и статью. Эта мегера, настоящая Ксантиппа Новгородская, отравила Баркаялу тридцать три года, пока он держал ее подле себя. Он прощал ей все ради походки, которая так напоминала ему походку любимой. Светозара жила в монастыре в благочестии. Но знаете, что я вам скажу, госпожа? Она не понимала одного - дьявола можно победить только дьявольским умением...
      - Зачем ты говоришь мне все это? - в недоумении тряхнула я головой.
      - Время собирать камни, - с обреченностью проговорил кот, повернув морду на запад. - Одному Богу известно, как закончится ваш долгий спор. И будет лучше, если вы решите это сами, чем возьмется кто-то другой...
      - Не могу поверить, что речь действительно обо мне.
      - Королевна, вы должны все вспомнить. Иначе по-прежнему будете слепым котенком в лапах судьбы! - воскликнул Василий. - И есть только один способ вспомнить все.
      - Какой же?
      Василий колебался.
      - Ну, скажи! - просила я.
      - Вам надо пройти второй круг.
      Хватит с меня чертовщины!
      - Нет, любезная моя нечисть. Никаких кругов. Вы меня упекли сюда. Вы и вызволяйте. Сейчас. Немедленно!
      - Это оговор! - пискнул кот. - Вы сами в любой момент можете покинуть эту богадельню.
      - Черт побери, это невероятно! - воскликнул Лукоморьев.
      - Королевна хочет денег? - недоуменно предположил его клон. - Но какие деньги можно заработать, выкладываясь с десяти до шести? Это же смешно. Давайте лучше займемся алюминием!
      - Мы вполне можем устроить любые деньги и без этого, - приподнял брови его оригинал. - Сколько вам нужно?
      Кот в своем человеческом обличье сосредоточенно и хмуро выкусывал грязь из-под ногтей.
      - Василий, прекрати! - раздраженно воскликнула я. - Как тебе не стыдно?
      Он, еще более насупясь, спрятал руки в карманы.
      - А вам? Не стыдно? На кой черт вам нужна работа?
      - Царевна права, - вмешалась Ингигерда, снова дитя с косичками. - Она идет своей дорогой, а вы все просто не понимаете. Пусть идет. А я пойду в школу.
      - В здешнюю? - не поверил Лукоморьев. - Преподавателем?.. А есть такой предмет - основы каббалы?..
      - Нет, не преподавателем, - отвечала Ингигерда. - Я тоже хочу побыть ребенком. Кикимора утащила меня еще в дошкольном возрасте. Я ее об этом просила?..
      - Твоя мать утопила тебя, дурочка, - нежно пробормотал Василий.
      - Одиннадцатый век, дикие нравы, - со взрослой рассудительностью высказалась Ингигерда.
      - Довольно препирательств, - отрезала я. - Вы мне надоели смертельно. Хочу нормальной человеческой жизни.
      - Желание царевны - закон, - усмехнулся Лукоморьев. - Куда бы вы хотели устроиться?
      - На свою прежнюю работу.
      - Там что, медом намазано? - спросил Василий.
      - Напротив. Там мне придется тяжеленько, - отвечала я.
      - Я ничего не понимаю, - вздохнул клон. - Вот уже, кажется, ты знаешь любое людское движение наизусть. А потом они выкидывают такое коленце, что хоть стой, хоть падай...
      - Ладно, - нахмурился Лукоморьев. - С завтрашнего дня вы работаете. Получите удостоверение. - Он достал из кармана мое потертое конторское удостоверение со всеми необходимыми печатями и подписями. - Приступайте.
      С этими словами он очертил в воздухе силуэты своих соратничков, и все трое выпали куда-то, будто их вырезали ножом. Сам он подошел к батарее парового отопления и просочился в нее.
      Удивительно, что самыми верными моими друзьями оказалась самая что ни на есть нечисть.
      - Здравствуйте, Сергей Павлович, - не без некоторой робости я заглянула в кабинет начальника.
      Сергей Павлович привстал.
      - Ах, Аленушка, - фальшиво обрадовался он. - Что же вас так долго не было?
      - Вы же не хотели меня видеть, - невинно напомнила я.
      - Ну что ты...
      Во мне подняла голову ведьма.
      - Вы знали, что мне некуда податься и что у меня возникли небольшие проблемы, - ласково продолжала я, - но все-таки уволили.
      - Ну, ты же понимаешь, - растерялся он.
      - О да, я все понимаю, - согласилась я. - Ведь я два дня не появлялась на работе без уважительной причины.
      - Да! - встрепенулся он. - Вот именно.
      - Но вы знали, не так ли? - улыбалась я. - И тем не менее устроили мне головомойку публично, а потом, не выслушав объяснений, указали на дверь. К тому же ведь я украла деньги...