Гвидо сообщил всем порядок следования. Начальник штаба постарался сделать так, чтобы ребята, чьему благоразумию он особенно доверяет, разбавляли тех, кто может некстати расшалиться. Слово постараются сдержать все, но слишком хрупкая вещь может быть разбита и случайно. Потом он напомнил моим лейтенантам, что они отвечают за своих ребят… Решение своего начальника штаба я одобрил, хотя поболтать с друзьями мне теперь до самого привала не удастся. Ладно, потерпим.

Строй нашей армии зазмеился в узкий проход вслед за сержантом. Мы прошли не меньше километра вниз по довольно однообразному коридору. Стены его были покрыты желтыми натеками разных оттенков, гладкими и приятными на ощупь, по ним стекала вода. Кое-где с потолка свисали сталактиты, капли воды с них падали на растущие снизу, как и положено, сталагмиты. Целого сталагиата я пока ни одного не увидел.

Наконец коридор кончился, и мы оказались в огромном зале. До потолка луч света моего фонаря достал, только когда я включил его на полную мощность. Высота не меньше ста метров. Боковая поверхность зала была похожа на стены только что покинутого нами коридора, зато в центре разлилось небольшое озеро. Я подошел поближе и ахнул: ярко-оранжевые берега обрамляли нежно-голубое зеркало воды.

– По краю натеки серы, – пояснил сержант, – а дно и стенки совершенно белые. Поэтому такой контраст.

Сера кристаллизовалась сростками, похожими на оранжевые мохнатые щупальца, изогнутые и пересекающиеся между собой.

– Трогать нельзя, – предупредил Меленьяно, – всё очень хрупкое.

Дав нам вдоволь налюбоваться прекрасным зрелищем – самой прозрачной водой на Этне (пить нельзя, слишком много известняка), сержант повел нас на другой берег озера. Под ногами у нас была ровная, отполированная водой поверхность, поэтому наш руководитель заботился, чтобы никто не поскользнулся и не упал. Заботили его не мы, а хрупкие кристаллы, которые могли бы пострадать от чьих-нибудь, ботинок.

На другом берегу начинались несколько узких тоннелей. Сержант выбрал один из них, и мы пошли дальше. Я взглянул на часы: мы провели у озера около часа, а мне показалось, что не больше десяти минут. Ребята почти все время молчали. Создавалось впечатление, что единственное слово, которое мы знаем, «смотри» с восклицательным знаком, намертво приросшим к последней букве.

Через каждые пять минут я слышал в наушнике голос Меленьяно: «Эирик, ты не потерялся?» – «Нет», – отвечал я. Внезапно шедший передо мной парень остановился. Я связался с сержантом, он меня успокоил и на общем канале напомнил о нашем обещании беречь пещеру. «Здесь дальше еще одно озеро, от края до края, обходить его придется по кромке, прижимаясь к стене. Веревка протянута, так что не упадете. И не вздумайте портить воду!»

Вода в этом разливе была такого же нежно-голубого цвета, но полюбоваться его не получилось: всю дорогу пришлось прижиматься носом к стене.

Дальше тоннель слегка расширялся. «Сейчас будут кристаллы селенитов». – «Селениты!» – ахнул кто-то. «Селенит, – с легким презрением в голосе пояснил сержант, это модификация гипса. А тот, кто назвал так драгоценнье камни, ничего не понимал в геологии».

Настоящие селениты оказались бесцветными длинными кристаллами, выдавленными из щелей в породе. Тонкие иголочки составляли сросток, похожий на заснеженный куст, – я видел такие на Селено. И вовремя прикусил язык (буквально), чтобы не проговориться, – никто не должен знать, что я вообще там был.

Меленьяно стоял на страже рядом с селенитовым кустом и заботился, чтобы все обходили его не меньше чем полуметре. Потрогать хочется, но нельзя, сразу видно, что все это очень хрупкое. Стараясь не дышать, я медленно прошел мимо каменного растения. Сержант облегченно вздохнул и двинулся вперед, чтобы занять свое место в го лове колонны.

Через час ходьбы по то сужающемуся, то расширяющемуся, то раздваивающемуся (сержант все время выбирал более широкий ход) коридору, вдоль стен которого сплошь росли сталактиты и сталагмиты самых разных форм и всех оттенков белого и светло-желтого цвета, мы пришли в довольно большой, а главное, сухой зал с песчаным полом. Чуть в стороне журчала вода в роднике.

– Здесь мы встанем на ночь, – сказал сержант, – палатки ставить не нужно, над нами не капает, – пошутил он. – Воду будем брать вон в том роднике, – он осветил фонарем небольшой бассейн с чистой водой. – Из зала ни шагу. Ясно?

Мы согласно покивали.

– Сегодня мы ничего не попортили. Я надеюсь, и завтра будет так же, – добавил Меленьяно.

Обрамление бассейна с водой было уже привычного бледно-желтого цвета, а вот вода казалась ярко-синей, как селениты. Не те, что разновидность гипса, а те, которые названы неправильно. Стараясь не задевать берега, я набрал воды в чистую пластиковую кружку – совершенно прозрачная.

Я пофланировал по разбитому нами лагерю, стараясь хоть немного поболтать с каждым своим солдатом. Нет, кажется, еще никто не пожалел, что пришел сюда.

Поэкспериментировав немного с громким, многократным эхо, все начали разговаривать вполголоса. На многих пещера действовала угнетающе – темнота, и над нами сейчас миллионы тонн камня.

Интересно, бывалые спелеологи тоже так молчаливы по вечерам перед ночлегом? Или болтают между собой так же непринужденно, как мы в лесу?

Только Тони, для которого, как известно, нет ничего святого, решил, что попал в рай, потому что здесь было очень много ребят, которых он мог безнаказанно мучить вопросами про «Ночной бой». И он занимался этим кошмарным делом, пока кто-то не треснул его по шее, а Алекс не подтвердил, что так ему и надо. Тони надулся и ушел от старшего брата под защиту Роберто, который уж точно не даст мелкому по шее.

– Тони, а зачем тебе это надо? – поинтересовался я.

– Через три года я буду таким же командующим, как ты! – заявил малек с таким упрямым видом, что я поверил: будет.

Над нами стометровый слой известняка. Я понимаю, что всё это на нас не упадет, но, когда мы выключили все фонари и улеглись спать, мне показалось, что темнота давит почти физически. Я поскорее закрыл глаза и представил себе, что сплю в палатке посреди леса. Это не помогло: меня со всех сторон обступили чужие сны, не зря я боялся их смотреть. Я заткнул уши, зажмурил глаза, но это, конечно, не помогло. Нет! Нет! Это не мои воспоминания, я никогда не знал этих людей, со мной никогда не случалось ничего подобного, я никогда этого не говорил, не делал и не мог бы сказать или сделать! Толпы призраков не рассеялись, они кричали, размахивали руками, дрались, ехали на элемобилях и согнали на периферию моего сознания чьи-то тихие и спокойные сны. Господи, что же делать? Я открыл глаза, это не помогло – темно так, что это не имеет значения. Я увидел призрачную лошадь и девочку, скачущую на ней, – это сон Лео или Алекса. Я улыбнулся: все сразу стало просто – у меня же есть моя Чайка. Только я редко вспоминал о ней в последнее время. Призраки исчез; Пусть каждый видит свой собственный сон.

– Подъем, – разбудило нас эхо голоса сержанта Маленьяно.

Совсем он с ума сошел, так же можно кого-нибудь всю жизнь превратить в заику.

И вставать не хочется, хочется поспать – темно. Ладно Подъем.

Через сорок минут армия выстроилась в походную колонну и покинула место привала через узкий (рюкзаки приходилось тащить в руках) проход в скале. Я решил поэкспериментировать со своим чувством времени – не смотреть на часы без крайней необходимости, а если уж смотреть, то сперва прикинуть, который час, и проверить, правильно ли я догадался.

Поэтому я так и не узнал, как долго мы тащились сквозь это игольное ушко. Но зато уж когда протащились…

– Жемчужный залив, – тихо прокомментировал сержант.

Коридор расширялся, и вскоре от стенки до стенки стало не меньше пяти метров, но его полностью перегораживало очередное подземное озеро. С нашей стороны у самого берега было очень мелко и на гладком дне лежали маленькие блестящие шарики.

– Пещерный жемчуг, – объяснил Меленьяно, – растет так же, как настоящий. Песчинка попала, и вокруг нее начинается рост жемчужины из известняка, растворенного в воде. Если кто-то из нас принес на ботинках немного песка, то лет через тысячу это можно будет увидеть.

– Настоящий растет гораздо быстрее, – заметил я.

– А потрогать можно? – благоговейным шепотом по интересовался кто-то из ребят.

– Очень-очень нежно, – ответствовал Меленьяно, – не обломите. Они не очень крепко держатся.

Дав нам вдоволь налюбоваться новым подземным чудом, сержант велел раздеваться и складывать всю одежду, обувь и рюкзаки в мешки, с которыми мы поплывем через озеро.

– Всё, кроме касок! – подтвердил сержант. – Не стесняйтесь, пещерные девчонки, несмотря на наличие пещерного жемчуга, здесь не водятся.

Ребята тихо посмеялись.

Сержанту, похоже, надо жить под землей: говорит тихо, не ругается, и даже чувство юмора проснулось. Просто на поверхности он не в своей тарелке.

– А озеро глубокое? – поинтересовался я.

– Метров пятнадцать. Не вздумай нырять!

– Угу, – согласился я со вздохом.

Если бы мне не надо было подавать положительный пример всей своей армии, даже проф не удержал бы меня на поверхности воды. А так – так я могу только повздыхать об упущенных возможностях. Вода прозрачная-прозрачная, на дне каждый камешек виден. И озеро совершенно пустое – ни водорослей, ни рыбок – как бассейн. Я плыл, опустив лицо в воду, – хоть что-то…

– Нагнали страху на пещерных русалок, – заметил я, выбираясь на берег.

– Где? – испугался кто-то, чем вызвал настоящий взрыв хохота, отраженный многократным эхо.

Мы пообсохли, оделись и отправились дальше по невероятному лабиринту. Я бы с удовольствием весь его облазал, только вот на ночь мне вместе с моим Даром лучше выбираться на поверхность.

Сержант остановился в небольшой камере, дальше коридор опять сужался, и подождал, пока мы все соберемся вокруг него.

– Сейчас мы окажемся в самом удивительном и самом хрупком месте пещеры, – предупредил он. – Я верю, что вы все собираетесь сдержать слово, которое дали. Но здесь нельзя даже соседа чуть-чуть подтолкнуть, потому что он может покачнуться и задеть то, чего нельзя задевать ни в коем случае.

– А что там будет? – полюбопытствовал Тони.

– Увидите, – улыбнулся сержант. – И никаких глубоких вдохов и выдохов. Не приведи господь!

И сержант пошел вперед. А мы за ним.

Да! Ради этого я готов не дышать минут пять. Или больше. В общем, пока сознания не потеряю! С потолка пещеры свешивались снежно-белые гипсовые «плюмажи», как назвал их сержант. Больше всего они были похожи на растущие на потолке ёлки, сплошь засыпанные снегом. Хотя нет, ёлки все же имеют почти одинаковую форму. А здесь! Дыша очень осторожно, я простоял в зале много-много времени. Я уже устал сочинять, на что похожи эти огромные сростки кристаллов Люстры (все дизайнеры, что придумывают настоящие, удавились бы от зависти); занавеси; паутины на заброшенном чердаке, если бы, конечно, нашелся кто-то, готовый покрасить в сияющий белый цвет. Я положил ладони на стенку поза, а себя, чтобы точно знать, что я не двигаюсь и не прикоснусь этому чуду, и задрал голову: так «плюмажи» напоминали ледяные рыцарские замки. И в каждом живет Снежная коро лева или Снежная герцогиня. Им не надо заботиться об обороне, поэтому можно дать волю фантазии архитектора. Кто-то тронул меня за плечо:

– Пора, – шепнул он тихо.

Я с сожалением оторвался от сказочной картины и побрел дальше.

Вскоре потолок опустился настолько, что нам пришлось ползти на четвереньках, таща рюкзаки за собой. И продолжалось это довольно долго, так что ребята начали пыхтеть и ворчать: «Ну сколько можно?»

Наконец коридор расширился и пол его опустился вниз настолько, что можно уже было встать в полный рост. Хорошо, а то коленок я уже не чувствую.

Минут через пять мне стало не до коленок.

– Кварцевый сад! – провозгласил Меленьяно с такой гордостью, как будто сам его вырастил.

Но зрелище того стоило.

Прозрачный бесцветный кварц называется горным хрусталем. Обе стены слегка расширяющегося зала были сплошь покрыты щетками этих кристаллов, которые сверкали в свете наших фонарей так, что больно было смотреть.

Чуть дальше цвет кристаллов переходил в желтый.

– Цитрин, – прокомментировал сержант, – дальше дымчатый раухтопаз. А фиолетовые – это аметисты.

Мы разошлись по залу, любуясь игрой света на миллионах граней. К потолку потянулись разноцветные столбы света, отраженного кристаллами.

– Ради одного этого стоило выигрывать, – заметил Алекс, подходя ко мне.

– Угу, – согласился я, – совсем не то, что туристский маршрут. А как награда это особенно приятно.

Аметистовые щетки становились всё темнее и в одном из углов превращались в совершенно черные. Я долго не мог себе поверить, пытаясь осветить их так, чтобы увидеть проблески фиолетового.

– Зря стараешься, – заметил Меленьяно, подходя ко мне, – это морион, он в самом деле совершенно черный. Собирай всех, нам пора на поверхность.

– Пора? – жалобно потянул я.

– Уже восемь часов.

– Как? – удивился я и посмотрел на часы – да, уже восемь. – Ладно, все построились, – скомандовал я.

Армия послушалась.

Я пересчитал глазами стоящих в строю ребят – нет, никто не потерялся. Хорошо.

– Мы сейчас идем к выходу, – сказал сержант.

– Ну-у! – всеобщий разочарованный стон.

– Все хорошее кончается, – заметил сержант. – Но вы молодцы. С вами можно ходить по пещерам, не то что с туристами.

Он так произнес последнее слово, как будто большинство посетителей пещер были земляными червяками и вызывали у него рвотный рефлекс.

Еще полчаса ходьбы – и мы вышли к вертикальной шахте, с такими же, как у входа, стальными скобами, и выбрались на поверхность уже после заката. На меня сразу же обрушились все звуки и запахи леса, а шестое чувство, напротив, немедленно выключилось: испытание оказалось для него слишком тяжелым. Я не чувствовал ни одного животного вокруг нас, казалось, что я ментально оглох.

На поляне мигали огоньками десантные катера. Пора домой.

К ужину все, не только мы, вернулись в лагерь.

– Остался только полигон, – грустно заметил Гвидо.

– Всю жизнь бы так жил, – подтвердил я, полив клубнику сливками, – очень здорово. Так мы и не придумали, что будем делать потом.

– Как – что? – удивился Алекс. – Это же не единственная пещера на Этне.

– Что? Туристским маршрутом, по огороженной дорожке?! – запротестовал Лео. – Ни за что!

– А ты что скажешь? – поинтересовался я у Роберт Он хорошо вписался в нашу компанию, но я не уверен, что сам он это понимает.

Роберто пожал плечами:

– На меня не рассчитывайте. У отца отпуск, и мы поедем, куда он скажет.

– Угу, ясно.

– А что, на Этне уже все пещеры открыты? – спросил Тони.

– Устами младенца… – важно произнес Алекс, поднимая указательный палец к небу.

– Ах ты!.. – Тони набросился на старшего брата с кулаками. Алекс, смеясь, уворачивался.

– Стол не своротите! – велел я, хватая тарелку с любимым лакомством, чтобы она ненароком не оказалась на полу. – Тони, ты лучше клубнику ешь. Алекс неисправим, нечего и пытаться.

После ужина я пошел забирать своего приемного сыночка. Синьор Адидже был огорчен тем, с каким восторгом Стратег бросился мне навстречу. Увы, у зверей я самая популярная личность, абсолютно вне конкуренции.

– Ну как он? Не очень хулиганил? – поинтересовался я.

– Нет, – покачал головой врач, – настоящий паинька. Ты его испортишь.

– А может, это он меня исправит, – парировал я.

– Ну разве что, – рассмеялся синьор Адидже. – Никаких болезней, никаких паразитов. Немного истощен. Только не перекорми. Знаю я вас, скормите животному все вкусности, до которых дотянетесь…

– Хорошо, – согласился я. Обещать доброму доктору другого лисенка я не стал: где я его возьму?

Вечером у костра и мы, и те ребята, что ходили разными маршрутами Озерного края, подбирали слова, стараясь описать то, что видели. Голографии не могут это передать, рассказ – тем более. Мучились все ужасно, а толку никакого. С тем же успехом каждый из нас мог бы просто сказать: «Я видел потрясающую красоту. Вот ее бледное отражение», – и предъявить кучу файлов с голограммами.

Незадолго до отбоя, хоронясь во тьме, как настоящие индейские разведчики, к нашему костру подобрались тигрята. Я схватил за шкирку того, кто дышал мне в ухо (боюсь я щекотки), и подтащил к свету – это оказался Луиджи.

– Ты уверен, что я уже перестал сердиться? – поинтересовался я серьезно.

– Ага! – подтвердил мальчишка.

– Наглый, как танк! – прокомментировал Алекс.

– Как очень дурно воспитанный танк, – уточнил я.

Луиджи надулся.

– Ты хоть что-нибудь понял? – Роберто перевел разговор в практическую плоскость.

Луиджи энергично покивал. Я отпустил его воротник: раз понял, так что уж тут… Все понявшего тигренка сразу же оттеснили в сторону. В том, что я не кусаюсь, хотели убедиться еще Вито и Романо.

Сверхъестественная красота пещеры подействовала на меня расслабляюще – не могу я больше на этих дурачков сердиться.

– Но учтите, – заявил я серьезно, – в пещеры меня водят не каждый день. Так что в другой раз я буду не такой добрый.

– И что тогда? – заинтересованно спросил Вито.

– Лучше бы тебе этого не видеть! – ответил я.

Любопытный тигренок посмотрел на меня со знакомым блеском в глазах.

– Я не шучу, – добавил я. – Отношения могут испортиться раз и навсегда.

– Угу, – теперь Вито понял меня правильно.

Лео тронул струны гитары и запел:

Для меня эта песня – как неожиданный и очень дорогой подарок.

Тигрята пришли узнать не только, в каком мы настроении и не будут ли их шлепать за давние (двое суток про шло) прегрешения, но и что такое полигон и как по нем ходят. Я не знал.

Приключение на полигоне у каждой команды будет свое гадать бесполезно. И даже обычно болтливый Алекс не захотел подробно рассказывать, как у них с Гвидо было в прошлом году:

– Команда у нас была… Не то чтобы неудачная. Просто не команда. Вот. Ну и нас там почти сразу ухлопали. Торговый космический корабль, а мы – как бы его охрана. Напали пираты. И мы все очень быстро полегли в абордажном бою.

– Ух ты! – воскликнул Романо.

– Угу, – кивнул я. – Примерно понятно, в каком стиле. Ну и ясно, что торговый корабль и абордажный бой нам не предстоит.

– Энрик, ты не понял, – помотал головой Алекс, – у разработчиков этой игрушки действительно богатая фантазия. Там тренируются десантники, да и офицеры СБ тоже не брезгуют. Имеется в виду, что после этого они смогут выйти с честью из любой возможной и невозможной ситуации. Вплоть до попадания в параллельный мир с другими базовыми законами.

– Ну, ты загнул! Это же не для докторов физических наук. И что нашим СБ-шникам делать в параллельном мире?

– Ладно, чего гадать. Завтра всё и узнаем, – зевая предложил Лео, – скажите лучше, как нам собираться?

– Никак, – ответил Гвидо, – всё снаряжение, включая одежду – часть антуража, и его выдадут при входе.

– Хотел бы я знать, – снова подал голос Лео, – во что это все влетает?

– В тебе проснулся бухгалтер, которым ты не хотел становиться? – поинтересовался я.

– Не, – помотал головой Лео, – это ты виноват. Мы же изучали историю. И на чем держится экономика – тоже. Обрати внимание, половина школ в корпорации – платные. А военные лагеря – даром и для всех желающих.

– Значит, это зачем-то очень нужно, – задумчиво ответил Алекс.

– Угу, – согласился я. – Чтобы отдыхающие на Липари богатенькие туристы могли захватить вражескую подводную лодку с ракетной батареей и десантниками на борту.

Алекс помотал головой:

– Нет, это экономически неэффективно. Проще тогда призывать всех на год в армию.

– Ага, – ехидно покивал я, – как у Кремоны… Помнится, мы сами довольно недурно воевали против этой, с позволения сказать, армии. С двумя карманными бластерами, для начала.

Заинтригованные тигрята ждали рассказов об этой достославной странице наших биографий.

– Больше ты без меня никуда, – проворчал Тони, вцепляясь в брата, чтобы Алекс не мог немедленно броситься совершать очередные подвиги, позабыв братишку в каком-нибудь безопасном месте.

Я задумался над заданным вопросом «Зачем?» Ведь то, что я ляпнул с ходу, все-таки не ответ. В этот момент к нам подошел сержант Бовес и заметил, что отбой уже наступил, а у нас даже костер не погашен, да и маленькие дети давно должны лежать на спальниках в своей палатке. То, что нам следует на сон грядущий отжаться раз по пятьдесят в наказание за раздолбайство, он почему-то не сказал. Забыл, наверное. К концу смены даже он расслабился.

Тигрята свалили к себе. Минут через пятнадцать мы тоже улеглись спать.

Надо подумать.

– вспомнил я стихи любимого поэта.

Что было бы с нашими тигрятами, если бы они не поехали в лагерь, если бы капитан Ловере не счел их просто ужасными, если бы не отдал их нам на воспитание?… Или если бы у нас не получилось и никто не занялся ими через год, через два и так далее?

Они, выросли, бы людьми слабыми и легко управляемыми. Я был в ярости, когда ругал Романо, он этого не заслуживал, но, в принципе, такие люди бывают: «Об тебя любой будет вытирать ноги». Государства и корпорации тип Кремоны кровно заинтересованы, чтобы их граждани именно такими и были. А почему ББ не заинтересован? О же сам создает себе сложности. Ценные кадры чуть что взбрыкивают и грозятся подать в отставку. А он может только делать вид, что рассердился: щенки кусачие. Хм, но «ценные кадры» другими быть и не могут! Они всегда будут слишком сильно себя уважать. Я сам для себя считаю, что это хорошо, но никакое государство не должно быть в это заинтересовано! «Когда народ слаб – государство сильное, когда государство сильное – народ слаб».[18] Э-э-э, китайская армия в эпоху единого государства никогда не бежала с поля боя, но всегда проигрывала всё, что только можно было проиграть. Даже кочевникам-монголам с их иррегулярной конницей. Римские легионеры полегли бы от хохота – проиграть толпе варваров! А уж когда у монголов появилась регулярная армия… Тушите свет и медленно ползите на кладбище. «Не теряя лица».[19] Вывод: существуют два способа управления. Первый: балансирование на лезвии ножа в динамичном, быстро развивающемся социуме, который терпит тебя, пока ты не ограничиваешь ничью свободу сверх необходимого. Например, Теодоро Кальтаниссетта недолго будет радоваться жизни, даже устроив дворцовый переворот: его просто убьют из соображений «это ничтожество не смеет мною командовать». Второй: китайский. Всё хорошо, пока не приходит конкурент и не разбивает твою абсолютно небоеспособную армию в пух и прах. Побочный вывод: планеты с единым правительством, сильно удаленные от других обитаемых планет Галактики, загнивают, как загнивал почти полтора тысячелетия[20] объединенный, почти изолированный от остального мира Китай. А вот в эпоху сражающихся царств с прогрессом там все было более чем в порядке.