Дитя общины

— Постойте, вы потеряли записку!

— Записку? — испуганно переспросил учитель музыки.

— Да, — сказал портной. — Вот эту.

— Дайте ее мне, дорогой господин Йоца.

— Что? Дать ее вам? Разумеется, я дам, но прежде я попросил бы вас объясниться, господин будущий зять!

Слова «господин будущий зять» портной произнес решительно, будто отхватил их ножницами. Впрочем, у портного было полное право проявлять решительность. Учитель музыки обещал жениться на его свояченице еще семь месяцев назад; в связи с этим он проводил с ней время весьма приятно и весьма часто приходил к портному ужинать. Портной, разумеется, уже несколько раз требовал от учителя ответить, когда же будет свадьба, но тот увертывался от ответа. Портной решил воспользоваться случаем — подобранная им записка была той самой, которую сунули в пеленки и которая гласила: «Я бедная женщина и по своей бедности не могу прокормить этого ребенка, а потому оставляю его здесь, в надежде, что добрые люди подберут и воспитают его».

Представьте себе, каково было учителю, когда он увидел в руке портного злополучную записку, начертанную его собственной рукой.

— Итак, что это такое? — спросил портной таким тоном, словно говорил с должником, не заплатившим за зимнее пальто, сшитое в позапрошлую зиму.

— Записочка, — постарался ответить спокойно учитель музыки.

— Написанная вами?

— Нет.

— Как же нет, когда вы тем же почерком пишете любовные письма моей свояченице?

— Ну и ладно, — сказал учитель музыки, не ведая, что говорит.

— А чей это ребенок упоминается в записке и что это за бедная женщина?

— Не знаю.

— Зато знаю я! — воскликнул портной. — Теперь мне ясно, почему вы уклоняетесь от женитьбы на моей свояченице. Забирайте свою записку, и прошу вас никогда больше не переступать порога моего дома. Считайте, что все кончено!

С этими словами портной протянул записку и удалился широкими шагами, словно генерал, объявивший благодарность своим войскам.

Напрасно учитель музыки чистым лирическим тенором дважды прокричал ему вслед: «Господин Йоца, господин Йоца!» Портной даже не оглянулся, продолжая вышагивать гордо и победоносно.

Учитель музыки вздохнул и прижал локтем Неделько, который своими интригами за какие-нибудь полчаса разбил уже вторую любовь. По Балканской улице он вернулся к дому господина Симы Недельковича и, не обращая внимания на идущих по улице кухарок, положил ребенка перед воротами, а сам удалился, не оглядываясь.

Так с трудом осуществился замысел, которым автор романа и господин Сима Неделькович поделились с учителем музыки.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ, в которой господин Сима Неделькович едва не становится коллекционером, а госпожа Босилька, его жена, вместо детей рожает идеи. Тем временем Неделько с порога дома ступает на порог счастья, но не становится счастливым хотя бы потому, что на этом роман закончился бы, а у автора, между прочим, есть материал еще на несколько глав

Казалось, Неделько был посвящен в намерения господина Недельковича и сделал со своей стороны все, чтобы помочь их осуществлению. Оставленный учителем музыки перед воротами, он, молчавший целый час, заревел так, что его было слышно даже на верхнем этаже.

Господин Сима Неделькович впал в отчаяние, когда увидел, что учитель музыки с ребенком под сюртуком вынужден был присоединиться к какой-то женщине, и теперь он озабоченно думал и строил различные предположения, подобно начальнику порта, у которого бурей унесло корабль в открытое море. Но вдруг забот как не бывало — он услышал, как у ворот дома раздался уже знакомый его слуху рев.

Это произошло в ту минуту, когда они со своей молодой женой, госпожой Босилькой, пили чай. Он уронил ложечку, сделал невинное лицо и повернулся к жене.

— Не кажется ли тебе, Босилька, что откуда-то доносится детский плач?

Госпожа Босилька прислушалась, поставила чашку с чаем, подбежала к окну, посмотрела налево, направо и всплеснула руками.

— Боже мой!

— Что там? — вскакивая, спросил господин Сима, по-прежнему прикидываясь невинным, как горлица.

— Иди, иди сюда, посмотри. Подойди к окну, погляди: что это лежит перед нашими дверями?

Господин Сима подошел к окну и изобразил искреннее удивление.

— Какой-то сверток?

— Какой сверток, разве ты не видишь, что он дергает ручками и плачет?

— Вот тебе на! — по-прежнему удивленно сказал господин Сима. — Откуда взялся ребенок перед нашими дверьми?

Госпожа Босилька позвонила, а господин Сима приказал слуге выйти на улицу и принести то, что лежит перед дверями. Вскоре слуга принес Неделько, который, оказавшись в комнате, так мило улыбнулся господину Симе, что тот струхнул, как бы Неделько не узнал его и как бы госпожа Босилька не заметила, что они с Неделько обменялись взглядами.

— Посмотри, какой хорошенький и какой большой! — воскликнула госпожа Босилька.

При этих словах господин Сима снова оцепенел от страха — ему пришло в голову, что госпожа Босилька может увидеть, как они с сыном похожи друг на друга.

К счастью, госпожа Босилька, внимательно рассматривавшая ребенка, на это внимания не обратила. Поняв, что опасность миновала, господин Сима быстро запустил руку в пеленки и нашел там записку, которую тут же прочел вслух своей женушке. При чтении записки у него выступили на глазах слезы, и, вытирая их, он сказал извиняющимся голосом:

— Ты не можешь представить себе, как в таких случаях у меня болит сердце. Когда я вижу брошенного ребенка, я просто не могу сдержать слез.

— Я тебе верю, — ласково ответила жена.

— Знаешь что, дорогая, — продолжал господин Сима, словно это только что пришло ему в голову, — как было бы хорошо, если бы мы, оба такие добросердечные, усыновили ребенка? Своих детей у нас нет…

— Придет ночь, так скажем, каков был день.

— Это правда, на свете всякие чудеса бывают, почему бы и мне не иметь ребенка? В бога я камня не бросал, но… — Господин Сима после этого «но» немного смешался, поскольку не знал, как ему закончить так удачно начатую фразу. — Но… при существующем положении вещей ребенка у нас нет.

— Ах, как порой господь бывает немилостив! — сказала со вздохом госпожа Босилька.

— И жесток! — с горечью добавил господин Сима, словно желая сказать, что имеет все основания жаловаться на бога.

— Да! — согласилась госпожа Босилька тоном, в котором чувствовалось, что его беда касается и ее.

— Значит, — продолжал господин Сима, — при существующем положении вещей или, другими словами, учитывая фактическую сторону дела, в данное время детей у нас нет.

— Нет! — решительно подтвердила госпожа Босилька эту простую истину.

— А что, если нам усыновить и вырастить ребенка, которого сам бог положил к нашим дверям?

Госпожа Босилька серьезно задумалась, а потом спросила своего супруга:

— Скажи мне сперва, ты уверен, что у нас не будет детей?

Но вопрос этот она задала таким тоном, каким, скажем, отчаявшийся кредитор спрашивает своего должника: «Неужто вы в самом деле не собираетесь заплатить долг?!»

Господин Сима посмотрел на Неделько, как смотрят на оплаченный вексель, пожал плечами и снова сослался на существующее положение вещей, на бога и его перст.

Поскольку госпоже Босильке от божьего перста толку было немного, она поняла, что решать придется ей самой.

— Хорошо, Сима, — сказала она, — но подумаем об этом серьезно и трезво. Этого ребенка надо выкормить, вырастить, воспитать…

— Конечно! — согласился господин Сима.

— А к чему мучиться, если можно взять ребенка, который уже выкормлен, выращен, воспитан…

— Как это?

— А так. Почему бы тебе, например, не удочерить мою младшую сестру? Ей уже восемнадцать лет, она выкормлена, выращена и воспитана.

Господина Симу это предложение привело в ужас. У него в доме уже была свояченица, та самая, которую он получил вместе с приданым, а теперь, по настоянию жены, надо было взять и другую свояченицу, да еще удочерить ее. Набить дом свояченицами означало бы не что иное, как открыть пансион, в котором бы свояченицы кормились за его счет.

Ему стало поистине страшно. Он уже видел себя в роли директора пансиона; видел в каждой комнате по пианино, а у каждого пианино — по учителю музыки; видел толпу портних, свах и разносчиков писем; видел столы, диваны, оттоманки, заваленные нотами и журналами мод; видел стены, сплошь залепленные открытками, видел повсюду фотографии, искусственные цветы, веера, альбомы с надписями «Поэзия»; видел свой стол, заваленный счетами от разных модисток, фотографов и кондитеров; и, наконец, как бы в перспективе, он видел в этой свалке всякой всячины свою тещу, которая торчит в доме каждый день под предлогом присмотра за дочерьми и упрекает зятя за то, что он мало выводит их в общество или хотя бы не собирает это общество в своем доме, чтобы девушки были на людях.

Вся эта картина, мелькнувшая перед глазами и заледенившая душу, словно студеным ветром, бросила господина Симу Недельковича в дрожь, и через мгновенье решение было принято. Он скорее бы решился ходить днями и ночами по улицам, собирать всех подкидышей и сносить их в свой дом, чем устраивать из своего дома пансион своячениц.

Другие счастливцы собирают коллекции видовых открыток, монет и прочих мелких вещей, а ему предстояло коллекционировать либо подкидышей, либо своячениц. Он предпочел бы скорее первую, чем вторую коллекцию. Но в тот миг, когда он открыл было рот, чтобы объявить свое решение, в голову ему пришла мрачная мысль. Эта мысль ужалила его в самое сердце, а на лице появилось то самое глупое выражение, какое бывает у человека, только что вспомнившего, что вчера истек последний срок уплаты по векселю.

И вот что пришло ему в голову. Если он оставит подкидыша в своем доме, как он по своему мягкосердечию предложил жене, успокоится ли на этом Эльза? Раз у нее ничего не вышло ни с подкидыванием ребенка, ни с письмом, адресованным его жене, не появится ли она в один прекрасный день в доме и не скажет ли его жене: «Сударыня, ваш муж усыновил ребенка не по доброте сердечной, а потому, что он его отец!» Но если даже Эльза не горит местью, разве она не мать, разве она не такая же родительница ребенка, как и он? А если материнское сердце не выдержит и она пожелает увидеть и обнять свое дитя? И господину Симе уже представлялось, как в недалеком будущем гуляют они с Босилькой в парке у Калемегдана, а перед ними молодая нянька — словачка везет коляску, в которой агукает приемыш, одетый в белый креп, укрытый шелковым одеяльцем; в руках у него погремушка из панамской соломки, а во рту — резиновый паяц с уже отгрызенной головой. А тем временем навстречу идет по дорожке Эльза с пожарным или музыкантом из седьмого пехотного полка, и в ту самую минуту сердце матери не выдерживает, она вскрикивает, обливается слезами, выхватывает ребенка из коляски, прижимает к вышеупомянутому материнскому сердцу и сквозь слезы говорит:

— Ах, господин Сима, спасибо вам! Только теперь я вижу, что вы благородный человек и настоящий отец моему ребенку!

Все это господин Сима увидел и услышал за минуту… нет, за секунду. Ему представилось даже, как его жена, госпожа Босилька, падает в обморок, как свояченица зовет на помощь, как теща прямо в парке лупит зятя зонтиком по голове и, наконец, как пожарный или, быть может, музыкант из седьмого пехотного полка бьет Эльзу кулаком по спине и восклицает: «Теперь я узнал твое грязное прошлое и проклинаю тебя за измену!» (Музыканты из седьмого пехотного полка и пожарные всегда говорят стихами, когда дело касается любви.)

И услышав, увидев, представив все это, бедный господин Сима так перепугался, что его даже зазнобило. Он устало поник головою, и наступило продолжительное молчание, которое наконец нарушила госпожа Босилька:

— Ты думаешь о моем предложении?

— Да… думаю, — ответил господин Сима и провел рукой по лбу, как бы желая отогнать страшные мысли, гнездившиеся в голове.

— И что же ты придумал?

— Ничего… Зачем нам приемыш, когда нам и без него хорошо. Ну, а раз этот ребенок божьим промыслом оказался перед нашим домом, то мы, как христиане, позаботимся о том, чтобы он не остался на улице. Придумаем, как с ним быть и куда его девать, но в свой дом не возьмем. Как ты полагаешь, Босилька, это разумно?

— А мою сестру?

— Но… мы же в принципе решили не брать приемыша?

— Это ты решил, а я не вижу причины, почему бы тебе не взять мою сестру к себе.

— Причины есть, и очень веские! — упорно защищался господин Сима. — Во-первых, твоей сестры мы не находили. Если бы мы нашли свояченицу на улице, спеленатую, скажем, и с запиской, тогда другое дело. И во-вторых…

Тут господин Сима запнулся, потому что и первая причина была не из удачных, а второй он и вовсе придумать не мог.

Госпожа Босилька сердито отвернулась и выглянула в окно. Он же наклонился над Неделько и дал ему подергать себя за усы, испытывая в душе чувство большой родительской радости, которое ощущает всякий отец, когда ребенок дергает его за усы. Неделько эта невинная детская забава была внове, он взялся за дело с таким варварским пылом, что у господина Симы показались слезы на глазах, не говоря уже о том, что он страшно рассердился, когда заметил, что Неделько вырывает из усов только черные волосы, а седые бережно оставляет, будто хочет как можно сильнее напакостить бедному супругу, который надеялся, что вмешательство божьего перста поможет его жене родить.

Таким образом у господина Симы быстро пропало желание наслаждаться отцовскими радостями, и он обернулся к госпоже Босильке с вопросом:

— А что, по-твоему, нам делать с этим ребенком?

— Почем мне знать! — угрюмо ответила госпожа Босилька.

— Но что-то же надо сделать, мы не можем поступить, как нехристи.

— Ну… — сказала она, — наверно, в Белграде есть какое-нибудь общество призрения подкидышей?

— Общество призрения подкидышей? Нет, такого общества нет, но… погоди, ведь это же прекрасная идея! Да знаешь ли ты, Босилька, какая это прекрасная идея?

— Что за идея?

— Твоя идея, идея создать общество призрения подкидышей.

И захваченный идеей господин Сима расплылся в довольной улыбке.

— Откуда ты взял, что это моя идея? — равнодушно спросила госпожа Босилька.

— Идеи только так и рождаются — совершенно случайно, в разговоре, между прочим. И я даю тебе слово, что буду добиваться осуществления этой идеи, и, если мне это удастся, я буду всегда подчеркивать, что она твоя.

Подогреваемый идеей и теми интимными причинами, из-за которых он вцепился в нее обеими руками, господин Неделькович зашагал по комнате, представляя себе идею уже осуществленной, а Неделько питомцем номер один общества призрения подкидышей…

— Вполне осуществимая идея! — убеждал господин Сима жену, но больше самого себя. — У нас есть общество призрения брошенных детей, но это другое, это для больших детей, там их учат ремеслам. Потом у нас есть общество призрения престарелых, и это хорошо, очень хорошо. А почему бы не иметь и общества призрения подкидышей, если у нас уже повелось то и дело находить детей на улицах?

Он задумчиво помолчал и сказал уже совсем решительно:

— Немедленно же, в воскресенье, приглашу несколько видных горожан и предложу им учредить общество призрения подкидышей.

— А до воскресенья? — спросила госпожа Босилька.

— До воскресенья все обдумаю. Сегодня у нас еще вторник, так что времени достаточно.

— Понятно, — сказала госпожа Босилька, — но как быть с ребенком? Не думаешь же ты, что я буду сидеть с ним?

— В самом деле! — воскликнул господин Сима, у которого этот вопрос сразу же превратился в новую проблему. — В самом деле, как же быть с ребенком?

Новая проблема так озадачила его, что он снова зашагал по комнате.

— Если бы нашлась какая-нибудь бедная женщина, которая согласилась бы временно подержать его У себя… — предложила госпожа Босилька.

Господин Сима посмотрел на свою жену с восторгом. С той поры он не переставал восхищаться своей женой, которая в браке с ним хоть и не рожала детей, но зато рожала идеи.

— Совершенно верно! Вот это счастливая идея! Я знаю одну бедную женщину, которая возьмет ребенка за небольшое вознаграждение. Иду, сейчас же иду и все устрою!

И господин Сима, не медля ни минуты, вышел из дому.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ. Третье крещенье

Бедная женщина, к которой направился господин Сима, жила где-то в Палилуле, за старым еврейским кладбищем. Это было давнее знакомство господина Симы, завязавшееся еще до его знакомства с Эльзой. В ту пору господин Сима был еще младшим чиновником и страстно мечтал о чинах и богатой женитьбе. Тогда в Белграде пользовалась известностью некая госпожа Мара, умевшая гадать по руке. Любопытствуя, скоро ли он получит очередной чин и на какую женитьбу он может рассчитывать в будущем, господин Сима разузнал, где живет эта знаменитость и однажды посетил ее. Госпожа Мара прочла на его ладони, что он «большой повеса» и что «женщин к нему тянет». Господин Сима тут же убедился в правильности гадания, потому что здесь же, у госпожи Мары, он познакомился с ее племянницей, которая, в меру пожеманившись, призналась, что ее «к нему тянет».

Господин Сима не ограничился первым посещением и, как только у него снова возникало желание, чтоб ему погадали по руке, отправлялся к госпоже Маре, где всякий раз заставал новую племянницу.

С тех пор прошло довольно много времени, но господин Сима не порывал знакомства с госпожой Марой. Он не ходил к ней в дни знакомства с Эльзой, но помнил ее и часто передавал поклоны с друзьями, которые продолжали к ней ходить, а однажды, когда она обратилась к нему с просьбой, оказал ей даже небольшую услугу.

После многих лет разлуки господин Сима застал госпожу Мару в том же домишке, и она очень обрадовалась его приходу, думая, что он возвращается к ней, пресыщенный семейной жизнью. В комнатушке, где все живо напоминало молодость, к господину Симе вернулось прекрасное настроение. И скатерть на столе, и тахта в углу, и картина на стене, и кровать, опрятно застланная кружевным покрывалом, и новая племянница, представившаяся ему, все, все напомнило ему прежние прекрасные деньки, лицо его засияло, а рот раскрылся, как у ребенка, видящего во сне гору пирожных.

Отдав дань воспоминаниям, он вернулся к современности и сообщил госпоже Маре, зачем пришел. Он уговаривал ее временно, самое большее месяц-два, пока не образуется общество призрения подкидышей, присмотреть за бедным сироткой, а ей за это хорошо заплатят.

Госпожа Мара сперва отказывалась, говоря, что держать ребенка негде, что он будет ей мешать, и так далее, и тому подобное. Но своей настойчивостью господин Сима сломил сопротивление, и она согласилась сегодня же вечером взять ребенка.

— А большой он? — спросила госпожа Мара.

— Нет, но здоровый, — ответил господин Сима.

— Мальчик?

— Мальчик.

— Как его зовут?

Господин Сима смутился. Ему только сейчас пришло в голову, что этого обстоятельства он не учел. Как зовут ребенка, Эльза в своей записке не написала.

— Он, наверно, не крещен, — неуверенно пробормотал господин Сима.

— В таком случае, господин Сима, — сказала госпожа Мара, — ему нет места в моем доме. Сколько бы вы мне ни заплатили, некрещеное существо я держать не желаю. Окрестите, а потом приносите. Вот и все, что я могу для вас сделать.

— Ладно, мы крестим его, но на это же надо много времени.

— Какого времени! Отнесите его завтра к утрене и крестите. Не собираетесь же вы устраивать торжества по этому поводу!

— Это конечно, — сказал господин Сима, сообразив, что она права.

Госпожа Мара твердо отстаивала свои христианские взгляды, и господин Сима отправился домой понуро. Перед ним встала новая проблема — крещение ребенка.

Дома он застал Неделько на канапе в комнате для музыкальных занятий, а вокруг него целое сборище. К великому удивлению господина Симы, женщины обсуждали то же самое.

— Послушай, Сима, мы не знаем, как зовут этого ребенка, — сказала ему госпожа Босилька.

— Как эта идея пришла тебе в голову? — удивился господин Сима, уверовавший в способность своей жены рожать идеи вместо детей.

Но господин Сима ошибся — на этот раз идею родила теща. Собственно, никакой идеи она не рожала, а просто задала вопрос: «Как зовут ребенка?»

— Ты не знаешь, зять, ребенок крещен? — спросила она.

— Крещен? Не знаю, в записке его имя не указано.

Хотя записку писал учитель музыки под диктовку господина Симы, все же господин Сима сказал правду, так как в письме, которое Эльза написала госпоже Босильке, об имени тоже ничего не говорилось. Эльза забыла спросить о такой незначительной подробности свою мать, мастерицу Юлиану. Впрочем, для Эльзы главным было не имя, а ребенок.

— Ребенку, наверно, месяцев шесть, видишь, какой он большой. Должно быть, крещеный, — предположила госпожа Босилька.

— Возможно, но уверенности в этом нет. В письме… то есть в записке его матери об имени ничего не сказано.

То обстоятельство, что в его доме зашел разговор о том же самом, о чем он думал по дороге, дало ему возможность без всякой особой подготовки приступить к решению проблемы.

— Бедная женщина, у которой я сейчас был, — сказал господин Сима, — оказалась такой порядочной и набожной, что наотрез отказалась взять в дом некрещеное существо. Она предложила крестить его завтра утром, а потом принести ей.

— А до завтра? — спросила госпожа Босилька.

— Что делать до завтра, не знаю, — опечалился господин Сима.

— Здесь ему спать нельзя, — упорствовала госпожа Босилька. — Раз бог не в состоянии дать мне собственного ребенка, я не хочу спать и с чужим.

Господин Сима почувствовал в словах госпожи Босильки упрек, уязвивший его, но, глядя на Неделько — это очевидное опровержение клеветы, он успокоился.

— Хорошо, — сказал господин Сима после длительного раздумья. — А что, если попросить учителя музыки взять ребенка на эту ночь к себе?

— Еще что! — защищая учителя музыки, возразила свояченица. — Во-первых, это может скомпрометировать молодого человека, а во-вторых, он по ночам сочиняет музыку, и вдруг ребенок заплачет в минуту творческого вдохновения. Нет, это не подходит ни в коем случае!

— Не знаю, как быть! — вновь опечалился господин Сима.

— Знаешь что, зять, — вмешалась теща, — помогу-ка я вам. Возьму на одну ночь ребенка к себе.

Господин Сима просиял. Впервые в жизни теща показалась ему женщиной возвышенной и благородной, и он в порыве благодарности поцеловал ей руку. Но при этом он испытывал злорадное чувство: какова ирония судьбы — подбросить теще в постель своего внебрачного ребенка! Лучшей мести нельзя и придумать, ведь все попреки госпожи Босильки по поводу того, что у них нет детей, имели один источник — подстрекательство ее матери.

Когда первый и главный вопрос был решен, пришел черед и второму вопросу: кто будет крестным отцом ребенка?

— Знаешь, — воскликнула госпожа Босилька, когда он поставил этот вопрос, — вот это ты мог бы взять на себя! Это был бы и красивый и христианский поступок.

— О чем ты?

— Крестным отцом ребенка надо, Сима, стать тебе!

— Мне? — удивился Сима и с глупым видом посмотрел на свою жену.

— Да, тебе!

Господин Сима едва не ошибся и не дал согласия, потому что в первую минуту он подумал, что с его стороны это в самом деле будет красивый жест. Но в тот же миг он опамятовался и содрогнулся. Он станет крестным отцом своего родного сына, а Эльза, его бывшая любовница, будет отныне его кумой! Нет, нет, это невозможно! Да и грех к тому же. Вспомнился ему какой-то роман о том, как турки увели в рабство мальчика, и когда тот, после долголетнего отсутствия, возвратился, то взял себе в жены собственную сестру, так как они не знали друг друга. Ему показалось, что и с ним все происходит, как в том романе. Он становится крестным отцом родного сына.

Потом в голову ему пришла еще более страшная мысль. Вдруг Эльза предусмотрела, что крещение назначат назавтра? Зная его благородство, она, возможно, предвидела и то, что он согласится быть крестным отцом. А вдруг она завтра в церкви спрячется за каким-нибудь столбом, подождет начала обряда и всадит господину Симе нож в сердце или обольет купоросом? Так обычно во всех романах мстят обманутые любовницы.

При этой мысли господина Симу прошиб пот, и он потупил взгляд, не зная, что ответить госпоже Босильке. Казалось, выхода не было, но тут в комнату вошел человек, выручавший, как известно, господина Симу из всех безвыходных положений. Это был учитель музыки.

— Ха! — воспрянул духом господин Сима. — Вот господин учитель и будет крестным отцом!

Учитель смутился, но на помощь господину Симе пришла свояченица, которой эта идея особенно понравилась.

— Знаете, ребенок оказался некрещеным, и мы все хотели бы, чтобы вы стали его крестным отцом.

— Да! — подтвердил господин Сима.

Учитель снова смутился и обернулся к господину Симе.

— Это не совсем удобно. Мне бы не хотелось быть вашим кумом, — сказал он и со значением посмотрел на свояченицу.

— Как это моим кумом? — завопил господин Сима и посмотрел на учителя, как разъяренный лев.

— Да так, — взялся объяснять учитель, — кумовство — это, видите ли, родственная связь, а мне бы не хотелось становиться вашим родственником.

Господин Сима опять содрогнулся и еле удержался от желания протянуть руку и окончательно превратить учителя музыки в скрипичный ключ.

— Но вам же известно, что ребенок найден на улице, перед дверьми! — принялся выводить учителя из заблуждения господин Сима.

— Да, — ответил учитель.

— С кем же вы в таком случае породнитесь?

— Вы правы! — сказал учитель, увидев, что попал впросак.

— Этот ребенок, сударь, первый найденыш будущего общества призрения подкидышей. И вы, в сущности, станете кумом этого общества, а я полагаю, что это великая честь — быть кумом целого общества, которое будет состоять из самых видных представителей Белграда. Я даже думаю предложить вашу кандидатуру в постоянные крестные отцы.

— Как это? — удивился учитель.

— А так, сударь! Задачей общества будет давать приют подброшенным детям. Эти дети обычно не крещены, и поэтому обществу потребуется свой постоянный крестный отец. Верно?

Все согласились с этим и вынудили учителя дать согласие стать крестным отцом.

Поскольку второй важный вопрос повестки дня был решен, а с плеч господина Симы сброшена еще одна забота, речь зашла о третьем вопросе, который был не так важен, как первые два, но тем не менее вызвал самую оживленную полемику.

— Мне кажется, — обратившись к супругу, взяла слово госпожа Босилька, — его надо назвать Симой в твою честь, это ты нашел ребенка и ты станешь основателем общества.

Господина Симу снова одолели недавние мысли. Не принято, не принято же в Сербии называть сына именем отца. А если этот мальчик узнает когда-нибудь от матери историю своего рождения и возьмет фамилию отца, то в один прекрасный день появится еще один Сима Неделькович, который вечно будет стоять на дороге господина Симы Недельковича. Гораздо разумнее было бы ничем, а именем тем более, не связывать мальчика с собой. И только господин Сима открыл рот, чтобы отклонить это предложение, как на помощь дочери пришла мать.

— Совсем как Симеон, найденыш Симеон! — добавила она.

И господин Сима невольно прочел про себя народную песню:

Вышел утром старичок монашек

На Дунай, к воде студеной,

Чтоб набрать воды дунайской,

Чтоб умыться, богу помолиться…

И далее он вспомнил содержание всей песни, в которой найденыш Симеон, когда вырос, нашел свою мать, будимскую королеву. Правда, господин Сима не был будимским королем, но в тот миг ему показалось, что названный именем найденыша Симеона, мальчик непременно найдет когда-нибудь свою мать или отца. А поскольку такая перспектива пугала господина Симу больше всего, он категорически отклонил предложение назвать ребенка своим именем, сославшись на то, что он из скромности не желает быть удостоенным такой чести. И чтобы раз и навсегда покончить с возражениями, предложил окрестить мальчика Божидаром, так как тот и в самом деле божий дар.

Свояченица не менее категорически воспротивилась этому по той простой причине, что буква «Б» не глядится в монограмме.

— Мальчик может в один прекрасный день стать великим человеком, и у него появится потребность в носовых платках с монограммой, а буква «Б» в монограмме совершенно безобразна!

Со своей стороны, свояченица предложила назвать мальчика Ромео или Авраамом, против чего воспротивилась теща.

— Ребенок, — сказала она, — не щенок, чтобы называть его Ромео или Авраамом. Ребенок-то христианский, к чему ж ему давать нехристианские имена!

Со своей стороны учитель предложил назвать мальчика Бетховеном, добавив, что тот благословлял бы своего крестного отца за такое имя.

Тут уж воспротивился господин Сима.

— Какой еще Бетховен! — сказал он. — Это имя страшно мешало бы ему в жизни. Представьте себе: государственный советник Бетховен, окружной начальник Бетховен. А если он, скажем, будет священником… Вот будет комедия, если его станут звать батюшка Бетховен… Другое дело, если бы человек определенно знал, что будет жуликом… У жуликов такие странные имена: «Пахан», «Затычка», «Бетховен»…

Наконец, поскольку предложение учителя тоже провалилось, снова выступила теща и предложила дать мальчику имя Ненад, потому что его нашли неожиданно [5], С этим согласились все, и дело было решено.

И все же на другой день, вернувшись из церкви, учитель музыки сообщил господину Симе, что дал ребенку имя Сима. На этом категорически настояла госпожа Босилька, сказавшая с глазу на глаз учителю музыки, что тем самым она хочет оказать господину Симе почесть, от которой тот отказался лишь из скромности.

Так дитя общины было крещено в третий раз. Видно, бог троицу любит.

ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ. Первый съезд общества призрения подкидышей

После крещения прошло недели две, которые для господина Симы Недельковича были чем-то вроде отдыха после душевных бурь. А когда прошла и третья неделя, господин Сима снова стал размышлять об идее, которая так растрогала его в одной из предыдущих глав романа. Размышлял он целую неделю, и таким образом прошел месяц со дня крещения, когда господин Неделькович решил окончательно и бесповоротно, что надо приступить к осуществлению пленившей его идея, то есть к основанию общества призрения подкидышей.