Пули прошли над ним и, вырвав из спины врача клок мяса, уложили его на пол. Президент видел, как белоснежный халат на глазах стал превращаться в багровое полотнище, под которым хрипел и бился в конвульсиях человек. И двое собровцев, которых ему для охраны выделил Рушайло, тоже не успели сделать то, ради чего они тут находились. Они упали среди седел и стреляные гильзы сыграли им неуместно звонкий реквием.
      -- Ты думал я себя убью? -- спросил человек с костылем, приставив к голове Путина ствол автомата. -- У судьбы два лица -- твое и мое, но Аллах увидел только мое. Я сейчас разнесу твой череп и в каждый нейрон пущу по пуле...Тысячу лет ты будешь умирать и не умрешь, ибо это для тебя было бы самое легкое.
      -- Пусть будет так как ты говоришь, но дай мне сначала встать на ноги.
      -- Вставай! -- человек протянул автомат и, президент, ухватившись за цевье, поднялся с земли. -- Это тебе мой долг за укол, которым ты облегчил мою боль,
      Он встал и ощутил вдруг необыкновенную остойчивость и непоколебимость в ногах. И резким, отбойным ударом выбил автомат из рук одноногого, схватил его поперек перебинтованного туловища, поднял высоко над собой и бросил на пол. И сам бросился на него: руками вцепился в окровавленные бинты, подтянулся, подгребся к бороде и, ощущая несвежее дыхание врага, впился зубами ему в горло. "У меня, кажется, бульдожья хватка", -- пронеслась в голове болезненная мысль и он еще крепче сжал зубы. И терзал жилу до тех пор, пока не ощутил языком и небом соленую, густую, как автол, кровь.
      Грудью своей он слышал биение сердца того, кто был повержен, и которое он заглушил словами: "Один из нас должен умереть и на этот раз, кажется, это сделаешь ты, Шамиль..."
      И грудь президента не ощутила больше под собой ударов, они были столь уходяще слабы и редки, что через мгновение слились с тишиной, которая, казалось, накрыла все мирозданье...
      40. Бочаров ручей, 14 августа.
      На лужайке началась пресс-конференция, которую присутствующий на ней Тишков ограничил тремя вопросами. Путин-Фоменко отвечал с легкостью, и тем деловым, безапелляционным тоном, какой в общем присущ второму российскому президенту. Правда, ему помогал небольшой наушник-суфлер, на втором конце которого, перед микрофоном, находился глава президентской администрации Волошин и диктовал Фоменко ответы на задаваемые вопросы.
      -- Всего три вопроса, -- внушал Тишков разгоряченной прессе, -президенту, как и вам жарко, и не забывайте -- он на отдыхе...Кто первый задает вопрос? Газета "Новые перспективы"? Пожалуйста, только от каждого по одному вопросу...
      Раздался женский голос, низкий, прокуренный:
      -- Товарищ президент, ходят слухи, будто вы, будучи замом управделами Кремля Бородина, тоже открыли себе счет в одном из швейцарских банков...
      Паша Фоменко отреагировал моментально, и его голос был больше похож на президентский, нежели голос самого Путина.
      -- По чьему заданию вы задаете мне этот вопрос? Впрочем, не отвечайте, мне и без того известно, что ваша газета за три миллиона долларов взялась обслуживать интересы российских олигархов, занятых в производстве алюминия...
      -- Это неправда! -- выкрикнула журналистка. -- Это ложь и газета может подать в суд....
      -- Отлично! Вот там и встретимся, пусть суд решит -- у кого имеется счет в швейцарском банке, а у кого особые интересы с не очень чистоплотными корпорациями.
      Снова вмешался Тишков, попросивший прессу задавать вопросы по существу.
      В разговор встрял Овидий Рубцов, который от жары, кажется, превратился в вареную сардельку.
      -- Вопрос по существу...Как вы относитесь к заявлению ведущего программу "Итоги" Киселева, относительно того, что президент России потворствует зажиму гласности в нашей стране?..
      -- Ну, если вы это, -- Фоменко широким жестом очертил поляну, где расположились журналисты, -- называете зажимом гласности, тогда ваш Киселев говорит святую правду...
      Вспыхнули эмоции, кто-то пытался выведать у президента о том, как он покатался на лыжах, но его бесцеремонно перебил назойливый фальцет представителя CNN Сандлера:
      -- Господин Путин, как известно, сейчас в Баренцевом море проходят военно-морские маневры...Норвежская сейсмическая станция 12 августа зафиксировала в районе учений два мощных взрыва...Известно ли вам что-нибудь о катастрофе, которая, по сведению агентства Рейтер, имела там место?
      Волошин, находящийся на террасе, видел эту сцену и, разумеется, слышал выкрик Сандлера, однако не поверил своим ушам...Но пауз не должно быть. Президент не может перед телекамерами представлять из себя жалкое зрелище и Волошин, вскочив с не очень удобного пляжного стула, подошел к окну. "Паша, кончай базар! -- крикнул он в микрофон. -- Поблагодари журналистов и скажи... минуточку...и, -- Волошин мучительно что-то пытался вспомнить, для чего большим и указательным пальцами стиснул виски...-- Скажи: любой слух может наделать много бед..." Но Фоменко сымпровизировал: он повторил то, что ему подсказал Волошин и от себя добавил еще несколько слов: "Однако, господа, это неофициальная информация и у меня нет оснований ей доверять... Нас всех могут убедить факты и только факты..."
      Волошин остался доволен экспромтом Фоменко и мысленно поаплодировал ему. Он видел, как телохранители оттеснили от президента-Фоменко журналистов и тот, в сопровождении охраны, направился в сторону главного корпуса. Шел он неподражаемо легко и Октавиан Рубцов, смотревший ему в спину, бросил своему оператору: "Кажется, это действительно сам Путин. Столь свободный ход только у него..."
      Буквально через пятнадцать минут после пресс-конференции, когда Волошин находился в столовой, к нему подошел Тишков и, наклонившись к самому уху, тихо проговорил: "Александр Стальевич, что-то произошло экстраординарное, в Сочи вылетает Касьянов и с ним, как ни странно, секретарь Совета безопасности Иванов и главные чины Военно-морского флота..." Тишков тоже был на пресс-конференции и слышал вопрос корреспондента CNN насчет аварии подводной лодки и потому последние слова он интонационно подчеркнул...
      Волошин, побросав на стол приборы, утерся углом салфетки и, отщипнув от виноградной грозди несколько виноградин, направился на выход.
      -- Как там Владимир Владимирович? -- спросил он у Тишкова, когда они зашли в кабинет Волошина.
      Лев Евгеньевич пожал плечами:
      -- Да вроде бы ничего катастрофического. Уснул, там у него жена, все, кажется, нормально... Как говорит врач, посттравматический синдром ну и, конечно, ранение...
      -- Ты считаешь, что нам не следует его тревожить?
      -- Это будет зависеть от того, с какой информацией направляется сюда Касьянов. Если это дело президентского уровня, то без участия Путина, разумеется, не обойтись.
      Встречали в аэропорту Касьянова Волошин, начальник протокола Горюнов, Тишков и примкнувшие к ним Патрушев и Рушайло. Уже в машине, когда они направлялись из аэропорта в Бочаров ручей, Волошин узнал о ЧП, произошедшем в Баренцевом море. "Черт возьми, -- изумился он, -- и откуда этот Рейтер выуживает информацию?"
      Сообщение о гибели атомного подводного крейсера "Курск" проходило по принадлежности: командующий Северным флотом доложил главкому ВМФ Куроедову, тот сразу же созвонился с маршалом Сергеевым и уже министр обороны доложил о случившемся самому главе правительства Касьянову.
      И вот теперь, в летней ставке президента РФ, они собрались на проветриваемой южными сквознячками террасе и начали тяжелый разговор. Первым слово взял Куроедов и по-военному немногословно обрисовал обстановку в районе катастрофы. И слушающий его Волошин, будучи сугубо гражданским человеком, был поражен той простотой и невероятным стечением обстоятельств, которые привели к гибели лучшей атомный подводный лодки страны. "Как же так могло случиться, чтобы учебная цель...обыкновенная баржа, груженая камнями под напором подводных течений развалилась и ее отнесло на пять километров от района, где стоял красавец и гордость противолодочной защиты "Необоримый"?.. И потому выпущенная им, не имеющая аналога в мировой военной практике торпеда "Шквал", изюминка российского ВМФ, скользящая под водой со скоростью самолета, не найдя трижды проклятой учебной цели, коей была баржа, начала самостоятельный поиск. Ибо она умна и научена бороться до конца и когда в заданном квадрате она не отыскала баржу, устремилась на север, куда тоже по глупому стечению обстоятельств сдвинулся барражирующий на небольшой глубине "Курск"... И произошел поцелуй двух систем -- непокоряющихся, волевых и сильных и победила та, которая предназначена для убийства...Киллер лодок, бесподобный "Шквал", разворотил носовую часть атомного крейсера, в том числе и первый торпедонесущий отсек...
      Когда все, кто были на террасе, высказались, наступило тягостное молчание. Его прервал тихий, немного вкрадчивый голос секретаря Совета безопасности Сергея Иванова. Этот человек, относительно недавно сменивший генеральские лампасы на цивильный прикид, мягко слал да твердо спать...Рационалист до мозга костей, он тем не менее не был лишен чувства сострадания к попавшим в беду, что в общем-то свойственно всем интеллектуалам...
      -- Что случилось, то случилось... Но что же будет, если мы открыто, на весь мир объявим, что российские моряки собственноручно топят свои первоклассные субмарины? Это позор -- позор стране, правительству, -- взгляд в сторону Касьянова, -- и, естественно, дискредитация нашего президента. Поэтому я предлагаю всю информацию наглухо для прессы закрыть...
      -- Сомневаюсь, что пресса это проглотит, -- негромко возразил Касьянов. -- Что-то мы обязаны будем объяснить СМИ и народу...
      -- И объясним, -- Иванов пригладил хронически встающий на дыбки хохолок волос возле самого пробора. -- Мы дадим в прессу три версии. Первая -возможное столкновение с другим, пока неопознанным, объектом, вторая -взрыв мины времен второй мировой войны -- и третья...Ну что ж, тут мы не отойдем далеко от правды, сказав, что возможен взрыв и на самой лодке...
      -- В принципе, это самый оптимальный вариант, -- сказал вспотевший Сергеев. -- А ведь строго, говоря, абсолютно быть уверенными, что именно "Шквал" с "Необратимого" потопил лодку, мы тоже не можем. Взрыв был такой мощности, что по обломкам не определишь, где остатки торпед "Курска", а где от чужого "Шквала"...У нас всюду торпеды такого класса...
      До селе хранивший молчание Рушайло, которому не удалось выспаться из-за того, что пришлось участвовать в ревизии, которую накануне с прокуратурой проводили в квадрате Е-9, проговорил:
      -- Тогда возникает другой вопрос, а где же та торпеда, которая прошла мимо подлодки? Где-то она должна же была проявиться?
      Сергеев улыбнулся, но ничего не сказал.
      -- Странная в этом смысле вырисовывается ситуация, -- сказал Патрушев. -- По нашим оперативным данным, в районе учений околачивались две американские подлодки и так совпало, что одна из них после взрыва ошвартовалась в норвежских верфях.
      Вмешался Куроедов:
      -- Это, конечно, шутка, американские лодки хоть действительно находились поблизости, однако не были причиной катастрофы. На второй день мы провели в районе гибели К-41 мониторинг, и никаких следов присутствия или столкновения с внешним объектом не обнаружили. Более того, характер разрушений однозначно указывает на взрыв внутри крейсера...
      -- А это значит...-- полуспросил, полуутвердил Иванов.
      -- А это, мои дорогие товарищи, значит только одно: все живое, что было в момент взрыва на лодке, в течение нескольких мгновений превратилось в ничто...-- главком ВМФ взял лежащий на краю стола рулон бумаги и развернул его. Это был план "Курска"...-- Вот смотрите...Первый отсек, который так и называется торпедный, что о многом говорит...Но кроме торпед здесь еще находились крылатые ракеты "гранит"...
      -- Надеюсь, ядерных ракет там не было? -- слишком оптимистично произнес Касьянов, хотя ему как никому другому было известно -- "Курск" не та территория, на которую распространяется мораторий на запрещение ядерного оружия.
      -- Михаил Михайлович, об этом пока не будем говорить...-- Куроедов поднял от схемы подлодки голову и тихо произнес: -- Возможно, и не было, потому что это были учения, но утверждать на сто процентов я тоже не могу...
      Сидевший рядом с Касьяновым вице-премьер Илья Клебанов не мог отделаться от ощущения, что присутствует на похоронах. И он спросил о том, что свербело, не давало покоя с той самой минуты, когда пришло известие о гибели лодки. По дикой случайности, на "Курске" проходил службу его родной племянник мичман Соловьев..."
      -- Есть хоть какая-то надежда, что кто-то из экипажа жив? -- спросил он, с замиранием сердца ожидая ответа.
      Приговор произнес Куроедов:
      -- Чтобы вы поняли, объясняю...В первом отсеке находилось шестнадцать торпед, а это в сумме 1600 килограммов тротила и примерно столько же, а может, и больше, ракет...Взрыв такой мощности мгновенно разрушил второй отсек управления, и третий так называемый выдвижной отсек, четвертый жилой, и пятый и пятый бис...И всюду были люди. Поэтому...как бы горько нам ни было это осознавать, я вынужден констатировать, что жизни на подлодке больше нет...Мы пытались прослушивать и вначале что-то вроде стука изнутри исходило, но это могли быть лопающиеся светильники или какие-то другие шумы...Не будем забывать, в отсеках гигантское давление...
      -- Значит, все 118 человек экипажа погибли? -- как бы подвел черту Касьянов.
      -- К величайшему нашему сожалению, -- Куроедов свернул в рулон план "Курска". -- К нашему великому сожалению. Хотя по теории вероятности...Но пока я могу констатировать только одну непреложную истину: на крейсере находились лучшие люди флота и это была наша лучшая лодка...
      Никто не обратил внимание на поднявшегося с места Клебанова -- он вышел на крыльцо, ему не хватало воздуха и сердце стучало отбойным молотком.
      Вернувшийся за стол Клебанов был бледен и не очень ему удавалось спокойствие, хотя в правительстве этот человек славился чрезвычайной уравновешаностью. Волошин понял, что вице-премьер подавлен, и он сам был подавлен услышанным и потому спросил у Касьянова:
      -- Спасательные работы будут проводится?
      -- Конечно, будут. Даже если там остался один человек, такие работы будем проводить. Это наш долг, другое дело, что руководство ВМФ должно разобраться в причине случившегося и сделать серьезные выводы.
      -- Я не снимаю с себя ответственности и готов сейчас же подать в отставку.
      Однако этот пионерский порыв Куроедова не нашел отклика. Слово взял Сергей Иванов.
      -- Не будем драматизировать...Разумеется, это ужасно, что гордость военно-морского флота погибла не в сражении, а по причине нашей халатности. И с этим еще надо будет разбираться. Но я хочу сказать о другом, о тех, кто уже никогда не пройдет по земле, не обнимет своих близких...Это печально, печально и то, что в чеченской кампании мы потеряли более пяти тысяч молодых жизней. На одной только 778-й высоте были уничтожены восемьдесят десантников, тридцать семь омоновцев погибли в Веденском ущелье и так далее...И есть только одно утешение, что эти жертвы не напрасны...
      Маршалу Сергееву тоже было нехорошо. Накануне, в два часа ночи, у него так расшалилось сердце, что пришлось вызывать неотложку. Давление...И слушая Иванова, он вновь почувствовал перебои в груди и напряженку в висках.. Но куда денешься, надо терпеть, впрягся -- тащи... А Иванов между тем продолжал -- тихо, вкрадчиво, словно боялся быть подслушанным.
      -- Жертвы, где бы они ни имели место, это всегда горе, беда...И, наверное, будет не мудро гибель подлодки каким-то образом выделять, хотя понятно, смерть экипажа ужасна, но...Но выделяя эту трагедию, мы как бы умаляем все те человеческие драмы, которые принес терроризм. Я понимаю, что об этом должен знать президент, но можем ли мы его сейчас нагружать этой бедой?
      -- Нет, не можем, -- категоричность в голосе Патрушева не вызывала сомнения. -- Он достаточно хлебнул за эти три дня, пусть приходит в себя.
      -- Но ситуация требует вмешательства президента...хотя бы в части соболезнования... присутствия при спасательных работах, -- голос Клебанова дрожал, но эта деталь никого не удивила. -- Что скажет то же НТВ, если президент самоустраниться, что скажет думская оппозиция? Это нешуточный вопрос...И я не понимаю товарища Патрушева, который говорит, что пусть президент приходит в себя... От чего он должен приходить в себя? Я к Владимиру Владимировичу отношусь, как и вы, с большой симпатией, но ситуация такова...
      Касьянов поднял руку, давая своему заместителю понять, чтобы тот не нервничал. Он, разумеется, не мог рассказать Клебанову всю подоплеку сложившейся обстановки. Но он был с ним согласен: президент должен выступить, сделать заявление и не через средства массовой информации, а лично, по телевидению...
      Иванов, в очередной раз пригладив на голове хохолок, безапелляционным тоном заявил:
      -- Этот вопрос мы муссировать не будем. Достаточно хорошо зная Путина, могу со всей ответственностью заявить, что он в разыгрывании слезливого сериала участвовать не станет. Я имею в виду его возможную поездку в Северодвинск, на корабль "Петр Великий", участие президента в митингах, общение с близкими погибших моряков и так далее... Да, в уме мы можем себя тешить надеждой, что на лодке кто-то уцелел, но это ведь иллюзия...И заставлять президента делать благостный вид, какое-то дикое рвение, будто он участвует в спасении еще оставшихся в живых моряков, это ли не ханжество. Такую медвежью услугу мы ему оказывать не можем...Да он и не в состоянии после всего перенесенного активно участвовать в...-- Иванов на мгновение стушевался, -- в такого рода мероприятиях...-- Хотя с языка у него срывалось другое слово -- "цирк"..
      -- Значит, будем создавать видимость спасения? -- неопределенно бросил маршал Сергеев.
      И так же уравновешенно, с олимпийским спокойствием Иванов парировал реплику:
      -- Да, будем, но не вмешивая сюда президента. Не спорю, расходы на проведение спасательных работ будут велики, но не больше того, что может потерять страна и ее престиж. А ее престиж -- это многомиллионные инвестиции, это контракты с Россией на поставку современного вооружения и так далее...Я думаю, игра стоит свеч.
      Возражений не последовало.
      Черту разговору подвел Волошин.
      -- Я абсолютно с этим согласен. Президента нельзя втравливать в не до конца ясную ситуацию. Однако кто-то должен ему доложить о случившемся...
      -- Сделаем так, -- Касьянов поднялся из-за стола и подошел к окну. -- Я беру на себя прессу и все такое, а вы Александр Стальевич, как только представится возможность, обрисуйте Владимиру Владимировичу обстановку. И поменьше мрачных тонов: что случилось, то случилось.... А я позвоню ему и скажу, что правительство вместе со специалистами ВМФ предпринимает все меры к спасению экипажа, о чем, кстати, я расскажу и СМИ... Что родственникам будет выплачена денежная компенсация, оказано самое пристальное внимание ну и так далее...А когда президент оклемается окончательно, мы с ним обсудим все остальное...
      Куроедов в знак согласия кивал головой, Сергеев тоже выражал полную солидарность со словами премьер-министра и лишь Иванов, отстраненным взглядом изучал висевшую на противоположной стене картину -- сочинский пейзаж с пальмами. Но в этой отстраненной созерцательности внимательный наблюдатель мог бы заметить предельное напряжение, свойственное очень педантичным и энергичным людям. И только Рушайло, с непроницаемым лицом, водил "шариком" по листу бумаги -- он рисовал серп и молот, а под ними крупными печатными буквами изображал слово "СССР". Это у него давняя привычка и кроме этого символа ушедшей эпохи его рука ничего другого изобразить не могла. Но и он, переживший не одну смерть среди своих спецназовцев, тяжело сносил случившееся, и мысли его то и дело перекидывались то в просторы Баренцева моря, под водами которого, в стальной чечевице, возможно, загибались от удушья люди, то в предгорья Северного Кавказа, где тоже расставались с жизнью самые крепкие и самые способные к жизни...
      Клебанов, посчитав, что совещание окончено, поднялся со стула и подошел к Касьянову. Разговор, который они завели, касался средств, которые скорее всего придется выделить на спасательные цели, подъем лодки, материальную компенсацию, а также для поездки родных и близких погибших моряков в Северодвинск, последнего их прибежища. Разговор для непосвященного человека неинтересный, цифирный, но неизбежный, как неизбежен припев в даже самой грустной песне.
      Спустя минут сорок после совещания, Илья Клебанов вышел на улицу и прошел по аллее к дальней скамье. Он тяжело на нее уселся и, уткнувшись в ладони, тихо заплакал. Он пытался сдержаться, но плечи предательски вздрагивали, а слезы, не спрашивая разрешения, текли и текли и по мере того, как это свершалось, душа обретала отдохновение, с сердца сваливался непомерно тяжелый груз. "Все будет хорошо, -- Клебанов достал из кармана носовой платок и незаметно стал вытирать глаза, -- все будет хорошо... Не может быть, чтобы все так кончилось...Дай Бог, кого-нибудь успеем вытащить..."
      Из Сочи Клебанов вылетел в тот же день и через три часа приземлился в аэропорту Северодвинска. И начались спасательные работы... Он сделал все, что в человеческих возможностях, однако оказался бессилен, как только может быть бессилен человек перед роком и матерью природой. И в этом не было его вины...
      41. Заключительная, Бочаров ручей, 14 августа.
      -- Володечка, пожалуйста, ничего не говори, --попросила Людмила, когда вошла в комнату и подошла к кровати, где он лежал. -- Ради бога, ничего не говори...-- Она встала возле кровати на колени и положила голову рядом с его головой. Удержаться от слез у нее не было сил, но и плакать на взрыд она не хотела. Очень противоречивые чувства терзали ее душу: и радость, и печаль, и разные страхи -- все слилось в одну воронку.
      -- Ну вот еще новая мода -- оплакивать живого и вполне здорового человека, -- Путин обнял жену, прижал ее к себе. Боялся, чтобы она не подняла голову и не увидела его предательски повлажневшие глаза. Помолчал, лишнее сглотнул.-- Люся, а как насчет того, чтобы рассказать мне о наших девочках, о московских делах...Я же за эти три дня соскучился по вам, а не звонил...Ты же знаешь, горы есть горы, неосторожный спуск и -- готово, носом в снег, а нога в кровь...А потом заметелило, связь накрылась...-- слова давались ему с трудом, еще не отошел общий наркоз, и язык не очень проворно справлялся со словами.
      Она нащупала рукой его лицо и закрыла ладонью рот.
      -- Не надо, прошу тебя. Ты не умеешь врать, от тебя за версту несет порохом, а ты мне о каком-то снеге толкуешь. Если бы это было так, меня не стали бы сюда приглашать...Сам Патрушев звонил, прислал машину и взял в свой самолет...Так что не надо, Володечка, фантазировать...
      -- Ну я все же президент, а ты жена президента, значит, внимание к нам по чину...Так что рассказывай, Люсечка, как вы тут жили без своего президента.
      Однако им не дали поговорить: в комнату без стука вошел Волошин и тем самым поставил в неловкое положение супругу президента. Она поднялась с колен и отошла к окну.
      Путин, взглянув на своего главного администратора, понял -- случилось что-то из ряда вон выходящее. Он был необыкновенно бледен, желваки на скулах ходили ходуном.
      -- В чем дело, Александр Стальевич? -- Путин откинул с груди легкое одеяло и попытался приподняться на подушке, однако сил не хватило.
      -- Речь идет о конфиденциальном...
      Президент кивнул головой.
      -- Людмила Александровна, оставь, пожалуйста, нас наедине, -- как можно мягче попросил Путин.
      -- Да, да, я понимаю, -- Путина вышла, в комнату влетел теплый сквознячок.
      -- В чем дело? -- повторил президент, -- неужели еще какая-то напасть свалилась на нашу голову?
      Волошин смотрел за окно, где качала ветвями старая глициния, и, казалось, продолжения разговора никогда не последует. Глава администрации явно был в ступоре.
      -- Ну что же вы молчите, Александр Стальевич? Может, Кремль обрушился или Москва-река потекла вспять?
      -- Да нет, слава Богу, пока все на месте... -- Обильная испарина покрыла его ленинский череп.
      -- Так в чем же дело?
      Волошин на шаг приблизился к кровати, на которой лежал Путин.
      -- Очевидно, наступил новый и совершенно необъяснимый виток техногенных катастроф, -- Волошин хотел подъехать издалека, но ему не позволили колесить.
      -- Александр Стальевич, не темните, это вам не идет. Что случилось?
      -- Накрылась атомная подлодка, товарищ президент. Если бы вы не поехали в Чечню, а отправились бы на учение в Баренцево море...Ведь это вполне могло случиться и с вами...
      Президент, превозмогая боль в ноге, попытался еще выше подняться на подушке. И его лоб покрыла густая испарина, с ресниц упали капельки пота.
      -- Дальше...Как звали лодку?
      -- "Курск", лидер подводного флота.
      Путин закрыл глаза и, казалось, на мгновение его куда-то поволокло -- в узкий холодный лаз, откуда несло мазутом и человеческими запахами. Он ощутил ледяной холод и вместе с тем неподъемную тяжесть в грудной клетке. Словно вся вселенная навалилась на него и он не в силах был сбросить с себя этот космический гнет. Первой мыслью было постучать рукой об обшивку чего-то непонятного, но сковывающего его движения, однако рука не осилила элементарного действия. И главное, где-то рядом он отчетливо слышал, как плещется вода, от которой его отделяли миллиметры, и глоток которой неистово жаждал его рот...А говорил он совсем не относящееся к его бедственному положению. Его губы произносили чудовищно несовместимые с реальностью слова: "Срывается пресс-конференция, которая должна была состояться еще вчера..." И в ответ голос Волошина: "Это исключено, Владимир Владимирович, ибо такое положение, -- он неопределенно повел рукой, -- исказит ваш имидж. Сегодня в России должен быть энергичный, здоровый и... владеющий ситуацией президент...Речь идет о большой политике, а тут на лужайке акулы пера и пираньи телеэкрана, которые только и дожидаются сенсации..." И опять губы перебирают ненужные слова: " Ну и черт с ними, на всех не угодишь..."
      Волошин, глядя на лежащего без движения президента, на его быстро и беззвучно шевелящиеся грубы, понимал, что его шеф сейчас недосягаем. Но когда он отступил на шаг от кровати, услышал отчетливые слова:
      -- Скажите Людмиле Александровне, пусть войдет.
      Однако первой в комнату зашла пожилая, похожая на чеченку, медсестра, которую позвал Волошин, и сделала президенту два укола -- внутримышечный в ягодицу и в вену руки. Какое-то время он оставался один и тишина, которую накопили в себе светлые стены комнаты, цветы на тумбочке, а за окном -южный день, вселяли в душу мир и спокойствие. Но память, словно челнок в ткацком станке, беспокойно сновала туда и сюда, туда и сюда, порождая в сознании хаос и сумятицу. И как-то не сочетались возникающие в воображении картинки: темный, смрадный провал подземелья, который неотступно стоял перед глазами, с этим спокойствием и теплым умиротворением, окружающим его в Бочаровом ручье...
      Ему было нехорошо, хотелось пить, а главное, хотелось перевернуться на бок -- лицом к стене...
      ...Людмила принесла отменный виноград "дамские пальчики" и две бутылки холодного русского кваса. И он выпил его почти полный фужер.
      Какое-то время она сидела молча, пристроившись в конце кровати. Она, конечно, помнила, что у него больна нога, и потому старалась сесть так, чтобы ее не задеть.
      -- Ты же упадешь, садись как следует, -- Путин немного отодвинул ноги к стене. -- Теперь уже все позади...Дай руку и почитай мне своего любимого Рильке...
      Женщина смотрела на него и думала о своем. А он смотрел на нее и в голубизне его глаз она считывала скрытое, принявшее хроническое состояние, беспокойство. И, видимо, это наблюдение и подтолкнуло ее задать вопрос, который она заготовила еще в Москве и который сейчас жег ей язык. Но вместе с тем ей не хотелось быть навязчивой и она стала нервничать -- поднялась, подошла к тумбочке, поправила цветы в вазе, затем, одернув одеяло, снова уселась на кровать...Улыбнулась, что, впрочем, далось ей не без труда.
      -- Товарищ президент, можно задать один вопрос от имени вашего электората? Я же, как никак, за вас голосовала...
      Он кивнул и тоже улыбнулся. Но то была болезненная, беспомощная улыбка.
      -- Скажите, товарищ президент, вы решили все свои проблемы, побывав в горах?
      А он, глядя на солнечные блики на стене, напрягся. Скулы заострились, веки набухли, словно под них закачали силикон. Путин пытался что-то сказать, но слова не складывались. Видимо, начал действовать противошоковый укол: глаза помимо воли сомкнулись, дыхание утяжелилось, хотя язык продолжал беззвучно укладывать букву за буквой, пока не образовалась простенькая фраза: "Позволь мне остаться в своем заблуждении"... Но она так навсегда и осталась невысказанной, и, очевидно, стала достоянием ноосферы, если, конечно, эта самая ноосфера не выдумка, не аппетитный плод фантазий соскучившегося по возвышенному философа...Еще он попросил включить приемник, но и эта просьба, не успев сорваться с беззвучно шевелящихся губ, осталась навсегда в нем...
      Он тихо спал, она недвижно сидела у его изножья, а за окном ускользаемо тихо катился к закату южный день. Но в душе Людмилы Александровны было по маскарадному весело и ярко, она в любой момент могла протянуть руку и дотронуться до самого для нее дорогого человека. И она восславила его, прошептав, как молитву, стихи их любимого поэта:
      О, знали бы вы, как безысходна смерть!
      Орфею страшно уходить из мира.
      Но слово превзошло земную твердь.
      Он -- в той стране, куда заказан путь.
      Ему не бременит ладони лира.
      Он поспешил все путы разомкнуть.
      Но то были слова не о смерти, а лишь о тихом, умиротворенном сне, который, впрочем, мало чем отличается от настоящей смерти....
      Эпилог
      Гибель атомной подводной лодки стала горячей темой для средств массовой информации. Писалось, как писалось -- много и без разбору. Газета "Коммерсант", сделав святую мину на очень грешном лике, разразилась заголовком: "Чья честь тонет в Баренцевом море?", под которым выдула грандиозный пузырь: "Хотя поговорить Путину было с кем, во вторник в Сочи прилетела группа журналистов "кремлевского пула". Значит, эмбарго на реакцию президента относительно "Курска" было объявлено самим Владимиром Путиным".