И затем, довершая наше изумление, до нас дошли новости, что Мадам Кото купила автомобиль. Мы не могли в это поверить. Никто на нашей улице и практически никто в нашем районе не мог позволить себе такую роскошь. У некоторых людей были велосипеды, и они очень гордились ими. Один или двое мужчин обладали мотороллерами и были окружены уважением, которое полагается старейшинам или вождям. Но люди определенно утверждали, что женщина на нашей улице имеет собственный автомобиль. Нам все еще не верилось в это, даже когда мы увидели сверкающий синий автомобиль с доброй мордой утрированной металлической черепахи. Машина была припаркована возле бара. Нам все еще не верилось, даже когда Мадам Кото начала делать первые неуклюжие попытки справиться с вождением, которые закончились тем, что она врезалась в лоток старой женщины. Мадам Кото сразу же распорядилась отремонтировать лоток и выдала этой женщине изрядную сумму. Мы наблюдали, как она учится водить. Она была слишком массивной для такого маленького автомобиля, и спереди выглядело так, как будто машина — ее панцирь, а ее голова — это третий глаз черепахи. Факт, что эта машина была слишком маленькая для нее, был для людей единственным утешением. Но все равно мы не могли оправиться от изумления.

Вместе с мужчиной, сидевшим рядом с ней, она ездила по улице, учась водить автомобиль. С решительным полубезумным взглядом, приподняв плечи, словно ее вес каким-то образом помогал машине двигаться вперед, она зигзагами гоняла по улице. Пока еще она не умела ездить по прямой. Когда она приближалась, обычно раздавался чей-то взволнованный голос:

— Прячьте своих детей! Прячьтесь сами! Едет безумная черепаха!

Затем мы видели ее машину, которая кидалась из стороны в сторону, наводя переполох среди коз и домашней птицы, и заставляя невинных ротозеев спасаться бегством в самые неприглядные места. Упорство Мадам Кото так и не было вознаграждено. Даже когда она научилась ехать по прямой, она все равно так нервничала, яростно работая всеми рычагами, что автомобиль издавал ужасные кашляющие звуки.

— Черепаха проголодалась, — говорили люди.

Затем мы услышали, что у нее возникли трудности с управлением автомобилем из-за ее распухшей ноги. Когда она нажимала на тормоз, то делала это так резко, что мужчина, который учил ее, ударялся головой о лобовое стекло. И поскольку она так и не смогла научиться водить, то наняла себе шофера, который возил ее по различным надобностям.

Неважно, что машина была маленькой, что Мадам Кото не умела водить ее сама. Значение имело то, что и на сей раз она была первопроходцем. Люди прониклись убеждением, что, если она захочет, то пролетит через весь поселок на донышке калабаша.

Мадам Кото решила обмыть свой новый автомобиль, и собралось множество людей, чтобы принять участие в этом ритуале. Присутствовал даже наш лендлорд. Люди приехали на велосипедах и мотороллерах. Многие пришли пешком. Среди прочих были старцы, которых мы никогда раньше не видели. Много было странных солидных женщин с непроницаемыми глазами. Мы увидели больших начальников, громил, и даже травников, колдунов и их подручных. Все они собрались в баре выпить и закусить. Все очень громко беседовали. Наконец народ позвали на омовение. Все кружком встали вокруг машины. Великий травник был суровым неумолимым мужчиной с таким изборожденным жизнью лицом и такими страшными глазами, что, наверное, даже зеркала отшатывались в ужасе и трескались при его взгляде. Он пробормотал подобающие такому случаю заклинания и помолился за автомобиль.

— Эта машина, — сказал он после всех таинств, — сможет доехать до луны и ничего с ней не случится.

Люди одобрительно закивали.

— Эта машина принесет вам благополучие и много денег. Ничто плохое не коснется ее. Любая другая машина, которая врежется в нее, будет разрушена, но с вашим автомобилем ничего не произойдет. Это и есть то, что мы называем высшей магией. Если вы даже заснете за рулем, все равно с машиной ничего не случится. Всякий, кто украдет ее, немедленно попадет в аварию и умрет. И всякий, кто пожелает зла этому автомобилю, тоже умрет!

Люди изъявили дружное согласие. Мадам Кото с тростью в руке энергично закивала. К этому времени все уже в той пли иной степени были пьяны.

— Если люди хотят завидовать вам, пусть завидуют. Зависть свободна. Они могут подавиться ею или же распухнуть, если они этого захотят. Но всякого, кто пожелает вам зла, пусть эта машина переедет, когда он спит. Эта машина будет охотиться за вашими врагами, преследовать как злой дух, перемалывать их в дорожную пыль. Ваш автомобиль сможет проехать сквозь огонь и ничего с ним не случится. Он сможет въехать в океан и выйти сухим. У него теперь есть друзья в мире духов. Эти друзья, такие же машины, как эта, будут гнать ваших врагов. Им не спастись от вас. Бомба упадет на эту машину и ничего с ней не случится. Я открыл путь для этого автомобиля. Теперь он будет ездить по всем дорогам. Он благополучно доедет до всех пунктов назначения. Вот что я говорю.

Люди поприветствовали травника. Кто-то засмеялся. Травник побрызгал автомобиль сложными снадобьями и едкими жидкостями. На капот он вылил целых полбутылки замечательного огогоро. И после того как ритуал омовения был завершен, после того как старцы, большие люди, начальники и служители культов совершили либации, собрание приступило к последней части программы — хорошенько напиться. Все пили, не отрываясь. Все спорили, как надо лучше пить, и все пили, чтобы лучше спорить. Много людей присоединилось к ним. Проститутки принесли пальмовое вино, перечный суп, жареное мясо и кроликов гриль. Появился слепой старик, он очень серьезно отнесся к процессу питья и ввязался в жаркую дискуссию с начальником. Собрание немного разбушевалось. Этого не просто все ожидали, так и было задумано. Но внезапно разразился гром. Никто не знал, когда все началось. Птички летали над головами и садились на крышу автомобиля. Небо темнело. Великий травник, который благодаря выпитому выглядел еще страшнее, чем раньше, начал высказывать очень рискованные заявления. Наконец он сказал такое, что повергло всех в полное молчание.

— Эта машина станет гробом, — внезапно объявил он. — Я только что видел это.

Люди уставились на него в полнейшем непонимании. Странный ветер перемен, казалось, задул в его голове. Глаза его стали смотреть в разные стороны. Его кривой рот придавал высказываниям силу приговора судьбы.

— До тех пор, пока вы не исполните правильно ритуал жертвоприношения, эта машина будет гробом! Я должен говорить правду, когда я вижу ее, иначе я умру! — продолжил травник.

Настроение собрания изменилось в одно мгновение. Старцы и пожилые женщины, выведенные из равновесия упоминанием страшного слова, с необычной живостью встали и пошли по домам. Начальники и высокопоставленные члены партии сели в свои машины. Молодые люди также поспешили уйти из бара. Остались только проститутки, лендлорд, слепой старец, который продолжал спорить с воздухом, как будто ничего не случилось, и сама Мадам Кото.

— Но если вы дадите мне одну из этих женщин, — сказал травник, делая выпад в сторону одной из проституток и промахиваясь, — я легко смогу извлечь этот проклятый гроб из вашего автомобиля.

Он стоял, покачиваясь, и его затуманенный взор был устремлен в лес. Птички взлетели с крыши автомобиля. Ветер слабо завывал и свистел в электрических проводах. Затем травник взял свои снадобья, прошагал мимо автомобиля и пошел по улице в нашу сторону. Мы сидели с Адэ на дереве, травник, приблизившись к нам, с пеной у рта, пьяный, с перекошенными глазами, сказал:

— Очень скоро один из вас умрет!

И пошел в лес.

Мы спрыгнули с дерева и последовали за ним. Он остановился, чтобы пописать возле дерева. Его моча была очень желтой. Закончив писать, он зашагал вперед, жестикулируя, размахивая руками, и крича:

— Все эти деревья умрут, — с горечью сказал он, — потому что больше никто их не любит!

И затем, махая руками, как крыльями, он обернулся, увидел нас и сказал, показывая на меня своим пальцем в магических кольцах:

— Эй ты, ребенок-дух, если ты не заберешь отсюда своего друга, я вас обоих превращу в змей!

Мы развернулись и побежали. Уже на бегу мы услышали, как он стонет в лесу, и его голос эхом отдается среди деревьев, отражаясь от земли. Мы слышали его пьяный плач, полный горести:

— Слишком много дорог! Все МЕНЯЕТСЯ СЛИШКОМ БЫСТРО! Нет новых идей. Везде одна ТРУСОСТЬ! СЕБЯЛЮБИЕ РАЗЪЕДАЕТ МИР! ОНИ РАЗРУШАЮТ АФРИКУ! ОНИ РАЗРУШАЮТ МИР, и ДОМ, и ХРАМЫ БОГОВ! ЛЮБОВЬ они тоже РАЗРУШАЮТ!

Мы услышали его сумасшедший смех, раздирающий на части воздух. Он продолжил свои крики уже другим голосом.

— КТО МОЖЕТ УВИДЕТЬ ВО СНЕ ДОБРУЮ ДОРОГУ И ЗАТЕМ ПРОЙТИ ЕЮ ПО ЖИЗНИ? КТО МОЖЕТ РОДИТЬ СЕБЯ И БЫТЬ СЕБЕ ОТЦОМ И МАТЕРЬЮ? КТО МОЖЕТ ЖИТЬ В БУДУЩЕМ и ЖИТЬ В НАСТОЯЩЕМ и НЕ СОЙТИ С УМА? Кто может ЖИТЬ СРЕДИ ДУХОВ и среди ЛЮДЕЙ и НЕ УМЕРЕТЬ? КТО может ЕСТЬ И СПАТЬ СО СВОЕЙ СУДЬБОЙ и все-таки ПОЛУЧАТЬ УДОВОЛЬСТВИЕ ОТ ПРЕКРАСНЫХ ВЕЩЕЙ?

Воздух сотрясся от того же смеха.

— ЭТИ ЗАГАДКИ ПУСТЬ РАЗГАДЫВАЮТ ДЕРЕВЬЯ! — прокричал он из дальних глубин леса. Больше мы не слышали его голоса.

Когда мы подошли к бару, Мадам Кото сидела снаружи в плетеном кресле в окружении своих женщин. Некоторое время мы за ними наблюдали. Они сидели, не двигаясь. Они сидели в полной тишине. Все они смотрели на автомобиль.

Публичные представления Папы должны были выйти на новую орбиту. В течение того времени, когда Мадам Кото провела электричество и купила автомобиль, люди потеряли интерес к его тренировкам. Их больше интересовала машина. По вечерам люди шли к бару Мадам Кото и скапливались возле автомобиля, глазели на него, восхищались. Как-то ночью мне даже приснилось, что Мадам Кото поехала на машине на луну и не смогла вернуться. Когда ее слуга ездил взад и вперед по улице, доставляя пальмовое вино и еду, люди прекращали свои дела, чтобы еще раз обновить восхищение по поводу машины. Позади автомобиля с криками и приветствиями всегда бежали дети.

Мадам Кото выросла еще на одну ступень — она перешла на пиво. На пиве можно было заработать больше денег, и в городе недавно начали открываться пивоварни. Иногда, когда вечерний запас пива бывал доставлен, Мадам Кото приглашала детей из нашего района прокатиться на автомобиле. Этим она доставляла себе особое удовольствие от своей значимости и считала бесплатное катание чем-то вроде благотворительности. Адэ отказывался вступать в какие-либо контакты с автомобилем. Отец убедил его в том, что это дьявольское устройство. Однажды она и меня прокатила, и я никогда этого не забуду. Она сидела на заднем сиденье, я — на переднем. Я не видел дороги, и мне казалось, что мы едем по ветру. Она останавливалась, чтобы подвезти людей. Когда я остался один в машине, она попросила водителя прибавить скорость. Водитель был только рад этому и понесся с такой дикой скоростью, что я был уверен: мы летим на луну. Когда я попросил водителя притормозить, потому что начал чувствовать тошноту, Мадам Кото сказала:

— Быстрее, быстрее!

И водитель погнал как сумасшедший, с какой-то мстительностью разгоняя машину до предельной скорости. Я не мог понять источник этой мстительности. Лицо Мадам Кото было лучезарным, глаза расширились, и ее массивное тело светилось от чистого наслаждения и силы ускорения, так же, как и от моего ужаса. Но затем от скорости и от страха меня стошнило. Меня стошнило прямо на водителя, тогда Мадам Кото приказала остановить машину и дала знак водителю, чтобы тот меня спровадил. Водитель так и сделал. Оттерев рвоту с помощью песка и тряпки, он грозно на меня посмотрел. Этот взгляд никак меня не пронял, тогда водитель осторожно подошел ко мне, притворяясь, что хочет в знак прощения погладить меня по голове, и залепил такой щелбан, что у меня пошла голова кругом, и я даже не заметил, как они уехали. Я остался на дороге вдали от дома, и больше меня не звали покататься на автомобиле.

Вечером, когда я пришел домой, Папа тренировался так, как будто окончательно сошел с ума. Никто за ним не наблюдал, кроме мальчика, двух кур, козла и слепого старика. Той ночью, недовольный переменчивостью вкусов этого мира, тем, что людям надоели его представления, Папа не на шутку разбушевался и в неистовстве носился по дороге, бросая вызовы всей планете. Он хвастался, что может за раз побить троих. Никто не принял его вызова. Тогда он стал настаивать, что побьет пять человек. Только когда он поднял число своих противников до семи, люди начали выходить к нему из темноты.

Я был совсем обессилен той ночью. Я сидел на цементной платформе и видел, как семеро мужчин приближаются к Папе. Все они работали грузчиками и телохранителями. Я часто видел их в толпе, как они изучали движения Папы, пока он тренировался. Папа бесцеремонно уложил одного из них быстрым апперкотом в челюсть. Человек упал и больше не двигался. Остальные шестеро мужчин обступили его. Папа попрыгал на месте, накачивая себя повторением своих боевых имен, тайных имен, имен, которые он дал своему духу. Двое мужчин выступили вперед, и один из них ударил Папу по голове простым круговым ударом. Папа заразительно засмеялся и исполнил тот же удар. Мужчина свалился как подкошенный. Папа нацелился на третьего противника, но изменил направление и нанес удар четвертому в солнечное сплетение, а затем выбил его из боя сокрушительным косым ударом слева. Трое мужчин без движения лежали на земле. Остальные четверо разбежались, как сговорившись. Папа не стал их догонять. Слепой старик поаплодировал Папе, а мальчик вслух произнес его боевое имя. Когда все ушли, оставив старика одного, мы услышали, как в темноте вздохнул его аккордеон. Мы были удивлены тем, что звучал он довольно приятно.

Мы проснулись и обнаружили, что мир смотрит на нас с особым уважением. Весть о том, что Папа побил в бою семерых мужчин, облетела вокруг глобуса и даже достигла мира духов. Папа, который стал сам себе импресарио, три дня не тренировался на публике. Он объяснял мне свои ключевые принципы:

— Когда люди не верят, что ты это умеешь, а ты это делаешь, они начинают тебя уважать. И тогда приходит время, когда нужно исчезнуть. Чем больше они уважают тебя, тем лучше. Потом, держи в себе свои секреты. Интерес людей растет. Время идет. Они устают. Им становится скучно ждать тебя. Они теряют в тебя веру. Вот тогда и нужно показать им, на что ты способен.

Я понятия не имел, о чем он говорит. Вместо того, чтобы тренироваться у ограды дома, он медленно прохаживался по улице.

— Черный Тигр! — приветствовали его люди.

Он не отвечал. Он уходил из поселка, и никто его не видел до самой ночи. Потом он подходил к дому, несколько секунд боксировал с тенью для публики и исчезал в комнате. Интерес к нему все возрастал. Его имя передавалось из уст в уста. Его легенда пускала новые ростки. Когда бы я ни возвращался из школы, всегда находилось несколько мужчин, которые спрашивали о нем. Они хотели знать, где он тренируется, кто был его тренер, и к какой партии он принадлежит. По вечерам толпы народа собирались возле нашей ограды. Люди, наслышанные о доблести Папы, съезжались из отдаленных деревень, из самых дальних уголков. Они ходили кругами, посматривая на наш дом. Соседи приходили рано, принося с собой маленькие столики, стулья и выпивку. Уличные торговцы, разносчики, продавцы пива, торговцы водой со льдом и нюхательным табаком толпились в ожидании. Когда Папа возвращался домой с работы, все хором скандировали его имя и просили устроить публичную тренировку. Он отвечал тем, что демонстрировал некоторые удары, работу ног и затем исчезал в нашей комнате. Он ничем не был им обязан и отказывался потакать их изменчивым вкусам. Толпа становилась беспокойной, потом скучающей, потом разочарованной, и наконец все расходились. Но вскоре пошли слухи, что Папа вовсе и не побил семь человек сразу, что он вообще никого не победил, что он даже боится сейчас тренироваться в присутствии публики.

Прослышав про это слухи. Папа таинственно заулыбался. Он продолжал ходить в сторону леса, к месту, о котором никто не знал.

Наступило время политического сезона, заново набравшего силу. Однажды утром мы снова услышали голоса из громкоговорителя. Голоса убеждали нас вступить в Партию Богатых. Голоса твердили нам, что они собираются устроить самый большой политический съезд в мире, куда будут приглашены самые известные музыканты Африки и где будут раздавать подарки для детей, призы для женщин, работу для мужчин. Позже в этот день мы увидели, как медленно отъезжает фургон, из которого продолжали разноситься заявления. На сей раз в фургоне было еще больше громил и телохранителей. Фургон был задрапирован большими партийными флагами; мужчины раздавали листовки. Когда фургон только-только появился, я подумал, что на наш район движется беда. Я подумал, что снова будут гореть дома, фургон будет уничтожен, а громил изобьют. Я подумал, что люди вспомнят, как та же самая партия пыталась отравить их гнилым молоком и как она устроила ночной погром. Но люди все позабыли, а те, кто еще что-то помнил, пожимали плечами и говорили, что все это было слишком давно, что все это слишком запутано, и кроме того, у партии давно уже поменялись лидеры.

Папа пропустил драматическое возвращение политики в наши жизни. Он продолжал тренироваться вдали от всех. Когда он вернулся, улица была завалена памфлетами, которых никто так и не прочитал. Он почти не проявлял интереса к тому, что творится в мире вокруг нас. Когда мы рассказали ему о возвращении фургона, он недоуменно заморгал.

— Какой фургон?

— Фургон политиков.

— А, политики, — сказал он, снова погрузившись в пустое созерцание.

Когда Мама спросила его, где он был, Папа по-прежнему находился в состоянии полной прострации.

— Где был?

— Да, где ты был?

— Да так, тренировался.

— Где?

— Что где?

— Где ты тренировался?

— А, там где-то.

— Расскажи мне.

— Что?

— Где?

— Зачем?

— Может быть, ты тренировался с другой женщиной?

— Женщиной?

— Да, женщиной.

— Какой женщиной?

Мама в конце концов сдалась. Задавать Папе какие-либо вопросы было непросто. Он ел в таких же количествах, как прежде, и почти все время молчал. Его бытие поднялось на новый уровень. Мама попыталась раз или два с ним поругаться, но Папу, глубоко ушедшего в свой мир, было бесполезно вовлекать в споры. Мы тогда еще не понимали, что его охватила какая-то новая сила. Он становился другим человеком. Его глаза стали жесткими, как кремень или те камни, которые режут металл. Он был какой-то отчужденный, словно принадлежал к другой планете. Его лицо стало более абстрактным, похожим на маску и, что любопытно, какие-то его черты смягчились.