— Почему? Он, конечно, тот еще фрукт, но раньше у нас с ним не возникало никаких проблем.

— Он изменился. — Николь прилегла, уткнув голову ему в плечо. — Когда Пако стал боссом, он изменился в худшую сторону. Он боится, что кто-то придет и заберет у него все хозяйство, поэтому он вытворяет разные гнусности, чтобы держать людей в страхе. Он подумает, что вы с Модести собираетесь лишить его всего того, что он так ценит. — Она положила руку на щеку Вилли и заговорила серьезным тоном. — Поверь мне, Вилли, он непременно сделает тебе какую-нибудь пакость. Он способен на все. На него работает больше полусотни людей только между Ниццей и Каннами.

— Раздул штаты, — презрительно фыркнул Вилли. — Модести никогда не допускала лишних расходов. Впрочем, теперь это хозяйство Пако. Мне от него нужны только кое-какие сведения.

— Послушай, Вилли, давай я выясню все, что тебя интересует, — сказала Николь, приподнимаясь на локте и грустно глядя на него. — Извини, но сегодня вечером, прежде чем выйти петь, я должна немного побыть с Пако. Ты знаешь, это часть моей работы.

— Сегодня он окажется не в постели с тобой, а кое-где еще, — мрачно изрек Вилли.

— Как так?

— Ладно, не обращай внимания. Так о чем ты говорила?

— Может, это хорошо, что мне сегодня надо быть у Пако. Вдруг я узнаю то, что тебя интересует.

— Пако — лиса, — нахмурясь, сказал Вилли.

— Лиса? Это такое животное?

— Не в том смысле. Он хитер.

— А, вот как! Но я тоже хитра. Когда Пако меня… проводит со мной время, он рассказывает много разных историй. Он знает, что я толком не слушаю. Мне плевать. Он это знает, но все равно любит со мной делиться. Ему нравится, как я говорю «да» и «нет», как я удивляюсь: «Не может быть» и как восклицаю: «Какой ты умный».

— Ты уверена, что для тебя это не опасно?

— Что ты! Это проще простого.

— Ладно. Но только не надо так сиять, когда будешь у него. А то ему станет любопытно, чем ты занималась днем.

— Ха! — В ее голосе послышалось презрение. — Пако вообще не обращает на меня внимания.

Зазвонил телефон у кровати. Николь перегнулась и сняла трубку, а Вилли задумчиво стал поглаживать ей спину двумя пальцами.

— Да, — сказала Николь в трубку. — Это я! Ой, это ты, Модести! Да, но… — В ее голосе послышалось замешательство. Николь замолчала и, нахмуря лобик, выслушала Модести, потом растерянно сказала: — Да, но… в общем, он тут, рядом. Хочешь с ним поговорить? — И после паузы. — Ладно, я все ему передам. — Она отняла трубку от уха, удивленно посмотрела на нее и положила обратно.

— Звонила Модести, — сообщила она. — Но очень странно говорила. Она не дала мне сказать ни слова. Она просила передать, чтобы ты немедленно возвращался. Это срочно. Но, Вилли, она почему-то называла меня Жаклин…

Пальцы Вилли замерли на голой спине Николь.

— Жаклин, — задумчиво протянул он, но в голосе его не было удивления. — Ладно, а теперь брысь, киса, мне пора. — И с этими словами он шлепнул ее по голой попе.

Николь выбралась из кровати, надела халат. Вилли облачился в брюки и рубашку.

— Ну а что касается Пако, — сказал он, то меня интересует все, что ему известно о человеке по имени Габриэль и о перевозке алмазов. Понятно?

— Да, Вилли, Габриэль и алмазы. Я запомню. — Сосредоточенно хмурясь, она подошла к окну и чуть подняла пластиковые венецианские жалюзи, чтобы впустить в комнату больше света.

— Только не проявляй назойливости, — предупредил Вилли, надевая туфли. — Ни к чему, чтобы Пако подумал…

— Вилли, иди сюда, — вдруг тревожно позвала его Николь, выглянув из окна. Вилли подошел к ней и глянул в щелочку. Квартира Николь была угловой, окна выходили и на улицу, и в переулок. В переулке стояла красная «веспа».

— Вилли, по-моему, за тобой следят, — сказала она срывающимся голосом. — Этот мотороллер принадлежит одному из людей Пако.

— Кому?

— Шадье. Он из Алжира, стал работать на Пако уже после того, как Модести отошла от дел.

— Ты уверена, что это слежка за мной? А может, за тобой?

— Нет, Пако не придает мне такого значения. Шадье, конечно, следит за тобой. Ой, Вилли, мне страшно! Пако способен на что угодно.

— Не волнуйся. — Он обнял ее за плечи и прижал к себе. — Все будет отлично. Пойди взгляни, вдруг увидишь того парня.

Николь умчалась босиком. Вилли взял куртку. В левом внутреннем кармане нащупал двойные ножны, в них лежало по ножу. Он проследовал в ванную, вымыл руки и лицо. Причесываясь, обратил внимание на бутылочку на полке над унитазом. Там был нашатырный спирт.

В ванную вошла Николь.

— Вилли, он там, — прошелестела она, и глаза ее испуганно округлились. — В кафе, через дорогу.

Вилли прихватил бутылочку с собой. Держа Николь за руку, он проследовал в гостиную. Не подходя близко к окну, увидел тротуар и столики кафе. За одним из них сидел маленький смуглый человечек с длинными, тщательно причесанными волосами, одетый в зеленый льняной пиджак и светло-кремовые брюки.

— Я уберу его с дороги, — сказал Вилли. — Ну, а ты еще не утратила желания разговорить Пако сегодня вечером?

— Нет, Вилли, — сказала она и замялась. — Но потом я уеду. С Пако иногда просто страшно. Уеду в Париж. Или в Лондон. — Коснувшись его руки, она спросила: — Как ты думаешь, там я найду себе работу?

— Думаю, я смогу чем-то занять тебя, — машинально отозвался он, и Николь поняла, что ему сейчас не до нее.

— Когда мы увидимся? Когда я расскажу тебе, что мне удалось выведать у Пако?

— Когда скажешь, киса.

— В «Красной перчатке» я заканчиваю поздно. Будь в два часа на старом рынке. Там пусто. Нам никто не помешает.

— Ладно. Можно, я одолжу твой мотороллер?

— Как скажешь, Вилли. Обратно из Жуан-ле-Пена я могу приехать на такси.

— Ты просто чудо. — Он взял ее за руки и поцеловал. — Пока, киса.

— Ну, ладно, до встречи. А если Модести сможет, пусть тоже приезжает. Очень странно она со мной говорила — и главное, все время называла Жаклин.

— Это значит, что у нее возникли неприятности. Сначала я разберусь с Шадье, а потом выясню, что там у нее. До свидания, прелесть.

— До свидания, Вилли. Вилли!..

Он остановился в дверях и внимательно посмотрел на нее.

— Пожалуйста, будь лисой, — сказала Николь с тревогой в голосе.

Спустившись по лестнице, Вилли оказался на маленьком заднем дворе. Через калитку он вышел на проулок, где стояла красная «веспа». Седло было из поролона, обитого яркой клетчатой тканью. Вилли подошел к мотороллеру, вынул из кармана бутылочку и опорожнил ее на седло. Жидкость тотчас же впиталась.

Швырнув пустую бутылочку в мусорный бак, Вилли вернулся в дом и вышел уже через парадную дверь. У обочины стояла «ламбретта» Николь. Не торопясь, он стал проверять бензин, включил карбюратор. Краем глаза он увидел, как Шадье встал из-за столика и направился в проулок.

Вилли завел мотор и сел в седло. Когда он стал медленно отъезжать от дома, из проулка послышалось сердитое урчание «веспы». В зеркале Вилли увидел Шадье. Тот злобно смотрел ему вслед. Привстав, алжирец потрогал одной рукой сиденье, и стал одергивать брюки.

Вилли прибавил скорость и свернул налево, на улицу, которая вела к площади генерала де Голля. Мотороллер Шадье тарахтел сзади. Они объехали площадь, и на повороте Вилли посмотрел на преследователя. Теперь Шадье полустоял и одной рукой одергивал мокрые брюки.

— Бывало, людей арестовывали и не за такое, — довольно пробормотал себе под нос Вилли. Но накатившая на него волна удовлетворения вдруг схлынула сама собой, когда он вспомнил о звонке Модести из квартиры Хагана. Неужели уже начались сложности? И что это за проблемы, с которыми Модести не смогла сама справиться? Ему вдруг сделалось не по себе. Не иначе как ее кто-то подслушивал, иначе она говорила бы открытым текстом. Скорее всего, она позвонила ему по указке кого-то из оппозиции, чтобы заставить его, Вилли, вернуться в квартиру Хагана, где ему устроена западня. Ну, что ж, это уже неплохо. Значит, кому-то страшно хотелось сперва заполучить его, Вилли Гарвина, а лишь потом сделать следующий ход.

Вилли решил перестать строить догадки и сосредоточился на Шадье, которого по-прежнему видел в зеркале. Рано или поздно, у этого мерзавца сдадут нервы, он сделает остановку и пойдет в сортир, чтобы снять брюки. Или просто отыщет укромное местечко. И тогда с ним можно будет спокойно разобраться.

Они уже были сейчас в конце рю Альбер, но Шадье не отставал. Вилли обернулся и увидел испуг на лице пешехода, который хотел было перебежать улицу, но вовремя остановился, заслышав вой клаксона.

Вилли свернул налево и поехал вдоль моря. Невысокий забор отгораживал дорогу от узкой полосы берега. Внезапно Шадье словно обезумел. Казалось, он попытался соскочить с мотороллера, не удосужившись его остановить. Машина задела кромку тротуара, и ездок полетел из седла. Вилли затормозил, остановился и стал с интересом наблюдать.

Шадье пытался содрать с себя брюки и в то же время перелезть через стену. Что и говорить, оба эти действия было трудно выполнить одновременно. В конце концов он рухнул на землю, тяжело дыша и тщетно пытаясь освободиться от брюк.

— Ну и ну! — пробормотал Вилли, сам удивляясь своей удаче. Словно завороженный, он следил за тем, как Шадье срывает брюки. Под ними у него оказались белые трусы в сиреневую полоску. Быстро стала собираться толпа, послышались неодобрительные возгласы:

— Он рехнулся!

— Какая мерзость!

— При детях!

Через толпу стал проталкиваться жандарм. Шадье тем временем уже входил в море. Полосатые трусы зацепились за лодыжку. Он плюхнулся в воду и сидел, одной рукой схватившись за голову, а другой шаря под водой. Полосатые трусы поплыли, гонимые волнами. Жандарм мрачно подошел к кромке воды и пронзительно засвистел в свисток, приглашая Шадье выйти на берег.

Вилли решил, что хорошенького понемножку, и снова включил мотор. Он направлялся к шоссе, пересекавшему Кап д’Антиб. Вилли возблагодарил судьбу за то, что позаимствовал «ламбретту», а не воспользовался взятой напрокат машиной, которую оставил на рынке. Учитывая интенсивность движения, на мотороллере он доберется до Канн гораздо быстрее.

Двадцать минут спустя Вилли уже оказался на бульваре де ла Круазетт, у порта. Продвигаясь по узким извилистым улочкам старого квартала, он вдруг увидел впереди шедшего не спеша высокого седовласого человека. На нем были коричневые туфли, темные брюки и светло-бежевый пиджак. В руке он держал трость. Вилли обогнал его, остановил мотороллер.

— Здравствуйте, здравствуйте, сэр Джи! Вот уж не ожидал вас тут встретить! — воскликнул он. — Какими судьбами?

Таррант оперся на трость. В интонациях Вилли чувствовалось напряжение, и он подумал, что, возможно, Хаган несколько заартачился.

— Я здесь не совсем официально, — пояснил он. — У меня в этом году никак не получалось с отпуском, и его высочество настоял, чтобы я поехал с ним. Поскольку мне было ведено уделить этому делу самое пристальное персональное внимание, я решил воспользоваться приглашением. Вот я и здесь.

— Значит, и шейх тоже здесь?

— Со всей своей свитой. — Таррант устало провел рукой по лбу. — Мы остановились в «Грей д’Альбионе». Одна большая семья. Начинаю чувствовать себя Лоренсом Аравийским[7]. С той лишь разницей, что он-то как раз получал удовольствие от столь причудливого общества. Мне же это не доставляет большой радости.

— Мужайтесь, старина. — Вилли по-прежнему вроде бы балагурил, но за его шутками чувствовалось напряжение. — Дай мне услышать радость и веселье…

— Прошу прощения? — удивленно вскинул брови Таррант.

— Псалом пятидесятый, стих десятый.

— У вас, стало быть, есть еще одно призвание?

— Не то чтобы призвание, но в свое время я просидел в калькуттской кутузке год, и читать там было нечего, только псалтырь. Вот и выучил псалмы наизусть.

— Ясно, — сказал Таррант и, помолчав, спросил: — Что вас так беспокоит, Вилли?

— Сам толком не знаю. Можете оказать мне любезность?

— В чем она заключается?

— Дайте мне две минуты, потом идите к дому Хагана, первый слева, номер шестнадцать. Поднимитесь наверх и позвоните.

— И что потом?

— Там видно будет.

Модести сделала над собой усилие, чтобы отключить сознание от пульсирующей боли в заломленных конечностях.

Она разговаривала по телефону с Николь полчаса назад, значит, Вилли может появиться с минуты на минуту. Она напрягала слух, чтобы не пропустить ни малейшего шума или звука как за пределами квартиры, так и в ней самой. Это помогало позабыть не только про мучения, но и про руку Диди, путешествовавшую по ее спине и ягодицам.

У противоположной стены лежал связанный Поль и смотрел на Диди, истекая потом и ненавистью.

Диди посмотрел на часы и встал.

— Когда появится Гарвин, — сказал он, наводя пистолет то на Поля, то на Модести, — никому не шевелиться. Запомнили? Если один из вас крикнет, второй получит пулю. Ясно?

Внезапно он застыл и стал прислушиваться. По лестнице кто-то поднимался. Шаги делались громче. Кто-то остановился у двери. Зазвонил звонок. Хаган посмотрел на Модести, безмолвно призывая ее крикнуть. Она едва заметно покачала головой и отвела взгляд. Она взяла под наблюдение тот коридорчик, что вел в спальни и ванную.

Сжимая в руке пистолет, Диди мягко подошел к двери. Он взялся за ручку и рывком распахнул дверь. В этот момент из коридора появился Вилли.

Вилли держал за кончик лезвия нож. Еще мгновение, и в руке у него уже ничего не было, лишь лезвие блеснуло в воздухе. Оно вонзилось в руку, в которой Диди держал пистолет. Когда сталь впилась в кость, Диди взвизгнул и уронил пистолет, который тут же подхватил высокий седой человек. Он толкнул шатавшегося Диди в комнату и вошел, прикрыв за собой дверь.

Скуля, Диди повернулся, прекрасно зная, что увидит Гарвина. У того в руке появился второй нож, а глаза излучали арктический холод и сулили смерть.

— Прикончить его, Принцесса? — как ни в чем не бывало осведомился Вилли.

— Нет, Вилли, лучше развяжи меня.

Тут вторая волна боли захлестнула Диди, и он рухнул на стул, уронив голову на крышку стола. Из руки его по-прежнему торчал нож. Таррант взвесил в руке трофейный пистолет, но не сказал ни слова. Вилли склонился над Модести. Он освободил из замка руки, потом начал разрезать путы.

Когда Модести с трудом приняла сидячее положение, разрезанный халат упал, и Таррант увидел ее великолепные формы. Вилли заботливо накинул халат ей снова на плечи и разрезал ворот, чтобы завязать концы у нее на шее. Ее пальцы распухли и посинели. Вилли взял их в свои ладони и стал бережно растирать. Все его внимание было направлено на Модести, остальные в комнате перестали для него существовать.

— Сейчас принесу два тазика с холодной и теплой водой, — сказал он. — Окунай попеременно, и все скоро будет в порядке. Но у тебя выдались тяжелые минуты, Принцесса.

— Я это заслужила, — отозвалась Модести, и в ее голосе прозвучало презрение к себе и своей беспечности. Потом уже мягче она добавила: — Спасибо тебе, Вилли. С руками потом. Лучше возьми аптечку и перевяжи Диди, пока он не истек кровью. И помоги Полю.

Не без труда она подобрала нож Диди и встала на ноги. Вилли подошел к Полю, коротко кивнул ему и сказал:

— Привет, Поль. Как дела, приятель?

— Лучше, чем я заслуживаю, черт побери, — буркнул тот. В его голосе клокотала плохо сдерживаемая ярость. Лицо заливал пот. Модести присела возле него.

Вилли стоял перед Таррантом и буравил его своими ледяными голубыми глазами, словно приглашая прокомментировать случившееся. Таррант посмотрел на Модести, на Хагана, а потом опять на Вилли. Немного поколебавшись, он кивнул головой.

Вилли несколько расслабился. Он улыбнулся и подошел к Диди, который пребывал в полуобморочном состоянии. Он поднял его голову за волосы и весело сказал:

— Это Диди! Помню, помню. Вечно ему не везет с руками, Принцесса. — Он удалился в спальню и вскоре вернулся с небольшим портфельчиком. Хаган на кухне кипятил воду. Модести стояла у двери, растирая пальцы. Губы ее превратились в одну тонкую линию. Никто ничего не говорил.

— Я не в восторге от того, что меня использовали как приманку, — заявил Таррант, когда Вилли открыл портфель. — Он ведь мог меня застрелить.

— Кому-то надо было рискнуть, — меланхолично отозвался Вилли. — Лично у меня на такое храбрости не хватило бы. — Он отрезал рукав пиджака Диди, потом рубашку, обнажив руку, в которой по-прежнему торчал нож. Затем посмотрел на Тарранта и спросил: — Вы можете наложить повязку, сэр Джи?

Прошло десять минут. Теперь на Модести были юбка и блузка, а на руках — хлопчатобумажные перчатки. Большие пальцы были обложены марлей, пропитанной гамамелисом. Хаган стоял у окна, сунув руки в карманы. Сжимая и разжимая кулаки, он глядел вдаль. Диди с серо-зеленым лицом сидел на кушетке. Плечо его было забинтовано, рука покоилась на перевязи.

— А он-то какую роль играет во всем этом? — удивленно спросил Таррант, кивая на раненого бандита.

— Никакой, по сути дела, — сказала Модести, взяв сигарету. Вилли поднес огонь. — Это случайность. Похоже, Пако решил взять Поля под наблюдение, поскольку что-то заподозрил. Когда на сцену вышла я, Диди пораскинул мозгами и счел полезным нас захватить. Но прежде чем докладывать Пако, он решил свести личные счеты.

— У Пако много глаз, — сообщил Вилли, появляясь с подносом, на котором стояли чашки с кофе. — Ко мне он тоже приставил хвоста, но я сильно сомневаюсь, что у парня будет возможность в ближайшее время доложить шефу.

— Что ты с ним сделал? — поинтересовалась Модести.

— Временно вывел его из игры, Принцесса. Или полиция отправит его за решетку за непристойное поведение, или он загремит в больницу. — Вилли нахмурился и докончил: — Не знаю, что делает нашатырь с фамильными ценностями.

— Объясни, что произошло, — сказала Модести. Вилли коротко поведал историю мотогонки, и она обратилась к Тарранту:

— Вы можете связаться со Вторым отделом и попросить их подержать того парня пару дней?

И Диди тоже. Таррант взял телефон со словами:

— Рене Вобуа просил меня обращаться к инспектору Дюрану, если потребуется их содействие. Французские законы созданы, чтобы помогать полиции делать свое дело.

Пятнадцать минут спустя к дому подъехал продуктовый фургон, и два молчаливых человека свели вниз и усадили в кузов Диди, на плечи которого был накинут плащ.

— Спасибо за кофе, — сказал Таррант, встал и взял свою трость. Взглянув на Модести, он произнес: — Жаль, что эта случайность застала вас врасплох. — И мягко добавил: — Не сочтите за назойливость, но я хотел бы получать от вас отчеты о развитии событий, как только вам позволит время.

— Вы в «Грей д’Альбионе» с Абу-Тахиром?

— Да.

— Мы свяжемся с вами, как только получим сведения от Николь. Это будет довольно поздно ночью.

— Я не будут спать. Равно как и его высочество. Ну, а теперь, моя милая, всего наилучшего.

Когда Таррант удалился, в квартире воцарилась тишина, которую нарушало только насвистывание Вилли в маленькой спальне, где он распаковывал свои вещи.

— Как руки? — спросил Хаган Модести.

— Через несколько часов будут в полном порядке.

— Наверно, очень больно?

— Ничего страшного.

Он мрачно посмотрел на нее и сказал:

— Извини… Пожалуйста, извини. Но когда я вспоминаю, как та сволочь сидела там и лапала тебя…

— Что за глупости, — перебила его Модести, махнув рукой. — Со мной и не такое бывало. Главное в другом. Мы дали маху. Оба. И ты, и я.

— Ты?

— Ну да. — Голос Модести сделался резким. — Если бы я не… — она повела рукой, — не расслабилась после наших с тобой упражнений, я поняла бы: что-то не так. Позови, пожалуйста, сюда Вилли.

Хаган посмотрел на нее, потом прошел в спальню. Вилли появился в большой комнате. В одной руке у него был тот самый нож, которым он запустил в Диди, а в другой — брусок карборунда. Вилли ухмылялся.

— Жаль, ты не видела того болвана на мотороллере, — весело сказал он. — Вот была умора, Принцесса…

— Минутку, Вилли. Я хочу задать тебе один вопрос. — Она пристально посмотрела на него и спросила: — Ты не хочешь выйти из игры?

Он сразу понял смысл вопроса и не стал притворяться.

— Спокойно, Принцесса, — мягко сказал он. — Просто ты сама еще не все толком взвесила. Но это одно из лучших событий в моей жизни. И Поль молодец…

— Не надо гладить меня по головке, Вилли, — мрачно проворчал Хаган.

— Зачем мне это нужно? — невозмутимо отозвался Вилли. — Ты шлепнулся на ровном месте, приятель. И Принцесса тоже. И со мной такое случилось — незадолго до всего этого. Неприятно, но полезно. Лучше получить хорошую взбучку в первом раунде, тогда, может, это пойдет на пользу, и потом ты будешь драться лучше.

Хаган засопел и попытался что-то сказать, но тут Модести жестом перебила его.

— Тихо. Вилли не шутит. И, наверно, он прав. Модести подошла к окну и выглянула. Взгляд ее был отрешенным. Хаган заметил, что постепенно она стала успокаиваться, приходить в себя. Черты лица сделались мягче. Она вздохнула и снова повернулась к Полю и Вилли. На ее лице появилось нечто похожее на улыбку.

— Вилли прав, — повторила она. — Отныне будем осторожнее. И пора отсюда съезжать, Поль. Если Пако тобой заинтересовался, это уже плохая база. Ты не можешь отыскать для нас какую-нибудь виллу за городом? В Био или Валорисе?

— Конечно, могу. Только на это уйдет пара часов. — Хаган внезапно почувствовал облегчение. Большая черная туча, висевшая над ним, рассеялась, хотя он не мог понять, как и почему это произошло.

Вилли перестал точить нож. Он подошел к портрету Модести и, поджав губы, стал его разглядывать.

— Пора заканчивать, Поль, — сказал он. — Получилось неплохо. Очень даже неплохо. — Он подался вперед и, чуть не касаясь холста пальцем, показал на изображение ляжки. — Видишь, Принцесса, — с восхищением заметил он, — там даже есть шрам от той пули, которую я тогда из тебя вытащил.