– Мы должны сообщить еще кое-кому, – сказала Амелия Энн.

Матильда смерила дочь недовольным взглядом.

– Что за чушь ты говоришь, мы должны известить множество людей. Не знаю, с какой стати мы тут сидим, когда нам следует заниматься организацией похорон. – Она подняла очки, которые висели на цепочке у нее на шее. – Кинки, будьте так любезны, позвоните Хортону.

Амелия Энн опустила голову и, глядя на свои сложенные на коленях руки, тихо сказала:

– Я имела в виду Гаса. Матильда уронила очки на грудь.

Дедушка Понтье шлепнул по подлокотнику с такой силой, как будто хотел разом убить дюжину москитов.

Кинки и пальцем не пошевелил, чтобы позвонить в колокольчик и вызвать Хортона.

Тинси подняла голову с плеча доктора Прежана.

Даже Изольда оторвалась от книги. Ее блестящие, слишком понимающие для подростка глаза внимательно следили за реакцией каждого из взрослых.

Паркера же интересовала реакция только одного человека. Он всмотрелся в Мэг – ее озадаченное выражение не оставляло сомнений в том, что она не подозревает о существовании Гаса. Паркер поразился: даже для Жюля подобное поведение не укладывалось ни в какие границы. Он женился на этой женщине, даже не удосужившись сообщить ей, что у него есть сын. И не просто какой-то счастливый маленький карапуз.

– Я… – начала Мэг.

Паркер перебил ее, не дав задать роковой вопрос: «Кто такой Гас?» Он и на этот раз не знал, почему решил защитить Мэг, разве что не хотел стать свидетелем того, как его семья затопчет ее.

– Вы знаете его как Огюста Жюля-четвертого, – пояснил Паркер. – Но все остальные называют его Гасом.

– Ах да, конечно. – Мэг улыбнулась, и Паркер снова подумал, как же она хороша, когда улыбается.

Его трюк не остался незамеченным Матильдой.

– Но вы ведь знали, что у вашего мужа есть сын от предыдущего брака? – спросила она.

– Конечно, знала, – ответил за Мэг Паркер.

– Сдается мне, ты почему-то не хочешь позволить ей самой отвечать на вопросы, – заметил дед Паркера, пристально изучая Мэг.

Паркер уже почувствовал, что Мэг понравилась его деду куда больше, чем предыдущие жены Жюля, но старик привык жить по собственным правилам. Он либо принимал человека безоговорочно, либо наглухо отгораживался от него. Забавно, но Паркеру хотелось, чтобы дед, которым он восхищался, несмотря на его язвительность, отнес Мэг к первой категории.

– Значит, он не знает о смерти отца? – спросила Мэг медленно, словно мысленно оценивая возможные последствия этого обстоятельства.

Все дружно воззрились на нее.

– Мы сами только что узнали, – обронила Матильда.

– А его мать? Ей разве не надо сообщить?

Кинки расхохотался.

– Дорогая, не знаю, что Жюль наговорил вам о Марианне Даффорк, но от этой женщины и в лучшие времена бывало мало проку, что уж говорить о каких-то трудностях.

В этом Паркер не мог с ним не согласиться. Он пояснил для Мэг:

– Марианна сама в чем-то похожа на ребенка.

«Как и моя мать», – добавил про себя Паркер. Жюль – по крайней мере один раз – ухитрился жениться на женщине, в точности похожей на Тинси. Сиси, конечно, сделана совсем из другого теста. Она не просто развелась с Жюлем после всего лишь двух месяцев брака, но охотно сообщала любому заинтересованному слушателю, что два месяца жизни с Жюлем отвратили ее не только от мужа, но и от мужского пола вообще. К величайшему облегчению всех членов семейства Понтье, Сиси переселилась в Сан-Франциско. По последним сведениям, она работает массажисткой. Однако, несмотря на то что Сиси отреклась от Жюля и всего мужского пола, она тем не менее исправно обналичивала чеки, поступающие в качестве алиментов.

Мэг выглядела все более озабоченной.

– Для ребенка его возраста потеря одного из родителей… Она не договорила и в упор посмотрела на Паркера. В глазах, цвет которых от края радужной оболочки к зрачку менялся от небесно-голубого до темно-синего, он прочел настойчивый вопрос: Мэг спрашивала его о возрасте мальчика.

– Да, десять лет – возраст непростой, – задумчиво произнес Паркер, мысленно удивляясь, как Мэг удается заставлять его плясать под ее дудку. Может, она и Жюля так же околдовала, и он женился на ней из-за одного только желания, просто потому, что не устоял перед ее привлекательностью? Если так, то Паркер не мог упрекнуть брата, более того, он вполне понимал его.

– Да, десять лет – очень сложный возраст, – эхом повторила Мэг.

Паркеру показалось, что в ее глазах блеснула влага – первый признак скорби, проявленной ею до сих пор.

Все еще уткнувшись носом в книгу, Изольда сказала неожиданно громко:

– При чем здесь возраст? Какая разница, десять ему лет или еще сколько, Гасу все равно будет тяжело. – Изольда подняла голову, посмотрела на всех с некоторым удивлением, потом снова приняла прежнюю позу и водрузила на голову наушники.

Амелия Энн улыбнулась дочери.

Паркер подумал, что его изрядно затюканная кузина, вероятно, рада, что ее дочь не чужда сантиментов. Амелию Энн никто из родственников ни в грош не ставил, и если бы она однажды ночью просто исчезла, никто бы даже не хватился ее, Паркер не раз ловил себя на мысли, что Амелии Энн надо было бы обратиться к психотерапевту или записаться в группу феминисток, чтобы научиться постоять за себя. Но она держалась в тени собственной матери, повсюду таскаясь за ней как хвостик. Ее единственными самостоятельными выходами в свет были собрания женщин – членов новоорлеанского клуба. А этот старинный оплот новоорлеанской респектабельности располагался всего в одном квартале от Понтье-Плейс, причем дом, стоящий напротив клуба, принадлежал семье мужа Амелии Энн, так что орбита, по которой вращалась вся жизнь Амелии Энн, была невелика.

Хотя Изольда снова уткнулась в книгу и, казалось, снова стала безучастной ко всему, Мэг ответила ей:

– Знаешь, Изольда, по-моему, это очень существенно. Десять лет – трудный возраст. И тридцать два года тоже, – мягко добавила она.

Паркеру показалось, что по лицу девушки мелькнула тень улыбки, но он не был в этом уверен.

– Некоторые мои знакомые частенько бывают на похоронах, но они рассказывают об этом так же, как если бы речь шла, к примеру, об игре в гольф, – заявил Понтье-старший. У него на скулах заходили желваки. – Но я этого не понимаю, смерть нас всех уравнивает, молодых ли, старых ли. – Он прочистил горло. – Однако довольно философствовать. – Старик повернулся к Мэг: – Сообщить новость Гасу придется вам с Паркером.

Мэг кивнула.

Неизвестно почему, но слова деда повергли Паркера в панику. Откуда ему знать, как сообщить десятилетнему мальчику, что его отца больше нет? К тому же Гас далеко нетипичный десятилетний мальчуган, с ним все не так просто. Марианна то вовсе забывала о его существовании, то объявлялась в городе с кучей подарков, а когда Гас в очередной раз демонстрировал характер, заявляла, что не в состоянии с ним справиться.

Ребенку еще не исполнилось и семи лет, когда Марианна и Жюль избавились от него, отправив в закрытую школу, расположенную в штате Миссисипи. Паркер несколько раз встречал Гаса, когда тот приезжал в Понтье-Плейс на каникулы, но они виделись недолго, не больше чем по часу. Собственный дом Паркера, к счастью, стоит достаточно далеко от Понтье-Плейс, в районе Байо-Сент-Джон. С тех пор как у деда случился удар, Паркер стал проводить в Понтье-Плейс гораздо больше времени, подолгу обсуждая с ним в библиотеке вопросы бизнеса, но в последние два года Гас оставался в школе почти весь год.

Зная, что он совершенно не умеет обращаться с Гасом и не подходит на роль посланца семьи, Паркер ждал возражений Мэг. Ведь она могла бы заявить, что это не ее забота. Он был уверен, что Марианна даже не прилетит из Швейцарии на похороны, Сиси, может, и объявится, но ни в коем случае не взвалит на себя заботу о ребенке бывшего мужа, тем более мальчике. Черт возьми, никто из них в прошлом не подарил Гасу ни капли тепла и нежности!

Но Мэг не возразила. Паркер с удивлением услышал ее ответ:

– Наверное, нам лучше не откладывая двинуться в путь. Убеждена, я смогу помочь вам с Гасом, и в этом деле от меня будет гораздо больше пользы, чем во всем остальном.

– Что ж, разумно, – сказала Матильда. В ее устах это было равносильно комплименту.

Мэг встала. Паркер срочно пытался придумать какой-то предлог задержаться.

– Может, стоит позвонить его врачу? Доктор Прежан кивнул:

– Превосходная мысль. Поскольку у ребенка неустойчивая психика, вам не помешает помощь профессионала. У меня есть один знакомый, и к нему можно обратиться. Кстати, он нравится мне гораздо больше, чем тот врач, который наблюдает Гаса сейчас.

Паркер бросил на врача враждебный взгляд, думая, что если терапевта порекомендует Прежан, то лучше уж он сам управится с Гасом.

– Не трудитесь, – сказал он, – забота любящих родственников поможет мальчику лучше любого врача.

Мэг улыбнулась ему:

– Я готова ехать, только сначала мне нужно позвонить.

– Я провожу вас в библиотеку, – сказал Паркер, улыбаясь в ответ.

Как это типично, что его в очередной раз выбрали для выполнения неприятного семейного поручения, и как отрадно, что в кои-то веки ему не придется выполнять его одному.

Мэг вышла из комнаты вслед за Паркером, радуясь, что появился благовидный предлог сбежать. Она пока не знала, окажется ли миссия, добровольно принятая ею на себя, труднее или легче, чем общение с компанией высокомерных, критично настроенных эгоцентриков. Мэг в любое время предпочла бы иметь дело с ребенком, а не со взрослым. С ребенком всегда есть какая-то надежда.

Мэг поежилась. Ох уж эта Матильда! Надо же так обращаться со своей дочерью!

Ее движение не укрылось от Паркера. Остановившись перед двустворчатой дверью, украшенной богатой резьбой, он сухо сказал:

– Добро пожаловать домой!

Домой… Мэг подняла на него удивленный взгляд. Разве можно назвать домом этот дворец? Дом – это нечто небольшое, уютное, дом должен быть завален игрушками, книгами, незаконченными детскими поделками, в доме должен звучать смех, хотя бывают и слезы из-за разбитых коленок и разных житейских неприятностей. Хотя после смерти Теда Мэг пришлось довольствоваться несколькими комнатами в доме миссис Феннистон, она по-прежнему старалась, чтобы в ее доме всегда царила атмосфера любви и тепла.

– Смерть одного из членов семьи, – медленно проговорила Мэг, – порой выявляет в нас какие-то черты, представляющие всех далеко не в лучшем свете.

Паркер толкнул дверь.

– Вы всегда так снисходительны?

Мэг пожала плечами, не очень понимая, что ответить. Она считала себя не вправе критиковать членов его семьи, даже если они вели себя непозволительно грубо. Поскольку сама Мэг знала правду о своих отношениях с Жюлем и чувствовала себя виноватой, ей было трудно упрекнуть его родственников в настороженном отношении к ней.

– Телефон на письменном столе.

Паркер указал на массивный, поблескивающий полированным деревом письменный стол, расположенный у дальней от входа стены. Часть стола была занята папками, аккуратно сложенными в стопки. Мэг подошла к столу.

– Вы руководите компанией из дома?

– Я здесь вырос, – ответил Паркер, – но у меня есть свой дом в другом районе города. Здесь, в библиотеке, я иногда консультируюсь с дедом, и у меня есть кабинет в Си-би-ди.

– Си-би-ди?

– Сентрал бизнес дистрикт[3]. Прошу прощения, я забыл, что вы не можете этого знать.

– Да, я не здешняя.

Мэг, конечно, хотелось поскорее взять трубку и позвонить домой, но вместе с тем было интересно узнать о Паркере побольше.

– Для меня Новый Орлеан – город, состоящий из отдельных районов. – Паркер скрестил руки на груди и прислонился к краю стола. – В данный момент, например, вы находитесь в одном из жилых кварталов города. Первоначально – примерно двести лет назад – мои предки обосновались во Французском квартале. Между тем районом и этим расположен Парковый квартал.

Мэг кивнула. Понимая, о чем говорит Паркер, она не очень хорошо представляла места, о которых шла речь.

– Сразу видно, что вы любите свой город. У него такая богатая история.

– Да, я люблю его. – Паркер улыбнулся. – И рад, что это заметно. – Он отошел от стола. – Ладно, звоните, а то нам пора ехать к Гасу.

Мэг сняла трубку, но не спешила набирать номер. Она ни в коем случае не собиралась разговаривать с детьми в присутствии Паркера Понтье. Лучше не посвящать его в те подробности ее личной жизни, которых он пока не знает. Кстати, нужно не забыть спросить у него, зачем он сказал, что знает ее родителей. Когда Мэг услышала это заявление, ее сердце буквально подпрыгнуло: как, наверное, любая сирота, она всю жизнь втайне мечтала, что когда-нибудь воссоединится со своими родителями.

– Я буду ждать вас у бокового выхода, через который мы вошли в дом.

Паркер повернулся и пошел к двери.

Испытывая слабые угрызения совести из-за того, что Понтье придется оплачивать еще один ее междугородний звонок, Мэг набрала номер миссис Феннистон. У Мэг было предчувствие, что, до того как она наконец выпутается из этой истории, ей придется еще не раз позвонить домой.

В трубке раздался голос миссис Феннистон. Мэг вздохнула с облегчением:

– Как хорошо, что я застала вас, миссис Феннистон.

– Надеюсь, у вас все в порядке? – Спокойствие миссис Феннистон ничто не могло нарушить.

– Пожалуй, да. – Мэг очень хотелось рассказать обо всем почтенной вдове, с которой за последние несколько месяцев они так сблизились, изложить ей всю историю, но она не могла признаться во всех подробностях своей работы в Новом Орлеане. – Но дела пошли не совсем так, как я планировала.

– Как мне кажется, именно поэтому полковнику и нравилось изучать квантовую физику, – заметила миссис Феннистон. – Но за детей можете не беспокоиться, мы отлично проводим время. Вчера они водили меня в парк водных аттракционов.

Мэг улыбнулась. Женщина, приютившая ее и детей, вызывала у нее искреннюю симпатию и даже восхищение. И миссис Феннистон, и сама Мэг овдовели примерно в одно и то же время. Миссис Феннистон пятьдесят пять лет прожила в браке с выдающимся британским ученым, проводившим свои исследования в испытательном центре в штате Невада.

– Им там, наверное, понравилось.

– Да, очень, и мне тоже. Тут некоторые приплясывают от нетерпения, так им хочется с вами поговорить.

– Я только хотела предупредить, что мне, вероятнее всего, придется задержаться.

– Ничего страшного, делайте все, что вам нужно, а за нас не беспокойтесь. Мы прекрасно проводим время, но у вас, судя по голосу, что-то не ладится.

– О, у меня все в порядке, – с наигранной бодростью заверила Мэг, снова пожалев о том, что не может поделиться своими проблемами с миссис Феннистон. Но она сама ввязалась в эту историю и сама должна из нее выпутаться.

– Ну, передаю трубку Элен.

– Ма-а-ма! Мы ходили в аквапарк, Тедди оказался таким трусишкой! Представляешь, даже Саманта съехала с большой горки, а Тедди отказался!

– А ты? Ты съезжала с большой горки?

– Конечно! – В голосе десятилетней девочки послышалось возмущение тем, что мама усомнилась в ней. – Только малыши боятся с нее съезжать.

В трубке послышался какой-то шум и возня, и Мэг не удивилась, когда затем раздался голос ее сына:

– Элен такая глупая, она не понимает, что я слишком взрослый, чтобы кататься с горок!

Мэг вздохнула. За последний год Тедди действительно повзрослел, даже слишком быстро. Она понимала, он скорбит по отцу на свой лад и считает своим долгом взять на себя его роль, и как могла пыталась ему помочь, вместе с тем стараясь, чтобы Тедди все-таки вел себя как маленький мальчик.

– Тебе понравилось в аквапарке?

– Ужасно понравилось! А еще миссис Феннистон разрешила мне купить три хот-дога.

– Я рада. – Такой разговор куда больше подходит для десятилетнего мальчика.

– С тобой хочет поговорить Саманта.

– Мама, вчера ночью у меня болел живот, но миссис Феннистон мне помогла.

– Детка, тебе уже лучше?

– Да.

– Вот и хорошо. Я по тебе соскучилась. – Мэг так крепко сжала телефонную трубку, что, наверное, могла бы ее раздавить.

– Агамеммема вырвало, – сообщила Саманта.

Агамемноном (Саманта все еще не научилась выговаривать сложное имя) звали огромного, фунтов в двадцать весом, кота миссис Феннистон, который чувствовал себя в доме полноправным хозяином.

– Я вас всех люблю, – добавила Мэг, мечтая обнять всех своих детей сразу и никогда не отпускать их от себя.

– Миссис Феннистон сказала, что он наглотался своих волос.

Мэг рассмеялась, хотя в глазах у нее стояли слезы. Похоже, дети прекрасно обходятся и без нее.

– Саманта, передай, пожалуйста, трубку миссис Феннистон.

– Пока, мамочка, я люблю тебя.

– Ну что, дорогая, вам полегчало? – спросила миссис Феннистон.

– Да, спасибо, просто не знаю, как вас благодарить.

– Пустяки, мне не трудно. Я чувствую себя так, будто помолодела лет на десять.

– Я попытаюсь вернуться поскорее, может, дня через два. Мне правда жаль, что приходится задерживаться, но иначе нельзя, возникли кое-какие сложности. – И это еще очень мягко сказано!

– Сообщите нам, когда будете возвращаться, и мы встретим вас в аэропорту.

– Спасибо.

– Мне пора прощаться, я обещала детям, что они смогут построить лимонадный киоск.

– До свидания, миссис Феннистон. – Следовало бы сказать «миссис Ангел», подумала Мэг. Закрыв глаза, она шепотом вознесла молитву за здравие этой доброй женщины.

Собираясь повесить трубку, Мэг услышала на линии какой-то щелчок. Она заволновалась, посмотрела на телефон, оглядела комнату. Неужели ее разговор кто-то подслушивал? Покачав головой, Мэг встала и направилась к двери.

В коридоре за дверью она увидела Понтье-старшего. Старик сидел в своем инвалидном кресле и смотрел во двор в большое, от пола до потолка, окно. Вид у него был хмурый, брови почти сошлись на переносице. Заметив Мэг, он пристально взглянул на нее.

В сущности, старик – неплохой человек, только чересчур властный. Убедившись, что нигде поблизости от инвалидного кресла не видно телефона, Мэг вздохнула с облегчением. Может, на самом деле никакого щелчка в трубке не было, просто у нее разыгралось воображение, подстегиваемое чувством вины? Она принужденно улыбнулась.

– Я готова ехать с Паркером.

Старик хмыкнул и поднес к лицу правую руку. Когда он это сделал, Мэг разглядела, что из кармана в подлокотнике кресла торчит переносная телефонная трубка.

– Как только вы вернетесь из Миссисипи, – сказал глава клана Понтье, – я хочу, чтобы вы пришли ко мне. Мне нужно поговорить с вами о ваших детях. Наедине.