Прошло пятнадцать минут. Люди Габриэля, затаившиеся в камнях, по-прежнему не подавали признаков активности.

— Как нога, Вилли?

— Нормально. Только чувствую себя полным болваном — лежу, как чертово бревно…

— Ты был бы сейчас дома, если бы не я. Наливал клиентам пиво!..

— Если бы не ты, Принцесса, я мог бы давно оказаться в самых разных местах, причем в основном под землей. Кроме того, это все равно запрещено законом…

— Что?

— Подавать пиво так поздно! Эй!

Модести резко повернула голову по его окрику и увидела, что сзади к лощинке подкрадывается человек с «люгером». Он промок по грудь оттого, что шел по воде. Не успела Модести навести на него «кольт», как Вилли сделал неуловимое движение. Сверкнув в лунном свете, нож вонзился в грудь пластуну, после чего тот, покачавшись, рухнул в лощинку.

Нож еще был в воздухе, а Модести уже повернула голову в другую сторону, ожидая наступления сообщников убитого, но те сидели тихо.

— Индивидуалист, — фыркнула она. — Решился на подвиг, не поставив в известность остальных.

— И доставил нам «люгер», — удовлетворенно хмыкнул Вилли. Он подполз к выпавшему из рук боевика пистолету, подобрал его, поставил на предохранитель и вернулся назад.

— Эй, Принцесса, — крикнул он и бросил пистолет, который она ловко поймала. Вилли вытащил нож из трупа, прислонился спиной к выступу. — Я буду дежурить здесь, — объявил он. — Вдруг кто-то еще сунется.

Полчаса спустя Модести заметила, что из монастыря вернулся курьер. Она подумала, не попытаться ли уложить его выстрелом издалека, но потом решила поберечь патроны.

Сзади, на востоке, небо начало светлеть.

— Вилли, — сказала Модести. — Думаю, Габриэль велел им поскорее нас прикончить. Поэтому, скорее всего, они постараются взять нас штурмом. Иди сюда и вынимай наши причиндалы для фейерверка.

Вилли подполз к ней сзади, и она почувствовала, как он колдует над подошвами ее ботинок. Каблуки были из стали, покрытой резиной в одну восьмую дюйма, причем они соединялись в единое целое. В левом каблуке содержалось две унции взрывчатки, в правом — детонатор. Модести приладила каблуки соответствующим образом, а Вилли тем временем начал снимать каблуки со своих ботинок.

Пять минут спустя начался штурм. Борг бросил в бой добрую половину своего уцелевшего войска. Двенадцать человек выскочили разом и бросились к лощине, стреляя из автоматов. Модести выдернула чеку зубами и швырнула каблук-гранату. Та, описав невысокую дугу, взорвалась, рассыпав тучу осколков.

Модести высунула голову из укрытия. Двое лежали на песке без движения. Остальные спешно поднимались на ноги, быстро улепетывали или кое-как ковыляли к укрытию. Она тщательно прицелилась, выстрелила раз, другой и уложила еще двоих, но тут ответный огонь заставил ее пригнуться.

— Теперь они начнут кумекать, как жить дальше, — заметил Вилли.

— Пусть кумекают, — сказала Модести. — В следующий раз я брошу камень. Уже рассвело, и они увидят летящий предмет. Если они не полные идиоты, то шлепнутся на песок, и я спокойно уложу одного-двух. А после этого можешь запустить свою хлопушку.

Снова люди Борга пошли в атаку, и брошенный Модести камень произвел необходимое впечатление. Пока атакующие соображали, что к чему, Модести застрелила двоих, остальные повернули назад. Их ответный огонь отличался интенсивностью и неточностью. Модести, напротив, занимала очень удачную позицию, опасаясь лишь выстрелов с близкого расстояния, но ее револьвер быстро отбивал охоту у любителей пострелять в упор.

— Еще немного, и Боргу придется заставлять их идти вперед только под дулом пистолета, — сказал Вилли. Это вселило в них еще одну микоберовскую надежду: вдруг атакующие просто не выдержат постоянных неудач и потерь.

Пять минут спустя атакующие предприняли попытку обойти лощинку с фланга, что закончилось гибелью еще одного боевика.

— Да, они теряют задор, — сказала Модести. Она пыталась понять, удастся ли Боргу поднять их в атаку после того, как иссякнут ее немногие оставшиеся патроны. Вопрос был вовсе не праздный. От ответа на него зависело слишком многое.

Прошло еще пятнадцать минут. Борг бросил своих людей в новый штурм. Модести швырнула вторую гранату. Раздалось три выстрела, и боевики вновь отступили. Воцарилась тишина, которую нарушали только стоны раненого.

Впрочем, Модести показалось, что она слышит кое-что еще. Она прислушалась. Это был гул большого транспортного самолета в небе над головой. Теперь, определив источник звуков, Модести поняла, что уже слышала их чуть раньше. Гул стал стихать, потом и вовсе прекратился. Тут вдруг над лощиной пронеслась какая-то огромная тень, и их обдало воздушной волной.

На высоте пятидесяти футов летел большой военный планер, быстро теряя высоту. Он снижался над неровной дорогой, которая вела от пирса к монастырю, и вскоре приземлился.

В тридцати ярдах от лощины из укрытия выбрался человек и уставился на планер. Это был Борг. Модести долго целилась, прежде чем выстрелить. Пуля угодила ему в туловище.

С шумом и скрежетом планер скользил по дороге. Одно крыло задело за камень и отлетело. Планер развернуло, он резко остановился.

Некоторое время ничего не происходило. Наконец дверца планера отворилась. Из него выбрался человек с винтовкой, в бурнусе, перевязанном у пояса. Это был араб. За ним последовал второй, третий, и, выгружаясь, все они быстро исчезали в укрытии.

— Абу-Тахир и его воины, — сказала Модести, опуская голову и глядя на Вилли. — Арабский десант.

— Под руководством мистера Хагана, — ухмыльнулся тот. — Он ведь говорил, что водил планеры.

Теперь послышались крики и стрельба. Люди Габриэля пытались отойти назад к монастырю, пока новоприбывшие воины не успели окружить их здесь, на мысу.

— Ну, с нами все в порядке? — осведомился Вилли, чуть приподнимаясь на локте.

— Да. Я застрелила Борга. Теперь у них началась паника. А вот и Поль. — Она увидела, как из планера спрыгнул Хаган, повернулся, подал руку Тарранту. Тотчас же в планер вонзились две пули. Поль быстро обернулся, выстрелил. Из-за валуна появилась шатающаяся фигура и рухнула на землю.

— Ты был прав, у него неплохая реакция, — сказала Модести. Затем она снова опустилась к Вилли, легла на спину и прикрыла рукой глаза.

Перестрелка превратилась в обмен отдельными выстрелами, а вскоре издалека донесся хриплый крик:

— Модести!

— Наш драгоценный мистер Хаган! — воскликнул Вилли, поднося пальцы ко рту. — Дай-ка я ему свистну!

— Погоди! — сказала Модести хриплым срывающимся голосом. Она повернулась, придвинулась к Вилли и, положив голову ему на грудь, обняла его. Он сжал ее содрогающееся в беззвучных рыданиях тело.

Вилли Гарвин лежал и смотрел в небо с очень умиротворенным видом. Он поднес руку к волосам Модести и начал срывать резинки, державшие шиньон. Он знал, что ей хотелось бы теперь предстать перед миром с распущенными волосами. Ей тоже хотелось бы поскорее сбросить с себя всю эту одежду и смыть въевшиеся в кожу пыль и грязь в холодной прозрачной воде.

Минуты две спустя Модести перестала дрожать и затихла. Хаган продолжал звать ее, и теперь он был уже гораздо ближе. Она вздохнула, встала на колени, вытерла лицо рукавом свитера и улыбнулась Вилли. Лицо ее теперь было совершенно спокойным.

— Господи, ну почему я всегда… — начала она, — почему я всегда реву, когда дело сделано?

— Не всегда, Принцесса, — рассудительно отозвался Вилли. — И не так уж часто, между прочим. Только когда дело принимает особо крутой оборот. А на этот раз мы с тобой долго висели, так сказать, на волоске. — Он принял сидячее положение. — По-моему, это даже очень мило, — сказал он вдруг с удивительной искренностью. — Мило и женственно. Она засмеялась и встала.

— Может быть. Только мне не хотелось бы, чтобы об этом знали другие.

— А никто и не узнает. Кроме сыночка миссис Гарвин, маленького Вилли. Но его можно не принимать в расчет.

— Его-то как раз и надо принимать в расчет, — улыбнулась Модести и стала карабкаться по склону, чтобы встретить Поля.

Бой был окончен. Модести видела, что в отдалении люди Абу-Тахира вели пленников в сторону монастыря. Затем трое или четверо арабов отделились от группы и повернули назад. До них было несколько сот ярдов, но Модести распознала среди отколовшихся Абу-Тахира. Ну а человек в коричневых брюках и темно-зеленом пиджаке оказался не кем иным, как Таррантом.

Поль был неподалеку. Он стоял на выступе скалы, потом вдруг съехал вниз и исчез.

— Я сейчас, Вилли, — бросила Модести и двинулась к скале. Когда Поль снова появился в поле ее зрения, он уже бежал, а в руке у него был «кольт-кобра». Увидев Модести, он перешел на шаг, убрал оружие. Она заметила на его лице две глубокие складки от носа к уголкам рта. Глаза были усталые.

Они стояли и смотрели друг на друга. Неподалеку валялось два трупа, и каменистая земля была в лужах крови.

Хаган покачал головой. Пытка длилась долго, но теперь все же окончилась. Было томительное ожидание, были страхи. Телефонные звонки, спешные приготовления, стремительный переезд из Порт-Саида к военному аэродрому, ожидание людей Абу-Тахира, потом казавшийся нескончаемым перелет над Средиземным морем в планере, который тащился на буксире у транспортного самолета. Хаган вспоминал, как Таррант, удивительным образом забыв о декоруме, буркнул Абу-Тахиру: «Ни черта с вашими алмазами не случится, они-то прочные», а Абу-Тахир, поглаживая винтовку, отвечал: «Я тоже волнуюсь сначала за Модести, сэр Таррант». Потом вдруг Поль увидел сверху картину неравного боя на мысу и лишь после этого, выкинув из головы все лишнее, сосредоточился на посадке. Он вспоминал все эти кошмарные моменты, свои сомнения — не утратил ли он навыки, сумеет ли посадить планер, а затем удивление, когда, несмотря на все осложнения, планер все-таки приземлился и они вылезли из него целыми и невредимыми.

Еще полминуты назад надежда совсем угасла в груди Поля Кагана. Он превратился в ходячий призрак, слонявшийся между скал в поисках ее бездыханного тела. Но теперь он снова ощутил себя человеком из плоти, крови, мускулов, костей. Он чувствовал теплые солнечные лучи, падавшие ему на лицо, радовался утру.

Модести улыбалась ему слегка неуверенно, словно не сразу узнала его. Ее лицо было в ссадинах, перепачкано пылью, руки сделались совершенно черными. Она стояла перед ним в ботинках без каблуков, свитер был порван, и на брюках зияла дыра. Влажные волосы прилипли к голове, но все-таки они свободно спускались до плеч. У Модести был вид подростка, увлекшегося игрой на дворе среди мусорных ящиков.

— Боже правый, — медленно сказал Хаган. — Ну как такое милое создание могло уговорить меня затащить его в кровать?

Усталость обволакивала Модести серой пеленой, но все же она ослепительно улыбнулась.

— Ты застал меня врасплох, — сказала она. — Я не ожидала вас так рано. Да и утро выдалось напряженное.

Он обнял ее и наклонился, чтобы поцеловать в губы. От нее пахло потом и порохом, и это сочетание удивительно его возбуждало. Он взял ее за руки и вдруг словно окаменел, увидев на рукаве свитера запекшуюся кровь.

— Это не моя, — ответила Модести на его безмолвный вопрос. — Это Вилли.

— Серьезное ранение?

— В бедро. Могло быть и хуже. Но все равно надо им сейчас заняться.

— El sayide! — воскликнул Абу-Тахир, подходя к ним в сопровождении Тарранта и троих арабов. Лицо шейха светилось возбужденной радостью. — Большое было сражение, — сказал он, крепко обнимая Модести. — Сэр Таррант очень за тебя волновался, Модести, но я все говорил ему, что…

— Погодите, дорогой Абу-Тахир. Вилли Гарвин ранен. Мы еще успеем поговорить попозже.

— А! — воскликнул шейх, тревожно глядя на Модести. — Куда идти?

— Вон туда. — Она улыбнулась Тарранту, и его взгляд сообщил ей о многом. У края впадины они остановились. Вилли, опершись на локте, обшаривал карманы убитого боевика.

— Привет, Вилли, — сказал Хаган. Вилли поднял голову, и в его тусклых глазах вдруг загорелась надежда:

— Покурить не найдется? — спросил он. — А то этот кретин, похоже, решил завязать.

Таррант сидел на стуле под южной стеной монастыря и грустно смотрел через вымощенный двор на голубые морские дали, сверкавшие под лучами полуденного солнца. Вокруг стояла тишина, и у него перестало ломить тело, отпустила головная боль.

Из дверей появилось двое арабов. Они несли труп, завернутый в одеяло. Арабы пересекли двор и положили свою ношу рядышком с другими, также завернутыми телами. Семнадцать, автоматически отметил Таррант и подумал: успели ли они снять тело миссис Фозергилл из петли?

Арабы снова прошли в монастырь. Работы у них оказалось по горло. Абу-Тахиру и его людям нужно было поскорее привести все в порядок. Монахи соорудили нечто вроде полевого госпиталя.

Таррант посмотрел на часы. Если все будет идти как положено, а британский посол в Каире и его коллега в Стамбуле сделают свое дело, то в самое ближайшее время к острову подойдет турецкий военный корабль. Турки — реалисты и, скорее всего, закроют глаза на случившееся, приняв объяснения людей Абу-Тахира, почему они оказались на этом острове. Таррант решил, что ему надо потолковать со старым разбойником — пусть пообещает отреставрировать монастырь. Такое обещание может сослужить всем хорошую службу.

Впрочем, его собственное положение оставалось в высшей степени щекотливым. Посол в Каире категорически запретил ему участвовать в высадке с планера. Это дело Абу-Тахира как правителя суверенного государства Малорак, подчеркнул его превосходительство. И совершенно неуместным было бы появление там сотрудника секретной службы ее величества.

Тогда Таррант промолчал, но не выполнил инструкций посла на том основании, что имел распоряжение от министра находиться в непосредственном контакте с Абу-Тахиром. Что ж, от него могут потребовать подать заявление об отставке. Или вручат букет цветов. Все зависело от реакции турецкой стороны.

Таррант улыбнулся про себя и подумал: чем бы все это ни закончилось, Джек Фрейзер умрет от зависти, когда узнает, как развлекался его шеф.

Из монастыря вышел Хаган, Таррант придвинул ему второй стул.

— Монахи трудятся в поте лица, — сказал Поль. — У них тут неплохая хирургическая бригада.

— Как Вилли?

— Они только что закончили обрабатывать его рану. Сейчас Модести привезет его. — Хаган сел и посмотрел на Тарранта. — Плохо получилось с Габриэлем и с этим его Макуиртером.

— Модести не удивилась, когда узнала, что они сбежали, — сказал Таррант, пожимая плечами. — Габриэль из тех, у кого всегда есть куда скрыться. Вы не выяснили, какое плавсредство он прятал в скалах на западной оконечности острова?

— Семнадцатифутовый катер с двумя спальными полками. И большим запасом горючего. Если они доберутся до сирийского побережья, то я гроша ломаного не поставлю на то, что их можно будет там схватить.

Таррант кивнул. Затем спросил:

— А Модести не беспокоится, что Габриэль остался на свободе? Я имею в виду в смысле собственной безопасности?

— Нет. — Хаган закурил сигарету и добавил: — Она вообще мало беспокоится о том, что будет завтра или послезавтра. Кроме того, по ее словам, Габриэля интересует только то, что приносит барыш. Так уж он устроен.

Какое-то время они сидели и молчали, потом Хаган спросил:

— Ну и как, по-вашему, она когда-нибудь еще согласится на вас поработать?

— Когда-нибудь, наверно. Только не в ближайшее время. Модести ведь не мой агент, как вам прекрасно известно. Она не принадлежит никому.

— Это точно, — кивнул Хаган. — Никому. А кстати, на вас вообще работают много женщин?

— Кое-кто работает. И кое-кто очень даже неплохо. Но они курсируют не в таких бурных водах. — Таррант обвел рукой остров, намекая на все, что тут произошло.

— Рад это слышать, — отозвался Хаган. — Потому как эта работа не для женщины. Да и в общем-то, если вдуматься, не для мужчины тоже.

— Я не подозревал об этом, когда уговаривал ее принять участие в операции, а когда до меня наконец дошло, как это опасно, она уже не согласилась выйти из игры. Но она оказалась права, Хаган. Ловля на живца принесла свои плоды.

— На этот раз, может быть. Но в следующий раз все может окончиться печально.

— Это часть моей работы — рисковать жизнью других… — грустно отозвался Таррант. — Неприятная часть, поверьте. Но я вынужден пользоваться наиболее совершенными инструментами из имеющихся в наличии. Если снова возникнет в ней необходимость, я постараюсь воспользоваться ее талантами — если, конечно, она согласится. Дело в том, что она просто уникальна, Хаган. — Он посмотрел на своего собеседника и продолжил: — Вы сами знаете почему. Можно, конечно, взять девушку из университета или из машбюро, обучить ее всем необходимым приемам разведчика и боевика и получить неплохого агента. Но нельзя таким вот образом воспитать новую Модести Блейз. Ее создали уникальные задатки и двадцать с лишним лет тяжелой жизни. Жизни, которую она вела чуть не с пеленок.

Во дворе появилась Модести. Она толкала старинное инвалидное кресло, в котором сидел Вилли Гарвин. Вилли был чисто вымыт и облачен в длинную белую ночную рубашку. Под рубашкой бугрилась плотная повязка на раненом бедре. Модести тоже успела вымыться. Она переоделась в то, что нашла в одной из келий, где расположились люди Габриэля: на ней была великоватая желтая рубашка, серые брюки, подвернутые снизу, и большие сандалии. Волосы перехвачены резинкой. На лице — ни следа косметики.

Лицо Вилли было очень бледным, но глаза сияли. Перенесенная недавно боль отогнала усталость.

— Ну полчасика, Принцесса, — просительно говорил он. — Разве нельзя немножко посидеть на солнышке?

— Ну ладно, полчаса можно, — согласилась Модести и подкатила кресло к Тарранту и Хагану, которые поднялись при их появлении. — Но потом спать без разговоров.

— И тебе тоже надо поспать, Принцесса.

— И мне тоже, — согласилась Модести. Она посмотрела на Тарранта. — Вы не посидите с Вилли полчаса?

— С удовольствием, моя дорогая. — Он глянул на ровный ряд трупов на каменных плитах двора. — Нам потом будет о чем поговорить. У вас, видать, выдалась трудная ночка.

— Все началось тихо, — отозвался Вилли, — а вот потом уж пошла потеха. — На его лице мелькнула тень тревоги. — Надеюсь, мы не очень перепугали этих симпатичных стариков монахов? Как вы полагаете, сэр Джи?

— Думаю, нет, — отозвался Таррант. — Учитывая обстоятельства… Как-никак, видел я нечестивца грозного, расширявшегося подобно укоренившемуся многоветвистому древу. Псалом тридцать шестой…

Вилли недоверчиво уставился на него.

— Понятия не имел, что вы тоже сидели в кутузке! — воскликнул он, и Хаган расхохотался.

Модести посмотрела на Вилли и покачала головой.

— Что у тебя с волосами? Кошмар какой-то! — воскликнула она. — Ты похож на промокший подсолнух. — Она вытащила маленькую расческу и стала водить ею по шевелюре Вилли, приводя ее в порядок. — Ну вот, так-то лучше.

Затем она убрала расческу, достала пачку сигарет, коробку спичек и положила их на колени Вилли.

— Что-нибудь еще, Вилли-солнышко?

— Нет, Принцесса, спасибо.

— Точно?

— Точно. Дай нам потолковать с сэром Джи о кутузках, в которых мы сиживали.

Она улыбнулась, потрепала Вилли по плечу и, подойдя к Хагану, взяла его под руку. Таррант смотрел, как они идут через дворик. Потом они исчезли за аркой и, оказавшись за монастырем, стали медленно подниматься по склону.

— Ну как, не больно, Вилли? — спросил Таррант.

— Нет, эти монахи молодцы.

— Я не про ногу!

Вилли посмотрел туда, куда смотрел Таррант, — на две фигуры на склоне, затем удивленно покосился на Тарранта.

— С какой стати? Она имеет право.

— Верно. Но мне кажется… — Таррант неуверенно повел руками и замолчал.

— Я на другой странице книги, — сказал Вилли. Он зажег сигарету и сонно-блаженно затянулся. — Но если разобраться, то ему хотелось бы быть на моем месте, а не на своем…

— Возможно, — отозвался Таррант. — Вам повезло, Вилли.

— Знаю. — Вилли качнул головой в сторону монастыря. — То, что есть у меня, другим не купить даже за два ящика этих самых алмазов, сэр Джи.

Какое-то время они молчали, потом Таррант спросил:

— Как, по-вашему, я не потерял Хагана?

— Нет, — невнятно отозвался Вилли. — Если и потеряли, то ненадолго. Во всяком случае, ему понадобится время, чтобы закончить портрет.

— Не более того?

— Она не любит быть на привязи. — Вилли еле докончил фразу, глаза его закрылись, голова упала на грудь. Таррант наклонился и извлек из его пальцев не потухшую еще сигарету.

Модести сидела рядом с Полем Хаганом на вершине холма. Ее глаза, подернутые пеленой усталости, следили за чайкой, кружившей над морем.

— Покурить хочешь? — спросил Хаган.

— Нет, милый, я посижу так. — Она посмотрела на желтую рубашку, на большие, не по размеру брюки и сокрушенно покачала головой. — Да, теперь мне, пожалуй, никогда не затащить тебя в постель.

— Кто знает, меня уговорить нетрудно.

Она бросила в него камешком и снова посмотрела на море.

— В Каире… — мечтательно проговорила она, — я знаю отличного парикмахера. И в отеле у меня чемодан всяких тряпок.

Там есть платье, которое я не надевала ни разу. Темно-красное, с очень смелым декольте. Таких ты не видал. И еще у меня есть серьги-подвески, туфли на высоком каблуке, огромные запасы духов и косметики…

— Продано! — воскликнул Хаган. — Теперь тебя уже ничто не спасет.

— Надеюсь. — Она улыбнулась своей озорной улыбкой. — Мы найдем место, где никто не услышит моих стонов.

— Хорошо бы еще там был запас еды на неделю. Модести кивнула, потянулась и, положив голову на колени Полю, сказала:

— Если я не проснусь сама, растолкай меня через полчаса. Мне надо заняться Вилли.

Хаган почувствовал, как она вдруг расслабилась, а дыхание стало мерным, спокойным. Он коснулся пальцем ее шеи, проводя ту самую линию, которая никак не покорялась его кисти.

В монастыре зазвонил колокол. Модести и не пошевелилась. Положив ей руку на талию, Хаган смотрел на чайку, дивился свободе ее парения и слушал колокол.

Он знал, что колокол звонит по нему. По тому, что случится с ним через какое-то количество дней и ночей, когда она уйдет, а он начнет умирать.

Но пока что он не собирался умирать. Его рука коснулась ее груди.

Пока что он собирался жить.

Примечание