По мере того, как я осторожно продвигался в темноте, сквозняк становился все сильнее к неприятнее, пока, наконец, я не определил, что это было не более, чем ощущение потока зловонных испарений, выходящих наружу из некоего отверстия, будто облако с джином из сосуда рыбака в восточной сказке. Восток… Египет… истинно, это мрачная колыбель цивилизации всегда была источником несказанных ужасов и чудес!
      Чем больше я размышлял над природой этого движения воздуха в пещере, тем сильнее становилось мое беспокойство. Несмотря на одуряющий запах, я искал его источник, как, по крайней мере, дополнительный ключ к выходу во внешний мир. Теперь я ясно увидел, что это отвратительное исчадие не могло иметь какой бы то ни было примеси или связи с чистым воздухом Ливийской пустыни. По существу, это было нечто, извергающееся из зловещих пещер, расположенных еще ниже. В таком случае, я шел в неверном направлении!
      Поразмыслив немного, я решил не возвращаться. Если бы я пошел в другую сторону, я потерял бы этот ориентир, так как шероховатый каменный пол был лишен каких-либо отличительных конфигураций или отметин. Однако, если бы я пошел навстречу этому потоку воздуха, я бы, без сомнения, пришел к какому-нибудь отверстию, от которого смог бы направиться вдоль стен к противоположной стороне этого гигантского подземелья. Я понимал, что мои ожидания могли не оправдаться. До меня дошло, что помещение, в котором я нахожусь, является частью главного храма Хефрена, неизвестного туристам. У меня мелькнула мысль, что о существовании именно этого места могут не знать даже археологи. Просто на него случайно наткнулись излишне любопытные и зловредные арабы, лишившие меня свободы. Если это действительно так, есть ли отсюда какой-нибудь выход в известные уже части храма или на поверхность?
      Было ли у меня вообще какое-либо доказательство того, что я нахожусь в главном храме? На мгновение все самые нелепые предположения обрушились на меня лавиной. Все пережитые недавно яркие впечатления смешались у меня в голове — жуткое падение на веревке, пребывание во взвешенном состоянии, раны, видения, которые и в самом деле были видениями. Неужели наступил конец моей жизни? Может быть, и правда. Но, может, следовало бы благодарить бога, если и это и в самом деле конец? Я не мог ответить ни на один из своих вопросов, а просто продолжал движение, пока Судьба вновь не вернула меня в состояние забытья.
      На сей раз ее было никаких видений, так как внезапность случившегося лишила меня возможности мыслить и сознательно и подсознательно. Неожиданно я почувствовал, как ноги у меня стали подкашиваться в том месте, где сквозняк был настолько сильным, что потребовал от меня дополнительных физических усилий. Я рухнул головой вперед, скатившись по громадной каменной лестнице в бездну мерзостных испарений.
      То, что я вновь дышу, так это благодаря жизнестойкости моего здорового и крепкого организма. Мысленно я часто возвращаюсь к той ночи. Воспоминания мои о тех возобновляющихся обмороках окрашены налетом юмора. Обморочные состояния, последовательность которых напоминала мне ни о чем другом, как о наивных фильмах-мелодрамах, популярных в то время. Конечно, вполне возможно, что они были мнимыми и что подземные кошмары были только видениями во время длительного пребывания в коматозном состоянии, начавшемся с шока от спуска в ту пропасть и благополучно закончившимся под влиянием целебного бальзама свежего воздуха и восходящего солнца. Я встретил день, распростертый на песке Гизы перед ухмыляющимся, порозовевшим от рассветного солнца Великим Сфинксом.
      Я предпочитаю верить в такое объяснение. Следовательно, я был рад, когда в полиции мне сказали, что вход в главный храм Хсфрена был найден открытым и что подходящих размеров щель действительно существует в одном углу все еще скрытой под землей части постройки. Я также был рад, когда доктора объявили, что, по их предположениям, мри раны можно объяснить внезапным нападением и захватом, натягиванием повязки на глаза, резким спуском, попыткой освободиться от пут, падением с высоты, мучительно медленными поисками выхода на волю, другими переживаниями… очень успокаивающий диагноз. Тем не менее, я знаю, что не все так просто, как может показаться. То низвержение в бездну слишком живо в моей памяти, чтобы отрицать его. Странно еще то, что никто не смог найти человека, соответствующего описаниям моего проводника. Абдула Райса эль Дрогмана — проводника с загробным голосом, который так похож на фараона Хефрена.
      Я отклонился от своего рассказа — возможно, в тщетной попытке избежать описания последнего приключения. Того приключения, что, в отличие от других, несомненно, объясняется галлюцинацией. Но я обещал рассказать о нем, а обещаний я не нарушаю.
      Когда я пришел в себя — или это только казалось — после того падения с каменной лестницы, я все так же был один и в темноте, как и прежде. Разносимое по всему подземелью удушающее зловоние, и без того отвратительное, стало теперь совсем непереносимым; но я уже несколько привык к нему и выдерживал его стоически. Все еще находясь в полубессознательном состоянии, я начал отползать с того места, откуда оно неслось, и своими ободранными и кровоточащими руками нащупал громадные плиты невероятно огромной мощеной дороги. В какой-то момент я стукнулся головой о твердый предмет. Когда я потрогал его ладонью, то понял, что это основание колонны колонны невероятных размеров — поверхность который была покрыта гигантскими высеченными иероглифами, весьма ощутимыми при прикосновении.
      Продолжая ползти, я натыкался на другие колонны такого же размера, отстоящие друг от друга на неопределенном расстоянии. Вдруг я остановился, поняв, что мое внимание привлекло нечто, что, должно быть, действовало на меня задолго до того, как к этому подключилось сознание.
      Откуда-то из глубокой пропасти, прямо из недр земли доносились звуки, мерные и ясные, не похожие ни на что из того, что мне приходилось слышать прежде. То, что они были совсем древними и несомненно ритуальными, я почувствовал почти интуитивно; мои познания в египтологии позволили мне предположить, что это были флейта, самбука и тамбурин. В их ритуальном жужжании, гудении, грохоте и биении я почувствовал неописуемый ужас — ужас, никак не связанный с личным страхом, но скорее напоминающий реально существующее сострадание к нашей планете за то, что в ее потаенных недрах существует такое омерзение, которое скрывалось за этой какофонией. Звуки разносились во всей своей полноте, и я понял, что они приближаются. И тут — да объединятся боги всех пантеонов мира, чтобы уберечь мои уши от подобного — я услышал слабую и отдаленную тяжелую поступь марширующих существ.
      Отвратительно было то, что звук их шагов, столь несхожий, имел такой совершенный ритм. Должно быть, за маршем этих чудовищ, обитающих в глубинах Земли, скрывалась слаженность и сноровка тысячелетней давности… потрескивание, пощелкивание, вышагивание, громыхание, грохотание, ползание… и все это под вызывающие отвращение диссонансы насмехающихся и глумящихся инструментов. А затем — избави мою память, Господи, от тех арабских легенд! — мумии без души… место встречи блуждающих «ка»… полчища проклятых дьяволом фараонов-мертвецов сорока столетий… «смешанные мумии» шли, прокладывая путь сквозь самые отдаленные ониксовые пустоты владений фараона Хефрена и его царицы-вампира Нитокрис…
      Тяжелая процессия приближалась — Боже, спаси меня от звука тех ног и лап, копыт, подушечек и когтей, когда все это началось проявляться в подробностях! Вдоль безграничного пространства, лишенной солнца мощеной дороги на зловещем ветру вспыхивал и гас проблеск света, и я спрятался за огромной окружностью гигантской колонны от того ужаса, который шествовал прямо на меня миллионами ног через громадные наплывы нечеловеческого страха и трепета перед древностью. Вспышки света участились, топот и диссонансные звучания нарастали до противного быстро. При дрожащем оранжевом свете чуть впереди я увидел действо, вызвавшее во мне такой благоговейнейший и безжалостный страх, что я раскрыл рот от неподдельного удивления, подавившего собой и мой испуг и отвращение. Основание колонн, середины которых были вне пределов видимости человеческого глаза… только одни основания уже подчеркивали такие колоссальные размеры, перед которыми Эйфелева башня выглядела незначительным сооружением… иероглифы, начертанные неправдоподобно искусной рукой в пещерах, где дневной свет может быть разве что далекой и красивой легендой.
 
      Я не будусмотреть на этих марширующих чудовищ. Доведенный до отчаяния, я решился на это, когда услышал поскрипывание суставов и тяжелое азотистое дыхание, заглушающее порой мертвую музыку и поступь мертвых. Слава Богу, что они не говорили… Но Боже мой! Мятущийся свет их факелов начал отбрасывать тени на поверхность громадных колонн. У гиппопотамов не должно быть человеческих рук, они не могут держать факелов… у людей не должно быть крокодиловых голов…
      Я попытался отвернуться, но тени, звуки и зловоние заполняли все вокруг. Потом я вспомнил — когда я был мальчиком и по ночам меня мучили кошмары, то я начинал повторять: «Это сон! Это сон!» Это редко приносило облегчение. Тогда я закрывал глаза и молился… по крайней мере, мне кажется, что молился, ибо что еще можно было в моем положении предпринять. Хотелось бы мне знать, увижу ли я когда-нибудь свет божий. Если бы можно было разглядеть это место, если бы можно было запомнить его как-то иначе, не связывая с ветром, несущим запах разложений, с бесконечными, уходящими вверх колоннами и причудливыми тенями. Потрескивающее пламя факелов ярко освещало все вокруг, и если бы это чертово место было совсем без стен, я не смог бы разглядеть его пределы или какой-нибудь ориентир. Но мне вновь пришлось закрыть глаза, когда я увидел, как много этих существ здесь собралось. И тут мой взгляд упал на нечто, вышагивающее торжественно — на существо без верхней половины туловища.
      Дьявольски завывающее трупное булькание, напоминающее предсмертный хрип, нарушило саму атмосферу — это вступил разноголосый хор, состоящий из омерзительного легиона гибридных богохульств. Перед моими глазами, упрямо не подчинявшимися мне и остававшимися открытыми, предстала такая картина, которую ни одно человеческое сознание не осмелится себе вообразить без паники и физического изнеможения. Чудовища торжественно шествовали шеренгами в одном направлении — в направлении зловонного потока воздуха. При свете факелов можно было рассмотреть их склоненные головы. Во всяком случае, у тех, кто их имел. Они молились перед огромным черным отверстием, изрыгающим зловоние. Оно так высоко поднималось вверх, что его предела не было видно, и, насколько я мог понять, располагалось под прямыми углами вблизи двух гигантских лестниц, концы которых оставались далеко в тени. Без сомнения, с одной из них я и упал вниз головой.
      Размеры этого отверстия полностью соответствовали колоннам — обычный дом бы затерялся в нем. Любое средней величины здание свободно разместилось бы здесь. Оно было настолько огромным, что рассмотреть его пределы можно было, лишь поворачивая голову… такое огромное, такое омерзительное черное и с такими чудовищными «ароматами»… Прямо перед этой зияющей «дверью Полифема» существа бросали какие-то предметы очевидно, пожертвования или ритуальные подношения и дары, если судить по их жестам. Хефрен был их предводителем. Ухмыляющийся фараон Хефрен или проводник Абдул Райс, увенчанный золотой короной, растягивал речетативом бесконечный догмат своим загробным голосом мертвеца. Рядом с ним опустилась на колени прекрасная царица Нитокрис, которую я на мгновение увидел в профиль, заметив, что правая сторона ее лица была изъедена крысами или другими вампирами. Я вновь закрыл глаза, когда увидел, чтоони бросали в качестве подношений зловонному отверстию или, возможно, его божеству.
      Мне пришла в голову мысль, что, судя по тому усердию, с которым они участвовали в богослужении, скрытое божество, очевидно, было могущественным. Был ли это Озирис или Изида, Гор или Анубис, а возможно, неизвестный Бог Мертвых, еще более важный и великий? Существует легенда, что в древности воздвигали внушающие ужас и трепет алтари и изваяния Неизвестному прежде, чем установился культ известным богам…
      Теперь, когда пережитые трудности настолько закалили меня и я мог наблюдать за восторженным поклонением своему божеству этих безымянных существ, у меня промелькнула мысль о побеге. Зал был тускло освещен, и колонны оставались в густой тени. Так как все эти существа были поглощены изъявлением своего восторга, я вполне мог незаметно пробраться к отдаленному концу одной из лестниц и незаметно проскользнуть по ней, положившись на Судьбу и свою ловкость. Я не знал, где находился, и не задумывался над этим всерьез, но на какое-то мгновение мне показалось забавным, что я и в самом деле помышляю побег из того, что, насколько я понимал, было сновидением. Находился ли я в каком-то скрытом, неизвестном ранее царстве главного храма Хефрена — того самого, который поколение за поколением упорно именуют Храмом Сфинкса? Я не мог строить догадки, но решил подняться из этой тьмы и вернуться к жизни, если только сознание и силы вновь не оставят меня.
      Распластавшись на животе, я предпринял опасный маневр к основанию лестницы, находящейся слева от меня, так как она показалась мне более доступной. Я не в состоянии описать все обстоятельства и ощущения, которые мне довелось пережить во время медленного продвижения к цели. Но если задуматься над этим, то без труда можно представить, что я испытал, чтобы остаться незамеченным при свете ярких факелов.
      Как я уже говорил, основание лестницы, обнесенной перилами, находилось в тени, и это обстоятельство должно было облегчить мою задачу — подняться, не сгибаясь, на головокружительной высоты площадку над гигантским отверстием. Мне оставалось преодолеть совсем немного. Я находился довольно далеко от мерзкой толпы. Тем не менее, кровь стыла от всего этого неописуемого зрелища.
      Наконец мне удалось добраться до ступенек, и я начал взбираться по ним, держась поближе к стене, на которой я заметил украшения и орнаменты самого отвратительного вида. Я надеялся остаться незамеченным, так как все внимание толпы исступленно молящихся чудовищ было занято изрыгающим зловоние отверстием и теми нечестивыми предметами, которые были набросаны на мощеную дорогу перед ним. Лестница была гигантской и крутой, выделанной из огромных порфирных плит, будто рассчитанной для великана. Казалось, ей не будет конца. Боязнь оказаться обнаруженным и боль от ран, вновь возобновившаяся при движении, все это, вместе взятое, заставляет меня испытывать сильные мучения, как только я вспомню об этом. Добравшись до площадки, я тут же намеревался взбираться наверх по лестнице, куда бы она ни вела, не останавливаясь, чтобы бросить прощальный взгляд на эту омерзительную мертвечину, стоявшую коленопреклоненно перед своим черным алтарем на семьдесят или восемьдесят футов ниже меня. Однако внезапно грянувший громоподобный хор булькающих и хрипящих звуков мертвецов — грянувший еще до того, как я взобрался на площадку, и означающий, судя по ритуальному ритму, что я не был обнаружен, заставил меня остановиться. Я осторожно подошел к краю лестницы и заглянул через перила.
      Внизу все приветствовали кого-то, кто время от времени показывался из мерзкого отверстия, чтобы схватить дьявольские подношения, предназначенные для него. Это было существо с довольно массивным туловищем, даже с этой высоты, с какой я его наблюдал, желтоватого цвета, волосатое, с нервными движениями. Пожалуй, оно было таким же крупным, как гиппопотам, и с очень странной фигурой. Казалось, у него не было шеи, но пять лохматых голов торчали из туловища примерно цилиндрической формы: первая была очень маленькая, вторая, крупных размеров, третья и четвертая — одинаковые по величине и самые большие из всех, а пятая — довольно маленькая, но не такая, как первая.
      Одна голова резко выбрасывала вперед странные негнущиеся щупальца, которые жадно хватали в необычайно огромных количествах пищу, положенную перед отверстием в качестве священной жертвы. Время от времени существо выскакивало из своего укрытия, а затем скрывалось там же очень странным образом. Способ его передвижения был настолько непостижимым, что я замер, уставившись в изумлении и ожидании, когда оно появится еще раз из своего, похожего на пещеру, логовища.
      Потом оно появилось… оно действительнопоявилось, и при его виде я в ужасе повернулся и стремглав помчался в темноту, спасаясь бегством, вверх по лестнице, поднимавшейся за мной. Помчался в неведомое, по невероятным и неправдоподобным ступеням, приставным лестницам и наклонным плоскостям. Я не знаю, что направляло меня. Очевидно, я должен отнести все это за счет видений, так как у меня сегодня нет никаких доказательств. Должно быть, это было видение, иначе я никогда не встретил бы день распростертым на песчаной равнине Гизы прямо перед ухмыляющимся и порозовевшим от рассветного солнца Великого Сфинксом.
      Великий Сфинкс! Боже! — тот ничего не значащий вопрос, который я задал себе в то благословенное утро накануне… какую же колоссальную и вызывающую отвращение нелепость первоначально представлял собой Сфинкс? Будь проклято это зрелище — сон это или нет — которое открыло мне величайший ужас неизвестного Бога Мертвых, скрывающегося в своей невообразимой бездне и пожирающего в огромных количествах отвратительные дары и подношения, сделанные лишенными души нелепостями, каких на земле-то не должно существовать. Пятиглавый монстр, который появлялся… тот пятиглавый монстр, огромный, как тысяча гиппопотамов… пятиглавое чудовище — одна его только передняя лапа!..
      Но я прошел через все опасности и выжил. И я знаю, все это было не более, чем сон.
       Перевод с англ. А. Сыровой 

Джон Уиндем
ПОРА НА ПОКОЙ