Он протянул руку к мобильнику, оставленному на подоконнике, и снова позвонил в Москву. Когда ответили, сказал: "Люся, а ты случайно не забыла про второго президента России? Ты ничего не хочешь ему сказать..." Он слушал и, улыбаясь, кивал головой: "Вот это другое дело...Если не ошибаюсь, это Рильке, его "Сонеты к Орфею"...Отвечаю тем же...алмазной пылью в отдаленье на луг просыпалась роса. Покой на души пролился и вера без богослуженья творит тихонько чудеса...
      Наступила долгая волнительная для обоих пауза, после чего Путин сказал: "Лю, если захочешь со мной посекретничать, встретимся в полночь на Полярной звезде. Время московское..."
      Это их давняя привычка, во время разлук, "встречаться" взглядами на Полярной...
      В половине седьмого он побрился, сменил белье и в спортивном костюме спустился вниз, в столовую. Шторм и Щербаков сидели за одним столом с бойцами. Им уже подали второе -- запеченную в винном соусе телятину, ромштекс и жареную лососину. Огромные тарелки с фруктами, словно на картинах итальянских художников, колоритно выделялись на фоне белоснежных скатертей, светлой посуды и искрящихся тонкими гранями хрустальных фужеров.
      Путину вспомнился рассказ офицера, бравшего дворец Амина. Перед началом операции спецназовцы из групп "Зенит" и "Гром" (прародительницы спецподразделения "Альфа"), ожидая сигнала к атаке, перебивались сигаретой и мерзли в холодных афганских сумерках.. Почти целый день без крошки еды. Перед боем совместили обед с ужиным: самое элитное спецподразделение в стране накормили жиденьким супом и гречневой с мясом кашей... С таким же "комфортом" группа "А" работала и в Баку. Бойцов на три месяца поселили в казарме, где были одни только матрацы и при этом так же, как и в Афганистане, они питались всухомятку. И все это при небывалой материальной заинтересованности -- 3 рубля 50 копеек командировочных в сутки...
      ...Когда Путин вошел, Щербаков командно воскликнул: "Президент, все встали!".
      Пожелав команде приятного аппетита, Путин уселся на свободный стул, рядом со Штормом. Все тоже опустились на свои места. Напротив него поглощали ужин молодой Шторм и Воропаев. Они чем-то были похожи: аккуратно зачесанные на пробор волосы, скуластые, обтянутые загорелой кожей лица. Бросилось в глаза: Виктор Шторм запросто орудовал ножом и вилкой в то время как Воропаев пользовался только одной вилкой. Чувствовалось, что управляться со столовыми приборами он не умеет.
      Слева от Шторма сидел Изербеков, узкий в плечах, но с накаченной шеей. Кисти рук выдавали молодую, жилистую силу. Рядом с ним -- коротко стриженый блондин, с плотно прижатыми к черепу ушными раковинами, с небольшим рубцом, белеющим чуть ниже височной кости. Это капитан Службы контрразведки Айвар Гулбе. Родом из Москвы, отец -- бывший разведчик-нелегал, работавший долгие годы в одной из Европейских стран. Путин лично знал старшего Гулбе и ценил его, как профессионала экстра-класса.
      Два морских пехотинца Бардин и Калинка, оба рослые, заматеревшие на бесконечных спецзаданиях, сидели с краю стола и вовсю наворачивали по второй порции жареной лососины.
      "Все, как на подбор, -- думал Путин, глядя на людей, мирно сидящих за обеденным столом -- сильные, молодые, но..." За этим "но" крылось беспокойство, граничащее с паникой, ибо он понимал, что через несколько часов в судьбах этих людей могут произойти самые разительные перемены, без каких бы то ни было утешительных прогнозов...Но лучше об этом не думать, решил он, и попросил Шторма передать ему тарелку с ветчиной. В принципе ему есть не хотелось, но если бы он прекратил обед, то, следуя субординации, и все остальные наверняка закончили бы трапезу...
      ...После обеда Путин в сопровождении Щербакова ушел к себе, а бойцы спустились в спортзал, находящийся на одном из нижних этажей. Шторм предложил им отдохнуть. Чтобы не терять зря время, он провел инструктаж: к шведской стенке прикрепил плакат с обозначениями местности. Определил порядок высадки с вертолета на высоте 502, рассредоточение на местности, кто за кем и в какой точке должен занять позицию. Чтобы в темноте не перестреляли друг друга, на шапочках-масках будут обозначены фосфоресцирующие метки. Определил и сигнал голосом: имена "Виктор" и "Алик".
      -- На первом этапе работать нам придется в темноте, поэтому особое внимание прошу уделить приборам ночного виденья. Чтобы крепеж был надежный, ибо передвигаться в основном придется по скалам. Пойдем в обычной экипировке: все металлические предметы должны быть изолированы друг от друга. -- Шторм бросил взгляд на ноги спецназовцев. -- Конечно, хорошо бы так на легке и пойти, но кроссовки не та обувь, если придется драться врукопашную...
      В зал вошел Щербаков и присел на кипу матов, обтянутых дерматином. У него, как назло, заныл коренной зуб и он себя ругнул за то, что не обратился раньше к стоматологу. "Не надо было есть сладкого", -- попенял себе полковник, однако слова Шторма отвлекли его от неприятных ощущений.
      -- Кроме снаряжения у нас еще будут специальные приборы, которые мы обязаны установить в пункте икс и которые нужно беречь пуще глаза, -Щербаков знал, о каких приборах идет речь. Шторм говорил о системе "Коспас -- Сарсат" -- спутниковой системе определения координат радиобуев. -- За эти приборы, вернее, за буи, будут отвечать старший лейтенант Саша Бардин и прапорщик Володя Калинка.
      Бардин и Калинка из морской пехоты, уже дважды побывавшие в Чечне. Обоим за тридцать, битые волки и, по меркам Шторма, имеющие феноменальную "физику". Во всяком случае, "полосу разведчика" они прошли за две трети временного норматива, при этом шли при полной выкладке. Щербаков этих ребят тоже знал: вместе с Путиным выезжал в Чечню, где вместе с другими им были вручены "Ордена мужества".
      Тихо, почти бесшумно, в дверь вошел президент и все вскочили со своих мест.
      -- Отдыхайте, -- сказал Путин и присоединился к Щербакову.
      -- Я тут рассказываю ребятам о предстоящей операции, -- пояснил Шторм-старший.
      -- А можно вопрос? -- обратился к Шторму Изербеков. Голос у него звонкий, нетерпеливый.
      -- Можно. Что у тебя, Махмут, на душе?
      -- Надо ли понимать так, что президент с нами? Я имею в виду его участие в операции...
      -- А тебе это небезразлично? -- усмехаясь в усы, спросил Шторм.
      -- Так точно, небезразлично!
      -- По какой причине? -- негромко поинтересовался Путин.
      -- Это даже для Чечни слишком круто. Да и наша ответственность, -Изербеков осмотрел присутствующих, -- значительно возрастает. А это, извините, лишние хлопоты.
      Путин слушал и кивал головой.
      -- Спасибо за откровенность, -- сказал он, -- но могу заверить вас, что обузой я не буду. Во всяком случае, постараюсь не быть.
      -- Да я так, просто интересно, -- попытался отбуксовать Изербеков, -- А это правда, товарищ президент, что на вас позавчера покушались?
      Путин взглянул на Щербакова.
      -- Вот мой ангел-хранитель, ему виднее -- покушались или нет...
      Щербаков стушевался, что для него несвойственно и что вредно для его работы. А, может, он вовсе и не стушевался, просто ему, главе охраны первого лица государства, не пристало делиться профессиональными проблемами с посторонними. Но с другой стороны, подумал он, какие же это посторонние, это же самые что ни на есть свои в доску люди...
      -- Не буду от вас скрывать, один сумасшедший на спортивной машине попытался было перенять нас на трассе, да кишка оказалась тонка, -- Щербаков смотрел на Изербекова. -- А было это покушение или выпендреж пьяного отдыхающего -- пока неизвестно...Словом, от него осталась пыль и брызги, а мы поехали дальше...
      -- Все, товарищи, время вышло. Пора заняться экипировкой, -- Шторм подошел к огромному тюку и ножом чиркнул по стягивающей его бечевке. -- Это обмундирование, с бирками пофамильно...В другом узле выбирайте обувь, с оружием определимся позже...
      Когда камуфляжи темно-зеленого цвета с песочными разводами сменили спортивные костюмы, бойцы были построены для осмотра. На Бардине что-то было не так: его тугие, мощные плечи не умещались в форме и это явно сковывало движение.
      -- Это не годится, -- сказал Шторм и куда-то позвонил по мобильному.
      Двое в гражданке принесли еще один тюк с одеждой. Наконец самый высокий и самый могучий в команде человек был одет по своим размерам.
      На Изербекове наоборот, камуфляж висел, как на вешалке. Но после того, как многочисленные карманы-подсумки заполнялись автоматными магазинами, гранатами, лишние сантиметры камуфляжа куда-то исчезли.
      Из ящиков, уже пристрелянные, были извлечены пистолеты. Каждому по два, с серыми бирочками, на которых фамилия владельца. Воропаев взял в руки сухой, отливающий ночью, "Глок" и выщелкнул обойму. Из обоймы на ладонь вылущил пятнадцать патронов. Каждый патрон осмотрел и два из них отложил в сторону, потому что капсюли у них были несколько смещены от центра, что могло стать причиной осечки. То же самое делали остальные. И запасные обоймы были проверены и снова возвращены в свои места.
      Путин тоже облачился в камуфляжный костюм. Под ним -- фланелевая пара нижнего белья под цвет камуфляжа. Никаких подворотничков, никаких кокетливых уголков от тельняшки, все должно быть одинаково скрыто и не бросаться в глаза.
      Слово взял Шторм-старший:
      -- Пойдем с оружием одного типа...Полная унификация, чтобы в бою можно было заимствовать патроны друг у друга или употребить запас в случае ранения или гибели, -- слово "гибели" он произнес так же буднично, как если бы говорил о спичках или погоде. -- Поэтому берем с собой АК с подствольным гранатометом, а из пистолетов...Рекомендую "Глок", во-первых, многозарядный, во-вторых, проверенный, неприхотливый...
      Шторм взглянул на Путина. Продолжал с улыбкой:
      -- Правда, кое-кто из нас уже нацелился на "бизона"...Классное, конечно, оружие, ничего не скажешь, но в данном случае "калашников" с подствольником нам подходит больше...
      Изербеков подтянул на автомате погон, подогнал под свой рост, затем, откинул приклад и навскидку прицелился в стоящего в углу спортзала "коня".
      Те же люди в гражданском занесли в зал пачку коробок, к котором подошел Шторм, и взял одну из них в руки. Распечатал, извлек сложенные в вощенную бумагу какие-то приборчики. Это были обыкновенные слуховые аппараты, которыми пользуются люди с нарушенным слухом. Маленький наушник он сунул себе в ухо, скоба от него надежно обхватила ушную раковину.
      -- Алик, -- обратился он к Воропаеву, -- скажи пару слов...Только тихо, почти шепотом...
      -- А что сказать?
      -- Все равно, например -- сколько сейчас времени...
      Воропаев притушил голос:
      -- Девятнадцать часов одиннадцать минут.
      Шторм повторил:
      -- Девятнадцать часов одиннадцать минут...Хорошо, кто еще расслышал слова Воропаева? -- Шторм обвел взглядом остальных.
      -- Я слышал только первое слово. Второе не понял, -- великан Бардин шагнул в сторону Воропаева. -- Хотя от меня источник находился в пяти метрах, ближе всех...
      -- В том-то и дело, -- Шторм извлек из уха наушник. -- В том-то и дело, что нам надо быть очень внимательными к любому малейшему звуку...Подойдите ко мне и возьмите каждый по аппаратику.
      Последним к Шторму подошел Путин. Взяв в руки приборчик, он прочитал маркировку: "Закрытое акционерное общество глухонемых "Заря", г. Москва". Затем примерил наушник и отошел с ним немного в сторону. Услышал, как Изербеков говорил Воропаеву: "Алик, я ведь не сумасшедший, верно?" "Я так и не думаю, вроде у тебя с психикой все о,кэй". "Тогда объясни -- зачем президенту рисковать собственной шкурой?"
      -- Отличный приборчик, -- улыбаясь, сказал Путин и, намотав провод на дужку, спрятал его в карман, в котором обычно хранится компас.
      Ровно в двадцать часов они все были построены. Замыкающим был Путин. Новый начальник антитеррористического Центра Шторм, на которого внутренним указом президента и возлагалось командование группой, стоя перед ней, говорил:
      -- Через несколько часов нам предстоит очень ответственная работа на территории, где хозяйничают боевики. В горах, в ночных условиях. Чтобы не засветиться, будем действовать без радиосвязи. Во всяком случае, на первом этапе операции...Пряников не обещаю, поэтому каждый из вас еще может все переиначить... Есть такие? Кто передумал? -- серые глаза Шторма обвели строй. -- Нет таковых? Ну и прекрасно! -- Он сменил ногу, опустил голову, что-то обдумывая. Продолжил: -- С нами пойдет президент России и прошу всех это воспринимать спокойно. С него такой же спрос, как и с каждого из нас. Но чтобы я тут вам ни говорил, вы, конечно, все равно будете это про себя держать и каждый из вас захочет перед своим главнокомандующим повыпендриваться...Так что предупреждаю, никаких картинных телодвижений не потерплю. Только беспрекословное выполнение команд, кошачий шаг и предельная бдительность могут помочь нам вернуться.
      -- Разрешите вопрос, товарищ полковник?
      Шторм еще не привык к новому званию, а потому пару секунд стоял растерянный, не зная как реагировать на слова своего сына.
      -- Что у тебя капитан? -- наконец произнес Шторм.
      -- Раненых подбираем?
      -- Это будет зависеть от ситуации, от тяжести ранения, а главное, от самого раненого. Если кто-то из нас готов принять смерть, чтобы спасти операцию, мы на это пойдем. Может случиться, что половина группы выйдет из строя -- что прикажете делать? Но и попадать к бандитам мы тоже не имеем права. Выход один -- самоликвидация. И мы к этому все должны быть готовы.
      -- Это касается и президента? -- спросил прапорщик Калинка.
      -- Президент во время операции равный среди нас, но в политическом смысле он -- символ России. И каждый из нас обязан сделать все возможное и...невозможное, чтобы президенту сохранить жизнь и вывести...И даже при самом хреновом раскладе ...мало ли что может случиться, его тело должно быть доставлено за пределы "красного квадрата", -- Шторм чувствовал противоречие в своих словах, однако редактировать себя не стал. -- Я ясно выражаюсь?
      -- Так точно, товарищ полковник, -- тихо поддакнул Калинка.
      -- Сейчас принесут приборы ночного видения, примерьте, подгоните ремни. После этого начнем укомплектовывать ранцы...Все ясно? Значит, расходимся, делаем небольшой перекур... Кстати, о перекуре...Накуривайтесь сейчас до рвоты, но там, -- Шторм большим пальцем указал куда-то позади себя, -- об этом забудьте думать.
      Щербаков заядлый курильщик и ему казалось, что накал зубной боли прямо пропорционален количеству затяжек...Сама мысль, что на протяжении суток или больше ему не придется курить, выводила его из себя. Поэтому, словно желая накуриться наперед, он вышел из спортзала и отправился на веранду, примыкающую к бассейну. Оттуда ему хорошо были видны ворота, просторная, солнечная лужайка, на которой со своей аппаратурой расположилось беспокойное племя корреспондентов.
      Он курил и думал о предстоящем деле. И куда бы мысль ни поворачивала, она все равно сходилась на президенте. "Как же так, -- думал он, -- я, его главный телохранитель, подписался под абсолютно абсурдным решением идти вместе с ним в тыл к боевикам...Ни одна из групп не дошла, значит, и наши шансы почти равны нулю..." Но поймав себя на столь пораженческой мысли, Щербаков сжав кулак, сильно долбанул им об угол веранды. Строение завибрировало, с карниза вниз скатилась стайка воробьев. "Вот такими серыми и невзрачными и мы должны быть Там, -- думал он уже совсем другую мысль. -И чем меньше и незаметнее будем, тем вероятнее успех..."
      ...Перед уходом президент вызвал к себе помощника Тишкова.
      -- Лев Евгеньевич, двое суток я никого не принимаю и не отвечаю на звонки. Я как будто здесь и вместе с тем меня здесь нет.
      Тишков тертый калач, большую школу прошел у Ельцина, и все премудрости царедворца хорошо усвоил.
      -- Я вас понял и сделаю все, чтобы не было лишних вопросов. Владимир Владимирович, -- Тишков замялся, -- тут разные СМИ... Что сказать журналистской братии, оккупировавшей наш газон?
      -- А ничего не говорите. Пусть отдыхают. Единственное, о чем вас попрошу -- обеспечьте их соками и бутербродами. И еще, -- президент приглушил голос, -- пусть Паша Фоменко завтра перед журналистами немного помаячит. Понимаете, о чем я веду речь?
      -- Как же, не первый раз. Они на Пашу хорошо клюют...
      Поднявшись в свой кабинет, Путин позвонил в Москву, Касьянову. Между прочим, подумал, что, возможно, это его последний разговор с этим человеком, хотя и не исключено, что спокойный, умиротворяющий голос главы кабинета министров, еще будет звучать в контексте с именем президента...например, на панихиде, на похоронах, если, конечно, операция провалится...Однако, контролируя модуляцию своего голоса, он довольно бодро расспросил Касьянова о его консультациях с Думой и тот, в такой же мажорной форме, доложил президенту об ощутимых результатах в поисках компромисса с законодателями относительно бюджета. И как ни странно, эта информация показалась Путину настолько неактуальной, что он в одно мгновение почувствовал никчемность разговора с премьером.
      Все, кому надо, он позвонил. Группа была в сборе и президент ощутил полную свободу. Он как бы отряхнул с себя облепившие его наросты проблем. Все они остались позади. И не вспомнит он о них до тех пор, пока все задуманное не будет реализовано. Если, разумеется, он не сгинет где-нибудь в горах, в пресловутой "зеленке", кишащей двуногими мстительными существами...
      29. Сочи -- Грозный (Ханкала).
      В 21 30 вертолет с группой Шторма поднялся с площадки в Бочаровом ручье и направился в сторону Майкопа. Оттуда, перегрузившись на ЯК-40, они отбыли в Ханкалу.
      Во время полета Шторм с кем-то связывался по рации, видимо, готовил прием своей группы, потом, уединившись с Путиным, рассказал ему о взрыве в Гудермесе. Речь шла о покушении на главу администрации Малику Геземиеву.
      Перед выходом из самолета в Ханкале, все бойцы по приказу Шторма надели на себя маски "ночка", что подчеркивало особую засекреченность предстоящей операции.
      На аэродроме их встретили с "почетным караулом": "коридор" из вооруженных спецназовцев, тоже в масках,. протянулся от трапа самолета до стоящего в метрах пятидесяти от него вертолета. Группа почти бегом миновала живой коридор и, не останавливаясь, вошла в вертолет. Буквально через несколько минут четверо десантников внесли туда металлические ящики и Шторм приказал разбирать заряды для гранатометов. На каждого пришлось по десять выстрелов, что в купе составляло два с половиной килограмма.
      Перед самым вылетом к борту вертолета подкатил камуфлированный уазик, из которого вышел полковник в сопровождении двух автоматчиков. Офицер поднялся по ступенькам в вертолет, где его встретил Шторм, после чего они уединились в пилотской кабине. Это был Герой России Георгий Гюрза, который должен был обеспечивать тревожащие чеченцев полеты над "Красным квадратом"...
      Он рассказал, что в первый вылет российских самолетов в район квадрата Е-9, по ним велся интенсивный огонь из стрелкового оружия. Впрочем, боевики стреляли вслепую, машины шли на бреющем полете, едва не касаясь макушек деревьев. Однажды, правда, был сделан залп из переносного противовоздушного комплекса "Стрела", который однако тоже не достиг цели.
      Шторм поинтересовался -- почему им оказана такая честь лететь в тыл на новом вертолете? Оказывается, группировка получила шесть машин этого класса и одна из них, К-50, была выделена для спецоперации. По приказу самого Корнукова. Эксперимент...Но как бы там ни было, по словам Гюрзы, вертолет оснащен тепловизором, прибором ночного виденья, и самонаводящимися ракетами, способными поражать цель на расстоянии восьми километров.
      В кабину вошли двое пилотов в шлемофонах с темными выпуклыми очками. Вскоре вверху заработали винты. Машина, словно стрекоза попавшая в полдень на смолистый цветок, завибрировала, продолжая, однако, попирать бетонку аэродрома.
      Подошедший Шторм объяснил: полковник Гюрза будет сопровождать группу до точки высадки. Он хотел быть уверенным, что первая фаза операции пройдет успешно... Это сообщение никаким образом не отразилось на настроении Путина. В мыслях он был далеко от стесненного конуса салона, стойкого запаха сгоревшего масла и краски, которой был покрыт винтовой редуктор и который, остывая, делился запахами с ночной сыростью...
      В полетном листе, который заполнял Гюрза и который остался в Ханкале, Путин проходил под именем полковника ВДВ Геннадия Круглова...
      30. События в ретроспективе: ГРУ, особое задание.
      ...Это было давно, когда он уже заканчивал разведшколу. Однажды его вызвали в оперативный отдел, где он получил странное задание. Начальник отдела полковник Новиков, еще недавно работавший за границей на нелегальном положении, посадил его перед собой и выложил на стол пачку документов. Среди бумаг были паспорт на имя гражданина ФРГ Клауса Эйхлера, водительские права, две кредитные карточки, несколько визиток и две семейные фотографии. Затем полковник извлек из стола элегантный, несколько потертый, портмоне и аккуратно уложил в него документы. Однако передавать Путину не спешил. Своими ястребиными глазами, круглыми немигающими, смотрел на собеседника, словно хотел раз и навсегда запечатлеть его образ в своем сознании. Наконец молчанка кончилась и полковник наставительно изрек:
      -- Тебе, сынок, предстоит одна очень интересная работенка...Я бы даже сказал, захватывающая. Поедешь в Ригу...билеты возьмешь у нашего начхоза...Так вот, съездишь в Ригу и немного пошевелишь местных гебистов. А то они там зажрались, обросли жиром.
      Путин слушал и ничего не понимал. Но не понимая, он тем не менее, согласно кивал головой, и тень от его острого подбородка смешной фигуркой кувыркалось по белоснежному воротнику сорочки. Полковник между тем продолжал:
      -- Приедешь и остановишься в гостинице "Латвия", для интуристов. Зарегистрируешься, как турист ФРГ, из Мюнхена, который ты хорошо уже знаешь и потому проблем в этом смысле для тебя не будет. И хотя ты официально будешь интуристом, КГБ Латвии в твоем лице будет видеть важного немецкого шпиона. Эту мысль мы по своим каналам им уже подбросили. Твоя задача: под пристальным вниманием наружки найти наш тайник и выбрать оттуда контейнер.
      -- С ценной информацией?
      -- Это не важно. Там будет клочок бумажной салфетки, на котором будет написано несколько слов...А каких -- об этом ты узнаешь, когда найдешь контейнер и раскроешь его.
      -- И все задание? -- Путину, конечно, было известно о хронической неприязни ГРУ к КГБ, их застарелое соперничество, переходящее порой все границы дозволенного.
      -- А ты не спеши. Если они тебя арестуют, то я тебе не завидую. Ты сам знаешь, как мы умеем выбивать признания у своих классовых врагов. Тем более, это хорошо делают на периферии, подальше от Управления. Конечно, потом мы тебя оттуда вытащим, но лучше будет, если ты оставишь их с большим носом, и тем самым дашь нам возможность ставить перед ЦК вопрос о смене всего руководства латвийского КГБ...
      -- Я буду один работать?
      -- А как хочешь. Найдешь достойного партнера или партнершу -- честь тебе и хвала.
      -- Сколько у меня времени?
      -- Сутки. Сверим часы, -- Новиков взглянул на висящие на стене швейцарские часы, которые сразу после войны, в качестве трофея, появились в этом кабинете. Но, несмотря на возраст, шли они с поразительной точностью. -- Сутки, сынок, и ни часом больше. Сегодня в 16 тебя отвезут в Шереметьево и оттуда на самолете отправишься в Мюнхен. Конечно, с соответствующими предосторожностями...делай, как учили и не ошибешься... -- Новиков умолк, и когда нагнулся, чтобы что-то достать из ящика стола, грива седых волос сухо рассыпалась по краю столешницы. У него в руках оказалась пачка сигарет "Кемэл". Взяв пальцами за диагональные углы пачки, он начал вращать ее вокруг оси. Полковник задумался и после паузы как бы между прочим бросил: -У тебя, с учетом разницы во времени между Ригой и Мюнхеном, будет в резерве два часа...Сходишь в оперный театр. К тебе подойдет человек и предложит билет, и при этом скажет: "У жены сильная мигрень, не можете ли вы купить у меня один билет". И поскольку тебе делать нечего, ты возьмешь у него билет и, как вежливый человек, предложишь дяде закурить...А чтобы не мелочиться, отдашь ему всю пачку, пусть травится... -- И опять на лице полковника появилось лукавое выражение, чем, видимо, он хотел подчеркнуть второстепенность этой табачной операции...-- И в этот же вечер, уйдя из театра после первого акта, ты вылетаешь в Ригу. И вот, с той минуты, как самолет приземлится в аэропорту "Рига", и начнется отсчет твоих суток.
      -- В принципе, меня могут арестовать у трапа самолета...прямо в аэропорту "Рига", -- не то спросил, не то утвердил Путин.
      -- Какой смысл? Я же сказал: они должны взять тебя с поличным. Вот и танцуй от этого...Впрочем, и это не исключается: боясь, что ты уйдешь, они могут тебя сграбастать, не дожидаясь пока ты подведешь их к нужному месту... А теперь, сынок, давай посмотрим дислокацию, -- полковник поднялся и подошел к видеопаре. Включил аппаратуру. Вскоре на экране появилась панорама аэропорта "Рига", коридор таможни, зал ожидания, пошли виды города, двадцатишестиэтажная гостиница "Латвия", облицованная голубым пластиком, и череда названия улиц. -- Ты в Юрмале когда-нибудь был? -- Вдруг спросил полковник.
      -- Не приходилось.
      -- Придется побывать, -- вот смотри, это Даугава, железнодорожный мост, а вот -- так называемый Московский мост, следующий -- Каменный, за ним -Вантовый. И все эти мосты ведут в Юрмалу. Можно, правда, и по воде, -- на экране появилось небольшое судно на крыльях "Метеор", -- этот тоже ходит в Юрмалу, до станции "Майори"...А тебе как раз и нужна эта станция "Майори"... И вот эта улица.
      Путин прочитал написанные по-русски слова: "Улица Йомас". Появилась небольшая скульптура героя народного эпоса Лачплесиса, замахнувшегося мечом на извивающегося под ногами дракона.
      -- Вот твой объект, -- сказал полковник и потянулся к пепельнице.-- В пасти дракона и найдешь контейнер...Это пластмассовый футлярчик из-под фотопленки, в нем информация... -- Полковник, затянувшись и, прищурив один глаз, лукаво смотрел на Путина. -- Сам дракон распложен в сквере, возле вокзала Майори, считай, в самом центре города...И каждый, кто увидит тебя возле статуи, может вызвать милицию, ибо это национальная святыня и соприкасаться с ней...ну не то что нельзя, просто не принято...
      -- Понятно, товарищ полковник. А из Риги мне потом -- в Москву или обратно в Мюнхен?
      Полковник затягивался "Беломором" и словно не слышал вопроса курсанта.
      -- А это будет зависеть от твоей удачи. Если все кончится, как задумано, тебя встретит человек и передаст соответствующие документы, деньги и устную инструкцию. Пароль: "Вы не подскажите, где тут можно купить рижский бальзам малой расфасовки?", ответ: "В столе заказов, возле центрального универмага"...В общем-то задание не очень сложное, но для встряски жирных котов из КГБ и для твоего личного опыта весьма и весьма полезное...
      -- А если я все же попадусь -- колоться или изображать из себя Зою Космодемьянскую?
      -- Хоть это и игра, но счет идет по очень крупным ставкам. Попадаться не советую, ибо прежде чем мы истребуем тебя в наши руки, они могут сделать из тебя инвалида первой группы... А мне бы этого не хотелось, из тебя может получиться классный разведчик с перспективой дальнобойного внедрения.
      Новиков поднялся со стула и подошел к секции с книгами. Достал два толстых тома и положил перед Путиным. Сказал:
      -- Полистай, сынок, эти справочники и возьми из них информацию, которая тебе может понадобиться в Латвии. Особо обрати внимание на отвлекающие моменты, как, например, попасть в Юрмалу через пункты, которые напрямую не ведут к ней...
      Это были энциклопедические сборники: один под названием "Советская Латвия", второй -- "Рига". Оба тома изданы в Латвии...
      Через час сорок Новиков забрал у него книги и повел к начхозу. А еще через пятнадцать минут Путин направлялся в аэропорт Шереметьево.
      Все происходило как во сне -- легко, без тягостных мыслей о семье, ибо он еще не был женат и до встречи с Людмилой оставалось три месяца. Впереди его ждала большая любовь, о которой он только слышал и в которую не верил. Считая себя рыцарем тайного фронта, такими мелочами, как личная жизнь, он до поры до времени предпочитал не отягощать себя...
      ...Но внутренне было неспокойно, особенно, когда во Франкфурте пересаживался на мюнхенский рейс. Однако и в Международном аэропорту "Мюнхен -- Рим", куда он прилетел, на него никто не обратил внимания; он со своим кейсом прошел через "зеленый" таможенный коридор и, взяв у аэровокзала такси, отправился к оперному театру.
      Само здание было освещено разноцветными огнями и его белые колонны, с их глубокими тенями, напоминали сказочных великанов, притаившихся у своих пещер.
      Было жарко и Путин, садясь в такси, скинул с себя плащ и положил рядом с "дипломатом". Когда такси припарковалось на стоянке, в метрах пятидесяти от театра, он не стал спешить: долго выгребал с заднего сиденья свои вещи и сквозь противоположное стекло старался охватить взглядом пространство, примыкающее к театральному подъезду. Но это он делал больше по привычке (контролировать каждый свой шаг и все замечать -- главная заповедь чекиста), механически, но и то, что он узрел, дало ему некоторую информацию. Людей было немного: две пары вошли в театр и несколько человек прошествовали мимо колонн, из подъехавшего микроавтобуса мужчина пытался извлечь коляску, на которой, выпрямив спину, неподвижно сидела пожилая женщина.
      Когда он подошел ближе, мужчина уже катил коляску по специальному пандусу, ведущему к широким дверям театра.
      Путин сразу же заметил, как из-за одной из колонн появился тот, с кем была назначена встреча. Человек был в светлом костюме и светлой шляпе, в руке держал зонт-тросточку. Поля шляпы скрывали глаза, но по повороту шеи и подбородку можно было определить возраст незнакомца -- пятьдесят с хвостиком...Он сунул руку в карман пиджака и тут же вытащил ее снова. В пальцах белел зажатый клочок бумаги. И как бы ни к кому конкретно не обращаясь, человек с зонтиком, по-немецки громко произнес: "У жены сильная мигрень, не можете ли вы купить у меня один билет".