Разумеется, это должно было случиться именно со мной. Глупо было бы ожидать, что тяжесть эта ляжет на какого-нибудь государственного мужа, руководителя или известного ученого. При всей своей скромности, я считаю, что являюсь одним из немногих, кто сумел бы заранее почувствовать опасность и предотвратить несчастье. У меня есть один особый талант, и ему я обязан всем. Короче говоря, я знаю людей.
      Впервые я увидел его, когда расплачивался в магазинчике за сигареты. Мужчина стоял у стойки с журналами и, судя по выражению лица, никогда прежде не видел ничего подобного. С другой стороны, подобное выражение бывает у многих людей, которые не могут решиться на что-то определенное.
      Обеспокоило меня только, что я не мог его определить.
      Есть люди, которых можно сравнить со мной, если говорить о количестве случаев, с которыми они имели дело, но именно я обратил внимание на этого типа. Тридцать лет я слушал людей, разговаривал с людьми, советовал людям — в общей сложности более чем двумстам тысячам. И это была не просто болтовня, каждому из них я предлагал сочувствие и интерес.
      Моей целью было как можно лучше узнать людей. Не так, как делает это западная наука, создающая инструменты и эталоны для измерения с максимальной точностью внешних оболочек живых роботов, игнорируя при этом кроющегося под оболочкой человека. Но и не как восточные философии, стремящиеся познать человека на основании образа, который на мгновение вызывает во мраке его дыхание.
      Я стараюсь использовать обе эти школы и, признаться, не без успеха.
      Опытный географ может взглянуть на фрагмент вручную нарисованной контурной карты и молниеносно определить изображенную на ней территорию, ориентируясь по характерному изгибу реки, своеобразной береговой линии озера или повороту горной цепи. Свою правоту он затем подтверждает, описывая с мельчайшими подробностями, что можно, а чего нельзя там найти.
      Для меня после ознакомления с пятьюдесятью тысячами случаев, в которых требовалось поставить диагноз, а затем наблюдать, проверяя его правильность, такими характерными чертами стали: изгиб губ, движение ладони, наклон плеч. Моими достижениями заинтересовался один из университетов. По их данным, результаты моих наблюдений подтверждались в 92 % случаев. Это было пятнадцать лет назад; думаю, за это время я мог еще более улучшить результаты.
      И все-таки, глядя на молодого мужчину, стоявшего у стойки с журналами, я не мог ничего прочесть. Ничего.
      Будь это обычное лицо, я машинально отнес бы его к какой-то категории, после чего тут же забыл. Такие встречаются тысячами. Но это лицо нельзя было классифицировать и забыть, потому что в нем не было ничего.
      Я хотел написать, что это вообще было не лицо, но это неправда. У каждого человека есть какое-то лицо.
      Если говорить о фигуре, то у мужчина был невысок, довольно плечист, пропорционально сложен. У него были коротко подстриженные светлые волосы, голубые глаза, светлая кожа. Можно сказать — классический тип — но это было бы неправдой.
      Я заплатил за сигареты и еще раз взглянул в ту сторону, надеясь увидеть в его чертах такое, что могло бы нем поведать. Бесполезно. Оставив его у журналов, я вышел на улицу и повернул за ближайший угол. Сама улица, витрины магазинов, полицейский на углу, теплые лучи солнца — все было так знакомо, что я не обращал на это никакого внимания. Я поднялся на второй этаж. В свою квартиру, находящуюся в здании, одной стеной примыкающем к тому, где размещался магазин.
      Приемная моей квартиры по найму был пуста. Честно говоря, мне не нужны большие очереди, они лишают возможности поговорить с людьми и углубить свои знания.
      Марджи, моя секретарша, занималась подготовкой какого-то отчета, поэтому лишь кивнула мне, когда я проходил мимо ее стола. Марджи хорошая, работящая девушка, которая не может понять, почему я теряю столько времени, занимаясь разными пьяницами и всевозможными психопатами, по которым сразу видно, что они ничего не добавят к счету фирмы.
      Я уселся за стол и сказал вслух:
      — Этот тип настолько фальшив! Нет никаких сомнений. Просто-напросто фальшивка!
      Услышав свой голос, я на секунду задумался, не схожу ли я с ума. Что такое «фальшив»? Я пожал плечами. Просто мне наконец попался человек, против которого я бессилен — вот и все.
      И только тут до меня дошло, насколько это было бы необычайно. Я не сталкивался с таким уже более двадцати лет. Представьте себе наслаждение, которое даст поединок с чем-то, кажущимся недосягаемым!
      Выскочив из конторы, я помчался вниз, в магазин. Халлаган, тот фараон с перекрестка, удивленно уставился на меня, и я помахал ему рукой в знак того, что все в порядке. Сдвинув фуражку на лоб, он почесал за ухом, потом тряхнул головой, передвинул фуражку на прежнее место и яростно засвистел какому-то автомобилю, за рулем которого сидела женщина.
      Я вбежал в магазин. Мужчины, разумеется там уже не было. Я осмотрелся, надеясь увидеть его за каким-нибудь стеллажом, но напрасно. Он исчез.
      Постояв, я направился обратно, пытаясь вспомнить то лицо и что-то прочесть по нему. Логика подсказывала мне то же самое, и будь это возможно, проблемы бы не возникло. Однако лицо было просто пустым, лишенным каких-либо человеческих чувств и эмоций.
      Нет, тут имелось кое-что еще. Оно было лишено… лишено… человечности!
      Я повернул к магазину, внимательно оглядываясь по сторонам в надежде заметить его. Халлаган снова посмотрел в мою сторону, но теперь лишь криво улыбнулся. Подозреваю, что по соседству меня считают чудаком. С точки зрения дилетанта, я задаю людям самые необычные вопросы, и тем не менее уже несколько клиентов говорили, что на вопрос к полицейскому, как попасть в ближайшее бюро по найму, их всегда отправляли ко мне.
      В очередной раз поднялся я по лестнице и вошел в приемную. Марджи подозрительно взглянула на меня, но сказала лишь:
      — У вас клиент — сидит в кабинете.
      Мне показалось, она хотела добавить что-то еще, но вместо этого пожала плечами. Или вздрогнула. Я сразу понял, что не все в порядке, раз уж она не оставила его ждать в приемной.
      Открыв дверь в свой кабинет, я испытал огромное, невообразимое облегчение. Это был он. Собственно, ничего удивительного, что он оказался здесь. Я руковожу бюро по найму, и люди приходят сюда за помощью в поисках работы, так почему не мог прийти он?
      Среди присущих мне талантов почетное место занимает способность скрывать любые чувства. Этот тип не должен был ни на секунду заподозрить, какое наслаждение доставила мне его история. Встреть я его на улице, то мог бы максимум задать стандартный вопрос о времени или попросить спички, в крайнем случае — спросить дорогу к мэрии. Зато здесь я мог расспрашивать его, сколько душе угодно.
      Я выслушал, что он хотел мне рассказать, потом начал задавать обычные вопросы. Все было просто в невероятном порядке.
      Он служил в армии, изучал астрономию в университете, стажа работы нет, опыта тоже, нет вообще ни малейшего представления о том, чем он хотел бы заниматься — одним словом, ничего, что могло бы заинтересовать возможного работодателя. Типичный случай.
      И к тому же никаких чувств и эмоций. Это уже менее типично. Обычно они раздражены и обижены, что никто не ждет их с распростертыми объятиями. Я выбрал старую схему приведения клиента хоть к чему-то практическому.
      — Астрономия? — спросил я. — Значит, вы знаете математику. Математические способности часто можно использовать в работе, связанной со статистикой.
      Я надеялся, что таким образом продвинусь хотя бы на шаг вперед.
      Оказалось, что нет.
      — Я еще не приспособил свою Математику для… — тут он умолк, впервые дав по себе понять, что реагирует на происходящее вокруг. До сих пор его можно было принять за греческую статую — широко открытые, лишенные какого-либо выражения глаза, идеальные (слишком идеальные) черты, не тронутые тенью ни единой мысли.
      — Просто я не слишком хорошо это знаю, вот и все, — закончил он наконец.
      Я мысленно вздохнул. В этом тоже не было ничего нового. Из университета их стараются вытолкнуть как можно быстрее. Случалось, за несколько дней среди моих клиентов не встречалось никого, умеющего делать что-либо стоящее. Так что в некотором смысле и это было нормально.
      Зато ненормальным было явное понимание того, что слова его звучат не лучшим образом. Обычно такие парни просто не понимают, что должны что-то уметь. Казалось, его смущает факт, что можно изучать астрономию, не зная хорошо математики. Вообще, я не удивлюсь, если астрономический факультет можно закончить, даже не зная, сколько планет в Солнечной Системе.
      Кроме того, парень явно забеспокоился, и это тоже было довольно необычно. До сих пор мне казалось, что я знаю все возможные комбинации сокращений мышц тела, но его волнение проявилось так, словно он был сложной марионеткой, управляемой кукловодом-любителем. И эти глаза, по-прежнему безо всякого выражения.
      Я расспрашивал о том, о сем, подкинул одну мысль, другую… Из всех фальшивых масок и искусственных поз, с которыми мне приходилось иметь дело, эта была самая неестественная. Иногда подобное встречается у людей, долго сидевших в тюрьме и после освобождения придумывающих себе прошлое. Но никогда это не достигает таких масштабов.
      И еще одно. Обычно, когда клиент понимает, что его вранье не помогает, он уходит, используя первый попавшийся предлог. Этот же нет. Похоже было, что он… не знаю даже, как и сказать… проверял правдоподобность своей истории.
      Я перевел разговор на астрономию, о которой, как мне казалось, имею некоторые понятия. Выяснилось, что либо действительно только казалось, либо он в этом полный профан. Его астрономия не имела с моей ничего общего.
      И вот тут-то он проговорился. Говоря о Солнечной Системе, он начал очередную фразу со слов: «Десять планет, которые…»
      Впрочем, он тут же поправился.
      — Ах, да, ведь их только девять.
      Может, это и было невежество, но сомневаюсь. Скорее, он знал о существовании планеты, которую еще не открыли наши ученые.
      Я улыбнулся, выдвинул ящик и вынул из него несколько журналов НФ.
      — Читали когда-нибудь такое? — спросил я его.
      — Пролистал несколько в магазине пару минут назад.
      — Благодаря им я весьма расширил свои горизонты, — сказал я. — Настолько, что мог бы даже поверить, что где-то в космосе имеется система, населенная разумными существами.
      Закурив, я ждал его реакции. Если даже ошибусь, все можно будет свести к шутке.
      Глаза его изменились. Они больше не походили на глаза греческой статуи. Не были они уже и голубыми, превратившись в черную, бездонную пропасть, холодную, как сам космос.
      — В чем заключалась моя ошибка? — спросил он, скривившись в улыбке, которая вовсе не была улыбкой.
      Теперь я не сомневался, что действительно наткнулся на что-то необычное. Он сидел по другую сторону стола, а я даже не знал, чего он хочет и каковы мотивы его поступка. Я ничего не знал — да и откуда? Раз уж мы всю жизнь познаем наших близких, то сколько времени нужно, чтобы познать существо со звезд?
      Я бы многое отдал, чтобы вести себя как герои «космических опер», которые в подобных обстоятельствах вежливо улыбаются и говорят: «Так ты с Арктура? Ну до чего тесна Вселенная!» А потом обнимают друг друга и идут в ближайший бар пропустить стаканчик.
      У меня мелькнула идиотская мысль, что я даже не знаю, пьет этот тип пиво или нет. Не буду описывать борьбу со своим организмом, особенно мышцами, чтобы не дать ничего по себе заметить. Во всяком случае я сумел усидеть на стуле и сохранить вежливое выражение лица. Сказался большой опыт общения с людьми.
      — Я не мог ничего в вас почувствовать, — ответил я. — Совершенно ничего, пустота.
      Он и сейчас выглядел так же пусто, только глаза снова стали голубыми. Но уж лучше это, чем недавняя чернота.
      В такой ситуации на язык должны проситься миллионы вопросов, но мне все время казалось, что я сижу рядом с бомбой, не зная, что может вызвать ее взрыв. Я мог решиться лишь на нечто совершенно тривиальное.
      — Давно вы на Земле? — спросил я. Чем не: «Привет, Джо! Давно вернулся в город?»
      — Несколько ваших недель, — ответил он. — Но сегодня я впервые среди людей.
      — А где вы были до сих пор?
      — Учился.
      Его ответы становились все короче, и вновь что-то странное творилось с его мышцами.
      — Где вы учились? — настаивал я.
      Он встал с места и протянул руку.
      — Мне пора, — заявил он. — Разумеется, моя просьба о работе снимается. Нам нужно еще многому научиться.
      Я поднял брови.
      — Вы полагаете, я обо всем забуду? О такой встрече?
      Он вновь улыбнулся своей странной улыбкой.
      — Кажется, на этой планете есть обычай сообщать обо всех проблемах в полицию. Можете сделать это.
      Не знаю, сказал он это, движимый иронией или обычной логикой.
      Он вышел, а я неподвижно стоял у стола, глядя, как закрывается за ним дверь.
      Что мне делать? Идти следом?
      Я пошел.
      Я не шпион, но прочел достаточно детективов, чтобы знать, как следить за кем-то, самому оставаясь незамеченным. Через некоторое время мы дошли до тихого, спокойного района одноквартирных домов. Я стоял за пальмой, делая вид, что закуриваю, а он вошел в один из этих домов. Какое-то время он повозился у двери, потом открыл ее и вошел, а дверь закрылась.
      Выждав немного, я поднялся по ступенькам и позвонил. Открыла седовласая матрона, явно оторванная от занятия на кухне, потому что вытирала руки о фартук.
      — Я ничего сегодня не покупаю, — заявила она, не успев еще до конца открыть дверь.
      Тем не менее она смотрела на меня с интересом, ожидая, что я предложу.
      Я вызвал на лицо лучшую из своих улыбок, предназначенных для пожилых женщин.
      — А я ничего и не продаю. — И я вручил ей свою визитку.
      Она удивленно изучила ее и подняла голову.
      — Я бы хотел видеть Джозефа Хоффмана, — вежливо продолжал я.
      — Боюсь, вы ошиблись адресом.
      Я уже готовился сунуть ногу в дверь, но это оказалось ни к чему.
      — Он был у меня в конторе минут двадцать назад, — объяснил я, — а уходя, оставил свой адрес. Предложение работы поступило сразу после его ухода, а поскольку я все равно шел в этом направлении, то решил заглянуть и сказать ему лично. Это довольно срочно, — добавил я. Несколько раз такое действительно случалось, но сейчас даже я сам не верил в то, что говорю.
      — Никто здесь не живет, кроме меня и моего мужа, — упиралась хозяйка. — А он уже давно на пенсии.
      Мне было все равно, чем занимается ее муж, — он мог давно висеть вниз головой на дереве. Меня интересовал тот тип.
      — Но я видел, как тот молодой мужчина входил сюда, — не сдавался я. — Просто я не успел его догнать.
      Она подозрительно оглядела меня.
      — Не знаю, куда вы клоните, — ответила женщина, поджав губы, — но я все равно ничего не куплю. И не подпишу. Я даже не хочу с вами разговаривать. — Похоже, она действительно верила в то, что говорит.
      Я извинился, бормоча что-то об ошибке, которую, кажется, совершил.
      — И мне так кажется, — кисло ответила она и с достоинством закрыла дверь. Готов прозакладывать голову, что это было настоящее достоинство.
 
      Руководствуясь конторой по найму, можно завести множество друзей. В следующие несколько дней эта несчастная старая дама явно должна была решить, что дом ее подвергся нашествию.
      Сначала явился монтер с телефонной станции для локализации якобы обнаруженного повреждения, потом — специалист по газу проверял пломбы на счетчике, а за ним электрик искал место короткого замыкания. Я молился только о том, чтобы ее муж не оказался, к примеру, электриком и не разоблачил весь маскарад. Последним пришел человек из Статистического Бюро, чтобы уточнить некоторые данные последней переписи.
      Дом был обыскан кирпич за кирпичом, начиная от подвала и кончая чердаком. Женщина говорила правду: в нем не жил никто, кроме нее и ее мужа.
      Я ждал три месяца, исходив все тротуары в поисках молодого человека, но все было напрасно.
      И вдруг однажды открывается дверь моего кабинета, и Марджи вводит молодого мужчину. За его спиной она хваталась за сердце и безумно трепетала ресницами.
      Он был высоким, темноволосым, красивым, с живыми, сверкающими глазами. Его обаяние ударило меня с силой кузнечного молота. Такие люди никогда не приходят в бюро по найму, им это просто не нужно. Любой хозяин примет его после трехминутного разговора, а потом будет гадать, почему это сделал.
      Звали его Эйнар Джонсон, и родом он был из Норвегии. Если он считал меня наивным, которого легко обмануть, то я сразу поставил все на свои места.
      — Прошлый раз вас звали Джозеф Хоффман, — сказал я. — А в антропологическом смысле вы были скорее нордической расы.
      Огоньки в его глазах мгновенно погасли, а на лице появилось раздражение. Я бы даже сказал, изрядное раздражение. К тому же, выглядевшее совершенно искренним.
      — На чем я засыпался сейчас? — нетерпеливо спросил он.
      — Объяснение этого заняло бы слишком много времени. Сначала я хотел бы послушать вас.
      Как ни странно, но чувствовал я себя совершенно свободно. Я понимал, что под этой внешностью человеческой оболочки кроется чужое, непонятное существо, но камуфляж был настолько совершенен, что позволял забыть об этом.
      Довольно долго он разглядывал меня, потом встал:
      — Мы полагали, существует не больше одного шанса на миллион, что меня опознают. Признаться, мой предшественник нам не удался, но с тех пор мы многому научились, и все это было собрано в личности, которую я теперь ношу.
      — Я прошел вею южную Калифорнию, — продолжал он. — Какое-то время работал продавцом, ходил на танцы и приемы, напивался и трезвел, и никто, повторяю, никто ничего не заподозрил.
      — Они были не очень-то наблюдательны, правда? — спросил я с иронией в голосе.
      — Но вы-то наблюдательны, — ответил он. — Я потому и пришел сюда, чтобы пройти последнюю проверку. Мне бы хотелось знать, в чем моя ошибка.
      — Сюда приходят разные люди, — начал я. — Человек, регистрирующийся в разных бюро как безработный, чтобы жить на пособие, несчастный, которого гонит сюда жена, угрожая, что, если он не найдет работу, она бросит свою; детектив, ищущий тайные букмекерские конторы. Все, кто угодно. — Он слушал с интересом, а я скривился. — Все они раскрываются в течение максимум двух минут. С вами случилось то же самое, но вы не относитесь ни к одной категории, с которыми я обычно имею дело. А кроме того… я ждал вас.
      — В чем заключается моя ошибка? — повторил он.
      — Слишком сильная доза обаяния. Люди такими не бывают. Я чувствую себя так, словно меня хватили по голове чем-то тяжелым.
      Он печально вздохнул.
      — Я боялся, что так или иначе вы меня опознаете. Мне поручено в этом случае приказать вам сотрудничать с нами.
      Я удивленно поднял брови. Достаточно ли он силен, чтобы отдавать мне приказы?
      — Я должен подключить вас к нашим действиям в качестве контролера и наблюдателя, чтобы никто не мог нас опознать. Это необходимо для реализации основного плана. Если он провалится, нам придется реализовать резервный план.
      Он говорил, как учитель, но сила его обаяния нисколько не уменьшилась.
      — Вам придется рассказывать мне гораздо больше, чем до сих пор, — заметил я.
      Мужчина быстро взглянул на дверь кабинета.
      — Нам никто не помешает, — успокоил я его. — Рассказы клиентов остаются тайной.
      — Я прибыл с одной из планет Арктура, — сообщил он.
      Видимо, по моему лицу скользнула улыбка, потому что он тут же спросил:
      — Вы находите это забавным?
      — Нисколько, — запротестовал я. Все-таки они не могут читать мои мысли. Видимо, мы для них так же чужды, как они для нас. — Я улыбнулся потому, что в первый раз, когда вы сюда пришли, подумал, что вы так же загадочны, как существо, скажем, с Арктура. Теперь оказывается, что я был прав. Видимо, я еще лучше, чем считал до сих пор.
      Теперь уже улыбнулся он.
      — Моя родная планета очень похожа на вашу, с одним только исключением: она перенаселена.
      По спине у меня побежали неприятные мурашки.
      — Мы изучили вашу планету и решили ее колонизировать. Это была простая констатация факта, без тени колебания или сомнений.
      Я удивленно взглянул на него.
      — И вы ждете, что я вам помогу?
      — А почему бы и нет?
      — Хотя бы потому, что существует такое понятие, как лояльность к собственному виду. Еще несколько поколений, и нам тоже станет слишком тесно. Вместе мы на Земле не поместимся.
      — Ну, это не проблема, — ответил он, пожимая плечами. Для нас места хватит надолго, мы размножаемся довольно медленно.
      — А мы нет, — с нажимом сказал я. Мне постоянно казалось, что этот разговор ведет с ним какой-то государственный деятель, а не я.
      — Вы меня, наверное, не поняли, — снова начал он. — Вас здесь не будет. Нет никаких причин, по которым нам стоило бы сохранить ваш вид. Вы просто вымрете — вот и все.
      — Минуточку, — воскликнул я. — Я вовсе не хочу, чтобы мы вымирали.
      Он смотрел на меня, как на несносного ребенка, который упрямо отказывается ложиться спать.
      — А почему?
      Это меня добило. Это очень хороший вопрос при условии, что его задают вовремя. Попробуйте представить осмысленную аргументацию в пользу того, что люди должны продолжать жить. Я попробовал.
      — Человечество прошло трудный путь, — начал я. — За наше развитие приходилось порой платить страшную цену, и если сейчас вы отнимете у нас будущее, которого мы с надеждой ждем, мы окажемся в положении человека, заплатившего за то, о чем он не имеет ни малейшего понятия, — что это такое и для чего служит.
      Ничего лучшего не пришло мне в голову. Аргументы о справедливости, милосердии и жалости не имели никакого смысла. Он бы меня просто не понял.
      Ответа не пришлось долго ждать.
      — А если никто не будет знать о нашем существовании, а мы постепенно и незаметно заберем у вас эту планету, кто будет страдать оттого, что у человечества нет никакого будущего? Он внезапно встал и холодно сказал: — Разумеется, мы можем реализовать наш второй план и уничтожить человечество безо всяких переговоров. Мы не любим причинять любым формам жизни ненужные страдания, но можем это сделать, если возникнет необходимость. Если вы не согласитесь сотрудничать с нами, рано или поздно нас обнаружат — и тогда выбора у нас не останется.
      Он улыбнулся, почти оглушив меня силой своего обаяния.
      — Я понимаю, что вам нужно над этим подумать. Я еще загляну к вам.
      Уже в дверях он еще раз повернулся ко мне.
      — И не беспокойте больше ту старую женщину. Дверь ее дома лишь один из путей, созданных нами. Она понятия не имеет о нашем существовании и только иногда удивляется, что у нее не работает защелка. А нам вовсе не обязательно пользоваться ее домом. Можете в этом убедиться…
      И он исчез.
      Я открыл дверь. Марджи, накрашенная и лучащаяся женственностью, ждала за своим столом. Когда клиент не появился, она встала и заглянула в мой кабинет.
      — Куда он делся? — удивленно спросила она.
      — Проснись, детка, — сказал я. — Ты так размечталась, что не заметила, когда он вышел.
      — Что-то тут не так, — буркнула она.
      И была права. А передо мной возникла совершенно реальная, чудовищных размеров проблема.
 
      Итак, что я мог сделать? Я мог обратиться к городским властям и оказаться в психушке. Мог обратиться в какой-нибудь институт или исследовательский центр и оказаться в той же больнице. Мог сообщить обо всем ФБР, и оказаться… все там же. Нет, эти рассуждения явно становились слишком монотонными.
      В конце концов я сделал единственное, что, по-моему, могло помочь! Я изложил всю историю на бумаге и отправил в свой любимый журнал научной фантастики, прося помощи и совета там, где мог наверняка рассчитывать на быструю реакцию и, что самое главное, на понимание.
      Рукопись вернулась так быстро, словно соединялась с моим столом невидимой, протянувшейся через весь континент резиновой лентой. Я детально изучил короткий ответ редакции, обосновывающий отказ, но так и не нашел советов, что делать. Да что говорить, там не было даже предложения попробовать еще раз.
      Тогда-то я впервые в жизни понял, что значит быть одиноким — совершенно одиноким.
      Собственно, трудно было этому удивляться. Я почти видел редактора, с отвращением отбрасывающего мою рукопись. «Ну вот, еще одна чужая раса хочет покорить Землю. Если я это напечатаю, то уже завтра останусь без работы». Как тот патер, который, увидев написанные на стене богохульства, только буркнул себе под нос: «И к тому же с ошибками».
      Еще мне вспоминалась сказка о мальчике, который слишком часто кричал «Волк! Волк!» Я был один и должен был решить вопрос сам. Несомненно, передо мной было два варианта выбора. Первый: немедленное уничтожение. Раса, умеющая переноситься из одной планетной системы в другую, наверняка имеет средства для этого. Вторым было вымирание, правда, постепенное, но такое же неизбежное. Отказавшись сотрудничать, я поставлю себя на место судьи, приговаривающего все человечество к смерти, согласившись, стану суперпредателем — с тем же результатом.
      Проходили дни, а я испытывал муки нерешительности. Наконец, как обычно в таких ситуациях, я решил тянуть время. Сделав вид, что согласен с ними сотрудничать, я могу обнаружить способ, которым их можно победить.
      Придя к такому решению, я принялся анализировать различные возможности. Стань я инструктором, обучающим, как нужно вести себя среди людей, они оказались бы в моих руках. Я мог привить им такие черты, научить такому поведению, что люди уничтожили бы их в мгновение ока.
      А я знаю людей. Может, это даже хорошо, что они наткнулись на меня.