Ложь и любовь

Мэг рассмеялась.

– А вы по-прежнему приезжаете сюда на лето?

– Изредка, обычно на несколько дней. Но теперь я собираюсь проводить здесь больше времени.

– Теперь?

– Ну да, не могу же я допустить, чтобы Гас и Тедди выросли, так и не узнав, что такое полное ведро рыбы.

– Тедди?

Паркер услышал в ее голосе напряженные нотки. Опять он за свое! Пытается управлять жизнью Мэг, как типичный представитель породы Понтье с их командирскими замашками.

– Ну, если вы не против, чтобы я приглашал Тедди, я его тоже буду брать.

– А-а.

Либо его вопрос, либо ответ, а может, и то и другое расстроили Мэг. Паркер буквально ощущал груз ее печали. Она замедлила шаг. Он – тоже, подстраиваясь под ее темп. Прежде чем Паркер успел сказать что-то еще, к ним подбежали Элен и Саманта. Девочки пошли рядом со взрослыми.

– Что дальше? – спросила Элен, явно ожидая, что развлечения продолжатся.

– Уборка сахарного тростника, – ответил Паркер. – Большая часть урожая уже собрана, но одно поле еще осталось неубранным.

– Уборка сахарного тростника – это хорошо… если он не трепыхается, когда его срезают, – заметила Элен.

– Никакого трепыхания, – заверил ее Паркер.

Они достигли края сада, разбитого позади дома. Паркер заметил мистера Соломона рядом с его грузовиком и знаком пригласил его подойти. Когда он познакомил сторожа с Мэг и детьми, Саманта подняла Барби и Кена, чтобы те тоже познакомились. Лицо мистера Соломона, высушенное солнцем и изборожденное глубокими складками, сморщилось еще сильнее, от глаз во все стороны разбежались лучики морщин. У старика было не меньше дюжины внуков.

– Для меня большая честь познакомиться с вами, мистер Кен и мисс Барби.

Саманта просияла. Паркер догадался, что большинство взрослых просто отмахивались, когда девчушка пыталась представить своих кукол как товарищей. Он и сам вел себя не намного лучше, пока Мэг не научила его играть в «понарошку».

– Мэг, вы не против, если… то есть, если, конечно, у мистера Соломона есть время… вы не против, если он покажет детям, как убирают сахарный тростник, а я тем временем устрою вам экскурсию по дому.

Паркер затаил дыхание в ожидании ответа, молясь от всей души, чтобы никто из детей не пожелал осмотреть дом вместо поездки на плантацию.

Мэг пристально посмотрела на Паркера, и он прочел в ее глазах немое послание. Ей хочется сказать «да», ей так же сильно хочется остаться с ним наедине, как ему – снова почувствовать ее в своих объятиях.

– Мистер Соломон – очень осторожный водитель, и ему можно доверить детей.

Пожилой мужчина кивнул.

– Это верно. – Он стряхнул прилипшую нитку со своего безукоризненно чистого комбинезона. – Я отец пятерых детей и дед одиннадцати внуков, – добавил мистер Соломон, бросив задумчивый взгляд на Паркера.

– Этот взгляд не укрылся от внимания Паркера. Он представил Мэг именно как Мэг, не называя фамилии. Раньше, когда Паркер собирал рыболовные принадлежности, мистер Соломон выразил ему свои соболезнования по поводу смерти Жюля. Либо новость о недавней женитьбе Жюля не дошла до Шугэ-Бридж, либо Соломон, который не интересовался Жюлем в последние годы, не придал ей особого значения.

– Уборщики работают сейчас на поле примерно в пяти милях отсюда, – добавил Соломон.

– Ну, мама, соглашайся! – Элен одной рукой уже взялась за ручку двери Соломонова грузовичка.

Мэг вскинула брови. Она могла бы не отвечать, угрожающее выражение лица говорило само за себя.

Паркер и сам испытывал желание наброситься на девчонку. Он не хотел, чтобы задуманная им приватная экскурсия была испорчена, но дисциплина есть дисциплина.

Тедди пнул сестру в бок.

– Вечно ты забываешь сказать «пожалуйста». Не порть нам все дело!

– Извини, мама. Пожалуйста, разреши нам поехать. Я уверена, эта поездка будет гораздо более познавательной, чем рыбалка.

Гас скривился.

– Ох уж эти девчонки!

– Вы обещаете вести себя прилично и слушаться мистера Соломона?

Все дружно закивали. Даже Джим тявкнул, вызвав у Паркера улыбку.

Мэг обратилась к Паркеру.

– Нельзя ли взять фургон, чтобы детям не пришлось ехать в кузове грузовика?

Дети издали стоны разочарования.

– Все, что пожелаете, – ответил Паркер, подмигивая Соломону.

Увидев улыбку Мэг, Паркер мысленно порадовался, что действительно может дать ей все, что она пожелает. Он бросил Соломону ключи, поблагодарил его и выслушал, как Мэг еще раз напутствует детей, чтобы те хорошо вели себя. Компания загрузилась в фургон и уехала, забыв о рыбе. Паркер взял ведро, подумав, что нужно будет обложить рыбу льдом, и они с Мэг пошли к дому.

– С Соломоном с ними все будет в порядке.

– Я правильно поняла, что Соломон был для вас здесь тем же, чем Хортон – в Новом Орлеане?

Паркер кивнул.

– Примерно так и было. Тинси терпеть не могла Шугэ-Бридж, она не любила сюда приезжать почти так же, как наш отец. Дед, правда, приезжал и оставался в Шугэ-Бридж, когда мог, но обычно у него не было времени.

– Он много работал?

Паркер снова кивнул. Они шли к дому по дорожке, вымощенной кирпичом, минуя живые изгороди, отделяющие надворные постройки от основного дома.

– Вот это строение когда-то было кухней. Оно построено в отдалении от дома из соображений пожарной безопасности, а также чтобы в доме не было жарко от печей.

– Это заставляет помянуть добром микроволновые духовки, – сказала Мэг. – Неужели кто-то таскал еду отсюда в дом?

– Дом построен в 1837 году. До Гражданской войны рабы именно так и делали, а после… – Паркер пожал плечами. – Первые несколько лет после войны еды не хватало, и остынет она или нет, никого не волновало. А когда семья снова разбогатела, на смену рабам пришла техника.

Паркеру показалось, что Мэг смотрит на него как-то странно, и понял, в чем дело, только когда она пояснила:

– Мне непривычно слышать, что кто-то говорит о рабах как о чем-то само собой разумеющемся.

– Так оно и было, рабы были неотъемлемой частью тогдашнего уклада жизни на Юге. Правда, в 1809 году вышел закон, запрещающий поставку рабов в Луизиану из других стран.

– За много лет до Гражданской войны?

– Да, но покупка и продажа через границы штата не запрещались.

– Ах вот как. – Мэг огляделась, рассматривая здания. – Мне кажется, что это было давным-давно.

– Да, это был другой мир, другая жизнь, но я считаю, что мы являемся продуктами собственной истории, так сказать, суммарным результатом семейных традиций.

Мэг промолчала.

Паркер готов был влепить самому себе пощечину за недогадливость. Каким же надо быть идиотом, чтобы заявить такое женщине, которая не знает собственных родителей, не говоря уже о каких-то семейных традициях двухсотлетней давности!

– Прошу прощения, – пробормотал он. – Какой же я дурак!

– Да нет, все нормально. – Мэг подняла на него глаза. – Просто вы смотрите на мир совсем другими глазами. Это правда интересно, но у меня возникает ощущение, будто в моей жизни не хватает чего-то очень важного, основного.

Они остановились под балконами второго этажа, которые поддерживали колонны, опоясывающие весь первый этаж дома.

– А еще, – продолжала Мэг, – я, наверное, немного завидую вам.

Паркер поставил ведро на землю.

– Помните, что предлагала Саманта Гасу прошлой ночью?

Мэг кивнула, глаза ее расширились.

– Предлагаю то же самое. Я готов поделиться своим наследием.

Произнося эти слова, Паркер сам толком не осознавал, что имеет в виду. Двусмысленная какая-то фраза получается. Чем конкретно он готов поделиться?

Но, может, слова и были двусмысленными, чувства его такими не были. Паркер придвинулся ближе и приник к губам Мэг.

Когда Паркер поднял голову после долгого, сладостного, жадного поцелуя, он мог бы поклясться, что заметил в глазах Мэг влажный блеск, но она снова притянула к себе его голову и сама припала к его губам голодным, страстным поцелуем.

Наконец Мэг оторвалась от него и прошептала:

– А по дому не может разгуливать миссис Соломон? Паркер замотал головой.

– Это хорошо. – Мэг обняла его за талию.

– Мне нужно набросать на рыбу лед, – пробормотал Паркер, проклиная свое чувство ответственности. Но ему бы просто не хватило духу сообщить потом Гасу, что его улов испортился.

– Поторопитесь, – сказала Мэг низким грудным голосом, который Паркер с трудом узнал. – А не то вам придется охлаждать меня.

Глава 21

«Охлаждать меня»? Неужели она действительно произнесла эту бесстыдную фразу? Мэг поражалась самой себе. Но она хотела еще раз испытать наслаждение в объятиях Паркера, прежде чем навсегда уйти из его жизни, и теперь, когда такая возможность представилась, Мэг, как выразилась бы Элен, решила за нее ухватиться.

Однако в данный момент она стояла на веранде, как будто приросла к месту. Бросившись в дом за льдом, Паркер не закрыл за собой дверь. Вместо того чтобы последовать за ним, Мэг осталась на веранде, спрашивая себя, уж не начался ли у нее кризис среднего возраста – лет на десять раньше, чем она достигла этого самого возраста? Женщина, которая стоит сейчас на задней веранде плантаторского дома в Луизиане, это не та Мэг, которая складывала в портфели школьные завтраки, проверяла домашние задания и улаживала конфликты, не та Мэг, которая по пять лет носила одни и те же платья, чтобы купить детям новые туфли. Эта женщина намерена во второй раз заняться любовью с мужчиной, которого знает меньше недели.

Вернулся Паркер с двумя изящными ведерками для льда. Высыпав их содержимое на рыбу, он поставил ведерки на пол и протянул руки к Мэг.

– Ну вот, теперь мы можем сосредоточиться на нас.

На нас. До чего же это приятно звучит! Мэг улыбнулась, поднесла одну его руку к губам и поцеловала костяшки пальцев. Только сегодня, только на один день она уступит своей слабости. На сегодня – только на один день – она променяет реальность на фантазию.

Держась за руки, они вошли в просторную солнечную кухню, миновали проходную кладовку и выбрались в длинный вестибюль, такой же широкий, как коридоры в Понтье-Плейс. Как и в городском доме, здесь были высокие потолки, украшенные декоративной лепниной, с них свисали массивные люстры.

Проходя через холл, они два раза миновали нечто вроде уголков для отдыха, образованных столиком и двумя креслами. На каждом столике стояла изысканная композиция из свежих цветов.

– Какие красивые букеты, – заметила Мэг. – Вы уверены, что в доме нет миссис Соломон?

Паркер выпустил руку Мэг и обнял ее за плечи, привлекая ближе к себе.

– Это замечание здорово отдает предубеждением по половому признаку.

Мэг на мгновение задумалась.

– Пожалуй, вы правы.

– Соломон ведает и теплицей. У него золотые руки, что бы он ни посадил, все прекрасно растет.

Мэг наклонилась над столиком и вдохнула аромат роз.

– Восхитительно! Они такие живые!

– Вы любите розы?

Она кивнула и отошла от столика.

– Очень. Особенно розовые и желтые. Только не красные, красные розы очень самоуверенны.

Паркер рассмеялся.

– В таком случае я не буду дарить вам красных роз. – Он вытянул из вазы две желтые розы. – Будь мне десять лет, Соломон бы с меня шкуру спустил, но на этот раз, надеюсь, он простит меня.

Вместо того чтобы вручить розы Мэг, Паркер понес их сам. Почти у входной двери он остановился и повернул Мэг лицом к зеркалу вдвое большего размера, чем то, которое висело в библиотеке Понтье-Плейс.

Мэг тут же залилась краской.

– Стесняться нечего, – прошептал Паркер. – Вы самая прекрасная женщина, какую мне только посчастливилось встретить.

Мэг замотала головой.

– Нет, не так. Вы все неправильно понимаете. – Даже фантазия не может заходить так далеко.

Паркер погладил ее щеку мягкими лепестками розы. Ощущая нежное прикосновение, к своей коже, Мэг наблюдала в зеркало за его действиями. Сочетание телесных ощущений и зрительных образов до предела обострило ее и без того взбудораженные чувства. Она стала поворачиваться, снедаемая страстным желанием прижаться к Паркеру.

– Не спешите, – прошептал он, взявшись за верхнюю пуговицу ее рубашки. Расстегнув пуговицу, он провел цветком розы по шее Мэг.

– Но мне хочется побыстрее, – промолвила она, удивленная собственной прямолинейностью.

Паркер усмехнулся.

– Это хорошо, но спешить и впрямь незачем. Я велел Соломону вернуться не раньше чем через час. – Он расстегнул вторую пуговицу. – А теперь позвольте показать вам еще одну комнату.

Мэг уступила его игре в медленное обольщение и встретилась с ним взглядом в зеркале. Ей понравился голодный блеск его потемневших глаз. Паркер хочет ее так же сильно, как и она его. Все еще глядя на него в зеркале, Мэг протянула руки за спину и провела вниз по его бедрам, а потом медленно – вверх, пока наконец ее пальцы не остановились, не дойдя самую малость до его возбужденной плоти. Описав круг бедрами, Мэг прошептала:

– В эту игру могут играть и двое.

Паркер схватил ее, развернул к себе лицом и прижал к себе именно так, как ей хотелось, чтобы он это сделал. Его рот завладел ее ртом, и на этот раз Мэг дала рукам волю и положила ладони на вздувшийся под джинсами бугор. Жар его тела ощущался даже сквозь плотную ткань. Мэг высвободилась, опустилась на колени и прижалась губами к тому месту, где только что лежали ее ладони.

Паркер застонал. Или замычал. Или выкрикнул ее имя. Мэг не могла бы сказать точно, какой именно звук он издал, но точно знала, что в восторге от его реакции. Сегодня она хотела отдать ему все, ничего не оставляя себе.

– Мэг, – прохрипел наконец Паркер, – кажется, остаток экскурсии придется отложить на потом.

– А где же твоя неторопливость? – спросила она, широко раскрыв глаза и игриво хлопая ресницами.

– Я больше не могу.

Паркер мягко потянул ее за плечи, и Мэг вернулась в стоячее положение, попутно, пока он поднимал ее, целуя его живот и грудь.

От главного холла отходила широкая лестница. Обнимая Мэг одной рукой и прижимая еще крепче к себе, Паркер повлек ее к лестнице. Она отметила, что он не выронил розы.

– Хозяйская спальня находится на первом этаже, как во времена плантаторов, – сказал Паркер, пока они поднимались по лестнице. – Обычно там же располагались и спальни младших детей, а когда мальчики достигали двенадцатилетнего возраста, их переселяли во флигель, который назывался гарсоньер.

– Чтобы не услышали лишнего? Паркер усмехнулся.

– Или чтобы они сами могли проказничать, не мешая при этом остальным обитателям дома?

– Может, нам пойти туда? – шепотом предложила Мэг.

– Не годится, это слишком далеко. – Они поднялись на второй этаж. – В наше время некоторые комнаты второго этажа переделаны в гостевые спальни. Я покажу тебе свою любимую.

Это была просторная комната с высокими стеклянными дверями, выходившими на балкон, который протянулся во всю длину дома.

Паркер и Мэг остановились у окна, любуясь аллеей раскидистых дубов.

– Видишь вон там за дубами реку? Это Миссисипи, – сказал Паркер.

Он повернулся к Мэг и продолжил расстегивать ее рубашку.

– Как красиво, – прошептала Мэг.

– Как ты красива, – эхом вторил ей Паркер, вытягивая рубашку из-под пояса джинсов.

– Ну не знаю…

Даже в угасающем свете декабрьского солнца в комнате было гораздо светлее, чем в темной библиотеке, где они занимались любовью в прошлый раз. К тому же, когда дело дошло до по-настоящему интимных вещей, они уже находились в детском шатре из одеял, освещаемым лишь лучом карманного фонарика.

Паркер положил розы на стол и взял Мэг за плечи.

– Мэг, ты настоящая красавица. Кажется, ты себя недооцениваешь.

– Правда?

Мэг услышала в своем голосе надежду. Ей хотелось верить Паркеру, потому что он действительно помогал ей чувствовать себя красавицей.

– Правда. – Паркер потерся губами о ее губы. – Той ночью ты показала мне, как нужно фантазировать, сегодня я предлагаю показать тебе, как ты прекрасна.

Мэг задумалась над его предложением. Оно не более абсурдно, чем то обстоятельство, что малознакомые мужчина и женщина собираются раздеться друг перед другом и разделить самую интимную из всех форм близости между людьми.

– Только сегодня, – сказала она.

– Что ж, придется довольствоваться тем, что могу получить.

Паркер снимал свитер, размышляя о том, что случилось с высокомерным типом, умевшим добиться своего с любой знакомой женщиной. И вот пожалуйста, он чуть ли не умоляет Мэг позволить ему доказать ей, что она прекрасна. Женщины, с которыми Паркер привык иметь дело, воспринимали свою красоту как нечто само собой разумеющееся, а его восхищение принимали как должное. Черт возьми, эта женщина перевернула весь его мир вверх тормашками!

Паркер взялся за пряжку ее ремня и улыбнулся. Пожалуй, мир, каким сделала его Мэг, нравится ему куда больше прежнего.

Она направляла его руки, затем они оба занялись его одеждой. Расстегнув ремень на джинсах Паркера, Мэг потянула вниз язычок молнии. Затем встала на колени и развязала его шнурки. Паркер сбросил с себя кроссовки, Мэг сделала то же самое со своими. Затем оба одновременно освободились от джинсов и нижнего белья. Обнаженные, стоя перед широким окном, Мэг и Паркер посмотрели друг на друга.

– Я еще не встречал женщины с таким щедрым сердцем, как у тебя, – сказал Паркер.

Он взял одну розу и протянул ей. Вторую, ведя Мэг через комнату к широкой кровати с пологом, Паркер взял с собой.

Мэг молча смотрела, как Паркер откидывает желтое с белым покрывало. Когда они встали друг перед другом обнаженные, недавняя смелость почти покинула Мэг, но восхищенный взгляд Паркера вернул ей уверенность. Паркер оборвал с розы несколько лепестков и разбросал их по простыне.

– Постель, достойная прекрасной принцессы, – пояснил он, – прекрасной принцессы, которая научила меня ценить фантазии.

Мэг опустилась на кровать и откинулась на гору подушек. Паркер сел на край кровати лицом к ней. Проведя розой по ее губам, он сказал:

– У тебя прекрасная улыбка. Когда ты улыбаешься, жизнь кажется мне восхитительной. – Шелковистые лепестки коснулись ее лба. – А твой ум, такой острый, такой живой, делает тебя еще прекраснее.

– Если ты будешь продолжать в том же духе, то совсем смутишь меня.

Паркер покачал головой.

– Я обещал показать тебе, как ты прекрасна.

Мэг почувствовала прикосновение лепестков к мочке уха и вдохнула аромат цветка.

– Ты умеешь слушать. И ты слышишь не только ушами, – Паркер приложил розу к ее груди, – но и сердцем.

Мэг протянула руки к Паркеру.

– Ш-ш, ты говоришь такие вещи, что я начинаю чувствовать себя очень странно.

– Странно – это хорошо или плохо?

– Хорошо.

Паркер улыбнулся и провел цветком по треугольнику волос внизу ее живота.

– А твоя чувственность, Мэг, она просто неописуема.

– Правда?

Мэг хотелось ему верить, но она привыкла считать себя человеком, который сдерживает свои желания и не стремится выражать их в полной мере. А может, раньше ей просто не встретился подходящий мужчина.

Паркер поцеловал то место, которого только что касался цветком. Мэг вздохнула и откинулась на подушки, ноги ее сами собой раздвинулись. Но после одного-единственного поцелуя Паркер поднял голову.

– Остановимся пока на этом. Сначала нам нужно кое о чем поговорить.

– Поговорить? – удивилась Мэг.

Ей не хотелось никаких разговоров. Она мечтала, чтобы Паркер касался ее, и от его прикосновений внутри у нее все таяло.

– Я должен извиниться за свое поведение той ночью. Эта фраза привлекла внимание Мэг, но показалась ей совершенно лишенной смысла.

– Но ведь сейчас ты снова со мной.

– О да. – Паркер отвел взгляд, потом снова посмотрел на Мэг. – Я просил прощения за то, что напрочь забыл о защите. Такого со мной еще никогда не случалось. – Он натужно сглотнул и серьезно добавил: – Но знай, если ты забеременеешь, я готов принять на себя всю ответственность.

– Спасибо, Паркер. – Мэг была тронута, но ведь и ей не пришло в голову позаботиться об этом. – Честно говоря, я об этом совсем забыла. Чтобы зачать Саманту, мне понадобилось шесть лет, причем мы с Тедом очень старались. Сейчас ей уже пять, и я никогда особенно не задумывалась о контрацепции.

– Значит, ты не принимаешь пилюли или что-нибудь в этом роде?

– Нет.

– Нам нужно думать еще и о здоровье.

– Если ты здоров, нам не о чем беспокоиться. То есть… меня можно считать почти девственницей.

– Как это? Не понял…

– Тед умер больше года назад, а до того, как мы с ним… – Мэг запнулась. – Ну, кроме него, у меня никого не было.

Паркер приподнялся на локте и пристально посмотрел на Мэг.

– А ты никого не забыла?

Поняв, кого он имеет в виду, Мэг тихо сказала:

– Мы с Жюлем не занимались сексом.

– Тебе не обязательно говорить так только для того, чтобы пощадить мои чувства.

– Это правда.

В голосе Мэг звучало спокойное достоинство. Слушая ее, Паркер думал о том, что вот она лежит перед ним обнаженная и утверждает, будто никогда не занималась сексом со своим вторым мужем. Ее слова абсолютно противоречили всему, что он знал о собственном брате. Паркеру было трудно поверить Мэг, однако он обрадовался. Паркер испытал огромное облегчение и совсем позабыл, что за этой историей кроется нечто большее.

Паркер погладил живот Мэг, его рука медленно двинулась выше, к ее груди. Он стал обводить подушечкой большого пальца круги вокруг сосков, затем наклонился и взял в рот сначала один бутон, потом другой. С каждым движением его губ и языка желание Паркера нарастало все сильнее. Он раздвинул ей ноги, провел вверх по бедру и ввел два пальца в теплую глубину. Пальцы стали липкими и влажными. Паркер оторвался от ее груди. Мэг лежала, запрокинув голову на подушки, с приоткрытых губ слетали частые прерывистые вздохи.

– Спасибо тебе за то, что отдалась мне, – прошептал он. И про себя добавил: «И за то, что не делала это с моим братом, уж не знаю, по каким таким неведомым причинам».

Мэг, по-видимому, угадав его мысли, тихо сказала:

– Только ты, Паркер.

Услышав эти слова, Паркер испытал острейшее желание немедленно войти в нее, заявить свои права на эту женщину самым примитивным способом. Но он еще не надел этот чертов презерватив, а повторять одну и ту же ошибку дважды не собирался.

Мэг подняла голову. Двигаясь плавно, как в замедленном кино, она переменила положение и теперь уже не лежала под ним, а сидела перед ним на коленях.

– Ляг на спину, – попросила она.

Паркер повиновался. Мэг села между его ногами и опустила голову. Медленно покрывая поцелуями одну ногу – от щиколотки к икре, от икры к бедру, – она прошептала:

– Я придумала, как отблагодарить тебя за то, что ты подарил мне такие восхитительные ощущения.

– Тебе незачем меня благодарить, ты и так даешь мне больше наслаждения, чем я заслуживаю.

Мэг улыбнулась, посмотрела ему в глаза и взяла его копье в рот. Паркер резко втянул в себя воздух и закрыл глаза, но через мгновение снова открыл их и залюбовался открывшейся ему картиной – волосы Мэг разметались по низу его живота, горячие губы крепко сомкнулись вокруг его возбужденной плоти. Мэг втянула ее еще глубже. Паркер сдвинул ее волосы на сторону, чтобы лучше видеть, как она ласкает его. Но когда ее губы стали двигаться, а язычок начал свой восхитительный танец, Паркер со стоном снова закрыл глаза, и его тело непроизвольно задвигалось в ритме, заданном Мэг. Вскоре Паркер понял, что не сможет долго сдерживаться.

– Мэг, Мэг, – прохрипел он, трогая ее за волосы, – тебе лучше остановиться.

Она подняла голову.

– Ты этого хочешь?

– Нет. Да. – Паркер застонал и протянул к ней руки. – Иди сюда, я хочу быть внутри тебя.

Мэг легла грудью на его грудь и перегнулась через Паркера, чтобы достать презерватив, лежащий на тумбочке возле кровати. Затем легла рядом с ним. Паркер забрал у нее пакетик, разорвал его и быстро надел презерватив. Он хотел Мэг немедленно, но уж самую малость все-таки мог подождать. Вместо того чтобы сразу же войти в нее, чего, Паркер не сомневался, Мэг и ожидала, он провел языком по мочке ее уха.

– Знаешь пословицу: «Соус для гусака тот же, что и для гусыни»?

– Знаю.

– Ну так вот, обратное тоже верно.

И не успела Мэг спросить, что он имеет в виду, как Паркер скользнул между ее ног и склонил голову, чтобы отведать ее вкус.

– О-о, Паркер! – выдохнула Мэг. – Восхитительно! «По-видимому, она не избалована хорошим сексом», – решил он. Паркер ласкал ее губами, посасывал, медленно гладил языком, едва касаясь нежной плоти. Извиваясь под ним, Мэг вцепилась в его волосы и обхватила ногами за шею, притягивая голову Паркера еще ближе.

Чувствуя, что ее наслаждение нарастает, Паркер заработал языком быстрее. Мэг задышала чаще, вскрикнула и напряженно застыла. Поглаживая языком крошечный чувствительный бугорок, Паркер замедлил темп и позволил ощущениям Мэг нарастать, пока они не захватили ее целиком. Все еще держа его за волосы, Мэг выкрикнула его имя. Продолжая ласкать ее, Паркер языком почувствовал пульсацию ее плоти. Только тогда он наконец вошел в Мэг, снова делая ее своей, и только своей.

Глава 22

Когда Паркер свернул с набережной Карролтон и выехал на авеню Сент-Чарлз, в машине спали все, даже Джим. После того как уборка сахарного тростника, которую детям показал мистер Соломон, была описана в мельчайших подробностях, причем Элен особо упирала на то, что выращивание сахарнрго тростника гораздо важнее рыбалки, дети потребовали сделать остановку в «Макдоналдсе».

Поев, дети задремали, а минут через тридцать заснула и Мэг. Паркер, сидя за рулем, совершенно не чувствовал сонливости. Более того, он не мог припомнить, когда в последний раз был – и был ли вообще – таким бодрым и умиротворенным. А еще, как ни смешно это звучало, он, закоренелый холостяк, чувствовал себя образцовым семьянином. Его бывшая невеста Рене и с полдюжины других женщин, которых он помнил, могли бы поклясться: Паркер А. Понтье ни за что не потратит будний день на то, чтобы отвезти за город и привезти обратно четверых детей, их мать и беспородную дворнягу. И провести с ними целый день за городом – самый прекрасный день в его жизни.

Мэг зашевелилась и медленно открыла глаза. Паркера словно тряхнуло: он вдруг осознал, что эта жизнь может стать его настоящей жизнью. Совсем не обязательно, чтобы этот замечательный день остался единственным. Осознание этого обрадовало и испугало его. Он сжал баранку руля. Предостерегающий голос разума напоминал, что Паркер едва знает женщину, которая сидит рядом с ним в машине, а ее брак с Жюлем все еще остается неразрешенной загадкой. Должно быть, Паркер нахмурился, потому что Мэг мягко спросила:

– Устали?

– Нисколько.

– Спасибо, что вели машину всю дорогу. – Она потянулась и зевнула. – Я так замечательно подремала. Ой, смотрите, какие огни!

По правую руку от них сияла огнями рождественская иллюминация в виде составленных из лампочек фигурок животных, она украшала вход в парк Одюбон и зоопарк. Слева от них фасад университета Тулейна сиял и подмигивал традиционными белыми лампочками – их гирлянда протянулась и вдоль всей авеню Сент-Чарлз. Видя восторг Мэг, Паркер остановил микроавтобус перед выложенным из лампочек контуром слона.

– Тинси тоже оформляет Понтье-Плейс к Рождеству, но декоратор не укладывается в срок.

Мэг разбудила детей. Саманта сонно заморгала и вдруг закричала:

– Я что, проспала до Рождества?

Мэг заверила девочку, что та не пропустила встречу с Санта-Клаусом. Даже Гас признал:

– А они очень даже ничего, если кому нравятся такие штуки.

В устах Гаса это было наивысшей похвалой. Паркер завел мотор и снова влился в поток транспорта, медленно ползущего по авеню Сент-Чарлз. Мэг и дети во все глаза смотрели на сияющие рождественские огни, украшающие все лучшие дома улицы. Паркер невольно улыбнулся, глядя на них. Ему было стыдно признаться, но сам он много лет ездил по этой улице чуть ли не каждый день, однако редко сбавлял скорость, чтобы полюбоваться красотой рождественских декораций. Как только что верно подметила Мэг, авеню Сент-Чарлз напоминала трехмерную рождественскую открытку.

Они достигли квартала, за которым начинался Понтье-Плейс. Паркер с радостью отметил, что иллюминация дома к Рождеству уже закончена. Должно быть, в день, проведенный ими в деревне, Тинси заставила декораторов работать в ускоренном темпе.

Все деревья, растущие на обширном участке при доме, сияли огнями белых лампочек. С витой чугунной ограды, окружающей весь квартал, свисали традиционные зеленые гирлянды, тоже сияющие огнями. На передней террасе сверкал сплетенный из проволоки северный олень, запряженный в сани. Он вполне мог соперничать с украшениями зоопарка Одюбон.

– Вот это да! – восхищенно воскликнула Элен. – Ваш дом – самый красивый. Как здорово, что мы остались. Со всеми этими огнями Рождество получается еще веселее.

– Да, и Санта про нас не забудет, потому что его сани уже здесь, – добавила Саманта.

Сердце Мэг сбилось с ритма. Как объяснить детям, что они возвращаются в Лас-Вегас? Сначала она переживала из-за того, что дети остались в Лас-Вегасе, но при этом, вероятно, никогда бы не привезла их в Новый Орлеан, если бы Понтье-старший не взял дело в свои руки. И вот теперь они здесь, и ей приходится беспокоиться о том, как увезти их обратно. Мэг следовало уехать сразу после похорон, еще до того, как они с Паркером занялись любовью в первый раз, до того, как сюда привезли детей. Теперь же дети неизбежно будут разочарованы тем, что им придется вернуться.