Глава 4

Новобрачная Жюля.

Мэг побледнела и сглотнула слюну. Худенькая женщина, которая приближалась к ней, томно протягивая холеную руку, формально считается ее свекровью.

– Как поживаете, миссис Понтье?

К изумлению Мэг, миниатюрная брюнетка разразилась смехом, который не был ни мелодичным, ни веселым.

– Никто, слышите, никто меня так не называет!

Вот как. Попытайся еще раз, Мэг. Она кивнула, быстро соображая, потом решила, что безопаснее обойтись вообще без имени, и сказала:

– Рада с вами познакомиться.

– Так-то лучше, дорогая, – констатировала ее свекровь. – Терпеть не могу, когда мне напоминают, что я была замужем за отцом… – ее голос сорвался, из груди вырвался всхлип, – … Жюля.

Мэг, сама того не сознавая, оглянулась на Паркера. Он молча, без улыбки наблюдал за матерью взглядом, каким велосипедист наблюдает за гремучей змеей, спящей на дороге перед ним. Бр-р. Мэг потупилась и уставилась в мраморный пол. Его гладко отполированная поверхность в красивых прожилках была твердой, но Мэг казалось, будто она ступила на зыбучие пески.

Вспомнив телефонный разговор с доктором Прежаном, Мэг решила, что лучше во всем потакать этой женщине и обойтись без споров. В конце концов, скоро она будет уже на пути домой, и все сложности, касающиеся клана Понтье, останутся позади.

Тинси расплакалась, и Мэг поняла, что, какой бы несуразной ни казалась эта женщина, сына она любила. В ней проснулась материнская солидарность.

– Прошу вас, если я могу как-то облегчить боль вашей потери, – промолвила Мэг, поглаживая дряблую руку с безукоризненным маникюром, – только дайте мне знать.

Тинси вздохнула и сжала руку Мэг.

– Просто я о-очень… – мать Жюля ухитрилась произнести короткое слово так, как будто в нем было по меньшей мере четыре слога, – рада, что Жюль нашел свою любовь в последние часы пребывания на этой грешной земле. О-о-о, – и снова она сумела растянуть этот звук так, как умеют тянуть только опытные певцы с хорошо поставленным дыханием или йоги, – для меня такое утешение сознавать, что перед своей безвременной кончиной Жюль успел соединиться с родственной душой!

Мэг закрыла глаза и провела свободной рукой по лицу. Она не смела взглянуть ни на Тинси, ни на Паркера, но у нее возникло стойкое ощущение, что весьма скептично настроенный младший брат сверлит ее взглядом, пытаясь прочесть мысли. Что касается Тинси, то Мэг не смогла бы жить в мире с самой собой, если бы сейчас добила несчастную женщину, открыв ей правду о своем скоротечном браке.

Господи, что же она натворила?!

Тинси не дала ей времени обдумать ответ на этот крайне серьезный вопрос. Она взяла Мэг под руку, чмокнула в щеку и, вдруг хихикнув, сказала:

– Вы выглядите недостаточно взрослой, чтобы быть женой моего мальчика.

На последнем слове ее голос сорвался, и она разрыдалась. Как-то само собой получилось, что Мэг обняла рыдающую свекровь.

– Ну, ну, – приговаривала Мэг, гладя Тинси по коротко стриженным темным волосам, – поплачьте, в этом нет ничего плохого. Я и сама плакала.

– Он больше не вернется! – рыдая, воскликнула Тинси и еще сильнее ухватилась за руку Мэг.

Мэг посмотрела на женщину, вцепившуюся в нее мертвой хваткой, потом услышала позади себя какое-то движение и быстро оглянулась. Паркер стоял на месте, глядя на двух женщин, но было ясно, что он собрался сбежать.

– Не уходите, – беззвучно произнесла Мэг одними губами, все еще гладя Тинси по голове и по спине теми же успокаивающими движениями, какими обычно гладила Тедди, Элен и Саманту, когда кто-то из них заболевал или просто не мог заснуть.

Паркер посмотрел ей в глаза, быстро взглянул на мать, потом снова встретился взглядом с Мэг, пожал плечами и сказал:

– Тинси, гости тебя заждались.

Надо же сказать такую глупость! Мэг метнула сердитый взгляд на Паркера, раздраженная еще и тем, что он говорит с рыдающей матерью диктаторским тоном. Впрочем, если начистоту, она испытывала противоречивые чувства – одновременно возмущение и восхищение, потому что его метод отлично сработал. Тинси промокнула глаза (каким-то чудом ни тушь на ресницах, ни тени нисколько не пострадали от потоков слез), выпрямилась и похлопала Мэг по руке.

– Рада с вами познакомиться, мисс… – Тинси с отсутствующим видом улыбнулась Мэг и обратилась к Паркеру: – Они в Большой гостиной?

– Да. – Поколебавшись, Паркер добавил: – Тинси, ты собираешься представить гостей вдове Жюля?

– О да, конечно.

Она улыбнулась так ослепительно, что Мэг снова кольнуло сочувствие к женщине, недавно потерявшей сына. И все же, даже понимая тяжесть ее утраты, Мэг чувствовала, что в Тинси что-то не так. Муж Мэг умер молодым и оставил ее без гроша, но он по крайней мере не был сумасшедшим! Эта же семья явно представляла собой клинический случай. Мать Жюля снова взяла Мэг за руку. На этот раз они миновали ротонду и вышли в арочный проход с противоположной стороны. Из комнаты, куда они направлялись, доносились голоса, смесь низких, басовитых, и высоких, почти писклявых, но их громкость скорее наводила на мысль о собрании родительского комитета, чем о встрече родственников по случаю смерти одного из членов семьи.

Что ж, возможно, в Новом Орлеане все по-другому. Во всяком случае, Тинси ничуть не похожа на такую мать, какую представляла себе Мэг все годы своего сиротского детства. Бывало, после того как все девочки в общей спальне засыпали, она долго лежала без сна, сочиняя разные истории про мать и отца, которые очень, очень хотели, но по каким-то причинам не смогли оставить ее у себя. Но даже самый буйный полет фантазии не мог породить в воображении Мэг родительницу, похожую на Тинси.

Ее воображаемая мать никогда не носила дорогих трикотажных костюмов с такими пуговицами, что, кажется, каждая из них стоит не меньше самого костюма. У ее воображаемой матери не было тела, словно созданного в лаборатории. Не было у нее и таких угольно-черных волос, и такой безупречной кожи цвета слоновой кости, без единого пятнышка – и это в пятьдесят с лишним лет! Даже в самых диких фантазиях Мэг не приходило в голову, что к ее воображаемой матери единственный оставшийся в живых сын обращается по имени. Впрочем, тогда Мэг не могла предположить и другого: что ради тридцати тысяч долларов она выйдет замуж за сына такой женщины. Эта мысль отрезвила Мэг, и она посмотрела на Тинси уже более сочувственно. Кто способен предсказать, как поведет себя женщина, оказавшись в критической ситуации?

Тинси остановилась, не дойдя одного-двух футов до двери, из-за которой доносились голоса, повернулась к Мэг и тихо спросила:

– Скажите, он умер счастливым?

Вопрос, заданный Тинси, тронул материнское сердце Мэг. Утешить женщину было в ее власти, и она ответила:

– О да.

Мэг слышала, как Паркер резко втянул воздух. Поняв, о чем он подумал, она густо покраснела. Паркер решил, что Жюль незадолго до смерти переспал с ней. Ну что ж, пусть думает, что хочет. С него не мешает немного сбить спесь, пусть считает, что Жюлю досталось нечто такое, чего ему, Паркеру, никогда не получить.

Мэг напомнила себе, что пришла сюда помочь Тинси. Схватив женщину за руку, она с чувством повторила:

– Уверяю вас, он был счастлив.

Тинси впилась в Мэг взглядом зеленых глаз, медленно подняла руку и стерла пальцем чуть размазавшуюся помаду в уголке ее губ.

– В таком случае спасибо вам. Хотя вы сделали все не так, как полагается, я прощаю вас, – независимо от того, кто бы что ни говорил об этом, к сожалению, весьма поспешном браке.

Прежде чем Мэг нашлась с ответом, Тинси шагнула в комнату. На ее лице, избавленном от малейших изъянов хорошей подтяжкой и безукоризненным макияжем, снова засияла ослепительная улыбка.

– Дорогие мои, – сказала Тянси, – я рада, что вы пришли.

Скрывалось ли за ее словами некое тайное знание, которое может уловить только мать? Или Тинси заботили только светские условности? Мэг очень хотелось бы понять, почему мать Жюля выбрала именно эти слова, но она не успела как следует об этом подумать, окунувшись в многоголосый шум: все гости заговорили разом. Чтобы совсем не потеряться в этом шуме, Мэг оглянулась и со странным чувством осознала, что ищет взглядом Паркера. Его присутствие почему-то успокаивало ее.

Пожимая руку Амелии Энн, первой, кого Тинси представила ей, женщине лет сорока с небольшим, с мягким негромким голосом, Мэг все еще переваривала это открытие. Рассудок решительно отказывался признавать его. С какой стати она ищет успокоение в человеке, оскорбившем ее, пытавшемся не подпустить к Тинси, в том, кому Жюль не доверял?

Мэг оказалась в объятиях негнущихся рук дородной седой женщины, тихо произнесшей несколько вежливых сочувственных фраз. «Уж лучше быть припертой к шкафу братом Жюля!» – заключила Мэг, когда женщина расцепила руки и отошла от нее со строгим выражением лица. Не переставая удивляться причудливому повороту собственных мыслей, Мэг старалась сохранять непроницаемо-вежливое выражение лица и постоянно напоминала себе, что должна играть роль скорбящей вдовы.

Однако вопреки соболезнованиям, звучащим со всех сторон, Мэг поймала себя на мысли, что очень мало думает о Жюле и много – слишком много – о его живом, здоровом и весьма высокомерном брате.

Решив остаться посмотреть представление, Паркер прислонился к стене перед одним из двух мраморных каминов и мысленно поблагодарил Хортона за то, что тот, несмотря на холод, не велел их растопить. Ему было и без того тепло, и он не мог бы с уверенностью сказать, насколько в этом повинна женщина, стоящая сейчас в центре комнаты.

Нужно отдать Мэг должное: принимая приветствия и соболезнования от незнакомых людей, разглядывающих ее с едва скрытым любопытством, она держалась с достоинством, не мямлила, не заикалась, не заискивала и не пыталась удрать. Ни одного из членов своей семьи Паркер не назвал бы ни милым, ни душевным. Тетя Матильда, старшая сестра отца, вообще заранее презирала всякого, кто родился западнее Кэнел-стрит, – что уж говорить о приезжей родом из Лас-Вегаса. Тетка Паркера разглядывала Мэг через крошечные очки, которые носила на серебряной цепочке.

Мэг и глазом не моргнув в упор посмотрела на нее:

– Какое красивое пенсне.

Уголки тонких губ Матильды, сжатых в жесткую складку, чуть приподнялись.

– Вы очень любезны.

Глухо стукнув тростью по полу, она вернулась на свое место возле камина – не того, у которого стоял Паркер, а расположенного напротив.

Тинси вздохнула, нервно теребя руки:

– Вы можете заодно познакомиться и с Кинки[2].

Все-таки ее пробрало! Паркер чуть не рассмеялся, заметив, как на лице Мэг промелькнуло ошеломленное выражение. Какой же странной ей, должно быть, кажется вся эта компания. Сменив банный халат с эмблемой отеля «Морепа» на скромный костюм, Мэг выглядела типичной среднестатистической американкой. Она наверняка выросла в скромном домике, в семье, где отец работал с девяти до пяти, а мать готовила еду, наводила чистоту и на ночь читала Мэг и ее братьям и сестрам книжки.

Как же ее угораздило выйти за Жюля?

Паркер нахмурился, наблюдая, как Кинкейд де Ласалль, или Кинки, друг детства и «дурная компания» его брата, вскочил с дивана и быстро поклонился Мэг.

– Если вы были другом Жюля, – сказал он, встряхнув головой и отбросив назад вечно падающие на лоб волосы, – то можете звать меня Кинки. Если нет, то мое имя Кинкейд.

– Меня зовут Маргарет, но зовите меня Мэг, пожалуйста. – Понизив голос, Мэг добавила: – Что вы хотели сказать этим «если вы были другом»? Довольно странно слышать такие слова по отношению к… – Мэг запнулась, потом закончила: – вдове.

Кинки изогнул одну бровь – жест, которым он славился.

– По-видимому, вы не были знакомы со своими предшественницами.

– Предшественницами?..

Мэг запнулась, и потрясенный Паркер вдруг понял: она понятия не имеет, что Жюль уже был женат, причем не один раз, а дважды.

Кинки повторил фокус с бровью.

– Ну, не переживайте, вы еще будете иметь удовольствие с ними познакомиться. Что ж, надеюсь, Жюль обрел счастье в свои последние дни.

Кинки смотрел на Мэг плотоядным взглядом. Паркеру даже захотелось подойти к Мэг и встать рядом, чтобы в некотором роде предложить ей защиту, но он сдержался. Мэг вполне способна сама о себе позаботиться. Паркер потер щеку, на которой еще горел след от ее пощечины.

– Если вам понадобится человек, который утешил бы вас… – Кинки наклонился вперед и взял обе руки Мэг в свои, – просто позвоните старине Кинки. – Намек был совершенно ясен.

Мэг освободила руки.

– Примите мои соболезнования по случаю кончины друга. Должно быть, вы очень скорбите.

– Кинки покачал головой. – Я всегда говорил, что лучше жить на всю катушку и умереть молодым.

Мэг нахмурилась.

Тинси всплеснула руками.

– Кинки, прошу тебя, сядь на место и веди себя прилично. – Затем с таким видом, словно произнесение этих слов потребовало от нее непосильного напряжения, добавила: – Мне необходимо выпить.

Она отошла к бару, оборудованному в дальней части комнаты, и стала готовить себе бурбон с водой.

Паркер покачал головой.

Теперь Мэг стояла одна в центре восточного ковра. Тетя Матильда призвала свою дочь, Амелию Энн, к себе, Кинки присоединился к Тинси возле бара. Изольда, шестнадцатилетняя дочка Амелии Энн, даже не потрудилась подняться с кресла, где сидела, поджав под себя ноги и уткнувшись носом в книгу, ее уши были закрыты наушниками плейера.

Мэг повернулась вполоборота и быстро взглянула на Паркера. В короткое мгновение он успел разглядеть на ее лице признаки уязвимости, которой она до сих пор не проявляла. В эту минуту Мэг меньше всего походила на Даниила в пещере льва. Паркер почувствовал, что его сердце снова смягчается по отношению к Мэг. Может, она все-таки вышла за Жюля по любви, пусть поспешно, но из чистых побуждений?

«Но в таком случае где слезы? – спросил себя Паркер. – Почему в отеле, когда я сообщил ей новость, она не плакала?» Да, Мэг была потрясена, но Паркер готов был поспорить на месячное жалованье, что в тот момент она думала о собственном благополучии.

Мэг сделала шаг в сторону Паркера. Но, вероятно, его мысли как-то отразились на лице, потому что она остановилась и посмотрела на него вопросительно. Паркер, всегда гордившийся своей способностью сохранять непроницаемое выражение лица игрока, в покер, принужденно улыбнулся и решил подыграть ей. Он оттолкнулся от стены и зашагал к Мэг. Однако вместо облегчения Паркер увидел на лице Мэг признаки волнения. «Тем лучше, пусть немного потрепыхается», – подумал он.

Едва Паркер подошел к Мэг, как в гостиной прогремел голос доктора Прежана:

– А, вот вы где!

Все головы повернулись к двери. В дверном проеме стоял, потирая руки, доктор Прежан, один из наименее симпатичных Паркеру людей. Он надул толстые губы, накладка из искусственных волос слегка съехала с макушки набок, козлиная бородка торчала почти горизонтально вперед, на выпученных глазах поблескивали круглые очки без оправы. Из кармана пальто выглядывала трубка, из чего Паркер заключил, что доктор выходил покурить.

– Тинси, непослушная вы пациентка, почему бы вам не посидеть спокойно? – сказал Прежан, входя в гостиную.

Поскольку Тинси не сдвинулась со своего места возле бара, доктор сначала оказался возле Мэг и Паркера, только что подошедшего к ней.

Доктор помедлил, покачался на пятках, и Мэг отметила, что ступни у него слишком маленькие для его роста. Мало того, что этот человек превратил жизнь Паркера в кошмар, пытаясь лечить его от болезни, которой – Паркер знал это точно – у него отродясь не бывало. Паркер вообще на дух не переносил таких претенциозных субъектов, как доктор Прежан. Этот человек прицепился к Тинси много лет назад и почти не принимал никаких других пациентов, кроме знакомых Тинси.

Доктор Прежан протянул вперед руки и взял руку Мэг своими толстыми лапищами.

– Должно быть, вы вдова Жюля. – Он поцокал языком, что особенно подействовало на нервы и без того уже раздраженному Паркеру.

– Мне больше нравится думать о себе как о молодой жене, – возразила Мэг.

Паркер вскинул брови. Дело принимает интересный оборот. Очевидно, роковая соблазнительница из Лас-Вегаса очень быстро учится, и ей тоже нет дела до доброго доктора.

– О, конечно. – Доктор похлопал ее по руке. – Какая тяжелая потеря! Жюль был так молод, в самом расцвете лет. Его отняла у нас трагедия, которая надолго останется в анналах истории этого города, изобилующей страшными преступлениями.