Поначалу женщины замолчали. Потом одна из них сказала замогильным голосом:
— Дерьмо собачье — это то, что ты ешь!
Папа одним долгим глотком осушил стакан вина и смачно отрыгнул. Он напряженно смотрел в сторону одной из женщин, а женщина смотрела на него. Ветер трепал полоски занавески. Мы все смотрели на дверь, ожидая, что вот-вот сюда войдет какой-нибудь необычный персонаж. Папа смотрел сквозь женщину, сквозь стены, и его необычный взгляд испугал меня. Огонь в лампе у двери заколыхался и потух. Затем Папа издал холодный смешок, от которого у меня по спине пробежал легкий озноб. Папа продолжал смеяться с неподвижным лицом, похожим в темноте на маску, и казалось, что его смех каким-то образом влиял на ветер. Что-то прогремело по крыше. Я услышал из леса странные завывания котов. Ветер ворвался в бар как бестелесный дух, ища место, куда сесть. Когда Папа закончил смеяться, в комнате стало темнее и ветер поутих. Мы все словно ютились где-то на краю долгих пространств неопределенных ожиданий.
— Пойдем домой, — сказал я, и дрожь прошла через мое тело.
— Молчи, — ответил Папа с тем же пустым взглядом.
Одна из женщин встала и села снова. Поднялась другая женщина и, виляя задом, пошла и встала у дверей. В слабом свете я увидел у нее на задней стороне шеи шрам. Она долго там стояла, и ее била дрожь. Пошел моросящий дождик. Папа налил себе еще пальмового вина. Погасла еще одна лампа. Глаза женщин посверкивали в темноте. Подул ветер, я слышал его завывания, когда он вихрем проносился в деревьях. В его движениях зародился злой дух. Цинковая крыша дребезжала от порывов ветра, я слышал протесты деревьев, ветер приносил и уносил с собой кваканье лягушек. Женщина у дверей развернулась и, двигая каждой частицей своей подвижной плоти, пошла в нашу сторону, обогнула наш стол и тяжело села. Она вздохнула и произнесла:
— Сегодня посетителей нет, — сказала она.
Временно наступила тишина. Я посмотрел на дверь. Полосы занавеси чуть раздвинулись, словно освобождая путь для какого-то большого существа, и в бар вошел дух с тремя головами. Каждая из голов имела особый облик. Одна была красная с голубыми глазами, другая желтая с красными глазами, третья голубая с желтыми глазами. Всего у духа было около десяти глаз. Он вошел в бар, постоял у двери, каждая голова посмотрела в своем направлении, и из желтых глаз духа повалил дым. Затем дух медленно и неуклюже стал продвигаться в зал. Я наблюдал за ним с восхищением, чувствуя, как в мой мозг входит лихорадка. Дух подошел и встал напротив, через стол от меня, затем все три его головы повернулись в мою сторону, и он уставился на меня всеми десятью глазами. Лихорадка дошла до моего мозга, и у темечка начался какой-то зуд, похожий на непрекращающееся сверление. Дух долго вглядывался в меня. Я не мог двинуться. От разноцветья его глаз мне было больно, оно жгло мне глаза. Затем голос в моем черепе сказал:
— Закрой глаза.
Я закрыл их и все равно все видел. Головы духа вытянулись на шеях и затем втянулись обратно. Дух, пройдя сквозь стол, будто его не было, уселся среди женщин. Две его головы, смотря в противоположных направлениях изучали женские лица. Средняя голова, желтая с красными глазами, остановила свой взгляд на мне. Одна женщина закашлялась. Другая чихнула. Третья встала и снова села. Папа икнул.
— Чем-то здесь воняет, — сказала женщина которая чихнула.
— Я, кажется, заболеваю, — сказала другая.
— А мне хочется блевать.
— Я не могу двинуться с места.
— И посетителей нет как нет.
— Нет посетителей — нет денег.
— И нет электричества.
— Дурацкий дождь.
— Чертов ветер.
— И Мадам Кото куда-то исчезла.
— Куда она могла пойти?
— Откуда я знаю?
Они замолчали. Ветер утих, как будто земля наконец, чем-то разродилась. Одна из женщин достала нюхательный табак и резко вдохнула. И затем, зашатавшись, она схватилась за стол. Ее голова закачалась, а широко открытый рот попытался удержать равновесие. Голубая голова духа была прямо перед ней. И вдруг женщина так оглушительно чихнула, что голова духа затряслась и отпрянула от нее в изумлении. Остальные головы широко пооткрывали глаза и один глаз, самый далекий, стал ходить ходуном, вращаясь в своей орбите. Все глаза начали расширяться, и затем дух тоже разразился могучим чихом, который буквально отбросил меня к стене.
— Что с тобой такое? — спросил Папа.
— Ничего.
— Какая-то баба чихнула и тебя как ветрам сдуло? Ты что, не мужчина?
Потом я сам начал чихать. Папа ударил меня по голове. Чихание продолжила еще одна женщина. Потом к ней присоединился и Папа. Вскоре мы все перезаражались этой странной болезнью — неуправляемым чиханием. Мы чихали так долго и с такой силой, что казалось, наши головы разлетятся в разные стороны. Женщина, с которой все началось, казалось, распространила вирус чихания по всему залу, и от ее чиха погасла последняя лампа. Папа высморкался в чашку с недопитым пальмовым вином и затем перевернул ее. Всех нас корчило от спазм, пока ветер, влетев в бар, не унес с собой наше чихание; взамен он доставил нам пять крутых мужчин, которые смеялись над нами. Мы так и не поняли; что кончили чихать, когда один из них сказал:
— Так-то вы встречаете посетителей?
Женщины, вытирая носы, чуть ли не дерясь друг с дружкой, наперегонки помчались к мужчинам и проводили их к столу.
— Еще вина! — потребовал Папа.
Никто не обратил на него внимания. Средняя голова духа повернулась к Папе, как будто он только что материализовался.
— И побольше света! — добавил Папа.
Одна из женщин встала и зажгла лампу. Дух стал виден хуже.
— Если к вам пришли новые посетители, это не значит, что вы меня не должны обслуживать, — сказал Папа раздраженным голосом.
— Замолчи! — ответил один из мужчин.
Папа посмотрел на него пустым напряженным взглядом. Мужчины смотрели на него. Папа отвел глаза, ушел в себя и затих. Женщина, которая зажигала лампы, подошла к нему.
— Вы хотите еще одну бутылку пальмового вина? — спросила она.
Папа не ответил и даже не поднял глаз. Казалось, он провалился в себя. Женщина повторила вопрос. Папа опять ничего не ответил. Он повесил голову.
— Оставьте этого бесполезного человека, — сказал один из мужчин.
— Если он не хочет тебе отвечать — пусть глотает свою слюну, — сказал другой.
Папа поднял глаза и снова их опустил. Мужчина чихнул. Дух задвигал одной головой и вперился в него. Женщина уперлась кулаком в свое бедро. Затем она сходила на задний двор, принесла бутылку пальмового вина и со стуком поставила ее на стол. Папа налил себе немного. Женщина отошла и села рядом с одним из свободных мужчин. Они начали между собой разговаривать. Дух поднялся и пересел к мужчине, который чихнул. Папа прикончил стакан вина одним глотком и затем, с каменным лицом и напряженными глазами, поднял взгляд. Он изучал мужчин. Затем он уставился на того, который чихнул. Поначалу я подумал, что он смотрит на духа. Человек, на которого он смотрел, не замечал его взгляда.
— На что это ты так смотришь? — спросила женщина, сидевшая с мужчиной.
— Не твое дело.
Мужчина поднял глаза и поймал на себе свирепый взгляд Папы.
— Пойдем, — сказал я. — Дождь прошел.
Стояла тишина. Затем Папа вытянул руку и указал подрагивающим пальцем в направлении человека, в адрес которого должно было прозвучать обвинение. Я посмотрел, кто это был. Средняя голова духа выглядела удивленной, и ее глаза загорелись разными цветами.
— Ты трус! — закричал Папа, вставая, безошибочно показывая пальцем на человека, который чихал и у которого под левым глазом был угрожающий шрам.
— Кого это ты назвал трусом? — ответил мужчина, вставая.
— Тебя! Это был ты и твои друзья. Вы напали на меня прошлой ночью. Ты трус!
— Ты сумасшедший! — крикнул мужчина. — Ты вор! Твой отец был трус!
— Если ты такой храбрый, — сказал Папа громоподобным голосом, — почему бы тебе не сразиться со мной сейчас, один на один?
Установилась тишина. Затем женщины стали обвинять Папу в том, что он смутьян. Они пытались успокоить мужчину, усаживая его на место, хватая за плечи. Мужчина в ярости сбросил их руки со своих плеч. Папа все еще стоял, дрожа всем телом, с вытянутым пальцем и двигающимися желваками. Женщина закричала. Другая женщина чихнула. Мои глаза были широко открыты. На время я потерял духа из поля зрения. Мужчина вышел из-за стола. Все женщины пытались его успокоить. Он отшвырнул их. Подул ветер. Мужчина прошагал в центр бара и устроил представление, срывая с себя свою просторную одежду. Он очень долго срывал ее с себя. Его одеяние не снималось через шею, а его амулеты и ожерелья все перепутались. Женщина опять закричала. Папа сел, налил себе еще стаканчик пальмового вина, встал и вышел из-за стола. Он помог противнику снять с себя верхнее одеяние. Ветер подул так, что, казалось, он может унести этот бар на край земли. Я чувствовал, как дрожит пол. Когда мужчина снял с себя верхнюю одежду, он закипел от злости, выругался и стал снимать рубашку. Это тоже заняло какое-то время. Папа вышел пописать. Когда он вернулся, мужчина стоял перед ним с голой грудью, и только амулеты висели вокруг его шеи. Знаки-шрамы, словно ужасные дождевые черви, шли по всей его груди и заканчивались у пупка. Его спутники к тому времени уже окружили Папу. Мне страшно было его видеть таким спокойным и собранным, и я заплакал.
— Мы тебя не знаем, — сказала одна из женщин среди всеобщих визгов, — мы тебя не знаем, и ты приходишь со своим уродом-сыном, портишь нам бизнес, причиняешь неприятности.
На ее лице было дикое выражение, глаза перекошены, крашеные ногти похожи на красные когти.
Папа не обратил на нее внимания.
— Так что ты собираешься делать? — спросил мужчина, трогая свой амулет. — Ты знаешь, что это у меня за вещь, а? Если ты тронешь меня, ты семь раз будешь падать и…
Внезапно — казалось, что в бар попала вспышка молнии — Папа ударил его в лицо. Это случилось очень быстро. Через секунду человека как ветром сдуло через входную дверь. Мы слышали, как он причитает где-то в темноте. Молния снова вернулась Папе в кулак. Затем женщина с красными ногтями набросилась на него сзади. Она завыла, как безумная кошка, расцарапала Папе шею и пыталась выцарапать ему глаза. Папа повалил ее вниз, и она упала на стол. Мужчина, с которым она сидела, кинулся на Папу, и они покатились по полу. Я слышал, как они борются, пытаясь встать. Женщина поднялась, увидела меня, и с силой заехала мне по голове. В баре снова возник дух. Я побежал к выходу. Женщина — за мной. Я врезался в одного из мужчин, он оттолкнул меня, и я свалился на вывеску бара, лежавшую на промокшей земле. Дождик все еще моросил. Я видел, как двое мужчин бьются с Папой. Один из них заходил к нему со спины, другой наносил удары спереди. Папа маневрировал, подаваясь вперед и назад, и ему удалось схватить мужчину сзади и перебросить его через плечи. Затем он уложил того, что спереди, мощным ударом в нос. Оба мужчины лежали в грязевой жиже. Папа, довольный, улыбнулся мне. Женщина набросилась на него и вцепилась в волосы. Сбросить ее оказалось для Папы делом непростым. И к тому времени, когда ему это удалось, остальные мужчины вышли из бара и окружили его.
— Бежим, — сказал я.
Те, что валялась на земле, стали оправляться. Я попытался добить их палкой, но у меня плохо это получалось. Пятеро мужчин смыкали кольцо вокруг Папы. Взвизгивая неестественными голосами, женщины кричали мужчинам, чтобы они убили Папу, натерли его лицо грязью, заставили есть дерьмо. Мужчина попытался нанести Папе удар в лицо, но промазал и поскользнулся. Другой ринулся на Папу и сшиб его с ног. Все остальные набросились на два тела, лежащих на земле, образовав свалку. Драка превратилась в кучу-малу. Каждый бил каждого. Затем из кучи борющихся грязных тел появилась желтая голова духа. Она выглядела довольно смущенной. Затем дух отделился от дерущихся и направился ко мне, приблизив к моему лицу желтую голову с горящими красными глазами. Голос у меня в голове сказал:
— Закрой глаза.
Я закрыл их, но продолжал видеть. Светлые глаза духа ранили меня. Люди выбирались из кучи. Папа бешено избивал их, свингуя своими стальными кулаками. Затем он побежал на задний двор и вернулся с устрашающей дубиной. Я открыл глаза. Из дубины торчали несколько длинных гвоздей. Я закричал. Дух, широко открыв все десять глаз, наклонил ко мне среднюю голову и сказал:
— Они сказали мне, чтобы я взял тебя с собой.
— Кто?
— Твои друзья.
— Какие друзья?
— Из мира духов. Твои спутники.
Папа неистово дрался дубиной.
— Ты же заключил с ними договор. Когда ты еще не родился. Помнишь?
Мужчины разбежались во все стороны, увидев это устрашающее оружие.
— Держи его! — крикнул один из них.
— Сам держи.
Папа преследовал их. Они убегали. Он погнался за женщиной. Она с криками побежала в лес.
— Они сказали, что я должен тебя забрать, — опять сказал дух.
— Я не пойду.
Остальные женщины тоже вышли из бара. Один из мужчин схватил длинную скамейку. Папа бросился к нему с убийственным выражением лица. Мужчина бросил скамейку и побежал.
— Трусы! — победно орал Папа.
Он продолжал гоняться за мужчинами, они убегали от него. Затем он ворвался в бар. Женщины разбежались при его приближении. Он опять вышел наружу с калабашем пальмового вина, принадлежавшим его соперникам. Он неторопливо пил, не спуская глаз со стоявших вдалеке мужчин.
— Так ты не пойдешь? — спросил меня дух.
— Нет.
— А как же обещание?
— Какое обещание?
— Они очень рассердятся.
— Ну и что?
— Не говори потом, что я не предостерегал тебя, — сказал дух.
— О чем?
— Помни, что у меня только три головы. Если ты не послушаешь меня, твои спутники пришлют к тебе духа с четырьмя головами.
Одна из женщин прыгнула на Папу, пока он медленно допивал последний глоток. Потом все женщины бросились на него и стали звать мужчин, чтобы те подошли и прикончили его. Папа боролся. Калабаш разбился. Одна их женщин закричала. Мужчины осторожно приближались.
— А после этого они пришлют духа с пятью головами.
Папа стряхнул с себя женщин. Они отскочили от него. Одной из них удалось вырвать у него страшное оружие с гвоздями и отбежать.
— Но если дело дойдет до того, что они пришлют духа с семью головами, уже ничто не спасет тебя.
Мужчины приближались к Папе более уверенно. Женщины стали бросать в него камни.
— А если тебе и удастся спастись от семиглавого духа, спутники придут за тобой сами.
Один из камней попал Папе в голову. Он тоже принялся бросать камни. Но мужчины присоединились к женщинам, и камни полетели в Папу из темноты со всех сторон.
— Женщины из ада! Проститутки! Ямсовые груди! — ревел Папа.
Они и в меня стали швыряться. Папа подобрал упавшую вывеску Мадам Кото и стал закрываться ею, как щитом. Нас оттесняли назад к бару. Мы вошли в него и закрыли входную дверь. Через закрытую дверь вошел дух и снова стал убеждать меня последовать за ним. Папа завалил вход скамейками и накрепко его закрыл. Дух шел за мной по пятам, напоминая мне об обещаниях, которые касались не его, умоляя, угрожая мне, и одна его голова стояла передо мной все это время, а другая шептала на ухо. Громилы бросали в дверь камни. Я услышал, как они обежали бар, намереваясь проникнуть с заднего двора. Папа задул все лампы. У мужчин не хватило смелости войти в темное помещение. Светящийся дух с яркими глазами бродил в темноте так, словно он потерял чувство направления. Папа ругался. Он сказал, что истекает кровью. Москиты кормились нами. Мы старались не издавать ни звука. Я понятия не имел, что случится дальше. Дух, немного обезумевший, бродил по бару и наконец вышел наружу сквозь одну из стен. Над нами раздался раскат грома. Дух, как ошпаренный, влетел обратно. Сбитый с толку, он зашатался на ногах и все головы повернулись в разных направлениях. Опять пошел дождь. Мы слышали, как кто-то крадется через заднюю дверь. Папа бросил туда что-то. Человек вскрикнул и побежал обратно. Затем повисла долгая тишина. Ее нарушил громкий голос Мадам Кото, которая стучала во входную дверь. Громилы сгрудились на заднем дворе. Проститутки ворвались в бар, зажгли лампы и быстро привели в порядок зал, оттащив скамейки от входной двери. Дух подошел и сел рядом со мной. Проститутки открыли дверь, извинившись за то, что она была заперта, и что-то сказали о проливном дожде. Мадам Кото, вся промокшая, с негодующим лицом, вошла в бар. Она встряхнулась как большая птица, и брызги от нее долетели до самых темных уголков бара. Папа сидел прямо, и кровь, стекавшая у него со лба, капала на стол. Голубая голова духа смотрела на кровь, неподдельно очарованная. Мадам Кото уставилась на нас. Она ничего не говорила. Было ясно, что она уже сделала относительно нас выводы. Медленно она прошла в бар. Дух встал и последовал за ней. Проститутки стояли по стеночке, и их лица разглаживались тенями. Папа встал и сказал:
— Мадам Кото!
Она приостановилась. Вода капала с конца ее набедренной повязки. Дух прошел прямо сквозь нее. Она дрожала.
— Мадам Кото, ваши друзья чуть не убили меня два дня назад. Я увидел их сегодня здесь. Они дрались со мной и бросали в меня камни. Ваши женщины тоже бросали в меня камни. Что вы собираетесь делать по этому поводу?
Она ничего не ответила, а просто направилась к стойке. Она прошла сквозь духа.
— Вы — гнусная женщина, ведьма, — сказала Папа уравновешенным тоном. — И поскольку вы не заботитесь о человеческих существах, страшные вещи будут происходить с вами. Ноги моей больше не будет в вашем баре, как и ноги моего сына.
Мадам Кото повернулась, чтобы посмотреть на Папу. Казалось, она была удивлена, но не обескуражена словесным нападением Папы. Она посмотрела на меня. Ее взгляд чуть не превратил меня в дерево. Я думаю, с этого мгновения она и стала нашим врагом. Она продолжила свой путь, исчезнув на заднем дворе. Папа закончил пить, взял меня за руку, и мы вышли наружу.
Громилы ушли. Лил дождь, но мы этого не замечали. Лес стоял рядом с нами как промокшая темнота. Улица превратилась в ручей. Сточные канавы переполнились. Твердая земля стала грязью, и я чуть ли не по колено утопал в жиже. Папа ничего не говорил. Мерное падение дождя успокоило все человеческие голоса. Небо было очень темное. Подходя к дому, Папа сказал, посмеиваясь:
— А все-таки мы задали им перцу, правда?
— Ага.
— Вот что значит быть мужчиной.
— Что?
— Когда тебя бьют, соберись, изучи их, дождись подходящего момента и только потом отвечай. Дерись с ними как безумец, как мудрец. Только тогда они станут тебя уважать.
К этому времени я весь дрожал и клацал зубами. Папа шел впереди меня, а дождь стекал по моей спине.
Когда мы пришли домой, в комнате горела свеча. Было чисто и тепло, и везде чувствовался запах свежеприготовленного супа. Мамы дома не было, хотя дверь была открыта. Папа обернулся полотенцем и ушел мыться. После него в ванную пошел я. Когда я вернулся, Мама уже сидела на кровати. На столе стоял большой котел с дымящимся перечным супом. Мама выглядела молодо, но устало. Ее лицо было припудрено и глаза светились. Когда я вошел с обернутым вокруг талии маленьким полотенцем, Мама улыбнулась.
— Так значит, вы с отцом всех побили, да?
Я сел ей на колени.
— Они и в тебя бросались камнями?
— Да, но я уворачивался.
Папа рассмеялся. Мама растерла меня маслом. Я причесал волосы и оделся. Я так и заснул на руках у Мамы. Затем я внезапно проснулся. Свет был уже другим. Чадила москитная спираль.
— Давай, поешь супа с перцем.
Я уже лежал на кровати. Я встал и доел остатки супа. Он был горячий, и мой рот и голова сразу же вернулись к жизни. В глазах что-то жгло. Папа сидел на трехногом стуле.
— Сегодня я видел духа, — сказал я.
Оба они чуть приподнялись.
— Какого духа?
— С тремя головами.
— Где?
— В баре Мадам Кото.
— Когда?
— Когда мы дрались.
Папа посмотрел на меня недоверчиво. Затем он медленно откинулся на спинку стула.
— И на что же он был похож?
— У него было три головы.
— Что он тебе говорил?
— Что я должен с ним идти.
— Куда?
— Откуда я пришел.
Оба они замолкли. Папа закрыл глаза, искусно раскачиваясь на стуле, затем открыл один глаз и поглядел на меня оценивающе.
— Тебе уже пора спать.
Я ничего не ответил.
— Значит, меня могли убить, а у тебя только и нашлось бы сказать людям, что ты видел духа, да?
— Нет, — ответил я.
— Иди спать.
Я стал расстилать свой мат.
— Ложись на кровать.
Я забрался на кровать. Мама убрала со стола и расстелила мат.
— Если дух позовет тебя, — сказала Мама, — никуда не иди с ним, понял? Подумай о нас. Подумай о своем отце, который каждый день страдает, чтобы накормить нас. И подумай обо мне которая вынашивала тебя в утробе больше чем девять месяцев.
— Да, подумай о нас, — добавил Папа.
Я кивнул.
— И еще, — сказал Папа сурово. — С сегодняшнего дня Мадам Кото — наш враг. Азаро, если я увижу тебя там еще раз, я выпорю тебя, посыплю перцем глаза, ты слышишь меня?
— Да, Папа.
— Она ведьма, гнусная женщина. Вот почему у нее нет детей.
— Но она беременна, — сказал я.
— Откуда ты знаешь?
— Так в баре говорили.
— Замолчи. И не слушай, что говорят люди. Она что, от тебя беременна?
— Нет.
— Тогда молчи и не перебивай меня, когда я разговариваю с тобой.
— Да, Папа.
Я отвернулся от него и лег лицом к стенке чтобы не видеть его возмущенного лица. Кроме того, я боялся, что, если я буду смотреть на него, он рассердится и бросится на меня. Он что-то ворчал, а потом стал проклинать все на свете. Он ругал громил, партию, свою работу, колонизаторов, лендлорда и дождь. Он ругал Мадам Кото и вслух размышлял о том, как поджечь ее бар. На этом месте Мама задула свечу, и вскоре я услышал, как она храпит на мате. Папа продолжил ругаться в темноте.
Глава 8
Еще мгновение назад я лежал у себя в кровати и вот уже обнаружил, что бреду по ночной дороге. Я понятия не имел, как мне удалось выйти наружу. Я шел по растворяющимся улицам, среди земных зарослей буша. Воздух был полон загадок. Я шагал сквозь книги, проходил сквозь время, сквозь забытые истории народов. Я следовал за прекрасной женщиной с голубой головой. Она двигалась в ритме, задаваемом золотым свечением. Она плыла по ветру с королевской безмятежностью. Каким-то образом сросшись с Мамой, заунывно молящейся в темноте, женщина повернулась и поманила меня. Я последовал за ее улыбкой и за фугами птиц. Она провела мой дух к фонтану света и сиреневой музыки с бездонными вариациями ритмов абику. В воздухе слегка ощущались запахи смолистого дыма, ананасных и вишневых ароматов, благовоний из плодов гуавы. Я долго шел за этой женщиной, шел за мелодиями альтов в тени кипарисовых деревьев. Я слышал, как кто-то звал меня из более тяжелого мира, но тем не менее я продолжал идти. За волосами прекрасной женщины расстилался ландшафт со сверкающими летательными машинами, с садами, искрящимися от цветов страсти и лилий кана.
Имя мое зазвучало тяжелее. Женщина направляла меня. Ее лицо, нежное, в дымке мечтательного света, обещало экстазы тайной родины, мир нескончаемого праздника. Вдруг грубая знакомая рука коснулась моего плеча.
— Куда ты идешь, Азаро?
Это была Мама.
— Женщина сказала мне идти за ней.
— Какая женщина?
Я указал на женщину, чья улыбка вечно цвела, чьи волосы были голубые, женщину, исчезающую среди гранатовых деревьев и музыки из роз. Ее голова становилась одиноким облаком.
— Но там никого нет, — сказала Мама.
— Есть.
— Я забираю тебя домой.
Я ничего не сказал. Она подняла меня на плечи. Я все еще мог видеть голову женщины. Я все еще слышал голоса в чувственных садах, слышал, как подсолнухи выводят свои кантаты. Я видел очаровательных девочек, танцующих тарантеллу в хвостах комет. Голова женщины в последний раз повернулась ко мне, чтобы одарить улыбкой прежде, чем она полностью растворилась в Млечном Пути музыки. Воздух превратился в туннель загадок. Я услышал последние ноты флейтового соло, плывущего по озеру зеленых зеркал. Мама несла меня домой, пробираясь по грязи нашей перекалеченной улицы, над местным всемирным потопом, под арпеджио водянистых звезд. Она не произносила ни слова. Я дышал запахами канавы и грубой штукатурки полуразрушенных домов. И все, с чем я остался, это был мир, тонувший в бедности, перламутровая луна и долгая предрассветная тьма.
КНИГА ПЯТАЯ
Глава 1
Две недели бог дождя не знал жалости. Небо слилось с водой и стало таким же неотличимым от нее, как бывает в море. Ночами вода просачивалась сквозь нашу крышу, в которой обнаружилось много дыр. Мама подставила ведра и кастрюли под капающую воду. В нашей комнате скопилось так много разных сосудов, что стало почти невозможно передвигаться. Одни стояли рядом с кроватью, другие в центре комнаты, третьи на шкафу. Нам пришлось внести в комнату веревку с одеждой и папины ботинки. Однажды ночью, когда я спал, дождь закапал мне на голову: по-видимому, он был ядовитый и проел новые дыры в цинковой крыше. Мне пришлось передвинуть маг. Иногда дождило так сильно, что сосуды переполнялись, начинали переливаться через край, и весь пол был залит водой. В первый раз, когда я почувствовал под собой мокрый мат, я подумал, что описался. Мое изумление выросло в настоящий ужас, когда я увидел, сколько я написал за эту ночь. Я тихонько встал и попытался вытереть мочу. Проснулась Мама. Мне было стыдно. И только потом я понял, какую шутку сыграл со мной бог дождя.
Дождь лил с такой силой, что я больше не мог спать на полу и перебрался на кровать к родителям. Когда на крыше обнаружились новые дыры, мы передвинули кровать в другой угол. Мы долго не могли найти место, куда ее поставить, чтобы на нее не капало. В конце концов мы изловчились, поставив ее так, что вода капала нам только на ноги. Папа жаловался лендлорду, но тот пригрозил еще повысить ренту, если ему придется чинить крышу. Мы не могли принять его условия, поэтому у нас не было другого выбора, кроме как мокнуть всю ночь.
Иногда по утрам мы вставали и обнаруживали слизняков, червей и многоножек, ползающих по комнате. По стенам ползали улитки. В кастрюлях плавали маленькие рыбки. Папа был убежден, что враги таким образом пытаются нас отравить. Он подозревал всех соседей и строго запретил мне брать еду из чужих рук и даже играть с чужими детьми. Поэтому жили мы очень одиноко.
Дождь укорачивал дни. Почти все это время я болел. Поначалу Мама ходила торговать, накрывая полиэтиленом корзину с товарами. Но погода все портилась, и Мама перестала выходить из дома и ничего не зарабатывала. Папа возвращался поздно вечером, весь в грязи, с безумными глазами. От его одежды сильно пахло. По всему телу у него пошли фурункулы. Его ступни стали грубыми и шершавыми. Для грузчиков это было очень тяжелое время.
Наша улица превратилась в единый большой поток. Вода затекала к нам в комнаты прямо из канав. Когда дождь усиливался, в поселке устанавливался мерзкий запах из-за того, что вода заливала отхожее место. В это время все дети чувствовали себя больными, и люди заражались странными болезнями, так что многим приходилось уезжать к себе в деревню, чтобы лечиться там травами. Те, кто сами справлялись с болезнями, строили цементные плотины, чтобы вода из отхожего места не могла попасть в дом. Остальные беспомощно сидели по комнатам и наблюдали, как поднимается уровень воды.
Все время мне было холодно. Когда Мама возвращалась после торговли, она сразу же шла мыться, потом меняла одежду, садилась на кровать, съеживалась и начинала стучать зубами. Вода методично капала, и говорить было не о чем. Звук падающих капель проникал нам в кости, в нашу тишину и в наши сны. Лицо Папы выглядело каким-то водяным. Иногда, когда Мама возвращалась с торговли с мокрым лицом, а земляные черви всползали по ее лодыжкам, я не был даже уверен, плачет она или нет.
Я продолжал по утрам посещать школу. Мои книги с задачками промокли, чернила кончились, и меня постоянно наказывали. Наше наскоро сооруженное школьное строение, из глины и цемента, без крыши и с низкими стенами, обваливалось под дождем. Растения пышно расцветали в наших классных комнатах. Змеи вползали к нам прямо на уроки гигиены. И когда дождь усиливался, мы проводили уроки под навесами крыш соседних домов.
Однажды по пути из школы меня застал проливной дождь. Я проходил мимо бара Мадам Кото. Рядом с ним было припарковано множество автомобилей. Через занавески я смог увидеть женщин с красными губами и накрашенными лицами, мужчин в ярких одеждах. Саму Мадам Кото я не видел. Когда я шел мимо, небо прорезала вспышка. Она разорвалась прямо надо мной, и я побежал. Я помчался в сторону леса, но ветер был очень сильный. Он поднял меня вверх и бросил оземь. Я встал на ноги, ничего не понимая. В этот момент я услышал страшный стон. И затем медленно, как во сне, начало падать дерево и свалилось на несколько других деревьев. Сломанные ветви и листья перегородили мне дорогу. Я побежал под вспышками молний. Я бежал по воде. Камешки больно врезались мне в ступни. Дождь хлестал по лицу. Чувствуя, что мои легкие больше не выдерживают этого бега, я заскочил под навес какого-то дока. И только когда я там оказался, дрожа всем телом, временно спасшийся от разгула стихии, я понял, что забежал прямо в дом старика, которого ослепил пролетавший ангел.
Старик сидел на стуле на своей веранде и повернул ко мне лицо с зелеными полурастворившимися глазами. Он курил трубку. На нем была шляпа. Увидев его, я страшно испугался. Я уже был готов убежать и еще раз сразиться с молнией, когда он сказал:
— Не уходи, мальчик.
Его голос на дожде звучал мягко и одновременно устрашающе.
— Почему не уходить? — спросил я, дрожа.
Он постучал трубкой о стул и улыбнулся мне зловещей улыбкой. Его глаза задвигались в разные стороны.
— Потому что, — сказал он, — если ты меня не послушаешь, если ты уйдешь, то утонешь в яме, и змеи заползут в твой рот.