Александр Ольбик
      Доставить живым или мертвым
      Все персонажи и события этой книги - плод
      воображения автора. Любые совпадения имен
      с реальными людьми - печальное совпадение.
      Всякий дракон порождает
      своего Георгия и гибнет
      от его руки.
      Д. Джебран
      1. Москва, Кремль.
      Город накрыли обложные дожди. Мутные потоки неслись вдоль бортиков тротуаров, не успевая сливаться в бурлящие водостоки.
      "Мерседес" полковника Платонова на повороте к Боровицким воротам немного занесло, но опытный водитель, с которым полковник выполнял специальные задания в Таджикистане, а затем в Чечне, удачно выровнял машину и благополучно въехал на горбатый мостик. Шлагбаум был закрыт и его конец почти доставал до брусчатки. К ним подошел милиционер и очень внимательно проверил удостоверение полковника. Затем -- козырнул и они проехали под поднявшийся шлагбаум на территорию Кремля.
      Машина подкатила к первому, президентскому, корпусу и припарковалась среди десятка иномарок. Платонов выделил номера машин своих коллег из Службы контрразведки и МВД. Как раз напротив входа -- хорохорясь лаком и элегантными обводами, мокла новая "волга" министра обороны, который принципиально не менял эту марку на иностранную.
      Полковника встретил помощник президента Тишков, который работал еще с Ельциным -- приветливый, коренастый, с непомерно широкими плечами человек.
      -- Немного придется подождать, -- сказал он, -- Владимир Владимирович сейчас разговаривает с регионом по телефону.
      В приемную вошел маршал Сергеев и полковник отметил, что министр обороны волнуется, о чем говорило его покрасневшее, покрытое капельками пота лицо. Фуражку он держал на согнутой в локте руке и Платонову показалось, что ее непомерно высокая тулья живет какой-то своей обособленной от хозяина жизнью.
      Они поздоровались. Сергеев, положив головной убор на журнальный столик, а сам как-то по-стариковски, с примеркой, уселся на стул.
      -- Мы, наверное, с вами сюда по одному и тому же вопросу? -- спросил он у Платонова.
      -- Возможно, -- Платонов не разговорчив по природе, да и не знал он, по какому именно вопросу его срочно вызвали к президенту. Во всяком случае, думал он, не ради того, чтобы обменяться рукопожатием.
      В приемную вошли еще двое: директор Службы внешней разведки Затонов и министр внутренних дел Рушайло. Оба чиновника были в цивильной одежде, причем, у обоих -- одинаковые, желтые, в коричневую крапинку, галстуки. Однако эта пустяковая деталь осталась незамеченной -- они были собраны и, видимо, тоже волновались в преддверии президентского кабинета.
      Подошедший помощник предложил им что-нибудь попить, указав рукой на стоявший в углу столик, уставленный всевозможными напитками. И Сергеев, буркнув "это не помешает", тяжело поднялся и направился к столику с напитками. Неожиданно громко зазвонил хрусталь, наступила неловкая пауза, словно в музее, когда кто-нибудь из посетителей некстати чихает. Но эту неловкость покрыл мелодичный звон, раздавшийся на одной из колоколен кремлевских церквей...
      Наконец, дверь президентского кабинета широко распахнулась, на пороге показался помощник Тишков, за ним -- президент, вышедший в приемную своей несколько развинченной походкой. Он поздоровался со всеми за руку, но Платонову показалось, что его рукопожатие с президентом было на несколько секунд продолжительнее других.
      -- Заходите, располагайтесь, -- жест рукой в сторону открытых дверей, через проем которых хорошо был виден огромный рабочий стол и по бокам -- два символа власти: слева знамя РФ, справа -- штандарт президента. -- Лев Евгеньевич, -- обратился Путин к помощнику, -- свяжитесь, пожалуйста, с директором ФСБ, пусть он тоже подъедет...
      Когда все расселись за столом, на котором также гнездились бутылки с минеральной водой и хрустальными бокалами, президент расположился в торце, положив сцепленные руки на край стола. Обвел всех взглядом, и полковнику показалось, что в этом взгляде было что-то необычное, какая-то мальчишеская насупленость...
      -- Догадываетесь, мои дорогие силовики, за чем я вас сюда пригласил? -Путин пристальным взглядом обвел присутствующих.
      Никто не отреагировал. Лицо у Сергеева приобрело почти нормальный цвет.
      -- Сегодня исполняется ровно год, как мы начали антитеррористическую операцию в Чечне, -- продолжал глава государства, -- и мне, увы, не с чем вас и себя поздравить... Да, войсковая часть операции вроде бы закончилась, -- взгляд в сторону Сергеева, -- но получается, что этого мало. Не проходит и дня, чтобы Чечню не сотрясали взрывы фугасов...но вы учтите: взрывается в Шали или Гудермесе, а все самые масштабные разрушения происходят здесь...Я имею в виду, политические... внутренние и международные аспекты этой проблемы...-- Последовала непродолжительная пауза. -- Я с каждым из вас, накануне операции, разговаривал и все вы меня заверили, что к весне с этим будет покончено...Никто никого за язык не тянул...А я смотрю, уже и лето на исходе, а калека Тайпан все еще жив, бодр и командует, а это сильная объединяющая личность...Символ, как мой штандарт, -- все повернули головы к триколору с золотым гербом. -- Барс, как имел колоссальное влияние у международного терроризма так и имеет до сих пор...Это своего рода магнит, к которому тянутся и наемники и огромные деньги...И пока они есть, мира и спокойствия в Чечне не будет. Не будет мира и в Дагестане, и в Осетии, будут продолжать взлетать на воздух многоэтажки, гибнуть наши конвои...Впрочем, вы сами не хуже меня это знаете. -- Президент, сделал паузу, опустив глаза к лежащему перед ним листу бумаги.
      И каждый из сидящих за столом, его слова принял в свой адрес. Всем стало неуютно и неловко. Словно их поймали с поличным на чем-то некрасивом.
      -- Разрешите, сказать, товарищ президент, -- Сергеев тяжело поднялся, задев животом полированный край столешницы.
      -- Обязательно...За тем мы здесь и собрались, чтобы обменяться мнениями. И, конечно, принять решения...
      Сергеев платком вытер снова вспотевший лоб.
      -- Не хочу оправдываться, -- начал маршал, -- но придется. -- По моим подсчетам, на каждого боевика было выпущено по сотне артиллерийских снарядов, по пять тысяч патронов, и использовано полтора гранатомета...Я не говорю об авиационной, артиллерийской и бронетанковой поддержке...Выходит, что мы воюем с призраками, а не с телесными существами. По идее, все бандформирования должны быть давным давно уничтожены, но...вы правильно сказали, все продолжается...
      -- А что вы предлагаете? -- спросил президент.
      -- Танк в горы не пошлешь, авиация что могла, сделала, и я думаю, что претензий к армии быть не должно...
      Путин расцепил руки и поправил несколько широковатый галстук, выехавший на лацкан пиджака.
      -- Я готов, Игорь Дмитриевич, с вами согласиться, если бы не одно "но"...Моим Указом от 25 августа 1999 года, ответственным за проведение антитеррористической операции были назначены вы. Значит, вся ответственность ложилась и на армию и на весь силовой блок, которым управлять было приказано министру обороны...
      И снова лицо вставшего на вытяжку Сергеева покрылось пунцовым колером. И снова его спасло отвлечение: в кабинет вошли директор ФСБ Патрушев и глава контрразведки Петраков. С извинениями, на цыпочках, словно в театре опоздавшие, они прошли к столу и заняли пустующие места. Президент между тем последовательно продолжал начатый разговор:
      -- Я это к тому говорю, Игорь Дмитриевич, что мой Указ в отношении вас никто не отменял и потому вся ответственность за итоги операции в основном ложится на министра обороны. И в том числе, за уничтожение главарей бандформирований...Вместе с тем я не снимаю ответственности с ФСБ, МВД и нашей славной разведки. Садитесь...
      Сергеев тяжело и как-то неуклюже опустился на стул. Его короткая шея налилась кровью и создавалось впечатление, что еще немного и из нее брызнет багровая струя. Он взял в руки лежащий на столе чистый лист бумаги и шариковую ручку. И решительно начал писать. Рука, держащая "шарик", заметно подрагивала. Написав, маршал передал бумагу рядом сидящему Платонову и кивком головы указал на президента. Платонов жадный и внимательный к деталям, ухватил глазом размашисто написанные слова "Рапорт...Прошу уволить меня...по состоянию здоровья..."
      Когда лист с текстом попал в руки президента, тот не стал сразу его читать. Он все понял и не спешил знакомиться с тем, что потребует незамедлительной реакции. Он ценил Сергеева как военачальника, хотя понимал, какую колоссальную нагрузку несет этот уже немолодой человек. И отдавал должное его решимости в сохранении ядра армии -- ракетных войск стратегического назначения. Тогда, в начале 90-х годов, когда все валилось и рушилось, этот человек сделал все возможное, чтобы сберечь в боевой готовности ядерный зонтик страны. "Я вас, Игорь Дмитриевич, так просто не отдам, -- подумал президент. -- В конце концов, мы все отвечаем за то, что произошло..."
      И он начал читать рапорт Сергеева. И что-то вроде улыбки отразилось в его голубых глазах, правая рука, как бы защищая написанное, легла на бумагу.
      -- Ну, я думаю, мы не будем доставлять удовольствие бандитам...Как вы думаете, Игорь Дмитриевич? -- слова Путина разрядили атмосферу, и Платонов почувствовал облегчение не столько за себя, сколько за этого седовласого маршала. -- Глупо, черт возьми, сейчас пороть горячку! -- Президент на глазах суровел, -- террористы только этого и ждут, чтобы мы тут между собой устроили борьбу в партере...-- взяв из стаканчика синий карандаш, президент уверенными движениями крест на крест перечеркнул рапорт. -- А если, действительно, вы неважно себя чувствуете, возьмите на пару недель отпуск и поезжайте в Карелию на рыбалку...Хотя бы в мою резиденцию...
      -- Есть, -- тихо произнес Сергеев, опять вставший на вытяжку. -Иногда, особенно, когда приходится подписывать сводки о потерях в войсках, нервная система не держит...Лучше самому подохнуть, чем подписывать похоронки...
      -- Верю...Поэтому надо сделать все возможное, чтобы побыстрее с этой бандитской вакханалией покончить,-- и президент обратил свой взор на главу Службы контрразведки Петракова. -- Сколько опергрупп, Борис Ильич, ваше ведомство послало в стан врага? И какие потери?
      Петраков тоже не молод, но в отличие от Сергеева богатырски здоров. По утрам делает шестьдесят отжимов и двадцать минут играет двухпудовыми гирями. Он сед, лицо в мелких морщинах...Ветеран взятия дворца Амина...
      Вопроса президента он, конечно, ждал, чертовски нервничал, хотя вида не показывал. Да и похвастаться нечем: из двенадцати разведывательно-розыскных групп ни одна не вернулась на базу в Ханкалу. Ни одна.
      -- К сожалению, товарищ президент, итоги неутешительные. Несем тяжелые потери..
      -- Причины?.
      -- Недоступность главарей.
      -- Они что -- в джунглях Амазонки прячутся? -- явная ирония сквозанула в словах главы государства.
      Пауза. Морщинок на лице Петракова поубавилось. Кожа на висках натянулась до глянца, седой бобрик волос как будто стал еще ершистее.
      -- Нет, конечно, не в джунглях, в своей зеленке...В пещерах, которые, как пчелиные норы, натыканы на отвесах ущелий...Кстати, под тридцати пяти метровым слоем скальных пород, где ни одна бомба да и, пожалуй, атомная ракета их не возьмет...В живую к ним пока тоже не подступиться, -- Петраков почувствовал смущение, когда произнес спасительное для себя слово "пока".
      -- Причина? -- снова спросил Президент.
      -- Система оповещения...я бы сказал, непроходимая. Сочетание современных радиоэлектронных новинок с феноменальной способность боевиков к маскировке на местности...Все завершается еще на дальних подступах...Мы потеряли семьдесят два человека, -- наконец-то страшные слова были произнесены вслух.
      -- Не просто семьдесят два человека, а семьдесят два спецназовца...красы и гордости наших служб...-- Президент обратился к листам бумаги, лежащим перед ним. -- Вот передо мной сводка погибших, вернее, не вернувшихся с задания: семьдесят два человека из контрразведки, восемьдесят девять бойцов СОБРа, двенадцать -- разведка, шестьдесят потерял антитеррористический центр... Не много ли на нескольких главарей? Скоро про нас будут складывать анекдоты...Кстати, Юрий Алексеевич, -- Президент обратился к главе внешней разведки Затонову: -- В прошлый раз вы говорил о засылке в лагерь боевиков своих людей...Что о них известно?
      Затонов -- среднего роста, невзрачной наружности человек. Мочка левого уха несколько оттянула вниз, из-за его привычки в трудных ситуациях подергивать за нее. На волевом подбородке едва заметный рубец -- след от кинжала душмана.
      -- Речь идет о наших людях, пытающихся внедриться в разные банды. И один из них, по прозвищу Сайгак, которого мы нацелили на проникновение в отряд Барса. Вы понимаете, о ком я веду речь...
      Все, разумеется, понимали: Затонов имел в виду главаря бандформирований, на которого охотились все секретные службы России, и который по агентурным делам проходил под псевдонимом Снежный Барс.
      -- Известна ли судьба вашего агента? И есть ли на него выход? -президент особенно был внимателен к этой части разговора, поскольку сам из разведки и понимает, насколько важна своевременная связь с агентом.
      -- Пока нет. Но у Сайгака довольно надежная легенда и его индивидуальные действия ориентированы исключительно на поиск берлоги Барса и его устранение... В Грузии по этой же теме работает еще один наш агент...Султан...
      -- Ясно, садитесь...Хочу, чтобы вы все отдавали себе отчет в том, что происходит. А происходит следующее: пока живы и функционируют главари, будут жить и функционировать их банды. Времени у нас больше нет. Народ ждет решительных действий, а я от своих обещаний отказываться не могу. К зиме все должно быть закончено. Вот поразмышляйте над этим и через неделю -- прошу снова за этот стол...
      Путин поднялся, давая понять, что разговор окончен. Но когда Платонов уже направился в сторону дверей, президент его остановил:
      -- Вадим Николаевич, задержитесь на минутку. Сядьте.
      Когда они остались одни, Путин, глядя своими голубыми глазами куда-то в пространство, изрек:
      -- Мы сейчас здесь одни: я -- президент страны и вы -- глава антитеррористического Центра...С нас особый спрос. Скажите, положа руку на сердце, неужели у нас не хватает воли и сил задавить сволочей?
      Платонов не из тех, кто торопится. Хотел подняться, но широкая ладонь президента легла ему на плечо.
      -- И воля есть, и силы немалые, но тут действует эффект спартанцев, -сказал Платонов. -- Не будем скрывать, мы для чеченцев -- захватчики...
      -- Я понял вас, но давайте исходить из другой ситуации...Спартанцы никому не отрезали головы, не похищали даже своих врагов и уж тем более не взрывали жилища мирных жителей, не убивали женщин и детей...Есть разница?
      -- Безусловно! Но у сепаратистов другая психология, совсем другая...
      -- Хорошо, согласен, но что делать? Мы же с вами не психотерапевты...Впрочем, может быть, как раз этого нам и не хватает. Наши СМИ на каждом углу должны кричать: войну ведет не Россия, войну ведут против России. И это надо донести до сознания каждой чеченской матери, каждой сестры и жены, чтобы они остановили своих воюющих мужиков. -- Путин сделал паузу и обратился к собеседнику: --Карта Чечни у вас с собой?
      -- Так точно...-- Платонов из стоящего у ножки стула кейса достал вчетверо сложенную крупномасштабную карту. Разложил на столе.
      -- Покажите мне, где по-вашему, находится логово этого Барса и его карателей?
      Взяв со стола шариковую ручку, Платонов, как-то по-ученически повел ею вдоль зеленых обводов границы республики.
      -- По разведданным...а это сводная информация, полученная от военной разведки, федеральной контрразведки и ФСБ, Барс со свои штабом прячется где-то здесь, на юго-востоке республики, в двенадцати километрах от грузинской границы. Недалеко от Панкийского ущелья. У нас это место закодировано, как "красный квадрат"...
      -- Почему красный?
      -- Возможно, разведчики это место ассоциировали с количеством крови, которую пролил этот Барс..."Красный квадрат", а если ориентироваться по этой карте, "квадрат Е-9".
      Президент внимательно отслеживал движения по карте "шарика" и мысленно делал какие-то свои расчеты.
      -- Какова площадь этого квадрата? -- спросил Путин.
      -- С учетом дальнего оповещения, которое у бандитов очень хорошо отлажено, это площадь равняется шести квадратным километрам. Вот, примерно, в этих местах все наши разведывательно-поисковые группы провалились, как сквозь землю. Недаром, это ущелье называется Гнилая яма
      Наступило молчание. Платонов постукивал кончиком ручки по карте, президент внимательно рассматривал прилегающую к "красному квадрату" территорию.
      -- Значит, при спокойном темпе этот квадрат можно пройти за час? С учетом резко пересеченной местности -- за три часа. Учтем еще "чеченский коэффициент" и помножим на десять...Как вы думаете, Вадим Николаевич -- за тридцать часов управимся?
      Платонов не из тех, кого можно чем-то удивить, но при этих словах президента у него на загривке побежали холодные мурашки. Он тупо смотрел на карту, а точнее в одну точку, от которой отходило слово "Урус-Мортан"...
      -- Теоретически, пожалуй, можно.
      -- Вот и хорошо. Подберите человек десять-двенадцать надежных ребят...Кстати, как вы их подбираете -- лично или по анкетным данным?
      -- И так и так. Но каждый раз перед операцией я лично с каждым из них беседую... Извините, товарищ президент, из какого числа подбирать -- чистую разведку или смешанную группу, помаленьку из каждого подразделения...то есть ФСБ, разведки, спецназа МВД...
      -- Каков будет состав -- это на ваше усмотрение, но с одним условием...Это, действительно, должны быть спартанцы -- и по умению сражаться, и по силе духа. Сколько для этого вам потребуется времени?
      -- Пару недель, не больше...У нас отличный резерв. Многие из хлопцев просто рвутся в дело. Один дагестанец Махмут Изербеков каждый день приходит с рапортом, просится в тыл к чеченцам.
      -- Почему не посылаете?
      -- И так много потеряно отличных бойцов, но не только в этом дело. У Изербекова в дагестанскую кампанию погибла семья из восьми человек...Мщение не всегда лучший поводырь...
      -- Всегда! -- президент сложил карту. -- Если оно справедливое -всегда и это могучая движущая сила...Зачисляйте это парня, ему надо помочь облегчить душу.
      -- Есть, -- Платонов поднялся, ожидая реакции президента. -- Что-нибудь еще, Владимир Владимирович?
      -- Нет, пока все.. Составьте подробный план-маршрут и вероятные, на ваш взгляд, пути проникновения в "красный квадрат "...И, разумеется, пути отхода...
      -- Есть, товарищ президент. Такой план уже существует...в шести вариантах...
      -- Составьте седьмой, а там посмотрим...
      -- Есть! Могу идти?
      Президент протянул полковнику руку и они расстались.
      "Не был ли я слишком категоричен насчет мщения? -- спросил он себя, когда остался один. -- Боевики тоже многие свои преступления объясняют якобы благородной местью, иногда кровной...Не уподобляюсь ли я им? Не хотелось бы становится с ними на одну ногу...Но а все же, будь последователен: иногда месть может быть неплохим средством в достижении цели... Кажется, что-то об этом говорил двадцатый президент США Гарфилд...Не кокетничай, ты же помнишь его крылатую фразу дословно: "Я не стал бы ничего предпринимать ради мести. Но ради уверенности в будущем я готов сделать что угодно".
      -----------------------------------------------------------------------------------------------
      Агентурное сообщение, принятое на оперативный телефонный номер в Душанбе.
      Захару
      По информации Пуштуна, из Кандагара в район Чечни, намечается инспекционная поездка Первого лица. Сроки -- с 10-го по 15-е августа с.г. Цель -- инспекционный смотр боевиков под началом Барса и Тайпана, а также ознакомление с их действиями на территории Чечни. Вероятный маршрут: Кандагар -- Тебриз -- Артвин (Иран). Транзитный путь -- через Грузию. Конечный пункт -- штаб-квартира Барса. Средства передвижения -- летательный аппарат (вертолет, авиетка, и что маловероятно -- использование мотодельтаплана). Дополнительная информация по данному контексту Вам будет передана не позднее 30-31 июля.
      Дервиш
      -----------------------------------------------------------------------------------------------
      2. Волгоград. Тревожный сигнал.
      А в городе-герое стояла небывалая жара. В раскаленном воздухе не летали птицы, старые и больные люди убрались с улиц и лишь молодежь, невзирая на зной, шустрила в преддверии приемных экзаменов в вузы.
      Из подъезда дома No 58, что по улице Павлова, вышел пожилой человек -в старой соломенной шляпе и видавшей виды застиранной футболке. Он дошел до светофора, и без оглядки направился под красный свет. На середине улицы его едва не сбила серебристая "хонда". Человек выругался и погрозил ей вслед кулаком, в котором болталась пустая авоська., и довольно шустро засеменил себе дальше. Пройдя пару кварталов, он остановился возле трехступенчатого, довольно широкого крыльца, ведущего в УВД. Прочитав вывеску, он поднялся на крыльцо и толкнул тяжелую дверь. Навстречу ему, чуть не сбив его с ног, выскочил человек в тельняшке, явно не трезвый, и зычным голосом заорал: "Таа-кси!" Человек с авоськой посторонился, покрутил у виска пальцем и направился в Управление внутренних дел милиции.
      За зарешеченным оконцем торчала голова в фуражке и посетитель, обращаясь к ней, спросил:
      -- С кем тут можно по душам поговорить?
      -- Представьтесь, -- дежурный поднялся и посетитель увидел совсем молоденького милиционера с лейтенантскими погонами на плечах.
      -- Киреев Петр Якимович...Мне нужно побалакать с вашим начальником...
      -- Большая тайна? -- лейтенант снова сел и стал "шариком" писать в толстой книге.
      -- Возможно, -- Киреев замотал головой, пытаясь найти дверь с табличкой начальника милиции.
      -- Ну что там у вас стряслось?
      -- Пока не стряслось, но может так стрястись, что зубы свои не соберешь.
      -- Ага, хамство налицо...-- однако милиционер снял трубку и кому-то сказал:
      -- Аркадий Алексеевич, тут какой-то прыткий пенсионер рвется к вам на прием. Есть, хорошо...-- Дежурный поднялся и указал рукой, куда идти Кирееву. -- Поднимешься на второй этаж, а там сам разберешься.
      Посетитель прошел в дверь, за которой сразу же начиналась лестница с обношенными ступенями.
      В кабинете начальника Аркадия Быстрова было жарко и накурено, хотя все три окна были открыты. За столом сидел упитанный, с ровным пробором на полулысой голове подполковник и что-то жевал. Он был без мундира, с приспущенным галстуком.
      -- Фамилия, по какому поводу? -- взгляд подполковника равнодушно скользнул по невыразительной фигуре Киреева.
      -- Присесть можно, а то я весь взмок...Жарища...
      -- Садитесь и, если можно, покороче, мне тоже жарко..
      -- Хорошо...Вот какое дело, -- Киреев явно тянул кота за хвост, видимо, не очень веря, что его правильно поймут в этом казенном кабинете.
      -- Ну и какое же у вас дело?
      -- На нынешнюю пенсию не проживешь, верно? Ну сами посудите, товарищ подполковник, как человеку прожить на пенсию...
      -- Можно покороче? -- начальник насупился.
      -- Ладно, короче так короче...Мне кажется, в наш город прибыли террористы. Только вы меня, пожалуйста, не перебивайте... Три дня назад, на рынке, ко мне подошел один кавказец и спросил -- не знаю ли я, где можно снять комнату? Для троих человек. Ну я и клюнул. Пошли с ним ко мне, посмотрели...А у меня настоящие апартаменты: две большие отдельные комнаты, огромная лоджия, и все это на одного старого человека...Мы пришли с этим парнем ко мне, он пошнырял, посмотрел и тут же дал аванс...
      -- Большой?
      -- Не то слово. Сто долларов, можно сказать, озолотил.
      -- Так радуйтесь, а при чем здесь милиция? -- будь Киреев повнимательнее, он увидел бы, как взбухла на виске подполковника жила и каким напряженным сделался его взгляд.
      -- Вот в том-то и дело, что при чем, -- Киреев придвинулся к самому столу и тихо, почти шепотом, проговорил: -- Они порвали на стене обои...сделали тайник...стены у меня обиты регипсом и там вот такое пустое пространство, -- Киреев двумя руками показал, какое там пространство. -- Они раненько утром куда-то смотались, а я зашел к ним, чтобы попасть на лоджию...Там у меня стеклотара, хотел сдать...Захожу в комнату, гляжу, на стене паутина не паутина, трещина не трещина...Подошел поближе, ага, а это порваны обои. Непорядок, в чужом доме шкодничать. Я отвернул кусок обоев, а там дыра, я туда -- руку, и что вы думаете, товарищ подполковник...
      -- Пока все путем, говорите, что было дальше?
      -- По локоть залез и нащупал три целлофановых кулька. Небольших, но только вы не упадите со стула...Во-первых, в первом кульке я обнаружил наган...самый настоящий семизарядный наган...со спиленным номером. К нему -три пачки новеньких патронов. Но только вы не думайте, что я последняя рохля и оставил на пистолете отпечатки своих пальцев... Я держал его за скобу, как в кино...
      -- Верю, что дальше?
      -- Во втором кульке...сначала я думал мыло, но на брикетах ясно по-русски написано: тротил, 400 грамм в каждом куске, а всего четыре куска. Таким мылом раз помоешься, умоешься кровью на всю жизнь, верно?
      Подполковник нажал на клавишу селектора и проговорил:
      -- Витя, зайди...Так, -- подполковник снова взглянул на посетителя. -А что было в третьем кульке?
      -- Какая-то паста, может, оконная замазка...я так поначалу подумал. Липкая, как пластилин, желтовато-коричневого цвета. Но в том же мешке, тоже в целлофане, лежало несколько МУВов, ну универсальных минных взрывателей...Такого добра я еще в армии насмотрелся...Вот, пожалуй, и вся сказка...
      -- Довольно увлекательная, Петр...
      -- Петр Якимович, пенсионер, ветеран труда...Сорок лет отдал родному ВТЗ...
      Подполковник поднялся и с незажженной сигаретой подошел к окну.
      -- Где вы живете, Петр Якимович?
      -- Да тут рядом, в двух кварталах от вашей управы. Улица Павлова, дом 58, квартира 12. Мне эту квартиру, как ветерану труда...по льготной очереди...
      Но подполковник молчал. Он кого-то ждал. И действительно, не прошло и пары минут как в дверь постучали.
      -- Заходи! -- в кабинет вошел моложавый, крепко сбитый человек в гражданской одежде. -- Майор уголовного розыска Виктор Мороз,-- подполковник представил его Кирееву.-- Виктор, не приглашаю садиться, дело срочное...Возьми своих людей и смотайтесь на улицу Павлова...Этот человек...Петр Якимович, вас проводит, он там живет, -- Выразительный взгляд на Киреева. -- Кажется, к нам в гости пожаловала "пиковая масть", -- так правоохранительные органы южного региона страны прозвали людей с Кавказа...-- Но будьте осторожны, там у них взрывчатка и, возможно, порядочной мощности...Пока вы добираетесь, я свяжусь с УФСБ и РУБОП, ибо нам одним тут делать нечего...
      -- Хор, товарищ подполковник, -- такое обращение подчиненного с начальством говорило об их дружеских отношениях. -- Гостей, в случае чего, как объявятся, брать или будем пасти?
      -- Сам понимаешь, это только одно звено... Такая организация в одиночку не ходит. Пока съезди на разведку и установи наружное наблюдение...
      -- Ладно, понял. Если не возражаете, возьму с собой Акимова с Поспеловым...
      -- А больше и некого, все в работе...Их трое и вас трое...Эх, черт, террор крепчал! -- подполковник подвинул к себе пепельницу и стал закуривать. -- Надо подключать спецов из УФСБ и контрразведки, -- повторил он, -- и тогда будем решать, что с залетками делать...
      -- А если упорхнут?
      -- Вот для того, чтобы этого не случилось, ты сейчас туда и отправишься.
      Пока начальник говорил со своим подчиненным, Киреев нервно обмозговывал, чем для него может кончиться вся эта затеянная им история.
      -- Поехали? -- обратился к нему тот, кто был в гражданке.
      -- Дуйте! -- подполковник уселся за стол и повернул к себе аппарат "вертушку".-- И ждите звонка -- или от меня или из УФСБ...
      В машине Киреева совсем от жары развезло. Видимо, поднялось давление.
      -- Может, мне сперва сходить домой одному? -- спросил он у Виктора.
      -- Так и будет...Мы вас высадим из машины возле магазина "Кожгалантерея", а вы пешочком, не привлекая внимания, пойдете домой...Если там все спокойно и никого нет, то выйдите на балкон, и снимите с себя шляпу. Поняли?
      -- Хорошо...Сниму шляпу...а в какой руке ее держать?
      -- Это не имеет значения. Но если вдруг пожалуют ваши квартиранты, а следом за ними и мы, то не суетитесь и тут же ложитесь на пол и ведите себя ниже травы, тише воды...
      -- А если они уже там?
      -- Тогда снимете шляпу и тут же ее снова наденьте. Сейчас подъедем к вашему дому и вы нам покажите свой балкон...
      В машине стояла невыносимая духота и Кирееву стало дурно: он вытащил из кармана алюминиевый тюбик и выщелкнул оттуда таблетку валидола.
      -- Не волнуйтесь, -- обращаясь к нему, сказал Мороз. -- Все будет хоккей...
      -- Я не волнуюсь, тут у вас настоящий Освенцим...-- Он нагнул голову, -- вон, второй справа, мой дом. Раз, два, три...пятый балкон, если считать от ближайшего угла...
      -- Этаж?
      -- Четвертый.
      -- Это тот, где болтается простынь? -- спросил Поспелов.
      -- Да, вчера постирался.
      -- Тогда переиграем с сигналом. Если ваших молодцов еще нет, простынь снимите, если дома -- сдвинете на веревке ее концы.
      -- А что делать со шляпой?
      -- Она уже не в счет. Сигналить будете простыней, отсюда она заметнее.
      Возле магазина "Кожгалантерея" пенсионер с крехом выбрался из машины и, словно хронический радикулитчик, захромал по теневой стороне улицы. Откуда-то в машину занесло горячие жасминные ароматы....
      Акимов поправил под пиджаком портупею и вспомнил, что не захватил с собой запасную обойму к своему ПМ. Он чувствовал как под одеждой струйками стекает пот.
      -- Братцы, как вы думаете, есть где-нибудь в нашем городе холодное пиво?
      -- О, об этом ни слова! Еще немного и я завою...-- Поспелов расстегнул пиджак. -- Но меня сейчас волнует другое -- насколько быстро сработают наши коллеги из ФСБ.
      -- Сейчас они это делают бегом, -- успокоил товарища Мороз. -- Помнишь, когда мы засекли на блатхате продавцов героина, как молниеносно примчались фээсбэшники? Буквально через пятнадцать минут...
      -- Тогда было пятнадцать градусов ниже нуля, бег согревает, -- шутливо заметил Поспелов. У него высоко пострижен затылок и с первого взгляда он больше похож на уркагана, нежели на хваткого сотрудника угро.
      За балконом они наблюдали из окна машины, но при открытых дверях. У Мороза на висках блестели струйки пота и он начал обмахиваться сложенной вчетверо газетой. Мысленно он соединен со своим правым карманом, где лежит сотовый телефон...
      -- Хоп, есть сигнал! -- воскликнул Акимов, -- значит, гостей пока нет дома...
      Мороз, через лобовое стекло, взглянул на девятиэтажку и не увидел на лоджии Киреева простыни. Он вытащил трубку и позвонил подполковнику Быстрову. Доложил обстановку. Тот велел взять под контроль подъезд, в котором живет Киреев и фиксировать всех, кто туда будет входить или из него выходить...
      Они заехали за магазин и по внутренней дорожке, ведущей к гаражам, и припарковались у электроподстанции, в метрах пятидесяти от дома. Поспелов взял в багажнике телекамеру, обернутую в черный целлофан, и, как бы примериваясь, с заднего сиденья навел ее на первый подъезд. Затем положил ее себе на колени.
      Мороз, взглянув на часы, с отчаяньем в голосе проговорил:
      -- О, черт, еще только два часа! А если они придут вечером или вообще не придут? Мы же тут сжаримся...
      -- А мы будем по очереди ходить пить пиво, -- Поспелов, изнемогая от жары, высунул в форточку руку, где застыла тень от липы, но воздух был настолько раскален, что тень не спасала.
      Примерно через сорок минут, на мобильник Мороза позвонил руководитель группы захвата Федеральной службы безопасности майор Гордеев. Они условились о порядке действий, для чего понадобился участковый милиционер данного района.
      После разговора с Гордеевым, Мороз сказал:
      -- Все братцы, теперь мы с вами в подчинении ФСБ и каждый свой шаг будем соизмерять с шагами славного спецназа.-- Он снова набрал номер и переговорил с Быстровым насчет присылки участкового милиционера. Проблема оказалась не столь простой: тот был в районе и никто не знал, где его искать. Но, видимо, судьбе было угодно распорядиться более разумно, чем могли себе это позволить люди. Не прошло и полчаса, как участковый Иван Усач сам появился в поле их зрения. А затем -- в поле зрения телекамеры, которую навел на него Поспелов.
      -- Что он здесь делает? -- безадресно спросил Мороз.
      -- Такая у него работа болтаться по району и вести с алкашами душеспасительные беседы, -- Акимов сам в угро пришел из участковых и знал сложно-простую специфику этой службы. Он даже открыл дверцу, чтобы окликнуть участкового, но Мороз его остановил.
      -- Отставить, пусть идет.
      -- Но он может испортить все дело.
      -- Посмотрим, куда он направляется...Слава, -- обратился Мороз к Акимову, -- выйди и проследи в какую квартиру идет этот парень...
      Когда дверь в подъезде закрылась, из машины вышел Акимов и быстрым шагом направился в сторону дома. Вскоре его стройная, в не очень ладно сшитом костюме фигура тоже скрылась в нутре подъезда.
      -- Ты, Виктор, что-то подозреваешь? -- спросил Мороза Поспелов.
      -- А черт его знает, в таких ситуациях каждое совпадение подозрительно...
      -- По-моему, на нас разлагающе начинает действовать жара.
      Из подъезда вышел Акимов и бегом направился к машине.
      -- Участковый зашел в 12-ю квартиру...К Кирееву, -- уже в машине сказал Акимов.
      -- Не может быть! -- Мороз выбросил через форточку окурок
      -- Своими глазами видел. Я даже поднялся и еще раз проверил номер квартиры...Двенадцатая...
      Мороз связался с Гордеевым и объяснил ситуацию.
      -- Этого пока мы не знаем, -- в трубку говорил Мороз. -- Но разумно ли это? Как знаете, но всю ответственность вы берете на себя...
      Отключив связь, Мороз раздраженно сказал:
      -- Фээсбэшники, оказывается, где-то здесь рядом, они тоже видели, как Усач зашел в дом...Велят брать его.
      -- Но это же глупо, -- не очень решительно запротестовал Акимов. -- А если он здесь ни при чем, можем обидеть парня недоверием на всю жизнь...
      -- Но а если при чем? Тогда мы сами себя обидим на всю жизнь.
      К подъезду подошли две женщины с сумками и, постояв возле дверей, вошли в дом.
      -- Надеюсь, это не террористки, -- работая видеокамерой, -- сказал Поспелов.
      И вот неожиданность: из дверей первого подъезда собственной персоной появился Киреев. Покрутив вжатой в плечи головой, он какой-то ныряющей походкой направился через дорогу в сторону магазина-стекляшки с женским именем "Алена".
      -- Вот те номер, чтоб никто не помер, -- сказал Поспелов. -- Сколько пленки приходится изводить вот на таких статистов...
      Мороз хотел выйти и перенять Киреева, но не был уверен, что окна его квартиры не выходят в сторону магазина. И каково же было их удивление, когда из подъезда показался участковый милиционер с целлофановым пакетом в руках.
      -- Клянусь угро, что Усач был с пустыми руками, когда входил в дом, -в голосе Поспелова звучали тревожные нотки.
      Мороз напрягся, начав просчитывать варианты. Если связываться с Быстровым, подумал он, уйдет время и уйдет участковый...
      -- Ты вот что, Слава, -- обратился он к Акимову, сидевшему за рулем, -вырули сейчас на дорожку и с моей стороны подъедь к Усачу.
      А тот уже шел вдоль дома и завернул за угол.. Машина тоже съехала с асфальтовой дорожки, пересекла тротуар и выехала на выгоревший на солнце газон. Когда правая дверца, сравнялась с участковым, Мороз резко ее открыл и выскочил из машины.
      -- Стоять на месте! -- негромко сказал он Усачу и головой указал в сторону машины.
      То ли жара, то ли страх сделали из лица Усача бледный, мокрый кусок бумаги, с безумно расширенными глазами. Он даже не сделал попытки стряхнуть с себя этот страх.. Он нагнулся и осторожным движением хотел поставить пакет на землю, однако Мороз не позволил ему такой вольности. Взяв жестко его за руку, он увлек участкового к машине и принудил залезть в нее. Тут же, как из-под земли появились молодые, крепкие парни и обступили машину. Среди них выделялся высокий усатый блондин, явно старше других, и именно он подошел к Морозу и представился: "Майор Гордеев..." И, не таясь, продолжал: "Действуешь, майор, в общем грамотно, хотя и рискованно... Что у задержанного в сумке?"
      -- Это нам еще предстоит выяснить, -- Мороз, закуривая, заметил, как у него дрожат пальцы. -- Что у тебя в пакете? -- обратился он к участковому. Тот подавленно молчал, вперившись взглядом в затылок Акимова.
      Мороз, не снимая пакета с колен участкового, осторожно ощупал его. У него не было сомнений: рука отчетливо почувствовала профиль револьвера.
      -- Гоним в управу и там будем разбираться, -- сказал Мороз и получил одобрение Гордеева. Тот взмахнул рукой и все, кто с ним был, тут же ретировались.
      Допрос участкового милиционера в изоляторе временного содержания вели втроем: начальник УВД милиции Быстров, Мороз и майор Гордеев. На столике, привинченным к цементному полу, лежало то, что находилось в целлофановом пакете: револьвер и три пачки патронов, четыре брикета тротила, и упаковка чего-то мягкого и напоминающего, как говорил Киреев, пластилин. Собственно, он был недалек от истины: это действительно был взрывчатый "пластилин" или пластид по имени ci-4, обладающий огромной разрушительной силой. Всего взрывчатки было ровно пять с половиной килограммов.
      В Управление также был доставлен людьми Гордеева и пенсионер Киреев. Он был бледен и все время хватался за сердце. Но это не была симуляция, ему от жары и нервотрепки действительно было не по себе. Допрашивали их в разных помещениях. Но все совпало.
      По версии Киреева участковый к нему заходил и раньше и иногда они вместе распивали вино или пиво. Но о его нынешнем приходе он ничего не знал, а когда увидел, подумал, что это связано с его визитом в милицию. Усач помялся в прихожей и спросил -- не попить ли им в такую жару пивка? И он вытащил из кармана сто рублей, с которыми Киреев и пошустрил в магазин "Алена".
      Однако у Мороза не проходило ощущение, что пенсионер что-то не договаривает...Что-то старый плетет не в ту петельку. И он мягко, как бы издалека спросил:
      -- А в тот раз, когда к вам на базаре подошли те люди, с ними никого больше не было?
      Киреев опустил глаза и стал щипать и без того одряхлевшую соломенную шляпу. Мялся. В разговор вступил Гордеев:
      -- А я так думаю, нам не хотят говорить всю правду, а потому Петр Якимович тоже может пойти с ними за компанию...Как соучастник...
      Киреев еще больше побледнел. Потом его ударило в жар -- дело-то нешуточное, пахнет терроризмом. И раскрылся до конца. Оказывается, на рынке к нему подрулили гости по совету участкового Усача. Мол, ты, Петр Якимович, живешь один, вечно нуждаешься, за квартиру не платил полгода, возьми к себе жильцов...
      -- Вот и взял на свою шею, -- Киреев потной ладонью потрепал себя по загривку. -- Но мне и в голову не могло придти, что мой участковый может мне подложить такую свинью.
      А Усач, между прочим, поначалу решил играть в молчанку. На все вопросы он сглатывал слюну, словно в горле у него застрял теннисный мячик, и все время тер одну ладонь о другую.
      -- Молчишь, подлец, -- не сдержался Быстров и наотмашь саданул своего подчиненного в челюсть. Тот упал и его никто не стал поднимать. -- Вот такие, как ты прокуды, ломают людям всю жизнь. Ты же, полоз, знал, что в этих пакетах и что это за люди...
      -- Кто они и как ты с ними познакомился? -- умягчено--настырным голосом давил на него Гордеев. -- Сколько они тебе заплатили?
      -- Пятьсот...
      -- Долларов?
      Участковый замотал головой.
      -- Неужели ты, парень, за пятьсот деревянных продал дьяволу душу? -- у Мороза тоже чесались руки и он еле сдерживался, чтобы не ударить Усача.
      И вдруг до них донесся вполне резонный аргумент:
      -- Пока вы тут со мной возитесь, они поймут, что меня взяли и уйдут с концами...
      Все, кто был в комнате допроса, переглянулись. Это же было так очевидно: Усач этот пакет должен был куда-то доставить...
      -- Где и кому ты должен был отдать все это добро? -- Спросил Гордеев и помог участковому усесться на стул.
      -- В четыре, у входа в зоопарк, со стороны улицы Тургеневской...
      -- Кому?
      -- Гасанову Валеху...
      -- Этот из тех, кто жил у Киреева?
      -- Один из них. Я с ним познакомился на рынке, даже однажды оштрафовал за антисанитарные условия...
      Гордеев посмотрел на Мороза и дал понять, что хочет поговорит с ним тет-а-тет. Они вышли в коридор.
      -- Что будем делать, Виктор? -- спросил Гордеев. -- Нам не простят, если мы эту троицу упустим.
      -- Сейчас все будет зависеть от Усача. С ним потом разберемся, а сейчас...-- он посмотрел на часы, -- сейчас же его надо оттаранить к зоопарку...Пусть скажет этому Гасанову, что Киреева не застал дома.
      -- Они неплохие психологи, когда дело идет о собственной шкуре. Не поверят. Да и вид у него сейчас хреновый для разыгрывания ролей..
      -- Но у нас нет другого выхода. Конечно, если даже он привезет им пакет, то нет уверенности, что его будут встречать все трое.
      -- Нам хотя бы одного взять за жабры, а там будем колоть, -- Гордеев вытащил из кармана телефон и связался с кем-то из своих людей. Отдал распоряжение, чтобы все входы и выходы из зоопарка были блокированы не позднее чем через пятнадцать минут.
      Когда они вернулись в комнату допроса, услышали всхлипывания Усача.
      -- Ладно, парень, не раскисай, -- ободряюще сказал Гордеев. -- Сейчас съездим с тобой к зоопарку, а ты пока быстренько обрисуй их портреты.
      До четырех оставалось пятьдесят минут и они спешили. Киреева, в другой комнате, наставлял Мороз, давая тому инструкции на случай, если к нему придут его квартиранты.
      -- Скажете, что плохо себя чувствуете, солнечный удар или...сердечный приступ. Лягте и лежите на своей кровати.
      -- У меня старая тахта "лира"...
      -- Хорошо, на "лире"...
      С Усачом работал Гордеев. В течение пятнадцати минут он узнал все, что было известно самому участковому. Потом они вызвали парикмахера и тот привел в порядок лицо Усача, побрил, причесал, а маленькую ссадину, которая осталась после удара Быстрова, он тщательно загримировал.
      -- Если будешь, Ваня, хорошо себя вести, уголовное дело против тебя возбуждать не будем, -- успокоил его Мороз.
      Затем Быстров принес бутылку коньяка, который постоянно находился в его служебном сейфе, и заставил Усача выпить граммов сто. И тот пришел в себя. Он даже повеселел и попросил у Мороза сигарету, хотя давно бросил курить.
      -- Сволочи, как умело подкрались...Но, честное слово, я же не знал, что в тех пакетах...Если бы я знал, я бы их не брал в руки...-- лихорадочно блестя глазами, говорил участковый.
      -- Ладно, успокойся, -- Мороз взял его за руку и стал щупать пульс. -Примерно 75-80 ударов... давление в норме...во всяком случае, твое физическое состояние соответствует данной ситуации...
      Они спустились вниз и на оперативном джипе двинулись в сторону дымящегося маревом главного шоссе. Через десять минут они были в пределах видимости зоопарка. Встреча Усача с Гасановым должна была состояться на противоположной стороне, где начинается, пожалуй, самая зеленая улица города -- Тургеневская...
      Мороз коротко проинструктировал Акимова с Поспеловым, которые должны были вести участкового до места встречи с Гасановым. Первым шел Акимов, проделывая нехитрые трюки: чтобы продвигаться вперед и вместе с тем не выпускать из виду сопровождаемого. Акимов направлялся параллельно курсу Усача. Они ему не доверяли, боялись, что он оторвется, и не знали до какой степени он искренен и не связан ли с группой какими-то криминальными обязательствами.
      Но нет, Усач дошел до центральных ворот, ведущих в зоопарк, и остановился у фонтана, который ввиду засухи испускал три жиденькие струи. Акимов подошел к кассе и купил билет. Поспелов, усевшись на скамейке, из-за развернутой в руках газеты наблюдал за Усачом. Тот нервничал и это могло испортить все дело. Однако опасения их были напрасны: из такси, остановившегося на улице Тургеневская, которая одним своим изгибом подходила к самому зоопарку, вылез человек небольшого роста, широкий в плечах и в темном пиджаке. Столь неуместный для погодных условий гардероб говорил лишь об одном: под полой у него скорее всего было спрятано оружие.
      Это был черноволосый с широким, даже немного расплющенным носом и большими, близко поставленными глазами человек. Он огляделся, постоял у бровки тротуара, закурил и медленно направился в сторону ворот. Усач тоже не предпринимал никаких действий, он стоял у фонтана, и снявши фуражку, ладонью черпал из бассейна воду и охлаждал себе затылок. На вид он был спокоен. Подошедший к нему Гасанов тихо спросил:
      -- Где пакет?
      Усач вместо ответа протянул ему пачку сигарет, но Гасанов мотнул головой.
      -- Где наши вещи? Или ты тут от жары оглох?
      -- Хозяина не оказалось дома. Дважды к нему заходил, по-видимому, ушел в поликлинику...Жаловался на сердце.
      Азербайджанец исподлобья обвел пространство, затем уставился на участкового и долго смотрел на него в упор.
      -- Если ты темнишь, останешься вечно молодым. Понял?
      -- Я сделал так, как ты сказал: зашел к Кирееву, постучал, но мне никто не открыл. Я могу быть свободен? -
      -- Идем в машину. Съездим вместе к этому Кирееву.
      -- А вам что -- у него не понравилось?
      Весь разговор, естественно, записывался на диктофончик, который был спрятан под формой участкового милиционера и без проблем прослушивался в оперативном в джипе.
      Они прошли к машине и вскоре такси, развернувшись на стоянке возле зоопарка, подалось вверх по Тургеневской. Акимов вытащил из кармана "моторолу" и соединился с Морозом. Обрисовал ситуацию. Джип подкатил буквально через три минуты. И они понеслись на улицу Павлова, к Кирееву. Однако на углу улиц Тургеневская и Багратиона они попали в пробку -столкнулись два трейлера-дальнобойщика и одного из них развернуло поперек улицы. Водитель предложил ехать через Тракторную площадь, но это заняло бы лишних двадцать минут.
      Мороз созвонился с Гордеевым и доложил обстановку. Тот успокоил: мол, квартира Киреева находится под наблюдением и вопрос только в том -- брать сейчас этого Гасанова или дать ему возможность пройти в квартиру и скрутить его в тот момент, когда он будет лезть в тайник..
      Однако все получилось по-другому. Сев в машину, Гасанов приказал водителю ехать на колхозный рынок. Когда такси подъехало к центральным воротам, там ее уже ждали. В машину залезли еще двое: украинец Михайло Сивко и чеченец Руслан Масаев. У них были большие спортивные сумки, которые они водрузили себе на колени. Участковый оказался зажатым между только что подсевшими людьми. От Сивко несло луковым перегаром, а от чеченца прелыми, давно не стиранными носками.
      Михайло напоминал грызуна: он быстро, передними зубами, разгрызал семечки, сплевывая шелуху себе под ноги. Он дотронулся до плеча сидящего впереди Гасанова и спросил:
      -- Все в порядке?
      -- Нет, не все, -- однако дальше при водителе такси тот говорить не стал.
      К дому Киреева они подъехали с тыльной стороны, но выходить из машины не стали. Гасанов со своего места внимательно осмотрел этажи дома. Вглядываясь в каждое окно, он думал о засаде. Повернувшись к участковому он сказал: "Иван, ты в какую квартиру заходил?" "В двенадцатую, а что?" "Ты ничего не заметил...Ну я имею в виду каких-нибудь нехороших людей?" "Да нет, вроде все было спокойно. Правда, у лифта встретились две тетки, но я знаю точно, что они из этого дома".
      -- Михайло, оставайся с Вано тут, а мы с Русланом сбегаем за вещами, -Гасанов открыл дверцу. -- Лейтенанта не обижай, но пока мы не вернемся, из машины не выходите...
      -- Добре, -- сказал Михайло и острое недовольство сквозануло в его карих глазах..
      Они вышли из машины и скрылись за домом..
      -- Товарищ лейтенант, -- обратился таксист к Усачу, -- вы случайно не курите? -- шофер почувствовал безотчетную тревогу и пытался прозондировать атмосферу. Что-то его насторожило...
      -- Нет, недавно бросил.
      Михайло вытащил пачку "Малборо" и протянул ее водителю.
      -- Да мне только одну, -- и заскорузлые пальцы таксиста неловко стали вытаскивать из пачки сигарету. И Усач заметил как мелко вибрируют пальцы этого человека. А у него и у самого где-то между лопаток вдруг побежал нехороший холодок...
      Вот поэтому, наверное, раздавшиеся где-то поблизости выстрелы не были для них большой неожиданностью. Сначала одиночные -- три или четыре выстрела, затем отчетливая барабанная дробь, какую только и способен воспроизводить АКС. Сверху послышался звон стекла и через несколько мгновений раздался глухой удар о землю. В трех или четырех метрах от машины, на цветочной клумбе, распласталось тело Масаева. Его правая рука хотела опереться, но, скользнув по траве, затихла.
      -- Ну, братцы, я отсюда поехал, -- водитель включил зажигание и уже наворачивал баранку, когда Михайло вставил ствол пистолета в затылочную впадину водителя.
      -- Никуда, батя, ты не поедешь пока мой друг не вернется, -- и он выстрелил.
      Участковый несколько мгновений пребывал в ступоре. Но еще раз глянув на лежащего без движения Масаева, он без замаха, локтем, сильно шибанул по лицу Михайлы, а другой рукой взял на захват руку, держащую пистолет. И почти получилось, если бы в борьбе его фуражка не сползла ему на глаза и он на время не потерял из виду того, с кем боролся. Раздался выстрел и Усач ощутил как его грудную клетку что-то чудовищно начало распирать изнутри, он хотел выдохнуть, но дыхание было намертво перекрыто. Теряя сознание, он услышал еще два выстрела -- один за другим...Как будто из глубокого колодца он различил знакомый голос Мороза: "Сволочи, убрали свидетелей... Гена, вызывай скорую, возможно, еще что-то можно сделать".
      3. Волгоград. Визит полковника Платонова.
      В тот же день, под вечер, из Москвы прилетел полковник Платонов. Разговор состоялся в здании УФСБ, где собрались все лица, связанные с событиями, которые происходили в районе дома 58, по улице Павлова. Докладывал Гордеев. Он рассказал, как двое неизвестных вышли из такси, направились в первый подъезд, где проживал Киреев, и где, по показаниям Киреева и участкового Усача, эти двое снимали квартиру.
      -- Мы их пропустили, так как в 12-й квартире, где проживает Киреев, находилась наша засада...-- обрисовывал ситуацию Гордеев. -- Но мы не учли одной вещи: нашим людям я приказал не стрелять, а взять их живыми, тогда как эти два субъекта были готовы пустить в ход оружие в любую минуту. Во всяком случае, когда они позвонили в квартиру Кирееву, у них в руках были пистолеты системы "глок"...Это зафиксировала телекамера, установленная нами на площадке четвертого этажа. Когда они вошли, один из них сразу же направился в комнату, очевидно, желая добраться до тайника, второй прошел на кухню, где находился Киреев. Потом мы нашли на кухонном столе откупоренный флакон корвалола...и нам так представляется та ситуация... Открыв дверь, Кирееву стало плохо с сердцем и он пошел принять лекарство. Второй в это время подошел к тайнику и стал вытаскивать оттуда свои пакеты, которые мы вернули на место, чтобы взять бандитов с поличным...Короче, когда наши люди выскочили из укрытия, а это ванна и туалет, тот, кто был в комнате, моментально открыл стрельбу. А тот, который был на кухне, поняв, что попал в ловушку, выстрелил в Киреева...
      Было видно, как у Платонова поперек лба накапливается глубокая морщина -- первый признак крайнего раздражения.
      -- Надеюсь, вы их не упустили? -- глухо спросил он.
      -- Вот в том-то и дело, что упустили... Вернее, застрелили. У нашего спецназовца, который первым выскочил из ванной и вбежал в комнату, отказал легендарный АКС. Вы же понимаете, когда на вас смотрит ствол, надо отвечать тем же. А у него заело...
      -- А может он в спешке забыл снять предохранитель? -- Платонову уже стало неинтересно и он готов был прервать совещание. Он не терпел неряшливой работы. Однако речь шла о слишком важном деле, чтобы руководствоваться эмоциями.
      -- Нет, не в этом дело, просто патрон, засланный в ствол, был выпущен двадцать лет назад. Дал осечку... Но вы ведь знаете, "глок" с такого расстояния пробивает любой бронежилет, и наш человек...Саша Журавлев погиб...И конечно, второй спецназовец всадил в Гасанова полмагазина. И другого террориста тоже пришлось...Когда он выстрелил в Киреева, вскочил на подоконник, возможно, не видел другого выхода как только выпрыгнуть из окна...Его тоже пришлось устранить...
      Версию с такси и ее пассажирами рассказал Мороз. Перегородивший дорогу трейлер, задержал их на десять минут, которые, собственно, и решили дело. Они подъехали к дому, спустя две минуты после того, как Сивко выстрелил в водителя такси и участкового милиционера. Таксист был убит наповал выстрелом в затылок, Усача, раненого в полость живота в критическом состоянии, доставили в горбольницу. Мороз сам просил главного хирурга сделать все...даже невозможное, чтобы спасти жизнь парню, который имел бесценные свидетельские показания.
      -- Значит, всех нас, -- Платонов оглядел взыскующим взглядом присутствующих, -- можно поздравить с провалом...
      -- Не совсем, товарищ полковник, -- Гордеев достал из кейса сложенную бумагу и развернул на столе. -- Это из сумки второго, который оказался на кухне. Масаев Руслан, чеченец, по нашей оперативной информации, приближенный человек Тайпана...На карте юг, центр и север европейской части России...Вот, смотрите, -- Гордеев подвинул карту ближе к Платонову, -- обратите внимание на это...-- Он указательным пальцем тыкнул в четыре города: Волгоград, Москва, Воронеж...
      Платонов смотрел на названные города, обведенные черными жирными кружками. И возле каждого кружка цифра: больше всего возле Воронежа -- 15, меньше всего --Мурманск -- 3, возле Москвы -- 10, Волгоград -- 4...
      -- Это, вероятнее всего, количество исполнителей, -- сказал Платонов. -- И меня больше всего беспокоит Воронеж, там, вы знаете, находится АЭС. А вот почему так мало на Волгоград?
      -- Разрешите сказать, товарищ полковник? -- обратился к Платонову Мороз.
      -- Говорите, майор...
      -- Я тоже спрашивал себя -- что им нужно в нашем городе? Вот тут, внизу карты, есть крохотное слово из трех букв -- "ГЕС", сделанная зеленым шариком. Возможно, кто-то не очень хорошо владеющий русским, имел в виду нашу ГЭС? И возле отметки "Волгоград", если присмотреться, тоже оставлен штришок и тоже зеленым шариком. Разумеется, это только предположение, но, боюсь, те, кто рисовал на этой карте, имели в виду наш тракторный...танковый завод. Наши танки воюют в Чечне и оттуда же прибывают к нам на ремонт...Но террористы прекрасно знают, что никакой завод без электроэнергии работать не в состоянии...Что же касается Воронежа... Язык не поворачивается произносить эти слова, но придется...Не исключается атака на Нововоронежскую АЭС, для чего, разумеется, необходимо большое количество боевиков...
      -- Но если это так, то взрыв фугаса, который произошел у вас 31, мая покажется праздничным фейерверком, -- Платонов смотрел куда-то в пространство, словно в открывшейся ему дальней перспективе хотел увидеть ответ на роящиеся в голове вопросы.-- Если следовать вашей логике, то число "15" возле Воронежа может говорить только об одном: о захвате какого-то очень важного и крупного объекта. Хорошо охраняемого, но тем не менее очень желанного для террористов.
      -- Боюсь даже произносить это слово вслух, -- Гордеев постучал пальцами по столешнице.
      Платонов уставился в переносицу говорившему.
      -- Если вы имеете в виду Нововоронежскую АЭС, то наши предположения совпадают.
      -- Это им не по зубам, -- сказал Мороз и почувствовал в своих словах какую-то детскую самоуверенность. -- Я хочу сказать, что недавно там проходили учения региональных силовиков, имитирующие террористический захват, в котором якобы участвовало 25 квазитеррористов...Причем учения проводились почти на 100 процентов приближенные к действительности.
      -- Я знаю об этом, -- Платонов вертел в руках шариковую ручку, -однако учения есть учения...Не те эмоции, не тот накал, а значит, и не та реакция, которая необходима при настоящем захвате. Да, "альфа" удачно отразила налет, но меня это не успокаивает. А Москва, Мурманск -- тоже цели, в которых присутствуют ядерные компоненты...Ну, допустим, что в вашем случае их интересует ГЭС...Предположим. Кто из вас может сейчас навскидку сказать -- откуда скорее всего может последовать атака?...
      В помещении наступило тягостное молчание. Лишь работающие потолочный и два настольных вентилятора напоминали, что в городе царит небывалая жара. Гордеев развернул карту города. Прокуренным пальцем ткнул в одну точку.
      -- Тут главное -- машинное отделение ГЭС, в которое вход посторонним лицам не только запрещен, но и невозможен. Электронная система опознавания, весь персонал имеет свои электронные ключи от входных дверей.
      -- А если кто-то ими завладеет чужой?
      -- Даже если это случится, ничего не выйдет, ибо на пульте работает не так много человек и они все друг друга знают в лицо. Начальник смены перед заступлением на дежурство лично проверяет своих сотрудников и заносит все данные в особый журнал, на доске вывешивается список тех, кто должен заступить на смену, -- Гордеев говорил уверенно и тон его вызвал доверие у слушателей.
      Платонов, слушая, кивал головой, хотя это было не в его привычках, просто этим он хотел поддержать местных силовиков, дать им моральную уверенность.
      -- Значит, эти трое, которые жили у Киреева, ядро группы? -- Спросил он, -- Двоих уничтожили, один ушел, значит, сейчас где-то прохлаждаются двое, а мы тут паримся и тычим в карту пальцами...Я бы хотел сам переговорить с участковым милиционером...Как его самочувствие?
      -- Он в первой горбольнице, -- вступил в разговор Мороз, -- ранение в полость живота, врачи делают все возможное. Я звонил, сейчас он в реанимации, шансы пятьдесят на пятьдесят...
      -- А тот, который в него стрелял, -- опознаваем?
      -- Мы уже дали ориентировку, размножили фотороботы, ищем... Еще перед операцией попросили участкового Усача дать о них все сведения, вплоть до того, у кого какой цвет глаз и прочее... Этот Сивко, украинец, продажная душонка...-- Гордеев начинал заводиться.
      -- Украинец, чеченец -- какая разница, у этих тварей нет ни национальности, ни Бога в душе... -- Платонов тоже говорил на повышенных тонах. -- Я сейчас вылетаю в Воронеж, а вас прошу как следует пройти всю цепочку наиболее важных объектов, замкнув ее на ГЭС...Хорошо бы сейчас попить холодного кваса...
      Квас был доставлен через десять минут, и Платонов выпил почти полтора литра вкусного и освежающего напитка. На приглашение пообедать, он наотрез отказался, и его, в сопровождении трех, переодетых в штатское, офицеров ФСБ, отвезли в аэропорт. Однако сразу улететь ему не удалось: какой-то аноним позвонил в диспетчерскую аэропорта и сказал, что в одном из подсобных помещений заложен фугас. Когда Платонов подъехал к аэропорту, все находившиеся в зале ожидания пассажиры и персонал уже изнывали на жаре в двухстах метрах от аэропорта.
      Он прошел в здание и его отвели к начальнику транспортной милиции Ярову. Поначалу тот попытался отмахнуться от непрошеного гостя, сославшись на страшную занятость, но удостоверение, сунутое ему под нос, отрезвило полковника.
      -- Извините, товарищ полковник, какая-то сволочь, все нервы истрепала...Это уже третий за полдня анонимный звонок. Хоть закрывай аэропорт...
      -- У вас ведется магнитозапись голосов звонивших? -- спросил полковника Платонов.
      -- А как же? -- начальник милиции подошел к столу и включил аппаратуру. И в накаленном зноем кабинете, очень отчетливо, послышались слова: "Эй, придурки, выметайтесь, если дорога вам ваша шкура...(Пауза) Привет от дядюшки фугаса..."
      -- Это первый, утренний, звонок...Слушайте, что последовало потом...-Яров переключил магнитофон.
      "Спасибо за внимание и дисциплинированность, а теперь придется поработать по-настоящему. В подсобке у вас спит дядюшка фугас, смотрите чтобы к трем часам он не проснулся..."
      Платонов механически взглянул на часы. Без пятнадцати шесть...
      -- Эта сволочь звонила нам в 12 часов и сначала мы не хотели тревожить людей, но потом, посовещавшись, все же решили к пятнадцати часам эвакуироваться... И вот сейчас то же самое...
      Платонов еще раз прослушал пленки и особенно его заинтересовал третий звонок: "Если до 17 часов не соберете свои манатки, можете послать прощальный привет Путину..."
      В трех случаях был один и тот же голос.
      -- Вы пытались выяснить, откуда звонили? -- спросил он у Ярова, хотя понимал -- вопрос риторический.
      -- Да мы уже сбились с ног...Судя по голосу, это не школьник, которому нечего делать, да и сочетание слов вполне взрослое...Видимо, этот звонарь на колесах, потому что один раз он звонил с правого берега Волги, второй раз откуда-то от Мамаева кургана и вот сейчас -- из района центрального вокзала...Возможно, он уже в пути...
      Платонов знал цену таким серийным "предупредительным" звонкам -- за их кажущейся безобидностью может скрываться зловещий смысл. Такие сигналы могут быть отвлекающим фактором, маскирующим, усыпляющим бдительность тех, кто отвечает за безопасность объекта. Попутно это позволяет негласно выведать количественный состав персонала, который в подобных случаях обязательно эвакуируется из помещения аэропорта. Иногда террористы выманивают людей и на оставленный объект совершают внезапный налет...В его практике был случай, когда после десяти ложных звонков, на одиннадцатый раз прогремел взрыв. То же самое в 1995 году произошло в Берлине, когда была предпринята попытка взорвать реконструируемую тюрьму -- тогда тоже на протяжении нескольких дней анонимные звонки терзали весь ее персонал вместе с заключенными. И такой взрыв обязательно прогремел бы, если бы полицейская собака по имени Тротил не обнаружила в подкопе 120 килограммов гексогена.
      ...В помещение вошел еще молодой, в форме гражданской авиации, человек. Полковник Яров его представил Платонову: "Начальник аэропорта Горохов Анатолий Иванович." Платонов тоже назвал себя.
      -- Ну наконец-то, -- облегчение слетело с губ Горохова, -- а то мы тут своими силами, наверное, не разгребем это дерьмо...У меня сорвано несколько рейсов и из них пять международных...А это уже штрафные санкции...и немалые, черт возьми...
      -- Но вы, видимо, финансово застрахованы на такие случаи жизни? -- не то спросил, не то констатировал Платонов.
      --Так в том-то и дело, что анонимные звонки страховой компанией в расчет не берутся...Должен быть сам факт, то есть налицо форс-мажорные обстоятельства...
      -- Тогда я вам не завидую, но могу немного утешить -- сказал Платонов, -- мне самому надо лететь и как можно быстрее...Надеюсь, рейс на Воронеж не отменен...
      -- Я же вам сказал: все рейсы по боку...
      -- Нет, не все. Борт на Воронеж должен отправиться немедленно. Ни минутой позже...
      Молодой и быстро все усваивающий начальник аэропорта лишь кивнул головой и, бросив: "У меня приказ, в столь пиковой ситуации никаких полетов", удалился...
      ...Среди сотен людей, которые были эвакуированы из аэровокзала, чуть в стороне, на газоне, сидел человек средних лет, рядом с которым находился поваленный на землю старый велосипед. Тут же, на траве, пачка "Примы" с газовой зажигалкой.
      На человеке была надета черная бейсболка с длинным козырьком, из-под которого за всем происходящим внимательно, с затаенной напряженностью, следили серые, слегка прищуренные глаза.
      4. Москва. Приглашение к дуэли.
      Было уже далеко за полночь, когда Путин поднялся с кровати и вышел на балкон. Не спалось, в голове царила какая-то мешанина от прожитого дня: заседания, встречи, звонки, и все неотложные, как говорится, государственной важности. И в этой мешанине он увидел себя на огромной площади в окружении массы народа, в которой преобладали мягкие радужные тона женских праздничных одежд. Тысячи в приветствии поднятых рук, многоголосый гул, словно море, нес свои волны, заливая мягкими децибелами все пространство. Северная Корея. Приятные воспоминания, в которых словно ржавый гвоздь, торчал эпизод, когда, вопреки дипломатическому протоколу, к нему подбежали пионеры и завязали у него на шее красный галстук. От таких церемоний вполне можно получить кличку "Пионер", в России быстро это придумают...А троекратные поцелуи, которые ему навязал президент Ким Чен Ир...На днях должен прилететь в Россию лидер Палестины Арафат, тоже большой любитель публично чмокаться..."Не получится, -- сказал себе президент, -- я его сдержу...Он это должен почувствовать и правильно среагировать...В конце концов он тоже когда-то числился среди главных террористов мира..."
      И тут его мысли перекинулись на письмо, вернее, на копию письма, которое ему днем вручил начальник Управления по работе с обращениями граждан...
      Обыкновенный листок из школьной тетради, на котором неровным почерком, с незначительными ошибками, было написано всего 25 слов. Он их будет помнить всю жизнь: "Путин! Обращается к тибе тот кого ты хочешь поймать. Будь мужчиной попробуй это сделать сам своими руками и тогда будит видно на чьей стороне Аллах."
      Это послание он перечитал трижды и каждый раз по окончании чтения, он ощущал что-то недоговоренное, какую-то половинчатость сказанного...А потом понял: ему сделан прямой вызов. Вызов на дуэль.
      На балкон вышла жена Людмила, в своем шелковом легком халатике и встала рядом.
      -- Что-нибудь не так? -- тихо спросила она и положила ему на спину руку.
      -- Нет, все так...Смотри, какое странное небо: создается впечатление, что эти звездочки о чем-то хотят нам сказать и все время мерцают. Как будто требуют нашего внимания.
      Людмила молча подняла голову и в ее глазах отразилось мирозданье.
      -- Спорим, -- сказала она, -- что ты не знаешь, где находится созвездие Волопаса...
      -- Давай, на что спорим?
      -- Если я выиграю, ты не будешь во время своих поездок делать незапланированные охраной остановки. Народ тебя и так любит и тебе не надо новых подтверждений.
      -- Да при чем здесь это? Я ведь политик, глава государства и не могу быть отчужденным бонзой.
      -- А вот Сталин никогда таких вещей не делал, а его все любили.
      Путин обнял жену и головой притиснулся к ее виску.
      -- Другие времена, другие ценности. Да и самые оглушительные овации еще не говорят о любви, порой это плата за страх...Нас в разведшколе тоже натаскивали на то, чтобы уметь скрывать свои чувства. Не смотреть прямо в глаза собеседнику, а только в переносицу, следить за каждым его движением, жестом, взглядом...И на службе я этих правил, конечно, придерживался и то не всегда, а сейчас я должен быть открытым, чтобы каждый мне верил...
      -- На всех не угодишь. Вчера по телевизору слушала Явлинского и меня чуть не стошнило, опять нес какую-то ахинею об угрозе тоталитаризма, преследовании средств массовой информации...Ерунда какая-то...
      -- Все нормально, он играет на своей скрипке, Зюганов на своей, Жириновский на своей, а я должен весь этот скрипичный концерт слушать и управлять им. Но так, чтобы они этого не замечали. В этом искусство политика. А насчет Волопаса...
      -- А я думала, что ты уже забыл про него...
      -- Моя беда, что я ничего не забываю...Так вот, Волопас состоит из пяти звезд и похож на парашют, и в том месте, где должен быть парашютист, находится главная звезда Арктур. Между прочим, самая яркая в северном полушарии...Ясно выражаюсь?
      -- Как на уроке астрономии.
      -- А я это на уроках и усваивал: сначала в средней школе, а потом в другой школе, когда нас обучали ориентироваться по звездам. А вот теперь ты ответь, где находится созвездие Волосы Вероники?
      Но женщина только ближе прижалась к мужу, поежилась и тихо сказала:
      -- Сдаюсь... Гончих псов я могла бы тебе показать, ну еще Полярную звезду или Большую медведицу, а об Волосах Вероники слышу в первый раз...
      На балкон неслышными шажками вышла маленькая девочка и рыбкой проскользнула у них между ног.
      -- Мама, я хочу йогурта.
      -- А сколько сейчас времени? -- спросила женщина и повела девочку спать. -- Володя, не простынь, все же здесь свежо...
      Президент недолго оставался один. Он сместился к правому краю балкона, откуда хорошо была видна яркая россыпь далеких звезд под романтическим названием Волосы Вероники.
      На перилах балкона уже лежала роса, где-то в купах берез стрекотали цикады, предвестницы скорой осени. "Я сам начал это дело и сам должен поставить точку", -- Путин вошел в темный проем дверей и бесшумно, ориентируясь по световой ряби на стенах, направился в спальню.
      Вечером, около 18 часов, страну оглушило сообщение: в подземном переходе на площади Пушкина прогремел адский взрыв... Газеты запестрели вопросительными заголовками типа -- что это, криминальная разборка, личная месть или хорошо спланированный теракт?
      К середине дня стали появляться данные из пресс-центров правоохранительных органов, в которых уже преобладала версия об террористическом взрыве.
      Президент об инциденте узнал в машине, когда направлялся в свою резиденцию. Известие его ошарашило, но он, не показывая вида, попросил начальника охраны Анатолия Щербакова соединить его с министром МВД Рушайло. Подробности ошеломили: несколько человек погибло и больше сотни получили тяжелые ранения и ожоги...Есть свидетели, которые видели двух людей, которые терлись возле подземных киосков. Как предполагают эксперты взрывного дела, наряду со взрывчаткой были также использованы алюминиевая пудра и напалм, которые после взрыва воспламенились и огненным шквалом пронеслись по трем ответвлениям подземного перехода.
      Затем Путин связался с Патрушевым, но тот ничего нового не сообщил, кроме того, что уже готов фото-композиционный портрет предполагаемого преступника.
      -- Чей, по вашему, след? -- спросил президент главу ФСБ.
      -- Однозначно чеченский. Об этом говорят свидетели и почерк совершенного теракта. Расположение взрывчатки было таково, что взрывная волна распространилась сразу по трем тоннелям перехода. Скорее всего сработало взрывное устройство, начиненное аммиачной селитрой.
      -- Рушайло утверждает, что там находилось от силы полкило тротила...
      -- Нет, по нашим предположениям, никак не меньше десяти в тротиловом эквиваленте. Есть версия, что этот заряд предназначался для закладки в другом месте, но взрывников что-то насторожило. На трассе центр -- Барвиха, в одном из коллекторов, обнаружены 30 килограммов гегсогена и мешок с тротилом. И соответствующий инструмент...
      -- Кто это обнаружил?
      -- Обходчики газовой трассы заметили, что крышка одного из колодцев неплотно закрыта.
      -- Рушайло об этом знает?
      -- Пока нет...У нас есть основания пока эту информацию придержать у себя.
      -- Только не переборщите, замалчивание может отсечь какой-то важный конец в расследовании.
      -- Я это понимаю, но мы должны сами проверить одну версию.
      -- Завтра, в девять утра, приезжайте ко мне. Обсудим ситуацию -- Путин через помощника отдал распоряжение, чтобы утром в Кремле собрались все силовые министры, люди Главного Управления по борьбе с организованной преступностью, представители Генпрокуратуры и Центра по борьбе с терроризмом.
      Дома его встретили как-то по особому тихо, без обычных расспросов насчет самочувствия. Жена помогла ему сменить костюм на спортивное трико и пока он принимал душ, стояла рядом с полотенцем в руках.
      -- Володя, я знаю, что ты сейчас чувствуешь, но поверь, нам тоже тяжело. Какими же подонками надо быть, чтобы обречь женщин и детей на такую мучительную смерть...
      Уже за столом, когда украинский борщ дымился в предварительно нагретой тарелке, Путин, не поднимая от стола взгляда, сказал:
      -- Скоро будет сто дней, как я стал президентом,-- в его голосе чувствовалась непривычная для него горечь. -- А завалов все больше и больше...
      Жена, сидящая за столом напротив него, видимо, ощутила всю бурю, которая бушевала в груди этого человека. Она знала, что все, что происходит в России, он пропускает через свое сердце. И как-то пыталась погасить его душевную смуту.
      -- Володечка, это все утрясется...Ты же мне сам говорил, что пока этих паразитов не уничтожишь, они будут взрывать, убивать...Сто дней...Это же кроха, капля в море, а посмотри, сколько уже сделано. Другим президентам и за пять лет не удается сделать того, что удалось тебе...
      -- Спасибо, конечно тебе, за моральную поддержку, -- улыбка коснулась только его глаз, -- но сам-то я знаю, так долго продолжаться не может. А насчет сделанного, это явное преувеличение...
      -- Все будет хорошо...Кушай, а то борщ остынет.
      После ужина он созвонился с бывшим преподавателем 101-й разведшколы Штормом, который теперь возглавлял тренировочный Центр по физической подготовке разведчиков в Балашихе. Договорились, что тот приедет к девяти часам в резиденцию.
      Людмила с девочками ушла гулять в парк, когда к воротам резиденции подрулила красная "хонда" с затемненными стеклами. Из машины вышел поджарый, невысокого роста человек, которому на вид не дашь больше пятидесяти. На самом деле две недели назад он отметил свое шестидесятилетие. На нем -джинсы, свитер из мохера, поверх которого накинута кожаная безрукавка со множеством карманом на молнии.
      Встреча была теплой и походила на "притирку" двух борцов: руки начали сплетаться и каждый пытался применить свой прием. Когда они упали на мягкий ковер и снова поднялись, довольные схваткой, протянули друг другу руки и крепко обнялись.
      -- Сколько воды, Владимир Владимирович, утекло, а?
      -- Да ничего страшного, Андрей Алексеевич, все будет наше. Никуда ничего не утекает...Как вы себя чувствуете?
      -- А вы еще это не почувствовали?
      -- Еще как почувствовал...Вы по-прежнему, цепляете за правое плечо с вывертом назад...И руки, как клещи...
      Они прошли в закрытый садик, где кроме ломберного стола, находился бильярд и несколько кресел. На столике уже стояли бутылки: столичная водка, ваза с фруктами и бутерброды-канапе с крохотными пластмассовыми вилочками.
      -- За что выпьем, Андрей Алексеевич?
      -- А как мы раньше говорили? Выпьем за удачу...Тост чекистов...
      -- За удачу! Только вы меня извините, если я не до конца допью рюмку, -- Путин немного отпил и поставил рюмку у края тарелки. -- Нам удача очень нужна...Скажите, у вас бывают в учебном процессе свободные окна?
      -- Сложный вопрос, сейчас работаем на всю железку. У нас же сейчас функционируют краткосрочные курсы -- двухнедельные, обстановка требует...И многие хлопцы прямо от нас отправляется в Чечню, Среднюю Азию, в тот же Таджикистан, Киргизию. Сами знаете, какая там сейчас обстановка.
      -- Да знаю. История грозит повториться: вместо Великого Тимура оттуда могут хлынуть волны талибана.
      -- Да, Тамерлан, разгромив золотую Орду, дошел до Турции и Закавказья... Не хватало нам только новой Ангорской битвы.
      Путин, внимательно выслушав своего бывшего наставника, спросил:
      -- Скажите, а полоса разведчика действует все та же?
      -- А куда ей деваться? Все по-прежнему, из десяти курсантов ее целиком проходит от силы половина. Но вы ведь знаете, у нас разные курсы, разная специализация -- для кого-то нужна полная выкладка, а для тех, кто будет работать на Западе в теплых офисах -- нужно совсем другое. Для таких полоса препятствий должна быть для мозгов...
      -- Когда я мог бы немного у вас потренироваться, размять кости и вообще...
      -- Да в любое время, Владимир Владимирович, -- с готовностью откликнулся Шторм.-- Хотя, минуточку...Лучше всего в выходные дни, тогда и размяться можно и пострелять от души...Кстати, я видел, как вы в Тагиле, на выставке современного вооружения, стреляли из гаубицы...
      Путин засмущался.
      -- Да все это маскарад, хотя сама выставка меня поразила. Есть отличное оружие, но пока войскам недоступно и за это нам приходиться расплачиваться жизнями солдат. Так, когда я могу прибыть в ваше распоряжение?
      -- А что у нас сегодня? Четверг? В субботу к одиннадцати прошу вас в гости. Экипировка будет наша и даже наши харчи, правда, щи да каша, но зато после пробежки они пойдут за милую душу.
      -- Одному бежать не то...
      -- Почему одному? Пойдете в группе, вас никто не узнает, все на дистанции, как обычно, бегут в масках...
      Когда их не очень затяжная встреча заканчивалась, Шторм спросил:
      -- Как вы, считаете, Владимир Владимирович, в чем тут дело -- почему затянулась война в Чечне? Ведь у нас численное превосходство...Причем, по всем статьям -- от автомата до реактивных бомбардировщиков...
      -- Боюсь, этот ваш вопрос останется без ответа. Я сам хочу разобраться во всем. Иногда у меня создается впечатление, что мы для этого народа, словно инопланетяне, против которых они решили воевать до последнего человека. При этом не желая знать -- что же эти инопланетяне им несут -добро или зло...Это им без разницы. Даже если инопланетяне построят им школы, больницы, будут выдавать пенсию, обеспечат работой. И независимо от того, что их вожди упразднили гражданские суды, запустили пенсионное обеспечение, разрушили все отрасли народного хозяйства, а остатки национального продукта разделили между своими кланами.
      -- Прямо-таки какой-то дикий парадокс. Значит, они согласны на что угодно, чтобы только не быть бок о бок с инопланетянами? И это осознание дает им силы?
      -- Десятикратные! А может, стократные. Но здесь есть одно "но": эти люди, как никакой другой народ, подвержены влиянию пророков...Пророков в кавычках, конечно...Они доверчивы, как дети и верны своим пророкам тоже как дети...А пророки-то -- бандиты, кровопийцы, чего поклоняющиеся им не видят. И пока мы этих самозванных пророков не поставим на место, все будет продолжаться...Надо разорвать пуповину.
      Шторм, слушая своего бывшего слушателя, видел, как тот волнуется, хотя внешне это никак не выражалось...Лишь на лбу, ближе к виску, трепетно пульсировала голубая жилка.
      Путин вышел на кухню и вскоре вернулся с бутылкой фанты и пластмассовыми стаканчиками. Налил себе и Шторму.
      -- Наверное, я вам надоел своими разговорами, хотя прекрасно понимаю, что эта тема гипертоническая...
      Он проводил гостя до машины и подождал, когда она выедет в открывшиеся ворота. В тихом вечере еще клубился сизый дымок, когда Путин взошел на крыльцо, оборотил лицо к бледнеющему небу. Две или три зеленоватые звездочки уже жили там своей жизнью, навевая какие-то странные отрадные ощущения...
      5. Воронеж. Вероятный объект нападения -- АЭС...
      Рейсовый на Воронеж так и не вылетел, как ни уговаривал Платонов начальника аэропорта Горохова. Не помогла ему и бумага, подписанная Касьяновым и которая давала ему высокие, можно сказать, чрезвычайные полномочия. В ней также говорилось, что власти всех уровней обязаны выполнять требования предъявителя этого документа. Однако Горохов, ссылаясь на приказ своего министерства, был неумолим и тоже потрясал перед носом Платонова этим приказом.
      Однако в Воронеж он все-таки попал в тот же день, поздно вечером. Из аэропорта гражданской авиации он направился на военный аэродром, откуда на транспортном самолете со своими людьми вылетел в Воронеж. Но и там его преследовали неудачи: в районе Воронежа шел дождь, а шквальный боковой ветер делал посадку более чем проблематичной. И когда второй пилот, подыскивая подходящие слова, начал что-то мямлить насчет того, что возможно придется лететь на другой аэродром, что тоже не сахар, поскольку в баках осталось мало керосина, Платонов разъяренный вошел в кабину и доступно объяснил командиру борта, за чем он летит в Воронеж. И хотя он ни с кем не должен был делиться оперативной информацией, тем не менее, обстоятельства вынуждали быть откровенным:
      -- Чтобы вам было понятно, почему я требую немедленной посадки в Воронеже, я напомню вам 26 апреля 1986 года...Эта дата вам о чем-нибудь говорит?
      Командир, довольно молодой человек, поднял свой взор к верхней доске приборов и пожал плечами.
      -- Я не календарь, и действую в соответствии с ситуацией, а ситуация, скажу я вам, аховая...Боковой ветер почти 20 метров в секунду, мокрая полоса...
      -- А слово "Чернобыль", вам о чем-нибудь напоминает? -- Платонов положил руку на плечо командира. И уже мягче: -- Прошу вас, если можете, выпускайте шасси и приземляйтесь, клянусь мамой, время не ждет...
      Дважды самолет заходил на посадку и дважды диспетчеры уводили его на новый круг. Из самолета было видно, как сквозь сплошную стену дождя изломанными пятнами высвечивались аэродромные огни и снова уходили в ночь.
      Платонов видел, как пилот старается справиться с машиной, и когда в очередной раз его хотели увести на другой круг, он, стиснув до боли зубы, пошел на посадку. Машину трясло, будто кто-то трепал ее по всем бокам гигантской битой. Но огни ВПП тем не менее неумолимо приближались и когда колеса коснулись бетонки, Платонов понял, что, возможно, в эту минут он избежал самого страшного. Но тут свалилась новая напасть: мокрый, скользкий бетон, ни в какую не желал сцепляться с видавшими виды протекторами шасси. Прокатившись по полосе метров 800, самолет развернуло на 45 градусов и он юзом стал утюжить землю. Его снесло на грузовую площадку, правым крылом он сбил железобетонную опору и, возможно, это столкновение в какой-то степени погасило опасную инерцию. Проехав еще метров 70, машина замерла и в кабине наступила абсолютная тишина, если не считать шума бортового кондиционера.
      Платонов видел, как с подбородка пилота стекали капельки пота, и как его руки, судорожно сжимавшие штурвал, не хотели от него отрываться...
      Перед выходом на трап, Платонов спросил у командира его фамилию и фамилию второго пилота и пообещал доложить о их решительных действиях президенту Путину.
      На КПП их уже ждали: командир летного полка Василий Грибанов, подполковник УФСБ Александр Бобров, начальник Воронежского РУБОП полковник Федор Глыба и представитель Минатома России Виталий Ивонин. Все они были в защитных накидках, с откинутыми капюшонами.
      Через сорок минут они подъехали к АЭС. Представитель Минатома Ивонин по телефону попросил разрешения на въезд и вскоре высоченные кованные ворота бесшумно раздвинулись и машина въехала на территорию станции.
      -- Разве сюда можно попасть без пароля? -- спросил Платонов представителя Минатома.
      -- Нет, конечно, но характеристики моего голоса у них в программе. Здесь все держится на последнем слове электроники.
      -- Тогда почему, при нашем въезде, в воротах никого не было? Вслед за нашей машиной могло проскочить любое другое транспортное средство, вплоть до танка...
      На лице Ивонина появилась выражение, которое бывает у учителя, рассказывающего ученику прописные истины.
      -- Это только кажется, что там никого не было... Во-первых, сюда запрещается въезжать в автомобилях с затемненными стеклами, -- кивок в сторону окна машины. -- Во-вторых, соответствующая аппаратура просветила автомобиль вдоль и поперек. Оружия нет, взрывчатки тоже -- путь свободен...
      -- Любопытно, -- только и нашелся что сказать Платонов.-- Я знал, что у меня есть допуск на станцию, но что все так непросто...Не предполагал...
      -- Эту систему у нас позаимствовали американцы, -- с ноткой гордости проговорил полковник УФСБ. -- Так что фирма веников не вяжет...
      "Это еще надо посмотреть," -- подумал Платонов, и через окна взглянул на освещенные внешними прожекторами обводы атомной станции. Само здание напоминало белоснежную коробку высотой с девятиэтажный дом, но без окон. Три силуэта реакторов виднелись слева административного здания, из их труб растерзанными ветром облачками вырывались пары. Машина подъехала к еще одним, более низким, воротам, от которых в их сторону шло трое вооруженных людей. Двое других находились у ворот, направив стволы автоматов в их сторону.
      -- И все-таки электроника электроникой, а человеческий фактор надежнее, -- сказал полковник РУБОПа. -- И правильно, это мне больше нравится.
      -- Комплексные меры, которые, кстати, с Центром тоже согласованы, -последние слова Ивонина явно относились к Платонову.
      Он знал систему охраны АЭС, но на практике столкнулся с нею впервые -начальником антитеррористического Центра он был назначен уже после избрания Путина президентом.
      Проверка документов проходила с помощью карманных фонарей и сканеров, напоминающих, приборчики, которыми проверяют в банках валюту.
      Проехав ворота, машина завернула на асфальтированную дорожку, ведущую к приземистому, с зарешеченными окнами, зданию. Когда припарковались, дверь открыл усатый человек, облаченный в камуфляж. Второй стоял у дверей, которые они миновали, и по ступеням спустились в бункер. Платонов механически отмечал все, за что цеплялся глаз. На каждом повороте на них взирало недремлющее око телемонитора, он также отметил мигающие красные точки инфракрасных индикаторов, реагирующих на присутствие постороннего объекта.
      Их ввели в довольно просторное помещение, в котором находилось несколько человек в военной форме. Длинный стол был заставлен телевизорами, на экранах которых как на ладони проецировались все подходы и сама территория станции. К ним подошел майор и представился:
      -- Командир охранной роты майор Недостаев, -- майор переглянулся с полковником УФСБ, с которым был знаком лично. Он, разумеется, не знал -- кто с ним прибыл и по какому поводу.
      Платонов отметил волевой подбородок майора и тщательно убранную голову. Он был до синевы выбрит и светло-русые его волосы, зачесанные на бок, прорезал прямой как стрела пробор. "Служака, у таких и мышь не проскочит," -- подумал Платонов и сказал:
      -- Товарищ майор, я представляю антитеррористический центр...полковник Платонов. Как вы понимаете, наш визит к вам носит отнюдь не праздный характер, есть обстоятельства...
      -- Давайте пройдем к столу, товарищ полковник, -- живо откликнулся майор и, развернувшись, проследовал в смежное помещение.
      Совещание продолжалось как минимум полтора часа, за которые приехавшие ознакомились с дислокацией охранной роты, распорядком дня, вооружением, и проиграли возможные варианты проникновения на станцию террористов. Итоги подвел Платонов.
      -- В принципе, -- сказал он, меня убеждают меры безопасности, за исключением...-- Он сделал паузу и было слышно, как на руке тикают часы. -За исключением одного: расстояние от первых ворот до вторых не более пятидесяти метров, значит, проникнув на территорию, террористам будет вполне доступен второй ярус обороны. Я имею в виду гранатометный обстрел...
      -- Минуточку, товарищ полковник, -- тут же отозвался майор, -- это не так просто сделать...Ну, предположим, что кто-то с диверсионными намерениями все же проник в этот коридор, допустим...Я вам уже показывал схему наших огневых точек, которые расположены по всему периметру территории. У террористов не будет времени снарядить выстрел, ибо малейшее движение мгновенно фиксируется и на него реагируют вот эти четыре огневые точки, -майор подвинул к себе карту дислокации. -- Это исключено на сто процентов. Единственное, от чего мы не защищены -- это от воздушного налета, но это уже, как говорится, не наши проблемы... Об этом пусть думают те, кто охраняет наше мирное небо.
      -- А как насчет земли? -- спросил начальник УФСБ Бобров. -- Я имею в виду подкоп или что-то в этом роде.
      -- Для этого у нас существует акустика. Даже если кто-то поблизости будет ковыряться зубочисткой, датчики тут же дадут знать...А если не секрет, что случилось?
      Платонов сначала не хотел раскрывать оперданные, но он понимал: ситуация требовала полной информированности тех, кто охраняет АЭС.
      -- По нашим сведениям в Воронеж направлена группа боевиков...примерно, пятнадцать-двадцать человек...Правда, об их истинных намерениях нам пока ничего неизвестно, но, я думаю, совместными усилиями, -- взгляд в сторону руководителей УФСБ и РУБОП, -- мы сделаем все возможное, чтобы враг не прошел. За безопасность всех АЭС мы отвечаем перед народом и президентом, -последние слова ему не понравились, показались неуместно высокопарными.
      Затем они прошли на пульт управления АЭС, где Платонова поразила идеальная чистота. Попасть на пульт можно только через двери-шлюзы, контролируемые телемониторами. Платонову представили начальника смены Захарова Льва Петровича, седовласого, лет пятидесяти человека.
      -- Какое, на ваш взгляд, самое уязвимое место на станции? -- спросил полковник у Захарова.
      Начальник смены задумался. Он снял белую шапочку и стал ее по швам разглаживать.
      -- Если с технической точки зрения, то неисправность охладительной системы...
      -- Нет, не с точки зрения технологической безопасности, а с точки зрения проникновения сюда террористов.
      -- Чеченцев? -- не задумываясь, спросил Захаров. На его лице появилось выражение настороженности.
      -- Не обязательно, это могут быть кто угодно -- чеченцы, арабы, украинцы, русские...
      -- Это исключено! У нас надежная охранная система, поэтому вряд ли кто может проникнуть за бронированные стены...
      ...А в это же время, примерно, в пятнадцати километрах от Воронежа, на заброшенном участке земли, где когда-то размещалась автобаза воинской части, несколько человек расчищали площадку. Три галогеновые лампы, установленные на здании гаража, ярко освещали фронт работ.
      Все, что находилось между бывшим гаражом и казармой, эти люди вручную разбирали, расчищали и транспортировали под широкую арку гаража. Командовал работами смуглый, поджарый человек, лет тридцати. Он был в одной майке и на правом плече отчетливо выделялся рубец -- след от рваной раны, возможно, полученной от осколочного снаряда.
      Трое человек пытались выкатить за пределы площадки здоровенную катушку, на которой когда-то был намотан телефонный кабель. Катушка была тяжелая, а участок, по которому ее пытались выкатить, весь завален кирпичами, ржавой арматурой, кусками бетона.
      -- Эй, вы, сначала уберите этот мусор, а потом катите колесо -- сказал им старший. -- Алик, подойди сюда.
      Старший группы -- это один из полевых командиров, воевавших в Чечне под началом Гараева, Саид Ахмадов. Алик -- москвич Олег Воропаев, взятый в 1999 году в плен и адаптированный к уставу боевиков. Трое других -- часть интернациональной группировки террористов: "волонтеры" из некогда братских республик -- Изотов из Астрахани, Хаджиев из Дагестана и молдаванин Николеску.
      От катушки отошел светловолосый парень, тоже по пояс обнаженный, несмотря на то, что еще накрапывал дождь. Его волосы спутались, а по виску текла струйка не то дождя, не то пота. Когда он подошел к Ахмадову, тот, понизив голос, сказал:
      -- Алик, вы тянете резину. Я же тебе уже говорил...к утру площадка должна быть готова.
      -- Мы делаем все возможное, но там столько хлама... Все равно надо будет искать бульдозер, руками железобетонный блок нам не сдвинуть с места.
      -- Возьмите ломы и попытайтесь хотя бы оттянуть его в сторону.
      -- Мы пробовали...Без бульдозера не обойтись...Правда, можно взорвать.
      -- Взрывай.
      -- Много шума будет.
      Ахмадов задумался и стал закуривать. Правая рука у него слегка подрагивала, возможно, в результате перенесенного ранения.
      -- Хорошо, убирайте все, что можно убрать без техники, а завтра утром пойдешь в город и пригонишь бульдозер, но без водителя.
      -- У нас есть свой водитель... Николеску, он когда-то в колхозе работал трактористом. Пусть завтра и отправляется за техникой.
      Но у Ахмадова на этот счет были свои аргументы: молдаванин еще не прошел испытание кровью, хотя в нескольких стычках с федералами побывал.
      -- Нет, Алик, пойдешь ты. Деньги я тебе выдам...Как думаешь, сто долларов хватит, чтобы на какой-нибудь стройке на пару часов взять на прокат бульдозер?
      -- Этого даже много, такие деньги могут вызвать лишние подозрения. Тем более, доллары. Расплачиваться в России нужно рублями...
      -- Тебе видней, а сейчас разберите весь мусор, чтобы к прибытию наших людей площадка была готова.
      -- Во сколько они прибывают?
      -- Этого я тебе не могу сказать, потому что сам не знаю.
      Однако Ахмадов кривил душой: время, когда на бывшей автобазе должны были появиться основные силы группы, было строго оговорено: по времени -- не позднее 22 часов следующего дня.
      Когда Олег Воропаев уже направлялся к катушке, его снова окликнул Ахмадов.
      -- Я тебе еще не все сказал, -- от сигареты, которую в руках держал Ахмадов, исходили противные ароматы неочищенной анаши. -- Ты вот что, не спускай глаз с молодого Изотова. Он мне не нравится, молчит и что-то себе на уме имеет...
      -- Но ты же сам его выбрал. Нам нужен был снайпер -- нужен, так о чем тут говорить...
      -- Я тебя, Алик, предупредил, если что -- ответишь тоже...
      Губы Воропаева тонко сжались и, казалось, с них вот-вот слетит угроза. Но, не проронив ни слова, он развернулся и широким шагом пошел в сторону катушки.
      -----------------------------------------------------------------------------------------------
      Шифровка из вашингтонской резидентуры в оперативный отдел Службы внешней разведки РФ.
      Срочно!
      Захару
      По данным источника из Пирамиды, в район Чечни, направляется группа во главе с полковником спецподразделения "Дельты" Адамса Дормана. Цель еще не до конца ясна: то ли встреча с Масхадовым в связи с похищением боевиками Гараева майора США Донована, то ли встреча с Барсом на предмет передачи ему электронных средств слежения за перемещением на местности. Ориентировочные сроки -- вторая декада августа с.г.
      -----------------------------------------------------------------------------------------------
      6. Москва. Тест для разведчика.
      В первую же субботу Путин отправился на тренировочную базу. Без эскорта, с водителем и двумя охранниками. Ехали на обычной "девятке" с темными стеклами.
      Дорога ему была знакома: когда-то, кажется, уже в другой жизни, в служебном автобусе, он не один раз проезжал этим путем. Про себя отмечал придорожные приметы: элеватор, который преобразился, к нему была сделана кубообразная пристройка, поселок с серыми избами и столетними дубами, к которому вели глинистые, с глубокими колеями дороги, подлески, поля, заросшие кустарниками и травой... И каково же было его удивление, когда на фоне начинающей желтеть рощицы он заметил давным-давно брошенный комбайн, который уже тогда, в его курсантские годы, стоял здесь одиноким сиротой, обиженный ветрами и дождями. Но как ни странно, в целом он сохранил свой прежний вид и как будто не прошло двадцати лет...
      Возле одного из постов ГИБДД их остановил милицейский патруль. Милиционер подошедший к ним отдал честь и попросил у водителя документы. Проверив их, он велел открыть багажник -- в городе еще продолжалась операция "Кольцо", связанная со взрывом в подземном переходе.
      На базу они прибыли в десять утра, где их уже ждал Шторм. Они прошли в штаб. Там находился один офицер, который доложил Шторму, что курсанты выехали и будут на базе с минуты на минуту.
      -- Годы идут, а здесь все по-старому, -- Путин ощущал щемящее чувство ностальгии по молодости.
      -- Это только на первый взгляд, -- Шторм положил перед своим гостем стопку одежды. -- Вам надо переодеться. Зайдите в мой кабинет. За обувь не ручаюсь, шузы уже разношенные, но других пока нет.
      Заурчал мотор и Шторм подошел к окну. В ворота въезжал старенький "рафик".
      -- На полосу пойдете с десяткой разведчиков. Этих ребят мы готовим к засылке в высокогорные районы Киргизии. Там сейчас серьезная заварушка.
      -- За сколько времени мы должны пройти дистанцию?
      -- Я вам не рекомендую идти с полной выкладкой всю дистанцию...Для разминки достаточно половины или даже трети...
      Путин внимательно посмотрел на Шторма и его губы скривила улыбка:
      -- Как скажете, -- в его тоне слышались категорические нотки, слегка сдобренные умягченной интонацией. Взяв комплект одежды и десантные ботинки, он отправился переодеваться в кабинет Шторма. Зайдя туда, он увидел, висевшие на стене портрет Дзержинского, огромную карту России, с наколотыми на ней небольшими флажками, а на столе -- бронзовый бюстик Есенина, который их курс подарил Шторму по окончании занятий. "Черт возьми, -- подумал он, -еще десять-двенадцать лет и финита ла комедиа...На пенсию..."
      Ботинки действительно оказались разбитыми, но бежать лучше в таких, решил он, чем в новых, которые на втором километре могут превратиться в колодки, мучительнее которых ничего на свете не бывает.
      Когда он вышел в приемную, Шторм, оглядев его, поднял большой палец и удовлетворенно хмыкнул.
      -- Выправка что надо. А сейчас пойдем вооружаться?
      -- Я думаю, сегодня обойдемся без этого, -- Путин нагнулся, чтобы поправить на ботинке обводной ремень. -- Где ваши молодцы?
      -- Одеваются. Через пять минут выходим на старт.
      -- Вы пойдете с нами?
      -- В другой раз не побежал бы, а сейчас вы меня подзавели, Владимир Владимирович, -- Шторм развернулся и пошел в каптерку. Вернулся с двумя масками, одну протянул Путину. -- А может, так побежим без маскарада? Уж больно тепло...
      -- Мне бы не хотелось светиться, вы же понимаете...
      -- Да понимаю, конечно, хотя у нас тут такой народ, из которого клещами ничего с языка не стащишь. Но вы правы, лишний раз засвечиваться не стоит...Вон мои молодцы, как на подбор.
      Из помещения вышло несколько человек в камуфляже, в черных масках и при полной выкладке. Впереди всех шел рослый, с кривоватыми ногами человек.
      -- С чего начнем, Андрей Алексеевич? -- обратился он к Шторму. -Может, для разминки сначала пройдем тарзанью горку?
      Путин вопросительно взглянул на своего бывшего наставника. Тот моментально отреагировал:
      -- Мы ввели маленькое новшество...Впрочем, сейчас сами увидите.
      Группа бегом направилась в сторону темнеющего леска и вскоре скрылась из виду. Путин бежал легко, не ощущая ни малейшей нагрузки. Подумал даже, что, наверное, зря отказался от боевого комплекта, и что такая пробежка может оказаться не более, чем разминкой для пенсионера.
      Через десять минут они вышли на поляну, на которой на разной высоте торчали деревянные столбы. За ними, начиная с полутора метров над землей, висела хитро переплетенная сетка из толстых просмоленных канатов. Постепенно она уходила вверх и терялась в верхушке самой высокой сосны. От нее тянулась вниз еще несколько веревок и каждая из них не доходила до земли на несколько метров.
      Когда остановились, Шторм дал вводную команду: по одному преодолеть частокол из бревен и штурмом взять верхушку сосны. Когда Путин вскочил на первый, самый низкий, пенек, он даже не подозревал, что его ждет впереди. А впереди уже, словно гуттаперчевая кукла, прыгал тот рослый, который возглавлял группу курсантов. Трижды Путин терял равновесие и едва не сваливался на землю, но снова взбирался на верхний торец бревна и продолжал бег. Это, конечно, был не бег, а какое-то немыслимое преодоление из последних сил. Но как ни труден был путь, он добрался до сетки, прыгнул и зацепился за нее.
      Ячейки сетки были разной величины и, чтобы пройти хотя бы одну, приходилось делать замысловатые движения ногами, чтобы не упасть и не сломать себе шею. Он видел, как за ним идет Шторм. Словно кузнечик, он перепархивал со столбика на столбик, при этом как-то грациозно балансируя.
      -- Володя, не спеши, время еще есть, -- крикнул Шторм и Путин за эти слова мог бы его расцеловать.
      Когда он дошел до половины сетки, почти вся группа уже была в воздухе. Однако тот, кто поднимался на тарзанью горку последним, на четвертом столбике потерял равновесие и полетел вниз. При этом он успел ухватиться за веревочную перевязь, которая, видимо, служила своеобразной страховкой.
      Поднявшись на две трети тренажера, Путин стал отдыхать. Ему казалось, что в икрах ног накачен раскаленный свинец, настолько они были разгорячены и тяжелы. Ладони покрылись пузырями, и он знал -- скоро начнут лопаться и кровоточить.
      Он подождал, когда до него добрался Шторм и в деликатной форме высказал ему, что думает об этой тарзаньей горке:
      -- Вы, случайно, Андрей Алексеевич, за это новшество госпремию не получили? -- отдыхиваясь, спросил президент.
      -- Сначала получил по шее. Начальство сказало, что это ненаучно...Пришлось обратиться в институт физической культуры, к светилам. Три месяца они ходили с целым взводом студентов из того же института и все сверяли с помощью датчиков и другой, мне неизвестной, техники. А вывод прост: при преодолении тарзаньей горки работают все мышцы, тренируются вестибулярный аппарат, эндокринная система, а поскольку тут порядочная высота, то и адреналин повышается... Хотя и не у всех... А я смотрю вы, как белка, скок да скок...
      -- Не смейтесь, я два раз чуть не спикировал носом в землю.
      -- Это только кажется, здесь редко кто падает...
      -- А этот парень, -- Путин глазами указал на человека, который делал вторую попытку покорения горки.
      -- У него слишком короткие ноги, не рассчитал с шагом. Но я уверен, сейчас он взбежит сюда, словно кабарга. Но силы надо беречь, у нас впереди еще несколько километров и целый ряд сюрпризов.
      -- Типа этой тарзаньей горки?
      -- Да нет, стандартная, годами наработанная полоса -- рвы с водой, трехметровый барьер, горящий дом, туннель с газом, небольшое болотце и несколько сопок.
      -- Неплохо...Придется все это вспомнить, -- Путин развернулся и снова покарабкался вверх.
      -- У нас еще есть время передумать, -- крикнул ему в спину Шторм.
      -- Нет, время уже ушло. Если все это преодолевают другие, то мне сам бог велел пройти этот терренкур...
      ...Подходил к концу первый час гонки.. От десяти человек, вышедших на дистанцию, осталось четверо. Путин не видел их лиц, они не видели его лица, но все понимали, насколько трудными были оставшиеся за плечами километры.
      Шторм старался держаться рядом с президентом и на всем протяжении трассы у него в голове, словно дятел, стучала мысль: "Ну зачем ему вся эта хреновина?" Это был рефрен в кутерьме мыслей, которые его сопровождали в этой изнурительной гонке. Которой, казалось, не будет и конца.
      Впереди замаячило строение: стена с квазиокнами -- четыре этажа. Когда они подбежали ближе, Путин разглядел рядом сложенные штурмовые лестницы. Шторм первым взял одну из них и бросив: "Делайте как я", устремился к стенке. Перекинув ногу через подоконник первого окна, он поднял штурмовку и крюком-пилой зацепил ее за подоконник второго этажа. Через минуту, а может, меньше, он уже был на самом верхнем этаже. Вторым достал его тот, кто был главным в группе, детина с невообразимо огромными ручищами.
      Путин, схватив лестницу, попытался зацепиться крюком за второе окно, но она, потеряв равновесие, навзничь упала на землю.
      -- Только не тушеваться, -- сверху его наставлял Шторм. -- Вторую руку клади на шестую ступеньку и рывком бросай от себя.
      Но когда лестница все же зафиксировалась, ноги его наотрез отказались идти вверх. Они, словно пластилиновые, гнулись, но не распрямлялись, мышцы будто свела какая-то не щадящая сила. Но он, видя, как по другим рядам взбираются наверх курсанты, преодолел слабость и с помутившемся сознанием начал взбираться наверх.
      Шел восьмой километр гонки.
      -- Может, дадим отбой? -- сзади прогудел Шторм. -- Загонять себя не следует...
      -- Где это наше знаменитое болото? -- вместо ответа спросил президент.
      -- Скоро будет, но мы его можем обойти, -- Шторм прибавил шагу и сравнялся с Путиным. -- Я всегда верил в тебя, Володя, но то, что ты делаешь сейчас, для меня непонятно.
      Переход на "ты" остался незамеченным и странно было бы в такой ситуации выкать.
      -- Так надо, -- Путин ощущал как под одеждой текут струйки пота. Он дважды высыхал и снова окунался в липкую паутину пота. И больше всего хлопот ему доставлял шерстяной шлем-маска. Под ним было настоящее пекло. Кожа зудила и чесалась, глаза залепили взмокшие ресницы, на затылке сгущалась тупая боль. Он понимал, что такое напряжение бесследно не проходит...
      ...Чтобы отвлечься от неприятных физических ощущений, он начал вспоминать свои молодые годы, учебу в разведшколе и первый марш-бросок по этой же тропе. Но тогда ему было двадцать пять, а не без малого пятьдесят, половина которых прошла в кабинетах. Он вспомнил один эпизод, случившийся с ним в Германии, на окраине Мюнхена. Реализацию своей первой вербовки. Это был главный инженер ганноверского завода по изготовлению промышленных компьютеров последнего поколения, которые американцы использовали для моделирования ядерных взрывов в лабораторных условиях.
      Фридрих Бааль, пятьдесят четыре года, жена двое детей. Они познакомились на книжной ярмарке, у стенда "Будущее творят писатели-фантасты", где Бааль работал нештатным консультантом. Вообще, выставки на Западе для ГРУ были настоящим Клондайком. Огромная часть завербованных была реализована именно там. На выставки нищие не ходят, а дуракам там тоже делать нечего. Интеллектуалы. Денежные мешки. Ценные администраторы -- те, кто всегда жаждет славы. Денег и отличного слушателя. А лучших слушателей, чем в ГРУ на всем свете не сыщешь...
      Бааль увлекался научной фантастикой, обожал Айзека Азимова, Кларка и особенно благоволил к братьям Стругацким. С этого, собственно, и началось их знакомство. Путин подарил ему томик фантастических рассказов этих писателей, а взамен Бааль презентовал своему русскому другу свою монографию "Компьютерные игры для шпионов". Три года ушло на разработку "немецкого друга" "Файла", как Бааля называли в ГРУ, в отделе западноевропейской разведки. Попался он на презентах, которыми молодой разведчик одаривал его в течение трех лет. Началось с безобидной книжки фантастов, кончилось дорогими часами из коллекции Эрмитажа. Часами, которые принадлежали русскому императору Александру Третьему. И однажды в порыве откровенности, Бааль рассказал о своей работе и производстве в целом. Понемногу фрагменты его откровений сложились в целостную концепцию, из которой явствовало, что главный инженер является именно тем человеком, который может обогатить советскую компьютерную мысль...
      Одна из решающих встреч произошла в Австрии, где с помощью советской резидентуры было все обставлено так, что Бааль оказался в отдельной комнате, с двумя красивыми женщинами и совершенно голый. Это были настолько сексуально откровенные сцены, что ознакомившись с фотографиями, на которых эти сцены были зафиксированы, главный инженер подписался под всеми условиями "русского друга".
      В разведке нельзя произносить слово "мы" -- "мы" хотим или "нас" интересует. Вербовка ведется только от первого лица: меня интересует, я бы хотел получить то-то и то-то, я могу ваши услуги оплатить таким-то гонораром и так далее... Ему вспомнились слова одного бывшего разведчика, который провел более двух десятков вербовок. Он говорил: "Если тебя будут пытать -не проси пощады, не выдавай страх и тоску по жизни. Такого наши враги не прощают. Улыбайся своему убийце в лицо и помни -- все равно каждый из нас рано или поздно отдаст богу душу. Но для мужчины нет более скверной участи, чем подыхать в трусости, надо это делать гордо. Но спи и помни, предашь -потеряешь все... Все до последней капли..."
      Однако, когда Бааль должен был передать ему пакет с документацией того самого компьютера, он вдруг ощутил приближение конца. В чужой стране, на чужих улицах, а главное -- в первый раз. Страх буквально парализовал его. Но тогда вся советская резидентура была поставлена на ноги. Слишком был важный момент, чтобы его прошляпить. Встреча должна была произойти на шумной центральной улице. В обеспечении находились не менее десятка человек из резидентуры -- от садовников до первого помощника резидента. Слишком велик был риск и огромна добыча, чтобы ее потерять из-за случайности или неряшливости.
      Бааль уже был на месте: он находился в своем "фольксвагене", с открытым окном. Локоть -- торчит из окна. Путин на взятом на прокат стареньком "мерседесе" подъехал вплотную к "фольксвагену" -- форточка к форточке -- и через открытое окно едва слышно по-немецки произнес: давай, мол, парень свой пакет...А в это время по хребтине побежали мурашки, в висках застучали кузнечики, грудь с левой стороны полыхнуло распирающим жаром. А Бааль молчит и даже не смотрит в его сторону. И тут, слева от его "мерседеса" появляется глыба огромного трейлера, который с пыхтеньем замирает у самых дверей его "мерседеса". Справа, откуда-то из подворотни, выходят двое в рабочей спецовке с большим листом фанеры, за ними еще пара трудяг с таким же грузом. "Фольксваген" и "мерседес" оказываются в "домике", отгороженным от всего мира и от всех окон, откуда в принципе могло бы вестись визуальное наблюдение.
      Все происходило как во сне. Он услышал шепот Бааля, тот что-то лепетал насчет денег. Что, мол, оговоренная сумма мала, что Россия с помощью его документации получит в сто раз больше прибыли и что ему надо еще доплатить. Словом, глупости жадного бюргера! Идиот он, что ли? Где сейчас, в этой странной коробочке можно достать дополнительные деньги? Каждая секунда на вес золота и длиннее века. А он тут со своими претензиями...Хорошо, черт с тобой, будет тебе добавка, но позже... Веришь, пижон, моему честному слову? А пока забирай свою честно заработанную зелень и гони, придурок, пакет, не то нас тут накроют и --ауффидерзеен...
      Рабочие с листами фанеры перекуривают прямо на тротуаре, благо его ширина позволяет, трейлер тоже пыхтит, что-то "случилось" с протекторами. Шофер вышел из кабины и ногой стучит по скатам. Наконец фриц раскорячился: небрежным жестом пытается передать пакет, но Путин, открыв заднюю дверь, дает ему понять -- кидай пакет на сиденье. Это для страховки, чтобы не оставлять на пакете своих отпечатков пальцев. В случае отлова, можно сказать, что подвозил случайного человека и тот забыл свои вещи...Бааль быстро соображает, кидает синий пакет на заднее сиденье "мерседеса", Путин закрывает дверцу и дает по газам. Тут же рабочие с фанерой куда-то испаряются, а огромный трейлер, пустив сизый дымок из верхней выхлопной трубы, направляется в сторону светофора. Кажись, пронесло...
      Дороги почти не видно: как и сейчас, пот струится со лба на ресницы, увлажняя зрачки и застилая белый свет... Но сделано еще далеко не все: сейчас главное -- освободиться от пакета. Он жмет на педаль и отрывается к окраине города и уже видна в дымке великолепная развязка в виде клеверного листа. Он знает, миновав развязку, свернет направо, на Вторую магистраль и, проехав два километра... Ну да, так и есть: со стороны желтого, рапсового поля, выезжает тяжелый фургон и вписывается в правый ряд движущегося потока. Перед самым носом Путина. Так и надо, такое условие. Сейчас должна показаться серая, цвета мокрого асфальта, "хонда" с чехословацкими дипломатическими номерами. И действительно, в заднем зеркале хорошо видно, как "хонда", сделав обгон еще одного фургона, настигает его и, обогнав, въезжает в пространство между его "мерседесом" и впереди идущим трейлером. А сзади наезжает второй фургон с польскими номерами и Путин оказывается в нужном "коридорчике". Все разыграно, как по нотам. Такой синхронности могли бы позавидовать мастера фигурного катания на коньках...Он придавливает педаль газа и смещается вправо. Ближе к ограничительным столбикам. Идет на обгон, улавливая в боковом зеркале "хонды" лицо водителя. Он уже не молод, возможно, полковник, с легкой сединой, квадратным подбородком и узкой линейкой рта. Лицо собранное, но уверенное в будущем.
      Все окна машины открыты и Путин, держа пакет в вытянутой руке, переправил его в открытое окно "хонды" и разжал пальцы. Точка поставлена. Скинув газ, он отстал и занял свое место на дороге. А "хонда", вильнув влево, дыхнула голубыми колечками выхлопных газов и скрылась за трейлером. Ее никто не остановит -- дипломатическая неприкосновенность, а его теперь могут хоть сто раз тормозить -- ни малейших намеков на шпионскую деятельность...
      Он свернул на первую же дорогу и по намеченному в резидентуре пути добрался до аэропорта, где и оставил взятый на прокат "мерседес". Оттуда его заберут служащие фирмы, но уже после того, как он туда позвонит из телефона-автомата. На такси он добрался до намеченной улицы, и пройдя несколько дворов, попал в пределы супермаркета. Через служебный вход вошел в подземный гараж, где его уже ждал Фоменко...
      ...Вода в болотце теплая, илистая, пахнет гнилью. Его надо преодолевать ползком -- таковы условия гонки. Не во весь рост и даже не на корячках, а именно ползком, когда из воды торчит один нос, и в рот того и гляди заползут ершистые трубочки шитиков.
      Громила, обвешенный диверсионным ранцем и автоматом, шумно, словно бегемот, преодолевал вонючую преграду. Выбравшись на берег, по-собачьи отряхнулся, шумно высморкался и, поправив ранец, устремился вперед. Шторм подождал президента и, глядя на него, пытался отгадать великую загадку -- за каким лешим этот человек, имеющий почти абсолютную власть в стране, встал на эту задрюченную тропу? Не иначе, что-то замышляет. Это как раз в его характере: делать все своими руками. Но сказал Шторм ему другое:
      -- Володя, осталось пара километров и ты прекрасно знаешь, что их пройдешь...Может, сейчас сойдешь с дистанции?
      Путин снял маску и стал ее вытряхивать. Вокруг глаз налипла тина, щеки были черны и лишь глаза двумя голубыми озерцами спокойно взирали на мир.
      -- Нет, я загадал: если дойду до финиша, значит, вытащу Россию из такой вот трясины, -- он покосился на оставшееся за спиной болотце. -- А такими вещами не шутят, верно, Дмитрий Алексеевич?
      Он снова надел маску и устремился вперед. Шторм последовал за ним и вскоре они бежали рядом. У них появилось второе дыхание и, казалось, теперь легкие стали безразмерными и кислород в сердце вливается вольным потоком.
      Где-то в конце дистанции они увидели сидящего у обочины человека. Это был тот, кто возглавлял группу.
      -- Это капитан Ершов, -- сказал Шторм и завернул в сторону загнавшего себя человека.
      Но тот сам поднялся.
      -- Все в порядке, товарищ подполковник, -- обратился он к Шторму. -Временный сбой дыхания. Сейчас оклемаюсь...
      -- Дайте руку,-- Шторм стал мерить Ершову пульс. -- Какой пульс у вас в спокойном состоянии?
      -- Шестьдесят--шестьдесят пять...
      -- Сейчас 180. В принципе, при такой нагрузке это нормально. У вас аптечка в ранце?
      -- Обойдусь, я уже в норме. Сколько еще бежать?
      -- Полтора километра. И последнее препятствие -- загазованный тоннель.
      -- Это не страшно.
      -- Конечно, если противогаз подобран по размеру. Ну что ж, курсанты, вперед! -- И Шторм легко, словно позади не было пятнадцати километров труднейшей трассы, побежал вперед.
      К тоннелю они подошли, когда начался проливной дождь. Путин натянул противогаз и ощутил во рту тальк. Противогаз был как раз впору и когда он преодолевал пятьдесят метров загазованной кишки, поймал себя на мысли, что это сон, или игра, что он снова в детстве, а никакой не президент...И все же он чувствовал, как сквозь клапан потихонечку просачивается вещество, которое поддувается в тоннель. Его слегка затошнило, но он упорно полз и полз, ибо уже видел впереди просвет...
      До финиша дошли трое из десяти, не считая Путина. Шторм был недоволен. Он рассчитывал на лучший результат, поскольку эту группу готовили для засылки в тыл среднеазиатских террористов. Не снимая масок, эти трое и в их числе капитан Ершов, сидели на поваленном дереве и жадно курили. Президент тоже подсел к ним. Ершов из целлофанового пакета достал пачку "примы" и протянул ее президенту. Тот взял и сунул сигарету в обметанный дорожной пылью рот. Он никогда не курил и не умел этого делать. Просто сидел и дымил, чувствуя несказанное, ни с чем не сравнимое удовольствие.
      Один из курсантов сказал:
      -- Я думал, это эта стежка страшнее, но только в одном месте чуть было не забуксовал. Никогда не думал, что простой бум станет непреодолимым препятствием. Раньше я мог по нему с закрытыми глазами...
      -- А меня достало болото, -- проговорил Ершов. -- Ненавижу пиявок и гадов. Когда были в Анголе, там этого добро по самые уши. Иногда по две гадюки приходилось доставать из-под куртки.
      Шторм подошел и каждому и пожал руку. Поздравил с преодолением. Так и сказал: "Поздравляю вас, товарищи курсанты, с преодолением. Теперь вам сам черт не страшен..." При этом он уравнял со всеми и Путина.
      Когда дыхание немного уравнялось, Шторм повел всех в хозяйственный блок. В баню. Однако президент мылся в отдельной душевой кабине. Ему очень хотелось пропотеть и похлестаться веничком, но его уже ждали начальник охраны Щербаков и его люди.
      От обеда президент отказался.
      Провожал его Шторм. Когда они остались одни, тот сказал: "Ну, что Владимир Владимирович, теперь мы за Россию можем быть спокойны?" -- и ветеран разведки лукаво ухмыльнулся.
      Путин понял и тоже в том же духе ответил:
      -- Пока у России такие орлы, как вы, ничего с ней страшного не случится. До встречи, Андрей Алексеевич, обязательно приеду пострелять...
      -- Приезжайте...Что для вас отобрать -- "глок", ПМ или "стечкин"? За это время, что мы с вами не виделись, ваши предпочтения могли измениться...
      -- Да нет, я остался верен "стечкину"...А вообще, приготовьте что-нибудь из ассортимента многозарядных... В вашем хозяйстве должны быть мои параметры...рост, вес, размер обуви, головного убора. Подберите что-нибудь из боевой амуниции, -- он замялся, подыскивая слова. -- Ну как если бы вы меня отправляли в тыл врага. Все должно быть на уровне современных требований -- от иголки до ствола...
      Шторм, привыкший ко всему, эти слова воспринял спокойно.
      -- Все будет на уровне мировых стандартов и даже выше...В этом смысле у нас тоже есть свои сюрпризы...Приедете домой, натритесь водкой и хорошенько прогрейтесь.
      Когда Путин уже сидел в машине, над лесом расчистилось небо и голубой его лоскут радужно заиграл в лучах предвечернего света. Тревожно и радостно было у него на душе. И с этими противоречивыми чувствами он тут же вырубился и погрузился в мертвецки крепкий сон. Ему снилась высокая гора, а внизу песчаные, желтые откосы и необозримые в дымке дали. А навстречу летят разноцветные шары... И как будто он, оторвавшись от скалы, начинает с дивными шарами полет над отрадно прекрасным и бесконечным миром...Ему легко и спокойно, красота земли приняла его в свои теплые объятия...
      7. Волгоград. Подозрительный фотограф.
      Над Волгой медленно парил коршун. Он делал концентрические круги, что-то высматривая и медленно, почти незаметно снижаясь для решительного рывка вниз. А внизу, на песчаном плесе, с удочкой в руках стоял человек и удил рыбу. Дважды ему удалось подсечь небольших подлещиков и они, видимо, своими серебристыми обводами и разаппетитили кружившего над плесом ястреба.
      На рыбаке была надета черная бейсболка, на берегу лежал велосипед, поверх которого накинута джинсовая куртка. Человек одной рукой достал из кармана пачку "Примы" и губами вытащил из нее сигарету. Потом опустил пачку в карман, а вместо нее извлек газовую зажигалку.
      Справа, в мареве, виднелись мачты яхт и застывшие бока плоскодонок, элегантные обводы речных катеров. Слева -- блестя на солнце, вздымался каскад Волгоградской ГЭС. Шум от нее разносился по всей округе и порой он напоминал шум штормового моря.
      Человек поймал небольшого окунька, но, сняв его с крючка, бросил обратно в реку. Слишком незначительная добыча. Рыбешка была в панике и, не зная куда плыть, заметалась возле отмели и вместо того, чтобы уйти в спасительную глубину, тыркалась носом в прибрежный песок. Но, видимо, пережив сильнейший стресс, сердце окунька не выдержало, и он вдруг перевернулся и лег на спину. Его белое брюшко свидетельствовало о полной беспомощности и невозвратности.
      Человек положил удочку на землю, а сам, подойдя к велосипеду, поднял куртку, и взял лежавший под ней газетный сверток. Воровато оглянувшись, и не узрев опасности, человек со свертком спустился к реке и развернул газету. В лучах солнца сверкнул затвор старенького широкоугольного "Зенита" и человек, сняв с удлиненного объектива крышку, стал наводить его на заводскую трубу, возвышавшуюся на противоположном берегу. Но это была только примерка: он тут же сместил угол и в объективе появилась плотина, с ее гигантскими провалами, куда устремлялась вода, чтобы затем по законам гравитации обрушиваться на мощные гидротурбины.
      Поставив выдержку и наведя резкость, он начал снимать. Для верности, изменив выдержку, щелкнув еще пару раз, он закрыл объектив крышкой. Затем поднялся на берег и оттуда тоже сделал несколько кадров.. Потом он сфотографировал гавань с яхтами катерами и один из них выделил особо. Это было двухмоторное судно, вся стать которого говорила о его способности нестись по воде быстрее ветра. На носу хорошо просматривались номер и имя белобокого красавца: "Цезарь".
      Со стороны действия незнакомца вряд ли могли показаться подозрительными, мало ли кто на память запечатлевает индустриальные пейзажи Волги. Однако сидевший в возвышающейся над дебаркадером надстройке пожилой сторож, от нечего делать обзирающий просторы приречья, почему-то про себя подумал: "Какого хрена этот придурок вместо того, чтобы снимать ту часть берега, где золотятся купола старой церкви, фотографирует каскад и мою лодочную станцию?" И поскольку сторож был человеком старой закалки и еще помнившим строгое правило -- никаких съемок в районе гидроузла, он слез с табуретки и подошел к телефону. "А что я скажу? Что какой-то чудак ловит рыбу и фотографирует каскад станции? Ну и что, назовут самого старым дураком..." Поэтому, отбросив затею со звонком в дежурную часть милиции, сторож спустился вниз и направился в сторону "фотографа". А тот уже снова с удочкой в руках стоял по колено в воде и неотрывно наблюдал за поплавком. Но боковым зрением он видел, как от лодочной станции к нему кто-то направляется. И когда его окликнули "Как, парень, рыбка клюет?", не оборачиваясь, ответил:
      -- Да какая тут рыба, одна мелюзга.
      У сторожа одежка ветхая: старый, заношенный до дыр комбинезон, а на ногах просящие каши грубые бахилы. И голос у него грубый, простуженный, а может, пропитый донельзя.
      -- Какая ни есть, вся наша, -- сторож оставаясь на взгорке, осмотрел велосипед и брошенную на него куртку. -- Парень, а ты, случайно, не американский шпион? Чего фотографируешь стратегические объекты? Раньше за это тебя бы забротали и в кутузку, а там и до лесоповала недалеко.
      "Рыбак" выдернул леску с поплавком и снова ее забросил. От поплавка пошли радужные круги, что говорило о загрязнении акватории.
      -- Ты что, по-русски не фурычишь, что я тебе говорю? -- не унимался сторож. -- Или мне позвать милицию, чтобы тебя как следует штрафанули?
      -- Да ладно тебе, старый, придираться, -- наконец откликнулся незнакомец. -- Все, что было раньше, поросло густой травой. А фотографировать родные просторы мне никто не запретит...
      -- Хм, просторы...Просторы сколько хочешь снимай, но не трогай каскад, это ведь стратегический объект, -- видно, это слово особенно было по душе сторожу.
      -- Давай лучше пивка попьем, -- нарочито дружеским тоном предложил "рыбак" и положил удочку на воду. Поднявшись к велосипеду, вытащил из куртки сто рублей и протянул сторожу.
      -- Тащи пива... На все...
      -- А не описаемся от такого количества? В общем-то я пива не пью -только беленькую, -- сказал сторож, однако, деньги взял.
      -- Купи себе водки, я не против.
      -- Разрешишь смотать на твоем "мерседесе", я мигом обернусь, -- сторож взглянул на велосипед.
      -- Бери, только осторожней, там фотоаппарат.
      -- Да цел он будет...Я его вот сюда, на травку положу...
      ...Через полчаса они сидели в будке сторожа и из граненого, не первой свежести стакана, пили то, что сторож привез из магазина. Пиво было теплое, как и водка, и потому, наверное, пьянила быстро и вскоре сторож стал самым радушным сторожем на всей Волге и начал рассказывать какие-то истории о хозяевах стоящих на приколе яхт и катеров. Например, владелец "Цезаря" Антон Бронштейн держит казино и торгует нелицензионными лазерными дисками. А Вовка Крупников занимается рэкетом, нечистая душа...
      -- Баб меняет чаще, чем я носки, -- кривясь от дыма, который исходил от зажженной сигареты, говорил сторож. -- А кстати, парень, как тебя зовут? Например, я -- Сенька, Семен Лоскутов, а тебя как величать?
      -- А это неважно...Ну для краткости зови Серым, Серега -- сын собственных родителей-алкашей, воспитанник интернатов и детдомов. Наливай, Сеня, или ты уже готов скопытиться?
      У сторожа соловые глаза и нетвердая речь. Он приподнялся с замусоленной лавки и, расплескивая в стакане водку, полез к своему молодому гостю обниматься. Но его небрежно оттолкнули и Семен откинулся на скамейку, больно ударившись головой о стенку.
      -- Да ты зверь, Серый, -- он стал подниматься, но ноги уже налитые пьянью, ему не подчинялись. Заплетающимся языком он повел речь о каких-то своих богатых знакомых и о том, как однажды новые русские устроили здесь гонки катеров, поставив на кон триста тысяч долларов. Участвовало шесть судов, а хозяин "Цезаря", чтобы придти первым снял со своего катера все лишнее -- начиная со скамеек, и кончая газовой плитой, всем хозяйственным барахлом, которого набралось на борту более двухсот килограммов. А потом нанял водолазов, которые подпили винты у его конкурентов... -- Это моя идея, я когда-то в совхозе работал приемщиком зерна и знаю, что такое вес -полезный и вредный. О, я тогда мог стать миллионером...
      -- Почему не стал? -- спросил Сергей. Он пил пиво из бутылки и курил одну сигарету за другой.
      -- Почему не стал? Дураком был и верил этим, как их -- СМИ, чтоб им пусто было...Мне бы тогда сегодняшний разум, -- Лоскутов прокрутил пальцем у виска.
      -- И чтобы ты сделал?
      -- Я бы самоустранился от строительства социализма, а так тридцать лет трубил в каботажном флоте...Во, смотри, какие у меня руки, -- он протянул открытые ладони Сергею и тот увидел мозолистые, потрескавшиеся, черные от въевшегося мазута, и мало похожие на человеческие, руки.
      Временами Серега выходил на дебаркадер и, держась руками за трос, который служил ограждением, подолгу всматривался в белые контуры гидроузла.
      Когда сторож, опьянев, упал лицом на банку с килькой в томате, Сергей обыскал его, но кроме мятых троллейбусных билетов и табачных крошек ничего там не обнаружил. А искал он ключ от сторожевой будки, потому что в ней находились ключи от замков, которыми примыкались суда к береговым цепям.
      Ключ он нашел на полочке, над дверью, но брать его с собой не стал. Ключ, хоть и был от французского замка, но до такой степени истертый, что замок вполне можно было открыть ногтем. Однако гость подошел к двери и внимательно осмотрел запоры. И действительно, закрыв на ключ дверь, он тут же без проблем открыл ее малым лезвием ножа.
      Сторож спал мертвецким сном. Серега спустился вниз и вывел велосипед с дебаркадера. Вскоре он вовсю накручивал педали и минут через тридцать остановился возле неказистой мазанки, огороженной "пьяным" забором, выглядывающим из густых зарослей древосила. Откинув со столбика проволочную петлю, он вошел во двор и прислушался. Нет, все спокойно, разве что цикады как сумасшедшие стрекотали в густых зарослях жасмина и боярышника. И сильно излучал ароматы отцветающий шиповник.
      Он взошел на крыльцо и все его движения были вкрадчивые, с оглядкой. Он осторожно нажал на ручку, но дверь не открылась. Постучал. Никакого отзвука. Однако успел заметить, как в ближнем окне, сквозь герань, стоящую в горшках на подоконнике, что-то мелькнуло. Он еще раз постучал: три раза дробно и два с интервалом. И дверь вдруг распахнулась и в ее проеме показался человек с пистолетом в руках.
      -- Чего сразу не сигналил? -- спросил человек у Сергея. -- Так и на пулю нарваться не трудно. Ладно, заваливай и рассказывай, что разнюхал...А я пока закончу свои дела.
      На столе стояли весы, а рядом, в целлофановых кульках, какая-то серебристая смесь и что-то еще похожее на красную соль. С краю стола -незнакомые металлические побрякушки, о назначении которых Сергей ничего не знал. Рядом со столом, на табуретке, возвышалась пирамидка оранжевых брикетов На них что-то не по-русски было написано. Но он и без перевода понял, что это тротил...
      -- Я сделал все, как ты велел. И рыбку половил и сфотографировал объект, и на лодочной станции побывал.
      -- А зачем пил? От тебя за три версты разит сивухой.
      -- Надо было, провести презентацию с главным начальником дебаркадера...старым придурком... Все получилось лучше, чем я предполагал. Когда я удил рыбку, ко мне подвалил сторож лодочной станции...пьянчуга, без рюмки не разговаривает. Пришлось немного подпоить...Кстати, ты, Михайло, мне должен стольник, я его на презентацию израсходовал.
      -- Могу дать тебе за это по фейсу, а не стольник. Я тебя просил не выпячиваться, а ты полез в собутыльники.
      -- Да он рвань подзаборная...Мгновенно вырубился.
      -- Не дави мне на психику, эта рвань, когда ее прижмут органы, все вспомнит и даже то, чего не было. Ты же, безглуздый, небось оставил отпечатки пальцев на посуде, из которой пил?
      -- Ну, бля, ты даешь! Да кому я нужен, там каждый день кто-нибудь ошивается и дурь идет практически непрекращающаяся.
      Михайло уселся на стул и маленьким совком стал насыпать в чашки весов серебристую пудру.
      -- Ладно, раствори проявитель, и принеси из колодца воды. Только не высовывайся...
      -- А чего нам бояться -- мы дачники, сняли домик, никому не мешаем?
      -- Да у тебя вместо головы кавун...Тоже мне дачник, задолбанный пьяный отдыхающий...
      ...Когда фотографии были напечатаны, над ними долго сидел и курил Михайло. Тот самый Михайло, который застрелил водителя такси и продырявил толстую кишку участковому Усачу. Потом он ходил из угла в угол довольно просторной горницы и что-то себе напевал под отрастающие темные усики. Сергей в это время при открытых дверях сидел на крыльце и лузгал семечки.
      -- У нас будет большой груз, -- наконец сказал Михайло.
      -- А велосипед для чего?
      Михайло реплику пропустил.
      -- Сегодня сходим на берег и на месте сориентируемся. Фотографии нечеткие, ты сделал слишком большую выдержку. Все сливается...
      -- Извини, как умел...
      -- Да заткнись ты...как умел. Ты ни черта, кроме пьянки, не умеешь...
      -- Ты брось свои хохлацкие замашки. Сколько ты мне заплатил? И сколько обещал?
      -- Сделаем дело, отдам все еще и премию выдам.
      -- А ты мне так и не сказал, о каком деле идет речь. Что-то, как Менделеев, химичишь, а что -- один боженька знает.
      -- Чем меньше знаешь, тем дольше будешь пить пиво.
      -- Какой груз тебе надо перетащить? Сто, двести тонн?-- съязвил Серега.
      -- Более трех центнеров, поэтому велосипед свой засунь себе в сраку.
      -- Найми КамАЗ. За полтинник тут любой шоферюга, если надо, самого дьявола посадит себе на колени и отвезет куда прикажут...
      У Сереги от умных речей на лбу образовались глубокие морщины.
      -- Только очень прошу тебя, в это дело ты больше не суйся, -- Михайло от зажженной сигареты прикурил следующую. И как-то задумчиво-отстраненно: -Красивые здесь места, похожи на наши. В Карпатах тоже такие же тихеньки вичора и так же цикады спивают...
      Переход с русского на украинский говорил, очевидно, о том, что в душе Михайлы что-то заструнило, заскребло, его душа, видимо, устремилась к исконным своим берегам.
      * * *
      Весь уголовный розыск Волгограда был, что называется, поставлен на уши. Его начальник Мороз каждый день проводил совещания и выслушивал донесения агентуры. В середине дня он вызвал к себе Акимова с Поспеловым и поставил перед ними задачу:
      -- Учтите, если мы не найдем еще двоих...Я, разумеется, условно говорю, может, их тут сотня или две...Но нам пока известно только о двоих, значит, и речь идет пока о них. А что мы имеем?
      -- Пока шерстим рынки. Двоих взяли с оружием, но это не те, это молодцы из заволжской группировки. Наркоты два килограмма наковыряли, одно старое убийство подняли, -- Поспелов при этом загибал пальцы руки. -- Я уверен, что количество рано или поздно перейдет в качество.
      Мороз сделал пометку в настольном календаре.
      -- Вот именно -- поздно, когда опять где-нибудь не рванет фугас. Сегодня какое число? Ну вот, до дня независимости Ичкерии остается несколько суток. А вы сами знаете, по оперативным данным, именно в этот день и намечена их вылазка, -- Мороз закурил.-- Вербуйте людей, платите им деньги...Сегодня наш министр подписал приказ о поощрении агентуры...Привлекайте алкашей, бомжей, эти люди лучше нас знают, что делается на улицах... Выходите на сторожей, продавцов киосков...Словом, нужна сеть с очень мелкими ячейками. Вы поняли меня?
      -- Да, конечно, товарищ майор, все это так, -- Акимов, когда говорит, не смотрит на собеседника. -- Но, мне кажется, имея в виду почерк террористов, они пойдут по крупному. Сейчас важнее всего держать под наблюдением нефтеперегонный завод, дамбы водохранилища и, разумеется, подходы к плотине.. Я сейчас сам туда отправляюсь, ознакомлюсь с обстановкой на месте.
      Майор подошел к карте, висевшей напротив его стола.
      -- Я согласен с тем, что ты, Слава, говоришь, но к этому еще надо прибавить тракторный тире танковый завод, отделы милиции, воинские части, рынки и еще полторы тысячи разных объектов. А пока у нас нет даже маленькой зацепки...Вернее, она есть, но опять-таки лишь гипотетическая, -- Мороз имел в виду слово "ГЕС", которое было написано на карте, принадлежащей убитым террористам. -- Но версию плотины я поддерживаю, поэтому не медли, Слава, и отправляйся в этот район.
      ...Через полчаса Акимов уже проводил инструктаж со своими нештатниками, дворниками и участковыми милиционерами. Словом, с теми, кто непосредственно живет или работает поблизости с ГЭС. Потом они обошли весь жилмассив, не пропустив ни одного подвала и ни одного чердака. Затем начался обход квартир: кто что видел, что показалось подозрительным, какие посторонние люди появлялись возле плотины?
      На саму станцию Акимов не поехал, ибо знал: ГЭС целиком взята под контроль людьми РУБОП.
      Когда на уазике он подкатил к берегу Волги, начал накрапывать дождь, а со стороны Астрахани надвигалась еще более черная, беспросветная туча.
      Акимов вышел из машины и направился в сторону видневшихся мачт лодочной станции. Берег был безлюден, он шел по слежавшемуся мокрому песку и вспоминал свое детство. Первые нырки в воду происходили здесь, первые лещи тоже ловились здесь... Кажется, и вода была чище и сама Волга -- шире. Но это, конечно, обман зрения, с годами так бывает...Он увидел валявшуюся на песке мертвую рыбку и едва не наступил на нее. Окушок с темными, опоясывающими спинку, полосами. Чуть ближе к откосу он увидел сигаретный окурок. Поднял -- "прима". Он осторожно завернул его в носовой платок и положил в нагрудный карман.
      Откуда-то сбоку донесся звук мотора -- по дороге, в сторону реки, мчался синий "жигуленок", оставляя за собой шлейф пыли. Акимов его сразу узнал, в такой машине ездит его самый заядлый нештатник Шура Егоров. Сам он работает в Волгоград-газе дежурным слесарем, а в свободное время на общественных началах мотается вместе с участковыми.
      Акимов развернулся и пошел к оставленному уазику. Егоров в машине был не один -- с уже немолодой женщиной, с аккуратно уложенным на голове седыми волосами. Она степенно вышла из машины, поправила цветастое платье и внимательно смотрела на приближающегося Акимова. Шура представил ему свою попутчицу:
      -- Екатерина Васильевна, жительница с Покровской улицы, -- Егоров повернулся и указал рукой на белеющий вдали девятиэтажный дом. -- Ее окна как раз выходят на берег, впрочем, Екатерина Васильевна расскажите сами, что вы вчера видели здесь.
      Женщина засмущалась. Легкий румянец подкрасил ее ровно загоревшее лицо.
      -- Смелее, Екатерина Васильевна, -- ободрил ее Акимов.-- Вы, наверное, догадываетесь, что милицию интересуют некоторые детали...А точнее, любое событие, связанное с плотиной и вообще с этой частью прибрежной полосы.
      -- Да я, собственно, мало что видела. У меня муж обычно рыбачит за дебаркадером и порой задерживается до темна. А я иногда беру его морской бинокль...сам он бывший моряк, и наблюдаю за ним...Беспокоюсь, он у меня не очень здоров, пережил войну, два инфаркта...
      Акимов такие увертюры привык выслушивать и они его никогда не раздражали, потому что иногда в мешанине сердечных изливаний проявляется одно коренное -- определяющее слово.
      -- Так, так, -- живо поддакнул он даме, -- и что же было дальше?
      -- Да ничего особенного, но Саше Егорову показалось здесь что-то подозрительное. Примерно в три часа дня я видела, как мимо нашего дома в сторону реки проехал велосипедист...
      -- Обрисуйте, пожалуйста, -- Акимов нутром ощутил какое-то важное предвестие.
      -- Велосипед старый, с никелированными щитками, на том, кто ехал на нем, была черная шапочка с длинным козырьком и к раме привязаны удочки. А может, одна удочка только разложенная. И вот этот велосипедист, приехав на берег, сначала немного половил рыбу. А потом стал фотографировать и мне показалось, что фотографировал он в основном плотину и дебаркадер.
      -- Как долго он этим занимался?
      -- У нас тоже есть фотоаппарат и я скажу...если нормально снимать, за это время можно отснять целую пленку.
      -- А вы, случайно, не заметили марку фотоаппарата?
      -- Далековато он находился, но фотообъектив был удлиненный, это точно. Затем к нему подошел человек, вышедший из будки дебаркадера, и после переговоров он на велосипеде рыбака поехал в магазин. Почему я знаю...Он приехал в винно-водочный магазин, который на первом этаже нашего дома... И вернулся на берег с авоськой полной бутылок. Потом они долго сидели в сторожке дебаркадера и возвращался этот велосипедист в конце дня, под вечер, но еще было светло, солнце только-только зашло за дома...
      -- Что вам еще бросилось в глаза?
      -- Когда он фотографировал, все время озирался по сторонам, а главное домой ехал без удочек. Мой муж тоже рыбак. Но чтоб он когда-нибудь бросил свои удочки...Скорее меня где-нибудь забудет, чем снасти.
      -- А ваш муж ничего не заметил, ведь он тоже неподалеку от дебаркадера ловил рыбу?
      Женщина пожала плечами.
      -- С рыбалки он приехал весь разбитый, плохо клевало да и зрение у него плюс четыре...
      -- Тетя Катя, -- встрял Шурик, -- вы не сказали лейтенанту, что до сего дня этого парня вы никогда раньше не видели.
      -- Ну, это, по-моему, неважно, район большой всех не упомнишь.
      И снова в разговор вступил Акимов.
      -- Давайте, Екатерина Васильевна, отойдем немного в сторонку и вы мне самым подробнейшим образом опишите этого рыбака-велосипедиста: рост, одежду, ее цвет и другие приметы...
      Через полчаса, Акимов оставил наблюдать за дебаркадером Шуру Егорова, пообещав прислать наружников-профессионалов, а сам помчался в УВД города Волгограда, в уголовный розыск.
      Майор Мороз был на месте. После того, как Акимов доложил ему о своих розыскных действиях, Мороз задумался. Курил, накапливая на конце сигареты длинный хвост пепла, затем стряхивал его в пепельницу и снова накапливал...Это игра "кто кого" его как-то успокаивала и помогала сосредоточиться.
      -- То, что ты сейчас рассказал, о чем-то, конечно, говорит, но я не думаю, что те, кто готовит такой серьезный теракт, так бедно технически оснащены. Велосипед, какой-то фотоаппарат... Хотя могли быть джип "черокки" и стационарная телекамера с целым набором объективов...Потом эта пьянка...впрочем, подожди.
      Мороз поднялся с места и, вытащив из стола видеокассету, подошел к стоящей в углу на небольшом столике видео-паре... Вставив в гнездо кассету стал ждать. Это была оперативная съемка, сделанная в аэропорту, после анонимного звонка.
      Пошли первые кадры: общий план здания аэропорта, двери, из которых появляется двое в форме гражданской авиации -- мужчина и женщина. Затем камера съезжает на стоянку машин и -- газон, где раскинулся настоящий табор из пассажиров и персонала аэропорта. И тут оператор потрудился как следует: методически, метр за метром, лицо за лицом, он заснял все и вся, что присутствовало на тот момент на поле.
      -- Стоп! -- воскликнул Акимов, -- можно немного прокрутить назад?
      -- Я его тоже увидел, -- майор нажал на кнопку пультика и кассета крутанулась в обратную сторону. -- Вот он, голубчик...-- Кадр застыл на месте...
      На газоне, возле поваленного велосипеда полулежал мужчина в черной бейсболке, из-под козырька которой смотрели внимательные глаза. Тут же рядом с ним лежала пачка "примы", накрытая газовой зажигалкой.
      -- Как ты думаешь, Слава, что он тут делает? Явно не пассажир, ибо в самолет с велосипедом не сажают и не из персонала, опять же велосипед...
      -- Но приметы один к одному, даже цвет брюк и крылья никелированные...Видите, как на солнце блестят? Да и окурок, который я подобрал на берегу, тоже "прима"...
      Мороз не спуская глаз с экрана. С конца его сигареты упала длинная колбаска пепла, но он этого даже не заметил. Сказал:
      -- Вот он мобильный анонимщик, который поднял на уши весь город. Минуточку, я сейчас...
      Майор вернулся к столу и через селектор попросил зайти следователя, занимающегося этим делом.
      В кабинет вошел еще молодой человек в гражданской одежде. Капитан Владимир Вронский. В Управлении его называли "князем", возможно, за его фамилию.
      -- Володя, обратился к нему Мороз, тебе этот кадр ничего не говорит?
      Вронский изучающе смотрел на велосипедиста и чем дольше он смотрел, тем ближе склонялся к телевизору.
      -- Дворник, работающий на Центральном вокзале, пояснил нашему оперативнику, что никого подозрительного, кроме безобидного велосипедиста, возле телефонов-автоматов он не заметил...Возможно, совпадение...
      -- Вот так безобидный, -- тихо сказал Мороз, -- совсем безобидный... Но мы не знаем, что он в аэропорту делал: или ждал кого-то, или любовался делом своих рук...
      -- Точнее -- делом своего языка, -- сказал Вронский. -- Я дам задание оперуполномоченным, чтобы этого молодца во что бы то ни стало найти...
      И Мороз преподнес сюрприз следователю: рассказал о донесении Акимова.
      -- Идем, Слава, ко мне, сниму с тебя показания, -- обратился Вронский к Акимову и вместе с ним вышел из кабинета.
      Мороз тут же позвонил в УФСБ, полковнику Гордееву. У них была договоренность сообщать друг другу о всех вновь открывшихся обстоятельствах расследовавшегося дела о терроризме.
      8. Воронеж. На заброшенной армейской автобазе.
      Бывшая автобаза находилась в нескольких километрах от окраины Воронежа и Воропаеву пришлось до автобусной остановки идти пешком. Чтобы не привлекать внимания, он надел на себя старую фуфайку, резиновые сапоги, а на голову -- потраченную молью шерстяную кепку. В руках у него была авоська с демонстративно торчащими из нее горлышками бутылок. Ну, шагает себе человек, возможно, с дикого бодуна, идет сдавать стеклотару и нет до него никому никакого дела. Однако всю дорогу он присматривался к местности, особенно к открытым пространствам -- не появится ли где-нибудь очертание или дымок уборочной техники...Но поля были, как назло, пустынны, словно поспевшие зерновые здесь оставлены на веки вечные и нет к ним у человека никакого интереса.
      Когда он пришел на автобусную остановку, начал накрапывать мелкий дождь, и Воропаев встал под дырявую крышу давным давно неремонтированной остановки.
      Подошли две женщины, тоже в фуфайках, в косынках, с цинковыми ведрами. Из разговора он понял -- женщины направляются на животноводческую ферму. Когда подъехал автобус, Воропаев пропустил вперед своих попутчиц, а сам, оглянувшись и не увидев за собой слежки, забрался в пахнущий соляркой, добитый сельскими дорогами автобус. И каково же было его удивление, когда, между пятой и шестой остановками он увидел за окнами высокий забор с огромным фанерным щитом над ним: "Здесь трудится коллектив СУ-126, тел. 765430, прораб Ахтырцев П. Д."
      Воропаев сошел с автобуса и направился назад, в сторону строительного объекта. Конечно, никаких сторожей на стройке не было, он свободно прошел на территорию и слева, в глубине разворошенной площадки, увидел вагончик-времянку, где обычно получают наряды строители. Справа застыли в лени трактор "Беларусь" и два МАЗа, нагруженные кирпичами.
      Теперь ему авоська мешала, могла вызвать недоверие и он засунул ее между двумя панелями, прислоненными к забору.
      Постучав и не получив ответа, вошел в вагончик. Там стояла удушливая атмосфера -- табачный перегар, смешанный с человеческим потом и долго не стиранными спецовками. За столом сидел человек и что-то писал в толстый журнал.
      -- Вы не скажете, где я могу найти Ахтырцева? -- спросил он у пишущего. И тут он заметил, что у незнакомца волосы слегка курчавятся и имеют симпатичную проседь.
      Не поднимая головы, человек ответил:
      -- Я и есть он...Привезли, наконец, цемент?
      Воропаеву очень хотелось на этот вопрос ответить утвердительно, тогда бы разговор меду ними был совершенно определенный...
      -- Нет, я хотел бы на пару часов у вас арендовать трактор. У нас в совхозе молоковоз застрял в кювете...дожди, развезло землю...
      -- Неужели у вас в хозяйстве нет ни одного трактора? -- Ахтырцев поднял лицо и оно выражало не то недоумение, не то презрение.
      -- Есть, конечно, но нас задушил лимит на горючку. Весь транспорт стоит.
      -- А нас, думаешь, он не душит? И кадры такие, хоть харакири себе делай... Вчера мой лучший тракторист в стельку упился, а сегодня звонит его жена и говорит, что ее Петя отравился грибами.
      -- Обойдемся без водителя, я сам шоферю.
      -- Сам же говоришь -- лимит на горючку...
      -- Да мы это понимаем и кое-что собрали всем миром, -- Воропаев, прикидываясь простачком, вытащил из кармана мятые рубли и положил на край стола. -- Здесь двести, больше не можем...
      -- Убери, парень. свои бумажки! -- Ахтырцев рукой сделал отметающий жест. -- Если за каждый чих будем считаться, скоро хвост отрастет. Оставь на десять литров солярки, а остальное забирай. Выедешь через вторые ворота. Если нужен трос, спросишь у работяг...
      Но поскольку Воропаев не знал, сколько стоит солярка, он вял назад десятку и, поблагодарив за помощь, направился на выход
      Ахтырцев, взглянув на тикающие на стене ходики, вслед Воропаеву крикнул:
      -- Сейчас половина десятого, в двенадцать будь здесь, как штык...Подменщик Петра должен к этому времени подгрестись...
      -- Нет проблем, буду даже раньше...
      Действительно, один из рабочих помог смотать трос в бухточку и открыть ворота, через которые Воропаев благополучно вырулил на гаревую дорожку, ведущую к шоссе. Через сорок минут он уже въезжал на территорию бывшей автобазы. И тут только вспомнил об оставленных на стройплощадке бутылках, на которых, между прочим, остались и его отпечатки пальцев. Но подумав, что вряд ли кому придет в голову связывать стеклотару с его посещением Ахтырцева, он тут же забыл о бутылках, тем более, к нему уже направлялся Ахмадов.
      -- Трос привез? -- спросил Ахмадов, как будто других забот у него не было. -- Может, Алик, сам без Николеску оттащишь эту панель? Завези ее за казарму, будет неплохое прикрытие от пуль...
      -- Что ты, Саид, имеешь в виду?
      -- Я имею в виду пули, которыми нас будут поливать, если мы себя обнаружим...
      -- А на кой хрен тебе понадобилось наводить здесь порядок?
      -- Скоро узнаешь, не все могу тебе говорить.
      Воропаев, сбросив с трактора трос, стал разворачиваться. У железобетонной глыбы его уже ждали молдаванин и тщедушный Изотов.
      На всю работу ушло несколько минут. Но возвращаться на стройку Воропаев не спешил. Он сошел с трактора и сходил в туалет -- сохранившийся в полуразрушенной казарме и приведенный Николеску в порядок. Потом он отправился попить, а перед дорогой выкурил две сигареты.
      Возвращаясь на стройплощадку, он думал о своем Подмосковье, ибо там, где он жил, были точно такие же заросли ивняка и такая же разбитая дорога. Ему жаждуще захотелось пройтись по той дороге и полежать на ее мягких откосах. От мысли, что все уже отрезано навсегда и нет ни малейших шансов восстановить прежнюю жизнь, его обдало жаром. Он нажимал на газ и старенький трактор, тарахтя и подпрыгивая на выбоинах, как будто просил пощады, демонстрируя всю свою уязвимость и дряхлость сердца...
      В одиннадцать тридцать пять он въехал в ворота объекта Ахтырцева. Заглушив мотор, он отправился в вагончик, однако тот был пуст. На выходе он остановился возле панелей и пошарил рукой в тайничке, где накануне оставил сетку с бутылками, но ее там не оказалось. Он даже встал на колено, нагнулся, чтобы поглубже просунуть руку, но -- тщетно. И эта маленькая неувязка омрачило его. Ему стало казаться, что за ним наблюдают со всех сторон. Исподлобья, насколько хватало угла зрения, он обвел пространство взглядом, но не увидел ничего подозрительного. Двое рабочих сгружали с МАЗов кирпичи, экскаватор с монотонным скрежетом ковша рыл котлован. Воропаев повернулся и направился в сторону проезжей части улицы. Однако на остановку автобуса не пошел. Смешался с прохожими и не спеша направился в сторону городской окраины.
      Шел напрямки по лесопарковой зоне, ориентируясь по шумам, доносившимся от шоссе. Он шел и думал, как год назад его захомутали в селе Самашки. Он находился в кабине газика, трое омоновцев, которых он вез на блокпост менять смену, вышли, чтобы попить у самотечной трубы. Они направились вправо, а с левой стороны тянулся забор с предупреждающими надписями "Осторожно! Заминировано!" Он даже не видел, как две доски отошли в сторону и в них куницами проскользнули люди в масках. Он только почувствовал на щеке холодок от ствола автомата, а через секунду его буквально выдернули из машины и поволокли через дырку в заборе. Он слышал как совсем рядом кричали и звали его товарищи, услышал автоматную очередь и увидел отщепки отлетевшие от телеграфного столба. Но его волокли и волокли, как волчица в зубах волочит своих щенков -- за загривок, не щадя и не обращая внимания на скулеж. Ей надо их спрятать. В подвале разрушенного дома Олегу завязали глаза, заклеили рот и со связанными руками оставили на ночь. Он слышал шорохи, стрельбу и один мощный взрыв, но его никто не трогал и никто с ним не говорил. Сколько прошло времени, он не знал.
      Видимо, от пыли и плесени ему заложило нос и он задыхался, не имея возможности дышать через рот. И, наверное, умер бы от асфиксии, если бы под утро его не увели из подвала. Его куда-то везли, это чувствовалось по тряске и шуму автомобильного движка. Потом из машины его вытащили и положили поперек лошади: он ощущал специфический запах конского пота и слышал четкий стук копыт. По спине, по голове его гладили тугие ветки кизила и он понял, что его привезли в горы
      Допрашивал его бородатый человек, говорящий с акцентом. Возможно, это был чеченец, а возможно, дагестанец, который начал с вопроса:
      -- Сколько ты убил наших людей?
      Воропаев молчал, у него от сухости распух язык, а на деснах образовался соляной налет. Он не мог говорить, что допрашивающим было воспринято, как нежелание общаться. Бородатый ударил его кулаком в лоб и Олег потерял сознание. Придя в чувство, как во сне, услышал тот же вопрос: "Сколько ты убил наших людей"? Понимая, что этот вопрос может быть последними звуками, которые он услышит в жизни, он промычал "не--ее...", и мотнул головой. Стоящий поблизости молодой моджахед, перепоясанный пулеметными лентами, хихикнул: "Врет, шакал!"
      -- Нет! -- неожиданно громко для себя выкрикнул Воропаев. -- Нет, я шофер...У меня не было даже оружия...
      -- Куда ехал? Кто был в машине?
      И посыпались вопрос за вопросом. Он попросил пить и молодой моджахед протянул ему чеченский, изогнутый в талии, кувшин. Олег алкал воду, как умирающая от жажды собака, и думал, что никогда не напьется. Вода заливалась за воротник, холодила грудь и он при этом напряженно искал варианты ответа на последний вопрос: "Как зовут командира и где находится часть?" Но ему всегда внушали, что лучше умереть, чем выдать врагу дислокацию части. Кто-то ударил по кувшину и его края едва не выкрошили ему зубы. Из рассеченной губы потекла кровь.
      -- Не знаю, я водитель... Мне не нужно было знать...-- но он не договорил и новый удар в лоб выключил его сознание.
      В себя он пришел в подвале -- так по крайней мере ему показалось, ибо было темно и пахло сыростью. Он протянул руки и нащупал бугристую глиняную стенку. То, что это глина, он почувствовал пальцами, ногтями -- твердая, но крошащаяся...Он лежал на чем-то твердом, но не на пустом камне, возможно, на какой-то подстилке. Ноги его были скованы наручниками. И хотя тело его испытывало тягчайшие муки, все его мысли были то в своей воинской части, то дома, в Подмосковье. Неизвестно через сколько часов ему принесли стакан козьего молока и кусок ржаного хлеба. И черепок с мутной водой. Это он успел заметить, пока крышка подвала была поднята.
      Через несколько дней за него взялся пожилой, бородатый, в камилавке человек. Это был их "пряник." Он говорил вкрадчиво, все время упоминал Аллаха и при этом задавал риторические вопросы: зачем, мол, такому большому и сильному государству, как Россия, такая слабая и маленькая страна, как Чечня? Она ведь миролюбивая и очень уважает свободу, а разве каждый народ, даже если он состоит из ста человек, не вправе бороться за свою независимость? Несколько дней его уговаривали и убеждали в том, что чеченский народ -- беззащитная жертва, и что замечательный русский народ, совершенно случайно, по воле своих глупых руководителей, стал главным притеснителем обездоленных женщин, детей и стариков маленькой миролюбивой Чечни. И все время шло упоминание об Аллахе.
      На какой-то день идеологической обработки с него сняли наручники и открыли крышку подвала. Отвыкшие от света глаза болели и слезились. Тот, кто его уговаривал стать мусульманином, принес и передал ему Коран. Вместе с ним -- свечу и газовую зажигалку. Но он не дотронулся до книги, лишь переложил ее в изголовье.
      Через пару недель его вытащили из погреба и с завязанными глазами отвели в пещеру, где пахло стеарином и керосиновыми запахами. Там горели огромные свечи и несколько фонарей "летучая мышь". Человек, к которому его доставили, сидел на расстеленном ковре и был одет в камуфляж. На голове -серая каракулевая папаха, что говорило о высоком чине человека. Воропаеву показалось, что это лицо он уже когда-то видел. Но память ничего не подсказывала.
      -- Как тебя зовут, парень? -- спросил человек в папахе.
      Олег назвался.
      -- Ты читаешь Коран? -- человек взял лежащий сбоку от него фолиант и раскрыл книгу. -- Скажи, Олег, что написано на четвертой странице, второй абзац сверху?
      Воропаев, потупив взор, молчал. Возможно, так же молчали неофиты Христа, когда их пытали язычники? История повторяется. Человечество не умнеет.
      Олег молчал. И тогда сказал человек в папахе: "Наш шириатский суд приговорил тебя к... расстрелу. Ты неисправим..." И его вывели из пещеры под звездное, подлунное небо. Его оттащили к белой скале, на фоне которой он казался слабой бессмысленной запятой, в которую нацелился ствол автомата того пацаненка моджахеда, который его называл шакалом и который подал ему кувшин с водой...Двое других чеченцев, смеясь и переговариваясь по-чеченски, стояли рядом, курили...Пахнуло анашой...
      -- Давай, -- сказал один из них по-русски. -- Чего, Ваха, ждешь? Стреляй бритоголового...
      И тугой трассер, вырвавшись из ствола автомата, ушел к скале. Стукнулся об нее и искрами рассыпался. Воропаеву казалось, что вся Вселенная тонкой струйкой входит в его грудь и там умирает. Он закрыл глаза и опустился на колени. Ждал смерти. Но его ожгло один только раз: отрикошеченная от скалы пуля, дохлым опарышем клюнула ему в шею и скатилась на землю. Когда он открыл глаза, не увидел ни того, кто стрелял, ни тех, которые подзадоривали молодого Ваху. Он был один и не знал, что делать.
      Олег сел на землю, глубоко опустив голову в колени. И поскольку ничего в мире не менялось, а кругом стояла оглушительная тишина, и не было поблизости ни одной живой души, он вскочил и побежал вниз, в заросли кизила. Ноги горели от острых камней, лицо царапали кусты, но он, вволю вцеживая в себя свободу, бежал и бежал. И вдруг ослепительный свет резанул в глаза. В самое нутро. Его сбили с ног и ногами же начали истязать его тело. Били до тех пор пока его сознание не заслонилось от реальности плотной чернотой. Пришел в себя в подвале. Явился другой, не "пряник", седобородый с хитрыми глазками чеченец. Положил рядом с Олегом Коран.
      -- Советую прочитать, -- он вытащил из кармана свечку и коробок спичек. -- Быстро читай, но очень внимательно. Экзамен через неделю.
      Но не вышел экзамен. Земля содрогнулась и поплыла вместе с подвалом. Наступали федералы.
      Дверь отмахнулась и кто-то диким фальцетом выкрикнул:
      -- Вылазь, стрелять буду!
      Его связали и двое молодых чеченцев потащили его дальше в горы. Он шел с трудом, особенно донимали опавшие грецкие орехи, он оскальзывался на них и все время спотыкался. Дважды получил прикладом по ребрам, а сзади все громыхало и горело. А дальше и вспоминать-то не хотелось. На следующий день за ним пришел Саид Ахмадов и велел идти за собой. По дороге ввел в курс дела.
      -- Таких, как ты, баранов, Корану не обучишь. Пройдешь другой экзамен.
      Они спустились в лощину и, пройдя по козьей тропе, затаились за выступающей над дорогой скалой. К ним подошли еще несколько чеченцев, вооруженных автоматами и гранатометами. Заняли позицию и стали ждать. Где-то вдалеке залязгали гусеницы. Послышалось тяжелое рокотание бронетехники, в их сторону направлялась автоколонна федеральных войск.
      Ахмадов сказал одному из чеченцев:
      -- Руслан, дай русскому гранатомет и выбери для него цель.
      Воропаев замер, он понял, что сейчас будет. Но выхода не видел, а умирать тоже не хотелось. "Я им потом отомщу...Пока буду делать вид, что подчиняюсь, но все равно сбегу и отомщу гадам. Втройне отомщу."
      Сначала из-за поворота появилась БМП, за ней танк, а за ним два тяжелых "Урала", которые перевозят живую силу, за ними -- бензовозы... Олег понял, сейчас наступит миг, который решит все. Ему сунули в руки гранатомет "муха", Ахмадов расстегивал футляр еще одного гранатомета.
      -- Целься! -- сказал он Олегу и смотри не промахнись.
      -- Куда целиться?
      -- В БМП...Возьми с небольшим опережением.
      Но он медлил, держал гранатомет, повернутый стволом в другую сторону. Ахмадов вытащил из-за пояса пистолет и приставил к голове пленника.
      -- Не могу, -- простонал Воропаев и отвернулся. -- Убивай, плесень...
      Ахмадов взвел курок.
      -- Считаю до трех...Раз, два... Ты же видишь, не мы к вам пришли, а вы к нам...
      Воропаев перевернул гранатомет и начал целиться. Глаза заливал пот. Он заплакал и сквозь пелену смотрел на до боли знакомые очертания БМП, где сидели такие же как он солдатики. Сейчас их не будет. Он нажал на спусковой крючок и воздух прочертила огненная порабола и несшаяся впереди нее граната прошла в метрах пяти от БМП. Он почувствовал сильнейшую боль в затылке и потерял сознание. И потому не услышал слов Ахмадова: "Сволочь, жалеешь своих, не любишь нас..." И чеченец рукояткой пистолета саданул ему в затылок...
      Трижды брали его с собой в засады и каждый раз он не оправдывал надежд боевиков. А у тех в свою очередь был азарт перелицевать русского, сломать его волю. Сначала ему отстрелили безымянный палец на левой руке, затем тот же пацан Ваха, заставив Воропаева разуться, острым ножом отмахнул ему два пальца -- большой и средний, на правой ноге. Чтобы не убежал. И наступил проклятый день, когда ему снова сунули в руки гранатомет и приказали взорвать выехавший из-за скалы уазик. И он выстрелил, отведя прицел в сторону от машины и, к своему изумлению, увидел, как уазик подпрыгнул, проехал несколько метров на боку, и, кувыркнувшись через капот, упал с откоса. Кто в нем ехал, он не знал, но Ахмадов был доволен. Он скалился и похлопывал Олега по плечу. И не знал Воропаев, что это была поставленная Ахмадовым сцена: вместе с выстрелом Олега, в уазик выстрелил Ваха, скрывающийся в кустах боярышника.
      -- А ты говорил -- не можешь... Молодец, парень, жить будешь, воевать хорошо будешь...Теперь возьми эту игрушку и немного потренируйся по живым мишеням. Ахмадов отдал ему свой автомат. Он видел, как на "уралы" обрушился шквал автоматно-гранатометного огня, как из машин выскакивали омоновцы. Некоторые из них тут же замертво падали под колеса машин. Другие кидались в кусты и оттуда начинали отстреливаться.
      Воропаев, стиснув до боли зубы, закрыв глаза, поливал и поливал из автомата. Сбоку зацокали пули, а он стрелял и стрелял. Ему казалось, что патроны в дергающемся у плеча автомате никогда не кончатся, и что он стреляет целую вечность. Но это продолжалось не более четверти минуты, в течение которых его крупным планом фиксировала телекамера.
      Потом были другие засады, другие бои и он по-прежнему стрелял в сторону от цели, но к своему удивлению, его за это никто не наказывал. Ему как будто поверили. А однажды Ахмадов затащил его в пещеру и включил видеомагнитофон, питающегося от переносного генератора. И вот она дьявольская кухня палачей: на кассете было крупное изображение Воропаева и то, как он с автоматом или гранатометом в руках ведет бой, и тут же новый крупный план -- оторванный от машины задний мост и сам вставший поперек дороги искореженный взрывом АТН, лежащие на дороге и в кюветах российские солдаты. И создавалось полное впечатление, что навалял кучу людей и подбил всю технику этот белокурый русский парень, превратившийся в настоящего зомби.
      Ахмадов, щерясь, изрек: "Ты, Алик, хитрый, но я тебя перехитрил".
      После такого телесеанса, Воропаев понял, что теперь ему никогда не отмыться. Понимал это и сатана Ахмадов. И потому, когда он подбирал людей для диверсионной вылазки в Воронеж, он одним из первых зачислил в группу Олега Воропаева...Сказал, что нужен водитель. Однако о цели -- ни слова, что говорило о чрезвычайной засекреченности готовящейся операции...
      ...В воспоминаниях дорога становится короче, но душа от них обледеневает. Он почувствовал непреодолимую ненависть к Ахмадову и понимал, что с таким чувством возвращаться на базу нельзя. Он присел возле березы, закурил и, глядя на небо, по которому плыли предосенние тучи, стал приходить в себя...
      ...Первым он увидел Изотова. Тот нес на плече металлическую трубу.
      -- Погодь, -- обратился к нему Воропаев. Негромко спросил: -- Ты в курсе для чего мы тут уродуемся?
      Изотов по природе молчун, жизнь сделала его нелюдимым.
      -- Я не здешний, -- сказал он, уклоняясь от ответа. -- Ты же ближе к Саида, должен знать лучше меня...
      -- Заткнись! -- Воропаев, сжав кулаки, сделал шаг к Изотову, но его окликнул Ахмадов.
      Весь день прошел в расчистке пространства между гаражом и казармой. Между прочим, все окна на ее первом этаже уже были затянуты целлофановой пленкой, а само помещение вычищено, как будто кто-то готовился к большому балу.
      На ночь были выставлены посты. Николеску дежурил внизу, держа под контролем дверь казармы и весь двор, который они расчищали. Изотов со снайперской винтовкой, оснащенной прибором ночного видения, отправился на крышу казармы.
      Спали в спальных мешках. Саид уснул сразу же как только залез в берлогу мехового мешка, Воропаев же долго ворочался. Его терзали воспоминания по дому и угрызения совести, которые точно не разродившийся вулкан, то затухали, то снова начинали бурлить. Дагестанец Хаджиев, видимо, в дороге простыл, и прежде чем затихнуть, долго кашлял.
      Через два часа Воропаева разбудил Ахмадов -- велел сменить на посту Изотова. Олег, подхватив лежащий у спального мешка автомат, на ходу закуривая, вышел во двор. По пожарной лестнице поднялся на крышу и чтобы не спровоцировать Изотова внезапным появлением, тихо позвал его: "Изот, это я, Олег..." Но ему никто не ответил. Поверхность крыши была покрыта битумом и потому скрадывала шаги и Воропаев бесшумной тенью двинулся в другой ее конец. Изотова он застал лежащего на боку, рядом с ним -- СВД, снайперская винтовка Драгунова. Он наклонился и потрепал по плечу Изотова: "Вставай, иди спать вниз..." Но что-то для руки показалось странным, какая-то каменная неподвижность была в худеньком плече лежащего человека. "Изот, вставай!" -уже громче сказал Олег, и перевернул лежащего лицом вверх.. Неживые глаза смотрели в небо, Олег ощутил на руке что-то холодное, липкое. Это была кровь. Изотов весь находился в крови. Воропаев отвернул полу его тужурки с многочисленными карманами и увидел прореху на рубашке, уже покрывшуюся черной коркой. Блеснула плексигласовая рукоятка финского ножа. Видимо, он умер, не успев его вытащить из своего тела. Это было классическое харакири. "Черт возьми, его затрахала совесть...А почему совесть, может, тут ночью кто-то побывал? А может, эта сволочь Саид его зарезал, -- внезапная мысль обожгла сознание Воропаева. -- Это же он ему не доверял..." Но когда он взял в руки винтовку Изотова, чтобы с ней спуститься вниз, он увидел белеющую трубочку, торчащую из дула винтовки. Это была свернутая бумага и, развернув ее, он увидел заштрихованный темнотой текст. Присев на корточки, он включил карманный фонарь и высветил то, что оставил после себя Изотов. В предсмертной записке было сказано: "Больше не могу...Все бессмысленно. Мама прости, ты не виновата."
      Воропаев в глубоком трансе сидел возле Изотова, вперив бессмысленный взгляд в четко вычеканенный на небе Большой ковш. И небо как будто сказало: "Прощаю, ты был невластен над собой..."
      Воропаев не знал ничего об Изотове, но не сомневался -- его чеченская судьба мало чем отличалась от его судьбы. Иначе как мог русоволосый славянин оказаться в диверсионной группе, руководимой чеченским боевиком?
      Когда Ахмадов узнал о ЧП с Изотовым, он ругнулся по своему, и так сжал челюсти, что золотая коронка на четвертом нижнем зубе мгновенно рассыпалась. Он выплюнул золотые крошки и, глядя в землю, сказал: "Я никогда не верил этой белобрысой сволочи...Но это даже лучше, что он так кончил. А ведь мог бы сбежать и привести сюда русских овчарок..." Слово "русских" резануло слух Воропаева. Получалось, что его тут вроде бы и не было или за русского он уже не сходил...И уже на крыше, под звездным небом, Олег мысленно перелопачивал всю свою жизнь, переиначивал, ворошил, снова собирал ее в кулак и -- пых, выпускал на волю...
      ...Фургон прибыл рано утром. Не было еще пяти, когда он заметил, как с шоссе, из-за вязов, свернул на проселочную дорогу трейлер-пятиосник и, тяжело покачиваясь на размытых рытвинах, направился в сторону автобазы. Воропаев по рации связался с Ахмадовым и тот, после паузы, озадаченно промолвил: "Что-то они раньше времени...Бери Хаджиева и идите с ним навстречу фургону...Не забудь спросить пароль...Нет, спустись сюда я тебе все объясню". Саид не доверял такие разговоры радиоэфиру.
      -- Ты спросишь пароль и тебе должны сказать "Привезли силикатный кирпич, 20 тысяч", а ты в ответ: "Мы его ждем уже две недели", -- давал указания Ахмадов. -- Повтори...
      Воропаев повторил.
      Трейлер они встретили в лесопарковой зоне, тянувшейся до базы и уходящей далеко за нее. Советская армия свои объекты тщательно скрывала от людских глаз и не каждый воронежец знал о затерянном где-то в лесистой местности армейском объекте.
      Хаджиев остался в тени, на обочине, чтобы на всякий случай огнем подстраховать Олега. Воропаев встал на пути трейлера и когда свет высветил его, дал рукой отмашку. Фургон медленно затормозил, но из него никто не выходил. Воропаев подошел к машине и, задрав голову, спросил: "Эй, в кабине, что скажете?" Но вместо ответа, из форточки вылетел окурок и упав на землю, разбросал мелкие искорки. Лязгнул металл, дверь открылась, на ступеньку спустилась нога в резиновом сапоге. На землю спрыгнул человек довольно высокого роста.
      -- Ты нас встречаешь? Очень хорошо, -- акцент вроде бы грузинский. -Скажу честно, привезли силикатный кирпич...20 тысяч...Ну?
      -- Так же честно, отвечу: мы его ждем уже две недели...
      -- Вот и прекрасно, договорились, -- и человек, махнув рукой кому-то в кабине, а сам остался с Воропаевым. Они пошли по дороге, указывая дорогу, а за ним, как гора, наплывал трейлер.
      Машина въехала в промежуток между зданиями и не без труда вошла в ворота гаража, где сразу же началась разгрузка. Но вначале из ее длинного кузова, на котором было надпись "Роскооперация", стали соскакивать люди. Они были одеты в гражданскую одежду, причем на многих были кожаные куртки. Тут же стоявший Ахмадов почти со всеми обнимался, терся щекой о щеку, пожимал руки, отпуская реплики, которые в основном звучали не по-русски. Он улыбался и рот его озарялся золотым сиянием, столько было во рту золотых зубов. Особенно тепло он встречал высокого черноволосого, лет тридцати пяти, человека. С ним он говорил по-русски.
      -- Как, Вахтанг, добрались? Надеюсь, без приключений?
      И Воропаев понял, что это грузин и когда он заговорил, это стало еще больше ощутимо.
      -- Десять раз останавливали менты, -- сказал он, -- и я растряс почти всю наличку.
      -- Зато, слава Аллаху, доехали, -- шестерил Ахмадов и было непонятно, кто тут главный: он или этот представительный грузин?
      Ахмадов обернулся, кого-то ища глазами, и когда узрел Воропаева, позвал его к себе.
      -- Вот что, Олег, пока идет разгрузка, возьми Николеску с Хаджиевым и в подвале казармы выройте две ямы, будем сгружать туда...-- на полуслове Саид заткнулся. Словно ему в пасть сунули кляп.-- Заодно можете там прирыть Изотова, заверните в его спальный мешок и -- в землю.
      -- Он православный, и достоин, чтобы его похоронили в гробу, -- у Воропаева начало набирать обороты лютая злоба. И, видимо, Ахмадов эти флюиды уловим, ибо изменился в лице, и как зверь оскалился. -- Ты, что, хочешь с ним заодно? Я тебе могу устроить похороны в гробу с глазетом...Не зли меня, иди, подготовьте тайник.
      Втроем они вырыли две ямы три на три метра шириной, глубиной в два с половиной метра. На дне одной из них отрыли еще одну, куда и поместили тело Изотова.
      Люди, прибывшие на трейлере, уже включились в работу. Сначала они выгрузили из машины целую кучу белого силикатного кирпича, который служил маскировкой, скрывающий оцинкованные ящики полные патронов, гранатометов и ручных гранат. Когда очередь дошла до металлических ящиков нестандартного вида, Вахтанг, наблюдавший за выгрузкой, тихо сказал:
      -- С этим будьте особенно осторожны...Эй, парень, -- обратился он к Воропаеву, -- вдвоем не несите, уроните, всем будет хана...
      Олег позвал на помощь Николеску и когда первый ящик отнесли в помещение, где были вырыты ямы, Воропаев отщелкнул на нем рамочный замок и увидел порядочную пузатую дуру, завернутую в промасленную бумагу. Это был шестидесяти килограммовый уложенный на опилки фугас.
      -- А ни хрена себе, -- изумленно произнес Николеску. -- Такие чушки у нас были в ходу во время Приднестровского конфликта. Такая хрюшка может снести пятиэтажку или поднять в воздух целый локомотив...
      -- Заткнись! -- Воропаев оборвал выступление молдаванина.-- Это не наше дело.
      Потом они отнесли в погреб дюжину автоматов "узи" и два автоматических гранатомета. И к ним несколько ящиков гранат. Это был целый арсенал, который в течение тридцати минут они схоронили в подвале и замаскировали землей, на которую затем навалили старые плиты. Как будто так и было со дня строительства этой автобазы.
      Однако самое удивительное началось позже, когда из фургона стали выносить сложенные парапланы. Они были выкрашены в черный цвет и напоминали огромных доисторических птиц, у которых сломаны крылья. Потом из трейлера выгрузили компактные двигатели и Воропаев вспомнил: точно такие же движки крепились на парапланах, которые позапрошлым летом катали в Одинцовском парке отдыхающих. Они брали одного пассажира и поднимались метров на пятьсот, делали обзорный круг и возвращались к Серебряному пруду, на гаревую дорожку. Разбег у таких стрекоз сказочно короткий -- от силы десять метров. Посадка и того короче. "Тут, кажется, затевается крупная игра и, боюсь, что в ней будут слишком высокие ставки...вплоть до АЭС..." -- Воропаев внутренне содрогнулся от перспективы попасть в зараженную радиацией зону.
      Явился приехавший грузин в сопровождении Ахмадова и осмотрели место "захоронения" оружия. Воропаев лопатой разравнивал землю и слышал, как Вахтанг говорил Саиду: "Барс тебе передает привет и верит, что ты не пожалеешь сил...Все надо закончить в течение этих суток..." Саид: "Да нам тут и самим больше делать нечего...Кто полетит с грузом? -- спросил он Вахтанга. -- Надежные люди?"
      -- Очень надежные! Ангелы Аллаха, которые согласны работать без возврата...
      -- Понятно, смертники. Сколько их?
      -- Трое, по числу реакторов.
      -- Их здесь пять...
      -- Неважно, нам хватит даже одного...
      -- А какая роль нам отводится?
      -- Отвлекающий маневр. Создадим имитацию штурма главных ворот. Но сначала надо поднять на воздух центральную электроподстанцию. А главное, отвлечь внимание ФСБ и МВД, вывести их в другие районы города. Этим займусь я со своими людьми...-- И после недолгой паузы: -- Я вижу у тебя тут славяне, это хорошо, эти люди полезны, у них нет выбора...
      -- Жаль, сегодня один наш боец...кстати русак, сделал себе харакири. Мастер спорта по биатлону. Отменный снайпер. Он очень пригодился бы в отвлечении федералов. Но, видно, сдали нервы...
      -- Чем же он отличился, попав к вам?
      -- Угнал из своей части БТР и тридцать автоматов с боезапасом.
      -- А второй, который помогал разгружать машину?
      -- Этот настоящий зверь. Беспощадный, на его счету два БМП, бензовоз и "урал" с омоновцами...Отлично стреляет из гранатомета, -- врал Ахмадов.
      -- Мусульманин?
      -- Еще нет. Плохо умеет читать, Коран ему не по зубам. Пусть пока попускает кровь неверным, но я знаю, рано или поздно он примет нашу веру.
      Воропаев, не привлекая внимание говоривших, вышел из гаража и, присев на пустой ящик, закурил. К нему подошел Хаджиев и попросил сигарету.
      -- Тут, судя по всему, скоро будет маленький конец света, -- сказал он. -- У Николеску начался понос, страдает приступами страха. А это верный признак, что скоро заварится страшная рубка и мы кое-кому нашпигуем задницы свинцом.
      -- Если у тебя замусорены мозги, бери автомат и прочисти их себе... Но для начала пососи немного ствол, а потом не забудь нажать на курок...
      Воропаев поднялся и пошел в гараж, где еще шла разгрузка. Ему было интересно узнать, что еще привезли эти люди и на что надо рассчитывать в ближайшие сутки-двое...
      9. Москва, Кремль.
      Как и обещал, Путин вновь собрал силовиков, тем более поводов для этого, хоть отбавляй: ежедневные диверсии в Чечне, заказные убийства в Москве и Санкт-Петербурге, а главное -- взрыв в подземном переходе.
      По своему обыкновению, усевшись в кресло в торце стола, немного ссутулившись и положив перед собой руки, ладонь на ладонь, он как-то исподлобья осмотрел всех, кто сидел за длинным столом, и произнес свое любимое:
      -- Ну, что будем делать?
      Президент после разминки на "тропе разведчиков", не излучал энергии, он скорее напоминал догорающую свечу, так были физически измотаны все его члены. Но несмотря на страшную мышечную боль в ногах, нравственно он был на высоте, ибо переломил себя и лишний раз утвердился в том, в чем его постоянно убеждали в разведшколе -- резервы человеческого организма безграничны. Единственное, что оставило неприятный осадок от уик-энда -отмена воскресного посещения полигона Шторма, с которым они планировали "вволю настреляться ". Он просто не мог встать на ноги и отсыпался целое воскресенье. Да и жена заявила ультиматум: "Хоть ты и президент, а я тебе объявляю импичмент и сажаю под домашний арест... А если ослушаешься...будешь сидеть на голодном пайке". Что это за паек, он прекрасно знал, как знал замашки своей половины иногда урезать этот паек, в зависимости от ее требований и от его поведения. Так повелось с молодости и тут уж никакое президентство ничего изменить не могло.
      -- Хорошо, -- сказал он, -- я не поеду сегодня на полигон, но ты полетишь со мной в Бочаров Ручей, хотя бы на недельку. -- Это, конечно, была разведка боем.
      -- Вот об этом забудь. У тебя своя служба, у меня своя, которую, кстати, я очень люблю. И не хочу, чтобы меня воспринимали и оценивали по штатному расписанию Кремля...Да и скука там у вас в этом Ручье несусветная, одни деловые встречи и разговоры, разговоры...
      А ему только этого и надо было: в его планы в ближайшем будущем не входили курортные вояжи с семьей на отдых. У него намечалась прогулка иного рода, о чем пока ни одна живая душа даже не подозревала...
      -- С кого начнем? -- спросил Путин и посмотрел на министра МВД Рушайло.
      И зазвучала старая песня: ведется расследование. Арестовано трое подозреваемых. Составлен фоторобот на одного человека. который скорее всего и оставил в переходе те злосчастные сумки со взрывчаткой. Словом, ничего определенного. Никаких фактов, ни малейших намеков на благополучный исход расследования.
      -- А вы, случайно, не забыли, сколько человек погибло при взрыве и сколько сейчас страдают в ожоговом центре? -- спросил Путин.
      Такая экспрессивность обычно не свойственна президенту и все сидящие за столом были удивлены самим тоном вопроса. Наступило щекочущее нервы молчание, которое по субординации не могло быть слишком затяжным. Это было бы неуважение к суверену. И поэтому Рушайло, сдержанно, как подобает военному, ответил:
      -- Конечно, я знаю об этом и более того, сегодня у меня намечена поездка в больницу... Пострадавшим оказывается материальная поддержка...
      -- Это не по вашему ведомству, это забота социальных служб. Скажите, вы можете хоть на пятьдесят процентов гарантировать, что подобные взрывы в ближайшем будущем в Москве не произойдут?
      Рушайло отреагировал моментально:
      -- Могу! Предпринятые нами меры...Но тут дело не только в Москве. Сейчас нашими спецслужбами ведется разведка в нескольких городах...Особенно явные признаки присутствия террористов отмечены в Волгограде, Воронеже, и в других регионах России. Мы с начальником антитеррористического Центра уже наметили кое--какие мероприятия.
      Путин перевел взгляд на Платонова.
      -- Тогда давайте послушаем полковника Платонова.
      Полковник хотел подняться со своего места, но президент рукой дал отмашку -- мол, сиди, докладывай без лишних церемоний.
      И Платонов рассказал о своих личных впечатлениях от инспекционной поездки по городам, в которых наиболее высок риск террористических вылазок. Больше всего он посвятил времени Воронежу, а точнее, Нововоронежской АЭС, на которой он побывал.
      -- Скажите, товарищ Платонов, вам известны прецеденты нападения на атомные станции? Я имею в виду не только наш регион, но вообще в мире...
      -- Только киноверсии.
      -- Но они тоже поучительны. Например, "Китайский синдром", в котором, по-моему, весьма убедительно высвечена проблема безопасности подобных объектов.
      -- Я согласен с вами, но в этом фильме станцию защищали не от террористов, а от журналистов, а это две большие разницы.
      Кто-то бросил реплику:
      -- Террорист с журналистом одного поля ягода.
      Путин повел глазами -- хотел засечь смельчака, который, надо полагать, холуйски пытался ему потрафить. Накануне в газете "Московский комсомолец" появилась грязная статья об окружении президента, в которой недвусмысленно намекалось, что "король достоин своих царедворцев".
      -- Мы сейчас не обсуждаем тему гласности или журналистской этики, -отрезал президент. -- Я хочу быть уверенным, что завтра наши СМИ не объявят на весь свет сенсацию года: что-де в таком-то городе России кучка бандитов захватила АЭС и просит взамен все содержимое нашего Центрального банка. Или голову президента страны вместе с головами депутатов Госдумы...
      Платонов, с сильным характером человек, спокойно и здраво смотрящий на вещи и потому президентские слова пропустил мимо ушей. Это для него был "овощной салат" и не более. Но вместе с тем он понимал, что президент, как профессионал, знает, чем могут кончиться игры с захватом АЭС и тут в справедливости его слов не откажешь.
      -- Товарищ президент, смею вас заверить, недоступность той же Нововоронежской АЭС весьма высока, хотя я бы не стал уверять вас, что такой захват в принципе невозможен. Заверив вас в этом, я бы совершил должностное преступление.
      Маршал Сергеев от таких слов аж окаменел. Он сидел с открытым ртом, на макушке поднялся мальчишеский хохолок седых волос. Директор ФСБ Патрушев тоже потерял дар речи, хотя готовился выступить сразу за Платоновым. Секретарь Совета безопасности Иванов, не сумев скрыть улыбки, сделал вид, что чешет лоб. Он едва сдерживался, чтобы не разразится гомерическим смехом.
      -- Ну, приехали, -- откинувшись на спинку кресла, произнес Путин. Его глаза, видимо, в соответствии со стилистикой выступления Платонова, засветились голубовато-стальным отливом. -- Как же вас понимать, Вадим Николаевич? Если вы не можете гарантировать безопасности, то кто это сделает?
      -- Разрешите, товарищ президент, разъяснить мою позицию.
      -- Будьте любезны, я думаю, всем будет интересно вас послушать.
      -- Во-первых, наш Центр не один озабочен антитеррористической деятельностью... Мы работаем рука об руку и со Службой контрразведки, и с МВД, и Министерством обороны, и военной разведкой, и минюстом. Силы вроде бы огромные, но они разобщены...Да, номинально наш Центр является координирующим органом, но на деле это не так. Я был в Волгограде и видел на месте, что там РУБОП сам по себе, УФСБ само по себе. Так же и в Воронеже. Нужен единый штаб со своей разведкой и контрразведкой и со своим спецназом, своей броней и своими крыльями...
      -- Вы предлагаете создать еще один род войск? -- спросил президент.
      -- Если угодно, да. Смотрите, что сейчас происходит в Средней Азии, в той же Киргизии и Узбекистане -- течет мощный поток боевиков и это надо уже сейчас осознать. В Чечне тоже идет колоссальная подпитка из Афганистана. Это по сути новый поход орд Тамерлана.
      Сергеев поднял руку.
      -- Разрешите слово, товарищ главнокомандующий! -- хитрый маршал знает, чем купить своего президента.
      -- Говорите, Игорь Дмитриевич.
      -- Платонов прав. Мы боксируем сейчас с тенью. Эмир выделил огромные деньги, чтобы с помощью террористов, а точнее, рыцарей талибана, отсечь от нас все среднеазиатское подбрюшье, а заодно отвоевать и Кавказ. Вы можете поинтересоваться у Юрия Алексеевича, у него на этот счет более точные данные.
      Юрий Алексеевич Затонов -- глава Службы разведки. Рука потянулась к мочке уха. Президент смотрит на него, и потому надо реагировать, хотя и неохота. А неохота Затонову потому, что слишком серьезные вещи придется говорить принародно. А будет ли толк -- неизвестно. Однако высказался:
      -- То, что сообщают СМИ Узбекистана и Киргизии насчет проникновения на их территорию отдельных групп боевиков в количестве 100 человек, это, мягко говоря, неправда. По нашим данным, сейчас на территориях этих государств орудует более шести тысяч боевиков, очень хорошо вооруженных и очень воинственных. Эти люди уже воюют более десяти лет, они ничем другим, кроме как стрелять, заниматься не могут...Я не хочу быть пророком, но если этим группам сейчас ничего не противопоставить, завтра и Узбекистан и Киргизия падут...А послезавтра придет очередь Кавказа...
      -- Согласен, -- сказал Сергеев.-- И повторю то, о чем я уже говорил не раз -- надо закрыть границу с Грузией...Пока мы этого не сделаем, банды будут ходить в Чечню, как к себе домой...
      -- Поддерживаю, -- проговорил Платонов. -- И нужно сосредоточить управление антитеррористической операцией в одном ведомстве...Это может быть и наш Центр, и ФСБ, разведка...
      -- Над тем, что сказали мои коллеги, действительно есть смысл подумать -- нейтрально сказал Патрушев. -- Ведь известно же, что в северокавказском узле завязаны интересы очень многих государств, начиная с США и кончая Турцией.
      -- С этим спорить трудно, но так всегда было, каждый шаг со стороны какого-нибудь государства по защите своих национальных интересов, всегда задевает геополитические интересы других стран, -- Путин опять положил ладонь на ладонь, в его голосе слышались напряженные нотки.
      Глава федеральной Службы разведки, кивнув в знак согласия головой, развил мысль президента.
      -- Да, то, что сейчас происходит в Узбекистане и Киргизии, косвенно отражается на России, в частности, на Кавказе. Вылазки боевиков в средней Азии идут по тропкам, которые им проложил Эмир и которые ведут в Чечню. Для нас сейчас как никогда важно обрубить этот "шелковый путь" между Эмиром и Барсом. Если мы будем находиться в роли наблюдателей, все кончится тем, что по этим тропам пойдут не боевики с легким стрелковым оружием, а бронетехника, боевые вертолеты и все, что может стрелять и уничтожать живую силу и материальные ценности.
      -- Что вы предлагаете? -- спросил Путин у Затонова.
      Тот несколько секунд молчал. Теребил мочку уха. Все смотрели на главного разведчика страны. Это опытный военачальник, человек, уважение к которому возникает как бы без причины.
      -- У нас в военной доктрине сказано, что мы, в случае реальной угрозы нашим государственным интересом, можем наносить локальные ядерные удары по базам и местам скопления террористов и вообще по тем, кто такую угрозу представляет. Американцы могут себе позволить быть волевыми и последовательными, мы же пока выжидаем. Нужна политическая воля и, я уверен, что такая воля в нашем руководстве сейчас есть.
      За столом наступило затишье. Сергеев был явно доволен таким поворотом в разговоре, ибо в одной из своих бесед с президентом он предлагал такой же вариант, но тогда его молча проигнорировали.
      -- Но для того, чтобы нанести такой удар, нам надо точно знать месторасположение тех сил, которых мы хотим уничтожить. Если мы будем просто бросаться атомными бомбами, от нас отвернуться даже наши друзья, -- у Путина во время этой реплики кожа на скулах натянулась до барабанной упругости. -Я думаю, американцы тоже озабочены, чтобы найти и уничтожить Эмира, но у них это почему-то не получается.
      -- Все это игра! -- Затонов позволил себе оспорить точку зрения главнокомандующего. -- Им этот Эмир нужен, чтобы с его подачи все время подливать масла в горячие точки, находящиеся на территории России. Им не выгоден мир в Средней Азии. И на Кавказе...С уничтожением главного террориста планеты падет Барс и заглохнет война в Чечне, а это в свою очередь даст России материальную передышку и подымет ее политическое влияние. А это для американцев хуже горькой редьки. Во всяком случае таково мнение моих внешнеполитических экспертов..
      Все, конечно, понимали, кого Затонов под словом "эксперты" подразумевает -- ясно же, что речь идет о его разведке, об аналитических доносах его резидентуры.
      -- Разрешите узнать, а нашей разведке известно местонахождение Эмира? -- спросил секретарь Совета безопасности Иванов, -- Если известно, то за чем же тогда дело, если нет -- то тем хуже для нас и, в частности, для вашего ведомства...
      Это был вызова и Затонов его принял.
      -- Если такое решение будет принято руководством страны, за нами дело не станет. Но для этого нужно политическое решение, подкрепленное надлежащим финансированием. Разведка стоит недешево, но без разведки все на порядок дороже и последствия, как правило, бывают тоже на порядок пагубнее.
      -- Но можно ведь разрубить этот, как вы выразились "шелковый путь", с нашего, то есть с чеченского конца, и прежде всего, с устранения Барса и его приближенных террористов? -- при этих словах глаза Путина оживились. -- И это не помешает вести поиск и самого Эмира. Но все дело в том, что мы у себя дома не можем справиться с Барсом, чего уж говорить об Эмире...
      -- Это не так, товарищ президент, -- голос Затонова стал глуше, однако, оставаясь столь же ясным и безапелляционным. -- Мы знаем, где сидит Барс и его банда, но туда по объективным причинам пока не сунуться. Бывают такие укрепрайоны, которые ни хитростью, ни военной выучкой с ходу не возьмешь. Мы упустили тот момент, когда сепаратисты закупили у американцев электронную систему обнаружения, которой сейчас окружена база боевиков. Я предупреждал начальника Генштаба, но тот ответил в том духе, что такая система стоит миллиард долларов и что, дескать, она не по карману Барсу. А вот оказалось, что по карману...Сейчас это гнездо можно уничтожить только ваакумной или атомной бомбами. Скалы...
      -- В чем дело, товарищ Сергеев? -- похолодевший взгляд Путина лег на министра обороны.
      Лицо маршала опять покрыла опасная краснота.
      -- Да я о такой системе впервые слышу!
      Неловкое молчание, разрядил Патрушев.
      -- Я тоже докладывал Квашнину на сей предмет. Министр обороны в это время находился в Брюсселе в связи с конфликтом в Косово.
      -- И что же он вам ответил?
      -- Примерно то же самое, что Юрию Алексеевичу.
      Путин поднялся. Сложил папку с листками тезисов и, не глядя на собеседников, сухо проронил:
      -- Так мы не только Эмира не достанем, мы мухи у себя на лбу не прихлопнем. Прошу остаться разведку, Патрушева, Платонова и вас, Игорь Дмитриевич. Остальные могут быть свободны...
      * * *
      Дальнейшая работа продолжалась над крупномасштабной картой Северного Кавказа. Но президент завел разговор о так называемом "Красном квадрате" или "квадрате Е-9", который проходил по официальным сводкам и был отображен на карте.
      Путин положил указательный палец на означенную на карте точку и, не спуская с нее взгляда, спросил, но так, что все почувствовали -- вопрос задан не кому-то одному, а всем, кто присутствовал в кабинете президента.
      -- Как по-вашему, база Барса, Тайпана, Гараева, то бишь Мегаладона, и других главарей сепаратистов по-прежнему находится в этом месте? Насколько свежи данные разведки относительно вот этих координат?
      Затонов понял, что на этот вопрос обязан отвечать он.
      -- Во-первых, об этом говорит радиоперехват, хотя боевики стараются общаться на переменных частотах, что порой затрудняет их пеленгацию, да и разговоры ведутся в кратчайшем режиме. Во-вторых, то, что главари все еще в этом квадрате, свидетельствуют пленные террористы и перебежчики. То есть те люди, которым надоело воевать. И в-третьих, буквально на днях мы получили радиодонесение от нашего агента "Сайгака", о котором я вам уже говорил. Он долго молчал, но так было спланировано, чтобы он не выходил на связь и тем самым не демаскировал бы себя. Но, видимо, обстоятельства изменились и он сообщил буквально следующее: "Волк и медведь в берлоге, медведь ранен в лапу. Подходы к берлоге ограничены ЭСК, пока недоступны. Остается воздух.". Волк -- это, как вы понимаете, Барс, медведь -- Тайпан. И вот вам, пожалуйста, документальное подтверждение -- ЭСК... электронно-сигнализационный комплекс, о котором я тоже сегодня вам говорил, и который боевики за большие деньги купили у США. А, может, это щедрый подарок Эмира, он в состоянии себе позволить делать столь щедрые подарки...
      -- А ваш Сайгак...То есть, я хочу сказать, насколько вы доверяете своему Сайгаку? И насколько вы доверяете его информации?
      -- Скажем так, товарищ президент: информация Сайгака правдоподобна на 99,9 процента и она очень стыкуется с другими нашими данными. Этот агент проходит под грифом "А": абсолютно надежный и компетентный источник.
      -- А что он имеет в виду под словами "остается воздух"? -- президент продолжал держать палец на "квадрате Е-9".
      -- Возможное десантирование или нанесение ракетного удара. Но там без объемных бомб нам делать нечего.
      Президент, наконец, отнял палец от карты и обратился к Платонову.
      -- Скажите, Вадим Николаевич, насколько реальна высадка десанта в этом квадрате?
      -- В принципе она реальна, но такая операция не может остаться незамеченной. Днем она вообще неосуществима, надо ночью, но ночью можно нарваться на мины, подвесные растяжки, замаскированные звуковые и световые бомбы. Мы посылали несколько групп, но результат, как я уже докладывал, увы, неутешителен.
      -- Игорь Дмитриевич, -- Путин обратился к маршалу. -- На какой высоте летают крылатые ракеты? Я имею в виду низший предел полета...
      -- Оптимальный режим -- тридцать метров от земли. Трудность заключается в рельефе, если он сложен, то и ракете на скорости 900 километров в час сложно его огибать. А по равнине такая ракета может быть сенокосилкой...Но в деталях, конечно же, лучше разбирается министр ВВС Корнуков.
      -- Тогда передайте ему, чтобы он со мной связался.
      В кабинет вошел помощник Тишков и, подойдя к Путину, что-то негромко тому сказал. Президент кивнул и поднялся с кресла. Все поняли -- совещание окончилось.
      В приемной его ждал Шторм.
      10. Волгоград. Разыскивается человек в черной бейсболке.
      Следователь Вронский прибыл в горбольницу, после обхода. И сразу же -к заведующему хирургическим отделением Антонову. У врача был усталый взгляд, он жадно курил и весь вид его говорил о психической опустошенности. Возможно, только что закончившаяся сложная операция по удалению почки, наложила свой отпечаток на весь его облик. Но когда он узнал, кто к нему приехал и о каком больном идет речь, в глазах хирурга что-то изменилось -появилась живая искра заинтересованности.
      -- Ваш участковый оказался крепким парнем, хотя мы мучили его восемь часов. Половину кишечника пришлось удалить...
      -- А можно с ним переговорить?
      -- Да ради Бога, мы вчера его из реанимационной перевели в двухместную палату. А ваш человек...который охраняет, ему иногда помогает походить по коридору и вообще опекает, словно родного сына.
      "Опекуном" Усача был сержант Трофимов из уголовного розыска, пожилой и уже отошедший от активной деятельности человек.
      Трофимов сидел на топчане, в нескольких метрах от двери, ведущей в палату под номером 23. Они поздоровались, Вронский спросил "как дела?", ему ответили "пока полный ажур, товарищ капитан" и на этом они разошлись.
      Усач лежал на кровати и читал книгу. При виде вошедшего Вронского хотел подняться, но тот, быстро подойдя к кровати, и, взяв его за плечо, сказал: "Лежи, Ваня, я сяду на стул с тобой рядом."
      Вторая кровать была пуста.
      -- Ну, что -- поговорим, дело, кажется, начинает туго закручиваться. Расскажи все -- когда, где с кем, о чем, почему ну т. д.?
      -- Понимаю... Курить зверски хочется, а тут вроде бы неприлично...
      -- Давай немного покалякаем, а потом вместе сходим в какой-нибудь закуток и подымим.
      -- Согласен. Значит, так...
      ...Из разговора выяснилось, что к Усачу однажды подошла женщина, торгующая на рынке, и пожаловалась, что кавказцы привезли арбузы и половину ее места, за которое она платит рынку, заняли арбузами. Она стала им объяснять, а один из них показал ей нож и велел навсегда заткнуться...
      -- Я пошел разбираться, и действительно несколько арбузов лежали рядом с ее лотком. Я нашел хозяина...из Астрахани, дагестанец и велел ему убрать свои арбузы с чужой территории. Затем меня, словно черт рогом под бедро саданул... Тут же рядом торговали двое кавказцев и я решил у них спросить лицензию на торговлю черешней. Конечно, никакой лицензии у них не было и они стали меня упрашивать, чтобы я разрешил им доторговать...Стали плакаться, что за лицензию надо больше платить, чем они наторгуют, и тут они меня купили...Ну как купили...Когда у нас выяснение отношений дошло до кипения и я хотел уже их отвезти в отдел, один из них меня спрашивает: значит, по-твоему, лучше чеченцу бегать с автоматом по горам, чем мирно торговать черешней? А мне и возразить нечего. Насыпали они мне кулек черешни...крупная сочная... и я оставил их в покое. Эту черешню я тут же за воротами рынка отдал безногому нищему, пусть, думаю, полакомится...Можете сами у него спросить, он там и сейчас попрошайничает.
      Вронский кивнул головой, не проронив ни слова.
      ...Потом участковый еще несколько раз заходил на рынок и по делам и просто для разнообразия, встречал этих продавцов, но никаких дел с ними не имел. Но однажды один из них, как потом выяснилось, Масаев Руслан спросил -не знает ли Усач, где на время можно снять квартиру? Вопрос не из ряда вон...обыкновенный, житейский. И назвал участковый адрес Киреева. Одинокий, две комнаты...
      -- И сколько они тебе за посредничество заплатили?
      Усач замолчал. Отвернулся к стене.
      -- Хорошо, об этом потом...Скажи, Ваня, ты догадывался, с кем имеешь дело?
      -- Клянусь матерью...Они вовсе не походили на бандитов, обходительные, шутили, анекдоты травили. Трудно даже представить...
      -- Сколько раз ты оказывал им услуги? Ну типа той, когда ходил за их вещами?
      -- Единственный раз, я уже об этом давал показания Гордееву из ФСБ.
      -- Но ты же не мог не понимать, что было в тех кульках...Только слепой мог не видеть или не почувствовать...Там же был пистолет, который не был даже завернут...Как ты это объяснишь?
      -- К сожалению, я это понял только тогда, когда меня брали наши...
      -- Согласись, Иван, это звучит как-то неубедительно. Скажи честно, когда ты узнал о содержимом пакетов -- когда брал их из тайника или когда уже тебя прихватили наши ребята?
      Усач молчал. Чего-то не договаривал.
      -- Хорошо, оставим этот вопрос до лучших времен. Ты знал третьего, того, который тебя пытался убить и кто убил водителя такси?
      -- Ну как знал -- видел. Он тоже ошивался на рынке, сначала я думал, что это какой-то шерамыжник, пробивала...Звали его Михайло. Он с Гасановым и Масаевым тоже жил у Киреева...
      Вронский из папки извлек конверт с фотографиями. Одну из них, скопированную с видеопленки, он протянул Усачу.
      -- А этого узнаешь?
      Участковый, чтобы хоть как-то реабилитироваться в глазах следователя, незамедлительно откликнулся.
      -- Это не он....Но я его тоже видел на базаре.
      Усач закрыл глаза и стал вспоминать. Он понимал, что сейчас каждое слово будет иметь большое значение в его дальнейшей судьбе.
      -- Могу ошибиться, но он мне представляется именно с велосипедом. Лицо на фото не очень разборчиво, а вот велосипед...И кепка -- точно, это знакомый Михайло.
      -- Как ты думаешь, он был связан с Гасановым и Масаевым?
      -- Если был знаком с Михайло, то, видимо, и с ними как-то связан.
      -- А как по-твоему, этот Михайло и этот велосипедист еще в Волгограде?
      Усач пожал плечами.
      -- Это зависит от того, что они хотят здесь найти.
      -- А как ты думаешь, что можно искать, имея на руках револьвер и несколько тротиловых шашек?
      -- Только приключения на свою задницу.
      ...Вронский, возвратившись в Управление, тут же позвонил главному прокурору и попросил того о встрече. Когда она состоялась, он изложил факты, и озадачил прокурора тем, чтобы УФСБ и РУБОП выделили в его распоряжение оперативников.
      -- Сколько тебе нужно, столько и получишь, -- заверил Вронского прокурор.
      -- Не менее сорока человек...
      -- Ну это ты, парень, несколько загнул. Что они будут делать -- сидеть у тебя в приемной?
      -- Они будут у меня пахать, рыть носом землю...Дайте мне сто сорок человек и я всех озадачу. Слишком велик риск грандиозного теракта.
      -- Да на тебя уже работают все силовые структуры области...
      -- А толку?
      -- А это, извини, зависит от тебя. С чего начнешь?
      -- Уже начал. Если отыщем человека в черной бейсболке с велосипедом, считай, полдела уже сделано. Через него выйдем на других. Исполнителей.
      -- А почему ты думаешь, что этот парень с велосипедом не относится к числу исполнителей?
      -- Потому что он на велосипеде и курит "Приму"...Он -- звонарь, второстепенная шестерня и не более того. Возможно, оказывает кому-то мелкие услуги. Во всяком случае, это статист, но из таких, которые могут пойти на все... И потому мы его заловим.
      -- Как бы я хотел, Володя, быть таким же уверенным в себе, как ты, а то меня совсем сомнения заели. То ли завод взорвут, то ли резиденцию губернатора...
      -- Губернатор им не нужен. Террористы тоже умеют считать и они большие прагматики.
      -- Ну что ж, -- сказал главный прокурор, -- раз ты все о них знаешь, иди, разыскивай. Ни пуха тебе ни пера...
      11. Волгоград. Следователь Вронский выходит на след.
      Михайло позвал сидящего на крыльце и лузгающего семечки Сергея. Они пошли в сарай, где под копной сена лежали мешки, пузатые словно откормленные поросята.
      -- Бери за углы, -- сказал Сивко, -- и не роняй.
      Когда все четыре мешка оказались в избе, Сивко велел напарнику сходить погулять.
      -- Далеко не ходи, скоро понадобишься.
      -- Тогда дай на пару затяжек, а то скучно просто так шляться по улице.
      Михайло достал кожаный кисет и отсыпал Сергею в ладонь горсточку растертой анаши.
      -- Не жмись, хохол, говна жалко?
      -- Тебя, придурка, жалко. И так чуть маслы передвигаешь.
      -- Да это у меня такая походка, дед так ходил.
      -- А моего деда твои москали забротали и в НКВД поставили к стенке. И еще трех его братьев и невестку.
      -- И теперь ты мстишь за них?
      -- Я нахожусь на войне и потому никому не мщу. Иди на улицу, здесь курить нельзя.
      Сергей вышел и отправился в сад. По ходу сорвал несколько переспевших груш и, войдя под шатер смоковницы, улегся под ней. Ему было хорошо. Даже очень хорошо. Курил, наркота начинала щекотать душу, а он, уставившись в небо, на котором кроме синевы ничего больше не было, взирал в ее непроницаемую бездонность. И рисовались ему быстро и хаотично сменяющиеся картины, которые необъяснимо ласково щекотали все его нутро. То, что делает Михайло, его как-то не волновало, хотя и дураку было понятно, что тот готовится сотворить. Но ему было все равно, ибо жизнь в данном виде и образе, которая предстала перед ним, меньше всего вызывала в нем сочувствия. И люди, которые жили сами по себе, обходясь без него, были для него не более, как некие механические абстрактные предметы.
      Сергей задремал и приятность явная перешла в приятность сонную, что в тысячу раз было приятнее и сказочнее всего остального. Какие-то прекрасные сине-золотые видения поплыли перед его очарованным взором: солнечная предзакатная широта мира сладостно сочеталась с зелеными купами огромных, до небес, деревьев.
      И в этом великолепии до его слуха донесся скрежещущий голос: "Вставай, маскаль, пора работать". Он открыл глаза: над ним столбом застыл Михайло. Он лузгал семечки и шелуху сплевывал прямо на лежащего и пока ничего не понимающего Сергея.
      -- Хватит валяться, пора працювати, -- проговорил Михайло и, развернувшись, пошел в избу. Когда туда явился Сергей, Михайло, стоя у поставленных на попа мешков, сказал:
      -- Ты что-то балакал насчет машины, -- он бросил на стол несколько сторублевых купюр. -- Сходи в город и найми тачку. Потом съездишь на оптовую базу и купишь десять мешков сахара...
      -- На хрена тебе столько сахара? Рехнуться можно, -- зырнул: на столе уже не было ни весов, ни взрывателей. Сергей заметил, что бок одного из мешков как-то странно выпячен, и форма этого выпирающегося предмета очень напоминала форму брикета с иностранными надписями. Он постарался отвести от мешка взгляд быстрее, прежде чем это мог заметить Михайло. Тот в это время доставал из пиджака сложенную вчетверо карту Волгограда.
      Сергей был у порога, когда украинец его окликнул:
      -- Водилу бери молодого, и попроси его поменять номера машины на наши...Объяснишь... Скажешь, что боишься таможни. Дашь две тысячи карбованцев...
      -- А при чем тут возраст?
      -- Старики любопытные, с пацаном легче договоритися.
      -- Ты имеешь в виду и меня?
      -- Тебе в этой жизни ничего не надо, кроме горилки и наркоты. И ты никому не нужен. И это для нас обоих оптимально.
      Сергей потер нос, словно только что его по нему крепко щелкнули.
      -- Ну ты, хохол, и даешь. Не пойму я тебя, что-то ты тут темнишь...
      -- Машину подгонишь к палисаднику.
      -- Там же цветы, мак дозревает. Лучше я подъеду к сараю, со стороны поля.
      Михайло положил на Сергея тяжелый мутный взгляд и напарник понял -дискуссии не будет.
      Привязав бечевкой к раме велосипеда завернутые в газету номерные знаки и, засунув штанины в носки, чтобы их не цепляла цепь, он отправился в сторону города.
      Первые приятности от приема анаши прошли и он чувствовал себя опустошенно и неуютно, а потому вяло вертел педали, прислушиваясь к стрекоту цикад. Впрочем, он даже не прислушивался, звон от них сам назойливо лез в уши, усугубляя в голове и без того порядочный хаос. Как-то боком, по касательной с этим хаосом, промелькнула мысль о предстоящей зиме, которая всегда была для него сущим наказанием, как, впрочем, и для многих других бичей Волгограда. Но эта темная мыслишка не слишком долго задерживалась в его голове, тем более впереди он увидел приближающийся грузовик. И он, не останавливаясь, махнул тому рукой, мол, тормози, есть дело. Машина остановилась, подняв облако пыли, и Сергей подъехал к кабине. Он оперся одной ногой о подножку и через форточку начал переговоры с водителем. Это был средних лет человек, в синем берете и с зажатой в прокуренных зубах папиросой.
      -- Короче, -- сказал водитель, -- куда и что надо везти?
      -- Сначала съездим на базу...купить сахару, потом махнем с ним на хутор Соломинки.
      Водитель задумался, его лицо ничего не выражало.
      -- Да на это уйдет полдня, а меня ждет халтура...
      Он явно торговался.
      -- Говори, сколько? -- спросил Сергей.
      -- Двести и ни рубля меньше, -- шофер взглянул на часы. -- Уже шестой час, какая может быть база?
      -- Она до семи, успеем.
      -- Тогда сначала гони бабки.
      Сергей вытащил из кармана деньги и отсчитал двести рублей.
      Такая быстрая удача вдохновила его, тем более в уме он уже прикинул, что на сэкономленные рубли сможет купить себе пару бутылок вина. Отвязав от рамы велосипеда номера и положив их на задний скат, он закинул велосипед в кузов, а сам с номерами залез в кабину. Но когда он попросил водителя заменить их, тот широким жестом распахнул дверцу, где сидел Сергей, и негромко приказал:
      -- Выметайся, мне здесь только уголовщины не хватало...
      Сергей спрыгнул на землю, поднятая пыль плотно укутала его самого вместе с кабиной. Он обогнул капот, подошел к водителю и стал рассказывать ему легенду о происках таможни. О непомерных налогах и посулил к двумстам прибавить еще сто рублей. Водила, не стряхивая с лица суровость, сквозь зубы процедил: "Если нарвемся на мусоров, заплатишь шкурой..." Вытащив из-за сиденья сумку с инструментами и взяв у Сергея номера, шофер вылез из кабины.
      База действительно еще работала. Загрузка и заполнение накладной заняли немного времени. Молодая товаровед, которая отпускала им продукцию, была молчалива и задала только один вопрос: "Будете платить наличными или по перечислению?" И когда на стол легли деньги, она деловито записала сумму в накладную и выбила кассовый чек...
      В Соломинки они вернулись в половине седьмого. Задние колеса ЗИЛа беспощадно прошли по палисаднику и кузов уперся в оконный косяк. От удара вся изба содрогнулась, от стены отлетел кусок штукатурки.
      Мешки с сахаром они сгрузили через окно, прямо в комнату. В какой-то момент, когда Сергей остался один на один с Михайло, тот спросил его -встретили ли они кого-нибудь поблизости от хутора? Сергей объяснил, что видел только стадо коров, пасшихся за оврагом, но это километрах в двух от хутора.
      -- Подожди здесь, -- сказал Михайло и вышел из горницы.
      Сергей присел на табуретку, он изрядно замытарился и решил перекурить. Через окно он видел, как Михайло разговаривает с шофером...Остальное было, как в кино: Михайло кулаком ударил по лицу водителя, у того с головы слетел берет, а сам он упал как подкошенный.
      Сергей в панике вскочил с табуретки и подошел к окну. Он видел, как Михайло поднятым с земли камнем, мозжит водителю голову. Но, видимо, человека не так просто убить: водитель как мог сопротивлялся. Пытался одной рукой заслониться, а другой дотянуться до своего убийцы. Он даже ухватился за воротник рубашки, которая была на Михайле, и дернуть на себя. Ноги водителя тоже хотели отбить нападение, но вместо этого бестолково месили воздух.. А потом затихли, опали и разъехались в стороны.
      У Сергея под ложечкой заныло. Ему стало дурно и он побежал в сени, где стояли ведра с водой. Он окунул голову в одно из них, заодно заглатывая воду. И ему как будто полегчало. Тошнота отступила. В сени вошел Михайло и Сергея поразило его совершенно спокойное лицо. Лишь дыхание после борьбы было немного учащенным.
      -- Иди в хлив и вырой яму, -- приказал Михайло. -- Лопата в огороде.
      -- Счас, -- у Сергея тряслись руки, его мокрые волосы падали на глаза. А ему они сейчас и не нужны были: весь свет ему был не мил. -- Счас, -повторил он, -- только перекурю...
      -- Ты шо, курва, полохаешься? Ты хочешь, чтобы этот свидок сдал нас ментам?
      -- Да он же...Он бы молчал, за такие деньги все молчат...-- Сергей как бы наперед выговаривал себе пощаду.
      -- Иди, балакун, процювай.
      Когда Сергей подошел к лежащему без движения шоферу, его снова замутило... Вырвало желчью. Стараясь не смотреть выше колен на убитого, он взял его за кирзовые сапоги и поволок в сторону сарая. В борозде, которую пропахивало тело, оставались сгустки из крови и глины.
      Он разворошил сено и очистил площадку, где намеревался рыть могилу. Однако земля в том месте была с годами утрамбована до цементной твердости и ему пришлось как следует попотеть. Для себя он решил не копать глубокую могилу, но выполнить это помешал пришедший Михайло. Он был раздражен и велел рыть до глубины двух метров. И когда голова Сергея оказалась ниже бруствера, Михайло крикнул, чтобы тот кончал работу. Вдвоем они опустили труп в яму, в которую бросили берет и все, что находилось в бардачке машины: сигареты, коробок спичек, замасленную школьную тетрадку, кусок ветоши, два гаечных ключа и превратившийся в сухарь кусок белого хлеба.
      Но когда Сергей собрался закапывать яму, его вновь окликнул Михайло: "Погодь, забери эту падаль отсюда..." -- и Михайло ногой ворохнул сено, наваленное вдоль стены. И когда Сергей подошел и рукой откинул пласт сена, содрогнулся: из-под него выглядывала человеческая нога, обутая в домашние тапочки. Рядом лежала еще пара босых ног -- мужских, с набухшими почерневшими венами... Эта была пожилая чета Чебрецовых, которую Михайло убил накануне. Он не оставлял свидетелей и при возможности их убирал...
      Сергей, не глядя на трупы, перетащил их на край ямы и ногой скатил вниз, к тому, что там уже было...Его поразил тупой звук, тела уже успели залубенеть, превратившись в неодушевленное нечто.
      Яму закапывал один Сергей. Он думал о себе, понимая, что он тоже свидетель и что, вероятнее всего, его тоже ждет такой же конец. И ломал голову, как незаметно унести ноги.
      Заровняв место захоронения, он навалил на него сена, метлой почистил пятачок земли у дверей сарая и заровнял борозду, вспаханную телом шофера. Потом они с Михайло срубленными вишнями замаскировали стоящий в саду ЗИЛ и отправились ужинать.
      Они обосновались под старой грушей, словно мирные селяне после праведного труда. Михайло ел с ножа говяжью тушенку и запивал минералкой, Сергей, после того как сжевал бутерброд со старым сыром, курил анашу, которой его угостил украинец. Никто из них не начинал разговора, они напоминали глухонемых и лишь цикады назойливо твердили миру о продолжающейся жизни.
      * * *
      Первым допросили сторожа дебаркадера. Следователь Вронский был дотошен: он бесконечно задавал одни и те же вопросы -- в чем одет был тот "рыбак", который разъезжал на велосипеде, какого цвета у него глаза, что было обуто на ногах, какого цвета штаны и куртка были на нем, что за удочки, какой марки фотоаппарат ну и так далее и тому подобное? Многое сторож забыл, ибо ни одной минуты не был трезв. Но вопросы пошли по новому кругу -- какого цвета глаза, не было ли каких-то особых примет на лице велосипедиста, в чем он был одет, и -- пошло и поехало. Наконец, сторож распсиховался и наотрез отказался отвечать. Вронский вытащил из стола уголовный кодекс, полистал его и показал своему визави статью, в которой говорилось о пособничестве террористам. И ногтем подчеркнул строку: лишение свободы от трех до двенадцати лет. После этого допрашиваемый пришел в себя и обрел безукоризненную дикцию и превосходную память. Вспомнил, что фотоаппарат был "Зенит", что на бейсболке, с левой стороны козырька, красовалась олимпийская символика -- "бумеранг с какой-то круглой хреновиной". И даже припомнил то, что и для более внимательного наблюдателя могло бы остаться незамеченным: веко правого глаз велосипедиста было приспущено больше, чем левого.
      Вронский, записывающий показания, с интересом взглянул на сторожа и мысленно его похвалил.
      -- Что еще вам бросилось в глаза? -- под конец спросил он.
      Задумался сторож, крепко задумался и вдруг озаренно воскликнул:
      -- Вот черт, он же пил левой рукой.
      -- Как это пил левой рукой? -- переспросил следователь.
      -- Ну держал стакан исключительно левой рукой. Левша значит.
      В коридоре, возле кабинета следователя, образовалась целая очередь велосипедистов, доставленных сюда участковыми и постовыми милиционерами с улиц города. В двух соседних кабинетах с ними работали стажеры из милицейской школы. Однако все попытки с помощью фотографии опознать велосипедиста не увенчались успехом.
      Затем следствие взялось за бомжей. Их свезли в Управление из всех городских притонов и даже с центральной городской свалки, где особенно много кантовалось этого контингента. Один Вронский опросил не менее пятидесяти человек, а всего через порог служебных кабинетов УВД переступило более ста двадцати личностей без определенного места жительства. Но удача пришла от одного -- Гришки Отрепьева, сборщика цветного металлолома на городской свалке. Это был некудышний, остро пахнущий нечистотами человек, лицо которого напоминало обсосанный топор, а цветом -- слежавшуюся на дороге коровью лепешку.
      -- Этого? -- глядя на фотографию, спросил Гришка. -- Да кто ж его не знает...Этого? Вот те раз...Это же...
      У Вронского от такой невнятной риторики волосы на загривке встали дыбором.
      -- Ну что ты, Отрепьев, как придурок, затвердил -- "этот, этот же"? Да, этот, который изображен вот на этом снимке. Ты мне только скажи: кто это и как его зовут?
      -- Этого фрукта? Вот те раз...
      Было ясно Гришка не желал колоться и подводить такого же, как сам, бедолагу.
      Вронский положил на протокол "шарик" и, скрестив на груди руки, тихо сказал:
      -- Если ты, Григорий, сейчас не разродишься, забудь о своем бизнесе на свалке. Я не хотел с тобой ссориться, но ты, хрен чумазый, сам на это нарываешься.
      -- Ну как это, нарываюсь...
      -- А очень просто. Ты, где находишься?
      -- В органах внутренних дел. Ведется допрос и я полностью сотрудничаю со следствием.
      -- Так сотрудничай, а не виляй тут одним местом. Еще раз спрашиваю: кто изображен на этой фотографии?
      -- Как кто -- да это же Серго Орджоникидзе. Я с ним два раза попадал вместе в сушилку. Сергей Мухортов...
      -- А вот это уже дело, -- Вронский поощрил Отрепьева.
      Через полчаса во все районные отделы милиции ушла телефонограмма:" Немедленно задержать и доставить в УВД г. Волгограда бомжа Сергея Мухортова, по кличке Серго Орджоникидзе." И перечислялись приметы, вплоть до правого века, которое ниже левого и шрама на большом пальце левой руки...
      А еще через тридцать минут на стол Вронского легла справка из ИЦ, в которой говорилось, что "Сергей Яковлевич Мухортов, 1972 года рождения, имея три судимости, неоднократно привлекался к административной ответственности в виде пятнадцати суток за хулиганские действия, имеет ряд приводов в милицию, и многократную доставку в медвытрезвитель, и за антиобщественное поведение был выселен из общежития (указывался адрес). Состоит на учете в психдиспансере, как "сезонный" наркоман, имеет статус бомжа. Настоящее место пребывания Мухортова неизвестно."
      -----------------------------------------------------------------------------------------------
      Агентурное сообщение в резидентуру российского посольства в Грузии.
      На территории бывшего дома отдыха "Рустави", в сопровождении посла США в Грузии Роберта Флойда прибыла группа людей спортивного вида и военной выправки в количестве восьми человек. На следующий день, на автобусе, данная группа отбыла на военный полигон, расположенный под Казбеги, где проводила стрельбы из стрелкового оружия, а также -- тренировочную игру по ориентированию на местности с участием офицеров МГБ Грузии.
      Мои версии: 1. Группу готовят для отправки в Абхазию; 2. Для заброски в Чечню, в район вероятного нахождения похищенного боевиками Гараева майора США Донована.
      Дополнительные данные ждите не позднее 1-го августа с.г.
      Султан
      -----------------------------------------------------------------------------------------------
      12. Москва. Путин выбирает оружие.
      Разговор с главкомом ВВС состоялся в Кремле. Путин не хотел длинных бесед, но вместе с тем не совсем представлял, как начать щекотливый для него разговор. Когда Корнуков уселся за стол аудиентов, президент был еще у своего рабочего стола. Он тянул время: перекинул календарь и снова вернул листок на место, передвинул лежащие папки с надписью "На подпись президенту", поправил галстук и медленно, словно каждый его шаг закреплял задуманное, подошел и сел за стол. Спросил:
      --Анатолий Николаевич, карта Чечни у вас с собой?
      -- Конечно, Владимир Владимирович, -- главком отщелкнув кнопку на папке, извлек из нее крупномасштабную карту.
      Президент долго смотрел в одну точку, которую он знал наизусть и мог бы, наверное, во сне точно указать ее координаты.
      -- Надо поработать, -- начал Путин непростой для него разговор. -- Я имею в виду нашу авиацию и прежде всего штурмовую. Впрочем, я, наверно, не то говорю...Это вам решать, какой вид воздушных средств применять, но дело в том...
      -- Я вас слушаю, товарищ президент, -- Корнуков демонстрировал всепоглощающую готовность выслушать своего главнокомандующего.
      Путин неотрывно смотрел на карту.
      -- Вам, конечно, известно, какую цену для нас имеет вот это место, -указательный палец Путина лег на квадрат Е-9.
      -- Известно, товарищ президент. Это тоже наша болячка, на которую мы потратили не одну сотню бомб.
      -- А в чем проблема? -- вопрос в общем-то бессодержательный, поскольку он знал причину неуязвимости "красного квадрата", но задан он был с одной целью: получить последнее подтверждение от человека, который, пожалуй, лучше других знает обстановку в этом районе.
      Корнуков тоже задумался, глядя в одну точку на карте.
      -- Неуязвимость объясняется многометровым слоем скальных пород. Чтобы снести их с лица земли потребуется сто лет ежедневной бомбежки или...
      -- Или?
      -- Ядерный заряд, причем не один. Объемные бомбы, которые мы там применяли, проблему, к сожалению, не решили. Они страшны для живой силы, а для скал -- бесполезны... Да, камень плавится и только, а применение атомной бомбы...вы сами понимаете...
      -- Хорошо оставим эту тему...У меня к вам еще вопрос...Скажите, можно ли на протяжении какого-то времени провести в этом квадрате беспокоящие террористов полеты?
      -- Разумеется, хотя горючки для этого потребуется много.
      -- Речь сейчас не об этом.
      -- Да нет проблем, товарищ президент! Пошлю пару штурмовиков и десяток вертолетов и проутюжим этот квадрат вдоль и поперек.
      -- Могут быть потери, ведь у боевиков имеются "стингеры".
      -- На всякий яд существует противоядие. У каждого боевого борта есть отстреливающие ракеты, уводящие любую цель в сторону. Да и летать мы, наверное, будем ночью и на низких высотах, -- оба собеседника замолчали. Путин давал главкому возможность освоиться с новым поворотом в разговоре, а тот, видимо, размышлял над чем-то ему внезапно открывшемся. -- Извините, товарищ президент, за вопрос, но, очевидно, намечается какая-то наземная операция.
      -- Да. Нужна поддержка авиации...Причем не на одну ночь, а как минимум на пару ночей. А лучше всего на три-четыре ночи.
      -- То есть в течение нескольких ночей мы беспрерывно утюжим это воздушное пространство...
      -- Совершаете беспрерывные беспокоящие противника полеты. Вводящие его в заблуждение и...чтобы боевики немного попривыкли, усыпили свою бдительность...
      -- Без поражения целей?
      -- Возможно, только на заключительном этапе наземной операции. Я уже спрашивал у Сергеева насчет маневренности крылатых ракет...Ширина низинного ущелья... в его верхней границе порядка 40-50 метров, в отдельных местах сужается до тридцати...двадцати пяти метров. Так вот, в этих параметрах может ли крылатая ракета резко изменить курс и выйти на цель...Вы понимаете, о чем я говорю?
      -- Нет, в таких измерениях даже тактическая ракета не сможет так резко сменить курс, да этого и не требуется. Я так понимаю: смена курса необходима для того, чтобы нанести удар по подножию ущелья, где боевики нарубали себе норы, в которых они прячутся.
      -- Именно это я имел в виду.
      -- Крылатая ракета может лететь на высоте 30 метров, аккуратненько огибая рельеф. Поэтому необязательно проводить маневр в самом ущелье, он может быть задан в предполетном ее задании. А еще лучше, если бы цель была снабжена радиомаяком, тогда вообще проблем нет. Точность попадания была бы абсолютной.
      -- Каков заряд у ракеты?
      -- У тактической боевая часть содержит 500 килограммов обычной массы в тротиловом эквиваленте. Чтобы "красный квадрат" стал черной дырой, нужно, на мой взгляд, никак не менее пяти-шести попаданий...Запуск может быть произведен откуда-то с одной из наших баз на Ставрополье. А лучше всего это сделать с базы, расположенной в Ахтубинске, Астраханской области.
      -- Значит, ПВО Турции, в принципе, может засечь пуски?
      -- Нет, лесостепной ландшафт позволяет нам прокладывать ракетам курс на предельно малых высотах, недоступных для радаров. Да и расстояние не такое уж великое, чтобы успеть засечь азимут...
      Корнукову хотелось спросить Путина о сроках намечаемой операции, но он себя сдерживал. Он не знал до какой степени эта операция засекречена и своим вопросом не желал ставить главкома в неудобное положение. Однако о сроках заговорил сам президент.
      -- О времени, когда нужно проводить беспокоящие полеты я вам сообщу фельдъегерской почтой. О нанесении ракетного удара вас поставит в известность министр обороны.
      -- Извините, товарищ президент, но это должен быть ваш Указ...
      -- Для применения тактического оружия Указа президента не требуется. Достаточно распоряжения Сергеева, отвечающего за антитеррористическую операцию.
      -- Понял...Честно говоря, я давно ждал столь коренного поворота событий. Тут полумерами не обойтись...
      -- Почему сами не проявили инициативу?
      -- Не хочется быть выскочкой и заменять собой Генеральный штаб.
      Президенту вспомнились не очень лестные высказывания глав разведки и ФСБ Затонова и Патрушева в адрес Генерального штаба. Вернее, его начальника Квашнина, с чем он не был согласен. Ему нравился этот военачальник и он считался с его мнением.
      Перед самым уходом, немного стушевавшись, главком ВВС сказал:
      -- Владимир Владимирович, может, я не в свое дело лезу...ну, насчет наземной операции в квадрате Е-9, но, мне кажется, одними беспокоящими противника полетами не обойдешься.
      -- Я вас слушаю...
      -- Насколько мне известно, в этом районе у боевиков задействована серьезная радиоэлектронная система слежения. Так вот, надо ее вырубить и для ее подавления есть очень эффективные средства. Например, радиоэлектронные помехи...
      Путин вспомнил жалобы силовиков на то, что разведывательно-поисковые группы никак не могут преодолеть именно эту систему. И он сказал:
      -- Благодарю вас, этот вопрос вы задели весьма своевременно...
      -- В общем-то ничего хитрого здесь нет: существуют радиоэлектронные помехи, например, шумовые или маскирующие...А чтобы противника не насторожить и не выдать момент начала операции, надо эти мероприятия проводить одновременно с тревожащими полетами... И в разное время суток, а в момент начала операции, использовать нашу технику на всю катушку...
      -- Значит ли это, что экраны при этом погаснут и радиоэфир превратится в какофонию?
      -- Если они используют для слежения на местности телемониторы, то, естественно, при помехах экраны покроются "снежком" и разобрать на них изображение не будет никакой возможности. И что касается радиоэфира... Это будет обыкновенный шум и треск, которые возникают в обычных радиоприемниках... И более того, если у них есть локаторы, то и они ослепнут...
      ...После того, как Корнуков ушел, он вызвал к себе начальника Федеральной службы охраны (ФСО) Анатолия Щербакова. Бывшего выпускника Кремлевского училища, офицера с боевым прошлым, как следует понюхавшего пороха в Афганистане. На его счету не одна командировка в Таджикистан и Чечню, куда полковник Щербаков, конечно же, ездил не за туристическими впечатлениями, а с определенными специфическими заданиями...
      У него лучистые синие глаза и густая льняного цвета шевелюра. Строен и подтянут. Когда Путин впервые увидел его, ассоциативно подумал о своем кумире -- советском разведчике Кузнецове: внешне они считывались, как "чисто арийские" типажи.
      Речь зашла об охраннике Павле Фоменко. С этим человеком Путин работал в Германии, где Фоменко выполнял роль "куклы". Когда резиденту Путину надо было сбить с толку наружку немецкой контрразведки, Фоменко садился за руль его автомобиля и начинал колесить по сопредельным районам. За ним увязывался хвост, причем делалось это грубо, навязчиво и так же грубо и настырно Фоменко водил за нос следящие за ним службы. А делалось это потому, что схожесть Путина и Фоменко была просто фантастическая. Пожалуй, не все однояйцевые близнецы бывают настолько похожи лицом, ростом, походкой, как эти два человека.
      У президента по штатному расписанию не было двойников, но иногда, надо было запустить дезу когда насчет передвижения главы государства, привлекался Фоменко. При скорости президентского кортежа в 150 километров в час и на расстоянии двухсот метров их не могли бы идентифицировать даже очень близкие люди. Однако этим Путин не злоупотреблял, считал не мужским делом подставлять чужую жизнь вместо своей, даже если угроза была только теоретическая...
      -- Десятого августа я отправляюсь в Сочи, в Бочаров ручей, -- сказал Путин и посмотрел на свой "ролекс", который он носил на правой руке. -- У меня к тебе, Анатолий, будет небольшая просьба...Сделай так, чтобы одиннадцатого и двенадцатого августа Фоменко проявился перед телевизионными объективами. Можно, как бы случайно, показать его в профиль...идущего, скажем, на корты или выходящего из главного корпуса резиденции...Пусть он даже поприветствует журналистов рукой, он это делает не хуже меня.
      -- Я понял. Мельком показать Пашу в профиль и со спины. Он очень хорошо копирует вашу походку...
      -- Вот и пусть попозирует перед взорами любопытствующей журналистской братии.
      -- Разрешите вопрос, Владимир Владимирович?.. А где мы с вами в это время будем? Я ведь должен буду это учесть в своем графике.
      Путин задумался и Щербаков уловил как бы отчужденную озабоченность, которая четко проявилась во взгляде шефа.
      -- Определимся на месте. Сегодня вечерком съездим на полигон к Шторму. Хочешь размяться?
      -- В принципе это не помешает. На чем отправимся -- в машинах или воздухом?
      -- На вертолете. Мой кортеж отправь в Барвиху.
      -- Возьмем с собой Фоменко, пусть психологически адаптируется?
      -- Пожалуйста, этого не делай. Ты же знаешь, искушать судьбу нельзя, она зловредная дама...
      -- Есть. Во сколько отправляемся к Шторму?
      -- В восемнадцать ноль пять. Вроде бы ничего архисрочного у меня сегодня не предвидеться.
      Щербаков постучал по столешнице...
      ...Президент был точен: в восемнадцать ноль пять они уже миновали Боровицкие ворота и в сопровождении двух забрызганных грязью, не первой свежести шестисотых "мерседесов", устремились в сторону военного аэродрома в Быково. Оттуда на вертолете Ми-8 вылетели на полигон.
      Приземлились на площадке, размещенной на крыше штаба, где их встречал Шторм. Встреча, как и в предыдущий раз, была теплой, старые товарищи по разведке обнялись и пошли переодеваться. Президент пожелал еще раз пройти "тарзанью горку", ибо то, что он намеревался сделать, наиболее всего соответствовало этому тренажеру. Компанию ему составил Щербаков и сам начальник полигона.
      Восхождение к вершине на сей раз проходило гораздо спорче и на десять минут быстрее. Единственный промах: когда Путин уже почти заканчивал восхождение, в запястье левой руки сильно заныло, сказалась старая травма, полученная на борцовском ковре. И он подумал, что вот в какой-то ответственный момент эта рука откажется надежно держать цевье автомата или в рукопашной схватке не позволит придавить врага. Он несколько раз сделал разминку пальцами, потер ладонь о грубый рукав десантной куртки.
      В тире, куда их Шторм отвел после небольшого отдыха, было холодно и Путин почувствовал, как быстро начинают стыть руки. Но он знал, что так нужно, что тренировочная стрельба должна проходить в "холодильнике", то есть в условиях, приближенных к Крайнему Северу. А точнее -- к условиям предполагаемой зоны противника Аляски. Он посмотрел на большой градусник, висевший на стене, над самым стендом с мишенями: минус 19,5 по Цельсию.
      Он выбрал "свою марку" -- пистолет "стечкина", который он давно не держал в руках. Взглянул на номер и сердце сладко откликнулось: именно из этого пистолета в "студенческие годы" он сделал первые свои выстрелы. Мысленно поблагодарил Шторма за подарок...
      Стреляли по движущимся мишеням, беглым огнем, когда шесть мишеней надо было поразить за четыре секунды. И "проба пера" оказалась не такой уж плохой: четыре пули из двадцати легли на границе "девятки" с "десяткой", шесть прошли по касательной с "пятеркой", остальные веером рассыпались по мишеням, однако не выходя из циркуля.
      Путин выщелкнул пустую обойму на стол и этот металлический звук многое всколыхнул в его памяти.
      Щербаков стрелял лучше. Намного лучше: у него было шесть чистых десяток.
      Шторм стоял у бинокуляра, наблюдая за стрельбой.
      -- Неплохо, -- сказал он и нажал на пультик, который держал в руке. Стенд с мишенями отъехал в сторону и вместо них появились светлые человеческие силуэты. -- Постреляем из автоматического оружия, после чего я вас отведу погреться...
      И как ни отвыкли руки держать оружие, но первые очереди выпущенные сначала из АК-74, а затем из АКМ поразили светящихся человечков в жизненно важные органы -- почти у всех мишеней были кучно пробиты головы и левая половина груди и живота.
      Шторм сходил в оружейную комнату и вернулся с почти игрушечными автоматами с оптическим прицелом и брошюрой--инструкцией.
      -- Это вам презент от гномиков, -- сказал Шторм и положил оружие на стол. Вынул магазины, проверил заряды и снова вставил магазины в гнезда.
      Президент в это время читал инструкцию: "АС "Вал" (Россия). Предназначен для поражения целей в условиях, требующих ведения бесшумной и беспламенной стрельбы. Является личным оружием скрытого нападения и защиты...Дальность эффективной стрельбы, как и снайперской винтовки, составляет 400 метров. На расстоянии 100 метров пуля пробивает бронежилет, а на дистанции 200 метров -- стальной лист толщиной 6 мм. Глушение звука выстрела происходит за счет дозвуковой скорости пули и глушителя."
      "Неплохой малыш, -- похвалил про себя Путин автомат, пробегая глазами по характеристикам: калибр, масса... -- Вот только масса великовата, почти три килограмма и маловата емкость магазина -- 20 патронов..."
      -- Неплохая вещица, в мое время таких еще не было, -- под словами "в мое время" президент, конечно же, подразумевал учебу в разведшколе.
      -- И не одна, потом я вам покажу наш арсенал. Есть и зарубежные образцы, но не думаю, что они лучше наших... Разве что дизайном...
      -- Красота нам эта ни к чему, -- пропел Щербаков слова известной песенки и тоже взял автомат в руки
      Затем они перешли в другой зал тира, в так называемую парилку, где температура далеко за плюс двадцать градусов по Цельсию.
      Стрельба из автомата "Вал" сначала не доставляла удовольствия: создавалось впечатление, что в руках держишь игрушечный автомат -- ни нервы будоражащей тугой отдачи, ни игривых синих факелков на конце дульев. Но по мере стрельбы стали выявляться поистине гигантские преимущества стволов: пули ложились кучно, трассы от них не провисали до самых целей и были геометрически стабильны, словно лазерные лучи. И стреляли почти бесшумно, под сурдинку глушителей...
      Потом Шторм принес другое оружие:"А-91", с глушителем и тоже с оптическим прицелом. Из семейства современных пистолетов--пулеметов.
      -- Это отличное оружие, -- сказал Шторм, -- но, на мой взгляд, несколько легковесно...При отдаче может прыгать в руках...Между прочим, за это качество мне не очень нравится "стечкин", без приклада автоматическую стрельбу из него трудно вести...Хотя, когда агента нагружаешь всем необходимым, приходится считаться с каждым лишним граммом. Поэтому, чтобы совместить удовольствие с полезностью, рекомендую пистолет-пулемет "Бизон"... Весит два килограмма, но при этом имеет шнековый магазин с 67 патронами, -- и Шторм, словно фокусник, сделал экономное движение и вынул из-под куртки "зверя" по имени "Бизон".
      Оружие перешло в руки Путина.
      -- Если не ошибаюсь, такая система подачи патронов впервые была применена фирмой "Калико", -- сказал он, обращаясь к Щербакову.
      Охранник этого не знал и потому промолчал.
      -- Но в российском исполнении идеи "Калико" обогащены гением Калашникова, -- в голосе Шторма чувствовалось восхищение. -- Можете представить, что это за машинка...
      -- Все комментарии только после того, как я его опробую, -- Путин с автоматом в руках ступил на огневой рубеж.
      Стрельба из "Бизона" действительно доставляла удовольствие: пули кучно впивались в движущиеся мишени и Путин впервые ощутил себя охотником. Но после того, как он пострелял по стальной, толщиной в шесть миллиметров пластине с расстояния ста метров, его симпатии к этому автомату стали безоговорочными. Все 67 пуль, выпущенные по цели, насквозь пробили сталь и это был еще один неотразимый аргумент в пользу "Бизона".
      -- Действительно отличная машинка, черт возьми! -- Путин положил автомат на стол и снял с головы наушники. -- Однако время, я все же семейный человек,-- не оформившаяся улыбка скользнула по его губам.
      Уже в штабе полигона, когда они со Штормом остались один на один, Путин сказал:
      -- Я вас попрошу, Андрей Алексеевич, к десятому августа приготовить под меня всю амуницию, включая боевое снаряжение...Ну что мне вам говорить, вы же знаете, в какой упаковке разведка отправляется в тыл врага.
      Шторм не выказал и тени удивления. Ему с самого начала затея президента с "тропой разведчика" и со стрельбой показалась подозрительной. Зачем главе государства купаться в болотной жиже и рвать жилы на километрах, которые не всем молодым под силу?
      Шторм внимательно взглянул на своего бывшего курсанта, крякнул, утерся, ибо пот еще катил у него по щекам, и раздумчиво проговорил:
      -- Если я правильно понял, вам нужна боевая экипировка? И если я вас правильно понял, вы собираетесь сами пойти в горы и кое-кого взять за кадык?
      -- Вы правильно все поняли, Андрей Алексеевич...Нелегко отдавать приказы, но, поверьте, еще тяжелее осознавать, что они не выполняются. При этом идет ссылка на недосягаемость противника...
      -- И вы хотите сами убедиться?
      -- Хочу вложить свой посильный вклад в борьбу с терроризмом. Которому, между прочим, я сам публично объявил беспощадную войну.
      Наступила неопределенная пауза. У Шторма было, что возразить президенту: разве нет ФСБ, той же Службы контрразведки, которые специально нацелены на это дело? А что делают МВД, спецназ Минюста, хваленые десантники? Почему? С какой стати в это смертельно опасное дело должен лично вмешиваться глава государства?
      -- Это, конечно, похвально, Владимир Владимирович, но общество может этого не понять.
      -- Важен результат. Если я приведу в наручниках Барса, меня люди поймут и скажут спасибо. Ну а если провалюсь...Ну что ж, на войне, как на войне. Будете снимать с меня мерку?
      -- Все ваши параметры я возьму в архиве. В физическом смысле вы почти в курсантской кондиции. Разве что на номер больше наросло мяса.
      -- Нет, все тот же пятидесятый размер. Из оружия...Мне понравился "Бизон", только его надо дооснастить оптикой. Гранаты -- гексогеновые, два ножа со стреляющими лезвиями и обязательно ампулу с ядом австралийской кобры. Только не вшивайте ее в воротник, бывают случаи, когда до воротника уже нельзя дотянуться, -- Путин улыбнулся, но эта улыбка была грустной.
      -- Для этого американцы придумали контейнер, который прикрепляется к внутренней стороне щеки. Правда, в ЦРУ еще практикуется самоликвидационное устройство: пластиковая нашлепка со взрывателем... вшивается в куртку с левой стороны груди. Врывается при произнесении пароля...
      -- Я знаю об этом, но в боевой обстановке, тем более, когда тебя прижали в угол, вспомнить пароль не легче, чем поймать на лету воробья.
      -- Согласен, как насчет бронежилета?
      -- Обойдусь, не люблю ни на кого и ни на что рассчитывать.
      -- Нет, Владимир Владимирович, бронежилетом все же придется воспользоваться...Технику безопасности и в нашем деле надо соблюдать. Да и какие теперь бронежилеты...так себе, пуленепробиваемые маечки...
      -- Надо так надо, не спорю... Экипировку отдадите офицеру из антитеррористического Центра...Он с вами свяжется.
      -- Если не секрет, группа уже подобрана?
      -- Этим делом занимается Платонов.
      Шторм стал расшнуровывать или делать вид, что расшнуровывает ботинок. Когда разогнулся, Путин в глазах его прочитал невысказанный вопрос. Сдерживая усмешку, сказал:
      -- Я сейчас уезжаю, поэтому, Андрей Алексеевич, у вас нет времени на размышления. Хотите что-то сказать?
      -- А я было подумал, что вы меня уже списали в безнадежные старики, -Шторм едва сдерживался, чтобы не выказать радость, которая клокотала внутри его. -- Мне ж терять нечего, после смерти Кати у меня кроме работы больше ничего нет...
      Два года назад Шторм потерял жену, с которой прожил более тридцати лет.
      -- Не спешите, у вас еще есть пара дней для обдумывания. Если все же решитесь на эту авантюру, свяжитесь с Щербаковым, он мне передаст.
      В помещение вошел глава президентской охраны, о котором только что шла речь. Красивый, сильный человек, от которого через несколько дней останется телесная оболочка в виде костей и мяса, лежащих в подземном лабиринте Гнилой ямы...
      13. Воронеж. Бдительный прораб.
      Конечно же, все в мире переплетено и нерасторжимо увязано и, видимо, людям не дано до конца докопаться до подспудной причинно-следственной сути вещей. Ну почему, например, Воропаеву суждено было пересечься дорожками с прорабом, у которого он взял на прокат трактор и который, страдая атонической астмой, необыкновенно остро реагировал на малейшие запахи, которые окружали его? Откуда бы они ни исходили: будь то одеколоны, моющие средства, человеческий пот или цветочные ароматы и древесная пыльца, которые каждой весной буквально укладывали его в постель.
      Когда к нему в подсобку зашел Воропаев, Ахтырцев сразу же ощутил далекий, едва ощутимый запашок, в котором было что-то знакомое, хотя сразу и неразличимое. Но по мере того как гость находился в помещении внутренние адаптеры прораба, переворошив гору ощущений, выдали результат: от пришельца исходили пороховые ароматы. И когда Воропаев ушел, прораб взял оставленные им на столе деньги и поднес к носу. От купюр струился смешанный букет одеколонов, сигаретный дух, среди которых тонкой змейкой вились те же пороховые запахи. Не поленившись, он позвонил в близлежащие совхозы и в так называемые сельскохозяйственные товарищества и поинтересовался -- у кого из них застрял в кювете молоковоз? Со всеми председателями он так или иначе находился в деловых отношениях и потому вопрос его удивил их и все они, поиронизировав на сей счет, дали отрицательный ответ. А поскольку Ахтырцев был депутатом городской думы и имел отнюдь не шапочное знакомство с местными силовиками, прямиком направился в городское управление ФСБ. К самому начальнику Кулику Владимиру Борисовичу. Это уже немолодой, советской выучки человек, над столом которого безмятежно красовался портрет Дзержинского.
      Рассказ прораба занял пять минут, но Кулик, слушавший его, ни жестом, ни взглядом на него не отреагировал. Во-первых, он был с похмелья, накануне отмечал тридцатилетие своего зятя, местного предпринимателя, во-вторых, готовился к уходу на пенсию, а в-третьих, уже привык к ходокам, которым кругом мерещатся бандиты и олигархи. Он просто от всего устал и этот прораб со своими байками был ему откровенно неприятен. Тем более, именно Ахтырцев на заре перестройки как следует потрепал ему лично и всему городскому КГБ нервы, когда требовал от новых властей тотальной чистки органов.
      Кулик достал из стола пачку "Беломора" и, не спеша, закурил. Когда затягивался, одна сторона рта искривилась, обнажая желтые, изрядной кривизны зубы, в числе которых как-то некстати выделялась золотая коронка.
      -- Порох -- это еще не факт, -- Кулик легко отъехал от стола. Видно, сидел в кресле с колесиками. -- У нас тут половина области имеет ружья и ходит на охоту...Я сам балуюсь и иногда с "тулкой" езжу в Приреченские леса.
      -- Я с вами согласен, но в охотничьих зарядах употребляется дымный порох, а это совсем не то, чем несло от моего посетителя.
      -- А какая разница между дымным и бездымным?
      -- Существенная. Разница в пропорциях калиевой смеси и селитры с серой...В бездымном порохе больше серы и селитры, а в черном порохе все наоборот...
      -- И вы эту разницу вот так... запросто почувствовали? -- в голосе Кулика проскальзывал нескрываемый скептицизм.
      Ахтырцев опустил голову, собираясь с мыслями.
      -- Обоняние у меня такое...в каком-то смысле редкое, и все из-за астмы. Могу сказать, какой фабрики вы курите папиросы...
      -- Ну, ну, -- Кулик положил папиросу в пепельницу. -- Любопытно послушать...
      -- Да все очень просто: вы курите "Беломор" нашей табачной фабрики, на которой, видимо, злостно нарушают технологию...Ведь во всех табачных изделиях должны присутствовать ароматические добавки, всякого рода компоненты, чтобы перебить никотиновую горечь...Так вот, в этих папиросах, -- Ахтырцев кивнул на лежащую в пепельнице "беломорину", -- совсем отсутствует медовая добавка. Более того, я вам скажу, какой туалетной водой вы сегодня после бритья пользовались?
      -- Любопытно послушать, -- повторил Кулик и в глазах его впервые загорелся огонек заинтересованности.
      -- Да это проще простого: французская туалетная вода "For men" No 3, а полчаса назад у вас был посетитель...может, коллега, который пользуется водой "Mafija Boss", продающейся в каждом киоске и представляемую, как французский парфюм...А по сути та же крутка...
      -- О, черт, может, мне вас взять на полставки Шерлоком Холмсом? -Кулик даже поднялся с места, видимо, ассоциация с только что названным одеколоном была ему неприятна. -- Вы что, коллекционируете запахи?
      -- Жизнь заставляет, вернее, моя хвороба. От запаха жасмина могу Богу душу отдать, а от сигаретного дыма и выхлопных газов хоть бы хны...Приходится жить с оглядкой.
      -- Хорошо, вашу информацию проверим, -- говоря эти слова, Кулик вспомнил напутствие недавно побывавшего в Воронеже Платонова. Тогда он сказал: "Малейшие подозрения на присутствие террористов надо проверять и перепроверять..." -- Вы сказали, что этот посетитель был в фуфайке и синей кепке?
      -- Да...Крепкий мужик. Совсем не похожий на местных спившихся колхозников...
      -- Ну если судить по внешнему виду, то никогда не скажешь, что вы строитель, а уж по рассуждениям -- чистый профессор Сорбонны...А чем, кроме пороха, еще от вашего посетителя пахло?
      -- Сыростью, какая бывает в долго нетопленых и неостеклененных помещениях. У меня в багажнике сетка с пустыми бутылками, которые он оставил на нашей площадке за панелями. Если они вам пригодятся, могу поделиться...
      Кулик развел руками, как бы демонстрируя, что у него нет слов, чтобы выразить благодарность. И действительно, как ни муторно у него было на душе, а визит прораба здорово релаксировал и полковник от души пожал тому руку. "Интересный малый, хотя с некоторой придурковатостью," -- подвел итог встрече Кулик, глядя вслед выходящему из кабинета необычному визитеру.
      -- Бутылки передайте дежурному, я ему сейчас перезвоню, -- Кулик поднял из пепельницы папиросу и жадно затянулся. И впервые за многие годы ничего кроме ядовитой горечи он не почувствовал. "Жулики нашли на чем наживаться, тьфу ты черт..." -- и он зло ткнул папиросой в пепельницу, где она и осталась лежать в скукоженном, червеобразном виде.
      Однако случилось непредвиденное: то ли от накануне выпитого, то ли из-за изменения погоды, а, может быть, в результате разговора на тему терроризма, у полковника Кулика внезапно поднялось кровяное давление. Сначала он почувствовал неполадок в левой стороне груди, затем перед глазами зарябило, запорхали черные мушки и в голове зашумело, словно кто-то там открыл водяной кран. Он уже начал терять сознание и лишь успел нажать на кнопку звонка дежурного, который сразу же явился в кабинет. Увидев шефа упавшего головой на стол без признаков жизни, он тут же вызвал "скорую помощь", после чего позвонил в свою санчасть, находящуюся в одном корпусе с Управлением.
      Полковника увезли в госпиталь, в реанимацию, где он пришел в себя лишь через полтора часа. Врачи констатировали сильнейший гипертонический криз. Кулик порывался что-то сказать врачу, но тот, приказав ему не разговаривать, оставил на попечение медсестер...Когда одна из них наклонилась к нему, чтобы всадить в вену иголку капельницы, Кулик, резко отдернув руку, сказал:
      -- Если сейчас же вы, сестричка, не свяжитесь с Управлением и не вызовите ко мне майора Костикова, я не позволю вам до меня дотрагиваться.
      Эту фразу услышала находящаяся в палате старшая медсестра и, ни слова не говоря, отправилась ябедничать начальнику отделения подполковнику Косьяну. За свою пятидесятитрехлетнюю жизнь этот человек достаточно навидался всякого человеческого добра и потому отнесся к словам медсестры с полной ответственностью.
      -- Ладно, идите и передайте полковнику, что его просьба будет передана майору Костикову.
      Когда медсестра ушла, Косьян позвонил в Управление ФСБ и попросил соединить его с майором Костиковым, которого он знал лично и который тоже несколько раз проходил стационарное медицинское обследование в этом отделении.
      Костиков -- заместитель Кулика по оперативной части и в тот утренний час находился на конспиративной квартире, где встречался с одним из своих агентов. Когда будет на месте -- неизвестно. Косьян сам спустился вниз и зашел в палату, где лежал Кулик. Рассказал о звонке в Управление ФСБ, затем измерил Кулику давление, послушал сердце и после небольшой паузы констатировал:
      -- По-моему, худшее, Владимир Борисович, позади. Ваше состояние позволяет вам пару минут поговорить по мобильному телефону, -- врач вытащил из кармана халата трубку и положил рядом с подушкой полковника. -- Только не нервничать, говорить спокойно и не более двух минут.
      Но все складывалось скверно: мобильный телефон майора Костикова был отключен, дежурного адъютанта тоже не было на месте -- обеденное время...А минуты утекали, как песок сквозь пальцы. Возможно, уходили невозвратные мгновения, после истечения которых все будет запоздалым и никчемным. Однако усилием воли он старался не впадать в панику, и, закрыв глаза, несколько минут лежал без движения. Подняв веки, взглянул в окно, в верхних сегментах которого тихонечко колыхались ветки старого вяза. Некоторые листочки уже подрумянились, что предвещало скорый исход лета. Абсолютная тишина в палате и отрадно голубая заплата неба, которую он видел в окне, внесли в душу успокоение.
      Полковник позвонил в горсправку и узнал номер телефона такси. Вызвал таксомотор и через десять минут ему перезвонили и назвали номер направленной в госпиталь машины.
      По-воровски озираясь, он вышел из палаты и мимо сидящих в коридоре больных, направился в сторону ванной комнаты. Из окна увидел машину такси и, не раздумывая, направился на выход. Он спустился по лестнице и оказался во дворе. В лицо пахнуло свежим теплом, в груди от избытка воздуха заныло, но это не было неприятным ощущением.
      Водитель, увидев пассажира в тапочках и больничном халате, понимающе улыбнулся и, сказав "самоволка святое дело", включил зажигание.
      Кулик выходя из машины, почти на ступенях Управления, столкнулся с майором Костиковым, только что покинувшим служебную машину. У майора, когда тот увидел своего шефа, округлились глаза и отвисла челюсть.
      -- Что с вами, Владимир Борисович?
      -- Со мной все в порядке. Идем ко мне, комментарии потом...
      Разговор соответствовал ситуации: Кулик хоть и выглядел в больничной одежде инородно за своим могучим столом, однако на его лице лежала печать большой озабоченности. И не только он был озабочен состоянием своего здоровья, это само собой, он еще каким-то шестым чувством ощущал подкрадывающуюся беду.
      В двух словах он посвятил майора в свои заботы и рассказал о визите прораба.
      -- А я как раз тоже с этим, -- нетерпеливо проговорил майор и потянулся к пачке "Беломора", хотя сам курил "Марлборо". -- Я только что имел разговор со своим агентом...между прочим, толковым мужиком, который рассказал мне одну любопытную историю. Его сосед работает мотористом в клубе парапланов... Так вот, два дня назад в этом клубе побывали двое мужиков и один из них, по словам того же соседа, кавказец, возможно, осетин или грузин. Другой русский...Словом, они сторговали там три параплана с моторчиками, сославшись на то, что сами хотят открыть свой бизнес и катать отдыхающих в Сочи. Но я знаю, что в Сочи таких стрекоз уже полным полно...Мне показалось это подозрительным и я встретился с тем мотористом.
      Кулик неважно себя чувствовал, однако сообщение заместителя, словно хорошая доза релаксатора, взбодрила его.
      -- И что сказал тебе тот моторист?
      -- Он дал мне подробное описание тех людей и номер машины. Между прочим, они приехали на фургоне "мерседесе", куда и загрузили парапланы. Но номера у него действительно были краснодарские...Я сейчас дам поручение связаться с ГИБДД Краснодарского края и запросить данные по этим номерным знакам. Во-вторых, мне кажется, надо этот "мерседес" поискать у нас, в Воронеже. Это не иголка, где-нибудь да засветится.
      -- Поддерживаю...И вот что еще, надо бы в нашем ТО хорошенько разобраться в технических характеристиках этих парапланов. То есть важно знать, где они могут быть применены...предположим, теми же террористами.
      -- Вот в том-то и дело, что по словам моториста, эти стрекозки могут садиться, фигурально выражаясь, на почтовую марку и с нее же взлетать. И грузоподъемность у них более ста килограммов.
      -- Тебе, Игорь, что-нибудь известно о подобном варианте?
      -- В России? Нет, ничего такого у нас не было. Возможно, за рубежом и зафиксированы такие случаи, когда парапланы применялись в террористических целях, но мне об этом ничего неизвестно.
      В кабинет вошел адъютант. Сказал, что звонил начальник госпиталя и уже выслана санитарная машина.
      -- Пусть немного подождет, -- нервно ответил Кулик и тоже закурил "Беломор".
      Адъютант вышел. В кабинете стояла тишина. Наконец, Кулик поднялся с кресла и протянул руку Костикову.
      -- Бери, Игорек, все на себя...Боюсь, я сегодня нестроевой. Идешь в правильном направлении, но ты обязательно свяжись с Москвой и нашим РУБОПом...У них есть задание Платонова все действия координировать с нами. Ну и само собой, ставь меня в известность буквально о любой мелочи...
      Из кабинета они вышли вдвоем. Встретившаяся им в коридоре старлей Федосеева, возглавляющая информационно-вычислительный отдел, была немало удивлена, увидев своего шефа в, мягко говоря, нетрадиционных одеждах...Она не смогла скрыть улыбки и Кулик, подойдя к ней, тихо сказал:
      -- Я, Верочка, уезжаю на бал-маскарад, а вы тут слушайтесь Игоря Эдуардовича, хорошо?
      После отъезда начальника УФСБ, Костиков собрал весь оперативный отдел и провел совещание. Потом состоялась летучка в техническом отделе, где речь шла о парапланах вообще и об использовании их в террористических целях...Примеры из зарубежного сыска были предоставлены информационно-вычислительным отделом.
      14. Воронеж. Бывшая армейская автобаза.
      Воропаев сидел на брошенной старой покрышке и курил. Он видел как группа приехавших людей оживленно о чем-то разговаривает. Из дверей казармы вышли Ахмадов и Вахтанг, осмотрели площадку и направились в сторону Воропаева. А он, скинув с сигареты пепел, безотчетно втирал его каблуком в глинистую, еще не высохшую после дождя землю. Настроение у него было хуже некуда: ночью опять приснился дом и школа. Мучительный был сон: как будто надо было сдавать экзамен за десятый класс, но он-то знал, что еще не закончил девятый. Учился в вечерней школе, но не закончил, взяли в армию. Приснилась Люська Гримм, в которую был влюблен весь класс вечерки -красивая, независимая бестия, но обзаведшаяся богатым любовником. Мужик был намного старше ее и к окончанию уроков приезжал за ней на представительном джипе с мощным, как у мамонта бивни, бампером. И глядя на этот отъезд, Воропаев глотал слюнки и чувствовал свою второстепенность в этом мире...
      ...Когда Ахмадов с Вахтангом подошли ближе, Воропаев поднялся. Понимал: просто так его не трогают, зачем-то понадобился.
      -- Ты чем сейчас занят, Алик? -- Обратился к нему Саид, хотя видел, что Воропаев не при деле.
      -- Перекур делаю. Оружие упаковано в схрон, маскировка в норме...
      -- Я проверял, работа отличная, -- сказал Вахтанг. -- Ты где, парень служил?
      -- В московском ОМОНе, а что?
      -- Саид говорил, что ты у русских был шофером.
      -- Был. И остаюсь им, прав меня никто не лишал.
      -- Вот и хорошо. У меня к тебе будет небольшая просьба -- махни в город и вернись оттуда с машиной.
      -- Угнать?
      -- Правильно понял.
      -- Но по мусульманским законам воровство самый большой грех. -- Он зырнул на Ахмадова. -- Или ты, Саид, отпускаешь мне фетву, дающую право воровать чужие машины?
      Саид зырнул на Воропаева своими отяжелевшими от бессонницы глазищами.
      -- Перестань, Алик, валять дурака. Колеса нужны для дела. У тебя получилось с трактором, получится и с машиной. Сойдет старый "жигуленок", а лучше "нива", у нее большая проходимость.
      Задание, конечно, не сложное и свидетельствующее о полном доверии. И этот факт усилил его раздражение. Однако, не подавая вида, он снял фуфайку, мокрую кепку и, положив их на покрышку, отправился в казарму. Там, где лежал его спальный мешок, находилась кожаная сумка, откуда он и достал ручную гранату. Взвесив ее на руке, он кинул гранату в брючный карман и надвинул на него подол старого свитера. В другой карман положил отвертку с маленькими плоскогубцами.
      До города он добирался тем же маршрутом автобуса, мимо стройки, где брал на прокат трактор, мимо банка, сверкающих витрин, каких-то офисов. В центре сошел с автобуса. Остановка так и называлась -- "Центр".
      Погода между тем прояснилась и он почувствовал как начинает потеть. Перешел на теневую сторону и, проходя мимо продуктового магазина, поймал себя на мысли, что нестерпимо хочется попить молока. Он зашел в универсам и вернулся оттуда с пакетом молока и вздобной булочкой. Перешел дорогу и в скверике обосновался на давно некрашеной лавке. За спиной у него возвышался кафедральный собор, по бокам -- уходила в перспективу аллея, густо обрамленная кустами сирени и жасмина. Лавки, тянувшиеся вдоль нее, были пусты и эта тихая безлюдность, видимо, настроила его на сентиментальный лад. Впервые за много месяцев он чувствовал себя абсолютно свободным, независимым человеком. Но когда вдруг на глаза ему попалась проезжающая мимо машина, кузов которой был заполнен орущими какую-то песню солдатами, что-то больно кольнуло его сознание. И повеяло отовсюду замогильным отчуждением, ибо он понимал -- кто он по отношению к этим солдатам и к самой жизни...
      Опустив руку в карман, он нащупал указательным пальцем стопорное кольцо и тихонечко потянул его в сторону. Однако кольцо не сдвинулось с места да ему этого пока и не нужно было. Это была, собственно, какая-то глупая прихоть.
      Воропаев поднялся и решительно пошел на выход. Перейдя дорогу и минуя собор, он оказался в огромном, со множеством аллей и детских колясок парке. Одна из асфальтовых дорожек вывела его к улочке, на которой, сверкая лаком и никелем, тянулся ряд припарковавшихся машин.
      Справа виднелась из красного гранита фигура Пушкина, прямо по курсу -светлое шестиэтажное здание и он, присмотревшись, прочитал на вывеске пугающее слово "Прокуратура". Вот тут, возле "законного дома", он и решил проблему с машиной. Это был далеко не новый "форд", водитель которого, посчитав, видимо, полную безопасность у дверей прокуратуры, вышел из автомобиля, не замкнув за собой дверь. Когда его полная коренастая фигура скрылась за дверью прокуратуры, Воропаев подошел к "фордику" и огляделся. Какая-то женщина, выйдя из магазина, что-то поправляла на себе, вдалеке шла пара молодых людей...Больше поблизости никого не было...
      Соединить проводку напрямую не составляло труда, единственное, что было нехорошо: слишком плотно были припаркованы машины и Воропаев, когда выезжал, крылом задел впереди стоявшую "хонду". Самым трудным оставалась дорога до базы, на который было как минимум два поста ГИБДД. И потому назад поехал в объезд, с другой стороны города, через пустырь, примыкающий к городской черте, где хаотично застыли недостроенные цеха нефтеперерабатывающего комплекса.
      К двум часам дня он уже был на базе, где машину тут же забрали люди Вахтанга. Для чего она им понадобилась, Воропаев узнает позже.
      Ему с Николеску дали задание -- набить ленты для гранатомета АГС-17. Гранаты были вывалены в земле, видно, только недавно извлеченные из схрона и потому, прежде чем втиснуть гранату в обойму, ее надо было как следует протереть ветошью, пропитанной бензином. Подошедший к ним Ходжаев, присев на корточки, наблюдал за ними и курил сигарету с какой-то дрянью. Лицо у Хаджиева смуглое, тощее проморщиненное, но зато он тщательно выбрит и не менее тщательно причесан. У него черная без единого седого волоска шевелюра и низкий лоб.
      -- Несете яички? -- улыбаясь, спросил Хаджиев и поковырял сгоревшей спичкой землю.-- Как твой живот, Николеску? Наверное, опять от страха поносишь?
      -- Не твоего ума дело. Посмотрим, как ты сам будешь бегать и орать, как ужаленная свинья: "Где патроны?! Где патроны?!" Чего в последнем бою орал, почему не запасся сам патронами?
      -- Потому что я много стреляю...
      -- В воздух -- конечно, хорошо шмаляешь.
      -- Нет, я много стреляю и много убиваю.
      Воропаев, вложив в коробку набитую гранатами ленту, тихо сказал Хаджиеву:
      -- Валил бы ты, чурек, со своим дермовым куревом куда-нибудь подальше.
      -- Что, Алик, не нравится, когда говорю, что много убиваю? -- ехидно прищурившись, спросил Хаджиев.-- Жалко своих?
      Он явно нарывался на скандал. Но Воропаев сдержался, он думал о другом. Думал о предстоящей заварушке. А то, что она скоро произойдет, он судил по количеству гранат, которыми им надо было оснастить четыре коробки-магазина. Он знал -- емкость ленты равняется двадцати девяти выстрелам. Должно быть, предстоит большой бой.
      Когда все четыре коробки были заполнены, они отнесли их в гараж и подняли на стеллаж, где стоял в раскорячку станковый гранатомет. От него несло смазкой, на стволе болтался кусок промасленного пергамента.
      Воропаев видел, как двое, в камуфляжной форме, что-то переносили из трейлера в багажник угнанного им "фордика", стоящего рядом со старым "москвичом"-каблучком. Его пригнал из города один из недавно прибывших на базу боевиков.
      Судя по напряженным позам людей, в пакетах был немалый груз. Подошедший Вахтанг нагнулся над нутром багажника и проверил поклажу. Увидев Воропаева, поманил его пальцем.
      -- Тебя зовут Алик? Поедешь вечером с ребятами...От тебя ничего не требуется, будешь крутить баранку и поможешь в нужном месте сгрузить это, -грузин рукой указал на багажник.
      -- Важный груз? -- спросил Олег.
      Вместо ответа:
      -- Номера у машины поменяешь и слушайся Резо.
      Резо -- один из тех двоих, кто загружал багажник "москвича"-каблучка. Видимо, тоже грузин. Лет двадцати, с глазами серны.
      -- Когда выезжать? -- спросил Воропаев, хотя знал -- такие вопросы здесь не поощряются.
      -- Тебе скажут, -- Вахтанг обнял за плечи Резо и они, перешептываясь, отошли от "фордика".
      Во дворе затрещал движок. Шла проверка моторов, которыми были оснащены парапланы. Выйдя из гаража, Воропаев увидел трех крылатых черных птиц, которые цугом стояли на площадке между казармой и гаражом. Возле них активничал Ахмадов с несколькими людьми из команды Вахтанга. Они вынесли из гаража три металлических ящика и стали привязывать ко второму сиденью, предназначенному для прогулочников. Воропаев, конечно, понимал, что это за ящики и какой мощности чушки там лежат. И глядя на них, вспомнил своего дядьку, который был чернобыльцем и который медленно умирал от белокровия. Вспомнился один эпизод: они ехали с ним в метро, когда дядьке стало плохо. Это наступало внезапно: теряя сознание, он повалился на пол, как подкошенный. И когда Олег впервые столкнулся с этим, увиденное его потрясло. И не только оттого, что он был беспомощен, растерян, но главное дядькино лицо поразило его своей мертвенной пепельностью. Точно с таким лицом он лежал в гробу и лишь ленточка на лбу была отличительным знаком смерти.
      К Олегу подошел Николеску и сказал, что пора обедать. Они залезли на крышу, где уже стоял часовой чеченец, и укрывшись за парапетом, развязали рюкзак. Но есть не хотелось. Воропаев поклевал немного тушенки и запил ее минеральной водой. Николеску наоборот, умял две банки консервов и полбуханки хлеба. И, видно, от старательности, с какой он поглощал пищу, на лбу у него высыпали бисеринки пота. Лицо крестьянина излучало покой и полное удовлетворение.
      -- Как ты, Олег, думаешь, будем сегодня кому-то кровянку пускать или в резерве отсидимся?
      -- Смотри, чтобы нам не пустили кровянку...Чего ты забыл у них? -Воропаев сигаретой указал в сторону сидящего на корячках часового чеченца.
      -- А ты?
      -- Что ж, правильно отвечаешь, старина...Сегодня действительно здесь что-то произойдет такое... и я не думаю, что мы с тобой еще когда-нибудь увидим своих мамочек.
      Николеску занервничал. Заерзал. Стал суетливо укладывать в вещмешок недоеденное. В спешке перевернул бутылку с минералкой, кое-как завязал мешок.
      -- Ты меня специально пугаешь? Да?
      -- Придурок, очнись ото сна. Сегодня ночью весь мир встанет на уши.
      -- Ты думаешь АЭС? Неужели они на это пойдут?
      --Уже идут, -- Воропаеву не хотелось смотреть Николеску, в глаза, в которых застыл первобытный ужас. -- Если останешься в живых, найди способ передать моей родне последний привет. Весь адрес называть не буду, все равно не запомнишь, просто напишешь письмо: Подмосковье, Ирине Петровне Воропаевой...Привет -- и все. Запомнишь?
      -- Да чего там запоминать -- Ирина Петровна, а Подмосковье одно. А мою маму зовут Софьей, поселок Каменки...в Молдавии, как раз на 48-й параллели находится...Напишешь, что я геройски погиб при выполнении задания государственной важности...Ей легче будет это пережить.
      -- Давай пока не будем помирать. Я тебе вот что скажу: если на тебе большой крови своих ребят нет, сматывайся отсюда, куда глаза глядят.
      Николеску набычился, желваки заходили шатунами.
      -- Крови-то нет, зато есть предательство. Когда меня взяли и стали бить, я раскололся, словно грецкий орех. Выдал дислокацию полка. Месторасположение штаба и всех огневых точек. Все секреты выложил...В ту же ночь чеченцы раздолбали весь полк...Кто мне это простит?
      -- Никто, но прежде всего ты сам не должен прощать себе подобное. Я тебя не учу, но сегодня кое-что произойдет такое, когда ты можешь снова почувствовать себя человеком. Понял?
      Молдаванин поднял голову, в глазах стояли слезы.
      -- Не знаю, но я постараюсь отмазаться.
      Он хотел еще что-то сказать, но к ним на крышу поднялся Саид Ахмадов. Очень внимательный и с крысиным чутьем. Воропаев пожалел, что разоткровенничался с Николеску. Однако Ахмадов, не подходя к ним, махнув рукой, сказал:
      -- Олег, спускайся, есть дело.
      Они прошли в гараж, где на капоте "форда" была разложена карта Воронежа, возле которой находились Вахтанг с двумя своими людьми.
      -- Подойди сюда, -- сказал он Воропаеву, -- будем совместно мозговать, куда припаркуем эту тачку, -- он постучал костяшками пальцев по капоту.
      Воропаев разглядел на карте городок Нововоронеж, расположенный на левом берегу Дона, рядом -- кубики АЭС. На них и застыл палец Вахтанга.
      А в чем проблема? -- спросил Олег, стараясь не смотреть на Вахтанга и вставшего рядом с ним Ахмадова.
      -- Как проехать через мост и остаться незамеченными? объяснил проблему Ахмадов.
      -- А что, тут один мост? Но вы не забудьте, что эта машина уже в розыске, поэтому нужно прежде всего иметь это в виду, -- Воропаев закурил.
      -- Это не проблема, ее сейчас ребята переоборудуют под частное такси, поставят на крышу фонарь с шашечками и сменят номера. Важно проскочить через реку...Подумай, Алик, ведь за рулем будешь ты...
      -- Тогда я и решаю: поедем через Каменный мост. Он находится в самом центре, движение там самое интенсивное, легче затеряться в потоке машин или спрятаться за каким-нибудь автобусом или дальнобойщиком...Проскочим, не боись... Только куда потом направляться?
      -- Вот сюда, -- черный от смазки палец Вахтанга уперся в водонапорную башню находящуюся между рекой и АЭС. -- С моста свернешь направо, съедешь по развязке на шоссе и по нему двигай в сторону Нововоронежа...
      -- Кто со мной поедет?
      -- Вот эти орлы, -- Ахмадов на шаг отступил в сторону, выпуская на первый план двух чернявых юношей. Среди них был молодой грузин с глазами серны, который днем укладывал в багажник "форда" какой-то груз. Второй человек столь же молод и сухощав, как Резо, только немного выше ростом. Его вьющиеся волосы давно, видимо, не соприкасались с расческой.
      -- Как тебя называть? -- обратился к нему Воропаев.
      -- Называй его Вано, -- влез в разговор Ахмадов. Явно шифровался.-- За старшего будет Резо...
      -- Стволы берем? -- не обращая внимания на реплику Саида, спросил Олег.
      -- Смешные слова говоришь, Алик, -- Вахтанг улыбнулся, хотя в глазах по-прежнему чернела холодная глубина.
      Возможно, еще что-нибудь сказал бы Вахтанг, если бы в этот момент не засигналила "Нокиа", антенна которой торчала у него из камуфляжа. Вытащив трубку, он отошел в сторону от "форда" и, хотя пытался говорить на пониженных тонах, Воропаев услышал что он говорил: "Михайло? Очень хорошо, что дал о себе знать. Люди доехали? -- Пауза, -- Прекрасно, теперь давай сверим часы...сейчас восемнадцать сорок... без двадцати семь. Ты меня слышишь? Начинаем, как договорились... Хорошо, привет Сталинграду..."
      Окончив разговор, Вахтанг вернулся к машине и тихо сказал Ахмадову: "Звонил из Волгограда Михайло, у него полный порядок с графиком..." И грузин, видимо, от удовлетворения потер руки, затем, расплывшись в улыбке, хлопнул по плечу Резо.
      -- Теперь от тебя, дорогой мой, будет зависеть попадем мы в десятку или нет...Все, разбегаемся! -- сказал Вахтанг, -- идите и готовьтесь к выезду. -- Посмотрел на часы: -- У вас еще есть время побриться, помыться, сходить в туалет, чтобы там не приспичило...
      В Воронеже в августе темнеет рано: в десять вечера уже довольно плотные сумерки легли на широко раскинувшийся город, который сверху напоминал беркута в полете. И река, делая на севере изгиб, в лунном свете походила на турецкий ятаган -- бритвенно острый и хищно изгибистый.
      Когда "фордик" уже оснащенный атрибутами частного такси, выезжал из ворот гаража, Ахмадов стоял во дворе и, жестикулируя, помогал Воропаеву развернуться на узкой полоске, свободной от изготовившихся к полету парапланов.
      Они напоминали черных, таинственных птиц из юрского периода. Возле одной из них Воропаев заметил Николеску, который взглядом провожал выезжающий "фордик" и когда машина сравнялась с молдаванином, тот стертым движением руки помахал на прощанье Олегу. И странное дело, от этого невыразительного участия по сути чужого человека, на душе Воропаева потеплело и не такими отчужденными казались воронежские сумерки.
      Они ехали по далекой окраине города, потушив зеленый огонек на ветровом стекле, но несмотря на это, дважды их пытались остановить прохожие, приняв за настоящее такси. Перед Каменным мостом скопилось несколько машин, среди которых тревожно трепетали синие просверки милицейского транспорта. Авария, какой-то лихой джип не вписался в поворот и почти снес фонарный столб. И эта чья-то неприятность была им на руку, никто не обратил внимания на неприметное такси с несколько осевшим задком. Они проскочили мост и свернули на съезд, пологой дугой уходящий под мост и выбегающей на набережную реки.
      Со стороны город выглядел потускневшим, как будто кто-то притушил половину его огней, а близкий контур, отделяющий Воронеж от реки, вообще напоминал траурную ленту. Настолько черна была эта часть набережной.
      Шоссе повернуло направо и "фордик" на приличной скорости направился в южном направлении. Ехали молча, лишь младший Вано несколько раз принимался кашлять, видно, смена климата не прошла для него даром. И уже подъезжая к Нововоронежу, Резо разродился нейтральной констатацией:
      -- Ты, Алик, едешь так, как будто по этим дорогам мотался всю жизнь.
      Однако Воропаев промолчал. Он думал о Подмосковье.
      А впереди, в метрах в восьмистах, засветились красные огни -габаритные обозначения водонапорной башни. По высоте она была никак не меньше ростом двенадцатиэтажного дома. Именно в ее чреве день и ночь трудятся мощные насосы, подавая воду не только в городские сети, но и на Нововоронежскую АЭС.
      -- Вот она красавица, -- почти без акцента сказал Резо, сидящий рядом с Воропаевым. -- Слышь, Алик, подъедешь со стороны реки...
      С приближением к башне, нервы у Воропаева начали вибрировать: ему подумалось, что он близок к разгадке этой поездки. Это же элементарно, думал он, взрыв, который они намереваются произвести, катастрофически нарушит работу насосов, в чем Воропаев ни на секунду не сомневался, и тем самым исключит подачу воды, поступающей на охлаждение ректоров АЭС. А без воды -перегрев, неуправляемая реакция и -- еще один Чернобыль. Черт возьми, это же будет пострашнее Чернобыля, потому что там взорвался один реактор, а тут это может произойти сразу с пятью.
      Что-то захолодило руки Воропаева, которые лежали на баранке и отяжелило ноги, двигающие педалями, сухота объяла гортань. Он старался не выдать себя, ибо знал: любое сомнение в том, что они собираются совершить, моментально кончится пулей в затылок. Ему даже почудилось, что сзади, где сидел молчаливый Вано, клацнул взвод пистолета.
      Но когда они подъехали к башне, Воропаев увидел вокруг нее высокий каменный забор, а слева, под двумя фонарями, железные кованые ворота.
      -- Ну и что дальше? -- спросил он. -- Будем таранить эту китайскую стену?
      -- Подай немного влево, к реке, -- сказал Резо и обернулся к заднему сиденью. И что-то по-грузински сказал сидящему там Вано, чего Олег разобрать, конечно, не мог. Вдоль забора они сместились ближе к реке и встали под П-образным вертикальным отводом трубы, соединяющей реку с водонапорной башней. И он подумал: "Вот это, наверно, то самое место, которое им нужно, а не сама башня...Забор воды...Если заткнуть ему "рот", все пойдет прахом и станет неуправляемым".
      Из машины первым вышел Резо и Воропаев через зеркало заднего вида видел, как он подошел к багажнику, открыл его и внаклонку начал что-то там колдовать. Негромко звякнула дверца и из машины вылез Вано.
      Однако Воропаев в темноте не заметил, что трубы водозабора были отгорожены металлической сеткой, в которой сейчас пытался сделать проход Вано и которому помешал вырвавшийся откуда-то из глубины запретной территории лучик карманного фонаря. Через форточку, Олег услышал предостерегающий окрик "Стой, кто идет? Буду стрелять..." И, видимо, тот, кто был с фонарем вознамерился всерьез привести свою угрозу в действие, ибо все услышали как человек передернул затвор автомата...И, возможно, события того вечера развивались бы совершенно по другому сценарию, не окажись Резо проворнее постового: он вытянул из-за пазухи "Глок" с навинченным на ствол глушителем и дважды выстрелил на голос сторожа. И тут же лучик фонарика беспорядочно заметался, прочертил дугу и, упав на землю вместе с хозяином, замер. В его свете отчетливо проглядывала рука, в которой судорожно было сжато цевье видавшего виды автомата.
      "Сволочи," -- сказал себе Воропаев и каким-то инстинктивным движением руки, нащупал пистолет, который он держал во внутреннем кармане куртки. Вытащил и положил его на колени. Большой палец елозил по флажку предохранителя. "А зачем тогда им нужны парапланы? -- Еще один вопрос задал себе Олег, -- если тут рванет, все остальное перебор..." Однако ответа на этот вопрос у него не было. А не было потому, что он не знал, какой вероломный вариант хотели осуществить его собраться по банде. Тем более, планировка операции проводилась не в Воронеже, на бывшей воинской автобазе, а в одной из пещер квадрата Е-9, где в полном цивилизованном комфорте пребывали Барс, его верные Тайпан с Гараевым, их серый кардинал пуштунец Ахмад Садыров и прилетевший на три часа сам Эмир. По существу, это он настоял на атаке на Нововоронежскую АЭС, поскольку она находится почти в центре европейской части России, и угроза взорвать ее была бы зловещим жупелом для всей Европы. И размахивая эти жупелом, он мог бы потребовать от любого государства мира выполнения всех своих условий. От незамедлительного прекращения войны в Чечне и вывода из нее войск федералов до сдачи Иерусалима палестинцам и освобождения тех, кто был осужден в США за взрыв в международном торговом Центре...Эмир, конечно же, шел ва-банк и потому при разработке терактов остановился на Воронежском варианте: отвлечь силовые структуры двумя мощными взрывами -- уничтожением центральной электроподстанции, находящейся на правом берегу Дона и главного водозабора -- на левом берегу. Где сейчас в раздумье и находился Воропаев, и о чем он, разумеется, знать не мог.
      Он видел, как к упавшему на землю фонарику подошел Резо и каблуком ботинка вдавил его в землю, однако фонарик продолжал светить. Грузин нагнулся и, подняв его, несколько раз ударил рефлектором о пистолет, который он держал в руках.
      Когда проезд в сетке был сделан, к машине подошел Резо и велел Олегу заезжать на территорию водозабора и встать под П-образным отводом. Воропаев несколько секунд медлил, понимая, что такая задержка может стоить ему крови. Но ему не хватало какой-то малости, чтобы свести в своих думах концы с концами. Нажав на газ, он осторожно стронулся с места и направился туда, куда пятился силуэт Резо, указывая дорогу. Вано нигде не было видно.
      Когда Воропаев остановился и заглушил мотор, почувствовал сумасшедший бег своего сердца. Оно раньше его объявило тревогу.
      Машину слегка качнуло и в зеркале он увидел поднятую крышку багажника. Он хотел выйти из машины, но в этот момент что-то замаячило слева у форточки и он услышал звук, который нельзя спутать ни с каким другим звуком на свете -- это был металлический взвод пистолета. Холод обдал Воропаева, его большой палец отжал предохранитель, а ствол своего "стечкина " он почти вдавил в мягкую обивку дверцы. Когда хищная округлость глушителя приблизилась к самой форточке, Олег начал стрелять. Три пули он выпустил через дверцу, затем подняв ствол и согнув кисть руки книзу, через форточку сделал еще несколько выстрелов. Но он знал, кого бы он там ни уложил, где-то рядом живет и ждет мести еще один человек. Воропаев, отмахнув дверцу, ничком упал на землю. И в этот момент по машине, со стороны багажника, прошла горячая волна автоматной очереди. Стекла обвалом рухнули на капот и на сиденья "фордика", но для Воропаева это уже было неважно. Его левая рука, которой он упирался о землю, почувствовала клейкую, теплую оболочку, в ноздри шибанул запах крови. Рядом бугрилось человеческое тело, в котором что-то еще жило и умирающе клокотало.
      Олег перекатился от машины в сторону водозабора и занял позицию. Его руки были как две натянутые струны: в них он зажал пистолет, прислушиваясь к каждому шороху. Глаза, привыкающие к темноте, уже различали контур машины, и маленький отблеск на одной из фар -- видимо, далекие огоньки добежали до этого кровавого места.
      Но то, что произошло дальше, напоминало кадры из какого-нибудь пошлого боевика: на правом берегу реки вдруг поднялся огромный столб пламени, за которым последовал гигантский взрыв. Олег понял: взорвался "Москвич"-каблучок, машина-торпеда, которую он видел в гараже автобазы.
      Город целиком погрузился в кромешную тьму. Возможно, взорвали электроподстанцию или опоры ЛЭП...
      Он лежал и до рези в глазах вглядывался в темноту, где копной застыл "фордик", за которым, возможно, скрывался тот, кто хочет его изрешетить из автомата. И легкий металлический звук поколебал тишину и звук этот исходил от заднего правого колеса машины. Возможно, тот, кто там находился неосторожно задел автоматом корпус "фордика". Воропаев протянул в сторону руку, нащупал небольшой ком слежавшейся глины и бросил его в сторону машины. И, видимо, попал в нее потому что в то же мгновение раздалась еще одна очередь, трассер которой исходил не от самой машины, а из точки, удаленной от "фордика" на десять-пятнадцать метров.
      Олег приподнялся и прицелился в то место, откуда только что выпархивали смертоносные светлячки. Трижды выстрелив, он перекатился за трубу и ждал ответного огня. Но вместо него, он услышал стон. Наверное, тот, кто стрелял ранен, а может, это хитрость, подумал Воропаев, уловка? Поэтому он не спешил: выждал и потихоньку стал подползать к машине. Он уже был в трех шагах от нее, когда по нему полыхнуло пламя и он, вжавшись в землю, с дрожью в теле ждал последнего смертельного укола. Но пули прошли поверху, обдав его горячими пороховыми дымами. И снова раздались стоны, но теперь более затяжные, несдерживаемые...Воропаев перекатился от машины и стал ее огибать. Крадучись, по-кошачьи пластаясь по земле, он приблизился к тому месту, откуда исходили стоны.
      Он не стал добивать умирающего человека, который ничком лежал на отсыревшей от росы траве. Он только вытащил из-под него автомат и фонарем посветил на лежащего. Это был Вано, его курчавая голова находилась в луже крови, которая натекла из рукава его десантной куртки.
      Воропаев перевернул Вано и отстегнул от его пояса гранату, а из-под полы извлек небольшой пистолетик ПСС, предназначенный для бесшумной и беспламенной стрельбы. Из кармана брюк вытащил мобильник.
      -- Вано, зачем вы хотели меня убить? -- наклонившись к грузину, тихо спросил Воропаев.
      Вано скривил рот, видимо, хотел что-то сказать, но силы были на исходе. Олег ждал, ему важно было знать, кто приговорил его...
      -- Кто приказал вам меня убрать?
      Губы Вано с трудом отклеились одна от другой и он еле слышно изрек:
      -- Саи...Саид Ахмадов... Велел взорвать тебя вместе с машиной...
      Голова Вано откинулась набок, изо рта выпорхнул сукровичный пузырь, из левого глаза скатилась капелька влаги...Судорога прошла по его ногам и все -- душа его отлетела.
      Воропаев взял его руку и пытался прощупать пульс, но его не было. Он поднялся и пошел к машине. Резо лежал возле переднего крыла и тоже был мертв.
      Когда Воропаев открыл багажник и посветил фонарем, глаза его полезли на лоб. Под пледом лежало сотни две тротиловых шашек, завернутых в серую грубую бумагу. Но не это его удивило и едва не сбило с катушек -- под вторым слоем взрывчатки зелеными циферками высвечивался таймер. Воропаев взглянул на свои часы и сравнил расположение стрелок с тем, что увидел на табло взрывателя. Разница в две с половиной минуты...
      На раздумье не было времени и он, чертыхаясь, стал заводить "фордик", на ощупь соединяя обнаженную проводку. Подал машину назад и, не разворачиваясь, докатил до ступенек, которые с набережной сбегали к реке. Сделал небольшую дугу и, направив машину в самый створ спуска, выскочил из "фордика" и побежал от реки в кромешную темень. Напоролся на какой-то строительный хлам, упал и, закрыв голову руками, стал считать...Он слышал всплеск, урчанье водоворота, в который уходил "фордик", слышал оглушительную тишину, и когда досчитал до тридцати четырех, все вокруг него сдвинулось, завибрировало и ему казалось, что земля сорвалась со своей оси и спасенья уже не будет...Огромный фонтан воды взвился над Доном и тяжело вернулся в свое лоно.
      "Полдела сделано", -- неизвестно кому доложил Олег и вытащил из кармана "моторолу". Он опять зажег фонарик и трясущимися от напряжения пальцами нажал на 02. Ему ответил грубый голос и когда Воропаев сказал в трубку, что скоро может начаться захват и подрыв АЭС, его послали куда подальше. Дежурный УВД, задерганный звонками, связанными со взрывами в городе, и чехардой, которая творилась в Управлении, вышел их себя, что говорило о его непрофессионализме. Но поскольку Воропаев не отключался, на другом конце связи переиначили и уже другой голос, с нормальными модуляциями, негромко сказал: "Если у вас, действительно, есть для нас полезная информация, говорите и не тяните время." "С кем я говорю?" -- спросил Воропаев. "С майором Ковалевым и мне тоже хотелось бы узнать ваше имя..." "Запоминайте: вам звонит бывший боец московского ОМОНа Воропаев Олег Александрович, которого восемь месяцев назад похитили в Чечне...А сейчас я вместе с бандой Саида Ахмадова в вашем городе и должен был,..-- голос у него сорвался, -должен был взорвать водозабор, но в последний момент передумал и вышел из игры. Тех, кто не захотел последовать моему примеру, можете найти у водозабора, они там отдыхают..." "Олег, только не кладите трубку"...-- голос майора Ковалева загустел, в нем слышались умолительные нотки и адское нетерпение. "Я почти все вам сказал...разве что не упомянул о парапланах, на которых смертники предпримут сейчас налет на АЭС... Майор, если вы знаете, где раньше была армейская автобаза, вы все свои проблемы решите одним махом...У меня к вам личная просьба..." "Я слушаю, говорите". "Если попаду к вам в руки, прошу об одном: поместите в одиночную камеру, мне никого не хочется видеть..." "Олег, где вы? Я, майор Ковалев, даю вам слово офицера разобраться по совести, вы можете мне доверять..."
      Но для Воропаева эти слова были лишней, необязательной риторикой и он отключил связь...
      15. Воронеж защищается.
      ...Когда Костиков услышал от дежурного майора УВД Ковалева о звонке "омоновца Воропаева", началась бешенная раскрутка ситуации. Слово "парапланы", о которых говорил Воропаев, и о чем Костикову нашептал его агент, поставило все на свои места. Конечно же, речь шла о готовящемся беспрецедентном террористическом акте.
      Костиков, прежде чем связаться с Москвой, вызвал к себе старшего лейтенанта информационно-вычислительного отдела Лену Федосееву и дал задание -- в течение пяти минут представить ему дислокацию бывшей армейской автобазы. И действительно, буквально через шесть минут на его стол легли данные о бывших воинских объектах, среди которых значились три автобазы. Но какая из них является сейчас очагом опасности? Чтобы не гадать, он связался с командиром вертолетчиков и обозначил точки, где необходимо незамедлительно произвести аэрофотосъемку.
      В кабинет вошел адъютант и доложил, что в приемной ждет командир оперативно-штурмовой группы Титов.
      -- Немедленно его сюда! -- Костиков подошел к стене и отдернул шторку, закрывавшую карту Воронежской области.
      -- Вот и наступил этот час "Ч", о котором мы с тобой так много и нудно внушали своим людям, -- Костиков пальцем обвел контуры АЭС, затем показал места расположения трех объектов, на одном из которых, возможно, сосредоточились террористы. -- Твоя группа готова?
      -- Как обычно, готовность номер один. Но куда бежать, Игорь Эдуардович?
      -- Об этом не беспокойся...Где твои орлы?
      -- Здесь внизу, во дворе Управления.
      -- Тогда гоним, у нас нет времени на дебаты.
      Из ворот Управления они выехали на штабном "мерседесе", следом за ними выкатился "урал"-фургон, в котором находилось двадцать спецназовцев. Впереди маячили два уазика с разведкой.
      Город лежал во тьме, лишь фары редких встречных машин выхватывали из нее отдельные участки улиц, которые тут же снова погружались в темень.
      -- Шеф знает о ЧП? -- спросил у Костикова Титов.
      -- А какой смысл ему докладывать? У него инфаркт, от таких известий можно Богу душу отдать.
      -- Как по-твоему, кому надо было заваривать этот судный день?
      -- Если информация верна, во главе банды стоит некто Саид Ахмадов. Приближенный к Барсу человек. Именно эта сволочь в 1995 году уничтожила роту спецназа юстиции.
      -- Под Ведено, что ли?
      -- В том районе, в ущелье.
      Из машины Костиков попросил поддержки у РУБОПа -- занять дислокацию по периметру АЭС. И отправить группу к водозабору, выяснить обстановку. Если слова Воропаева подтвердятся по этому пункту, значит, парень знает, что говорит.
      Когда они подъезжали к мосту через Воронеж, запищала рация. На связи была Федосеева. Сообщила: из информационного Центра МВД России, куда она обратилась с запросом, ответили, что, действительно, в Чечне несколько месяцев назад пропал без вести омоновец Олег Воропаев, о котором пока ничего не известно. Однако самое важное, но и самое тревожное сообщение пришло от вертолетчиков: на бывшей воинской автобазе, которая находится на территории совхоза "Заря", наблюдается необычные приготовления. На площадке между двумя зданиями тепловизором зафиксированы предметы, напоминающие парапланы, на крыше хорошо просматривается человек, вооруженный автоматом, возможно, это часовой...Других людей не обнаружено...
      Костиков, пока слушал доклады, вспотел. Не возвращая трубку на место, обратился к водителю:
      -- Витя, все меняется, рули сейчас за город...-- И к Титову: -- Они, вероятно, на бывшей автобазе, в районе совхоза "Заря"...-- И снова поднес трубку к уху: -- "Первый" вызывает "магнолию"...Слышь, Санек, маршрут меняется -- совхоз "Заря", одиннадцатый километр...На развилке подашь в лесополосу и проведи разведку на ближайших подступах к базе...Нет, никаких огневых контактов, мы должны их если не спеленать, то хорошенько зажарить им яйца...
      Это был разговор с командиром разведки, находящемся в первой машине.
      -- Витя, тормозни, -- попросил Титов. -- Я пересяду в "урал".
      "Мерседес" просигналил сзади двигающемуся крытому "уралу", и Титов, бросив "будем держать связь", вылез из машины. В "мерседесе", кроме шофера, остались два спецназовца и адъютант, к которому и обратился Костиков.
      -- Если, действительно, на крыше человек с оружием, значит, мы едем не зря, но я не думаю, что они настолько благодушны, что в такой тьме надеются на бдительность одного человека...
      -- Конечно, нет. Там, небось, на каждой березе висит по фугасу, и за каждым деревом сидит снайпер с оптическим прицелом ночного видения.
      Костиков снова связался с разведкой.
      -- "Магнолия" это первый...Пожалуйста, смотрите в оба, там могут быть груши и тирольские стрелки. Поняли? Где вы сейчас? -- спросил Костиков.-Подъезжаете? Желаю удачи, действуйте...
      Когда на душе тревожно, когда впереди неизвестность и перспектива нарваться на засаду, время бежит очень быстро. Пятнадцать минут, которые они затратили на дорогу, пролетели как одна минута. Вот уже и указатель, на котором в свете фар легко считывается слово "Совхоз "Заря". Значит осталось до базы не более пяти километров. Проехав еще пару километров, они остановились. Подождали "Урал". Разговор с Титовым был короткий: его спецназовцы делятся на три группы и берут в кольцо базу.
      Тут же, в фургоне, они развернули крупномасштабную карту и определились, кто на какой позиции будет находиться к моменту штурма. А знать о начале операции даст Костиков, выпустив красную ракету. Еще договорились, что стрелять только трассирующими, чтобы обозначить свои позиции и не перестрелять друг друга.
      -- Конечно, мы не знаем, сколько там рыл, но желательно всех взять живьем...Если не удастся -- уничтожать без сожаления, -- Костиков волновался. Он обернулся к Титову и обнял его, -- Береги себя, старик, и помни, что, возможно, сегодня ты делаешь мировую историю.
      -- Не преувеличивай, Игорек, это будет обыкновенная дрючка бандитов...
      Стоящий рядом сержант спецназовец попросил у Костикова разрешения обратиться к своему командиру. Получив его, подошел к карте.
      Сержант:
      -- Резервный боезапас...патроны, гранаты, гранатометы будут в этом квадрате...Это в метрах трестах от объекта, северная точка. Вихров! -позвал кого-то сержант. К нему подошел высоченный спецназовец в маске. -Костя, возьми трех человек и скомплектуй запасец. И заодно прихвати с собой двадцать сан-пакетов.
      Из-за фургона появился адъютант Костикова и сказал, что его вызывают по рации.
      Докладывал старший опергруппы, посланной на вертолете в район водозабора. Выслушав его, майор мысленно поблагодарил неизвестного ему Воропаева: опергруппа обнаружила на берегу Воронежа тела двух неизвестных в камуфляже. Люди с южным загаром или "пиковая масть". При себе у них ничего, кроме запасных пистолетных обойм, маленького зеркальца и пачки сигарет, не было...
      Из "мерседеса" Костиков видел смутные движения бойцов, спрыгивающих из фургона на землю. Они очень напоминали тени в мире теней, которые лишь на миг проявившись, сливаются с мраком, тонут в ночном тумане.
      Костиков, взяв с заднего сиденья автомат и подсумок с магазинами, тоже вышел из машины, за ним -- адъютант. Но прежде чем захлопнуть дверцу, тот сказал водителю: "Витя, отправляйся в Управление и жди звонка". Офицер связи вместе с радистом и тремя десантниками остались в фургоне. Несколько бойцов заняли круговую оборону...
      Через минуту штабная машина направились в обратную сторону, в кромешную тьму, в которой жил своей тревожной жизнью большой российский город по имени реки -- Воронеж.
      16. Москва. Ночное совещание в резиденции Путина.
      Информация из Воронежа пошла по двум каналам -- в ФСБ РФ и Платонову. Последний тут же связался с Патрушевым, с которым согласовал свои действия. По экстренной связи снесся с адъютантом президента и попросили соединить их с Путиным.
      Президент еще не спал. Он досматривал информационную программу "Вести", в которой выступали два губернатора -- Аяцков и Руцкой. Речь шла об укреплении вертикали власти и его поразила чудовищная невежественность саратовского главы. Когда корреспондент задал вопрос о государственной символике и, в частности, о российском гимне, тот в своих рассуждениях трижды, как чумной, вместо слово "триколор" повторял бессмыслицу -"трикол"...Корреспондент один раз его поправил, второй, но когда Аяцков, восхваляя достоинства старого советского гимна, сказал , что он написан на слова Александрова, Путин выключил телевизор. Его натура, стремящаяся к ясности и точности выражений, вынести такого безобразия не могла. Он только подумал: "И такие... -- он не нашел подходящего определения, -- управляют целыми областями, миллионами людей..." Но подумав так, он устыдился, ибо понимал, какую роль эта губерния и ее глава играют в общем "каталоге" российских регионов. Далеко не последнюю роль...
      Он был в ванне, когда раздался звонок. К телефону подошла Людмила, она тоже не спала, на кухне по телевизору досматривала бразильский сериал. Она принесла трубку в ванну и, он, вытерев руки о висящее на сушилке полотенце, взял трубку...Какие-то нехорошие токи исходили от нее и, когда он услышал голос Платонова, сказал себе: "В такую позднь просто так не тревожат президента".
      Разговор был короткий: глава антитеррористического Центра сообщил о нависшей угрозе над Нововоронежской АЭС со стороны террористов...
      Президент так и не успел принять холодный душ...
      ...В ворота резиденции с небольшими интервалами стали въезжать машины силовиков, министра обороны и членов Совета безопасности, главы МЧС Сергея Шойгу, заместителя министра атомной энергетики и других лиц. Сам секретарь Совета безопасности Сергей Иванов перед этим находился на дне рождения своего друга и потому, когда он зашел в помещение, все отчетливо почувствовали винно-гастрономические запахи, на чем, впрочем, никто не заострил внимания.
      Многие были одеты не по протоколу: например, министр МВД Рушайло приехал в спортивном костюме, а министр обороны, у которого было сонное выражения лица, в генеральских брюках и в мягком свитере...
      Первым выступил Патрушев: рассказал о том, что ему сообщили из Воронежа его подчиненные.
      Выслушав его, Путин пессимистично бросил: "Все-таки мы проморгали, дали бандитам возможность изготовиться к прыжку..." Это выражение не было свойственно президенту, но оно как никакое другое соответствовало ситуации.
      Патрушев однако прибыл не с пустыми руками. Рассказал о розе ветров, которая в настоящий момент доминирует над Воронежем, и что в случае взрыва реакторов и выброса радиации, ее начнет сносить на северо-запад, в сторону Смоленской и Витебской областей...Скорость ветра четыре метра в секунду. Воронеж погружен во тьму, но несмотря на это, все службы города приведены в готовность номер один...
      Столь бодрый доклад главы ФСБ вызвал раздражение у президента и он, не скрывая этого, резко спросил:
      -- А время? Сколько его у нас осталось -- час, два, сутки или счет идет на минуты?
      -- К сожалению, этого пока мы не знаем, -- Платонов отвлек внимание главы государства на себя. -- Известно место дислокации...вероятность довольно большая, что именно с бывшей армейской автобазы они выдвинуться к АЭС, причем не исключается, что это будет воздушный налет. Но я думаю, времени у нас нет. Не хочу быть пророком конца света, но вполне возможно, что сегодня ночью...
      В разговор вмешался главком ВВС Корнуков:
      -- Если речь идет о мотопарапланах, то каждый из них может взять на себя от силы сто килограммов взрывчатки...Судя по аэроразведке, о которой нам рассказал Патрушев, на этой базе сосредоточено три параплана...Ну хорошо, допустим, пятьсот килограммов тротила они смогут поднять в воздух и допустим самое страшное -- смогут его сбросить на реакторы...-- Корнуков посмотрел в сторону заместителя главы атомной энергетики. -- Однако о прочности реакторов АЭС не мне судить...
      С места поднялся зам главного атомщика. Седовласый человек, с кое-как зачесанными на пробор волосами. Тоже одет не " по форме", звонок его буквально вытащил из постели и потому в спешке и нервотрепке он прибыл в резиденцию в пижаме и домашних тапочках.
      -- Резерв прочности несущих конструкций, -- он провел по лицу ладонью, словно снимая остатки сна, -- вполне достаточен для того, чтобы выдержать падение тяжелого бомбардировщика. Но я боюсь, чтобы это не было какой-то хитростью со стороны возможных террористов, ведь кроме самих реакторов на АЭС много дополнительных конструкций, которые весьма уязвимы...
      -- Например? -- Путин взглядом как бы торопил атомщика с ответом.
      -- Это наши резервные электроподстанции, насосная, гидросистема, фрагменты которой не все проходят на безопасной глубине...И еще вопрос: по договору с МАГАТЭ, о каждом инциденте мы должны сообщать в его штаб-квартиру...
      -- Это мы потом обсудим. Сперва надо самим как следует уяснить ситуацию, -- президенту слова атомщика явно были неприятны.
      Он дал каждому собравшемуся в этот беспокойный вечер по полминуте для подведения итога. Маршал Сергеев, тоже еще находящийся в инертном состоянии, сказал семь слов: "Я могу выслать в Воронеж бригаду ВДВ..." Рушайло заверил президента, что РУБОП по согласованию с ФСБ и антитеррористическим Центром уже задействован в обеспечении охраны атомных объектов, и в том числе. Нововоронежской АЭС.
      С места поднялся Платонов:
      -- Товарищ президент, я должен покинуть совещание, меня в Быково ждет самолет.
      -- И меня тоже, -- с места поднялся Шойгу, собирая со стола бумаги.
      -- Держите меня в курсе, -- бросил им вслед Путин и перевел взгляд на Патрушева.
      Директор ФСБ тоже был лаконичен:
      -- Мы сделаем все возможное, чтобы отвести беду, -- он хотел было рассказать, какая напасть свалилась на воронежское УФСБ с внезапной болезнью его начальника, но в последнюю минуту сдержался. Понимал, жалобы в столь критическую минуту были бы более чем неуместны.
      Однако лапидарная констатация президента не удовлетворила.
      -- Меня интересуют конкретные ваши действия, -- сказал он.
      -- Мой адъютант сейчас на связи с воронежскими товарищами...Одну минутку... -- Патрушев поднялся и вышел в приемную. Вернулся с молодым подполковником. -- Геннадий Алексеевич, доложите о последней информации из Воронежа, -- обратился он к адъютанту.
      И адъютант сжато и ясно доложил, что опергруппа УФСБ блокировала бывшую автобазу, где сосредоточены боевики, и вскоре приступит к зачистке. И подчеркнул: товарищ Кулик в больнице, у него инфаркт, но его замещает боевой офицер майор Костиков, который тоже находится в составе этой группы. Он заверил, что ситуация находится под контролем...
      Президент что-то записал на листке, лежащим перед ним.
      -- А что у нас с Волгоградом? -- вдруг спросил Путин, глядя по обыкновению на сложенные перед ним крест на крест ладони. Это его манера, когда идет крутой разговор при широком круге присутствующих, он старается не смотреть ни на кого в отдельности, но только до той поры, когда начинает озвучиваться ответ.
      Реплика Патрушева.
      -- Этим делом занимается следственный отдел УВД Волгограда. Разумеется, вместе с нашим Управлением.
      Взгляд президента лег на Рушайло. А тот уже и сам поднимался с места.
      -- Да, следствие проходит по линии МВД, хотя все оперативные мероприятия скоординированы с УФСБ. Уже обозначены фигуранты и сейчас ведется поиск человека, напрямую задействованного в готовящемся теракте. Вопрос нескольких часов. Слава Богу, Волгоград не Воронеж...
      Все поняли, за что глава МВД воздавал хвалу Богу -- в Волгограде не было столь чудовищно опасного объекта как АЭС...
      -- Плохо, господа офицеры! Ничего конкретного ни по одному направлению вы мне не сообщили. Все кругом да около...Но учтите, если мы проморгаем захват АЭС или еще какого-то крупного объекта, народ нам этого не простит. Мы станем посмешищем для газет, а защищать законность, а тем более проводить реформы в карикатурно представленном виде нам будем невозможно... Все, можете быть свободны.
      Когда силовики покинули резиденцию, Путин через своего адъютанта вызвал на связь Воронеж. Ему нужна была информация из первых рук и потому первым на проводе оказался Костиков.
      17. Волгоград. Сбор террористов.
      Когда уже начало темнеть, когда приовражье и дальние редкие опушки стали обволакиваться клочьями тумана, во двор вошли двое человек. Сергей в это время сидел на чурбачке и курил. При виде гостей он панически вскочил и заметался по двору. Подбежал к открытой двери в горницу и как-то пискливо крикнул: "Эй, Михайло, тут пришли...Слышь посторонние люди..."
      Однако это были далеко не посторонние. Выйдя на крыльцо и увидев гостей, Михайло криво ухмыльнулся, спустился к ним и обнял того, который был в сером пиджаке и джинсах и с большой кожаной сумкой в руках. Чернявый, с коротко подстриженными волосами.
      -- Привет, Булдин, -- сказал Михайло и пожал гостю руку. -- А это кто? -- он зырнул на второго, практически безусого юнца, на котором нескладно висела старая кожаная тужурка.
      -- Ваха, скутерист. Сегодня у него смертельный номер, -- сказал Булдин.
      -- Ахмадов об этом ничего не балакал...
      -- А когда ты с ним в последний раз говорил?
      -- Да только что, полчаса назад, он мни дзеленькал.
      -- Звонил, что ли? По телефону всего не скажешь.
      Юный гость стоял в нерешительности, поддерживая правой рукой, что-то скрытое под курткой. В какой-то момент, видимо, отвлекшись, отжал руку и на землю упал короткоствольный автомат АК-105. Парень засмущался, нагнулся, желая как можно быстрее исправить промах, и в это время у него из-за пазухи выпала осколочная ручная граната.
      Булдин по-чеченски прикрикнул на него и юнец, вконец засмущавшись, стал суетливо поднимать с земли оружие. Тонкими пальцами смахнул с автомата сухую серую пыль, а гранату, словно яблоко, протер о полу куртки и засунул во внутренний карман.
      -- Ничего, обтешется, -- сказал Булдин и протянул Михайло пачку денег. -- Здесь три тысячи долларов, аванс за работу...Когда выходим?
      -- Если ничего не изменится, выедим в два тридцать ночи...А на чем вы сюда добирались? -- вопрос Михайло хоть и был задан спокойным тоном, однако Сергей в нем уловил подозрительные нотки.
      Булдин замешкался с ответом. Михайло не поленился и вновь спросил о том же.
      -- Я говорю, добирались на чем?
      Вместо Булдина ответил его молодой напарник.
      -- На лошади. Один колхозник до перекрестка подвез.
      В голове у Михайлы от такой информации шарики в голове застучали с удвоенной силой. "Значит, -- подумал он, -- эти смоленые курвы наследили?"
      -- Ладно, -- сказал он Булдину, -- можете пройти в горницу, там дви канапки.
      Гости вошли в дом и Булдин, достав из сумки пистолет "ПМ" и гранату, положил их на коврик рядом с диваном. Не снимая пиджака, улегся на диван, вскинув ноги на лакированные, старинной конфигурации подлокотники. Ваха сел у стола и грохнул на него автомат. Сказал что-то Булдину и тот кивнул в сторону сумки. Пацаненок подошел к ней и из-под коробок с патронами вытащил полбуханки хлеба и в вощенной бумаге бастурму. Длинным, тонким лезвием нарезал мяса и предложил Булдину. Тот отказался.
      -- Я сейчас вернусь, -- сказал Михайло по-прежнему сидевшему на пеньке Сергею, а сам вышел за ворота.
      Он обошел хату, подошел к машине, укутанной уже подвялившимися ветками вишен, затем поднялся на взгорок и долго смотрел в низину, где горели два огонька. Сизый туман превратился в парное молоко и недвижно висел, словно вата на новогодней елке. Он прислушался, ему показалось, что где-то поют, причем поют его гуцульскую песню, отчего на сердце Михайлы стало томительно печально. Но нет, это была не песня, это неспокойный хор цикад развлекал мир своим довольно виртуозным бельканто. К нему примешивался задумчивый хор лягушек и удары удода.
      Михайло еще раз прошел вокруг сада и дома, и шаги его были бестелесно тихи, а дыхание словно сдавленное непонятным гнетом, когда и самому кажется, что жизни в груди больше нет...
      Потом, ближе к полночи, взошла стареющая луна и покрыла сад с его ранеными вишнями, белые стены мазанки и дальние перекаты каким-то нечетким сиянием.
      На попоне, кинутой под деревом, спал Серега.
      Михайло, расстелив под грушей полушубок, в полглаза дремал, присушиваясь своим телом к малейшему звуку, которым одаривала ночь подлунное пространство. В один из моментов он почувствовал, как будто какая-то тень скользнула по его прикрытым векам, взбаламутив сознание тревогой. Он открыл глаза и взглянул на попону, на которой должен был спать Сергей. Но она была пуста и только сухой прошлогодний лист тихонька шевелился на ее крапчатом узоре. Михайло вскочил и шарахнулся за угол сарая: в метрах тридцати от него, в свете падающей к горизонту луны, увидел удаляющуюся фигура своего помощника. В ней нельзя было обознаться: спотыкающаяся походка, сутулая, как бы падающая вперед спина и нелепое порхание рук. Украинец не стал его окликать, легким бегом настиг Серегу и, дернув за плечо, обронил на землю.
      -- Не надо, -- беглец заслонился руками, сквозь перекрест которых сверкал безумным страхом Серегин глаз. -- Не надо меня убивать, Михайло, я все сделаю...
      Однако Михайло не собирался его щадить. Раз за разом он бил ногами по Серегиной груди, стараясь носком угодить в поддых, бил в то место, откуда исходил страх и при этом люто бросал слова: "Я те побежу, сученок, я те побежу..." Учил Серегу жизни до тех пор, пока у самого не заныли пальцы ноги. Затем Михайло развернулся и пошел к хате. А на сталью сереющей тропке продолжал лежать и корчиться в страданиях бомж Серго Орджоникидзе.
      Он вернулся на попону, когда было далеко за полночь. Он улегся на бок, скорчился, словно эмбрион в чреве матери, и, всхлипывая, упал в полудрему. А вскоре тырчком ноги под ребра его разбудил Михайло. "Пора, москаль, процювати...Ослободи машину," -- сказал он и пошел в хату будить чеченцев.
      Но "чечня" еще спала крепким предутренним сном. А когда Михайло вошел в горницу и на двери стукнул крючок, спящий на диване Булдин бросил руку к лежащему на коврике пистолету и наставил его на Михайло. Однако тот, не обращая внимания, на угрожающий жест Булдина, включил в комнате свет и негромко сказал: "Хватит лежачи, через сорок хвилин надо видижджати..."
      Булдин окликнул своего молодого товарища, но Ваха спал мертвецким сном.
      А в это время Серега, в полуобморочном состоянии, откидывал от ЗИЛа ветки вишен и проклинал свою бедолацкую жизнь. Он смотрел на небо и решал -где, в каком месте ему лучше дать деру, но тут же, услышав шаги на крыльце, снова впал в прострацию. Каким-то механическим жестом он пошарил рукой по земле и нашарил то, что искал. Это был небольшой булыжник, не более полкилограмма, который он вытер о брючину и спрятал в карман. Это было безотчетное, пожалуй, интуитивное действо, подсказанное инстинктом жизни...
      Михайло с Булдиным вышли во двор, где у них состоялся тихий разговор.
      -- Сейчас должен позвонить Ахмадов, даст отмашку...а ты, когда приедем к водохранилищу и выгрузим мешки, уберешь москаля...Он знатный свидак...
      -- Я могу это сделать хоть сейчас, -- с неброской готовностью ответил чеченец и ощупал карман, куда он бросил пистолет.
      -- Нет, он нам нужен, как раб...Твой пацан слаб в коленях, а мы вдвоем с тобой не справитимся...
      И действительно, где-то в начале третьего запищал мобильный телефон и Михайло буквально сорвал с пояса трубку. И первое, что он в ней услышал, были затяжные автоматные очереди и глухие разрывы гранат. И послышался тяжелый, с одышкой голос Саида: "Миша, нас тут немного предали, ведем бой... Слышишь? -- наступила пауза, в которой еще отчетливее зазвучало свидетельство боесоприкосновения. -- Ты меня слышишь? Твоя задача та же, взрывай все по плану и да будет Аллах с тобой..." И Ахмадов отключился, оставив в большом замешательстве этого, казалось бы, лишенного нервных окончаний гуцула...
      И чтобы снять нервное напряжение, Михайло вытащил кожаный кисет, в котором была анаша, и скрути себе цигарку.
      Во дворе появился заспанный, с всклоченными волосами Ваха. Он по-детски зевнул и стал зашнуровывать потрепанные кроссовки.
      За баранку уселся сам Михайло. Он подал машину назад, подминая хрупкое собрание цветов палисадника, и, брошенный под колеса куст зрелой вишни, немного отъехал от хаты. В кузов залезли Булдин с Вахой, а забитый Сергей приютился на потертом кожаном сиденье ЗИЛа.
      Ехали с выключенными фарами. Еще не зашедшая за горизонт луна была неплохим помощником: дорога хорошо просматривалась за сто метров вперед и Михайло уверенно вел машину.
      -- Ты не молчи, кацап, суфлируй, где сворачивать.
      Серега взбодрился, ему этот человеческий разговор внушал надежду.
      -- Поедем в объезд?
      Михайло ответил молчанием. Значит, согласен.
      -- Тогда рули прямо до мостка, возле него свернешь на полевую дорогу, -- Сергей знал маршрут к водохранилищу на зубок. Но для него лучше бы держаться поближе к шоссе, где его могли бы отбить гаишники.
      Где-то далеко, может, в километре от них, небо прочертили два луча, исходящих от автомобильных фар. И среди сполохов белесого света они увидели отчетливые синие просверки. Без сомнения, где-то по степи мчались милицейские машины...
      ...И они, действительно, мчались: два газика и микроавтобус "Газель", в которой находились десять бойцов РУБОПа. Они направлялись в сторону хутора Соломинки: радиоперехватчики УФСБ зафиксировали частоту волны мобильника Михайлы, когда тот дважды за вечер разговаривал с Саидом. Они поймали не только частоту, но и записали весь разговор между двумя тергруппами. Вычислить квадрат приема связи для технарей из ТО не представляло особых проблем...
      Когда на гривке проявился белеющий контур мазанки, командир группы захвата Гордеев распорядился машинам остановиться. Из них выскочили люди в масках, которые пригнувшись и, таясь за кустами боярышника, стали брать в обхват одиноко застывшую под звездами хату. Несколько человек залегло в метрах пятидесяти от сада, другие вошли в него и скрылись в темном вишняке. В подкрадывании к цели они были тихи и как бы бесплотны, но в жилье ворвались с грохотом и диким криком: "Всем оставаться на местах! Стреляем без предупреждения!"
      Но спецназовцев ждало разочарование: их встретило безлюдье и противный, навязчивый запашок анаши. Однако осмотр логова дал немало. Свежие следы протекторов ЗИЛа, остатки еды с обрезками бастурмы, что само по себе еще не улика, но в контексте имеющейся информации, факт примечательный. На подоконнике обнаружили рассыпанную алюминиевую пудру -- она высыпалась, когда мешки, через окно грузили в машину. На втором диване, где спал Ваха, осталось три патрона от пистолета ТТ, в саду -- подстилки, усыпанные семечковой шелухой и несколько окурков, в которых определенно присутствовали следы анаши...
      К Гордееву подошел боец в камуфляже и протянул булыжник, который держал двумя пальцами.
      -- Здесь, по-моему, следы крови, -- сказал боец, не выпуская находку из луча карманного фонарика. -- Возможно, где-то тут надо искать труп...или трупы.
      Гордеев взял камень на ладонь и внимательно осмотрел его округлые бока.
      -- Если это тот ЗИЛ, который вчера пропал вместе с водителем, то это не исключается, -- Гордеев поискал кого-то глазами. -- Петров, Саня, сообщи Вронскому, чтобы его группа выезжала сюда...И пусть прихватят с собой проводника с собакой, тут для него, кажется, есть работа... И дай заодно сводку в ГИБДД, чтобы перехватили ЗИЛ...
      * * *
      И все же шоссе им миновать не удалось. Чтобы выбраться в район водохранилища, а вернее, каскада ГЭС, нужно было с полевой дороги свернуть на север, чтобы через пару километров выехать на магистраль. Другой дороги в сторону искомого объекта у них не было.
      Когда они приближались к дебаркадеру, где еще совсем недавно Серега пил водку со сторожем, Михайло заметил силуэты двух людей, метнувшихся из светлого пятна, какое представлял собой дебаркадер, в темноту. Михайло понял -- их тут уже ждут.
      Человек поднял руку, давая знак остановиться, другой рукой направил в их сторону ствол зажатого под мышкой автомата. Здесь для Михайло двусмысленностей не было. Он нажал на газ и всей мощью лошадиных сил, которые пыхали под капотом ЗИЛа, обрушился на заслонившего дорогу человека. Серега закрыл глаза, а когда снова их открыл, увидел на стекле клок волос, с которого стекают темные струйки крови...И помимо воли бомж сполз с сиденья, его охватил ужас, который вызвал чудовищный в желудке спазм. Его стало рвать одной желчью, и он чувствовал, как в этом горьком выплеске исходит его душа и кончаются последние силы.
      Второй человек открыл стрельбу, стараясь попасть по протекторам. И это ему удалось: левый задний скат, словно граната, звучно рванул и машину занесло на девяноста градусов. Из кузова, где находились Булдин с Вахой, тоже начали стрелять. Два трассера параллельно прошли вниз и смяли того, кто хотел их остановить.
      Выровняв машину, Михайло круто подал ее в сторону берега. Бортом задел по обшивке дебаркадера, нажал на тормоза. Грузовик от резкого торможения занесло и он задними колесами оказался у самой кромки воды.
      В тусклом свете, на предутренней зыби, покачивались моторные катера, яхты и весельные лодки.
      -- Пошли, москаль, покажешь, где ключи...
      И хотя Серега был морально и физически подавлен, он выполз из кабины и на полусогнутых поплелся в будку сторожа. Михайло ногой выбил дверь и посветил фонарем. В углу, на топчане, подняв заспанное, ничего не выражающее лицо, лежал пьяный Лоскутов. От яркого света он заслонился рукой и стал подниматься. Он пытался что-то сказать, но Михайло, взяв со стола пустую бутылку, наотмашь ударил ею по лицу сторожа. Бутылка разбилась и ее отливающие темной зеленью осколки разлетелись по всей сторожке. Лоскутов скатился с топчана на пол и в том месте, где находилась его голова, начало накапливаться озерцо крови...
      Серега застыл возле обудверка, чувствуя, как по спине ползут предательские мурашки страха.
      Под стеклом поблескивали ключи от замков, которыми крепились охранные цепи и тросы. Ударом кулака Михайло разбил стекло и, сорвав ящик со стены, высыпал его содержимое на стол.
      -- Который? -- крикнул он в лицо Сереге и тому показалось, что в глазах Михайлы кружится адский вихрь -- зрачки обволакивала радужная, потерявшая осмысленность оболочка.
      Он нагнулся и выбрал желтый ключ с биркой "Цезарь"...
      -- Это вон тот катер, -- и Серега уткнувшись носом в стекло пытался прочитать надпись на борту стройного, с задранным носом белоснежного судна.
      Мешки на катер они переносили по дощатым мосткам, которые скрипели и пружинили под ногами. Ваха уже был в рубке и возился с зажиганием. Булдин и Михайло носили мешки на спине, Серега же, обессилив, не мог справиться с такой ношей и потому тащил мешок волоком. И по мере того как рессоры ЗИЛа распрямлялись, борт катера погружался в воду. Уже осталось отнести один мешок, когда вдали, где желтыми огнями светилась цепочка огней ГЭС, послышались характерные звуки. Булдин замер на месте и завертел головой. И только Михайло, не обращая внимания, бегом миновал сходни и бережно опустил мешок в катер.
      Он спешил. И, конечно, понимал, что это за звуки долетают до его слуха...
      -- Ну, что ты там, копченый, довбаешься? -- И впервые Серега услышал, как виртуозно Михайло может материться.
      И как будто руки Вахи очнулись и сделали то, отчего мотор чихнув, мощно взревел, образовывая у кормы бурунный пузырь.
      Вертолет шел на низкой высоте и два прожектора торили ему путь. Катер уже отваливал от берега, когда его белоснежные бока попали в прицел крупнокалиберного пулемета. Но по мере того как судно набирало ход, причем делалось это в противоход вертолету, цель уходила и вертолет на крутом вираже, вынужден был начать разворачиваться.
      Булдин, словно зачарованный, смотрел на устремляющуюся к каскаду белую точку. Казалось, ее уже ничто не сможет остановить. А в это время Михайло, зырнув в сторону вертолета, подошел к Булдину и тихо сказал: "Неси гранатомет..." И словно почувствовав, что нужно сделать, Ваха на крутой дуге развернулся и понесся на всех скоростях назад, к дебаркадеру. Он промчался мимо дебаркадера, обдав волной сходни, на которых, опав на колено, уже ждал цели Михайло. Он напоминал астронома с обращенным в небо телескопом. И когда Ми-8, еще раз обернувшись, и уже настигая катер, подставив свой тусклый бок, Михайло выстрелил. Однако граната прошла мимо туловища "вертушки", и, запутавшись в завихрениях лопастей, взорвалась. Редуктор вместе с опавшими лопастями отлетел от туши вертолета, а сама машина камнем пошла вниз.
      Катер, снова сменив курс на 180 градусов, ударяясь бортом о собственную волну, ринулся к каскаду. И Михайло, не выпускающий из рук трубу гранатомета, и Булдин, застывший изваянием на дощатых мостках, и Серега с изумленно раскрытым ртом смотрели на удаляющееся судно и ждали...Они ждали последнего мига, когда жизнь юного смертника Вахи сольется с чудовищной энергией, которая последует после взрыва трехсот килограммов гексогена, смешанного с алюминиевой пудрой...
      Серега, поняв, что он сейчас никому не интересен, бочком, бочком отошел к дощатой стене дебаркадера, сдвинулся к углу и нырнул в темноту. Он понимал, что его могут спасти только ноги, ночь и редкие кусты, темнеющие на фоне светлеющего неба. Но далеко ему уйти не удалось. Его окликнули. Из-за угла дебаркадера вышел человек, и в его движениях Серега узнал чеченца.
      -- Подожди, брат, я тебе заплачу за работу, -- поманил бомжа Булдин и, крадучись, стал приближаться.
      Серега замер, немного сместившись к кузову ЗИЛа. Он нащупал в кармане камень. Он так сжал булыжник, что пальцы свела судорога и чтобы расслабить их, он подумал о том, как Михайло убивал шофера ЗИЛа. И эта картина налила его мышцы свежей силой, вспрыснула в кровь спасительную дозу адреналина.
      Булдин уже был рядом, одну руку он держал в кармане, другую вытянул в сторону Сереги, словно приманивая к себе коня или собаку...Но когда рука чеченца взметнулась, а в ней блеснул нож, Серега наотмашь саданул Булдина камнем по лицу...И повторилось то, что прошлым днем произошло в саду Соломинок: камень неистово мозжил череп человека, а человек дрыгал ногами, впустую прессуя воздух...
      Серега пришел в себя, когда услышал вертолетный гул, который в одночасье поглотил звуки движка катера и в считанные секунды завладев воздушным пространством. Бомж поднялся, отбросил в сторону орудие защиты и тяжело, с покинувшими силами, ринулся в темноту. Он бежал пока хватило дыхания, а когда оно кончилось, упал и ощутил полынные запахи, запахи августа и земли, которые вливались в его освобожденное от страха существо.
      Оставшемуся на мостках Михайло хорошо было виден финал разыгравшейся на водохранилище драмы: из-за цепочки огней каскада вдруг обозначился силуэт еще одного вертолета. Он шел по кривой, как бы снижаясь, хищно сомкнув темные челюсти. Это была знаменитая, единственная в регионе "Черная акула", которую буквально в последние часы придали УФСБ Волгограда. Вертолет, наклонившись по оси, сместился чуть в сторону и когда его две сорокапятимиллиметровые пушки начали гвоздить цель, Михайло обречено закрыл глаза. Он ощущал непоправимый провал... И только слух его, незащищенный и жаждущий слышать, зафиксировал сотрясший землю взрыв. Взрыв-пустоцвет, взрыв несбывшихся надежд отмщения. Он открыл глаза и увидел, как "Акула", оберегая себя от воздушной волны, рыла винтами воздух, поднимаясь над водохранилищем. А в том месте, где секунду назад гордо задирался нос элегантного "Цезаря", теперь плавали едва различимые искры.
      Михайло развернулся и пошел в сторону машины. Там, на земле, он и обнаружил Булдина без признаков жизни. Он не стал его ни переворачивать, ни тем более тащить в машину -- оставил лежать на ссохшейся, чуть влажной от росы земле. Сев за руль, он вынул свой кожаный кисет и свернул цигарку. Прикурил, кабина наполнилась клубами вонючего дыма.
      ЗИЛ медленно, словно в раздумье, стронулся с места и так же неспешно направился в сторону городской черты. А когда напряженный взгляд Михайлы увидел впереди синие просверки, он дважды переключил скорость и нажал на педаль.
      Один милицейский уазик уже успели поставить поперек дороги, за ним, тоже поперек шоссе, застыли два микроавтобуса, возле которых с автоматами притаились рубоповцы. Навстречу вышел милиционер со светящимся жезлом, активно им жестикулируя, давая ЗИЛу понять, что гонка закончилась...Но автомобиль, набирая и набирая обороты, шел вперед и не остановился даже тогда, когда изрешеченное пулями лобовое стекло обвалилось и в лицо Михайло саданул поток предутреннего сквознячка.
      Одна пуля впилась ему в плечо, две других -- в правое легкое и в шею. Он видел как из сонной артерии бьет струя крови, обагряя баранку и руки, лежащие на ней. Он попытался зажать артерию пальцами, но не успел да и вряд ли это его спасло бы. Четвертая пуля угодила в ключицу, дробя кость, скручивая намертво сухожилия.
      Отбросив в кювет уазик, ЗИЛ тупым носом вклинился между двух микроавтобусов, корежа и сминая их непрочную оболочку.
      Убитой наконец пятой пулей прямо в сердце, Михайло упал на руль и его начало трясти вместе с кабиной. Он походил на простую тряпочную куклу или на бутафорский мешок, в который ради шутки положили человеческий скелет.
      Цигарка, которую он недавно зажег, выпала из рук на пол и жила своей веселой жизнью. Но что это был за сумасшедший букет ароматов -- вонючая анаша, настоянная на приторных запахах крови!
      Майор угро Мороз, который едва не угодил под колеса ЗИЛа и который вместе с Поспеловым расстреливал мчавшийся на них грузовик, не стал его осматривать, а бегом направился в сторону дебаркадера. Там, вместе со стажером Ильей Канавиным, находился в засаде старший лейтенант Акимов. Стажера нашли сразу же: он лежал в метрах двадцати от кромки воды, с вытянутыми вперед руками. Автомат, из которого не было сделано ни одного выстрела, поблескивая каплями росы, лежал у изголовья так и несостоявшегося офицера милиции. Мороз, повидавший на своем веку всякое, не мог смотреть на чудовищно изуродованную голову стажера.
      Акимов находился у торцовой стены дебаркадера. Он, как будто присел отдохнуть, так и заснул с опущенной на грудь головой. На нем не было живого места: Поспелов насчитал на своем друге четырнадцать смертельных ран. И трудно было поверить, что человек, почти на сто процентов убитый, сумел преодолеть с десяток метров, чтобы уйти с линии огня боевиков...
      Мороз вынул из его автомата магазин и в каком-то полузабытье стал выщелкивать из него патроны. Их было девятнадцать...
      -- Мы просчитались, -- сказал Мороз, -- не там этих ублюдков ждали...Они, оказывается, лучше нас знали подходы к этому...-- Мороз неопределенно повел рукой в сторону вечной Волги...
      Он набрал номер телефона начальника УВД и негромко, словно щадя вечный покой своего коллеги, доложил о закончившейся операции по обезвреживанию террористов...
      -----------------------------------------------------------------------------------------------
      Директору ФСБ РФ Патрушеву из Ханкалы
      Срочно!
      Перехваченная радиошифровка агента Галевиуса, переданная им в западноевропейское бюро ЦРУ:
      "По данным источника, находящегося в ближайшем окружении Масхадова, в Чечню, 11-12 августа прибывает наш близкий Друг из Кандагара. Предполагаемая точка его приземления -- квадрат Е-9, в так называемой Гнилой яме. В случае присылки группы захвата, радируйте на запасной частоте -- ежедневно после 22 часов по московскому времени."
      18. Москва. Резиденция Путина
      О событиях в Волгограде и Воронеже Президенту докладывал его адъютант, который в свою очередь был постоянно на связи с полковником Платоновым.
      Путин включил телевизор, но, к счастью, там никаких сообщений о ЧП в Воронеже не было. Ему не хотелось, чтобы журналисты мешали силовикам исполнять свой долг. И он с ужасом думал о том, если бы на экраны телевизоров или в прессу попали версии о готовящемся нападении на АЭС. Во-первых, это вызвало бы панику в близлежащих областях России, Украины и Белоруссии, во-вторых, тут же вмешалась бы МАГАТЭ и встали бы на уши все мировые СМИ... Потом пусть разоряются, машут кулаками, а сейчас...
      Он выключил телевизор и с томиком немецкой поэзии отправился в кресло. Он решил не ложиться спать до выяснения обстановки. Людмила еще была в детской, откуда доносились голоса детей.
      Однако написанные верлибром стихи не лезли в голову, ему не давала покоя одна мысль: предстоящий разговор с премьером Касьяновым. Что он ему скажет насчет своей готовящейся отлучке, как тот воспримет факт передачи ему ядерного чемоданчика и не сочтет ли он его за ненормального человека, что может их отношения сразу же перевести из дружеских в открыто конфронтационные...
      И слава Богу, что существуют телефоны, способные отвлечь от любых самых мрачных переживаний. Но телефоны иногда приносят и плохие известия. Именно такое известие принес очередной звонок. Платонов, который только что прилетел в Воронеж, доложил о взрыве электроподстанции, о попытке террористов вывести из строя водозабор... И о готовящемся штурме бывшей воинской автобазы, где по данным разведки дислоцируется группа террористов. На вопрос президента "сколько их там?", Платонов ответил паузой..."Честно признаться, таких данных у нас нет, но судя по косвенным признакам, не менее пятнадцати-двадцати человек. Боюсь, что их намерения более чем серьезны... Кажется, эти сволочи готовятся на парапланах сделать налет на АЭС..." "А что вы намерены предпринять?" -- тихо спросил президент. "У нас нет выбора, будем штурмовать. В принципе все уже к этому готово, но надо немного подождать, чтобы бить голубчиков влет..." "Только не промахнитесь, -- Путин почувствовал некоторое облегчение от уверенного тона Платонова. -- Если промахнетесь, это будет страшный прецедент...Боюсь, тогда всю Европейскую часть России...и не только, нужно будет списать в неликвиды..." "Товарищ президент, я не вижу причины, почему мы можем промахнуться...Хотя, честно говоря, на этот раз нам повезло -- информацию о месте дислокации банды мы получили от одного из перебежчиков. Кстати, бывшего московского омоновца, захваченного чеченцами в плен..." "А может, это деза?" "Нет, мы провели аэроразведку, которая подтвердила его сообщение..." "А что в Волгограде?" "Я только что разговаривал с начальником оперативного отдела УФСБ Волгограда...Там готовность номер один, у силовиков отменены выходные, отпуска, люди работают на износ...Все важные объекты взяты под контроль спецназом ФСБ, МВД и контрразведки...И очень вовремя прислали для охраны АЭС ребят из "Вымпела".
      Но когда Путин положил трубку и снова уселся в кресло, мысли его отяжелели. И не только мысли, но и плечи ощутили непомерную тяжесть. Предложи ему кто-нибудь в тот момент уйти в отставку, сделал бы это с превеликой готовностью...На миг, на минуты его постигло разочарование во всем и дичайшая усталость. Он понимал, что Волгоград и Воронеж -- это только начало. Будучи диалектиком, он прекрасно отдавал себе отчет в нарастании деструктивных процессов. Причем по всем линиям -- от Чечни, до Дальнего Востока, где люди месяцами сидят без электричества и тепла. От Норильска, откуда бегут люди, до Таджикистана, в события которого того и смотри может быть втянута российская армия.
      И чтобы снять с души непомерной тяжести камень, он скинул с колен на журнальный столик книжку стихов, а сам отправился в ванную комнату. Встал под душ и включил горячую воду. Настолько горячую, насколько ее температуру могло выдержать его незагорелое мускулистое тело. Полминуты держал жар, и сразу же, выключив горячий душ, врубил на всю железку холодную воду. И так повторял несколько раз. Контрастный душ -- это тоже из арсенала выживания тех, кто ступил на тайную тропу разведки...
      Из-под душа он вышел совсем другим человеком. Он взглянул на часы, висевшие над дверью, ведущей из его кабинета: было без двадцати двенадцать. Закутавшись в длинный махровый халат, он снова уселся в кресло, но уже с другой книгой. Это был философ Сенека. Стоик. Как раз то, что сейчас больше всего ему было нужно -- стойкости и всеобъемлющего понимания смысла жизни. Книгу открыл наугад, на 202-й странице, и первые строки, на которые лег его взгляд, полностью увлекли его: "Все непрочно -- и частное и общественное; судьба городов, как судьба людей, вертится колесом. Среди полного спокойствия встает ужас; нигде нет причин для смятенья -- а беды налетают, откуда мы меньше всего ждем. Царства, устоявшие и в междоусобных и во внешних войнах, рушатся без всякого толчка. Много ли государств пережили счастья?"
      Он поднял от страницы глаза и снова взглянул на часы. Ему показалось, что время остановилось. Но это была иллюзия: просто в те полминуты пока он читал эти строки, вместилась гигантская цепь ассоциаций, что психологически до бесконечности раздвинуло временные рамки. Он снова стал читать: "Часто урон расчищает место большой удаче; многое пало с тем, чтобы восстать выше и величественнее..."
      Когда в кабинет вошла Людмила, на сердце у него потеплело. Нежность, которую он испытывал к этой женщине с первого дня их знакомства, компенсировала все его душевные терзания. Он обнял ее за талию и ласково привлек к себе, посадил на колени.
      -- Послушай, что я тебе сейчас прочитаю...
      Она одной рукой обняла его за шею, другой стала приглаживать мокрый хохолок на голове мужа. А он между тем читал: "Голоса невежд для меня то же самое, что испускаемые животом звуки: какая мне разница, спереди они вылетают или сзади? И что за безумье -- бояться бесславья от бесславных?"
      -- Кто это так мудро подметил?
      Он перевернул книгу, Людмила вслух прочитала:
      -- "Сенека. Письма к Люцилию. Трагедии". Злободневно звучит, но меня поражает его судьба...Мудрейший человек, а умер по приказу ничтожества...Нерона... Что может быть кощунственнее?
      -- Еще кощунственнее читать философские книги, когда на коленях такая женщина, -- он обнял Людмилу за шею и поцеловал ее в губы.
      19. Воронеж. Перед штурмом.
      В виду чрезвычайной ситуации в Воронеже, и чтобы не терять ни минуты времени, Платонов с аэродрома в Быково вылетел на реактивном бомбардировщике. Конечно, истребитель для армии обошелся бы дешевле, но там было только одно место, а он летел с тремя бойцами "альфы", двое из которых его охраняли, а третий выполнял роль связного.
      Крейсерская скорость СУ-27 -- тысяча семьсот -- тысяча девятьсот километров в час. Однако после того, как из Воронежа стали приходить новые сообщения, подтверждающие версию нападения на АЭС, Платонов обратился к командиру самолета и попросил того сделать все возможное, чтобы сократить полетное время. И майор ВВС, сдержанный, немногословный человек отнесся к просьбе Платонова с пониманием. В какой-то момент машину словно подтолкнули, она резко рванула вперед, оставив после себя облачко взрыва. Это был включен форсаж, придавший самолету вторую сверхзвуковую скорость.
      Военный аэропорт, который находился в ведении дислоцирующейся там 42-й воздушной армии, приостановив все полеты, ждал московского гостя. Навигационные огни питались тремя запасными генераторами, что, впрочем, никак не отразилось на готовности ВПП принять экстренный борт.
      Самолет, приподняв нос, горделиво прокатился по полосе и где-то на одной трети ее длинны стал резко тормозить. Позади него, пару раз дернувшись, смялся тормозной парашют, а из-под шасси выпорхнуло облачко пара...Запахло жженой резиной и сгоревшим керосином, от сопел исходил нестерпимый жар...
      Платонова уже ждала штабная машина, на которой он и его сопровождавшие люди прямиком отправились в расположение группы Костикова. Эскортировали их два газика, в которых находились местные собровцы.
      Полковника поразила непроглядная темень, а сам город напоминал ему какой-то фантастический мир, из которого нет выхода. Он связался с Костиковым и тот вкратце обрисовал московскому чину обстановку. Подробности -- на месте.
      Газики подъехали к застывшему темной глыбой фургону, где временно функционировал штаб операции. Костикова на месте не было, он с группой бойцов медленно, с оглядкой продвигался по лесополосе, в глубине которой находилась бывшая автобаза. Однако Платонов, которого встретил адъютант Костикова, приказал тому отвести его в расположение штурмовой группы. Вчетвером -- Платонов, адъютант и два офицера, которые прибыли с полковником из Москвы, -- направились в березовую рощицу. Платонов слышал, как по рации адъютант тихо переговаривался с Костиковым, назвал тому азимут направления и, видимо, делал это для того, чтобы обе группы не перестреляли в темноте друг друга.
      Покрытые росой ветки берез больно хлестали по лицам, под ногами предательски хлюпала вода -- после недавно выпавших больших дождей она еще не успела уйти в землю. Мысли Платонова в это время были сфокусированы на одном: сделать так, чтобы ни один из бандитов не ушел. И не взлетел ни один параплан.
      Их негромко окликнули, однако в голосе окликавшего чувствовалась настороженность и жесткость. Адъютант ответил паролем и метров через пятнадцать они соединились с группой Костикова.
      Они были давними друзьями-однокашниками, вместе заканчивали академию КГБ, и после ее окончания часто по служебным делам виделись в Москве. Однако встреча в лесополосе не располагала к излияниям дружеских чувств. В темноте они пожали друг другу руки и уединились под плащ-палаткой, которой их накрыл адъютант Костикова. Как во время войны на передовой, они расстелили карту на сдвинутых коленях и с помощью карманного фонарика стали мороковать, какой путь избрать -- лобового штурма или тихим сапом просочиться на территорию базы и там устроить резню?
      -- Мы не знаем точного времени, -- сказал Костиков, -- и если будем медлить, они могут начать акцию. Поэтому предлагаю продвигаться тремя группами, в быстром темпе, до первого выстрела.
      -- Вертолетчики готовы нас поддержать? -- спросил Платонов. -- Я имею в виду тот вариант, если не дай Бог первыми выпорхнут их птички.
      -- Конечно, все согласовано. Можно было бы ПТУРСами уничтожить их прямо там, на базе, но этим мы обрубили бы все концы, а нам надо кого-то из них взять живым. Желательно самого Саида Ахмадова, ближайшего соратника Барса. Это позволит нам выйти на других и разведать об их дальнейших планах... Хотя будь на то моя воля, я бы их, гадов, сейчас бы стер с лица земли, как будто их никогда здесь и не было, -- Костиков до боли сжал кулак, на щеках заерзали желваки.
      -- Ну что ж, Игорь, с Богом, -- Платонов поднялся и погасил фонарик.
      -- Нет, ты, Вадим, возвращайся к фургону, -- они стояли в полной тишине, в которой шепот казался оглушительным криком. -- Нас не поймут наши коллеги, если узнают, что в штурме участвовал сам глава антитеррористического Центра...
      -- Это их дело. Пойдем, Игорь, боюсь, время не с нами, -- и Платонов перетянул автомат из-за спины, где он находился во время совещания под плащ-палаткой, себе на грудь.
      Самое гиблое дело воевать в темноте. Где враг, где свой -- знает только предательская ночь. Где-то хрустнула ветка и туда же сразу же направляются стволы, где-то шерохнулась потревоженная птаха и тогда надо мгновенно решать -- нажимать на спусковой крючок или не пороть горячки и еще мгновение-другое выждать...А если промедлишь, упустишь мгновение и оно станет последним в твоей жизни? В темноте не подашь напарнику знак рукой, глазами, головой, то есть не подскажешь "немым языком", которому обучены разведчики и диверсанты. А с помощью этого языка можно ох как много сказать: и остановить у смертельной черты, и показать куда сделать следующий шаг, и предупредить о том, кто притаился за деревом или приготовился к прыжку из-за ближайшей кочки...
      20. Воронеж. Штурм автобазы.
      Саид с нетерпением ждал сигнала от Резо. Он беспрестанно курил, пытался разговаривать с Вахтангом, но тут же бросал взгляд на часы, прерывал разговор, начиная внимательно к чему-то прислушиваться. И немного отлегло от сердца, когда прогремел взрыв, и находящийся на крыше Хаджиев радостно объявил, что "свет потух". Правда не прошло и пяти минут, как со стороны Нововоронежа послышался еще один взрыв, но как показалось Саиду, его сила не соответствовала тому количеству тротила, который был уложен в багажник "форда". "Это что-то другое," -- подумал Ахмадов и начал с помощью "моторолы" связываться с Резо. Но тот молчал, хотя по договоренности с ним, после диверсии он сам должен был связаться с Ахмадовым и подтвердить, что операция прошла успешно.
      Он подошел к Вахтангу, который в это время раскладывал пасьянс с помощью лежащих на газете малоформатных игральных карт, и сказал ему, что Резо не отвечает.
      -- Подождем еще,-- проговорил грузин, не поднимая от карт лица, -может, у них нет времени на разговоры.
      -- Ты слышал второй взрыв?
      -- Слышал. Все в порядке...
      -- Нет, не все, -- Саид присел на корточки возле керосинового фонаря "летучая мышь". -- Это не тот взрыв, который нам нужен. Это все равно, что стрелять через глушитель...
      -- Надо учитывать расстояние, водозабор находится значительно дальше подстанции.
      Саид с сомнением покачал головой. Своим хищным нутром он ощутил змеей подкрадывающуюся тревогу.
      -- Если у Резо сорвалось, нам надо менять план, -- сказал Ахмадов. -Нужно начинать раньше, не ждать поздней ночи.
      -- Я не против, -- Вахтанг одним движением смел с газеты карты и поднялся во весь свой гигантский рост. -- У нас в принципе все готово, но если мы выступим раньше сорвется эффект возмездия...
      -- Что ты имеешь в виду?
      -- Я имею в виду Волгоград, где твой племянник в три ночи должен поднять в воздух ГЭС...Ты же знаешь, какое значение Барс придает таким мелочам...
      -- Здесь командую я, -- отрезал Саид и отправился проверять посты.
      Еще днем он развел часовых по их местам -- в пятидесяти метрах от базы. Одновременно с этим его люди ставили в лесополосе растяжки, минные ловушки, а на дороге, хотя и заросшей травой и давно неиспользованной, заложили четыре парных фугаса. А когда над базой пролетел вертолет, Саид забеспокоился, и хотя вертушка прошла не над самой базой, а чуть в стороне, ему показалось это далеко не случайным. И чтобы не искушать судьбу, Саид, посовещавшись с Вахтангом, снарядил двоих бойцов ручными противоздушными ракетами "Стрела", выдвинув их в том направлении, откуда появился вертолет.
      Сначала он поднялся на крышу, где бодрствовал дагестанец Хаджиев. С ним Саид уже давно знаком, много вместе воевали и знает его ненасытную натуру убийцы. Он по-русски спросил у него -- не холодно ли на крыше и Хаджиев бойко отрапортовал, что, мол, все в порядке...На шее у него висел прибор ночного видения, в руках -- автомат "узи" с оптическим прицелом. Ахмадов спросил у Хаджиева -- не видел ли он с крыши зарево от второго взрыва? Нет, тот заметил только первый взрыв и указал направление. И повторил, что видел, как "свет потух ".
      И хотя ночь немного скрадывалась звездным безоблачным небом, Саиду потребовалось немалого труда разыскать первый пост. На его тихий вызов "Беркут" из кустов так же тихо ответил еще мальчишеский голос "Ласточка". Это был молодой пацан, осетин, смуглый и белозубый, но уже прошедший боевое крещение и познавший первые смерти...Он, как и Хаджиев, был вооружен автоматом и прибором ночного виденья.
      На втором посту стоял Николеску. То ли от холода, то ли от страха у него дробно стучали зубы и Саиду это не понравилось. Однако по опыту он знал, что есть люди, которые перед боем расслабляются вплоть до поноса, а когда начинается дело, показывают мужество и железную стойкость.
      Саид протянул Николеску только что зажженную сигарету с порцией анаши..
      -- Затянись, согреешься...Ты хорошо знаешь Алика...Воропаева? -- резко сменил тему Саид. И в наступившей тишине было слышно, как Николеску делает жадные частые затяжки.
      -- А то ты сам его не знаешь... Ничего плохого сказать не могу, -молдаванин обильно сплюнул.
      -- С ними нет связи, -- Саид взял у Николеску сигарету и сам несколько раз глубоко затянулся вонючим дымком. -- Как думаешь, он может нас сдать?
      Николеску уже не стучал зубами, анаша теплыми струйками побежала по его нервным окончаниям.
      -- Не может, -- сказал молдаванин. -- Никогда этого не сделает. И нет смысла...Нет, не думаю.
      Возможно, Саид прошел бы по всему периметру и проверил все пять постов, но именно в тот момент, когда он, застегнув на куртке пуговицу, собрался отойти от Николеску, справа, в метрах тридцати--сорока, раздался взрыв. Сквозь ветки берез и жасмина полыхнуло желто-красное пламя и Николеску, зажмурив глаза, упал как подкошенный. У него снова зубы принялись отбивать дробь. Присевший от неожиданности Саид передернул затвор автомата. Он прекрасно понимал, что произошло: кто-то чужой нарвался на растяжку. И в подтверждение этого от того места послышались стоны и приглушенные голоса. Саид разобрал русскую речь: "Осторожно, черт подери, тут кругом сюрпризы..." И где-то со стороны третьего поста резанула автоматная очередь. Не длинная, экономная, но дающая понять, что кто бы ни шел, должен остановиться. И вторая очередь, но уже со стороны лесополосы, раздалась в ответ. А через секунду, все ожило автоматными выстрелами, на автобазу обрушился рой трассирующих пуль. Саид увидел, как над вершинами деревьев взвилась красная ракета и он понял, что это сигнал к штурму.
      -- Сколько у тебя запасных магазинов? -- спросил он у Николеску и, вытащив из подсумка пару магазинов, кинул их к ногам лежащего молдаванина. -- Задержи их здесь, -- и Саид развернулся и бегом направился в сторону базы.
      Когда он вбежал во двор, увидел как люди Вахтанга втаскивали на крышу гранатомет, двое боевиков несли коробки с зарядами. Он остановил Вахтанга и крикнул ему: "Нас, кажется, геноцвали, берут в клещи...Расставь людей по всему кругу и пусть подпустят их ближе..."
      Стены казармы, выложенные из бетонных блоков и кирпичей, могли выдержать долгую осаду и Саид понимал это. Вбежав в гараж, где возле пробитых амбразур занимали места боевики, он остановил одного незнакомого парня и приказал тому с кем-нибудь из людей быстрее вытаскивать из схрона боезапас. Там же находились десятки противопехотных и противотанковых гранатометов и два полковых миномета.
      Один из них поставили во дворе, другой тоже втащили на крышу казармы. Но когда выстрелы нападавших послышались с противоположной стороны, один миномет повернули на 180 градусов и начали обрабатывать близлежащие пространства лесополосы, подступающей к гаражу. А между тем, у гранатомета пристроился Хаджиев и с упоением начал посылать гранату за гранатой туда, откуда выползали разноцветные трассеры. Он стрелял не по квадратам, а по линиям, мысленно проведенным им по темному контуру леса. Это были как бы параллели, которые он методически заряд за зарядом чертил на карте этого крошечного плацдарма...
      21. Гибель Платонова.
      ... Когда разведка напоролось на растяжку, Костиков с Платоновым и сопровождавшими их двумя офицерами находились почти рядом. Всех их обдало землей и срубленными взрывом ветками и они, присев возле березы, притаились. Но когда кто-то начал стрелять и лесополоса наполнилась тугим перестуком автоматов, Костиков вытащил из ранца ракетницу, взвел ее и, подняв руку, выстрелил. Красная точка ушла в небо.
      -- Теперь уже не скроешься, надо их шерстить, -- Костиков поднялся во весь рост. -- Как думаешь, Вадим, успеем мы с тобой получить очередные звания или... -- Он не договорил, справа раздался взрыв, еще один и Платонов, схватив Костикова за руку, дернул ее вниз.
      -- Ложись, это, кажется, начал долбежку АГС...
      -- Неплохо, мерзавцы, вооружены, -- голос упавшего рядом с Платоновым Костикова изменился до неузнаваемости. И у него самого было ощущение, что под язык ему насыпали горсть песка.
      Он снял с петли трубку и стал вызывать Титова. А у того голос был спокойный, ровный.
      -- Эти сволочи, нас уложили, нельзя поднять носа...Придется окапываться.
      -- А где твои гранатометчики? -- спросил Костиков.
      -- Им мешают деревья, тут нужен миномет и не один.
      Платонов слышал разговор и потому сказал: "Надо отходить...или вызывать вертолеты..."
      И как вещее предсказание, со стороны базы с усердием начал работу противотанковый миномет, который в отличие от гранатомета вел поистине квадратно-гнездовую обработку позиций федералов. И Костиков и Платонов поняли, что штурм смят, операция провалена и что будет дальше, один Бог знает...
      -- Игорь, прикажи Титову, чтобы отходил. Зря положим людей...
      -- Да им сейчас нельзя отходить, попадут в самое пекло.
      -- Уже попали...Неряшливо подготовленная операция, -- голос полковника налился раздражением.
      -- Потому что все происходит в дикой спешке, основные силы на АЭС и государственных учреждениях...-- Костиков, прикрыв трубку рукой, прокричал в микрофон: "Третий, третий, ты меня слышишь? Это я, второй, отвечай..." -- Но Титов, с которым пытался связаться Костиков, молчал...
      Платонов, приловчив автомат, и бросив "пошли", шагнул в заросли. И словно что-то этим словом переломил: вдруг буханье миномета и частое постукивание гранатомета прекратилось. И лишь в метрах тридцати от них раздавались короткие автоматные очереди. Темнота и кусты мешали продвигаться, но шаг за шагом они приближались к кромке леса, сокращая дистанцию между собой и базой.
      -- Экономят боезапас, -- не останавливаясь, сказал Платонов.-- Значит, ретироваться пока отсюда не намерены.
      Слева, откуда стрелял автомат, тоже вдруг все стихло. Как бы на полуслове, раздалось два одиночных выстрела и -- тишина.
      -- Тсс, -- Платонов замер, ибо с той стороны, откуда стрелял автомат, послышались невнятные голоса и такие суматошные движения, как будто с места сорвалась свора собак. К ним явно кто-то приближался.
      Платонов встал за березу, Костиков же, присев за кустом бузины, стал ждать развязки. Сопровождавшие их офицеры тоже насторожились. Вскоре послышались приглушенные голоса и Костиков узнал по-прежнему спокойный и даже с оттенком насмешливости голос Титова: "Что, шкура, ноженьки не идут..."
      -- Титов, мы здесь, -- Костиков окликнул командира группы и поднялся в рост.
      К ним подошли трое: Титов, еще один спецназовец и кто-то третий, которого они держали за руки и которого бросили на землю. Костиков нагнулся и посветил фонариком тому в лицо.
      -- Стрелял гад из автомата, -- и Титов присел на корточки и тоже высветил фонариком лицо пленника.
      -- Славянин, -- не то спросил не то утвердил Костиков.
      -- Продажная шкура, -- Титов поднялся. -- Его надо как следует допросить...
      -- Доложите обстановку, -- вступил в разговор Платонов.
      -- Есть доложить обстановку. В основном вся моя группа вошла в мертвую зону и окопалась...если, конечно, в этих условиях можно как следует окопаться. Но бандиты заняли круговую оборону, из окон и проемов зданий бьют крупнокалиберные пулеметы. Их там не меньше тридцати человек...
      -- Что предлагаете?
      -- Попытаемся, пользуясь темнотой, просочиться к стенам базы и забросать огневые точки гранатами.
      -- Сейчас важно обработать внутренний двор, где у них сосредоточены парапланы, -- сказал Костиков. И к лежащему пленному: -- Эй, гусь лапчатый, сколько вас всего там?
      Пленный трясся в нервном ознобе. Это был Николеску. Ему опять стало страшно и он без колебаний стал отвечать на вопросы... Рассказал об Саиде Ахмадове, о прибывшем на базу с группой моджахедов Вахтанге, о мотопарапланах, которые должны вот-вот взлететь в сторону АЭС и уже наверняка взлетели бы, если бы не помешал этому спецназ.
      -- Кто такой Олег Воропаев? -- спросил Костиков.
      Николеску стал держать паузу, понимая, насколько важен будет ответ для спрашивающих. Но его носком ботинка подогнал Титов: "Говори, духарь, когда тебя спрашивают старшие..."
      Однако Николеску не мог произнести ни слова, от волнения и страха у него заплелся язык, небо превратилось в терку.
      Титов, отстегнул от пояса флягу, нагнулся над пленным.
      -- Товарищ майор, посветите, -- попросил он Костикова и когда свет упал на лицо Николеску, Титов взяв его за челюсть и приставил ко рту горлышко фляжки. -- Пей, паскуда, может, разговорчивее будешь...
      Где-то за стеной деревьев пророкотал пулемет, за ним раздалась автоматная стрельба.
      -- Пошли! -- обращаясь к спецназовцу, сказал Титов и шагнул в кусты.
      -- Стоп! -- крикнул ему вслед Платонов. -- Подождите, мы идем с вами...
      -- А этого мудака куда? -- спросил Костиков и тоже поднялся с корточек.
      -- Отдайте на попечение сопровождавших нас людей. Пусть отведут к фургону и допросят.
      -- Боюсь, его придется нести...-- откликнулся сидящий на корточках капитан Недостаев. -- Он, кажется, от страха обделался...
      Но, видимо, спирт сделал свое дело, ибо Николеску, вдруг отчетливо сказав "я сам пойду", стал подниматься с земли.
      Хрустнули ветки, шелохнулись росистые кусты и группки людей разошлись в разные стороны.
      Однако план, о котором говорил Титов, не был реализован. Оснащенные приборами ночного виденья боевики не пропустили к стенам ни одного спецназовца. Засевшие снайперы били без промаха и Титов потерял пятерых бойцов. А тут, как назло, небо стал светлеть и уже просматривались отдельные деревья, тем более хорошо были видны передвигающиеся силуэты людей.
      Титов по отрытой траншее дополз до Костикова, вместе с которым был и Платонов, и они начали обсуждать сложившуюся ситуацию. И в это же время, в створ, между гаражом и казармой, боевики обрушили бешенный огонь из всех видом имеющегося у них оружия. Это был настоящий огненный шквал, и деревья с кустарником, росшие на его пути, в одно мгновение, словно ножницами, были подстрижены под нулевку. И первым этот маневр разгадал Костиков: боевики явно готовили взлетную полосу для парапланов. И действительно, когда основной огонь стих, они услышали характерные звуки работающих движков. "А в момент взлета парапланов, -- сказал Титов, -- они начнут квасить все вокруг...Не дадут нам сделать ни одного выстрела..."
      -- Игорь, вызывай вертолеты...Это приказ, -- Платонов сидел в окопчике, прислонившись спиной к выступавшему из земли корневищу. Он только что отстрелял магазин и потому раскаленный ствол автомата держал на отлете.
      -- Я, конечно, вызову их, но мы слишком близко находимся от объекта. Наши же нас накроют вместе с боевиками.
      -- Когда они прилетят, мы попытаемся отойти...
      -- Тогда будет поздно, -- Костиков стал вызывать авиагруппу и когда на связи оказался командир вертолетчиков Николай Сябров, Костиков очень спокойным и вместе с тем безапелляционным тоном проговорил: "Коля, пора поработать твоим орлам...Слышишь, какая тут у нас катавасия? -- Он отставил от уха трубку, -- теперь слышишь? Они хотят вылетать, но ты обруби им крылышки по самое не могу и, ради Бога, старик, не мешкай..."
      Платонов, охлаждая автомат, прислонил ствол к холодной, сырой земле, потом заменил магазин и поднялся с места.
      -- Титов, прикажите своим людям, -- сказал он, -- открыть огонь по окнам казармы, чтобы они сукины дети не могли высунуть носа...
      Титов отдал команду командирам отделений.
      Платонов легко ( поймав себя на мысли "что я делаю?") вскочил на бруствер неглубокого окопчика и по пластунски пополз в сторону казармы. Секунду раздумывал Костиков и тоже выбрался наверх, за ним устремился Титов.
      Они были в метрах двадцати от стены казармы, когда резанули очереди со стороны федералов и трое офицеров оказались прижатыми к земле разноцветными, как лоскутное одеяло, трассерами. Однако огненные цепочки шли поверху, ибо нижние окна казармы находились в полутора-двух метрах от земли и это не помешало Платонову, приблизиться к зданию, и вдоль него подать вправо. Костиков понял замысел полковника: тот пытался взять под контроль коридор, по которому вероятнее всего будут взлетать парапланы. Платонов завернул за угол, где стояла на ребре прислоненная к стене железобетонная конструкция, которую с помощью трактора боевики вытащили с территории базы. Между плитой и стеной дома образовался лаз, достаточный для того, чтобы в него пролез человек.
      Полковник прополз по этому лазу до конца плиты и оказался в нескольких метрах от двора. Он видел темный силуэт первого параплана. Он был расчехлен, мотор работал на малых оборотах.
      Костиков с Титовым отползли метров на пятнадцать от казармы и заняли уязвимую позицию, укрывшись за поросшей древосилом кучей старого мусора. Титов вставил в подствольный гранатомет гранату и прицелился в просвет, который уже отвоевывал у ночи пространство между гаражом и казармой.
      Где-то с севера послышалось рокотание -- приближались вертолеты Сяброва. И, видимо, их приближение заставило боевиков торопиться. Платонов услышал речь с кавказским акцентом: "Эй, Саид, ты слышишь, кто к нам летит в гости? Давай, поднимай свои велосипеды в воздух, чего ждешь?" И в ответ, тоже с акцентом: "Куда поднимать, к Аллаху в гости? Сам видишь, какая тут стрельба..." "Поднимай или я тебе прострелю башку", -- говоривший пытался зычным, истерическим голосом перекрыть звуки автоматных очередей, и потому фраза получилась обрывочная, из отдельных слогов...
      Звук вертолетов стал ближе, но как ни вглядывался Костиков с Титовым в светлеющее небо, ничего там они не увидели. Зато услышали, как в той же стороне, откуда исходил рокот вертушек, прозвучал взрыв, за которым последовал еще один, но более мощный. Над лесом взошло зарево и они осознали, что больше не слышат близких звуков вертолета.
      Костиков стал связываться с авиагруппой, но ему долго не отвечали. То же самое делал Платонов и они с разницей в минуту узнали, что вертолет-лидер был сбит на подлете к базе. И тут же они услышали радостный, скатившийся на высокие ноты, голос с акцентом: "Вахтанг, а что я говорил...Мои люди подцепили вертушку...Ты, это хорошо слышал, геноцвали?"
      И первый параплан, словно воодушевленный победой того чеченца, который российской "Стрелой" поразил в самое сердце российский же Ми-8, завибрировал своим хрупким тельцем, дернулся и снова застыл, прислушиваясь, как моторчик набирает обороты. А когда он побежал по дорожке и выскочил за пределы территории базы, все, кто следил за его подъемом, были удивлены его прыткости. Это было так неожиданно и почти неуловимо, ибо параплан взлетал на фоне леса и слился с ним, и потому граната из подствольного гранатомета, которую Костиков направил в него, не сумела достичь цели. И Платонов, видя, что параплан начинает разбежку, начал по нему стрелять, но железобетонная конструкция мешала, не позволила выбрать нужный угол обстрела. От досады он стукнул кулаком по автомату и чуть не заплакал. Он тоже слышал взрыв и тоже понимал, что это значило. Но вместе с тем в этом была отсрочка: начни сейчас вертолет долбежку базы, вряд ли бы у Платонова был хотя бы один шанс выйти отсюда живым.
      А между тем, федералы продолжали с двух сторон поливать огнем бывшую воинскую автобазу и с таким же остервенением автобаза отвечала окопавшимся федералам.
      В ход опять пошли минометы и хотя боевики сильно рисковали, они били по противнику по очень крутой дуге. Мины ложились рядом с базой, осколки от них теребили бетонные стены, изредка залетая в окна-амбразуры.
      Костиков связался с Платоновым, но ничего нового они сообщить друг другу не могли. Единственное, о чем спросил полковник -- почему был только один вертолет? Однако об этом он так никогда и не узнает.
      Он увидел, как темное аляповатое пятно начинает движение, как мотор еще одного параплана набирает обороты и Платонов, сглотнув сухость, выполз из укрытия и прислонился к каменному, пахнущему сыростью углу казармы. Одна рука его нашаривала на поясе гранаты, другая, придерживая автомат, не позволяла отвести ствол от движущейся тени. Зубами он выдернул чеку и накатом швырнул гранату под шасси этой сумасшедшей карикатуры на самолет. Полковник выдернул кольцо у другой гранаты, но в это время его отмахнуло взрывной волной и он упал на землю. Однако гранату не выпустил и из последних сил, размахнувшись, бросил ее во все еще движущуюся цель. Но это уже было лишнее: движение параплана было смято. Его субтильные крылья, как крылья бабочки на зубах кошки, скукожились, хаотично смялись и из того, что минуту назад могло обрести прелесть свободного полета, теперь лежало никчемным утилем. Мало того, Костиков, тоже выйдя из-за укрытия, почти в упор разрядил в параплан гранатомет, после чего в него же всадил почти весь магазин.
      Платонов лежал возле железобетонной плиты, не пытаясь за ней укрыться. Осколок попал ему в живот, как раз туда, где кончался бронежилет. От боли он стиснул зубы, прижав к ране холодный приклад автомата. Он слышал крики, по-русски и по-чеченски, слышал как в стороне нарастало урчание вертолета -это Ми-24, выпуская тепловые ракетки, отвлекающие ракеты земля-воздух, подлетал к базе с южной стороны. С той самой стороны, куда только что улетел параплан.
      Платонов лежал на спине и потому видел первые залпы, которые вертолет произвел по базе. Несколько ПТУР обрушились сначала на гараж, четыре других -- в проем...Платонов слышал, как прозвучали первые разрывы и ничего не слышал после -- его оглушило, сдернуло с места и изрешеченного осколками поволокло в сторону кустов девясила.
      Вертолет прогремел над ним, сделал разворот и зашел по новой на цель. И того, что происходило дальше, ни Платонов, ни Костиков с Титовым уже не видели. Одна из ракет попала в третий параплан, на котором были закреплены два фугаса, от взрыва которых сдетонировали два других на втором параплане. Оба здания, словно игральные карты, поставленные друг к дружке, отвалились одно от другого на обе стороны.
      Все пространство было усыпано белым шифером, которым были покрыты крыши зданий автобазы, кусками силикатного кирпича, на которых висели ошметки человеческой плоти с прилипшими к ней спекшимися металлическими шариками...
      22. Свой среди своих...
      ...Воропаев подошел к ступеням, которые спускались к воде и по которым "фордик" устремился в реку, уселся и закурил. Видимо, от звезд на темной тяжелой воде Дона то там, то тут появлялись серебристые блики и сразу же исчезали.
      Но как бы ни была темна ночь, утро брало свое. На востоке забелела полоска неба, и примерно, с той стороны он увидел черную птицу, которая приближалась к реке и ему не надо было особо ломать голову, чтобы догадаться, что это за НЛО приближается к нему. Не спеша, он вытащил из кармашка куртки одну гранату и зарядил подствольник. Автомат положил рядом, как бы придавая себе этим самым уверенность, что время у него есть и он всегда успеет опередить птицу.
      Звук моторчика уже был отчетливо слышен, а сам параплан, раскинув перепончатые крылья, удивительно легко скользил над рекой. Высота небольшая, не более пятидесяти метров над гладью и Воропаеву это очень было по душе. Не отводя от летящего параплана взгляда, он на ощупь взял автомат и приставил приклад к плечу. Уложил затыльник под самую ключицу, поднял ствол и через прицел стал искать то, что он поклялся ни в коем случае не упустить. Но время обгоняет судьбу: НЛО уже был настолько близок, кажется, завис над самыми зрачками и было бы грешно и дальше продолжать его созерцание. Воропаев выстрелил, как стрелял на ученьях, спокойно и вежливо обходясь с боезапасом. Граната с золотистым хвостом пролетела положенное количество метров и тыркнулась тупой мордочкой в середину оперения. Туда, где сидел смертник. И миг соприкосновения, кажется, длился целую вечность...Кажется, прошла эпоха пока не рвануло и пока черная птичка, потеряв равновесие, косо, как ветром подхваченный кленовый лист, стала безвольно нестись к пучине. Но упав на воду, еще какое-то время висела на ней ненужным хламом, пока тяжесть фугасов не уволокла ее черные крылья под воду.
      Воропаев, бросив в реку автомат и все снаряжение вплоть до ножа, поднялся и зашагал в светлеющую ночь. Возле моста он подошел к милицейским машинам, где сгрудились постовые, не отошедшие еще от только что увиденного над рекой зрелища. Он подошел к капитану и сказал: "Я Воропаев, прошу меня срочно доставить в ФСБ..." Капитан, видно, не лишенный чувства юмора тут же отпарировал: "Ты Воропаев, а я Тутанхамон...Хочу знать: это твоя работа? -капитан указал рукой в сторону сбитого параплана и вытащил из-за пояса наручники.-- Давай клешни, я тебя на всякий случай спутаю..."
      Через пятнадцать минут Воропаев был доставлен в УФСБ Воронежа, где двое вооруженных пистолетами прапорщиков отвели его в нижнюю подвальную камеру, для особо отличившихся фигурантов.
      23. Москва. Ночной разговор с Патрушевым.
      О событиях, произошедших в Волгограде и Воронеже Путину доложил директор ФСБ Патрушев. В ту ночь президент не спал. Он знал о назревавших контроперациях и с нетерпением ждал результата. За время бдения он решил целый сборник кроссвордов, к которым, между прочим, был равнодушен, прочитал всю прессу, которую ему приносит помощник, и несколько раз выходил на балкон, чтобы отвлечься и разгрузить голову от только что полученной газетной чепухи.
      Глава ФСБ прибыл к нему в резиденцию около пяти утра, и принес известие о гибели Платонова, Костикова и Титова.
      Когда Патрушев вошел, Путин отметил покрасневшие от бессонницы глаза главы ФСБ, немного сбившийся узел галстука и нервозные движения рук, когда тот доставал из папки бумаги.
      -- Сначала доложите о Воронеже, -- сказал президент. -- Угроза взрыва АЭС устранена?
      Патрушев не сумел скрыть вздоха облегчения, когда произнес одно только слово: "Устранена"...Но за этим словом ох как много было недосказанного. Он доложил о потерях, которые понесла группа захвата: десять человек убитых, среди них -- три офицера...Сбит вертолет...Есть пленные...один из них молдаванин, уже дает показания, захвачены три чеченца, правда, тяжело раненые...
      -- Я знал Платонова, -- сказал президент и в голосе послышалась горечь. Он хотел было спросить, почему начальник антитеррористического Центра сам оказался в бою, но не спросил, памятуя о своей линии, которую он уже провел в туманное будущее...-- Таких людей как Вадим Николаевич русская земля рождает по специальному рецепту...Я подпишу указ о присуждении этим офицерам звания Героя России...Когда у вас будут более точные сведения, надо также наградить Звездой Героя кого-нибудь из рядовых бойцов спецназа...
      Патрушев кивал головой и на макушке у него от движения вздрагивал светлый, хохолок уже редеющих волос.
      -- Вы знаете, Владимир Владимирович, будь моя воля, я бы наградил еще одного человека...
      -- Назовите фамилию...
      -- Это боевик ... Вернее, теперь уже бывший, Воропаев Игорь. Его сегодня к полудню доставят в Лефортово...
      Путин озадаченно смотрел на Патрушева. Настроение у него было не то, чтобы играть в загадки.
      -- Я сейчас все вам объясню, -- и Патрушев рассказал о том, какую роль сыграл в операции против террористов Воропаев.
      -- Если на парне нет крови российских солдат, я не против того, чтобы представить его к награде.
      -- Вот в том-то и дело, что на такие операции Барс посылает особенно доверенных и обстрелянных людей. Чего стоит один Саид Ахмадов или грузин Вахтанг Чичинадзе, которые руководили всем ходом диверсии. О Воропаеве мы пока знаем только одно: это бывший московский омоновец, которого несколько месяцев назад похитили в Чечне...
      -- Выясните детали, доложите мне. Это, видимо, непростая история...да и человек, судя по всему, незаурядный. Ведь он рисковал своей жизнь?
      -- Еще как! Он мало того, что предотвратил взрыв водозабора, но еще уничтожил параплан, направляющийся к АЭС...Это уже достоверно известно...
      В кабинет вошла Людмила, в руках которой был заварной пузатый чайник. Потом она приходила еще раз, с большой фарфоровой тарелкой с бутербродами.
      -- А чем кончилось дело в Волгограде? -- Путин пододвинул к себе стакан и стал в него наливать чай.
      -- К сожалению, там тоже есть потери. Тоже сбит вертолет, правда, пилот и стрелок выбрались из воды...Погибли также три собровца и два сотрудника дорожной службы милиции, когда перекрыли дорогу террористу. Он их сбил машиной...грузовой ЗИЛ, который накануне вместе с водителем пропал...По делу проходит несколько фигурантов и в их числе племянник Саида Ахмадова. Еще молокосос, восемнадцати нет, хотел на захваченном катере таранить каскад ГЭС...
      -- Ну, что ж, -- Путин по-прежнему занимался чаем и не поднимал взгляда на собеседника. -- будем считать, что в общем наши силовики с задачей справились, хотя и с помарками. Когда мы научимся проводить такие операции без потерь?
      Патрушев серебряной ложечкой подцепил из круглой хрустальной сахарницы сахар и медленно ссыпал его в чай.
      -- Не сочтите это оправданием, но все делалось с белого листа. С нашей стороны был чистый экспромт, тогда как террористы готовились и, может быть, не один месяц. Конечно, разбор операций еще предстоит и наверняка будут выявлены ошибки...Но в целом люди выполнили свой долг...
      -- И где нам теперь ждать подобного сюрприза? -- спросил президент.
      -- Концу сопутствует агония и Барс с Тайпаном могут в безвыходном положении пойти на крайние акции.
      -- Например?
      Патрушев отодвинул от себя блюдце с чашкой и прямо взглянул на собеседника.
      -- Я уже вам докладывал, что по нашим оперативным данным и данным контрразведки боевики разнюхивают подходы к маршруту президентского кортежа...Я разговаривал с вашим начальником охраны и кое-какие моменты мы с ним согласовали. Это касается внезапного изменения маршрута, псевдокортежи, сдвоенные выезды и усиление внешнего наблюдения. Кое-какой опыт мы почерпнули из практики охраны Арафата, на которого покушались 127 раз и Фиделя Кастро. На его персону тоже охотились не раз и не два. Вплоть до насыщения цианидами лагуны, где Кастро любит заниматься подводной охотой...
      -- Я знаю, что ЦРУ пыталось подменить его сигары на сигары с цианистым калием.
      -- Однако ничего не вышло. У него очень опытная охрана, которая тоже кое-какие приемы заимствовала от Арафата и Пиночета...Но тут надо учитывать, что Кастро не выездной, он практически из своей резиденции не вылезает...
      -- И тем не менее, он недавно был на всемирном форуме в ООН, потом полетел в Гватемалу.
      -- Это мне известно, но его сопровождает почти целый полк охраны, который вместе с тремя бронемашинами занимает "Боинг" и еще полк тайных агентов высылается загодя в страну, куда намечается визит Фиделя. Причем он всегда в бронежилете, и если вы заметили, в левом ухе у него крошечный наушник, через который он может в любой момент получить команду от охраны -лечь, отклониться, нагнуться, узнать направление, откуда исходит потенциальная опасность...
      -- К чему вы все это мне рассказываете, Николай Антонович? -- Путин впервые за время встречи улыбнулся.
      -- Да нет, так, пришлось к слову... И если уж мы затронули эту тему, то я вам еще раз осмелюсь напомнить, что ваша жизнь отныне принадлежит не только вам. Как, впрочем, и жизнь того же Клинтона или Блэра. Убийство Фердинанда в 1914 году привело к мировой войне, убийство посла Мирбаха -- к позорному брестскому миру...Извините, Владимир Владимирович, может, я не то говорю, но, поверьте, движет мною беспокойство, связанное с вашим... как бы это поточнее выразиться...с вашей безоглядной рисковостью во время ваших поездок по регионам страны. Принимаете букеты цветов, которые, судя по сценарию встречи, предварительно не проверены охраной, заходите в магазины...делаете незапланированные остановки...
      -- Вы хотите иметь трусливого президента?
      -- О, нет! Пожалуй, осторожного...Осмотрительного, за которым стоит многомиллионная страна, с надеждой взирающая на своего президента.
      -- Вы мне льстите, Николай Антонович, а это вам не к лицу, -- Путин снова улыбнулся, но неоткрытой, несколько напускной улыбкой.
      Патрушев поднялся с кресла и, подойдя к оставленному у журнального столика кейсу, взял его в руки и достал из него видеокассету.
      -- С вашего позволения, можем посмотреть вот это? -- он продемонстрировал кассету.
      -- Без проблем, -- президент тоже поднялся и подошел к видеопаре. Включил магнитофон.-- Давайте вашу кассету...
      На экране, после поперечных черно-белых полос, появилось лицо бородатого черноволосого человека в темном берете. Правая его рука держит автомат, левая лежит на коленях. Рука без кисти, культя, затянута в черный кожаный корсет. Это Барс. Справа от него --- двое вооруженных в камуфляже, тоже бородатых, боевиков, слева, вытянув вперед перебинтованную ногу без ступни, сидит Тайпан. Появляется некто, заслонив собой остальных, и кладет у ног Барса барана с завязанными ногами. На голове, прикрепленная к небольшим рогам, висит маска с лицом Путина. Баран поднял голову, попытался встать, но связанные ноги не позволили этого сделать. Человек, принесший животное, отступает в сторону и на экране крупным планом появляется лицо Барса, затем -- зажатый в руке автомат, дуло которого он поворачивает в сторону лежащего барана, нацеливается в маску и стреляет. Видно как вздрагивает рука Барса, и как начинают трястись его щеки и плечи. Ему весело, ибо пуля угодила барану в середину маски, под которой начала дымиться кровью баранья жизнь. Смеется и Тайпан, при этом поправляя рукой колченогую конечность, смеются все, кто изображен на кассете. Затем убитого барана уносят и вместо него на экране появляется человек, стоящий на коленях. Из-под ремня выбился подол рубашки, руки сзади связаны белым проводом, а на лице такая же, как на баране, маска -- лицо Путина. Человек покачивается и Барс стволом автомата бьет ему по плечу, видимо, приказывая стоять прямо. Он подносит дуло ко лбу связанного человека и чертит в воздухе крест. Смеется. Глядит на Тайпана, который тоже, подняв автомат, водит стволом по горлу человека. Все это длится минуту-другую, ибо в один момент Тайпан, вздернув ствол, начинает стрелять и капли крови с желтыми вкраплениями разлетаются по сторонам, забрызгивая Барса и рядом с ним сидящих. Тайпан со смехом закрылся рукой, отвалившись спиной к большому, во всю стену, ковру.
      -- Люди Службы контрразведки это дерьмо нашли в схроне, под Ведено. Вот так, эти отбоеши проводят свой досуг, -- Патрушев понимал, что присутствует при унизительной для президента сцене, но надеялся на понимание Путина. -- У них нет другой цели, как только дотянуться до человека, который всерьез начал загибать им салазки...Поэтому, Владимир Владимирович, хотите вы или нет, но с кое-какими мероприятиями по усилению безопасности президента вам придется смириться...
      Но Путин заговорил о другом.
      -- А этот хмырь, я имею в виду Барса, видимо, корчит из себя новоиспеченного Че Гевару...Только звезды на берете не хватает. Тоже, небось, думает, что борется за благородные идеи освобождения человечества от...Собственно, от чего он хочет освободить чеченский народ? От школ, пенсий, работы?
      -- Че никогда не позволял себе унижения даже своих врагов. Это извращенцы, не открутив которым головы, о мире на Северном Кавказе и говорить не приходится...-- Патрушев отпил пару глотков чая. И как-то нерешительно сказал: -- Военные поговаривают, что вы намерены к зиме три дивизии вывести из Чечни...
      -- Три выведем, а четыре введем. Но не солдат-первогодок, а матерых контрактников. Ошейник, который мы уже накинули на бандитов, ни в коем случае нельзя ослаблять. Нужно только затягивать, пока из ушей у них требуха не попрет. Эта зима для них должна стать последней, -- Путин взглянул на часы и это заметил Патрушев. Он поднялся и сделал шаг из-за стола.
      Они вместе вышли на крыльцо резиденции. Стояла теплая, звездная ночь. От газона, опоясывающего резиденцию, неслись негородские запахи свежескошенной травы.
      В застывшем на стоянке автомобиле шефа ФСБ зажглись подфарники, заурчал мотор. Автомобиль сопровождения, шестисотый "мерседес", тоже ожил, его тяжелый движок звуковым рядом напоминал гудение разбуженного пчелиного роя.
      При рукопожатии, президент сказал:
      -- Спасибо вам, Николай Антонович, и за хорошие вести и за плохие. Будем работать, чтобы баланс хорошего преобладал над плохим...
      Когда обе машины выехали за ворота и те, словно створки огромной раковины, бесшумно закрылись, Путин спустился с крыльца и подошел к кромке газона. Нагнулся и провел рукой по ершику травы. Она была слегка смочена ночной прохладной росой -- живым напоминанием неугомонного времени. Но наутро трава высохнет, примет свой естественный цвет, и ничто больше не будет напоминать о всепоглощающей звездной вечности...
      -----------------------------------------------------------------------------------------------
      Шифровка из вашингтонской резидентуры в оперативный отдел Службы внешней разведки РФ.
      Захару
      В дополнение к предыдущей информации сообщаем: источник из Пирамиды документально подтвердил факт посылки в Чечню группы из спецкоманды "Дельта", которая ориентировочно прибудет в Грузию в начале августа с дальнейшим маневром в расположение штаб-квартиры главарей чеченских боевиков. Генеральная цель группы: захват прибывающего в августе в Чечню Первого лица из Кандагара. Все другие версии маловероятны.
      -----------------------------------------------------------------------------------------------
      24. Москва. Неожиданный альянс.
      В Лефортово Воропаева доставили на следующий день после ЧП в Воронеже, приведшего к уничтожению террористов Его сопровождала внушительная охрана, однако везли без наручников в общем классе рейсового самолета. В Быково, куда приземлился Ту-154, его встречали три иномарки, в одну из которых Воропаева провели сопровождавшие его люди, когда все пассажиры уже вышли из самолета.
      Его посадили на заднее сиденье, по бокам -- уже другие люди, из контрразведки. В СИЗО "Лефортово" его определили в одиночную камеру и сразу же принесли еду. Он был удивлен: на первое подали осетровый суп, на второе -- сочный ростбиф с овощным салатом. Конечно, он понимал, что этот рацион исключительный, не общедоступный, зеки в Лефортово едят совсем другое...
      На допрос его повели спустя полтора часа после обеда. В следственной комнате его уже ждала следователь военной прокуратуры, чернобровая, лет тридцати, прокурорша. Галина Ивановна Грешнева. От нее исходили приятные запахи духов и вся она, кажется, излучала абсолютное довольство и даже упоение жизнью. Но когда она начала говорить, Воропаев понял: за личиной добродушия и физического сияния кроется жесткость и непререкаемость.
      Ее интересовало: когда, где, откуда его похитили? И все дни плена по минутам. Допрос велся с дотошными подробностями, без малейших отползаний в сторону...
      Когда подошла минута главного откровения -- засады боевиков, во время которой Воропаев из гранатомета стрелял по своим, следователь сделала паузу. Она просто перестала задавать вопросы, сидела и молча просматривала свои бумаги. Воропаев тоже безмолвствовал. Он находился возле привинченного к цементному полу стола и курил. И делал это без перерыва, каждую последующую сигарету прикуривал от предыдущей.
      Вторую часть допроса она начала с нейтрального и довольно декларативного пассажа: дескать, по телевизору сообщили о сильнейшей магнитной буре, которая произошла на солнце и, видимо, поэтому болит голова... Она взглянула на Воропаева и в упор спросила -- из какого типа гранатомета он стрелял. Он назвал. Какая дистанция его отделяла от автоколонны федералов и мог бы он при желании промахнуться?
      Он смотрел на ее полные, безупречно подведенные губы и молчал.
      -- Тогда тоже молчали? Молчали и стреляли?
      -- Стрелял, примерно, с расстояния двухсот пятидесяти метров, -- перед взором Воропаева явственно возникла та мизансцена. Скала, предвечерние тени от платанов, холодное игольчатое прикосновение пистолета к виску, ощущение безысходности. И лицо Саида Ахмадова, оскаленное, с бешено закрученными водоворотами глаз, из которых вот-вот выпрыгнут ядовитые змейки. -- Тогда я не мог не стрелять...Но стрелял, не целясь...
      -- Спасали свою жизнь?
      -- Спасал, она у меня одна, -- ему было противно оправдываться.
      -- Ценой жизни тех, кто был в колонне?
      -- Тогда мне все было безразлично. Но я никогда не целился в своих...
      -- А когда это стало для вас небезразлично? -- проигнорировав последние слова, спросила следователь.
      В вопросе ему показалась издевка. Однако следовательница была спокойна, без малейших подвижек на холеном лице.
      -- Когда приснился сон...Это было еще в горах.... Мне снилось, будто я нахожусь дома, с матерью сижу на кухне, и она вот так, как вы сейчас, сидит напротив меня и просит рассказать правду...
      -- Правду о чем?
      -- Обо мне...Почему я не там, не со своими, а с теми, с кем уехал воевать...И чтобы ей это объяснить, я вышел в прихожую, где оставил свой вещмешок, и достал из него Коран. Долго искал одну страницу, на которой якобы была правда.
      -- И вы нашли эту страницу?
      -- Вот в том-то и дело, что не нашел. Я очень спешил, страницы слиплись и я никак не мог их разъединить. И тогда мама взяла Коран и через форточку выбросила его на улицу и он на глазах стал рассыпаться, и я отчетливо видел, как его разлетающиеся страницы превращались в обыкновенные листы из ученической тетрадки...Я очень расстроился и сказал маме, что за это меня убьют и она стала рыдать и побежала собирать листки...
      -- Собрала?
      -- Нет, пустое...Из окна я видел, как она шла по дорожке, мимо детской площадки, где вместе с детьми играл и я...На мне синий комбинезончик, и мама подошла ко мне и стала вытирать платком мне слезы...
      -- Я не психолог, сны разгадывать не умею да это и не имеет значения. Когда конкретно вы решили возвратиться...ну, уйти от боевиков?
      -- После того, первого, боя.
      -- Долго думали...Совесть, что ли, спала?
      -- Не-еет, у моей совести хроническая бессонница...За мной следили не менее четырех-шести глаз одновременно. Я выжидал. Терпел и выжидал. Ненавидел и выжидал, -- у Воропаева где-то глубоко внутри завибрировала душа и стала исходить тоской. Он яростно сжал кулаки, но следователь этого не увидела -- кулаки лежали у него на коленях, скрытые от глаз прокурора казенной столешницей.
      После допроса его снова накормили нештатным ужином и вывели из камеры. Шли долгими переходами и на всем протяжении клацали замки, слышались гулкие шаги сопровождавших его прапорщиков, из-за дверей камер раздавались песни и ругань, сквозь щели просачивался табачный дым.
      Его вывели во внутренний дворик, огороженный со всех сторон высоченной с клубами колючей проволоки стеной, и через узкую железную дверь вывели в еще более ограниченный дворик, и уже из него, и тоже через металлическую дверь, засунули в микроавтобус, который был тютелька-в-тютельку подогнан к самой калитке, и сразу же куда-то повезли. А повезли его в здание контрразведки...вернее, в одно из зданий Службы, которых по Москве и в ближайшем Подмосковье немало.
      Но Воропаев не видел ни самого здания, ни, тем более, дороги, по которой его везли, ибо из машины его ссадили таким же образом -- дверь к двери, в узкий проход, где его переняли двое в штатском. И тоже, минуя лабиринт коридоров и лестничных переходов, привели в светлый, но не от дневного света, а от огромной люстры, подвешенной под высоким лепным потолком, кабинет.
      Кабинет мало напоминал казенные помещения: вдоль стены, из орехового дерева, тянулась секция, набитая книгами, в центре поблескивал лакировкой элипсообразный стол.
      Когда Воропаев вошел в кабинет, у него возникло ощущение, что он шагнул на что-то уступчивое, желеподобное...Он опустил к полу глаза и понял, что идет по очень мягкому, с необычайно длинным ворсом, ковру мышиного цвета. И он вспомнил, что такое же ощущение у него было, когда еще в детстве с матерью они ходили по грибы и попали в густой бор, где много было боровиков, уютно прятавшихся в зеленом, мягком как бархат, мху...
      Его провели до стола, накрытого зеленым сукном, и посадили на один из стульев. На столе он увидел настольную лампу с зеленым абажуром, крохотную круглую подставочку, из которой торчал маленький трехцветный флажок, часы из зеленого камня и пластмассовый стаканчик с карандашами. И больше --- ничего.
      Люди, которые его сопровождали бесшумно вышли и он остался один. Хотелось курить, но он не позволил себе этого. Сидел и ждал.
      И, наконец, он услышал, как отворилась вделанная в стену дверь и из нее вышел крепыш лет сорока-сорока пяти, в светлом пиджаке, из-под которого выглядывал белоснежный воротник, а вдоль лацканов свисал широкий бордового цвета галстук. Человек легко отодвинул от стола кресло, но садится в него не стал: вытащил из кармана пачку сигарет и протянул ее Воропаеву.
      -- Курите?
      И пока Воропаев прикуривал, человек уселся в кресло и, положив руки на стол, стал смотреть на своего гостя.
      -- Будем знакомиться? -- сказал он и на Воропаева лег довольно приветливый, как бы все понимающий, взгляд. -- Я полковник контрразведки Граус Борис Федорович, возглавляю подразделение по борьбе с терроризмом. Что попьем -- кофе, чай, сок? Может, хотите что-нибудь поесть поосновательнее?
      -- Спасибо, перед поездкой сюда меня хорошо покормили.
      Поплат с напитками принес молодой человек, очень похожий на артиста Янковского.
      Последовал ненавязчивый переход на "ты".
      -- Ну что ж, Одег, тогда давай поговорим, но начнем с нуля...Где родился, где жил, где учился, кто родители, какие сигареты куришь, каких девушек любишь?.. Словом, не торопясь, все по порядку, но предельно подробно, -- полковник, отложив сигарету в пепельницу, которую он перенес с рядом стоящего маленького столика, взял в руки фужер и бутылку фанты.
      И хотя Воропаев понимал, что наверняка ведется запись их разговора, и, возможно, откуда-нибудь на него нацелен объектив видеокамеры, тем не менее ощущение было такое, будто он встретился с хорошим знакомым и теперь делится с ним своими невзгодами. И что больше всего его подкупало в полковнике: за время рассказа тот не проронил и десяти слов, лишь кивал головой, и заинтересованным взглядом как бы подбадривал -- ты, мол, парень, говори, говори и то, что ты мне наговоришь будет для меня дороже всего на свете.
      Когда Воропаев завел речь о Саиде Ахмадове, полковник из стола вынул пачку фотографий и передал их гостю. Под каждой фотографией было оставлено пустое место, в которое он должен был карандашом вписать фамилию или кличку опознанного человека.
      Дважды он пересказывал сюжет, связанный с подготовкой и прибытия в Воронеж боевиков Саида, а затем грузина Вахтанга. Тут полковник, сбросив с себя маску немого, стал сыпать вопрос за вопросом. И Воропаев понимал, что, возможно, от каждого его слова и в дальнейшем будет зависеть что-то очень важное, судьбоносное для многих людей, а может, даже для городов и регионов России.
      -- Меня, Олег, не интересуют мотивы твоей перебежки...Это в общем нетрудно объяснить: ты боялся за свою жизнь, что вполне понятно и естественно для живого человека, во-вторых, ты попал в необычную, чуждую для тебя среду...Все это мне понятно. Мне непонятно другое, почему тебя взяли на ту, очень важную для бандитов, операцию? Согласись, такой чести надо было заслужить, ведь это не просто засада, набег на блокпост, а хорошо спланированная акция, связанная с нападением на АЭС...Представляешь, на атомную станцию? Значит, по логике боевиков, и участие в ней должны были принимать самые преданные, самые проверенные и, видимо, самые героические парни? Неужели ты заслужил у них такой авторитет, что тебя откомандировали на такое атомное дело с самим Саидом Ахмадовым?
      Долго молчал Воропаев. Вертел в руках хрустальный фужер, граненые грани которого в лучах люстры, словно маленькие маячки, отбрасывали в глаза острые просверки.
      -- Не знаю, -- наконец выдохнул из себя Воропаев. -- Не знаю...Характеристику мне никто не давал, и я не представляю, что обо мне думали Барс и Саид, когда посылали в Воронеж... А почему тогда они послали туда Николеску и того парня из Астрахани, который сделал себе харакири? Николеску трус, хотя иногда в бою горячился, но это больше от психоза и все той же трусости...
      -- Ребята из ОМОНа... этого элитного подразделения, обычно не сгибаются...И если даже сгибаются, то потом находят в себе силы...Вот как ты... Ты же нашел в себе мужество воспротивиться...
      -- Они мне не доверяли до конца. И я убежден, что потому меня и взяли, чтобы там, у водозабора, подставить. У них ведь тоже есть своя пропаганда и контрпропаганда и под нее очень хорошо подпадал я...После взрыва Барс мог бы заявить, что в его войсках воюют не только арабы и талибы, но и славяне, такие русские парни, как Воропаев...Смотрите, мол, российский омоновец, а встал под священные знамена ислама...Какой неубиваемый козырь, а?
      Потом он рассказал о видеосъемке, которую проводили с ним боевики.
      Полковник, не отрываясь, смотрел на Воропаева. Еле заметная усмешка коснулась глаз, но как будто добрая, понимающая.
      Спустя четыре часа, когда разговор вроде бы подходил к концу, полковник разложил на столе карту Чечни.
      -- Смотрим, -- сказал он, -- в каком, примерно, месте находится база Саида. Тебе, Олег, надо вспомнить все места, которые вы проезжали, проходили или проползали. Пойми, это так же важно, как знать имена исполнителей...
      -- По карте это не определишь, но скорее всего это юго-восток Чечни. Где-то ближе к Грузии, к Панкийскому ущелью.
      -- Тебе о чем-нибудь говорит такое название -- Гнилая яма? -- полковник перевернул карту и, взяв из пластмассового стаканчика красный карандаш, что-то им на карте пометил. Потом поднял голову, секунду-другую помедлил и задал Воропаеву неожиданный вопрос:
      -- Если бы тебе предложили пойти туда...ну, на поиск главарей боевиков, ты бы согласился?
      -- Смотря с кем идти...Не хотелось бы столкнуться с недоверием, хотя я это и заслужил в полной мере.
      -- Хорошо, что ты это сам понимаешь. В тебе чувствуется решимость реабилитироваться, хотя на мой взгляд, ты это уже сделал с лихвой.
      Воропаев прикурил сигарету, которую он держал в руках.
      -- Да ладно, товарищ полковник, я не маленький и не надо меня успокаивать. Меру своей вины я сам знаю и знаю ей цену.
      Раздался телефонный звонок. Полковник взял трубку и стал слушать. Его лицо изменилось, он выпрямился, словно встал на вытяжку и даже свободную руку вытянул по швам.
      -- Есть, все в порядке, как и договаривались, -- положил трубку и устремил взор на Воропаева: -- Сейчас сюда зайдет один человек и ты, Олег, ничему не удивляйся и веди себя подобающим образом.
      Граус подошел к стене, дотронулся до выступающей округлости и дверь отворилась. Воропаев остался один. Слова собеседника его не смутили, не заинтересовали, ибо при любом раскладе он чувствовал себя арестантом. Но когда дверь так же неслышно, сонно, раскрылась и в ее проеме показался человек, Воропаев от изумления вскочил и снова плюхнулся на стул. Вне всякого сомнения, в кабинет входил никто иной как сам президент России.
      -- Сидите, -- сказал вошедший, -- вижу по вашему лицу, что знакомиться нам нет необходимости.
      -- Честно говоря, я не верю своим глазам, товарищ президент, -Воропаев поднялся, сделал от стула шаг в сторону и это вышло у него по строевому четко.
      -- Я порой тоже не верю в то, что происходит со мной...подходите ближе, садитесь, -- Путин не стал садиться на место полковника, прошел вдоль ряда стульев и опустился на предпоследний от торца стола стул.
      Воропаев устроился напротив, и когда взглянул в улыбчивые голубые глаза визави, почувствовал несказанное облегчение. Он понял, что назревает что-то экстраординарное, в чем он, московский омоновец, будет играть какую-то роль, а не сидеть в камере...
      Путин вынул из внутреннего кармана пиджака бумагу и развернул ее. Достал черную авторучку, снял с нее колпачок и в обнажившемся золотом пере заиграли искорки.
      -- Я сейчас подпишу Указ о присвоении вам "Ордена мужества", -- и перо заскользило вдоль нижнего поля Указа. --Награду получите после того как мы с вами прогуляемся в тыл боевиков...
      Воропаев поднялся и почувствовал, что ноги, неслухи, подгибаются. И что того кислорода, которого хватало до сих пор, теперь явно не достает. Дыхание его сбилось и сквозь эту сбивку он с трудом проговорил:
      -- Товарищ президент, это какая-то нелепая ошибка...Я не достоин этого, я предал...был на той стороне, -- и голос Воропаева от внутренних треволнений погас, словно кто-то перетянул голосовые связки. Он отвернулся, потому что не смог сдержать слез -- рыдала его душа, рвалась на части, а он бессильно, по-ребячьи, стыдливо смахивал влагу с глаз, а она лились и лились...
      -- Вы искупили... Многое исправили, -- в голосе президента тоже чувствовалось волнение, но слышалось в нем и отцовское всепонимание. -- Я бы не хотел оказаться на вашем месте и... я вам не судья. А то, что вы сделали в Воронеже, -- вот за это я наградил вас...А теперь, Олег Александрович, успокойтесь, садитесь, сейчас нам принесут чайку и мы с вами обговорим наше ближайшее будущее. Я слышал весь ваш разговор с полковником и меня заинтересовала одна вещь, а точнее, подходы к базе Барса...
      Где-то далеко в подсознании президента имя "Олег" нехорошо ассоциировалось с другими такими же именами -- Олегом Пеньковским, Олегом Гордиевским и Олегом Калугиным, которые предали. "Но их никто не принуждал, их не пытали и не отрезали пальцы. Они сами легли под чуждые нам разведки... -- Он взглянул на Воропаева, тот сидел, низко опустив голову и пальцы, державшие сигарету, слегка подрагивали. -- Дело не в имени... Этот парень не предатель, он жертва беспощадного терроризма и мой долг ему поверить. Довериться...."
      ...Через сорок минут Путин уже был на пути в Кремль, а Воропаев в сопровождении полковника Грауса -- на пути в Быково, где дислоцировалась разведгруппа. Его сопроводили в баню, и переодели в солдатское обмундирование, после чего отвели обедать. В столовой к нему подошел коренастый человек в камуфляже без погон и представился: "Андрей Алексеевич Шторм...командир разведгруппы..."
      Через пару минут они попали на вещевой склад, где Воропаев подобрал под свой рост камуфляж, шерстяные носки, десантные ботинки и кожаные перфорированные перчатки. Бронежилет обещали найти позже. Затем Шторм отвел его на оружейный склад, откуда они в сопровождении бойца, который помогал им нести автоматы и ящик с патронами, направились в тир. Шторм знал, кто такой Воропаев, и не лез к нему с расспросами. Вообще-то в душе он ему не доверял, но зато полностью доверял президенту и это уравновешивало его отношение к новобранцу.
      На первых порах стрелял Воропаев плохо. Дрожали руки, однако после того, как он освоился, чему очень способствовала дружеская опека Шторма, пули в мишень стали ложиться гуще и ближе к центру.
      Из трех типов автоматов он выбрал автомат "Вал" с оптическим прицелом, из пистолетов -- "Стечкин" и австрийский "Глок-17". После этого они снова вернулись на вещевой склад, где дородный прапорщик помог ему подобрать бронежилет, находящийся на вооружении израильской контрразведки. Это тонкий, очень комфортный жилет из пластин, сделанных из порошковых сплавов. Он не сковывает движений и держит удар 9-миллиметровой пули с расстояния двадцати метров.
      25. Москва. Ретроспекция: Вызволение первого президента России из рук заговорщиков.
      Путин решал дилемму -- встретиться с премьером Касьяновым в день их уже ставшей традиционной встречи, до которой осталось три дня, или сделать это немедленно. Предстоящий разговор, к которому он готовился, не давал ему покоя. Он не был уверен, что этот умный, напоминающий порой ходячий вычислительный центр человек поймет его и согласится на его авантюру..."Конечно, он это воспримет, как авантюру, -- думал президент, -и мне придется говорить ему о вещах, о которых глава государства не должен даже думать...Но смогу ли я его переубедить, не прибегая к крайним мерам? Должен, хоть этот парень жуткий рационалист, но он игрок. Вон как он блестяще поставил мат английскому клубу, когда вел в Лондоне переговоры о реструктуризации российских долгов...Нет, Михаил должен меня понять. А нет -- пригрожу отставкой. Зачем, скажу ему, мне такой премьер и он же, в случае чего, вице-президент, если он не выполняет и не разделяет указания президента? Впрочем, это ерунда с отставкой, такими парнями не бросаются..."
      Он нажал на кнопку, в кабинет вошел помощник Тишков.
      -- Лев Евгеньевич, свяжитесь, пожалуйста, с Касьяновым и соедините меня с ним.
      -- У него сейчас совещание по проблемам, связанным с космической станцией "Мир".
      -- Хорошо, мой вопрос еще терпит, -- президент взглянул на часы, -однако после совещания пусть мне отзвонит.
      Касьянов дал о себе знать без двадцати три, а в 14 58 его машина уже въезжала в Боровицкие ворота.
      Путин его встретил на пороге своего кабинета и рукой пригласил проходить. Они уселись за так называемый визитный столик (небольшой инкрустированный стол, стоящий впритык с рабочим столом президента), друг против друга, за которым обычно проходят все служебные встречи президента. Так лучше видишь собеседника, его взгляд, любое изменение лицевых мышц, по которым любой более менее опытный человек, а тем более, разведчик может без проблем считывать настроение собеседника.
      Путин, как всегда, немного подавшись вперед и, сложив муфточкой руки перед собой, всем своим видом выражал доброжелательность и встречность. Это обычная его манера, на которую многие легко попадались, начинали откровенничать, полагая, что этим же ответит им и сам президент. В общем так это и было, но то, что он брал от визави, ни в какое сравнение не шло с тем, что он отдавал сам.
      -- Как прошло совещание? -- спросил Путин, хотя уже от Тишкова знал о результатах.
      -- В феврале топим "Мир" в Тихом океане. Денег на жизнеобеспечение космической станции нет ни у правительства, ни у ПО "Энергия"... Я думаю, что она свое честно отработала и результаты, которые мы получили с ее помощью, окупят все расходы с лихвой...
      -- Что ты имеешь в виду?
      -- Научные исследования в области генетики. Американцы думают, что они первыми открыли все гены человека...ну и пусть тешат себя иллюзиями...Приоритет в этой области уже давно за нами...
      "С чего начать?" -- спрашивал себя Путин и не находил ответа. Но когда улыбчивый, умный взгляд Касьянова съехал с лица президента на папку, которую он принес с собой, Путин произнес:
      -- Михаил Михайлович, то, что я тебе сейчас скажу, восприми спокойно, мужественно, как и подобает первому лицу правительства, -- он видел, как мгновенно похолодели глаза премьера, как замерла рука над папкой, что было зримым выражением реакции на его слова. -- С десятого августа ты будешь меня замещать...со всеми вытекающими из этого последствиями...Не перебивай. Я сейчас подпишу Указ для внутреннего пользования, в соответствии с которым, полномочия президента Российской Федерации переходят главе кабинета министров, что в общем не противоречит нашей Конституции.
      -- Но это только в том случае, если президент не дееспособен, болен или лишен жизни...Если не секрет, с чем это связано?
      -- Не секрет, хочу как следует отдохнуть. Я устал. Смертельно устал. Поеду в Бочаров Ручей и там предамся отдохновению. Да и для тебя это будет полезно. Тренинг. В жизни всякое бывает...
      -- А как же пресса?
      -- А мы ей ничего не скажем. Пресса постоянно нам вешает лапшу на уши и мы ей ответим тем же.
      Но Касьянов потому и Касьянов, что все быстро и точно просчитывает. Да и как не понять простую вещь -- чтобы взять двухдневный отпуск, совсем не обязательно передавать президентские полномочия... Чепуха, президент явно блефует...
      -- Может подняться жуткий переполох, -- сказал Касьянов. Глаза у него вновь ожили, заиграли своей мужской красотой, губы обдало алой краской. -- А это может быть похлещи Уотергейта.
      -- Об этом будет знать очень ограниченный круг лиц: ты, мой начальник охраны и еще двое человек, в число которых, конечно же, не входят ни моя жена, ни мои дети или родители...
      -- Вы хотите пойти туда? -- Касьянов сделал неопределенный жест рукой.
      Путин долго молчал. Никогда он так долго на глазах собеседника не молчал.
      -- Не буду с тобой играть в кошки-мышки -- хочу и пойду. Не один, разумеется, с группой профессионалов.
      Касьянов не сразу нашелся, что на эту ересь возразить.
      -- Черт возьми, это же рискованно. Смертельный риск... Разве у нас мало спецназовцев, чтобы нужно самому главе государства...-- премьер не мог подыскать подходящего выражения. -- Если честно, этим самым вы как бы объявляете кабинету министров недоверие. Ведь силовики подчиняются не только вам, но и мне и если сам президент решил их подменить, значит, плохи дела премьер-министра...
      -- Неправильно, Михаил Михайлович, понимаешь. Ты ведь читаешь прессу и знаешь, как она изгаляется надо мной...Ладно бы надо мной, как над частным лицом, она дискредитируют президента России. Гаранта Конституции, который объявил войну террору. И никто за меня этого не сделает. Я должен сам убедиться и сделать вывод: или захват головки террористов вообще невозможен и тогда силовиков придется реабилитировать или...Или тогда я им могу со спокойной совестью сказать: делайте так, как делаю я, делайте лучше меня....
      Касьянов смотрел мимо президента и в его глазах было полно недоумения, чего-то глубоко невысказанного, смешанного с удивлением и страхом. Президент тоже сидел и молчал и тоже глядел мимо своего собеседника. Они оба понимали, что ситуация, которая вскоре должна стать реальностью, напоминает бред сумасшедшего или, во всяком случае, сонное наваждение...
      Наконец, Касьянов, видимо, к чему-то придя, спросил, стараясь вкладывать в свои слова непринужденность и даже свой не очень отточенный юморок.
      -- Ну а если рейд генерала Доватора в тыл немецко-фашистских захватчиков сорвется? Не хватит, например, фуража или попадете в засаду и завяжется неравный бой? И пуля-дура не разберет кто есть кто...Что тогда стране делать?
      Путин отреагировал не медля:
      -- Во-первых, я иду туда с намерением вернуться. Во-вторых, со мной будут сапсаны, беркуты, кондоры, называй их как хочешь. И эти люди будут знать, кто с ними туда идет. Собственно, в этом и будет все дело. Но а если Бог Барса и Тайпана окажется сильнее нашего, так тому и быть. Похороните в Питере, на Никольском кладбище... И очень прошу, никаких памятников -гранитная плита и мои данные: тогда-то родился и тогда-то умер. Все! И ни в коем случае не объявлять в стране траура. Я еще не настоящий президент, я только учусь, -- Путин улыбнулся и поднялся с кресла. -- Сиди, я взгляну на календарь...
      Касьянов тоже встал и прошел по мягкому ковру. Вернулся -- президент что-то подписывал. Вскоре премьер понял, что это было. Путин вышел из-за стола и с листом бумаги подошел к маленькому столику. Положил и взглядом дал понять Касьянову, что бумага предназначена ему. Премьер нагнулся и стал читать: "Указ. С 10-го августа 2000 полномочия президента РФ передаю председателю правительства РФ Касьянову М. М. сроком на три дня, включительно по 13 августа с.г." Подпись.
      -- А что же будет с ядерным чемоданчиком? Это ведь не шутка, -- спросил Касьянов и в груди от такого вопроса у него заплясали чертики.
      -- Девятого или десятого вечером мы с тобой встречаемся здесь же, в присутствии офицеров связи, которые при мне передадут в твои руки этот чемоданчик и сразу же проведут инструктаж. Это проще, чем тебе это кажется. Конечно, по теории вероятности в эти три дня может начаться ядерная война...Ну что ж, ты не один будешь -- такие кейсы есть у министра обороны и у начальника генштаба...Но скорее умершая в прошлом году бабушка восстанет из гроба, чем именно в эти три дня кто-то вознамерится запускать в нас ядерные ракеты...
      Касьянов какое-то время сидел, словно пораженный молнией.
      -- Владимир Владимирович, если бы я вас не уважал, если бы не ваше искреннее желание вытащить страну из трясины, я вынужден был бы в такой ситуации насексотить на вас Совету Федерации...Это же уму непостижимо: ядерный чемоданчик остается в руках не главнокомандующего, а человека, который не служил в армии ни одного дня...
      -- Ельцин тоже не служил, а лично я был за него спокоен. И за тебя буду спокоен. Ты уравновешенный интеллектуал и справишься, что бы тут за эти три ни произошло. А насчет кейса...Ты, может, не знаешь, что в августе 1991 года...во время путча один из трех ядерных кейсов был потерян. Причем президентский, который был у Горбачева...
      ...Путин мысленно часто возвращался к этой теме. В августе 1991 года он был вызван из Германии в "Аквариум", Главное разведуправление, где должно было быть принято кардинальное решение по многим нелегальным разведгруппам, работающим в Западной Европе и в США. Политические события стремительно развивались, Союз и его страны-сателлиты так же стремительно разваливались вместе со своими спецслужбами. Нужно было срочно в одних случаях обрубать все конспиративные концы, в других -- постараться связать их покрепче и оставить "узлы" до более подходящих времен.
      В Москву из Берлина он прибыл 18 августа и сразу же был принят начальником Управления Федоровым. Разговор не обещал ничего хорошего, что, собственно, и случилось. После него у Путина на сердце остался лежать тяжелый камень. Шеф не держался за свое место, и, как профессионал, понимал, куда катится страна и что может сулить этот сумасшедший разгон. После обсуждения главной темы -- сохранения резидентуры в странах Западной и Восточной Европы -- Федоров дал прослушать магнитопленку, которую он достал из сейфа. Запись была отличная, но ее содержание повергло Путина в ужас. Разговаривали двое: министр обороны Язов и председатель КГБ Крючков. Речь шла о вводе в Москву элитных частей, расквартированных под Москвой -Кантимировской, Таманской дивизий и дивизии имени Дзержинского. Крючков тоном и матерными вставками склонял маршала к незамедлительному согласию. Но старый вояка не спешил, он расспрашивал Крючкова -- кто пойдет с ними? И зазвучали имена: Янаева, Пуго, начальника Генштаба Моисеева, Главкома сухопутных сил генерала армии Варенникова, начальника штаба войск ПВО генерал-полковника Мальцева...Когда разговор зашел о президенте России Ельцине, Крючков сделал паузу. Было даже слышно, как он нервно сглотнул слюну, видимо, то, что он собирался сказать Язову, было и для него самого непростым делом. Но все же сказал: "Этого бугая надо валить. Если мы этого не сделаем сейчас, потом все умоемся кровью". "А кто этим займется? -наивностью повеяло от слов Язова. -- Армия такими делами не занимается." И опять пауза и снова нервный спазм в горле шефа КГБ: "Этим займется генерал-лейтенант Поливанов. Он со своими людьми блокирует Архангельское, куда после возвращения из Казахстана должен возвратиться Ельцин со своей челядью... Если, конечно, ему удастся благополучно прилететь из Казахстана...У него небольшая охрана и мы ее сомнем в две минуты..." "Когда вводить части в Москву?" -- тяжело отдыхиваясь, спросил Язов. "В ночь с восемнадцатого на девятнадцатое...И не дрейфь, Дима, все будет конституционно оформлено. Детали обговорим на совещании..."
      -- Это государственный переворот, Володя, -- Федоров выключил магнитофон и закурил. -- Я бы собственной рукой пустил Горбачеву пулю в лоб да и на Ельцина не пожалел бы пороху, но то, что замышляют эти сукины дети, не поддается никакому объяснению.
      -- Я лучше думал о Моисееве, -- Путин мысленно раскладывал пасьянс -какая роль во всей этой жуткой истории уготована ему, резиденту ГРУ, подполковнику Владимиру Путину? Однако ему помог сам Федоров.
      -- Они и в мою сторону закидывали петельки, но я дал им понять, что в такие игры не играю. Но и стоять на обочине мне тоже нельзя, слишком большие ставки. Черт с ним, с Горбачевым, он сам окружил себя язовыми и крючковыми, но Ельцина отдавать глупо. Я уверен, общество не подпишется на государственный переворот и начнется разнос. Придется вспомнить песни гражданской войны и ее похоронные марши...Словом, если ты, подполковник, в принципе согласен со мной...ну, если ты внутренне не с Крючковым...
      Путин покачал головой.
      -- А если так, то бери наших сорвиголов...Полста спецназовцев тебе хватит?
      -- Смотря для какой цели...
      -- Чтобы помешать Поливанову и сохранить Ельцина. А там все будет зависеть от того, как будут развиваться события. Но мы к ним должны быть готовы. Сегодня, сейчас...Возможно, мы уже в чем-то запаздываем...
      А события, между тем, развивались в темпе рок-н-ролла. По оперативной информации контрразведки, самолет с Ельциным, который в 22 часа по московскому времени должен приземлиться в аэропорту Внуково, готовилась захватить одна из групп "девятки", то есть 9-го Управления КГБ. Того самого подразделения, которым командовал генерал Поливанов. Видимо, в штабе тех, кто задумал переворот, созрел более радикальный план по захвату и изоляции главы российского государства.
      Вот тогда и произошла первая "рабочая" встреча Путина с наставником курсантов-разведчиков Штормом. Совещались в его кабинете. Путин запомнил его слова: "Я не поклонник Ельцина, но другого козыря я пока не вижу". И сразу же выявилась проблема: как президента предупредить об опасности, ведь ни они с ним, ни он с ними лично не знаком. Весь диалог будет эфирный, попробуй убедить да еще труднее поверить в то, что они собирались ему сказать.
      Шторм нашел выход. Кто-то из домочадцев Ельцина должен находиться в доме на Тверской. В крайнем случае -- в Архангельском...Но у них очень мало оставалось времени. Стали звонить. Сначала на городскую квартиру. Ответил мужской тихий голос. Шторм представился депутатом. Мужской голос просто объяснил, что его тесть в командировке с Наиной Иосифовной, а Татьяна в городе. Сейчас должна придти...
      На старом "москвиче" Шторма они направились в центр Москвы и около восьми часов были возле президентского дома. Охрану, переодетую в милицейскую форму, долго не пришлось упрашивать. Это еще была та пора, когда гербастые удостоверения играли большую роль, чем краснокожие паспортины...
      Шторм остался внизу. Путин один взбежали на этаж и позвонил. Дверь не была заперта, она бесшумно отворилась и на пороге предстала молодая женщина с коротко подстриженными волосами. Она с интересом оглядела незнакомца и особо выделила элегантный, явно импортного покроя, костюм и длинный в синюю клеточку галстук. Голубые, спокойные глаза... Она пригласила гостя войти.
      В помещении пахло ванилью и флоксами. Слева, на журнальном столике, в синей вазе стоял пышный букет. Разговор состоялся прямо в прихожей. Женщина, выслушав Путина, не сразу осознала, что от нее хотят. На лице проявилась целая гамма противоречивых чувств.
      -- Я не понимаю, за чем мне ехать с вами на аэродром, -- женщина явно волновалась и, не обращая внимания на гостя, повернулась к зеркалу и стала поправлять прическу.
      Путин взглянул на часы. Он тоже чувствовал себя не в своей тарелке. Понимал: его неожиданный визит в дом президента и не очень убедительный разговор, конечно же, могут показаться подозрительными. Но, отбросив сомнения, он твердо сказал:
      -- Хорошо, будем говорить открытым текстом. Военно-политическая верхушка через несколько часов произведет государственный переворот и в связи с этим...Да поймите же вы, наконец, вашего отца при посадке самолета арестуют и последствия этого могут быть самые непредсказуемые.
      На Путина взглянули совершенно другие глаза. Неопределенности в них как ни бывало, иной мужчина мог бы позавидовать этому твердому, непреклонному взгляду.
      -- Что я должна сделать?
      -- Мы организуем связь с самолетом президента, а вам лишь надо подтвердить...засвидетельствовать, что с ним говорят его друзья.
      -- Я должна посоветоваться с Алешей, -- Татьяна вышла из прихожей в смежную комнату. Оттуда она появилась вместе с довольно молодым, худощавым мужчиной. На нем был накинут домашний халат и шлепанцы. Он был бледен и рука, поддерживающая полу халата, слегка вибрировала.
      -- Здравствуйте...Я супруг Тани, она мне рассказала и я не могу в это поверить.
      -- Время не ждет и вам придется сейчас же принять решение, -- Путин подошел к двери. -- Ну, идемте, внизу ждет машина...
      Женщина подошла к мужу и взяла его за руку. Она явно доминировала и в эту минуту ее воля оказалась решающим фактором.
      -- Алешенька, я скоро вернусь. Ты, пожалуйста, не волнуйся, посмотри телевизор, если хочешь выпей коньячку...Только не нервничай, я скоро вернусь. Верно? -- она обернулась к Путину.
      -- Это не займет много времени...От силы час-полтора...Извините, но время, действительно, не терпит.
      -- Хорошо, я только оденусь...
      Он взялся за ручку и, открыв дверь, вышел на лестничную площадку. Она была опрятна и безмолвна.
      Он подошел к перилам и прислушался, но и в пролете сквозила глухая тишина. Татьяна появилась в светлом плащике и с зонтиком в руках. На ней были темные очки. Через плечо -- небольшая коричневая сумочка.
      -- У нас еще есть время? -- спросила она и бегом направилась к лифту.
      -- Нет, идемте по лестнице, -- Путин знал, какой западней может стать лифт и потому шагнул в сторону лестницы.
      Шторм ждал внизу. Один из охранников вышел из будки и преградил им дорогу.
      -- У нас приказ никого не выпускать из здания...В городе проходят учения гражданской обороны.
      -- Мы сами гражданская оборона, -- Шторм решительным жестом отстранил человека в милицейской форме и попытался пройти к выходной двери. Из будки появился второй охранник, в руках у него воронел пистолет.
      -- Стоять! Всем к стене...
      Однако он не договорил: шагнувший к нему Путин выбил ногой пистолет и, подцепив строптивого охранника за кисть, потянул на себя и резко отпустил...Человек попятился и всей массой загремел в открытые двери будки.
      Второй охранник тоже попытался свести все к угрозе применения оружия, но Шторм не дал ему этой возможности. Левой он нанес охраннику удар в челюсть и, не глядя как тот будет приземляться, открыл входную дверь, пропуская вперед себя Татьяну с Путиным.
      От дома президента они направились на базу. Группа была в сборе. Шторм построил людей и провел двухминутную беседу. Она сводилась к следующему: кто бы ни встал на их пути, какие бы кто приказы ни отдавал, для группы действительны только указания "этого человека". Шторм представил бойцам Путина, подчеркнув, что речь идет об особой важности государственном задании.
      На пяти "рафиках", с пятьюдесятью двумя спецназовцами ГРУ, испытывая жуткий дефицит времени, они мчались в сторону Кубинки-1. Где-то в районе Голицыно их встретил армейский патруль из трех автоматчиков. Все они были в касках и бронежилетах, на лицах лежала необычная настороженность. Необычность еще заключалась и в том, что, судя по обмундированию, это были не просто солдаты -- офицеры и не ниже капитанов.
      Путин, не выходя из машины, через форточку показал подошедшему патрулю удостоверение и тот протянул было за ним руку, но его предупредили: "Убери руки, служивый, мы все тут свои..." И это двусмысленное "свои" сыграло, поскольку патруль хоть и имел вполне определенную задачу контролировать данное направление, он тем не менее не был посвящен в детали. И удостоверение гэрэушника произвело впечатление...
      На подъезде к Кубинке машины разделились: одна группа на двух микроавтобусах, направилась к административному зданию, другая под началом Путина, минуя поросшее маками поле, мимо локатора, вырвалось на взлетную полосу и по ней устремилась к возвышающейся на белесом августовском небе диспетчерской. Два "рафика" остановились в метрах ста пятидесяти от диспетчерской, третья машина, на которой находился Путин с десятью бойцами, подъехала к диспетчерской и взяла ее в кольцо.
      В диспетчерскую поднялись Путин, Шторм и Татьяна Дьяченко. Старший оператор майор Голубев попытался взять гостей на голос, но Шторм, зацепив его под руку, подвел к стеклянной стенке: "Видишь, майор, моих людей? Каждый второй с гранатометом, поэтому не мучай себя угрызениями совести и переадресуй мой вопрос диспетчерской Внуково... Спроси позывные борта самолета президента России и его координаты. Сделай это...и ты герой..."
      И действительно, цепочка вооруженных людей, растянувшаяся по всему периметру диспетчерской, была убедительным аргументом для того, чтобы не вступать в дискуссию. Майор подошел к одному из сидящих с наушниками операторов и что-то тому сказал. Оператор кивнул и стал нажимать на клавиши. На экране появилось зеленое поле, по которому ползла золотистая стрелка. Простое дело, когда им занимаются профессионалы. Оказывается, президентский самолет Ту-154 Алма-Ата -- Москва находился в пятнадцати минутах лета от столицы.
      Оператор что-то сказал майору и тот, сняв с головы оператора наушники с торчащим в сторону микрофоном, протянул их Шторму. Шторм взял наушники и передал их Путину. Но тот не стал надевать их на голову, а лишь один наушник прислонил к уху, приблизив к губам микрофон.
      -- Это борт самолета президента России? -- голос у Путина был твердый с подчеркнутой артикуляцией. -- Я вас очень попрошу соединить меня с Борисом Николаевичем...Нет, я ему все объясню сам. Почему не может...Отдыхает? Тогда пусть подойдет его супруга Наина Иосифовна...
      В трубке наступила пауза и тот же спокойный голос сказал::
      -- С вами говорит помощник президента Лев Евгеньевич Тишков...Извините, а с кем я имею честь говорить?
      -- Подполковник Главного разведывательного управления Путин. Естественно, звоню от имени своего руководства и хочу, чтобы вы меня правильно поняли...
      -- Говорите, -- в голосе Тишкова появился нажим.-- Что бы вы ни сказали, я сейчас же передам президенту....
      -- Тогда передайте следующее, -- Путин прикрыв микрофон рукой, откашлялся. -- Тогда, пожалуйста, передайте Борису Николаевичу, чтобы он распорядился о посадке вашего самолета не в аэропорту Внуково, а на военном аэродроме в Кубинке первой. Там вас будем встречать...
      Пауза не была затяжной. Тишков опытный человек и скорее интуитивно, нежели со слов говорившего, понял серьезность ситуации.
      -- Минутку, -- в микрофоне Путин услышал переговоры на другом конце провода и басистый голос президента: "Что-то они там мудрят...Дайте, Лев Евгеньевич, мне трубку". И до Путина долетел немного сонный голос президента:
      -- Вы подполковник Путин? Тогда в двух словах объясните обстановку. Почему я должен приземляться на другом аэродроме? И почему я должен вам доверять?
      Лицо Путина покрыла краска. Он понимал, насколько щекотлива ситуация и как трудно ему объяснить то, что готовится в стране.
      -- Я не могу вам всего объяснить, время слишком быстро летит...Но поверьте, товарищ президент, ситуация чрезвычайная и будь она иной, я бы никогда не осмелился бы вас беспокоить.
      -- Ерунда какая-то, -- Ельцин был явно недоволен. Он, как потревоженный в берлоге медведь, чувствовал опасность, не зная откуда она исходит. -Скажите, подполковник, а сам Федоров не мог бы со мной связаться?
      -- Этого я знать не могу. Я звоню вам из диспетчерской Кубинки первой, здесь мои люди и, к сожалению, с минуты на минуту могут появиться другие...-- Путин интонацией подчеркнул слово "другие". Он взглянул на стоящую у пульта Татьяну и рукой дал ей понять, чтобы она подошла. Он передал ей наушники. Женщина неловким движением, волнуясь, прижала оба наушника к уху и стала сбивчиво говорить.
      -- Папа, это я, Таня...Твоя дочь. Тебе нельзя лететь во Внуково и делай так, как тебе говорит Владимир Владимирович. Это намного серьезнее. Не могу, я сама всего не знаю...-- помимо воли у нее по щекам покатились слезы и она их старалась смахнуть свободной рукой. Вернула наушники Путину. И он услышал, как Ельцин кому-то говорил:
      -- Я как знал, что эти сволочи без меня начнут мутить воду. Александр Васильевич, договорись с подполковником о встрече, а я сейчас сам поговорю с командиром самолета...
      -- Начальник охраны президента Коржаков на проводе... Борис Николаевич просил меня согласовать с вами наши действия.
      -- Сделайте так, чтобы ваш самолет приземлился в Кубинке первой и вырулил на 3-ю запасную полосу, подальше от диспетчерской. Мы будем на защитного цвета "рафиках". Сколько у вас людей?
      -- Немного...Мы выведем президента через задний запасной люк...Как я вас узнаю?
      --Узнаете, я буду вместе с Татьяной Борисовной...
      -- Подполковник, вы хоть намекните, что у вас там происходит?
      -- Вспомните историю про католиков и гугенотов. Большего пока я вам сказать не могу.
      -- Но хоть какой-то резерв времени у нас имеется? -- спросил Коржаков.
      -- Да, но очень небольшой. До завтрашнего утра, а точнее, до четырех часов утра...
      -- Вот как...Ну, что ж, подполковник, до встречи, надеюсь, она будет теплой.
      Когда они из диспетчерской спускались вниз, где-то вдали, возле ворот аэродрома, послышались автомобильные шумы и сумерки потревожили синие просверки. Через пару минут на ВПП показалась черная "волга", стремительно приближающаяся к диспетчерской вышке. Машина еще не успела остановиться как из трех ее дверей стали выскакивать люди в камуфляже. Впереди шел поджарый высокий человек, с размашистым движением рук. Он был более чем решительно настроен. Подойдя, представился:
      -- Полковник КГБ Агеев... Что здесь за бардак? Почему на поле посторонние? -- Вид людей в штатском как будто вызвал в нем дополнительный импульс недовольства. -- По какому праву, черт возьми, на военной базе посторонние люди? Ваши документы? -- человек в камуфляже вплотную приблизился к Путину и создавалось впечатление, что еще мгновение и он пойдет на физический контакт.
      -- Не будем спешить. Сначала вы предъявите свои документы, -- Путин оставался невозмутимым. Взглядом он оценивал подошедшего: на вид лет тридцать пять-сорок, в глазах деланная взвинченность и еще что-то такое, что бывает у людей, побывавших со смертью на коротке. С такими субъектами шутки плохи, но проявлять слабину перед ними тоже нельзя.
      Агеев обернулся к шедшему за ним военному:
      -- Лейтенант, вызывай сюда группу, будем этих брать, -- тяжелый взгляд лег на переносицу Путина.
      Лейтенант поднес к губам "моторолу" и, назвавшись пятым номером, отдал команду. Со стороны КПП аэродрома послышалось жужжание и вскоре в августовской мгле появился силуэт армейского уазика. Он шел с включенными подфарниками, оставляя позади себя белесое облачко дыма. Уазик объехал "волгу" и с визгом затормозил. Из него стали выгружаться вооруженные люди. Их было пятеро -- молодых, нахрапистых, видимо, привыкших действовать в неоспоримых условиях, полагаясь на силу и аргумент стволов. Один из них подошел к полковнику Агееву, который стоял ближе всех к Путину, и от которого, видимо, ждал дальнейших указаний.
      -- Этих? -- он кивнул головой в сторону штатских и, не дожидаясь ответа, резко схватил Путина за руку. -- Идем, парень, и ты, -- взгляд на Татьяну, -- тоже следуй за нами.
      Путин крутанул рукой и на шаг отступил от агрессивного офицера.
      В "рафике" что-то шерохнулось, тихо щелкнуло и одно из затемненных стекол съехало в сторону. Из открывшегося провала раздался глухой голос Шторма:
      -- Володя, тебе нужна помощь?
      -- Нет, все нормально,-- не поворачивая головы ответил Путин. -- Мы тут сами разберемся с этими орлами...Как насчет того, чтобы КГБ мирно разойтись с ГРУ? -- обратился он к Агееву.
      -- ГРУ? При чем тут ГРУ? -- лицо полковника вдруг слиняло, теряя вместе с колером и тевтонскую решимость.
      -- Да, ГРУ, -- Путин двумя пальцами приподнял из нагрудного кармана удостоверение. -- По просьбе президента России встречаем его самолет, с дальнейшим сопровождением в резиденцию. Будут еще вопросы? -- Путин опустил удостоверение в карман.
      -- Почему именно ГРУ? У Ельцина своя охрана...
      -- Потому что это воля президента и я с ней, во что бы то ни стало, буду считаться.
      Произошла переглядка. Лейтенант отступил, отступил и тот, кто хватал Путина за руку. Татьяна открыла сумочку и достала из нее носовой платок. От нервности ее трясло, она беззвучно плакала.
      -- Таня, перестаньте волноваться, -- Путин взял ее за руку. -- Это всего лишь рабочий эпизод.
      Люди в камуфляже отошли к машинам, однако убираться не спешили. Агеев, прижав к уху трубку, с кем-то вел переговоры.
      Со стороны радара послышался тяжелый рокот приближающегося самолет. Путин, взяв Татьяну за руку, потянул ее за собой. Они обошли "рафик" и залезли в открывшуюся дверь. В машине было накурено и темно.
      "Волга" и армейский уазик, в которые уже забрались люди в камуфляжной форме, все еще стояли на месте, словно раздумывая -- куда направить свои капоты...
      -- Отъедем за диспетчерскую, -- сказал Путин и "рафик" медленно стронулся с места. Он обогнул круглую башню и остановился на самом краю запасной посадочной полосы.
      Слева показались перемигивающиеся навигационные огни Ту-154, который широким брюхом опадал на аэродром.
      -- Вот он наш красавец, -- Шторм положил руку на плечо водителя. -Коля, давай жми на газ и дуй на всех скоростях вперед. -- Он поднес к губам микрофон и тихо кому-то сказал: -- Отсеки, пожалуйста, от нас "волжанку", а то она нарывается на скандал...
      Путин сквозь стекла видел, как "волга", тронувшись с места, тоже устремилась за приземлявшимся самолетом. Какое-то время они шли вровень с ней, но постепенно "рафик", у которого обычный двигатель был заменен на роторный, вырвался вперед и начал сокращать расстояние между собой и тормозящим самолетом.
      От замершего лайнера исходил пар, его металлические бока дышали зноем и керосиновым перегаром. Несколько минут он стоял без признаков жизни, словно давая своему неутомимому сердцу передохнуть.
      Из "рафика" вышли Путин с Татьяной. Они обогнули машину и встали так, чтобы их могли заметить из самолета. Путин посмотрел назад: в метрах двухстах цепочка спецназовцев из родного ГРУ перегородила "волге" дорогу.
      Наконец задняя дверь самолета монолитно отслоилась от фюзеляжа, в проеме показался человек в форме гражданской авиации и вскоре на землю опустился аварийный трап. И когда в дверях самолета появилась внушительная фигура Ельцина, Путин почувствовал смешанное чувство беспокойства и отчетливо заявившего о себе облегчения. Он покосился на Татьяну, та стояла в каком-то скукоженном виде, прижав к дрожащим губам платок. "Папа, -- женщина вдруг сорвалась с места, и устремилась в сторону самолета. -- Папа, я здесь, осторожно спускайся, лестница очень крутая..."
      Путин подошел к Шторму.
      -- Я поеду в одной машине с Ельциными и его женщинами.
      -- А охрану его куда? -- Шторм глядел на спускавшегося с трапа Ельцина.
      -- Коржаков с помощником президента пусть едут с вами, а орлов из охранения посади в другую машину. Они из той же конторы, что и те, кто спит и видит президента в гробу...И присмотри, Андрей Алексеевич, чтобы на хвосте у нас большой толпы не было.
      -- Это не проблема, осилим.
      Движения президента были неуверенные, он двумя руками держался за поручень и медленно, чем-то напоминая ленивца, преодолевал ступеньку за ступенькой. Наверху, в проеме, появилась Наина Иосифовна, в бежевом платье. Она пытался помочь Борису Николаевичу спускаться, но не могла сразу к нему подступиться.
      Подъехал еще один "рафик". Путин, махнув Шторму рукой, развернулся и пошел навстречу Ельцину. Тот, прижав к себе Татьяну, медленно направлялся в сторону полосы. Рядом с ними шла Наина Иосифовна.
      Они встретились как раз на середине запасной полосы. Татьяна высвободилась из рук отца и, обернувшись в сторону Путина, дрожащим голосом произнесла: "Папа, вот этот человек хочет тебе помочь...Он тебе все сам расскажет..." "Здесь не место для разговоров, -- голос Президента загустел и напоминал ворчание потревоженного медведя. -- Подумать только, президенту великой Руси надо прятаться...Как вас зовут? -- вопрос явно адресовался Путину" "Подполковник Путин...Владимир... Имею честь засвидетельствовать вам мое уважение и вместе с тем доложить, что действую по приказу генерала Федорова..." "Путин, говоришь... Ну что ж, пути Путина неисповедимы... Веди, только помни, что про всю здешнюю возню я уже знаю...И про свиней знаю, которые своими рылами подрывают корневище государства и про мосек разных знаю...На чем поедем? На этих консервных банках? -- Ельцин трехпалой рукой указал на "рафики". -- Мне, брат, не привыкать, я и на двухколесной тачке поеду, а если надо, и тебя в ней повезу...Мы не гордые. Верно, Танюша?"
      С аэродрома они мчались по ночным улицам Москвы, которые были пустынны и лишь группки патрулей в военной форме как бы предвосхищали предстоящие события.
      Путин, сидящий рядом с Ельциным, наклонился к нему и тихо сказал: "Борис Николаевич, вам домой ехать нельзя, не советую, осталось очень мало времени..." "Едем в мою резиденцию, куда же еще, -- президент взглянул на Татьяну. -- Таня, дочь, где твой Алешка? Надо его с собой забрать и детей..." "Лена с детьми уже в Архангельском, я волнуюсь за Лешу..." -Татьяна уже вполне пришла в себя и говорила твердым уверенным тоном.
      Они припарковались на 2-й Тверской-Ямской, за два квартала от дома No 54, где жили Ельцины. Путин достал из кармана трубку и передал Татьяне: "Таня, вам надо переговорить с мужем...Мы сейчас за ним заедем. Может, вы хотите ему сказать, чтобы он взял с собой какие-то вещи..."
      Телефон долго не отвечал. Татьяна нервничала, а Ельцин, повернувшись к ней вполоборота, ворчал: "Паразиты, из-за них мы должны объезжать свой дом...Ничего, они у меня еще попляшут казачка..."
      Наконец трубка откликнулась и Татьяна тихо, чтобы, наверное, не волновать мужа, велела ему собираться и взять на "всякий случай" пару белья, теплые вещи и пирог, который она оставила на холодильнике...
      В дом Путин отправился с двумя спецназовцами. В фойе их встретили не два, а шесть человек -- два милиционера и четверо в гражданской форме. Двое из них бросились к Путину и загородили дорогу, однако вошедшие вслед за ним два автоматчика в камуфляже несколько охладили их порыв. Подошедший милиционер, который недавно уже нарывался на конфликт и заметно поумневший, довольно сдержанно поинтересовался -- куда и по какому делу они направляются?
      -- Валера, объясни товарищам, какую задачу мы выполняем, -- бросил Путин одному из сопровождавших его, а сам побежал вверх по лестнице, в 26-ю квартиру.
      В Архангельское они прибыли далеко за полночь. На крыльце их встречали старшая дочь Лена с детьми.
      Лена бросилась к Ельцину и прильнула к его груди. Путин слышал, как она сквозь слезы говорила: "Я так волновалась, а тут разные звонки... Кто-то позвонил и сказал, что твой самолет сбили над Казахстаном..." "Да перестань, ты же видишь, мы все в кучке и ни хрена с нами не случится", -- Ельцин гладил дочь по волосам, а сам думал о другом -- где и что делает президент Горбачев?
      Лена подошла к матери и тоже ее обняла, и тут же -- Татьяна, и три женщины, прильнув головами друг к другу, не стесняясь посторонних людей, разрыдались...
      -- Вишь, как куры, раскудахтались, -- Ельцин кивнул головой на свое "женское счастье" и тяжело начал подниматься на крыльцо. Затем оборотился и нашел глазами Путина. -- Подполковник, идите за мной, надо переговрить...
      Все пятьдесят два спецназовца, которые сопровождали главу государства России в Архангельское, остались на территории резиденции. Они заняли позицию по всему ее периметру и вскоре все, кто был в доме, принялись для них готовить "спецужин" -- яичницу из трехсот яиц с беконом.
      Путин набрал номер адъютанта Федорова и доложил о ситуации. Вскоре ему перезвонил сам генерал и в его голосе отчетливо слышалась надсадная горечь: "Кантимировская и Таманская дивизии уже разогревают моторы...Не знаю, что будет, но сейчас очень многое зависит от твердости Ельцина...А как у тебя, Володя, силенок в случае чего хватит?" "Не знаю, насколько круто заваривается вся эта каша, но не помешали бы лишние люди и лишние стволы..." "Я выслал пару бронетранспортеров, резервную радиостанцию и сорок человек...это все, чем могу помочь...А сейчас соедини меня с Ельциным, у нас есть о чем с ним потолковать"...
      Было уже три часа ночи, когда Путин в сопровождении охраны и Шторма, вывез из резиденции Ельцина всех его женщин: Наину Иосифовну, дочерей и внуков. Это было сделано "на всякий случай", если события готовящегося переворота приобретут реакционный характер. Их отвезли за город, в Измайлово, на улицу Парковая, где под густыми кронами прятался уютный особнячок, принадлежащий ГРУ. И в ту же ночь, когда в Москву уже входили первые танки, Путин возвратился в Архангельское, а час спустя, вместе с Ельциным, на его бронированном ЗИЛе, несся в центр столицы. И на протяжении всего пути его не покидало ощущение, что он участвует в какой-то дьявольской гонке с уходящим временем. Время лязгало железом, чадило сгоревшей соляркой и текло по магистралям и проспектам аморфной стальной гусеницей. И вопреки всему президентский кортеж без особого труда, рассекая ночной воздух Подмосковья, оставил позади себя элитные дивизии с их бесполезной бронетанковой мощью...
      Кончалась вторая половина августовской ночи, тихой, задумчивой. На газоне стрекотали кузнечики, не подозревая, какую заварушку готовят себе люди. А в это время на Чкаловском аэродроме выруливал спецсамолет, на котором путчисты собирались лететь в Форос, где проводил свой очередной отпуск президент СССР Михаил Горбачев...
      ...Воспоминания, воспоминания...Путин набрал номер рабочего телефона жены и когда та ответила, сказал: "Люся, ты случайно не забыла, что второй президент России любит тебя первой любовью." И повесил трубку. Но то, что он сказал, было всего лишь полуправдой, поскольку жену свою он любил не первой, а первой и последней любовью.
      26. Москва. Свято-Данилов монастырь, Благословение.
      Донесение от президента главком ВВС Корнуков получил по фельдъегерской почте. В сообщении под грифом "совершенно секретно" говорилось, что с целью выполнения оперативно-розыскной операции в квадрате Е-9 необходимо провести тревожащие полеты силами военной авиации, включая стратегические бомбардировщики и вертолетную группировку, базирующуюся в Астраханской области.
      Корнуков вспомнил разговор с президентом и о своем обещании в нужный момент подключить подразделения ВВС для обеспечения готовящейся операции. Единственное что смущало генерала -- это прохождение приказа через главу государства. Однако, подумал, Корнуков, наверное, это связано с чрезвычайной важностью операции и абсолютной ее секретностью. Но при этом он не мог не догадываться, с какой целью это столь засекреченное мероприятие будет проводится. Да и какая тут для него тайна: он неоднократно подписывал приказы об интенсивной обработке с воздуха этого пресловутого квадрата Е-9. Правда, это было тогда, когда еще велись развернутые войсковые операции. Конечно, решил генерал, готовится специальное мероприятие по захвату или уничтожению головки боевиков...
      Он еще раз прочитал донесение из Кремля и обратил внимание на сроки: беспокоящие боевиков полеты должны осуществляться по полтора часа в сутки, начиная с третьего августа по 10 августа включительно. Десятого августа -- в обязательном порядке с 21 часа до 24 часов.
      Главком тут же своей директивой отдал распоряжение второй ударной эскадрилье, базирующейся в Ахтубинске, Астраханской области, в означенное время быть в воздушном пространстве квадрата Е-9. Цель: небомбовое присутствие в данном квадрате. Буквально через час сорок минут, тоже фельдъегерской почтой, Корнуков отправил в Кремль ответ, в котором, в частности, говорилось: "Руководителем полетов мною назначен Герой России летчик первого класса Георгий Гюрза."
      Получив депешу, и прочитав ее, Путин вспомнил полковника авиации красавца Георгия Гюрзу, которому в мае он собственноручно прикалывал к груди Звезду Героя. Что этот парень тогда сказал? Кажется, что-то про пятый океан, который надежным зонтиком распростерся над Россией. Это было сказано хоть и несколько патетично, но искренне, чего Путин не мог не отметить. Этот выбор главкома ВВС его обнадеживал.
      Через своего помощника Тишкова президент вызвал в Кремль Шторма. Когда гэрэушник вошел в кабинет, в атмосфере помещения как будто что-то изменилось. То ли запахло порохом, то ли стены его раздвинулись и из них открылась величественная панорама России...Однако это иллюзорное ощущение Путин в себе задавил и без предисловий вручил Шторму свой Указ о назначении его начальником антитерростического Центра. С присвоением звания полковник.
      -- Платонов погиб в Воронеже и имя его потомки еще не раз будут вспоминать, -- сказал президент и внимательно заглянул в глаза собеседнику. -- И вам, Андрей Алексеевич, с вашим опытом и знаниями это как раз будет по силам. У нас с Платоновым была договоренность о создании группы, с которой мы пойдем в тыл, а поскольку его нет, этим займетесь вы..
      -- Спасибо за доверие, Владимир Владимирович, но я, пользуясь нашей встречей, хотел бы еще раз сказать вам...Не президентское это дело...
      -- Это вы оставьте для своих мемуаров, -- Путин улыбнулся своей обезоруживающей улыбкой. -- Мы пойдем с вами вместе и случится это очень скоро, поэтому продумайте еще раз состав группы и ее экипировку. Мы ведь с вами знаем, что в этом деле мелочей не бывает.
      -- Группа в принципе готова. Я провел с ней несколько тренировок, побывали на стрельбище...Ребята уже не раз понюхавшие пороха, но ни один из них, хотя и бывал в крутых переделках, ни разу не был ранен. И это говорит об их хорошей боевой натасканности.
      -- Помните, когда мы с вами проходили полосу разведчика, со мной шел такой детина...Он мне показался очень настырным и волевым человеком...
      -- Это капитан Ершов. Действительно, это был не человек, а рессора...
      -- Почему "был"?
      -- К сожалению, его уже нет в живых. После наших курсов его направили на спецзадание в Таджикистан. На Узбекской границе Ершов погиб. Они со своим ефрейтором целую ночь дрались с пятьюдесятью боевиками, часть которых, как потом выяснилось, направлялась в Ферганскую долину, а другая часть -- в Чечню...Ни один бандит не прошел. Сам капитан погиб... глупо погиб: уже после боя начался оползень и камень раздробил ему лобную часть головы... Если не ошибаюсь, командование его тоже представило к званию Героя...
      -- Жаль. Очень жаль, я его часто вспоминал...В спецназе есть какой-то дагестанец, у которого погибла вся семья от рук чеченских боевиков...Об этом мне рассказывал Платонов...
      -- Махмут Изербков, я тоже с ним занимался. Настоящий диверсант, передвигается бесшумно, по-кошачьи, хорошо маскируется, но...Слишком горяч, когда дело заходит о чеченцах.
      -- Возьмем его с собой? Он, наверное, неплохо изучил тот район, это ведь недалеко от границы с Дагестаном.
      -- Я не возражаю. Нас будет девять человек...Вместе с Воропаевым, о ком я хотел бы с вами поговорить отдельно.
      Президент при упоминании этого имени наморщил лоб, как будто силился что-то вспомнить. Но он не вспоминал, он мысленно формулировал свой ответ на ожидаемый вопрос Шторма. И этот вопрос прозвучал.
      -- Владимир Владимирович, это окончательно, что с нами пойдет этот Воропаев?
      -- У вас есть причина для отвода?
      -- Да нет, этот парень мне нравится, но черт его знает как он поведет себя в зеленке. Боюсь, что я все время буду на него оглядываться.
      -- Он знает дорогу и, судя по тому, что было в Воронеже, он неплохо воюет. И мы обязаны дать ему еще один шанс реабилитироваться...В конце концов не по своей же воле он попал в Чечню...
      -- Все верно, -- Шторм сжал кулак и провел им по кромке стола, -- но на всякий случай я установил за ним наблюдение. Все же он вернулся с той стороны... Впрочем, в его поездке домой в Подмосковье ничего предосудительного не замечено. Никаких подозрительных контактов, никаких лишних телефонных разговоров...
      ...После отбытия Шторма Путин позвонил в московскую патриархию, которая расположена в Свято-Даниловом монастыре. Когда услышал голос Алексия Второго, мягко представился и попросил разрешения прибыть к нему с "неофициальным визитом".
      Направился он туда со своим главным охранником Анатолием Щербаковым и двумя офицерами связи, отвечающими за ядерный кейс, на бронированном, ничем, впрочем, не выделявшемся от серийных машин, черном "Мерседесе".
      Патриарх встретил гостей радушно и, перекрестив их и себя, повел в свой кабинет. Он был в черной рясе, а на голове -- белоснежный клоубок с золотым крестом. Они прошли в кабинет святейшего, где по какому-то для них неизвестному порядку были расставлены иконы, у подножия которых мерцали тоненькие свечи. Пахло воском и тем, что исходит от лампадок, висевших перед ликами святых.
      Когда они уселись за большой дубовый стол, патриарх, раскрасневшийся и заметно возбужденный спросил о здоровье президента, что-то сказал о втором Спасе и умолк, давая высокопоставленному гостю изложить причину своего приезда. Путину было не по себе. Он никогда не считал себя глубоко верующим человеком, хотя и думал, что мир в таком виде, каков он есть, не может существовать сам по себе, без чьей-то рукотворной заботы о всем сущем. Может быть, Бог -- это мирозданье, вечное и бесконечное? Или природа -- от травинки до темного Космоса -- и есть суть божественная, смотрящая и руководящая всеми помыслами человека...Однако, когда он окончательно для себя решил пойти Туда, в его душе что-то стронулось, она ощутила одиночество, томление, утолить которое могло только чье-то доверительное напутственное слово.
      Еще во времена работы в Санкт-Петербурге у него сложились неплохие отношения с патриархом, а затем им приходилось встречаться уже в Москве, когда он стал главой кабинета министров.
      -- Я, святейший, хотел бы с вами поговорить наедине, -- сказал Путин и посмотрел на своего охранника. -- Никаких, Анатолий, секретов, просто есть вещи, которые не проговариваются публично.
      Патриарх поднялся и они вышли из кабинета. По длинному узкому коридору, с несколькими поворотами, они дошли до лестницы, ведущей вниз. Путин шел и по привычке считал ступени -- их было двадцать три, не считая узкой каменной площадки. От нее вел еще один узкий проход, по которому они подошли к такой же узкой, выкрашенной в золотистый цвет двери. Первым вошел патриарх и, попридержав дверь, пригласил за собой президента. Эта была крошечная монашеская келья с одной большой иконой и тремя лампадками, тихо горевшими перед Николаем Чудотворцем. Справа, у стены, стоял топчан, рядом с ним пуфик, обтянутый той же материей, из которой шьют золоченые ризы.
      -- Садитесь, Владимир Владимирович, на ложе, а я пристроюсь на этом стульчике...Вы, наверное, хотите исповедаться?
      Путин, все еще испытывая неловкость, уселся на топчан и сложил кисти рук в коленях. Он чувствовал себя зависимым и это его смущало.
      -- Я хотел бы получить от вас благословение. Я намерен совершить одно очень важное государственное деяние и мне нужна ваша помощь.
      -- Не моя, вам нужна помощь Бога, вам нужна поддержка и опека нашего Иисуса Христа...
      -- Очень нужна, отец Алексий, очень...И покаяться у меня есть в чем, -Путин при этих словах зарделся, уж больно по-ученически звучали его слова.
      -- Покайтесь, легче на душе станет, -- патриарх взял с тумбочки лежащую на серебряном блюдце просвиру, разломил ее, затем налил из серебряного кувшина вина в крошечный ковшик и протянул Путину. Сказал: -- Это после исповедания...Говорите...-- И начал читать молитву...
      -- Не знаю большой ли это грех, но я очень радовался, когда стал президентом, и думал об этом день и ночь и радовался, как ребенок...Я даже просыпался ночью и думал о том, что стал главным лицом во всей России. Мне было стыдно, но все равно, радость переполняла все мое существо...Хотя я знаю, что есть люди более достойные меня, но президентом стал я...
      Патриарх, перестав шевелить губами, положил руку на колено президента, и едва уловимая улыбка скользнула в складках его губ.
      -- Это не большой грех. Радость -- божественная примета. Горе, уныние -- это плохо, греховно. Вот если бы вас одолела гордыня, спесь, но ведь этого не было. А если стали президентом вы, а не тот человек, который, по вашему разумению, мог бы им стать, то произошло это исключительно по велению Бога, значит, ему так было угодно, -- Алексий протянул Путину просвиру и крошечный ковшик с вином.
      Он почувствовал во рту пресноту и легкую сладость: вино и просвира, смешавшись, превратились в противную кашицу, которую он с трудом проглотил.
      Патриарх, прикрыв веки, монотонно, успокоено начал читать молитву -это святейший благословлял российского президента на благие дела...
      ... И кто знает, может, молитва, может, сила небесная спасли его в тот день. После патриархии он заехал в Кремль, чтобы подписать несколько указов и переговорить с министром экономики о поправках в готовящейся бюджет. Все шло по расписанию, которое ему каждый день творил глава президентской администрации Волошин. Поначалу, когда Путин пришел в Кремль, Александр Стальевич ему не приглянулся. Показалось, что слишком инициативен, много берет на себя из того круга вопросов, которые относятся исключительно к прерогативе президента. Однако по мере того как новый президент постигал технологию кремлевской кухни, многое пришлось пересмотреть и в том числе, место в этой технологии Волошина. Мало того что тот педант, точный, как эталонный метр, он еще умел предвосхищать события, напрямую к его обязанностям не относящиеся. И был обходительным, чутким и не бросался словами. Умел слушать и умел убедительно обосновывать свои предложения.
      И когда президент уже собирался уезжать из Кремля, в кабинет вошел Волошин и рассказал о звонке из штаба ВМС. Главком морскими силами Куроедов приглашал Путина на ученья Северного флота, которые должны были проводиться в Баренцевом море. Предполагался запуск с подводного положения двух межконтинентальных ракет. Событие намечено на 12 августа.
      -- Это, конечно, не рядовое событие, -- сказал Волошин, -- но чревато непредсказуемыми последствиями. К сожалению, ракетные пуски не всегда бывают абсолютно безопасными... Завтра от вашего имени я обещал дать Куроедову ответ...
      -- Жаль, но придется отказаться от столь заманчивого предложения, -Путин сел за столик для посетителей и жестом пригласил сесть за него Волошина. Беседа носила неформальный оттенок. -- Утром 10 августа я улетаю в Бочаров ручей, всего на пару дней, так что, Александр Стальевич, вам придется тут отдуваться за меня. Если можно, на эти два дня не намечайте никаких официальных мероприятий...
      -- Да вроде бы ничего такого и не намечается. Август нынче...тьфу, тьфу, чтобы не сглазить, напоминает мертвый сезон...
      -- К сожалению, это обманчивая тишина, -- сказал Путин и повторил недавно прочитанное: -- Нигде нет причин для смятенья, а беды налетают, откуда мы их меньше всего ждем...
      Волошин не сразу вспомнил, откуда эти строки, однако, сорок минут спустя после отъезда Путина, когда Волошину позвонил секретарь Совета безопасности Сергей Иванов и сказал, что на президента совершено покушение, в сознании произошло озарение: да это же великий Сенека предсказал то, что произошло и чего "мы меньше всего ждем"...
      А случилось это на федеральной дороге А105, в шести километрах от Рублевского шоссе. Путин в сопровождении пяти машин направлялся в Барвиху -он считал своим долгом посетить Ельцина перед столь важной своей командировкой. Он заметил, что этот человек несет ему удачу и на сей раз он надеялся аккумулировать от своего предшественника толику везенья.
      Не доезжая до Раздоров метров восемьсот, со стороны подлеска, который прорезала незаметная проселочная дорога, вырвался красный спортивный "феррари" и, что называется, на всех газах понесся в сторону шоссе. Машина-лидер уже прошла критический угол, за ней на скорости более 150 километров в час неслись остальные автомобили президентского кортежа. И "феррари", если его целью был президент, пытался их настичь. Однако для такого класса машин в этом не было проблемы. Сзади взвились колечки дыма, а сама машина, словно снаряд, устремилась в сторону шоссе и с каждой секундой она приближалась к кортежу. Первой ее заметили из замыкающего караван "мерседеса": один из охранников, Владимир Одинец, положив руку на плечо водителя, тихо произнес: "Леша, нас какая-то тварь хочет достать". Водитель лишь ответил: "Вижу..." Охранник понимал, что неизвестная красного цвета машина, какие бы цели она ни имела, представляет угрозу для движения. Это понимал и водитель Алексей Зимарев, то и дело поворачивающий голову в сторону приближающегося "феррари". "Что этот придурок задумал?" -- водитель машинально рукой стал очищать ветровое стекло. Второй охранник связался с машиной Путина. Там ответили, что все видят и постараются уйти. Но чтобы уйти надо нарушить строй и непременно выделиться. То есть обнаружить место нахождения президента. И тогда тяжелый бронированный "мерседес" президента будет обречен: болид под имени "феррари" его тут же настигнет и растерзает. Пока второй охранник вынимал из чехла гранатомет, Одинец в трубку говорил: "Владимир Владимирович, ради Бога, не пытайтесь оторваться, из ряда вам нельзя уходить..."
      Путин, находящейся в четвертой машине, был буквально зажат двумя охранниками. Когда по громкой связи раздалось предупреждение об опасности, телохранители накрыли его собой и ему трудно было дышать. И как ни доверял он своей охране, а все же хотел сам держать ситуацию под контролем. "Пустите!" -- довольно бесцеремонно он отмахнул охранника сидящего с "опасной" стороны. Приподнявшись, он попытался через окно увидеть то, что творится на дороге, но ничего кроме проносящихся мимо кустарников и ограничительных столбиков не заметил.
      Водитель истуканисто вел машину и создавалось впечатление, что происходящее его ничуть не тревожит. Впрочем, как профессионал, он понимал, что не его дело бороться с внешними обстоятельствами, для этого есть машины эскорта, а его дело крутить баранку. И -- вперед. Во что бы то ни стало, только вперед, пока просматривается дорога, пока бьется сердце и под днищем вертятся колеса. А между тем, Путин, потерявший надежду самому разобраться в случившемся, отпал к спинке сиденья и тихо сказал: "Ничего, прорвемся..."
      Он слышал по динамику переговоры между охранниками. Голос Одинца изменился до неузнаваемости: "Леша, черт побери, этот красный гад у нас на бампере!" "Вижу, -- голос у водителя тоже почти неузнаваем. Язык спутала клейкая слюна. -- Сейчас увидите, как я этого выползня подрежу под брюхо..." И Одинец и второй охранник Павел Фоменко, и сидящий на первом сиденье фельдъегерь, поняли, что, возможно, жить им осталось совсем немного. Но страха не было. Его вообще не было в салоне. Возможно, потом, ужаленные ужасом, их сердца будут исходить аритмией, а пока они стучали в ровном, хоть и в бешеном темпе.
      Водитель боковым зрением и обострившемся слухом улавливал наседающий "Феррари" и чувствовал исходящую от него опасность. "Леша, не дай зевака, -умоляюще попросил Одинец. -- Он же нас обходит". "Это ему так кажется," -Зимарев передернул передачу, перекрестился и со словами "господи помилуй", резко крутанул руль влево. Он расчетливо ставил себя под удар, и напружинился, свивая свои мускулы и нервы в один непрошибаемый узел. Его "мерседес", как чертик из коробочки, выскочил на левую полосу и как раз в той точке, куда через секунду сунулся капот "Феррари".
      Путин по радио слышал как бронированный бок "мерседеса" поцеловался с "неизвестным объектом", ибо в салоне президентской машины раздался железный грохот и сквозь него чьи-то неузнаваемые слова "ты этого хотел, мурло, получи..." А через несколько мгновений президентский броневик подняло над дорогой и, словно ветром осиновый лист, протянуло по воздуху метров тридцать и снова опустило на асфальт. Два офицера связи, отвечающих за ядерный чемоданчик, сидящие на средних сиденьях, от толчка взлетели к самому потолку салона, но, поддерживая друг друга, благополучно приземлились на сиденья. Охранники снова прикрыли собой Путина, и потому встряска машины прошло для него почти без последствий. Если не считать того, что кобура с пистолетом справа сидящего охранника сильно сдавила ему ребра...
      Взрыв на дороге не стал причиной остановки президентского кортежа: все четыре машины, прибавив скорость, уходили на юго-запад Москвы, в сторону Барвихи. "Мерседес" сопровождения, имея мощную броневую защиту, взрывной волной отбросило на другую сторону шоссе, где он дважды перевернулся, протащился метров пятнадцать по асфальту, разбрасывая в стороны искры, и медленно скатился в кювет. Пострадал охранник: при кувыркании гранатомет прицельной рамкой угодил ему в голову и на какое-то время лишил сознания.
      Одинец помог вылезти из машины Зимареву, который никак не мог выпутаться из страховочного ремня. Водитель скрипел зубами, все лицо у него было иссечено осколками стекла. Когда он выбрался из салона, стал смотреть на ту часть дороги, которая буквально была усеяна красными жестянками. Двигатель "феррари" отбросило далеко в кусты, а задняя дверца вместе с сиденьем, болталась на макушке сосны, росшей в метрах пятидесяти от дороги...
      -- Так тебе, паразиту, и надо, -- Зимарев опустился рядом с "мерседесом" и прижался к нему щекой. Погладил ладонью его полированный черный бок. Он вел себя с ним, как с живым существом. -- Спасибо тебе, старик, ты отлично поработал...
      ... А президент между тем уже выходил из своей машины, которая подкатила к крыльцу резиденции Барвихи. Именно на этом крыльце, восемь месяцев назад, он прощался с Ельциным, только что передавшим ему бразды правления. А сейчас крыльцо было заполнено людьми, теми, кто работал в резиденции, и кто слышал совсем близкий взрыв. Ельцин, в светлых брюках, в клетчатой сорочке, поверх которой была надета вязаная безрукавка, тоже был на крыльце -- он тоже слышал взрыв и тоже был встревожен.
      Когда Путин вслед за телохранителем вышел из машины, Ельцин начал спускаться со ступенек крыльца. Он развел руки в сторону и, заграбастав подошедшего Путина, прижал к себе.
      -- Во, Владимир Владимирович, теперь поймешь, что работа президента не сахар...Как, ничего, живой? Ну и хорошо, пойдем в дом, жахнем коньячку и все встанет на свои рельсы.
      -- Да все нормально, Борис Николаевич, -- Путин поправил галстук, огладил полы пиджака. -- Какой-то сумасшедший пытался переехать дорогу, но его вовремя остановили.
      Одна из машин президентского эскорта развернулась и выехала в открывшиеся ворота. Она отправилась на место инцидента, куда уже спешили спецслужбы, сотрудники ГИБДД, и эвакуатор, который должен был оттранспортировать пострадавший "мерседес" в ГОН -- гараж особого назначения. А через сорок минут в ворота резиденции Барвиха въехал резервный автомобиль охраны, такой же черный бронированный "мерседес", за рулем которого сидел совсем другой водитель. Да и телохранители были другие...
      ...Президенты прошли в южную часть резиденции, в большую светлую гостиную, из окон которой открывался великолепный вид на широкую липовую аллею, вдоль которой выстроилась целая галерея статуй.
      Устроились за небольшим низким столом, уже сервированном. Впрочем, Путину было не до этого. Когда первые эмоции улеглись, он почувствовал жуткую опустошенность. Все казалось каким-то никчемным и даже то, что привело его сюда...Однако старый Ельцин был прав: после рюмки водки, которую Путин предпочел коньяку, в теле потеплело. Оттаял ледок и в той части груди, где, говорят, обитает душа человека.
      -- Ну вот, понимаешь, жизнь такая, -- Ельцин налил себе полный фужер минеральной воды. -- Забудь, Владимир Владимирович, выбрось этот мусор из головы. Все уже далеко позади, в вечности... Лучше расскажи, как тебя угораздило поссориться с журналистами?
      Путин хотел быть приветливым и открытым, но что-то мешало ему быть таким. Да и вопрос для него оказался болезненным...
      -- Потому что обнаглели...Они, словно пираньи, не успеешь шагу ступить, как полноги уже нет...-- однако он хотел сказать совершенно другое...Что, мол, это вы, Борис Николаевич, их распустили, сняли со всех намордники и теперь они стали свирепыми сторожевыми псами чужих интересов. А я отвечаю за государство.
      -- Перестань, не все так страшно, как тебе кажется.
      -- Не скажите...Смехом и сатирой можно изничтожить любое начинание, раздавить любого человека, какой бы пост он ни занимал. Одни "куклы" чего стоят, а ведь эту программу смотрят миллионы людей. После нее, кто мне поверит, кто всерьез воспримет все мои шаги по укреплению власти? Все запачкано, заплевано, запутано до предела. Сегодняшний взрыв для меня менее болезнен, чем бывают отдельные телепередачи или публикации...
      -- А ты тоже смейся. Вот, допустим, в каком-нибудь интервью возьми и скажи, что, мол, "куклы" или "Итого" -- твои самые любимые передачи. Потому что они настолько беззубые и подхалимские, что под них лучше засыпаешь, чем с каким-нибудь снотворным...Ведь по сути дела так оно и есть: ругая тебя и правительство, эти сукины дети кому-то потрафляют, кого-то бьют по голенищу, лижут задницу... У них, безусловно, есть хозяин, заказчик, который им щедро платит... Но тебе надо ясно дать им понять, что тебе это фуфло...этот скулеж в столь слабой юморной форме, извини за выражение, до лампочки... Им надо тебя вывести из себя и, должен заметить, что это им порой удается...Но запомни только одно: мертвую собаку не пинают. А раз нервничают, распускают языки, значит, принимают тебя за серьезного мужика. Боятся, черти полосатые...Но не будем больше об этом. Я думаю, ты приехал ко мне не за тем, чтобы я учил тебя жизни.
      -- Нет, и для этого тоже, -- Путин улыбнулся и впервые за время пребывания в Барвихе это получилось у него от души. -- Но что меня, Борис Николаевич, беспокоит: ведь никто не знал, что я к вам направляюсь...
      -- Это верно, -- Ельцин мгновенно преобразился. Шутливые нотки в голосе испарились, лицо сделалось насупленным. -- Ты хочешь сказать, что это готовилось для меня? В газетах ведь была информация, что я завтра собираюсь принять участие в заседании сахаровского фонда "Мемориал"...
      -- Нет, Борис Николаевич, этот подарок готовился для меня. И будьте уверены, для такого утверждения я имею все основания. -- Путин хотел было рассказать о предупреждении Патрушева о готовящихся покушениях, но в это время вошел помощник Ельцина и обратился к Путину: "Вас просят к телефону из Федеральной службы охраны", -- и помощник протянул президенту трубку. Разговор был короткий, с набором односложных фраз. Когда кончил говорить в трубку, сказал: -- К счастью, все мои люди почти не пострадали. Удар взял на себя замыкающий автомобиль, в котором старший майор Одинец. Рисковал собой, но пошел на это...Молодец...
      -- Значит, кто-то все же пытался наехать? -- Ельцин из объемной граненой бутылки разлил по рюмкам водку.
      -- По предварительным расчетам в том "феррари" было не менее четырех килограммов взрывчатки.
      -- Эх, черти, не пожалели такую машину...Однажды, когда я был в Италии, попробовал на "феррари" проехать. Зверь, а не машина, четыреста лошадок... Она меня чуть в море не унесла. Ну что ж, Владимир Владимирович, выпьем за удачу, -- и Ельцин бросил за окно задумчивый взгляд, который, казалось, пронизав липовую аллею, унесся в бесконечность.
      Путин только пригубил. Ему не сиделось, натура требовала действий. И, видимо, Ельцин это почувствовал. Он поднялся, заслонив своим мощным торсом пол-окна, и подал Путину руку.
      -- Давай, Владимир Владимирович, поезжай домой, передай Людмиле Александровне от меня и от Наины привет...Я знаю, ты парень кремень и потому успокаивать тебя не буду. Но вывод все же сделай. А вот какой -- подумай.
      Путин поднялся и рядом с Ельциным почувствовал себя незначительной физической величиной. Но это его мало волновало, ему хотелось расспросить своего "крестного отца", что тот подразумевает под своей загадкой, под словом "подумай"? "Возможно, Борис Николаевич, мы с вами видимся в последний раз, -- пронеслось в голове, -- возможно, я не такой удачливый, как вы, и мой президентский срок будет такой же, как у бабочки-однодневки."
      Путин глянул собеседнику в глаза и увидел в них квадрат отраженного окна. Это его поразило и он перевел взгляд за оконный проем, где уже затухал августовский вечер. И не хотел говорить, а сказал:
      -- Я задумал одно мероприятие...Если не получится, вы, пожалуйста, Борис Николаевич, сильно меня не корите.
      -- Получится. У тебя все получится... Делай так, как считаешь нужным и ни на кого не оглядывайся. России нужна определенность, -- и Ельцин по отцовски прижал к себе президента, почти приподнял от пола и Путину, вытянув носки ботинок, пришлось постараться, чтобы не потерять равновесие...
      ...Из машины он позвонил домой. Людмила Александровна начала в трубку рыдать, говорить что-то о покушении на него, о котором она узнала из телевизионных новостей...
      Он не стал ее успокаивать, лишь сказал, что приедет и на месте все объяснит. Но в ушах продолжал звучать ее голос, в котором слышались нотки ужасающего одиночества и страха. "Если со мной что-то случится, это будет для нее..." -- однако он не стал до конца додумывать этот пораженческий для себя вывод, а обратился к впереди сидящему офицеру связи и попросил сигарету. Надеялся, что горечь во рту перешибет горечь душевную. Но в последний момент, когда ему поднесли зажигалку, чтобы он прикурил, он смял сигарету и аккуратно засунул в пепельницу, которая блестящим бугорком утопала в обивке дверцы.
      Вечером, в теленовостях, инцидент на дороге А105 был подан, как сенсация дня. Собственно, так оно и было. Того, кто был в красном "феррари", собирали по фрагментам. Но кое-что от него все же осталось. Но то, что собрали, поместилось в небольшом целлофановом пакете, с которым домохозяйки ходят в магазин. Из вещей: поясной наборный ремень, который почему-то называют кавказским, остановившиеся часы швейцарской фирмы, небольшая записная книжечка в кожаном переплете, несколько визитных карточек, совершенно целый мобильный телефон и ошметки какой-то фотографии.
      На экране телевизора появилась часть шоссе, усеянного железками. Камера увеличила ту часть "феррари", которая повисла на дереве и крупным планом -фрагмент человеческого черепа с пучком темных волос.
      Диктор Игорь Выхухолев в осторожных выражениях подвел зрителя к мысли, что сей инцидент на дороге А105, возможно, был спланирован чеченскими боевиками, и что целью нападения было покушение на президента России. У Путина данная интерпретация случившегося не вызвала возражений, ему понравился умеренный тон сообщения, в котором не было досужих домыслов. Однако вечером к нему прибыл Шторм и к официальной версии происшествия добавил кое-какие существенные детали. В записной книжке камикадзе, на аварском языке, был записан адрес и телефон одного офицера ГИБДД, дежурившего в тот день в самом начале Рублевского шоссе. С помощью компьютера мобильной сети GSM было установлено, что этот офицер дорожной службы выполнял в день покушения роль сигнальщика: дважды звонил на мобильный телефон того, кто находился в "феррари". Скорее всего этот офицер и дал отмашку террористу и указал маршрут следования президентского кортежа.
      -- Сейчас сотрудник дорожной милиции допрашивается и, судя по его затраханному виду, скоро запросит явку с повинной, -- подвел итог Шторм.
      -- Кто этот человек? Я имею в виду гаишника...
      -- Между прочим, довольно симпатичный молодой человек. Лейтенант Валерий Демидов. Год назад закончил школу милиции, причем с отличием. Три месяца воевал в Чечне...Мы проверяем одну версию: по оперативным данным в Чечне этот офицер познакомился с женщиной, чеченкой, намного старше его...Пахнет адюльтером и если это так, мы можем выйти на довольно интересный роман с продолжением...Я имею в виду его чеченские связи, которые, возможно, ведут к главарям банд...
      Версия правдоподобная, но в чем-то неубедительная. Про крайней мере так показалась Путину.
      -- Допустим, что этот Демидов был сигнальщиком, но он не мог знать, что я направляюсь не к себе в Архангельское, а буду заезжать в Барвиху. Вот если бы все произошло на Рублевском шоссе...
      -- Возможно, была задействована целая группа следящих транспортных средств. Такие вещи, как покушение на главу государства, в одиночку не делаются.
      -- Вот это уже ближе к истине. Но "феррари"...Подумайте сами, Андрей Алексеевич, гонять на такой приметной машине по Москве. Возможно, таких тачек...позволю себе такую терминологию, у нас раз, два и обчелся...
      -- Вы абсолютно правы, таких машин в Москве зарегистрировано всего четыре единицы. Та, которая участвовала в инциденте на дороге А105, принадлежала вору в законе Мирзоеву Вахиду, которого в прошлом году взорвали в Кунцево. Элементарная блатная разборка. По крайней мере так тогда думали в РУБОПе. Сейчас это дело может принять другой оборот...А насчет того, что использовался "феррари, так это вполне объяснимо. Это единственная модель, которая может сравниться в скорости с машинами вашего кортежа. За шесть секунд она набирает скорость в сто семьдесят километров...Как пантера, сидит в засаде, увидев жертву -- прыжок и... Никакая другая машина с такой дистанции не угналась бы...
      -- Значит, жизнь президента зависит от скорости и других технических характеристик вот такого плода автомобильной индустрии? -- Путин не ждал ответа, его интересовало другое. -- Дмитрий Алексеевич, мы вылетаем в Сочи утром десятого августа. Отправляемся на военном самолете с аэродрома "Чкаловский"...У вас все готово?
      -- Почти.
      -- Как это понимать?
      -- Заболел один из бойцов. Потянул на тренировке трицепс. Я не стал рисковать.
      -- Кем замените?
      -- Если не возражаете, беру с собой сына Виктора. Вернее, капитана Службы контрразведки Виктора Шторма. Он месяц назад вернулся из Таджикистана...
      -- Не даете человеку отдохнуть...
      -- Отдохнет в горах, в зеленке, там очень чистый воздух.
      Путин подумал о постороннем: о жене Шторма, которая, будь она жива, так бы и не догадалась, какие испытания ждут ее самых дорогих людей. И насколько велика вероятность утраты.
      И жалость к рано ушедшей из жизни женщины, больно кольнула сердце президента...
      -----------------------------------------------------------------------------------------------
      Агентурное сообщение в резидентуру российского посольства в Грузии.
      Чрезвычайно срочно!
      Егорову
      На Ваш дополнительный запрос относительно группы американских граждан, базирующихся в бывшем доме отдыха "Рустави", сообщаю следующее:
      1. Группу возглавляет полковник спецподразделения США "Дельта" Адамс Дорман.
      2. Группа состоит не из восьми, как было сказано ранее, а из семи человек -- военнослужащих вышеозначенной спецкоманды.
      3. В последний вторник группа, в сопровождении грузинского спецназа, на двух микроавтобус переместилась в район границы с Чечней и в тот же день углубилась в сторону Панкийского ущелья. Сопровождает группу два проводника, у одного из которых чеченскими боевиками был похищен и убит сын и двое его односельчан...
      4. Группа вооружена легким стрелковым оружием, оснащена радиостанцией и имеет большой запас взрывчатки.
      5. По неподтвержденным данным, цель группы на территории Чечни состоит в том, чтобы пленить (или уничтожить) прибывающего в Чечню Первого лица из Кандагара.
      Султан
      -----------------------------------------------------------------------------------------------
      27. Аэродром "Чкаловский", 10 августа.
      Загружались в Як-40, как и было предусмотрено, рано утром десятого августа. Фургон с группой и оборудованием подкатил вплотную к заднему трапу и потому со стороны никто не мог видеть, кто и что в самолет загружается. Бойцы Шторма сами перенесли в салон оружие, ранцы, укомплектованные всем необходимым в тылу, несколько гранатометов и два небольших контейнера. За погрузкой лично наблюдал Шторм. Он видел, как сильные, одетые в камуфляж люди передвигались по трапу и в их неторопливых, уверенных движениях была надежда.
      Молодой дагестанец Изербеков с сыном Шторма Виктором таскали из фургона тяжелые ящики с патронами и оба молодых человека в чем-то были схожи. То ли рост один, то ли отсвет притушенных фонарей в салоне делал их лица и стать очень похожими.
      Тени от людей, изломившись, уплывали за край трапа, исчезали в нутре самолета и снова выдвигались и изгибистыми контурами падали на бетонную дорожку, задок фургона, срывались с него и уходили в небо.
      Путин прибыл в половине шестого. Не один: с ним были его начальник охраны Щербаков и телохранитель Павел Фоменко. Тот самый, который, как две капли воды, похож на президента. Все трое были облачены в камуфлированную форму, на головах -- черные шапочки. Они сидели в машине и наблюдали за погрузкой. Дверца со стороны Щербакова была приоткрыта и он, чтобы не задымлять салон, руку с зажженной сигаретой держал возле неширокого зазора, откуда повевал предутренний ветерок.
      К ним подошел Шторм-старший и поздоровался со всеми, кто сидел в машине. Рука президента была сухая и теплая, у Щербакова -- костистая, неудобная для пожатия. Зато ладонь Фоменко, словно холодная рыбка, складно уложилась в широкой ладони Шторма, но ответила жестким до боли пожатием.
      Все разговоры уже были позади. Путин только сказал: "Я никогда не думал что так много наберется вещей..." "Кое-что оставим в схроне, на месте приземления, -- объяснил Шторм. -- С собой -- ничего лишнего, классический набор -- от иголки до штыка..."
      Было без четверти шесть, когда убрали трап и запустили двигатели. За иллюминатором, куда бросил взгляд Путин, уже вовсю было светло. Он смотрел на электроопоры, густые неподвижные кроны старых кленов и вязов, под сенью которых белел бетонный забор, с вьющейся поверху колючей проволокой. Забор отделял Тот мир, где остались его близкие, уклад уже начинающей налаживаться новой жизни, от мира Этого, с нарастающими звуками самолетных движков, с тенями, утренней свежестью и возникшем чувством тревоги.
      Пред его взором предстало лицо жены, ее взыскующие, умоляющие глаза и ее внезапный вопрос: "Ты все же решил пойти туда сам?" И это было словно удар грома, потому что у него не было времени убрать с лица гримасу фальшивого удивления, подавить в голосе ложную ноту: "О чем ты? Обыкновенная поездка на отдых..." "Перестань, я же знаю, ты ходил тренироваться в тир, от тебя пахло, как от пороховой бочки..." Людмила обняла его и он услышал, как бьется ее сердце. Щекой ощутил влажную теплоту, ее сдерживаемое дыхание..."Если пойдешь туда, -- ее губы были у его губ, -- постарайся напрасно не убивать. С этим потом и тебе и мне будет трудно жить..." Он прижал ее голову к своей голове и их глаза близко встретились: и женщина, может быть, впервые за их совместную жизнь, увидела в глазах мужа несогласие, словно зрачки его вдруг покрылись непроницаемой пленкой -матово-блеклой, не способной пропустить в себя осмысленность.
      Он прошел в детскую, но не стал задерживаться: лежащая на подушке головка спящей дочери едва не подкосила его в ногах и он, чтобы не расслабляться, направился к дверям. Однако к нему подошел черный лабрадор и носом ткнулся в ноги, подставляя себя под поводок -- пришло время прогулки. Хозяин потрепал пса по лобастой голове и, сказав "до встречи, Рэй", обернулся к жене. Обнял ее, прижался к щеке. И женщина улыбнулась, тоже обняла его, поцеловала и, перекрестив, тихонько подтолкнула его к порогу...Она боялась своей слабости и не в ее характере было провожать мужа в дорогу слезами. Она знала -- простых, хоженых тропок у него немного, а может быть, их вообще у него нет...
      -----------------------------------------------------------------------------------------------
      Агентурное сообщение, принятое на оперативный телефонный номер в Душанбе.
      Весьма срочно!
      Захару
      По перекрестным данным источников, Первое лицо из Кандагара пребывает в горы 11 августа с.г.
      Дервиш
      -----------------------------------------------------------------------------------------------
      28. Бочаров ручей.
      ... В Сочи прилетели, когда солнце почти вознеслось к зениту. Ночью, видимо, прошел дождь и потому в воздухе царило какое-то парное движение. Нега и ароматы субтропиков радовали душу. В глаза бросились обнаженные стволы платанов, стройные свечки кипарисов.
      В аэропорту их ждал президентский выезд: пять бронированных машин с усиленной охраной и два микроавтобуса. Уже в самолете Щербаков ознакомил его с оперативной информацией, относящейся к перемещениям на территории Краснодарского края боевиков.
      У ворот президентской резиденции Бочаров ручей, как всегда, дежурили корреспонденты. В основном это были телевизионщики и фотокорреспонденты, которые при приближении кортежа, оживились и стали суетливо готовить аппаратуру. Однако их не удостоили вниманием. Машины, не снижая скорости, промчались в створ металлических ворот, которые тут же снова сомкнулись, отгородив журналистскую братию от президентских пределов.
      В спортзале, подальше от лишних глаз, группа стала распаковывать то, что привезла с собой из Москвы. Шторм обещал бойцам море и он сдержал слово: после обеда они переоделись в спортивные костюмы и через подземный ход, вышли на загороженную территорию президентского пляжа. На море был штиль, сонное состояние, когда и вода, и камни, и само солнце являют собой притихших, затаившихся существ.
      Нетерпеливее всех оказался дагестанец Изербеков. Как только он снял костюм, не медля ни секунды, бегом направился в сторону моря. Упал в воду и поплыл. За ним в воду вошел морпех Калинка. Входил осторожно, пробуя руками воду и, хотя вода была теплая, тело покрылось мурашками...
      Воропаев наоборот, не спеша разделся и, оставшись в трусах, присел на горячий лежак и закурил. Он смотрел на зеленое море, уходящее своими блестками к горизонту, и тихонько про себя удивлялся земной красоте. Он никогда не был на юге и субтропическая роскошь буквально подавляла его сознание.
      К нему подошел Виктор Шторм. Тоже присел на лежак. О Воропаеве он знал от своего отца. Испытывал к парню двойственное чувство.
      -- Чего, Алик, не купаешься? -- спросил он, хотя понимал неуместность вопроса. -- Вода здесь как парное молоко. -- У Шторма офицерский загар -все тело, кроме кистей рук, лица и шеи, было нетронуто солнечными лучами.
      -- Все равно надо немного погреться...Я думал, что это море действительно черное, а оно зеленое, -- Воропаев нагнулся и вдавил в окатыш недокуренную сигарету. Глянул на Шторма. -- Слышь, парень, у меня к тебе просьба...
      -- Слушаю, -- молодой Шторм был весь внимание. Понимал, что разговор предстоит серьезный.
      Однако не просто Воропаевым выговаривались слова:
      -- Ты, конечно, обо мне в курсе...
      -- В самых общих чертах...
      -- Тогда много рассусоливать не буду...Одна к тебе просьба...если серьезно ранят или что-то в этом роде, прошу пристрелить. Мне к чеченцам возвращаться нельзя... Замучат, а это они умеют делать превосходно...
      -- Пуля может достать любого из нас...-- Шторм взглядом указал на бойцов вошедших в воду. -- Никому из нас нельзя попадаться и никто им в руки не попадет. Это я могу тебе гарантировать.
      -- Этого гарантировать никто не может, -- Воропаев поднялся с лежака и, прихрамывая, тоже направился к воде.
      Шторм смотрел на его мускулистую незагорелую спину, съехавшие на бок трусы, длинные волосатые ноги, одна из ступней которых не досчитывалась двух пальцев, и думал -- сколько же этому человеку пришлось пройти кругов ада, какие муки принять на душу, чтобы не потеряться в человеческих дебрях. И он крикнул Воропаеву вдогонку:
      -- Алик, а в Крыму море еще зеленее. Вернемся -- махнем в Ялту...
      Воропаев поднял руку -- мол, слышу и согласен -- и прыгнул в воду вниз головой. Но сделал это неудачно, плюхнулся на живот и, загребая воду широкими взмахами, поплыл от берега...
      Подошли еще двое: капитан Айвар Гулбе и Бардин, у которого покатые мускулистые плечи, на правом -- синяя лепешка -- в командировке ему приходилось много стрелять из автомата. Ноги с большими ступнями, неухоженные, разбитые в долгих блужданиях среди скал и урочищ, и такие же незагорелые, как и у Виктора Шторма. Гулбе наоборот, покрыт ровным южным загаром, который он "подцепил" в Абхазии, где выполнял одно деликатное спецзадание, и где в связи с этим заданием приходилось часами бывать на пляже.
      Гулбе что-то рассказывал Бардину о Фабрициусе, он дважды упомянул его имя и вскоре Шторм понял, о чем идет речь. Он эту историю тоже знал. Где-то в Сочи стоит памятник первому в СССР полному кавалеру ордена Красного Знамени латышу Яну Фабрициусу. В 1929 году этот герой гражданской войны прилетел на отдых в Сочи, но при приводнении самолет потерпел аварию. Ирония судьбы или ее трагическая гримаса? Спасая людей, командарм не успел спасти себя...
      -- Почему, Айвар, в революцию так много латышей было за советскую власть? -- спросил Бардин. -- Возможно, если бы не ваши стрелки, вся история могла бы пойти по другому... Латыши были о-го-го...Волкодавы! Только так давили эсеровские мятежи, и вообще...считались железными рыцарями революции...
      Гулбе, подняв на плечо большой камень, который он собрался использовать вместо штанги, задумался. Тень от его статной фигуры застыла на гальке -эдакий изломанный контур, который весь был во власти солнечных лучей.
      -- Не знаю точного ответа...Но, возможно, идея о равенстве пришлась латышам по душе. Мы были очень бедной нацией, а потому романтической. Верили в доброго дядю и светлую идею.
      Шторму стало интересно и он спросил:
      -- А сейчас? Говорят, в Латвии жуткая русофобия...Чуть ли не в открытую проповедуется национализм...Даже есть улица имени Джохара Дудаева...
      -- К сожалению, такая улица действительно есть...И мне, хотя я в Риге не живу, стыдно за это...А в общем не все так страшно, перемелется, мука будет...
      Гулбе сбросил с плеча камень на землю и побежал к морю.
      -- Виктор, перестань доставать парня, -- сказал Бардин и тоже пошел в воду.
      -- Да я так...Все же интересно узнать мнение из первых рук...
      Когда они все вышли из воды, собрались кружком и исполнили ритуальный танец. Встав в кольцо и положив на плечи друг другу руки, они по часовой стрелке мелкими, приплясывающими шажками стали делать круговое движение, при этом, как молитву, произносить слова своей песни:
      А мы уходим, оставляя за спиной
      Свои заботы, радости и близких,
      Чтобы спасти людей, закроем их собой
      От пули озверевших террористов.
      Из года в год несем мы этот крест.
      От напряженья мышцы рвем и жилы,
      И каждый раз, надев бронежилет,
      Стараемся, чтоб люди были живы.
      Они расцепились и, встав лицом к морю, закончили песню, которую когда-то впервые пропели бойцы знаменитой "Альфы":
      Не раз сигнал тревоги нас срывал,
      Мы жизнью ради жизни рисковали,
      Но на судьбу нам сетовать нельзя:
      Ведь мы работу добровольно выбирали...
      Воропаев, хоть и ощущал на плечах тепло рук морпеха Бардина и Изербекова, чувствовал себя скверно: во-первых, он почти забыл слова песни и, во-вторых, не считал себя вправе быть с этими людьми во всем равным. Это еще ему предстояло доказать...И еще: он стеснялся своих беспалых ног, хотя при "танце" старался не оступиться, не захромать на сухом галечнике...
      ... Путин вместе со Штормом и Щербаковым сидели на затененной террасе, за круглым плетеным столом и в таких же плетеных креслах, и обсуждали последние детали предстоящей операции. Топографическая карта Чечни была тут же, на столе, ее уголки порой трепетали от внезапно налетающего тепляка.
      У Шторма от напряжения взбухли на шее артерии.
      -- Корнуков говорит, что это неподлетное место, -- Шторм ткнул пальцем в квадрат Е-9. -- Лично я не понимаю, что значит "неподлетное"...
      -- Это мы уже на расширенном заседании обсуждали, -- сказал Путин. -Есть в горах такие места, куда действительно ни ракеты, ни самолеты подлета не имеют. Значит, произвести ракетно-бомбовый удар не представляется возможным...Таков рельеф местности.
      -- Хорошо, согласен, но из этого следует, что и нам надо выбирать одно из двух: или мы делаем все, чтобы найти там этих Барсычей с Тайпанычами и привести их в наручниках на равнину или...-- Шторм затянулся сигаретой. -Или оставляем их в покое и вместо этого устанавливаем несколько маяков спутниковой навигации и уходим.
      Щербаков молча курил. Он думал о своем: ему не простят, если он не убережет президента. И все будут вслух называть идиотом за то, что он вместе с ним пустился в такую неслыханную авантюру.
      -- Интересно, -- нейтрально произнес Щербаков. -- Мне кажется, об этом нам надо было думать раньше.
      Путин перевернул карту заштрихованным квадратом к себе.
      -- Да все это уже сто раз обговорено...У нас триединая задача: во-первых, выявить подходы к базе, во-вторых, при возможности установить место дислокации и наличные силы Барса с Тайпаном. И, конечно же, при возможности взять их за жабры... И если повезет, захомутать и Эмира.
      -- Лучше уничтожить гадов, -- бросил реплику Щербаков.
      -- Разумеется, это лучший из вариантов...И в третьих, если этого не получится или мы их там не найдем, оставляем навигационные маяки...На них и будут ориентироваться крылатые ракеты...Но меня что еще беспокоит...эти американцы из "Дельты"...Ведь мы можем помешать друг другу...
      Шторм не сразу ответил. Он на мгновение закрыл глаза, словно силился что-то вспомнить.
      -- Ничего страшного, -- сказал он, -- будет новая встреча на Эльбе. Но нам к этому надо быть готовыми, нестыковка, действительно, может иметь место...
      Шторм взглянул на часы.
      -- Пора возвращать ребят с пляжа, а то перегреются и будут вялые. Я думаю, Владимир Владимирович, вам не мешало бы немного поспать, а то кто знает, когда такая возможность еще представится.
      Путин тоже поглядел на часы.
      -- Не до сна, я еще должен появиться перед журналистами. Во сколько сбор?
      -- В двадцать часов...В бомбоубежище.
      Бочаров ручей не был исключением: как и другие резиденции президента, он тоже имел свое бомбоубежище, с глубокими ответвлениями и потайными выходами к море. Здесь было все для жизнеобеспечения: и своя электроподстанция, и изрядный запас кислорода, и два огромных морозильника, набитых провизией. В отдельном боксике находились гидрокостюмы с аквалангами, с помощью которых можно было через специальные шлюзы попасть в море, на глубине двадцати метров.
      А в это время, наверху, на опрятном, зеленом газоне располагались журналисты. Их, с разрешения Путина, пустили на территорию резиденции и было даже обещано, что он сам появится перед ними. Всем не терпелось узнать подробности покушения от самого президента. Особенно активничал Октавиан Рубцов из НТВ, который получил от главного редактора программы абсолютно конкретное задание: снять президента крупным планом, но с таким расчетом, чтобы его слова о покушении оставляли сомнения в его искренности. Путин с самого начала своего президентства был для НТВ антигероем и именно НТВ по всякому поводу напоминало зрителям его коронку насчет сортира, где будут мочить террористов...И по мере того как операция в Чечне затягивалась, это напоминание о туалете, конечно же, не играло на повышение авторитета президента.
      Он появился совершенно неожиданно, что вызвало настоящий переполох на биваке журналистов. Однако Рубцов успел толкнуть в плечо разлегшегося в тени кипариса своего оператора, а сам, вскочив на ноги, бегом устремился на встречу Путину. Но ему помешали: брошенная людьми из ОРТ тренога спутала его шаг и Рубцов, споткнувшись, носом сунулся в газон. И все-таки он был среди тех, кто первым взял в кольцо главу государства.
      На президенте были светлые хлопчатобумажные брюки и кремового цвета сорочка с короткими отложными рукавами. На ногах китайские туфли с плетеными союзками.
      Он поздоровался и, предвосхищая вопросы, громко сказал:
      -- Как видите президент жив и здоров. Недоразумение на дороге -рядовое ДТП...
      Рубцов плечом оттеснил своего коллегу из Российского телевидения и задал вопрос:
      -- Если это рядовое ДТП, то почему телевидение сообщало о взрыве?
      -- Вам виднее, -- президент взглянул на микрофон, который корреспондент держал в руках. -- Если не ошибаюсь, именно НТВ первое выдвинуло версию о взрыве на дороге А 105 и о покушении...
      -- А разве это не так? -- это уже был вопрос от корреспондента CNN Марка Сандлера. -- Рейтер передало сообщение, что в "феррари", пытавшегося протаранить вашу машину, было не менее десяти килограммов тротила...И потом...Говорят, ФСБ арестовало сотрудника транспортной милиции, который якобы был связным террористов на пути следования вашего кортежа.
      Путин на секунду задумался. Он понимал, что играть в незнайку глупо. И именно в эту минуту видеокамера с обозначением НТВ, взяла крупным планом его лицо, когда видны были мелкие бисеринки пота и остановившийся на мгновение взгляд.
      -- Хорошо, все может быть именно так, как говорите вы и агентство Рейтер... Сейчас ведется расследование и только оно покажет -- было ли это преднамеренное покушение на президента или вывих какого-то лихача-одиночки...
      -- Вы не боитесь приезжать в Сочи, это ведь рядом с Чечней?
      -- Вы не совсем правы, посмотрите на карту...И второе...Если бы президент прятался, была бы у вас сейчас возможность задавать ему вопросы? -- Путин улыбнулся, но не было в этой улыбке полной открытости. -- Однако не буду в такой прекрасный день отнимать у вас время, -- он взглянул на одного из охранников.
      -- Владимир Владимирович, последний вопрос, --- вперед вылез потный бородатый человек в кожаной безрукавке. Длинные, как будто сто лет немытые волосы полоскались по плечам.-- Правда ли, что вы в свою бытность разведчиком, выкрали у НАТО карту дислокации крылатых ракет в Западной Европе?
      -- Без комментариев...-- Путин хотел было повернуться, чтобы уйти, но в последнее мгновение что-то переиначил и, повернувшись к человеку с длинными патлами, сказал: -- Не буду вас и тех, кто просил вас задать мне это вопрос, разубеждать, но...Для таких целей существует космическая разведка, поэтому нет необходимости красть карты...
      Конечно, он лукавил, потому что имел самое прямое отношение к вербовке одного из гражданских сотрудников военной базы, дислоцировавшейся в южной части Германии Но речь шла не о дислокации крылатых ракет, а об авиации дальнего действия и ее оснащении.
      После встречи с журналистами, Путин принял душ и позвонил в Москву жене. Своим звонком хотел убедить ее в своем присутствии именно в Бочаровом ручье, в противном случае, и она хорошо об этом знала, он не смог бы с ней связаться. Затем, уединившись, на третьем этаже резиденции, он прилег на диван с томиком "Сенеки" в руках. По своему обыкновению, он открыл книгу на случайной странице и прочел то, что начиналось с первого верхнего абзаца: "Нет стен, непобедимых для фортуны; так возведем укрепления внутри себя! Если здесь все надежно, человека можно осаждать, но нельзя взять приступом. -- Ты хочешь знать, каковы эти укрепления? -- Что бы с тобой ни случилось, не выходи из себя; знай, что все, направленное, на первый взгляд, к твоему ущербу, служит сохранению вселенной, что в нем-то как раз и осуществляется положенный миру кругооборот..."
      Он отложил книгу, закрыл глаза. Вспомнил другие слова философа: "Люби разум -- и эта любовь даст тебе оружие против жесточайших испытаний".
      Он протянул руку к мобильнику, оставленному на подоконнике, и снова позвонил в Москву. Когда ответили, сказал: "Люся, а ты случайно не забыла про второго президента России? Ты ничего не хочешь ему сказать..." Он слушал и, улыбаясь, кивал головой: "Вот это другое дело...Если не ошибаюсь, это Рильке, его "Сонеты к Орфею"...Отвечаю тем же...алмазной пылью в отдаленье на луг просыпалась роса. Покой на души пролился и вера без богослуженья творит тихонько чудеса...
      Наступила долгая волнительная для обоих пауза, после чего Путин сказал: "Лю, если захочешь со мной посекретничать, встретимся в полночь на Полярной звезде. Время московское..."
      Это их давняя привычка, во время разлук, "встречаться" взглядами на Полярной...
      В половине седьмого он побрился, сменил белье и в спортивном костюме спустился вниз, в столовую. Шторм и Щербаков сидели за одним столом с бойцами. Им уже подали второе -- запеченную в винном соусе телятину, ромштекс и жареную лососину. Огромные тарелки с фруктами, словно на картинах итальянских художников, колоритно выделялись на фоне белоснежных скатертей, светлой посуды и искрящихся тонкими гранями хрустальных фужеров.
      Путину вспомнился рассказ офицера, бравшего дворец Амина. Перед началом операции спецназовцы из групп "Зенит" и "Гром" (прародительницы спецподразделения "Альфа"), ожидая сигнала к атаке, перебивались сигаретой и мерзли в холодных афганских сумерках.. Почти целый день без крошки еды. Перед боем совместили обед с ужиным: самое элитное спецподразделение в стране накормили жиденьким супом и гречневой с мясом кашей... С таким же "комфортом" группа "А" работала и в Баку. Бойцов на три месяца поселили в казарме, где были одни только матрацы и при этом так же, как и в Афганистане, они питались всухомятку. И все это при небывалой материальной заинтересованности -- 3 рубля 50 копеек командировочных в сутки...
      ...Когда Путин вошел, Щербаков командно воскликнул: "Президент, все встали!".
      Пожелав команде приятного аппетита, Путин уселся на свободный стул, рядом со Штормом. Все тоже опустились на свои места. Напротив него поглощали ужин молодой Шторм и Воропаев. Они чем-то были похожи: аккуратно зачесанные на пробор волосы, скуластые, обтянутые загорелой кожей лица. Бросилось в глаза: Виктор Шторм запросто орудовал ножом и вилкой в то время как Воропаев пользовался только одной вилкой. Чувствовалось, что управляться со столовыми приборами он не умеет.
      Слева от Шторма сидел Изербеков, узкий в плечах, но с накаченной шеей. Кисти рук выдавали молодую, жилистую силу. Рядом с ним -- коротко стриженый блондин, с плотно прижатыми к черепу ушными раковинами, с небольшим рубцом, белеющим чуть ниже височной кости. Это капитан Службы контрразведки Айвар Гулбе. Родом из Москвы, отец -- бывший разведчик-нелегал, работавший долгие годы в одной из Европейских стран. Путин лично знал старшего Гулбе и ценил его, как профессионала экстра-класса.
      Два морских пехотинца Бардин и Калинка, оба рослые, заматеревшие на бесконечных спецзаданиях, сидели с краю стола и вовсю наворачивали по второй порции жареной лососины.
      "Все, как на подбор, -- думал Путин, глядя на людей, мирно сидящих за обеденным столом -- сильные, молодые, но..." За этим "но" крылось беспокойство, граничащее с паникой, ибо он понимал, что через несколько часов в судьбах этих людей могут произойти самые разительные перемены, без каких бы то ни было утешительных прогнозов...Но лучше об этом не думать, решил он, и попросил Шторма передать ему тарелку с ветчиной. В принципе ему есть не хотелось, но если бы он прекратил обед, то, следуя субординации, и все остальные наверняка закончили бы трапезу...
      ...После обеда Путин в сопровождении Щербакова ушел к себе, а бойцы спустились в спортзал, находящийся на одном из нижних этажей. Шторм предложил им отдохнуть. Чтобы не терять зря время, он провел инструктаж: к шведской стенке прикрепил плакат с обозначениями местности. Определил порядок высадки с вертолета на высоте 502, рассредоточение на местности, кто за кем и в какой точке должен занять позицию. Чтобы в темноте не перестреляли друг друга, на шапочках-масках будут обозначены фосфоресцирующие метки. Определил и сигнал голосом: имена "Виктор" и "Алик".
      -- На первом этапе работать нам придется в темноте, поэтому особое внимание прошу уделить приборам ночного виденья. Чтобы крепеж был надежный, ибо передвигаться в основном придется по скалам. Пойдем в обычной экипировке: все металлические предметы должны быть изолированы друг от друга. -- Шторм бросил взгляд на ноги спецназовцев. -- Конечно, хорошо бы так на легке и пойти, но кроссовки не та обувь, если придется драться врукопашную...
      В зал вошел Щербаков и присел на кипу матов, обтянутых дерматином. У него, как назло, заныл коренной зуб и он себя ругнул за то, что не обратился раньше к стоматологу. "Не надо было есть сладкого", -- попенял себе полковник, однако слова Шторма отвлекли его от неприятных ощущений.
      -- Кроме снаряжения у нас еще будут специальные приборы, которые мы обязаны установить в пункте икс и которые нужно беречь пуще глаза, -Щербаков знал, о каких приборах идет речь. Шторм говорил о системе "Коспас -- Сарсат" -- спутниковой системе определения координат радиобуев. -- За эти приборы, вернее, за буи, будут отвечать старший лейтенант Саша Бардин и прапорщик Володя Калинка.
      Бардин и Калинка из морской пехоты, уже дважды побывавшие в Чечне. Обоим за тридцать, битые волки и, по меркам Шторма, имеющие феноменальную "физику". Во всяком случае, "полосу разведчика" они прошли за две трети временного норматива, при этом шли при полной выкладке. Щербаков этих ребят тоже знал: вместе с Путиным выезжал в Чечню, где вместе с другими им были вручены "Ордена мужества".
      Тихо, почти бесшумно, в дверь вошел президент и все вскочили со своих мест.
      -- Отдыхайте, -- сказал Путин и присоединился к Щербакову.
      -- Я тут рассказываю ребятам о предстоящей операции, -- пояснил Шторм-старший.
      -- А можно вопрос? -- обратился к Шторму Изербеков. Голос у него звонкий, нетерпеливый.
      -- Можно. Что у тебя, Махмут, на душе?
      -- Надо ли понимать так, что президент с нами? Я имею в виду его участие в операции...
      -- А тебе это небезразлично? -- усмехаясь в усы, спросил Шторм.
      -- Так точно, небезразлично!
      -- По какой причине? -- негромко поинтересовался Путин.
      -- Это даже для Чечни слишком круто. Да и наша ответственность, -Изербеков осмотрел присутствующих, -- значительно возрастает. А это, извините, лишние хлопоты.
      Путин слушал и кивал головой.
      -- Спасибо за откровенность, -- сказал он, -- но могу заверить вас, что обузой я не буду. Во всяком случае, постараюсь не быть.
      -- Да я так, просто интересно, -- попытался отбуксовать Изербеков, -- А это правда, товарищ президент, что на вас позавчера покушались?
      Путин взглянул на Щербакова.
      -- Вот мой ангел-хранитель, ему виднее -- покушались или нет...
      Щербаков стушевался, что для него несвойственно и что вредно для его работы. А, может, он вовсе и не стушевался, просто ему, главе охраны первого лица государства, не пристало делиться профессиональными проблемами с посторонними. Но с другой стороны, подумал он, какие же это посторонние, это же самые что ни на есть свои в доску люди...
      -- Не буду от вас скрывать, один сумасшедший на спортивной машине попытался было перенять нас на трассе, да кишка оказалась тонка, -- Щербаков смотрел на Изербекова. -- А было это покушение или выпендреж пьяного отдыхающего -- пока неизвестно...Словом, от него осталась пыль и брызги, а мы поехали дальше...
      -- Все, товарищи, время вышло. Пора заняться экипировкой, -- Шторм подошел к огромному тюку и ножом чиркнул по стягивающей его бечевке. -- Это обмундирование, с бирками пофамильно...В другом узле выбирайте обувь, с оружием определимся позже...
      Когда камуфляжи темно-зеленого цвета с песочными разводами сменили спортивные костюмы, бойцы были построены для осмотра. На Бардине что-то было не так: его тугие, мощные плечи не умещались в форме и это явно сковывало движение.
      -- Это не годится, -- сказал Шторм и куда-то позвонил по мобильному.
      Двое в гражданке принесли еще один тюк с одеждой. Наконец самый высокий и самый могучий в команде человек был одет по своим размерам.
      На Изербекове наоборот, камуфляж висел, как на вешалке. Но после того, как многочисленные карманы-подсумки заполнялись автоматными магазинами, гранатами, лишние сантиметры камуфляжа куда-то исчезли.
      Из ящиков, уже пристрелянные, были извлечены пистолеты. Каждому по два, с серыми бирочками, на которых фамилия владельца. Воропаев взял в руки сухой, отливающий ночью, "Глок" и выщелкнул обойму. Из обоймы на ладонь вылущил пятнадцать патронов. Каждый патрон осмотрел и два из них отложил в сторону, потому что капсюли у них были несколько смещены от центра, что могло стать причиной осечки. То же самое делали остальные. И запасные обоймы были проверены и снова возвращены в свои места.
      Путин тоже облачился в камуфляжный костюм. Под ним -- фланелевая пара нижнего белья под цвет камуфляжа. Никаких подворотничков, никаких кокетливых уголков от тельняшки, все должно быть одинаково скрыто и не бросаться в глаза.
      Слово взял Шторм-старший:
      -- Пойдем с оружием одного типа...Полная унификация, чтобы в бою можно было заимствовать патроны друг у друга или употребить запас в случае ранения или гибели, -- слово "гибели" он произнес так же буднично, как если бы говорил о спичках или погоде. -- Поэтому берем с собой АК с подствольным гранатометом, а из пистолетов...Рекомендую "Глок", во-первых, многозарядный, во-вторых, проверенный, неприхотливый...
      Шторм взглянул на Путина. Продолжал с улыбкой:
      -- Правда, кое-кто из нас уже нацелился на "бизона"...Классное, конечно, оружие, ничего не скажешь, но в данном случае "калашников" с подствольником нам подходит больше...
      Изербеков подтянул на автомате погон, подогнал под свой рост, затем, откинул приклад и навскидку прицелился в стоящего в углу спортзала "коня".
      Те же люди в гражданском занесли в зал пачку коробок, к котором подошел Шторм, и взял одну из них в руки. Распечатал, извлек сложенные в вощенную бумагу какие-то приборчики. Это были обыкновенные слуховые аппараты, которыми пользуются люди с нарушенным слухом. Маленький наушник он сунул себе в ухо, скоба от него надежно обхватила ушную раковину.
      -- Алик, -- обратился он к Воропаеву, -- скажи пару слов...Только тихо, почти шепотом...
      -- А что сказать?
      -- Все равно, например -- сколько сейчас времени...
      Воропаев притушил голос:
      -- Девятнадцать часов одиннадцать минут.
      Шторм повторил:
      -- Девятнадцать часов одиннадцать минут...Хорошо, кто еще расслышал слова Воропаева? -- Шторм обвел взглядом остальных.
      -- Я слышал только первое слово. Второе не понял, -- великан Бардин шагнул в сторону Воропаева. -- Хотя от меня источник находился в пяти метрах, ближе всех...
      -- В том-то и дело, -- Шторм извлек из уха наушник. -- В том-то и дело, что нам надо быть очень внимательными к любому малейшему звуку...Подойдите ко мне и возьмите каждый по аппаратику.
      Последним к Шторму подошел Путин. Взяв в руки приборчик, он прочитал маркировку: "Закрытое акционерное общество глухонемых "Заря", г. Москва". Затем примерил наушник и отошел с ним немного в сторону. Услышал, как Изербеков говорил Воропаеву: "Алик, я ведь не сумасшедший, верно?" "Я так и не думаю, вроде у тебя с психикой все о,кэй". "Тогда объясни -- зачем президенту рисковать собственной шкурой?"
      -- Отличный приборчик, -- улыбаясь, сказал Путин и, намотав провод на дужку, спрятал его в карман, в котором обычно хранится компас.
      Ровно в двадцать часов они все были построены. Замыкающим был Путин. Новый начальник антитеррористического Центра Шторм, на которого внутренним указом президента и возлагалось командование группой, стоя перед ней, говорил:
      -- Через несколько часов нам предстоит очень ответственная работа на территории, где хозяйничают боевики. В горах, в ночных условиях. Чтобы не засветиться, будем действовать без радиосвязи. Во всяком случае, на первом этапе операции...Пряников не обещаю, поэтому каждый из вас еще может все переиначить... Есть такие? Кто передумал? -- серые глаза Шторма обвели строй. -- Нет таковых? Ну и прекрасно! -- Он сменил ногу, опустил голову, что-то обдумывая. Продолжил: -- С нами пойдет президент России и прошу всех это воспринимать спокойно. С него такой же спрос, как и с каждого из нас. Но чтобы я тут вам ни говорил, вы, конечно, все равно будете это про себя держать и каждый из вас захочет перед своим главнокомандующим повыпендриваться...Так что предупреждаю, никаких картинных телодвижений не потерплю. Только беспрекословное выполнение команд, кошачий шаг и предельная бдительность могут помочь нам вернуться.
      -- Разрешите вопрос, товарищ полковник?
      Шторм еще не привык к новому званию, а потому пару секунд стоял растерянный, не зная как реагировать на слова своего сына.
      -- Что у тебя капитан? -- наконец произнес Шторм.
      -- Раненых подбираем?
      -- Это будет зависеть от ситуации, от тяжести ранения, а главное, от самого раненого. Если кто-то из нас готов принять смерть, чтобы спасти операцию, мы на это пойдем. Может случиться, что половина группы выйдет из строя -- что прикажете делать? Но и попадать к бандитам мы тоже не имеем права. Выход один -- самоликвидация. И мы к этому все должны быть готовы.
      -- Это касается и президента? -- спросил прапорщик Калинка.
      -- Президент во время операции равный среди нас, но в политическом смысле он -- символ России. И каждый из нас обязан сделать все возможное и...невозможное, чтобы президенту сохранить жизнь и вывести...И даже при самом хреновом раскладе ...мало ли что может случиться, его тело должно быть доставлено за пределы "красного квадрата", -- Шторм чувствовал противоречие в своих словах, однако редактировать себя не стал. -- Я ясно выражаюсь?
      -- Так точно, товарищ полковник, -- тихо поддакнул Калинка.
      -- Сейчас принесут приборы ночного видения, примерьте, подгоните ремни. После этого начнем укомплектовывать ранцы...Все ясно? Значит, расходимся, делаем небольшой перекур... Кстати, о перекуре...Накуривайтесь сейчас до рвоты, но там, -- Шторм большим пальцем указал куда-то позади себя, -- об этом забудьте думать.
      Щербаков заядлый курильщик и ему казалось, что накал зубной боли прямо пропорционален количеству затяжек...Сама мысль, что на протяжении суток или больше ему не придется курить, выводила его из себя. Поэтому, словно желая накуриться наперед, он вышел из спортзала и отправился на веранду, примыкающую к бассейну. Оттуда ему хорошо были видны ворота, просторная, солнечная лужайка, на которой со своей аппаратурой расположилось беспокойное племя корреспондентов.
      Он курил и думал о предстоящем деле. И куда бы мысль ни поворачивала, она все равно сходилась на президенте. "Как же так, -- думал он, -- я, его главный телохранитель, подписался под абсолютно абсурдным решением идти вместе с ним в тыл к боевикам...Ни одна из групп не дошла, значит, и наши шансы почти равны нулю..." Но поймав себя на столь пораженческой мысли, Щербаков сжав кулак, сильно долбанул им об угол веранды. Строение завибрировало, с карниза вниз скатилась стайка воробьев. "Вот такими серыми и невзрачными и мы должны быть Там, -- думал он уже совсем другую мысль. -И чем меньше и незаметнее будем, тем вероятнее успех..."
      ...Перед уходом президент вызвал к себе помощника Тишкова.
      -- Лев Евгеньевич, двое суток я никого не принимаю и не отвечаю на звонки. Я как будто здесь и вместе с тем меня здесь нет.
      Тишков тертый калач, большую школу прошел у Ельцина, и все премудрости царедворца хорошо усвоил.
      -- Я вас понял и сделаю все, чтобы не было лишних вопросов. Владимир Владимирович, -- Тишков замялся, -- тут разные СМИ... Что сказать журналистской братии, оккупировавшей наш газон?
      -- А ничего не говорите. Пусть отдыхают. Единственное, о чем вас попрошу -- обеспечьте их соками и бутербродами. И еще, -- президент приглушил голос, -- пусть Паша Фоменко завтра перед журналистами немного помаячит. Понимаете, о чем я веду речь?
      -- Как же, не первый раз. Они на Пашу хорошо клюют...
      Поднявшись в свой кабинет, Путин позвонил в Москву, Касьянову. Между прочим, подумал, что, возможно, это его последний разговор с этим человеком, хотя и не исключено, что спокойный, умиротворяющий голос главы кабинета министров, еще будет звучать в контексте с именем президента...например, на панихиде, на похоронах, если, конечно, операция провалится...Однако, контролируя модуляцию своего голоса, он довольно бодро расспросил Касьянова о его консультациях с Думой и тот, в такой же мажорной форме, доложил президенту об ощутимых результатах в поисках компромисса с законодателями относительно бюджета. И как ни странно, эта информация показалась Путину настолько неактуальной, что он в одно мгновение почувствовал никчемность разговора с премьером.
      Все, кому надо, он позвонил. Группа была в сборе и президент ощутил полную свободу. Он как бы отряхнул с себя облепившие его наросты проблем. Все они остались позади. И не вспомнит он о них до тех пор, пока все задуманное не будет реализовано. Если, разумеется, он не сгинет где-нибудь в горах, в пресловутой "зеленке", кишащей двуногими мстительными существами...
      29. Сочи -- Грозный (Ханкала).
      В 21 30 вертолет с группой Шторма поднялся с площадки в Бочаровом ручье и направился в сторону Майкопа. Оттуда, перегрузившись на ЯК-40, они отбыли в Ханкалу.
      Во время полета Шторм с кем-то связывался по рации, видимо, готовил прием своей группы, потом, уединившись с Путиным, рассказал ему о взрыве в Гудермесе. Речь шла о покушении на главу администрации Малику Геземиеву.
      Перед выходом из самолета в Ханкале, все бойцы по приказу Шторма надели на себя маски "ночка", что подчеркивало особую засекреченность предстоящей операции.
      На аэродроме их встретили с "почетным караулом": "коридор" из вооруженных спецназовцев, тоже в масках,. протянулся от трапа самолета до стоящего в метрах пятидесяти от него вертолета. Группа почти бегом миновала живой коридор и, не останавливаясь, вошла в вертолет. Буквально через несколько минут четверо десантников внесли туда металлические ящики и Шторм приказал разбирать заряды для гранатометов. На каждого пришлось по десять выстрелов, что в купе составляло два с половиной килограмма.
      Перед самым вылетом к борту вертолета подкатил камуфлированный уазик, из которого вышел полковник в сопровождении двух автоматчиков. Офицер поднялся по ступенькам в вертолет, где его встретил Шторм, после чего они уединились в пилотской кабине. Это был Герой России Георгий Гюрза, который должен был обеспечивать тревожащие чеченцев полеты над "Красным квадратом"...
      Он рассказал, что в первый вылет российских самолетов в район квадрата Е-9, по ним велся интенсивный огонь из стрелкового оружия. Впрочем, боевики стреляли вслепую, машины шли на бреющем полете, едва не касаясь макушек деревьев. Однажды, правда, был сделан залп из переносного противовоздушного комплекса "Стрела", который однако тоже не достиг цели.
      Шторм поинтересовался -- почему им оказана такая честь лететь в тыл на новом вертолете? Оказывается, группировка получила шесть машин этого класса и одна из них, К-50, была выделена для спецоперации. По приказу самого Корнукова. Эксперимент...Но как бы там ни было, по словам Гюрзы, вертолет оснащен тепловизором, прибором ночного виденья, и самонаводящимися ракетами, способными поражать цель на расстоянии восьми километров.
      В кабину вошли двое пилотов в шлемофонах с темными выпуклыми очками. Вскоре вверху заработали винты. Машина, словно стрекоза попавшая в полдень на смолистый цветок, завибрировала, продолжая, однако, попирать бетонку аэродрома.
      Подошедший Шторм объяснил: полковник Гюрза будет сопровождать группу до точки высадки. Он хотел быть уверенным, что первая фаза операции пройдет успешно... Это сообщение никаким образом не отразилось на настроении Путина. В мыслях он был далеко от стесненного конуса салона, стойкого запаха сгоревшего масла и краски, которой был покрыт винтовой редуктор и который, остывая, делился запахами с ночной сыростью...
      В полетном листе, который заполнял Гюрза и который остался в Ханкале, Путин проходил под именем полковника ВДВ Геннадия Круглова...
      30. События в ретроспективе: ГРУ, особое задание.
      ...Это было давно, когда он уже заканчивал разведшколу. Однажды его вызвали в оперативный отдел, где он получил странное задание. Начальник отдела полковник Новиков, еще недавно работавший за границей на нелегальном положении, посадил его перед собой и выложил на стол пачку документов. Среди бумаг были паспорт на имя гражданина ФРГ Клауса Эйхлера, водительские права, две кредитные карточки, несколько визиток и две семейные фотографии. Затем полковник извлек из стола элегантный, несколько потертый, портмоне и аккуратно уложил в него документы. Однако передавать Путину не спешил. Своими ястребиными глазами, круглыми немигающими, смотрел на собеседника, словно хотел раз и навсегда запечатлеть его образ в своем сознании. Наконец молчанка кончилась и полковник наставительно изрек:
      -- Тебе, сынок, предстоит одна очень интересная работенка...Я бы даже сказал, захватывающая. Поедешь в Ригу...билеты возьмешь у нашего начхоза...Так вот, съездишь в Ригу и немного пошевелишь местных гебистов. А то они там зажрались, обросли жиром.
      Путин слушал и ничего не понимал. Но не понимая, он тем не менее, согласно кивал головой, и тень от его острого подбородка смешной фигуркой кувыркалось по белоснежному воротнику сорочки. Полковник между тем продолжал:
      -- Приедешь и остановишься в гостинице "Латвия", для интуристов. Зарегистрируешься, как турист ФРГ, из Мюнхена, который ты хорошо уже знаешь и потому проблем в этом смысле для тебя не будет. И хотя ты официально будешь интуристом, КГБ Латвии в твоем лице будет видеть важного немецкого шпиона. Эту мысль мы по своим каналам им уже подбросили. Твоя задача: под пристальным вниманием наружки найти наш тайник и выбрать оттуда контейнер.
      -- С ценной информацией?
      -- Это не важно. Там будет клочок бумажной салфетки, на котором будет написано несколько слов...А каких -- об этом ты узнаешь, когда найдешь контейнер и раскроешь его.
      -- И все задание? -- Путину, конечно, было известно о хронической неприязни ГРУ к КГБ, их застарелое соперничество, переходящее порой все границы дозволенного.
      -- А ты не спеши. Если они тебя арестуют, то я тебе не завидую. Ты сам знаешь, как мы умеем выбивать признания у своих классовых врагов. Тем более, это хорошо делают на периферии, подальше от Управления. Конечно, потом мы тебя оттуда вытащим, но лучше будет, если ты оставишь их с большим носом, и тем самым дашь нам возможность ставить перед ЦК вопрос о смене всего руководства латвийского КГБ...
      -- Я буду один работать?
      -- А как хочешь. Найдешь достойного партнера или партнершу -- честь тебе и хвала.
      -- Сколько у меня времени?
      -- Сутки. Сверим часы, -- Новиков взглянул на висящие на стене швейцарские часы, которые сразу после войны, в качестве трофея, появились в этом кабинете. Но, несмотря на возраст, шли они с поразительной точностью. -- Сутки, сынок, и ни часом больше. Сегодня в 16 тебя отвезут в Шереметьево и оттуда на самолете отправишься в Мюнхен. Конечно, с соответствующими предосторожностями...делай, как учили и не ошибешься... -- Новиков умолк, и когда нагнулся, чтобы что-то достать из ящика стола, грива седых волос сухо рассыпалась по краю столешницы. У него в руках оказалась пачка сигарет "Кемэл". Взяв пальцами за диагональные углы пачки, он начал вращать ее вокруг оси. Полковник задумался и после паузы как бы между прочим бросил: -У тебя, с учетом разницы во времени между Ригой и Мюнхеном, будет в резерве два часа...Сходишь в оперный театр. К тебе подойдет человек и предложит билет, и при этом скажет: "У жены сильная мигрень, не можете ли вы купить у меня один билет". И поскольку тебе делать нечего, ты возьмешь у него билет и, как вежливый человек, предложишь дяде закурить...А чтобы не мелочиться, отдашь ему всю пачку, пусть травится... -- И опять на лице полковника появилось лукавое выражение, чем, видимо, он хотел подчеркнуть второстепенность этой табачной операции...-- И в этот же вечер, уйдя из театра после первого акта, ты вылетаешь в Ригу. И вот, с той минуты, как самолет приземлится в аэропорту "Рига", и начнется отсчет твоих суток.
      -- В принципе, меня могут арестовать у трапа самолета...прямо в аэропорту "Рига", -- не то спросил, не то утвердил Путин.
      -- Какой смысл? Я же сказал: они должны взять тебя с поличным. Вот и танцуй от этого...Впрочем, и это не исключается: боясь, что ты уйдешь, они могут тебя сграбастать, не дожидаясь пока ты подведешь их к нужному месту... А теперь, сынок, давай посмотрим дислокацию, -- полковник поднялся и подошел к видеопаре. Включил аппаратуру. Вскоре на экране появилась панорама аэропорта "Рига", коридор таможни, зал ожидания, пошли виды города, двадцатишестиэтажная гостиница "Латвия", облицованная голубым пластиком, и череда названия улиц. -- Ты в Юрмале когда-нибудь был? -- Вдруг спросил полковник.
      -- Не приходилось.
      -- Придется побывать, -- вот смотри, это Даугава, железнодорожный мост, а вот -- так называемый Московский мост, следующий -- Каменный, за ним -Вантовый. И все эти мосты ведут в Юрмалу. Можно, правда, и по воде, -- на экране появилось небольшое судно на крыльях "Метеор", -- этот тоже ходит в Юрмалу, до станции "Майори"...А тебе как раз и нужна эта станция "Майори"... И вот эта улица.
      Путин прочитал написанные по-русски слова: "Улица Йомас". Появилась небольшая скульптура героя народного эпоса Лачплесиса, замахнувшегося мечом на извивающегося под ногами дракона.
      -- Вот твой объект, -- сказал полковник и потянулся к пепельнице.-- В пасти дракона и найдешь контейнер...Это пластмассовый футлярчик из-под фотопленки, в нем информация... -- Полковник, затянувшись и, прищурив один глаз, лукаво смотрел на Путина. -- Сам дракон распложен в сквере, возле вокзала Майори, считай, в самом центре города...И каждый, кто увидит тебя возле статуи, может вызвать милицию, ибо это национальная святыня и соприкасаться с ней...ну не то что нельзя, просто не принято...
      -- Понятно, товарищ полковник. А из Риги мне потом -- в Москву или обратно в Мюнхен?
      Полковник затягивался "Беломором" и словно не слышал вопроса курсанта.
      -- А это будет зависеть от твоей удачи. Если все кончится, как задумано, тебя встретит человек и передаст соответствующие документы, деньги и устную инструкцию. Пароль: "Вы не подскажите, где тут можно купить рижский бальзам малой расфасовки?", ответ: "В столе заказов, возле центрального универмага"...В общем-то задание не очень сложное, но для встряски жирных котов из КГБ и для твоего личного опыта весьма и весьма полезное...
      -- А если я все же попадусь -- колоться или изображать из себя Зою Космодемьянскую?
      -- Хоть это и игра, но счет идет по очень крупным ставкам. Попадаться не советую, ибо прежде чем мы истребуем тебя в наши руки, они могут сделать из тебя инвалида первой группы... А мне бы этого не хотелось, из тебя может получиться классный разведчик с перспективой дальнобойного внедрения.
      Новиков поднялся со стула и подошел к секции с книгами. Достал два толстых тома и положил перед Путиным. Сказал:
      -- Полистай, сынок, эти справочники и возьми из них информацию, которая тебе может понадобиться в Латвии. Особо обрати внимание на отвлекающие моменты, как, например, попасть в Юрмалу через пункты, которые напрямую не ведут к ней...
      Это были энциклопедические сборники: один под названием "Советская Латвия", второй -- "Рига". Оба тома изданы в Латвии...
      Через час сорок Новиков забрал у него книги и повел к начхозу. А еще через пятнадцать минут Путин направлялся в аэропорт Шереметьево.
      Все происходило как во сне -- легко, без тягостных мыслей о семье, ибо он еще не был женат и до встречи с Людмилой оставалось три месяца. Впереди его ждала большая любовь, о которой он только слышал и в которую не верил. Считая себя рыцарем тайного фронта, такими мелочами, как личная жизнь, он до поры до времени предпочитал не отягощать себя...
      ...Но внутренне было неспокойно, особенно, когда во Франкфурте пересаживался на мюнхенский рейс. Однако и в Международном аэропорту "Мюнхен -- Рим", куда он прилетел, на него никто не обратил внимания; он со своим кейсом прошел через "зеленый" таможенный коридор и, взяв у аэровокзала такси, отправился к оперному театру.
      Само здание было освещено разноцветными огнями и его белые колонны, с их глубокими тенями, напоминали сказочных великанов, притаившихся у своих пещер.
      Было жарко и Путин, садясь в такси, скинул с себя плащ и положил рядом с "дипломатом". Когда такси припарковалось на стоянке, в метрах пятидесяти от театра, он не стал спешить: долго выгребал с заднего сиденья свои вещи и сквозь противоположное стекло старался охватить взглядом пространство, примыкающее к театральному подъезду. Но это он делал больше по привычке (контролировать каждый свой шаг и все замечать -- главная заповедь чекиста), механически, но и то, что он узрел, дало ему некоторую информацию. Людей было немного: две пары вошли в театр и несколько человек прошествовали мимо колонн, из подъехавшего микроавтобуса мужчина пытался извлечь коляску, на которой, выпрямив спину, неподвижно сидела пожилая женщина.
      Когда он подошел ближе, мужчина уже катил коляску по специальному пандусу, ведущему к широким дверям театра.
      Путин сразу же заметил, как из-за одной из колонн появился тот, с кем была назначена встреча. Человек был в светлом костюме и светлой шляпе, в руке держал зонт-тросточку. Поля шляпы скрывали глаза, но по повороту шеи и подбородку можно было определить возраст незнакомца -- пятьдесят с хвостиком...Он сунул руку в карман пиджака и тут же вытащил ее снова. В пальцах белел зажатый клочок бумаги. И как бы ни к кому конкретно не обращаясь, человек с зонтиком, по-немецки громко произнес: "У жены сильная мигрень, не можете ли вы купить у меня один билет". Но пока незнакомец произносил эти слова, он оказался рядом с Путиным и тому ничего не оставалось как только вступить с ним в разговор. Тоже по-немецки спросил человека -- место, указанное в билете, находится в партере или на балконе? Балкон, второй ряд. "Очень хорошо, -- подумал Путин, -- проще будет уйти..." Он спросил о цене билета и человек, чуть ли не расшаркиваясь перед ним, все время извиняясь, объяснил, что готов подарить билет, жалко будет, если билет пропадет, но тем не менее взял протянутые Путиным двадцать марок. При этом он снял шляпу и еще раз расшаркался. И тут свою роль начала играть пачка "Кемэла". Путин никогда не курил, но делать вид, что курит, прекрасно умел. Пачку он раскрыл еще в самолете и сейчас, вытащив ее из кармана висевшего на руке плаща, протянул ее незнакомцу. Тот церемонно взял предложенную сигарету и опять начал валять Ваньку -- кланяться, нелепо приседать и при этом снятой шляпой делать веерообразные движения. "Шут гороховый", -- подумал Путин, однако улыбку со своего лица не согнал. Ему нравилось говорить по-немецки, и он, не выходя из стиля беседы, тоже нес какую-то белиберду насчет жуткого везения, которое ему подвалило в этот субботний летний вечер...И как давно он мечтал послушать "Травиату" в исполнении молодой дивы Софии Миллер, только что закончившей стажировку в Ла Скала...
      Расстались они так же судорожно, как и встретились. Незнакомец, словно мим, без слов оттанцевал в сторону и в одно мгновение его поглотили тени колонн...
      ...И в театре, и в самолете он думал о якобы второстепенной, как ее хотел представить Новиков, встрече у театра. Путин уже далеко не был в разведке новичком -- позади пять лет учебы и несколько месяцев "стажировки" за границей -- и поэтому прекрасно понимал, что такого рода "театральные" встречи отнюдь не случайны. Но было неясно, что тут главное, а что второстепенное -- рижский вояж или все же мюнхенский? Рига или Мюнхен -игра, прикрытие?.. Но с другой стороны, он не мог не понимать, что если в Мюнхене он будет выполнять главную часть своей поездки и будет играть роль связного, то такая молниеносность подготовки к операции может быть чреватой. Да и не в правилах ГРУ осуществлять столь скоропалительные кульбиты...А может, думал он, на такой экспромт все и рассчитано, когда ни у самого связного, ни у того, кто придет к нему на встречу, не будет времени на ненужные размышления. Да и какая, собственно, нужна для такого одноразового контакта особая подготовка?
      Однако все произошло не по правилам, которым его обучали: встреча у театра состоялась без малейшей маскировки и те, кто мог следить за тем человеком, который предлагал ему билет, с таким же успехом смогли бы быть свидетелями их разговора и передачи из рук в руки билета и пачки сигарет...Нет, тут что-то не клеилось...Так делается только в том случае, когда нужно замести следы, запутать слежку... Но в подобных ситуациях в контакт вступают с абсолютно случайными операторами, а не идут по заранее подготовленному варианту.
      Так и не придя ни к какому для себя выводу, Путин откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза. В ушах звучала величественная кода первой части "Травиаты". Ему понравился голос молодой певицы, ее прекрасное бельканто, понравилось вообще все, что происходило на сцене...Но неожиданно мысли его, подобно кузнечику, скакнули в сторону, где хаос и полумрак. "А если меня в Риге выследят и начнут колоть? -- неожиданно возник безответный вопрос. -Я, конечно, буду молчать, даже если они меня подвергнут...Не торопись, дружище: если они тебя подвергнут наркодопросу, ты можешь не выдержать, как, впрочем, и многие другие птицы твоего полета. А если они тебе...Перестань, не если, а в обязательном порядке они тебе устроят наркодопрос...замедленное внутривенное введение небольшой дозы скополомина... И после этого тебя охватит чувство парения, начнешь быть избыточно общительным и предельно благодушным...Но допустим, что полграмма или даже грамм скополомина ты одолеешь, но у них есть еще десяти процентный раствор тиопентал-натрия, от которого сначала в глазах появится туман, мысли пойдут в разбег и все твои заботы об осторожности отпадут сами собой...Или барбамил -- раствор амитал-натрия, после укола которого сначала спикируешь в депрессию, после чего мозг охватит безумная эйфория, а с ней -- словесный понос... -- И он отчетливо, почти визуально, представил страничку из катехизиса разведчика, в котором говорилось о преодолении прессинга от "сыворотки правды". И словно, считывая текст, он начал про себя проговаривать наставление: -- "первое: сосредоточить внимание на определенной реальности (тиканье часов, пятно влаги на стене или световое пятно) и осознав по этому фиксированному эталону, что реалистичность мышления ухудшается, предельно сконцентрироваться на необходимости преодолеть накатывающее состояние и очень четко мыслить..." Легко сказать -- четко мыслить. Ладно, поехали дальше. "Второе: зациклиться на воспоминаниях о неких эмоциональных, но не существенных с позиций безопасности вещах (таких, как секс, переживания вины, зависти, злобы), отстраняясь подобным образом от нежелательно опасной исповеди". Третье и для меня это самое главное: "сосредоточиться на воспоминаниях чего-либо (или кого-либо) особо дорогого." Конечно, я буду держаться за образ мамы...Я вытащу из памяти ту зиму, когда она заболела воспалением легких...двустороннее крупозное воспаление с осложнениями на сердце. Я тогда был в полном горе и весь свет для меня померк. Возвращаясь из больницы домой, я вытаскивал из ящика ее фотографию и глядя на нее, молил бога об исцелении мамы. И тогда я в первый раз, как умел, перекрестился и дал себе слово, что если мама поправится, буду верующим, уйду в монастырь и всю свою жизнь посвящу Богу...И хотя я не сдержал свои обещания, но веру не утратил и она мне поможет преодолеть наркодопрос... Даже если мне введут максимальную дозу раствора амитал-натрия и после того, как засну, сделают еще один укол психостимулятора в виде амфетамина, я и тогда найду в себе силы не отвечать на вопросы... -- И опять перед взором поплыли строки наставления: "форсированное пробуждение спящего дает ему прилив энергии и страстное желание говорить. Звуки и все образы вокруг становятся яркими и очень рельефными, пульс и дыхание учащаются, все мысли проясняются, хочется кричать от осознания своей силы... Поскольку человека перед этим связывают, то вся мощь двигательной энергетики активно сублимируется в неудержимые словесные потоки..." Черта-с два, а не потоки. Я вам такое загну, что вы содрогнетесь, я понесу такую чепуху, такие несуразности, что для вас станет великой минутой та, когда я замолчу..." Но я же буду среди своих, -- вдруг осознал он простую мысль. -- Я же не враг, не шпион и не лазутчик с вражеской стороны, поэтому мне не в чем сознаваться...Значит, никакие самые изощренные "сыворотки правды" мне не страшны..." -- И эти слова "не страшны" он повторял и повторял, пока более глубокая дрема не охватила его встревоженный мозг. Им овладела расслабляющая легкость и отдохновение.
      Однако не успел он отдаться сполна этому приятному ощущению, как бортпроводница объявила о посадке.
      Вечер в Риге стоял чудесный. Ни ветерка, ни дождины -- ровное, синее затухание дня.
      Он вышел на бетонку и вместе с небольшой группой пассажиров направился в сторону аэровокзала. Когда он у стойки демонстрировал пограничнику свой паспорт, тот был невозмутим. Но по мере того как серые глазки прапорщика катились по строчкам, взгляд этот невольно загорался искорками, которые непременно присутствуют во взгляде охотника, взявшего на мушку кабана. И с этой минуты он и в самом деле почувствовал себя в шкуре преследуемого, но в отличие от прапорщика не дал ему об этом знать ни единым мускулом на лице. Его взгляд по-прежнему был прозрачен, в меру приветлив и прикрыт ситцевой шторкой интуристского любопытства.
      Таможня его не тронула и он, миновав огромный холл, вышел на улицу. Огляделся, поискал глазами такси и заодно тех, кто непременно мозолит на него глаза откуда-нибудь из укромного уголка. Когда он встал в очередь на такси, подкатила черная "волга" с шашечками и почему-то припарковалась в стороне. И надо же было случиться такому казусу -- когда подошла его очередь эта самая "волга" подрулила к бортику тротуара. Мол, пожалуйте, я к вашим услугам...А он-то такие дешевые номера уже знал и, зная, чья эта машина и какая у нее задача, спокойно открыл дверцу и уселся на заднее сиденье.
      Водитель -- мордастый гебист, с маской радушного и очень свойского парня, начал что-то говорить о погоде и делал это на скверном немецком языке. "Какая ты дешевка, -- дал ему мысленную характеристику Путин, -- и начальники твои такие же и их начальники -- дешевки, и начальники этих начальников полное дерьмо..." И тема была исчерпана.
      Возле гостиницы его уже ждали: три машины, возле которых кучковались такие же мордастые топтуны. Он прошел в холл и встал в очередь у регистрационной стойки. Перед ним были двое и, видимо, англичане, ибо один из них листал буклет, написанный по-английски и что-то тихо, по-английски, говорил своему напарнику.
      Когда Путина оформили и дали в руки ключи от номера, регистраторша стала по-русски ему объяснять, где находится лифт.
      Номер ему выделили на шестнадцатом этаже и те, кто рассчитывал, его поводить по Риге, и думать не думали, что через десять минут останутся с носом. Когда же еще уходить от слежки, если не в тот момент, когда делается первый шаг расквартировки? Он не стал подниматься на шестнадцатый этаж, вышел на пятом... Однако, выходя, нажал на кнопку шестнадцатого. По лестнице спустился на второй и через служебный выход выбрался на инженерный этаж. Минуя Г-образный коридор, вошел в незапертую дверь и оказался в машинном зале. Двое рабочих занимались переупаковкой сальника у огромного вентиля. Работали с явным нарушением правил техники безопасности: проводили ремонт запорной арматуры, находящейся под высоким давлением. Подойдя к рабочим, он щелкнул пальцем по манометру:
      -- Рискуете, орлы, ошпариться, здесь шесть атмосфер...
      Тот, что крутил гаечным ключом, взглянул на него и развел руками.
      -- А что делать -- сифонит, а перекрывать нельзя. Вся эта махина, -взгляд по вертикалям помещения, -- останется без горячей воды...
      -- Вы не одолжите мне на пять минут халат... надо осмотреть насосную, -- Путин с деловым видом, достал из кейса бейсболку, а на ее место аккуратно уложил плащ.
      Парень протянул ему скинутый с плеч застиранный, синий халат.
      -- И если можно, газовый ключ... буквально на пять минут.
      Он спустился вниз по металлической лестнице и оказался в подвале, где господствовало царство труб. Самые большие диаметры тянулись по всему периметру подвального помещения и были покрыты алюминиевой фольгой.
      Справа и слева виднелись серые прямоугольники дверей. Он выбрал правую, оказавшуюся открытой. Она вывела его в небольшой боксик и оттуда по лестнице он попал на улицу. К цветочному киоску, примыкающему почти к самому зданию гостиницы. Он протиснулся между углами и ходкой поступью направился через дорогу -- под арку, ведущую в старый двор. Успел на стене дома прочитать название улицы -- Дзирнаву. Войдя в арку, он притаился за углом, пытаясь уловить посторонние шаги. Но все было тихо, до него лишь доносились шумы машин, в своем привычном ритме катившихся по наезженной улице, где-то вдали позванивали трамваи...
      На его счастье, двор оказался проходным и вывел его к внутреннему Торговому центру, состоящему из целой серии магазинов. Сняв с себя халат, он его вместе с газовым ключом незаметно опустил в мусорный контейнер. Затем зашел в охотничий магазин, где обзавелся брезентовой ветровкой, карманным фонарем и двумя удочками и чехлом для них. Вместо бейсболки на голову надел соломенную шляпу, которую он купил в соседнем магазине. Однако, когда вышел на улицу, его поразила ее безлюдность и множество людей в милицейской и солдатской форме. На углах улиц стояли уазики ГАИ, ее сотрудники решительными жестами останавливали все машины и после проверки заворачивали в проулки. До него донесся грубый мегафонный голос: "Товарищи, в виду учений гражданской обороны, просим очистить улицы и оставаться у себя дома. Об окончании учений вам будет сообщено дополнительно". "Ага, учения в мою честь," -- он понял: квартал оцеплен, идет тотальная проверка и дело случая, что он еще не скручен и не посажен в подвал КГБ.
      Он сделал несколько шагов назад и вошел в подъезд пятиэтажного дома. Поднялся до чердачных дверей, к которым вела отдельная деревянная лестница. В глаза бросилась надпись, сделанная на двери мелом: "Виктор Цой -- на все времена". Он тоже был поклонником Цоя, но сейчас ему было не до него. Войдя в дверь, он оказался в пыльном, загаженном голубями помещении. Чердак почти весь был завешен бельем, и это было ему на руку. Однако его взгляд, помимо воли, уже рыскал по скосу крыши, пытаясь с помощью фонаря отыскать люк, которым обычно пользуются трубочисты и чистильщики крыш. И нашел, но не успел им воспользоваться -- со стороны лестницы послышались тяжелые шаги. Кто-то бежал наверх. И чей-то зычный окрик это подтвердил: "Сержант, осмотри закомары, хотя я не думаю..."
      Последние слова он не расслышал. Встал за спускающуюся до самого пола простынь и затаил дыхание. Шаги приближались и что-то подсказывало, что наступает критический момент в его разведывательной деятельности. Шаг, еще шаг, уже слышалось чужое дыхание, шелест белья и, наконец, луч фонаря лег на простынь, за которой стоял Путин. Он понимал, если сейчас отдернется эта спасительная преграда, он предстанет перед слепящим глаза лучом света и все будет кончено. Поэтому он первым сделал шаг навстречу и вместе с простынею принял в объятия того, кто, видимо, был сержантом. Борьба была недолгой: он сделал удушающий прием и когда милиционер обмяк, Путин буквально запеленал его в тряпки, оставив лежать на полу. И то, что там осталось, очень напоминало кокон какого-то доселе неизвестного насекомого.
      На выходе из чердака никого не было. Однако ждать долго не пришлось: снизу, через две ступеньки, наверх бежал здоровенный детина в гражданской одежде. Путин вернулся на чердак и прикрыл за собой дверь. Услышал тот же зычный, надсадный голос: "Ты что, сержант, там клад нашел? Так подожди меня..." И когда человек взялся за ручку, чтобы отворить дверь, Путин с нещадящей силой ударил по ней ногой. И, видимо, удар оказался непосильным, ибо человек с грохотом полетел с лестницы и безмолвно рухнул на бетонную площадку. Дорога была свободна: Путин в два прыжка преодолел чердачную лестницу, мельком взглянул на лежащего без чувств человека, и бегом направился вниз.
      Машина стояла на тротуаре, загораживая собой выход из подворотни. Это были обычные патрульные "Жигули" и Путин с одного взгляда понял, что они пусты. "Растяпы, -- послал он мысленный привет тем, кто остался наверху -дверь была открыта и в замке зажигания торчала связка ключей. -Самодовольные скоты, -- еще раз откомментировал ситуацию Путин и залез в машину..."
      Он подал ее немного назад и затем завернул под арку. Он понимал, раз здесь столько магазинов, значит, должны быть и подъезды к ним. И верно, впереди петляла внутренняя асфальтированная дорожка, по которой он и направился вглубь квартала. Остановился возле магазина "Автодетали", а сам вышел из "Жигулей" и прошел вперед. И в метрах пятидесяти увидел неширокую улочку, сходящую с дорожки внутри торгового центра и сливающуюся с улицей Суворова. Это одна из немногих центральных улиц, по которой ходят трамваи. Он вернулся к "Жигулям" и уселся за руль. Медленно подрулил к улочке и, возможно, благополучно влился бы в шумный поток улицы Суворова, если бы позади не раздались выстрелы. В зеркале он увидел бегущих в его сторону милиционеров и тот, кто бежал впереди, вытянув вверх руку, посылал в небо пулю за пулей. У Путина не было иллюзий -- он понимал, кому предназначен этот салют в центре города.
      Нога непроизвольно вжалась в пол, "жигуленок" вздрогнул и, пробуксовав правым колесом по газону, рванулся в сторону спасительного проулка. Две пули, одна за другой, проныли у правой щеки и ушли в лобовой стекло. В салоне запахло пороховой гарью.
      Он больше всего боялся, что кто-то из пешеходов попадет ему под колеса. И действительно, на выезде на улицу Суворова перед самым носом оказался пожилой мужчина с тросточкой в руках. И "жигуленку" опять пришлось передними колесами залезть на тротуар, иначе наезда на человека ему бы не избежать.
      Слева приближался трамвай и тут надо было решать -- или идти параллельно ему или, сделав рывок вперед, объехать его и выбраться на встречную полосу. Впрочем, другого выхода у него не было...Но пешеходы, они ломают самые вдохновенные планы. Когда он, обогнав трамвай, уже пытался проскочить перед самым его носом на другую сторону дороги, как неожиданно на рельсах появилась женщина с детской коляской. Она заметалась и впервые за последние часы Путин почувствовал себя не у дел. Но только на одно мгновение. Он резко переложил руль вправо и завернул в первую же улицу. И уперся в ряд припаркованных машин. Ловушка...Он оказался в тупиковом положении, которое для разведчика хуже некуда.
      Несколько секунд он сидел без движения и лишь глаза фрагмент за фрагментом отслеживали действительность, лежащую за ветровым стеклом. Впереди, с левой стороны, он увидел строящееся высотное здание и не медля, открыв дверцу, вместе с удочками направился в его сторону. А точнее, к замершему у стены рабочему лифту, створки которого были замотаны куском провода. Провод был медный, мягкий и потому не представлял неразрешимой проблемы. Он вскочил в кое-как сбитую кабину и нажал на кнопку подвешенного пульта. Дико дребезжа и вихляясь, лифт двинулся наверх. Это был образец разгильдяйства советских строителей-высотников...Однако это не помешало беглецу подняться до двадцатого этажа, где он нажал на первую нижнюю кнопку, а сам спрыгнул с лифта на каркас здания...Кабина так же дребезжа и вздрагивая, поплыла к земле...
      С высоты Рига была как на ладони. Но его взгляд больше всего притягивала серебрившаяся, покрытая вечерней дымкой, лента Даугавы и все то, что простиралась на ее левом берегу. А на переднем плане его буквально заворожила своей красотой панорама Старого города, с его старинными башенками и шпилями готических соборов. Еще немного и вся эта красота потонет в матовом колере короткой ночи...
      Справа, из-под моста, показался белобокий пароходик и довольно шустро стал приближаться к дебаркадеру. Хорошо бы, думал он, сейчас оказаться там, на том пароходике...Но нет, это глупая затея, к ночи пассажиров немного и всяк заметен...А где самое узкое место реки? Да вот же оно -- между правым берегом и островком, где вознеслась к небу телевизионная вышка...Двести пятьдесят, от силы триста метров...
      Он увидел, как внизу, где он оставил милицейские "Жигули", несколько милиционеров и людей в армейской форме брали в кольцо магазины и прилегающие к ним улицы. Двое из них подошли к кабине лифта и, не открывая створки, заглянули в него через зияющие в боках щели. Их окликнули и люди отошли от лифта.
      За руль "жигуленка" сел молодой милиционер и стал маневрировать, пытаясь выбраться на проезжую часть улицы. Вскоре машина выехала на улицу Суворова и скрылась из глаз. Но Путин заметил, что за углами прилегающих домов осталось несколько человек в штатском и один милиционер, занявший позицию за ветеринарной аптекой.
      Лестница была без перил. Прижимаясь к стене, он начал осторожно спускаться. Но где-то между десятым и восьмым этажами лестница кончилась, образуя темный провал. Пришлось снова подняться наверх, выйти на цокольный этаж, где крепились лифтовые тросы. Это была его последняя надежда. Засунув под панель ненужный кейс, он снял с плеч ветровку. Обмотав ею кисти рук, он потянулся к тросам. Повеяло леденящей ноги высотой. Трос был смазан и нужно было исхитриться, чтобы в одно мгновение не соскользнуть по нему в пропасть.
      Опутав вибрирующий стальной канат ногами и руками, он стал спускаться. Внизу что-то стукнуло, возможно, эта топорно сработанная кабина стронулась с места, что однако не остановило его. Руки ломило от напряжения, казалось, еще немного и их сцепка ослабнет и он отдастся во власть гравитации. И чтобы не рисковать, примерно, в районе четвертого этажа, он зацепился ногой за проем и остановил скольжение. Дальше он спускался по лестнице. Вышел на улицу не со стороны кабины, а со стороны подступающего к строению старого, без признаков жизни дома. Он прошел его сквозящими переходами и оказался на пустыре, где темнели силуэты двух небольших футбольных ворот с порванными сетками.
      Он прошел мимо мусорных контейнеров и углубился в объятое сумерками пространство двора-колодца. Где-то справа, над крыльцом светилась неяркая лампочка, и в приоткрытую дверь неслись звуки оркестра. Он подошел к окну и увидел людей в белых халатах и белых колпаках. Пищеблок. Поднявшись на крыльцо, почувствовал специфический ресторанный дух -- теплые запахи пищи, табачного дыма и алкогольного перегара. Он переступил порог и оказался в коридоре, откуда вели три двери. Из пищеблока вышел официант с подносом, вознесенным над самой головой, и вихляющей походкой скрылся в одной из дверей. Туда же последовал и Путин. И сразу же на него обрушился шквал шальной музыки -- оркестр наяривал "Мурку" и посетители, в свете приглушенных светильников, словно перед концом света, неистово терзали свои телеса в хаотических движениях.
      Маневрируя среди пляшущих, он прошел в зал, к стойке и, не садясь на высокий табурет, стал изучать полку с напитками. К нему подошел бармен в белой рубашке и с малиновой бабочкой и вежливо поинтересовался -- что клиент будет заказывать? И он заказал сто граммов джина с минеральной водой и бутерброд с лососиной. Ему невыносимо хотелось есть, но он знал, что пока не выполнит задание, набивать желудок не стоит. Гончая бежит быстрее, когда ее живот прилип к ребрам и язык холодит слюна желаний.
      Его оттолкнули -- двое разгоряченных танцами молодых парней рвались к оставленным на стойке недопитым фужерам. Но его отвлекло другое: он увидел, как бармен зашел в подсобку и начал набирать номер висящего на стене телефона. "Значит, и здесь все уже схвачено," -- он не стал доедать бутерброд и тут же отвалил от стойки.
      На улицу он вышел тем же путем -- через коридор, мимо пищеблока. "Если с минуты на минуту тут должны появиться молодцы КГБ, то и мне тут больше делать нечего" -- Путин бегом направился вон из двора-мышеловки и, обогнув угол дома, мимо сараев и мусорных бачков бегом устремился в ближний просвет.
      Если бы он лучше знал Ригу, он понял бы, что судьба подарила ему небесный подарок в виде поперечной улицы, соединяющей два городских района -- Пролетарский и Московский форштадт. Он услышал гудки электрички, стук колес и, подняв голову, понял, что находится под железнодорожным мостом. Слева темнела могучая опора и он подался в ее сторону. Через пару минут, преодолев крутую насыпь, оказался среди переплетения рельс, зеленых и красных огней семафоров, что в ближайшие полчаса сулило ему относительную безопасность.
      Он отошел к сетчатому забору, где были сложены старые шпалы, от которых исходил смолистый дух, и притаился. Вскоре мимо прошла электричка, затем еще одна...На маршрутной табличке одной из них было написано "Слока", другая шла до Дубулты...Это было его направление...
      Вдалеке показались огни, они медленно росли, приближались и вскоре он разглядел извивающийся в далеких отсветах товарный состав. На подходе к центральной станции он шел медленно, словно уставший спортсмен, и Путину не составляло труда вспрыгнуть на одну из его подножек. И он это сделал, но только после того как на пятом от тепловоза вагоне прочитал пункт назначения: "Слокский ЦБЗ". Аббревиатура простая -- целлюлозно-бумажный завод...Бесконечный ряд вагонов был нагружен древесиной, так называемым балластом, который приходит в Юрмалу из Архангельска...
      Чтобы вспрыгнуть на подножку проходящего поезда, прежде нужно сравняться с ним в скорости. Спурт был отменный и Путин без проблем зацепился рукой за покрытый росой поручень, что едва не испортило все дело. Спасло то, что он успел левой ногой закрепиться на подножке и перенести на нее центр тяжести своего тела...
      Состав миновал центральную станцию, позади осталась башня с часами, канальчик, возле которого вознеслись два башенных крана, и, наконец, колеса застучали по железнодорожному мосту, ограниченному мощными металлическими опорами. Через три с половиной минуты поезд миновал Даугаву и его колеса покатились по ее левобережью...
      Через пятнадцать минут состав прогромыхал еще через одну реку. Путин пытался вспомнить ее название, но что-то не получалось, хотя знал как оно переводится на русский -- Большая река... Вспомнил: Лиелупе...
      Дальше начиналась Юрмала...
      Он спрыгнул с подножки где-то в двухстах метрах от станции Булдури. Приземлился мягко, откос был пологий, травянистый...Его обдало воздушной волной, в которой господствовали запахи колесной смазки. Какое-то время он лежал распластанный на земле, прислушиваясь к шуму уходящего поезда. Подняв голову, осмотрелся: слева тянулась цепочка уличных фонарей, справа -- сиял контур рельса. Перевернувшись на спину, он стал рассматривать звездное небо. Почти над ним, наклонившись ручкой ковша к земле, мерцала Большая медведица. И этого было достаточно, чтобы по ней найти Полярную звезду и определить стороны света. И получалось, что где-то за цепочкой уличных огней, за лесополосой находится Рижский залив, где сейчас пустынно и безопасно.
      И действительно, взморье хоть и было погружено в густую ночную дымку, однако правый его край сиял огнями -- это на дальнем рейде жили своей жизнью ожидающие разгрузки иностранные суда. В районе Лиелупе каждые две секунды маяк посылал сполохи в морские просторы. Воздух был сырой, пахло водорослями и начинающей цвести сиренью
      Путин не пошел по прибрежной кромке, а скрываясь в дюнах, быстрым шагом направился в сторону Дзинтари. На душе было легко и он думал не о том, что его ждало впереди, все его мысли были сосредоточены на ощущении борьбы. Борьба -- вот, пожалуй, что больше всего привлекало его в разведке. И значимость, самоценность каждого шага...
      Ему вспомнилась прошлогодняя командировка в Гамбург, где перед ним стояла примерно такая же задача: в парке отдыха возле мусорных контейнеров он должен был подобрать оставленную "кротом" посылку. По рассказам бывалых коллег, этот "крот" сам вышел на связь с советской дипломатической миссией, но при этом оговорив главное условие сотрудничества: он никогда не назовет своей фамилии, ни рода занятий, ни места жительства. Абсолютная анонимность, что говорило о том, что этот человек, склонный сотрудничать с ГРУ, сам имеет непосредственное отношение к разведке. Слишком профессионально он обставил свои условия сотрудничества. И первая его информация носила буквально ошеломляющий характер: речь шла о трех двойных агентах, которые одновременно работали на БНД и КГБ. Мотивировка у него была железная, все факты имели документальное подтверждение, что и стало решающим моментом в судьбе агентов-предателей. Двоих из них удалось заманить в Москву и там после достаточно пристрастной разборки, осудить и приговорить к смертной казни. Третий агент успел сбежать в Австрию, откуда его след терялся не то в США, не то в Англии...
      ... Где-то в районе санатория "Балтия" его внимание привлекла возня на лавочке. Послышался женский голос, ломающийся, податливый. Очевидно, то была запоздалая пара, жертва курортного романа, предающаяся неприхотливой любви...
      Он посмотрел на часы -- без двадцати три. Он зашел в сосняк и, выбрав пятачок, покрытый сухой хвоей, прилег. И сразу же провалился в чуткий сон. Ему снился далекий от реальности сон, будто он где-то в горах, на лыжах несется вниз, в долину, покрытую синими тенями и освещенную ярким до боли в глазах солнцем. Он открыл глаза: через сплетения молодых сосенок пробивался тонкий лучик солнца. Где-то слышался перестук колес электрички, а со стороны залива неслись людские голоса. Он поднялся и осторожно вышел из укрытия. Море было великолепно в своей утренней свежести и непоколебимости. А у кромки воды двое рабочих сгребали и грузили в кузов самосвала морскую траву, и эта мирная сцена привнесла в душу умиротворение, ощущение абсолютной безопасности.
      Часы показывали семь с минутами. Пройдя метров триста, он спустился к заливу и почистил костюм. Освежил холодной водой лицо, причесался и направился наверх -- в дюны, чтобы оттуда попасть в центр города. Через пятнадцать минут он оказался возле гостиницы "Майори" и это было очень кстати: возле нее стояло несколько машин и большой туристический автобус, возле которого собралось человек десять.
      Пройдя вперед, он вдруг увидел то, к чему так стремился и что в воображении выросло до гигантских размеров. А это оказалось скромной, в духе соцреализма, статуей народного героя Лачплесиса, замахнувшегося на одноголового дракона. И что печально: меч героя был сломан да и сам дракон с покрытой от старости ржавчиной не представлял угрозы.
      Он окинул взглядом прилегающую территорию -- розарий, шоссе, за ним -длинное, павильонное здание вокзала "Майори" и вырывающуюся из-за него серебристую ленту реки Лиелупе. Вроде бы все спокойно и нет никакой угрозы...
      Он миновал улицу и вступил в пределы сквера, прошел мимо буйно разросшегося розария, вошел в тень ивы и шагнул в сторону дракона...Одна нога его уже соприкоснулась с бетонной главой зверя, другая опиралась на гаревую дорожку и осталось только нагнуться и протянуть руку...И когда он это сделал, земля наполнилась каким-то дробным гулом, что мгновенно в его сознании отдалось опасностью. Пальцы уже сжимали контейнер, цилиндрик от фотопленки, он уже отнял ногу от головы дракона, когда понял, что оказался в капкане. Те люди, которых он только что видел у автобуса, окружили его плотным кольцом и один из них шел прямо на него. И, конечно же, с угрозой застрелить, если он тут же не ляжет на землю и не заложит руки за голову...Ему не дали на раздумье и секунды, грубо уложили рядом с клумбой, заломили руки за лопатки да так круто, что в плечах что-то хрустнуло и нестерпимо заныло. И тут только он осознал, что к нему обращаются по-немецки: "Эйхлер, ты взят с поличным и сопротивление только усугубит твое положение..."
      Кто-то взял на излом кисть руки и вырвал зажатый в кулаке контейнер. И это обрадовало Путина, ибо изъятие улики без понятых, потом можно будет оспорить...
      Его подняли понесли к подъехавшему "рафику" и, словно бревно, кинули в заднюю дверь. Там уже были люди, одетые в камуфляж, вооруженные автоматами. От них пахло тройным одеколоном и гуталином...
      Когда его выволакивали из машины, он обвел взглядом пространство и понял, что привезли его в колодцеподобный, глухой двор. Его ввели в коридор, обитый синим линолеумом, провели длинными переходами со множеством поворотов и втолкнули в светлый, просторный кабинет. За огромным столом сидел крупный человек с большими залысинами и мясистым лицом. И Путин, взглянув на него, увидел приветливые, почти смеющиеся глаза, что его несказанно поразило.
      -- Снимите с него наручники, -- приказал сидящий за столом человек и тот, кто усадил его на стул, быстро исполнил приказ. -- Оставьте нас одних...
      Один из тех, кто его задерживал, подошел к столу и положил перед начальником изъятый у Путина контейнер.
      -- За этим он шел, -- кивок в сторону задержанного.
      И когда они остались одни, человек за столом, пригладив ладонью редкие волосы, глядя куда-то в переносицу Путину, произнес знакомую фразу: "Вы не подскажите, где тут можно купить рижский бальзам малой расфасовки?"
      "Эх, черти, по дешевке купили!", однако вслух он ответил так, как и полагалось ответить на пароль:
      -- В столе заказов, возле центрального универмага...Разрешите закурить..."
      -- Давайте знакомиться, -- сказал человек и подвинул к краю стола пачку "Элиты", -- Борис Карлович Пуго, шеф этой конторы, -- он сделал рукой круговое движение и этой же рукой снял с контейнера крышку. Вытащил сложенную рулончиком бумагу. -- Это вам, Владимир Владимирович.
      И когда он развернул клочок бумажной салфетки, а это была именно она, в глазах у него все заплясало, дыхание перекрылось, словно в бронхи ему забили клубок шерсти. Однако пальцы, держащие послание, не дрогнули и он прочитал: "Дорогой Володя, поздравляю тебя с выполнением задания и с днем рождения твоего славного города. Новиков..."
      Он взглянул на висевший на стене календарь: 20 мая, день рождения Ленинграда...
      В тот же день он вылетел в Москву.
      31. Высадка на 502-й высоте.
      За иллюминаторами уже господствовала темнота. Путин перевел взгляд на бойцов. Фантастическая картина: казалось, это были гранитные фигуры, навеки вечные застывшие в ограниченном, полном грохочущих звуков пространстве. Мелкие сетчатые тени лежали на их лицах, сливаясь с комуфляжем. Приборы ночного видения были приспущены к подбородкам, черные шапочки-маски у некоторых находились в руках, а кое-кто, подвернув края, сидел в них, хотя в салоне было жарко.
      Свою маску Путин положил на ранец, стоящий у него между ног. И ту же, возле ног, прислоненный к ранцу, лежал автомат.
      Примерно через полтора часа лета из кабины вышел Гюрза и подошел к Шторму. Тот сидел на краю скамейки, рядом с сыном. Переговорив с Гюрзой, Шторм поднялся и, перекрикивая шум мотора, объявил десятиминутную готовность. Он первым надел маску, застегнул на куртке молнию и ногой пододвинул к себе свой ранец.
      Щербакову нестерпимо хотелось курить. Он испытывал дискомфорт. Но был один плюс: после слов Шторма, зубная боль, которая преследовала его от самого Бочарова ручья, вдруг куда-то исчезла, оставив во рту несказанное теплое облегчение. Он надел на голову маску, и сразу же ощутил ее шерстяное, щекочущее кожу прикосновение.
      Воропаеву тоже хотелось курить, но еще больше ему хотелось на свежий воздух.. Он не стал сразу облачаться в маску, лишь взяв ее за края, растянул и снова сложил.
      Над кабиной пилота зажглось табло. Гюрза подошел к двери...Он оглядел притихших бойцов и ощутил страшное одиночество, исходящее от каждого из них. Он знал по собственному опыту, что в деле, на которое идут эти люди, никто им не поможет. Никто. Возможно, уже там, где будет высадка, их ждет кровавая баня. Какая-нибудь непредвиденная нестыковка, дикая случайность, которая одним хищным ударом перечеркнет все, что задумано этими мужественными людьми.
      Вертолет вдруг словно подбросило, его обшивка бешено завибрировала, винты вошли в диссонанс с мощной воздушной волной, обрушившейся на них. Рядом, в пределах своих эшелонов, появились СУ-25 и вертолеты Ми-24.
      По договоренности с Корнуковым, в ход пошла авиация, поднявшаяся с военной базы под Астраханью и всей звуковой мощью обрушившаяся на квадрат Е-9 и граничащие с ним пределы. Боевые машины двигались бурлящим потоком, и росшие под ними столетние платаны, натужно накренились взъерошенными кронами, не в силах противостоять этому воздушному напору. Да и как иначе: скорость воздушной массы под винтами армейских геликоптеров равняется ураганной скорости, более 120 километров в час.
      А самолеты уже пошли на следующий круг... Гюрза взялся за ручку двери и резко сдвинул ее в сторону. В салон ворвался поток воздуха и все, кто находился в салоне, ощутили его свежие приливы. Вертолет, снизив скорость, начал маневрировать. Пилот, пользуясь тепловизором, выбирал место приземления. А посадить, вернее на пять минут коснуться тверди, он должен был на каменном столе, размер которого не превышал двенадцати квадратных метров. Это и есть 502-я высота...И когда шасси коснулись скалы, Гюрза, стараясь преобороть шум мотора, крикнул: "Пошли! По одному вперед!"
      Первым спрыгнул в непроглядную ночь Шторм- младший. За ним -- Воропаев с Изербековым. Калинка и его напарник Саша Бардин начали выгрузку гранатометов, сложенных в хвосте вертолета. Снаружи гранатометы принимали Воропаев с Изербековым. Путин вышел предпоследним. Замыкал десант Шторм. Перед тем, как спрыгнуть на землю, он задержался в дверях. Мгновение они с Гюрзой смотрели друг на другу, затем подались навстречу и обнялись.
      -- Ни пуха тебе, ни пера, Андрей Алексеевич, -- в самое ухо прокричал Гюрза. -- Удачи вам...берегите президента, он, кажется, того стоит...
      Шторм, подцепив за лямки ранец, выбросил его наружу. Автомат перекинул на спину и крикнув "прорвемся!", покинул борт вертолета. Гюрза, держась за кожаные петли, которые шли вдоль металлической стойки, выглянул наружу и воздушная пробка едва не выбросила его из дверей...Вертолет, с погашенными огнями набирая обороты, перпендикулярно поднялся метров на двадцать и косо, словно сухой лис, заскользил в темноту...
      ...Первое, что почувствовал президент при приземлении, были исключительно насыщенные запахи. Свежий ветерок, словно поддувало в печи, приносил всепроницающие ароматы невидимых деревьев, цветов и кустарников, росших на склонах гор. И эти ароматы были сильнее ощущений, которые через ушные раковины проникали в мозг, заставляя весь организм реагировать на них. А раздражителями этих ощущений были звуковые волны, создаваемые СУ-25 и вертолетами поддержки. Без опознавательных огней они барражировали над темными верхушками деревьев, некоторые из них на фоне неба вырастали чудовищами, эдакими китами, проплывающими над высотой, чтобы через мгновение-другое раствориться в недосягаемых для глаза пределах.
      Путин надвинул на глаза прибор ночного виденья и весь до селе незримый мир вдруг превратился в видимый. В своего рода телевизионный экран, с которого убрали цветовой сигнал, оставив одни серые, не очень четкие очертания. Он увидел Шторма, на котором тоже был надет прибор, Воропаева, нагнувшегося над сложенными подсумками с автоматными магазинами, капитана Гулбе, с самого края площадки осматривающего ближайшие окрестности.
      Сквозь грохот самолетов Путин едва расслышал голос рядом стоящего Щербакова: "Как вы себя чувствуете, Владимир Владимирович,?". Однако он не стал отвечать телохранителю, лишь, взяв его за локоть, слегка его сжал.
      Его взор приковало к себе усеянное звездами небо. И пронеслось мимолетное банальное сравнение: черный бархат в бриллиантах. В глаза бросилось созвездие Лебедя, вечно летящего по вечности. "А где же, -подумал он, -- Волосы Вероники?" И ассоциативно вспомнился их ночной разговор с женой на балконе дома, когда они говорили о звездах....А вот и ковш Большой Медведицы, Полярная звезда...
      Подошедший Шторм предупредил:
      -- Пять минут на сборы и будем спускаться.
      Затем он переговорил с прапорщиком Калинкой, у которого кроме оружия и ранца был буй. Второй прибор находился у Саши Бардина. Аппараты напоминали старые пылесосы типа "Вихрь", сферические и таких же объемов. Однако каждый из них был начинен сложной электроникой и весил одиннадцать килограммов.
      В какое-то мгновение рев самолетов стал затихать. Вернее, перестав быть оглушительным, он начал заметно отдаляться. И странное дело, чем дальше он уплывал, тем беззащитнее почувствовали они себя на этой продуваемой ночной свежестью высоте. Однако через какое-то время грохот с новой силой обрушился на скалы и деревья, растревоживая разную живность, поднимая из гнезд пернатых.
      Они разделились на две группы. В первую вошли Щербаков, Воропаев, президент, Изербеков и сам Шторм-старший. Вторую возглавил Айвар Гулбе и с ним -- Виктор Шторм и оба морпеха Бардин и Калинка.
      Им надо было спуститься почти на пятьсот метров и выбраться к западному гребню Гнилой ямы. И первые шаги показали, насколько маршрут, который они определили по карте, отличается от реального рельефа. Путин, шедший за Воропаевым, ощутил непроизвольное скольжение -- слежавшаяся и высохшая хвоя не давала надежной опоры для стоп. Не помогали и резиновые шипы на ботинках, они просто не доставали до грунта, где могли бы зацепиться за корни или травяной покров.
      По договоренности, каждый нечетный номер контролировал правую сторону, каждый четный -- левую. Это было сделано для того, чтобы ни на мгновение не выпустить из поля зрения окружающее их чуждое пространство. И при этом каждой клеткой своей плоти помнить, что на любом уровне -- от земли до среднего роста человека -- их может подстерегать минная ловушка или примитивная растяжка. И хотя они уже находились в центре охранного кольца, тем не менее, бдительность была их единственным Богом.
      Когда они вышли из низкорослого, сучковатого сосняка и попали в ореховую рощицу, их стали мучить грецкие орехи-опадыши, сгнившие и только что сорвавшиеся с материнских ветвей. И как ни осторожны были их шаги, нет-нет и раздавался под чьей-нибудь ногой предательский хруст.
      Президент шел четвертым и поэтому все его внимание было направлено в ту часть леса, которая пологой сферой уходила куда-то в гущу деревьев. Мир через окуляры выглядел фантастическим, навевающим картинки из романов Бредбери.
      Вторая группа шла параллельным курсом, на расстоянии визуального контакта. Передвигались с предельной осторожностью, приходилось обходить каменные глыбы и поваленные, полусгнившие платаны. Когда они спустились метров на сто пятьдесят, попали в прохладные росистые заросли черешни. Переспелые ягоды буквально сами лезли в рот, и Изербеков, не стерпев, вытянув руку, схватил на ходу несколько "вилочек" с сочными плодами. Шедший позади него президент тоже сорвал несколько черешен и попытался положить их в рот, но маска помешала это сделать. Ягоды прошли мимо рта, и скатившись по куртке, упали на землю. Он ругнул себя за легкомыслие и впредь этого не делал.
      Обходя очередной пень, он зацепился за корягу, правая нога, скользя, издала, как ему показалось, громовой шум, и, он почувствовал, как сзади его подхватили руки Щербакова. "Э, черт подери, не хватало еще, чтобы мне вытирали слюни..." -- Президент поправил съехавший с плеча ремень от автомата, и осторожно, как бы нащупывая след, пошел дальше.
      Когда они вышли из черешенного Эдема, перед ними открылось неширокая полоса с чахлыми сосенками и густым кустарником. За ними, темной гривкой, тянулся каменный обвод ущелья.
      Где-то совсем рядом послышался крик совы. Шторм поднял руку, давая знак прекратить движение. Вся группа замерла на полушаге. Путин увидел, как с правой стороны, из кустарника появился силуэт человека и впервые за время высадки у него екнуло сердце. Но он тут же узнал капитана Гулбе, который подошел к Шторму и что-то стал ему объяснять. При этом он рукой указал в сторону подлеска и Шторм, обернувшись к своей группе, жестом дал знать, чтобы все оставались на месте. Сам же Шторм быстрым, легким, наметом устремился за Гулбе и они скрылись в кустарнике. Изербеков с Воропаевым, заняли сторожевые позиции -- они отошли немного назад и повернулись лицом к тылу. Дагестанец рукой, словно играя мячом, дал остальным понять, чтобы они присели.
      Путин ощупал рукой землю: в отличие от черешневой рощи, здесь было сухо, пахло смолой и потухшей за день жимолостью. И снова из-за сосенок появился Гулбе и прямиком направился к Путину. Он тоже присел на корточки и тихо проговорил: "Товарищ президент, там мы нашли кое-что, полковник считает, что вы это должны видеть..."
      Когда он поднялся, за ним поднялся и Щербаков. Он дал себе слово, что ни на шаг не отойдет от президента, что бы ни произошло.
      "Возможно, наткнулись на схрон," -- подумал Путин, отводя от лица колючие ветви пихты. И по мере того как они углублялись в заросли кустарника, до них начали долетать специфические гниющие запахи.
      На небольшом пятачке, ограниченном со всех сторон низкорослыми соснами и вереском, зиял неровный квадрат ямы, до верху наполненный человеческими останками. Глаз прежде всего запечатлел свесившуюся с другого тела русую голову без головного убора, отброшенную в сторону руку, на кисти которой болтался обрывок бечевки. Еще одна голова, наполовину придавленная туловищем в изодранном камуфляже. Руки с растопыренными пальцами связаны белым куском провода. Отдельно -- офицерский ремень, с покрывшейся зеленым налетом пряжкой, и отдельно лежащая черная маска, из которой выполз жирный жук-олень, поводя длинными усами.
      Президенту стало нехорошо, к горлу подступил рвотный позыв. Чтобы сдержаться, он сорвал с дерева пук хвоинок и положил себе в рот. Выделившаяся горько-терпкая слюна опустила ком вниз, немного полегчало...
      Подошедший Шторм, притаенно сказал:
      -- Это группа майора Столбова. Может, и из других групп здесь...Но мы не можем задерживаться, надо идти...
      Но, видимо, время и пространство имело свое расписание: к ним подошел великан Бардин и рукой, которая была облачена в кожаную перчатку с укороченными пальцами, поманил за собой. Шторм и президент направились за ним и через несколько шагов увидели то, чего лучше бы им никогда не видеть. На карликовой сосне, почти касаясь головами земли, висели четыре человека в камуфляже. У всех вывернуты карманы, которые блеклыми языками терлись о камуфляж, забрызганный бурыми пятнами. Руки у всех связаны за спиной, лица, распухшие до неузнаваемости, покрылись древесной пыльцой и напоминали забальзамированные мумии. И президент, и Щербаков, и Шторм с Бардиными видели, что все казненные были без ушей, однако, никто из них не сказал об этом вслух. Шторм зашел с другой стороны и фонариком-карандашом что-то высветил. Снова появившись, тихо, тише колыхания ночной смоковницы, произнес: "Судя по экипировке и наколке на плече одного из них, это американцы..."Дельта" и на этот раз промахнулась..."
      -- Но их должно быть семь человек, -- сказал Путин. -- Во всяком случае, это данные нашей разведки...
      Шторм что-то поднял с земли. Это был металлический овальной формы медальон, с прилипшей к кромке хвоинкой. Полковник направил узкий лучик фонарика на то, что на медальоне было написано.
      -- Штат Алабама...Гарри Кэлворт, -- и Шторм опустил жетон в один из множества своих карманов. -- Но среди них нет полковника Дормана .Я однажды видел его фотографию.
      Когда Путин со Щербаковым и Штормом вернулись к своей группе, первым его желанием было повернуть назад и уйти подальше от этого убойного места. Но минутная слабость тут же прошла, когда он взглянул на небо и одним махом ресниц объял его вечную красоту и мудрость. Звезды были сами по себе, не мешая и не покушаясь на существование других светил. "Так же должно быть и у людей, -- подумал он, -- никакая жизнь не должна губить другую, красота и неповторимость каждого должна быть очевидной для всех. И это должно быть законом для всего сущего под этими звездами. И кто нарушает этот закон, должен уйти. Исчезнуть, чтобы ничто не напоминало о злодеянии...Вот потому мы идем сюда, чтобы укоротить жизнь тех, для кого чужая жизнь стоит дешевле одного патрона". -- Но что-то внутреннее заставило его вспомнить слова из настольной книги: "Дойти туда, соратники, необходимо, а вернуться оттуда необходимости нет..."
      Когда они отошли от гибельного места метров на пятьдесят, Шторм замер и рукой дал знать, чтобы то же самое сделали все остальные. Путин услышал голоса и ему подумалось, что это от нервности у него начались глюки. Но то же самое услышали и остальные. Гулбе тоже остановил своих людей и они, присев, взяли автоматы наизготовку.
      Из-за поросшей кустарником скалы вдруг показались морды лошадей, с большими баулами на спинах, сопровождавшие их люди, у которых за спинами и поперек груди болталось оружие. Среди первых шел высокий детина с крупнокалиберным пулеметом, весь перемотанный лентами, сплошь набитыми патронами. Рядом с детиной шагал человек ниже его ростом, стройный и Шторм, глядя на его беззаботно улыбающийся рот, узнал в нем палача Гараева. Или как его прозвали оперативники ФСБ -- Мегаладон...ископаемая акула. Оба боевика о чем-то переговаривались и делали это без утайки, видимо, чувствуя себя на своей территории в полной безопасности.
      Воропаев поднял автомат, но находящийся рядом Шторм, поднес к губам указательный палец -- дескать, соблюдай, парень, тишину, еще не время для автомата. И, наверное, не было в группе ни одного человека, кто бы с превеликим удовольствием не всадил бы в телеса этого Мегаладона целый автоматный магазин...
      Путин посчитал боевиков: их было двадцать четыре. И шесть лошадей, по всей вероятности, перевозящих на себе гладкоствольные минометы и другое легкое вооружение. И что больше всего его удивило -- это притороченные к баулам сложенные легкие носилки -- видимо, шедшие на операцию прекрасно понимали, что поход будет кровавым, с потерями и ранеными...
      Люди шли гуськом и, судя по доносящимся с их стороны дымным ароматам, они не маскируясь курили и тоже переговаривались...
      Когда замыкающая лошадь скрылась за деревьями, и когда тишина стала почти абсолютной, если не считать, стрекота цикад, к президенту подошел Шторм и тихо сказал: "Эти ребята идут шерстить наших...Мы могли бы их тут положить всех..." Затем полковник подошел к Воропаеву и что-то тому сказал. Путин видел, как Воропаев, дважды кивнул головой, что, наверное, означало -слова командира приняты к сведению...
      Шла середина ночи, когда они оказались у отвесной стены, уходящей к небу. Это, как не без оснований рассчитывали боевики, и было их надежной защитой от проникновения федералов. Чтобы попасть в их берлогу, нужно сначала преодолеть эту отвесную стену, взобраться на нее и только тогда можно было бы на что-то надеяться...
      Подошедший Шторм сказал:
      -- Ищем сетки...Три штуки, возможно, не все удалось летчикам зацепить, но хоть одну, думаю, найдем.
      Сетки -- это придумка Шторма. Эдакий гигантский шторм-трап, изготовленный из парашютных строп. С окончанием беспокоящих полетов кто-то из вертолетчиков должен был скинуть на гребень скалы три такие сетки--лестницы, каждая из которых была длиной более пятидесяти метров и шириной около метра. И чтобы они могли полностью размотаться, к нижним концам лестниц привязали гантели.
      И снова они разделились и каждая группа пошла вдоль стены в противоположном друг другу направлении.
      Повезло Гулбе. Он едва не наступил на гантель, весь сжался, ибо нога и сквозь толстую подошву определила посторонний предмет, к которому у впереди идущего спецназовца всегда отношение одинаковое -- не мина ли под ногой?
      Вторая сетка, видимо, зацепившись концом за росшее у подножья ореховое дерево, тоже не достигла земли. Третью лестницу они вообще не нашли, возможно, летчикам не удалось правильно ее расправить и она осталась где-нибудь у верхних зубцов скалы.
      Прежде чем лезть наверх, Виктор Шторм, ухватившись двумя руками за перекладину, с силой дернул ее вниз. К нему подошел Бардин и они вдвоем проверили прочно ли закреплен верхний конец лестницы.
      Надо было убедиться, что этот гигантский шторм-трап не ведет в преисподнюю или к точке, где уже взведен фугас. Лестницу с двух сторон поддерживали морпехи. Шторм-старший, задрав к верху голову, ожидал сигнала: если все спокойно, Виктор должен был трижды просигналить фонариком... И когда это случилось, Шторм махнул рукой.
      -- Махмут, пошел!
      Изербеков шагнул к сетке.
      Вторым начал подъем Гулбе. Третьим стал подниматься морпех Бардин с притороченным к спине буем. За ним пошел Калинка. И все, кто стояли внизу, переживали за них, потому что подъем с дополнительными одиннадцатью килограммами груза был далеко не из легких.
      Путину мешал автомат и он, останавливаясь, перекидывал его глубже за спину и снова тянулся к следующей перекладине. Он слышал учащенное дыхание Щербакова и приглушенный голос полковника: "Не торопись, иди спокойно, тебя там никто не ждет". И к кому относились эти слова -- президент не знал.
      Когда половина пути была пройдена, он дал себе передышку. Укрепившись ногой на перекладине, он замер, окинул взглядом темное пространство, которое висело вокруг него, и где-то далеко сходилось с небесными огоньками. Ему было жарко и он, расстегнув верхнюю пуговицу камуфляжа, снял с головы маску, подставил лицо ночному бризу...
      И пребывая между небом и землей, ощущая вокруг себя таинственный, неуступчивый мир, он увидел распростертую во всю земную твердь Россию. Точно, как на телеэкране -- плоскую, бесконечно вытянувшуюся с востока на запад, зеленую, с названиями городов, над которыми то циклоны, то антициклоны, то переменная облачность с прояснениями. Словно в программе "прогноз погоды". Но особенно непроглядно темный овал образовался над той частью России, где дугой проходит Кавказский хребет -- его северная часть...
      ...Сам подъем и втягивание лестницы наверх заняли больше времени, чем предполагал Шторм, и потому он спешил.
      Они вышли на плато, поросшее кустарником и невысокими деревцами. Где-то впереди змеилось своей неосязаемой шкурой ущелье...О том, что оно совсем рядом, доложил Махмут. Этот быстроногий дагестанец успел добраться до ущелья и вернуться с известием -- до места, к которому они стремились, осталось не более шестисот метров. И эти метры были самыми нервотрепачными: казалось, что за каждым кустом на них уставились пламегасители автоматов, и что на каждом метре -- новая невидимая глазу растяжка...Но нет, ничего подобного их не ждало и совершенно неожиданно они оказались на краю, казалось бы, бездонного провала. Они легли на его гребень и замерли, давая возможность глазам свыкнуться с новым пейзажем...
      И хотя ночь была безлунная, однако и звездного света вполне хватало, чтобы разглядеть на другой стороне ущелья серо-смутные стены, уходящие к темной подошве земли. И гребень ущелья, на котором они расположились, тоже отвесно ниспадал вниз, к его безмолвному дну. Это было настоящее ущелье: его ширина намного уступала глубине. Где-то внизу нет-нет и появлялись просверки еще не до конца высохшей реки, разделившей гору на две части.
      До рассвета оставались считанные часы и Шторм, расставив дозор, принялся с другими бойцами маскировать бивак.
      Прошло еще сорок минут.
      Никто не спал. Путин со Штормом, полулежа за каменными зубцами, старались что-то высмотреть внизу. Тут же поблизости находился и Щербаков. Ему нестерпимо хотелось курить и оттого, что он об этом постоянно думал, рот заволокла густая слюна. Он чувствовал себя, как бы посторонним, как, видимо, чувствует себя на съемочной площадке актер, исполняющий небольшой эпизод. Но это его ничуть не расстраивало, потому что его задача -- не руководить операцией, а охранять главу государства. Который волею то ли судеб, то ли черта с рогами оказался в столь нештатной ситуации. Поэтому Щербаков сидел, глядел в теснину и, ничего в ней не видя, представлял картину, как он вытащит из ранца пачку "Дуката" и, не торопясь...непременно, не торопясь, распечатает ее и вытащит сигарету, которую тоже не будет сразу совать в рот, а степенно помнет, погреет, короче, посмакует момент и только потом закурит...
      Шторм, наклонив голову к Путину, тихо прошептал:
      -- Такое впечатление, что тут со дня пришествия не ступала нога человека.
      -- У меня такое же ощущение. Правда, минуту назад мне показалось, что слева, в устье ущелья, как будто зажегся огонек...
      -- Это горы, кварцевые вкрапления, они иногда горят не хуже вот этих звезд, -- Шторм мотнул головой. -- Подождем Гулбе, он должен найти подходящий спуск...
      Наступило молчание, которое было нарушено шуршанием нового камуфляжа, когда Путин вытянул затекшую ногу.
      -- А мне кажется, нам надо дождаться дня, -- сказал президент. -- Днем все, как на ладони... И если они действительно ждут столь высокого гостя, завтра здесь будет страшный ажиотаж.
      -- Согласен, но нам лучше бы быть поблизости к месту встречи и вообще...И днем здесь будет пекло. Эх, черт, хорошо бы иметь ковер-самолет, -- и Шторм снова прилип к биноклю.
      -- Не исключается, что они уже сменили дислокацию, -- в голосе Путина сквозило заметное сомнение.
      -- Не думаю, второго столь глухого места трудно себе представить. Я нутром ощущаю их присутствие. Они, щитомордники, здесь и чувствуют себя, как у Аллаха за пазухой...
      ...Гулбе со Штормом-младшим и Изербековым пробирались вдоль ущелья, к его южной границе. В метрах трехстах, где наметилось заметное понижение гряды, они увидели опасную, почти незаметную, трещину, и куда едва не свалился нетерпеливый Изербеков. Буквально в последний момент Гулбе схватил его за погон автомата и оттащил от змеей притихшей расщелины. Они пошли вдоль нее, лавируя меж валунов и огромных, времен ледниковых периодов, скальных сколов. Ближе к ущелью расщелина размывалась, теряла контур и глубину.
      Шторм снял с плеча бухточку страховочного троса и конец протянул Изербекову. Гулбе поднес палец к губам -- мол, молчи и так ясно, что хочешь сделать. Однако, взяв трос у Шторма, он сам направился в сторону ущелья. Изербеков дважды опоясавшись вторым концом троса, уперся ботинком в валун и изготовился к натяжению.
      Гулбе уже скрылся из глаз, и прошло более пяти минут, а трос как лежал так и продолжал спокойно лежать на белесых камнях. Шторм, вытянув шею, прислушивался к ночи, но ничего кроме отдаленного цикадного напева она не несла. Он сделал несколько шагов в направлении ущелья и снова застыл, внимая безмолвию. Ему знакома такая благодушная, обманчивая тишина.
      Он никогда не забудет Аргунского ущелья, когда вот так же, в группе, они шли в разведку и двое дозорных первыми скрылись за нависшим каменным выступом...Была такая же ночная застылость, разве что не цикады ее ворошили, а отдаленные пулеметные очереди и взрывы гранат -- это собровцы из Томска добивали взятую в кольцо банду афганца Заура...И вот когда они обошли этот каменный выступ, увидели своих ребят, лежащих рядом со своими головами...Все произошло беззвучно и так быстро, насколько быстро кинжал способен отсечь человеческую голову...
      ...Виктор Шторм после каждых трех-четырех шагов останавливался и пытался понять, что же эта ночь от него хочет. Он даже поправил наушник, однако это ничего не изменило: цикады хоть и настырно, но мерно выводили свои однообразные рулады и создавалось впечатление, что весь мир создан исключительно для них, для их бестолкового пения...И вдруг он уловил тень, она дважды мелькнула на фоне скалы и через мгновение он увидел Гулбе. Капитан передвигался большими расчетливыми шагами, ставя ноги на крупные плоские камни. Шторм услышал прерывистое дыхание. Гулбе махнул рукой, давая понять, что надо отходить.
      Известие, которое принес Гулбе, было нерядовым: на нисходящей части ущелья он обнаружил чеченский блокпост, который контролировал южную часть ущелья.
      -- Расскажи поподробнее, -- попросил Шторм-старший Гулбе. -- Сколько там человек, какое вооружение, какие подходы?
      -- Каменная кладка на уровне почти человеческого роста... Для троих, максимум, четырех человек. Ленточный крупнокалиберный пулемет, у стены, как дрова, сложены гранатометы...Обыкновенные наши "мухи"...Я видел двоих боевиков неопределенного возраста -- длиннобородые, в таком же, как мы, камуфляже. Но что примечательно: разговаривая, не таятся...словно у себя дома... Собственно, я их и вычислил по разговору... и дыму. Эту вонь я почувствовал метров за тридцать, наверняка курят какую-то травку.
      -- Возможно, такой же блокпост находится и на противоположной стороне ущелья, -- предположил Шторм, -- и, как симметричный вариант, по два -- в северной его части. Но нам надо решать, что делать с этим постом? Брать сейчас или...
      -- Я думаю, надо подождать до утра, -- голос у президента звучал хоть и приглушенно, но отчетливо. -- Ликвидация одного поста нам ничего не даст, я не вижу дальнейшего развития...А днем можно лучше рассмотреть позиции...
      -- Согласен, хотя есть одно "но", -- сказал Шторм-старший и, обращаясь к Гулбе: -- Айвар, дай задание Виктору или Махмуту, чтобы выяснили время, когда сменяется пост.
      -- Я уже распорядился, -- с готовностью ответил Гулбе.-- Изербеков с Виктором сейчас там, -- латыш вытянул в сторону руку, указывая направление.
      -- Есть одно "но", -- продолжал прерванную мысль Шторм, -- и оно заключается в том, что время играет не в нашу пользу. Я боюсь, что уже завтра может прилететь афганская птаха и у нас не останется времени, чтобы подготовить силки...
      Наступила пауза, в которой по-прежнему господствовало хоровое пение цикад.
      -- Если, конечно, она прилетит. Но в любом случае, мы должны здесь установить буи, -- сказал Путин. -- Но прежде необходимо на сто процентов убедиться, что это как раз то место, ради которого мы сюда пришли.
      -- А мы сейчас в этом убедимся...
      Шторм поднялся и отошел к Воропаеву, который вместе с Калинкой и Бардиным находился в дозоре со стороны подлеска.
      -- Олег, мы сейчас с первым лицом немного отлучимся, а вы тут смотрите в оба, -- Шторм развернулся и ушел в темноту.
      Замысел Шторма был прост: выйти к северной границе ущелья и попытаться разузнать обстановку.
      Они пошли втроем: Шторм, Путин и Щербаков.
      "Время бежит, а мы еще ничего не сделали," -- одолевали мысли президента. Его телохранителя снова начала мучить зубная боль, и ему еще нестерпимее хотелось курить.
      Ночь близилась к рассвету и звезды, как и все перед своим концом, засияли еще ярче и красочнее. Шедший впереди Шторм вдруг остановился: левая нога, ощутив что-то лишнее, замерла и все внутри него тоже замерло. Он догадывался, что это было: присев на корточки, и прикрыв ладонью фонарик, посветил. Поперек подъема ноги струилась стальная проволока, уходящая концами в завалы камней.
      -- Отойдите, -- тихо сказал Шторм, и Путин с Щербаковым осторожно отступили назад.
      Щербаков всей тяжестью надавил на плечи своего шефа и заставил того лечь на землю. Острые камни терзали ляжки и кисти рук, грудь спасал бронежилет. Президент попытался спихнуть с себя телохранителя, однако тот еще теснее прижал его к земле.
      Казалось, время затаилось и Щербаков начал про себя вести счет. Так он делал всегда, когда смертельная опасность оказывалась от него на расстоянии вытянутой руки и страх помимо воли одолевал все его существо. Он досчитал до двадцати и понял, что взрыва не будет.
      Президент был недоволен, но отчитывать своего охранника не стал. Лишь сказал: "Я когда-нибудь загнусь, но не от пули террориста, а от твоих медвежьих объятий..."
      Подошедший Шторм смятым голосом объяснил, что они наткнулись на "элементарную растяжку", которую он не стал разминировать. Между прочим, подчеркнул полковник, боевики в ловушке использовали две противопехотные мины МОН, каждая по два килограмма взрывчатки.
      Через несколько метров они вновь едва не угодили в западню. Это была не очень тщательно замаскированная яма и выдали ее еловые, уже подсохшие ветки, накиданные поверху. Они даже в ночи выделялись на белесых камнях. Когда Шторм, отодвинув в сторону ветки и поднял несколько небольших камней, пальцы нащупали хлипкие деревянные поперечины. Под ними чернел провал. В свете карманного фонарика они увидели неглубокую, сантиметров на восемьдесят, выемку, в которой хищно поблескивала туго натянутая стальная струна, соединенная с фугасным снарядом. Рядом с ним -- две канистры...
      -- Осколочно-фугасная чушка, -- с придыханием откомментировал Щербаков. -- Калибр 230...
      -- Вся эта пакость называется огневой фугас, -- Шторм осторожными движениями снова заложил яму камнями и на верх положил ветки. -- Значит, что-то у них тут есть такое, чего нам знать не положено...Вот что, вы пока тут покукуйте, а я, чтобы не рисковать всем, пробегусь вдоль кромки, пошукаю, -- и Шторм легко, пружинисто подхватился с земли, и вскоре его кривоногую, собранную фигуру поглотила темнота.
      -- Чертовски хочется курить, -- сказал Щербаков, покусывая веточку, которую он оторвал от ели.
      -- Это не смертельно. Сиди себе, отдыхай, дыши целебным горным воздухом... Для таких, как мы, детей города это очень полезно, -- голос у президента был спокойный, хотя минуту назад, когда он глядел на фугас, что-то внутри него шевельнулось -- не то беспокойство за исход операции, не то неотчетливое осознание того, что его близкие могут понести "невосполнимую утрату", но только не страх за свою жизнь. Он не раз ловил себя на том, что страха, как такового, он вообще не испытывает. Еще в разведшколе, когда все проходили тестирование на экстремальные ситуации, его физиология была, по словам экзаменаторов, "чудовищно индифферентной" к опасности. И когда прыгали над озером с парашютом, и когда по рельсу, перекинутому через глубокое ущелье, надо было пройти за пятьдесят секунд, и даже тогда, когда, будучи на Кубе, приходилось переплывать реку, в которой кишели крокодилы, он не испытывал страха. И, конечно, он понимал, что отсутствие страха -- это своего рода патология, ибо страх -- один из тех факторов, который, собственно, и делает из человека homo sapiens...
      ... Шторм появился внезапно, но совершенно с другой стороны. Видимо, ему пришлось преодолеть крутой подъем, его дыхание было сбивчивым и заговорил он только после того, как немного отдышался.
      -- Там два блокпоста, -- сказал он, -- так что нам надо поломать голову, если хотим побывать на приеме у Барса...Но самое главное...вы мне не поверите -- сидим мы над ними. Их берлога тут, внизу, -- Шторм постучал костяшками пальцев по земле. -- И поэтому хочешь не хочешь, а придется перебираться на ту сторону ущелья.
      -- Сегодня? -- спросил Щербаков.
      -- Сейчас и ни минутой позже...Светает...
      Путин поднял голову к небу -- небо посветлело, звезды стали терять свою алмазную игривость...
      Было два часа десять минут по полуночи.
      32. Там же, 11 августа. Разговорчивый "язык".
      Снова разделившись на две группы, они в противоположных направлениях отправились вдоль ущелья. Надо было обойти блокпосты и уже с пониженных уровней ущелья перебраться на другую его сторону.
      В первой группе, как и при высадке, были те же Шторм-старший, Путин, Щербаков и Воропаев с Изербековым. Но перед тем как тронуться в путь, Виктор Шторм с Махмутом дождались смены караула на блокпосту, который они первым обнаружили, однако, это ничего не дало -- они не знали в котором часу произошла предыдущая смена....
      ...Когда тронулись в путь, Шторм предупредил: "Думайте ногами, не тянитесь, ступайте так, как будто наступаете на собственное горло..." Шли шаг в шаг, держа дистанцию в три метра. Первым свет заметил Воропаев. Возможно это была вспышка от зажженной спички, возможно, случайный просверк от карманного фонаря. Свет исходил со стороны ниспадающей гряды, по правую руку от их следа. Воропаев издал звук, похожий на пение зорянки и Шторм тут же замер на месте. "Впереди свет", -- тихо передал по цепочке Олег; он подтянул автомат со спины на грудь и стал ждать. По знаку Шторма группа присела, а сам Шторм вместе с Изербековым ушел вперед.
      Путин взглянул на светящийся циферблат часов и снова ощущение быстротечности времени вызвало в нем тревогу.
      Послышалось шарканье, какое обычно издают сухие камни, когда по ним ступает нога человека. Появились силуэты, но к удивлению Путина, вместо двух силуэтов их было три. Это приближались Шторм с Изербековым, но не одни. Между ними маячила бесформенная фигура третьего человека.
      Когда они подошли ближе, картина прояснилась: они вели, вернее тащили за заломленные назад руки незнакомца, с накинутой на голову маской. Это был пленный чеченец, во всяком случае, так им казалось, когда они его захватили на самом спуске в ущелье. Этот человек, как потом рассказал Шторм, поил в загоне лошадей. Его подвела недисциплинированность и неосведомленность: он курил и, видимо, не знал, что свет от зажженной спички человеческий глаз может зафиксировать на расстоянии ста километров. Тем более, если наблюдатель в очках ночного видения.
      Парень не сопротивлялся, и перед тем как ему на голову надеть маску, заткнули рот резиновым кляпом. Однако, когда поволокли из загона, он начал бодаться и дрыгать ногами.
      -- Его надо допросить, -- сказал Шторм, -- но не здесь. Здесь он может разораться, позвать на помощь...Воропаев с Махмутом остаются здесь, остальные за мной.
      А остальные -- это президент и его телохранитель. Щербаков помог Шторму оттащить пленного метров на сто от ущелья, где с него сняли маску. Но перед тем как извлечь изо рта кляп, Шторм вдавил ствол "Глока" ему в худую, поросшую черной щетиной щеку. "Выбирай, правоверный, -- или сейчас я тебя отправляю к Аллаху, или будешь отвечать на все мои вопросы,"-- и Шторм еще круче нажал на рукоять пистолета. Пленный закивал головой и Щербаков резким рывком вытащил у него кляп. Но "язык" от этого не стал разговорчивее, а Шторм спешил и опять провел дулом пистолета перед лицом чеченца.
      -- Сколько здесь боевиков, кто командир? -- для начала поинтересовался Шторм и взглянул на Путина. А тот чувствовал неловкость: "Я же президент страны, а не зритель древнего Колизея..." Однако он себя тут же поставил на место: "Не раскисай. Ты же знал, за чем сюда идешь, поэтому веди себя соответственно". Он отвел руку Шторма и, взяв человека за подбородок, заставил того смотреть на себя.
      -- Вас предали ваши главари и мы пришли вас об этом предупредить, -сказал Путин и ощутил в своем голосе решимость. -- И уйти мы без них не можем, потому что весь чеченский народ тоже ими предан за доллары...Когда сюда прибывает высокий гость из Афганистана?
      Вопрос был неожиданен даже для Шторма, он его оставлял на закуску. Однако пленный не стал мяться, ему, видимо, давно было наплевать на все кроме собственной жизни.
      -- Скажу, только это пусть будет между нами...Меня казнят, шариатский суд самый строгий...
      -- Все умрет между нами, клянусь. Поэтому говори и не тяни резину, -Шторм нервничал. И было отчего -- время шло, рассвет уже был свершившимся фактом.
      -- Сегодня прилетает, сегодня вечером он будет здесь...
      -- Во сколько и на чем прилетает? -- этот вопрос задал президент.
      -- Не знаю... может, на маленьком самолете. Его поехал встречать племянник Барса Исмаил Джамарханов.
      -- Время? Отвечай и ты будешь и дальше кормить своих коней, -- голос Шторма зазвучал как будто живее, хотя так же нетерпеливо. -- Считаю, дорогуша, до трех...раз...два.... -- Шторм отжал предохранитель и приблизил пистолет к виску пленного.
      -- Вечером, а точно не знаю. Но их тут много, очень много наших...Афганцев много, арабов много, украинцев много, а вас мало. Вам отсюда не уйти, -- чеченец вдруг стал скалиться, в его белозубой улыбке появилось нечто хищное и мстительное.
      -- Ты так говоришь только потому, что я тебя не убил. Ответь еще на один вопрос и я оставляю тебя в покое...Где расположены ваши блокпосты, сколько на них человек и когда происходит смена караула?
      -- Это уже три вопроса, а я знаю ответ только на один. Четыре поста...Я -- конюх, я на посту не стою, не знаю...Я вообще не воюю, я мирный житель, завтра хотел уходить домой...
      -- Заткните ему пасть, -- Шторм поднялся с корточек. -- И свяжите ноги, чтобы лежал тут тихо пока мы не кончим работу...
      Этот приказ Шторма покоробил Путина. Он тоже поднялся и всю работу на себя взял Щербаков. Вытащив из-за пояса наручники, он ими сковал чеченца и довольно бесцеремонно вбил в рот резиновую пробку. Затем, выпростав из его брюк ремень, спутал им ноги и привязал к ближайшей коряжине.
      Уже во всю светало, когда они, обойдя загон, поднялись на каменную гривку, простирающуюся вдоль ущелья. Они оказались на гребне в тот момент, когда с южной стороны подкрадывалась группа капитана Гулбе. У всех очки ночного виденья были приспущены, ибо и невооруженным глазом, панорама, открывшаяся с высоты, просматривалась так же отчетливо, как если бы это был видеофильм, отснятый при хорошем освещении опытной рукой оператора.
      33. Гнилая яма. На солнцепеке.
      Это было что-то невыносимое. Поднимавшееся над горами солнце медленно, но неотвратимо превращалось в настоящий ад. Бронежилеты, амуниция, набитые подсумки и карманы, от которых никуда не денешься, превращались на теле в камни, из-под которых струились потные ручьи. Единственный плюс: с разрешения Шторма все сняли с головы маски-шапочки, что первые полчаса позволяло отдохнуть коже, избавиться от зуда, который неизбежен при долгом соприкосновении с шерстяными ворсинками. Но постепенно, по мере того, как день подходил к полдню, разведчики, спасаясь от зноя, вновь натянули на головы эти так осточертевшие головные уборы.
      Калинка с Бардиным и Воропаевым заняли позицию, позволяющую контролировать три стороны света. Под чахлой сосенкой Путин со Штормом, Гулбе и Щербаков с помощью биноклей обозревали противоположный откос ущелья и с особым вниманием его подножие. А там шла своя жизнь.
      Несколько человек, одетых в солдатские выцветшие гимнастерки, цивильные рубашки, а кто-то по пояс раздетый, с перевязанными косынками головами, на тачках вывозили откуда-то изнутри горы квадратные плиты, которыми другие люди мостили дно ущелья. Им помогал шустро передвигающийся небольшой колесный бульдозер. С его помощью разравнивали землю и транспортировали плиты. В глаза бросались вооруженные люди, которые следили за действиями тех, кто мостил дно ущелья.
      Первым нарушил молчание Путин: "Готовят посадочную полосу". Ему вторил Шторм: "С помощью рабов...Значит, залетка скоро будет здесь." Он повел взглядом вдоль выстланной метров на восемьдесят дорожки и его взгляд споткнулся на П-образном сооружении -- блокпосте. Хорошо была видна часть крупнокалиберного пулемета и голова часового, сидящего возле него. Второй блокпост виднелся справа, он смотрел дулом пулемета в противоположную сторону от первого. Два других поста они видеть не могли, они находились под ними, почти под углом в девяноста градусов.
      Шторм вытащил из кармана блокнот и что-то в него стал записывать. Он насчитал три входа под стену -- один, напоминающий округлый лаз с пологим пандусом и тяжелой металлической дверью, и два темных прямоугольных провала, откуда то и дело появлялись люди и снова там исчезали. Присмотревшись, Шторм заметил шестерых боевиков в полной амуниции, сидящих у самого подножия стены, сливаясь с густым кустарником можжевельника. Они, наверно, были счастливы, ибо их спины пребывали в спасительной тени, прислоняясь к еще не успевшей попасть под солнце скале...Курили. У кого-то из них автоматы, стоймя, находились между ног, и люди, словно играя ими, вертели оружие в руках, временами скидывая цевье с одной ладони в другую. Два автомата лежали на земле. Чуть дальше от боевиков, раскорячив станину, и выставив в небо рыло, застыл гранатомет АГС-17. В метрах двадцати от гранатомета -- 120-мм дульно-зарядный миномет, рядом с которым солидной пирамидкой возвышались мины-сигары с гребешками стабилизаторов.
      -- Я ожидал большего, -- продолжая смотреть в бинокль, прокомментировал Шторм. Ему мешал пот и он время от времени отводил от глаз окуляры и большим пальцем смахивал со лба капельки влаги. -- Я ожидал тут увидеть пару систем залпового огня и по крайней мере полк до зубов вооруженных душманов...Мне непонятно назначение этих металлических прутьев, которые соединяют стены ущелья. Десять стяжек, любопытно...
      Путин тоже видел несколько рядов блестевшей на солнце проволоки и даже подумал, что, возможно, это антенны для радиопередатчиков боевиков.
      -- Мне тоже непонятно, что бы это могло быть, -- сказал президент. -Может, какие-то непонятные для нас антенны.
      --Товарищ полковник, -- подал голос Гулбе, -- у людей может возникнуть обезвоживание...жара сами видите...
      -- Что предлагаешь?
      -- Надо развести соляной раствор и напоить ребят...И поесть надо...
      -- Действуйте, -- тихо проговорил Шторм, не отрываясь от бинокля.
      Гулбе, развернувшись на локтях, пополз в сторону сложенных под смоковницей ранцев.
      Шторм вдруг напрягся, его плечи подались вперед и застыли двумя выпуклыми кочками.
      -- Смотри-ка, -- прошептали его губы, -- смотри-ка, какие тут вырисовываются выкрутасы. -- Ногой Шторм тронул ногу президента. -- Вы только взгляните на этот цирк...
      И Путин, и Щербаков уже и сами видели то, что так поразило Шторма. Из прямоугольного проема вышли четыре вооруженных боевика и заняли попарную позицию и тут же из отверстия показалась коляска-качалка, которую толкал безусый молодой человек. А в коляске, в вязанной узорчатой шапочке сидел никто иной, как сам Шамиль Тайпан. Когда коляску вывезли из тени на солнце, Тайпан снял шапочку, подставив светилу бледный лысый череп. Но эту бледность компенсировала густая черная борода, ниспадающая ему на живот. Тот же парень, который управлял коляской, подошел к вождю и, встав на колено, начал засучивать штанину на левой ноге. Показалась бледная с красными послеоперационными рубцами культя, которой, наверное, тоже хотелось воздуха и солнца.
      -- Вот его бы сейчас отсюда вжикнуть из гранатомета, -- почти мечтательно проговорил Щербаков.
      -- Не время, -- Шторм буквально впился в человека, который наворочал столько событий и которого он считал личным врагом. -- Сдал Шамилек, очень сдал...Это ему не в Буденовске с медсестрами воевать...Вояка е....й, на него даже плевка жалко...
      -- А вот и второй наш герой, -- Шторму в словах Путина послышалась усмешка.
      Из-под скалы, не спеша, появился пышнотелый, чернобородый, с пухлыми девичьими губами Барс. Он был в простой майке-футболке с короткими рукавами, раненую руку в кожаном чехле он держал у пояса, на нем были шорты и пляжные, без задников, сандалии. Однако при всем курортном наряде на голове Барса, сдвинутый на левый бок, сидел его знаменитый черный берет с блестящей эмблемой.
      -- Ну что, Владимир Владимирович, работаем? -- почти беззвучно произнес Шторм. -- По крайне мере двумя удавами на земле будет меньше.
      -- Не расслабляйтесь, Андрей Алексеевич, -- так же беззвучно ответил президент. -- Мы с вами не киллеры и должны взять их живыми, чтобы отдать правосудию. Но если не получится и начнется драка, вот тогда будь по-вашему...
      "А чего, собственно, ты тут из себя строишь девочку? -- спросил себя президент. -- Почему же ты плакал, когда взорвали в Буйнакске дом, и когда увидел на экране убитого ребенка, извлеченного из-под обломков? Это что -минута слабости? Ты тогда задал себе глупый вопрос -- как Люди могли такое совершить? И что ты в ту минуту ответил себе? Это не люди...но и не животные, ибо животные на такое зло просто не способны. Ты так подумал и в тот же вечер гусенята из НТВ озвучили версию одного бандитского главаря, который утверждал, что взрыв -- это дело рук российских спецслужб. И когда сейчас ты говоришь, что ты не киллер, ты лукавишь и снова оглядываешься на тех же гусенят. Скажи себе прямо: я пришел в это ущелье, чтобы сотворить справедливое возмездие и пока будет биться мое сердце, я от этой мысли не откажусь. Эти люди находятся вне закона с того летнего дня, когда они вошли в Буденовск и погубили 120 безвинных душ. Тебе этого мало? А как же быть с непреложным: пусть лучше погибнет весь мир только бы восторжествовало правосудие?.. Ведь тебя этому учили в университете. Учили...Тогда давай разберемся, что ты понимаешь под словом "правосудие"? Обыкновенное дело -процесс: расследование, доказательства вины, борьбу сторон -- обвинения и адвоката. А разве у меня мало доказательств? Вопрос в другом: можешь ли ты, глава государства, быть в одном лице и судьей и палачом? Даже, если речь идет о террористах? А вот это уже заумь: сейчас я частное лицо и меня могут убить, взять в плен и я могу сейчас подохнуть от солнечного удара... И, как частное лицо, убив тех, кто на протяжении многих лет терроризировал мою страну, я всю ответственность и весь грех беру на себя. И только на одного себя. Я готов один гореть в аду и быть проклятым всеми гусенятами мира лишь бы больше не взрывались дома и не висела угроза разлома государства..."
      И как будто Шторм услышал его мысли.
      -- Я не согласен, что этих ребят надо обязательно отдавать правосудию. Они нетранспортабельны. И они делом доказали, что категорически против российского судопроизводства. И, в-третьих, это сугубо мужское дело, как мы друг с другом поступим...Мы с ними устроим маленький междусобойчик -- кто кого первый умоет, тот и в дамках...
      Между тем, пока Барс усаживался в плетеное огромных размеров кресло, который ему поднесли два боевика, из крайнего прямоугольного проема появились вооруженные люди и цепочкой направились в сторону северного створа ущелья. Их было человек двадцать, у всех на плечах противотанковые гранатометы, поперек груди -- автоматы, двое несли продолговатый ящик, возможно, с патронами. Один из тех, кто сидел у стены, что-то им крикнул по-чеченски, махнул рукой и цепочка разразилась громким хохотом.
      -- Весело мальчуганы идут, -- сказал Шторм, -- но поглядим, какими они вернуться назад... -- Смотри-ка, да они большие интеллектуалы, играют в нарды, -- Шторм имел в виду Барса с Тайпаном.
      И действительно, в бинокль Путин хорошо рассмотрел принесенный кем-то плетеный стол, расположенные на нем нарды и черно-белые игральные шашки.
      -- Не дать не взять -- дачники на своей семейной фазенде, -- зло выругался Шторм. -- Сейчас все можно решить одной гранатой...У меня во рту столько слюны, что если я сейчас чего-нибудь не попью, сдохну от злости.
      Однако Шторму не пришлось долго ждать воды. Подползший сзади Изербеков доставил им "завтрак разведчика" в самонагревающихся пакетах и три фляжки с пресной и подсолоненной водой.
      -- Давайте, Владимир Владимирович, подкрепимся, -- Щербаков бесшумно вскрыл пакет. -- О, пахнет, как у мамы на кухне...
      Однако им не суждено было в ту минуту начать трапезу. Слева, со стороны южного входа в ущелья, что-то привлекло их внимание. Послышались крики "Аллах акбар! Аллах акбар!" Это возвращалась с задания очередная группа боевиков, которых приветствовали все, кто был на блокпостах и кто вообще находился в ущелье. Правда, кроме тех людей, кто с лопатами и ломами в руках устилал плитами ущелье. Прекратив работу, рабы молча следили за вошедшим в теснину отрядом... Это были те люди, которых они ночью встретили после высадки из вертолета.
      Впереди размашисто шагал широкоплечий бородатый детина с крупнокалиберным пулеметом на плече, с болтающейся у самых колен полупустой пулеметной лентой. Рядом с ним, не очень активно шевеля ногами, тащился Мегаладон. На груди у него висел автомат, а на нем покоились обе руки...
      Судя по затрапезному виду, эти люди побывали в серьезной переделке, кое на ком одежда висела клочьями, лица закопченные, усталые... Но каково же было торжество в их взглядах и осанке! И даже те, кто нес своих раненых товарищей на носилках, шли с гордо поднятыми головами и склабились в бороды. Лошади шли с понурым видом, вяло отмахиваясь от мух хвостами.
      -- Считай, целый взвод, -- прокомментировал Щербаков. -- Очевидно, эти вояки Аллаха скубали какую-нибудь нашу колонну...
      -- И этих мы тоже можем сейчас запросто замочить, -- сказал Шторм и положил руку на раскаленный ствол автомата.
      -- Когда мы встретили их было двадцать четыре человека, -- сказал Путин, -- возвращаются намного меньше...и не хватает трех лошадей...
      -- Значит, не все коту масленица...Сейчас бы всю эту шайку одним скопом...но погодь, среди них, кажись, есть и наши...
      И верно, в самой середине группы боевиков, со связанными через грудь руками шли трое в форме российской армии. Двое молодых, наверное, второгодок и один в возрасте, в висящем клочьями камуфляже... Лицо у него было в синих буграх, и он опадал на одну ногу. Возможно, офицер.
      Но среди российских военнослужащих затерялся еще один человек, у которого тоже были связаны руки, и который шел в одном исподнем. Это был заместитель главы районной администрации, которого взяли прямо в постели, под плачь и крики жены и двух дочерей. Об этом эпизоде позже напишут газеты...
      С высоты хорошо было видно, как на вошедшую в ущелье группу реагировали вожди -- Тайпан и Барс. Они, подняв руки, что-то прокричали и вслед им откликнулись те, кто находился в кустах можжевельника, в тени скал и те, кто бдел на блокпостах...
      Шедший впереди боевик, скинув с плеча пулемет и полупустую ленту, прошел по вымощенной дорожке к столу и опустился на колено. Руку, протянутую ему Барсом, он целовать не стал, лишь поднес к разгоряченному ходьбой и зноем лицу и дотронулся лбом. Поднявшись, стал докладывать о проведенной операции. И сколько времени боевик говорил, столько же Барс держал на лице довольную, благостную улыбку, чем сильно подбадривал своего товарища по оружию. Затем к столу подвели плененного заместителя главы администрации и лицо Барса приобрело совершенно другое выражение. Он смотрел на пленного так, как, очевидно, судья смотрит на приговоренного к высшей мере -- без всякого выражения...
      И действительно, суд свершился быстро и без заморочек. Вышедший из округлого провала пожилой, сухой как вобла, человек начал быстро-быстро что-то бормотать, и пока он это делал, двое боевиков, подхватив пленного под локотки, оттащили к скале. Однако ни Путин, ни Шторм, ни его телохранитель не могли видеть последние мгновения жизни того несчастного человека: он находился прямо под ними. Они лишь видели, как трое боевиков из автоматов его расстреляли. И это было именно так: после автоматных очередей, один из душманов бросился к стене и вскоре вновь появился, таща за ноги убитого человека. Нижняя рубашка у того на спине задралась и незагорелое тело скользило по битому камню, переехало настил и было брошено у ног тех, кто продолжил играть в нарды.
      Троих пленных солдат под конвоем тоже подвели к Барсу с Тайпаном и последний задал им несколько вопросов.
      -- Если их будут расстреливать, -- сказал Шторм, -- я тоже начну стрелять.
      Но солдат не стали казнить, их, видимо, решили или употребить в виде рабсилы, или как следует допросить позже. Их подвели к овальному отверстию и пинками загнали внутрь скалы. Возможно, их там ждала тюрьма и свой палач...Туда же занесли носилки с ранеными...
      -- Это настоящий укрепрайон, -- сказал Щербаков и отвинтил крышку фляжки, обтянутой материей.
      -- И теперь нам известно, что, по крайней мере, там достаточно места для личного состава, что там есть тюрьма, куда наших ребят наверняка засадили и есть лазарет. Это мы знаем точно, -- Шторм тоже разорвал свой пакет. -- А вот чего мы не знаем -- выдержим ли мы это проклятое ярило, которое проело всю плешь... хватит ли нам терпежа дождаться главной персоны...
      Путин жевал, запивая водой из фляги.
      -- Солнце уже в зените, еще немного и оно начнет падать, -- сказал он. -- А чтобы мы тут не превратились в головешки, надо по одному переползать, в тень, под смоковницу, там все же попрохладнее...Тянем жребий...-- Он сорвал ветку багульника и разделил ее на три части. -- Меньшая ползет первая, -- и он протянул щепотку веточек Шторму.
      Удача выпала Щербакову, но тот заартачился, заявив, что ему нравится быть на солнце и что он свою очередь адресует президенту.
      Однако Путин, как ни в чем не бывало, продолжая поглощать пищу, покачал головой:
      -- Ты зря, Анатолий, теряешь время и тем самым подвергаешь нас с Андреем Алексеевичем лишним испытанием...Бы-стро, круу--гоом марш!
      Когда они остались одни, Шторм, глядя поверх ущелья, в небесные дали, где как будто начали образовываться еле заметные облачка, проговорил:
      -- Кажется, мы выбрали не совсем правильную тактику...Может, нам надо было еще одну группу держать в резерве...где-нибудь поблизости.
      -- Это было бы идеально...
      -- Я думаю, что с прилетом Эмира, неплохо было бы завязать бой, хотя бы начать поливу отсюда, оттянуть часть банды на себя, и дать возможность второй группе войти в ущелье с дальнейшим проникновением в его казематы. Если даже мы установим радиомаяки и если на них прилетят крылатые ракеты, это ничего не даст. Даже если их будет пять, десять или двадцать...Это будет походить на обычные дноуглубительные работы с применением ракетной технологии и только... Взрывная волна пройдет вдоль ущелья и -- все...Самой же берлоги они не достанут...
      -- Если уж речь зашла о группе поддержки, то лучше, чем воздушный десант ничего не придумаешь.
      -- Нет! -- решительно отреагировал Шторм, -- менять коней на переправе глупо...Если Эмир оправдает наши надежды и прибудет собственной персоной, будем делать то, ради чего, собственно, заварили всю эту хреновину.
      Еще последние слова полковника не потеряли свои обертоны, когда до их слуха донесся едва уловимый звук, не то летящего на большой высоте самолета, не то идущего на бреющем полете вертолета...Шторм поднял голову, стал прислушиваться. Путин тоже вытянул шею, затаил дыхание. Глянув вниз, увидел, как сидящие у скалы люди вскочили с места и схватились за оружие. К Тайпану подскочил человек и коляску с ним быстро укатил под свод пещеры. И те боевики, которые надзирали за работающими, замахали руками, что-то прокричали и люди, побросав инструменты, цепочкой устремились в сторону ходов под скалы и вскоре все скрылись в овальном проеме... Туда же, торопливо, словно жук-скоробей, заехал миниатюрный бульдозер, оставив за собой несколько колец голубых дымков.
      Барс, оставшись в ущелье, подняв голову кверху, всматривался в безоблачное, накаленное зноем небо. Он не торопился, и спокойной походкой направился в сторону подземелья. Он боком протиснулся между медленно закрывающейся стальной дверью и скалой и через секунду темная щель сомкнулась.
      -- Вот и все дела, -- сказал Шторм, -- но оно и к лучшему. Теперь ваша очередь, Владимир Владимирович, воспользоваться барокамерой...
      Шторм имел в виду тень под смоковницей. Щербаков уже снова лежал на краю ущелья, ему было намного легче после принятой порции относительной прохлады...
      -- Нет, надо блюсти субординацию -- командиру приоритет...Так что идите вы, Андрей Алексеевич, а мы с Анатолием побудем здесь.
      -- Это исключено. Я очень вас прошу, выполняйте приказ, полковник, -- и президент в словах Шторма не услышал и намека на иронию. И это ему понравилось.
      Когда Путин приблизился к дереву и почувствовал ее свежее дыхание, ему вспомнился Крым, восхождение на Ай Петри и сход с нее... Стояла такая же жара. Когда они с будущей женой Люсей выбрались наконец в районе Алупки на дорогу, силы их оставили. Разморенные зноем, прошедшие нелегкий путь, они как подкошенные упали в траву и проспали до первых звезд...
      ...Под деревом находилось все, что они принесли с собой: ранцы, ручной пулемет, снайперская винтовка, гранатометы, буи и отстегнутые подсумки с гранатами. Однако тень была неплотная. Солнце уже сместилось на юг и как раз с той стороны ветви смоковницы зияли продольными проплешинами.
      Он лег на спину, заложив руки под голову, и ему было хорошо. Так хорошо, что невольно воспаленные от солнца веки сомкнулись и сознание затянула приятная истома. Разбудило его пение птицы. Он открыл глаза и увидел прямо над собой пичужку с оливко-серыми крылышками, оранжево-рыжим горлом и белым брюшком. Нагнув голову, и глядя одним глазом на лежащего человека, птица была в нерешительности -- улетать или продолжать свой вокал..."Что, птаха, ты мне хочешь сказать?" -- он сделал несколько пружинистых отжимов и сел, прислонившись к бугорчатому стволу.
      Вдруг неожиданно, абсолютно не в контексте с происходящим, ему вспомнились слова Ельцина, сказанные им в день взрыва на дороге А105 и посещения Барвихи: "Я знаю, ты парень кремень и потому успокаивать тебя не буду. Но вывод все же сделай. А вот какой -- подумай." "Что он этим хотел сказать? О чем предупреждал меня этот старый бобер? Если речь идет о свободе печати, то я далек от того, чтобы кому-то укорачивать руки. Но вместе с тем я не хочу, чтобы страна погрязала во лжи, клевете, которая становится всесильной, когда сходит со страниц газет. Я не могу позволить вседозволенности, под какой бы благонравной личиной она ни скрывалась. Если я это допущу, меня ждет всеобщее неуважение и народ поймет, что со мной можно вытворять то, что вытворяли с Ельциным. Я не буду повторять его ошибок: не буду слова пускать на ветер -- это подрывает веру. Не буду обещать светлого будущего -- это тоже не способствует доверию к президенту. Я хочу неукоснительного исполнения. И чтобы мое правительство было твердым на слово и убедительным в реформаторстве. И я постараюсь поступать так, что можно определить одним словом -- порядочность. И если мне суждено отсюда выбраться, я сразу же поеду к нему и расскажу, что я собираюсь предпринять, чтобы люди, наконец, вздохнули с облегчением и у них появилась надежда. А что им даст надежду? Вера в завтрашний день. И вера в своего президента, что это не надутый пузырь, не случайно взошедший на престол наследник Ельцина, а самостоятельный человек, знающий пути-дороги, по которым придется идти. И чтобы это была не слепая вера, ибо у слепой веры злые глаза, а вера осознанная, держащаяся на доказательствах деятельности. Но не будь Ельцина, не было бы и Путина...Нет, я бы, конечно, был, просто не был бы президентом. А как он меня угадал? И хорошо ли это? Может, это его самая большая ошибка? А моя самая большая ошибка в том, что я во всем хочу быть сильным. А это невозможно, пустая затея... Еще никому не удалось быть во всем сильным. Как никому не удалось победить смерть. Это она -- величайший математик, поскольку, как заметил Ключевский, безошибочно решает все задачи...А что я сам хочу от жизни? А это смотря, от какой жизни? От этих мгновений, которые прокалены солнцем и пронизаны предчувствием крови или от череды лет, на протяжении которых мне придется нести свой крест? Я будущего не знаю, а потому глупо задаваться вопросом -- что подразумевал Ельцин под словами, сказанными им в тот странный день? Ведь по сути я был на волосок от гибели, а это меня тогда нисколько не взволновало. Тем более не напугало. Так к чему мне возвращаться туда, откуда меня выгнал не страх, а моя воля, не поддающаяся соблазну быть в середине? Что-то ты запутался, наверное, солнце в тебе нарушило здравое и ты заговариваешься...Лучше открой глаза и взгляни на мир: он лучится, как нимб над головой Христа, он весь играет, как пасхальное солнышко и нет в нем видимой ущербинки. Но вместе с тем...вместе с тем он беспощаден, как инквизитор. И люди внизу инквизиторы...и в тебе сидит инквизитор, потому что ты чью-то волю хочешь сокрушить оружием. Но и они тоже держат оружие в руках и направляют его в меня... Нет, конечно, не прямо в меня, но в то, что я как бы олицетворяю...Насколько счастливее меня эта птаха, которая минуту назад сидела напротив и что-то пыталась мне объяснить. Она, наверное, тоже со своей волей, своими воззрениями...Может, она тоже чей-то президент и так же, как я, занялась не своим делом? И кто из нас переживет эту ночь и кто оставит после себя теплый след и охлаждающую душу тень? И знает ли она о мире -- как долог и как быстр его исход? Нет, не знает, как знаю я, что жизни-то этой так коротка линия, так безупречно исходна и эфемерна она. Потому и сладка и невыразимо печальна..."
      Глаза его закрылись и он провалился в синюю люльку, имя которой Вселенная...
      ...Подошел Гулбе. На нем была шапочка с подвернутыми краями, за плечами торчал приклад автомата.
      -- Как самочувствие, Айвар? -- спросил Путин.
      -- Нормалек, товарищ президент. Проверил сторожевые посты, пока тихо...
      -- Как ребята?
      -- Тоже нормально. А как вы...там такое пекло? -- Гулбе кивнул в сторону гребня, на котором виднелись потные спины лежащих Шторма и Щербакова.
      -- Ничего, скоро солнце пойдет на убыль, а там, смотришь, ночь, -- он взглянул на Гулбе и увидел выбившийся из подвернутой маски потный ершик волос. На шее парня пульсировала набрякшая сонная артерия. -- Однако мне надо сменить командира... -- Путин поднялся и, согнувшись, сделал пробежку в сторону ущелья. Затем лег и пополз вперед.
      Шторм не сразу отправился в "санаторий", как он сам окрестил смоковницу с ее спасительной тенью. Он зачарованно смотрел на марево, парящее над противоположной грядой, в глазах прыгали темные мушки, признак перенапряжения. Ему показалось, что на другой стороне ущелья, в темно-зеленых зарослях кустарника, что-то сверкнуло, как если бы блик исходил от окуляра бинокля. Было ощущение, что за ними кто-то наблюдает. Однако завел речь о другом.
      -- Мы с конюхом сваляли дурака, -- сказал Шторм. -- Или надо было его вообще не брать, а если взяли...нельзя оставлять такого свидетеля...
      -- Вы боитесь что его спохватятся?
      -- Могут спохватиться, а нам лишнего шума не надо.
      -- Но у них, наверное, тоже бывают дезертиры...
      Шторм, развернувшись на локтях, отполз от кромки ущелья. Поднялся и пошел к смоковнице. Его кривоватые ноги довольно уверенно попирали сухую каменистую почву, оставляя позади столбики пыли.
      И уже сидя под деревом и, обмахиваясь сорванной с головы шапочкой, он подумал о донесении, в котором говорилось о прибытии людей из "Дельты" в Грузию. И ощущение, которое он только что испытывал, глядя на другую сторону ущелья, приобрело вполне реальные очертания: а чем черт не шутит, вполне ведь возможно, что американские коллеги уже здесь и они сильно могут нам осложнить операцию. И вспомнил имя, уже ставшее хрестоматийным, Чарльза Беквита, который с помощь вот такого объявления набирал команду: "Требуются добровольцы в "Дельту". Гарантируется медаль, гроб или то и другое". Эту быль Шторму не раз приходилось напоминать новичкам и сейчас, думая о возможной встрече с "Дельтой", он мысленно послал привет ее первому командиру. Ставшему живой легендой у спецназа.
      34. Бочаров ручей. 11 августа.
      Помощник президента Тишков не успевал отвечать на телефонные звонки. Губернаторы как будто сговорились: каждый звонивший рассчитывал на эксклюзивное к себе отношение и, пользуясь своим пребыванием в черноморских правительственных резиденциях, пытались добиться аудиенции у Путина. Тишков, в соответствии с согласованной с президентом версией, всем говорил, что президент в настоящий момент занят и в ближайшие часы не освободится. Если хотите, спрашивал Тишков, соединю с главой администрации президента Волошиным.
      Из окна резиденции было хорошо видно, как на газоне продолжают дежурить журналисты. Тишков зашел к пресс-секретарю, с которым Путин работал еще в Питере, и попросил того поговорить с журналистами и, при возможности, обеспечить их минеральной водой и бутербродами. Потом помощник вышел из своего кабинета и направился к Волошину. Тот сидел за письменным столом и что-то писал толстой с золотым пером авторучкой. В широко открытое окно залетал тепляк, обегал светлые стены кабинета и нервно поигрывал уголками бумаги, лежащей на столе.
      -- Саша, -- обратился он к главе администрации, -- неплохо было бы Паше Фоменко немного порисоваться перед телевизионщиками, а то они там сгорают от нетерпения. Да и жара сегодня, в тени 33 по Цельсию...
      -- Позвоните, Лев Евгеньевич, ему сами, он, кажется, на корте играет с Геной Лобачевым в теннис...
      Лобачев -- один из охранников, также питерец, а когда-то служил в спецподразделении "Вымпел".
      -- Только пусть Фоменко не вступает с журналистами в дискуссии, -добавил Волошин, когда Тишков уже был в дверях.
      -- Паша сам знает, что это не его компетенция, хотя он иногда закатывает такие речи, что можно подумать будто учился ораторскому искусству у самого Собчака.
      Волошин оторвался от бумаг и мгновение его взгляд сосредотачивался на Тишкове. Спросил:
      -- Лев Евгеньевич, вы, конечно, знаете, куда отправился Владимир Владимирович. Как вы этот его шаг расцениваете?
      Волошин намного моложе Тишкова и потому обращается к нему на "вы". Но по должности он старше и вправе задавать любые вопросы. Впрочем, у них сложились довольно дружеские отношения и они могли обходиться без лишней дипломатии.
      -- Если честно, я его поступок в душе одобряю...Ну, может, не одобряю, а понимаю...Как мужчина мужчину. Хотя сам я на такие подвиги, увы, не способен... да и возраст уже не тот.
      -- И я его понимаю. На него свалилась огромная ответственность и особенно в связи с делами в Чечне. Будем надеяться, что все закончится благополучно, и нам остается только держать за него кулаки и блокировать на сей счет любую информацию...
      -- Разумеется, если это выйдет за эти пределы, -- Тишков окинул взглядом пространство, -- пиши пропал, писаки и телевизионщики растерзают нас...Я представляю, что они напридумают...
      -- Хорошо, Лев Евгеньевич, идите, мне тут осталось совсем немного работы...Сочиняю Указ президента о передаче особых полномочий ФСБ в борьбе с терроризмом на Северном Кавказе.
      -- Это нужно было сделать еще вчера, а то получалось у семи нянек дитя без глаза.
      -- Да нет, не все так однозначно. Просто закончился войсковой этап, теперь нужны спецоперации, а значит, нужен и единый центр по их проведению...
      Тишков прошел в свой кабинет и оттуда позвонил на корт. Когда трубку взял Фоменко, он ему сказал:
      -- Паша, зрители ждут твоего выхода. Пожалуйста, только без экспромтов. В президентском шкафчике возьми его одежду, переоденься и направляйся сюда. Да... не ходи один, пусть тебя сопровождает Лобачев.
      Тишков подошел к столу и открыл бутылку боржоми. Из окна ему хорошо была видна дорожка, ведущая от кортов, и пологой дугой огибающая газон.
      Фоменко он увидел издалека. На нем были светлые хлопчатобумажные брюки и кремового цвета сорочка с короткими отложными рукавами. Когда Паша с сопровождающим его Лобачевым приблизился, Тишков разглядел обувь, которая была на Фоменко -- китайские туфли с плетеными союзками. Словом, он один к одному был облачен в одежды, в которых был Путин в день своего отбытия. И только одна деталь новая -- клетчатая с короткими обвислыми полями панама. Однако она не закрывала лицо, которое было серьезно и в меру загорелое...В руке Паша держал ракетку...
      ...Когда фигура Фоменко-Путина появилась в поле зрения журналистов, они скопом подхватились и устремились в сторону дорожки. На сей раз ничто не помешало Октавиану Рубцову из НТВ проявить недюжинную прыть и раньше всех оказаться у "объекта". Однако от резко взятого старта в груди у него все зашлось, и он едва выдавил из себя вопрос: "Господин президент, кто ваш партнер? С каким счетом закончилась игра?" Подошедшего корреспондента CNN Марка Сандлера интересовало другое и он, настырно тянул микрофон к Фоменко: "Господин Путин, говорят при покушении на вас погиб один из ваших телохранителей...Как это случилось?"
      Лобачев сильной рукой отодвинул наиболее ретивых и довольно добродушно бросил:
      -- Господа, президент устал. Все вопросы потом, через день состоится пресс-конференция...извините, нам пора.
      Но Фоменко, который уже вошел в роль, не хотелось хотя бы без одной реплики уходить и он, на мгновение задержавшись, бросил:
      -- Мне бы, орлы, ваши заботы. Все нормально, мой телохранитель жив и здоров, мы только что с ним играли в теннис и он меня обыграл со счетом два три...
      Наблюдавший за Путиным-Фоменко Октавиан Рубцов, обратил внимание на одну мелкую деталь, которая почему-то всегда бросалась ему в глаза: на противокозелке левого уха президента темнело едва заметное родимое пятнышко. А тут, как Рубцов ни вглядывался, и намека на родинку не было. И две характерных продольных морщинки у губ тоже не было...Возможно, жара, возможно, расстояние не позволили ему как следует рассмотреть...
      Позже, в фургончике, который с оборудованием стоял за воротами резиденции, они с оператором и режиссером просмотрели пленку и сравнили ее с другими кадрами. Разница была налицо.
      -- Нам морочат голову, -- пыхтя, сказал измотанный жарой тучный режиссер.
      -- Он такой же Путин, как я Клинтон, -- чему-то радуясь, констатировал Рубцов. От удовольствия он потер руки -- как же, сенсация дня -- у президента России есть двойники, которые, возможно, правят страной. -- Что будем делать? -- спросил он у режиссера. -- Перегоним информацию в Москву или...
      Режиссер старый опытный телевизионщик с сомнением покачал головой:
      -- Боюсь, нам никто не поверит и могут лишить аккредитации.
      -- Но не мы так это сделает кто-нибудь другой, -- у Рубцова глаза горели азартом. Однако и он дорожил аккредитацией и не спешил покидать обетованные черноморские берега в такую пору года. -- Но если даже это двойник, то двойник классный...и голос Путинский и улыбка...
      -- Я бы не был столь категоричен, -- вдруг возник оператор. -- Это не самая близкая экспозиция, с которой мне пришлось снимать да и кассета не первосортная, десятый раз пишу.
      -- Да перестань, Гена, -- едва не взмолился Рубцов, -- это только слепому неясно.
      -- Забудем об этом до пресс-конференции, -- сказал режиссер и все поняли, тема исчерпана и пора на обед...
      В Сочи стояло пекло, запахи расплавленного асфальта, выхлопных газов и тропических ароматов сливались в один неповторимый букет, свойственный большинству южных городов...
      35. Гнилая яма, 11 августа.
      Горы непредсказуемы. Из каких-то невидимых щелей, каменных пор и клеток земли вдруг потянулись тонкие струйки белесого тумана. На глазах ущелье стало наполняться клубящимися образованьями, потянуло потаенной сыростью, которая с каждой минутой натягивалась ледяным холодом.
      -- Вот это номер, чтобы никто не помер, -- стараясь оставаться спокойным, проговорил Щербаков.
      Шторм глядел вдаль, где вместо озорного светлого облачка замаячила грандиозная туча. И ветер, который вдруг всколыхнул все растущее, стал настолько задиристым, что пришлось прикрывать глаза от песка, который он принес с собой с противоположной гряды.
      -- Ну, братцы, я такого блаженства давно не испытывал, -- промолвил Шторм, отстегивая на вороте пуговицу.
      И Путин после изнывающей жары тоже ощущал небесную благодать, его тело испытывало облегчение, словно его сняли с раскаленной сковородки и перенесли в прохладную ванну. А тут еще обе гряды ущелья соединила непередаваемой красоты радуга.
      Однако человек никогда не насыщается до конца ниспосланной благодатью, не успевает, ибо природа все делает, чтобы он не закоснел в безмятежном телесном восторге. Она каждый миг преподает ему свои суровые уроки. Чтобы не зазнавался и не мыслил себя выше нее, матери-природы...
      Когда, наконец, хлынул ливень, Щербаков со Штормом перевернулись на спину, подставляя ошпаренные солнцем лица под его освежающие метелки.
      -- Эх, мать твою, как просто сделать человека счастливым, -- говорил Шторм, ловя ртом и ладонями крупные, как виноградины, дождины...
      Но предаваясь детским радостям, этот пожилой полковник, думал совсем о другом. Он напряженно восстанавливал в памяти лицо одного из тех "рабов", которые недавно трудились внизу, устилая дно ущелья каменными плитами. Это был молоденький паренек с пшеничными усиками, загорелый, и наголо обстриженный. Босой, в клетчатой рубашке... "Где я его мог видеть? -спрашивал себя Шторм. -- В каком-нибудь московском магазине, на улице или...Да нет же, черт меня подери, память стала сдавать, я же его сам натаскивал месяца два назад...Это же агент Платонова, только тогда он был при волосах и без усов. Ну да, Валера Мирченко, агентурная кличка Сайгак. Легконогий, весь словно свит из множества стальных жил, как те тросы в навесных мостах...Я его и готовил для работы в горах Северного Кавказа, в зеленке и вот он -- тут, на тебе, рукой подать... Нужно как-то ему дать знать, что мы здесь, рядом, и знаем о нем. Только бы еще раз их вывели на работу..."
      И небеса, как будто услышал просьбу атеиста Шторма, ибо внизу послышалось стальное клацанье, голоса -- это выгоняли на работу рабов. Их было человек двадцать, разношерстная публика, молодые, очень молодые, средних лет и очень пожилые люди снова взялись за ломы и лопаты, впряглись в одноколесные тачки.
      Шторм взглянул на часы: до вероятного прибытия Эмира оставалось несколько часов и, видимо, принимающая сторона спешила.
      Сайгака он увидел среди второй группы, которая вышла из округлого проема под охраной трех моджахедов. Мирченко был в башмаках без шнурков, в той же клетчатой рубашке..
      -- Владимир Владимирович, -- Шторм тихо позвал Путина, -- обратите внимание вон на того паренька... с бритой головой и в клетчатой рубашке.
      Президент через бинокль быстро отыскал искомую фигуру. Сказал: "Молоденький парнишка, больше семнадцати не дашь..."
      -- Ему двадцать шесть было три месяца назад...Этот парень наш, агент Платонова, я его сам готовил...
      Путин еще раз приставил окуляры к глазам.
      -- Значит, это тот самый Сайгак, благодаря которому мы вышли на этот пейзаж? -- Путин подбородком указал на ущелье.
      -- Тот самый. Я его учил подражать пению зорянки и это у него великолепно получалось, -- и Шторм, положив рядом с автоматом бинокль, сложил ладони трубочкой и поднес их к губам. И на удивление Путина с Щербаковым послышалось ласковое, зазывное пение птахи тиу-тиу-тии, тиу-тиу-тии...
      Шторм, продолжая держать ладони у рта, замолк и сам превратился вслух. Вернее, в глаза.
      -- Если сейчас парень поднесет к лицу ладонь и утрется ею, значит, он услышал и понял, что мы здесь...
      Путин, зная кодировку жестов при наружной слежке, тем не менее был сильно удивлен, когда парнишка действительно неброским и вполне естественным движением, поднял руку и вытирающим жестом провел ею ото лба до самого подбородка. И как будто дважды качнул головой...
      -- Он наш, -- сказал Шторм, -- значит, не зря мы с ним осваивали "тарзанью горку" и рвали жилы на "тропе"...
      Сзади подполз Гулбе. Он был мокрый до нитки, хотя ливень уже прекратился.
      -- Товарищ полковник, -- обратился он к Шторму, -- ребята замерзают, может наступить переохлаждение. Вы сами видите, что творится в природе....
      Шторм, конечно, знал, что такое на операции переохлаждение. Это падение кровяного давления, вялость, сонливость, а порой судороги и отказ сердечной деятельности. Он оценивающе посмотрел на небо и увидел там обнадеживающие признаки нового потепления. Туча, которая опрокинула на людей миллионы ведер влаги, тяжело отодвигалась на север и уже по краям озолотилась сияющей каемкой.
      -- Скоро солнце опять будет припекать задницу, поэтому со спиртным поосторожней, -- Шторм продолжал смотреть вниз. -- По пятьдесят граммов, не больше...
      -- Есть, -- Гулбе отполз и сделать это ему пришлось по земле, превратившейся в желтый клей.
      Через минут пятнадцать небо действительно очистилось, радуга исчезла и солнце, как ни в чем не бывало, снова охватило знойным сиянием ущелье и тех, кто подобно муравьям, в нем трудился и тех, кто в бездействии выжидал своего момента на его гребне...
      Справа, со стороны блокпоста послышались крики и неразборчивая речь. Кто были наверху, увидели бегущих по ущелью вооруженных людей. Двое остались у входа, а один вошел в прямоугольный проем. Через минуту этот человек возвратился вместе с Барсом. Тот стал смотреть в ту сторону, куда указывал рукой боевик: возле блокпоста показались люди, которые несли человека.
      Шторм шарахнул кулаком о землю.
      -- Это конюх! У нас, кажется, возникают проблемы...
      -- А почему его несут? -- спросил Щербаков.
      И Путину это показалось странным.
      -- А черт его знает, может, от холода околел, -- Шторм приник к биноклю.
      -- Нет, это не конюх, -- решительно сказал Щербаков. -- У этого борода, а у конюха только усы...
      Человека поднесли к противоположной стене и уложили в кустах можжевельника.
      Но они так никогда и не узнают об истинной судьбе человека, которого связанным они оставили над ущельем.
      Путин молчал. Он, не отрываясь, смотрел на парня со стриженой головой, который ломом выравнивал только что уложенную плиту. При движении под рубашкой угадывалось натренированное тело. Рядом с ним работал дядька со славянской внешностью, одетый в синюю рабочую спецовку с протертыми штанинами. На лице мужика полная отрешенность, возможно, его занесло сюда давно и, конечно же, не по своей воле...
      После дождя, земля под воздействием солнечных лучей, тоже начала отпотевать. Из углублений и из всех пазух самого ущелья стали подниматься млечные пары и то место, где находились федералы, тоже стало испаряться, создавая парниковый эффект.
      Шторм поменял бинокль на автомат и сказал товарищам, что нужно проверить посты. В общем-то это была правда, но вместе с тем ему приспичило по маленькому -- иногда напоминала о прожитых годах мужская железа.
      Охранение было выставлено грамотно, в два полукольца. Метрах в пятидесяти от ущелья, на расстоянии окрика, залегли в кустарнике Воропаев с Изербековым, ближе к ущелью -- Калинка с Бардиным, на сходах в ущелье, на их противоположных концах, -- Шторм-младший и Айвар Гулбе.
      Чтобы не нарваться на пулю, Шторм стал издавать условный сигнал -- крик сойки. Однако не сразу услышал отклик, видимо, его люди ждали подтверждения. Он еще раз прострекотал и в ответ услышал посвист щегла. "Ребята замаскировались, как учили", -- удовлетворенно отметил про себя полковник и замер на месте. Прислушался. Совсем рядом снова раздались позывные щегла. Шевельнулась веточка букового кустарника -- это Воропаев подавал ему знак.
      Там, где он залег, было почти сухо: шатер из кустов надежно укрыл землю, покрытую толстым слоем слежавшихся листьев. Когда приткнулся рядом с Олегом, спросил: "Все спокойно?" "Пока да, если не считать ужа, видно, я его место занял..." "Лишь бы не гремучая, а с ужом можно поладить..." -- Но Шторму надо было выяснить другое и он мысленно складывал фразу. Помолчали. "Зверски курить хочется, -- сказал Воропаев, -- вот жую листья брусничника, но не спасет..." Шторм, наконец, сообразовался со своими мыслями.
      -- Алик, ты говорил, что однажды был в берлоге у боевиков. Мне бы хотелось знать месторасположение, то есть внутреннюю планировку, и, может, вспомнишь, кого тот филин в каракулевой папахе тебе напоминал, -- Шторму такие разговоры давались с трудом. Не хотел напоминать Воропаеву о его мытарствах и предательстве...
      -- Я не знаю, где я был, меня туда привезли с завязанными глазами. Но запахи, помню, были такие же, как здесь...А тот, в папахе, похож на какого-то полевого командира, которого я однажды видел по телевизору. Вместе с Тайпаном и Радуевым...
      -- Радуев в тюрьме, но на свободе его подельники... Что ты еще помнишь?
      -- Скалу, отвесную белую, словно оштукатуренную, где инсценировали мой расстрел. Возможно, это была та стена, по которой мы сюда взбирались. Орешник помню, точно такой же, какой мы вчера ночью проходили...Днем я, конечно, мог бы лучше сориентироваться...
      -- А помещение, где ты был...Какое оно?
      -- Да обыкновенная пещера с входом, закрытым попоной. Свечи, керосиновые фонари... Я не думаю, что я был здесь, в этом ущелье.
      -- Почему ты так думаешь?
      -- Размах не тот. Тут чувствуется капитальная обустроенность, одни двери, ведущие под скалу, чего стоят...А там, куда меня водили, вход закрывала обыкновенная попона...
      -- Да, двери тут, поди, бронированные, словно на ракетных подземных установках. Хорошо, Алик, не скучай, скоро вечер и, возможно, скоро придется как следует размяться, -- Шторм поднялся и подхватил с земли свой автомат.
      -- Поскорей бы начать, а то чувствуешь себя грибником...
      36. Ущелье. После захода солнца.
      Солнце на юге рано ложится спать и рано встает. Где-то к восьми вечера что-то в воздухе изменилось, небо потяжелело синевой, горизонты отдалились. Полоса, которую строили люди, выведенные из подземелья, к шести была готова. Она протянулась от северного подхода к ущелью до почти трети южного створа. Но никак не меньше ста-ста двадцати метров. Причем построенная при весьма ограниченных инженерных возможностях она представляла собой ровную, как взлетная полоса, дорожку.
      Охранники окриками, а кого и с помощью прикладов, загнали рабов под скалу и выставили дополнительную охрану.
      Ближе к восьми, когда солнце всерьез вознамерилось скатиться за горы, из правых, прямоугольных, дверей вышел Барс в сопровождении нескольких вооруженных в камуфляже людей. Сам он тоже был в камуфляжном обмундировании, причем, как показалось Шторму, в совершенно новеньком, с залежалыми складками на рукавах и на коленях. На ногах -- кожаные ботинки, с толстой рифленой подошвой и поперечным ремнем по подъему. На голове -- бессменный черный берет а ля Че Гевара.
      -- Нафраерился парень, -- сказал с усмешкой Шторм, -- видно, приготовился встречать высокого гостя... А вот и его соратник колченогий...
      Из округлого проема выкатилась коляска с Тайпаном. Он тоже был по парадному приодет и даже с какими-то знаками отличия на груди. И тоже со своей охраной, вооруженной автоматами и кинжалами, висящими у пояса. Вышло еще несколько человек, которых раньше разведчики не видели -- это были люди в гражданском, возможно, муллы, какие-нибудь шишки подскального правительства. Разговаривали, кто-то из них направился к бойцам, находящимся возле миномета, двое, в чалмах, подошли к проложенному настилу и ногами опробовали его опористось. Крайняя плита была зацементирована впритык к выступающему из земли плоскому камню и потому была непоколебима...Покачав головами, люди вернулись к коляске с Тайпаном, а на смену им подошел Барс и, взойдя на настил, протопал по нему метров двадцать. Подпрыгнул на месте, плиты не дрогнули. Подняв здоровую руку, ковырнул большим пальцем воздух -мол, все о"кэй, надежно и красиво. И Барс довольно осклабился в густую бороду.
      -- Я думаю надо собирать ребят, -- сказал Шторм и Путин кивнул головой.
      Достав из одного из многочисленных карманов небольшой приборчик, Шторм положил его перед собой. Это низкочастотник, использующийся обычно при наружных наблюдениях, когда нужно бесшумно и на расстоянии кому-то передать первичный сигнал. И те, кому посылается сигнал, имеют миниатюрный приемник-вибратор, который не шумит и не свистит, а лишь трепетно дает о себе знать специальными пластинами-фибрами -- "зуммерит". Шторм положил палец на кнопку приборчика.
      -- Ну что, трубим пионерский сбор?
      -- Я думаю, пора, -- согласно кивнул Путин. -- Судя по парадному прикиду, скоро появится тот, кого мы с таким нетерпением ждем.
      -- Все же, кого-то надо бы оставить на посту, -- высказал предложение Щербаков. -- Мало ли кому из них, -- кивок в сторону ущелья, -- вздумается подняться сюда, проверить подходы...
      -- Если бы они этого опасались, давно бы выслали своих людишек, но в принципе вы правы...Все обговорим здесь, -- и Шторм нажал на кнопку.
      Когда все собрались, пятиминутку устроили под шелковицей. Путин отметил внутреннюю собранность группы, хотя на некоторых лицах лежала серая бледность -- признак волнения и ожидания боя. Да, наверное, и его лицо не демонстрировало восторг и тоже было утомлено бессонницей, зноем и ожиданием. И только на лице Шторма лежала все та же печать суровости и собранности: брови одна к другой, и две тяжелые складки, обводящие рот...
      -- Значит, ставлю задачу, -- сказал Шторм, -- она проста, как грецкий орех...Когда мы убедимся, что Эмир прибыл и увидим собственными глазами, как его тепло и радушно встречают...Так вот, в этот самый момент мы начинаем салютовать в их честь, -- Шторм оглядел бойцов, думая на ком остановить взгляд. И остановил на сыне Викторе. -- Капитан Шторм вместе с капитаном Гулбе вот с того места, где мы только что находились, а это самая оптимальная позиция...Словом, из противотанковых гранатометов делаете два точных выстрела по высопоставленным лицам...Во избежания накладок, вас подстрахует Калинка, он будет тут же рядом и, если у кого-то из вас откажет гранатомет, он компенсирует...-- Шторм еще раз прочертил взглядом лица своих товарищей по оружию. Взгляд замер на президенте. -- Теперь, что касается воздушного аппарата, на котором, видимо, прилетит Эмир....Я думаю, с этой задачей справится Путин...Самолет ли, вертолет...все равно надо уничтожить, чтобы не было у них соблазна, в случае чего, уносить ноги...
      -- А что делать с теми, кто охраняет ущелье? -- в голосе Изербекова сквозило нетерпение.
      -- А я как раз к этому подъезжаю. Одновременно с открытиям огня по важным персонам...и это мы будем считать приведением в исполнение народного приговора... все остальные, то есть Бардин, Щербаков, Воропаев из подствольников крушат живую силу противника. -- Взгляд на Воропаева. -Тебе, Алик, персональное задание -- уничтожить чеченский стационарный гранатомет с минометом. Но сначала мы должны разобраться с блокпостами... Есть вопросы?
      -- Что делать с маяками? -- спросил Калинка.
      -- А это будет зависеть от того, как пройдет первый акт представления.
      -- Ясно.
      -- Можно еще вопрос? -- руку поднял Гулбе.
      -- Валяй, Айвар...
      -- Меня интересует отход. От этого будет зависеть...
      Шторм взглянул на небо, начинающее покрываться аквамарином.
      -- Вопрос своевременный, но ответ на него нам даст сама жизнь. Повторяю, многое прояснится после начала...Если больше нет вопросов, давайте быстренько перетащим на позицию оружие и боезапас...-- И Шторм первым подхватил подсумок с гранатами и прислоненный к стволу дерева пулемет.
      -- А как насчет постов? -- тихо спросил Путин.
      Шторм, уже сделавший пару шагов в сторону ущелья, остановился и в пол-оборота бросил:
      -- До прибытия гостя, в охране остаются Воропаев с Изербековым. Услышите движок, дуйте сюда, на позицию...
      ... У Щербакова снова заныл зуб. Сухой травинкой он попытался выковырять из него боль, но только еще больше потревожил болячку.
      Путин, лежа под невысоким кустом вереска, думал о своем. В частности, о том -- случайно или преднамеренно Шторм дал ему такое задание, не связанное с непосредственным убийством людей. "Щадит, хитрец, мое президентское положение? Наверное, он лучше меня понимает, что для президента страны все ее граждане равны и те, кто законопослушные и те, кто преступил закон...Конечно, народ -- его дети и всех он обязан беречь и любить. А когда надо, и наказывать, если, разумеется, они того заслужили... Но чьими руками? А бунт стрельцов при Петре Первом? Ведь миру уже было известно о римском праве, а царь сам без суда и следствия отсекал восставшим стрельцам головы и даже...И даже целовал в губы эти отсеченные головы...Очевидно был пьян. Но даже Разина с Пугачевым предали смерти по приговору, хотя попадись они в руки властей в боевых стычках, их посадили бы на кол без суда и следствия...Тебе надо уяснить одну непреложную вещь: кто эти люди -- твои граждане или твои враги и враги твоей страны? Враги! Однозначно враги. Кровь на них. Враги! Даже если это не чеченцы. И между тобой и ими идет война? Самая настоящая. Тогда в чем же дело: на войне никто никому не предъявляет обвинительного заключения и не проводит судебных заседаний, после чего и выносится приговор -- пулей из автомата или гранатой из гранатомета...Если бы на войне блюли принцип презумпции невиновности, то под Сталинградом надо было бы расследовать 300 тысяч уголовных дел...это ровно столько было уничтожено фашистов в котле, и провести 300 тысяч судебных процессов...Выходит, и здесь, в Чечне, прежде чем выстрелить в террориста, наставившего на тебя дуло автомата, нужно вести себя с ним, как с человеком, у которого презумпция невиновности? Абсурд! Скажи об этом Гулбе или Калинке и они тебя подымут на смех. Они на войне и понимают, если не они убьют, убьют их. Поэтому лежи и жди цели, а пока проверь крепость кистей и пальцев. Не дрожат ли...И ты же для себя уже твердо уяснил, что ты здесь не президент страны, а частное лицо Путин и весь спрос с него...Но с другой стороны -ужесточая наказание, государство не устраняет жестокости, а только стимулирует ее. И государство не должно присваивать себе право Всевышнего -распоряжаться жизнью мне подобных. Но ведь око за око, зуб за зуб...Так всегда было и ничто этого не изменит. Террориста ни святым словом, ни педагогикой, ни угрозой не остановить...Есть только одно средство -физическое умерщвление. Ни переговоров, ни компромиссов эти ребята не признают. А значит..."
      Сколько бы еще он предавался размышлениям, если бы с южной стороны не послышался рокот. Довольно характерный, присущий вертолетам.
      -- Кажись, летит его превосходительство, -- тихо, с усмешкой, проговорил Шторм и погладил подствольник.
      Прошло еще пару минут, звук нарастал и, наконец, из-за нависшей скалы, косым скольжением, появился вертолет, без опознавательных знаков. Однако с первого взгляда было видно, что он не из семейства советских, это был явно чужак и Шторм, так же тихо сказал:
      -- Если не ошибаюсь, это "Уосп", Великобритания.
      Вертолет прошел на высоте, примерно, двухсот метров над ущельем и скрылся из глаз. Из-под скалы стали выбегать люди и среди них -- Барс, в парадной форме с какими-то знаками отличия на погонах. Он был в том же черном берете с эмблемой и в новеньком камуфляже, о чем свидетельствовали ровные приглаженные стрелки на рукавах и штанинах камуфляжа. Выкатилась и коляска с Тайпаном, который тоже был приодет в военную форму и тоже в берете...Все смотрели в небо и кое-кто, не скрывая эмоций, потрясал оружием и издавал радостные вскрики.
      -- Да тут целая рота, -- Щербаков, досчитав до тридцати, сбился со счета. -- Где они там все вмещаются?
      -- А там целый город...город мечты, -- сказал Путин, -- и я не удивлюсь, если оттуда появится пара танков...
      Однако их внимание снова привлек рокот возвращающегося вертолета. Разведав местность и, видимо, связавшись по рации с обитателями ущелья и получив подтверждение, он шел на посадку. Поток воздуха от винтов был настолько сильный, что куст вереска, под которым лежал Путин, согнуло, прижало к его голове, едва не сдернув с нее шапочку.
      Президент, не без волнения, взял в руки гранатомет и стал готовить его к стрельбе. Приладил, прижался к кожуху щекой и стал ждать.
      Вертолет на мгновение завис над дорожкой и медленно стал на нее опадать. И когда он приземлился, когда его винты, подобно лепесткам увядшей ромашки, опали, наступила оглушительная тишина. И лишь стук дверей и сброс трапа на землю нарушили эту гнетущую тишину.
      Сначала из вертолета выскочили несколько бородатых мужчин в камуфляже, вооруженные легким оружием, затем, как призрак, степенно попирая ногами ступени трапа, начал сходить человек в длинных белых одеждах. Это было еще то видение, не хватало только над головой нимба, который вполне заменяла белая, видимо, из верблюжьей шерсти чалма. И длинная узкая с проседью борода, и смуглая впалость щек, и прямой тонкий нос -- являли собой вопиющее сходство с тем, кого они ждали.
      -- Эмир, -- тихо сказал Шторм. -- Зачем ему это надо?
      -- Играет в пророка, -- Путин уже успокоился, ждал момента.
      И шествуя неторопливым, царственным шагом, Эмир направился по дорожке в сторону встречающих, которые, утратив охватившее их изумление, воздали Аллаху благодарение. Вверх взметнулись руки, держащие автоматы, ущелье наполнилось торжественными восклицаниями, многие из них встали на колени и начали "умывание", а сам Барс, слегка побледневший и серьезный направился по дорожке навстречу высокому гостю.
      "Сейчас, султаны, вы у меня получите", -- мысленно откомментировал ситуацию Шторм и тоже приладился к гранатомету. Глаз уже нащупал прицельную рамку, оставалось только нажать на спусковой крючок, но в этот момент где-то снова послышался шум вертолетных движков. И в тот же миг ущелье застыло в молчании и что самое главное, вся картина, которая была перед глазами федералов, вдруг начала разительно меняться. Сначала ни Шторм, ни Путин, ни те, кто вместе с ними ждали начала атаки, не поняли что произошло: от противоположной стены ущелья в их сторону стало что-то интенсивно сдвигаться и через минуту они поняли, в чем тут дело. Это была маскировочная сетка, с изображенными на ней характерными для ущелья узорами, долженствующими убедить тех, кто летает наверху, что перед ними обыкновенный горный пейзаж...Каньон, вернее, его дно: камни, обломки скал, извивающееся высохшее русло горной реки, кустарник. Это напоминало театр абсурда, в котором занавес закрывал не саму сцену, а лишь ее пол, сдвигаясь по горизонтали.
      В считанные мгновения все было кончено: на высоте двадцати метров от земли натянулась камуфляжная сетка, отделившая их от всего, что под ней находилось и жило. И в том числе, еще не остывший вертолет.
      Путин взглянул на Шторма и не нашел на его бледном лице ничего кроме невразумительного вопроса -- а что же дальше?.
      -- А мы гадали и рядили, что это за стяжки такие и для какой цели они протянуты над ущельем, -- сказал Шторм, перенося все внимание на показавшиеся с северной стороны два вертолета.
      Как позже выяснилось, это были российские армейские вертушки Ми-8, которым было дано задание найти и посадить только что перелетевший границу неопознанный летательный объект. Они прошли над ущельем и, видимо, не обнаружив ничего подозрительного, повернули назад и скрылись в северном направлении.
      -- Что будем делать? -- задал в общем-то риторический вопрос Щербаков.
      -- Подождем, может, сезам снова откроется и нам удастся сделать то, что мы должны сегодня сделать, -- в голосе Шторма звучало прежняя уверенность и твердость.
      Путину не хотелось говорить, да и не о чем было. Все и так ясно, Всевышний не на их стороне. И пограничники Грузии тоже. "Надо закрываться от вас границу, дорогие геноцвали", -- подумал президент, но от этого ему легче не стало.
      -- Будем ждать, -- завизировал единолично принятое решение Шторм.
      И они ждали до тех пор, пока плотная синь не затянула небо, на котором снова вспыхнули хрусталики звезд. И они поняли, что если даже занавес снова откроет им вид на ущелье, искомых объектов там уже не будет. И поэтому Шторм, собрав группу, поставил новую задачу. Сказал:
      -- Занавес опустился, и мне к этому добавить нечего, -- сухость и решительность превалировали в его голосе. -- Но уйти просто так мы отсюда не можем, поэтому...-- Полковник сглотнул слюну, его одолевал кашель и он едва сдерживался, чтобы не закашлять. -- Поэтому делаем так: снимаем, к чертовой матери, часовых с блокпостов, бесшумно убираем всех, кто будет в ущелье и штурмуем с помощью взрывчатки и гранатометов...С этой минуты будем использовать радиосвязь, нет больше смысла шифроваться...
      -- Разрешите сказать, -- Гулбе сидел, по-татарски скрестив ноги. -- Мы знаем время смены караула... через каждые два часа, значит, наш выход надо приурочить к 22 часам...И попытаться со смененным постом проникнуть в подземелье...
      -- А кто даст гарантию, что все посты сменяются в одно и то же время? -- спросил Шторм. -- Ведь вы ориентируетесь по одному блокпосту, который с южной стороны, и возле которого вы были прошлой ночью...
      -- Именно так, товарищ полковник, но дело в том, что разница во времени нам не мешает. Просто надо брать все посты под контроль и ждать, когда из берлоги покажется смена...Для нас неважно, на какой пост она пойдет...Рано или поздно кто-то из-под скалы все равно должен выйти...
      -- Согласен, -- решительно сказал Шторм. -- Значит, ты, Айвар, и реализуешь свою светлую идею...Теперь выбирай с кем пойдешь...Рассчитывай только на троих, больше не получишь.
      -- Разрешите, товарищ полковник, мне пойти с Гулбе, -- неожиданно для всех вызвался Путин. -- Надоело сидеть на этом шестке, хочется размяться.
      -- Нет, это дело для бывалых, у них рука набита и воображения меньше, -- так же решительно заявил Шторм.-- Так кого, Айвар, берешь?
      -- Махмута, Воропаева и, если можно, одного из морпехов, -- на лице Гулбе появилось нечто улыбки, но этого из-за темноты никто не заметил.
      Наступила пауза, которую нарушали близкий шелест ночного тепляка и не менее близкое пение цикад.
      -- У морпехов своя задача, -- сказал Шторм, -- поэтому сделаем по-другому...За меня остается Путин, а я иду с вами вниз. -- И к Путину: -Владимир Владимирович, после того как мы внизу завяжем драку, вы с морпехами, а они с маяками, и Виктор спускаетесь в ущелье и уничтожаете вертолет. Возможно, это будет единственной приманкой, на которую клюнут ребята из подземелья. А сейчас разбираем снаряжение... Айвар, к тебе просьба: проверь у хлопцев снараяжение, чтобы ничего здесь не забыли и все было под рукой...И проверьте ножи и глушители на стволах...Махмут идет с Гулбе, я с Воропаевым -- на северный створ...
      "Не до конца доверят старик Воропаеву, -- подумал Путин, но тут же перешел на другое. Ему показалось, что слишком прост план Шторма, что он какие-то детали не учитывает. -- А что, если там, внизу, кроме блокпостов еще человек десять охраны? И не исключено, что все пространство контролируется телемониторами, которых сверху не видно, но которые наверняка в распоряжении боевиков имеются. Да, но всего все равно не учтешь, и, может, полковник прав, отбросив сложные варианты, остановился на одном...примитивном, но, возможно, единственном...А почему он упомянул о ножах, неужели и впрямь они их пустят в ход, превратив всю операцию в обыкновенную резню? -- эта мысль особенно занимала президента. -- Но какая разница -- ножом или пулей...Ведь можно и сковородой прибить, в конце концов, простым кулаком вышибить у человека мозги..."
      Шаги затихли, цикады в ближайших кустах на время умолкшие, вновь затрещали и эта трескотня не была надоедливой. Она, как ни странно, успокаивала, превращаясь в своеобразный релаксатор.
      Ему показалось, что на скале он остался один, хотя это было не так. Просто каждый был в своей непроницаемой скорлупе одиночества. Щербаков, в метрах трех от него, сидел, прислонившись к тонкому стволу боярышника, на который еще днем он обратил внимание. Виктор Шторм тоже был где-то поблизости, и, видимо, сейчас ему нелегко, беспокойство за отца, конечно же, его тревожит...Тут же, чуть ли не свесив ноги в ущелье, находились морпехи... Интересно, о чем они сейчас думают? А о чем думаю я? Обо всем сразу, и в то же время ни о чем существенном, в голове какая-то мешанина...Ячневая каша, поставь ложку и она будет стоять, такая это каша густая...Что сейчас делают мои девчонки? Люся, наверное, не спит, молится или просит мироздание меня уберечь...А, может, я преувеличиваю свое значение в этом мире и все идет своим чередом, а мои дела и дела этих людей -- не более, чем микроскопический эпизод в общей Системе? Если время дискретно...если ничто живое не вечно, то -- есть ли смысл в том, что творит человек? Глупый вопрос: значит, есть, если человек задается таким вопросом...А мог бы я убить себе подобного ножом? Хорошо, что темнота, не видно лиц, одни тени и силуэты...А тебя, между прочим, учили стрелять по силуэтам. И на звук учили и на тень, и на огонек от сигареты..."
      Он услышал как Щербаков уселся удобнее. Возможно, отсидел ногу. "А ведь он тоже сейчас, наверное, думает о своей семье, и наверняка прикидывает варианты исхода операции. В принципе, он мог бы не идти сюда, это его добрая воля, как, впрочем, и любого из нас...Тот же Воропаев, ему не терпится показать, что ТАМ он оказался случайно и что он СВОЙ, не предатель..."
      ...И как неожиданны были эти странные звуки, исходящие откуда-то снизу. Будто звук от вылетевшей из бутылки пробки -- пэк, пэк...И справа послышались такие же звуки и Путин не мог, конечно, не понимать, что это за токката...Это, без сомнения, были выстрелы через глушитель. Он вытащил из карманчика наушник и вложил в ухо, напрягся...Но, боясь, что из-за грохота цикад -- а после того как он сунул в раковину наушник, песни цикад действительно превратились в немыслимый грохот -- он не услышит крика совы, он выдернул наушник и лихорадочным движением пальцев засунул его в карман. Поймал себя на мысле, что нервничает сверх меры..."Успокойся, -- сказал он себе, -- и помни, что бы ни свершалось, все идет на пользу вселенной..."
      Он еще не слышал сигнала от Шторма, но уже понимал, что пролетит еще минута-другая и события приобретут совершенно иной темп. Он поднялся и, подойдя к морпехам, тихо спросил: "Вы готовы? Сейчас начинаем спуск." За ним, как тень, следовал Щербаков. "В чем дело, Владимир Владимирович? -спросил телохранитель, -- Может, вы хотите попить?" Но на этот неуместный вопрос президент не отреагировал.
      К ним подошел Шторм-младший.
      -- Я не могу больше здесь торчать, -- сказал он и все это правильно поняли. И его как будто услышал отец, ибо в ночи отчетливо, раз за разом, раздалось уханье совы. И что-то в этом кличе было тревожное, даже зловещее.
      -- Все надели очки и двинулись, -- приказал Путин.
      Морпехи поднялись и взяли в руки буи. Группа цепочкой направилась к южному спуску в ущелье. Путин шел первым и, как водится, считал шаги. А чем черт не шутит, может, этой же дорогой придется возвращаться и тогда каждый шаг будет на счету...
      Передвигались ходко и вскоре достигли спуска в ущелье. Они оказались в метрах семидесяти от нависшей над пропастью маскировочной сетки.
      У Путина дала о себе знать "моторола". Голос Шторма, который он услышал, был спокоен, словно он говорил из своей квартиры, где лежал с газетой на диване..."Володя, взрывайте вертолет, только сами не попадите под осколки." "А как у вас?" -- спросил Путин. "Сопротивления практически не было, ребята сработали чисто. Взрыв вертолета будет сигналом для проникновения в подземелье".
      Они направились по ущелью -- Путин шел с Щербаковым вдоль правой стены, морпехи держались слева, а чуть впереди -- Виктор Шторм. Он первым подошел к блокпосту, где, свесившись стволом вниз, валялся крупнокалиберный пулемет без затвора. Тут же, ничком, как будто заснувшие, лежали два боевика в новом камуфляже. Виктор тронул одного из них за плечо и повернул к себе: на него взглянули остекленевшие глаза, в которых мелким бисером отражалось звездное небо.
      Почти такую же картину обнаружил Путин, когда они с телохранителем подошли ко второму блокпосту. Они увидели тот же обезвреженный, без затвора, пулемет и два человеческих трупа. Щербаков вступил на каменную ступеньку и едва не поскользнулся на стекшей крови. Она уже загустела, превратившись в мерзкую, приторно пахнущую пасту. У одного из боевиков в кулаке был зажат лоскут камуфляжа -- видимо, сопротивляясь, он оторвал у кого-то из диверсантов кусок материи.
      Что-то неодолимое влекло Путина к лежащим человеческим телам. Он перевернул того, кто сопротивлялся... И лучше бы он этого не делал: горло у боевика от уха до уха было перерезано и голова держалась на позвоночнике и шейных сухожилиях. Второй часовой был убит двумя выстрелами, пули попали в висок и в надбровье -- по крайней мере об этом свидетельствовали две норки обсыпанные темной крошкой. Стреляли в упор...
      На какое-то мгновение президенту стало не по себе. Ему как будто в увеличительном формате открылся весь ужас происходящего, в чем он принимает участие. "А на что ты, собственно, рассчитывал? Лучше вспомни Буйнакск, пацана, которого вытащили из развалин, вспомни то, что было в Москве...Ты хочешь повторения?" -- спросил он у самого себя и вопрос остался без ответа, ибо разноголосица цикад -- это было не то, что бы объяснило ему свершившееся. Он вытащил фляжку и, отвинтив крышку, сделал пару глотков. Затем, облокотившись о каменную стену, секунды находился в полной прострации, ощущая лишь горечь, тревожащую пищевод. Рядом -- Щербаков, его рука легла на плечо президента, пытаясь что-то поправить, ободрить. И слова телохранителя: "У меня первый раз так же было, до рвоты...а потом прошло", каким-то образом сняли самую невыносимую боль и замутненное сознание стало по-прежнему ясным, рассудочным.
      -- Прошу тебя, Анатолий, не убаюкивай меня... Я в порядке. Идем, нас ждут...-- он вытер губы, поправил ремень автомата и шагнул вперед.
      У блокпоста остались Калинка с Бардиным. Сдвинув общими усилиями железобетонную панель в сторону, они установили в образовавшемся отверстии один из буев.
      Силуэт вертолета под сеткой возник перед ними неожиданно. Президент и Виктор Шторм находились от него метрах в сорока.
      -- Кто этим займется? -- спросил Путин и стволом автомата определил то, о чем шла речь.
      Виктор Шторм, сняв с плеча чушку гранатомета, встал на колено.
      -- Ложитесь, -- сказал он и прицелился.
      Все произошло в считанные мгновения: огненная кометка, прочертив ущельную тьму, поцеловала покатый бок вертолета и разлетелась на тысячи искр. Вторую гранату, уже под винтовой редуктор, выпустил Путин, тоже встав перед этим на колено. "Вот оно, боевое крещение, будь оно неладно," -- он отбросил гранатомет на камни, раздался звонкий перекат и, как бы вторя ему, где-то взвизгнула сирена, до краев наполняя ущелье. И все пятеро устремились на ее пронзительный зов...
      Как и было задумано, взрывы, сотрясшие скалы, заставили боевиков открыть все лазы и выбираться наружу. Но Шторм-старший с Воропаевым, находясь у одного из северных блокпостов, этого только и ждали. Насколько позволяла скорострельность подствольных гранатометов, они выстрел за выстрелом посылали в открытые двери, куда по тревоге сунулись боевики и которые, там же, на пороге и в глубине помещения, находили свою смерть.
      Гулбе с Изербековым, занявшие равноудаленную позицию от дверей и блокпоста, где были Шторм с Воропаевым, начали обстрел овального проема. В дверях появлялись и по мере разрывов, исчезали человеческие силуэты. Тут же возникали другие, они тоже падали, как подкошенные, и все повторялось по какому-то замкнутому циклу...
      Свет от горевшего вертолета и сетки подсвечивал ущелье, особенно тот край, откуда продвигалась группа Путина. Он уже вполне пришел в себя и видел, как Шторм гвоздил входы и выходы непреступной берлоги.
      На бегу он вытащил из подсумка гранату и вложил ее в подствольник своего АК. Но выстрелить ему помешали Гулбе с Изербековым, которые наперерез ему устремились к светящимся проемам в скале и заслонили директрису.
      На пороге и по обе стороны от него лежали неподвижные человеческие тела.
      Из помещений слышалась автоматическая стрельба и с каждым мгновением интенсивность ее нарастала. Подбежавший к дверям Шторм-старший скомандовал и Путин хорошо расслышал его слова: "Не становитесь на линию огня, прижимайтесь к стене." И Путин с Щербаковым и оба морпеха, сгруппировались у овального отверстия, куда нестерпимо всем хотелось заглянуть. Но оттуда шел плотный автоматно-пулеметный огонь и подбежавший Шторм-младший едва уловимым движением бросил в проем гранату, и когда после ее взрыва наступила пауза, Виктор сделал шаг в сторону и выстрелил из подствольника.
      -- Следующий! -- охрипло выкрикнул он и отступил в сторону.
      Путин понимал, что следующим был он, однако не сразу уяснил, что же ему следует делать. Ему подал пример Щербаков: он, как и Виктор, возник перед дверью и тоже послал гранату в глубину помещения. И президенту стало ясно: надо успеть перезарядиться и встать в очередь за выстрелом и таким образом создать гранатометный конвейер, который не позволил бы засевшим в казематах контратаковать. И когда Щербаков шагнул в тень, на линию огня вышел Путин и, зажав под мышкой приклад автомата, выстрелил. Он хотел посмотреть, куда угодила граната, но его оттеснили -- это был Бардин. Его сменил Калинка, а за ним снова -- Виктор, Щербаков...
      Рядом, на фоне прямоугольных входов, по такой же схеме действовала группа Шторма-старшего. С одной лишь разницей: после очередного выстрела из подствольного гранатомета каждый посылал вдогонку автоматную очередь...
      И когда один подсумок с гранатами ВОГ-25 каждым из них был израсходован, они вошли под скалы. Первым туда вбежал Изербеков. Если точнее: первым линию пересек ствол его автомата, который короткими очередями прокладывал дорогу своему хозяину.
      Путин слышал как Шторм с кем-то перекрикивался и вскоре увидел полковника рядом. Очки ночного виденья болтались у него на груди, шапочка-маска завернута до бровей, в одной руке автомат, в другой приготовленный к замене магазин...Он был возбужден и когда заговорил, Путин не узнал его голоса: видимо, нервотрепка боя сыграла нехорошую шутку с его голосовыми связками. Голос то прорывался, то нисходил до хрипоты.
      -- Вместо Виктора я пойду с вами, -- и Шторм, стараясь не наступать на лежащие тела, взошел на порог овала. Дым и гарь шибанули в ноздри и полковник закашлялся.
      Путин, вполне освоившийся с обстановкой, не мог понять одной вещи: почему до сих пор в помещениях горит свет. Он поднял голову и увидел высокие потолки с встроенными в них плафонами дневного света. Некоторые из них, пробитые пулями и осколками погасли, арматура вместе с проводкой болталась, покачиваясь и позванивая клиньями стекол.
      И всюду трупы, следы крови и тысячи гильз разного калибра. Рядом с лежащими боевиками -- короткоствольные и совсем крошечные, типа "узи", автоматы... Слева, в нише, застыл мини-бульдозер, рядом с которым навалом накиданы лопаты и кирки.
      Под ногами тоже хрустели стекла и гранитная крошка. И что удивительно, все помещение было выложено отполированным серым гранитом, и такие же гранитные ступени вели в переход, откуда проглядывался узкий длинный коридор...Несколько человек в камуфляже, в разных позах, лежали на полу. Брошенный крупнокалиберный пулемет был повернут стволом в дальний конец коридора.
      Шедший впереди Шторм, остановился и, приложив у губам палец, прислушался. Где-то поблизости раздавались стоны.
      Они спустились со ступенек -- слева на одной петле держалась железная дверь. За ней, среди стреляных гильз и комков окровавленной ваты, лежал человек, одетый в гражданскую одежду. Он, видимо, был ранен в живот -- на пальцах, которые он прижимал к нему, виднелись следы крови.
      -- Кто ты? -- спросил Шторм и дулом автомата дотронулся до подбородка лежащего.
      Ответа не последовало. Боль искажала лицо этого еще довольно молодого, с небольшой бородкой, человека. Он сделал какое-то странное движение рукой и Шторм, дернув за плечо рядом стоящего Путина, с силой увлек его в коридор. Они упали одновременно с раздавшимся взрывом. Дверь, висевшая на одной петле, взрывной волной сорвало и вынесло в коридор. Подбежавшие Щербаков с Калинкой помогли им подняться. Путин падая сильно ударился грудью об автомат, в результате чего выскочил из гнезда магазин и патроны рассыпались по полу. Он попытался их собрать, но Шторм не разрешил ему это делать.
      От человека, который секунду назад лежал в комнате, остались две части -- ноги отдельно и туловище с головой тоже отдельно. На стене абстрактный узор из крови и кишок.
      -- Смертник, -- сказал полковник, -- таких ребят надо обходить за тысячу километров.
      Шторм, перешагивая убитых, устремился к впереди маячившей двери. Но где-то на середине пути дверь распахнулась и в ее проеме показался бородатый человек богатырского вида. Это был тот самый боевик, который недавно шел впереди возвращающегося с задания отряда. В руках у него воронела порядочная дура с коробчатым магазином в подбрюшье, из которой он начал поливать коридор. Шторм, успевший упасть на пол, крикнул: "Ложись, сейчас я этого умиротворю". Путин упал рядом с Щербаковым, Калинка с Бардиным отступили за угол и потому не видели, как их командир всадил в тело богатыря треть обоймы разрывных пуль. Пулемет еще несколько мгновений дергался вместе с убитым человеком и даже когда тот упал, соскользнув массивным телом по обудверку, пулемет продолжал стрелять. Пули уходили наискосок, ударясь в стену и рикошетом отскакивая от нее в разные стороны.
      Они поднялись и подошли к двери. За ней -- лестничная площадки, от которой вниз и вверх вели ступени. Это было худшее, что их ожидало: не зная планировки, можно угодить в западню. И, видимо, потому Шторм дал знать, чтобы движение прекратить, а сам вытащил из кармана трубку. Но ему не отвечали. Он упорно называл позывные "Я август, отвечайте...Я август..." Но ни один из группы Гулбе ему не ответил. Шторм не знал, что стены под мрамором проложены армированным железом, потому и не пропускали радиоволн.
      Лицо Шторма вдруг резко осунулось. В глазах появилось до селе неведомое выражение -- какой-то жуткий омут закружился вокруг расширенных зрачков. На скулах еще интенсивнее заиграли желваки, рот свела судорога. Опустив руку с трубкой, он оглядел всех, кто с ним был, и спросил: "Что будем делать? Возможно, случилось самое худшее... Две дороги и каждая из них -- в неизвестность..."
      -- Надо уходить, -- сказал Щербаков. -- И пусть все доводят до конца наши ВВС...Маяки установлены, так что...
      -- Это еще полдела, -- Шторм опустился у стены на корточки. -- А что вы думаете, Владимир Владимирович?
      Президент пожал плечами.
      -- Мы ведь все знали, за чем сюда идем, верно? Пострелять можно было и на полигоне, -- говоря это, Путин смотрел вниз, в землю, которая была усыпана гильзами и обильно полита кровью...
      Что бы еще президент сказал -- одному Богу известно, ибо в этот самый момент все отчетливо услышали пение зорянки тиу-тиу-тии, тиу-тиу-тии. Оно исходило откуда-то из земли и Шторм, вскочив на ноги, ринулся к ступеням, ведущим вниз. "Путин с Щербаковым остаются здесь, остальные за мной", -вполголоса приказал Шторм и, перехватив автомат, побежал в преисподнюю.
      Это был обыкновенный подвал с решетками -- тюрьма и первым, кого он увидел за ними, был стриженый, небольшого роста, в клетчатой рубашке парнишка. Прижавшись лицом к железным прутьям, он продолжал издавать птичье пение. Это был тот самый паренек, который вместе с другими рабами трудился на прокладке взлетной полосы. Сайгак, Валерий Мирченко... И рабы, увидев людей в камуфляже, отпрянули от решетки, сжались, пытаясь превратиться в ничто -- видимо, решив, что их пришли убивать. И только Сайгак, прилепившись к железу, продолжал ждать. Подойдя к нему, Шторм тихо сказал: "Валера, мы сейчас вас освободим, подниметесь наверх и там найдете оружие. -- И к Бардину: -- Взломайте замок, а если не получится, взорвите его к чертовой матери...А ты, парень тоже отойди к стене..."
      Но взрывать не пришлось, с помощью автомата и ножа Бардин сломал дужку замка и распахнул решетку. Встав в проеме, Шторм произнес речь:
      -- Кто не умеет или не хочет стрелять, может остаться здесь...
      Ему не дали договорить: руки узников дружно поднялись и подвал огласился почти истерическим кличем: "Даешь стволы!...Оружие рабам, мать-перемать и еще раз и еще раз мать-перемать..." И только один пожилой человек, видимо, доходяга, как сидел в углу, так и остался там сидеть...
      -- Возможно, у него инфаркт, -- объяснил Сайгак и шагнул за решетку.
      -- Валера, -- обратился к нему Шторм, -- бери командование рабами на себя. Но прежде, если, конечно, в курсе, обрисуй мне ситуацию...Словом, где могут сейчас отсиживаться главные удавы?
      -- Их апартаменты на той стороне, за стеной, -- Сайгак указал рукой на север...
      -- Тогда вперед, наверху ждут мои люди, поэтому я пойду первым.
      В течение десяти минут две трети численного состава рабов была вооружена принадлежащим убитым боевикам оружием. Пулеметом, который еще был теплый от стрельбы и из которого поливал боевик богатырского вида, овладел Сайгак. Второй пулемет достался взъерошенному долговязому человеку, одетому в изодранную солдатскую гимнастерку, застегнутую на единственную пуговицу. Под гимнастеркой -- тельняшка, тоже видавшая виды, но говорившая о принадлежности хозяина к особому роду силовых структур. Он подошел к Шторму и представился: "Иван Кострома, вологодский ОМОН...если можешь, одолжи, парень, хоть одну гранату..." Полковник вынул из подсумка две ручных Ф-1 и протянул бывшему омоновцу. Спросил: "Драться очень хочешь?" Но парень, засунув гранаты в карманы затасканных штанов, скривился, словно от сильной зубной боли, и ни слова не говоря, начал заправлять ленту в пулемет.
      Но, видимо, на все Господня воля. Снаружи, и это так же хорошо было слышно, как дыхание рядом находящихся людей, вдруг началась ожесточенная стрельба. И частые взрывы гранат. Путин прислушался, вне всякого сомнения, основные отголоски боя исходили с северной стороны, и он допустил самое для них неприятное: в бой вступила возвращающаяся группа боевиков, которая утром под боевые кличи уходила на задание...И как потом выяснилось, он не ошибся.
      Но зато глаза у Шторма вмиг изменились, в них заиграла жизнь, и он сказал: "Раз стреляют, значит, наши в порядке..."
      -- Эй, Валера! -- окликнул он Сайгака, -- возьми пару человек и проверь внутренности этого каземата. Только будь осторожен, тут много сюрпризов...-И Шторм, отфутболивая ногами гильзы и переступая лежащих боевиков, направился к выходу. За ним пошли Путин, Щербаков и оба морпеха... У Бардина, видимо, было осколочное ранение в ногу и там, где он ступал, оставались бурые капли
      Сайгак, между тем, подняв руку, громко объявил: "Всем рабам оставаться на месте...Трое добровольцев -- за мной, в разведку!" К нему устремилось несколько человек, но отобрал он на его взгляд самых боеспособных, к которым, видимо, успел приглядеться еще за решеткой. Среди них был и омоновец с красивой фамилией Кострома.
      К Сайгаку обратились двое пожилых заложников и пожаловались, что им не хватило оружия...Кто-то еще сказал, что автоматы есть, но патронов мало...
      -- Зубы есть, руки есть -- рвите и душите гадов, а те, у кого в руках стволы, стреляйте только в яблочко...Займите оборону и ждите нас...
      И Сайгак в сопровождении трех оборванцев, сжимающих в руках оружие, бегом направился в глубину подземелья, в те двери, из которых несколько минут назад он поднимался наверх...
      37. Бой в ущелье в ночь с 11-го на 12-е августа.
      Когда Гулбе с Виктором Штормом, прокладывая себе путь с помощью гранат, вошли в подземелье, на них со всех сторон обрушился автоматный огонь. Он был столь плотный, что не позволял поднять головы. Они залегли за какими-то ящиками, старыми седлами и короткими, экономными очередями, старались подавить сопротивление.
      Сзади звякнули пустые гильзы -- это подползал Изербеков. Части его лица, которые были видны из прорезей маски, превратились тоже в черный цвет. Пороховая копоть въелась в кожу, что, впрочем, было не самой большой проблемой в его жизни.
      Махмут прижался к полу, и плоским движением руки достал из-под живота гранату, затем скотч и двухсотграммовую тротиловую шашку. Обвязав гранату с шашкой, и выдернув стопорное кольцо, он с максимальным воодушевлением швырнул связку за ящики. Взрыв был неслабый. Над головой пронесся вихрь из стекла и дробленого камня. Жаркий пых прошелся по загривку и Гулбе, подняв голову, погрозил Изербекову кулаком: мол, не валяй, парень, дурака, смотри, куда бросаешь.... Но как бы там ни было, после тротиловой зачистки наступила тишина и Гулбе, а за ним и Шторм с Изербековым, зигзагами преодолели еще метров двадцать и уткнулись в округлое сооружение, сильно напоминающее лифт. Он был встроен в скалу и его двери из нержавейки носили следы осколков и пуль. Они были приоткрыты и на самом урезе лифта лежали один на другом два человека в камуфляже. Ствол автомата, оброненного в лужу крови, по-видимому еще был раскаленный -- под ним крошечными пузырьками вскипало это пресловутое буро-красное нечто...
      За лифтом -- лестница и Гулбе, бросив вперед гранату, побежал вниз.
      Но наверх тоже шли ступени и Изербеков на мгновение затушевался, не зная, куда направиться.
      -- Махмут, жди нас здесь, -- приказал ему Виктор и устремился за Гулбе.
      Когда их шаги умолкли и где-то хлопнули двери, раздались выстрелы. Изербеков, осторожно ступая, пошел наверх. Как сурок, вытянув шею, прислушиваясь, он миновал два пролета и ничего, кроме пустой сигаретной пачки, окурков, валявшихся на ступенях, не обнаружил.
      На лестничной площадке, куда он поднялся, увидел стальные двери без ручек. Но там, где они должны быть, виднелась небольшая бронзовая кнопка, которая, видимо, и служила средством общения с теми, кто был за дверью. Но кто бы там ни находился, добраться туда не было никакой возможности.
      Изербеков спустился вниз и пошел на выход. Он слышал, как внизу, в подземелье, строчат автоматы, то замолкая, то объединяясь в непрерывный хор. Раздавались одиночные взрывы, очевидно, в ход пошли гранаты.
      Воропаев, оставленный Гулбе на входе "на всякий случай", лежал за порогом, у подножия скалы.
      -- Ну как там? -- спросил он, не поднимаясь с земли.
      -- Трупов много, но кроме тех, которые нам нужны. Где-то тут лежали мины? -- Изербеков обвел ущелье взглядом.
      -- Пройди вдоль стены, за кустами найдешь.
      Но сначала он наткнулся на минометный расчет, уничтоженный в самом начале боя Штормом-старшим и Воропаевым.
      На мгновение Махмута охватила дрожь, но, преодолев минутную слабость, стал на ощупь шарить руками, пока не наткнулся на пирамидку мин. Подхватив за стабилизаторы две пузатые дуры, он бегом направился назад в подземелье. Воропаев вслед бросил: "Слышь, Махмут, потом не забудь меня сменить...Надоело валяться без дела..."
      -- Отдохни еще минуту, скоро появится вакансия, -- ответил Изербеков и побежал к лестнице.
      Он поднялся на этаж, к железным дверям, и сделал закладку: прибавил к мине брикет тротила и вставил в него конец бикфордова шнура... Но прежде чем его поджечь, он закурил и всласть затянулся. Это была первая затяжка почти за сутки. Когда шнур затрещал и огонек побежал в сторону шашки, он кинулся вниз по лестнице и устремился на выход. Бросился на землю рядом с Воропаевым.
      Взрыв был такой силы, что вымел из-под скалы все, что там находилось: ящики, накрытые бурками седла, рулоны ковров, валявшиеся гильзы и даже одного из мертвых боевиков, который лежал между лифтом и каменной перегородкой.
      -- Подъем, Алик! -- подхватился Махмут и устремился назад, туда, откуда еще валила пыль и тротиловая гарь.
      Они взбежали по лестнице, усыпанной каменными крошками, но сразу не стали соваться в открывшийся проем. Рваные края металлических дверей еще дымились, и Изербеков, чтобы не терять времени, одной рукой держа автомат, дал очередь, на что ему тут же ответили сдвоенной порцией автоматического огня. Пули звонко щелкали по остаткам двери и тут же падали горячими смятыми червячками.
      -- Тут без этого не обойтись, -- Воропаев одну за другой метнул в отверстие две гранаты и снова прижался к искореженному от взрыва обудверку.
      После разрывов гранат наступила неверная тишина.
      Изербеков, выждав секунды, предельно пригнувшись, вбежал в помещение, в котором, вопреки ожиданиям, было так много света, что он зажмурился. И чтобы не быть подстреленной куропаткой, он тут же упал на цементный пол и осмотрелся. Он не видел, но почувствовал, что Воропаев находится рядом... И то, что они увидели снизу, их поразило. Вдоль просторного помещения шли ряды столов, к которым во множестве подходили пучки проводов. В промежутках столов в разных позах лежали люди.
      Изербеков огляделся и понял, что находится в некоем вместилище, в котором доминируют телевизионные экраны. На одном из них он увидел застывшую картинку: горный склон, подлесок и ему показалось, что этот пейзаж он уже видел. Вспомнились слова Шторма, когда тот инструктировал группу перед вылетом из Бочарова ручья. А говорил он о центре электронного слежения, который есть у боевиков и который контролирует территорию в радиусе нескольких километров.
      Но как только Махмут приподнялся, чтобы сделать шаг вперед, откуда-то из-за распределительного щита выстрелили и пуля обожгла щеку Махмута. Он перекатился к стене и вытащил из подсумка гранату. Оглянулся на Воропаева, который хищно приготовился к прыжку. В руке у него блеснул нож...Однако это было слишком рискованно и Изербеков жестом остановил товарища, красноречиво подбросив в руках РГД-5. И тут же размахнувшись, отправил ее туда, откуда стреляли. Взрыв сотряс помещение, внося еще больший хаос и разрушения. Несколько телевизоров рухнули на пол, раздались хлопки -- звучно лопались кинескопы...
      -- А теперь, Алик, делай так, как я, -- Изербеков поднялся во весь рост и начал поливать помещение из автомата. Он шел вдоль рядов "самсунгов" и "филипсов" и с видимым удовольствием разносил их в пух и прах. Веер из стекла и пластмассы раскинулся от одной стены до другой.
      А по низу, обрубая коммуникации, стрелял Воропаев, отчего некоторые столы накренились и с них с грохотом начала падать на землю аппаратура. Этим маневром он не позволял подняться на ноги тем, кто еще мог находиться в помещении. И действительно, из левого угла снова начали стрелять, но пули прошли поверху. Когда Воропаев приблизился к тому месту, откуда оказывали сопротивление, он увидел раненого в лицо совсем молодого человека, одной рукой держащего автомат "узи"...Приставив ствол своего АК к груди раненого, Воропаев выбил ногой у него автомат. Спросил: "Чем, чмо, ты тут занимаешься? Отвечай, но только быстро..." Однако человек, скорчившись от боли, вяло отмахнулся от автомата и упал лицом на пол. Его встряхнула судорога и он затих.
      Изербеков громко окликнул Воропаева.
      -- Алик, ты только взгляни, что происходит на экранах? -- в голосе Изербекова слышалась глухая озабоченность.
      Воропаев не хотел верить своим глазам, когда взглянул на экран уцелевшего телевизора: на фоне того пейзажа, который он только что видел на другом экране, передвигались вооруженные люди, перепоясанные пулеметными лентами, несущие гранатометы и носилки с ранеными. Некоторые из них вели под уздцы лошадей, поперек спин которых находились связанные люди...
      -- Да это же...Черт возьми, да это же возвращаются боевики! -воскликнул Воропаев. Он неотрывно, словно завороженный, смотрел на экран, и, наконец, размахнувшись, сильно саданул по нему прикладом автомата.
      -- Дерьмо! Надо доложить Шторму.
      -- А где ты его возьмешь? Хотя...Попытайся вызвать его по трубке.
      Но трубка, по имени "моторола", безмолвствовала.
      -- Гоним отсюда! -- Воропаев решительно направился на выход, а когда они оказались на пороге этого электронного чистилища, вырвав зубами чеку, он бросил гранату в сторону распределительного щита. Пока она летела до точки приземления, они скатились по лестнице. Направляясь к выходу, Изербеков, с трудом сдерживая дыхание, проговорил:
      -- А что, Алик, наш президент того...Зачем он ввязался в эту авантюру?...
      -- Оставь, парень, это не нашего ума дело...Тебе не кажется, что Гулбе с Виктором что-то подозрительно долго молчат...
      Изербеков смотрел на взведенные бешенством глаза Воропаева, на его камуфляж, из плечевой части которого был вырван целый лоскут.
      -- Но сейчас важно предупредить наших о приближении боевиков....
      -- Согласен. Вот ты и сгоняй к полковнику Шторму, предупреди, а я спущусь вниз, -- Воропаев, резко сменив направление, побежал к лестнице. Возле лифта отчетливо ощутил запах крови.
      Потянуло сыростью, порохом и жженой оружейной смазкой. И ни шагу ступить -- всюду гильзы, которые, подобно роликовым подшипникам, перекатывались под ногами, превращая камень в скользящий лед.
      Перед ним было несколько дверей и он, ориентируясь по гильзам, вошел в ту, которая находилась прямо перед ним. Но когда он осторожно приоткрыл дверь и шагнул за нее, взгляд уперся в огромную, никак не меньше, чем в Большом театре, хрустальную люстру. Слева, на стене, в металлическом наморднике, горела лампочка, но ее свет полностью поглощался люстрой..
      Он оказался в довольно обширном помещении, сплошь заставленном солдатскими кроватями. На стенах -- большие красочные портреты, среди которых знакомые лица -- Барса, Тайпана, Гараева и главного туза -- Эмира, в чалме и с автоматом в руках.. На черном полотнище -- скрещенные сабли, а под ними арабская вязь...Все койки были застланы коврами, на некоторых из них лежали черные каракулевые бурки и папахи.
      Воропаев прошел вдоль рядов кроватей, спустился на три ступеньки вниз и завернул за скальный, ничем не прикрытый угол. Ни малейших следов присутствия людей. И каково же было его удивление, когда гнетущую тишину нарушили странные звуки, которые, впрочем, не могли принадлежать людям. Он прошел еще пару метров и открыл низкую дверцу: за решеткой увидел двух баранов, которые, видимо, тоже почувствовав присутствие человека, жалобно заблеяли. Их глаза с радужным окоемом тупо смотрели на него и Воропаев понял, что жертвенное заклание отменяется.
      Пройдя еще несколько метров, он попал в столовую, -- во всяком случае, об этом говорил большой накрытый металлической, возможно, серебряной посудой стол. Одиноко поблескивали высокие с изогнутыми узкими горлышками и ручками кувшины, большие блюда были заполнены разнообразным набором фруктов. У Олега началось сильное слюноотделение и он, подойдя к столу, взял с блюда грушу и надкусил ее. Рот наполнился сладким соком, и он ощутил несказанное блаженство. Он взял еще одну грушу и яблоко и положил их в подсумок для гранат. Он помнил об Изербекове...
      Он стоял у стола и задавал себе вопрос: куда могли подеваться обитатели подземелья? Где Гулбе с Виктором Штормом? Почему такая тишина и нигде не слышно выстрелов?
      Рука непроизвольно легла на спинку одного из стоящих стульев: она была непомерно высокая, обитая цветастым ковровым материалом. Он насчитал тринадцать стульев. За столом -- раскрыв зев, еще дымился камин... Шаги скрадывала подстилка с большим ворсом и нога в нем утопала по самую щиколотку.
      Он не стал задерживаться и вышел из столовой. Подойдя к еще двум дверям, рывком распахнул одну из них, а сам отпрыгнул в сторону, к стене. Но это был обыкновенный душ с четырьмя смесителями, за второй дверью -- туалет, выложенный кафелем, вдоль задней стены -- ряд унитазов...
      Пройдя еще несколько метров, он вдруг замер: послышался звук, непонятный и неизвестно откуда исходящий. Нигде больше дверей не было, но ниша в стене показалась ему подозрительной. Он вошел в нее и увидел в полу квадрат с утопленной скобой-ручкой. Присев на корточки, Воропаев весь превратился вслух и отчетливо услышал слабое покашливание. Он рывком приподнял крышку: в яме метр на полтора, в скукоженной позе, полулежало существо, отдаленно напоминающее человеческое. Огромный, обтянутый желтой кожей череп и такие же огромные пустые глаза взирали в темноту. Рука попыталась подняться, но цепь, к которой она была прикована, не позволила этого сделать. Человек был настолько истощен, что скорее напоминал мумию, в которой по каким-то незнакомым человеку законам еще теплилась искорка жизни.
      -- Кто ты? -- спросил Олег и взял человека за руку. -- Я свой, русский...
      Он видел, как человек, открывая рот, пытался сложить слова, но вместо этого из горла выходил сдавленный клекот. Однако глаза как будто стали осмысленнее, они на мгновение закрылись и Воропаев увидел, как через веки просматриваются зрачки. Это его поразило...Он взял пленника под мышки и почувствовал его невесомость. Он был легче малого ребенка. Но унести он его не смог: ноги у пленника тоже были скованы цепью и Олег уложил человека на место. И вдруг Воропаев услышал тихие, невнятные, как будто склеенные липкой слюной слова: "Я генерал...русский, два года здесь..."
      Воропаев силился вспомнить фамилию генерала, о котором так много писали газеты, но, видимо, увиденное вышибло из него способность вспоминать.
      -- Мы вернемся за вами, -- Олег ощутил свою беспомощность да и время было не с ним. Вытащив из кармана яблоко с грушей, он положил их рядом с черепком, в котором на донышке была вода, и отступил на шаг. Он больше не в силах был смотреть на этого до предела измордованного жизнью человека.
      Но когда он бежал по коридору, чтобы вернуться назад, позади раздались выстрелы, крики, суматоха...Он прислонился к стене и снял предохранитель. Из-за угла, за которым угадывалась скала, появились люди и он, к своему облегчению, увидел Гулбе с Виктором Штормом. Они вели, или, вернее, тащили за руки упирающегося человека. Он все время подгибал колени, скалил зубы, которые белой стрелкой прорезали густую черную бороду.
      -- Здесь я, "Алик", -- предупредил товарищей Воропаев. -- Кто этот мудак, ради которого вы тут застряли?
      Когда они подошли ближе, Гулбе, отдыхиваясь, произнес:
      -- Этот выползень прошлым мартом со своими гаденышами уложил целую роту...
      -- Вы лучше посмотрите вон туда, там наш генерал загибается.
      Боевика уложили лицом в землю, ему на спину ступила нога Воропаева. Ствол автомата он уткнул ему в затылок. Гулбе со Штормом отошли к яме, где сидел закованный человек.
      -- Он готов...умер, -- сказал возвратившийся Гулбе. -- Тут мог быть только один генерал...генерал Цвигун...
      -- Да я только что с ним разговаривал, -- у Воропаева тоже что-то случилось с голосом. Он вернулся к яме и, действительно, человек откинув свой неправдоподобно огромный череп к стене, широко раскрыв рот, словно он кого-то звал на помощь, не подавал признаков жизни. -- Эх, старина, мать твою так-перетак, ты что же, не выдержал встречи со своими...-- Тугой комок подкатил к горлу и Воропаев, чтобы снять невыносимую с души маяту, присел на корточки, утопил голову в колени и разрыдался. Потому что на мгновение он сравнил страдания этого человека с теми, которые выпали на его долю. В припадке бешенства Воропаев, подняв ствол автомата, направил его в сторону раздражавшей его люстры. И стрелял до тех пор пока не угас последний светильник и не оборвался трос, поддерживающий ее на весу. Люстра с грохотом упала на пол и последние стеклянные висюльки, сохранившиеся от пуль, звонко разлетелись по углам.
      Они уже подходили к лестнице, когда услышали наверху стрельбу.
      -- Да пристрелите вы эту суку, -- Воропаев указал автоматом на пленного боевика. -- Слышите, возвращается его отряд, сейчас будет не до него...
      -- Мы не можем его убивать, Гараев должен всю оставшуюся жизнь провести за решеткой.
      -- Наивняк, боюсь, что прежде тебя съедят земляные черви, -- Воропаев кинулся по лестнице наверх, где Изербеков уже вел бой с входящими в ущелье боевиками.
      Гулбе подтащил пленного к лестнице и наручниками приковал его к перилам. Вместе с Виктором они тоже побежали наверх.
      ... Так получилось: Изербеков, намерившийся сообщить о возвращении боевиков на базу полковнику Шторму, был на половине пути к овальному входу, когда услышал конское ржание и скорее почувствовал, чем увидел, спускавшихся в ущелье людей. Он повернул назад и, путаясь ногами в кустах можжевельника, устремился к тому месту, где находились гранатомет и миномет, принадлежащие боевикам. И опять ему пришлось переступать через тела убитых и опять внутри него что-то запротестовало, но страх и опасение, что он не успеет занять позицию, гнали его вперед.
      Станину гранатомета покрывала обильная роса, руки соскальзывали с металла. Однако ободряло то, что коробка с выстрелами была на месте и оставалось только выбрать нужный азимут. И когда он развернул гранатомет, уселся у его затвора, широко раскинув в сторону ноги. Автомат положил рядом, ладони тщательно вытер о штанины.
      Он видел как впереди вспыхнул огонек, возможно, кто-то из боевиков прикуривал, услышал цоканье копыт, разговор, смех и речь, которую, он хорошо понимал. И он подумал -- почему они так беспечны, почему идут в открытую, и неужели у них не было связи с теми, кто находился под скалами? Но ведь и они с Воропаевым тоже не могли соединиться со своими...хотя почему не могли, ведь возможен был и другой вариант...Возможно, просто не с кем было соединяться? От этой мысли холодок прошел по спине и Махмут взялся за поручни гранатомета.
      Ствол был задран кверху и он его выправил в горизонтальное положение. Или почти в горизонтальное. И когда, как ему казалось, до цели оставалось метров триста, а может, и того меньше, он начал стрелять, на несколько градусов смещая ствол гранатомета то влево то вправо. Отдача была тугой, тренога не имея под собой вязкой почвы, скользила и перемещалась по каменистой насыпи и ему надо было все время ее укрощать. Но не это его волновало, после пятого выстрела его слух поразило лошадиное ржание -- оно походило на плачь ребенка, тоскливое и болезненное. Однако он услышал и человеческие крики -- грубые и гортанные, сопровождаемые неистовой интенсивности стрельбой...
      Появившиеся из подземелья Гулбе с Виктором, пригнувшись, перебежали к противоположной стене ущелья и заняли оборону.
      -- Если они сюда просочатся, -- голос у Виктора загустел и стал неузнаваем, -- нам отсюда не выйти. Ни одному...
      -- Махмута надо поцеловать в темечко...Просто молодчага парень, -Гулбе, не стреляя, выжидал, всматриваясь в темень, и после каждого выстрела гранатомета закрывал глаза, чтобы взрывы их не слепили.
      Не стрелял и Шторм. Но когда гранатомет замолчал, он отдернув предохранитель, послал несколько коротких, из пяти-шести патронов, очередей. В ответ, по низу, сплошняком рассыпался веер из пуль, и, казалось, этой железной поземки не будет конца.
      -- У них скоро должен кончиться боезапас, -- сказал Гулбе, -- с задания обычно идут пустыми...
      -- А может, они как раз ходили за пополнением вооружения.
      -- Может быть...Витек, прикрой меня, я схожу к Махмуту...
      И Айвар, забросив автомат на спину, по диагонали пополз в сторону кустарника...
      ... Когда Шторм-старший и следовавшие за ним Путин с Щербаковым и оба морпеха попытались выйти из укрытия, сделать это оказалось невозможным. Плотность огня была настолько велика, и он был настолько настильный, что ни о каком продвижении вперед не могло быть и речи. Полковник подошел к мини-бульдозеру и кулаком стукнул по кабине. Обернулся к сгруппировавшимся рабам, спросил: "Кто из вас может управлять этой машинкой?" Вперед вышел седовласый, в потрепанной солдатской форме человек. Готовность быть полезным и подавленность отражались в его широко расставленных глазах.
      -- Тогда, парень, заводи эту малютку. Скребок подними до уровня ветрового стекла...
      Все понимали, что задумал полковник.
      Шторм подошел к Путину.
      -- Владимир Владимирович, я не знаю, что делается на той стороне, но здесь мы гадов не нашли, -- Шторм внимательно наблюдал за разворачивающимся бульдозером. -- Поэтому приказываю, вы сейчас со своим телохранителем и морскими пехотинцами по ущелью направитесь на юг, подниметесь на гребень и той же дорогой, которой мы шли сюда, добираетесь до места сбора. Туда, на высотку, прилетит вертолет...
      -- Но...-- Путин пытался возразить, однако полковник не давал ему слова.
      -- Володя, так надо...-- Он явно хотел вывести президента из боя. -Патроны у людей небезграничны, у бандюг численное превосходство, так что будем считать это нашим тактическим маневром... Не сейчас, но мы их все равно зануздаем...
      -- А что будет с вами? Что будет с ними? -- взгляд в сторону рабов. -Пришли вместе и уйдем вместе, и заберем их...Прошу к этому разговору больше не возвращаться...
      Шторм понял -- согласия не будет.
      Бульдозер между тем подкатил к выходу и случилось неожиданное: Путин, отбросив автомат за спину, вскочил на подножку и рванул дверь на себя.
      -- Подвинься! -- крикнул он рабу и взялся за баранку.
      Он порулил туда, откуда шли отзвуки боя и когда вышел на прямую, услышал сильную вибрацию, которая охватила передок бульдозера. Пули, ударявшиеся о поднятый скребок, искрами отлетали в сторону, напоминая электросварку.
      Левым бортом он притерся к стене. Человек, находящийся на втором сиденье, все время оборачивался, словно стреляли не в лоб, а сзади.
      -- Смотри-ка, хлопцы идут за нами, -- сказал пассажир и Путин понял, что он имел в виду. Да он и сам догадывался, что Шторм обязательно воспользуется прикрытием и потому особенно на газ не жал.
      Сначала разорвало правое переднее колесо, раздался мощный хлопок и бульдозер скользнул вбок. Потом второе... Неожиданно распахнулась дверца и в проеме Путин увидел полковника Шторма. Тот буквально влетел в кабину. Одышка мешала сразу начать разговор.
      -- У проемов тормозни, -- он положил руку на баранку рядом с рукой президента. -- Я только что разговаривал с Виктором...они захватили заместителя Барса, и нашли генерала Цвигуна...К сожалению, мертвого...Главных сволочей там тоже нет, но необследованным остался весь низ...лабиринт и, возможно, они там.
      На раздумье у президента было ноль секунд и он отрезал: "Не вижу причин, чтобы не устранить этот пробел...Однако идет бой..." Шторм: "Здесь достаточно сил без нас... Притирайся к стене...", -- и полковник выскочил из бульдозера.
      Перед тем как сделать то же самое, Путин обратился к рабу:
      -- Сколько времени вы не были дома?
      -- Уже и не помню...три или четыре года, я тут после первой войны,..-голос человека дрожал и президент, желая его ободрить, положил руку ему на плечо.
      -- Тогда я вам не советую лезть в эту кашу. Возвращайтесь назад...
      -- Ну уж этого не будет...У тебя, браток, не найдется сигаретки, зверски хочется курить...
      -- Нет, я не курю. Тогда хотя бы не лезьте на рожон и ждите нас здесь.
      Путин выбрался наружу и увидел Шторма, стоящего среди убитых боевиков. Запах солярки сменился на жуткие ароматы, которые источают застарелые подтеки крови.
      Проходя мимо дверей и глядя на их бронированную непоколебимость, он подумал, что им мог бы позавидовать любой банк мира. От дверей в металлическую раму входили два гидроцилиндра "пятидесятки", что говорило о массивности и крепости запоров. Из одного из них, видимо, развороченного взрывом гранаты, стекала густая, как смола, жидкость.
      Шторм нетерпеливо курил и когда президент оказался рядом, сказал: "Вот куда ушли денежки, которые направляются на восстановление Чечни..." Он обвел рукой пространство и, развернувшись, зашагал в сторону лифта. Шел так, словно был здесь уже не раз и знает каждый метр этого пропахшего порохом и кровью дьявольского лабиринта.
      Миновав лифт, они подошли к прикованному, висевшему на наручниках боевику -- он не мог сидеть и не мог встать во весь рост, ибо был прикреплен к одной из серединных поперечин перил.
      -- Где твои кумовья, Гараев? -- спросил его Шторм. -- Не хочешь сотрудничать, будешь здесь болтаться пока не подохнешь...Куда ведет лифт?
      Однако откровения не последовало. Человек скрежетал зубами, его мучила адская боль: впившиеся в мясо кольца наручников рвали жилы и ломали кисти рук.
      -- Может, его пристрелить, чтобы не мучился? -- предложил Шторм и президент снова почувствовал себя не в своей тарелке.
      -- Его надо связать, а то от болевого шока отдаст концы...
      -- И пусть подыхает, -- однако Шторм, выдернув из одного из карманов вязку, ножом отмахнул от нее пару метров.
      Сначала связал боевику ноги, обутые, кстати, в десантные ботинки, которые американцы специально выпускают для своей "Дельты". Когда он его перевернул, чтобы спутать руки, где-то внизу послышался звон гильз, громкий топот бегущих ног. Путин изготовил автомат и на две ступеньки поднялся вверх, прислонясь спиной к стене. Когда дверь распахнулась, они увидели Сайгака -- он был разгорячен и в глазах плясали чертики. За ним показалось лицо Костромы, с которым он уходил в подземелье.
      -- Хорошо, что вы здесь, -- стараясь сдержать дыхание, проговорил Мирченко. -- Эти катакомбы ведут в горы, тут всюду ловушки и мы едва не угодили в...
      -- Стоп, парень, не тарахти! -- Шторм глазами указал на боевика. Обняв Сайгака за плечи, отошел с ним в сторону.
      -- Говори, Валера, по существу, у нас мало времени...
      -- Вы видите, здесь все сообщается...Мы сейчас побывали в подземелье и вот что там нашли...-- Сайгак вытащил из кармана и передал Шторму клочок материи. Хоть и было сумеречно, но полковник с первого взгляда определил непреходящую ценность находки.
      -- Ты вот что, отправь своих людей наверх, надо помочь нашим...
      -- А что мне делать?
      -- Ты пойдешь с нами и покажешь подземные ходы.
      Сайгак круто развернулся, но его за рукав удержал Шторм.
      -- Ты очень прыткий...Послушай, со мной может всякое случиться и я тебе должен сказать одну вещь...Этот человек, который со мной, наш президент...Путин...
      Сайгак сглотнул слюну, глаза его, не маскируясь, выразили недоверие. Понимая это, он их опустил и стал поправлять пулеметную ленту, которая свисала с одного плеча.
      -- Не может этого быть, -- тихо прошептали жгутом свитые губы.
      -- Может, а сейчас отдавай команду своим людям и веди нас в пещеру.
      Сайгак остался один, его рабы направились в сторону выхода.
      И снова звон гильз раскатился по всему лабиринту подземелья. В их сторону бежал потерявший президента Щербаков. Ворот у него был расстегнут, в одной руке он держал автомат, в другой -- маску, которой он время от времени вытирал лицо. И когда он увидел Путина, сбавил шаг и, как ни в чем не бывало, встал рядом и стал наблюдать за действиями Шторма
      А тот, перевязав морским узлом руки пленного, снял с него наручники и отбросил их в сторону.
      Кусок материи, которую Сайгак передал Шторму, был в крови и когда полковник показал его Путину, Щербаков сразу же отреагировал: "От чалмы Эмира, видимо, кто-то из наших достал его..."
      Они спустились вниз и шедший впереди Сайгак привел их к узкой, с тонкими перилами, лестнице, ведущей вниз. Когда двадцать три ступени остались позади, перед ними открылся довольно широкий проход, заполненный инженерными сооружениями. Под потолком -- светильники в проволочных колпаках. Несколько труб большого диаметра уходили в перспективу, более тонкие -- частым гребешком соединялись с потолочным перекрытием.
      -- Автономная вентиляция, -- тихо сказал Шторм.
      -- И не только, -- ответил президент, -- автономное водо- и электроснабжение.
      Однако больше всего их поразили огромные, примерно, метровой высоты, пружины, расположенные по всему периметру помещения. Это, вне всякого сомнения, были противотектонические стабилизаторы, подпирающие весь скальный монолит. Таким рессорам не страшны ни мощные подземные толчки, ни прямое попадание ядерной ракеты.
      Путин, глядя на эти гигантские пружины, силился вспомнить, где он мог подобное видеть? И вспомнил: еще учась в 101-й разведшколе, им показывали документальный фильм об американском центре наблюдения за летающими объектами...Он тоже расположен в скалах и там точно такие же стабилизаторы, подпирающие ту засекреченную гору...Целый город с автономным обеспечением, разве что без окон. И в котором без выхода на поверхность можно продержаться более двух лет...И тогда преподаватель поставил перед ними задачу: найти наиболее эффективный способ получения информации из этого, казалось бы, непреодолимого скопища плодов американской научно-технической мысли...
      Он перебирал в памяти лица и фамилии своих однокашников пока, наконец, не остановился на Борисе Мудрове. Через неделю после задания, тот пришел в аудиторию с плакатом, на котором с дотошными подробностями, в цвете, было показано, как с помощью искусственного дождеобразующего порошка можно изменить климат в районе Центра...На первый взгляд это была абсолютно абсурдная идея: возникшие ливни, спровоцируют сель, который подобно грунтовке заполнит все щели и выемки и, в том числе, каналы вентиляционной системы. И что самое фантастическое в задумке Мудрова -- в грязевые потоки внедрить тысячи электронных микрожучков, которые подобно холестериновым бляшкам осядут на внутренностях бесчисленных трубопроводов и станут затем идеальным источником получения информации...
      ...Стрелять начали из-за едва различимого сооружения, напоминающего египетскую пирамиду. Несколько трассеров, словно новогодний серпантин, закрутились возле них и Щербаков, схватив президента за рукав куртки, бросил его на пол.
      Рот и слизистую оболочку носа забила сухая пыль. Хотелось чихать и кашлять, но президент, прижав к лицу ладонь, сдержался, не издал ни звука. Он услышал слова Шторма: "Отходим к трубе, иначе нас тут перещелкают..." И быстро, перекатом, они добрались до трубы, по которой хлыстом била автоматная очередь, сдирая с нее теплоизоляцию. Куски стекловаты вместе с фольгой закрутились в бешенном вихре и, казалось, еще мгновение и все помещение вместе со всем железом, которого там было в изобилии, завертится и подчиненное центробежным силам разлетится на мелкие куски...
      Шторм притаился возле большого вентиля, и ему хорошо были видны точки, откуда исходили автоматные очереди. Он прицелился, но его опередил Щербаков. Одну за другой он бросил две гранаты и снова растянулся возле трубы, прикрыв собой президента. А того, видимо, такая плотная опека раздражала и он локтем саданул в бок своему телохранителю.
      Его не отпускало чувство, что на всем протяжении операции он исполняет роль нерасторопного, ни на что не способного статиста. С одной стороны его сковывало осознание собственной неопределенности, с другой -- ему просто не давали возможности быть самим собой. "А какой я? -- спросил он себя. и вспомнил кусок от чалмы...пятна крови по золотистому, в мелкую зеленую клеточку, шелку. -- И через это его мысли отлетели в Свято-Данилов монастырь, где он получил благословение отца патриарха Алексия...Благословение, чтобы убивать? Нет, ставя так вопрос, ты оправдываешь свою нерешительность, ведь по существу тебе очень страшно...страшнее, чем ты мог себе это представить, и все, что было для тебя ясно и просто в Москве, здесь, под скалами, стало совершенно неоспоримым фактом -- жизнь дается один раз и больше ее никогда не будет...Верно, она дается один раз, но так же верно и то, что рано или поздно она кончится. Что бы ни произошло в подлунном мире, все равно кончится. Как кончается бензин в машине или вот в этом автомате патроны..." -- он положил ладонь на магазин. Он был холодный, как и металлическая труба, до которой мог дотянуться его лоб.
      Тишина, наступившая после того, как Щербаков кинул гранаты, была абсолютной. Если, конечно, не считать бешенных ударов сердец и тиканья ручных часов.
      Шторм, крадучись, начал продвигаться вперед -- между трубопроводами и стеной. За ним, пригнувшись, двинулся Путин. По-прежнему все было тихо.
      На повороте они увидели двух убитых человек: один уткнулся носом в кучу щебня, второй, раскинув крестом руки, лежал на спине. Рядом со сведенными судорогой пальцами находилась снайперская винтовка с оптикой.
      Сайгак жестами указал дорогу.
      Они прошли еще метров пятнадцать, когда впереди вспыхнул и погас огонек -- прозвучал выстрел. Пуля проныла возле самой щеки Путина. Ему показалось, что сзади послышался тяжелый выдох человека... Он боялся оглянуться, но сделал это -- прижав руку к горлу, на земле сидел Щербаков и сквозь пальцы хлестали струи крови. Его глаза были широко открыты, рот делал схватывающие воздух движения и его последними словами были: "Я мертвец". Но убитый еще слышал команду Шторма "ложись!", и тяжелую дробь пулемета, из которого Сайгак поливал тех, кто стрелял из сумеречной глубины прохода.
      Подползший Шторм констатировал банальную истину: "Толя готов, перебита сонная артерия". И словно оправдываясь: "Думаю, дальше идти нам не следует, слишком опасно." Путин: "Согласен... но все бросать на полпути...Они где-то здесь..." "Возможно, -- не желая спорить с президентом, холодно проговорил Шторм. Он думал не о себе, слишком велика на нем лежала ответственность, -но у них явное преимущество -- засада, которую обойти будет чрезвычайно трудно.". "Жаль, ведь второго такого случая может не представится..." -рука президента лежала на еще теплой щеке Щербакова и ему казалось тело не холодеет, а наоборот -- набирает температуру...
      Но ситуация неожиданно изменилась. Пока они рядом с убитым Щербаковым выясняли отношения, Сайгак по рысьи бесшумно миновал слабо освещенный туннель и, перешагнув застреленного им боевика, нырнул в отходящий от главного ствола проход. Однако не успел он ступить за каменистый выступ, как уловил чуждое присутствие. Рядом кто-то был и Сайгак инстинктивно кинул руку к ножу, который он снял накануне с убитого боевика.
      В свете одинокой, слабого накала, лампочки он увидел прижавшуюся к стене фигуру бородатого человека, в руке которого чернел длинноствольный пистолет. Сайгак взмахнул рукой и отсекающим движением саданул по предплечью своего противника. Он видел как тот, скривившись от боли, выронил оружие. Опустившись на колено, человек начал здоровой рукой шарить по земле. Сайгак сделал шаг и, обняв его за шею, приставил клинок к горлу.
      -- Не рыпайся, дорогой, -- предостерег Мирченко боевика, -- мы здесь вдвоем и никто тебе не поможет... А теперь, будь добр, скажи, где твои эмиры?
      Но вместо внятного ответа, он услышал какое-то нечленораздельное мычание. Человек явно был не из местного племени. Тогда Сайгак объяснил суть своего вопроса по-английски и, к своему удивлению, получил быстрый ответ, который выражался в красноречивом жесте боевика. Здоровой рукой тот указал куда-то вдоль прохода, загребая ладонью воздух. Затем он поднял руку над головой и сделал такое же крутящееся движение...
      -- Ты говоришь о геликоптере? (по-английски)
      -- Да, да, они улетают в Арабию... Хозяин ранен в голову и ногу, Шамиль убит...(по-английски)
      ...Рассказ Сайгака дал им надежду. Но возникла проблема: Путин, ощущая моральную ответственность за своего телохранителя, не знал, как поступить -брать ли тело Щербакова с собой или оставить в подземелье.
      Однако его торопил Шторм.
      -- Если это правда, о чем говорит Валера, нам надо спешить. За Анатолием мы обязательно вернемся...
      Президент наклонился к убитому товарищу, положил ухо к нему на грудь. Нет, жизнь ушла, все было спокойно и мертво в груди телохранителя.
      И они вновь устремились по узким ходам, стараясь не выпускать из виду продвигающуюся впереди юркую, невысокую фигурку Сайгака. Когда они повернули в проход, наткнулись на окровавленный труп боевика.
      Совершенно неожиданно они уловили свежее дуновение. И ароматы августа. Однако под впечатлением скорого выхода из-под земли едва не напоролись на ловушку. Провод шел на уровне живота и первым с ним соприкоснулся Сайгак. Он замер на полшаге и, подняв руку, дал сигнал опасности. Шторм с президентом прижались к стенам прохода, ожидали выстрелов или взрыва. И дождались бы, если бы Сайгак плохо освоил диверсионное дело, которому его обучали в спецшколе. Он пупком почувствовал опасность. И верно: тонкая нитка провода шла к порогу и за ним оказывалась в сцепке с МОН -- противопехотной миной, в брюхе которой два кило тротила. Рвани она, и не было бы о чем говорить, а так, отсоединив замедлитель, он позвал Шторма. Тонким пением, каким общаются между собой зорянки.
      И каково же их было удивление, когда они услышали стрекот цикад и кожей ощутили прелесть августовской ночи. Они вышли наружу, что подтвердило вывод, к которому еще раньше пришел Сайгак: катакомбы явно соединялись с внешним горным миром, о чем свидетельствовали силуэты деревьев и раскинувшееся над ними яростно сверкающее мирозданье.
      Взглянув на небо, Путин нашел Полярную звезду и понял, что опоздал на "свидание" со своей Людмилой Александровной. По часам было уже далеко за полночь.
      -- Тут вертолет приземлиться не может, -- Шторм присел возле пенька. В голосе нотки настороженного успокоения.
      -- Почему не слышно выстрелов? -- спросил Путин и тоже опустился на землю.
      Сайгак поднял голову и словно настороженный олень повел головой.
      -- Значит, банду добили, -- резюмировал он. -- Теперь надо взять за бороду Барса и можно возвращаться.
      Путину показалось, что в хоре цикад появился лишний звук. С юга нарастали характерные шумы. Рокот, который не спутаешь ни с каким другим. Шторм поднял голову и окинул взглядом сектор неба. Непоседливый Сайгак, вскочив на ноги, поднялся на валун и тоже оглядел небо.
      -- Вертушка, -- Сайгак соскочил с камня и подошел к Шторму. -- Товарищ подполковник (он еще не знал о повышении в звании своего бывшего наставника), судя по нотам, скоро начнется эвакуация заграничного гостя, а мы не знаем, где это знаменательное событие может произойти.
      -- Только в одном месте, -- в голосе Шторма звучала безапелляционность. Он поднялся и шагнул в том же направлении, откуда слышались звуки вертолета. -- Это может произойти только на седловине, на западной стороне ущелье, откуда мы начинали операцию.
      -- Это вероятнее всего, -- Путин направился вслед за Штормом. -- Весьма подходящее место для посадки вертолета.
      Они спешили. За ноги цеплялся бересклет, но самое сложное было преодолевать полосу камнепада, которая белесой дугой подходила почти до самого гребня ущелья. Однако наступающий рассвет облегчал путь и они довольно ходко подобрались к тому месту, откуда начиналась зубчатая гряда.
      Президент думал о Щербакове. Из головы не выходили его последние слова "я мертвец", которые были несовместимы с веселым характером и здравомыслием Щербакова. "А что ты скажешь перед тем как уйти в тот мир? -- спросил он себя. -- Впрочем, это может случиться в любой момент... А может, уже случилось и я пребываю в своем последнем сне? Нет, это не сон -- реальнее реальности не придумаешь. Впереди идет пожилой человек, кости и жилы которого старее моих на целых десять лет. Конечно, он устал и ему такая гонка ни к чему... А этот парень, благодаря которому мы выбрались из ада и движемся к чему-то неизвестному и, возможно, еще более страшному испытанию -- что он чувствует? Усталость, желание отомстить, восторг от предвкушения схватки?"
      -- Володя, давай руку, -- донесся до него голос Шторма.
      Путин поднял голову и на фоне бледнеющего неба увидел силуэт полковника, взобравшегося на скальный выступ..
      Гул вертолета между тем приближался. Нарастал снежным комом и они побежали. Впереди заросли вереска, три или четыре карликовые сосны и -поляна. Видимо, на нее и был настроен садиться вертолет.
      Дыхание начало срываться и на мгновение Путин остановился, чтобы схватить воздуха. К нему вернулся Шторм.
      -- Еще рывок и мы на месте, -- тоже срывающимся голосом произнес полковник.
      Ночь сдавалась.
      "Каждая нация считает себя выше других наций. Это порождает патриотизм и войны... Кто же сказал эти замечательные слова? Сейчас доберусь до того дерева и вспомню... А что Толстой думал о патриотизме? Прибежище подлецов... Нет, нельзя путать патриотизм с национализмом, это совсем другая опера..."
      Дистанция была слишком близкая, а потому небезопасная для них. Но по другому нельзя -- кустарники и редкие деревья не позволяли атаковать с более рациональной дистанции. Шторм, разумеется, это прекрасно понимал и потому предложил:
      -- Володя, не будем рисковать всем гамузом, тебе надо немного отойти, прикрыть нас.
      "Эх, старина Шторм, твою хитрость, шитую белыми нитками, я, конечно, ценю, да только это не про нас. Отошли лучше в тыл Сайгака. Ему еще жить и жить..." -- подумал президент, но вслух сказал другое.
      -- Летают, сволочи, словно у себя дома.
      Они залегли как раз в тот момент, когда над поляной завертелись ураганные вихри. Машина шла на посадку без единого огня и лишь по абрису можно было догадаться, что это легкий вертолет, способный взять на борт не более трех-четырех человек.
      -- Вот черт! Вы видите? -- Шторм смотрел левее вертолета, откуда появились люди. Двое несли носилки, двое других вели под руки человека, одетого в светлое. И это одеяние многое им рассказало.
      -- На носилках, видимо, труп Тайпана, а этот баклан с подбитым крылом наш Эмир...
      -- Но я не вижу Барса, -- сказал Путин, для чего ему нужно было поднести губы к самому уху полковника.
      Но Шторм не ответил, он, словно подслушав мысли президента, что-то сказал Сайгаку и тот, сорвавшись с места, пригнувшись, скрылся за кустами. До Путина не долетели слова, сказанные Штормом Сайгаку: "Отсюда нам самим уже не выгрестись, беги, сынок, на 502-ю высотку, к нашим и соединись с Касьяновым, он в курсе... Пусть пришлет пару-тройку вертолетов с десантом, тут скоро может многое измениться...И запомни пароль: "Перелетные птицы остаются зимовать". Эти слова откроют тебе дорогу..."
      Когда Сайгак уже поднимался с места, вдогонку ему Шторм бросил: "Если, не дай Бог, больше не увидимся, обними Виктора и скажи ему, что батя его очень любил..."
      Вихри от вертолетных винтов продолжали бушевать в предутренних кустарниках.
      -- Пусть все усядутся и тогда...-- полковник вытащил из подсумка еще одну гранату и положил рядом с автоматом. -- У тебя заряжено? -- спросил он, имея в виду подствольный гранатомет.
      Путин кивнул.
      -- Тогда в два смычка сыграем эту увертюру, -- в голосе Шторма слышалось не то бравурность, не то непроизвольное желание как-то подбодрить своего президента. -- Я бью в винт, а ты постарайся засадить в брюхо...
      Путин опять кивнул. Хотелось спросить -- куда Шторм отправил Сайгака, но тут их отвлекли.
      Сначала хотели занесли в вертолет носилки, но человек, соскочивший с него на землю, отметающими жестами дал понять, что до них еще не дошла очередь. Носилки поставили на землю и несшие их люди стали наблюдать, как медленно, словно речь шла о фарфоровой статуэтке, в вертолет стали вводить Эмира. Ему надо было преодолеть три ступеньки, сброшенной с борта лестницы и, видимо, эти три ступени были для него настоящим Эверестом. Его поддерживали под руки, но входя в дверь, автомат одного из сопровождавших боевиков зацепился за корпус вертолета, не позволяя войти во внутрь. Стоящий внизу человек, из тех, которые сопровождали носилки, поспешно поднялся и высвободил зацепившийся ствол. Когда боевик спустился обратно на землю, случилось непредвиденное: из вертолета возник короткий трассер и двое у носилок, словно подкошенные, упали возле них.
      -- Барс, сволота, кажется, уносит ноги, бросает своих союзничков...А вот он и сам, -- и действительно из темноты, низко пригнувшись, придерживая рукой на голове берет, показался Барс. За ним -- двое с большими баулами. Барс остановился у вертолета и подождал пока груз занесли во внутрь. И вновь в дверном проеме появился человек и стал что-то жестами объяснять Барсу. Но тот тоже замахал руками и, выхватив из поясной кобуры пистолет, наставил его на стоящего в дверях. Однако это не помогло: людей Барса постигла судьба тех двоих, оставшихся лежать у носилок...Из-за спины стоявшего в дверях бородача, кто-то дважды выстрелил и двое приближенных Барса тут же уткнулись носами в землю. Человек подал Барсу руку и тот, засунув пистолет за пояс, принял помощь и залез в вертолет...
      Шторм, встав на колено, прицелился. То же самое сделал и Путин -- через прорезь прицела нашел нижний обвод вертолета и указательный палец на казеннике гранатомета медленно заскользил к спусковому крючку.
      Вертолет, набирая обороты, задрожал, его хвост вздернулся вверх и было очевидно, что груз в нем неподъемный. Однако через силу винты преобороли таки земное притяжение, машина еще больше завибрировала и как будто начала отрываться. И в эти напряженные секунды, произошло непредвиденное: что-то сверкнуло с той стороны, откуда пришел Барс, прочертило предутреннее пространство и огненно соприкоснулось с вертолетом. Рвануло. Винты хаотично заплелись и, подчиняясь центробежной силе, тяжело рухнули на землю и несколько метров своими острыми ребрами гибельно скребли землю. Вторая граната, пущенная с несколько смещенного угла, клюнула дюралевый бок вертолета и к небу взметнулся гигантский стог огня и того, из чего состоял и что в себе таил геликоптер...
      Носилки взрывной волной подняло и, как осенний лист, протянуло метров на двадцать в сторону ущелья. Человек, лежащий на них, вывалился на землю и остался лежать лицом вниз. Но несколькими мгновениями раньше, Шторм, сорвавшись с места, сделал в сторону президента немыслимый прыжок и отгородил его от огня и осколков пораженного насмерть вертолета...
      Их тащило вместе несколько метров по земле, пока сознание не погасло. Когда Путин снова открыл глаза, увидел спокойное пламя и россыпь огненных очагов -- это горели островки разбрызгавшегося керосина.
      Он огляделся, но никого рядом с собой не обнаружил. Он еще не понимал, что на какое-то время потерял сознание и времени прошло больше, чем ему казалось. Он хотел позвать Шторма, но язык не повиновался. И ноги, когда он попытался встать, тоже не подчинились. Пополз, но двигаться мешали карманы и то, что в них было. Перевернувшись на спину, он какое-то время так и лежал, вперившись пустым взглядом в небо. И его губы помимо воли стали произносить то, что болезненно подсовывала память: "Сверх меры мир в пространстве небосвода, запасы света в дальних закромах. Как странно нам величие исхода, но как близки прощание и страх! Звезда упала. На устах у всех за нею вслед желанье просияло: что истекло и что нашло начало? Кто провинился? Чей искуплен грех?" (Рильке "Ночное небо и звездопад").
      Сколько он пролежал в полузабытье, он не знал. Рука, лежащая на земле, ощущала сырое прикосновение травы, другая рука сжимала ремень от автомата. Само оружие находилось где-то у изголовья и он, подтянув его к себе, положил на грудь. И закашлялся. Нащупал флягу и сполоснул ее содержимым рот. Сделал глоток, второй...в ноги потекло тепло, в душу -- обманное успокоение.
      Когда он поднялся на ноги, весь мир кувыркнулся, но тут же встал на место. В тех местах, где, по его воспоминаниям, еще недавно пылал огонь, теперь стояла серая мгла, в которой отчетливо выделялись кусты и деревья. Он сделал шаг и ощутил под собой не очень надежную твердь. Ему показалось, что где-то за кустарниками, именно в той стороне, откуда прилетел вертолет, раздались одна за другой короткие очереди. Затем -- два одиночных выстрела...
      Дойдя до границы кустарника, огляделся и то, что больше всего боялся увидеть, увидел. Шторм лежал на боку без признаков жизни.
      Путин ощутил мертвенный холод и никчемность его автомата, за ствол которого взялся, чтобы освободить от него руку полковника. И взяв за эту руку, он перевернул его и увидел глядевшие в небо безмерно уставшие глаза. Они были светлы и спокойны, но не мигали, не вопрошали и не внимали. В уголке левого глаза скопилось мокро, и Путин своей маской-шапочкой неловко вытер эти уже успевшие охладиться капли влаги.
      Причину смерти Шторма он обнаружил не сразу. Это был дюралевый осколок, по форме напоминающий равнобедренный треугольник. Он впился в шею, чуть ниже затылочной впадины и, видимо, рассек позвоночник. "Это предназначалось мне", -- президент поднял к небу голову и подобно волку-одиночке завыл. Что-то невыразимо горькое вырывалось из груди и, вырываясь, заставляло его издавать эти нечеловеческие звуки. "Вот и все, теперь ты можешь и сам подыхать", -Путин прикрыл полковнику веки и, взяв его автомат и две гранаты, поднялся. Он думал о Сайгаке и даже окинул взглядом пространство, медленно выходящее из ночи, но ничего не заметил.
      Он пытался сфокусировать мысли, но они подобно солнечным зайчикам, разбегались в затуманенном сознании. Вопрос был простой: кто стрелял по вертолету? Он даже снял с плеча оба автомата и осмотрел подствольники -гранаты были в гнездах. Но как ни странно, догадка, что по вертолету он не сделал выстрела, его не расстроила. Значит, в том, что он разлетелся на куски, их заслуги и нет...Не вины, а именно "заслуги", как про себя прокомментировал Путин. Появилась мысль об американской спецгруппе, но это было так чуждо его ощущениям, что он отбросил эту мысль, как очень далекую от его конкретных переживаний...
      Он вышел на поляну, где пахло жженым горючим и алюминием. Ноги то и дело натыкались на обломки, ступали в сгоревшую траву, шли по всюду раскиданным зеленым прямоугольничкам. Они липли к ногам, порхали в предутренних воздушных ручейках и один из них он поймал и поднес к глазам. Это была новенькая сто долларовая купюра. Он вспомнил посадку в вертолет и двух человек, которые вместе с Барсом заносили в него большие баулы...На обожженном кусте вереска, влекомый воздушным потоком, колыхался светлый лоскут от одеяния Эмира. И как насмешка -- внизу куста, оскалившись, с открытыми глазами застыла его мертвая голова...
      И вдруг в абсолютной тишине он услышал стон и пошел на него. Была мысль о Сайгаке, но когда он приблизился почти к краю ущелья, увидел лежащего человека без ноги. Он был на спине, голова откинута назад, нос и борода просяще вздернуты к небу. Приблизившись к человеку, Путин увидел белую повязку, которая охватывала грудь и на которой отпечатались темные пятна. Человек что-то силился сказать и, судя по всему, он говорил на своем, непонятном Путину, языке. Но когда человек открыл глаза, Путин узнал его -этот взгляд нельзя было спутать ни с каким другим. Но сейчас это был другой взгляд -- отстраненный, страдающий. Часть бороды была сожжена, от нее несло палеными волосами, и рука, лежащая на груди, тоже напоминала головешку.
      Глаза смотрели вопросительно и недоуменно. Путин, тоже не отрываясь, вглядывался в лицо врага. "Здравствуй, Шамиль, -- сказал он и не поверил своим словам. -- Скажи, чем я могу тебе помочь?" Но тот не в силах был шевелить языком. Однако стонать перестал. Смотрел, изучающе и, как будто не доверяя себе, то отводил взгляд, то снова впивался в лицо подошедшего русского. Наконец выдавил: "Пи-ить..." Рука просяще вяло поднялась от груди и легла рядом с коленом Путина. "Подожди, -- Путин достал из карманчика аптечку и вскрыл ее. Разломил ампулу с морфием и набрал его в шприц. -- Тебе сейчас полегчает, потерпи минутку..."-- Он взял Тайпана за руку и оголил ее. Она не сопротивлялась, была вялая с дряблой бледной кожей. Когда делал укол, Тайпан отвернулся и Путину показалось, что его голова мертво отпала и он даже наклонился, прислушался к его дыханию. Но нет, сердце его жило, о чем говорили сильно набухшая сонная артерия, тяжелое с присвистом дыхание...
      Он хотел спросить у раненого -- почему его бросили, но посчитал такой вопрос пустым. Да и сам еще чувствовал себя прескверно -- кружилась голова и было ощущение невесомости, оторванности от всего окружающего. Но глядя на страдания Тайпана, все личное почему-то отходило на задний план. Он вдруг поймал себя на том, что хочет помочь ему, как-то облегчить его физические мучения.
      Отойдя в сторону, он нарвал большой пук травы и, сложив его надвое, положил Тайпану под голову. И, видимо, наркотик стал действовать, ибо до него донеслись слова Шамиля: "Я знал, что ты рано или поздно сюда придешь...Но жизнь так устроена -- всему наступает конец, -- Тайпан повернул к нему голову, но глаза не открыл. -- Скажи, кто убил Джохара?" "Не я," -ответил Путин. "Тогда ты убей меня," -- в уголке глаза эмира показалась влажная искорка. Она накапливалась и наконец быстрой струйкой растеклась по щеке. Путин поднял глаза, глянул на приходящее утро, безрадостное, пахнущее сгоревшей соляркой и кровью. "Ты в руках своего Бога, -- сказал Путин, продолжая смотреть на небо, -- он пусть и решает, что с тобой делать. -- Он отстегнул от ремня фляжку и положил рядом с раненым. -- Все могло бы быть по-другому, извини..." "Подожди...Если бы ты дал нам свободу, было бы все по-другому, а так..." "Кто ведет войну ради человеколюбия, тот победит врагов -- это не я сказал, один умный китаец. -- Твои воины отрезали иноверцам головы, мирных людей продавали в рабство, творили самосуд. И в конце концов забыли о главной цели, превратились в человеконенавистников... Из всех преступлений самое тяжкое -- это бессердечие". "Нет, самое тяжкое -презирать своих врагов. У каждого из нас своя правда, а как узнать -- у кого ее больше? Только одно средство -- спросить у своего народа. А мой народ -за отделение от вас. И я должен был ему подчиниться". "А я тоже должен следовать воле своего народа, а он за целостность России. И как нам разделить это? Кто может нас рассудить? Только ничего не говори об Аллахе, ибо говоря о нем, вы лицемерите и искажаете идею своего Бога." "Аллах агбар, -- это было сказано почти шепотом, с губ Тайпана скатился воздушный пузырь и он стал задыхаться. Однако справился с удушьем и снова повернул лицо к Путину. -- Если бы у нас было хотя бы половина той техники...танков, самолетов, вы бы нас не выгнали в горы..." "Ты ошибаешься: нет в мире другого народа, кроме русского, который сделал то, что он сделал в годы Великой войны. Одолел фашизм, одолеет террор, экстремизм. Ты, наверное, не знаешь, что "если царство разделится само в себе, не может устоять царство; и если дом разделится сам в себе, не может устоять дом тот." (Марк, гл.3, ст. 24). "У меня к тебе просьба: когда завоюешь нас окончательно, не мсти моему тепу. Не мсти народу, он не виноват..." "Да, твой народ не виноват, вся неискупная вина лежит на фанатиках и непримиримых душах..." "Так всегда было и будет... -- Тайпан издал стон и грудь его стала часто, напряженно вздыматься. И почти беззвучно закончил: -- Уходи, дай мне спокойно умереть...я слышу, как рушатся ваши города..."
      Президент поднялся и неуверенной походкой направился к спуску в ущелье. В лицо веял прохладный ветерок. Невдалеке, в вересковой рощице, прокричала птаха и не было в ее голосе ни страха, ни тревоги... И вдруг он замедлил шаг, затем и вовсе остановился. Замерев возле остроугольного камня, он что-то обдумывал свое. И, развернувшись, пошел назад.
      Он долго стоял над врагом. Потом скинул с плеча автомат Шторма, извлек из него рожок, а из него -- один патрон, который он тут же вложил в патронник. Затем из подствольника вынул гранату. Наклонился и положил автомат рядом с флягой. Не оборачиваясь, снова взял курс на южный створ ущелья.
      Большие валуны он обходил, на мелких россыпях старался удержать равновесие, что давалось ему не без труда. Птаха снова дала о себе знать, но на этот раз в ее голосе был вызов.
      Выстрел прозвучал так, как звучит первый гром -- неожиданно и как бы предвещая что-то изменить. Он оглянулся и увидел Тайпана, поднявшегося по пояс с земли, едва удерживающего в руках автомат. А пуля-дура, видимо, не подвластная его слабой руке, стукнулась о камень и, искря, изменила направление, и по слепой случайности пересеклась с его движением. В правой ноге, чуть выше колена, обозначился ожог и лишь теплота, которая вдруг пролилась на голень, подсказала, что он ранен. Он еще раз оглянулся, но Тайпана не увидел, видимо, тот снова упал на землю.
      Присев на небольшой камень, он ножом разрезал штанину и увидел рваную, рыхлую каверну, из которой густо сочилась кровь. Сваляв бинт, он перетянул ляжку и другим бинтом перевязал рану. "Сукин сын, -- сказал про себя Путин и неизвестно, к кому относились эти слова. -- Балда, расквасился, пожалел волк кобылку,.." -- он сплюнул клейкой слюной и поднялся. И по мере того, как спускался к ущелью, нога все больше и больше наливалась свинцовой тяжестью. Делалась каменной, неостойчивой. Боль поднималась выше, к паху, и ниспадала к ступне. "А может, -- вяло пронеслось в голове, -- Ельцин предупреждал меня, чтобы я не гнал тройку во весь дух? Может, он во мне разглядел то, о чем сам я не догадывался -- все время стремлюсь бежать впереди времени? Но ведь не дистанция губит, а слишком ретивый темп... Он вспомнил последние слова Тайпана и подумал: "А ведь он прав, если промедлить, не только отдельные дома, но и целые города будут лежать в руинах, ибо это только начало. Человечество может содрогнуться от действий объединенного терроризма... Апокалипсис, будь он проклят..."
      В светлых кудряшках тумана, как и накануне, разглядел загородку, за которой, махая хвостами, фыркали лошади и он подумал, что, наверное, они хотят пить и самого охватила жажда. Он взглянул вдоль ущелья и увидел на западной его стене лучи всходящего солнца, но это не ободрило.
      Первый убитый боевик, который попался ему, тоже лежал с открытыми глазами. Почти старик, а, может, это смерть сделала его таким...Толстые, наработанные пальцы, мертвой хваткой держали автомат, вторая рука едва не дотянулась до раны на шее...
      Он шел и считал: шесть, десять, два тела без головы, двенадцать...трупы, разорванные на несколько частей -- видимо, следствие разрыва мин.
      Пахло утренней свежестью и ночным безумием, которое всюду оставило свои отпечатки. Еще совсем юнец, с кинжалом с рукояткой из червленого серебра, умер в сидячем положении, прислонившись спиной к стене. В глаза бросились его рваные кроссовки, из-под простеньких брючат выглядывали синие, видимо, давно не стиранные носки в зеленую клетку. Паренек тоже широко раскрытыми глазами взирал на мир, но ничего не видел. Как ничего не видели те, кто еще с прошлого вечера лежали у гранатомета и миномета. Путин подошел к юнцу и, стараясь не наступать на подтеки крови, закрыл ему глаза.
      Смерть уравняла убитых: он насчитал восемнадцать тех, кто пришел в ущелье и шестеро тех, кто уже там находился к началу боя -- прислуга гранатомета и миномета. Своих он узнал по ботинкам и шапочкам, на которых белели знаки отличия -- белый кружок величиной с новый рубль.
      Изербекова пуля достала, когда он наклонялся, чтобы взять из пирамидки очередную мину. Он и лежал с миной, зажатой в руках. Гулбе оторвало ноги в тот момент, когда он направлялся к Изербекову -- попал под брошенную боевиками связку гранат. Воропаев, как и чеченец-юнец сидел у стены, автомат был сброшен в пространство, ограниченное широко расставленными ногами. И оба пистолета находились тут же. Вокруг него блестели покрытые росой гильзы. Их было так много, что Путин даже огляделся, поискал глазами другое оружие, из которого могли бы еще стрелять. Но заметил десантный нож с буро-темными подтеками на лезвии. Рядом -- два невооруженных боевика, у обоих колотые раны. Здесь явно шла рукопашная схватка.
      Он остановился, боль стала острой, почти непереносимой. Присел возле Воропаева, но почувствовав тошнотворный запах прокисающей крови, поднялся и отошел к кусту жимолости. И оттуда он начал другой счет: тех, кто лежал в разных позах и в разных одеждах. Это были рабы, кто как вооруженный, головами лежащими навстречу отряду боевиков. Вологодский омоновец Кострома, с оторванной правой ногой, лежал на боку, уткнувшись лицом в окровавленный камень. Никто не ушел, не сложил оружие и каждый плотью принял то количества металла, которое выписала ему эта бойня.
      Он видел оранжевый крохотный бульдозер, у которого не было ветрового стекла, иссеченный пулями и осколками скребок, часть тела человека, укрывшегося за скребком...Когда президент подошел и пригляделся, узнал гиганта Бардина -- пуля или осколок раздробили ему висок и потому часть головы находилась на тыльной стороне скребка.
      Второй морпех Калинка лежал в пяти-шести метрах от бульдозера, за небольшим валуном, находящимся как раз напротив овального входа в подземелье. В руке зажат ствол автомата, рожок от него лежал в полутора-двух метрах от него.
      Внимание привлек белый клочок бумаги -- нагнулся, поднял. Чем-то нацарапано: "Он ушел вместе с полковником Ш. и своим телохранителем...Меня не жалейте, ведь и я никого не жалел..." "Как стихи, -- пронеслось в голове, -- неужели он в этот момент считал мой уход главным событием своей жизни? Как это понять?" -- Путин поднял валявшийся магазин морпеха -- ни одного патрона. Положение автомата и три лежащих рядом трупа боевиков говорили о том, что смертный бой закончился свирепой рукопашной схваткой. Которая, между прочим, ни для кого не стала победной.
      Он вернулся к Бардину и из его автомата извлек рожок -- то же самое, ни одного выстрела...
      Он снова огляделся: всюду мертвая пустота и полосы света, проникающие через выгоревшую сетку. В нескольких местах она обвисла до земли, в проемах блеклая рыхлость неба. В перспективе ущелья чернел остов вертолета.
      Он нигде не мог найти Виктора Шторма. Под ногами были лишь фрагменты человеческих тел: отдельно нога в десантном сапоге, часть лица с бородой, еще полголовы, пряжки от амуниции, и среди мяса и слизи -- крошечный наушник с фабрики глухонемых..."Возможно, он взорвал себя вместе с боевиками...Скорее всего так это и было,"-- подумал президент и опять почувствовал головокружение.
      Взгляд прошелся по зияющим отверстиям, ведущим под скалы и он, минуту помедлив, направился под их своды. И опять перешагивая через трупы, позванивая пустыми гильзами, прошел к лифту, где его встретили приторные запахи. Однако Гараева на месте не оказалось. Бечевка, которой тот был связан и из которой он каким-то чудом освободился, белесой змеей извивалась на ступенях. Путин спустился вниз и остановился перед дверью, в которую ночью входили Гулбе с Виктором Штормом. Этот же путь прошел и Воропаев.
      Свет от единственной лампочки был настолько слаб, что ему пришлось напрячь зрение, чтобы рассмотреть ближайшую перспективу. Осторожно ступая, он направился вглубь подземелья. Когда он подошел к яме и увидел там бездыханное человекоподобное существо, его охватила нервная дрожь. Он неотрывно смотрел на сложенные крест-накрест ручки, откинутый к стене огромный желтый череп Цвигуна, на совершенно чуждые для такого места яблоко и грушу, которые здесь оставил Воропаев, на черепок, в котором уже не было воды.
      Какой-то едва уловимый звук привлек его внимание... Застыв на полушаге, он повернул голову и разглядел человеческий силуэт, который скользнул в проеме одной из боковых дверей...
      Путин снял с плеча автомат и передернул затвор. "Не валяй дурака, Гараев, -- голос его неожиданно громко разнесся под сводами пещеры. -- Мы здесь с тобой одни и можем поговорить по душам..." Однако ему никто не ответил.
      Приблизившись к дверному проему, он дернул за ручку и отступил в сторону.
      -- Послушай, Мегаладон, ты случайно не в курсе, кто расколошматил нашу тульскую роту? Молчишь, кролик... А кто убивал русских женщин и кто уморил нашего генерала? И тех, кто киснет в яме недалеко отсюда?
      Через пару секунд в ответ раздался смятый, словно человек, произносивший эти слова, что-то жевал, голос:
      -- И тебя убью. Американцев убил и тебя убью...Тебе один раз повезло...когда ты сюда пришел, но отсюда тебе не выбраться...
      Путин слушал, прижавшись к стене.
      -- Ну, кто выйдет, а кто здесь останется, решат наши боги...Меня интересует другое -- к чему тебе война, ты же милиционер? Звал бы свой народ жить в мире, растить хлеб, уважать законы России...Не желаешь уважать, не уважай, это твое личное дело, но не будь душегубом, не убивай...Дай отдышаться народу. Тем более, твои вожди тебя бросили, ты теперь для них утиль...
      -- Я вспомнил твой голос...я знаю, кто ты, -- возможно, у Гараева возникли серьезные проблемы с голосовыми связками, ибо слова его, прорываясь через хрип и горловой клекот, затухали на полуслове. -- Мой народ будет меня помнить хотя бы потому, что я убил его главного врага -- президента Путина. Ибо история свободы -- это история сопротивления...
      --Ты маньяк...убийца и народ тебя проклянет...Ты оставил о себе слишком зловещую память.
      В проеме появилась статная, тонкокостная фигура боевика номер три. Путин успел разглядеть в его опущенной руке автомат, в другой -- рубчатый окорочок ручной гранаты, которую он подносил ко рту, видимо, намереваясь зубами выдернуть предохранительное кольцо. И хотя в запасе у президента была еще целая вечность -- пять-шесть секунд, он, тем не менее, не стал особенно медлить. Быстро отступая по коридору, он подправил ствол автомата и вписал большую часть магазина в живот Гараева. И тот не успел зацепить колечко резцами зубов, сил на извлечение чеки у него уже не осталось. Он сделал несколько шагов, помутившееся сознание повело его в бок, в проем открытой двери, где он упал на колени, но не устояв, рухнул лицом вниз, вытянулся, выдохнул воздух вместе с кровавой сукровицей и навечно застыл.
      Когда президент переступил порог помещения, понял, что попал в туалет. Он подошел и наклонился над Гараевым -- хотел убедиться, что уходя из подземелья, в спину ему не прозвучит автоматная очередь. Гараев, он же Невидимка, он же эмир Тарзан и он же Мегаладон, был мертвее мертвого, но это обстоятельство не обрадовало живого человека, который был измотан и находился на последней стадии духовной опустошенности. "Ты, Гараев, спутал историю свободы с пошлой историей вседозволенности и потому проиграл, -президент огляделся. -- Несчастна та страна, которая нуждается в героях..."
      Однако он не сразу вышел из пещеры, его взгляд зацепился за просвечивающиеся через стеклянную стенку обводы грациозных ваз, стоящих на сервированном столе. Он вошел внутрь и увидел то, что накануне видел Воропаев...Но его заинтересовало другое: наполовину прикрытая ширмой дверь, которую, вероятно, Воропаев не заметил. Но открыв ее, он понял, что перед ним черный затхлый провал. Он вознамерился в него ступить, но так и не ступил: где-то в недрах вспыхнуло сине-желтое ослепительное пламя, сопровождаемое взрывом. Его подхватили огненные качели и унесли в светлую даль.
      Он летел над озолоченной солнцем нивой и на душе было спокойно и отрадно. Впереди, за желтыми песками, он видел серебристую излучину реки, отвесный берег и над ним целый каскад радуг. И он, как бы управляя своим телом, полетел под эти разноцветные арки и душа его еще больше возликовала...
      ...Потом свет погас, началось серо-черное мелькание, мешанина образов и лавина голосов. И крупным планом всплыло спокойное лицо Касьянова, который глядя на него с некоторой усмешкой и вместе с тем укоризненно, наставительно ему выговаривал: "Ну что, Владимир Владимирович, скажете в свое оправдание? Как мне теперь выкручиваться, а? Журналисты обнаглели, требуют встречи с президентом, а президент на водных лыжах катается на Мальдивских островах. Все, это надо прекращать, теперь моя очередь кататься..."
      Потом он Волошину объяснял причину задержки и тот недоверчиво, посмеиваясь в ладонь, кивал головой и кому-то с улыбкой говорил: "Вот так всегда, а я отдувайся..." И увидел оранжевый бульдозер, который на глазах вырастал в неправдоподобно огромный танк, гусеницы которого как раз крутятся в сторону его больной ноги...Он кого-то хочет предупредить, но не может крикнуть, потому что во рту вязкая кислая чертовщина и он не может пошевелить языком. И снова -- сине-желтое пламя и он снова летит над ярко освещенными просторами и душа упивается несказанной волей и красотой земли...
      38. Москва, Белый дом, 13 августа.
      Когда помощник Касьянова сказал, что с ним хочет говорить жена президента, первой мыслью было увильнуть от разговора или перенести его на другое время. Он и в самом деле ничего не знал, что там в горах происходит, и жив ли вообще президент и живы ли те, с кем он отправился туда... Но ей-то он вообще о горах и заикаться не может -- президент отдыхает в Бочаров ручье и точка...Нет, пожалуй, точка с запятой: Людмила о чем-то догадывается, иначе как понимать ее слова, сказанные ею в последнем телефонном разговоре: "Я чувствую, что вы от меня что-то скрываете...Боюсь, с ним что-то случилось, он должен был мне позвонить..."
      Действительно, чего уж там морочить человеку голову, не на Марс же он улетел, находится в пределах России...Да, в пределах европейской части Федерации, не далее как за тысячу верст от столицы, в теплых краях, где зеленое море, высокие пальмы и умиротворяющий стрекот цикад. Но не может же он ей сказать всю правду: что в назначенное время группу Шторма не дождались в условленном месте. Туда добрался только один человек, назвавшийся Мирченко, агент Сайгак, который и попросил командира встречающей разведгруппы соединить его с ним, главой правительства Касьяновым. И ничего удивительного в этом не было: у них с президентом такая договоренность -- в крайнем случае сам Путин или кто-то из его людей по паролю выходят на прямую связь с главой правительства. И, видимо, такой крайний случай наступил.
      Касьянов позвонил и, когда вошел помощник, велел ему соединить с Путиной.
      Голос у женщины был спокойный, даже очень спокойный, что иногда происходит при крайней взвинченности. Он дал ей высказаться, речь шла о том же: связи нет, третий день не может до Володи дозвониться и теперь не знает, что и думать. Пока она говорила, Касьянов собирался с духом, ибо такой разговор требовал определенного мужества. И врать нехорошо и правду сказать нельзя.
      -- Людмила Александровна, он в горах, вы же сами знаете его страсть -лыжи...Мы туда тоже звонили, но, видимо, испортилась погода, сильный снегопад, связь нарушена...
      -- Но он мог бы позвонить по сотовому телефону...
      -- В том-то и дело, что там нет ретрансляторов сотовой связи...Если бы была такая возможность, не было бы и речи...Ради Бога, успокойтесь и ничего плохого не думайте. Он не один, в обиду его никто не даст, поэтому...-- но Касьянов не договорил, потому что услышал всхлипы, за которыми прозвучало размытое "извините, пожалуйста" и гудки...
      Через сорок минут у него в кабинете собрались силовики, но перед тем как встретиться с ними, Касьянов провел встречу с Патрушевым. С этим человеком у Путина особо дружеские отношения да и по принадлежности его ведомство должно первым повлиять на ситуацию.
      -- Я был против такой авантюры, -- без увертюр сказал Патрушев. -Конечно, это смелый ход, но очень опасный...
      -- Надеюсь, вы его подстраховали? Какие-то меры приняли, если вдруг ситуация выйдет из-под контроля.
      -- Разумеется, подстраховали...У нас со Штормом была договоренность -если они 13 августа не дадут о себе знать, то есть не выйдут в пункт сбора, то на помощь им высылается разведывательно-поисковая группа... Более того, в боевой готовности находятся несколько вертолетов, которые оперативно могут доставить в квадрат Е-9 до двух рот десанта...
      -- А этот агент...Сайгак?
      -- Его послал Шторм и в этом я вижу опасность, ибо Андрей Алексеевич не из тех людей, которые паникуют. Тем более в такой момент, когда цель была так близка...Я имею в виду уничтожение главарей...Значит, у него была более чем увесистая причина для того, чтобы просить поддержки. Возможно, он знал такое, чего ни президент, ни наш агент не знали...Беда группы Шторма в том, что она пошла туда вглухую, без рации...Хотя в общем я их понимаю, они боялись, что их боевики засекут...У них современные сканеры...
      -- Что намерены предпринять? -- раздавшийся телефонный звонок не отвлек Касьянова от разговора. Он протянул руку к одному из двенадцати аппаратов и переключил связь на секретаря. -- Я бы хотел, чтобы вы лично, Николай Антонович, возглавили группу поддержки...и сделали это как можно быстрее...
      Патрушев взглянул на напольные часы, стоящие в углу. Его поразил маятник: казалось, еще немного и он навсегда зависнет, замрет в какой-нибудь точке -- так ленив и медлителен был его ход.
      -- Сейчас почти двенадцать, через час я вылетаю в Ханкалу...Вместе с Рушайло. В Ханкале возьмем с собой командующего группировкой или его зама ну и, конечно, врачей и пару рот спецназа...
      -- Прошу вас, как только что-то прояснится, сообщите мне лично... А главное, чтобы я мог связаться с президентом. И еще, позвоните Людмиле Путиной, возможно, она захочет с вами полететь в Сочи.
      На лице Патрушева появилось недоумение, но Касьянов не дал ему задаться вопросом:
      -- Так надо, Людмила сейчас для него лучше любого реабилитационного центра.
      "Если только он жив и не попал в плен," -- пронеслась шальная мысль в голове Патрушева и он устыдился ее.
      39. Гнилая яма. 13 августа, вторая половина дня.
      -- Да вы осторожнее, у него, кажется, серьезная контузия.
      Он силился вспомнить, кому принадлежит этот голос, но не смог. Начал перебирать имена: Гулбе, Изербеков, Воропаев, Виктор Шторм, Андрей Алексеевич..."А где Сайгак, где остальные? Наверное, пошли обедать. А мне бы попить минералки или пива...Пустой желудок, но тошнит..."
      -- Кладите на носилки и ставьте капельницу. Сейчас прилетит санитарный вертолет. Волошин уже связался с госпиталем Бурденко, в Бочаров Ручей вылетела бригада хирургов и анестезиологов.
      Он открыл глаза и первое, что увидел -- болтающейся кусок сожженной сетки. И сквозь дыру -- небо, не менее прекрасное, чем ему привиделось в бредовых видениях. Он повернул голову: помощник Тишков, стоя рядом с группой военных и людей в гражданке, что-то им говорил. Кто-то, заметил ожившего Путина, сказал: "Президент, кажется, пришел в себя...Где этот чертов вертолет, уже давно должен быть здесь..."
      Рука у врача Козиорова теплая, он положил ее ему на плечо и она греет через камуфляж.
      -- Владимир Владимирович, как вы себя чувствуете? -- спросил он. -Впрочем, ничего не говорите, набирайтесь сил, скоро мы вас отсюда эвакуируем.
      Подошел Рушайло. Он встал рядом со штативом, на котором держится капельница -- пятисотграммовая колба с физраствором. Шеф МВД тоже в камуфляже, в пятнистой шапочке с длинным козырьком. Улыбается. Но улыбается как-то натянуто -- его беспокоит ситуация: ведь по логике все должно быть наоборот. Не президент здесь должен лежать на носилках, а кто-нибудь из силовиков...Однако об этом никто не говорит. Подошедшие Патрушев с Волошиным тоже улыбаются. Искренне улыбаются, и ничего другого им не остается, как улыбаться. Однако Патрушев, как профессионал, восхищен поступком президента, который сделал то, чего не могли сделать несколько диверсионных групп. Но глава ФСБ не очень понимает, что же двигало этим человеком и потому в его взгляде много невысказанного недоумения...
      Президент, глядя на Патрушева, силится что-то тому сказать, но язык по-прежнему связан липкой слюной. И он поднятой рукой указывает вверх, на гребень ущелья, дает знать, что там лежит Шторм. И не только Шторм, там еще главный трофей, обожженный инвалид войны Шамиль... Затем на глаза ему попадается Сайгак, который вместе с работниками ставропольской прокуратуры выступает в роли экскурсовода по подземелью.
      Путин еще не знает, что Щербаков, полковник Шторм и все, кто с ним пришел, собраны и положены у восточной стены ущелья в ряд...Среди них не было только Виктора Шторма...
      Доктор со шприцом в руках наклонился и взял его руку. Однако укола президент не ощутил -- болело все и нигде в отдельности. Врач задрал ему штанину и стал разматывать бинт. Попросил у кого-то полить на бинт раствором, чтобы мягче тот отслаивался. Но все равно было больно и Путин, отвернувшись, заскрипел зубами, сильно ухватившись пальцами за край носилок. "Все хорошо, дорогой мой, все хорошо, -- сказал врач и действительно боль немного ослабла. -- Сейчас начнет действовать укольчик и станет совсем хорошо".
      Козиоров в резиденции Бочаров ручей работает давно, но еще ни разу второй президент России не попадал в его руки. И оттого, наверное, столь повышенное чувство ответственности.
      Подошедший ближе Волошин, наклонился и что-то спросил, но президент его не понял -- в голове еще все гудело и слова до него долетали в несобранном виде. Он мотнул головой, давая знать, что не понял слов главы своей администрации.
      -- У него сильная контузия, -- сказал врач, -- и сегодня его, пожалуй, не стоит тревожить. Сейчас начнет действовать релаксатор и он немного успокоится и, возможно, поспит.
      -- А как рана? Насколько она серьезна?
      -- Задета двуглавая мышца... Нагноение довольное серьезное, но кость, слава Богу, цела.
      Путин хотел сказать, чтобы позвали Сайгака. Ему надо было спросить у него о Шторме...может, он все-таки жив? И надо срочно переговорить с Касьяновым. И он опять раскрыл рот и не очень внятно сложил фразу: "Какое сегодня число?"
      -- Тринадцатое августа, -- голос Волошина слышался как бы из глубокого колодца.
      И мысли стали хаотично нагромождаться на эту цифру и он никак не мог сообразить, сколько же времени он здесь, под скалами, провел? Неужели целые сутки? Да, не меньше. Иначе никто из присутствующих не успел бы прилететь из Москвы...А как они узнали -- где я и что со мной?
      -- Мне надо немедленно связаться Касьяновым, -- посиневшие губы, наконец, одолели этот несложный текст.
      Волошин кинул взгляд на врача, ожидая ответа.
      -- Еще немного подождем...хотя бы полчасика, -- ответил Козиоров и стал нащупывать у президента пульс.
      Он не видел, как к Патрушеву подошел загорелый, с зеленой косынкой на голове, командир разведки капитан Безуглов и тихо сказал, что со стороны Панкийского ущелья направляются две группы боевиков -- двести-триста человек. Передовая группа на лошадях передвигается довольно быстро и через пару часов будет здесь...
      Патрушев, Рушайло и заместитель командующего войсковой группировки на Северном Кавказе отошли под натянутый тент и начали обсуждение ситуации.
      -- Этого надо было ожидать...и мы их встретим. Какие у вас силы? -обратился он к Рушайло.
      -- Ребята из "Вымпела" уже заняли позицию...сейчас посмотрим...Дайте, пожалуйста, карту, обратился он к своему помощнику.
      Когда принесли карту, Рушайло, устроив ее на коленях, тут же развернул.
      -- Ну и прекрасно, еще две роты спецназа разведки уже на подходе...Боевиков надо встретить и добить здесь, -- сказал он. -- Я свяжусь с Корнуковым, пусть его вертолеты немного поработают. А остатки боевиков прижмем к скалам...
      -- Но не лучше ли позволить им войти в ущелье, после чего как следует отбомбиться. Ведь здесь группа Шторма установила маяки, так что есть неплохой целеуказатель для крылатых ракет.
      Однако Рушайло, внимательно слушающий генерала, возразил:
      -- Прежде чем отсюда уйти, в ущелье и в казематах должны поработать следственные группы -- нашего МВД и ставропольской прокуратуры. Здесь полно работы для экспертов, при этом нужно эвакуировать убитых, а для этого нужно время...
      -- Значит, устроим засаду в двух-трех километрах отсюда, завяжем бой пока тут ведутся работы, а после нашего ухода все равно надо эту берлогу того... -- генерал сделал выразительный жест большим пальцем, -- нужно взорвать к чертовой матери. Чтобы другие не могли ее использовать...
      Подошел помощник президента Тишков. Обратился к Патрушеву -- вышли из-под тента.
      -- Вас хочет видеть президент, -- сказал помощник. -- Он, кажется, выходит из пике.
      -- Хорошо, Лев Евгеньевич, я сейчас, а вы, пожалуйста, найдите нашего радиста, пусть он свяжется с правительством...с Касьяновым лично... И побыстрее...
      -- Хорошо, я это сделаю.
      Президент был бледен, но глаза, как прежде, наполнились голубизной. Возможно, в них отражалось небо, которое в августе в этих широтах по особому наливается густой синевой.
      -- Я вас слушаю, товарищ президент, сказал подошедший к носилкам Патрушев. -- Все готово для связи с правительством.
      -- Николай Антонович, вы нашли Шторма...Андрея Алексеевича?
      -- Да, он здесь со всеми вместе, -- Патрушев вполоборота обратился к тому месту, где лежали убитые разведчики.
      -- А Тайпана?
      -- К сожалению, эта одноногая сволочь опять уползла...А может, взрывом разложило на молекулы и следов не осталось.
      -- Этого не может быть, -- беззвучно шептали губы Путина, -- не может быть, он же не дьявол, он всего лишь человек.
      Патрушев, глядя на приближающегося радиста, за плечами которого колыхалась длинная антенна, неопределенно произнес:
      -- Никуда Шамилек от нас не уйдет, рано или поздно попадет в петельку. Зато ошметки Эмира и Барса разметаны по всему гребню ущелья...И как вам это удалось, Владимир Владимирович? Не приложу ума...
      -- Одну минутку...Какое сегодня число? -- Он забыл, что несколько минут назад об этом спрашивал Волошина.
      -- Тринадцатое...Счастливое для вас число, можно поздравить с успехом...
      -- Это не ко мне, -- вялым движением Путин указал куда-то наверх. -Все сделали ребята из "Дельты"...
      Патрушев сглотнув нервную сухость, сказал:
      -- Да, я в курсе... Двоих американцев мы нашли наверху, к сожалению, убитыми... Полковник Дорман тоже убит, поймал три пули...
      -- Это работа Гараева...
      -- Мы его тоже нашли...в сортире. Очень неплохая тема для гусенят...
      Путин отвернулся, ему снова стало не по себе, однако вида не показал.
      Радист пристроился рядом с носилками. У него капельки пота на раскрасневшихся щеках и вихор торчит из-под голубого берета. Рацию снял со спины и поставил перед собой. Он осторожно приподнялся и надел наушники на голову президента.
      -- Немного в эфире пошумит и перестанет, -- сказал радист и положил палец на тумблер.
      Когда в наушниках послышался голос Касьянова, Путин вместо того, чтобы говорить, замешкался, начал тереть лоб, словно силился что-то вспомнить. А он и в самом деле не мог сразу сосредоточиться, мысли разлетелись и ему мучительно захотелось остаться одному. Но пересилив неопределенность, он сказал: "Михаил Михайлович, надеюсь у вас все в порядке? У меня тоже, если не считать легкого насморка. Теперь о деле: пишите указ...В связи с болезнью президента, его полномочия переходят к главе кабинета министров, ну и т.д. Сегодня 13 августа, а я приступлю к своим обязанностям только 14, то есть завтра, так что продлите свои полномочия... Не будем об этом, это отдельный разговор... У меня к вам небольшая просьба...Свяжитесь с Людмилой и скажите, что я завтра ей позвоню, а может, даже сегодня попозже, вечерком. Вылетела в Бочаров ручей? Ну это еще лучше...Нет, все рассказы будут при встрече..."
      От напряжения у него перед глазами заплясали черные мотыльки, мир как-то скособочился и стоящий рядом доктор и сидящий на корточках радист вдруг куда-то отдалились, и в искаженных пропорциях стали напрягать его воображение. Однако, сделав несколько движений головой, -- от плеча к плечу -- в голове вновь прояснилось, если, конечно, можно говорить о какой бы то ни было ясности в контуженном сознании.
      Он опять вспомнил Сайгака -- не терпелось узнать, куда он в ту ночь убежал и что ему сказал Шторм? И опять мысли завертелись вокруг убитых спецназовцев и, словно в фотовспышке, перед глазами отчетливо появлялись лица Гулбе, Изербекова, морпехов, а главное, Шторма -- его донельзя усталый взгляд, устремленный в вечность...
      ...Бой, как и все чуждое здравому смыслу, начался внезапно. Сначала послышались отдаленные автоматные очереди, затем -- взрывы, которые звучали с нарастающей интенсивностью. Путин хотел приподняться, но его успокоил доктор, вдруг побледневший, с трудом скрывающий волнение. К носилкам подбежал Патрушев -- у него тоже осунувшееся лицо, но голос, когда он заговорил, был твердый, без малейшей ущербинки.
      -- Доктор, возьмите пару бойцов и внесите носилки в укрытие.
      Патрушев кого-то позвал и через минуту президент снова оказался под сводами пещеры. И первое, что он ощутил -- умопомрачительные запахи разлагающихся тел. Снаружи раздавались команды и он отчетливо слышал голос Рушайло: "Просочились, сволочи, шмаляют из минометов..." Президент не видел, как министр МВД, бегом, направился в сторону южного створа ущелья, увлекая за собой десяток собровцев.
      Патрушев, примостившись у рации, пытался соединиться с командиром высланной вперед роты. И по мере того, как шло время, а отклика не было, тревога ядовитой змеей заползала за воротник камуфляжа. Тяжелая мысль помимо воли напомнила ему о гибельной судьбе 6-й роты и группы псковских десантников. "Неужели, -- думал он, -- я вместе с президентом попаду в официальные сводки погибших от рук террористов? Бред какой-то...Застрелю его и себя, но только не в руки бандитов". Однако через пару секунд он об этом забыл, потому что в наушниках загрохотал бас командира роты капитана Чабана. Он докладывал обстановку, которая с его слов не была катастрофической: действительно, группа из пятнадцати-двадцати боевиков, на лошадях, обошла отряд и углубилась в район квадрата Е-9... Собровцы настигли боевиков и ввязались в бой.... "Мы немного растянулись, -- говорил Чабан, -- но до подхода основных сил бандитов есть еще время. Я думаю, мы их сейчас отбарабаним..." "Нет, это не затухнет, если даже мы переловим и перебьем всех главарей, -- пронеслась в голове шефа ФСБ нерадостная мысль, однако Чабану он сказал другое: -- Я прошу вас, капитан, сделать все возможное, чтобы задержать продвижение основных сил, скоро должно подойти наше подкрепление..."
      Патрушев взглянул на небо, которое уже утратило свой жар и понемногу сгущалось в оттенках. Когда он подошел к проему, ведущему в подземелье, увидел Волошина и Тишкова и едва сдержал смех. Волошин, словно заправский вояка, в одной руке за ствол держал АК, свободной рукой играл гранатой -подкидывал и ловил...Лысина его блестела капельками пота, лицо, как всегда невозмутимое. Тишков сидел у стены, держа автомат между согнутых в коленях ног. Они решили ни на шаг не отходить от своего шефа.
      -- Что там происходит? -- спросил Волошин. -- Никогда не думал, что придется участвовать в антитеррористической акции. Между прочим, я понимаю Владимира Владимировича, это весьма и весьма заразительная игра.
      -- Будьте осторожнее с гранатой, Александр Стальевич, -- бросил на ходу Патрушев. -- Надеюсь, скоро вся эта лабуда кончится.
      Выстрелы, между тем, спустились в ущелье и Патрушев, когда бежал вдоль него, едва не схлопотал пулю в голову. Она подло проныла над ухом и, чтобы не нарваться еще на одну, он согнулся и, прижавшись к скале, быстро побежал вперед. Упал рядом с Рушайло, плечо которого то и дело сотрясалось от толчков автомата. Присмотревшись, Патрушев увидел откуда исходит огонь боевиков и, не суетясь, прицелился. Ему нравилось стрелять, и когда он ощущал удары приклада в плечо, страха не испытывал. Впрочем, с самого прилета в ущелье он для себя решил эту задачу самым кардинальным образом: что бы ни случилось, сохранить лицо и не отдать президента...А приняв такой план, страх стал лишним, и он был ему неподвластен.
      Трое человек в гражданской одежде, пригнувшись перебежали к западной стене ущелья и притаились за блокпостом. Патрушев понимал, насколько это удачная позиция и если туда еще подтянутся бандиты, бой может принять совершенно непредсказуемый характер. Взяв у собровца гранатомет, он направился к сгоревшему вертолету и изготовился к стрельбе. Его граната угодила в железобетонные блоки, но цели не достигла: стрельба со стороны блокпоста не прекратилась. И тут он осознал свою ошибку: в магазине осталось чуть-чуть патронов, и две обоймы для "стечкина", который находился за пазухой, вряд ли могли помочь ему при затянувшемся бое. И когда он хотел отступить и вернуться к своим, из-за сдвинутых блоков вышел боевик, направив в него ствол крупнокалиберного пулемета. Однако очередь прошла поверху, как ножницами, отрезав порядочный кусок подгоревшей сетки...И, возможно, через минуту-другую Патрушева измочалили бы бронебойные пули, если бы не Рушайло. Тот заметил, в какую переделку попал его коллега из ФСБ и приказал двум бойцам прикрыть его. И собровцы не опоздали: обойдя вертолет с другой стороны, они двумя гранатами снесли блокпост и тех, кто за ним засел. Человека с пулеметом взрывная волна высоко вознесла к небу и бросила на стену ущелья...
      ...Путин находился в забытье, когда позади, в глубине ущелья, раздались шаркающие, вперемежку с одиноким перестуком шаги. Еще не придя как следует в себя, он повернул голову и напряженно стал всматриваться в сумрак казематов. И чем дольше всматривался, тем отчетливее возникала огромная фигура, опирающаяся на костыль. Она передвигалась какими-то качающимися движениями: выброс ноги, за ней -- тяжелая поступь костыля, нога -- костыль, шарк -стук-стук, шарк -- стук-стук..."Вот и глюки начались, -- президент взглянул на сидящего на патронном ящике доктора, склоненного головой в колени. -Так, видимо, всегда бывает при контузии... " Но по мере того как он сквозь паутину сознания пытался связать концы с концами, существо приближалось и воздух еще гуще наполнился гноящимися запахами. Но что странно: в свободной руке, словно невесомый, болтался автомат, который по мере приближения человекоподобного существа стал стволом вынюхивать цель. И когда раздалась очередь и огненные звездочки пронизали сумрак подземелья, Путин из последних сил, преодолевая действия релаксаторов, перевернулся на бок и скатился с носилок. Пули прошли над ним и, вырвав из спины врача клок мяса, уложили его на пол. Президент видел, как белоснежный халат на глазах стал превращаться в багровое полотнище, под которым хрипел и бился в конвульсиях человек. И двое собровцев, которых ему для охраны выделил Рушайло, тоже не успели сделать то, ради чего они тут находились. Они упали среди седел и стреляные гильзы сыграли им неуместно звонкий реквием.
      -- Ты думал я себя убью? -- спросил человек с костылем, приставив к голове Путина ствол автомата. -- У судьбы два лица -- твое и мое, но Аллах увидел только мое. Я сейчас разнесу твой череп и в каждый нейрон пущу по пуле...Тысячу лет ты будешь умирать и не умрешь, ибо это для тебя было бы самое легкое.
      -- Пусть будет так как ты говоришь, но дай мне сначала встать на ноги.
      -- Вставай! -- человек протянул автомат и, президент, ухватившись за цевье, поднялся с земли. -- Это тебе мой долг за укол, которым ты облегчил мою боль,
      Он встал и ощутил вдруг необыкновенную остойчивость и непоколебимость в ногах. И резким, отбойным ударом выбил автомат из рук одноногого, схватил его поперек перебинтованного туловища, поднял высоко над собой и бросил на пол. И сам бросился на него: руками вцепился в окровавленные бинты, подтянулся, подгребся к бороде и, ощущая несвежее дыхание врага, впился зубами ему в горло. "У меня, кажется, бульдожья хватка", -- пронеслась в голове болезненная мысль и он еще крепче сжал зубы. И терзал жилу до тех пор, пока не ощутил языком и небом соленую, густую, как автол, кровь.
      Грудью своей он слышал биение сердца того, кто был повержен, и которое он заглушил словами: "Один из нас должен умереть и на этот раз, кажется, это сделаешь ты, Шамиль..."
      И грудь президента не ощутила больше под собой ударов, они были столь уходяще слабы и редки, что через мгновение слились с тишиной, которая, казалось, накрыла все мирозданье...
      40. Бочаров ручей, 14 августа.
      На лужайке началась пресс-конференция, которую присутствующий на ней Тишков ограничил тремя вопросами. Путин-Фоменко отвечал с легкостью, и тем деловым, безапелляционным тоном, какой в общем присущ второму российскому президенту. Правда, ему помогал небольшой наушник-суфлер, на втором конце которого, перед микрофоном, находился глава президентской администрации Волошин и диктовал Фоменко ответы на задаваемые вопросы.
      -- Всего три вопроса, -- внушал Тишков разгоряченной прессе, -президенту, как и вам жарко, и не забывайте -- он на отдыхе...Кто первый задает вопрос? Газета "Новые перспективы"? Пожалуйста, только от каждого по одному вопросу...
      Раздался женский голос, низкий, прокуренный:
      -- Товарищ президент, ходят слухи, будто вы, будучи замом управделами Кремля Бородина, тоже открыли себе счет в одном из швейцарских банков...
      Паша Фоменко отреагировал моментально, и его голос был больше похож на президентский, нежели голос самого Путина.
      -- По чьему заданию вы задаете мне этот вопрос? Впрочем, не отвечайте, мне и без того известно, что ваша газета за три миллиона долларов взялась обслуживать интересы российских олигархов, занятых в производстве алюминия...
      -- Это неправда! -- выкрикнула журналистка. -- Это ложь и газета может подать в суд....
      -- Отлично! Вот там и встретимся, пусть суд решит -- у кого имеется счет в швейцарском банке, а у кого особые интересы с не очень чистоплотными корпорациями.
      Снова вмешался Тишков, попросивший прессу задавать вопросы по существу.
      В разговор встрял Овидий Рубцов, который от жары, кажется, превратился в вареную сардельку.
      -- Вопрос по существу...Как вы относитесь к заявлению ведущего программу "Итоги" Киселева, относительно того, что президент России потворствует зажиму гласности в нашей стране?..
      -- Ну, если вы это, -- Фоменко широким жестом очертил поляну, где расположились журналисты, -- называете зажимом гласности, тогда ваш Киселев говорит святую правду...
      Вспыхнули эмоции, кто-то пытался выведать у президента о том, как он покатался на лыжах, но его бесцеремонно перебил назойливый фальцет представителя CNN Сандлера:
      -- Господин Путин, как известно, сейчас в Баренцевом море проходят военно-морские маневры...Норвежская сейсмическая станция 12 августа зафиксировала в районе учений два мощных взрыва...Известно ли вам что-нибудь о катастрофе, которая, по сведению агентства Рейтер, имела там место?
      Волошин, находящийся на террасе, видел эту сцену и, разумеется, слышал выкрик Сандлера, однако не поверил своим ушам...Но пауз не должно быть. Президент не может перед телекамерами представлять из себя жалкое зрелище и Волошин, вскочив с не очень удобного пляжного стула, подошел к окну. "Паша, кончай базар! -- крикнул он в микрофон. -- Поблагодари журналистов и скажи... минуточку...и, -- Волошин мучительно что-то пытался вспомнить, для чего большим и указательным пальцами стиснул виски...-- Скажи: любой слух может наделать много бед..." Но Фоменко сымпровизировал: он повторил то, что ему подсказал Волошин и от себя добавил еще несколько слов: "Однако, господа, это неофициальная информация и у меня нет оснований ей доверять... Нас всех могут убедить факты и только факты..."
      Волошин остался доволен экспромтом Фоменко и мысленно поаплодировал ему. Он видел, как телохранители оттеснили от президента-Фоменко журналистов и тот, в сопровождении охраны, направился в сторону главного корпуса. Шел он неподражаемо легко и Октавиан Рубцов, смотревший ему в спину, бросил своему оператору: "Кажется, это действительно сам Путин. Столь свободный ход только у него..."
      Буквально через пятнадцать минут после пресс-конференции, когда Волошин находился в столовой, к нему подошел Тишков и, наклонившись к самому уху, тихо проговорил: "Александр Стальевич, что-то произошло экстраординарное, в Сочи вылетает Касьянов и с ним, как ни странно, секретарь Совета безопасности Иванов и главные чины Военно-морского флота..." Тишков тоже был на пресс-конференции и слышал вопрос корреспондента CNN насчет аварии подводной лодки и потому последние слова он интонационно подчеркнул...
      Волошин, побросав на стол приборы, утерся углом салфетки и, отщипнув от виноградной грозди несколько виноградин, направился на выход.
      -- Как там Владимир Владимирович? -- спросил он у Тишкова, когда они зашли в кабинет Волошина.
      Лев Евгеньевич пожал плечами:
      -- Да вроде бы ничего катастрофического. Уснул, там у него жена, все, кажется, нормально... Как говорит врач, посттравматический синдром ну и, конечно, ранение...
      -- Ты считаешь, что нам не следует его тревожить?
      -- Это будет зависеть от того, с какой информацией направляется сюда Касьянов. Если это дело президентского уровня, то без участия Путина, разумеется, не обойтись.
      Встречали в аэропорту Касьянова Волошин, начальник протокола Горюнов, Тишков и примкнувшие к ним Патрушев и Рушайло. Уже в машине, когда они направлялись из аэропорта в Бочаров ручей, Волошин узнал о ЧП, произошедшем в Баренцевом море. "Черт возьми, -- изумился он, -- и откуда этот Рейтер выуживает информацию?"
      Сообщение о гибели атомного подводного крейсера "Курск" проходило по принадлежности: командующий Северным флотом доложил главкому ВМФ Куроедову, тот сразу же созвонился с маршалом Сергеевым и уже министр обороны доложил о случившемся самому главе правительства Касьянову.
      И вот теперь, в летней ставке президента РФ, они собрались на проветриваемой южными сквознячками террасе и начали тяжелый разговор. Первым слово взял Куроедов и по-военному немногословно обрисовал обстановку в районе катастрофы. И слушающий его Волошин, будучи сугубо гражданским человеком, был поражен той простотой и невероятным стечением обстоятельств, которые привели к гибели лучшей атомный подводный лодки страны. "Как же так могло случиться, чтобы учебная цель...обыкновенная баржа, груженая камнями под напором подводных течений развалилась и ее отнесло на пять километров от района, где стоял красавец и гордость противолодочной защиты "Необоримый"?.. И потому выпущенная им, не имеющая аналога в мировой военной практике торпеда "Шквал", изюминка российского ВМФ, скользящая под водой со скоростью самолета, не найдя трижды проклятой учебной цели, коей была баржа, начала самостоятельный поиск. Ибо она умна и научена бороться до конца и когда в заданном квадрате она не отыскала баржу, устремилась на север, куда тоже по глупому стечению обстоятельств сдвинулся барражирующий на небольшой глубине "Курск"... И произошел поцелуй двух систем -- непокоряющихся, волевых и сильных и победила та, которая предназначена для убийства...Киллер лодок, бесподобный "Шквал", разворотил носовую часть атомного крейсера, в том числе и первый торпедонесущий отсек...
      Когда все, кто были на террасе, высказались, наступило тягостное молчание. Его прервал тихий, немного вкрадчивый голос секретаря Совета безопасности Сергея Иванова. Этот человек, относительно недавно сменивший генеральские лампасы на цивильный прикид, мягко слал да твердо спать...Рационалист до мозга костей, он тем не менее не был лишен чувства сострадания к попавшим в беду, что в общем-то свойственно всем интеллектуалам...
      -- Что случилось, то случилось... Но что же будет, если мы открыто, на весь мир объявим, что российские моряки собственноручно топят свои первоклассные субмарины? Это позор -- позор стране, правительству, -- взгляд в сторону Касьянова, -- и, естественно, дискредитация нашего президента. Поэтому я предлагаю всю информацию наглухо для прессы закрыть...
      -- Сомневаюсь, что пресса это проглотит, -- негромко возразил Касьянов. -- Что-то мы обязаны будем объяснить СМИ и народу...
      -- И объясним, -- Иванов пригладил хронически встающий на дыбки хохолок волос возле самого пробора. -- Мы дадим в прессу три версии. Первая -возможное столкновение с другим, пока неопознанным, объектом, вторая -взрыв мины времен второй мировой войны -- и третья...Ну что ж, тут мы не отойдем далеко от правды, сказав, что возможен взрыв и на самой лодке...
      -- В принципе, это самый оптимальный вариант, -- сказал вспотевший Сергеев. -- А ведь строго, говоря, абсолютно быть уверенными, что именно "Шквал" с "Необратимого" потопил лодку, мы тоже не можем. Взрыв был такой мощности, что по обломкам не определишь, где остатки торпед "Курска", а где от чужого "Шквала"...У нас всюду торпеды такого класса...
      До селе хранивший молчание Рушайло, которому не удалось выспаться из-за того, что пришлось участвовать в ревизии, которую накануне с прокуратурой проводили в квадрате Е-9, проговорил:
      -- Тогда возникает другой вопрос, а где же та торпеда, которая прошла мимо подлодки? Где-то она должна же была проявиться?
      Сергеев улыбнулся, но ничего не сказал.
      -- Странная в этом смысле вырисовывается ситуация, -- сказал Патрушев. -- По нашим оперативным данным, в районе учений околачивались две американские подлодки и так совпало, что одна из них после взрыва ошвартовалась в норвежских верфях.
      Вмешался Куроедов:
      -- Это, конечно, шутка, американские лодки хоть действительно находились поблизости, однако не были причиной катастрофы. На второй день мы провели в районе гибели К-41 мониторинг, и никаких следов присутствия или столкновения с внешним объектом не обнаружили. Более того, характер разрушений однозначно указывает на взрыв внутри крейсера...
      -- А это значит...-- полуспросил, полуутвердил Иванов.
      -- А это, мои дорогие товарищи, значит только одно: все живое, что было в момент взрыва на лодке, в течение нескольких мгновений превратилось в ничто...-- главком ВМФ взял лежащий на краю стола рулон бумаги и развернул его. Это был план "Курска"...-- Вот смотрите...Первый отсек, который так и называется торпедный, что о многом говорит...Но кроме торпед здесь еще находились крылатые ракеты "гранит"...
      -- Надеюсь, ядерных ракет там не было? -- слишком оптимистично произнес Касьянов, хотя ему как никому другому было известно -- "Курск" не та территория, на которую распространяется мораторий на запрещение ядерного оружия.
      -- Михаил Михайлович, об этом пока не будем говорить...-- Куроедов поднял от схемы подлодки голову и тихо произнес: -- Возможно, и не было, потому что это были учения, но утверждать на сто процентов я тоже не могу...
      Сидевший рядом с Касьяновым вице-премьер Илья Клебанов не мог отделаться от ощущения, что присутствует на похоронах. И он спросил о том, что свербело, не давало покоя с той самой минуты, когда пришло известие о гибели лодки. По дикой случайности, на "Курске" проходил службу его родной племянник мичман Соловьев..."
      -- Есть хоть какая-то надежда, что кто-то из экипажа жив? -- спросил он, с замиранием сердца ожидая ответа.
      Приговор произнес Куроедов:
      -- Чтобы вы поняли, объясняю...В первом отсеке находилось шестнадцать торпед, а это в сумме 1600 килограммов тротила и примерно столько же, а может, и больше, ракет...Взрыв такой мощности мгновенно разрушил второй отсек управления, и третий так называемый выдвижной отсек, четвертый жилой, и пятый и пятый бис...И всюду были люди. Поэтому...как бы горько нам ни было это осознавать, я вынужден констатировать, что жизни на подлодке больше нет...Мы пытались прослушивать и вначале что-то вроде стука изнутри исходило, но это могли быть лопающиеся светильники или какие-то другие шумы...Не будем забывать, в отсеках гигантское давление...
      -- Значит, все 118 человек экипажа погибли? -- как бы подвел черту Касьянов.
      -- К величайшему нашему сожалению, -- Куроедов свернул в рулон план "Курска". -- К нашему великому сожалению. Хотя по теории вероятности...Но пока я могу констатировать только одну непреложную истину: на крейсере находились лучшие люди флота и это была наша лучшая лодка...
      Никто не обратил внимание на поднявшегося с места Клебанова -- он вышел на крыльцо, ему не хватало воздуха и сердце стучало отбойным молотком.
      Вернувшийся за стол Клебанов был бледен и не очень ему удавалось спокойствие, хотя в правительстве этот человек славился чрезвычайной уравновешаностью. Волошин понял, что вице-премьер подавлен, и он сам был подавлен услышанным и потому спросил у Касьянова:
      -- Спасательные работы будут проводится?
      -- Конечно, будут. Даже если там остался один человек, такие работы будем проводить. Это наш долг, другое дело, что руководство ВМФ должно разобраться в причине случившегося и сделать серьезные выводы.
      -- Я не снимаю с себя ответственности и готов сейчас же подать в отставку.
      Однако этот пионерский порыв Куроедова не нашел отклика. Слово взял Сергей Иванов.
      -- Не будем драматизировать...Разумеется, это ужасно, что гордость военно-морского флота погибла не в сражении, а по причине нашей халатности. И с этим еще надо будет разбираться. Но я хочу сказать о другом, о тех, кто уже никогда не пройдет по земле, не обнимет своих близких...Это печально, печально и то, что в чеченской кампании мы потеряли более пяти тысяч молодых жизней. На одной только 778-й высоте были уничтожены восемьдесят десантников, тридцать семь омоновцев погибли в Веденском ущелье и так далее...И есть только одно утешение, что эти жертвы не напрасны...
      Маршалу Сергееву тоже было нехорошо. Накануне, в два часа ночи, у него так расшалилось сердце, что пришлось вызывать неотложку. Давление...И слушая Иванова, он вновь почувствовал перебои в груди и напряженку в висках.. Но куда денешься, надо терпеть, впрягся -- тащи... А Иванов между тем продолжал -- тихо, вкрадчиво, словно боялся быть подслушанным.
      -- Жертвы, где бы они ни имели место, это всегда горе, беда...И, наверное, будет не мудро гибель подлодки каким-то образом выделять, хотя понятно, смерть экипажа ужасна, но...Но выделяя эту трагедию, мы как бы умаляем все те человеческие драмы, которые принес терроризм. Я понимаю, что об этом должен знать президент, но можем ли мы его сейчас нагружать этой бедой?
      -- Нет, не можем, -- категоричность в голосе Патрушева не вызывала сомнения. -- Он достаточно хлебнул за эти три дня, пусть приходит в себя.
      -- Но ситуация требует вмешательства президента...хотя бы в части соболезнования... присутствия при спасательных работах, -- голос Клебанова дрожал, но эта деталь никого не удивила. -- Что скажет то же НТВ, если президент самоустраниться, что скажет думская оппозиция? Это нешуточный вопрос...И я не понимаю товарища Патрушева, который говорит, что пусть президент приходит в себя... От чего он должен приходить в себя? Я к Владимиру Владимировичу отношусь, как и вы, с большой симпатией, но ситуация такова...
      Касьянов поднял руку, давая своему заместителю понять, чтобы тот не нервничал. Он, разумеется, не мог рассказать Клебанову всю подоплеку сложившейся обстановки. Но он был с ним согласен: президент должен выступить, сделать заявление и не через средства массовой информации, а лично, по телевидению...
      Иванов, в очередной раз пригладив на голове хохолок, безапелляционным тоном заявил:
      -- Этот вопрос мы муссировать не будем. Достаточно хорошо зная Путина, могу со всей ответственностью заявить, что он в разыгрывании слезливого сериала участвовать не станет. Я имею в виду его возможную поездку в Северодвинск, на корабль "Петр Великий", участие президента в митингах, общение с близкими погибших моряков и так далее... Да, в уме мы можем себя тешить надеждой, что на лодке кто-то уцелел, но это ведь иллюзия...И заставлять президента делать благостный вид, какое-то дикое рвение, будто он участвует в спасении еще оставшихся в живых моряков, это ли не ханжество. Такую медвежью услугу мы ему оказывать не можем...Да он и не в состоянии после всего перенесенного активно участвовать в...-- Иванов на мгновение стушевался, -- в такого рода мероприятиях...-- Хотя с языка у него срывалось другое слово -- "цирк"..
      -- Значит, будем создавать видимость спасения? -- неопределенно бросил маршал Сергеев.
      И так же уравновешенно, с олимпийским спокойствием Иванов парировал реплику:
      -- Да, будем, но не вмешивая сюда президента. Не спорю, расходы на проведение спасательных работ будут велики, но не больше того, что может потерять страна и ее престиж. А ее престиж -- это многомиллионные инвестиции, это контракты с Россией на поставку современного вооружения и так далее...Я думаю, игра стоит свеч.
      Возражений не последовало.
      Черту разговору подвел Волошин.
      -- Я абсолютно с этим согласен. Президента нельзя втравливать в не до конца ясную ситуацию. Однако кто-то должен ему доложить о случившемся...
      -- Сделаем так, -- Касьянов поднялся из-за стола и подошел к окну. -- Я беру на себя прессу и все такое, а вы Александр Стальевич, как только представится возможность, обрисуйте Владимиру Владимировичу обстановку. И поменьше мрачных тонов: что случилось, то случилось.... А я позвоню ему и скажу, что правительство вместе со специалистами ВМФ предпринимает все меры к спасению экипажа, о чем, кстати, я расскажу и СМИ... Что родственникам будет выплачена денежная компенсация, оказано самое пристальное внимание ну и так далее...А когда президент оклемается окончательно, мы с ним обсудим все остальное...
      Куроедов в знак согласия кивал головой, Сергеев тоже выражал полную солидарность со словами премьер-министра и лишь Иванов, отстраненным взглядом изучал висевшую на противоположной стене картину -- сочинский пейзаж с пальмами. Но в этой отстраненной созерцательности внимательный наблюдатель мог бы заметить предельное напряжение, свойственное очень педантичным и энергичным людям. И только Рушайло, с непроницаемым лицом, водил "шариком" по листу бумаги -- он рисовал серп и молот, а под ними крупными печатными буквами изображал слово "СССР". Это у него давняя привычка и кроме этого символа ушедшей эпохи его рука ничего другого изобразить не могла. Но и он, переживший не одну смерть среди своих спецназовцев, тяжело сносил случившееся, и мысли его то и дело перекидывались то в просторы Баренцева моря, под водами которого, в стальной чечевице, возможно, загибались от удушья люди, то в предгорья Северного Кавказа, где тоже расставались с жизнью самые крепкие и самые способные к жизни...
      Клебанов, посчитав, что совещание окончено, поднялся со стула и подошел к Касьянову. Разговор, который они завели, касался средств, которые скорее всего придется выделить на спасательные цели, подъем лодки, материальную компенсацию, а также для поездки родных и близких погибших моряков в Северодвинск, последнего их прибежища. Разговор для непосвященного человека неинтересный, цифирный, но неизбежный, как неизбежен припев в даже самой грустной песне.
      Спустя минут сорок после совещания, Илья Клебанов вышел на улицу и прошел по аллее к дальней скамье. Он тяжело на нее уселся и, уткнувшись в ладони, тихо заплакал. Он пытался сдержаться, но плечи предательски вздрагивали, а слезы, не спрашивая разрешения, текли и текли и по мере того, как это свершалось, душа обретала отдохновение, с сердца сваливался непомерно тяжелый груз. "Все будет хорошо, -- Клебанов достал из кармана носовой платок и незаметно стал вытирать глаза, -- все будет хорошо... Не может быть, чтобы все так кончилось...Дай Бог, кого-нибудь успеем вытащить..."
      Из Сочи Клебанов вылетел в тот же день и через три часа приземлился в аэропорту Северодвинска. И начались спасательные работы... Он сделал все, что в человеческих возможностях, однако оказался бессилен, как только может быть бессилен человек перед роком и матерью природой. И в этом не было его вины...
      41. Заключительная, Бочаров ручей, 14 августа.
      -- Володечка, пожалуйста, ничего не говори, --попросила Людмила, когда вошла в комнату и подошла к кровати, где он лежал. -- Ради бога, ничего не говори...-- Она встала возле кровати на колени и положила голову рядом с его головой. Удержаться от слез у нее не было сил, но и плакать на взрыд она не хотела. Очень противоречивые чувства терзали ее душу: и радость, и печаль, и разные страхи -- все слилось в одну воронку.
      -- Ну вот еще новая мода -- оплакивать живого и вполне здорового человека, -- Путин обнял жену, прижал ее к себе. Боялся, чтобы она не подняла голову и не увидела его предательски повлажневшие глаза. Помолчал, лишнее сглотнул.-- Люся, а как насчет того, чтобы рассказать мне о наших девочках, о московских делах...Я же за эти три дня соскучился по вам, а не звонил...Ты же знаешь, горы есть горы, неосторожный спуск и -- готово, носом в снег, а нога в кровь...А потом заметелило, связь накрылась...-- слова давались ему с трудом, еще не отошел общий наркоз, и язык не очень проворно справлялся со словами.
      Она нащупала рукой его лицо и закрыла ладонью рот.
      -- Не надо, прошу тебя. Ты не умеешь врать, от тебя за версту несет порохом, а ты мне о каком-то снеге толкуешь. Если бы это было так, меня не стали бы сюда приглашать...Сам Патрушев звонил, прислал машину и взял в свой самолет...Так что не надо, Володечка, фантазировать...
      -- Ну я все же президент, а ты жена президента, значит, внимание к нам по чину...Так что рассказывай, Люсечка, как вы тут жили без своего президента.
      Однако им не дали поговорить: в комнату без стука вошел Волошин и тем самым поставил в неловкое положение супругу президента. Она поднялась с колен и отошла к окну.
      Путин, взглянув на своего главного администратора, понял -- случилось что-то из ряда вон выходящее. Он был необыкновенно бледен, желваки на скулах ходили ходуном.
      -- В чем дело, Александр Стальевич? -- Путин откинул с груди легкое одеяло и попытался приподняться на подушке, однако сил не хватило.
      -- Речь идет о конфиденциальном...
      Президент кивнул головой.
      -- Людмила Александровна, оставь, пожалуйста, нас наедине, -- как можно мягче попросил Путин.
      -- Да, да, я понимаю, -- Путина вышла, в комнату влетел теплый сквознячок.
      -- В чем дело? -- повторил президент, -- неужели еще какая-то напасть свалилась на нашу голову?
      Волошин смотрел за окно, где качала ветвями старая глициния, и, казалось, продолжения разговора никогда не последует. Глава администрации явно был в ступоре.
      -- Ну что же вы молчите, Александр Стальевич? Может, Кремль обрушился или Москва-река потекла вспять?
      -- Да нет, слава Богу, пока все на месте... -- Обильная испарина покрыла его ленинский череп.
      -- Так в чем же дело?
      Волошин на шаг приблизился к кровати, на которой лежал Путин.
      -- Очевидно, наступил новый и совершенно необъяснимый виток техногенных катастроф, -- Волошин хотел подъехать издалека, но ему не позволили колесить.
      -- Александр Стальевич, не темните, это вам не идет. Что случилось?
      -- Накрылась атомная подлодка, товарищ президент. Если бы вы не поехали в Чечню, а отправились бы на учение в Баренцево море...Ведь это вполне могло случиться и с вами...
      Президент, превозмогая боль в ноге, попытался еще выше подняться на подушке. И его лоб покрыла густая испарина, с ресниц упали капельки пота.
      -- Дальше...Как звали лодку?
      -- "Курск", лидер подводного флота.
      Путин закрыл глаза и, казалось, на мгновение его куда-то поволокло -- в узкий холодный лаз, откуда несло мазутом и человеческими запахами. Он ощутил ледяной холод и вместе с тем неподъемную тяжесть в грудной клетке. Словно вся вселенная навалилась на него и он не в силах был сбросить с себя этот космический гнет. Первой мыслью было постучать рукой об обшивку чего-то непонятного, но сковывающего его движения, однако рука не осилила элементарного действия. И главное, где-то рядом он отчетливо слышал, как плещется вода, от которой его отделяли миллиметры, и глоток которой неистово жаждал его рот...А говорил он совсем не относящееся к его бедственному положению. Его губы произносили чудовищно несовместимые с реальностью слова: "Срывается пресс-конференция, которая должна была состояться еще вчера..." И в ответ голос Волошина: "Это исключено, Владимир Владимирович, ибо такое положение, -- он неопределенно повел рукой, -- исказит ваш имидж. Сегодня в России должен быть энергичный, здоровый и... владеющий ситуацией президент...Речь идет о большой политике, а тут на лужайке акулы пера и пираньи телеэкрана, которые только и дожидаются сенсации..." И опять губы перебирают ненужные слова: " Ну и черт с ними, на всех не угодишь..."
      Волошин, глядя на лежащего без движения президента, на его быстро и беззвучно шевелящиеся грубы, понимал, что его шеф сейчас недосягаем. Но когда он отступил на шаг от кровати, услышал отчетливые слова:
      -- Скажите Людмиле Александровне, пусть войдет.
      Однако первой в комнату зашла пожилая, похожая на чеченку, медсестра, которую позвал Волошин, и сделала президенту два укола -- внутримышечный в ягодицу и в вену руки. Какое-то время он оставался один и тишина, которую накопили в себе светлые стены комнаты, цветы на тумбочке, а за окном -южный день, вселяли в душу мир и спокойствие. Но память, словно челнок в ткацком станке, беспокойно сновала туда и сюда, туда и сюда, порождая в сознании хаос и сумятицу. И как-то не сочетались возникающие в воображении картинки: темный, смрадный провал подземелья, который неотступно стоял перед глазами, с этим спокойствием и теплым умиротворением, окружающим его в Бочаровом ручье...
      Ему было нехорошо, хотелось пить, а главное, хотелось перевернуться на бок -- лицом к стене...
      ...Людмила принесла отменный виноград "дамские пальчики" и две бутылки холодного русского кваса. И он выпил его почти полный фужер.
      Какое-то время она сидела молча, пристроившись в конце кровати. Она, конечно, помнила, что у него больна нога, и потому старалась сесть так, чтобы ее не задеть.
      -- Ты же упадешь, садись как следует, -- Путин немного отодвинул ноги к стене. -- Теперь уже все позади...Дай руку и почитай мне своего любимого Рильке...
      Женщина смотрела на него и думала о своем. А он смотрел на нее и в голубизне его глаз она считывала скрытое, принявшее хроническое состояние, беспокойство. И, видимо, это наблюдение и подтолкнуло ее задать вопрос, который она заготовила еще в Москве и который сейчас жег ей язык. Но вместе с тем ей не хотелось быть навязчивой и она стала нервничать -- поднялась, подошла к тумбочке, поправила цветы в вазе, затем, одернув одеяло, снова уселась на кровать...Улыбнулась, что, впрочем, далось ей не без труда.
      -- Товарищ президент, можно задать один вопрос от имени вашего электората? Я же, как никак, за вас голосовала...
      Он кивнул и тоже улыбнулся. Но то была болезненная, беспомощная улыбка.
      -- Скажите, товарищ президент, вы решили все свои проблемы, побывав в горах?
      А он, глядя на солнечные блики на стене, напрягся. Скулы заострились, веки набухли, словно под них закачали силикон. Путин пытался что-то сказать, но слова не складывались. Видимо, начал действовать противошоковый укол: глаза помимо воли сомкнулись, дыхание утяжелилось, хотя язык продолжал беззвучно укладывать букву за буквой, пока не образовалась простенькая фраза: "Позволь мне остаться в своем заблуждении"... Но она так навсегда и осталась невысказанной, и, очевидно, стала достоянием ноосферы, если, конечно, эта самая ноосфера не выдумка, не аппетитный плод фантазий соскучившегося по возвышенному философа...Еще он попросил включить приемник, но и эта просьба, не успев сорваться с беззвучно шевелящихся губ, осталась навсегда в нем...
      Он тихо спал, она недвижно сидела у его изножья, а за окном ускользаемо тихо катился к закату южный день. Но в душе Людмилы Александровны было по маскарадному весело и ярко, она в любой момент могла протянуть руку и дотронуться до самого для нее дорогого человека. И она восславила его, прошептав, как молитву, стихи их любимого поэта:
      О, знали бы вы, как безысходна смерть!
      Орфею страшно уходить из мира.
      Но слово превзошло земную твердь.
      Он -- в той стране, куда заказан путь.
      Ему не бременит ладони лира.
      Он поспешил все путы разомкнуть.
      Но то были слова не о смерти, а лишь о тихом, умиротворенном сне, который, впрочем, мало чем отличается от настоящей смерти....
      Эпилог
      Гибель атомной подводной лодки стала горячей темой для средств массовой информации. Писалось, как писалось -- много и без разбору. Газета "Коммерсант", сделав святую мину на очень грешном лике, разразилась заголовком: "Чья честь тонет в Баренцевом море?", под которым выдула грандиозный пузырь: "Хотя поговорить Путину было с кем, во вторник в Сочи прилетела группа журналистов "кремлевского пула". Значит, эмбарго на реакцию президента относительно "Курска" было объявлено самим Владимиром Путиным".
      Другой печатный орган отреагировал на катастрофу в Баренцевом море заголовком с многозначительным вопросительным знаком "Почему молчал президент?" И не без ехидства констатировал этот орган: "Лишь на пятые сутки с момента аварии на атомной подлодке Верховный главнокомандующий кратко прокомментировал..."
      Многие издания, торгующие "жареными утками", напрочь забывали элементарную истину, что "мудрые люди обдумывают свои мысли, глупые -провозглашают их", и тем самым ставили себя в необыкновенно податливую позу...Таким, в частности, оказалось издание, временами претендующее на объективность -- "The wall sireel journal": "...президент Владимир Путин неожиданно столкнулся с серьезными политическими последствиями этой катастрофы, которая сводит на нет его усилия по созданию эффективного российского государства".
      На весах журнала оказались совершенно несопоставимые величины: техногенная катастрофа и судьба целого государства. Но свалив все это в кучу, издание продемонстрировало "сочувствие" к стране, переживающей ужас потерь...
      И когда махровая банальность и некомпетентность ворохами выбрасывались со страниц газет, в восточно-европейский отдел ЦРУ поступила шифровка (перехваченная и расшифрованная в Ханкале) от агента, Джона Галевиуса следующего содержания: "В ночь с 11 на 12 августа 2000 года, в двенадцати километрах от грузинской границы, в ущелье Гнилая яма происходили боестолкновения, носившие за последнее время наиболее ожесточенный характер. В боевых действиях, по данным моих источников, принимали участие бойцы чеченского сопротивления в количестве не менее пятидесяти-семидесяти человек, а также диверсионная группа российских федералов в составе из десяти человек. Бой велся несколько часов, и, видимо, с переменным успехом, потому что еще и утром 13 августа там же происходила спорадическая перестрелка. Наиболее вероятным видом оружия при боестолкновении было стрелковое оружие (автоматы Калашникова, гранаты, станковые гранатометы и пехотные минометы, находящиеся на вооружении российской армии). Как сообщает другой мой источник, русская группа диверсантов поставленной цели в основном добилась, уничтожив до роты чеченцев и их главарей. При этом были уничтожены два вертолета, принадлежащие чеченским повстанцам. И если эта информация подтвердится информацией из независимых источников, данную акцию русских можно считать наиболее успешной за последние шесть лет, в течение которых российское правительство ведет борьбу с так называемыми сепаратистами. Однако цена, которую русские заплатили за эту операцию тоже ощутима: вся группа, не считая одного тяжело раненого диверсанта, погибла. По неподтвержденным данным, командовал диверсионной группой высокопоставленный чиновник ФСБ России, другой источник склоняется к более радикальному обобщению: предположительно, руководил рейдом русских сам полковник Путин, президент России...Однако эта маловероятная версия нуждается в независимом подтверждении, и, возможно, к следующему уик-энду вы такую информацию получите. Живите долго и счастливо ваш Джон."
      Эту информацию Галевиуса подтвердило также Агентство национальной безопасности США (АНБ), чьи электронные средства слежения тоже отметили в квадрате Е-9 боестолкновение и перемещение живой силы. Данные были переданы в ЦРУ.
      Следующее донесение агента Джона Галевиуса датировано 14 августа: "Подтверждаю, что усилия полковника Адамса Дормана привели к положительному результату. Наш близкий друг из Кандагара, наконец, выздоровел окончательно, с чем я всех нас и поздравляю. К сожалению, ни подтвердить, ни опровергнуть участие Путина в боевых действиях в ущелье Гнилая яма не представляется возможным. Достоверно лишь известно, что в боестолкновении погибли первые лица чеченского сопротивления, в числе которых значится также полевой командир Гараев, по кличке "эмир Тарзан".
      Газета министерства обороны РФ в одном из августовских номеров поместила небольшую заметку, в которой говорилось: "В горах Чечни спецподразделениями ФСБ и военной разведки уничтожена главная база боевиков, которая по своей оснащенности и неприступности представляла мощный укрепрайон. Многочисленные дзоты и подземные переходы делали ее неуязвимой и, видимо, это обстоятельство сыграло злую шутку с боевиками -- их подвела излишняя самоуверенность в своей безопасности. Разведывательно-поисковая группа, в которую входили офицеры спецназа, скрытно проникла в ущелье, где находилась эта база, и полностью ликвидирован ее личный состав. И что примечательно: в результате боя были освобождены заложники в количестве двадцати человек, уничтожены следящий электронно-сигнализационный комплекс, контролирующий подходы к базе, несколько огневых точек и два вертолета, на которых боевики постоянно мигрировали через границу республики и обратно. В подземелье базы были обнаружены оружейный склад, лазарет на двадцать коек, тир для проведения учебных стрельб и настоящий "монетный двор", где в огромных количествах печатались фальшивые российские деньги и доллары США. О зловещих целях боевиков свидетельствует и такой факт: в одном из бункеров хранились две ракеты земля -- земля и пока не совсем ясно были ли они обыкновенными тактическими ракетами или имели ядерные боеголовки."
      Август 2001 года