Пикник с кровью

      - Наверно, потому, что мы сами стали иными?
      - Может быть, - вздохнула Анжела. - Моя мама давно умерла, отец живет в Сестри, он вдовец, скучает, целыми днями разгадывает кроссворды. Бедняга, он прожил не очень удачную жизнь. Был школьным учителем со скромной зарплатой, это ужасно унижало его...
      - Мать была из богатой семьи?
      - Скажем так: из состоятельной. Дедушка занимался торговлей, жил хорошо. Он и подарил мне эту квартиру, когда я окончила университет.
      - Вы преподаете французский язык? Она потрогала золотое кольцо на среднем пальце левой руки.
      - Да, в одном частном институте, здесь поблизости.
      - Диплом, конечно, по Прусту?
      - Нет, - засмеялась она. - Как ни странно - "Когда с закрытыми глазами вхожу в осенний теплый вечер..." - Надя запнулась. Хозяйка ласково улыбнулась ей и продолжила, но уже по-французски: "...вдыхая аромат неповторимый..." Затем подошла к застекленной книжной полке, взяла томик и, вернувшись, показала Амброзио фразу, подчеркнутую карандашом: "Мы тем сильнее любим женщин, чем больше они нам кажутся странными".
      - Вот это Этторе никак не мог понять. И не хотел. Мы ведь тоже были непохожими. Он придерживался представлений, которые сохранил с детства. Я всегда говорила ему: живи сегодняшним днем. С его точки зрения, это была ересь, глупость. "Разве можно так жить? - спрашивал он. - Я никогда ничего не боялся, поверь мне, но меня приводит в ужас одна мысль о том, что можно оказаться без прошлого, без памяти, без старых друзей..." Но он меня любила любил всей душой.
      - Наверно, как и вы его. - Надя осторожно сжала ее тонкую руку.
      - Я теперь замечаю, что его больше нет. Вы знаете, где он похоронен? На кладбище Музокко, там, где лежит столько его друзей. Раз в году, в апреле, он ходил навещать их, даже меня водил. И плакал. Они все были мальчишки, говорил он, Боже мой, все они были мальчишки, как и я...
      - Вам непонятен был этот мир?
      - Абсолютно. Но я видела, что Этторе не может стать иным. Как с другой планеты. Я говорила ему о Прусте, он пробовал читать его, но не смог, скучал, читал только книги о сражениях, биографии, военные дневники. Вечерами он любил сидеть на этом диване. Смотрели телевизор, ему нравились вестерны, он часто держал мою руку в своей, она была сухая, горячая. Я подвигалась, клала ему голову на плечо, он обнимал меня. В Этторе было что-то нежное, надежное. Я с ним чувствовала себя как за каменной стеной, в полной безопасности. Чувство, которое, кажется, я испытывала только в детстве, когда с отцом ходила в лес. Я постоянно боялась заблудиться, а он говорил: "Не бойся, Анжела, ты крикни меня, и я тут же появлюсь".
      - Синьор Де Пальма считает, что Этторе сопротивлялся, когда на него напали.
      - Не знаю, полагаю, что да. Но, может, их было двое? Один попытался вырвать чемодан, а другой, сзади, ударил железным ломиком. Могло быть и так, правда?
      - Вполне. Квартира на улице Баццини принадлежала ему?
      - Она досталась ему от жены.
      - Хотелось бы посмотреть ее. Когда-то я жил совсем рядом, в доме на углу. С детства любовался пальмой. Она еще стоит?
      - Да.
      - Его оазис.
      - Откуда вам это известно? - удивилась Анжела.
      - Мне сказал Капитан. Они ведь были друзья?
      - Я хотела, чтобы они встречались пореже, не перемалывали одни и те же истории, меньше копались в своем военном прошлом. Этторе иногда злился. Джорджио - мрачный пессимист, боюсь, что он страдает депрессией. Это ведь он, Де Пальма, познакомил меня с Этторе. Я дружила с Антонией, женой Джорджио. Она была милой и жизнерадостной девушкой, потом они поженились, и ее жизнь превратилась в сумасшедший дом. Слава Богу, в конце концов они разошлись. Она познакомилась с одним иллюстратором книг и детских журналов - добрый и веселый человек, прямая противоположность Джорджио. Антония все время говорит мне: "Как хорошо, что он даже не служил в армии! Все время рассказывает только про джаз и живопись".
      - Теперь квартира перейдет к наследникам. Кто они?
      - Одна девушка в Турине.
      - Это он к ней ездил на Рождество?
      - Как и каждый год, я вам говорила.
      - Кто она, эта девушка?
      Анжела встала, прошла к калориферу, наклонилась. Сиамский кот ловко прыгнул ей на руки.
      - Его дочь.
      - У него была дочь?
      - Это длинная история.
      Она снова села, уютно устроив кота на коленях. Лицо у нее было бледное.
      - Жена знала об этой девушке?
      - Да. Этторе хотел, кажется, ее удочерить.
      - Сколько ей лет?
      - Девятнадцать. Он познакомился с женой одного моряка. Их отношения длились недолго, всего несколько месяцев - банк, в котором Этторе служил, послал его в Турин проводить ревизию. С женой он уже жил плохо, они часто ссорились. Ему казалось, что жизнь уходит, как вода в песок, что он стареет среди жалоб и дрязг. Вот тут ему и встретилась эта женщина. Случайная, никого и ни к чему не обязывающая связь. Но она забеременела, а моряк вскоре погиб. В Марселе, в порту. Они там грузили какие-то огромные ящики, и его задавило. Вот так...
      Джулия всегда знала, что Этторе ее настоящий отец, хоть она и носит другую фамилию. Кстати, они похожи друг на друга, как две капли воды. Странно, правда, - юная девушка и седой старик... И все-таки удивительно похожи. Глаза, губы, овал лица... Этторе постоянно посылал ее матери деньги, каждый месяц. По правде говоря, он чувствовал себя виноватым перед ними - все-таки эта женщина потеряла мужа... Говорил, что должен был развестись, несмотря на болезнь жены. Он очень любил Джулию, ведь других детей у него не было. Но ее мать не любил, вот в чем дело, если бы любил, наверное, все было бы иначе.
      - Джулия приезжала в Милан?
      - Только на его похороны. Но вскоре она должна приехать надолго. Мы переписываемся, звоним друг другу. Очень славная девушка. - Анжела заметила, что комиссар достал сигареты, но закурить не решается. - Курите, пожалуйста. И поставила перед ним пепельницу.
      Амброзио с наслаждением закурил.
      - В чемодане у Этторе было две сорочки, их украли. Почему две, если он уезжал всего на один день?
      - Он был очень осмотрительным. Всегда говорил: всякое может случиться. Может, придется остаться еще на день, и у меня не будет чистой сорочки. Чистота была его манией, как температура и атмосферное давление. Я покажу вам его термометры и барометры, вы ахнете.
      - Кто были его друзья, кроме Капитана?
      - Некоторые коллеги из банка, хозяин одного магазинчика, тоже ветеран, врач, который его лечил много лет. К сожалению, он уехал в Аргентину. Его жена родилась в Резарио, унаследовала там, как она говорила, гасиенду. Этторе очень любил доктора Прандини и болезненно переживал его отъезд.
      - Прандини? Я уже слышал эту фамилию. Если не ошибаюсь, Прандини есть еще инженер.
      - Это его старший брат, он строит дома. Анжела погладила кота. Чувствовалось, что говорить об инженере Прандини ей неприятно. Амброзио терпеливо ждал.
      - Он из тех людей, с которыми встречался Этторе, - наконец неохотно произнесла Анжела. - В сущности, это они его уводили от реальности в мир воспоминаний, в мир призраков.
      - Этот Прандини, как рассказывал Капитан, был человек одержимый, на войне стрелял без разбора.
      - Этторе восхищался им. Говорил, что всегда нужно выбирать: убивать или быть убитым. У Прандини на этот счет не было сомнений.
      Она открыла фрамугу. Комната наполнилась холодом.
      - Зачем вы ко мне пришли? Чего вы хотите от меня? Я понимаю, вы тут не только из-за смерти Этторе. - Анжела пристально посмотрела на Амброзио. - Не рассказывайте мне сказки, комиссар.
      - Я не собираюсь вас обманывать, синьора, это не в моих правилах. Мы расследуем целую серию убийств, которые, на первый взгляд, никак не связаны с гибелью Этторе Ринальди. Но я почти уверен, что именно смерть двух давних приятелей - Ринальди и Датури - вызвала, скажем так, цепную реакцию других преступлений. Преступлений, которые без этой связи просто нельзя объяснить.
      - Джорджио говорил, что эти подонки всегда плохо кончают. Стреляют друг друга за наркотики, за деньги, из мести.
      - Часто так и бывает. Мы тоже думали об этом. Однако на этот раз оружие, убившее четверых, - одно и то же. Боевое оружие.
      - Значит, вы подозреваете, что Джорджио Де Пальма...
      - Нет. В настоящий момент нет.
      - Понятно. И что же - я должна помочь вам найти того, кто расправился с убийцами Этторе?
      - Нет. Того или тех, кто убил Этторе.
      - Вы их не найдете.
      - Вы уверены?
      - Я читаю газеты. Кое в чем Джорджио прав. Например, утверждая, что полиция работает хорошо только тогда, когда нужно сопровождать больших чинов. Извините.
      - Вы часто ходите в дом на улицу Баццини?
      - Несколько раз была. Вместе с Джулией; Я плохо себя чувствую там, комиссар. Вещи, к которым он прикасался, зубная щетка, кофеварка, мыльница, крем для бритья, записная книжка с телефонами, исписанная его красивым прчерком, подголовник кресла... Нет, я не могу там быть. Посижу несколько минут и бегу домой. Я просила Джулию пожить там во время каникул.
      - У Этторе был автомобиль?
      - Был, но в ноябре он продал его. Собирался купить новый, да так и не собрался.
      - Я хотел бы надеть наручники на того, кто его убил и ограбил. Клянусь вам. У него украли бумажник. Сколько там могло быть денег?
      - У меня уже спрашивали. Точно не знаю. Знаю только, что он пользовался чеками банкомата, которые у него нашли в кармане пиджака. Значит, ему не нужно было носить с собой много наличных. В бумажнике могло быть сто, двести тысяч лир, не больше.
      - А ценности? Золотые часы, перстень?
      - Нет. Единственные золотые часы, которые у него были, он хранил в сейфе, их подарил ему отец, когда Этторе вернулся с войны. Он очень дорожил ими, но только как памятью об отце. На руке носил обыкновенные пластмассовые.
      - Золотые часы могли бы навести на след. Обычно от них стараются спешно избавиться. Вам удалось открыть сейф?
      - Я знала комбинацию. У нас не было друг от друга секретов. Мой год рождения. Номера комбинации сейфа - год моего рождения.
      - Я не хочу знать его.
      - Спасибо.
      - Хотите посмотреть его квартиру?
      - Охотно.
      Амброзио и Надя в сопровождении хозяйки подошли к вешалке в прихожей. Возле вешалки стояла большая медная ваза с двумя цветными зонтами и одним черным, мужским.
      - Этторе держал свой зонт здесь, - сказала Анжела, трогая ручку из темного дерева. - Он был убежден - если любишь женщину, должен почувствовать желание оставить у нее свой зонт.
      Она надела волчью шубу.
      Туман опал, огни фонарей стали ярче. Покрытая мелкими каплями влаги машина комиссара дремала на стоянке у дома. Он предложил Анжеле доехать до дома Ринальди, но она отказалась.
      - Давайте пройдемся пешком. Я еще сегодня не выходила на улицу.
      Пройдя какую-то сотню метров, она остановилась перед небольшим домиком, возле которого росла пальма. Пальма не представляла ничего особенного: сухой веник на войлочной ручке. Однако, когда он был мальчишкой, она казалась ему чудом из чудес - высокой стройной красавицей. Господи, куда же девалась ее высота! Забавная это штука - память.
      Амброзио взглянул на соседний дом. В окнах первого этажа горел свет. В молодости комиссар жил там с родителями. Он взял под руку Надю Широ, чувствуя, как поднимается внутри какое-то бессильное отчаяние.
      В двери было два замка, и Анжела Бьянкарди при тусклом освещении подъезда заставила их наконец открыться.
      На дверях висела овальная бронзовая табличка с одной фамилией - Ринальди.
      Квартира имела странный вид, как будто в ней никогда никто не жил. Мебель, посуда в горках, книги на стеллажах - все было расставлено, как в музее, с маниакальной тщательностью. Барометры, термометры, часы с маятником, пожелтевший план Милана прошлого века в рамочке, стол, покрытый тканью цвета лаванды, с блюдом фруктов из майолики в центре, диванчик и два кресла, обитых кармазиновым бархатом, казалось, простояли на своих местах лет двести. На стенах висели две картины: крестьянин, ведущий волов с плугом, и гора с заснеженной вершиной: на переднем плане был нарисован мостик, под которым бежала речка.
      - Сколько раз говорила ему, что они ужасны, эти картины, а он объяснял: их купил на аукционе его отец, пусть висят.
      Спальня была почти пустая: столик, комод, встроенный шкаф. На одной дверке шкафа - зеркало.
      - Это единственная комната, в которой Этторе все поменял, не мог спать в кровати, на которой умерла жена.
      Резная книжная полка с цветными стеклами в дверцах, кресло, обитое темной кожей, низкая тумбочка под окном, покрытая бежевым лаком. На полу новый, амарантового цвета ковер.
      - Этторе купил его перед Рождеством, - пояснила Анжела. Это был его кабинет, тут он хранил все свои вещи, книги о войнах, письма, альбомы. За этой картиной - сейф, о котором я говорила. Собственно, это не картина, а увеличенная и вставленная под стекло фотография, но Этторе ее любил.
      На фотографии маршал Бастико вручал отличившемуся солдату награду.
      - Где он держал пистолет?
      - В нижнем ящичке столика, у кровати.
      - Хотелось бы взглянуть.
      Они вернулись в спальню. Амброзио открыл ящичек и достал пистолет. "Беретта" девятого калибра с семью патронами в обойме.
      - Могу я взять его на несколько дней?
      - Конечно.
      Он передал пистолет Наде, она обернула его носовым платком и положила в сумочку.
      Анжела ничего не спросила, ее как "будто не удивило, что полиция проверяет оружие, принадлежащее жертве.
      - Капитан говорил, что он ходил стрелять в тир.
      - Не знаю. Я не люблю оружия. Я даже немного боюсь его. Мы об этом почти никогда не разговаривали. У каждого из нас была своя зона, куда мы старались не вторгаться. У меня были свои друзья, я ходила на концерты, в театры. Он редко сопровождал меня. Только если я настаивала, раз или два в году.
      - Дом содержится в большом порядке.
      - Видели барометры? Он их вечно проверял. Помню один случай, мы только недавно познакомились, я увидела их и удивилась. Ты похож на морского капитана, сказала я. Именно тогда он рассказал мне о своем приключении в Турине.
      - Чемодан, с которым он ездил, у вас?
      - Наверное, в квестуре.
      - Я скажу, чтобы вам вернули.
      Она сняла шубу, положила на диван, пошла на кухню. "Хотите что-нибудь выпить?" Вернулась с бутылкой коньяка, поставила на стол, достала из бара три рюмки.
      - А что, комиссар, ключи, которые он носил с собой, так и не нашлись?
      - В донесении об этом ничего нет.
      - Впрочем, я поменяла замки. - Анжела налила в рюмки коньяк. Амброзио почувствовал, что она что-то недоговаривает.
      - И хорошо сделали, сегодня опасно рисковать. Может быть, тот же убийца, или убийцы, если их было двое, как мы думаем, взяли ключи вместе с документами. Где он их обычно носил?
      - В левом кармане пиджака. Или в пальто. По-моему, той ночью они были в пальто. Он любил чувствовать их под рукой. Кстати, и трамвайные билеты, он их тоже носил в пальто, чтобы не расстегиваться каждый раз, и какие-то мелкие деньги, телефонные жетоны... Вы не пьете, синьорина?
      Надя поднесла к губам широкую рюмку, глотнула, как горькое лекарство, закашлялась.
      - Ужасно крепкий...
      Амброзио с удовольствием осушил свою рюмку и наполнил ее вновь. Он чувствовал, что в воздухе витает что-то, готовое вот-вот взорваться фразой, замечанием, чем-то таким, что изменит все его представления о расследовании, даст мысли новый мощный толчок. Ему показалось, будто именно здесь, среди вещей Этторе, Анжелу начали одолевать мучительные сомнения и она терзалась, не зная, поделиться ими с ним или нет. Ее надо было, что называется, дожать, и комиссар вновь завел разговор, от которого его самого уже подташнивало.
      - Вы водите машину?
      - У меня "фиат-500", почти музейный.
      - Где вы его держите?
      - На улице, перед домом. Этторе всегда говорил мне, что это неосторожно. У меня есть бокс в нашем дворе, но так сложно открывать ворота, засовы.., ради микролитражки вековой давности. Я страхуюсь от угона с помощью цепи, которая весит, наверное, центнер, и обыкновенного замка. До сих пор воры относились к ним с уважением.
      - Я все думаю, если бы он не продал машину, может быть...
      Фраза родилась у него случайно, он не задал бы этого вопроса, если бы лихорадочно не искал способа как-то заставить женщину заговорить.
      - Я тоже этим мучаюсь, я всегда думала, если бы Этторе не продал машину, он поехал бы в Турин на ней.
      - Даже в туман?
      - Определенно. Почему, черт возьми, он ее продал? Она еще была в приличном состоянии. Но он, со своей страстью к порядку, аккуратностью, продал ее, чтобы купить новую, последней модели, в январе. И не успел.
      - Можно было погибнуть и на автостраде, в катастрофе. Мне жаль, что я опечалил вас.
      - Не ваша вина.
      Анжела допила свой коньяк, поставила пустую рюмку на стол и, мгновение поколебавшись, сказала:
      - А знаете, комиссар, я видела парня, который пытался вставить ключ в замочную скважину двери.
      - Этой квартиры? - чуть не подскочил от радости Амброзио, все еще боясь верить в удачу.
      - Да. На нем была лыжная шапочка. Он обернулся, увидел меня - я только вошла, - и убежал. Я вышла за ним на улицу, но был сильный туман, и я ничего не увидела.
      - Когда это случилось? Подумайте хорошенько.
      - В феврале, примерно месяц назад.
      - Вы кому-нибудь об этом рассказывали?
      - Не нужно было этого делать? К той поре я уже поменяла замки. Да, я говорила Джорджио.
      - Не могли бы вы спокойно повторить мне все подробности?
      Глава 8
      Кто-то недоговаривает, но теперь я почти уверен, что нахожусь на правильном пути. Эмануэла налила комиссару бокал белого вина.
      - Этот незнакомец знал адрес жертвы?
      - Ключами он завладел в ночь убийства или ему их дал тот, кто ограбил и убил Ринальди. В бумажнике были документы, они исчезли, установить адрес не составляло труда.
      - Это было крайне неосторожно - идти в дом убитого человека.
      - Да, разумеется. Думаю, что он несколько дней следил за подъездом. Анжела Бьянкарди ходит туда редко, вот он и решил, что ничем не рискует.
      - Она смогла бы узнать парня?
      - Не знаю. Очень уж мало она его видела, к тому же он нагнул голову. Запомнила только голубой помпон на лыжной шапочке.
      Эмануэла говорила из кухни, где в кастрюльке варился рис.
      - А что ты думаешь об этой синьоре Бьянкарди?
      - Она изучала Пруста, Бодлера. Сейчас преподает французский. По-моему, милая и скромная женщина.
      - Чувствительная и даже мнительная.
      - Откуда ты взяла?
      - Ей нравится Пруст. Сезон цветущей сирени, бульвары в настурциях, синьор Свэн, рассказывающий об умершей жене...
      - Вот уж не знал, что и ты этим интересуешься.
      - Читала кое-что недавно. Мне нравится и в то же время угнетает, вызывает скуку.
      - Не говори этого никому. Ты права, это женщина с обнаженными нервами. Для нее Ринальди был опорой, защитой, вроде отца, как я понял. Его смерть нарушила равновесие.
      - Не думаю, что он был ей только отцом.
      - Я этого и не утверждаю. Он был ее любовником. Но еще и опекуном, и защитником, и опорой...
      Они обедали в мягко освещенной комнате, выходившей окнами на улицу Чезаре Корренти; торшер с белым абажуром у дивана создавал приятный уют.
      - Ты подозреваешь друзей этого пенсионера?
      - Называть его пенсионером было бы не совсем правильно. При слове "пенсионер" представляется старый, дряхлый человек. А он был мужественным солдатом, как утверждают все, кто его знал, и не выглядел на свои годы.
      - И что ты намерен делать?
      - Все останется как было, по крайней мере еще несколько дней. Будем следить за парнем, которому угрожали. Хочу познакомиться с неким Прандини.
      - Кто он такой?
      - Друг и сослуживец Ринальди, специалист по оружию, точнее, специалист в стрельбе по живым мишеням. Дай взглянуть на этикетку этого вина.
      - Это прислал папа из провинции Ла Специи. Очень приятный аромат, не правда ли? Амброзио посмотрел бокал на свет.
      - Все друзья Ринальди хорошо владеют оружием.
      - Значит, легко будет выяснить, кто из них смог бы...
      - Стать мстителем? Нет, это сложно. Они не дураки и связаны между собой. У них застарелая ненависть ко всему, что не соответствует их убеждениям. Считают, что они за закон. Но в их руках закон становится орудием мести. Не то что я их не понимаю: слишком много в нашей жизни легковесного отношения, вызванного равнодушием, терпимостью, нежеланием связываться. А у полиции каждый шаг регламентирован инструкциями, порой и мы ничего не можем сделать. Или почти ничего.
      - И в больнице у нас то же самое...
      - Я знаю, дорогая.
      - Джулио, мне сейчас пришло в голову.., ты говорил, что в этих четырех преступлениях общее - это калибр оружия.
      - Пока удалось связать убийство грабителя и смерть хозяина траттории. После разговора с вдовой Датури я убедился, что именно среди его друзей нужно искать мстителя.
      - Я думаю, если.., если кто-то из убитых молодых людей был в лыжном берете с голубым помпоном...
      - О Боже, - произнес Амброзио, схватившись за голову. - Дай подумать. Анжела сказала, что этот парень появился на улице Баццини примерно месяц назад. А Аддамьяно убили в дни карнавала, в последнюю неделю февраля. - Он прервался и посмотрел на нее:
      - Да, может быть. Ты подала хорошую идею.
      - Синьора Бьянкарди утверждает, что не видела парня, который пытался ограбить квартиру, в лицо. Может, она солгала тебе?
      - Но зачем? И почему тогда она сказала о лыжной шапочке?
      - Не знаю. Она говорила об этом и Капитану, так ведь? Может, у нее мелькнула мысль, что в этих убийствах замешаны друзья Этторе; разве в таком случае она сказала бы тебе всю правду?..
      Пока Эмануэла говорила, у Амброзио возникло странное ощущение, словно он в двух шагах от разгадки тайны и в то же время отдаляется от нее. Трудно было сосредоточиться, нужны были календарь и блокнот, чтобы записать одну за другой все даты, имена, названия улиц, данные научных экспертиз...
      - Ты плохо себя чувствуешь? - встревожилась Эмануэла.
      - Нет, прекрасно. У этого вина, Эмануэла, божественный аромат. Вроде бы пахнет свежими фруктами.., а может, и нет. Не могу уловить. Как с нашим убийцей.
      Она подошла сзади, обняла его, он почувствовал затылком тепло ее груди.
      - Ты тоже пахнешь свежими фруктами, - шепнул он.
      - Останешься сегодня, да?
      - Я был у сестры Аддамьяно полчаса назад, - сказал Де Лука, - а потом у матери Монашка. Бог мой, какая толстуха! Ни у кого из парней не было лыжной шапочки, а тем более с голубым помпоном.
      - Ты уверен, что они говорили правду?
      - Думаю, что да.
      - А зимой что эти паршивцы надевают на голову?
      - Ничего. Молодежь не носит ничего.
      - Даже когда температура ниже нуля?
      - Я спрашивал. Мать Аддамьяно показала мне синюю шапочку с козырьком. Гаспаре надевал ее в исключительных случаях, когда водил машину фирмы.
      - Гаража на Лорентеджо?
      - Думаю, да.
      - Значит, синяя шапочка с козырьком, - повторил комиссар.
      Весь день Амброзио пытался представить себе Гаспаре Аддамьяно, слесаря, шофера, угонщика автомобилей - мастера на все руки - в мотоциклетной куртке и в коротких сапожках.
      Но возникало только его лицо, залитое кровью, обезображенное выстрелом. А эта яркая ленточка, найденная среди мусора в трех метрах от трупа? Куда ее прикажете прилепить?
      - Как вы думаете, синьор Аббатанджело, Гаспаре мог повязать голову ленточкой на манер индейцев, хотя бы ради шутки, чтобы пооригинальничать?
      - Ни в коем случае. Он был другого склада. Те все получеловеки, по-моему. А Гаспаре был мужчиной, не придурком.
      - Вы его использовали как шофера?
      - Иногда посылал с поручениями за город. Подарил синюю форму.
      - Шапочку с козырьком?
      - Конечно. А когда он водил фургончик...
      - Тогда он форму не надевал. Может, когда было холодно, он носил лыжную шапочку?
      - Никогда я не видел Гаспаре в лыжной шапочке.
      - Можно взглянуть на фургончик?
      Машина была добитая, кузов выкрашен красной краской, на нем виднелись пятна. На дверцах надпись: "Гараж Лорентеджо".
      - А на других машинах он ездил?
      - Иногда я ему давал старенький "рено". В субботу вечером или в воскресенье. Он ездил на дискотеку.
      - Этот человек мне не нравится, - заявила Надя, когда они шли по бульвару. В небе торжественно плыли белые облака, отливая серебром. - У него вид беспардонного мошенника.
      - Скоро весна, - заметил Амброзио. - Знаешь, куда мы сейчас направимся? В деревню, в гости к Марко Прандини, одному из друзей Ринальди.
      - Тот, который всегда стрелял первым? Наверное, он того... - Надя покрутила указательным пальцем у виска.
      - Как ты его себе представляешь?
      - Здоровенный лысый грубиян.
      Но Прандини оказался худощавым, ростом под метр семьдесят. Военная выправка, волосы седые, вьющиеся, еще густые. Глаза темные, маленькие, посаженные близко к носу. В разговоре тембр его голоса часто менялся, казалось, что он принадлежит разным людям. Прандини держал руки на груди, соединив растопыренные пальцы. Под черным пиджаком у него был надет жилет на кнопках.
      Одноэтажный дом конца прошлого века напоминал маленький патрицианский дворец: окрашенный в желтую охру, с коваными балконными решетками, окна с зелеными ставнями. Калитка справа, с каменными фигурками львов на столбах, вела к подъезду с колоннами. Дом был накрыт черепицей и затенялся летом большим деревом, которое росло возле кирпичной стены.
      Открыла им пожилая женщина, одетая в черное, похожая на крестьянку. Она впустила всех в просторный холл с расписным потолком и стеклянной дверью в глубине, сквозь которую виднелась английского типа лужайка, перемежаемая кустами. За ними темнел длинный ряд высоких тополей.
      - Там, за тополями, течет По. - Прандини с любопытством разглядывал их, взгляд его то и дело задерживался на Наде.
      Из холла они прошли в отделанную вишневыми панелями комнату, дубовый пол в ней устилали старинные ковры. Мебель тоже была старой, почти античной, но прочной, видимо, недавно отреставрированной. Рабочий стол завален бумагами, в углу - несколько кожаных кресел, на стенах - эстампы, изображающие сцены охоты. У зажженного камина, поблескивая круглыми желтыми глазами-пуговками, лежала немецкая овчарка.
      - Я уединился здесь после многих лет путешествий. Работаю еще, но уже не так, как прежде. Догадываюсь, зачем вы пришли. Мне звонил Джорджио. Вы видели, в каком состоянии бедная Анжела? Для нее Этторе...
      - Синьор Прандини, - перебил его Амброзио, - мы зашли в тупик с расследованием. Никак не можем, например, найти, кто убил и ограбил вашего друга на Центральном вокзале.
      - "Город наводнен жуликами, бандитами, всякими подонками. Что вы хотите? Отыскать, кто это? Но ведь легче найти иголку в стоге сена. Говорят: сравните с тем, что происходит в Нью-Йорке или Вашингтоне, и поймете, что у нас все не так уж плохо. Какая-то сотня жертв в год. Глупцы. Ведь Милан не Нью-Йорк, и сравнивать нужно с прежним Миланом. - Он протянул руки к камину и зябко потер их. - Я хотел бы до обеда - надеюсь вы пообедаете со мной? - предложить вам белого вина из Кусторы. Уверяю вас, такого вы еще не пробовали.
      - Затем произошли другие события, например, убийство из мести молодого парня, потом случай на вокзале Гарибальди, где нашел смерть Альваро Датури...
      - Бедный Альваро... - Прандини щелкнул пальцами, овчарка бесшумно приблизилась к нему и преданно потерлась о его ногу. Он ласково потрепал собаку по загривку и позвал женщину, открывшую им.
      - Принесите, пожалуйста, вина.
      Женщина вышла, но почти тотчас же вернулась, как будто предвидела желание Прандини, и внесла серебряный поднос, на котором стояли три хрустальных бокала и бутылка вина.
      - Чувствуете аромат? А какой изумительный соломенно-желтый цвет. Там, где его делают, есть дом Тамбурино Сардо, героя Эдмондо Де Амичиса.
      - Отличное вино, - сказал Амброзио, зачарованный бокалом с изумрудным отливом на ножке больше, чем вином из исторической зоны Соммакампанья:
      - Мы проиграли два сражения в тех местах.
      - И оба летом, вы заметили?
      - Не помню.
      - В июне и в июле. Июль - несчастливый месяц.
      - Вы большие друзья с капитаном Де Пальма, не так ли?
      - Мы всегда дружили, дружим и сейчас. Он вам рассказывал о первом батальоне в Мармарике? Потом я вернулся в Италию и оказался на севере, где полтора года принимал участие в говняной войне. Извините меня, синьорина. Война, хуже которой не могло быть: итальянцы убивали итальянцев, а за что?.. Если я уцелел, то лишь благодаря своему инстинкту. Я не хотел, чтобы эти любители военных игр схватили меня и поставили к стенке.
      - Вас могли расстрелять?
      - Элементарно. В Музокко, на кладбище полторы тысячи могил тех, кому повезло меньше, чем мне. Среди них есть три, одна возле другой. Там похоронены три брата, младшему было шестнадцать лет. Их приговорили и расстреляли через несколько дней после окончания войны. Представляете, какой ужас! Война уже окончилась, а их расстреляли...
      - Какое оружие у вас было?
      - "Люгер". Потом пистолет-автомат МР-40, отличная вещь. Вдоволь патронов и несколько ручных гранат. Кто меня мог задержать?
      - В четырех трупах, которые мы обнаружили, были пули девятого калибра. Как у вашего пистолета.
      - У меня его уже нет, комиссар, почти полвека. Между прочим, таких, как я, уже давно амнистировали, - улыбнулся Прандини. - И вернули все права. Теперь мое дело - вооружаться или нет. У меня сейчас есть "беретта" и охотничье ружье.
      - Вы случайно не знаете, почему Ринальди не женился на Анжеле?