- Монашек все еще под наблюдением? - поинтересовался Амброзио. - Прошу вас, не спускайте с него глаз. Вы понимаете, что его жизнь может оказаться под угрозой? И не только из-за ранения. Он опасный свидетель для того, кто стрелял. Даже если слегка чокнутый. Как только появится возможность, мы попробуем вытащить из него все, что он знает и помнит.
      Но намерениям комиссара не суждено было осуществиться. Оказалось, что Альдо Торресанто, по прозвищу Монашек, ночью скончался. Еще одна ниточка, которая могла бы привести к преступникам, оборвалась.
      Валенти был доволен комплиментами, которые Амброзио высказал ему по телефону. Известие о смерти Монашка взбудоражило его, он мог теперь подготовить новый репортаж.
      - Джулио, ты настоящий друг, даже если заинтересован в этом деле. Давай поужинаем вместе как-нибудь. Конечно, с Эмануэлой. Могу я рассчитывать?
      За работой, за телефонными звонками, совещаниями, просмотром донесений прошел день. И вот настал момент, которого Амброзио ждал если не с тревогой, то с нетерпением. Момент, когда предстояло увидеть, осуществляются ли его предположения и планы, которые он так тщательно вынашивал.
      Выехав на машине из квестуры, он решил перекусить с Надей Широ в одном местечке возле Порто Людовико, которое называлось остерия делла Лантерна. В остерии в небольшом зале рядом с фотографиями боксеров висел на стене правый ботинок Примо Карнеры, чемпиона мира в тяжелом весе 1933 года.
      Красное вино, ячменный суп, тонко нарезанная нежная форель - Надя даже решила, что это семга, розовый свет торшеров - все это вызывало в комиссаре чувство легкого, почти веселого покоя. Под конец ему даже показалось несправедливым наслаждаться такой радостью без Эмануэлы. Она-то считала - и это было в принципе верно, - что он охотится за преступниками и так занят, бедняга, что не может прийти к ней на ужин. Что ж, они увидятся позже.
      - Комиссар, какого размера туфли носил этот боксер? - Надя промокнула губы салфеткой.
      - Мальчишкой я это знал, сейчас уже не помню. Спросим у Аттилио, хозяина.
      - Одна машина будет стоять на площади Аркинто, другая на улице Пастренго. Джулиани придет в бар вместе с Ольми, он чемпион по карате. Думаю, что справимся.
      - Должны справиться.
      У Аттилио, хозяина остерии, была короткая борода, его легко было представить в латах и шлеме тевтонского дойна.
      - Торжественно клянусь, что это не семга, а форель, - он налил в бокалы красное "пино". - У меня такое впечатление, что присутствующая здесь синьора родилась очень подозрительной.
      - Она работает со мной. Думаю, что она и мне не верит.
      Надя наклонилась, подняла салфетку.
      - Какой размер обуви носил чемпион?
      - Говорят, пятидесятый, но точно никто не знает. Могу лишь подтвердить, что ростом он был два метра и пять сантиметров и весил сто двадцать пять килограммов.
      Когда они вышли из теплого зала, их обдало холодом. Поднялся ветер, очистил небо: над улицей Санта София появились звезды. "Дельта" комиссара стояла у дома страхового агентства. Ему захотелось прогуляться пешком, но времени не было. Пришлось въезжать в еще интенсивный поток машин. На окружной, в районе верфей, у каждого светофора возникали знакомые картины: аптека Фалья с террасой на крыше, летом вся в зелени; кафе Таведжа напоминало об Эмануэле, их первой встрече; дворец Сербеллони - сколько воскресений в давние годы провел он тут, в картинной галерее Бергамини! Садик перед домом Сената, сам дом, который уже много лет красят в разные цвета. Ему нравился цвет светлой охры. Городской сад с высокими оголенными деревьями за черной оградой напоминал иллюстрации тушью к рассказам ужасов, которые он читал в детстве, хоть весной те же деревья с нежной листвой казались перенесенными сюда с английских эстампов.
      - Мы будем в машине?
      - Не думаю.
      - Появится тот, на мотоцикле?
      - Возможно. Кто его знает. Я пробовал влезть в его шкуру: на его месте я бы воспользовался транспортом, который не слишком бросается в глаза. Нужно следить за машинами, стоящими в определенных местах, например, рядом с метро.
      Башня вокзала Гарибальди показалась среди зданий Центра управления, казалось, она построена из деревянных кубиков, как старые игрушки.
      - Думаю, прежде чем действовать, он изучит поведение следующей жертвы. Или заставит сделать это кого-то другого. Их может быть и двое, и трое.
      - Скорее всего двое, - ответил Амброзио. Хоть с самого начала чутье рисовало ему убийцу-одиночку. В этом была его сила: выследить намеченную жертву, не спеша изучить места передвижения, поведение и потом, в удобный момент, не колеблясь, выстрелить в упор. Все свидетельствовало о том, что между выбором мишени и решением нажать на курок проходили считанные секунды, две или три. А потом? Потом убийца исчезал так, что никто не успевал заметить. Не считая мотоциклиста на улице Таджура. Но он ли виновник? Может, убийца, выстрелив, спрятался в какой-нибудь машине? Или исчез за углом дома?
      Амброзио остановился на улице Борсьери. Они сидели в машине и курили, как влюбленная парочка. Надя говорила вполголоса. Комиссар понимал, что она переживает первое настоящее приключение в своей карьере.
      - А что теперь?
      - Теперь я докурю сигарету, потом пойдем на площадь Аркинто и по окрестностям. Смотри в оба, прошу тебя, наблюдай за припаркованными машинами.
      Они шли медленно, комиссар взял ее под руку. Девушка была невысокая, в длинном утепленном плаще. Если бы их увидела Эмануэла!
      Перед баром, к которому они подошли, остановилась малолитражка. Амброзио сжал Наде локоть, потом обнял за плечи, она прижалась к нему.
      - "Беретта" с тобой?
      - С патроном в стволе, - прошептала Надя, коснувшись рукой сумочки на плече.
      - Идем выпьем кофе.
      Они вошли в бар. В глубине, между бильярдной и залом, Ольми, сидя за столиком, делал вид, что читает газету; Джулиани наблюдал за двумя парнями, которые гоняли шары на бильярде.
      - Хотите партию? - спросил Джулиани. - Кто хочет проиграть? - С повязкой на глазу он казался настоящим бандитом.
      Амброзио заказал два кофе и рюмочку граппы.
      - Сегодня холодно, - взяв рюмку, он разлил водку в две чашки. - Тебе будет лучше, дорогая.
      Ольми глянул на них, засмеялся и опять погрузился в чтение. С чашечками в руках они подошли к двери: малолитражка все еще стояла перед баром. Неожиданно красные огоньки скрылись за деревьями площади.
      - Я тебя не знаю и не желаю с тобой играть, - громко, с вызовом сказал один из бильярдистов.
      Комиссар почувствовал: что-то идет не так. Но что?
      - Ах, не желаешь? Зато я хочу, понял? А когда я хочу, ты должен играть. Ясно?
      - О Боже! - с досадой воскликнул игрок.
      Бармен с бритой головой, весивший не меньше центнера, двинулся к ним от стойки. Он был настроен решительно. Амброзио сделал ему знак не вмешиваться, показав уголок удостоверения.
      У входа в зал висел телефон-автомат, но табличка с красной надписью "Испорчен" не оставляла надежды прохожим. Неподалеку от телефона четверо каких-то типов играли в карты. Они едва подняли глаза, но тут же снова зашлепали картами по столу. Однако через несколько минут все разом встали - на одном был синий свитер, остальные надели кожаные куртки.
      Амброзио достал пачку сигарет:
      - Прошу. "Муратти". Или курите другие? Нет? Продолжайте играть, друзья, как будто ничего не случилось.
      "Беретта" девятого калибра, висевшая в кобуре на брючном ремне, едва обозначалась.
      Надя сидела на табурете возле балкона и, держа сумочку в руках, наблюдала за входом.
      Скрипнула дверь, пропуская старика в коричневом пальто, в клетчатом берете, с погасшим окурком сигары в зубах. Старик подошел к стойке, спросил кофе, обернулся и ощупал взглядом зал. Снял берет, почесав указательным пальцем в редких волосах. Затем с чашечкой в руках медленно направился к бильярдному столу, где Джулиани играл с парнем. Видимо, повязка на глазу Джулиани привлекла его внимание, он надел берет и стал наблюдать за игрой.
      Мия Мартини кричала с заезженной пластинки, какой белоснежный и чистый Рим; Ольми, сложив газету, размахивал ею в такт песне, посвященной снегопаду 56-го года.
      Поставив чашечку на стол, старик медленно расстегнул пальто и стал опускать руку в карман пиджака. В это же мгновение Амброзио и Ольми набросились на него.
      - Что вам надо.., что надо? Святой Боже, я ничего не сделал, оставьте меня! - испуганно залепетал старик, выронив окурок.
      В кармане у него оказалась пластмассовая зажигалка - именно ее он хотел достать, чтобы докурить после кофе свою сигару. Освальдо Дондеро, служащий транспортной конторы на улице Фарини; недавно вышел на пенсию; не судим, страдает заболеванием сердца.
      - Я чуть не умер от страха, - пробормотал он в ответ на извинения Амброзио. - Бог с вами, синьоры, нельзя же так...
      - Возможно, убийца подхватил грипп, - успокаивала Надя комиссара, когда через некоторое время они вышли из бара и пешком пошли на улицу Пастренго к дому, где жил Пиппо Страно. - Придется какое-то время потерпеть, ничего не поделаешь. Так вы полагаете, что это должен быть старик?
      - Полагаю, да. Понимаешь, мне кажется, что убийца - человек, который не понимает, не хочет понимать, что происходит. Который представляет, что все можно решить при помощи пистолета.
      - Таких множество, мой отец, например. - Надя взяла Амброзио под руку. Он всегда говорит, что люди понимают только кнут. Кстати, себя он считает одним из немногих, кому это не нужно.
      - Ты заметила, где наши двое?
      - В темной машине перед театром.
      - Иди к ним, я хочу взглянуть на парня. Уже одиннадцать с четвертью. Видишь, какая луна?
      Луна, вынырнувшая из облаков, казалась искусственной.
      Открыл полицейский, он сразу же ушел смотреть телевизор, включенный в соседней комнате.
      На диване за ширмой, скорчившись, подложив кулачки под голову, спал чернокожий Авраам, племянник Пиппо.
      Пиппо в накинутом на плечи шерстяном свитере встал с деревянного кресла-качалки с журналом кроссвордов в руках. Лицо у него было серое, землистое, покалеченный глаз делал его свирепым.
      - Мне опять звонили, часов в семь вечера.
      - Тот же голос, что в прошлый раз?
      - Не понять. Эта сволочь говорит еле слышно, будто шепчет.
      - Уж не астма ли у него?
      - Не знаю. Он убьет меня. Раздавит, как червяка. Так он сказал.
      - Пока не беспокойся, тебя охраняют. Полицейский дома, другие поблизости. Увидишь, мы его схватим. Попробуем найти, откуда он звонит. Нужно, чтобы ты попробовал поговорить с ним.
      - Я не могу. Какое-то оцепенение, паралич... Мне страшно, комиссар. Мне еще никогда не было так страшно.
      - Где твоя сестра?
      - Джемма ушла, вернется около двенадцати. Филиппе закрыл лицо руками, оперся плечом на шкаф с разбитым зеркалом и заплакал. Его знобило.
      - Садись, а то разбудишь ребенка.
      Амброзио отвел его к столу. Филиппе рухнул на продавленное кресло, съежился в нем и затих. "Неделя загадок" упала со стола на пол.
      Амброзио наклонился и поднял журнал.
      На первой странице кроссворд, который Филиппе начал разгадывать. Шариковой ручкой неровными печатными буквами заполнено шесть клеток по горизонтали. Шесть букв: киллер - убийца.
      Глава 5
      Трудно начинать все сначала, признать, что все твои предположения оказались ошибочными. Лучше бы идти проторенной дорогой, как будто ничего не случилось. Одна беда - проторенная дорога ведет в никуда.
      Этой ночью Амброзио долго не мог сомкнуть глаз, ворочался и ворочался в постели, даже забыл прикрыть ставни. Поэтому, проснувшись утром, он сразу увидел пепельно-серое небо. Может, Надя права: это грипп задержал убийцу? Или следовало обдумать другие версии и направления? Разумно ли держать по тревоге столько людей? Не было зацепки, которая дала бы толчок мысли. Единственный верный след - это пули, выпущенные из одного и того же оружия.
      Амброзио провел рукой по волосам - пора уже сходить в парикмахерскую. Кофе в чашечке из белой майолики - подарок Эмануэлы - порадовал вкусным ароматом.
      Убийца использовал оружие военного образца. Тот, кто стреляет из этого оружия, убежден, что выполняет свой гражданский долг. Вот, сказал себе комиссар, кажется, я нашел самое верное слово. Он закрыл глаза и увидел это слово высеченным на мраморе латинским шрифтом:
      DOVERE.
      Побрившись, Амброзио освежил лицо лосьоном с запахом сандала.
      Будем рассуждать логически. Гибель ни в чем не повинного человека заставила кого-то из его друзей или близких, потерявших веру в закон, в готовность и умение полиции найти и наказать виновных, взять в руки оружие и начать творить самосуд. Это он как бешеного пса застрелил Джино Фруа, которого его несчастная мать ласково называла Джиннето. Это он собирается застрелить Филиппе. И ему наплевать, что ребята не убивали кондитера. Конечно, инфаркт был спровоцирован грабежом, это бесспорно, но ведь бесспорно и то, что они не убивали... Правда, в эту схему не укладываются убийства Гаспаре Аддамьяно и Альдо Торресанто, умершего от раны в больнице. Кажется, кроме угона машин, на них ничего не висит. А может, это только кажется?..
      Он продолжал думать о вдове хозяина траттории Марии Датури, о доме возле озера Редечезио на окраине города. "Убивать и хоронить навечно". Да, именно оттуда нужно начинать новые поиски. Джулиани первым пойдет в Милано-Сан-Феличе, а потом появится он сам. Необходимо действовать крайне осторожно.
      Амброзио выжал в стакан апельсин. Аромат напомнил ему ледяные туринские зимы, белые крыши домов на берегу По, мосты на реке. На площади Витторио Венето, огромной и продуваемой ветром, в детстве он всегда боялся заблудиться. Тогда еще был жив дедушка Гульельмо, маленький, щупленький, с льдинками-глазами и облачком пара из носа, который, казалось, держался на густых и колючих усах. Он был похож на гнома из детских сказок.
      Утро было холодное, сырость пронизывала все вокруг. Комиссар спрашивал себя, сможет ли Джулиани, еще совсем мальчишка, выполнить задачу. Он мог бы представиться студентом, который готовится к экзамену по истории.
      Кстати, Джулиани и был студентом, и мог бы даже окончить университет, если бы у него были богатые родители. Но богатых родителей не было, а тут подвернулась работа в полиции, и на университете пришлось поставить крест...
      Эмануэла говорила ему: Джулио, ты профессиональный лгун. А он отвечал: обманщик обманщику рознь. Одного видно, едва откроет рот, а другой обманывает - и сам верит в то, что говорит. Я стал лгуном из-за службы в полиции.
      У Джулиани были темные настороженные глаза. Широкий в плечах, стройный и белозубый - женщины, наверное, с ума сходили по нем.
      - Ты жениться не собираешься?
      - Пока нет, комиссар, - широко улыбнулся инспектор.
      - Нужно, чтобы все знали, что ты разыскиваешь какую-то старую книгу о войне.
      - Атака кавалерии у Избушенского, загадка Рудольфа Гесса...
      - Тебя это интересует?
      - Мой отец воевал в Югославии, сержантом. Дома у нас все полки забиты книгами о второй мировой войне.
      - Главное, чтобы ты понравился вдове. В траттории должен быть бар, там собираются друзья бедняги Датури, проследи за ними. У нас мало времени, максимум три дня. За три дня нужно найти самого преданного друга Альваро Датури.
      - У него, должно быть, пристрастие к определенным книгам?
      - Могу поспорить, что те, которые есть у твоего отца, он знает.
      - Я его найду.
      - Позвони мне, и я тут же появлюсь в траттории.
      - Задача ясна. - Джулиани встал, он был похож на морского кадета.
      Амброзио хотел бы иметь такого сына. Что там моряк, может, он родился бы с музыкальным слухом, как его мать.
      Теперь предстояло заняться газетами.
      Комиссар прошел в соседнюю комнату, где сидел за машинкой Де Лука.
      - Где Надя? - спросил он.
      - Минуту назад была здесь.
      - Как только увидишь, срочно пришли ко мне.
      Комиссар вернулся, едва сдерживая возбуждение. Господи, и как он раньше об этом не подумал!
      - Немедленно просмотри во всех газетах некрологи на смерть Альваро Датури. А все-таки у него сработал нюх, хоть и с опозданием, но сработал.
      В некрологе, напечатанном на предпоследней странице "Коррьере", сообщалось: "Трагически погиб Альваро Датури. О нем скорбит подруга его жизни Мария Виньяти Датури. На церемонии погребения присутствовали Марио Виньяти с семьей, Микеле Россетти, Луиджино, Энрико, Итало, Романо, Джанкарло с Анной, Альфредо, кап. Джорджио Де Пальма, Рената Орландо.
      - Джулиани! - Амброзио никогда не кричал, разве что в исключительных случаях. Это был исключительный.
      - Вот тебе некролог. Сделай себе копию, тут все друзья кулинара. Особое внимание - капитану Де Пальма. Почему, черт побери, я не подумал об этом раньше?
      В молодости у него, наверное, были рыжие волосы. Невысокого роста, не больше ста семидесяти сантиметров, но плотный, коренастый. Васильковые, как у девушки, глаза смотрели в одну точку, широкую грудь делил надвое военного образца черно-красный галстук, выделяясь на бледно-голубой сорочке. На нем были синий бархатный пиджак и серые брюки, на мизинце левой руки обручальное кольцо.
      Реальность всегда оказывается не похожей на то, что мы себе воображаем. Оказались ненужными притворство, игра, выжидание. Был столик недалеко от кассы, за которым сидели четверо, одного из них часто называли Капитаном. Обслуживала их вдова Датури. Все четверо ели сосредоточенно, разговаривали мало. Джулиани сел поблизости, заказал котлету по-милански. Капитан, насколько он понял, жил в своем доме недалеко от траттории. Один из сотрапезников был, похоже, его шофером, другие коммерсантами; говорили об электронной аппаратуре.
      Когда обед уже заканчивался, один из коммерсантов, помоложе, сказал: "Синьор Де Пальма, если позволите, я пойду на эту встречу". Капитан кивнул. Коммерсант вышел не простившись.
      Больше у Джулиани не было никаких сомнений. Он подошел к столу и представился:
      - Я инспектор полиции из отдела Мобиле...Капитан то закрывал глаза, то вдруг открывал, как под действием яркого и резкого света. Голос у него был спокойный, он, казалось, совсем не удивился вызову в квестуру для беседы с комиссаром, который занимался делом бедняги Датури.
      - Итак, что вас интересует, господин комиссар? Кстати, разрешите закурить? - Де Пальма достал сигару, рассеянно покрутил ее в пальцах.
      Амброзио эта сигара напомнила Массагранде, командира Мобиле, когда сам он был еще довольно молодым его заместителем.
      - С некоторых пор мне поручено заниматься тем, что репортеры называют микропреступностью. Вы ведь знаете, насколько выросли мелкие кражи, вымогательства, не говоря о покушениях, вооруженных грабежах, кражах автомобилей и пожарах с жертвами.
      - А убийства? - спросил Капитан. - Насколько я понимаю, вы занимаетесь и убийствами.
      - Более чем на сорок процентов.
      Капитан пустил вверх струйку дыма от сигары.
      - И что вы собираетесь делать? Васильковые глаза его стали стеклянными, почти прозрачными.
      - Глава полиции говорит о профилактике, усилении "видимого" присутствия государства и сил охраны порядка в центре, на окраинах, в пригородах...
      Амброзио, вздохнув, подумал: "Сейчас он взорвется". Но Де Пальма подвинул кресло к столу и оперся локтями о стекло.
      - Государство? А оно существует? Существует еще? Или уже давно рухнуло?
      - А вы как думаете?
      - Я думаю, что Италия - не государство. Италия - конгломерат семей, а государство - это нация. Была попытка превратить это сообщество в нацию, но она позорно провалилась. Вам это говорит один из тех, кто пытался что-то сделать.
      - Вы воевали? Де Пальма аккуратно стряхнула пепел в пепельницу.
      - Какие курите сигары?
      - "Клатмастер".
      - Я так и знал.
      - Как вы сказали?
      - Их курил мой командир.
      - Знаете, сколько лет мне было, когда я решил помочь в создании новой родины? Восемнадцать. Тогда как раз началась война. Я был в пустыне, с противотанковой пушечкой 47/32. Ее звали "Слоненок".
      - Что вам запомнилось из тех дней?
      - Запах порохового дыма, трудно было дышать.
      - А потом?
      - Я нашел это в книге, но это случилось и со мной.
      Красный кориандр на лбу моего лучшего друга.
      - Долго шел бой?
      - Неделю, со второго по седьмое декабря. Знаете, что запомнилось? Снаряды, касаясь песка, издавали странные звуки, казалось, слышишь щебетание птиц.
      - Английские снаряды?
      - Чьи же еще? Против нас стоял восьмой танковый, потом эскадрон броневиков, королевские драгуны и Бог знает кто еще. Мы держали высоту 174... Он замолчал, во взгляде пронеслась тень грусти.
      - Не понимаю, зачем я вам об этом рассказываю?! Вот уж верно: ветераны всегда невыносимы.
      - А после войны, вернувшись домой, вы учились?
      - Получил диплом инженера-электронщика. Занимался даже по воскресеньям, жил как бирюк, растерял всех друзей.
      - А девушки?
      Впервые улыбка осветила лицо Капитана.
      - Встретил одну, стриженную под мальчишку, так тогда было модно. Худенькая, белобрысая, носила длинные юбки. Я спрашивал, хочет ли она мороженого, сока или вермута, она всегда предпочитала рисовую кашу с бульоном. Всегда хотела есть. Отец ее был репрессирован. Два года они ели одну картошку.
      - Любили ее?
      - Да. Но нужно было получить диплом, для нее у меня не было времени, я просто не мог. Математический анализ, аналитическая геометрия... Господи, на какую чепуху ушла моя жизнь!..
      - Вы расстались?
      - Она вышла за другого.
      - Вы сказали, что Италия кажется вам не нацией, а конгломератом семей.
      - Когда я вернулся домой из плена.., ничего я не нашел, абсолютно ничего, только равнодушие. Все изменилось: ценности, в которые я верил, были выброшены на свалку. Имена новых лидеров мне казались смешными:
      Скоччимарро, Меуччио Руини, Тромбадори... Они были плохо одеты, не умели говорить. Отец повторял мне: парень, поверь, в конце концов ничего не меняется, эта страна - ненадежная телега, не садись в нее, иди своей дорогой. Бедняга, он понимал, что все мои мечты, как и его, рухнули навсегда.
      - Вы женаты?
      - Прожили двадцать лет, потом разошлись. Детей не имели. Что говорить, характер у меня... А Антония дни напролет болтала как сорока, и голос у нее противный, сорочий... Минуты не могла помолчать. Мне хотелось посидеть в тишине с книжкой, подумать о жизни, а она... Однажды у меня просто лопнуло терпение.
      - Вы хорошо знали синьора Датури?
      - Я всегда обедал в его траттории, в полдень. Хороший был человек, из тех, знаете, что целиком отдаются работе, стараются все сделать как можно лучше. Превосходный кулинар и кондитер, работал за границей...
      - Он увлекался новой историей. Я видел в его доме книги о войне.
      - Некоторые посоветовал ему прочесть я. Некоторые подарил. Его интересовали морские сражения, особенно гибель "Бисмарка", броненосца "Граф фон Шпее".
      - Он был не очень-то здоров...
      - Ничего страшного. Если бы не встреча с этими подонками, он и сейчас был бы с нами, я уверен.
      - Один из этих двоих убит, второй, предупрежденный по телефону, живет под страхом смерти.
      - Поэтому вы и решили со мной познакомиться?
      - И да, и нет, Капитан. У меня на плечах уже четвертое убийство, и единственное пока свидетельство - это калибр пули, всегда один и тот же.
      - Любопытная деталь, - пожал плечами Капитан.
      - Где вы живете, синьор Де Пальма?"
      - На площади Бернини, я всегда там жил. Это квартира моих родителей.
      - Ваша бывшая жена вышла снова замуж?
      - Живет с одним художником, недалеко от меня, на улице Гуеррини. Иногда встречаемся.
      - У вас есть домработница?
      - Приходящая. Куда вы клоните, комиссар?
      - Никуда. Пытаюсь понять, что происходит вокруг убийства. В данном случае - вокруг четырех убийств.
      - А я тут при чем? Вам нужно мое алиби? Хотите знать, где я был, когда подстрелили грабителя?
      - Разве я спрашивал об этом?
      - Спросите, наверное. Что еще вы хотите знать? Есть ли у меня любовница? Да, есть.
      - У меня тоже есть женщина, кстати, значительно моложе меня. Я еще не женился на ней, хотя тоже разведен.
      Амброзио не первый раз пользовался своими неудачами, чтобы вызвать сочувствие, понимание ближнего. Если бы это услышала Эмануэла!
      - Моя приятельница ко мне в дом не приходит. Мы встречаемся в городе или в ее квартире. Она тоже была замужем. У нее два сына, еще подростки. Я для них как дедушка. Они зовут меня Капитаном.
      - Синьора работает вместе с вами?
      - Откуда вам это известно? Амброзио промолчал.
      - У вас есть разрешение на оружие?
      - Разумеется. И старенькая "беретта".
      - Приходилось пользоваться?
      - Только в тире.
      - Пару недель назад был убит наркоман, некто Антонио Армадио, двадцати семи лет. Вы читали об этом в газетах?
      - Я не поклонник полицейской хроники. Кто его убил?
      - Мы еще не нашли. Было что-то странное в этом преступлении. Калибр пуль, идентичный тем, которыми убили грабителя на улице Де Костилья на Острове.
      - Они выпущены из одного оружия?
      - Да.
      - Это интересно.
      Де Пальма положил недокуренную сигару в пепельницу. Струйка дыма поднималась к потолку. Он следил за нею, прищурив глаза.
      - И что из этого следует? О каких новых преступлениях вы мне хотите рассказать?
      - Например, о двух убийствах в ночь карнавала. Два молодых человека, возможно, автомобильные воры, были застрелены в скверике в нескольких шагах от Мемориального кладбища.
      - Все из того же оружия?
      - Из того же армейского оружия.
      - Вот почему вы меня вызвали?! - протянул Капитан сквозь зубы. - Но нас ведь тысячи, кто имеет "беретту" девятого калибра.
      - Я не ищу "беретту". Ищу мотивы преступления.
      - Могу я помочь?
      - Возможно.
      Де Пальма, казалось, избавился от напряжения, откинулся в кресле, вздохнул, погладил рукой затылок.
      - Ваш друг Датури...
      - Он не был моим другом. Просто хороший знакомый, порядочный человек. Друзей я давно растерял. В Мармарике, в Тунисе, в Италии... Они мне и сейчас снятся, я и сейчас порой вижу их лица среди диких пиний, на красной земле эль-Фандии. Мы спали на маскировочных полотнах, а в черном небе было столько звезд...
      - Они погибли?
      - Все и ни за что.
      Сумел ли он победить в нем недоверие? Комиссар не был уверен.
      - Вы говорили, что после возвращения вас больше всего поразило безразличие общества.
      - Не только. Но все хотели учить тебя, никто не признавал, что сам слепец или просто никудышный учитель. А я хотел, чтобы ко мне относились с уважением. Если бы они сказали: "Слушай, парень, жизнь не такая, какой ты ее себе представлял, тебя обманывали, мы все были охвачены нездоровым энтузиазмом, потом проснулись и вот мы здесь, еще живые. Возьмемся вместе за работу". Вместо этого...
      - Вы их ненавидели?
      - Не любил, это точно. Я не носил галстук, берет набекрень, курил дешевые сигареты. Однажды кто-то предложил мне записаться в иностранный легион. Мне это понравилось, скажу по правде. В общем, я наслаждался ролью побежденного.
      - Но потом, позже боль утихла?
      - Не скажу, чтобы я очень переживал. Только, бывало, ночью вдруг проснешься - гусеницы Крузадера в вихре песка почти нависают над тобой, готовые раздавить, как жалкое насекомое, лежишь.., весь в поту, без дыхания, с бешено бьющимся сердцем и не понимаешь: жив? Умер?..
      Капитан достал и раскурил новую сигару.
      - Я был у синьоры Датури, - постарался вернуться к теме, занимавшей его, комиссар.
      - Альваро гордился ею. Он говорил о ней постоянно. О своей квартире, о своих книгах.
      - Мне она показалась женщиной решительной.
      - Она знает свое дело. Альваро говорил, что если ему удалось поставить на ноги тратторию и бар, то только благодаря ей, Марии. Кстати, она сказала что-нибудь такое, что вас взволновало?
      В голосе Де Пальма чувствовалась едва заметная ирония. Амброзио подумал, не разыгрывал ли он перед ним роль смиренного побежденного, у которого в глубине души бушуют неукротимые страсти. Он уже встречал раньше подобных типов.
      - Слишком уж она верит в сильнодействующие средства. В смертную казнь, например.
      - А вы нет? Или не видите, до чего мы дошли? Одно послабление за другим, одно разочарование за другим. Вы не отдаете себе отчета, что скоро нас может захлестнуть волна преступности?! Люди передвигаются ночью под защитой брони своих машин, на миг освещают фарами сцены разбоя, насилия и едут дальше, не замечая их, под ритмы идиотской музыки. И вам это нравится? Мне нет.
      - А что бы вы предложили?
      - Кто нарушает закон, должен понести наказание. Без всяких отсрочек и амнистий. Когда в Испании правил генерал Франко, вы думаете, кражи автомобилей были таким же обычным явлением, как сейчас? Ничуть не бывало! И знаете почему? Потому что мало кто соглашался годами гнить в тюрьме за дешевенький "фиат".
      - Синьора Датури говорила мне то же самое.
      - Я, как и она, - за смертную казнь, - отрывисто бросил Де Пальма. - В этом мы единомышленники.
      - Электрический стул, виселица, гильотина? - криво усмехнулся Амброзио. Де Пальма отрицательно покачал головой.
      - Я консерватор. Расстрел, как в добрые старые времена. По всей нашей стране разбросаны бесчисленные кладбища, где похоронены бедные двадцатилетние ребята, которые так и не успели стать взрослыми, а мы думаем о том, как приструнить насильников, похитителей детей, маньяков-убийц и торговцев наркотиками. Несколько десятков расстрелять - готов поспорить, многие сразу же возьмутся за ум. Надо, чтобы преступники боялись государства, испытывали святой страх перед законом. Тогда оно, это государство, не развалится, как карточный домик.
      - А не кажется ли вам, Капитан, - хмуро сказал Амброзио, - что от ваших рассуждений как-то уж очень сильно попахивает фашизмом? Увы, но ведь и при фашизме были воры, насильники, убийцы, не правда ли?