Пикник с кровью

      - Чем вы занимаетесь?
      Женщина посмотрела на него, как будто только что заметила. Она была маленькая и хрупкая, с большими заплаканными глазами, гладкими длинными волосами, тонким лицом и некрашеными, но хорошо очерченными губами; на длинной шее темнели две родинки.
      - Расписываю ткани для швейных фирм в Комо.
      - Сколько было вашему сыну?
      - В июне исполнилось бы восемнадцать.
      - А отец?
      - Мы всегда жили только вдвоем. Он носит.., носил мою фамилию. - Она вытерла глаза. - Мы жили прекрасно. Да, нам было хорошо вместе. До недавнего времени, пока... Два года назад я его потеряла.
      - А что случилось?
      - Джинетто изменился почти внезапно. Не хотел учиться. Я посылала его в школу, тут совсем рядом, а он не ходил, пропускал уроки, дни напролет просиживал в баре с бездельниками, которые были старше его.
      Надя рассматривала лоскуты материи, разложенные на столе: "Очень красивые", - заметила она.
      - Я хотела, чтобы он научился рисовать, в детстве у него получалось прекрасно.
      Она встала, сняла со стены картинку - дом и два деревца.
      - Он нарисовал это в семь лет. Видите луну? Женщина явно гордилась этим наивным и по-детски беспомощным пейзажем, на котором внизу было красиво написано чернилами: "Маме от ее Джино к Новому году. Целую и желаю самого лучшего".
      - Несколько дней назад произошла скверная история, вы знаете, около вокзала Гарибальди. Она стоила жизни невинному человеку. - Амброзио старался говорить тихо, не торопясь. - Ваш сын вел мотороллер, на котором сидел еще один, некто...
      - Пиппо, я знаю. Они одногодки, но Пиппо уже совсем как взрослый. Хулиган, пьянчужка. Это из-за него все наши беды. Его тут все знают.
      - Как и его отца, надо думать? Она утвердительно кивнула головой.
      - Отец осужден, - добавила Надя, - за вооруженный грабеж. Специалист по банкам.
      - Почему ваш сын сегодня вышел из дому? - спросил Амброзио. - Он ведь находился под домашним арестом.
      - Джинетто позвонили. Примерно в пять часов.
      - Позвонили?
      - Я не поняла, кто ему звонил, знаю только, что после звонка он очень расстроился. Я спросила, что случилось, но он не ответил и ушел в свою комнату. Конечно, нельзя было оставлять его одного, но мне необходимо было выйти купить кое-что к ужину. - Она показала на целлофановый мешок на белом столике, в котором угадывалась буханка тосканского хлеба.
      - Вас долго не было?
      - Четверть часа, не больше. Когда я пришла, он уже ушел. Я ужасно заволновалась именно потому, что ему строжайше запретили выходить, вы же знаете. "Снова влипнет в какую-нибудь историю", - подумала я. И выбежала на улицу, забыла даже взять зонтик. Потом услышала полицейскую сирену, увидела всех этих людей под фонарем... - Она прикрыла рукой глаза. - У меня сразу возникло предчувствие, я уже знала, что на земле, в крови, под дождем мой сын, мой мальчик...
      В тишине ярко освещенной квартиры слышался глухой шум холодильника, из соседней комнаты доносился голос Мерилин Монро, которая пела "Бай, бай, бэби". По странной ассоциации Амброзио вспомнился коктейль, который назывался "Невада", с темным и крепким ромом, бар по улице Верди, куда он ходил перед тем, как встретить Эмануэлу.
      - Видимо, его испугал звонок. - Надя Широ держала в руках лист ватмана с рядами малюсеньких желтых, оранжевых и коричневых грибков.
      - Возможно. Теперь и я об этом думаю.
      - А после того, как он вернулся из больницы, ему никто не звонил?
      - Какая-то его подружка, кажется.
      - Пиппо не объявлялся?
      - Нет.
      - Какие чудесные грибочки! - Наде захотелось хоть на мгновение отвлечь несчастную женщину.
      - Их напечатают на ткани для детских рубашечек. Я сделала серию яблок: зеленые и красные, с листьями и без.
      - Газеты много писали об ограблении жены хозяина траттории. Некоторые полностью назвали имя и фамилию вашего сына, хотя обычно указывают только инициалы.
      - Имя и фамилию... Они напечатали даже наш адрес, все знали, где мы живем, - с горечью проговорила женщина. - Я все ждала, когда начнут камнями бить окна...
      - Где вы родились?
      - В Лукке. Училась во Флоренции, жила в Тоскане, пока не родился Джино, потом переехала в Милан. Хотела писать картины, но нужно было кормить ребенка.
      - Дружок вашего сына, наверное, живет поблизости?
      - Около театра, дом напротив или соседний, не знаю точно.
      - Кто-нибудь придет побыть с вами? - спросила Надя.
      - Думаю, что да. Надеюсь, что придет.
      - Завтра в девять позвоните мне, - сказал Амброзио, протягивая визитную карточку. - Я провожу вас в институт судебной экспертизы. , Распрощавшись с матерью Джино, комиссар и Надя направились на поиски дома, где жил Филиппе. Поиски были непродолжительными - первый же мальчишка указал им на невзрачное трехэтажное здание напротив театра Верди. Они поднялись по грязной, затоптанной лестнице, позвонили в дверь с белой эмалированной табличкой, на которой была написана фамилия "Стране". Голоса в квартире, слышные с первого этажа, сразу затихли, кто-то спросил: "Кто там?"
      - Полиция.
      Дверь немного приоткрылась, сдерживаемая цепочкой. Амброзио скользнул взглядом по щели и увидел негритенка лет десяти. Зубы у мальчишки были такой же белизны, как эмаль на табличке.
      - Мне нужно поговорить с Пиппо.
      Негритенок закрыл дверь.
      Минуты через две показался Филиппе с бледным усталым лицом. На нем была пижама в белую и голубую полоску. Его смелость и дерзость как рукой сняло.
      - Мы пришли по поводу твоего друга Джино. Пиппо посмотрел на них в нерешительности и пробормотал:
      - Проходите, раз уж пришли.
      Они вошли в прихожую, за которой темнел длинный и узкий коридор. В квартире, кроме мальчика и парня, никого не было. Надя обошла комнаты. Маленький телевизор, включенный на всю мощь, показывал мультфильмы. Пиппо выключил его, потом улегся в кровать, под одеяло.
      - Выйди, - приказал он ребенку.
      - Твоего друга Джино убили, - сказал Амброзио, когда негритенок вышел.
      Филиппе замер с широко открытыми глазами, у него перекосился рот. Чувствовалось, что он не в состоянии произнести ни слова. Затем приподнялся, взял со столика у кровати стакан воды. Его рука дрожала, может, от температуры, а может, и от страха.
      - Он вышел из дома, а ты хорошо знаешь, что этого делать не следовало ни в коем случае. Его поджидали на улице.
      - Джино застрелили?
      - Две или три пули, пока не знаем точно, но большого калибра. Перед тем как выйти на улицу, он говорил по телефону.
      - В котором часу? - Филиппе задыхался.
      - Его мать говорит, что звонили в пять вечера. - Амброзио взглянул на часы. - Почти два часа назад.
      - Тогда это я дал...
      Он провел ладонью по лбу.
      - Дал.., что?
      - Дал возможность убить его, как собаку.
      - На этот раз ты не виноват, я так думаю. Расскажи мне, даже если тебе трудно, подробнее обо всем, что произошло перед сегодняшним вечером. И даже раньше.
      Комиссар подвинул стул к кровати и, бросив плащ на топчанчик, завершавший меблировку полупустой комнаты, сел. Парень время от времени посматривал на окно с закрытыми ставнями и белыми занавесками. Амброзио кивнул Наде на дверь, и она тут же вышла к ребенку (почему, Бог мой, женщины всегда понятливее мужчин?).
      - Зачем ты ему звонил?
      - Предупредить.
      - О чем?
      - Что нас обоих хотят убрать.
      - Кто?
      - Сначала я думал, что это шутка. Началось несколько дней назад, когда меня выпустили. Я слег с гриппом. Температура тридцать девять. Этот шизик звонит и говорит: это ты Пиппо Стране? Да, отвечаю. А он: ты умрешь, сукин сын.
      - Какой у него был голос?
      - Я думал, это шутка, как раз из-за голоса. Голос был.., ну, как дыхание. Как вам объяснить... Голос человека, который говорит и не хочет, чтобы его услышал еще кто-нибудь. Может, он был в баре?
      - Были другие звуки, другие голоса?
      - Нет, мне кажется. Потом, на следующий день, опять звонок. Я говорю: слушаю. А он: ты умрешь, подонок.
      - Почему ты позвонил Джино сегодня?
      - Потому что тот позвонил снова и сказал, готовьтесь к смерти, гады. Вот почему. Я понял, что это не шутка. Он сказал "готовьтесь к смерти", значит, мы оба, вместе с Джино, одним словом.
      - Что ты рассказал ему? Повтори точно, слово в слово все, что ты сказал два часа назад.
      Филиппе опустил веко здорового глаза: "Джино, - сказал я, - это важно, кто-то хочет убрать нас. Три вечера мне звонит. Я болею, не могу выйти. Приходи ко мне, нужно поговорить". Он начал спорить, мол, тоже не должен выходить. Тогда я сказал, что нужно предупредить карабинеров. Быстрее, повторил я, приходи, нельзя терять ни минуты. Речь идет о нашей шкуре, понимаешь? Так я ему сказал.
      Надя снова появилась, держа за руку мальчишку.
      - Он прямо умница, ходит в четвертый класс. Ни разу не проваливал экзамены. Его мама работает здесь рядом, у нее магазинчик канцелярских товаров на площади Аркинто.
      - Моя сестра молодец, на ней весь дом держится с тех пор, как отец...
      - Знаю, - прервал Амброзио, поднявшись. - Сколько лет твоей сестре?
      - Джемма на четырнадцать лет старше меня. Но я от второй женщины отца. Она ушла от него, никто ее больше не видел.
      - Хотите знать, комиссар, как зовут этого бравого школьника? Филиберто, его зовут Филиберто. Его отец живет в Америке, в Вашингтоне. - Надя держала руку на кудрявой головке негритенка.
      - Меня зовут Филиберто, а еще Авраам, как президента Линкольна. - У мальчика был немного хриплый голосок.
      Кто-то внизу крикнул: третий этаж направо! Потом послышались тяжелые шаги, громкие голоса. Амброзио вздохнул: экая бесцеремонность.
      - Кто это? - встревоженно спросил Филиппе, испуганно насторожившись.
      - Учитывая, что я из полиции, это карабинеры. Так ты будешь в большей безопасности.
      Они позвонили в дверь, как будто звонили побудку в казарме Форта Апакэ.
      Вдова хозяина траттории жила на тихой улочке рядом с небольшим прудом, который торжественно именовался: озеро Редечезио.
      Одетая в черное, синьора Датури была худа, невысока, ходила медленно, опираясь на палку, седые волосы собраны в пучок на затылке. Выцветшие глаза ее пристально смотрели на собеседника. От этого взгляда комиссару стало не по себе: казалось, воспоминания о страшных минутах, пережитых женщиной, лишили ее рассудка.
      - "Подлецы!" - кричал он бандитам на мотороллере, а я пробовала удержать сумку. Потом Альваро неожиданно упал на землю. Я бросила все, но не могла поднять ему даже голову. Бедняга.., шел дождь, а он лежал там, в воде, с открытым ртом...
      - Вы давно поженились?
      - Больше двадцати лет. Альваро ездил по всему свету. Париж, Ницца, Лозанна... Он был отличный кулинар. Когда мы познакомились, он только что вернулся в Милан с небольшими сбережениями, открыл маленькое кафе в конце улицы Лоди, потом продал его и купил тратторию в Милано-Сан-Феличе.
      - Несчастный случай, я попала под машину, - объяснила она, когда Амброзио поднял упавшую палку.
      Синьора Датури стояла возле столика, на котором возвышалась лампа с розовым абажуром. Мебель из темного дерева, подделка под Возрождение, оловянные канделябры на подставках, тяжелые портьеры с кистями придавали комнате мрачный вид.
      - Я старше его, правда, не намного. Альваро казался юношей. Прекрасный был человек...
      - Одного из тех, кто напал на вас около вокзала, убили.
      - Я читала.
      - Его поджидали возле дома, всадили три пули в грудь, он скончался на месте. Ему не было еще восемнадцати, синьора.
      - Кто знает, какой бандит вырос бы из него.
      - Другой, который пытался вырвать у вас сумку, живет в страхе, что его тоже убьют. Ему угрожали по телефону.
      - Мне это нравится.
      - Синьора, я хотел бы услышать от вас одну вещь, но вы должны быть совершенно откровенны. Я пытаюсь - вы понимаете? - выполнить свою работу. Я сделаю все, чтобы наказать виновного в ограблении, которое убило вашего мужа, но...
      - Он на совести этих двух бандитов. - Она помолчала в нерешительности. Это будет просто справедливо, если они заплатят за причиненное зло.
      - К вам приходили журналисты? - Надя стояла у калорифера, она сняла с себя суконное пальто, напоминающее по покрою военное. Ей очень шла клетчатая кофточка с серой юбкой. "А где же сумочка? Куда она запрятала пистолет?" подумал комиссар.
      - Никаких журналистов. Мне только позвонил кто-то на следующий день, спросил, видела ли я их в лицо, как они были одеты.
      - А вы?
      - Ответила, что ничего не помню. Только шел дождь, и что мой муж кричал, а потом упал на асфальт.
      - У него были какие-либо недомогания в прошлом?
      - Легкая форма диабета. Его врач, наш клиент, часто измерял ему давление. И никто даже не догадывался, что сердце у него - на пределе.
      - Что вы сейчас думаете делать, синьора?
      - Продам заведение и вернусь в мою деревню, на той стороне По. Она называется Ниббиано.
      - Провинция Пьяченца, - уточнил Амброзио, и вдова первый раз улыбнулась ему.
      - Мы задаем себе вопрос, кому могла прийти идея отомстить, - по-моему, слово правильное? - отомстить за вашего мужа. Кто были его друзья?
      - Настоящих друзей у него было мало. Когда имеешь такое заведение, не хватает времени для развлечений. Мы закрывали в понедельник, он ходил играть в карты в кафе около церкви.
      - Он что-нибудь читал?
      - Книги. И "Коррьере", конечно. Если взглянете на стеллажи у окна, те книги он прочитал все.
      Амброзио подошел к стеллажу, снял толстый том, рассеянно полистал.
      - Это последняя его покупка, - тихо сказала синьора Датури.
      "Так я возвращался каждый вечер в тоскливое одиночество своей юности", вслух прочитал комиссар и захлопнул книгу.
      - Это дневник Джузеппе Боттаи, министра Муссолини, который закончил свою карьеру в иностранном легионе. - Он положил увесистый том на стол рядом с серебряной кофеваркой с деревянной ручкой.
      - Видите эту кофеварку? Посмотрите надпись. Кофеварка была скромная, в английском вкусе, в центре веночек из листьев, а под ним надпись: "Альваро Датури - отель "Игл".
      - Он пять лет был шеф-поваром в этом отеле, хозяева полюбили его. Добрый человек, думал только о работе и обо мне. Хотел иметь детей, но не получилось. Может, и к лучшему, если подумать сегодня. Разве я не права?
      - Вопрос, который я хотел вам задать, такой, - комиссар пристально посмотрел на нее, она сидела неподвижно; поднятая голова с острым носом делала ее похожей на черную птицу на подставке. - Не было ли среди немногих друзей вашего мужа какого-нибудь школьного товарища, сослуживца по армии, с которым он встречался, которому доверял?
      Она отрицательно покачала головой.
      - Книги, например: кто-то их ему посоветовал, кто-то подсказал купить, может, дал почитать. Подумайте, это очень важно.
      - Важно? Хотите найти того, кто убил бандита? На одного стало меньше, только и всего. Мой муж не умер бы, если бы город не был наводнен наркоманами, жуликами, цыганами.
      - Я полагаю, ваш муж был смелым человеком.
      - Да уж, не давал себя в обиду. Добрый и мягкий, но обиды не прощал. Уважал законы, но не позволял брать себя за зад - так он говорил.
      - Сколько денег у вас было в сумке?
      - Восемьдесят, девяносто тысяч лир, не больше.
      - Скромная сумма.
      - Он сопротивлялся бы даже из-за лиры. Это вопрос принципа. С преступностью нужно бороться жестоко, не так, как сейчас. Попробуй выстрели в вора, сам можешь попасть за решетку. Нами правят идеалисты, набожные прихожане. Альваро всегда говорил: нельзя доверять страну маленьким церковникам, готовым читать молитвы над гробом порядочных людей.
      - У мужа были четкие идеи.
      - А что, разве это не правда? Ну, посадите вы преступника в тюрьму. Но ведь это - спектакль. Амнистии, зачеты за хорошее поведение, Бог знает еще за какие заслуги.., и вот ты уже видишь его дома, на свободе. Нужно убивать и хоронить навечно, тогда не вернутся, не будут терзать людей.
      - Слишком просто.
      - Ах, просто! Посмотрите, что происходит в Калабрии? Целый район в руках преступников. Города превращаются в свалки, полные бездельников арабов, вонючих бродяг и цыган - охотников за детьми. Кто их остановит, я у вас спрашиваю?!
      Синьора Датури с трудом поднялась, держа палку наперевес, как оружие. Чувствовалось, что разговор с Амброзио пробудил в ней давние обиды и уснувшую было ненависть, хотя всего несколько минут назад она казалась беззащитной и беспомощной.
      - Мой муж говорил: префект Мори, за которым было настоящее правительство, отправлял в тюрьму тысячи преступников, конфисковывал их имущество, а когда не хватало улик, он их создавал. Всякие мафиози, бандиты знали - пощады не будет... Видите мою ногу? Знаете, кто сбил меня на дороге Пуллезе много лет назад? Я вам скажу: человек, который даже не остановился. Подлый трус, он сбежал, оставив меня лежать без сознания.
      Когда она говорила, у нее дрожали губы.
      Глава 4
      В ночной темноте водная гладь, мимо которой они проезжали, тревожно поблескивала. Уличные огни, яркие вывески не могли заставить Амброзио забыть недавнее волнение. Надя молча сидела рядом с ним.
      - Ужасная женщина, - наконец заметила она, щурясь от огней встречных машин.
      Амброзио знал, о ком она думает.
      - Нужно понять ее положение.
      - Она мне показалась безжалостной.
      - Кое-что она нам дала. Нужно послать кого-нибудь в тратторию Милано-Сан-Феличе. Кого-нибудь наблюдательного, но чтобы не очень бросался в глаза. Наверное, Джулиани: у него вид студента. И еще вот что. Пожалуй, следует подключить к этому делу опытного журналиста.
      - Зачем? - удивилась Надя.
      - Мне хотелось бы, чтобы в газетах появилась душещипательная история о парне с улицы Пастренго, сыне каторжника, о его сестре, племяннике, которого зовут Авраам, как Линкольна, и у которого черная кожа. Да, я забыл еще про глаз, изуродованный каким-то подонком. Как ты думаешь, какое впечатление на читающую публику произвела бы такая статья?
      - Полагаю, шокирующее. Однако какое отношение все это имеет к убийствам, которые мы расследуем?
      - Самое непосредственное. Хороший репортер сумеет открыть другую сторону медали: страх одинокого затравленного юноши, который пытался спасти товарища и себя после угрожающих телефонных звонков. Понимаешь, нужно найти способ выгнать из норы того, кто распределяет пилюли девятого калибра.
      - Любопытная идея, - согласилась Надя. - Как это вам пришло в голову, комиссар?
      Амброзио промолчал. Машина бежала в бесконечном потоке среди моря красных огней по улице 22 Марта.
      - Ну, а чем теперь заниматься мне?
      Он размял в пальцах сигарету, чиркнул зажигалкой.
      - Просмотришь старые газеты. Только очень внимательно и с определенным прицелом. Что ни говори, убиты трое бездельников, у которых на роже было написано: плевать мы хотели на вас, дорогие сограждане. Дорогие сограждане намотали это на ус. Не все, конечно, но некоторые. И, может быть, кто-то решил с ними разобраться. Вот такая моя версия, по крайней мере на сегодня. Не утверждаю, что она самая верная.
      Они въехали во двор квестуры.
      Начальник полиции ждал комиссара в своем кабинете. Амброзио со вздохом посмотрел на часы. Ему хотелось бы работать без учета своих выводов и сомнений, которые не всегда правильно понимались.
      Бесила необходимость дозировать предложения и поступки, чувствовать себя под неусыпным контролем. Одно дело участвовать в конкретном событии, разбираться с преступлением за столом, после того как пролистаешь газеты и все согласуешь с Римом, и совсем другое - следить за убийцами своими глазами, слышать голоса свидетелей, жертв, близких родственников, видеть кровь, носилки скорой помощи, чувствовать запахи...
      Правда, Амброзио знал, что начальник полиции сам когда-то был в его шкуре, но сегодня ему нужно лишь одно: результат. А результатом-то пока он похвалиться и не может.
      Доложив начальнику о ходе расследования и получив должную накачку, Амброзио вернулся к себе и набрал телефон своего друга репортера Валенти.
      Валенти не был уже тем легкомысленным юнцом, с которым комиссар познакомился во времена легендарного дела Кодры. Он сделал карьеру, занял прочное положение в газете и, женившись, стал элегантно одеваться. Работал он много и азартно, часто печатался, и комиссар всегда с удовольствием читал его материалы. Они встретились в баре на площади Либерти.
      Валенти держал под мышкой несколько газет и книг в бледно-зеленой обложке. Первое, что он сделал, увидев Амброзио, - открыл томик, показав подчеркнутую карандашом фразу: "Если бы я ослеп, больше всего меня огорчило бы то, что не смогу больше до отупения наблюдать плывущие в небе облака".
      - Катастрофический писатель, - сказал Валенти, заказывая два мартини. Они сели.
      - Ты увлекаешься философскими сочинениями?
      - Немного. Они служат мне для заголовков. Послушай, например. - Он полистал страницы. - "Тяжелая совесть", "Нечистое смущение", "Деструктивный анализ", "Лукавый принцип"... Мощно. У тебя не создается впечатление, что криминальная хроника наших дней отличается от прежней, становится более сложной, более.., коварной. При всех экспертах, которые цитируют Янга и Фрейда, при всей статистике, неизвестно откуда взятой.
      - Преступление всегда одинаково, меняется способ его подачи. Послушай, я хотел бы свести тебя с парнем, который ограбил жену кондитера на вокзале Гарибальди.
      - Сообщник того, которого убрали с помощью пистолета?
      - Да. Я мог бы дать тебе несколько интересных деталей.
      - Зачем тебе это? - спросил Валенти, трогая рукав его верблюжьей куртки.
      - Я уверен, есть кто-то, кто хочет почистить город. Это пока догадка, которую некоторые твои коллеги разделяют.
      - Тот, кого убили на Острове, с рукой в гипсе, имел отношение к наркотикам? Нет доказательств? Ты уверен, что нет?
      - Сообщнику несколько раз звонили с угрозами, он перепуган до смерти.
      - Джулио, что ты задумал?
      - Парень охраняется, поэтому можешь рассказывать про его жизнь, описать дом, заставить его рассказать о грабеже на вокзале. Особенно подчеркни, почему он не чувствует себя виновным в смерти хозяина траттории. Я говорю понятно? Пиши только правду. Не упоминай, конечно, что был у него дома. Не забывай, он под домашним арестом.
      - Правду, за исключением чего-то. Как всегда.
      - Правду, которая взорвет нервы того, кто звонил парню. Назовешь его подростком. Отец в тюрьме, мать, которая его бросила ребенком, племянник-негритенок, сестра, продающая школьные тетради... Опиши его в постели, с гриппом.
      - Можно нажать на факт, что у этого шалопая слабое здоровье.
      - Нажимай, но не очень. Достаточно, что ты с ним обойдешься, ничего не прощая, но проявив милосердие. Статья должна быть без подписи. В крайнем случае поставь инициалы. Договорились?
      Они расстались на улице Сан Паоло, где Валенти оставил машину, условившись встретиться завтра утром. Инспектор Де Лука проводит его на улицу Постренго.
      Комиссар понаблюдал, как в дымке дождя растаяла машина, и вспомнил церковь Сант-Эусторжио, день своей свадьбы с Франческой. Господи, как она тогда разозлилась на несчастного Валенти, прямо-таки разорвать его была готова. А все из-за чего? Из-за того, что он надел пестрый попугайский галстук с хорошо заметным в центре жирным пятном. Бедный Валенти, кажется, в ту пору у него просто не было другого, а Франческа вообразила, что он захотел ее подразнить...
      Ужинал Амброзио у Эмануэлы. В ее обществе он расслаблялся, как будто все неприятности остались за дверью. Ему казалось, что он любит ее именно за это. Иногда, правда, комиссар спрашивал себя, как еще такая молодая и привлекательная женщина может терпеть типа с его характером, раздражительностью и угрюмостью, которые у Франчески вызывали смертельную тоску. Может, думал он, Эмануэла немножко склонна к мазохизму?
      - Ты скучаешь со мной? - спросил он, пробуя ароматное белое вино.
      Эмануэла обернулась, конский хвост на ее голове, стянутый ленточкой из вишневого бархата, подчеркивал тонкий нежный профиль: она напоминала ему фигурку на знаменитой картине Моне из бара Фоли Бержер.
      - Никогда.
      - Серьезно?
      - Какой мне смысл врать?
      - Конечно, какой смысл?.. Мне хотелось бы поехать с тобой на Капри, после сезона.
      - Я бы с удовольствием. Никогда там не была.
      - Хорошо, - сказал Амброзио, - я чувствую, что мы скоро поедем, обещаю тебе.
      - Съездим и в Сорренто?
      - Куда хочешь, Эмануэла.
      - Ты уже бывал там?
      Амброзио нравилось, что она ревнует.
      - У меня такое впечатление, что мне, возможно, удастся выгнать из норы нашего убийцу. - Он смотрел на огни улицы Чезаре Корренти. Из окна виден был дом Клары Орсини, которую много месяцев назад охраняли его сотрудники. Казалось, прошло столько времени, хоть на самом деле - всего ничего: одна зима, одна весна, одно лето... И его встреча с Анной', дочерью Клары, казалась далекой, словно приснившейся.
      Вся его жизнь была как бы разложена по ящичкам. Ящичек юности, учебы в лицее. Ящичек университетской жизни, потом женитьбы. Ящичек службы... Ну, этот еще заполнять да заполнять...
      - Ты не ответил на мой вопрос, Джулио.
      - Был ли я на Капри? Да, летом, было очень жарко, даже в комнате, которая выходила на террасу. Франческа увидела улитку. Знала бы ты, какой поднялся крик...
      - Как называлась эта гостиница?
      - "Луна".
      Она придвинулась к нему - он чувствовал рядом теплое упругое тело, запах духов; сказала тихо на ухо:
      - Тогда мы пойдем в другой отель.
      - Обещаю.
      - Я не боюсь улиток.
      Она налила себе немного вина.
      - Я уверена, что ты поймаешь человека, который портит тебе жизнь. У тебя уже есть идея, как схватить его?
      - Не знаю, насколько убийца готов клюнуть на мой крючок.
      Сомнение было в некотором роде его силой: никогда за всю свою жизнь у него не было стопроцентной уверенности - из-за вечной боязни обмануться. Осторожный и мудрый из самолюбия и гордости?
      На следующее утро, как обычно, он посмотрел на серое небо: вверху посветлело, облака уже были не сплошные, они обещали не слишком хмурый день. Сегодня, подумал он, Валенти встретится с парнем на улице Постренго, завтра появится статья. Тем временем Надя и другие просмотрят письма в газетах.
      Надя, как ему показалось, была в плохом настроении. Она много часов листала газеты, даже во рту чувствовала вкус старой бумаги.
      - Комиссар, - заныла она, - я тону в море жалоб. Одни возмущаются грязью на улицах, другие - бездомными собаками, третьи - разгуливающими на свободе убийцами... Ужас!
      - Продолжай искать.
      Де Лука был убежден, что виновный или виновные в преступлении не пойдут на открытые действия. Не такие они дураки.
      Амброзио, который хотел быть единственным пессимистом на земле, почти ненавидел его.
      - Неужели у тебя нет и проблеска веры?
      - Комиссар, извините, но это отдельная история. Я предпочитаю убийства с целью грабежа или из ревности. А тут маленькие негодяи, которых убивает какой-то шизик. Но почему он их ненавидит и уничтожает без жалости?
      - Я тоже задаю себе этот вопрос, - к нему почти вернулось хорошее настроение. - Что, по-твоему, случится, когда этот маленький жулик, который сейчас гриппует, заявит, что никого не боится, потому что ни в чем не виноват? Они с другом, в сущности, хотели только взять сумку старухи. Однако тот, второй, из-за этой мелочи, из-за полупустой простой сумки, когда вокруг воруют на миллионы, поплатился жизнью. Не слишком ли дорого - за какие-то восемьдесят тысяч лир?
      - Некоторые приходят в ярость вовсе не из-за суммы. Возмущает сам факт посягательства на их собственность.
      - Я это учитываю.
      Амброзио налил себе кофе из кофеварки. Просмотрел несколько газет, лежавших на столе, повернулся к Де Луке.
      - Когда ты встречаешься с Валенти? Инспектор посмотрел на часы.
      - Сразу после завтрака.
      - Да поможет нам Бог, - сказал Амброзио, закурив сигарету. Первый раз за неделю он с удовольствием затянулся после чашечки крепкого кофе.
      Заголовок, придуманный Валенти, так и лез в глаза с разворота миланской хроники. "Смертный приговор за восемьдесят тысяч" - эти слова определенно должны были разбередить душу тому, кто был уверен в своем праве казнить и миловать.
      Автор писал, что паренек, укравший сумку у вдовы хозяина траттории, оправдывал свое бездельничество отсутствием постоянной работы. Сегодня же, чтобы прожить в городе с множеством соблазнов, которые дразнят тебя из каждой витрины бесчисленных магазинов, случайных заработков мало.
      - Тогда что бы ты хотел делать? - спросил репортер.
      - Деньги, - не задумываясь, ответил он. - Стать богатым. Ходить по самым шикарным кабакам. Ездить на черном "порше".
      - Где же взять столько денег?
      - Пока не знаю. Но знаю одно: денег вокруг много. И есть люди, которые умеют их взять.
      - Однако все твои соседи встают рано утром и уходят на работу. Они вкалывают до седьмого пота в своих офисах, на фабриках, в мастерских, делают карьеру. Потом заводят семью, покупают автомобиль - чаще всего не роскошный "порше", а что-нибудь попроще, одеваются, путешествуют. Всему свое время.
      - Мне это не подходит. Я не хочу вкалывать до седьмого пота и откладывать жизнь на потом. Мой отец...
      - Кстати, где он, чем занимается?
      - В Сардинии, на каторге. Чем там занимаются, я пока не знаю.
      Валенти рассчитал точно: симпатий парень не вызывал, но какие-то струны в душе затрагивал.
      Две главные проблемы стояли теперь перед комиссаром Амброзио: выкурить из его логова убийцу или убийц и при этом не пожертвовать Филиппе, за которым шла охота.
      - Джулиани, тебе придется сыграть его роль.
      - Превосходно, - кивнул Джулиани. - У меня есть такая же куртка, как у него, глаз можно прикрыть черной повязкой. Думаю, сойдет.
      Джулиани жевал американскую жвачку, на пальце у него поблескивало, золотое кольцо с выгравированным сердечком.