А. Л. Никитин
Основания русской истории
Мифологемы и факты
АГРАФ
Москва
2001
В этой книге я рассматриваю вопрос о достоверности сведений в текстах, которые являются опорными для реконструкций и истолкования событий первых веков русской истории. Таковы «Повесть временных лет» (далее - ПВЛ) в своих древнейших списках, комплекс текстов, связанных со становлением культа Бориса и Глеба («Память и похвала…», «Сказание… о Борисе и Глебе»), «Патерик Киево-Печерского монастыря», «Слово о полку Игореве» и др. Соответственно, рассмотрению подпадают такие сюжеты, как происхождение Рюрика, топология руси/Руси, события второй половины IX - первой половины XI вв., сведения о персонажах русской истории этого периода, вопрос об авторе/авторах ПВЛ, ее хронологии, объеме и редакциях, об исторической семантике лексем "русь", "варяги", "словене" в контексте ПВЛ и многое другое.
Необходимость подобной ревизии «оснований русской истории» объясняется, с одной стороны, продолжающимися вокруг них спорами, а с другой - тем обстоятельством, что посвященные им специальные работы, появившиеся на протяжении последнего полустолетия, при сравнении с исходным текстом или повторяют предшествующие сочинения, или оказываются попытками построения некоей виртуальной истории, подменяющей анализ источников созданием новых мифологем.
Причиной этого я полагаю общее положение, сложившееся в нашей исторической науке уже к середине 30-х гг., когда, вместе с потерей ее лучших представителей, были утеряны самые принципы научного исследования, требовавшие от анализа источников беспристрастности, внимания к альтернативным взглядам и гипотезам, широты охвата привлекаемого материала и объективности (т.е. достоверности) выводов. Эти принципы были заменены «партийностью» (т.е. отражением интересов политического момента), требованиями соответствия получаемых результатов марксистско-ленинской идеологии и методологии, а позднее еще и обязательной «патриотичности» выводов. Всё это открывало широкий простор для квазинаучных спекуляций партийных функционеров и администраторов от науки, следствием чего явились, с одной
стороны, «открытия» никогда не существовавших летописных сводов (Остромира1, Аскольда2) или документов (переписка русских князей, почерпнутая из текста Ипатьевской летописи), а с другой, как реакция на «патриотизм», - гиперкритицизм по отношению ряда безусловно древних текстов («Слово о полку Игореве», переписка Курбского с Грозным и др.).
Изменилось и содержание научных публикаций. Результаты беспристрастного научного анализа, а затем и сам анализ, все чаще стали подменяться «литературой вопроса» и ссылками на мнения предшественников и «корифеев», как если бы истина устанавливалась количеством поданных за нее большинством голосов на ученом совете, а не аргументированным анализом первоисточника. Отсюда же проистекает и столь характерное для периода коммунистического режима замалчивание работ авторов, по каким-либо причинам неугодных или «не вписывающихся» в рамки заданных научных концепций.
Между тем, необходимость кардинальной ревизии сюжетов и фактов русской истории, содержащихся в текстах древнейших памятников русской письменности, с помощью материалов археологических, палеогеографических, лингвистических, нумизматических, антропологических, топонимических и прочих исследований была заявлена еще в самом начале XX в. трудами А.А. Шахматова. Устанавливая генеалогию летописных текстов, ученый показал наличие в них большого количества анахронизмов и интерполяций, «переадресовку» известий, относительность хронологии, компилятивность новелл и пр.3, что приводило к мысли о безусловной легендарности многих известий ПВЛ и связанных с нею летописных сводов, требуя специального рассмотрения и проверки содержащихся в них фактов. Предпринятая в этом направлении работа была сначала приостановлена октябрьским переворотом 1917 г., а к 30-м гг. окончательно свернута, чтобы в последующем возродиться исключительно в рамках исследований «социальных движений» и «борьбы классов». В условиях советского режима сомнения в достоверности сообщений «летописца Нестора» о триумфах древнерусских князей, как и о многих других событиях той далекой эпохи,
____________________
1 Рыбаков Б.А. «Остромирова летопись». // Рыбаков Б.А. Из истории культуры Древней Руси. М., 1984, с. 67-81.
2 Брайчевський М. Лiтопис Аскольда. // «Кiив», 1988, № 2, с. 146-170. См. также: Лурье Я.С. Об одном необыкновенном открытии. // ИСССР, 1988, № 5, с. 169-171.
3 Шахматов А.А. О Начальном киевском летописном своде. М., 1897; он же. Разыскания о древнейших русских летописных сводах. СПб., 1908; он же. Повесть временных лет, т. I. Вводная часть. Текст. Примечания. Пг, 1916; и др.
QUO VADIMUS?____________________
5
мягко говоря, не поощрялись, поэтому не случайно в одном из своих выступлений академик Б.АРыбаков обрушивался на «критиков Нестора», призывая «не критиковать, а шире использовать его данные», тем самым возвращая историков на позиции В.Н.Татищева, Н.М.Карамзина или, в лучшем случае, С.М.Соловьева.
Следствием такой поддержки «патриотического направления в истории» явились многочисленные сочинения на тему «языческой Руси», в которых отсутствие фактов восполняется изобретательностью их авторов, подменяющих анализ увлекательностью домыслов, исследования об «узелковом письме» древних славян, их «прародине» и «праславянской письменности», вместе с возрождением норманизма, причем сама Киевская Русь IX-X вв. в некоторых академических монографиях предстает в виде развитого европейского государства XV-XVI вв. со своими дипломатическими службами и бюрократическим аппаратом.
Другой причиной появления в исторической науке малообоснованных, а зачастую и просто неверных выводов явилось широкое развитие комплексных работ, потребовавших привлечения специалистов из других областей знания, не ограничившихся выполнением своих профессиональных задач и выступивших затем уже в роли собственно историков, не понимающих, что они имеют дело не с «историей вообще», а со специфической наукой, обладающей своими законами изучения, обработки и интерпретации источников.
К чему приводит такое вторжение в исторические исследования специалистов иных областей знания, в первую очередь, филологов-литературоведов, показывает возмутительная, на мой взгляд, попытка Д.С.Лихачева представить ужас опричного террора Ивана IV всего лишь проявлением «традиционной смеховой культуры древней Руси» с «шутовским опричным монастырем», в Александровой слободе.4 Не берусь утверждать, что в данном случае мы имеем дело с результатом некоего «социального заказа», который был с бле____________________
4 «Затеянная Грозным опричнина имела игровой, скомороший характер. Опричнина организовывалась как своего рода антимонастырь с монашескими одеждами опричников как антиодеждами, с пьянством как антипостом, со смеховым богослужением, со смеховым чтением самим Грозным отцов церкви о воздержании и посте во время трапез-оргий, со смеховыми разговорами о законе и незаконности во время пыток и т.д.» (Лихачев Д.С., Панченко A.M., Понырко Н.В. Смех в Древней Руси. Л., 1984, с. 61 и др.). Между тем, автор не мог не знать, как обстояло дело в действительности, и что созданный им образ «скоморошьего веселья» не имел ничего общего с железной дисциплиной «ордена кромешников» в той же Александровой слободе, как об этом свидетельствуют очевидцы-иностранцы.
6____________________
QUO VADIMUS?
ском выполнен академиком. Скорее всего, так произошло потому, что, будучи филологом и литературоведом, т.е. привыкнув рассматривать литературные сюжеты, абстрагируясь от судеб реальных людей, он и в данном случае трагедию России низвёл до некоей абстракции, освобождающей его, как «игрока в бисер», от моральных постулатов, которыми не имеет права пренебрегать подлинный историк в своих реконструкциях и оценках прошлого.
Другим примером несоблюдения этих правил могут служить работы группы специалистов в области древних языков, которые в начале 70-х гг. были приняты на работу в Институт истории АН СССР для перевода и подготовки к изданию соответствующих текстов, исходя из общепризнанного факта, что специалист в области русской истории, как правило, не может (и не обязан) быть столь же полноценным специалистом в области древних и восточных языков. Насколько подобный тандем (переводчик и историк) правомерен и полезен, когда каждый из них выполняет свою работу, не пытаясь подменять друг друга, в свое время отметил блестящий филолог и востоковед В.Р.Розен:
«При существовании надежных переводов и комментариев историк, даже не знающий ни единой буквы данного языка, имеет полное и неотъемлемое право и даже обязанность судить о достоинстве этих переведенных исторических памятников. Сделанные на основании этого материала обобщения могут впоследствии, по открытии новых памятников, оказаться не вполне верными, но воздерживаться от всяких обобщений до приведения в известность всех сохранившихся памятников, тоже невозможно.
Во избежание вредных последствий от присущего всякому человеку, а следовательно и филологу, пристрастия к излюбленному им предмету занятий, даже желательно, чтобы исторические результаты, добытые филологами-специалистами, от времени до времени проверялись и обсуждались историками с другой, более широкой точки зрения. И если подобная проверка, подобный разбор сделаны будут с должной осмотрительностью и внимательностью, то они не только не вызовут ничьей улыбки, но даже заслужат полной благодарности. За примерами ходить приходится недалеко: достоинство и значение некоторых арабских источников были гораздо лучше освещены историками, не знающими по-арабски, чем арабистами»5.
____________________
5 Памяти академика В.Р.Розена. Статьи и материалы к сорокалетию со дня его смерти (1908-1948). М.-Л., 1947, с. 35-36.
QUO VADIMUS?____________________
7
К сожалению, упомянутые мною лингвисты и литературоведы, как можно полагать, достаточно хорошо подготовленные в своей области, однако плохо представляющие методы и задачи исторической науки, и, судя по всему, не читавшие В.Р.Розенаб, восприняли свое появление в среде историков в качестве некоторой, данной им «на откуп» монополии не только перевода, но и толкования древних текстов. Более того, они сочли для себя возможным судить историков, рассуждая об исторических событиях или географии, не имея отчетливого представления о той исторической и физико-географической реальности, в которую они вторгаются. Высокомерно отказываясь принимать во внимание работы «не филологов»7, они забыли ту непреложную истину, что выводы филологии поверяются историей, но отнюдь не наоборот. Особенно показательны в этом плане, как я покажу в соответствующем месте, попытки укоренения на территории России «Биармии/Бьярмаланда» филологами-скандинавистами, подменяющими исторический анализ более привычным и понятным для них анализом литературоведческим, как то и раньше делали их предшественники.
Стоит ли после этого удивляться, что именно история (и в первую очередь - история российская) с ее специфическими методами исследования за последние десятилетия стала объектом манипуляций
____________________
6 Впрочем, порой у них можно обнаружить такие очаровательные открытия, как «моржи в 20-25 м. длиной» [«Там они (т.е. моржи. - А.Н.) бывают сорока восьми локтей длиной, а самый большой - пятидесяти локтей» (Матузова В.И. Английские средневековые источники. М., 1979, с. 24)] или сообщение, что на корабле викингов «вращались штурвалы» (Джаксон Т.Н. Исландские королевские саги как источник по истории Древней Руси и ее соседей X-XIII вв. // ДГ, М., 1991, с. 103), которые, как известно, на судах появляются только несколько веков спустя.
7 Напр.: Джаксон Т.Н. Бьярмия, Древняя Русь и «земля незнаемая». // СС, XXIV, Таллин, 1979, с. 133-138; Мельникова Е.А. Древнескандинавские географические сочинения. М., 1986, с. 197; Мельникова Е.А., Петрухин В.Я. Название «Русь» в этнокультурной истории древнерусского государства (IX-X вв.). // ВИ, 1989, № 8, с. 25, прим. 6. Замечательно, что еще в 1882 г. Д.И.Иловайский писал по этому поводу: «Некоторые из норманистов уже высказали мысль, что вопрос о происхождении Руси есть вопрос не исторический, а филологический, как будто история может расходиться с филологией. Мы думаем, что там, где филологические выводы противоречат историческим обстоятельствам, виновата не наука филология, а те филологи, которые прибегают к натяжкам на заданную тему. Если выходит несогласие с историей, значит филологические приемы были не научны, исследования произведены не точно, данные осмотрены односторонне, а потому и выводы не верны» (Иловайский Д.И. Разыскания о начале Руси. М., 1882, с. 113-114).
8____________________
QUO VADIMUS?
со стороны всех, кому не лень, в том числе со стороны профессиональных математиков. Для начала ими были реанимированы взгляды шлиссельбуржца Н.А.Морозова на античность, якобы сфабрикованную гуманистами средневековья (М.М.Постников), которые затем, к восторгу ничего не понимающего массового читателя, жаждущего лишь «разоблачений», в еще более вызывающей и откровенно глумливой форме теперь распространены массовыми тиражами на всю средневековую историю России (Г.В.Носовский и А.Т.Фоменко).
Подводя итоги всем этим печальным явлениям, следует признать, что они обусловлены как положением исторической науки в советскую эпоху, так и наличием до сих пор не решенных вопросов истории древней Руси, тех мифологем, с которыми сознание общества уже не может мириться, и, не находя их научного решения, готово заменить его любыми, пусть даже более фантастическими вариантами. Такой протест против исторических догм, существование которых связывается общественным сознанием с идеологической цензурой недавнего режима, достаточно симптоматичен. Он свидетельствует как о желании освободиться от остатков идеологии прошлого, так и о том, что наше общество почувствовало себя включенным в общемировой исторический процесс в качестве не только объекта, но уже и субъекта истории, стремящегося найти ответы на коренные вопросы, определяющие одинаково самосознание личности и общества: кто мы, откуда мы и куда мы идём?
Можно сколько угодно возмущаться современными квазиисторическими поделками, согласно которым украинцы оказываются «потомками атлантов», половцы (или варяги, чудь, норманны) - создателями древнерусского государства, казахи - наследниками языка древних шумеров, а «Слово о полку Игореве» написано на смеси казахского языка с древнерусским или является подделкой неизвестного крепостного в конце XVIII в., во «Влесовой книге» сокрыта «подлинная история руси», происходящей «от ариев», из былин извлекаются космогонические мифы древних славян, однако появление каждого такого увлекающего (с пути научного познания) сочинения указывает на зияющие бреши в нашем образовании, а, стало быть, и в отечественной науке, на которой это образование зиждется.
Изменить ситуацию в одночасье нельзя, это требует труда, может быть, даже не одного поколения историков, однако начинать проверку обоснованности традиционных взглядов на события древнейших веков истории Русского государства, используя весь комплекс знаний о прошлом человеческих сообществ, Земли, природной среды, эволюции биосферы, различных вспомогательных дисциплин от дендрологии до нумизматики и сфрагистики, совершенно необходимо. Вот почему, упорствуя в доверии к «летописцу Нестору» и закрывая глаза на внутренние противоречия повествоQUO VADIMUS?____________________
9
вания ПВЛ о первых веках русской истории и на несоответствие её известий тем фактам, которые открываются при сопоставлении текстов с материалами археологических исследований (как я показываю в случае с росами/русами в Крыму или при сопоставлении легенды о Борисе и Глебе с данными Титмара из Мерзебурга, а их, в свою очередь, с данными эмиссий древнейших русских монет), мы обречены и далее существовать в мифологизированном пространстве виртуальной истории, дезориентирующей в отношении нашего прошлого, национальных ценностей и, в конечном счете, нас самих.
Отсюда проистекает и основная направленность этой книги - рассмотрение достоверности текстов, лежащих в основании собственно русской истории, и тех фактов, которые используются для той или иной реконструкции событий.
Представленные в ее первой части очерки, исследования и заметки, посвященные отдельным вопросам и сюжетам ПВЛ, возникали в результате встречи их автора с противоречием или загадкой в процессе работы, а потому требовали своего разрешения или объяснения. Далеко не всегда это завершалось успехом. Случалось, что проходили годы, прежде чем удавалось наметить направление, на котором следовало искать возможный ответ. И хотя многие поднятые здесь вопросы текстологии, происхождения сюжетов и авторства ПВЛ так и не получили своего однозначного разрешения, мне представляется небесполезным изложение достигнутых результатов, которыми смогут воспользоваться другие исследователи, столкнувшиеся в своей работе с этими же вопросами.
С большей уверенностью в результате я могу говорить о материалах второй части книги, где рассматриваются отдельные произведения древнерусской письменности с точки зрения хронологии и текстологии, памятники искусства средневековой Руси, события XVI в., связанные с опричниной, а также сюжеты, обусловленные отмеченными выше тенденциями современной историографии. Некоторые из этих работ публиковались в периодической печати и в научных сборниках, однако сейчас они появляются в переработанном или дополненном виде, рассматривая те же вопросы достоверности информации, заключенной в историко-литературных произведениях средневековой Руси. Моей задачей и в этом случае было не примирять противоречия текстов, а выставить их возможно рельефнее, чтобы тем самым дать возможность читателю проследить ход авторской мысли и, соответственно, принять предложенный вывод или, отвергнув его по наличию новых фактов и аргументов, искать собственное решение.
И в заключение еще одно замечание. За два последних столетия сочинения по русской истории оказались заполнены «мусором»,
10____________________
QUO VADIMUS?
широкое распространение которого даже в справочных изданиях начинает влиять уже на результаты исторических исследований и на их концептуальную окраску. Это касается имен, прозвищ и топонимов, традиционно искажаемых историками.
Достаточно перелистать десяток современных исторических работ, чтобы увидеть вместо Нестера (как называл себя и как звали инока Киево-Печерского монастыря, в котором мы продолжаем видеть автора ПВЛ) - «Нестора», вместо Тмуторокана/Тмутороканя - «ТьмутАрАкань» (причем даже на обложке монографии, посвященной надписи 1068 г., где четко выбито ТъмутОрОканя), не говоря уже о Ярославе «Осмомысле» и Иване «Грозном», которых никогда их современники так не называли потому, что все (за исключением определения "осмомысл" - правильно "осномысл", т.е. 'мудрый, острого ума человек', заимствованного из текста «Слова о полку Игореве») такие прозвища, в том числе и «Грозный», впервые появляются в Царском титулярнике 1672 г., т.е. не ранее последней трети XVII в. А ведь использование таких определений является, по сути дела, фальсификацией исторического источника, вызванной небрежностью и равнодушием к точности, о чем приходится всякий раз напоминать читателю.
Освобождаться от подобного мусора, как и от разного рода мифологем и приблизительности фактов, привыкнув к точности дефиниций, необходимо каждому человеку, в особенности профессиональным исследователям русской истории, которым, в первую очередь, я адресую эту книгу, одновременно напоминая слова польского писателя Станислава Лема о том, что «главной обязанностью ученого является определять не масштаб познанного - оно говорит само за себя, - но размеры еще не познанного».
Апрель 2000 г.
Андрей Никитин
ПРЕДПОСЫЛКИ И ПРИНЦИПЫ
«Повести временных лет» в определенном смысле не повезло. Несмотря на обширные исследования, выполненные сначала АА.Шахматовым по изучению летописного свода, лежащего в основе всей отечественной историографии, а затем такими его критиками и последователями, как В.М.Истрин, Н.К.Никольский, М.Д.Приселков, А.Н.Насонов, Л.В.Черепнин, Д.СЛихачев, М.Х.Алешковский, М.Н.Тихомиров, Б.А.Рыбаков, А.Г.Кузьмин и многими другими историками, вопросы достоверности его сведений, в особенности ранних известий, охватывающих события IX-X вв., остаются до сих пор дискуссионными. Причина тому коренится в двух обстоятельствах. Первое из них заключается в том, что выводы Шахматова, во многих случаях весьма спорные и предположительные, представляются многим уже доказанными, почему они и не подвергаются проверке, пересмотру и дальнейшему исследованию. С другой стороны, большинство историков обращаются к ПВЛ в целом или к отдельным ее известиям с позиций того или иного конкретного вопроса, причем их внимание направлено, по большей части, на события второй половины XI или начала XII века. Что же касается предшествующего периода, то, за исключением вопроса о «крещении Руси» Владимиром и связанных с этим обстоятельств или вопроса о времени и целях поездки княгини Ольги в Константинополь, известия ПВЛ привлекаются обычно для иллюстрации и обоснования положения, выдвигаемого историком, но не как объект формального или системного анализа.
Повинен в этом до некоторой степени тот же А.А. Шахматов, успевший за время своей недолгой, хотя и в высшей степени плодотворной жизни утвердить представление о трех редакциях ПВЛ, принадлежащих 1) монаху Киево-Печерского монастыря Нестору (наст. имя - Нестер), который работал до 1113 г., 2) игумену Выдубицкого монастыря Сильвестру, который переписал текст Нестера/Нестора и довел его до 1116 г., и 3) редактору 1118г. Вместе с тем, анализируя состав ПВЛ, Шахматов выдвинул и обосновал гипотезу о двух предшествующих ПВЛ сводах - «На14____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
чальном», созданном в 1093-1095 гг. в Киево-Печерском монастыре игуменом Иоанном, и «Древнейшем», созданном в том же монастыре в 1073 г. Никоном. Уверенность историка в существовании Начального киевского свода 1095 г. опиралась на сравнение текста ПВЛ в составе южнорусского летописания (списки Лаврентьевский, Переяславля-Суздальского, Ипатьевский и др.) с тем, как он представлен в Новгородской первой летописи в списках Синодальном, Комиссионном и др. Этот последний вид Шахматов считал непосредственно восходящим к дефектному экземпляру Начального киевского свода, которым воспользовался для создания первой редакции ПВЛ Нестер/Нестор и где отсутствовали заимствования из хроники Георгия Амартола, «Сказание о грамоте словенской», тексты договоров с греками, народные легенды, сказания (об апостоле Андрее, смерти Олега, сожжения Коростеня/Искростеня Ольгой, единоборстве отрока с печенегом) и пр.1
Реконструируя состав гипотетических сводов, предшествующих ПВЛ, Шахматов подтвердил уже сложившееся к тому времени мнение, что некогда этот текст не имел сплошных годовых дат, «сетка» которых была создана Нестером/Нестором, превратившего тем самым повествование о прошлом Русской земли в собственно летопись. Согласно Шахматову, этому же автору принадлежит так называемая «варяжская легенда» о призвании Рюрика с братьями и введение в череду русских князей Олега, на которого были перенесены черты Игоря, многочисленные вставки из хроники Амартола, насыщение текста разнообразным фольклорным материалом, а также устными рассказами о прошлом его современников.
Оставляя в стороне частный, теперь безусловно решенный не в пользу Шахматова вопрос о взаимоотношении известного нам текста ПВЛ с НПЛ, надо признать, что ученый сумел достаточно убедительно аргументировать намеченные им рубежи древнерусского (южнорусского) летописания, открыв путь в этом направлении последующим историкам, которые стали находить в ПВЛ следы еще более ранних сводов - 1068, 1039 и даже 996-997 гг.2, при этом сохранив все положения Шахматова о «норманизме» Нестера/Нестора, его «хронометрии» и пр. Соот____________________
1 Шахматов А.А. Киевский начальный свод 1095 года. //А.А.Шахматов. 1864-1920. Сборник статей и материалов. М.-Л., 1947, с. 150-154.
2 Черепнин Л.В. «Повесть временных лет», ее редакции и предшествующие ей летописные своды. // ИЗ, т.25, М.-Л., 1948, с. 293-333; Рыбаков Б.А. Древняя Русь. Сказания. Былины. Летописи. М., 1963, с. 188-189.
ПРЕДПОСЫЛКИ И ПРИНЦИПЫ____________________
15
ветственно, под сомнение была поставлена атрибуция свода 1095 г. как «свода игумена Иоанна» и свода 1073 как «свода Никона», но, наряду с этим, была развернута аргументация в пользу существования «летописания Изяслава» 3, влившегося позднее в Начальный свод, что, в свою очередь, поставило вопрос о наличии уже во второй половине XI в. параллельных ветвей русского летописания, отразившихся в ПВЛ.
Разобраться с аргументацией исследователей, оценить обоснованность очередной точки зрения на проблемы сложения ПВЛ в целом, принять или отвергнуть достоверность того или иного известия, относящегося к раннему периоду русской истории, однако не находящего подтверждения из-за отсутствия альтернативных источников, можно только разобравшись в том, что собой представляют тексты, вошедшие в состав ПВЛ, определив время их возникновения, соотношение с другими, уже внелетописными текстами, проверив ими реальность содержащихся в ПВЛ данных, чтобы реконструировать процесс сложения памятника, его хронологические рубежи и вероятный первоначальный объем. Наконец, и это, может быть, самое главное, следует раз и навсегда выяснить, какое содержание автор/авторы ПВЛ вкладывали в тот или иной этноним, использованный ими в повествовании, а, соответственно, и временные границы его бытования в текстах.
Задача оказывается достаточно сложной по многим причинам. Традиционно, и это лучше всего видно на примере самого А.А.Шахматова, исследователи ПВЛ обращаются в первую очередь к спискам наиболее древним, т.е. Лаврентьевскому списку 1377 г. 4 и Синодальному списку НПЛ середины XIV в., полагая их тексты наиболее сохранными. Однако теперь известно, что Синодальный список НПЛ содержит не Начальный киевский свод, а сокращенную переработку дефектного списка ПВЛ, тог____________________
3 Алешковский М.Х. Повесть временных лет. Судьба литературного произведения в древней Руси. М., 1971, с. 69-70. Мысль о возможности «свода Изяслава», предшествовавшего своду Нестора, была высказана еще В.М.Истриным (Истрин В.М. Хроника Георгия Амартола в древнем славянорусском переводе, т. II. Пп, 1922, с. 306).
4 Под этим же углом зрения была выполнена и работа О.В.Творогова, посвященная словарному фонду ПВЛ (Творогов О.В. Лексический состав «Повести временных лет». Киев, 1984), где всё внимание было уделено Лаврентьевскому списку, тогда как Ипатьевский, не менее важный, представлен только статьями 1110-1117 гг., в результате чего действительный объем лексики представлен далеко не в полной мере.
16____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
да как тот в наиболее полном виде сохранился в Ипатьевском списке первой трети XV в. Более того, оказалось, что и Лаврентьевский список содержит не «редакцию Сильвестра 1116 г.», как то было решено по наличию в его тексте колофона Сильвестра, а текст той же редакции, что и список Ипатьевский, но в несколько сокращенном виде. Сравнение текстов приводит к заключению, что каждый из этих списков, а вместе с тем и списки, примыкающие к ним по наличию общего протографа, передают один и тот же текст, но в разных его сокращениях, т.е. способны дополнять друг друга.
Так, например, при наличии в Ипатьевском и Лаврентьев-ском списках наиболее полного текста рассказа о битве Ярослава со Святополком при Любече под 6524/1016 г., выпавший при сокращении большой и весьма важный его фрагмент, содержащий рассказ о наличии в лагере Святополка «благожелателя» Ярослава, сохранился в соответствующем тексте НПЛ, представляющем компиляцию из нескольких сюжетов борьбы Ярослава со Святополком по ПВЛ.
Утраченные при сокращении фрагменты ПВЛ открывались и в более поздних, значительно сокращенных или переработанных текстах, как известный «сон князя Мала», во всех ранних списках выпавший из рассказа 6453/945 г. о первой мести Ольги древлянам/деревлянам, но сохранившийся под этим же годом в летописи Переславля Суздальского5. Насколько важны бывают такие находки первоначальных фрагментов в составе более поздних сводов, показывает пример с рассказом об обретении мощей Феодосия в составе Воскресенской летописи под 6599/1091 г., где сохранилась фраза Нестера/Нестора, сообщающая, что «азъ же грешный, иже и летописание се въ то время писахъ» б, выпавшая из остальных списков.
Еще показательнее случай с новеллой о походе 6551/1043 г. на Царырад, где в результате сокращений в войске оказалось два воеводы - Вышата и Иван Творимирич («княжь корабль разби ветръ, и взяша князя в корабли Ивань Творимирича, воеводы Ярославля» [Ип., 142]), тогда как в переработанном и расширенном тексте той же новеллы в Воскресенской летописи «Иван Творимирич» отнюдь не претендует на роль «воеводы Ярослава», поскольку здесь мы обнаруживаем первоначальное чтение, согласно которому «княжь корабль Володимеровъ ветръ разби, и одва Иванъ Творимиричь князя Володимера всади во свои корабль, и
____________________
5 ПСРЛ, т. 41. Летописец Переславля Суздальского. М., 1995, с. 15.
6 ПСРЛ, т. 7. Летопись по Воскресенскому списку. СПб., 1856, с. 5.
ПРЕДПОСЫЛКИ И ПРИНЦИПЫ____________________
17
воеводу Ярославля»7. Вместе с тем упоминание в тексте Воскресенской летописи «варягов» в походе на Царырад, появившихся здесь не ранее середины XII в., если не еще позже, приводит историков, пользующихся поздними и, на их взгляд, более полными рассказами о ранних событиях, к совершенно неоправданным заключениям и откровенно тенденциозным фантазиям, как это произошло, например, с БА.Рыбаковым8.
Так появляется на свет никогда не существовавшая «летопись Аскольда», извлеченная из Никоновской летописи 9, у князей оказываются летописцы, то ли ведущие камер-фурьерские журналы, то ли выпускающие пресс-релизы 10, киевские князья выступают в роли глобальных стратегов, осуществляющих масштабные завоевания территорий, соразмерные разве что с завоеваниями России в конце XVIII в. 11, и т.п. беллетристика, ничего общего с действительной наукой не имеющая.
Собственно говоря, именно такое использование историками ПВЛ аu naturel без какой-либо предварительной дифференциации и оценки составляющих ее элементов12 и вынуждало меня время от времени предпринимать анализ того или другого термина или сюжета этого «основания» русской историографии. Передо мной не стояла задача объяснить его полностью, снять все встающие вопросы и свести концы с концами, оказавшись родоначальником еще одной гипотетической конструкции. Необходимо было разобраться в том, что представляет собой его текст, когда он мог быть создан в данной целостности и насколько можно доверять его новеллам. Понять для меня было важнее, чем доказать; определить возможное направление дальнейшего исследования - важнее, чем связать несвязуемое, чтобы выработать если не методику анализа летописного текста, который должен поверяться с помощью всего арсенала современных знаний о прошлом, то хотя бы представление о том, с
____________________
7 Там же, с. 331.
8 Рыбаков Б.А. Древняя Русь…, с. 204-205.
9 Брайчевьский М.Ю. Лiтопис Аскольда. // «Кiив», 1988, № 2, с. 146-170; он же. Утверждение христианства на Руси. Киев, 1989, с. 42-88.
10 Рыбаков Б.А. Русские летописцы и автор «Слова о полку Игореве». М., 1972, с. 28, 31, 35 и пр.
11 Сахаров А.Н. Дипломатия Святослава. М., 1982, с. 142.
12 Как, например, в известной монографии В.Т.Пашуто, требующей крайне осторожного использования приводимых в ней данных, оценок и выводов автора (Пашуто В. Т. Внешняя политика Древней Руси. М., 1968).
18____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
чем мы имеем дело. Отсюда фрагментарность каждого такого экскурса, повторы, без которых нельзя обойтись, потому что именно они становятся связующими звеньями, и то невольное балансирование на грани, отделяющей гипотезу от постулата, обусловленное отсутствием необходимого материала, который мы, по-видимому, уже никогда не получим.
Этим вызваны и некоторые особенности работы, о которых следует предупредить читателя заранее.
Пытаясь понять взаимозависимость текстов и разобраться с ними, я счел необходимым оперировать только летописными датами, указывая их одновременно от сотворения мира и от Р.Х., не внося никаких корректив на основании собственных расчетов или расчетов Н.Г.Бережкова, как это делал, например, Б.А.Рыбаков, в результате чего его достаточно интересная работа о летописании второй половины XII в.13 оказалась практически непригодной для использования. Столь же последовательно я придерживался изначального написания личных имен (исключение сделано только для уже канонизированного имени монаха Печерского монастыря «Нестор», хотя все без исключения тексты воспроизводят его в форме «Нестер», как его и называли при жизни), топонимов (Тмуторокан/Тмуторокань вместо «ТьмутАрАкань») и этнонимов (рос/русь вместо «русский»), считая такие искажения, незамечаемые современными исследователями, фактической фальсификацией исторического документа и собственно смысла, который вкладывали в него летописцы.
В самом деле, никто почему-то не изменяет имя "Василька" (теребовльского) на более правильное «Василий», "Царьград" на «Василеополис», "сумь" - на «суоми», "лопь" - на «саамов» и т.д., вероятно потому, что каждая из этих лексем поддерживает определенный семантический уровень включающей ее синтагмы, тогда как ее изменение влечет за собой изменение информации, заключенной в содержащей ее фразе. То же самое касается столь излюбленных прозвищ князей типа Ярослав «Мудрый», Иван «Грозный» и пр., которых не знает летопись и использованием которых в своих трудах историки вводят в заблуждение и себя, и своих читателей. Насколько можно судить по сохранившимся текстам, впервые такие маркирующие клички (за исключением «Осмомысла» в «Слове о полку Игореве») появляются не ранее середины XVII в., как это было отмечено
____________________
13 Рыбаков Б.А. Русские летописцы и автор «Слова о полку Игореве» М., 1972.
ПРЕДПОСЫЛКИ И ПРИНЦИПЫ____________________
19
М.Н.Тихомировым при изучении летописных текстов 14, а потому и не могут использоваться в научных работах, поскольку содержат в себе оценку того или иного исторического персонажа, ничего общего не имеющую с действительной оценкой его личности и его действий современниками.
Соответственно, я предпочитаю называть и Константина VII не «Багрянородным», что является бессмыслицей и повторяется постоянно, а Порфирогенитом, т.е. 'рожденным в порфире', каковое определение указывает на рождение ребенка в определенном покое императорского дворца, стены которого были отделаны плитами порфира, что определяло его «законнорожденность» по отношению к другим детям императора (внебрачным, добрачным, приемным и пр.), родившимся вне этой комнаты.
Поэтому и тексты, о которых идет речь, я считаю обязательным передавать в том виде, в котором они нашли свое типографское воплощение. В основу исследования мною положен текст ПВЛ Ипатьевской летописи по изданию 1908 г. (ПСРЛ, т. 2. Ипатьевская летопись. Издание второе. СПб., 1908) с разночтениями по Хлебниковскому и Погодинскому спискам, ссылки на которую отмечены в тексте квадратными скобками с указанием столбца [Ип.]. Так же оформлены ссылки на столбцы Лаврентьевской летописи [Л.] по изданию 1926 г. (ПСРЛ, т. 1. Лаврентьевская летопись, вып. 1: Повесть временных лет. Л., 1926), и на страницы Новгородской первой летописи (Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов. М.-Л., 1950) - [НПЛ]. Ссылки на остальные летописные памятники, документы и литературу даются в подстрочных примечаниях.
Текст источника передается гражданским шрифтом в его полужирном начертании, тогда как цитируемый текст современных исследователей - курсивом.
Концентрируя внимание читателя исключительно на текстологии и фактологии ПВЛ, я указываю в сносках только непосредственно привлекаемые мною для решения конкретных вопросов труды своих предшественников, опираясь по возможности не на их мнения, а лишь на бесспорные результаты фактологического анализа. Отсюда некоторая скудость ссылок, возникшая как из-за экономии места, так и по причине знакомства с литературой читателя-специалиста, а также стремление удержаться от критики выводов, предположений, догадок и просто фантазий авторов, если только они не становились препятствием в исследовании или определяли ложный путь, приводивший к патовой ситуации. Так это произошло, например, с классификацией личных родовых «знаков рюриковичей», оказавшихся одним из наиболее существенных факторов, которые следует учитывать при анализе событий 1015-1019 гг. и в фактологии легенды о Святополке и Борисе и Глебе.
И последнее. Фрагментарность этих очерков обусловлена задачами, которые я пытался при помощи их для себя решить. Поэтому очень многие вопросы текста ПВЛ остались просто не затронуты, или затронуты вскользь, как, например, проблема поздних переработок текстов договоров, происхождение имен "Олег" и "Олга/Волга", похоже, связанных своими корнями в прямом и переносном смысле с Б[олг]арией и болгарами, анализ «семейного клана» Игоря, отраженного в договоре 942 (945) г., походы черноморской «руси» на Каспийновании остатков первоначального текста в более поздних сводах. Однако нельзя объять необъятное. Именно по этой причине свои наблюдения над ПВЛ я публикую сейчас в том виде, который они приобрели в процессе исследования, не делая попытки их объединить и согласовать друг с другом: они являются всего только рабочими инструментами, которые могут оказаться небесполезны для тех, кто пойдет дальше по этому пути.
____________________
____________________
14 Тихомиров М.Н. Краткие заметки о летописных произведениях в рукописных собраниях Москвы. М., 1962, с. 97 и 112.
20____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
15 Стоит заметить, что наименование Олега Святославича в «Слове о полку Игореве» Гориславичем', обычно трактуемое в качестве уничижительного эпитета и насмешки («горе-слава»), не имеет ничего общего с действительностью, поскольку первая, определяющая его часть произведена не от «горя» (в таком случае он был бы `Гореславичем'), а от глагола «гореть», т.е. 'горящий славою'. Подтверждением такому толкованию является распространенность этого имени в древней Руси среди мужчин и женщин, что было бы невозможно при его уничижительном значении, а также наличие орнитонима «горихвостка» и фитонима «горицвет», ничего общего с «горем» не имеющих.
«НОВГОРОДЕЦ ВАСИЛИЙ» И ТРЕТЬЯ РЕДАКЦИЯ ПВЛ
После работ А.А.Шахматова и до настоящего времени в исторической науке считается аксиомой положение о трех последовательных редакциях Повести временных лет. Соответственно, первая из них принадлежала Нестеру/Нестору, черноризцу Киево-Печерского монастыря, и была доведена им якобы до 6621/1113 г., заканчиваясь смертью Святополка Изяславича1, вторая - игумену Михайловского монастыря Сильвестру, который осуществил ее в 1116 г.2, а третья - Василию, автору Повести об ослеплении Василька теребовльского, который работал над текстом в 1118-1119 гг. 3 На самом деле всё обстоит не так просто, поскольку за прошедшее время было установлено, во-первых, что Нестер/Нестор, автор «Чтения о Борисе и Глебе» и «Жития Феодосия», не может быть автором статей ПВЛ, резко отличных от его собственных произведений как по стилю, так и по освещению одних и тех же фактов 4; во-вторых, приписка Сильвестра, помещенная в Лаврентьевской летописи следом за оборванной на полуфразе ст. 6617/1110 г. [Л., 285-286], не несет никакой другой информации, кроме изложенных в ней фактов, поскольку продолжение этой же статьи читается в Ипатьевском изводе ПВЛ [Ип., 262]; и, в-третьих, Лаврентьевский и Ипатьевский изводы ПВЛ отличаются друг от друга только объемом сокращений общего для них архетипа.
____________________
1 Шахматов А.А. Разыскания о древнейших русских летописных сводах. СПб., 1906, с. 2; он же. Повесть временных лет, т. I. Вводная часть. Текст. Примечания. Пг., 1916, с. I-LXXVII.
2[Творогов О.Б.] Сильвестр. // СККДР, вып. I. Л., 1987, с. 390-391.
3 Рыбаков Б.А. Древняя Русь. Сказания. Былины. Летописи. М., 1963, с. 276-279; см. также: [Творогов О.В.] Повесть временных лет. // СККДР, вып. I…, с. 337-343.
4 Кузьмин А.Г. Начальные этапы древнерусского летописания. М., 1977, с. 133-183.
22____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
Не подтвердилась и основная идея А.А. Шахматова об отражении труда предшественника Нестора в тексте НПЛ, на чем исследователь строил далеко идущую систему взаимозависимости летописных сводов и развития всего русского летописания в целом, поскольку то, что он принимал за Начальный киевский свод, оказалось дефектным списком «третьей редакции ПВЛ», из статей которой сделана сокращенная компиляция весьма позднего времени.
Всё это, однако, не повлияло на авторитет конечного вывода А.А. Шахматова, что ПВЛ составлена в Киево-Печерском монастыре, затем была передана в Михайловский Выдубицкий монастырь, где ее перерабатывал Сильвестр, будучи там игуменом, и еще раз была переработана и дополнена в 1118 г. по поручению новгородского князя Мстислава Владимировича5. Если первые два положения (о Киево-Печерском монастыре и работе Сильвестра) основаны на фактах и никак не связаны с построениями Шахматова, то последнее требует достаточно серьезной аргументации, тем более необходимой, что именно на этот «краеугольный камень» опираются многие заключения о составе, хронологии, авторах и истории сложения ПВЛ.
Основанием для гипотезы о создании третьей редакции ПВЛ именно в 1118 г. А.А.Шахматову послужили два фрагмента текста, которые представились ему прямо связанными друг с другом: новелла о посещении автором Ладоги в 6622/1114 г. и рассказ новгородца Гюряты Роговича, включенный автором ПВЛ в новеллу 6604/1096 г. о войне с половцами. Общим между ними было лишь то, что в первом случае автор сообщал о своем пребывании в Ладоге, а во втором - разговаривал с новгородцем, предварив свой рассказ замечанием, что разговор состоялся «преже сихъ 4 летъ», т.е. за четыре года, но - до чего? Шахматов и его последователи считали, что речь идет о времени написания данного текста. Однако, поскольку этот рассказ является не интерполяцией, а логическим комментарием к основному сюжету, вызванным вполне конкретным поводом - воспоминанием о «заклепанных в горах» Александром Македонским людях, которых встретил на Севере Гюрята Рогович, естественно полагать, что встреча автора с Гюрятой Роговичем происходила за четыре года до описываемых событий, т.е. в 6600/1092 г. Однако Шахматов решил иначе, и вот каким образом.
____________________
5 Шахматов А.А. Повесть временных лет…, с. XLI; [Творогов О.В.] Повесть временных лет…, с. 340-341.
«НОВГОРОДЕЦ ВАСИЛИЙ» И ТРЕТЬЯ РЕДАКЦИЯ ПВЛ____________________
23
Поскольку автором новеллы 6604/1096 г., как и новеллы 6622/1114 г., был, безусловно, киевлянин, Шахматов посчитал естественным все сведения о новгородских событиях (о северных странах, закладке Мстиславом Владимировичем каменной церкви, его походе на чудь, а, вместе с тем, и сказание о приходе Рюрика в Ладогу и Новгород) собрать вместе и отнести их ко времени поездки автора в Ладогу. Большинство из них оказалось связано с Мстиславом Владимировичем, во время княжения которого в Новгороде на епископской кафедре находился постриженник киево-печерского монастыря Никита, поэтому историк предположил, что последний «мог привлечь к владычному своему двору известных ему черноризцев и приблизить одного из них к князю Мстиславу», которому потом в Киеве поручили «составление летописного свода и восстановление монастырского летописания» 6. И в этом случае указанные четыре года следует высчитывать, не отнимая их от 1096 г., под которым автор вставил рассказ Гюряты Роговича, а прибавляя к 1114г., когда он был в Ладоге и, следовательно, в Новгороде, что и дает искомую дату его работы - 1118 г. Соответственно, в это же время в ПВЛ впервые появилась «легенда о Рюрике» и его «варягах», и, если следовать тем же логическим путем, были внесены все сведения о Ярославе Владимировиче с его «варягами», поскольку - по логике Шахматова - киевляне о них ничего не знали…
Сейчас можно сказать, что мысль о позднем проникновении в киевское летописание легенды о Рюрике и «варягах» (в действительности, как можно думать, еще более позднем) была одной из самых верных догадок А.А.Шахматова, на которую он, к сожалению, не обратил внимания, тогда как его последователи и критики ограничились лишь указаниями на позднее появление этой легенды в русском летописании, а также на «норманизм Нестора» или «редактора Мстислава»7. Между тем, всё остальное, в том числе и попытка Шахматова конкретизировать личность «редактора 1118 г.», было чистейшей воды произволом, т.к. именно из указания на то, что Гюрята Рогович - новгородец, следовало, что встреча его с автором рассказа ПВЛ произошла не в 1114 г. в Новгороде, а в 1092 г. в Киеве, поскольку его новгородское происхождение оказывалось единственным
____________________
6 Шахматов А.А. Повесть временных лет…, с. XXXIX.
7 Рыбаков Б.А. Древняя Русь…, с. 289-299; Кузьмин А.Г. К вопросу о происхождении варяжской легенды. // Новое о прошлом нашей страны. М., 1967, с. 42-53.
24____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
его отличием от киевлян, в противном случае была бы указана его должность, как то произошло с «посадником Павлом».
Более того, обращение к следующим за ст. 6619/1111 г. текстам убеждает в отсутствии здесь какого-либо смыслового, стилистического или иного рубежа. Наоборот, наблюдения над вводными синтагмами дополнений свидетельствуют об устойчивости структуры текста до конца 40-х или начала 50-х гг. XII в., а содержание этих статей, по крайней мере, до конца 20-х гг. тождественно как для Лаврентьевского, так и для Ипатьевского свода, не оставляя места для колофона Сильвестра.
Столь устойчивый авторитет взглядов А.А.Шахматова в советской исторической науке был обусловлен его специфическим подходом к «букве летописания» и стремлением максимально идеологизировать работу древнерусских летописцев (княжеская цензура, политический заказ, перенос летописи из одного монастыря в другой, как если бы существовал только единственный список, с содержанием которого каждый день сверялись киевские князья, и пр.), что оказалось весьма созвучным самым мрачным временам советской идеологической цензуры. Можно сказать, что по Шахматову история русского летописания предстает историей борьбы политических и идеологических партий с помощью записанного слова, которое вымарывается, уничтожается, снова вписывается и т.д., тогда как в действительности исследователь имеет дело с текстами, постоянно подвергавшимися при переписке сокращениям и контаминациям остатков, в первую очередь, из-за дороговизны пергамена и трудоемкости работы8.
Стиль «идеологизированных гипотез», внесенный Шахматовым в изучение русского летописания, нашел своих последователей в советское время, в том числе и в вопросе «третьей редакции ПВЛ». Основанием для работы в этом направлении послужили споры об авторе так называемой «Повести об ослеплении Василька теребовльского», рассказывающей о событиях 1097-1110 гг. Написанная отстраненно, как и большинство новелл, входящих в состав ПВЛ, она содержит фрагмент рассказа некоего «Василия», который передает свой разговор с
____________________
8 Я не останавливаюсь на второстепенных аргументах исследователя в пользу «третьей редакции», поскольку они не имеют серьезного датирующего значения и во многом оспорены даже его последователями. Что же касается социологизации творчества летописца, то желающим убедиться в этом достаточно просмотреть предисловие А.А.Шахматова к его реконструкции «Повести временных лет» или перелистать «Разыскания…».
«НОВГОРОДЕЦ ВАСИЛИЙ» И ТРЕТЬЯ РЕДАКЦИЯ ПВЛ____________________
25
Давыдом Игоревичем и уже ослепленным Васильком во Владимире Волынском:
«Яко приближися пость великый, и мне ту сущю оу Володи-мере (волынском. - А.Н.); оу едину нощь присла по мя князь Давыдъ, и придохъ к нему, и седяху дружина около его, и посади мя, и рече ми: се молвилъ Василко сы ночи ко Вланови и къ Колчю, реклъ такс Василко: се слышу, оже идеть Володимеръ и Святополкъ на Давыда; да же мене Давыдъ послушал, да быхъ послалъ мужа своего к Володимеру, воротится, ведаю, бо ся с нимъ что молвилъ, и не поидеть; да се, Василю, шлю тя, еди к Василкови со сима отроками, и молви ему тако: оже хощеши послати мужа своего и воротится Володимеръ, то вдам ти которыи любо город, любо Всеволожь, любо Шеполь, любо Перемиль; азъ же идохъ к Василкови и поведахъ ему всю речь Давыдову; он же рече: сего есмь не молвилъ, но надеяся на Бога послю к Володимеру, да быша не прольяли крови меня деля; но сему ми дивно: даеть ми градъ свои, або и Теребовль моя волость, пождавши и ныне; яко же и бысть: въскоре бо прия власть свою; мне же рече: иди къ Да-выдови и рци ему: пришли ми Кулмея, азъ его пошьлю к Воладимеру; и не послуша его Давыд, и посла мя, река пакы: нету Кулъмея; и рече ми Василко: посиде мало; и повеле слузи своему ити вон; и седе со мною, и нача глаголати «…» по семь же приходящю великому дни, и поиде Давыд, прияти хотя власть Василкову» [Ип., 239-240].
АА.Шахматов считал этого «Василия» духовником Василька теребовльского, который якобы сопровождал князя на Любечский съезд, отправлен им был с обозом в Киев, а «во Владимире дождался и встретил своего князя». «Что Василий был спутником Василька Ростиславича и после своей беседы с ним, видно из того подробного описания (которое мы имеем, конечно, благодаря Василию) событий, разыгравшихся в 1098 и 1099 году на Волыни и у Перемышля», - писал исследователь9. Все эти фантазии, не имеющие никаких оснований в тексте, справедливо отмел в свое время Б.А.Рыбаков, указав на вероятность того, что Василий был «.муж Святополка» 10, т.е. его доверенное лицо. Следует отметить, что данная «повесть» существует не обособленно в тексте ПВЛ, как то обычно представляют, извлекая из контекста ту или иную новеллу, а является частью своего рода «хроники княжения Святополка», которая начинается смертью
____________________
9 Шахматов А.А. Повесть временных лет…, с. XXXII-XXXIII.
10 Рыбаков Б.А. Древняя Русь…, с. 277.
26____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
Всеволода Ярославича в 1093 г. и завершается (?) примирением действующих лиц в 1100 г. в Уветичах (т.е., скорее всего, в принадлежавшем Святополку Витичеве на Днепре). Через эту «хронику» проходят одни и те же лица, начинающие с раздоров и кончающие полным примирением и закреплением княжений. Это - существенно. Однако и «хроника», и «повесть» во время многочисленных переписок испытали различного рода сокращения - в результате дефектов протографов и просто сокращений для экономии места, как можно видеть не только на всех без исключения летописных текстах, но даже на текстах юридического характера, вроде Правды Руской, причем остается неизвестно, что именно было сокращено. Так, при общей полноте «хроники» в Ипатьевской летописи, текст «повести» исправнее в Лаврентьевском списке, где в обращении Давыда к «Василию» сохранилась синтагма «к тезу своему» («да се, Василю, шлю тя: иди к Василкови, тезу своему, с сима отрокома» [Л., 265]), которая дала основание АА.Шахматову предположить, что «тьзу» - «позднейшее чтение, заменившее первоначальное «сыну» 11. При этом, как часто бывает, наибольшее количество сокращений было сделано к концу повествования, в рассказе о военных действиях, почему не всегда легко разобраться, о ком из действующих лиц, носящих одинаковые имена, идет речь.
Дело в том, что в этом сюжете задействованы три Василия - князь Василий Ростиславич (Василек) теребовльский, Василий, боярин Давыда Игоревича, оклеветавший Василька, позднее повешенный и расстрелянный со своим соучастником Лазорем, и еще один Василий - посадник Святополка Изяславича в том самом Владимире Волынском, в котором происходит встреча «Василия» с Давыдом Игоревичем и Васильком. Признание тождества «Василия» с посадником Василием объясняет, каким образом он очутился во Владимире, почему именно к нему обращается за помощью Давыд, форму этого обращения (служилый человек!), отношение к нему Василька, а, равным образом, и последующие перипетии судьбы посадника Василия. Давыд Игоревич его признает и терпит во Владимире лишь до того момента, когда Святополк Изяславич, вынужденный отмежеваться от Давыда Игоревича и взять обязательство изгнать его из Русской земли («яко реша Святополку: яко Давыда сколота, то иди ты, Святополче, на Давыда: любо ими, любо прожени и» [Л., 264-265]), идет на Давыда, а тот, естественно, изгоняет его по____________________
11 Шахматов А.А. Повесть временных лет…, с. XXXII.
«НОВГОРОДЕЦ ВАСИЛИЙ» И ТРЕТЬЯ РЕДАКЦИЯ ПВЛ____________________
27
садника из города. Ситуация меняется, когда «Святоша и Путята перелета городъ и посадника Святополча Василия посадиста» [Ип., 247]. Когда же Давыд с помощью половцев Боняка вернул себе Луцк и подошел к Владимиру, Василию пришлось бежать уже в Киев [Ип., 247-248]12.
К сожалению, увидев в Василии «мужа Святополка», Б.А.Рыбаков на этом не остановился, решив переиграть домыслы А.А. Шахматова о «летописи галицкого попа Василия» в «третью редакцию ПВЛ», заказанную Василию якобы Мстиславом Владимировичем, и это при том, что рассказ Василия о встрече с ослепленным Васильком явно имеет вставной характер. В результате под пером историка Василий оказался талантливым писателем, у которого «драматизм описания сочетается с протокольной точностью», поскольку он писал «по свежим следам». Согласно Рыбакову, Василий «был в Звенигороде и слышал сам, как «троскотали» кости несчастного князя, придавленного досками к полу в момент ослепления»; он «знал, как Боняк ночью выл волком» и всё это время был «агентом Мономаха», после чего стал «явным обличителем Святополка», от которого бежал к Мстиславу Владимировичу, а вернувшись после смерти Святополка в Киев, исполнял «заказ Мономаха» в качестве летописа-теля, т.к. «за 20 лет литературный кругозор Василия мог расшириться» 13. Поскольку никаких доказательств всему этому нет и быть не может, следует признать, что подобные фантазии не имеют никакого отношения ни к науке, ни к ПВЛ. Однако путь был проложен, и первой жертвой доверчивости к авторитету академика стал М.Х.Алешковский, который, сохранив за Василием редактуру ПВЛ в 1118-1119 гг., превратил «мужа Святополча» уже в «новгородца Василия», усвоив ему выдержки из хроники Георгия Амартола, легенду о Кие, обнаружение договоров Олега, Игоря и Святослава с греками, легенду об апостоле Андрее, рассказ о Любечской битве и переработку чуть ли не всего текста ПВЛ, как то должен был сделать редактор «свода Мстислава» и создатель «третьей редакции ПВЛ» 14. Не слишком ли много для посадника Святополка, который, безусловно, лучше управлялся с мечом, чем с пером?
Отказавшись от полемики с Л.Мюллером, который, как вынужден был признать исследователь, высказал «детально аргументированное сомнение в самом существовании так называе____________________
12 ПСРЛ, т. 2. СПб., 1845, с. 284-285.
13 Рыбаков Б.А. Древняя Русь…, с. 275-279.
14 Алешковский М.Х. Повесть временных лет. Судьба литературного произведения в древней Руси. М., 1971, с. 34-49.
28____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
мой третьей редакции Повести временных лет», Алешковский попытался спасти положение, указав, что немецкий историк «не отвел и даже не упомянул одного, самого важного, на наш взгляд, аргумента великого ученого» (А.А. Шахматова. - А.Н.), а именно того самого отсчета «преже сих 4 лет» не от 1096, а от 1114 г., получая, таким образом, 1117г., под которым в летописи находятся приписки о событиях 1118 г. Поскольку, считал Алешковский, они могли быть сделаны только в 1119 г., то от этой даты и следует отсчитывать назад четыре года, что дает 1116г., под которым в НПЛ мы находим «правильную» дату строительства крепости в Ладоге и, стало быть, пребывания автора на северо-западе русских земель. «В этом убеждает нас и то, - писал исследователь, - что в новгородском летописании сохранился авторский текст Повести временных лет 1115г.» 15 Но так ли это? Обращаясь к работе Н.Г.Бережкова о хронологии русского летописания, Алешковский должен был знать уничижительные для него выводы исследователя о «вторичности» новгородских известий в НПЛ, не только заимствованных из ПВЛ, но и внесенных с ошибочными датами, что, по наблюдению ученого, вообще характерно для хронологии НПЛ, содержащих безусловные ошибки по сравнению с ПВЛ 16, поэтому ни о каком «авторском тексте Нестора» в НПЛ не может быть и речи. То же самое, только с других позиций и на другом материале достаточно подробно показал А.Г.Кузьмин 17.
Иными словами, вся аргументация исследователя оказалась основанной на ошибочных посылках.
Позднее в заметке, появившейся в «Археографическом ежегоднике за 1968 г.», М.Х.Алешковский, опираясь на предшествующий тексту Комиссионного списка НПЛ перечень «кто колико княжилъ» русских князей, попытался обосновать датировку «первой авторской редакции ПВЛ» 1115 годом, и, соответственно, «второй редакции» 1119 годом18. И то, и другое, как легко можно проверить, оказывается безусловным недоразумением, основанном на неверных расчетах сводчика, не сообразующихся ни с хронологическими выкладками и самоповеркой ПВЛ, откуда заимствована часть цифр, ни с суммарными итогами самого списка, в чем нетрудно убедиться каждому, повторив эти расчеты. Более того, по данному списку оказывается, что
____________________
15 Алешковский М.Х. Повесть временных лет…, с. 39.
16 Бережков Н.Г. Хронология русского летописания. М., 1963, с. 219-222.
17 Кузьмин А.Г. Начальные этапы…, с. 85-110.
18 Алешковский М.Х. К датировке первой редакции Повести временных лет.//АЕ за 1968 г. М., 1970, с. 71-72.
«НОВГОРОДЕЦ ВАСИЛИЙ» И ТРЕТЬЯ РЕДАКЦИЯ ПВЛ____________________
29
Ярополк (Святославич), кроме 8 лет, отведенных ему ПВЛ, еще «в крещении кьняжи 17 лет», Святополк (Владимирович) - «3 лета», которых у него не было, и т.д. [НПЛ, 466].
Примечательно, что, выбирая тексты ПВЛ, носящие на себе признаки одного автора или переработчика, М.Х.Алешковский, как я покажу это в дальнейшем, во многом был прав. Ошибался же он в главном - в том неисторическом подходе к тексту, когда целью оказывается не выяснение его внутренней структуры и истории, а поиски того единственного человека, который его мог написать. В его работе есть много интересных наблюдений, которые могут найти свое место в построении общей картины, однако всё это было направлено на утверждение ошибочного положения о рубеже 1118/1119 гг. в качестве завершающего этапа создания ПВЛ. Такая постановка вопроса оказалась самой тягостной по своим последствиям ошибкой АА.Шахматова, не увидевшего (и не давшего увидеть остальным исследователям), что, во-первых, структура и содержание ПВЛ (чередование погодных хроникальных заметок о событиях и явлениях с новеллами о тех же событиях, написанными спустя годы, по памяти) и после 1118 г. (по крайней мере, до конца 40-х гг. XII в.) свидетельствуют о едином архетипе, к которому восходят протографы как Лаврентьевского, так и Ипатьевского извода списков, заставляя вспомнить замечание А.Г.Кузьмина, что некоторые вставки в ПВЛ «отражают политическую и идеологическую борьбу более позднего (чем 1118 г. - А.Н.) времени, может быть даже конца XII в.» 19, а, во-вторых, что тексты ПВЛ могут нести и несут следы редактур, вставок и прямых переработок еще более позднего времени, поскольку они дошли до нас в составе сводов уже конца XIV и первой половины XV вв.20
____________________
19 Кузьмин А.Г. К вопросу о происхождении…, с. 53.
20 См. во втором разделе книги статью «Датирующие реалии рассказа Ипатьевской летописи о походе 1185 г. на половцев».
30____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
КРАЕВЕД-КИЕВЛЯНИН В ПВЛ
Одним из наиболее сложных, до конца не разрешенных вопросов изучения ПВЛ остается проблема «авторства Нестора» и, более широко, выделения авторов отдельных сюжетов и существования различных редакций ПВЛ. Отсылая интересующихся к последнему по времени, наиболее полному историографическому обзору этой темы, представленному в работе А.Г.Кузьмина 1, можно констатировать согласие большинства исследователей в невозможности отождествить Нестера/Нестора, создателя «Чтений о Борисе и Глебе» и «Жития Феодосия», с автором ПВЛ из-за противоречий в изложении и освещении одних и тех же фактов. Более того, представленные в ПВЛ главы «Жития Феодосия», которые в Успенском сборнике XII-XIII вв. и в Патерике Киево-Печерского монастыря маркированны именем Нестера/Нестора, отличаются и по своей лексике, что только увеличивает сомнения в идентичности их автора.
И всё же такое единодушие по одной из кардинальных проблем источниковедения вызывает желание если не решить ее (что в настоящее время представляется нереальным), то хотя бы наметить возможные пути к такому решению в дальнейшем. Сложность в том, что древнейший, но не лучший список ПВЛ, представлен Лаврентьевской летописью 1377 г.2, тогда как более полный, Ипатьевский, известен в списке только начала второй четверти XV в., т.е. оба они несут на себе отпечаток многочисленных изъятий, вставок, а главное - недатированных редакторских правок и переработок более ранних списков. Попытка А.А. Шахматова использовать для реконструкции раннего этапа древнерусского летописания НПЛ, продержавшись до____________________
1 Кузьмин А.Г. Начальные этапы древнерусского летописания. М., 1977, с. 132-220.
2 «Из всего вышеизложенного явствует, как ненадежен текст Лаврентьевской летописи для восстановления по нему первоначального текста «Повести временных лет», - писал А.А.Шахматов (Шахматов А.А. Обозрение русских летописных сводов XIV-XVI вв. М.-Л., 1938, с. 37).
КРАЕВЕД-КИЕВЛЯНИН В ПВЛ____________________
31
вольно долго в отечественном летописеведении благодаря авторитету исследователя, в конечном счете была оставлена, как несостоятельная, равно как и его идея о трех редакциях ПВЛ, поскольку наблюдения за списками убеждают, что Лаврентьевский (с записью Сильвестра) и Ипатьевский изводы представляют одну и ту же редакцию, отличающиеся только своими сокращениями общего архетипа. Последнее обстоятельство позволяет использовать для анализа именно Ипатьевский вариант, как более полный, обращаясь к Лаврентьевскому только по мере необходимости.
В этой ситуации было бы логично начать изучение текста ПВЛ с конца, как археолог снимает и разбирает более поздние напластования, чтобы добраться до ранних, т.е. вычленяя поздние вставки и «расслаивая» текст. Однако столь естественный путь оказывается трудноисполнимым потому, что неизвестно, где именно заканчивается текст произведения, названного «Повестью временных лет», поскольку не только «запись Сильвестра», но и сообщение о его смерти в 6631/1123 г. не совпадают со сколько-нибудь ощутимым рубежом летописания. Кроме того, в отличие от археологического объекта, где отложившиеся слои имеют свои индивидуальные характеристики, позволяющие выявлять их позднейшие нарушения, литературный текст подвергается не механическому воздействию, а смысловой и стилистической обработке, внедряющей в ранние сюжеты анахроничные термины и излюбленные синтагмы позднего редактора-обработчика. Собственно говоря, только эти лексемы и синтагмы, неоднократно всплывающие в тексте, и дают возможность производить с большим или меньшим успехом то «расслоение», о котором идет речь, причем лишь там, где они не стерты последующими редакторами и сводчиками.
Вот один из таких примеров.
Среди разнообразных и разновременных текстов ПВЛ внимание исследователей всегда привлекали краткие пояснения, связанные с Киевом, его топографией и его жителями, имена которых давали возможность датировать их 70-ми гг. XI в. Такие дополнения имеются в тексте рассказа первой мести Ольги в ст. 6453/945 г. (дубл.), где упоминание дворов «Никифорова» и «Чюдина» позволили в свое время М.Н.Тихомирову сопоставить эти имена с лицами, указанными в заголовке «Правды Ярославичей» («Правда оуставлена роуськои земли, егда ся съвокоупилъ Изяславъ, Всеволодъ, Святославъ, Коснячко, Перенег, Микыфоръ кыянинъ, Чюдинъ, Микула»), приурочив ее появление к переносу останков Бориса и Глеба в 1072 г., а затем и свя32____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
зать всё это с событиями 1068 г. в Киеве3.
Столь же важным хронологическим ориентиром оказывается упоминание в ст. 6390/882 г. церкви св. Ирины, построенной Ярославом после 1037 г., как можно понять из ст. 6545/1037 г., которая, будучи написана безусловно позднее 1054 г., является своего рода итогом строительной деятельности этого князя [Ип., 139-141]. Важность таких «краеведческих» примет для выяснения авторской структуры и внутренней хронологии ПВЛ не подлежит сомнению, однако до сих пор они не стали объектом специального исследования. Никто не попытался проследить их, насколько то возможно, по всему тексту ПВЛ, в том числе и в ее недатированной части, где история Киева напрямую связана с историей полян так что остается неясным, представляют ли такие привязки событий к топографии более позднего Киева своего рода глоссы, вошедшие в предшествующий текст, или ему синхронны.
Расширяя наблюдения над фрагментами текста, в которых встречаются подобные топографические указания, легко обнаружить обязательно присутствующие здесь же устойчивые стилистические обороты (синтагмы) пояснительного типа «бе бо тогда…», а вместе с ними часто и полемику с «невегласами», например, по поводу «перевозника Кия», места действительного крещения Владимира или «коней медяных», которые он вывез из Корсуня. Всё это позволяет, во-первых, выделить тексты, в которых такие признаки оказываются вставными, дополняющими уже существовавший ранее текст, а, во-вторых, выводит на тексты, принадлежащие перу этого «краеведа», время жизни которого приведенными выше примерами определяется не ранее конца 60-х гг. XI в. Речь, таким образом, может идти об одном из авторов ПВЛ, условно названным мною «краеведом-киевлянином», который жил во второй половине XI и в первой четверти XII в. в Киеве, и чье во многом определило наши представления о древнейшей эпохе русской истории.
Наиболее ярко и определенно характер его работы в недатированной части ПВЛ проявился в истории полян, насыщенной толкованиями легендарных топонимов Киева, и полемике о Кие, эпониме его родного города, который вовсе не был «пере-возником», а «княжаше в роду своем» [Ип., 7-8], в последующей истории обров и дулебов, которая завершается характерным замечанием, что «есть притча в Руси и до сего дни». Эта синтагма «и до сего дни», воспринимаемая многими исследователями в ка____________________
3 Тихомиров М.Н. Пособие для изучения Русской Правды. М., 1953, с. 21.
КРАЕВЕД-КИЕВЛЯНИН В ПВЛ____________________
33
честве некоего хронологического рубежа4, тесно связана с творчеством «краеведа», возникая по поводу улутичей и тиверцев, которые «седяху по Бугу и по Днепру и приседяху к Дунаеви». Так как последний фрагмент, посвященный происхождению полян, деревлян, радимичей и вятичей безусловно разорвал текст, начинающийся словами «поляномъ живущимъ особе, якоже ркохом» и продолжающийся «имеяхуть бо обычая своя», вопрос о принадлежности последнего «краеведу» может быть решен пока только предположительно, как и в отношении вставки из Георгия Амартола5, хотя замечание «яко же и ныне при насъ половци законъ держать отець своихъ» указывает, скорее всего, уже на XII в. Более определенно его руке принадлежит продолжение рассказа о полянах и «козарех», традиционно заканчивающегося сентенцией, что «володеють бо козары русьтии князи и до днешняго дне» [Ип., 12].
Тот факт, что в основание дошедшей до нас редакции ПВЛ была положена история «земли полян» с ее центром в Киеве, не вызывает сомнений уже потому, что эта история прослеживается и далее в рассказе о приходе «варягов», первыми вестниками которых являются Аскольд и Дир, затем - Олег, выступающий законным преемником династии Полянских князей, после чего поляне, как известно, становятся «русью».
Не имея фактов, прямо указывающих на авторство «краеведа» в изложении легенды о призвании «варягов», т.е. наличия излюбленных им синтагм, я всё же считаю возможным отнести на его счет сюжет о Рюрике с братьями, которые «придоша къ словеномъ первее» [Ип., 14], в то же время оставляя открытым вопрос о принадлежности ему комментария к этнониму "русь", уже непонятного читателю XII вв. и объясняемого при помощи лексемы "варяги" («сице бо звахуть ты варягы «русь», яко се друзии зовутся «свее», другии же «урмани», «аньгляне», «готе», - тако и си»), которое ставило «русь» в один ряд с другими этносами Северной Европы, хотя явное противоречие между утверждением, что «от техъ варягь прозвася Руская земля», и сообщением о приходе Рюрика с братьями в Новгородскую землю, которая никогда не называлась «Русью», указывает на возникновение данной концепции в Киеве, а не в Новгороде на Волхове.
Интерес «краеведа-киевлянина», направленный на упорядочение истории его родного города и окружающей его земли, осо____________________
4 Кузьмин А.Г. Русские летописи как источник по истории Древней Руси. Рязань, 1969, с. 142-146.
5 Шахматов А.А. «Повесть временных лет» и ее источники. // ТОДРЛ, IV. Л., 1940, с. 46-47.
34____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
бенно ярко проявился в полностью переработанной им ст. 6390/882 г., насыщенной киевскими топонимами и привязками событий к современным ему ориентирам, начиная с «гор Киевских», на которых, судя по всему, уже после него появился апостол Андрей, и кончая церквами св. Николая и св. Ирины [Ип., 16-17]. Стоит заметить, что в естественном продолжении ее текста под 6392/884 г., сообщающего о походе Олега на «севяр» или «севереан», содержится синтагма «азъ имъ противень», которая второй раз использована в ст. 6586/1078 г., будучи вложена в уста Бориса Вячеславича, безусловно, «краеведом», поскольку в описании битвы на Сожице, предшествующей битве на Нежатине ниве, в числе павших ее участников перечислены имена ранее названных им киевлян: «Тоукы, Чюдин брат» и «Порей» [Ип., 291].
Методы «краеведа», используемые им при обработке уже имевшегося текста и для его адаптации к собственно Киеву, проступают и в ст. 6406/898 г., излагающей «Сказание о грамоте словенской», как назвал это произведение А.А.Шахматов. Она начинается объяснением киевского топонима "Угорское", происходящего якобы не от "угора", т.е. 'высокого берега', а от «угров» («идоша угре мимо Киевъ горою, еже ся зоветь ныне Угорьское, и пришедше к Днепру, сташа вежами; беша бо ходите яко и половой» [Ип., 17-18]). Благодаря этой фразе, которая так затрудняла А.А. Шахматова в его реконструкциях «Сказания о преложении книг» 6, мы видим, с одной стороны, объяснение топонима, уже известного читателю по ст. 6390/882 г., а с другой - получаем возможность, благодаря сравнению угров с половцами, не только отнести обработку текста ко времени не ранее конца XI в., но и связать с этим автором дополнение к интерполяции из хроники Амартола в недатированной части ПВЛ о нравах народов от «яко-же се и ныне при насъ половци законъ держать отець своихъ кровь проливати, а хвалящеся о семь, и ядуще мертвечину и всю нечистоту, хомякы и сусолы; и поимають мачехы своя и ятрови, и ины обычая отець своихъ» [Ип., 11-12], что было отмечено выше.
Однако в данном случае не так примечательна сама статья о «грамоте словенской», как страстное к ней дополнение, утверждающее тождество «словенского» и «руского» языков, принадлежащее этому же автору. В эмоциональной заметке, где Мефодию отводится роль только «настольника Андроникова», «просвещение словен» (а от них - «руси») связано с апостолом Павлом: «ту бо есть Илурикъ, его же доходилъ апостолъ Павелъ; ту бо бяша словени первее; темь же словеньску языку учитель есть Павел; от него же
____________________
6 Шахматов АЛ. Сказание о преложении книг на словенский язык. // Jagic-Festschrift. Zbornik u slavu Vatroslava Jagica. Berlin, 1908, S. 178-181.
КРАЕВЕД-КИЕВЛЯНИН В ПВЛ____________________
35
языка и мы есме русь; тем же и намь, руси, оучитель есть Павелъ апостол… от варягь бо прозвашася русью, а первее беша словене», и пр.
[Ип., 20]. Этот постулат об отсутствии прямой апостольской проповеди на Руси прослеживается и далее в текстах «краеведа», подтверждая, с одной стороны, введение именно им в киевское летописание фигуры Рюрика и «варягов», а с другой - более позднее включение в недатированное «введение» ПВЛ легенды об апостоле Андрее, прямо опровергающей постулаты «краеведа».
История похода Олега на Царьград в 907 г. также несет на себе явственный отпечаток индивидуальности этого автора, который дважды использовал текст Продолжателя хроники Георгия Амартола 7 для описания ужасов нашествия «росов» - в ст. 6415/907 г. и в ст. 6449/941 г., слегка их разнообразив, а конструируя текст «договора 907 г.», ввел в него имена наиболее важных городов киевской Руси первой половины XII в., на которые греки якобы обязаны давать «слебное». Трудно сказать, был ли он автором всего этого текста вместе с анекдотом о парусах, однако ему должно принадлежать определение Олега «вещим», поскольку здесь им использована редкая лексема «невеголось», встреченная только в его текстах: «бяху бо людие погани и невеголось» [Ип., 23]. Думаю, что именно им при переработке легенды о смерти Олега было сделано необходимое пояснение о коне и предсказании волхвов - сюжет, к которому он и в последующем будет не раз возвращаться в ст. 6532/1024 и 6579/1071 гг., «бе бо преже въпрошалъ волъхвовъ кудесникъ: от чего ми есть оумьрети» [Ип., 28]. Естественно, по смерти князя «краевед» не преминул заметить, что «погребоша и на горе, иже глаголеться Щековица; есть же могила его до сего дни, словеть могила Ольгова, и бысть всехъ леть его княжения 33» [Ип., 29], после чего привел большую выписку из хроники Амартола об Аполлонии Тианском.
Как полагал А.А. Шахматов, для описания похода Игоря в 941 г. на Константинополь автор использовал два переводных греческих текста - Продолжателя Амартола и «Житие Василия Нового» 8, однако «краеведу» с уверенностью можно усвоить только ст. 6452/944 г., содержащую оригинальный рассказ на тему похода 941 г., и новеллу о ратификации договора 6453/945 г. В пользу этого говорит комментарий относительно «церкви Ильи», как видно, совершенно неизвестной киевлянам конца XI в., поскольку потребовалось указать ее местоположение, «яже есть над ручьем», и ее значение «се бо бе сборная церкви, мнози бо беша варязи хрестьяни», готовя читателя, таким обра____________________
7 Шахматов А.А. «Повесть временных лет» и ее источники…, с. 54-57.
8 Шахматов А.А. «Повесть временных лет» нее источники…, с. 69-72.
36____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
зом, к рассказу о варягах-мучениках, с чем перекликался и «холъм, кде стояше Перун» [Ип., 42], хотя, как следует из текста, идол будет поставлен Владимиром только через 45 лет, чтобы «осквернися требами… холмъ тъ» [Ип., 57].
Трудно сказать определенно, был ли «краевед» автором данного описания (что мне представляется весьма вероятным) или только его обработчиком, однако появление Перуна среди «ру-си» с германоязычными именами, так же как утверждение его культа именно Владимиром, заставляет полагать, что картины русского язычества в обоих случаях принадлежат одному автору и, соответственно, одинаково не аутентичны. В то же время синтагма «конецъ Пасыньце беседы и козаре» указывает на бесспорную порчу имеющегося текста, поскольку лексема "беседа" никогда не обозначала в древнерусской письменности 'улицы'. Скорее всего, перед нами здесь случайно внесенная с полей маргиналия, связанная с «пастырской беседой ["о", "и", "для", "по поводу"] хазар», но никак не обозначавшая «место в Киеве» 9.
История смерти Игоря, представленная в Ипатьевском и Лаврентьевском списках ПВЛ в усеченном виде, как о том можно судить по НПЛ, в отличие от них содержащей перечень даней, отданных Игорем Свенельду, из-за чего и возникло недовольство его собственных дружинников («Игорь же седяше в Киеве княжя, и воюя на древяны и на угличе; и бе у него воевода, именемь Свенделдъ; и примучи углече, възложи на ня дань, и вдасть Свеньделду «…» и дасть же дань деревьскую Свенделду, и имаше по черне куне от дыма; и реша дружина Игореве: се далъ единому мужеве много» [НПЛ, 109]), подводит читателя к безусловно заимствованному откуда-то тексту о мести Ольги 10. Так в ст. 6453/945 г. (дубл.) безусловным дополнением «краеведа» является фрагмент, объясняющий причину гибели Игоря и его дружинников и сообщающий о местонахождении Ольги, Святослава, Свиндельда и Асмуда, причем последний персонаж на____________________
9 СРЯ, вып. 14, М., 1988, с. 169.
10 Следует отметить, что здесь и в других местах сокращения принадлежат последующим редакторам, о чем свидетельствует, например, сон князя Мала («Князю же веселие творящу къ браку, и сонь часто зряше Малъ князь: се бо пришел, Олга дааше ему пръты многоценьны, червени, вси жемчюгомъ иссаждены, и одеяла чръны съ зелеными узоры, и лод(ь)и, в них же несенымъ быти, смолны»), присутствие которого в тексте Летописца Переславля Суздальского (ПСРЛ, т. 41. Летописей Переславля Суздальского.М., 1995, с. 15), являющегося наглядным примером «сокращения сокращений», говорит о наличии данного фрагмента в общем архетипе ПВЛ.
КРАЕВЕД-КИЕВЛЯНИН В ПВЛ____________________
37
зван впервые: «бе бо ихъ (т.е. дружинников. - А.Н.) мало; и погребен бысть Игорь; и есть могила его у Искоростиня города в Деревах и до сего дни; Ольга же бяше в Киеве съ сыномъ своимъ детьскомъ Святославомъ, и кормилец бе его Асмудъ, и воевода бе Свинделдъ, тоже отец Мстишин» [Ип., 43].
Особого внимания заслуживает комментарий «краеведа» к рассказу о первой мести Ольги, дающий возможность более точно определить время его появления. Речь идет о том, почему деревлянские послы «приста под Боричевомъ в лодьи: бе бо тогда вода текущи возле горы Кьевьскыя, и на Подоле не седяхуть людье, но на горе; город же бяше Киевъ, идеже есть ныне дворъ Гордятинъ и Никифоровъ, а дворъ княжь бяше в городе, идеже есть ныне двор Воротиславль и Чюдинъ, а перевесище (о котором ничего нет в тексте, заставляя подозревать его в числе очередных сокращений. - А.Н.) бе вне города, и бе вне города дворъ теремный и другый, идеже есть дворъ демесниковъ, за святою Богородицею над горою, бе бо ту теремъ каменъ» [Ип., 43-44]. Если упоминание церкви св. Ирины в ст. 6390/882 г. датировало работу «краеведа-киевлянина» эпохой после Ярослава, поскольку о строительстве этого храма сообщалось под 6545/1037г. [Ип., 139], то в данном случае, следуя за М.Н.Тихомировым, можно попытаться рассмотреть более подробно описываемую ситуацию и сам комментарий.
Важной приметой, указывающей на время, после которого в текст о первой мести Ольги были внесены эти дополнения, служат имена «Чюдина», этим же «краеведом» в ст. 6580/1072 г. отмеченного в качестве наместника Изяслава Ярославича в Вышгороде, однако в подчеркнуто отдаленном прошлом («бе бо тогда держа Вышегород Чюдинъ, а церковь Лазорь» [Ип., 172]), и «Никифора», в качестве «Микифора кыянина» фигурирующего вместе с тем же «Чюдином» в заглавии известной «Правды Ярославичей», создание которой обычно датируют 1072 г. («Правда оуставлена Роуськои земли, егда ся съвокоупилъ Изяслав, Всеволодъ, Святославъ, Коснячко, Перенегъ, Микыфоръ Кыянин,
Чюдинъ, Микула» 11).
В числе «уставлявших» данную «Правду…» назван еще один киевлянин, также знакомый «краеведу» - «Коснячко», упомянутый им в ст. 6576/1068 г. ПВЛ в качестве киевского воеводы вместе с братом Чудина, «Тукы», по-видимому, начальником дружины Изяслава [Ип., 160]. Если вслед за П.В.Голубовским,
____________________
11 Правда Русская, т. I. Тексты. М.-Л., 1940, с. 71.
38____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
М.А.Дьяконовым и М.Н.Тихомировым 12 идентифицировать «Микулу» перечня «Правды Ярославичей» со «старейшиной городников» (т.е. городовой стражи) в Вышгороде «Николой», названном в чуде о хромом и немом «Сказания о чудесах святых страстотерпцев Христовых Романа и Давида» («и бяше чловекъ Вышегороде стареиши на огородьникомъ, зовомъ же бяше Жьданъ по мирьскоуму, а въ хрыцении Никола»13, то в «краеведе-киевлянине» можно уверенно полагать современника событий 1068-1072 гг., о которых он писал много лет спустя («бе бо тогда держа Вышеград Чюдин»), и, безусловно, после 1078 г., когда в битве «на Съжице» в числе убитых назван «Тукы, Чюдинь брат» [Ип., 191].
В этом плане особенно любопытно выглядит его утверждение, что во времена Ольги на Подоле люди «не сидели» из-за высокого стояния уровня Днепра. Представить такую ситуацию довольно трудно, однако именно этот факт был полностью подтвержден археологическими исследованиями на киевском Подоле в 70-х гг. нашего столетия, когда удалось вскрыть двенадцатиметровую толщу отложений с несколькими строительными горизонтами. Остатки деревянных срубов позволили получить надежные серии дендрологических датировок, которые показали отсутствие населения на Подоле между 913 и 972 гг. из-за высокого стояния весенних паводков 14. Каким образом человек, живший в Киеве спустя полторы сотни лет после указанных событий, пусть даже интересующийся стариной, мог столь точно отразить гидрологическую ситуацию, остается для меня загадкой, заставляя предположить, что в его руках были какие-то записи конца X в., о которых мы ничего не знаем,- единственный факт, подтверждающий существование хроник более раннего, чем ПВЛ, времени.
Следующим комментарием «краеведа» оказывается пояснение к имени деревлянского князя - «бе бо ему имя Малъ, князю деревьскому», что служит свидетельством неясности этой фигуры и его имени уже для него самого, а также принцип распределения дани с «деревлян» («две части идета Киеву, а третья Вышегороду к Ользе; бе бо Вышегородъ Ольжинъ город» [Ип., 48]), заставляя вспомнить, что «Ольжиным» (т.е. принадлежащем не Ольге, а Олегу Святославичу) Вышгород был в 10-х гг. XII в. (в мае 1115 г. Олег Святославич принимал в Вышгороде у себя
____________________
12 Тихомиров МЛ. (на обложке и титуле ошибочно - Н.Н.) Исследование о Русской Правде. М.-Л., 1941, с. 64-65.
13 Успенский сборник XII-XIII вв. М., 1971, с. 63.
14 Гупало К.Н. Подол в древнем Киеве. Киев, 1982, с. 20-28.
КРАЕВЕД-КИЕВЛЯНИН В ПВЛ____________________
39
князей и духовенство в связи с перенесением в им же выстроенный новый храм Бориса и Глеба мощей этих святых), будучи получен им в 1113 г., по-видимому, за отказ в пользу Владимира Мономаха от Киева, на который Олег имел преимущественное право по старшинству.
Такие поясняющие вставки в цельный массив повествования о мести Ольги только подчеркивают его внутреннее единство, контрастирующее архаичностью своего языка и стиля с окружающими текстами, заставляя предполагать его заимствование из какого-то самостоятельного произведения, повествовавшего об Игоре, Ольге и - возможно - Святославе. Эту оговорку я делаю потому, что всё последующее повествование о сыне Игоря и Ольги в ПВЛ (так же, как и четвертая месть Ольги) представлено творчеством «краеведа», в котором, как, например, в ст. 6455/947, являющейся продолжением его текста («и сани ея стоять въ Плесъкове и до сего дни, и по Днепру перевесища, и по Десне, и есть село Ольжичи и до сего дни»)15, отсутствуют явные фрагменты текстов заимствованных.
Рассказ о поездке Ольги в Константинополь в ст. 6463/955 г., так же как и повествование о юности Святослава в ст. 6472/964-6475/967 гг., под которые было разнесено единое повествование, не имеют ярких стилистических примет «краеведа-киевлянина», может быть, потому, что были им целиком переписаны (или написаны). Такое заключение основано на единстве стиля этих фрагментов ПВЛ, на присутствие в них свойственных ему интонаций («бе бо тогда…», «бе же имя ей наречено», «бе бо и сам…»), а равным образом и на характерный перечень идущих из Руси товаров («челядь, и воскъ, и скору» [Ип., 51]), которых ожидал от Ольги император, - перечень, вскоре повторенный Святославом киевским боярам в обоснование своего стремления на Дунай («скора и воскъ, и медь, и челядь» [Ип., 55]). Вот почему при всей соблазнительной логичности расслоения текста, предложенного А.Г. Кузьминым («мирская» основа и «клерикальные распространения») в противовес уже совсем невозможным предположениям Д.С.Лихачева о «мирских» распространениях первоначально клерикального текста 16, я склонен считать весь рассказ об Ольге
15 В плане географическом вся эта статья основана на недоразумении, обусловленном знакомством «краеведа» с географией Новгородской земли, в частности, Деревской пятины, из-за чего выражение «по мьсте» (т.е. 'по отмщении') было понято в качестве указания на реку Мету, а уже сложившаяся к началу XII в. легенда о происхождении Ольги из Плескова северного, а не Дунайского, позволила домыслить остальное.
____________________
16 Кузьмин А.Г. Начальные этапы…, с. 339-340.
40____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
единым текстом, вышедшим из-под пера одного автора, основанном на предании, а не на переработке прототипа. При этом отдаленность описываемых событий во времени от их записи оказывается столь велика, что «краевед» представляет Святослава «вечным всадником» («бе бо и самъ хоробръ и легокъ, ходя акы пардусъ… возъ бо по себе не возяше… но подъкладь постилаше, а седло въ головахъ» [Ип., 52-53]), вопреки прямому свидетельству Льва Диакона, что «росы» вместе со Святославом не умели воевать в седле 17, будучи, как сказали бы мы теперь, мобильной «морской пехотой».
В рассказе о печенегах и воеводе Претиче ст. 6476/968 г. обычно видят контаминацию двух текстов - первого, связанного с приходом Претича, который кончается словами «и отступиша печенезе от города», и второго, начинающегося с полуфразы, прямо опровергающей свое начало: «и не бяше лзе коня напоити, на Лыбеди печенегы» [Ип., 55], почему оказывается, что «в одном варианте печенеги были прогнаны подоспевшим Святославом, в другом - это было сделано помимо Святослава воеводой Претичем. Версия, связанная со Святославом, выглядит вполне логичной, если исключить сказание о Претиче» 18. Однако историк здесь неправ, поскольку указанная выше полуфраза вне всякого сомнения находилась в начале новеллы (после слов «изънемогаху людье гладом и водою»), тогда как Святослав и не думал освобождать Киев, а только «съжалиси о бывшемъ отъ печенегъ», к чему последующий редактор для убедительности добавил: «прогнав их в поле».
Ситуация, с которой сталкивается исследователь в ст. 6477/969 г., аналогична рассказу о поездке Ольги в Константинополь. Будучи непосредственным продолжением текста о печенежской осаде Киева, рассказ о смерти и погребении Ольги, продолженный посвященным ей панегириком, соблазняет возможностью беспрепятственно отделить его от «светской» части новеллы. Тем не менее, внимательное сравнение этих двух частей повествования убеждает в их структурном и, что особенно важно, интонационном единстве, проявляющемся также и в тождестве употребляемых стилистических оборотов. Этот единый интонационный ритм, прослеживаемый на протяжении всего повествования об Ольге и Святославе (после первых трех мщений Ольги деревлянам), позволяет предположить наличие у автора, задачей которого было прославить Ольгу как провозвестницу православия на Руси и как «мать всем князьям рускым», какой-то повести, текст которой он использовал по своему усмотрению. Другое
____________________
17 Лев Диакон. История. М., 1988, с. 75.
18 Кузьмин А.Г. Начальные этапы…, с. 340.
КРАЕВЕД-КИЕВЛЯНИН В ПВЛ____________________
41
дело - как и в каком направлении шла переработка имевшегося в его руках текста, и тут современный исследователь может опираться только на тот внутренний комментарий имен, обстановки и событий, который уже безусловно можно отнести на счет «краеведа».
Именно такой пояснительный текст со всеми присущими ему стилистическими оборотами читатель встречает в ст. 6478/970 г., рассказывающей о распределении «столов» между детьми Святослава («посади Ярополка в Кыеве, а Олга в Деревахъ»), когда Добрыня предложил пришедшим просить князя новгородцам вакантную кандидатуру Владимира. После этого идет краткое и энергичное прояснение всей ситуации: «Володимиръ бо бе от Малуши, милостьнице Ольжины, сестра же бе Добрыни, отець же бе има Малъко любчанинъ, и бе Добрыня оуи Володимиру» [Ип., 57]. При всей, казалось бы, случайности такой информации, не играющей никакой роли в развитии рассказа о Святославе, покидающем Киев, на самом деле здесь предстает подлинное «плетение сюжетов», поскольку в этой краткой справке автором заложены основы последующего повествования о Владимире и его братьях, которые до поры исчезают из поля зрения читателя, чье внимание теперь целиком переносится на подвиги их отца.
В отличие от предыдущих новелл, ст. 6479/971 г. впервые дает почувствовать определенную связанность автора наличием перерабатываемого им текста, дающим знать о себе как постоянно возникающими шероховатостями стиля, так и возникновением у Святослава «лодий» вместо коней, что и обусловило его гибель «в порогах». Коллизия с возвращением Святослава в Киев из-под Доростола, растянувшаяся с середины лета 971 г. до весны 972 г., которую всерьез принимает вот уже не первое поколение историков, оказывается целиком на совести нашего «краеведа-киевлянина», чьи стилистические проступают на протяжении всего этого текста («суть бо греци мудри и до сего дни», «иже стоять пусты и до днешнего дни», «за маломъ бо бе не шелъ Царяграда», «бе бо ту царь рекя сице»). Среди них мы находим и фразу «уже намъ некамо ся дети», которую он использовал позднее, вложив ее в уста Святослава Ярославича перед битвой с половцами под Сновском: «потягнемь, уже нам нельзе камо ся дети» [Ип., 161] 19. Ему принадлежит и возрождение «воеводы отня
____________________
19 Точнее будет сказать, что эта фраза изначально принадлежала Святославу Ярославичу, поскольку в ситуации 1068 г. ему с дружиной и черниговским ополчением действительно «нельзе камо ся дети», защищая родной город, тогда как Святослав Игоревич вполне мог и уйти от столкновения с греками.
42____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
Свенгельда», чье имя он даже внес в текст обязательства Святослава, похоже, им же самим и сочиненного на основании какого-то другого документа, имевшего июльскую дату, и уже использованных им договоров 6420/912 и 6453/945 гг.
В том, что имя «Свенгельда» в договор и последующее повествование внесено «краеведом», убеждает сочинение Льва Диакона. Византийский историк называет воеводой Святослава некоего «Сфенкела», занимавшего третье место после Святослава (второе место принадлежало «военачальнику Икмору») и показавшего чудеса храбрости и силы, однако этот Сфенкел погиб на поле сражения еще до начала мирных переговоров20, так что его имя никак не могло фигурировать в подлинном тексте договора. Между тем, тот факт, что Свенельд должен сыграть определенную роль в последующем повествовании, читателя предупреждало странное замечание в ст. 6453 г. (дуб.), что он - «тоже отец мстишинъ», на основании чего АА.Шахматовым была разработана малоубедительная версия об убийстве Игоря Свенельдом и его сыном «Мстиславом Лютым», тогда как, вероятнее всего, в указанной фразе следует читать первоначальное или «тоже отец мсти сына» или же «тоже отец мести», последствия чего мы и обнаруживаем в сюжетах о борьбе Олега и Ярополка.
Все эти новеллы, включая дальнейшее повествование о Владимире, тесно связаны с рассказом о поездке Ольги в Царьград и о войне Святослава с греками наличием примет, характерных для «краеведа», как, например, комментарий в ст. 6483/975 г. к обстоятельствам убийства Свенельдича («бе бо ловы дея Олег»), или уточнений по поводу смерти Олега Святославича, начиная с указания места события («город, рекомый Вручий, и бяше мость чресъ гроблю к воротом городами») и кончая традиционным заверением, что «есть могила его у Вручего и до сего дня» [Ип., 62-63]. Характерен и такой штрих. В завершении новеллы о смерти Олега Святославича безо всякой, казалось бы, на то нужды, как и при распределении «столов» Святославом, автор сообщил, что у Ярополка Святославича «жена грекини бе, и бяше была черницею, юже бе привелъ отець его Святославъ, и въда ю за Ярополка, красы деля лица ея». Этот излюбленный композиционный прием «краеведа» закладывать начало новой сюжетной линии заранее, готовя читателя к событиям, с которыми он столкнется только в будущем (в данном случае, с захватом «грекини» Владимиром и рождением от нее Святополка, в свою очередь, появляющегося на сцене только после смерти Владимира), цемен____________________
20 Лев Диакон. История…, с. 71 и 76.
КРАЕВЕД-КИЕВЛЯНИН В ПВЛ____________________
43
тирует повествование, которое только потом будет разорвано вставками годов, «пустых лет» и мелких сообщений.
Переходя к обработанному «краеведом» циклу сказаний о Владимире, мы впервые встречаемся с замечательным фактом сохранения за определяемыми традицией пределами ПВЛ (т.е. 1118/1119 гг.) использованного им материала, который в тексте ПВЛ представлен в сильно сокращенном и частично переработанном виде. Речь идет о ст. 6488/980 г., которая содержит большой комплекс известий о Владимире, в том числе и кажущийся случайным эпизод сватовства к Рогнеде, разрывающий историю борьбы Владимира с Ярополком. Этот сюжет, имеющийся во всех списках ПВЛ, в Лаврентьевской летописи представлен, кроме того, и значительно более полным вариантом, текст которого читается в ст. 6636/1128 г. и заслуживает быть приведенным здесь для сравнения. Вот текст ПВЛ, а вот его источник:
«И седе в Новегороде… и посла к Роговолоду Полотьску, глаголя: хощю пояти дщерь твою жене; он же рече дъщери своей: хощеши ли за Володимира; она же рече: не хощу розути Володимера, но Ярополка хочю; бе бо Рогъволодъ перешелъ изъ заморья, имяше волость свою Полотьске, а Туръ Турове, от него же и туровци прозвашася; и приидоша отроци Воло-димири и повеша ему всю рець Рогнедину, дщери Рогъволоже, князя полотьского. Володимиръ же събра вой многы, варягы и словены, и чюдъ, и кривичи, и поиде на Рогъволо«О сихъ же Всеславичих сице есть, яко сказаше ведущий преже, яко Роговолоду держащю и владеющю и княжащу Полотьскую землю, а Володимеру сущю
Новегороде, детьску сущю еще и погану, и бе оу него [оуи его] Добрына, воевода и, храборъ и наряденъ мужь; сь посла к Роговолоду и проси оу него дщере [его] за
Володимера, он же рече дъщери своей:
хощеши ли за Володимера; она же рече: не хочю розути робичича, но Ярополка хочю; бе бо Роговолодъ перешелъ изъ заморья, имеяше волость свою Полтескъ; слышавше же Володимеръ разгневася о тои речи, оже рече, не хочю я за робичича; пожалиси Добрына и исполнися ярости, и поемше вои [и] идоша на Полтескъ, и победиста Роговолода. Рогъволодъ же вбеже в городъ; и приступивъше к городу, и взяша город и самого [князя Роговолода] яша и жену его, и дщерь его; и Добрына поноси ему и дщери его, нарекъ ей робичица, и повеле Володимеру быти с нею пред отцемь ея и матерью; потом отца ея оуби, а саму поя жене, и нарекоша ей имя Горислава; и роди Изяслава; поя же пакы ины жены многы; и нача ей негодовати; неколи же ему пришедшю к неи, и оуснувшю, хоте и зарезати
44____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
да. В се же время хо-тяху вести Рогънедь за Ярополка; и приде Володимиръ на Полотескъ, и оуби Рогъволода и сына его два, а дщерь его Рогънедь поя жене» [Ип., 63-64].
ножемь, и ключися ему оубудитися, и я ю за руку; она же рече: сжалиласи бях, зане отца моего уби, и землю его полони меня деля, и се ныне не любиши мене и съ младенцем сим; и повеле ею оустроитися во всю тварь царьскую, якоже в день посага ея, и сести на постели светле в храмине, да пришед потнеть ю; она же тако створи, и давши же мечь сынови своему Изяславу в руку наг, и рече: яко внидеть ти отець, рци, выступя: отче, еда единъ мнишеся, ходя; Володимеръ же рече: а хто тя мнелъ сде; и повергъ мечь свои; и созва боляры, и поведа им; они же рекоша: оуже не оубии ея, детяти деля сего, но въдвигни отчину ея, и дай ей с сыном своимъ; Володимеръ же оустрои городъ и да има, и нарече имя городу тому Изяславль; и оттоле мечь взимають Роговоложи внуци противу Ярославлих внуков» [Л., 299-301].
Сравнение обоих вариантов приводит к заключению, что оба текста восходят к одному архетипу, обработанному «краеведом» («бе бо Рогволодъ перешел изъ заморья, имяше волость свою Полотьске, а Туръ Турове, от негоже и туровци прозвашася»), но в ПВЛ потерявшему объяснение, что «Владимиру сущю Новегороде, детьску сущю еще и погану, и бе оу него оуи его Добрына» (от него осталась только «и седе в Новегороде»), а также эпизод с насилием над Рогнедой и всё последующее за ним. Наличие в Лаврентьевской летописи этого рассказа за пределами ПВЛ (притом, что на соответствующем месте летописи представлен и вариант ПВЛ) подтверждает существование внелето-писного цикла сказаний о Владимире и его «уе» Добрыне, несущем на себе отпечаток редакторской работы «краеведа-киевлянина», насколько эти сюжеты сохранились в ПВЛ (выбор Владимира новгородцами, сватовство к Рогнеде, поход на болгар, культ Перуна и пр.). Анализируя стилистику фрагмента рассказа о Рогнеде, можно видеть, что в ПВЛ вошла только переработка сюжета (или это всё было сокращено потом), тогда как первоначальный текст, более архаический по своей лексике, остался за пределами ПВЛ вместе с противопоставлением «Рогволожих внуков» (т.е. сыновей Изяслава) и «Ярославлих внуков», поскольку такое противопоставление противоречило концепции «краеведа», что матерью Ярослава была Рогнеда
КРАЕВЕД-КИЕВЛЯНИН В ПВЛ____________________
45
[Ип., 67 и 114]. Более того, все эти наблюдения, вместе с наблюдениями над сокращениями текста первой мести Ольги (сон князя Мала) с неизбежностью ставят вопрос о первоначальном составе и объеме ПВЛ в той части, которая преимущественно принадлежит «краеведу-киевлянину» и которая, как можно видеть, позднее была подвергнута сокращению и переработке.
Рассказ ст. 6488/980 г. о войне Владимира с Ярополком, которого предал его «воевода Блуд», неожиданно сменивший «Свенгельда», похоже, был основан «краеведом» («и есть ровъ и до сего дне», «се бо Блуд», «и есть притча и до сего дне», «бе бо от двою отцю» и пр.) на каком-то ином материале, чем рассказ о Рогнеде, поскольку здесь вместо Добрыни (о нем упоминается только за пределами сюжета, в связи с назначением его посадником в Новгород и поставлением там кумира Перуна) действует Блуд и «варяги», а центральным персонажем оказывается сам Владимир, представленный как женолюбец и язычник. Вместе с тем, сравнивая своего героя с Соломоном, «краевед» оказывается безусловно на стороне Владимира, поскольку «бе невегласъ, на конець обрете спасение». Этот рассказ интересен и для характеристики самого автора, выступающего здесь, как и в сюжетах об Ольге, не только в качестве хрониста и биографа, но и в качестве духовного писателя, рассыпающего перед читателем жемчуг многочисленных сентенций и цитат, направленность которых в ряде случаев весьма неожиданна. Так, после обличения «женолюбства» Владимира удивительно читать помещенный здесь же панегирик «добрым женам» - редчайшее явление в древнерусской литературе вообще и довольно неожиданное для духовного лица, каким безусловно был этот автор21.
В этой статье перед исследователем в полной мере раскрывается творческая мастерская «краеведа-киевлянина» и принципы композиционной целостности ПВЛ, созданной по принципу переплетения сюжетных нитей, протянутых к топографическим ориентирам. Последние возникают в рассказе как бы случайно, на самом же деле предвосхищая грядущие события и указывая их топос. Таков «двор теремной», впервые упомянутый в новелле о первой мести Ольги («и бе вне города двор теремныи… за святою Богородицею надъ горою, бе бо ту теремъ камень»), на котором в последующем происходит расправа с Ярополком («Володимиръ же… вшедъ въ дворъ теремьный отень,
____________________
21 Впрочем, надо отметить, что с таким же пиететом Нестер/Нестор пишет в «Житии Феодосия» о его матери, а в новелле об обретении мощей Феодосия - о Марии, супруге Яна, которая была похоронена напротив гроба Феодосия через день после его перезахоронения [Ип., 203-204].
46____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
о немъ же преже сказахомъ») и который станет ориентиром, уточняющим местоположение будущих «кумиров Владимира» («и постави кумиры на холъму, вне двора теремнаго»). Точно так же и «Перунов холм», только упомянутый при описании ратификации договора 6453/945 г., обретает свой истинный смысл в качестве языческого капища уже при Владимире. Однако автор, упреждая события, тут же говорит о последующем искуплении пролитой жертвенной крови («на томъ холме ныне церкы есть святаго Василья, якоже последе скажемъ»), что позволяет ему уточнить место действия для читателя и в то же время подчеркнуть отдаленность этого действия во времени. Подобную же роль играет и вскользь брошенное примечание к имени Рогнеды, «юже посади на Лыбеди, идеже есть ныне сельце Предславино», подготавливая тем самым внимание читателя к событиям 1015-1016 гг., в которых активным действующим лицом выступала дочь Владимира, Предслава/Передслава.
Также этот автор поступил и в рассказе о мучениках-варягах, искусно предпослав ему топографическую привязку к храму Богородицы Десятинной, «юже създа Володимиръ» [Ип., 69]. Этот рассказ, отмеченный стилистическими особенностями «краеведа», как и обрамляющие его краткие заметки о походах Владимира, представляет безусловный интерес своей последовательно проводимой идеей, что «теломъ апостоли суть зде не были», находящейся в полном согласии с его же дополнением к рассказу о «грамоте словенской» и в резком противоречии с «хождением» апостола Андрея, еще раз подчеркивая неизвестность ему данного сюжета, который одним из последующих авторов в конце XII в. был подведен к его «горам Киевским». Что же касается легенды о построении Владимиром Десятинной церкви на том месте, где по преданию погибли мученики-варяги («бе же варягь тъ пришел от грекъ»), то она оказывается тесно связанной с «варягами» Ярослава и Владимира, а потому и не могла возникнуть ранее первой половины XII в., когда русская Церковь стала обзаводиться собственными мартирологами.
Завершив цикл рассказов о Владимире-язычнике его возвращением в Киев с Добрыней после похода на болгар, «краевед-киевлянин» самой логикой повествования должен был перейти к рассказу об обращении князя. Два сочинения, которые исследователи традиционно выделяют из состава ПВЛ как имеющих собственное происхождение и свою литературную судьбу, - «Испытание вер» и «Речь философа» - до сих пор остаются в определенном смысле «камнем преткновения», поскольку в них
КРАЕВЕД-КИЕВЛЯНИН В ПВЛ____________________
47
можно усмотреть самостоятельные произведения 22, привлеченные составителем ПВЛ и адаптированные им для рассказа о крещении Владимира. Специально занимавшийся языком «Речи философа» А.С.Львов нашел в ней элементы западнославянские, восточноболгарские, греческие и русские, заключив, что первоначально она была написана на греческом языке Константином-Кириллом, переведена Мефодием для мораван, использована в Болгарии, а затем, будучи переработана русским книжником, прижилась на Руси «не позднее середины XI в.» 23 Но так ли это? Основанием подобной датировки для филолога стала работа И.П.Еремина о сочинениях Феодосия Печерского, в частности, «Слова о латинех», фрагмент которого, по словам автора, оказался интерполирован в «Речь философа»24. Однако здесь безусловная ошибка, поскольку текстуальные совпадения двух фрагментов «Слова к Изяславу о латинех» находятся не в «Речи философа», а в «Исповедании веры», преподанном Владимиру в Корсуни25, где они выглядят явной интерполяцией, одна из которых приурочена к осуждению иконоборчества, а другая - к расколу между восточной и западной Церковью, о чем я скажу ниже. Что же касается собственно «испытания вер» и «речи философа», то, будучи органично слиты с окружающими текстами, они, скорее всего, были подвергнуты литературной обработке тем же «краеведом». Это подтверждается параллелями с принадлежащими ему текстами, вроде фразы «еяже нелзе писати срама ради» [Ип., 72], повторенной в рассказе о «детище», выволоченном рыбаками из Сетомли («а иного нельзе казати срама ради» [Ип., 153]), и оборотом «бе бо сам любяше», характерным для этого автора. Однако и здесь можно найти следы поздней редактуры вроде фразы о «болгарех веры Бохъмичей» в «испытании вер», которые, по-видимому, заменили стоявших здесь изначально «козар». В этом плане особенно примечателен эпизод с развернутой перед Владимиром «запоной», несущей изображение Страшного суда [Ип., 92], которая, надо думать, являлась обязательной принадлежностью странствующих миссионеров не только при жизни «краеведа», но и гораздо раньше. И всё же, прототипом данного «философа» вряд ли мог быть Константин-Кирилл, даже если видеть здесь отражение его деятельности в Моравии или Болгарии, как потому, что в Моравии его задачей было обеспечение
____________________
22 Шахматов А.А. Разыскания…, с. 147-154.
23 Львов А. С. Исследование Речи философа. // Памятники древнерусской письменности. М., 1968, с. 333-396).
24 Там же, с. 396.
25 Еремин И.П. Литературное наследие Феодосия Печерского. // ТОДРЛ, V, М.-Л., 1947, с. 162.
48____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
уже существующей Церкви богослужебными книгами, так и потому, что для обращения в христианство Бориса-Михаила таких увещеваний уже не требовалось.
Естественным продолжением новеллы о крещении Владимира, скорее всего, лишь пересказанной «краеведом», являются ст. 6495/988 и 6496/989 гг., содержащие историю выбора веры и так называемую «Корсунскую легенду», заключающую в себе рассказ об осаде Корсуня, требовании «царской невесты», крещении Владимира, возвращении в Киев, низвержении кумиров, распределении городов между сыновьями и начале войн с печенегами. В отличие от изложения Священной истории, рассказ об осаде Корсуня был заимствован «краеведом» у одного из своих предшественников, о чем свидетельствуют характерные для него дополнения, комментарии и полемика, проступающие в тексте «крести же ся в церкви святое Софьи, и есть церкви та стояще в Корсуни граде, на месте посреде града, идеже торгь деють корсоуняне; полата Володимеря воскраи церкви стоить и до сего дни, а цесаричина полата за олътаремь». И тут же он заключал категорически: «Се же не сведуще право глаголють, яко крестился есть в Кыеве, инии же реша - в Василеве, друзии же реша инако сказающе; крещену же Володимеру в Корсуни» [Ип., 97].
Не подвергая специальному критическому рассмотрению вопрос о действительном месте крещения Владимира, чему по-священа обширная литература, хочу обратить внимание исследователей на некоторые факты, в частности, на «церковь святой Софии» и стоящее рядом с нею упоминание «Василева» в качестве ее возможного местонахождения. Попытку Д.С.Лихачева истолковать последний топоним как неправильно понятый греческий термин "базилика", т.е. 'церковь'26, вряд ли можно считать продуктивной уже по одному тому, что крещение и так подразумевалось совершаемо в церкви. Здесь же отголосок совсем иной ситуации. Учитывая значение, которое придавалось крещению князя росов и его беспрецедентной женитьбе на византийской принцессе (в первую очередь, за получение Константинополем срочной военной помощи в виде десятитысячного корпуса росов), можно полагать, что обе церемонии (крещение и бракосочетание) имели место не в захолустном Корсуне, а в центральном храме столицы империи, Цесареграде, что является точной калькой греческого
27, при последую____________________
26 Лихачев Д.С. Комментарии. // Повесть временных лет, т. 2. М.-Л., 1950, с. 338
27 Львов А. С. Лексика «Повести временных лет». М., 1975, с. 197-197, который приводит в подтверждение мнения П.И.Савваитова и М.Фасмера.
КРАЕВЕД-КИЕВЛЯНИН В ПВЛ____________________
49
щей редактуре превратившегося в «Василев». Поскольку же память об этом событии уже почти стерлась, то упоминание в предшествующем тексте было понято «краеведом» как указание на пригород Киева.
Однако самой примечательной чертой поучения, преподанного Владимиру при крещении, оказывается его яркая антилатинская направленность, проступающая во вставке, разорвавшей «символ веры» и вряд ли принадлежащей перу «краеведа» («не приимаи же от латыне оучения, их же оучение развращено: влезъше бо вь церковь, не покланяються иконамъ, но стоя поклониться, напишеть крест на земли и целуеть, и вьстанеть простъ ногама на немь, да легь целуеть, а вьставь попираеть» и пр. [Ип., 100]. Такая позиция по отношению не только к латинянам, но и к другим религиям, прослеживаемая здесь, требует нового специального рассмотрения, которое может привести к пересмотру традиционных взглядов на время сложения окончательной редакции ПВЛ, поскольку попытки связать эти выпады с известным «Вопрошанием Изяслава Ярославича о латинстей вере» 28 были в свое время подвергнуты уничтожающей критике в работе К.К.Висковатого, показавшего принадлежность этого поучения не Феодосию Печерскому, а Феодосию Греку, писателю второй половины XII в. 29 Другими словами, эта вставка может служить достаточно веским аргументом в осторожно высказанном А.Г.Кузьминым предположении о возможности окончательного сложения текста ПВЛ уже к 1204 г.30
Исход Владимира из Корсуня с «царицей», Настасом Корсунянином, мощами Климента и всем прочим, что было захвачено в качестве военного трофея, передан «краеведом» в характерной для него обстоятельной «топографической» манере с указанием, что поставленная Владимиром в Корсуне на украденной «приспе» церковь Иоанна Предтечи (в честь чего?) «стоить и до сего дни», а привезенные им оттуда «4 коне (иконы? - А.Н.) медяны, иже и ныне стоять за святою Богородицею, якоже не ведуще мнятся мраморяны суща» [Ип., 101]. Триумфальное возвращение князя в Киев позволило автору свести воедино намеченные ранее сюжетные линии путем «свержения Перуна», поставления церкви святого Василия, о которой было заявлено много ранее, и рассредоточения по городам сыновей Владими____________________
28 Еремин И. П. Из истории древне-русской публицистики XI в. // ТОДРЛ, II, М.-Л., 1935, с. 21-38.
29 Висковатый К. К вопросу об авторе и времени написания «Слова к Изяславу о латинех». // Slavia, XVI. Praha, 1938, S. 535-567.
30 Кузьмин А.Г. К вопросу о происхождении варяжской легенды. // Новое о прошлом нашей страны. М., 1967, с. 53.
50____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
ра, общее количество которых только теперь достигло 12 человек 3l. Насколько такое распределение «столов» соответствует представлениям первой четверти XII в., показывает тот факт, что Святополку Владимировичу достался г. Туров, где в конце XI в. находился другой Святополк, сын Изяслава Ярославича [Ип., 199 и 208]. Естественно, что исследователь не имеет права использовать эти перечни имен и распределение княжений в качестве исторического источника, не доказав предварительно их достоверность или хотя бы возможность данных княжений, ссылаясь лишь на «припоминания» поздних списков ПВЛ, как то делается до сих пор весьма часто. К тому же стоит напомнить, что современник Владимира, Титмар из Мерзебурга, насчитывает у него только трех сыновей, из которых один - Святополк - был женат на дочери Болеслава Храброго 32.
Примечательной чертой Корсунской легенды и всего цикла сюжетов, связанных с принятием Владимиром христианства, начиная со сказания о варягах-мучениках, оказывается отсутствие имени Добрыни, выступавшего ранее в качестве «кормильца» ('дядьки') князя. Между тем, этот цикл, похоже, имел продолжение, поскольку тот же «краевед», как известно, отправил Добрыню на посадничество в Новгород для установления там культа Перуна [Ип., 67]. Подтверждением такому предположению может служить разработанная для Новгорода версия о «низвержении кумиров» по образцу киевского сказания, где главным действующим лицом оказывается Иоаким (Аким) корсунянин 33. Ее отражением является известный сюжет Иоакимовой летописи о крещении новгородцев Добрыней и Путятой, возможно, заимствованный из того же цикла сказаний, однако дополненный столь любимыми «краеведом» топографическими ориентирами и, что особенно важно, фрагментом сообщения некоего духовного лица об исполнении им данной миссии. Этот текст носит характер явного заимствования из подлинного донесения или отчета и вряд ли был сочинен позднейшим
____________________
31 Искусственность последнего списка в подражание «12 сыновьям Измайловым» хорошо продемонстрирована И.Н.Данилевским (Данилевский И.Н. Библеизмы Повести временных лет. // ГДРЛ, сб. 3. М., 1992, с. 93), тем более, что историки не знают ни Станислава, ни Позвизда, тогда как о Вышеславе и Святославе известно только на основании слов самого «краеведа».
32 Thietmari Merseburgensis episcopi chronicon, VII, 72 (далее - Thietmari chronicon); Назаренко А.В. Немецкие латиноязычные источники IX-XI веков. М., 1993, с. 140.
33 Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов, М.-Л., 1950, с. 159-160.
КРАЕВЕД-КИЕВЛЯНИН В ПВЛ____________________
51
книжником, как были сочинены «договоры» 907 и 971 гг.: «Мы же стояхом на торговой стране, ходихом по торжисчам и улицам, учахом люди, елико можахом. Но гиблюсчим в нечестии слово крестное, яко апостол рек, явися безумием и обманом. И тако пре-быхом два дни, неколико сот крестя»34.
Возвращаясь к творчеству «краеведа-киевлянина», надо отметить, что рассказ о крещении Владимира в Корсуне положил начало новой сюжетной линии, определяемой Настасом Корсунянином и «корсунскими попами», выведенными в Киев с иконами, книгами и предметами культа. Развитием этой темы, началом которой можно считать рассказ о варягах-мучениках («и бяше варягь один, бе дворъ его, идеже бе церкви святыя Богородица, юже созда Володимиръ; бе же варягь тотъ пришелъ от грекъ и держаше веру в тайне крестьяньскую, и бе оу него сынъ, красенъ лицемъ и душею»), стала история строительства «церкви святыя Богородица», ее украшения и установления к ней десятины от всех городов русских, изложенная в ст. 6499/991 и 6504/996 гг. и дополненная рассказом об установлении праздника Преображения Господня, нищелюбии и дружинолюбии Владимира [Ип., 109-111]. Свое завершение эта сюжетная линия получила только в ст. 6526/1018 г., где сказано, что Болеслав I, уходя из Киева, «воизма имение, и бояры Ярославле, и сестре его две, и Настаса пристави десятиньнаго к имению, бе бо ся ему вьверилъ лестью» [Ип., 131]. Таким образом, не приходится сомневаться в разработке всей композиции «краеведом», тем более, что в указанных статьях хорошо прослеживается его «почерк» («бе бо праздник преображению Господню въ день, егда си бысть сеча», «бе бо любяше Володимиръ дружину… и бе живя с князи околными») [Ип., 109 и 111]35. Вместе с тем, стилистическое единство текста о Владимире и его особенности, повторяющие особенности структуры фраз и лексику основного текста «Корсунской легенды», заставляют предполагать, что «краевед-киевлянин» в ряде случаев и здесь использовал текст своего предшественника.
Такой взгляд находит определенную поддержку в разрывах текста, перемежающегося рассказами о военных столкновениях с печенегами, которые оказываются как бы второй сюжетной линией, заявленной в конце ст. 6496/988 г. известием о строительстве городов «по Десне и по Устрьи (т.е. по р. Остер, притоку Десны.
____________________
34 Татищев В.Н. История Российская, т. I. М.-Л., 1962, с. 112-113.
35 Об анахронизме упоминания «Андриха Чешьского», правившего в 1012-1033 гг., см.: Королюк В.Д. Западные славяне и Киевская Русь. М., 1964,с.103-104.
52____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
– А.Н.), по Трубешеви, и по Суле, и по Стугне… бе бо рать отъ печенегь, и бе воюяся с ними и одоляя имъ» [Ип., 106]). Это позволяет предположить бытование в конце XI или в первой четверти XII в. в Киеве цикла рассказов о печенегах (рассказ о воеводе Претиче, отнесенный ко времени Ольги и Святослава, о юноше-кожемяке и о «белгородском киселе»), связанных преданием с именем Владимира, который, тем не менее, не выступает в них главным действующим лицом (в первом случае он только назван, а последний сюжет прямо связан с его отсутствием), что напоминает поздние былины, где действие только приурочено к «пирам князя Владимира». Судя по живости рассказов о печенегах, все они принадлежат перу «краеведа», использовавшего их для литературной мотивации поступков своих героев: в первом случае для возвращения Святослава Игоревича из Болгарии, чтобы похоронить Ольгу и распорядиться судьбами своих детей и Русской земли; во втором случае, чтобы объяснить имя Переяславля Южного (город на Трубеже!). С другой стороны, история об основании Переяславля и рассказ о «белгородском киселе» 36, который должен был читаться следом за сообщением о заложении Белгорода, представленном сейчас краткой заметкой в ст. 6500/992 г. Всё это позволяет думать, что изначально они составляли цикл, рассказывающий о строительстве городов на южных рубежах в связи с печенежской опасностью, - цикл, подчеркнуто легендарный, в котором имя Владимира оказывается лишь одним из элементов используемой «знаковой системы» или «клише».
Но вернемся к завершающей части ст. 6505/997 г., которая представляет интерес как мыслью о превосходстве человеческого фактора над материальным («яко сребромъ и златомъ не имамъ налести дружины, а дружиною налезу сребро и злато» [Ип., 111]), что подтверждается позднее судьбою изгнанного Изяслава Ярославича («иде в Ляхы со имениемь многимъ… оуповая богатьствомъ многымь, глаголя, яко симь налезу воя, еже взяша оу него ляхове, показаша ему путь от себе» [Ип., 173]) и скептическим вердиктом «немецких послов» под 6583/1075 г. («се бо лежить мертво; сего суть кметье лучьше, мужи бо доищуть и болша сего» [Ип., 190]), так и наличием проступающих здесь «двух итогов» жизни и деятельности Владимира. Похоже, что «краевед-киевлянин», перерабатывая текст своего предшественника и завершая рассказ о князе любовным отношением его к дружине, с ко____________________
36 Обработка данного сюжета «краеведом» проступает с первых строк характерными его уточнениями, «бе бо рать велика», «бе бо голодь великъ вь граде», «бе бо погребено», хотя эти наблюдения и не распространяются на весь текст.
КРАЕВЕД-КИЕВЛЯНИН В ПВЛ____________________
53
торой тот советовался об «уставе земляном и о ратехъ», а также жизнью в мире и любви с «околными князи», захотел сохранить и прежнюю концовку, сообщавшую о попытке судебной реформы князя. В результате завершающая фраза «и живяше Володимиръ по строенью дедню и отню» оказалась в разительном противоречии со всеми предшествующими действиями князя, прямо отрицающими прежний языческий порядок.
Столь преждевременное подведение итогов деятельности Владимира объясняется не просчетом «краеведа», а отсутствием у него материала для рассказа о последующих восемнадцати годах жизни князя. Не было таких сведений и в текстах его предшественников, хотя именно здесь можно было бы ожидать цикл «печенежских» новелл, рассказывающих о построении городов и обороне южных рубежей от набегов. Поэтому после легенды о «белгородском киселе» и вплоть до рассказа о смерти Владимира всё пространство ПВЛ занято воистину «пустыми годами», изредка перемежающимися краткими заметками, почерпнутыми, скорее всего, из архива Десятинной церкви. В результате остается думать, что и сама смерть Владимира «на Берестовом», послужившая «краеведу» основанием для обширного панегирика киевскому князю [Ип., 115-118] (сокращенного в Лавренть-евском списке ПВЛ), перекликающегося по содержанию и стилю с «похвалой Ольге» [Ип., 55-56], открывала собой отдельное повествование о Ярославе и его борьбе со Святополком, став завязкой очередного сюжета.
Последнее кажется тем более вероятным, что Ярослав появляется в тексте ПВЛ как deus ex machina, пусть даже и упомянутый в «распределении столов» в конце ст. 6496 г. Описание ситуации 6522/1014 г., что «Ярославу сушу въ Новегороде, и оурокомъ дающю 2000 гривенъ от года до года Кыеву, а тысячю Новегороде гривенъ раздаваху, и тако даху вси посаднице новьгородьстии, а Ярослав поча сего не даяти Кыеву отцю своему» [Ип., 114-115], оставляет читателя в неведении, по какой причине Ярослав отказался от ежегодных выплат Киеву после 25 лет княжения в Новгороде (если следовать ст. 6496/988 г.). Впрочем, еще более загадочно, что он делал в эти годы. Если учесть, что общая сумма лет его княжения равна 40 годам, а умер он 76 лет в 1054 г., то получается, что на княжеский престол Ярослав вступил в 1014/1015 г. в возрасте 36 лет, о содержании которых никто ровным счетом ничего не знал уже в конце XI в. (или еще позднее?), когда работал «краевед-киевлянин».
Отсюда можно заключить, во-первых, что в его руках был текст, рассказывающий о событиях, последовавших за смертью Владимира, центральной фигурой которых был Ярослав и пред54____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
принятые им шаги к овладению киевским престолом, а, во-вторых, этот текст был или дефектным, или вся его предшествующая часть по каким-то причинам была отброшена переработчиком. Последнее можно понять из настойчивых указаний на родственные отношения между Владимиром и Ярославом уже в ст. 6522/1014 г., когда отказ давать «урок» Киеву сопровождается пояснением «отцю своему», а приказ Владимира «мосты мостить» - пояснением «хотяше бо ити на Ярослава, на сына своего» [Ип., 115].
Трудно сказать, что своего внес «краевед», приступая к описанию борьбы Ярослава со Святополком, поскольку он заранее готовил к ней своего читателя, начав с рассказа о борьбе Яро-полка с Олегом, где впервые появляется «расстриженная грекиня», становящаяся после гибели Ярополка матерью Святопол-ка, обреченного по замыслу автора нести в себе «корень зол». Поскольку вся эта расстановка и предопределенность действующих лиц оказывается подчинена, в конечном счете, сюжетной схеме «Сказания о Борисе и Глебе», можно думать, что весь рассказ о смерти и похоронах Владимира принадлежит нашему автору, в том числе версия о нахождении Святополка в Киеве («и бе бо Святополкъ в Кыеве»), противоречащая «Чтению о Борисе и Глебе» Нестера/Нестора, и последующая «рокировка», сделавшая Святополка противником Ярослава. Об этом говорит летописная «Повесть об убиении Бориса и Глеба», являющаяся сокращенной переработкой текста «Сказание и страсть и похвала святюю мученикоу Бориса и Глеба» (далее - «Сказание о Борисе и Глебе»)37, которая разорвала его текст, продолжающийся с повтора, что по вокняжении в Киеве Святополк «созвавъ люди и нача даяти овемь корьзна, а другимъ кунами» [Ип., 127], как то нашло свое отражение в начальных строках «Повести об убиении…»: «седе в Кыеве по отци своемь, и созва кыяны, и нача имение имь даяти» [Ип., 118].
Указание на Святополка, захватившего Киев, в качестве противника Ярослава (в соответствии со «Сказанием о Борисе и Глебе») с неизбежностью ставит вопрос о времени сложения и переработки всего этого комплекса сведений о событиях 1015-1019 гг., поскольку современник этих событий, оставивший их описание, Титмар, епископ Мерзебурга, сообщает, что к моменту смерти Владимира «его королевство» было разделено между двумя сыновьями, в то время как третий, Святополк, был заключен вместе с женой, дочерью Болеслава I, в темницу, из которой сумел освободиться только некоторое время спустя после
____________________
37 Успенский сборник…, с. 42-58.
КРАЕВЕД-КИЕВЛЯНИН В ПВЛ____________________
55
смерти отца и тотчас же бежал к своему тестю в Польшу38. Факт этот чрезвычайно важен, поскольку объясняет, почему Святополк не принимал и не мог принимать участие в событиях, имевших место по смерти Владимира, вплоть до того момента, когда в результате поражения Ярослава на Волыни в 1018 г. Болеслав вернул его на несколько месяцев снова в Киев 39, о чем сообщает и ПВЛ [Ип., 130-131].
Но если это так, то как могли об этом забыть киевляне, жившие всего полвека спустя? Или же это означает, что «краевед» выполнял «социальный заказ» после 1115 г., когда произошла окончательная канонизация Бориса и Глеба в Вышгороде, когда было написано «Сказание…», а Святополк окончательно стал «окаянным»? Конечно, можно предположить, что Титмару было известно только о заключении Святополка в темницу вместе с женой и епископом Рейнберном, но не об обстоятельствах и времени его освобождения, что могло произойти ранее смерти Владимира, а его бегство в Польшу последовало только после поражения, нанесенного ему Ярославом у Любеча, однако всё это относится к области догадок. Между тем, вопрос этот связан не только со «Сказанием…», но и с текстом, который предшествовал включению в ПВЛ Повести об убиении Бориса и Глеба, поскольку в ней уже зафиксирована именно такая расстановка сил. Очень похоже, что она потребовала и значительной переработки (адаптации) рассказа о Ярославе и варягах в Новгороде, который представлен во фрагментарном виде, как и текст ст. 6524/1016 г., являющийся естественным его продолжением, известный в двух версиях - киевской [Ип., 129] и новгородской [НПЛ, 15 и 174-175], где у Святополка оказывается воевода Владимира «Волчий Хвост», упомянутый в ст. 6492/984 г. о походе на радимичей [Ип., 71] тем же «краеведом».
На этом странности не кончаются. Трудно понять причину, по которой автор, приведя Ярослава в Киев после Любечской битвы, посчитал нужным указать его возраст («бе же тогда Яро-славъ лет…»), который в Ипатьевском списке «по соскобленному» читается как «18», в Хлебниковском и Погодинском - «28», тогда как, исходя из итоговой цифры в 76 лет к моменту смерти в 1054 г., Ярославу к моменту вступления в Киев должно было быть 38 лет. В таком случае наличие во всех вариантах правильной цифры единиц - «8» - свидетельствует о попытках «омоложения» Ярослава позднейшими редакторами, старавшимися
____________________
38 Thietmari chronicon, VII, 73 (Назарета А.В. Немецкие латиноязычные…, с. 141).
39 Thietmari…, VIII, 32 (Там же, с. 142).
56____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
оправдать рождение у него первого сына только в 1020 г., что допустимо для 22-летнего князя, но совершенно невероятно для 42-летнего. Между тем, преклонный возраст Ярослава именно в этих пределах к моменту смерти подтверждается исследованием его скелета, равно как и сведениями о его врожденной хромоте («что приидосте с хромьцемь симь» [Ип., 129]) в результате подвывиха тазобедренного сустава40.
Статья 6526/1018 г., содержащая рассказ о поражении Ярослава Болеславом I на Волыни, на р. Буг (в результате чего Свя-тополк смог вернуться на киевский престол, где пробыл не более года41, после чего был окончательно изгнан Ярославом), занимает особое место в творчестве «краеведа-киевлянина». В ней достаточно явственно проступают использованные им тексты новгородского происхождения («посадникъ Костянтинъ, сынъ Добрынин», сбирание «скота» для варягов), завершение ранее обозначенных сюжетных линий, например, с Настасом Корсунянином, которого Болеслав уводит в Польшу, и даже собственные впечатления о неприязни киевлян «к ляхам», пришедшим с Болеславом II в Киев в 1069 г., которые он использовал, чтобы нарисовать картину бегства из Клева Болеслава I, что впервые подметил А.А.Шахматов42. Особый интерес вызывает здесь появление у Ярослава «кормильца и воеводы Буды» («и бе оу Ярослава корьмилець и воевода Боуды; и нача Буды оукаряти Болеслава, глаголя, да что ти пропоремь трескою чрево твое толъстое, бе бо великъ и тяжекъ Болеслав, яко ни на кони не моги седети, но бяше смысленъ» [Ип., 130]), описанного в столь типичных для «краеведа» выражениях, что сразу приводит на память созданного им же «воеводу Блуда» у Ярополка, задачей которого было предать его в руки Владимиру, после чего тот исчезает так же, как теперь - «Буды».
Как мне представляется, все эти наблюдения позволяют решить вопрос и о принадлежности перу «краеведа» новеллы о
____________________
40 Рохлин Д.Г. Итоги анатомического и рентгенологического изучения скелета Ярослава Мудрого. // КС ИИМК, VII, М.-Л., 1940, с. 46-57; Гинзбург В.В. Об антропологическом изучении скелетов Ярослава Мудрого, Анны и Ингигерд. (Там же, с. 57-66.)
41 О том, что Болеслав I находился в Киеве после победы на Буге на протяжении десяти месяцев, пишет Галл Аноним (Галл Аноним. Хроника и деяния князей или правителей польских. М., 1961, с. 36), хотя В.Д.Королюк, опираясь на показания Архангелогородского летописца (Королюк В.Д. Западные славяне…, с. 257) и мнения исследователей (там же, с. 255) почему-то считает, что в Киеве Болеслав I пробыл не более одного месяца.
42 Шахматов А.А. Разыскания о древнейших русских летописных сводах. СПб., 1906, с. 440-441.
КРАЕВЕД-КИЕВЛЯНИН В ПВЛ____________________
57
битве Ярослава на Альте со Святополком, находящейся также в составе «Сказания о Борисе и Глебе», причем представленной менее исправным текстом43, чем в ПВЛ. Обычные для «краеведа» обороты («бе же пятокъ тогда», «есть же могила его в пустыне той и до сих дней»44) и характерный для него комментарий с ветхозаветными примерами, наличествующими и в тексте «Сказания…» (которое дважды отразилось в ПВЛ - сначала в композиции и структуре повествования о Ярополке, Владимире и Ярославе, и вторично в виде переработанной «Повести об убиении…», разорвавшей текст ст. 6523/1015 г.), в ПВЛ, оставляют открытым вопрос о первоисточнике данной статьи, которая могла быть написана в связи с построением Владимиром (Мономахом) посвященной Борису церкви на Альте в 1117 г. [Ип., 285], а затем была инкорпорирована обеими произведениями. Тот же вопрос встает и по поводу рассказа о перенесении мощей Бориса и Глеба в 1072 г., принадлежащего, скорее всего, перу «краеведа», более полный текст которого сохранился на этот раз не в ПВЛ [Ип., 171-172], а в Сказании чюдесъ святою страстьрпьцю христовоу Романа и Давида45.
Современный исследователь лишен возможности хотя бы приблизительно представить объем источников, освещавших деятельность Ярослава до работы «краеведа». Однако столкновение Ярослава с Мстиславом в битве при Листвене позволило «краеведу» предпослать рассказу о нем под 6530/1022 г. новеллу о единоборстве Мстислава с Редедей, впервые введя в ПВЛ известия о Тмуторокане и о построенной там церкви Богородицы («яже стоить и до сего дни вь Тмуторокане»), вокруг которой будущий печерский игумен Никон создал монастырь46, а затем и рассказать о приходе Мстислава к Киеву. Сочетание этих двух сюжетов, первый из которых был почерпнут им, скорее всего, из того же источника, что и рассказ об избиении варягов новгородцами «на дворе парамони», а второй - из рассказов о Тмуторокане одного из персонажей, отмеченных «тмутороканскими известиями» под 6572/1064-6574/1066 гг., или даже самого Никона, демонстрирует еще раз литературную виртуозность «краеведа», одинаково использовавшего тексты своих предшественников, рассказы современников и мелкие хроникальные заметки, вроде заметки 6539/1031 г., в которой сообщается о
____________________
43 Успенский сборник…, с. 54-55.
44 «Есть же могыла его в пустыни и до сего дне» [Л., 145].
45 Успенский сборник…, с. 62-63.
46 Патерик Киевского Печерского монастыря, л. 36. СПб., 1911, с. 26.
58____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
расселении «по Рси, и суть и до сего дни» пленных поляков, выведенных из Польши Ярославом.
Признание за «краеведом-киевлянином» авторства новеллы о Мстиславе и, соответственно, содержащегося в ст. 6542/1034 г. краткого портрета-характеристики Мстислава («бе же Мьстиславъ дебелъ теломъ, чермен лицемь, великома очима, храбръ на рати и милостивъ, и любяше дружину по велику, а имения не щадяще, ни питья ни ядения не браняше» [Ип., 138]), положенного в Чернигове «вь церкви святого Спаса, юже создалъ самъ, бе бо вьздано ея при немь вьзвыше яко и на коне стоячи рукою досячи» [Ип., 138], приводит к заключению о принадлежащих ему же других трех таких же кратких портретов умерших князей в ст. 6574/1066 и 6586/1078 гг. - Ростислава Владимировича, отравленного в Тмуторокане («бе же Ростиславъ мужь добръ на рать, вьзрастом же лепъ и красенъ лицемь, милостивъ оубогимъ» [Ип., 155]), Глеба Святославича («бе же Глебъ милостивъ на оубогыя и страньнолюбивъ, тщанье имея къ церквамъ, теплъ на вероу и кротокъ, взоромъ красенъ» [Ип., 190-191]) и Изяслава Ярославича («бе же Изяславъ мужь взоромъ красенъ, теломъ великъ, незлобивъ нравомь, кривды ненавидя, любя правду, клюкъ же а немь не бе, ни льсти, но прость оумомъ, не воздая зло за зло» и пр. [Ип., 193]), причем портрет последнего сопровождается настоящим панегириком. Схожей краткой характеристикой, однако без описания физического облика, был награжден и Ярополк Изя-славич («блаженный князь Ярополкъ кротокъ, смиренъ, братолю-бивъ и нищелюбець, десятину дая от всихъ скоть своихь святей Богородици и от жита на вся лета» [Ип., 198]). И хотя последующие описания смерти князей, в том числе и Всеволода Ярославича, в имеющихся списках ПВЛ лишены подобных характеристик, их наличие в Истории Российской В.Н.Татищева позволяет предполагать здесь не смену стиля или автора, а всего только опущение их позднейшими редакторами и переписчиками.
Особенный интерес вызывает то обстоятельство, что тождественный по стилистике портрет св. Глеба оказывается приложен к «Сказанию о Борисе и Глебе» в Успенском сборнике XII-XIII вв.: «сь оубо благоверьныи Борисъ, благого корене сын, послушливъ отцю бе, покаряя ся при всемь отцю; телъмь бяше красьнъ, высокъ, лицьмь кроуглъмь, плечи велице, тънъкъ въ чресла, очима добраама, веселъ лицьмь… рода мала и оусъ младъ бо бе еще; светя ся цесарьскы, крепъкъ телъмь, вьсячьсы оукрашенъ, акы цветь цветыи въ оуности своей; в ратьхъ хъръбръ, въ съветехъ моудръ, и разоумьнъ при вьсемь, и благодать божия цветяше на
КРАЕВЕД-КИЕВЛЯНИН В ПВЛ____________________
59
немь»47, еще раз напоминая о возможности создания «Сказания о Борисе и Глебе» автором, работавшим над ПВЛ.
Завершение цикла новелл о Борисе и Глебе потребовало от «краеведа» использования «остаточных сюжетов»48 как, например, битвы с печенегами «на месте, идеже есть ныне святая Софья, митрополья Роуская; бе бо тогда поле вне града», что, с одной стороны, позволило упомянуть любимую ему Сетомлю (под 6542/1034 г.) [Ип., 138-139], а с другой - написать панегирик Ярославу, построенный на многообразных сравнениях его деятельности с деятельностью Владимира, не упустив при этом раскрыть символическое значение его градостроительной и храмоздательной деятельности: «сии же премудрый князь Ярославъ того деля створи Благовещение на вратех, дать всегда радость градоу тому святым благовещениемь Господнимь и молитвою святыя Богородица» [Ип., 139].
Можно полагать, что «краеведу-киевлянину» принадлежит и восторженный гимн «оучению книжному» и книгам: «се бо суть рекы, напаяющи вселенную всю, се суть исходяща мудрости; книгамъ бо есть неищетная глубина» и пр. Устроение монастырей святого Георгия и святой Ирины в Киеве, за которым находится «могила Дирова», как это было упомянуто еще в ст. 6390/882 г. о захвате Киева Олегом, украшение Софии Киевской, умножение церковных школ, «понеже тому есть поручено Богомъ», - всё это можно посчитать заключительным аккордом к повествованию о Ярославе, если бы не наличие кратких хроникальных записей о событиях последующих десятилетий, которые частично вошли в новеллы, а частично заполнили разрывы «пустых лет», причем их становится всё меньше по мере приближения к событиям, которые он описывал уже как современник.
Одним из первых таких примеров является ст. 6552/1044 г., где в числе прочих кратких известий сообщалось о вокняжении Всеслава Брячиславича, князя полоцкого, о котором «краевед» не преминул сообщить, что он рожден был от волхования, родился в «сорочке» («язвено»), которую «носил до смертного дня на собе» и «немилостив бысть на кровопролитье» [Ип., 143]. Поскольку Всеслав умер 14.4.1101 г., эту дату можно было бы посчитать в качестве terminus post quern работы «краеведа». Одна____________________
47 Успенский сборник…, с. 58.
48 Если это опять-таки не результат сокращений и перемещений текста последующими редакторами, оставившими от целостного, широкомасштабного произведения «краеведа» только «лоскутное одеяло» отдельных сюжетов.
60____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
ко в Лаврентьевском списке сохранился более исправный текст, содержащий почерк «краеведа», в котором говорится, что «язвено» «носить Всеславъ и до сего дне на собе, сего ради немилостивъ есть на кровьпролитье» [Л., 155], подтверждая предположение, что запись была сделана еще до смерти Всеслава в последней четверти XI в.
Другой пример, когда краткая заметка предшественника побудила «краеведа» к помещению за ней первой части «Жития Феодосия», может служить ст. 6559/1051 г. о поставлении в святой Софии митрополитом Илариона, руками которого на холме, «кде ныне ветхыи манастырь Печерьскыи «…» бе бо ту лесъ великъ», была ископана первая «печеръка» в 2 сажени, куда пришел будущий первый его игумен Антоний и от которой получил свое начало сам Печерский монастырь.
Текст этот впервые со всей остротой ставит вопрос об идентификации «краеведа» и Нестера/Нестора, которому без сомнения принадлежит и сама история Печерского монастыря, продолженная под 6582/1074 г. рассказом о его черноризцах и успении Феодосия, а под 6599/1091 г. - об обретении мощей Феодосия. Принадлежность всех трех новелл Нестеру/Нестору удостоверяется единым стилем повествования от первого лица, биографическими подробностями и наличием имени Нестера/Нестора в этих новеллах, вошедших в состав «Жития Феодосия» Успенского сборника XII-XIII вв и Патерика Киево-Печерского монастыря. Вместе с тем, на возможность идентификации «краеведа» и Нестера/Нестора указывает синтагма «до сего дне», присутствующая в тексте ст. 6559/1051 г. («исъкопаша печеру велику, и церквь, и келья, яже суть и до сего дни»; «в ней же лежать мощи его и до сего дни» [Ип., 145 и 146]) и ст. 6582/1074 г. («и есть манастырь святое Богородице на Болдинахъ горахъ и до сихъ днии» [Ип., 185]).
Это последнее использование данной синтагмы, датируемое не ранее середины 90-х гг. XI в., может быть объяснено по-разному, однако проще всего думать, что переход к более близким по времени сюжетам сделал ненужным такое дистанцирование, как и приурочение событий к современной автору топографии Киева, т.е. свидетельствуя скорее об одном, нежели о двух авторах, подтверждением чему может быть и сохранение повествования от первого лица вместе с биографическими подробностями последующих сюжетов. К ним относится рассказ о нападении половцев в 6604/1096 г. на Печерский монастырь, где указано, что в это время «намъ сущимъ по кельям почивающимъ по заутрени «..» нам же бежащимъ за домъ монастыря, а другымъ оубегшимъ на полате» [Ип., 222], а также краткий, но теплый паКРАЕВЕД-КИЕВЛЯНИН В ПВЛ____________________
61
негирик под 6614/1106 г. «старцу Яню» (отнюдь не «Вышатичу», который в то же лето гнался за половцами до Дуная): «В се же лето преставися Янь старець добрый, живъ леть 90, въ старосте мастите; живъ по закону Божию, не хужии первыхъ праведникъ, оу него же азъ слышахъ многа словеса, яже вписахъ в летописиць; бе бо мужь благь и кротокъ, и смеренъ, отгребаяся от всякоя вещи, его же и гробъ есть в Печерьскомь монастыре оу притворе, идеже лежить тело его, положено месяца июня въ 24» [Ип., 257]. Поскольку о дружбе Феодосия с семьей этого «Яня» (и, таким образом, о своей с ней дружбе) под 6599/1091 г. рассказывал «ученик Феодосия», в котором у нас есть все основания видеть Нестера/Нестора, эта заметка опять поднимает вопрос об идентификации его с «краеведом».
В чем здесь сложность?
Главным препятствием на пути такого отождествления «ученика Феодосия», как рекомендует себя автор новеллы об обретении его мощей [Ип., 204], с автором «Жития Феодосия» в том виде, в котором оно известно в Успенском сборнике XII-XIII вв. и в Патерике Киево-Печерского монастыря, оказываются необъяснимые противоречия упоминаемых фактов, систематизированные в последнее время А.Г.Кузьминым49. Действительно, эти расхождения необъяснимы, если полагать зависимость текста ПВЛ от редакции «Жития…» Патерика Киево-Печерского монастыря или даже Успенского сборника. Однако их можно объяснить позднейшими переработками50, особенно ярко проступающими в лексике и стилистике этих текстов, сохранивших очень мало общего с тем, что мы находим в ПВЛ. Наоборот, отсутствие имени автора в текстах ПВЛ и ряд неизбежных сокращений для использовании этих текстов в «летописце», над которым, как свидетельствует сохранившаяся фраза в списке Воскресенской летописи «азъ же грешный, иже и летописание се въ то время писахъ, вземъ мотыку, начахъ прилежно копати»51, работал Нестер/Нестор, дает все основания рассмат____________________
49 Кузьмин А.Г. Начальные этапы…, с. 146-147 и др.
50 Одним из таких противоречий является вопрос о том, кто хоронил Ярослава - Всеволод, как это следует из новеллы ПВЛ, или Изяслав, как сообщает «Житие Феодосия». Автор рассказа о смерти Ярослава объясняет этот факт отсутствием Изяслава и Святослава в Киеве, однако кто-то из последующих обработчиков «Жития…» в Печерском монастыре, многим обязанном Изяславу, мог посчитать это ошибкой и «нарушением субординаци», которую и исправил.
51 ПСРЛ. т. 7, с. 5; в Ипатьевском списке - «азъ же вземь рукалью (т.е. рогалью. - А.Н.) начахъ рамяно копати» [Ип., 201]
62____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
ривать «краеведа» в качестве его alter ego. Однако не будем торопиться.
Смена сюжетов, обусловленная переходом повествования к событиям более близкого к рассказчику времени, означает и смену примет, на которые может опираться исследователь ПВЛ. Таким ориентиром, начиная со смерти Ярослава в 6562/1054 г., становится, в первую очередь, выделение его сына Всеволода указанием, что тот «бе бо любимъ отцемь паче всея братья» [Ип., 150]. Последнее может свидетельствовать не только о действительном факте (младший, т.е. последний сын у престарелого отца безусловно становится любимцем), но и о личном расположении автора ко Всеволоду, что позднее получает свое выражение в написанном им панегирике этому князю под 6601/1093 г.: «Сии благоверный князь Всеволодъ «…» любимъ бе отцемь своимъ; яко глаголати отцю его к немо: сыну мои, благо тобе, яко слышу о тобе кротость и радуюся, яко ты покоиши старость мою; аще ти Богъ подасть прияти власть стола моего по братьи своей с правдою а с ненасильемь, то егда Богь отведеть тя от житья твоего, то ту ляжеши, идеже азъ, оу гроба моего, понеже люблю тя паче братья твоея» [Ип., 207-208], - симпатия, которая в последующем переходит у автора и на сыновей Всеволода, Владимира и Ростислава.
Вместе с тем, в описании княжеских похорон у этого автора прослеживается определенное клиширование, впервые встреченное при описании похорон Ярослава: «Всеволодъ же спрята тело отца своего, вьзложивъ на сани и повезоша Кыеву, Попове по обычаю песни певше, и плакашеся по немь людье»52 [Ип., 150-151]. Эти «обычныя песни», т.е. обрядовые, впервые появляются при описании киевской Софии, созданной Ярославом («в ней же обычныя песни Богу вьздають в годы обычныя» [Ип., 141]), затем при описании погребения Всеволода в 6601/1093 г. («вземше тело его с обычними песми и положиша оу святой Софьи» [Ип., 208]), Ростислава Всеволодовича в том же 6601/1093 г. («и песни обычныя певше, и положиша и въ церкви святое Софье, у отца своего» [Ип., 212]), Святополка Изяславича в 6621/1113 г. («и плакашеся по немь бояре и дружина его вся, певше над нимь обычныя песни» [Ип., 275]), и Владимира Всеволодовича в 6634/1126 г. («и спрятавше тело его, положиша у святей Софье, въ отьца Всеволода, певше обычныя песни над нимъ» [Ип., 289]), после чего данная синтагма исчезает из летописи.
____________________
52 В Лаврентьевском списке: «попове поюще обычныя песни» [Л., 162].
КРАЕВЕД-КИЕВЛЯНИН В ПВЛ____________________
63
Другой возможной приметой оказывается написание имени «Иван» (при «Иоан/Иоанн» в дополнениях), одинаково характерное как для «краеведа», так и для «ученика Феодосия», причем протяженность его бытования в летописи со 6582/1074 по ст. 6632/1024 г. совпадает с использованием клише «обычныя песни».
Наличие мелких фактографических заметок между 6563/1055 и 6571/1063 гг. отмечает переход от ретроспективных сюжетов, явившихся следствием переработки имевшихся у летописца более ранних текстов, к сюжетам, которым «краевед» был сам если и не свидетелем, то современником. В первую очередь, это касается компактной группы известий 6572/1064 - 6574/1066 гг. о событиях в Тмуторокане, о которых «краевед», будучи монахом Киево-Печерского монастыря, мог узнать как от игумена Никона до его смерти в 1088 г., так и от знакомых ему участников событий, начиная с Порея, Вышаты, Яна Вышатича, Чудина и кончая самим Святославом Ярославичем, посещавшим Печер-ский монастырь. Эти «тмутороканские известия», сохранившиеся в ПВЛ, похоже, далеко не в полном своем объеме, содержат имена киевлян, с которыми читатель встречается в последующих рассказах о событиях в Киеве и в его окрестностях, в ряде случаев переданных с конкретностью очевидца. Речь идет здесь не только о «детище, вьвержено в Сетомле», которого «позоровахомъ и до вечера» 53, но, в первую очередь, о волнениях в Киеве конца 60-х годов, переданных им со слов очевидца, находившегося рядом с Изяславом, когда на княжий двор ворвались мятежные киевляне: «а кьнязю изо оконца зрящу и дружине стоящи оу князя; рече Тукы, Чюдиновь брат, Изяславу: видиши, княже, людье вьзвыли; поели, ать блюдуть Всеслава» [Ип., 160].
Брата Туки, Чюдина, «краевед» не оставит упомянуть и под 6580/ 1072 г. в связи с переносом в новую церковь мощей Бориса и Глеба, причем упомянуть именно по-свойски, что «бе бо тогда держа Вышегородъ Чюдинъ, а церковь - Лазорь», поскольку им не нашлось места в описании церемонии. Наконец, и «Тукы, Чюдинъ брать», и «Порей», бежавший некогда с Вышатой в Тму-торокан, названы им в числе павших в битве при Сожице 25 августа 6586/1078 г. Это последняя горстка имен, благодаря разнообразным комментариям «краеведа», протягивает невидимые нити от сюжетов середины X в. к концу XI в., цементируя повествование, и, вместе с тем, позволяет высказать предположение,
____________________
53 Обычное недоумение исследователей по поводу «недостойности» такого времяпрепровождения для монахов, основано на их собственной невнимательности к возрасту «ученика Феодосия», которому в то время было не более 10-12 лет, и он не был никак связан с Печерским монастырем.
64____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
что автор был связан с ними, быть может, но только узами знакомства, но и близкого родства, будучи представителем киевской аристократии. Косвенным образом это подтверждают и оброненные выше замечания «ученика Феодосия» о старце Яне и его жене Марии, с которыми был дружен как Феодосии, так, судя по всему, и сам автор, бывавший в их доме.
Действительно, начиная с 60-х гг. XI в., т.е. с годов детства «краеведа» (если в 1072-1073 гг. ему было 17 лет), читатель вступает в «его собственное время», заполненное множеством событий, причем основное внимание «краеведа» направлено не столько на монастырские дела, сколько на борьбу князей за власть - сначала внутри «триумвирата Ярославичей», затем между старшими и младшими князьями, и всё это на фоне обостряющихся отношений Киева и Степи. Именно теперь наиболее определенно выявляются симпатии и антипатии «краеведа», выступающего безусловным приверженцем сначала Изяслава Ярославича (с которым связана семья Тукы и Чудина), затем - Всеволода Ярославича и, наконец, - Владимира Всеволодовича (Мономаха). Наоборот, ни Святослав Ярославич, ни его сыновья, приводящие половцев в борьбе за отцовское наследие, не пользуются его симпатией и поддержкой, хотя он и не отрицает их прав на свою долю «в Руской земле».
Время жизни и работы «краеведа-киевлянина», как мне кажется, отмечено в ПВЛ также его повышенным интересом к необычным явлениям природы («детище» в Сетомли), различного рода небесным знамениям (солнечным и лунным затмениям, галло, полярным сияниям) и чудесам, а также острым любопытством к миру языческих верований, проявляющемуся в народных толках и выступлениях «волхвов», причем всему этому он пытается найти объяснение в книгах54. Первую такую заметку, сообщающую о рождении Всеслава Брячиславича «от волъхвования», читатель обнаруживает под 6551/1043 г., а первое природное «знамение не на добро» о течении Волхова вспять - под 6571/1063 г. с указанием на события 1067 г.
Ретроспективный характер таких записей спустя много лет после событий подтверждается как отказом автора точно дати____________________
54 С этим кругом известий связана редкая лексема «невеглас/невеголос». Она присутствует в ст. 6415/907, 6488/980, 6491/983, 6496/988, 6572/1065, 6579/1071 и 6623/1115 гг., означая не только 'невежд', но также людей суеверных, и, по мнению А.С.Львова, была заимствована в древнерусскую письменность и обиход из чешского языка (Львов А. С. Лексика «Повести временных лет». М., 1975, с. 337-338).
КРАЕВЕД-КИЕВЛЯНИН В ПВЛ____________________
65
ровать астрономические события, заметив только, что они произошли «в та же времена» (под 6573/1065 г. указана комета Галлея 1066 г. и частичное солнечное затмение 22.9.1066 г.55), так и фразой «посемъ же быша усобице многы и нашестви поганых на Руськую землю» [Ип., 153], отдаляющей на десятилетия момент записи от изложенного факта. Воспоминание об этих событиях дало возможность автору, приведя обширную выписку подобных чудес из Хронографа 56, завершить статью указанием, что «знаменья бо вь небеси, или вь звездах, или вь солнци, или птицами, или етеромъ чимъ, не благо бываеть, но знамения сицева на зло бывають: или проявление рати, или гладу, или на смерть проявляеть» [Ип., 155].
Попытка М.Х.Алешковского, опираясь на такое толкование, использовать оценку знамений «не на добро» или «ово на зло, ово на добро» для «расслоения» текста ПВЛ, усваивая их разным авторам 57, оказывается не корректной уже потому, что в приведенных им примерах «на добро» он указывает явления ангельские, тогда как к противоположным отнесены все явления, нарушающие мировой порядок или же привязанные к последующим событиям, не позволяющим толковать их иначе. Так, моровая язва в Полоцке в 6600/1092 г. сопровождалась видением «конных бесов» и знамением на небе в виде круга, пожарами лесов и болот и «ратью от половець отовсюду» [Ип., 206]. «Не на добро», со ссылкой на «дни Антиоховы», было истолковано и солнечное затмение 6621/1113 г., за которым последовала смерть Святополка Изяславича и волнения в Киеве, в результате чего киевский престол занял Владимир Всеволодович (Мономах) [Ип., 274-276]. Но когда за солнечным затмением 6623/1115 г. последовала смерть Олега Святославича, эти два события не были поставлены им в причинно-следственную связь [Ип., 282], точно так же как и ранее отмеченное им затмение, внесенное в качестве дополнения к новелле 6599/1091 г. («в се же лето бысть знаменье въ солнци: погибе, мало ся его оста, акы месяць бысть в часъ 2 дне, месяца мая въ 21» [Ип., 205]), правильность указания на которое подтверждено было Д.О.Святским58.
Между тем, описывая много времени спустя знамения «в луне и солнце» февраля 6610 (т.е. уже 1103) г. автор вынужден был
____________________
55 Святский Д. Астрономические явления в русских летописях с научно-критической точки зрения. Пг., 1915, с. 129-131 и 12.
56 Шахматов А.А. Повесть временных лет. Т. I. Вводная часть. Текст. Примечания. Пг., 1916, с. 208-210.
57 Алешковский М.Х. Повесть временных лет…, с. 19.
58 Святский Д. Астрономические явления…, с. 12.
66____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
самим течением событий оговорить, что «сия видящи знаменья, благовернеи человеци съ въздыханьемь моляхуся Богу съ слезами, дабы Богъ обратилъ знаменья си на добро (т.е. изначально предполагая в них предызвещение зла. - А.Н.): знаменья бо бывають ово на добро, ово же на зло; яко и си знаменья быша на добро» [Ип., 252]. Подтверждением такого заключения («якоже скажемъ въ пришедшее лето») стал рассказ 6611/1103 г. о походе князей на половцев под Сутин, ознаменованный полной победой русских князей.
Таким образом, перед нами не различное отношение к знамениям, а их истолкование по последствиям, так что единственным изначальным знамением «на добро» можно посчитать только огненные столпы над могилой Феодосия в момент обретения его мощей и накануне событий, описанных в новелле о «походе 1113 г.», о чем я скажу ниже.
Не меньше, чем знамения, интересовали «краеведа» рассказы о «волхвах», выступающих одновременно и против «нарочитой чади», и против христианской Церкви. Трудно сказать, откуда был заимствован сюжет о движении волхвов в Суздальской земле, отмеченный «краеведом» под 6532/1024 г.; скорее всего, он почерпнул его из рассказа «старца Яна» (позднее какой-то переписчик усвоил ему отчество «Вышатич»), который рассказывал ему о своем столкновении с волхвами на Шексне в 1071 г. и об одновременном столкновении с ними Глеба Святославича в Новгороде [Ип., 164-171]. Правомерность разделения двух одноименных персонажей - «старца Яня» и «Яна Вышатича» - подтверждает тот факт, что Вышата, выступавший воеводой Ярослава в 6551/1043 г. и бежавший в 6571/1064 г. с Ростиславом в Тмуторокан, вряд ли мог иметь сына, которому в 6614/1106 г. было 90 лет (т.е. родившегося еще в 1016 г.) и за несколько недель перед смертью «угонивьше половце до Дуная» [Ип., 257].
Время, сюжеты, а, главное, писательский опыт незаметно меняют стиль и фразеологию «краеведа-киевлянина», что воздвигает существенные препятствия на пути исследователя, пытающегося и далее выделить принадлежащие ему тексты. И всё же можно думать, что его перу принадлежит не только рассказ о ляхах и Болеславе II ст. 6577/1069 г., отразившийся в новелле о Болеславе I под 6526/1018 г., но и рассказ ст. 6580/1072 г. о переносе мощей Бориса и Глеба в новую церковь «юже здела Изяславъ, яже стоить и ныне», дошедший в составе ПВЛ в сокращенном виде, тогда как полный его текст представлен в «Сказании чюдес Романа и Давыда» 59. Свое логическое завер____________________
59 Успенский сборник…, с. 62-63.
КРАЕВЕД-КИЕВЛЯНИН В ПВЛ____________________
67
шение этот рассказ получает в ст. 6581/1073 г. о распаде «триумвирата Ярославичей», где читатель находит очередное напоминание о тщете богатства и прямой укор Святославу Ярославичу, преступившему «заповедь отьню, паче же и Божию; великъ бо грехъ преступати заповедь отца своего» [Ип., 173], что одновременно связывает эту статью с «завещанием Ярослава» под 6562/1054 г. и с последствиями нарушения заповеди Сима, Хама и Афета «не преступати никомуже въ жребий братень» [Ип., 4].
Остается только гадать, почему последующие годы княжения Святослава Ярославича практически не получили отражения в летописании. На мысль о дефектности в этой части архе-типного списка ПВЛ, отразившегося во всех известных ее изводах, наводит ст. 6585/1077 г., касающаяся ситуации в Чернигове и загадочного явления «Бориса», который потом «бежа Тмутороканю к Романови». Последующий текст, отмеченный смертью Глеба Святославича, гибелью многих близких автору людей в битве на Сожице и таинственной смертью Изяслава Ярославича «на Нежатини ниве», равно как и посвященный ему удивительный по искренности и проникновенности панегирик, безо всякого сомнения принадлежат «краеведу», точно так же как и рассказ о Ярополке Изяславиче, разнесенный позднее под 6593/1085 и 6695/1087 гг. Последний любопытен не только теплотой произнесенных слов, что необычно для второстепенного, «младшего» князя, тем более выступавшего против Всеволода Ярославича, но и типичным для «краеведа» (и «ученика Феодосия») наименованием киевского митрополита Иоанна - «Иваном», как во всех его предшествующих текстах.
Если до этого момента работа «краеведа-киевлянина» представала, главным образом, в виде отдельных новелл, сохранившихся в составе ПВЛ под тем или иным годом, то, начиная со ст. 6601/1093 г., открывающейся рассказом о смерти Всеволода Ярославича с панегириком-оправданием покойного его болезнью («неведущю у болезнехъ своихъ») и вокняжением в Киеве Святополка Изяславича, перед исследователем явственно проступает единый массив «хроники княжения Святополка», написанной, однако, с неприязненных к нему позиций60.
Оснований для подобного отношения к этому князю было достаточно. Уже тот факт, что пришедших к нему «с миром» половецких послов Святополк Изяславич, «не здума с болшею дру____________________
60 Такое неприязненное отношение к Святополку Изяславичу автора рассказа о событиях его княжения отмечал еще А.А.Шахматов (Шахматов А.А. Киевский начальный свод 1095 г. // АЛ.Шахматов. 1864-1920. Сб. статей и материалов. М.-Л., 1947 (Тр. Комиссии по истории АН СССР, вып. 3), с. 159-160.
68____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
жиною отнею и стрыя своего, но светъ створи с пришедшими с нимь «…» всажа в погребъ», самонадеянно развязав кровопролитную войну, в которой вся Киевская земля оказалась разорена и погиб Ростислав Всеволодович на Стугне, не мог заслужить симпатии ни киевлян, ни летописца. Таким же оказалось продолжение, когда в 6603/1095 г. по наущению Святополка Владимир Всеволодович (Мономах) организовал убийство половецких ханов, Итларя и Китана, пришедших на переговоры, после чего был совершен набег на их беззащитные вежи и «полониша скоты, и кони, и вельблюды, и челядь». Тем самым Святополком и Владимиром было положено начало усобицы с Олегом Святославичем, отказавшимся выдать или убить находящегося у него «Итларевича» [Ип., 209-219].
Но кому принадлежит «хроника Святополка»?
С особой остротой этот вопрос встает при анализе «Повести об ослеплении Василька теребовльского», которую можно рассматривать в качестве естественного продолжения хроники княжения Святополка Изяславича в Киеве. Основанием для этого является непосредственно предшествовавший событиям (и прямо связанный с ними) княжеский съезд в Любече 6605/1097 г., который подвел итоги предшествующих усобиц, явившихся следствием смерти Всеволода Ярославича и вокняжения Святополка в Киеве. Столь четкая структурная связь сюжетов, предстающих глазу читателя единым произведением, хотя и разнесенным по годам и разорванным заметками о прочих событиях этого времени, поднимает неизбежные вопросы об авторе этой хроники, времени ее написания и появления в составе ПВЛ.
Как часто бывает, решать эти вопросы проще с конца, поскольку наличие кратких годовых заметок, дублирующих факты, описанные в хронике (6606/1098, 6607/1099 гг.), позволяет рассматривать ее текст в качестве самостоятельного произведения, написанного спустя определенное время после (или параллельно) возникновения такого хроникального «стержня», который был ею разорван, а частично и замещен. Вместе с тем, наличие параллельного датированного событийного ряда позволяет использовать итоговую фразу повести, что Давыд Игоревич получил «Дорогобужь, в нем же и помре» [Ип., 250], оказавшуюся в ст. 6608/1100 г., тогда как его смерть отмечена только 12 лет спустя, в 6620/1112 г. [Ип., 273], для отнесения времени написания «хроники» за пределы последней даты. В результате можно утверждать, что рассказ об ослеплении Василька был написан не «по свежим следам событий», на чем настаивал Б.А.Рыбаков61, a значительно позднее. Но кем?
____________________
61 РыбаковБ.А. Древняя Русь. Сказания. Былины. Летописи. М, 1963, с 277.
КРАЕВЕД-КИЕВЛЯНИН В ПВЛ____________________
69
Рассматривая ошибочность мнения о существовании «3-й редакции ПВЛ», я показал несостоятельность попыток приписать как ее, так и собственно «Повесть об ослеплении…», выступающему в ней от первого лица Василию, наместнику Святополка во Владимире Волынском. Однако есть ли какие-либо свидетельства в пользу того, что «Повесть об ослеплении Василька» принадлежит перу «краеведа», помимо факта ее органической связи с «хроникой Святополка» в целом? Такой бесспорной приметой мне представляется рассказ о депутации киевлян к Владимиру Всеволодовичу (Мономаху) с просьбой пощадить Киев и Святополка от разгрома, в которой приняли участие митрополит Николай и «Всеволожаа», мачеха Владимира, ибо он, как написал автор, «чтяшеть бо ю, яко матерь, отца ради своего, бе бо любимъ отцю своему повелику в животе и по смерти, и послуша, яко матере» [Ип., 238]. Такой пиетет к памяти отца, любимцем которого был Владимир, позволяет с известными оговорками отнести и всю повесть на счет «краеведа», поскольку, описывая процесс ослепления, автор говорит, что у Василька было порезано лицо, «и есть рана [та] на Василке и ныне» [Л., 261].
Между тем, сомнения вызывает в данном случае не стиль, не позиция автора, поскольку все его симпатии на стороне, противоборствующей Святополку и Давыду, а реакция русских князей на сам факт ослепления, как если бы никто из них не знал истории Бориса и Глеба: «Вълодимеръ же слышавъ, яко ять есть Василко и ослепленъ, оужасася и въсплакася вельми, рече: сего не было есть оу Русьскои земли ни при дедехъ нашихъ, ни при отцихъ нашихъ сякого зла» [Ип., 236]. Такая оценка ситуации, причем под пером автора, переработавшего «Сказание… Бориса и Глеба» для ПВЛ, может быть объяснена или полемическим запалом автора, оставившего в стороне историю двух мучеников, или тем обстоятельством, что «Сказание… Бориса и Глеба» было написано после повести об ослеплении Василька, и, безусловно, после смерти Святополка Изяславича, имевшей место в 1113 г.
Впрочем, если в повести князья не помнят историю Бориса и Глеба, то этого нельзя сказать об авторе. Собственно говоря, Святополк Изяславич на протяжении всей «хроники» (а сейчас понятно, почему повесть об ослеплении нельзя вырывать из ее контекста) показан крайне негативно. Он держит совет с «несмысленими» и не слушает «смысленных», развязывает кровопролитную войну с половцами из-за собственного самомнения и упрямства, в результате чего гибнет младший сын Всеволода и оказывается разорена Русь, избивает заложников и послов, не радеет о строении нового храма Бориса и Глеба, но главное - участвует в ослеплении Василька.
70____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
И вот здесь, при сравнении «Повести об ослеплении Василька» с «Повестью об убиении Бориса и Глеба», у читателя возникают любопытные ассоциации как потому, что главный злодей обоих произведений носит имя «Святополк», так и потому, что его пособники тоже имеют своих двойников. Если князя Глеба зарезал «повар, именемъ Торчин», то Василька теребовльского слепит «Торчин, именем Берендеи, овчюхъ Святополчь», точно также, как вышгородский «боярец Путьша» (по всей видимости, вышгородский тысяцкий), посылаемый Святополком Владимировичем на Альту убить Бориса, у читателей первой четверти XII в. невольно должен был ассоциироваться с киевским тысяцким Путятой, чей двор после смерти Святополка Изяславича в 1113 г. был в первую очередь разграблен киевлянами [Ип., 275]. Сейчас я затрудняюсь сказать, как соотносятся друг с другом эти факты, но поскольку события 1097 г. должны были быть лучше известны читателям ПВЛ, чем события 1015 г., невольно возникает мысль, что ситуация конца XI в. с ее действующими лицами была использована не ранее третьего десятилетия XII в. для литературного воссоздания другой, более древней, а не наоборот.
Только в этом случае повесть об ослеплении Василька в составе всей «хроники Святополка» могла предшествовать «Сказанию… Бориса и Глеба», чья переработка для ПВЛ оторвала панегирик умершему Владимиру от описания вокняжения Святополка, за которым первоначально следовал рассказ о конфликте варягов с новгородцами и последних - с Ярославом. Всё это, на мой взгляд, делает приемлемой версию о создании «хроники Святополка» со входящей в нее «повестью об ослеплении» всё тем же «краеведом-киевлянином» или «учеником Феодосия».
Еще одним литературным произведением, написанным много позднее происходивших событий и не связанным непосредственно с «хроникой Святополка», хотя оно и вставлено в ПВЛ под 6618/1110 - 6619/1111 гг., оказывается рассказ о победоносном походе русских князей на половцев, который с таким же успехом можно назвать рассказом о знамении в Печерском монастыре или об ангелах, поскольку «коемуждо языку ангел приставлен» и «да соблюдають куюжьдо землю, аще суть и погани». Из этого обширного рассуждения с примерами следует весьма рациональный вывод, что «аще Божии гневъ будеть на кую оубо землю бранью, то онои земли ангелъ не вопротивится повеленью Божью, яко «…» и на ны иавелъ Богь грехъ ради нашихъ иноплеменникы поганыя, и побеждахуть ны повеленьемъ Божьимъ» [Ип., 262-263]. Его самостоятельное значение для чтения или произнесения в качестве поучения слушателям определяетКРАЕВЕД-КИЕВЛЯНИН В ПВЛ____________________
71
ся, во-первых, использованием различных литературных источников 62, среди которых присутствует и «Книга Иосиппон», как то определил Н.А. Мещерский63, а, во-вторых, безусловными заимствованиями из текста собственно ПВЛ: описанием съезда князей в Долобске (из ст. 6611/1103 г.) [Ип., 252-253] и именами захваченных на Дону городов Сугрова, Шарукана и Балина (из ст. 6624/1116 г.).
Такая блестящая композиция, воспринимаемая большинством историков в качестве документальной записи, была возможна только спустя достаточно долгое время, быть может, даже после смерти Владимира Мономаха, когда в памяти живущих, в том числе и ее автора, смешались ежегодные походы 64. Не случайно и то, что, если главным героем в этой повести выступает Владимир Мономах, вторым оказывается «брат Святополк», как и в описании реального похода 1103 г.
Неординарность такой коллизии определяется двумя моментами. На протяжении всего киевского («старшего») княжения Святополка Изяславича в ПВЛ подчеркивается ведущая роль Владимира Всеволодовича (Мономаха), что понятно из отношения к нему «краеведа», однако в какой-то момент в ПВЛ появляются заметки, позволяющие думать, что противостояние между киевским князем и Печерским монастырем закончилось после того, как он изгнал Давыда Игоревича «в ляхы» [Ип., 248]. Подлинное же примирение произошло, как видно, в 1107 г., поскольку под 6615 г. ПВЛ сообщает, что после победы на Хороле Святополк Изяславич пришел на заутреню «в Печерьскыи манастырь на оуспенье святыя Богородица, и братья целоваша… и тако бо обычаи имяше Святополкъ, коли идяше на воину или на море ли, поклонився оу гроба Феодосиева и молитву вземъ оу игумена сущаго» [Ип., 258]. Виновником примирения, судя по всему, следует считать игумена Феоктиста, сумевшего привлечь к Печерскому монастырю Святополка Изяславича, в результате чего имя Феодосия по представлению киевского князя и по указу митрополита Ни-кифора было внесено в общерусский синодик для поминовения.
____________________
62 Шахматов А.А. Повесть временных лет…, с. 333-344.
63 Мещерский Н.А. К вопросу об источниках Повести временных лет. // ТОДРЛ, XIII. М.-Л., 1957, с. 57-65.
64 В этом плане особенного внимания заслуживает завершение повести, согласно которому «възвратишася русьтии князи въ свояси съ славою великою къ своимъ людемъ, и ко всимъ странамъ далнимъ рекоуще, къ грекомъ, и оугромъ, и ляхомъ, и чехомъ, дондеже и до Рима проиде» [Ип., 273], что сразу приводит на память перечень народов «Слова о погибели Рускыя земли» («отселе до угоръ и до ляховъ, до чахов»), позволяя видеть здесь безусловные следы редакторской работы середины или второй половины XIII в., обычно не учитываемой при использовании текстов ПВЛ.
72____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
И всё же Святополк остался для автора летописи «чужим князем», чья смерть не вызвала у него особого сожаления. Описав солнечное затмение 19 марта 6621/1113 г. и, по своему обыкновению, напомнив, что «се же бывають знаменья не на добро въ солнци и в луне», он подтвердил, что это знамение в солнце «проявляше Святополчю смерть», которую оплакивали только «бояре и дружина его вся». Смерть Святополка Изяславича, как видно, мало кем любимого (не случайно его вдова раздала монастырям, попам и убогим столько, что «дивились все люди»), вызвало волнения в Киеве, разграбление двора его тысяцкого и воеводы Путяты и «жидов», после чего киевский стол занял Владимир Всеволодович Мономах.
Сведения о событиях, последовавших за вокняжением Владимира в Киеве, не выходят за краткие отметки о смертях, свадьбах, перемещениях князей, однако в них появляется информация о новгородских делах Мстислава Владимировича, а затем и знаменитый рассказ о посещении «краеведом» Ладоги, где самым ярким его впечатлением стали «стеклянные глазкы», т.е. бусины, которые, по словам ладожан, просыпаются с большим дождем или «выполаскиваются» водами Волхова. Всё это побудило его собрать более ста таких бусин вместе с рассказами «видоков», ходивших «за самоядь», что там из «великих туч» выпадают «молодые веверицы» или «оленицы малые», которые и расходятся по земле. В свою очередь, такие сведения потребовали необходимого научного комментария, который он и представил во всем блеске своей эрудиции ссылками на «фронограф» Георгия Амартола, хронику Иоанна Малалы и Псалтирь65, т.е. на тексты, которыми он пользовался в своей работе и ранее.
6623/1115 г. был ознаменован крупнейшим событием в общественной и церковной жизни киевской Руси - завершением строительства и освящением нового большого храма Бориса и Глеба в Вышгороде, куда 2 мая были торжественно перенесены из деревянной церкви в каменных раках мощи первых русских святых. Необязательные подробности рассказа позволяют заподозрить автора среди участников торжеств, хотя прямые указания в тексте отсутствуют, а завершение рассказа сообщением о Владимире (Мономахе), который спустя какое-то время «окова раце сребромъ и златомъ, такоже и комаре покова сребромъ и златомъ; имже покланяются людие, просяще прощения грехомъ» [Ип., 282], свидетельствует об интервале в несколько лет, отделяющем это событие от записи о нем. Между тем, в этом рассказе присутствует единственное в своем роде указание на «сребре____________________
65 Шахматов А.А. Повесть временных лет…, с. 350-352.
КРАЕВЕД-КИЕВЛЯНИН В ПВЛ____________________
73
никы», которые Владимир «повеле метать» в народ, дабы сдержать напор толпы, что с неизбежностью поднимает вопрос о том, что эти сребреники собой представляли.
Но когда Владимир «окова раце»? Согласно ПВЛ, это произошло после перенесения мощей князей-мучеников в новый храм, а согласно «Сказанию… Бориса и Глеба» - еще в 6610/1102 г.бб, что, похоже, является поздним вымыслом «во славу Мономаха».
Примечательно здесь и полное равнодушие, с которым тот же автор ПВЛ дополнил свой рассказ о торжествах двумя заметками, даже не попытавшись поставить их в связь друг с другом, - о затмении солнца, происходившем 23 июля 1115г.67, что позволило ему в последний раз пройтись по адресу «невегласов», и о последовавшей неделю спустя смерти Олега Святославича, к которому, как я уже заметил, он не испытывал никакой симпатии, как видно, по причине дружбы того с половцами.
Мне представляется, что на счет «краеведа» можно было бы отнести еще два или три рассказа: под 6624/1116 г. - о походе Владимира Мономаха на Глеба Всеславича минского; под 6631/1123 г. - о гибели Ярослава Святополчича, пришедшего «с угры и с ляхы и с чехы» под Владимир Волынский; под 6634/1126 г. - о смерти Владимира Мономаха и вокняжении в Киеве Мстислава Владимировича. В пользу этого свидетельствуют присущие ему стилистические обороты (напр., что над телом Владимира «певше обычныя песни», или размышления по поводу промысла Божьего в связи со смертью Ярослава Свято-полковича [Ип., 287-288]), однако утверждать этого не берусь.
Заканчивается ли на этом работа «краеведа-киевлянина», которому, как можно было убедиться, принадлежит основной массив текста ПВЛ, созданный им (или переработанный) в первой трети XII в.? Косвенным подтверждением последнему может служить большое количество мелких заметок под 6624/1116-6630/1123 гг., вводные синтагмы которых («в се же лето», «того же лета» и пр.) совпадают с дополнениями нашего автора. Всё это свидетельствует о несостоятельности гипотезы А.А. Шахматова о «галицкой летописи попа Василия» (он же «редактор Мстислава» Б.А.Рыбакова, он же «новгородец Василий» М.Х.Алешковского), «которая стала одним из источников Сильвестровской редакции ПВЛ»68, а вместе с тем о «третьей редакции ПВЛ», основанной на ст. 6606/1096 г., и снимает искусственное ограничение текста ПВЛ рамками 1118-1119 гг. Последнее тем
____________________
66 Успенский сборник…, с. 68-69.
67 Сеятский Д. Астрономические явления…, с. 12.
68 Шахматов А.А. Повесть временных лет…, с. XXXI-XXXIV.
74____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
более правомочно, что сравнение последующих «погодных» статей Лаврентьевского и Ипатьевского списков показывают безусловное тождество их архетипа, претерпевшего большие или меньшие сокращения текстов, во всяком случае, до конца 40-х или начала 50-х гг. XII в. А это, в свою очередь, ставит перед исследователями вопросы о первоначальном объеме сочинения, именуемого «Повестью временных лет», его авторах и редакторах, а, равным образом, и о времени его окончательного сложения, которое вполне может переместиться в конец XII или даже в первые годы XIII в., как то показал А.Г.Кузьмин69.
Так кто же он, «краевед» - «ученик Феодосия», Нестер/Нестор или лицо, нам еще неизвестное? Мне представляется, что проведенный анализ текстов позволяет отождествить его не только с «учеником Феодосия», но и с Нестером/Нестором, объясняя разницу в стиле и в изложении фактов между текстами ПВЛ, «Чтением о Борисе и Глебе» и «Житием Феодосия» в разных списках конъюнктурной и стилистической правкой последующих лет. Более того, выйти из заколдованного круга противоречий можно, лишь предположив, что за свою жизнь Нестер/Нестор, удовлетворяя заказчиков, создал несколько списков/редакций как «Жития Феодосия» (из которых самый ранний вариант был написан до перенесения мощей подвижника и сохранился в составе Успенского сборника70, а поздний вошел в состав Патерика Киево-Печерского монастыря), так, по-видимому, и «летописца». Последний в своем первоначальном виде, скорее всего, состоял из кратких записей событий жизни самого монастыря, которые стали основанием для последующих дополнений и новелл о том же событии, что создает впечатление дублирования некоторых известий, когда после указания на факт следует развернутый рассказ об этом же событии.
Подтверждение такому объяснению можно найти в ст. 6599/1091 г., рассказывающей об обстоятельствах перенесения мощей Феодосия, при сравнении ее с соответствующим текстом «Жития Феодосия» по Патерику Киево-Печерского монастыря и текстом Воскресенской летописи, которая сохранила упоминание автора, что он «летописание се въ то время писахъ», отсутствующее как в ПВЛ, так и в «Житии…». Наличие данной синтагмы, органически входящей в контекст статьи
____________________
69 Кузьмин А.Г. К вопросу о происхождении…, с. 42-53.
70 Стоит отметить дважды использованную лексему "невеглас", характерную для языка «краеведа», в тексте «Жития Феодосия» именно этой редакции, причем примененную Нестером к самому себе: «пакы же и на дияконьскыи санъ от него изведенъ сыи, емоу же и не бехъ достоинъ: гроубъ сын и невеглас» (Успенский сборник…, с. 135 и 126).
КРАЕВЕД-КИЕВЛЯНИН В ПВЛ____________________
75
Воскресенской летописи, свидетельствует о ее выпадении из текста ПВЛ ранних списков, правленных, может быть, по «Житию Феодосия», в тексте которого она просто не могла существовать, поскольку обусловлена именно «летописанием сим», не имеющим никакого отношения к «Житию…». Другими словами, перед нами свидетельство одновременного существования разных редакций одного и того же текста, принадлежащих руке одного автора. Что же касается самого «летописания», то в данном случае Нестер/Нестор мог говорить только о его первом сокращенном варианте, т.е. летописи Киево-Печерского монастыря, как это считал Д.И.Абрамович 71, но никак не ПВЛ, сложение которой теперь следует вынести за пределы жизни этого печерского инока.
К такому заключению приводит тождество позиций «краеведа» и автора «Чтений…» в отношении того, что Русская земля не знала проповеди апостолов, получив «благовествование» через «словен» и «русов» от апостола Павла, что, в свою очередь, свидетельствует о завершении работы данного автора ранее появления в ПВЛ легенды о «хождении апостола Андрея».
____________________
71 Абрамович Д.И. К вопросу об объеме и характеристике литературной деятельности Нестора летописца (оттиск из 2-го тома Трудов XI Археологического съезда в Киеве). М., 1901, с. 7-8.
76____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
ЛЕКСЕМА "ВАРЯГИ" В КОНТЕКСТЕ ПВЛ
В числе загадок, с которыми сталкивается исследователь текста ПВЛ, на первом месте стоит лексема "варяги", ставшая, по меткому замечанию одного историка, «кошмаром начальной русской истории». Действительно, трудно назвать сочинение, посвященное древней Руси, в котором не упоминались бы «варяги» и не предпринимались попытки так или иначе их истолковать, чтобы найти им место в историческом процессе сложения древнерусского государства и среди известных нам народов Европы. История этих попыток со стороны «норманистов» и «антинорманистов» достаточно подробно освещена в многочисленных историографических обзорах, охватывающих почти трехвековой период развития отечественной науки, из которых следует отметить работы В.А.Мошина 1, И.П.Шасколького 2, В.Б.Вилинбахова3 и А.А.Хлевова4. К ним следует добавить специальные исследования последнего полувека - Х.Ловмянского 5, Г.С.Лебедева 6 и выгодно отличающиеся своей обстоятельностью работы А.Г.Кузьмина, посвященные выяснению варяжского этноса и занимаемого им места на географической карте Европы7, и уже упомянутого В.Б.Вилинбахова8.
____________________
1 Мошин В.А. Варяго-русский вопрос. // Slavia, X, Praha, 1931, S. 109-136, 343-379, 501-537; он же. Начало Руси. Норманы в Восточной Европе. // Byzantinoslavica, t. III. Praha, 1931, S. 33-58, 285-307.
2 Шаскольский И.П. Норманская теория в современной буржуазной науке. М.-Л., 1965.
3 Вилинбахов В.Б. Современная историография о проблеме «Балтийские славяне и Русь». // Советское славяноведение, 1980, № 1, с. 79-84
4 Хлевов А.А. Норманская проблема в отечественной исторической науке. СПб., 1997, и др.
5 Ловмянский X. Русь и норманны. М., 1985.
6 Лебедев Г. С. Эпоха викингов в Северной Европе. Л., 1985.
7 Кузьмин А. Г. «Варяги» и «Русь» на Балтийском море. //ВИ, 1970,№ 10, с. 28-55; он же. Об этнической природе варягов. // ВИ, 1974, № 11, с. 54-83.
8 Вилинбахов В.Б. Балтийские славяне и Русь. // Slavia Occidentalis, t. 22, 1962, S. 253-277; он же. Балтийско-Волжский путь. // СА, 1963, № 3, с. 333-347; он же. Славяне в Ливонии. //Slavia Antiqua, t. XVIII. 1972, S. 105-121; он же. Раннесредневековый путь из Балтики в Каспий. // Slavia Antiqua, t. XXI. 1974,8.83-110.
ЛЕКСЕМА "ВАРЯГИ" В КОНТЕКСТЕ ПВЛ____________________
77
Первое упоминание «варягов» в недатированной части ПВЛ находится в составе обширной вставки географического характера, расширяющей сведения о странах, почерпнутые из греческого источника, за счет выведения на сцену народов, населяющих Восточную и Северную Европу, «часть Афетову», где «ляхове же и пруси и чюдь приседать к морю Варяскому; по сему же морю седять варязи: семо - к востоку, до предела Симова; по тому же морю седять къ западу до земли Агляньски и до Волошьскые. Афетово же колено и то варязи: свеи, урмане, готе, русь, агляне, галичане, волхове, римляне, немце, корлязи, венедици, фрягове и прочии» [Ип.,4].
Оставим пока в стороне вопрос о времени появления этой вставки в тексте, взятом (прямо или опосредованно) из хроники Георгия Амартола9, которая вводит нас в географию «варяжских племен», как очень метко охарактеризовал эти перечни М.Н.Тихомиров 10. Что ляхи, пруссы и чудь (в первую очередь - ливы, которые были «морским народом») являются обитателями юго-восточного побережья Балтийского моря, не вызывает никакого сомнения. «Камнем преткновения» оказывается следующая фраза, согласно которой на восток Балтийское море продолжается «до предела Симова», будучи заселено «варягами» точно так же, как и к западу - до земли англов и франков, что вызывало неизменное удивление исследователей, предполагавших «отсутствие логики» 11, «порчу текста» и даже объяснение, что «варяги расселяются от Новгорода до Мурома по Верхней Волге, а Волга, как считал летописец, идет в «предел Симов» 12.
Между тем, интерпретаторы данного фрагмента оставили без внимания наличие двух указаний древнего географа на место обитания «варягов» - «по сему же морю» и «по тому же морю», -которые не могут относиться к одному и тому же объекту (морю). Разгадку можно найти в тексте Амартола несколько выше данного фрагмента, где упоминается река Тигр, текущая «на полунощную сторону» «до Понтьского моря», к востоку от которого лежит «часть Симова» [Ип., 3]. Другими словами, до того, как текст
____________________
9 Шахматов А.А. «Повесть временных лет» и ее источники.// ТОДРЛ, т. IV. М.-Л., 1940, с. 42-44; Истрин В.М. Хроника Георгия Амартола в древнем славянорусском переводе, т. II. Пг., 1922, с. 348; Кузьмин А.Г. Начальные этапы древнерусского летописания. М., 1977, с. 301-302.
10 Тихомиров МЛ. Происхождение названий «Русь» и «Русская земля» // Тихомиров М.Н. Русское летописания. М., 1979, с. 30.
11 Рыбаков Б.А. Древняя Русь. Сказания. Былины. Летописи. М., 1963, с. 220-223
12 Кузьмин А.Г. «Варяги» и «Русь»…, с. 29-32.
78____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
был перебит и дополнен обширной вставкой, перечисляющей «вси языци», представленные, по-видимому, в качестве данников «руси», одно из мест обитания «варягов» указывалось на берегах Черного моря - «там к востоку, до предела Симова». А вот по берегам «сего, Варяжского моря», оные «варяги» находятся, наоборот, к западу (от ляхов, пруссов и чуди) «до земли аглянь-ской и волошской». Безусловное указание в тексте ПВЛ на два моря, обычно упускаемое из виду исследователями вопроса, в данном случае оказывается весьма существенным, поскольку единственными германоязычными племенами на юге России были только потомки готов, никогда не выступавшие в роли «варягов», что заставляет предполагать иное, не этническое содержание данного термина, использованного летописцем.
Развитием данной экспозиции оказывается «путь из варяг в грекы», расширенный географическим экскурсом об «Оковском лесе», откуда истекают главнейшие реки, в том числе и Двина, текущая «в море Варяское» [Ип., 6], причем в этом случае под «варягами» подразумевается, скорее всего, не какой-либо конкретный этнос, а ряд народов, обитающих как на берегах Балтики («моря Варяжского»), так и по берегам Северного моря. При этом в обоих фрагментах можно заметить новгородское происхождение источника, как по перечню народов, среди которых преобладают финно-угорские племена при отсутствии вятичей, радимичей, северян и степных народов, так и по незнанию реальной ситуации «устья днепровского», указанного с «тремя гирлами».
Собственно история «варягов» на Руси открывается в ст. 6367/859 г., откуда читатель узнает, что приходящие из-за моря «варяги» брали дань с чюди, словен, мери, веси и кривичей, и 6370/862 г., где рассказывается сначала об изгнании, а затем о «призвании варягов». Последнее выражение, широко распространенное в научной литературе, на самом деле неточно, поскольку речь идет здесь о призвании князей, а не «варягов». В рассказе, где первый и последний раз на страницах ПВЛ появляется Рюрик, особую важность приобретает комментарий летописца, разъясняющий читателю понятие «русь» через «варягов» («идоша за море к варягомъ - к руси: сице бо звахуть ты варягы «русь», яко се друзии зовутся «свее», друзии же «урмани», «англяне», инии «готе»; тако и си» [Ип., 14]), формируя представление о «варягах» не как об отдельном этносе, а как о неком суперэтносе, которому принадлежат в равной мере все перечисленные народы - в полном соответствии с предшествующей экспозицией расселения племен.
ЛЕКСЕМА "ВАРЯГИ" В КОНТЕКСТЕ ПВЛ____________________
79
Вместе с тем, в варианте ст. 6370/862, представленном Лаврентьевским списком ПВЛ, сохранилась фраза «и от техъ варягь прозвася Руская земля; новугородьци - ти суть людье ноугородьци от рода варяжьска, преже бо быша словени» [Л., 20], свидетельствующая о вторичности и безусловно позднем происхождении текста, потому что, во-первых, Новгород и его земли никогда не являлись «Русью», и, во-вторых, «Руская земля» прозвалась не от «варяг», а от «руси», пришедшей вместе с Рюриком к «словенам». Другими словами, эта фраза свидетельствует о времени, когда память о своем, исконно «словенском» происхождении в сознании новгородцев стало замещаться происхождением «варяжским», что оказалось в безусловном противоречии с только что приведенным комментарием летописца, представившего «варягов» в качестве суперэтноса, а не народа.
Последнее тем более странно, что дальнейшие упоминания о «варягах» в ст. 6390/882, 6406/898, 6415/907, 6452/944, 6453/945, 6488/980, 6523/1015, 6526/1018, 6532/1024, 6542/1034 гг. представляют их только в качестве наемников, приходящих из-за моря и не имеющих никакой этнической окраски, однако безусловно чуждых как «руси» в целом, так и тем князьям (Владимир, Ярослав), которые по миновении надобности спешат от них освободиться [Ип., 66]. Это относится к походу из Новгорода на Киев Олега, который «поемъ вои свои многы: варягы, чюдь, словены, мерю, весь, кривичи» [Ип., 16], хотя в Киеве у него оказываются только «словени и варяги». Сходную ситуацию можно видеть в ст. 6415/907 г. при описании похода на Царьград, когда из огромной армии Олега («поя же множьство варяг, словен, и чюди, и кривичи, и мерю, и поляны, и северу, и деревляны, и радимичи, и хорваты, и дулебы, и тиверцы, яже суть толковины», в целом прозывавшиеся «великой Скуфью» [Ип., 21]), в конце рассказа налицо оказывается только «русь» и «словене», которые в войске Олега (т.е. в войске «руси») и выступают «толковинами» (т.е. союзниками).
Аналогичную ситуацию исследователь встречает в ст. 6452/944 г. при описании войска Игоря, который «совокупи воя многы: варягы, и русь, и поляны, и словены, и кривичи, и печенеги», хотя в конце с ним оказывается только «дружина» («русь»), идущая на Царьград морем, и печенеги, отпущенные после заключения мира «воевать болгарскую землю».
Статьей 6488/980 г. в ПВЛ открывается повествование о борьбе Владимира, а затем и Ярослава, за Киев, в которой «варяги», впервые после ст. 6367/859 г., выступают как некая реальность, приводимая «из-за моря» и не требующая пояснений, причем
80____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
наем «варягов» или посылка за ними неизменно оказываются связываемы с Новгородом. Так Владимир, испугавшийся Ярополка, бежит из Новгорода «за море», чтобы вернуться с «варягами», затем собирает ту же рать, что и Олег («събра вои многы, варягы, и словены, и чюдь, и кривичи»), с которой идет на Полоцк, после чего предпринимает поход на Киев. После захвата города «два варяга» закалывают пришедшего к Владимиру Ярополка («подъяста его два варяга мечема подъ пазусе»). Этим же «варягам», не желая с ними расплачиваться, Владимир «показывает путь» в Царьград, после чего в жизнеописании Владимира «варяги» больше не фигурируют.
Устойчивый маршрут прихода «варягов», лишенных каких-либо этнических или индивидуальных признаков, из-за моря в Новгород, а затем и в Киев, заставляющий вспомнить исход Олега и поход Владимира на Ярополка, трижды воспроизводится в повествовании о Ярославе, причем в схожих выражениях.
Будучи в Новгороде и испугавшись отца, Ярослав посылает «за море по варяги». Собранные в Новгороде «варяги» бесчинствуют, их избивают новгородцы «во дворе поромони» [Л., 140], т.е. в их казармах, после чего Ярослав набирает новых и, разбив Святополка в Любечской битве, вступает в Киев… с новгородцами. «Варяги» оказываются забыты. Второй раз Ярослав вынужден собирать деньги («скот») на наем «варягов», будучи разбит Святополком и Болеславом в битве на Буге, откуда Ярослав убежал сам-пятый. Повесть сохранила суммы, которыми облагались новгородцы на наем «варягов»: от мужа по 4 куны, от старосты - 10 гривен, от боярина - 80 гривен [Ип., 131] 13, после чего «приведоша варягы и даша имъ [собранный] скотъ», что якобы предопределило победу Ярослава над Святополком, хотя и здесь вместо них оказываются новгородцы, которым Ярослав раздает «старостамъ по 10 гривенъ, а смердомъ по гривне, а новгородцомъ по 10 гривенъ всемъ» [НПЛ, 175]. В третий раз Ярослав оказывается в Новгороде и посылает «за море по варяги», когда в Чернигов из Тмуторокана приходит его брат Мстислав. На этот раз Ярослав выступает против него с Акуном/Якуном, «князем варяжьскимь»; будучи разбит в битве при Листвене, он снова бежит в Новгород и возвращается в Киев только после примирения с братом.
Последнее упоминание «варягов» в ПВЛ содержится в ст. 6542/1034 г., состоящей из нескольких разнородных фрагментов. Первый из них сообщает о смерти Мстислава. Второй - об ут____________________
13 В Радзивиловском списке «от старост по 5» (ПСРЛ, т. 38, с. 62).
ЛЕКСЕМА "ВАРЯГИ" В КОНТЕКСТЕ ПВЛ____________________
81
верждении Ярославом сына Владимира в Новгороде и о рождении у него сына Вячеслава. Третий фрагмент сообщает, что в Новгороде Ярослав узнал об осаде печенегами Киева, собрал «варягы и словены» и выступил с ними против печенегов на месте, «идеже есть ныне святая Софья, митрополья руская». Такое уточнение относит запись ко времени много позже указанной в заголовке даты, а упоминание печенегов позволяет думать, что данный фрагмент относится к эпопее войн со Святополком и сюда вставлен только потому, что следом за ним идет сообщение о закладке «святыя Софья» [Ип., 131].
Между тем, отсутствие «варягов» в сюжетах, связанных с Ольгой и Святославом, позволяет считать их упоминание в ст. 6390/882, 6415/907, 6452/944 и 6453/945 гг. таким же домыслом летописца, как и перечни участвовавших в ряде этих походах племен, тогда как странный пассаж, согласно которому «от варягь бо прозвашася русыо» ст. 6406/898 г. целиком обязан фразе ст. 6370/862 г. о происхождении новгородцев.
Таким образом, упоминание «варягов» в ПВЛ оказывается весьма компактным и, практически, не выходит за рамки ст. 6532/1024 г. Отсюда можно видеть, во-первых, чужеродность «варягов» легенде о «призвании», поскольку в ней они выступают не действующими лицами (Рюрик пришел с «русью», а не с «варягами»), будучи лишь объяснительным компонентом рассказа, а, во-вторых, органичность «варягов» только для сюжетов, связанных с Ярославом, где этот термин конкретизируется (избиение «варягов» «на дворе поромони», Якун с «золотой лудой»). Во всех остальных случаях этот термин оказывается эквивалентен слову «наемники», которых призывают, прогоняют, используют для секретных поручений, с которыми выступают на поле сражения, а затем стараются от них поскорее избавиться. Исключением можно посчитать только легенду о мучениках-варягах под 6491/983 г., герои которой оказываются пришедшими из Византии («бе же варягъ тъ пришелъ отъ грекъ»), в противоположность остальным «варягам», уходящим «за море» (напр., Якун) или в Византию.
Насколько такой взгляд может соответствовать действительности? Ответ на этот вопрос был получен еще более ста лет назад в результате работ В.Г.Васильевского.
Заинтересовавшись замечанием С.А.Гедеонова, что первое упоминание о «варягах» отмечено в исландских сагах в форме vaeringjar среди событий начала 1020-х гг., в форме «варанк» - в 1029 г. у ал-Бируни, а в истории Византии только под 1034 г. у Кедрина, писавшего в XII в. о 14, Васильевский предпри____________________
14 Гедеонов С.А. Варяги и русь. СПб., 1876, с. 159.
82____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
нял обширные исследования греческих источников на предмет выяснения этнической принадлежности «варягов» и их роли в жизни Византии. Он исходил из мысли о тождестве понятий и а также о том, что начало «варяжской дружине», являвшейся личной гвардией императора, было положено в 988 г. вспомогательным отрядом росов/русов, посланных крестившимся Владимиром Святославичем на помощь Василию II против арабов. Однако результаты исследования оказались много шире и любопытнее.
Васильевский установил с несомненностью, что термин связан со службой в императорской гвардии не просто человека, но именно скандинава, причем первые скандинавы в числе царских телохранителей появляются в Константинополе только во второй половине 20-х гг. XI в. Ими были Болле Боллесон, находившийся в Константинополе в 1027-1030 гг. 15, Торстейн Дромунд и Торбион Онгул, ставшие «варангами» в 1032-1033 гг. 16, а в 1030-1040-х гг. - Харальд Суровый, когда гвардия целиком состояла из одних скандинавов 17. В сагах все они называются «вэрингами» («vaeringjar»), т.е. 'телохранителями'. Наряду с «вэрингами/варангами» во время военных действий в греческой армии на протяжении всей первой половины и середины XI в. Васильевский отмечает отряды ("тагмы") росов, действующие постоянно на восточных и южных границах Империи, которые греческими авторами XII в. лишь иногда именуются из чего историк заключил, что у византийцев XI в. «варанг» был, в первую очередь, синонимом наемника-скандинава («ротника», т.е. 'человека, давшего клятву верности'), а уже потом - «телохранителя» 18.
Однако самой интересной находкой историка стал ряд императорских хрисовулов 60-80-х гг. XI в., согласно которым монастыри, дома и поместья освобождались от постоя различных воинских отрядов, а именно: «варангов, рос, саракинов, франков» (1060 г.); «рос, варангов, кульпингов, франков, булгар или саракинов» (1075 г.); «росов, варангов, кульпингов, франков, булгар, саракинов» (1079 г.); «рос, варангов, кульпингов, инглингов, франков, немицев, булгар, саракин, алан, обезов, «бессмертных» и всех ос____________________
15 Васильевский В.Г. Варяго-русская и варяго-английская дружина в Константинополе XI иXII веков. //Васильевский В.Г. Труды, т. I. СПб., 1908, с. 187-188. (Первая публикация в ЖМНП за 1874-1875 гг.).
16 Там же, с. 192.
17 Там же, с. 231 и далее.
18 Там же, с. 217.
ЛЕКСЕМА "ВАРЯГИ" В КОНТЕКСТЕ ПВЛ____________________
83
тальных, греков и чужеплеменников» (1088 г.) 19. Таким образом, вопреки ожиданиям Васильевского, в Византии XI в. термин «варанг», как выяснилось, не распространялся на «росов», поскольку его не знает совершенно Константин Порфирогенит в своем труде De administrando imperio, а Кекавмен, автор середины XI в., рассказывая об осаде города Идрунт (совр. Отранто) в Италии, сообщает, что его обороняли «росы и варяги, кондараты (т.е. сухопутные войска. - А.Н.) и моряки» 20. Более того, как выяснил Васильевский, увлеченный идеей Гедеонова, что термин «варанг/варяг» попал к грекам из Руси, «варанги», по словам И.Скилицы, являлись простонародным названием «верных» у византийцев («варанги… называемые так на простонародном языке» 21), т.е. ни о каком «русском» происхождении термина не могло быть и речи.
Другими словами, термин «варанг», который первоначально был связан со скандинавами, со временем потерял в Византии свою этническую окраску.
Подтверждением этого явилась постепенная смена этнического состава «варангов» в Константинополе, среди которых после 1050 г. появляются сначала «франги» (т.е. 'франки'), затем «кельты», за которыми вскоре после завоевания Англии Вильгельмом в 1066 г. приходят «англы», остающиеся вплоть до XV в. неизменной опорой византийского трона. О них впервые сообщает Готфрид Малатерра по поводу битвы 1082 г. («англяне, которых называют варангами» 22), затем Никифор Вриенний, указавший на происхождение «щитоносцев» «из варварской страны близ Океана» 23, Анна Комнина, упоминающая «варангов с острова Фулы» 24, наконец, Кодин, описывающий придворную трапезу, во время которой «варанги восклицают императору многая лета на своем отечественном языке, т.е. по-английски»25.
Таким образом, В.Г.Васильевский собрал материал, показывающий, что 1) термин "варанг" стал распространяться из Византии, обозначая сначала члена императорской гвардии, а затем более широко - и 'наемника'; 2) наиболее раннюю его фиксацию историки имеют в хрисовуле 1060 г., поскольку все
____________________
19 Там же, с. 348-349.
20 «Советы и рассказы» Кекавмена. Сочинение византийского полководца XI в. М., 1972, с. 177.
21 Васильевский В.Г. Варяго-русская…, с. 331.
22 Там же, с. 362.
23 Там же, с. 342.
24 Там же, с. 356.
25 Там же, с. 373.
84____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
остальные упоминания - под 1034 г. у Кедрина, о событиях конца 20-х гг. XI в. в «Саге о людях из Лаксдаля» (известные списки не ранее 1300 г.) и у ал-Бируни, - происходят из текстов XII и XIII вв.; 3) начиная с конца 20-х гг. XI и. императорская гвардия) никогда не состояла из «росов» или «тавроскифов», представленных отдельными отрядами в византийском войске уже с начала X в.26, что подтверждается договорами Олега и Игоря с греками о «росах» на греческой службе. Последнее обстоятельство (отсутствие «росов» среди «верных») находит исчерпывающее объяснение у Михаила Пселла при описании разгрома флотилии росов под стенами Константинополя в июне 1043 г. Пселл высказывает, по-видимому, не личную только точку зрения, говоря о росах, что «это варварское племя всё время кипит злобой и ненавистью к Ромейской державе и, непрерывно придумывая то одно, то другое, ищет предлога для войны с нами»27. Другими словами, относясь с боязнью и подозрительностью к росам, которых использовали в качестве ударной силы при военных операциях преимущественно на окраинах Империи, греки старались держать их подальше от столицы, под стены которой столь охотно отправлялись в набег их воинственные сородичи, и, конечно же, от покоев императорского дворца.
Указывая на социальное положение человека в структуре византийского общества (наемник, гвардеец, телохранитель). термин «варанг» (), при всей схожести с этнонимом «франг» (), скорее всего, произошел от норренского «vaering», но никак не от русского «варяг», как думал С.А.Гедеонов 28. Вместе с тем, сама ситуация, согласно которой «первый скандинав» оказывается в «сообществе варягов», ставит неизбежный вопрос о том, как назывались первоначально эти телохранители, потому что, с одной стороны, тексты исландских саг ранее XIII в. не известны (т.е. они записаны в то время, когда термин «варяг/варяги» уже имел достаточно долгую традицию использования), а с другой, как показал С.А.Гедеонов, безусловные следы «варяжества» в языке и топографии указывают на тер____________________
26 Левченко В.М. Очерки по истории русско-византийских отношений. М., 1956, с. 119, 126 и др.; Сахаров А.Н. Дипломатия древней Руси. IX -первая половина X в. М., 1980.
27 Пселл М. Хронография. М., 1978, с. 95.
28 С.А.Гедеонов полагал, что в русском слове "варяг" произошла потеря первоначального ринизма ("варанг"), который до этого был передан русскими грекам и сохранился в греческой транскрипции,воспроизводимый двойной гаммой в середине слова (Гедеонов С.А. Варяги и русь…, с. 162).
ЛЕКСЕМА "ВАРЯГИ" В КОНТЕКСТЕ ПВЛ____________________
85
риторию славянского (балтийского) Поморья. Об этом свидетельствуют как новгородские летописи и документы XII-XIII вв., где лексема "варяг" сначала становится синонимом псевдоэтнонима "немец", при этом ни разу не выступая в таком употреблении по отношению к «урманам» и «свеям», а затем и замещается им уже во второй половине XIV в., так и прямое указание приписки 6823/1305 г. 29 в Ермолаевском списке Ипатьевской летописи о жене польского короля Пржемыслава II, убитого в 1296 г., которая «бо бе рода князей сербскихъ зъ Кашубъ, отъ Помория Варязскаго, от Стараго града за Кгданскомъ» [Ип., Приложения, 81], вновь возбуждая вопрос о варягах-вендах в Константинополе, которые могли быть на этой стезе предшественниками скандинавов, но - под другим именем.
Можно только пожалеть, что сам В.Г.Васильевский не соглашался с выводами, к которым подводил собранный им же материал. Отказываясь обсуждать вероятность возникновения греческих «варангов» из «франков», историк с некоторым раздражением, но пророчески писал: «Тогда нужно будет принять, что имя варангов образовалось в Греции совершенно независимо от русского «варяги» и перешло не из Руси в Византию, а наоборот, и что наша первоначальная летопись современную ей терминологию XI и XII веков перенесла неправильным образом в предыдущие столетия. Легко высказать такое предположение, но, чтобы доказать его строго научным образом, нужны именно строгие научные доказательства и точные исследования»30.
Того же мнения придерживался и Гедеонов, когда, собрав доказательства появления термина «варяг/варанг» только в первой трети XI в., отказывался видеть очевидное, аргументируя свой отказ тем, что «слово варяг… известно на Руси уже в IX столетии, т.е. за 150 слишком годов до первого помина о варягах у скандинавов, арабов и греков»31. И в другом месте: «Нестор знает варягов до основания государства, стало быть, еще в первой половине IX столетия» 32.
____________________
29 В первом издании Ипатьевской летописи дата исправлена на «лето 6813» с пояснением, что «год в тексте поправлен по Густинской и некоторым польским летописям, которые к сему времени относят покорение Южной Руси литовцами» (ПСРЛ, т. 2. Ипатьевская летопись. СПб., 1843, с. 227, прим.).
30 Васильевский В.Г. Варяго-русская…, с. 220.
31 Гедеонов С.А. Варяги и русь…, с. 159.
32 Гедеонов С.А. Отрывки из исследований о варяжском вопросе. XIII-XV. // Приложение ко 2-му тому ЗИАН. № 3. СПб., 1862, с. 130.
86____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
Иными словами, подобно большинству историков своего времени, Гедеонов и Васильевский были уверены в синхронности текстов ПВЛ и содержащейся в них терминологии излагаемым событиям, как если бы те были записаны во второй половине IX в., что передалось по наследству исследователям и нашего времени. Примером такой типичной ошибки историка, при этом стоящего на позициях безусловного антинорманизма, может служить высказывание А.Г.Кузъмина, справедливо заметившего, что в сагах «верингами» именуются только те викинги, которые служили в Византии, однако тут же поспешившего оговориться: «Очевидно, перед нами слабое отражение тех явлений, истоки которых находятся на Руси, где варяги составляли заметную прослойку еще в X веке» 33. Поскольку же единственным основанием для таких заявлений могут быть только письменные источники, посмотрим, о чем там идет речь.
Как я уже показал, все сведения о «варягах» в ПВЛ практически не выходят за пределы сюжетов, связанных с борьбой Ярослава за Киев, т.е. ограничены ст. 6532/1024 и 6542/1034 гг., которые содержат рассказы о событиях более раннего времени, чем первая фиксация лексемы «варанг» в Византии. После этого в Ипатьевской летописи «варяги» отмечены еще дважды: под 6732/1224 г. в рассказе об «Алецском побоище», где упомянут «Варяжский остров» на Днепре, а до этого - под 6656/1148 г., где помещен рассказ о свидании и обмене подарками между великим князем киевским Изяславом Мстиславичем и его братом, в то время смоленским князем Ростиславом Мстиславичем, когда «Изяславъ да дары Ростиславоу что от Роускыи земле и от всих царьских земль, а Ростиславъ да дары Изяславоу что от верьхнихъ земль и от варягь» [Ип., 369]. Последний факт оказывается особенно интересен как потому, что свидетельствует о существовании «варягов» в середине XII в. на Балтике («Поморие варязское за Кгданьскомъ» согласно приписке 6823/1315 г. [Ип., Прилож., 81]) и на северо-западных русских землях, так и потому, что все «варяжские» сюжеты ПВЛ, как можно было убедиться, указывают на свое новгородское происхождение. И здесь исследователь встречается с поразительным явлением.
Древнейшие новгородские летописи в своих оригинальных известиях о событиях X-XI вв. не знают «варягов», а все остальные о них упоминания за этот период безусловно восходят к тексту ПВЛ, который в древнейших списках НПЛ представлен в сокращенном и дефектном виде. Документированное «варяжское
____________________
33 Кузьмин А.Г. «Варяги» и «Русь»…, с. 33.
ЛЕКСЕМА "ВАРЯГИ" В КОНТЕКСТЕ ПВЛ____________________
87
присутствие» в Новгороде на Волхове впервые отмечено только под 6660/1151 г. в виде «варяжской божницы (вар. - церкви) на Торгу» [НПЛ, 29,37,57идр.], где в пожары 6660/1151,6689/1181, 6725/1217 и 6819/1311 гг. сгорел «товаръ весь варяжьский безъ числа». В 6696/1188 г. у новгородцев возникает конфликт с «варягами» на Готланде («рубоша новгородьце варязи на Гътехъ, немьце въ Хоружьку и въ Новотържьце; а на весну не пустиша из Новагорода своих ни одиного мужа за море, ни съла въдаша варя-гомъ, нъ пустиша я без мира» [НПЛ, 39] 34), причем для заключения мира в 6709/1201 г. «варяги» пришли в Новгород не морем, а «горою», т.е. по суше [НПЛ, 45 и 240].
Наконец, в связи с большим пожаром 6807/1299 г. в качестве пострадавшего района Новгорода отмечена «Варяжская улица» [НПЛ, 90 и 329], а в ст. 6750/1242 г. Комиссионного списка НПЛ Балтийское море названо «морем Варяжьским» [НПЛ, 297], т.е. так же, как во вступительных статьях ПВЛ. Любопытно, что такое название Балтийского моря, неизвестное европейской картографии, которая неизменно именует его «Восточным», но встречающееся в русской письменности и в арабской географической литературе, напр, у Бируни35, использовал в своих записках австрийский дипломат Сигизмунд Герберштейн, судя по всему, почерпнувший его из русских летописей 36, однако не из рассказа о Ледовом побоище XV в. по Комиссионному списку НПЛ, а из «вводных» статей ПВЛ, где указывается, что «ляхове же и пруси и чюдь 37 приседять к морю Варяскому… по тому же морю седять къ западу до земли агляньски и до волосшьскые» [Ип., 4].
Итак, если отбросить производные от лексемы «варяги» топонимы и гидронимы, имеющие в данном случае значение terminus ante quern для рассматриваемого вопроса, существование реальных «варягов» в новгородском регионе по летописям огра____________________
34 С.Н.Сыромятников определяет «Хоружьк» как Троса, второй - как Нючепинг (Сыромятников С.Н. Древлянский князь и варяжский вопрос. СПб., 1912, с. 10-13), хотя вероятнее выглядит отождествление «Нового Торга» с «Новым Турку» (Новое Або), как это предложил И.П.Шаскольский (Шаскольский И.П. Борьба Руси против крестоносной агрессии на берегах Балтики в XII-XIII вв. Л., 1978, с. 103).
35 Крачковский И.Ю. Избранные сочинения, т. IV. М.-Л., 1957, с. 248.
36 Герберштейн С. Записки о Московии. М, 1988, с. 60. Не исключено, однако, что Герберштейн мог услышать его и во время своих поездок, поскольку этот гидроним употреблен под 1498, 1519 и 1534 гг. Псковской 1-й летописью в списках второй половины XVI и первой половины XVII вв. (Псковские летописи, вып. 1. М.-Л., 1941, с. 101,118, 141).
37 Речь идет здесь о «чюди поморской» [НПЛ, 39 и др.].
88____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
ничивается временем от второй четверти XII в. до первой четверти XIV в. Подтверждением такой датировки служит договорная грамота Новгорода с Готским берегом и немецкими городами 1189-1199 гг., дошедшая в списке сер. XIII в., где фигурирует «варяг» («оже емати скотъ варягу на русине или русину на варязе»38), где "варяг" оказывается синонимом "немец", и Правда Руская, в которой, начиная с ее краткого извода и древнейших списков, восходящих к XV в., фигурируют «варяг» и «колбяг» 39. Последний пример замечателен тем, что во многих случаях за текстом Правды Руской следует текст так называемой «Правды Ярославичей» («Правда оуставлена руськои земли, егда ся съвокупилъ Изяславъ, Всеволодъ, Святославъ…»), возникшей в 1072 г.40, в которой отсутствует какое-либо упоминание о «варягах». Наконец, в известном «Вопрошании Кюрикове», датируемом 1130-1156 гг., упоминается «варяжьский поп» как представитель «латиньской веры»41.
Эти наблюдения, позволяющие утверждать, что термин «варяг», впервые зафиксированный византийским хрисовулом в 1060 г., укоренился на Руси не ранее первой четверти XII в., хорошо согласуются с известной тенденцией русской историографии к его фактическому омоложению.
А.А.Шахматов, специально занимавшийся вопросом возникновения и развития «варяжской легенды»42, считал, что «Сказание о призвании варягов» существовало в новгородской летописи середины XI в. (которую Б.А.Рыбаков полагал «Остромировой»43, но о которой мы в реальности ничего не знаем), было внесено в киевский Начальный свод 1095 г. и развито в полном объеме в 1-й редакции ПВЛ 1114 г. настолько, что он называл Нестора «первым норманистом», хотя тут же пояснял, что до него тех же взглядов придерживался составитель Начального свода44. Б.А.Рыбаков, соглашаясь в общих чертах с построениями Шахматова, считал, что «норманская теория» была придума____________________
38ГВНП,№28,с.56.
39 Правда Русская, т. I. Тексты. М.-Л., 1940.
40 Тихомиров М.Н. Исследование о Русской Правде. М.-Л., 1941, с. 64-65.
41 Памятники древне-русского канонического права, ч. I. (РИБ, т. VI), СПб., 1880, стб. 60 и 26.
42 Шахматов А.А. Сказание о призвании варягов. // ИОРЯС, т. 9, вып. 4. СПб., 1904.
43 Рыбаков Б.А. Древняя Русь…, с. 196-206.
44 [Шахматов А.А.] Рец. на кн.: Владимир Пархоменко. Начало христианства Руси. Очерк из истории Руси IX-X вв. Полтава. 1913. // ЖМНП, ч. 52, СПб., 1914, № 8, отд. 2, с. 342; Приселков М.Д. История русского летописания XI-XV вв. Л., 1940, с. 39.
ЛЕКСЕМА "ВАРЯГИ" В КОНТЕКСТЕ ПВЛ____________________
89
на не Нестором, а князем Мстиславом Владимировичем в 1118 г., почему первой столицей Рюрика указан не Новгород, а Ладога45. Своего рода итогом этой дискуссии, растянувшейся более чем на полвека, стала специальная работа А.Г.Кузьмина, пришедшего к заключению, во-первых, о лучшей сохранности текста ПВЛ в списках Ипатьевском/Хлебниковском по сравнению с Лаврентьевским, и, во-вторых, о том, что «Сказание о призвании являлось местным ладожским преданием», записанным «впервые, вероятно, около 1118г., и до этого времени его, видимо, не знали письменные памятники не только Киева, но и Новгорода», поскольку «в Новгородской I летописи во всех известиях XII- начала XIIIв. «Русью» называется только Киевское Приднепровье»46.
В этих, в общем-то справедливых, выводах по отношению к «варягам» был допущен только один, однако весьма существенный просчет: их неизменно связывали не только с Рюриком, но и с пришедшей с Рюриком «русью», создавая путаницу, в которой лишь в малой степени был повинен летописец. Никто почему-то не вспомнил, что Нестор работал в начале XII в., описывая события, происходившие за 250 лет до этого, в понятиях и терминах своего времени, тем самым порождая неизбежные анахронизмы.
Между тем, легенда о Рюрике даже в ее современном виде свидетельствует, что этот князь пришел к «словенам» с «русью», которая только в XII в. была отождествлена с «варягами» соответствующей глоссой, доставившей столько мучений позднейшим исследователям. Достоверность подобного вывода подтверждается и тем обстоятельством, что легенда о Рюрике без «варягов» стала известна в киевской Руси не ранее 1050 г., поскольку «Слово о законе и благодати» Илариона в своей первой редакции не знает ни Рюрика, ни легенды об апостоле Андрее («не виде ап(о)с(то)ла, пришедша в землю твою»)47, но и не позднее 1067 г., когда в Тмуторокане был отравлен сын новгородского князя Владимира Ярославича, Ростислав Владимирович, отец первого среди «Рюриковичей» князя с этим именем - Рюрика Ростиславича, впоследствии князя перемышльского.
Таким образом, в ПВЛ лексема "варяг" употребляется в точном соответствии с тем смыслом, который в нее был вложен в
____________________
45 Рыбаков Б.А. Древняя Русь…, с. 289-299.
46 Кузьмин А.Г. К вопросу о происхождении варяжской легенды. // Новое о прошлом нашей страны. М., 1967, с. 53.
47 Молдаван A.M. «Слово о законе и благодати» Илариона. Киев, 1982, с. 91 и 95.
90____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
Византии, где она означала 'наемника, принятого в императорскую гвардию', а затем 'наемника' вообще, тогда как в северном регионе Руси эта лексема определяет выходцев с территории славянского Поморья. Войдя в лексикон новгородцев не ранее второй половины XI в., если не позднее, уже к середине XIV в. она оказывается окончательно вытеснена из обиходной речи и документов псевдоэтнонимом "немец/немцы", охватывающим всех жителей Поморья и представителей ганзейского союза городов, но сохранив о себе память в гидрониме "море Варязское", в западных источниках неизменно именуемого «Восточным» (Ostersalt).
Не собираясь опровергать бесспорные показания летописей и документов, свидетельствующих о тождестве лексемы "варяг" понятию "немец" для конца XII - первой половины XIII в. в Новгороде, как это зафиксировано Краткой Правдой и договором 1189-1199 гг., хочу привлечь внимание к возможному объяснению глоссы о происхождения новгородцев («и от техъ варяг… людье ноугородьцы от рода варяжьска, преже бо беша словени» [Л., 20]), фиксация которой текстом ПВЛ была возможна не ранее первой четверти XII в., поскольку трудно представить, чтобы новгородцы более позднего времени прямо выводили себя от «поганых латинян». Вопрос этот тем более подлежит рассмотрению, что сохранился документ, подтверждающий существование в конце XVIII в. деревень в Копорском уезде, жители которых считали себя происходящими «от варягов».
Речь идет о записке Екатерины II, адресованной одному из ее секретарей в 1784 г., когда императрица работала над составлением «Сравнительного словаря всех языков и наречий» 48 и требовала отовсюду списки необходимых слов. Текст записки был опубликован первоначально в «Русском Архиве» в 1863 г., а позднее воспроизведен В.А. Бильбасовым в его многотомной, однако так и не законченной изданием «Истории Екатерины II». Вот он.
«Реестр слов отвезите к гр[афу] Кириле Григорьевичу Разумовскому и попросите его именем моим, чтобы он послал в своих ко-порских деревень кого поисправнее и приказал бы у тех мужиков, кои себя варягами называют, тех слов из их языка переписать, а еще луче буде бы суда человека другого посмысленнее для того привозить велел.»49
____________________
48 Сравнительный словарь всех языков и наречий, т. I. СПб., 1790; гг. 2-4. СПб., 1791.
49 Бильбасов В.А. История Екатерины II, т. XII, ч. 1. Берлин, б/г, с. 337.
ЛЕКСЕМА "ВАРЯГИ" В КОНТЕКСТЕ ПВЛ____________________
91
Факт этот, как мне представляется, может быть объяснен обращением к истории колонизации и освоения Новгородской земли из Южной Прибалтики, в частности, из области вендов-ободритов (нынешнего Мекленбурга) в древности (или какой-то их группы в более позднее время). Высказанная в связи с этим в общей форме Н.П.Румянцевым мысль о западно-славянском происхождении «первого Рюрика» была в 1819 г. обоснована Г.-Фр.Хольманном (Голлманном)50, развита в ряде работ дерптским профессором Ф.Крузе51, а затем была подкреплена обширным материалом письменных источников, собранных С.А.Гедеоновым 52, И.Е.Забелиным53, и Н.Т.Беляевым 54. В последние десятилетия она получила безусловное археологическое обоснование в результате раскопок Новгорода, когда выяснилась ведущая роль вендского элемента в освоении и колонизации северо-западной Руси55.
Замечательно, что почти полтораста лет назад, ничего не подозревая о будущих открытиях российских археологов, С.А.Гедеонов также писал о «варяжестве» новгородцев при незначительной роли собственно скандинавов: «Всего естественнее предположить, что еще до Рюрика (и не позднее половины VIII столетия) колония вендов, о которых Гельмольд говорит: «Sunt autem in terra Slavorum Marcae quamplures, quorum поп infima nostra Wagirensis est provintia, habens viros fortes et exercitatos praeliis, tarn Danorum, quam Slavorum», поселились в Новгороде; у туземцев они слыли под общим названием варягов»5б. Об этом сейчас свидетельствуют предметы материальной культуры и культа из раскопок, такой массовый материал, как керамика57, пересмотр вопроса о
____________________
50 Голлманн Г.-Фр. Рустрингия, первоначальное отечество первого вели-каго князя Рюрика и братьев его. Исторический опыт. М., 1819.
51 Крузе Ф. О происхождении Рюрика (преимущественно по французским и немецким летописям). // ЖМНП, 1836, январь, с. 43-73; Kruse Fr.C.H. Chronicon Nortmannorum, Wariago-Russorum nee non Dannoram, Sveonum, Norwegomm inde ab afnnoj 777 usque ad a[nno] 879 etc. Hamburg et Gothae, 1851, и др.
52 Гедеонов С.А. Отрывки…; он же. Варяги и русь…
53 Забелин И.Е. История русской жизни с древнейших времен, ч. 1-2. М., 1876-1879.
54 Беляев Н. Т. Рорик Ютландский и Рюрик начальной летописи. // SK, t. III. Prague, 1929, S. 215-270.
55 Впервые о выходе приильменских «словен» от «славян немецких» писал еще М.Т.Каченовский в 1834 г., скрывшись под псевдонимом (Перемыш-левский М. О времени и причинах вероятного переселения славян на берега Волхова. // УЗ ИМУ, IX, М., 1834, с. 437).
56 Гедеонов С. Варяги и русь…, с. 173.
57 Г.П.Смирнова пишет о лепной ребристой посуде, встреченной в нижних слоях Новгорода, Пскова, Старой Ладога и пр., датируемых IX в., что такая керамика широко представлена в Северной Польше (нижние слои го92____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
принадлежности ряда категорий находок «норманнам», а главное - неопровержимые антропологические свидетельства генетической связи новгородского населения с балтийскими славянами 58 и лингвистические свидетельства о присутствии западнославянского диалекта в языке древних новгородцев59.
Следует отметить, что впервые со всей определенностью о западной «прародине» «словен новгородских» с точки зрения лингвистики высказался еще в 1919 г. Н.М.Петровский, который продемонстрировал западные элементы в древненовгородской письменности и заявлял по этому поводу: «Заселение Новгородской области соседями - западными славянами из нынешней восточной Германии - кажется мне более возможным, нежели предполагаемый Шахматовым кружной путь - из Повислинъя к устьям Дуная, а затем обратно на север, вверх по течению Днепра. Если западнославянские особенности в языке новгородцев Шахматов объяснил тем, что этому племени приходилось по дороге на север пробиваться через ляшскую среду, то с неменьшей вероятностью можно предположить и западнославянскую основу в новгородском населении, оставившую свои следы в языке I Новгородской летописи и некоторых других памятников» 60.
Эти открытия, кардинально изменившие прежние представления об истории освоения и развития северорусских земель61 и демонстрирующие не ослабевающие на протяжении столетий торговые и культурные связи новгородцев сначала с вендами-ободритами, а затем и возникшими на их землях северогерманскими торговыми городами, заставляют вспомнить о попытках С.А.Гедеонова (а позднее А.Г.Кузьмина) связать первых визан____________________
родов Волин, Колобжег и др.), в междуречье Эльбы и Одера и в Мекленбурге (Смирнова Г.П. К вопросу о датировке древнейшего слоя Неревского раскопа Новгорода. //Древняя Русь и славяне. М., 1978, с. 165-171). См. также: Горюнова В.М. О раннекруговой керамике на Северо-Западе Руси. // Северная Русь и ее соседи в эпоху раннего средневековья. Л., 1982, с. 39-45; Рыбина Е.А. Новгород в системе балтийских связей. // Славянский средневековый город. Труды VI Международного конгресса славянской археологии, т. 2. М 1997, с. 326-333, и др.
58 Алексеева Т.И. Славяне и их соседи (по данным антропологии). // Anthropologie, IV, № 2, Brno, 1961, p. 3-37.
59 Зализняк А.А. Новгородские берестяные грамоты с лингвистической точки зрения. // Янин В.Л., Зализняк АЛ. Новгородские грамоты на бересте. (Из раскопок 1984-1989 гг.). М., 1993, с. 218; он же. Древненовгородский диалект. М., 1995.
60 Петровский Н.М. О новгородских «словенах». По поводу книги: А.А.Шахматов. Древнейшие судьбы русского племени. Пг., 1919. // ИОРЯС РАН. 1920. т. XXV. Посвящается памяти А.А.Шахматова. Пг., 1922, с. 384.
61 Седов В.В. Начало славянского освоения территории Новгородской земли. // История и культура древнерусского города. М., 1989, с. 12-17; он же. Славяне в раннем средневековье. М., 1995, с. 245.
ЛЕКСЕМА "ВАРЯГИ" В КОНТЕКСТЕ ПВЛ____________________
93
тийских «вэрингов» с вендскими «варангами». Собственно говоря, при полном смысловом тождестве северо-германского "warang" и греческого "vaering" споры историков и филологов упирались в вопрос о происхождении отмеченного греческой формой изначального ринизма, среди европейских народов свойственного только западным славянам (вендам). Он исчез очень рано у восточных славян, отмечен в древненовгородском диалекте и сохранился в польском языке. Следует напомнить, что из трех одинаковых по своей структуре лексем - "варяг", "колбяг" и "ятвяг" - два последних безусловно связаны с северопольскими землями и Поморьем, заставляя думать, что и третий термин пришел на Русь (в Новгород, поскольку Киев его долгое время не знал) по тому же пути. Уже один этот факт требует с большей внимательностью отнестись к росписи «варяжских племен» во вступительной части ПВЛ, где среди обитателей южного берега Балтики (племен, напомним, еще в XII в. имевших своих князей и отстаивавших свою самостоятельность от немецкой экспансии) указаны «варязи».
Столь же любопытно известие арабского писателя XIV в. Димешки, приведенное Гедеоновым, о «большом заливе, который называется морем варенгов. А варенги суть непонятно говорящий народ… Они - славяне из славян». На берегах этого моря, говорит тот же автор, кроме «варенгов-славян» живут и «келябии», т.е. «колбяги/кульпинги»62, предстающие еще одной загадкой, синхронной с «варягами», с которыми «колбяги» соседствуют как в Византии (хрисовулы, приводимые В.Г.Васильевским), так и на страницах Правды Руской.
Однако наиболее интересной находкой Гедеонова оказалось слово warang, означающий 'меч', 'мечник', 'защитник', которое обнаружено им в балтийско-славянском словаре древанского наречия, опубликованном И.Потоцким в 1795 г. в Гамбурге63. Если вспомнить, что через территорию вендов проходили древнейшие пути, связывавшие славянское Поморье с низовьями Дуная, которыми одинаково пользовались все жители берегов Балтики, двигавшиеся в Константинополь через земли вендов и Саксонию, о чем прямо пишет В.Г.Васильевский б4, то изменение скандинавского vaering, др.-верхне-германского warjan или готского varjan65 в виндальское warang могло произойти вполне естественно.
____________________
62 Гедеонов С.А. Отрывки…, с. 148-150.
63 Гедеонов С.А. Отрывки…, с. 159-160; он же. Варяги и русь…, с. 167-169.
64 Васильевский В.Г. Варяго-русская…, с. 258.
65 Гедеонов С.А. Варяги и русь…, с. 167.
94____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
Описанная ситуация дает возможность проследить трансформацию представлений от др.-герм. wara ('обет', 'присяга', 'клятва'), о чем писал А.А.Куник в «Дополнениях» к «Каспию» Б.А.Дорна66, производя отсюда waring, т.е. 'ротник'67, поскольку тот приносил эту клятву на своем мече, к собственно «мечу», который в период, предшествующий наплыву скандинавов в Константинополь, мог стать отличительной чертой императорских «варангов», т.е. 'меченосцев'. Поэтому, не соглашаясь с В.Г.Васильевским в определении последним «варангов» как скандинавов, Гедеонов очень точно указывает на тот факт, что классическое оружие викингов, двуострая секира, отмечено греческими авторами только у специального отряда «секироносцев», в то время как предшественники «варангов», соответственно своему имени, вооружены мечами, и в качестве примера приводит содержащееся в трактате De ceremoniis aulae Bizantinae Константина Порфирогенита описание приема тарсийских послов в 946 г., на котором присутствовали «крещенные росы», вооруженные щитами и «своими мечами» б8.
С этих позиций можно понять автора ПВЛ, работавшего в первой половине XII в. (или еще позже), чьей руке принадлежат обширные вставки в этногеографический очерк недатированной части ПВЛ, который разместил «варягов» не только на берегах Балтийского («Варяжского») моря «до англян», отражая реальную ситуацию, но и показал их наличие на северо-восточных берегах Черного моря в соответствии с византийской традицией (Причерноморская или Таманская Русь). Последнее особенно интересно как потому, что позволяет датировать предложенную летописцем картину расселения народов и племен Восточной Европы серединой или второй половиной XII в., а не более ранним временем, так и потому, что поднимает вопрос о возможной зависимости ПВЛ не только от собственных русских источников, но и от византийских хроник, так называемого текста Кедрина-Скилицы, до сих пор не привлекаемых при анализе текстов ПВЛ.
Итак, можно констатировать, что, во-первых, лексема "варяг" или "варяги" появляется в древнерусской письменности не ранее первой половины XII в.69, ретроспективно обозначая со____________________
66 Дорн Б.А. Каспий. О походах древних русских в Табаристан. СПб., 1875.
67 Гедеонов С.А. Варяги и русь…, с. 161.
68 Там же, с. 372.
69 Факт этот с неизбежностью поднимает вопрос о времени и месте как перевода хроники Георгия Амартола, так и появления в нем указания, что
ЛЕКСЕМА "ВАРЯГИ" В КОНТЕКСТЕ ПВЛ____________________
95
циальное положение человека ('наемник'), а не его этническую принадлежность 70, впоследствии же используется в значении псевдоэтноса (обитатели германизированного славянского Поморья, т.е. бывших виндальских земель), как в том был уверен С.А.Гедеонов и считал вероятным А.Г.Кузьмин.
Во-вторых, «призвание варягов» Владимиром и Ярославом не имеет ничего общего с «призванием князей» (Рюрик), поскольку лексема "варяги" использована во втором случае только для пояснения этнонима "русь" при явной анахроничности понятий. Таким образом, «варяжская (норманская) проблема» действительно является затянувшейся ошибкой русской (и мировой) историографии. Из всего сказанного следует также, что в текстах внелетописного происхождения (напр., Патерик Киево-Печерского монастыря и др.) лексема "варяг/варяги" может быть использована в качестве датирующего признака для определения времени создания рассматриваемого текста.
____________________
«роусь… от рода варяжеска соущимъ», заменившего первоначальное греческого текста, что путает многих исследователей, забывающих о необходимости проверки перевода по оригиналу (Истрин В.М. Хроника…, т. I, с. 567 и 579).
70 Попов А.И. Названия народов СССР. Л., 1973, с. 63-64. Любопытно, что в XVI в. в окружении Ивана IV «варягов» считали не скандинавами, а «немцами», выходцами из Северной Германии: «в прежних хрониках и летописцех писано, что с великим государем самодержцем Георгием-Ярославом на многих битвах бывали варяги: а варяги - немцы» (Второе послание шведскому королю Иоганну III. // Послания Ивана Грозного. М.-Л., 1951, с. 157-158).
96____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
СЛОВЕНЕ, ПОЛЯНЕ, РУСЬ И ДЕРЕВЛЯНЕ
Будучи по существу единственным источником по этногеографии племен Восточной Европы IX-XII вв., ПВЛ пользовалась неизменным вниманием историков, географов, этнографов и археологов, обращавшихся к ней как к путеводному компасу в своих исследованиях и определениях. Упоминания различных народов в ее текстах часто оказывались основаниями для построения широких и далеко идущих умозаключений о процессах этногенеза 1, освоения ими территории будущего Русского государства 2, внешней и внутренней политики князей 3, причинах военных конфликтов и пр. Особый интерес у исследователей неизменно вызывали вводные статьи ПВЛ, опираясь на которые они пытались разрешить как вопросы этнической географии славянского средневековья 4, так и идеологические задачи Нестора и его предшественников5. Однако за всеми этими широко____________________
1 Барсов Н.П. Очерки русской исторической географии. География начальной (Нестеровой) летописи. Варшава, 1885; Кузнецов С.К. Русская историческая география, вып. 1. М., 1910; Рыбаков Б.А. Древние русы. // СА, XVII, М, 1953, с. 23-104.
2 Насонов А. Н. «Русская земля» и образование территории древнерусского государства. М., 1951.
3 Рыбаков Б.А. Древняя Русь. Сказания. Былины. Летописи. М., 1963; Пашуто В. Т. Внешняя политика Древней Руси. М., 1968; Сахаров А.Н. Дипломатия Древней Руси. IX - первая половина X в. М., 1980.
4 Рыбаков Б.А. Киевская Русь и русские княжества XII-XIII вв. М., 1982; Кузьмин А. Г. Русские летописи как источник по истории Древней Руси. Рязань, 1969.
5 Шахматов А.А. Разыскания о древнейших русских летописных сводах. СПб., 1908; Никольский Н.К. Повесть временных лет, как источник по истории начального периода русской письменности и культуры. К вопросу о древнейшем русском летописании. Выпуск первый. // Сб. по РЯС, т. II, вып. 1. Л., 1930; Истрин В.М. Моравская история славян и история поляно-руси, как предполагаемые источники начальной русской летописи. //Byzantinoslavica, III. Praha, 1931; ГУ, Praha, 1932.
СЛОВЕНЕ, ПОЛЯНЕ, РУСЬ И ДЕРЕВЛЯНЕ____________________
97
масштабными исследованиями остался не выяснен принципиальный вопрос о содержании самих используемых этнонимов.
Речь идет не о частоте употребления того или иного племенного названия, хотя в определенных случаях это имеет немалое значение, а о выяснении содержания «знаковых» этнонимов текста. Из них наиболее важными для ранней русской истории после "варягов" безусловно являются "русь", "словене", "поляне" и "деревляне", поскольку остальные племена выступают всего только в качестве некоего ретроспективного фона событий (ср. перечни племен, участвующих в «призвании князей», походах Аскольда и Дира, Олега, Игоря и пр., однако не зафиксированных ни одним документом, будь то тексты договоров с греками или «Правда Ярославичей»), отмечая этапы территориальных приобретений киевского государства.
Следуя логике и прямому указанию заголовка ПВЛ, открывающегося вопросом «откуда есть пошла Руская земля», такой обзор следовало бы начать с лексемы "русь", явившегося судьбоносным для самого древнерусского государства. Однако предыдущее рассмотрение лексемы "варяги", которое привело к ее исключению из категории этнонимов, уже при анализе ст. 6370/862 г. выявило суперстратность этнонима "русь" по отношению к «словенам». Более того, как установили еще мои предшественники, основным содержанием недатированной части ПВЛ является попытка определения места славянской общности в общемировой истории, начиная от потопа и разделения земель между сыновьями Ноя, в результате чего «словене» были идентифицированы ее автором/авторами с «норцами», а их прародина определена «по Дунаеви, кде есть ныне Угорьская земля и Болгарьская» [Ип., 5]. Последующий рассказ о расселении славянских племен и возникновении местных этнонимов (с Дуная - в Моравию, Чехию, Хорватию, на Вислу, в Мазовию, Поморье, по Западной Двине, вокруг озера Илмера, в «севера» и т.д.), который заканчивается многозначительной фразой «и тако разидеся словенескъ языкъ, темь же и прозвашася словеньская грамота», дал основание сначала АА.Шахматову б, а затем Н.К.Никольскому 7 считать его вступительной частью самостоятельного сочинения, условно названного «Сказанием о грамоте словенской», текст которого частично отразился в ПВЛ под 6406/898 г.
Обширные вставки, разорвавшие в XII в. первоначальный текст ПВЛ (напр., легенда о «хождении» апостола Андрея, дати____________________
6 Шахматов А.А. Сказание о преложении книг на словенский язык. // Jagic-Festschrift. Zbornik u slavu Vatroslava Jagica. Berlin, 1908, S. 181.
7 Никольский Н.К. Повесть временных лет…, с. 20-44.
98____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
руемая этим временем по наличию «варягов» и «моря Варяжского», о «полянах» в Киеве, о неславянских племенах Верхнего Поволжья и Поочья), значительно исказили первоначальную картину «введения». И всё же можно видеть, что в ней присутствуют следы двух «этнических генеалогий» - собственно «словен», которые под давлением «волохов» ушли с Дуная на Вислу, «прозвашася ляхове, поляне, ляхове друзии - лютиче, инии мазовшане, а инии поморяне», и тех «словен», которые «седоша по Днепру и наркошася поляне, а друзии деревляне, зане седоша в лесех» [Ип., 5]. В том, что здесь произошла какая-то путаница по вине переработчика первоначального текста, убеждает последующая фраза, что «словене же седоша около озера Илмера и прозвашася своимъ именемъ, и сделаша городъ и нарекоша и Новъгородъ».
Попробуем в ней разобраться.
У меня нет сомнений, что последняя фраза об «Илмере» и «Новгороде» была заимствована «краеведом» (или его предшественником) из исходного текста, поскольку связывалась в его сознании с озером Ильменем на северо-западе России и Новгородом на Волхове, куда потом пришел Рюрик с «русью». Этому соответствовало и население Новгорода - «словене», к которым Рюрик «пришел первее», т.е. «сначала». В исторической реальности ничего подобного не было, во-первых потому, что Рюрик, кроме «словен»8, более ни к кому не приходил, а, во-вторых, потому, что Новгород на Волхове стал городом почти столетие спустя после смерти Рюрика/Рорика. Его приход к «словенам» действительно имел место, однако к «словенам» западным, ушедшим из Подунавья в Повисленье и далее к западу, в один из вендских «Новгородов». Убеждает в этом необычная для русского Северо-запада форма гидронима "Илмер", отличная от зафиксированной поздними новгородскими летописями («Ильмень»), замечание Н.Т.Беляева о том, что Зейдерзее на территории древней Фризии до своего превращения в морской залив носил название «Илмер» 9, а также указание С.А.Гедеонова со ссылкой на хронику епископов Мерзебургских, что «Ильменью называлась одна из рек, протекавших по вендской земле» 10.
____________________
8 Стоит отметить, что сами новгородцы нигде не называют себя «словенами», а исключительно «новгородцами», тогда как уже в древнейших списках Правды Руской перечень фигурантов открывается «русином» и, после перечисления различных категорий княжеских слуг и общественных лиц, заканчивается «словенином» (Правда Русская, т. I. М.-Л., 1940, тексты).
9 Беляев Н. Т. Рорик Ютландский и Рюрик Начальной летописи. // SK, t. III, Praha, 1929, S. 234, прим. 94.
10 Гедеонов С.А. Варяги и русь. СПб., 1876, с. 346).
СЛОВЕНЕ, ПОЛЯНЕ, РУСЬ И ДЕРЕВЛЯНЕ____________________
99
Другой ветвью «словен», собственно и находившейся в центре внимания «краеведа», работавшего над текстом ПВЛ в XII в., были «поляне», расселившиеся по Днепру и получившие свое имя «от ляхов», «занеже в поле седяху», как он объяснил в завершении ст. 6406/898 г., тогда как этноним «деревляне» переведен им как 'жители лесов' («зане седоша в лесехъ»). На последнем толковании стоит остановиться, поскольку имя «полян» с древности до настоящего времени является самоназванием поляков и их страны - «Polonia», хотя, подобно днепровским «полянам», они обитали и обитают отнюдь не в «полях», т.е. в степи, а в лесной зоне. Таким образом, использование этого названия, имеющего оговорку, что оно - «от ляхов», может быть объяснено только текстуальным заимствованием с последующей адаптацией сюжета к географической обстановке Среднего Поднепровья 11.
Во-вторых, и это тоже немаловажно, указание на два вида «словен» - «полян» и «деревлян, зане седоша в лесех», - сразу же вызывает в памяти такое же членение готов на две основные группы: восточные, или остготы (остроготы, грейтунги), и западные, или вестготы (визиготы, или тервинги). Как писал А.И.Попов, «для нас представляет интерес разделение готов на грейтунгов - 'степных жителей', 'полян' и тервингов - 'лесных жителей', 'древлян', совершенно совпадающее с разделением спустя несколько столетий обитавших примерно на этих же приднепровских землях славянских племен («поляне» и «деревляне» русской Начальной летописи)» и.
Я не знаю, каким образом «поляне» (т.е. поляки), действительно входящие в семью славянских народов, оказались идентифицированы с готами-грейтунгами, чтобы затем отождествить с ними киевлян. Вероятно, в этом повинны какие-то тексты, описывавшие «полян», поскольку вся дальнейшая их история оказывается своего рода панегириком «Полянскому добронравию» в противоположность «деревлянам», которые «жи____________________
11 [Исаевич Я.Д.] Древнепольская народность и ее этническое самосознание. // Развитие этнического самосознания славянских народов в эпоху раннего средневековья. М., 1982, с. 152-153. Автор указывает на безусловную изначальную принадлежность этнонима "поляне" гнезненскому княжеству полян и на последующее использование этой лексемы в западноевропейских хрониках исключительно по отношению к Польше и ее населению. К этому можно прибавить наличие среди польских земель «Куявии», точное воспроизведение названия которой у восточных авторов и Константина Порфирогенита обычно идентифицируется с Киевом на Днепре («Куяба/Куява»).
12 Попов А.И. Названия народов СССР. Л, 1973, с. 25; Шахматов А.А. Древнейшие судьбы русского племени. Пп, 1919, с. 29, прим.
100____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
вяху зверьскымъ образомъ, живуще скотьскы: и убиваху друг друга, ядуще все нечисто, и браченья у нихъ не быша, но умыкаху уводы (т.е. «умыкали уводом». - А.Н.) девица» [Ип., 10]. Единственное, о чем здесь можно говорить с уверенностью, так это о роли «краеведа-киевлянина», провозгласившего, что его герои «бяхуть бо мудре и смыслени, и нарицахуся поляне, от них же суть поляне въ Кыеве [вар. - кияне] и до сего дни» [Ип., 7]. Другими словами, загадка «полян», упоминаемых за пределами этого панегирика, как можно охарактеризовать «легенду о полянах», помещенную в недатированной части ПВЛ, в собственно летописце сводится к тому, что ими «обладает» Олег (ст. 6393/885 г.), их теперь называют «русью» (ст. 6406/898 г.), и хотя они называются «полянами», но говорят на словенском языке (там же), их взял с собой Олег под стены Константинополя (ст. 6415/907 г.), их берет в поход Игорь (ст. 6452/944), после чего они навсегда исчезают со страниц ПВЛ.
Представляется излишним доказывать фантомность этнонима "поляне" в приведенных примерах, поскольку в большинстве случаев они оказываются названы в ряду других племен-статистов, объявленных данниками Киева, но не более. Подтверждение их чужеродности славянскому миру проявилась лишь однажды в пояснении «краеведа», что «аще и поляне звахуся, но словеньская речь бе; полянми же прозвашася, занеже в поле седяху, а языкъ словеньскыи бе имъ единъ» [Ип., 20]. Всё это заставляет предположить, что истинное происхождение киевлян для автора первой половины XII в. оставалось неизвестным, и этот пробел в истории был им восполнен путем адаптации текстов, способных ввести киевлян (потомков готов-грейтунгов?), во-первых, в семью славянских народов через «полян-ляхов», и, во-вторых, подвести их к главному событию их действительной истории - превращению «словен» в «русь» («а словенескъ языкъ и рускыи один: оть варягъ бо прозвашася русью, а первее беша словене» [Ип., 20]). При этом исследователь данного вопроса не должен упускать из виду, что построения древнерусского историографа основаны не на местных преданиях, как, например, предание о Кие и его родственниках, вызвавшее у «краеведа» полемику со своим предшественником, а на текстах, повествовавших о событиях какой-то иной историко-географической реальности, например, Среднего и Нижнего Подунавья, на что указывает постоянное упоминание «болгар», «угров» и самого Подунавья.
С успехом разрешив задачу «прививки» киевлян-полян к древу всего славянства и тем самым, определив им место в истории распространения христианства, автору ПВЛ пришлось решать не менее сложную задачу - объяснить, каким образом они
СЛОВЕНЕ, ПОЛЯНЕ, РУСЬ И ДЕРЕВЛЯНЕ____________________
101
стали называться "русью". Для этого в его распоряжении имелись какие-то тексты, содержащие рассказ о Рорике/Рюрике, пришедшем к «словенам» с «русью» в Новгород, воспринятый им как Новгород на Волхове. Так под пером древнерусского книжника произошла встреча двух разошедшихся за четыре-пять веков до этого из Подунавья ветвей славянства, одна из которых обосновалась в Северной Германии и на берегу Балтийского моря (венды-ободриты 13), а другая оказалась оттеснена аварами в Поднепровье (?) и Трансильванию. На этот древний центр славянства еще в конце прошлого века обратили внимание АА.Кочубинский 14 и И.П.Филевич 15. Именно здесь, в мадьярском массиве, как отмечено в ст. 6406/898 г. («посемъ же угре прогнаша волохы и наследиша землю ту, и седоша съ словеньми, покоривше я подъ ся; и оттоле прозвася земля Угорьска» [Ип., 18]), сохранились живыми этноним "русин", впервые зафиксированный в договоре «руси» с греками 912 (911) г. и в Руской Правде, а также компактные островки исконного русинского населения со славянской литургией и памятниками древнейшей славянской письменности.
Трудно сказать, содержало ли Сказание о грамоте словенской легенду о приходе Рорика/Рюрика к «словенам». Скорее всего, что нет, поскольку в легенде об апостоле Андрее ничего не сказано о «руси», а использование в ней, как и в ст. 6406/898 г., лексемы «варяги» и производных от неё свидетельствует о том, что современный свой вид они получили не ранее первой половины XII в. С другой стороны, отсутствие «варягов» в рассказе 6374/866 г. о походе Аскольда и Дира на греков исключительно с «русью» (и это при том, что в предшествующем тексте, попавшем в конец ст. 6370/862 г., сказано, что они «многы варягы съвокуписта»), позволяет думать, что оба эти загадочные персонажа русской истории действительно были одними из первых «росов», закрепившихся на Нижнем Дунае или в Среднем Поднепровье.
Сложность идентификации «росов/русов» с каким-либо определенным народом Европы заключается, во-первых, в том,
____________________
13 «Ободриты» - т.е. живущие по реке Одра/Одер, а вовсе не «бодричи» или «ободричи», как это можно прочитать у многих историков (напр., Державин Н.С. Славяне в древности. [М., 1946], с. 30-31) после П.-Й.Шафарика.
14 Кочубинский А.А. О русском племени в Дунайском Залесье. // Известия о занятиях VII Археологического съезда в Ярославле 6-20 августа 1887 г. Ярославль, 1887; с. 3.
15 Филевич И.П. История древней Руси, т. I. Варшава, 1896.
102____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
что византийские авторы рассматривают «народ рос» в целом как некоторую данность, не требующую объяснений, о чем собственно идет речь; во-вторых, наименование этого народа и производные от этой лексемы совпадают с названием прилагательного "русский" (напр., «русский народ»), т.е. в буквальном смысле слова 'принадлежащий росам/русам', что подтверждается не только нарративными текстами, но и вполне официальными документами X-XI вв.; в третьих, существованием исходного написания «рос/русь», первое из которых соответствует греческим источникам и теории «росов/фризов» Н.Т.Беляева 1б, тогда как второе - собственно русской (и арабской) традиции. Наконец, основным аргументом как норманистов, так и их противников оказывается известное сообщение Бертинских анналов о появлении в Ингельгейме послов «народа рос», которые были опознаны как «свевы», т.е. шведы, из чего одни делают вывод о том, что «росы/русы» - это норманны, а другие, соглашаясь с тем, что в Ингельгейме были именно норманны, считают их представителями «варяжской аристократии», подобно послам Олега, а затем и Игоря, отмеченным в преамбуле договоров с греками.
Для Н.Т.Беляева основанием отождествления «руси» с фризами послужило отсутствие последних в перечне «варяжских народов» (т.е. наемников) ст. 6370/862 г., заставив его обратиться к изучению обширного документального материала и к исследованиям своих предшественников событий VIII-IX вв. в северном регионе Европы. Как удалось выяснить историку, богатый и цветущий в то время народ фризов, - народ ремесленников, мореплавателей и купцов, - гораздо теснее, чем с англами и саксами, связанный с вендами-ободритами, с VII по IX в. держал в своих руках основные направления северной и юго-восточной торговли Европы. Эти пути вели по Балтийскому морю, его берегам и островам к Ладоге и далее по Великому Восточному пути в Каспийское море17; по Рейну, Эльбе и Одеру - на юг по Дунаю до Черного моря и Константинополя 18.
Торговые пути фризов хорошо известны и отмечены многочисленными находками предметов фризского экспорта, в том
____________________
16 Беляев Н.Т. Рорик Ютландский…, с. 249-250.
17 Херрманн Й. Полабские и ильменские славяне в раннесредневековой балтийской торговле.//Древняя Русь и славяне. М., 1978,с. 191-196.
18 Херрманн Й. Ruzzi. Forsderen liudi. Fresiti. К вопросу об исторических и этнографических основах «Баварского географа» (первая половина IX в.). // Древности славян и руси. М., 1988, с. 163-169.
СЛОВЕНЕ, ПОЛЯНЕ, РУСЬ И ДЕРЕВЛЯНЕ____________________
103
числе и в раскопках российских археологов19. История фризов в первой половине и середине IX в., в особенности фризов округа Рустринген, называвших себя "рос" или "рус"20, оказалась тесно связана с Рориком/Ререком Ютландским, маркграфом фризским, историю которого я вкратце изложил в очерке о Рорике/Рюрике. Вместе с ним часть фризов была вынуждена покинуть свою родину из-за участившихся нападений викингов и, судя по всему, переселиться к вендам-ободритам21, которые сами испытывали жесточайший натиск саксов и франков с одной стороны, и данов, шведов и норвежцев - с другой. Кроме этого к переселению, похоже, вынуждало фризов и затопление их земель в результате развивавшейся в эти столетия трансгрессии Северного моря и мирового океана в целом22.
Примечательно, что сведения, собранные Н.Т.Беляевым, хорошо согласуются с рассказом одной из вводных глав ПВЛ о расселении «словен», поскольку среди поименованных в тексте поморян, ляхов, мазовшан, лютичей, заселивших северные земли нынешней Германии и Польши, отсутствуют венды-ободриты,
____________________
19 Любопытны наблюдения П.П.Толочко над распространением «камерных» (или срубных) погребений, раскопанных под Ладогой (IX в.), Псковом, Смоленском, Черниговом и Киевом (X в.), усвояемых скандинавам. На самом деле, как показывает автор, в материковой Скандинавии их нет, в некрополе Бирки они составляют всего 10% от общего числа погребений, а наиболее характерны для Нижней Фрисландии и Саксонии-Вестфалии, что дало основание А.-С.Греслунду считать их погребениями фризов-торговцев. (Толочко П.П. Спорные вопросы ранней истории Киевской Руси. // Славяне и Русь (в зарубежной историографии). Киев, 1990, с. 117-118).
20 Весьма показательна в этом плане путаница в северных сагах Фризии (Fryseland), Руси (?) (Ryseland) и некой «страны великанов» (Riesenland) (см. по этому поводу: Тиандер К. Поездки скандинавов на Белое море. СПб., 1906), заставляющая полагать, что последние два названия не самостоятельны, а являются искажением первоначально фигурировавшей в тексте Фризии. Следует признать также, что роль фризов, принимавших большое участие в торговом освоении Восточной Европы, у нас практически не учитывается (литература о фризах на русском языке чрезвычайно скудна, как показывает библиография в работе М.И.Решиной (Решина М.И. Фризы Нидерландов и ФРГ. // Этнические меньшинства в современной Европе. М., 1997, с. 194-267), впрочем, как и роль западных славян, о которых заставили вспомнить только археологические исследования земель Великого Новгорода и Старой Ладоги, в частности, западнославянская керамика и особенности языка новгородских грамот.
21 Решина М.И. Фризы…, с. 211.
22 Шнитников А.В. Внутривековая изменчивость компонентов общей увлажненности. Л., 1968, с. 154, рис. 77.
104____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
населявшие южные районы Гольштейна и земли Мекленбурга, являвшиеся непосредственными соседями, союзниками и компаньонами в военно-торговых операциях фризов. Другими словами, венды-ободриты, первыми из славян начавшие колонизировать новгородско-псковские земли, в «Сказании о грамоте словенской» должны были «прозваться своим именем», т.е. именем "словене", которое они и принесли на берега Волхова23. Насколько вся история с приходом Рорика/Рюрика, который вывел своих рустрингенских фризов («русь» 24) с побережья Северного моря и расселил их среди вендов25, оказалась чуждой для вендов-колонистов в Приладожье, можно видеть по новгородцам, категорически противопоставлявших «Новгородскую землю» - «Русской земле», воспринимаемой на протяжении XI-XII вв. исключительно как регион Киева-Чернигова-Переяславля Южного или Руского2б, Об этом почему-то упорно забывают современные норманисты, утверждающие первоначальную «Русь Рюрика» именно в Новгородском регионе и даже измышляя никогда не существовавшую «Верхнюю Русь»27.
Между тем, общеизвестный факт неприятия новгородцами имени "русь" сводит на нет все попытки объяснить происхождение данного этнонима из финского Ruotsi28, поскольку он должен был бы обозначать в первую очередь новгородцев. Не случайно еще в 1878 г. А.А.Куник, один из наиболее последовательных «норманистов», признал после критики С.А.Гедеоновым, что «послужившее к заблуждениям слово Roslag было еще с
____________________
23 Ср. употребление термина «Славия/Славяния» в хронике Гельмольда, заимствованного им у Адама Бременского для обозначения области вендов и поморян (Гельмольд. Славянская хроника. М., 1963, с. 295, указатель.).
24 Особенно примечательно употребление «баварским географом» в отношении «русов-фризов» лексемы "liudi", т.е. славянского собирательного слова "люди", подчеркивающего, что речь идет о «человеческой массе», но не об этносе (Херрмат И. Ruzii…, с.167).
25 О наличии колоний фризов среди вендов и поморян свидетельствует хроника Гельмольда (Гельмольд. Славянская хроника. М., 1963, с. 138, 146, 228).
26 Насонов А.Н. «Русскаяземля»…, с. 29; Тихомиров М.Н. Происхождение названий «Русь» и «Русская земля».// Тихомиров М.Н. Русское летописание. М., 1979, с. 23-24 (автор ошибался, утверждая, что новгородцы называли себя «словенами»: они называли себя «новгородцами»).
27 Лебедев Г.С. Эпоха викингов в Северной Европе. Л., 1985, с. 197, 224-226; Гринев Н.Н. Легенда о призвании варяжских князей. // История и культура древнерусского города. М., 1989, с. 31-43.
28 Ловмяньский X. Русь и норманы. М., 1985, с. 179-186.
СЛОВЕНЕ, ПОЛЯНЕ, РУСЬ И ДЕРЕВЛЯНЕ____________________
105
1846 г. устранено окончательно» (из аргументов норманизма)29. Что же касается обилия вокруг Новгорода на Волхове топонимов и гидронимов с основой "рус-"30, то эти данные могут в лучшем случае свидетельствовать о финноязычной среде, в которой проходило освоение края славянами, но никак не о самоназвании последних, как то пытаются утверждать современные «младонорманисты»31.
С этих позиций совершенно по-новому можно прочитать и сообщение Вертинских анналов 839 г., в которых сообщается о приходе 18 мая 839 г. в «Ингуленгейм» к императору Людовику I послов византийского императора Феофила, вместе с которыми прибыло несколько людей, «которые говорили, что их, то есть их народ, зовут «рос» (Rhos), и которых, как они говорили, царь их, по имени Хакан (Chacanus) отправил к нему (Феофилу) ради дружбы. «…» Тищтельно расследовав причину их прибытия, император узнал, что они принадлежат к народности шведской (eos gentis esse Sueonum)» 32. Для того, чтобы разобраться, что именно имел в виду хронист, писавший о разоблачении шведов, воспользовавшихся именем другого народа, следует вспомнить, что в это и предшествовавшее время из северо-франкских (т.е. западнославянских) земель на юг, по Одеру и Висле, и затем вниз по Дунаю, по пути, накатанному за тысячелетия, а в VII-IX вв. освоенному фризами, вместе с торговцами двигались искатели приключений - ватаги «джентльменов удачи», младшие отпрыски княжеских дворов со своими дружинниками, авантюристы, князья-изгнанники, беженцы от викингов, да и сами викинги, искавшие пути к сказочному Миклагарду - «Срединному городу», как называли они Константинополь.
Среди них были венды-ободриты, лютичи, вагры, саксы, англы и, конечно же, фризы, «народ рос», столь хорошо известный на этом маршруте, что в 839 г. именно «росами» должны были назвать себя шведы, попавшие к Людовику I Благочестивому, сеньору Рорика/Рюрика. Естественно, Людовику не стоило труда обнаружить их самозванство, поскольку росы-фризы были его подданными и, более того, «в империи франков фризские куп____________________
29 Куник А. Замечания (По поводу критики г. ФортинскогрД.У/ ЗИАН, сентябрь 1878 г., отдельный оттиск, с. 6.
30 Попов А.И. Названия народов СССР. Л., 1973, с. 51-52.
31 Лебедев Г. С. Эпоха викингов…, с. 225; и др.
32 Памятники истории Киевского государства IX-XII вв. Л., 1936, с. 23.
106____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
цы пользовались режимом наибольшего благоприятствования» 33. Для византийцев же, по своему высокомерию не желавших разбираться в племенных отличиях североевропейских «варваров», все они были «франгами», т.е. франками, но для отличия от подлинных франков Западной Европы фигурировали под обобщающим именем «народа рос» - по фризам, торговавшим на рынках Константинополя. Более того, как следует из указания «баварского географа», писавшего в первой половине того же IX в., росы (ruzzi) и фризы (fresiti) были известны ему не только на нижнем течении Дуная, но и на Днепре, как это реконструирует Й.Херрманн34, причем самым замечательным здесь является тот факт, что, хотя автор склонен считать все три компонента принадлежащими одной фразе, - Ruzzi - forsderen liudi, Fresiti, т.е. 'руссы - первые (т.е. лучшие) люди, фризы', по мнению таких специалистов как К.Зеусс и К.Мюллер, выражение «forsderen liudi» представляет собой самостоятельный объект и означает 'лесные люди', соответствующие понятию «деревляне», «тервинги» 35. Однако в любом случае последний компонент синтагмы (liudi - 'люди') прямо указывает на славяноязычность данного сообщества, о чем писал «краевед-киевлянин» в дополнение к новелле о «преложении книг» («а словенескъ языкъ и рускыи один… а первее беша словене»).
Из этого можно заключить, что на дунайском пути и в Причерноморье «народ рос» являл собою самую пеструю смесь представителей различных этносов Северной и Центральной Европы, как это следует из их имен, сохраненных договорами «руси» с греками в составе ПВЛ, поскольку только их малая часть, да и то с натяжками, может быть возведена к гипотетическим «скандинавским прототипам» 36. Отсюда происходят в славянских языках и заимствования из древне-фризского самых ходовых торговых терминов, вроде «куны», происходящей из др.-фризского "соnа", т.е. 'монета', совпавшей по звучанию с «куницей», сохранение в Правде Руской известной дистанцированности «русина» и «словенина», и пр., - заимствования, на которые еще не обращено достаточное внимание исследователей русских
____________________
33 Ретина М.И. Фризы…, с. 212.
34 Херрманн Й. Ruzzi…
35 Там же, с. 167 и 169.
36 Машин В.А. Начало Руси…, с.36-38; Погодин А. Три заметки о начале Русского государства. 1. Остатки языка варягов в Договоре Игоря с греками в 945 г. // Slavia, XI, 1932, Praha, S. 118-125; Соловьев А.В. Заметки о договорах Руси с Греками. // Slavia, XV, Praha, 1937/1938, S. 402-417. Ср. рассмотрение этих имен у С.А.Гедеонова: Гедеонов С.А. Варяги и русь…, с. 183-306.
СЛОВЕНЕ, ПОЛЯНЕ, РУСЬ И ДЕРЕВЛЯНЕ____________________
107
древностей. Во второй половине IX в. обширные колонии «народа рос» появляются на территории Нижнего Подунавья (район нынешнего Русе и Тутракана), на западном (Rossofar, Warangolimen) и восточном (район Керчи) побережьях Крыма и, по-видимому, в Матархе на Тамани (Тмуторокан), на чем я останавливаюсь специально в очерке о топологии Руси.
Но вернемся на берега летописного Днепра, где, как мы уже видели, помещает «росов/фризов» не только «баварский географ», но и византийский император Константин VII Порфирогенит, который (в полном соответствии со словами ПВЛ, что, идя к «словенам», Рорик/Рюрик «пояша по собе всю русь»), рассказывает в 9-й главе De administrando imperio об «архонтах росов», которые «со всеми росами» по осени отправляются «в полюдье» 37 - к тем самым «forsderen liudi» «баварского географа», поименованным росами/фризами «деревлянами», быть может в память о «древанах» Люнебурга, с которыми они соседствовали на территории Северной Германии 38.
Сопоставление известий «баварского географа» о росах и фризах на Днепре/Дунае с заметкой Бертинских анналов и текстами ПВЛ приводит к любопытному заключению, что речь в них действительно может идти о «днепровской руси», вскоре распространившейся и на северные берега Черного моря, поскольку именно в Киеве мы находим подтверждение титулования русского князя "хаканом" («каганом») 39, идущее, по всей видимости, от хазар и находящее соответствие в упоминании «хазарской дани» как следа непосредственных контактов «полян» с хазарами. Поскольку эта «русь» уже являла собой полиэтническое образование на славянской основе, представляется в высшей степени вероятным, что именно с одним из ее представителей (т.е. «русином») встретился в Корсуне Кирилл-Константин, брат Мефодия, впервые познакомившийся с «роусьскыми писмены» («обрете же тоу еваггелие и псалтирь роусьскыми писмены писано, и чловека обреть глаголюща тою беседою»40), т.е.
____________________
37 Константин Багрянородный. Об управлении империей. М., 1989, с. 51.
38 Любавский М.К. История западных славян (прибалтийских, чехов и поляков). М., 1917, с. 21; Нидерле Л. Славянские древности. М., 1956, с. 114 и др.
39 Молдаван A.M. «Слово о законе и благодати» Илариона. Клев, 1984; Высоцкий С.А. Древнерусские надписи Софии Киевской XI-XIV вв. Киев, 1966, с. 49.
40 Лавров П.А. Материалы по истории возникновения древнейшей славянской письменности. // Труды Славянской комиссии, т. I. Л., 1930, с. 12 («Житие Константина Философа» по рукописи XV в., быв. МДА).
108____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
с уже существовавшей у росов письменностью, благодаря своей простоте вытеснившей впоследствии созданную для моравов «глаголицу».
Во-вторых, и это тоже любопытно, оба источника играют роль terminus post quern для появления росов на самом Черном море, в том числе и в Крыму, поскольку для византийцев они еще «народ неизвестный», и terminus ante quern для появления ватаг «росов» в Поднепровье (или Подунавье). Последнее обстоятельство отразилось в ПВЛ новеллой о захвате Киева Аскольдом и Диром с их последующим набегом на Царьград под 6374/866 г., рассказ о котором был заимствован из перевода хроники Георгия Амартола41. Сомнение может вызвать только фраза, что Аскольд и Дир «начаста владети Польскою землею» [Ип., 15], которая становится «Руской» лишь после захвата Киева Олегом [Ип., 17], однако такая интерпретация событий могла подчеркивать незаконность претензий авантюристов, бывших «ни князя, ни роду княжя». Поэтому действительно первым русским князем, который имел право объявить Киев «мати городомъ рускымъ», а землю «полян» - «Русской землей», был именно Олег, «князь по рождению», как о том свидетельствует сохранившийся договор с греками 911г.
В отличие от "полян", этноним "словене" оказался более устойчив в тексте ПВЛ. После рассказа о «призвании Рюрика» и захвата Киева, когда «словене» становятся «русью» [Ип., 17], этот этноним употреблен в ст. 6415/907 г., излагающей обстоятельства похода Олега на Царьград, причем, в отличие от других племен, «словене» получают свою долю в виде «кропийных» (т.е. шелковых) парусов. Затем «словене» упомянуты в войске Игоря под 6452/944 г., а в ст. 6488/980 г. участвуют в походе Владимира на Полоцк из Новгорода вместе с «варягами», кривичами и чудью. Далее «словене» названы в конце ст. 6496/988 г. в «новгородской обойме» племен («мужи лутши отъ словенъ, и отъ кривичъ, и от чюдий, и отъ вятичь» [Ип., 106]) и выступают в ст. 6526/1018 г. вместе с «русью» и «варягами» из Киева против Болеслава на Буг. Последний раз «словене» упомянуты как вышедшие из Новгорода с «варягами» Ярослава в ст. 6542/1034 г. для отпора печенегам, но в последующей битве участвуют вместе с «кыянами» и «варягами» уже под именем «новгородцев» [Ип., 138].
Из такого обзора, охватывающего все упоминания «словен» в тексте ПВЛ, можно видеть, что за исключением событий, связанных с Олегом (захват Киева, поход на Царьград) и - по инерции - с Игорем, когда в соответствии с исходным преданием о
____________________
41 Шахматов А.А. «Повесть временных лет» и ее источники. // ТОДРЛ, IV. М.-Л., 1940, с. 48-49.
СЛОВЕНЕ, ПОЛЯНЕ, РУСЬ И ДЕРЕВЛЯНЕ____________________
109
Рорике/Рюрике, пришедшем с «русью» «первее к словенам», оба этнонима упоминаются вместе, лексема "словене" оказывается синонимом лексемы "новгородцы", т.е. отмечает литературную традицию, а не историческую реальность. Таким образом, этот этноним в ПВЛ выступает необходимым звеном-посредником, связующим «русь» со «словенами» в более широком, чем только племенном смысле, позволяя автору «Сказания о грамоте словенской» утверждать тождество языка «славен» и «руси»: «А словенескъ языкъ и рускый один…» [Ип., 20].
Посмотрим теперь на употребление лексемы "русь" в ПВЛ, хотя сам факт написания и кардинальной переработки многих сюжетов ПВЛ в первой половине XII в. делает такой анализ малоперспективным и не слишком убедительным. Впервые этноним «русь» мы встречаем в перечне «варяжских племен», интерполированном в заимствованный у Амартола фрагмент недатированного «введения». В этом же смысле он использован в ст. 6360/852, 6370/862, 6390/882, 6406/898, 6415/907, 6420/912 (когда в договоре с греками впервые фиксируется лексема «русин»), 6449/941, 6452/944, 6479/971, 6495/987, 6496/988 гг. и, наконец, в ст. 6551/1043 г. о последнем походе «руси» на Царьград. С наибольшей вероятностью к «Сказанию о грамоте словенской», т.е. к древнейшему слою ПВЛ, можно отнести упоминания «руси» в ст. 6370/862, 6390/882 и 6406/898 гг. и в договорах 6420/912 и 6453/945 гг., тогда как «договор 6479/971 г.», подобно «договору 6415/907 г.», похоже, является продуктом литературной деятельности «краеведа» в первой половине XII в., о чем я пишу в соответствующем месте. Особый интерес вызывает тот факт, что, за исключением описания похода на греков, этноним "русь" (как, впрочем, и другие этнонимы, кроме "деревлян") полностью отсутствует в рассказах о смерти Игоря, мести Ольги, поездки Ольги в Царьград и о юности Святослава, будучи в ряде мест заменен "кыянами". Так что на причастность этих сюжетов собственно русской истории указывают только редкие определения типа "князи рустии", "сынове рустии" и "земля Руская", внесенные автором-обработчиком XII в.
Последние упоминания о народе «русь» исследователь обнаруживает в сюжетах, связанных с крещением Владимира (ст. 6495/987 и 6496/988 гг.), к которым по своей стилистике примыкает безусловно аутентичный фрагмент 6551/1043 г., где этноним "русь" оказывается субъектом повествования, подобно текстам о событиях первой половины и середины X в. Стоит отметить, что этот рассказ о походе Владимира Ярославича на Царьград отличается стилистическими особенностями как от окружающих его
110____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
текстов, так и от «хроники Ярослава», заканчивающейся ст. 6532/1024-6534/1026 гг.
Новое содержание этнонима «русь», предполагающее уже не народ, а только «русское войско», противопоставляемое иноплеменникам (в данном случае - печенегам), можно заметить в рассказе о событиях 6501/993, а затем 6523/1015 гг. Такое использование лексемы "русь" в ПВЛ встречается еще два раза - под 6586/1078 и 6611/1103 гг., в ситуации противостояния объединенных сил киевских князей половцам, что прямо указывает на XII в., лишая данный термин какого-либо хронометрического значения.
Данное обстоятельство - обработка предшествующих текстов и написание собственно текстов ПВЛ в первой половине XII в., делает бесполезными попытки установить, хотя бы приблизительно, время превращения этнонима "русь" в хороним "Русь", определяющий страну и государство, поскольку впервые с этим значением мы встречаем его в ст. 6477/969 и 6479/971 гг. о Святославе, т.е. в текстах, написанных или кардинально переработанных в XII в. То же следует сказать и о единичном употреблении этого хоронима в ст. 6485/977 г. о Ярополке, которая, с одной стороны, является продолжением рассказа о дунайских походах Святослава, а с другой - «вступлением» к повествованию о Владимире. Начиная с этого фрагмента, все последующие упоминания «Руси» в качестве страны или государства (ст. 6489/981, 6492/984, 6494/986, 6527/1019, 6545/1037, 6559/1051, 6597/1089 гг. и далее) связаны с редакцией первой половины XII в.
В этом плане особенно интересно отметить появление в тексте ПВЛ параллельных «Руси» лексем с тем же содержанием - "Руская земля" и "земля Руская", - получающих широкое распространение в последующем летописании вплоть до ограничения хоронима "Русь" сферой действия литературной традиции. Лексема "земля Руская" впервые использована в ст. 6463/955 г. («аще Богъ въсхощеть помиловати роду моего и земли Рускые» [Ип., 52]), и позднее, в ст. 6488/980 г. («и осквернися требами земля Руская» [Ип., 67]), но в том и в другом случае, как показывает благочестивый контекст, перед нами следы позднейшей авторской (редакторской?) работы, такой же, как в ст. 6534 и 6542 г.. Действительно первым (хронологически) использованием этой лексемы следует считать ст. 6569/1061 г., сообщающую, что «придоша половци первое на Руськую землю воевать» [Ип., 152], после чего мы находим ее в ст. 6576/1068, 6579/1071, 6586/1078, 6597/1089, 6598/1090 г., тогда как начиная со ст. 6601/1093 г. она оказывается уже единственно употребляемой.
СЛОВЕНЕ, ПОЛЯНЕ, РУСЬ И ДЕРЕВЛЯНЕ____________________
111
И всё же самым загадочным этнонимом в ПВЛ можно считать лексему "древляне/деревляне", которая заставляет вспомнить племя "древан" в Северной Германии в бассейне р. Иетцель, сохранявших свою самобытность вплоть до XVIII в. 42, производные от нее топонимы "Дерева", "Деревьская земля" и определение "деревьскии князь".
В ПВЛ происхождение «деревлян» связано с рассказом о расселении «словен», которые «седоша по Днепру и наркошася поляне, а друзии деревляне, зане седоша в лесех» [Ип., 5], т.е. с текстом «краеведа», дополнявшим первоначальную географию расселения славян в Европе, что само по себе определяет его появление первой половиной XII в., равно как и последующая вставка, называющая племена «словенского языка» в Руси: «поляне, деревляне, новъгородьци, полочане, дьрьговичи, северо, бужане, зань седять по Бугу, после же волыняне» [Ип., 8]. Еще одно настойчивое утверждение, что «деревляне отъ словенъ же, и нарекошася древляне», повторяется вместе с собщением о приходе «Радима и Вятко» и о «мире» между всеми славянскими племенами [Ип., 9], хотя уже в следующем фрагменте оказывается, что «деревляни живяху зверьскымъ образомъ, живуще скотьскы», и что «поляне» «быша обидими деревляны» [Ип., 12], т.е. нечто прямо противоположное вышесказанному. Естественно, согласовать между собой столь противоречивые сведения можно только признав, что они заимствованы из разных источников, повествующих о разных народах со сходными названиями. Но об этом несколько позже.
Следуя ПВЛ, историки и археологи определили место обитания «древлян/деревлян» в бассейнах Припяти и Ужа, правобережных притоков Днепра, а главными их городами - Искоростень/Коростень и Овруч, хотя ни скудный археологический материал, обобщенный недавно В.В.Седовым 43, ни еще более скудные сведения ПВЛ и топонимики верховьев бассейна Днепра и юго-запада земель Великого Новгорода («Деревская пятина») не помогают в идентификации и выделении этого племени из массы окружающих их «полян» и «волынян». То же следует сказать и в отношении «экологического» объяснения пары «по____________________
42 «Соседний с Люнебургом район р. Иетцель (слав. Йесна), населенный некогда славянским племенем древане, сохранял свое славянское население вплоть до XVIII в. и до сих пор носит название Dravehn и Wendland, т.е. земля вендов, а вендами немцы называли славян» (Державин Н. С. Славяне в древности. [М., 1946], с. 29).
43 Седов В.В. Восточные славяне в VI-XIII вв. М., 1982, с. 101-106.
\
112____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
ляне» - «деревляне», поскольку оба племени в VIII-IX веках не имели отличий ни в условиях своей жизни, ни в быту, разве что городища и погребения «древлян/деревлян» свидетельствуют об их большей, по сравнению с их соседями, бедности.
Другими словами, в исторической реальности «древляне/деревляне» не представляли и не могли представлять никакой опасности для киевских князей ни в политическом, ни в экономическом, ни в этническом плане, поскольку они жили в лесах и болотах, не обладая ни амбициями, ни человеческими ресурсами, ни торговыми путями, которые проходили бы по их территории. Вместе с тем, в ПВЛ исследователь обнаруживает прямо противоположную картину, основанную не только на утверждении деревлянских послов что «наши князи добри суть, иже роспасли суть Деревьскую землю» [Ип., 44] в противоположность «земле Руской», но и на том факте, что с Олега и вплоть до Святослава каждому русскому князю приходилось начинать свою деятельность с экспедиции против этих самых «деревлян». Правда, после акции, предпринятой Ольгой, от «Деревской земли» остается лишь топоним, последний раз упомянутый при распределении Владимиром княжений своим сыновьям, когда «в Дерева» назначается Святослав Владимирович [Ип., 105]44.
Столь упорное сопротивление маленького племени, не обладавшего даже серьезными укреплениями 45, является нонсенсом, заставляющим предполагать, что перед нами результат адаптации этнонима в чуждой для него историко-географической ситуации, описываемой ПВЛ, в которую он попал вместе со включающим его текстом.
Таким текстом, содержащим не одно только имя «деревлян» в качестве объекта экспансии со стороны «руси», но и характеризующим их самих, может служить рассказ о гибели Игоря и первых трех отмщений Ольги в ст. 6453/945 г. (дубл.) с его продолжением под 6454/946 г., в котором назван главный город «деревлян» Коростень/Искоростень (в ст. 6485/997 г. центром «Дерев» назван город Овруч), а сами они оказываются более
____________________
44 Топоним "Дерева" в последний раз в киевской летописи упомянут под 6644/1136 г. в связи с военными действиями Ольговичей возле Киева («паки же Олговичи с половци переидоша Днепръ, декабря въ 29, и почаша воевати отъ Трьполя около Красна и Васильева и до Белогорода, оли же до Киева, и по Желане и до Вышьгорода, и до Деревъ, и чресъ Лыбедь стреляхуся»), что снова поднимает вопрос о его реальном содержании в каждом отдельном случае.
45 Седов В.В. Восточные славяне…, карты на с. 103.
СЛОВЕНЕ, ПОЛЯНЕ, РУСЬ И ДЕРЕВЛЯНЕ____________________
113
цивилизованными и менее коварными, нежели «русь». Однако главным аргументом против локализации противников русских князей в бассейне р. Уж является свидетельство византийского историка Льва Диакона, точно так же упоминающего о смерти Игоря, отца Святослава, в «деревах», однако от рук не славян-деревлян, а от «германцев», причем речь идет не о топониме "Дерева", а о реальных согнутых деревьях, к которым был привязан алчный князь и затем ими разорван46.
Так исследователь снова сталкивается с проблемой деревлян/тервингов, т.е. готов, следы которых, насколько можно судить по советским публикациям, не выявлены в пределах Среднего Поднепровья, если не считать «древностей русов», положенных в основу известной работы Б.А.Рыбакова, в которой фигурируют «русские дружинники IV-V вв.» 47. Наоборот, большое количество свидетельств о местонахождении «Росии» на берегах Керченского пролива («Боспора Киммерийского»), который упомянут и Львом Диаконом в качестве исходной точки морских набегов Игоря и Святослава 48, дает возможность идентифицировать деревлян/германцев с готами-тетракситами, обитавшими на лесной и гористой части Таврического полуострова, а также в Нижнем Подунавье. Другими словами, всё это, вместе с явной чужеродностью сюжета о «мести Ольги» славянской литературе вообще и, наоборот, близостью данных сюжетов германскому эпосу, делает вероятным предположение, что эти тексты, м.б., в результате отождествления «лесных людей» Припяти и Ужа («forsderen liudi» баварского географа) с «древанами» Северной Германии и Подунавья, были инкорпорированы в состав свода, предшествовавшего ПВЛ (напр., в гипотетическое «Сказание о первых князьях руских»), а в последующем отредактированы «краеведом-киевлянином», которому принадлежит заслуга в адаптации их к историко-географической реальности Среднего Поднепровья и в продолжении «деревлянской темы» за пределами рассказа о смерти Игоря и мести Ольги (судьба Олега и Ярополка).
В том, что древляне/деревляне, скорее всего, обитали не на Днепре, как это считается теперь общепризнанным, доказывает первое и самое раннее упоминание данного этнонима в недатированной части ПВЛ, заимствованное из хроники Амартола, где, в соответствии с только что изложенными наблюдениями, исследователь обнаруживает его в перечне «Афетовых» стран,
____________________
46 Лев Диакон. История. М., 1988, с. 57.
47 Рыбаков Б.А. Древние русы…, с. 23-104.
48 Лев Диакон. История…, с. 56-57, 76.
114____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
перечисленных «посолонь» по северному берегу Черного моря: «Мидия, Олъвания, Армения малая и великая, Каподокия, Фефлагони, Галатия, Кольхысъ, Воспории, Меоти, Дереви, Сармати, Тавриани, Скуфия, Фраци, Македония» и т.д. [Ип., 3] «Дереви» - «тервинги» (от др.-герм. "tre" - 'дерево') показаны в перечне между местами, сарматами и таврами, на том самом месте, где находилась отсутствующая в списке крымская Готия49. Так получает объяснение непонятное до последнего времени молчание ПВЛ о южных готах-тетракситах, с которыми постоянно должна была сталкиваться «черноморская русь». Но и это не всё. В тексте ПВЛ находится еще одно косвенное подтверждение такой локализации готов/деревлян в Крыму: при назначении Святослава Владимировича княжить «в Дерева», Владимир I посылает его брата Мстислава в соседний Тмуторокан [Ип., 106], откуда тот возвращается уже при Ярославе.
Другими словами, для Среднего Поднепровья и этот этноним ПВЛ оказывается историографическим фантомом, занесенным в летопись чисто литературным путем - из текста в текст.
Подводя итоги рассмотрению этнонимов "поляне", "словене", "русь" и "деревляне" в контексте ПВЛ, можно утверждать, что все они попали в ПВЛ с содержащими их текстами из предшествующих историко-литературных произведений, бытовавших на протяжении двухсот с лишним лет - от начала X в., к какому времени можно отнести возникновение гипотетического «Сказания о грамоте словенской», до первой четверти XII в., и в ряде случаев могут служить надежными «реперами» для определения времени возникновения или переработки того или другого текста. Так можно утверждать, что этноним "поляне", первоначально обозначавший какое-то среднеевропейское славянское племя, связанное с образованием Древнепольского государства, которому оно передало свое имя, уже к концу XI в. стал восприниматься в качестве этнонима обитателей киевского региона на Днепре, что и было закреплено «краеведом-киевлянином» при окончательном сложении ПВЛ.
Нечто схожее произошло и с этнонимом "словене", первоначально обозначавшем в узком смысле словен моравских, а в более широком - всю совокупность западно-славянских племен, в том числе и вендов-ободритов, через которых в ПВЛ была введена фризско-вендская «русь». Судя по всему, история именно этого полиэтнического образования Среднего Поднепровья с
____________________
49 Истрин В.М. Хроника Георгия Амартола в древнем славянорусском переводе, т. I. Пг., 1920, с. 59.
СЛОВЕНЕ, ПОЛЯНЕ, РУСЬ И ДЕРЕВЛЯНЕ____________________
115
центром в Киеве и стала предметом предшествующих ПВЛ сводов исторических материалов, которые условно можно назвать «Сказанием о первых князьях русских». При этом использование этнонимов убеждает, что уже к середине XI в., если не ранее, старые племенные названия воспринимались в Киеве на Днепре как анахронизмы, благодаря чему лексема "русь" из этнонима превратилась сначала в термин, обозначающий суперэтнос, а затем стала государственным и территориальным понятием, «покрывающим» в Среднем Поднепровье территории Киевского, Черниговского и Переяславльского княжеств как совокупность земель, контролируемых потомками Владимира и Ярослава50.
____________________
50 Тихомиров М.Н. Происхождение названий «Русь» и «Русская земля».// Тихомиров М.Н. Русское летописание. М., 1979, с. 22-45; Насонов А.Н. «Русская земля»…
116____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
ПУТЬ «ИЗ ВАРЯГ В ГРЕКИ» И ЛЕГЕНДА ОБ АПОСТОЛЕ АНДРЕЕ
1
Датированным статьям ПВЛ предшествует так называемое «введение», составленное, как показали в своих работах А.А.Шахматов 1, а затем В.М.Истрин2 и Н.К.Никольский 3, на основе различных сочинений, в первую очередь болгарского перевода хроники Георгия Амартола и хронографа, сходного со списком Софийской Новгородской библиотеки. Кроме того, Шахматов находил здесь остатки гипотетического Начального Киевского свода, который по его стемме предшествовал ПВЛ, отрывки «Сказания о грамоте словенской» и пр. В этом стройном по замыслу изложении о расселении племен, из которых самыми молодыми оказываются «словене», находится текст, обрывающий фразу «полямъ (т.е. полянам. - А.Н.) же живъшим особе по горам сим» сообщением, что «бе путь из варягь въ грекы и из грькъ по Днепру», текст которого я привожу по Ипатьевскому списку ПВЛ [Ип., 6-7] с указанием разночтений в [] по списку Лаврентьевскому [Л., 7-9].
«И бе путь из варягь в грекы и изъ грекъ по Днепру и верхъ Днепра волокъ до Ловоти, и по Ловоти внити въ Илмерь озеро великое; из него же озера потечеть Волховъ и втечеть въ озеро великое Нево; и того озера внидеть оустье в море Варяское [Варяжьское]; и по тому морю внити доже и до Рима; а от Рима прити по тому же
____________________
1 Шахматов А.А. Разыскания о древнейших русских летописных сводах. СПб., 1908 и др. работы.
2 Истрин В.М. Замечания о начале русского летописания // ИОРЯС т. XXVI, Пг., 1921; т. XXVII, Пг, 1922.
3 Никольский Н.К. Повесть временных лет как источник для истории начального периода русской письменности и культуры. Вып. I, Л., 1930. Из более поздних работ см.: Кузьмин А.Г. Начальные этапы древнерусского летописания. М., 1977.
ПУТЬ «ИЗ ВАРЯГ В ГРЕКИ» И ЛЕГЕНДА ОБ АПОСТОЛЕ АНДРЕЕ____________________
117
морю къ Цесарюграду, и от Царяграда прити в Понт море, в неже втечеть Днепръ река».
Здесь текст разорван другой вставкой, в известной степени противоречащей только что приведенной:
«Днепръ бо течеть изъ Оковского леса и потечеть на полудни, а Двина изъ того же леса потечеть и вдеть на полуночье, и внидеть в море Варяское [Варяжьское]; ис того же леса потечеть Волга на въстокъ и вътечеть семьюдесять жерелъ в море Хвалииское [Хвалисьское]; темь же из Руси можеть ити по Волзе в болгары и въ хвалисы, и на въстокъ дойти въ жеребий Симовъ; а по Двине въ варягы, а изъ варягь и до Рима; от Рима же и до племени Хамова;»
Затем следует продолжение первого отрывка, связанное с Днепром, известное в литературе как «Легенда о хождении апостола Андрея»:
«А Днепръ втечеть в Понтеское [Понетьское] море треми жерелы [жереломъ], иже море словеть Руское, по нему же оучилъ святыи апостолъ Андреи, брать Петровъ, якоже ркоша: Андрею оучаще в Синопе и пришедшю ему в Корсунь; оуведе, яко ис Корсуня близъ оустье Дьнепръское, и въсхоте пойти в Римъ; и приде въ оустье Днепръское и оттоле поиде по Днепру горе; и по приключаю приде и ста подъ горами на березе; и заоутра въставъ, рече к сущимъ с нимъ оученикомъ: видите горы сия, яко на сихъ горахъ въсияеть благодать Божия; имать городъ великъ быти, и церкви мьногы имать Богъ въздвигнути; и въшедъ на горя сия, и благослови я, и постави крестъ, и помолився Богу, и слезе съ горы сея, идеже послеже бысть Киевъ, и поиде по Днепру горе; и приде въ словены, идеже ныне Новъгородъ; и виде люди ту сущая, какъ ихъ обычаи и како ся мыють и хвощются, и оудивися имъ; и иде въ варяга; и приде в Римъ, исповеда, елико наоучи и елико виде; и рече имъ: дивно видехъ землю словеньску, идущю ми семо; видехъ бане древяны, и пережьгуть я вельми [рамяно], и сволокутся, и будуть нази, и обольются мытелью [квасомъ оусниянымь], и возмуть [на ся] веникы [прутье младое], и начнуть хвостатись, и того собе добьють, одва вылезуть еле живы; и обольются водою студеною, и тако оживуть; и тако творять по вся дни, не мучими никымже, но сами ся мучать, и [то] творять не мытву [мовенье собе] себе, но [а не] мученье; и се слышавше дивляхуся. Андреи же бывъ в Риме, приде въ Синопию.»
118____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
После такой новеллы следует повторение оборванной фразы - «поляномъ же живущимъ особе…» - развивающейся в связное повествование об этом племени до времен «Михаила цесаря», когда их земля стала называться «руской».
В структуре недатированной части ПВЛ экскурс о путях по рекам из «Оковского леса», оказывается столь же безусловной вставкой, как и рассказ о «хождении» апостола, в данном контексте не имеющий самостоятельного значения и лишь иллюстрирующий путь «из варяг в греки» (на самом деле - «из грек в варяги») по Днепру через Ильмень, Волхов и Ладогу (оз. Нево). Другими словами, здесь можно отметить две последовательных интерполяции в рассказ о полянах, из которых первая вводила рассказ о пути «из варяг в греки», каким прошел в свое время апостол Андрей в Рим по Днепру через землю словен, а вторая, уже сугубо географическая, уточняла первую сообщением об основных водных магистралях северо-запада России. Каждая из них, как можно видеть, отмечала определенный хронологический этап в сложении ПВЛ. Так рассказ о «хождении» по Днепру и посещении «гор Киевских» оказывается опровержением дважды провозглашенного в ПВЛ тезиса, что «зде бо не суть учили апостоли, ни пророци прорекъли… теломъ апостоли суть зде не были», и далее: «зде не суть учения апостольскаа» [Ип., 70 и 102], что вместе с упоминанием «моря Варяжского» позволяет датировать эту вставку не ранее первой половины XII в. В свою очередь, вторая географическая вставка о водных путях указывает путь уже «к варягам», причем не через Ловать - Ильмень - Волхов - Ладогу, а по Западной Двине, которая стала транзитным путем для торговли Смоленска с Ригой, Готским берегом и «варягами» уже в XII в.4
Текст ПВЛ, заключающий упоминание о пути «из варяг в греки и из грек» и о «хождении» апостола, вызвал к жизни специальную литературу, поскольку от того или иного его прочтения зависят далеко идущие выводы концептуального характера в трактовке истории древней Руси. К примеру, факт посещения апостолом Андреем территории будущей Руси давал возможность русскому духовенству и князьям отстаивать мысль об изначальной независимости русской Церкви, что освящало и подкрепляло теократические притязания Москвы как «третьего Рима». Не менее важную роль в русской историографии играл и
____________________
4 См. упоминание «верьхнихъ земль (по отношению к Киеву. - А.Н.) и варягъ» в сообщении о событиях 6656/1148 г. [Ип., 369], а также договорную грамоту Новгорода с Готским берегом и немецкими городами 1189-1199 гг. (ГВНП, М.-Л., 1949, с. 56, № 28).
ПУТЬ «ИЗ ВАРЯГ В ГРЕКИ» И ЛЕГЕНДА ОБ АПОСТОЛЕ АНДРЕЕ____________________
119
сам путь «из варяг в греки», став основой идеи «единой Руси», на самом деле развивавшейся на протяжении IX-X вв. в пределах двух независимых центров - Киева на юге и Новгорода на севере. Уже в новейшее время этот «путь» использовался норма-нистами для доказательства скандинавского влияния на русскую историю, культуру и государственность. Причина заключалась в том, что все исследователи, обращавшиеся к этим сюжетам (т.е. «пути из варяг в греки» и «хождению» апостола), рассматривали их отдельно друг от друга. В результате одни приходили к выводу о безусловной достоверности существования указанного пути по Днепру через Ильмень в Балтийское море, которым должны были пользоваться «варяги», то есть скандинавы, якобы основавшие Русское государство в середине IX в. сначала в Новгороде (Рюрик), а затем перенесшие столицу в Киев (Олег, Игорь); другие же, придя к безусловно правильному выводу о невозможности совершения апостолом в I в. н.э. такого путешествия, свое внимание направляли на выяснение времени и обстоятельств сложения этой легенды на Руси.
Между тем, всё далеко не так просто и однозначно. Чтобы разобраться, какую информацию содержит данный текст, следует выяснить историю его возникновения и понять заложенный в нем смысл, поскольку неправильное прочтение этого источника, используемого в качестве одного из «краеугольных камней» ранней русской истории, порождает искажение всей исторической картины.
Первым, кто обратился к изучению «хождения», был В.Г.Васильевский, установивший, что интерес к апостолу Андрею у византийских церковных писателей наблюдается почему-то во второй половине IX и в начале X вв., поэтому русская легенда, вероятнее всего, происходит из греческой среды 5. Временем ее проникновения на Русь он считал середину или вторую половину XI в. на основании фразы из письма византийского императора Михаила VII Дуки, адресованного, как он полагал, русскому князю Всеволоду Ярославичу, что «наши государства оба имеют один некий источник и корень, и что одно и то же спасительное слово было распространено в обоих, что одни и те же самовидцы божественного таинства (т.е. воскресения. - А.Н.) и вещатели (т.е. апостолы.- А.Н.) провозгласили в них слово Евангелия»б. Однако уже в советское время М.ВЛевченко весьма аргументиро____________________
5 Васильевский В.Г. Хождение апостола Андрея в стране мирмидонян. // Труды, т. 2. СПб., 1909, с. 213-295.
6 Васильевский В.Г. Два письма византийского императора Михаила VII Дуки к Всеволоду Ярославичу. // Труды, т. 2, с. 11.
120____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
вано показал, что письма византийского императора не только не могли быть адресованы русскому князю, но и в них самих не содержится никакого намека на апостола Андрея7.
«Легенда о посещении апостолом Андреем территории будущего Русского государства была введена в ПВЛ для поднятия его престижа», - таким было единодушное мнение всех исследователей, признававших в то же время «баснословие» самого известия. Е.Е.Голубинский, полагая чисто русское происхождение легенды и обращая особое внимание на маршрут апостола, оставленный без рассмотрения В.Г.Васильевским, по этому поводу с иронией писал: «Греческие сказания не давали никакого основания утверждать, чтобы св. Андрей путешествовал в нашу Русь нарочным образом (т.е. специально. - А.Н.); измыслить это помимо сказаний составители Повести (т.е. ПВЛ. - А.Н.) тоже находили слишком невероятным и неправдоподобным. Оставалось измыслить посещение случайное, мимоходное: и вот появилось путешествие из Корсуни в Рим, держанное им через Киев и Новгород. Посылать апостола из Корсуни в Рим помянутым путем есть одно и то же, что посылать кого-нибудь из Москвы в Петербург путем на Архангельск; но составители Повести «…» имея недостаточные географические сведения, считали его только немного более длинным, чем прямой путь по морю Средиземному..» 8
Следующее, наиболее обстоятельное исследование данного сюжета было предпринято И.И.Малышевским, однако и оно носило только предварительный характер. Историк подтвердил, что в IX-X вв. в Византии отмечен особый интерес к апостолу Андрею, памятником чего может служить «Похвальное слово апостолу Андрею», принадлежащее перу Никиты Пафлагонского, и что создатель русского «хождения», вероятнее всего, был знаком с трудом Епифания Кипрского, у которого апостол после каждого своего путешествия возвращается в Синоп - также, как это отмечено и в рассказе ПВЛ. Поскольку же ни в одном из житий Андрея не сказано, что он когда-либо посетил Рим, историк полагал, что последнее заимствовано из неизвестных нам «варяжских сказаний», подобно тому как легенда о призвании князей находит соответствие в Англии у Видукинда Корвейского, а «колеса Олега» и «воробьи Ольги» - в исландских сагах 9.
____________________
7 Левченко М.В. Очерки по истории русско-византийских отношений. М, 1956, с. 407-418.
8 Голубинский Е.Е. История русской Церкви, т. I, первая половина М 1880, с. 4.
9 Малышевский И.И. Сказание о посещении Русской страны св. апостолом Андреем. // Владимирский сборник в память девятисот лет крещения России. Киев, 1888, с. 39.
ПУТЬ «ИЗ ВАРЯГ В ГРЕКИ» И ЛЕГЕНДА ОБ АПОСТОЛЕ АНДРЕЕ____________________
121
Вместе с тем он подтверждал мнение Васильевского о времени проникновения на Русь известия об апостоле во второй половине XI в., указав на традиционное почитание имени Андрея в семье Всеволода Ярославича, крестильное имя которого было "Андрей". Им в 1086 г. была построена знаменитая Андреевская церковь в Киеве, рядом с которой был создан женский монастырь, куда постриглась его дочь Янка, а в 1090 г. в «его» Переяславле Южном епископ Ефрем также возвел каменную церковь св. Андрея и «строенно банное камяно, сего же не бысть в Руси», как замечает летопись [Ип., 200].
Из последнего факта Малышевский не делал никаких определенных выводов, однако указывал на бросающуюся в глаза параллель с сюжетом о «новгородских банях». Он же отметил, что накануне строительства церкви Андрея в Переяславле Янка, ставшая игуменьей Андреевского монастыря в Киеве, совершила путешествие в Константинополь и вернулась оттуда с митрополитом Иоанном (скопцом). Эта поездка, по мнению Малышевского, позволяет предположить, что Янка почерпнула легенду об Андрее в византийских церковных кругах, в которых она вращалась. Не повлияла ли легенда и на «банное строительство» Ефрема? В самом деле, почему автор легенды не оставил в памяти апостола, прошедшего по всей будущей Руси, ничего, кроме новгородских бань? Рассуждения исследователей по этому поводу сводились к предположению о желании автора-киевлянина уязвить новгородцев, посмеявшись над ними. Подобное объяснение было справедливо подвергнуто сомнению еще Е.Е.Голубинским, и не только потому, что киевляне мылись так же, как новгородцы. Историк указал на разработку данного сюжета в латиноязычной литературе XVI в.
Некий Дионисий Фабриций, пробст (настоятель) кирхи в Феллине, в изданном им сборнике рассказов из истории Ливонии поместил анекдот, связанный с монахами монастыря Фалькенау под Дерптом (ныне Тарту), сюжет которого восходит к XIII в. В этом фаблио рассказывается, как монахи недавно основанного доминиканского монастыря добивались от Рима денежных субсидий, а просьбу подкрепляли описанием своего аскетического времяпрепровождения: каждый день, собравшись в специально выстроенном помещении, они разжигают печь так сильно, как только можно терпеть жар, после чего раздеваются, хлещут себя прутьями, а затем обливаются ледяной водой. Так они борются с искушающими их плотскими страстями. Из Рима послан был итальянец, чтобы проверить истинность описанного. Во время подобной банной процедуры он едва не отдал Богу душу и поскорее убрался в Рим, засвидетельствовав там истин122____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
ность добровольного мученичества монахов, которые и получили просимую дотацию 10.
Малышевский полагал, что у рассказа ПВЛ и фаблио Дионисия Фабриция был общий источник, восходивший к еще большей древности. Что же касается времени внесения рассказа об апостоле в ПВЛ, то историк считал наиболее вероятной эпоху митрополита Климента (1147-1155), т.е. середину XII в., когдав Киеве была предпринята попытка ослабить зависимость русской Церкви от Константинополя ссылкой на основание ее апостолом.
Из последующих работ об апостоле Андрее наиболее примечательно исследование А.Д.Седельникова, повторившего своих предшественников, но пришедшего к заключению, что «хождение» было написано с позиций антигреческих, т.е. происходило из среды русского общества, ориентированного на Рим и католичество. Тем самым, полагал он, решается вопрос о заимствовании «банного сюжета» монахами из ПВЛ, поскольку в Ливонии доминиканцы появились уже после того, как были изгнаны из Киева, а потому могли знать и легенду об апостоле11. В последующей по времени работе А.Л.Погодина, кроме обзора работ предшественников, были привлечены весьма сомнительные сравнения легенды о Кие с легендами об основании Куара в Армении и «состязании вер» перед лицом князя Владимира, которые автор полагал полученными на Руси с Кавказа через Тмуторокань12.
Окончательный отказ от прежних воззрений такого рода был сформулирован Л.Мюллером, впервые признавшим, что в контексте ПВЛ «хождение» апостола играло географическую, а не политико-религиозную роль. Уклонившись от ответа на вопрос, зачем в конце XI - начале XII в. потребовалось описание пути из Черного моря в Рим через «море Варяжское», он ограничился рассмотрением возможных причин посещения апостолом Рима, обнаружив византийскую легенду с сообщением о путешествии Андрея к брату (Петру) в Иерусалим. Поскольку же в действительности Петр находился в Риме, то автору «хождения» естественно было отправить туда же и Андрея, чтобы последний «мог рассказать о своих делах и результатах миссионерской деятельности». Что же касается «анекдота о парильне», то, по мне____________________
10 Голубинский Е.Е. История…, с. 21.
11 Седельников А. Древняя киевская легенда об апостоле Андрее. // Slavia, III, Praha, 1924, с. 316-335.
12 Погодин А. Повесть о хождении апостола Андрея в Руси. // Byzantino-slavica, t. VII, Praha, 1937-1938, S. 128-147.
ПУТЬ «ИЗ ВАРЯГ В ГРЕКИ» И ЛЕГЕНДА ОБ АПОСТОЛЕ АНДРЕЕ____________________
123
нию Мюллера, летописец «вставил его от себя», услышав его на Севере или «от Гюряты Роговина, с которым «…» разговаривал около 1096 г.», поскольку «анекдот о парильне имел самостоятельное хождение в Новгороде (? - А.Н.) еще до того, как его включили в сказание об Андрее» 13.
Самым существенным моментом статьи А.Г.Кузьмина, опубликованной одновременно с работой Л.Мюллера, было осторожное предположение возможности иного, чем по Днепру, местонахождения «пути из варяг в греки», начинавшегося, по словам Адама Бременского, от города Волина в устье Одера на Балтийском море 14, тогда как содержанием следующей по времени публикации А.Н.Робинсона стало изложение с позиций крайнего норманизма взглядов автора на историю древней Руси, «стержнем» которой, по его словам, и был пресловутый путь «из варяг в греки» по Днепру15.
Таким образом, за полтора века изучения исследователи смогли установить только, что «хождение» не находит себе аналогий в литературной традиции Востока и Запада, то есть безусловно оригинально, и не получает реального объяснения избранного апостолом маршрута, само будучи единственным свидетельством возможности такого пути. Что касается эпизода со «словенскими банями», то наличие фаблио о монахах монастыря Фалькенау вообще оставляет открытым вопрос о его происхождении и связи с «хождением» апостола.
Остался нерешенным и вопрос о реальном существовании пути «из варяг в греки» по Днепру, поскольку В.А.Брим, его единственный исследователь, уже в первых строках итоговой работы был вынужден сообщить, что «путь из варяг в греки нигде в литературе того времени не описан», хотя честнее было бы сказать, что кроме упомянутого места в ПВЛ, он нигде больше и не назван. Поэтому Бриму пришлось довольствоваться приведенными выше сведениями, присовокупляя к ним различные исторические, археологические и литературные факты, как правило, непосредственно с самим «путем» не связанные. Соответственно, и такие выводы, что на пути из варяг в греки «лежали наиболее важные торговые эмпории Северной и Восточной Европы», или что «указанными путями «…» пользовались паломники в Иерусалим и Палестину», равно как и утверждение о проникновении
____________________
13 Мюллер Л. Древнерусское сказание о хождении апостола Андрея в Киев и Новгород. //Летописи и хроники. 1973. М., 1974, с. 48-63.
14 Кузьмин А. Г. Сказание об апостоле Андрее и его место в Начальной летописи. //Летописи и хроники. 1973. М., 1974, с. 47.
15 Робинсон А.Н. «Маршрут» апостола Андрея. // Scando-Slavica. Kopenhagen, 1983, S. 77-100.
124____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
скандинавов на Русь «вверх по Западной Двине» 16, остались только домыслами автора, ни на каких реальных фактах не основанными. Еще меньше посчастливилось в этом плане М.Б.Свердлову, высказавшему вполне здравое сомнение в сколько-нибудь значительной роли днепровского пути для торговли средневековой Европы17.
Особую позицию в решении этой проблемы занял Б.А.Рыбаков, который возвращался к ней неоднократно, утверждая, что во вводной части ПВЛ речь идет не о пути «из варяг в греки и из грек», а только о пути «из грек» - вверх по Днепру. Что же касается обратного маршрута, каким отправился Андрей в Рим, то, по его мнению, это был морской путь вокруг всей Европы - по Балтийскому морю, Северному морю, Бискайскому заливу, Атлантическому океану и через Гибралтар в Средиземное море -сначала в Рим, а затем и в Константинополь18. Столь фантастический, ничего общего не имеющий с исторической и географической реальностью вывод был сделан им в результате дословного прочтения текста ПВЛ, что путь апостола шел «по морю Варяжскому до Рима».
Между тем (и это действительно серьезный аргумент, с которым необходимо считаться современному исследователю), археологическая изученность Восточной Европы никоим образом не подтверждает реального использования маршрута, каким был отправлен из Херсонеса в Рим многострадальный апостол. На берегах Днепра, исключая районы Киева и Смоленска, не говоря уже о берегах Ловати, отсутствуют находки (монеты, украшения, оружие и пр.), которые свидетельствовали бы о наличии здесь постоянного движения с юга на север и обратно в IX-XI вв., как то можно видеть, скажем, по находкам на Верхней Волге, на Ладоге, на Оке, на Западной Двине и в ряде других мест. Не потому ли и требовалась апелляция к авторитету апостола Андрея, что в действительности маршрут этот в таком виде не функционировал?
Как можно видеть, расширение границ вопроса и включение в его разработку новых источников, например, Адама Бремен____________________
16 Брим В.А. Путь из варяг в греки. // ИАН СССР, VII серия. Отделение общественных наук. Л., 1931, с. 201-247.
17 Свердлов М.Б. Транзитные пути в Восточной Европе IX-XI вв. // ИВ-ГО, т. 101, № 6, Л., 1969, с. 540-545.
18 Рыбаков Б.А. Древняя Русь. Сказания, былины, летописи. М., 1963, с. 224-227; он же. Киевская Русь и русские княжества XII-XIII вв. М., 1982 с. 125-128, 294.
ПУТЬ «ИЗ ВАРЯГ В ГРЕКИ» И ЛЕГЕНДА ОБ АПОСТОЛЕ АНДРЕЕ____________________
125
ского, указавшего, что путь с берегов Балтийского моря в Константинополь шел из Волина на Одере через Новгород и Киев, не только не прояснило, но окончательно запутало ситуацию. Поэтому приступать к ее анализу следует, начав с фактора географического - с того кратчайшего пути, который действительно связывал регион Балтийского моря с Адриатикой, Черным морем и Константинополем.
Тем более, что этот путь давно и хорошо известен археологам и историкам.
2
Речь идет об основном трансевропейском торговом пути, известным с глубочайшей древности.
По воде этот путь в античное время начинался в дельте Дуная, где еще в VII в. до н.э. милетскими колонистами был основан большой город, получивший название Истрос/Истрия, и шел вверх по реке до знаменитых дунайских порогов, аналогичных днепровским, почему-то совершенно выпавших из поля зрения историков. При этом путь «по Дунаю» был не водным, а сухопутным, как и все торговые пути, пролегавшие по рекам. Он начинался у стен Константинополя на Босфоре, шел через Адрианополь, выходил на «Троянову дорогу», которая от Истрии вела к Филиппополю (ныне Пловдив), далее шел на Средец (совр. София) и постепенно сближался с Дунаем в районе Руси (совр. Русе). Следуя вверх по правому берегу Дуная, этот путь, проходя через Ниш, достигал Белграда и там раздваивался. Одна его ветвь уклонялась к западу на Триест и Адриатику, а другая поднималась вдоль Дуная и с его верхнего течения переходила на Рейн (это был путь во Фландрию, Фризию и на Британские острова) или на Эльбу/Лабу, Одер/Одру и даже на Вислу/Вистулу, что выводило путешественника кратчайшим путем на славянское Поморье, к Ютландии (Дании), и далее, в Швецию и Норвегию. Именно здесь, на славянском Поморье, в устье Одера у Волина, по словам Адама Бременского, начинался обратный путь на юг в точном соответствии со своим названием «из варяг в греки», поскольку «Поморие Варязское», согласно припискам начала XIV в. Ермолаевской летописи, находилось отнюдь не на северных берегах Балтийского моря, а «у Стараго града за Кгданскомъ» 19, т.е. к западу от современного Гданьска/Данцига.
____________________
19 ПСРЛ, т. 2. Ипатьевская летопись. СПб, 1908. Приложение: Разночтения из Ермолаевского списка, с. 81.
126____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
Движение по этому пути еще в раннем неолите (IX-VIII тыс. до н.э.) и в последующее время хорошо изучено археологами, поскольку отмечено непрерывной полосой находок изделий из раковин Spondylus, а также самими раковинами, которые распространены только в Черном, Мраморном и Эгейском морях. Для эпохи бронзы этот путь отмечен находками орнаментированных сосудов так называемой «унетицкой культуры». Обратное же движение по нему с берегов Балтики маркировано множеством янтарных предметов и кусками необработанного янтаря, который добывали на западном берегу Ютландии и отчасти в Поморье. Движение этого драгоценного минерала, столь излюбленного в античное время, отмечено единым мощным потоком вниз по Дунаю до современного Дьера на Рабе, где он делился на две ветви, уже отмеченные нами на встречном пути с юга. Одна из них шла через Каринтию к Триесту и Венеции на Адриатическом море, чтобы закончиться в Риме, другая же указывала движение на Константинополь и в Малую Азию20.
Это и был кратчайший, наиболее удобный путь из Северной Европы в Византию и в Святую Землю, которым пользовались все без исключения торговцы и путешественники европейского Севера, а также стремившиеся в Царьград европейские и скандинавские авантюристы. Никто из них, конечно, никогда не рискнул бы довериться тому круизу вокруг Европы, который предложил видеть в «хождении апостола» БА.Рыбаков. По той же причине выглядит весьма легкомысленным заявление М.Б.Свердлова, что скандинавские паломники в Иерусалим двигались по днепровскому пути. Никаких фактов, говорящих в пользу такого утверждения нет, а специальное исследование о скандинавских пилигримах П.П.Вяземского, по всей видимости оставшееся неизвестным историку, дает вполне отрицательный результат. С присущей ему скрупулезностью П.П.Вяземский, изучив все доступные ему свидетельства исландских саг и североевропейских хроник, пришел к заключению, что единственный случай, описанный в «Кнутлингасаге», на который ссылаются историки (там говорится о короле Эрике Эйегода, ходившим в 1098 г. на поклонение в Рим, Бари и Константинополь «через Россию» 21), - всего только недоразумение, поскольку в публикации, на которую делаются ссылки, издателем
____________________
20 Кларк Г. Доисторическая Европа. М., 1953, с. 242-279.
21 Со ссылкой на работу А.Фельмана это повторяет М.Б.Свердлов, отождествляя маршрут Адама Бременского с «путем из варяг в греки» (Свердлов М.Б. Дания и Русь в XI в. //Исторические связи Скандинавии и России. IX-XX вв. Л., 1970, с. 80).
ПУТЬ «ИЗ ВАРЯГ В ГРЕКИ» И ЛЕГЕНДА ОБ АПОСТОЛЕ АНДРЕЕ____________________
127
выпущен текст, рассказывающий о пути Эрика через Германию, где его встречали духовенство и император, причем последний дал Эрику «проводников» (т.е. охрану) до самого Константинополя 22
К этим бесспорным свидетельствам письменных и археологических источников стоит сделать несколько пояснений, важных для понимания общей ситуации той эпохи.
Обычное (для средневековых текстов) указание пути «по рекам» современный читатель и даже профессиональный историк, как правило, воспринимают адекватно, полагая, что речь идет о пути по воде. Между тем, это далеко не так. В древности, да и в более поздние времена, путями сообщения служили не столько водные потоки, сколько их долины с открытыми и ровными поймами и речными террасами, на которых располагались селения, города и замки, связанные удобными и, что особенно важно, относительно безопасными дорогами, проложенными на пространстве Европы еще в римское время. По мере возможности эти дороги обходили стороной горные массивы и леса, трудные для преодоления, опасные разбойниками, а главное - малонаселенные и потому не представлявшие интереса ни для торговцев, ни для путешественников.
Что касается собственно водных потоков, то ими пользовались при совершении поездок (или перевоза грузов) в пределах одной водной системы (вверх и вниз по реке или на участке река-море), особенно при наличии объемных и тяжелых грузов, а также чтобы сократить количество перевалочных пунктов.
В путешествие по воде отправлялись только в том случае, если конечная цель отстояла от начала путешествия на сотни и тысячи километров, а большую часть этого расстояния можно было пройти по реке без перегрузки. Классическим примером такого маршрута служит Великий восточный путь. Он начинался в Дании, шел по Балтике до Финского залива, по разным водным системам (на Тверь и на Белоозеро) достигал Волги, чтобы закончиться на берегах «моря Хвалисского», то есть Каспийского. И всё же морские суда приходилось оставлять в Ладоге, так как из-за порогов на Волхове они не могли подняться даже до Новгорода Великого. Поэтому можно думать, что дальнейшее плавание по рекам внутренней России западные купцы и искатели приключений, многочисленные следы и погребения которых археологи находят на берегах Верхней Волги вплоть до устья
____________________
22 Вяземский П.П. Две статьи. Волк и лебеди сказочного мира. Ходили ли скандинавские пилигримы на поклонение к святым местам через Россию? Воронеж, 1893, с. 35-98.
128____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
Оки, совершали на других судах, более приспособленных для преодоления подводных и наземных препятствий.
Достоверными свидетелями таких традиционных путей средневековья на берегах европейских рек являются инокультурные поселения, комплексы таких же вещей в погребениях, распространение чужестранных монет и монетные клады. Последние особенно наглядно показывают движение восточного серебра (диргемы) из бассейна Нижней и Средней Волги в район Балтийского моря двумя путями. Первый из них шел вверх по Волге и Тверце в новгородские пределы и далее через Финский залив на Аландские острова и Готланд; второй связывал Среднюю Волгу через Оку с Западной Двиной, пересекая Днепр у Смоленска. Этот последний путь тоже раздваивался: одна его ветвь спускалась в Рижский залив по берегам Двины, а другая шла по суше на Краков.
Столь же важным, но уже полностью сухопутным, был торговый путь, связывавший Среднюю Азию (и Азербайджан с Ираном) с Киевом, откуда он продолжался на запад, к Праге. Он особенно наглядно показывает, что восточные и европейские торговцы предпочитали нелегкий путь по изрезанному оврагами, балками и верховьями рек пространству Русской равнины, казалось бы, спокойному и удобному плаванию вниз по Дону, а затем по Черному морю к гирлам Дуная и к Босфору23.
При рассмотрении с таких позиций вопроса о пути «из варяг в греки» по Днепру обнаруживается не только полное отсутствие свидетельств, подтверждающих его существование, но и ряд фактов, прямо говорящих о его мифичности. Первым таким свидетельством является географический экскурс, вклинившийся в текст прямо за описанием «пути», который указывает выход из Оковского леса (т.е. леса, из которого вытекает реки Ока, Днепр, Западная Двина и Волга 24) в «море Варяжское» не по Ловати, а по Западной Двине, и это весьма существенно, потому что между речными системами Днепра и Ловати лежат два труднопроходимых водораздела, обособляющие верховья Западной Двины. Этот путь с Каспия по Оке и на Двину отмечен многочисленными находками восточных серебряных монет
____________________
23 Вестберг Ф. Комментарий на «Записку» Ибрагима ибн-Якуба о славянах. СПб., 1903; Янин В.Л. Денежно-весовые системы руского средневековья. Домонгольский период. М., 1956; Потин В.М. Древняя Русь и европейские государства в X-XIII вв. Л., 1968, и др.
24 Алексеев Л.В. «Оковский лес» Повести временных лет. // Культура средневековой Руси. Л., 1974, с. 5-11.
ПУТЬ «ИЗ ВАРЯГ В ГРЕКИ» И ЛЕГЕНДА ОБ АПОСТОЛЕ АНДРЕЕ____________________
129
VIII-IX в., отсутствующими на Ловати, точно так же, как на протяжении всего течения Днепра византийские монеты отмечены только редкими и случайными находками.
Не менее существенен и тот факт, что по сравнению с двинским направлением протяженность маршрута с верховьев Днепра через Новгород и Ладогу увеличивается более чем в пять (!) раз. Насколько он труден и недостоверен, можно судить по предпринятой группой ленинградских энтузиастов во главе с Г.С.Лебедевым попытке пройти его летом 1987 г. И хотя их ялы и шлюпки были легче и маневреннее древнерусских и скандинавских лодей, а уровень воды в гидросистемах стоял почти на 5 метров выше, чем в IX-XI вв., большую часть маршрута они смогли преодолеть только с помощью тяжелых армейских вездеходов, на которых везли свои суда от озера к озеру (личное сообщение А.М.Микляева).
Впечатляющим аргументом против отождествления днепровского маршрута с путем «из варяг в греки» служит наличие двух транзитных путей, пересекающих Днепр у Киева и Смоленска, между которыми на берегах этой реки практически отсутствуют свидетельства оживленного движения людей и грузов в указанное время. Единичные же находки, которыми располагают археологи, только подтверждают этот разрыв между трассами торговых потоков25.
Следует также остановиться еще на одном тексте, прочно вошедшем в источниковедение древней Руси в качестве свидетельства существования пути «из варяг в греки», - главе «О росах» сочинения византийского императора Константина Порфирогенита «Об управлении империей». В ней содержится рассказ о том, как славянские племена, данники росов, живущих в Киеве, рубят зимой в верховьях Днепра лес, делают «однодеревки» (моноксилы), весной сплавляют их к Киеву, где росы их оснащают и, нагрузив товаром и невольниками, начинают трудное и опасное путешествие вниз по реке, через пороги, к Черному морю и далее, вдоль его западного побережья, к Константинополю.
Как отмечали многие историки, здесь не содержится никаких сведений о транзитном пути по Днепру, поскольку «росы» обитают в Киеве. Более того, заключительный сюжет этой гла____________________
25 В этом плане ярким примером квазинаучного использования археологических и прочих свидетельств является глава «Путь из варяг в греки» в монографии Г.С.Лебедева «Эпоха викингов в Северной Европе» (Л., 1985, с. 227-235), где конкретика фактов подменяется общеконцептуальными постулатами.
130____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
вы, сообщающий о «полюдье» росов, объезжающих в течение зимы подвластные им славянские области и собирающих дань, говорит об их туземности, во всяком случае, «укорененности» в этой стране26. Другими словами, весь имеющийся в распоряжении историка материал говорит в пользу дунайского, а не днепровского пути. Принять его мешает только прямое указание Адама Бременского на "Новгород" и "Клев" как транзитные пункты на пути в Константинополь и указание на "Днепр", а не на Дунай, в тексте ПВЛ. Но так ли это препятствие безусловно? На исторических картах славянского Поморья для рубежа I-II тыс. н.э., охватывающих территорию современной Германии и Польши, можно обнаружить топонимы, соответствующие одному из главных топонимов русской летописи: "Новград", "Ноград", "Новгард" и т.д. Россыпь «новых городов» тянется от Балтийского моря до Черного вдоль всего дунайского пути. Здесь же мы найдем Ростов/Росток, бесконечное количество "Вышгородов", "Вышеградов", "Чернграды" и др.21 Что касается «исключительно русского» топонима "Киев", то уже ПВЛ указывает его близнеца на Дунае. В действительности же, как показал болгарский филолог Н.П.Ковачев, не считая Куявии, только в письменных источниках X-XIII вв. на территории Балкан, Центральной и Восточной Европы существовало около семи десятков "Киевов"28. Немало насчитывается и "Переяславлей", протянувшихся с Дуная до Верхней Волги, начало которым дает знаменитый болгарский Переяславль/Преслав.
В связи с этим следует отметить чрезвычайно любопытную для историка на нижнем течении Дуная в районе его правого притока Олта/Альта группу древних городов - Хорсов, Новград, Гюргев, Тутракан и Русе, причем последний в своем древнем написании представляет хорошо знакомую нам по летописи «Русь»; выше по Олту - Чернград, южнее - Преслава/Переяславль. Другими словами, на Дунае мы обнаруживаем компактную группу древнеславянских (древнерусских?) городов-двойников наших летописных городов в Поднепровье. Как показывают археологические находки, все они возникли здесь
____________________
26 Константин Багрянородный. Об управлении империей. М., 1989, с. 44-51 и 291-331.
27 Напр.: Коледаров П. Политическа география на средновековната Българска държава. Първа част. София, 1979, карты.
28 Ковачев Н.П. Средновековното селище Киево, антропонимът Кий и отражението му в българската и славянската топонимия. // ИИБЕ, кн. XVI, София, 1968, с. 125-134.
ПУТЬ «ИЗ ВАРЯГ В ГРЕКИ» И ЛЕГЕНДА ОБ АПОСТОЛЕ АНДРЕЕ____________________
131
безусловно до X-XI в. и не могут своим появлением быть основаны переселенцами из киевской Руси в монгольское время 29, как то пытались объяснить некоторые историки.
В этом плане весьма характерна и путаница в названиях рек, с которой сталкивается исследователь древних и фольклорных текстов. Классическим примером этого может служить устойчивое упоминание Дуная вместо Дона в памятниках Куликовского цикла или обратная ситуация в «Слове о полку Игореве», где Ярославна обращается сначала к Днепру, чтобы тот «прилелеял к ней ее ладу», а затем заявляет, что полетит «чайкою (зегзицею) по Дунаю». Такая же путаница проявляется и в фольклорных текстах, что не совсем убедительно некоторые исследователи пытаются объяснить народными «припоминаниями» о давней прародине славян30.
В случае с апостолом Андреем противоречие между Днепром и Дунаем разрешается достаточно просто, поскольку в большинстве древних и исправных текстов ПВЛ рисуется фантастическая (с точки зрения исторической географии) картина, согласно которой Днепр втекает в Черное море тремя устьями. Факт этот в высшей степени примечателен, поскольку исключает возможность отнести его за счет ошибочной правки редакторов и переписчиков, ибо реальный Днепр в исторически обозримое (голоценовое) время неизменно впадал в Черное море одним устьем с Южным Бугом, образуя общий Буго-Днепровский лиман. Последнее обстоятельство было хорошо известно на Руси и даже заставило монаха Лаврентия в процессе переписки текста ПВЛ соответственно изменить «тремя жерелы» [Ип., 6] на «жерелом» при сохранении «семидесяти жерелъ» у Волги [Л., 7]. Наоборот, у Дуная, при столь же неизменном наличии семи рукавов дельты, по традиции указываются только три важнейшие - Килийское, Сулинское и св. Георгия.
Именно эти «три жерела» и обозначены автором рассказа у реки, избранной апостолом для своего путешествия.
Здесь я позволю себе небольшое отступление, поскольку недавно вопрос о количестве «жерл» днепровского устья был снова поднят М.В.Агбуновым, принимавшим участие в подводных археологических исследованиях прибрежной полосы Северного Причерноморья.
____________________
29 Кузев А., Гюзелев В. Български средновековни градове и крепости, т. I. Градове и крепости по Дунав и Черно море. Варна, 1981,с. 155идалее.
30 Мачинский ДА. «Дунай» русского фольклора на фоне восточнославянской истории и мифологии. // Русский Север. Проблемы этнографии и фольклора. Л., 1981, с. 110-171.
132____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
Попытка М.В.Агбунова доказать «правоту Нестора» в отношении «трех жерелъ» Днепра и, соответственно, «ошибку Лаврентия», исправившего в тексте данную синтагму на единственное число - «жереломъ», аргументируя это 1) открытием остатков античного поселения VI в. на берегу Ягорлыцкого залива возле с. Ивановка, 2) портоланами А.Бианко 1436 г., Фра Мауро 1459 г., Анонима и А.Ортелия 1590 г., на которых выше Днепровского устья по течению реки указаны от одного до трех островов, и 3) ссылкой на монографию Г.И.Горецкого 31, основана на ряде фактических ошибок. Основной задачей исследователя, как можно видеть по опубликованным им на эту тему работам32, было отождествление острова св. Эферия с Кинбурнской косой, для чего следовало (как полагал автор) доказать наличие в древности островов в устье Днепра, тем более, что на это - вроде бы - указывали итальянские портоланы XV-XVI вв. Однако на опубликованных Агбуновым фрагментах этих карт отчетливо видно, что их авторы изображали приустьевую часть Южного Буга/Гипаниса (о существовании которого они, как видно, не догадывались, поскольку эта река полностью отсутствует на их картах, на что не обратил внимания наш автор) в качестве одного из рукавов Днепра, тем самым создавая картину большого острова, якобы лежащего выше единственного устья этой реки. Те же самые ошибки из-за невнимательности к используемому документальному материалу в отношении дельты Днепра повторены и В.В.Погорелой, следовавшей в своей работе («по изучению древних карт», как пишет она сама) за Агбуновым 33, которая ввела тем самым в заблуждение как себя, так и своих читателей.
Еще менее пригодна для реконструкции палеогеографической ситуации этого района в VI в. до н.э. и в VII-XII вв. н.э. ссылка М.В.Агбунова на страницы монографии Г.И.Горецкого. Последняя посвящена исключительно истории водной магистрали пра-Днепра с начала антропогена до конца днепровского оледенения, так что палеогеография последующих 170.000 лет, в том числе «исторического времени» (голоцена), там просто не рассматривается. Поэтому остается пожалеть, что, назвав работы К.К.Шилика и П.В.Федорова, Агбунов не обратил внимания на представленную ими картину колебаний уровня Черного мо____________________
31 Горецкий Г.И. Аллювиальная летопись великого Пра-Днепра. М., 1970.
32 Агбунов М.В. Загадки Понта Эвксинского. М., 1985, с. 117-121; онже. Античная лоция Черного моря. М., 1987; он же. Античная география Северного Причерноморья. М., 1992.
33 Погорелая В.В. Остров св. Эферия. //ДГ, М., 1985, с. 188-198.
ПУТЬ «ИЗ ВАРЯГ В ГРЕКИ» И ЛЕГЕНДА ОБ АПОСТОЛЕ АНДРЕЕ____________________
133
ря в отношении его берегов и времени событий, взаимосвязь и ритмика которых была в свое время исчерпывающе разработана А.В.Шнитниковым 34. Соответственно, процитировав рассказ Диона Хрисостома о затопленном лесе перед Ольвией 35, автор не смог по достоинству оценить это драгоценное свидетельство морской трансгрессии в I в. н.э. Между тем, наличие данной трансгрессии предполагает предшествующую (в VI в. до н.э.) и последующую (в VII-XII вв. н.э.) регрессии, в результате чего затопленные участки суши перед Гипполаевым мысом периодически поднимались над поверхностью воды, образуя лесистый остров (или полуостров) при неизменяемом едином горле/устье самого лимана. Автору следовало бы также обратить внимание и на свидетельство Страбона (VII, 3, 19) об отсутствии растительности на Кинбурнской косе, который писал в начале I в. н.э., что здесь «местность обнаженная, но называется "Рощей"», о чем напомнил в свое время И.Е.Бучинский 36.
Что же касается отождествления «острова св. Эферия» с Кинбурнской косой (полуостровом), то для этого (оставляя в стороне проблематичность такой идентификации) совершенно не обязательно «дробить» косу на острова протоками (последнее отнюдь не равнозначно "жерелу", т.е. 'устью'). Дело в том, что в древнерусской письменности за отсутствием специального термина лексема "остров" использовалась и для обозначения полуострова, напр.: «великий же Никонъ отьиде въ островь Тмутороканьскыи, и ту обрете место чисто близъ града и седе» 37, а также 'отдельно стоящего леса', 'высокого места' и просто 'обособленной территории'38.
Всё вышеизложенное вместе с приведенными выше свидетельствами археологов, Адама Бременского и разысканиями П.П.Вяземского позволяет утверждать, что «хождение» апостола Андрея не было сочинено специально во славу русской Церкви и Русской земли, как то предполагалось ранее. Перед нами яркий пример укоренения на русской историографической почве уже существовавшего произведения, обладавшего, кроме агиографического, еще и географическим содержанием - указа____________________
34 Шнитников А.В. Изменчивость общей увлажненности материков северного полушария. // ЗГО, т. 16 (новая серия). М.-Л., 1957; он же. Внутри-вековая изменчивость компонентов общей увлажненности. Л., 1969.
35 Агбунов М.В. Античная география…, с. 171.
36 Бучинский И.Е. Очерки климата Русской равнины в историческую эпоху. Л., 1954, с. 22.
37 Патерик Киевскаго Печерскаго монастыря. СПб., 1911, с. 26..
38СРЯ,вып. 13. М., 1987, с. 158.
134____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
нием на традиционный путь «из варяг в греки и из грек» по Дунаю, который русским летописцем был перенесен на Днепр, исказив историко-географическую перспективу и внеся смятение в умы позднейших исследователей.
Понимая, по-видимому, несообразность приключившегося, летописец или один из последующих редакторов попытался исправить положение, перекинув «волок» с верховьев Днепра на Ловать, быть может даже не подозревая об истинном между ними расстоянии и встающих здесь преградах, поскольку путь этот, по глубокому убеждению изучавшего его археолога А.М.Микляева, мог проходить только в зимнее время по трассе «Новгород - пог. Коротенский - оз. Ильмень - Русса - р. Порусье -р. Редья -р. Ловать - г. Холм - пог, Троице-Хлавица - пог. Дедковичи - (возможно, Городище-Луки) - Дохино на р. Кунье - оз. Ордосно - Западная Двина - р. Сертея - р. Половля - р. Каспля - Гнездово. Длина трассы - 500км; она может быть пройдена за 6 дней (по данным Контарини, кон. XVв.) или за 3 дня (по данным Де Невиля, кон. XVII в.)» 39.
Установление истинного направления «пути» коренным образом меняет и ситуацию с апостолом, поскольку его появление в дунайском регионе вполне согласуется со сведениями о его «жребии» и проповеднической деятельности, собранными В.Г.Васильевским, чего никак нельзя было сказать о днепровском направлении. Исходя из наиболее ранних свидетельств - Евсевия Кесарийского (ум. в 340 г.) и Евхерия Лионского (ум. в 449 г.) - уделом («жребием») апостола Андрея была «Скифия», включавшая в себя не только земли, прилегавшие с севера и запада к Черному морю, но и Анатолию с центром в Синопе. Оттуда он отправлялся в свои путешествия - на Тамань, в Приазо____________________
39 МикляевА.М. Путь из варяг в греки (зимняя версия). // Исследования, поиски, открытия. Краткие тезисы докладов научной конференции к 225-летию Эрмитажа 14-16 ноября 1989 года. Л., 1989, с. 3. Судя по всему, это и был тот «Руский путь» (т.е. путь из Новгорода в поднепровскую Русь и обратно), отмеченный в качестве ориентира данной Всеволода Мстиславича Юрьевскому монастырю на пашенную землю («рель») у Волхова, граница которой указана «по излогу вверхъ Мячиномъ на горки, да въ болото Дрянь къ Рускому пути, от пути на горки» (ГВНП, М.-Л., 1949,№79,с. 139).К этому стоит добавить, что авторы ПВЛ, работавшие в XII в., отдавали себе отчет в невозможности иного пути из Новгорода на Волхове в Рим, как только «по морю Варяжскому» к устью Одра, откуда начинался традиционный путь на юг. Соответственно, оттуда, а вовсе не с Днепра и Ильменя, приходили в Новгород через Ладогу купцы и приплыл в 1106 г. на камне, согласно легенде, св. Антоний Римлянин (ум. 3.8.1147 г.).
ПУТЬ «ИЗ ВАРЯГ В ГРЕКИ» И ЛЕГЕНДА ОБ АПОСТОЛЕ АНДРЕЕ____________________
135
вье, на Кавказ, а затем и в Ахайю (Эллада), где был распят в Патрах и там же погребен. Такова литературная традиция, позволяющая с достоверностью говорить только о его пребывании в Синопе и в Патрах.
Однако есть и другие источники. Любопытным дополнениям к житиям Андрея служат многочисленные «каталоги» раннего средневековья - «О двенадцати апостолах: где каждый из них проповедовал и где скончался», - в которых, кроме перечисленных территорий, указана Фракия, прилегающая к Дунаю40. Последнее позволяет предположить, что в первоначальном тексте речь шла не о Херсонесе Таврическом (Корсуни), находящемся в относительной близости к «устью Днепровскому», а о Херсонесе в Дакии (совр. Констанца), действительно лежащем рядом с «гирлами» Дуная. Другими словами, хождение апостола вверх по Дунаю (в отличие от хождения по Днепру) оказывается в полном согласии с исторической традицией, обнаруживающей апостола и на Британских островах («море Варяжское»), куда он мог попасть только следуя дунайским маршрутом41.
Но зачем надо было посылать апостола в Рим? Вопрос этот тревожил всех исследователей, и каждый из них пытался по-своему объяснить загадочную цель его стремления. В тексте ПВЛ содержится только констатация, что Андрей «захотел пойти в Рим», а в самом Риме ограничился рассказом «о земле сло-вен», описанной им в анекдотической форме.
Оставляя в стороне домыслы, вроде того, что апостолу «захотелось повидать брата Петра», или что ему надо было «отчитаться в миссионерской деятельности» (хотя в то время еще не существовало конгрегации Святого Престола), стоит отметить удивительную сдержанность апостола. Андрей представлен только странником, он не обращается с проповедью к местным жителям и не пытается никого обратить в христианство. Если последнее можно объяснить тем, что «горы киевские» (т.е. дунайские) были безлюдны и дики, то отсутствие проповеди у «словен» заставляет предположить, что обращение их или уже свершилось, или ему еще не настало время, и это сделает кто-то другой. Как мне представляется, в последнем и заключена разгадка.
Легенда, основанная на квази-исторических фактах и обращенная в прошлое, предвосхищает события, понятные читателям без пояснений. Церковная же легенда в момент создания
____________________
40 Васильевский В.Г. Труды, т. 2, с. 214-227.
41 Малышевский И.И. Сказание о посещении…, с. 21 и далее.
136____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
всегда актуальна: она не историографична, а историософична. Не случайно большинство историков полагало целью хождения апостола утверждение авторитета молодой русской Церкви, для чего якобы легенда и была внесена в ПВЛ. Однако в своем изначальном (дунайском) варианте она предрекала задним числом обращение народов, которые еще только должны были появиться в этих местах, т.е. словен («они же норики»), упоминаемых во «введении» ПВЛ как расселившихся позднее по Дунаю, «где есть ныне Угорская земля и Болгарская», и, возможно, болгар.
Такое предположение, на мой взгляд, подтверждается следующими фактами.
Первым и самым серьезным оказывается наблюдение моих предшественников, что легенда о «хождении» не имеет аналога в греко-латинской агиографической традиции, связанной с личностью Андрея Первозванного, будучи продуктом исключительно славянской историософической мысли. В этом плане интересны наблюдения И.С.Чичурова, предпринявшего недавно сравнительно-исторический анализ византийской и русской традиций сказания об апостоле и пришедшего к выводу о «принципиальных расхождениях в отношении Византии и Руси к идеологической значимости культа an. Андрея», в конечном же счете - о независимости русской традиции от Константинополя 42. Теперь можно утверждать, что эта традиция связана первоначально не с древней Русью, на которую была только перенесена, а с дунайским регионом, то есть с теми самыми «словенами», обитавшими в Великой Моравии и Паннонии, где, к слову сказать, находились и «Новограды», столь схожие с «Немогардами» Константина Порфирогенита.
Другим фактом, хорошо согласующимся с указанным выводом, является интерес к апостолу Андрею в Византии, отмеченный именно во второй половине IX в., когда произошло «обретение» славянской письменности и крещение болгар.
Еще более точную дату содержит в себе сам текст легенды, если взглянуть на него сквозь призму международных событий того времени.
Отказавшись от Днепра в пользу Дуная, историк меняет не просто географические ориентиры, но попадает в совершенно иную историко-географическую ситуацию. Всё правобережье Дуная от его истоков до Черного моря в раннем средневековье
____________________
42 Чичуров И.С. «Хождение апостола Андрея» в византийской и древнерусской церковно-идеологической традиции. // Церковь, общество и государство в феодальной России. Сб. статей. М, 1990, с. 20.).
ПУТЬ «ИЗ ВАРЯГ В ГРЕКИ» И ЛЕГЕНДА ОБ АПОСТОЛЕ АНДРЕЕ____________________
137
представляло остатки римского «лимеса» - укрепленной пограничной системы дорог, городов и сторожевых постов, охранявших от варваров с востока и севера границы Империи. Когда-то здесь от крепости к крепости, от города к городу были проложены надежные, мощеные камнем дороги, которыми пользовались и тысячелетие спустя. На определенном расстоянии друг от друга располагались сторожевые посты и почтовые станции, где можно было сменить лошадей, переночевать под охраной гарнизона и на следующее утро отправиться далее. Именно лимес, а не моря, связывал на протяжении столетий центры сначала одной, а затем двух империй. Но к интересующему нас времени всё это давно кануло в прошлое.
Великое переселение народов, ускорив гибель Западной Римской империи, разрушило дунайский лимес и надолго прервало регулярные связи между Константинополем и Центральной Европой. Связующие прежде пути стали теперь опасны, а порою и невозможны. Подунавье оказалось во власти кочевых орд, прибывавших с востока и севера. Вестготы, гунны, авары оставались здесь сравнительно недолго, напоминая саранчу, готовящуюся к перелету на другое поле. Всё изменилось, когда на Нижнем Дунае во второй половине VII в. появилась болгарская орда хана Аспаруха, которой было суждено стать ядром будущего государства. И всё же прошлр, по меньшей мере, два столетия, пока кочевые болгары, попавшие в славяноязычную среду, изменились настолько, что смогли не просто принять христианство, но и приступить к созданию исключительного по взлету культуры Первого Болгарского царства.
В 865 г. болгарский царь Борис принял крещение под именем Михаила, став союзником Империи и открыв тем самым новую фазу в политической и культурной истории славяно-болгарского народа. Но между Болгарией и Византией возникли споры о подчиненности новой Церкви, поэтому, использовав наличие в стране римских миссионеров, летом 866 г. Борис-Михаил отправил в Рим посольство, которое вернулось в конце того же года с папскими легатами, направлявшимися в Константинополь 43.
Значение этого события - установление связи между Римом и Константинополем - нам сейчас трудно представить, даже имея на руках письма папы Николая I к реймскому архиепископу Хинкмару, в которых он возносит хвалу Богу, что снова стал
____________________
43 Соколов М. Из древней истории болгар. СПб., 1879, с. 158-212; Златарски В. История на Българската държава през средните векове, т. I, ч. 2. София, 1971, с. 45-165.
138____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
возможен путь по суше между Византией и Римом, и письмо папского легата Анастасия Библиотекаря, в котором отмечена радость византийского императора по поводу наконец-то снова открывшегося пути через Болгарию, поскольку в ином случае «посланцы апостольского престола не увиделн бы ни моего лица, ни снова Рима» 44. В свете таких свидетельств ирония Е.Е.Голубинского, для которого (как и для наших современников) морской путь из Константинополя в Рим представлялся наиболее простым и естественным, оказывается неоправданной. На морском пути, достаточно ненадежном в силу чисто природных условий, главную опасность на протяжении многих столетий представляли греческие и арабские пираты, контролировавшие в то время всё пространство Средиземного моря.
Легенда о путешествии апостола Андрея с берегов Черного моря в Рим несла в себе, таким образом, отклик на самое яркое и важное событие второй половины IX в., и потому можно думать, что появилась она в эти же годы. Такой вывод, основанный на большом количестве независимых фактов, может быть признан достаточным в отношении текста легенды, поскольку выяснено его содержание и наиболее вероятное время появления. Однако существует возможность сделать еще один шаг в изучении внутренней истории и смысла памятника, отразившегося в русском летописании.
3
Обращаясь к событиям 60-х гг. IX в. в Подунавье, нельзя не обратить внимания на группу людей, оказавших огромное влияние на судьбы славянского мира и, к слову сказать, прошедших именно тем путем, который был усвоен в легенде апостолу. Речь идет о «солунских братьях» - просветителях славян, Константине-Кирилле, Мефодии и их учениках, с именами которых связано возникновение и распространение славянской азбуки, литургии и церковного «устроения» в Великой Моравии, Паннонии и Болгарии. Будучи приглашены из Константинополя в Великую Моравию, они прошли вверх по Дунаю через Болгарию, которой еще предстояло принять крещение (вспомним: «на горах сих…»), провели несколько лет среди мораван (т.е. «словен») после чего совершили путешествие к Святому Престолу - то ли по требованию папы Николая I, то ли в силу некогда данного Константином-Кириллом обета посетить Рим.
____________________
44 Воинов М. За разрива между Борис I и Рим. // ИИБИ, т. 7. София, 1957, с. 322.
ПУТЬ «ИЗ ВАРЯГ В ГРЕКИ» И ЛЕГЕНДА ОБ АПОСТОЛЕ АНДРЕЕ____________________
139
Совпадение реального маршрута и маршрута легенды могло быть случайным. Но сравнивая маршруты миссионерской деятельности апостола Андрея на берегах Черного моря с последовательностью путешествий Константина-Кирилла по тем же областям - в Херсонес, к хазарам в Приазовье, на Балканы и в Подунавье, - приходишь к мысли, что просветитель славян сознательно шел по следам апостола, как бы выполняя долг духовной преемственности по завершению его дела. Последнее тем ярче бросается в глаза, что в отличие от римской Церкви византийская, из которой вышел Константин-Кирилл, крайне мало занималась миссионерской (апостольской) деятельностью, поэтому ревность «солунских братьев» к проповеди среди язычников должна была вызывать удивление, а то и прямое неодобрение в Константинополе середины IX в. Наоборот, те же причины приковывали к ним внимание Рима, справедливо опасавшегося влияния константинопольской Церкви в Подунавье, где уже работали католические миссионеры.
Здесь не место излагать историю деятельности «солунских братьев» и их учеников, которым посвящена обширная литература 45. Достаточно сказать, что первое впечатление о наличии связи между проповедью братьев и «хождением» апостола Андрея - с самого начала и до их появления в 867 г. в Риме, - находит подтверждение и в дальнейшем. Встреченные папой Адрианом II (папа Николай I незадолго до их прихода умер), славянские просветители торжественно поднесли римскому первосвященнику мощи св. Климента, найденные Константином в Херсонесе, и богослужебные книги на славянском языке. Книги были положены понтификом в храме св. Марии, «иже нарицается Фотида», и над ними была отслужена католическая литургия. В тот же день с участием Константина, Мефодия и их учеников было совершено торжественное богослужение на славянском языке в соборе святого апостола Петра.
Последовательность этих служб вполне соответствует торжественности каждого момента. Менее понятно совершенное братьями на второй день их пребывания в Вечном Городе богослужение в церкви св. Петронилы (или Петрониды), заставляя предположить, что эта святая, ничем более ими не отмеченная, была тезоименна их матери, о которой нам ничего неизвестно.
____________________
45 Для ориентации в ней можно рекомендовать общедоступный очерк В.А.Истрина (Истрин В.А. 1100 лет славянской азбуки. М., 1988) и указатель И.Е.Можаевой (Можаева И.Е. Библиография по кирилло-мефодиевской проблематике. 1945-1974. М., 1980), а также «Сказания о начале славянской письменности» (М., 1981).
140____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
Однако особый интерес вызывает сообщение, что на третий день братья с учениками собрались в храме св. апостола Андрея, где совершили благодарственную службу, причем ранее, чем апостолу Павлу, к стопам которого они «припали» только на четвертый день. Этот факт может быть истолкован лишь как признание ими апостола Андрея своим небесным наставником и руководителем, чье дело проповеди в «скифских» землях они привели к успешному завершению, создав для славян («скифов») собственную грамоту, переведя на нее богослужебные и священные книги и утвердив славянскую литургию.
В том, что это именно так, убеждает находка болгарского филолога Стефана Кожухарова.
Работая летом 1978 г. в книгохранилище Зографского монастыря на Афоне, Кожухаров обнаружил канон, посвященный апостолу Андрею, автором которого оказался один из ближайших учеников Кирилла и Мефодия - Наум Охридский. Имя автора и адресата канона раскрывалось в акростихе, который сообщал, что «првоаго хрстова сла хвали нишчии Наоум» (т.е. «первого Христова апостола восхваляет нищий Наум»). «Первого» - то есть «Первозванного». Открытие это имеет огромное значение еще и потому, что до находки С.Кожухарова не было известно ни одного произведения, связанного с именем Наума. Для нас же особенно важно то обстоятельство, что в своем каноне Наум проводил параллель между самоотверженной деятельностью апостола, просвещавшего евангельским учением северных варваров и за то потерпевшего от них мучения и гонения со своими учителями, Кириллом и Мефодием. Параллель не предполагалась - она прямо утверждалась вплоть до таких подробностей, как радость Андрея, которую тот проявил, увидев приближение конца своей земной жизни, «как и учитель мой, провидя свою смерть», подчеркивал Наум 46.
Теперь можно попытаться представить историю появления легенды о «хождении» апостола, отразившуюся в ПВЛ.
«Солунские братья» находились в Риме около двух лет - до смерти Константина-Кирилла, будучи окружены вниманием видных деятелей Церкви и просто образованных людей, которым, как повествуют жития, они рассказывали о славянских странах, обычаях народов, вновь устроенных церквах и своей деятельности. Можно утверждать, что ими был написан и пере____________________
46 Стойчев Ст. Хилядолетното българско слово. // Вестник АБВ, София, 22.5.1979, с. 1; Кожухаров Ст. Песенною творчество на старобългарския книжовник Наум Охридски. // Литературна история, София, 1984, кн. 12, с. 3-19.
ПУТЬ «ИЗ ВАРЯГ В ГРЕКИ» И ЛЕГЕНДА ОБ АПОСТОЛЕ АНДРЕЕ____________________
141
дан в архив Ватикана подробный отчет обо всём, что они видели и что сделали, содержавший очерки быта «словен» (мораван), в том числе и пассаж о парильне с объяснением, что тем самым «творят себе не мучение, а мовение».
Такой подробный отчет о новообращенных народах обязан был представить каждый миссионер своему непосредственному начальству. Очень может быть, что именно из отчета Кирилла и Мефодия позднее был кем-то заимствован отрывок о банях, будучи переработан вполне в католическом духе в рассказ о веселых и находчивых монахах монастыря Фалькенау в Ливонии. Соответственно, мне представляется маловероятным предположение Л.Мюллера, что «анекдот о парильне имел самостоятельное хождение в Новгороде еще до того, как его вместе с повествованием о благословении киевских гор апостолом Андреем включили в Сказание об Андрее, вошедшее в летопись Нестора» 47. И кажется уже совсем невероятным, чтобы этот «анекдот» мог быть кем-либо намеренно соединен с именем апостола. Скорее всего, на основе написанного отчета в кругу учеников или преемников «солунских братьев» возникло произведение, названное А.А.Шахматовым «Сказанием о грамоте словенской», которое содержало краткую историю моравской миссии и ее последствий. Вступлением для него могла послужить легенда об апостоле Андрее, как можно полагать, явившемся некогда Константину-Кириллу с требованием или просьбой завершить начатое им, апостолом, дело и с сообщением о своем «хождении», что объясняет и данный Константином обет посетить Рим.
Предположение, что под «словенами» легенда подразумевает именно мораван, находит подтверждение не столько даже в описании «банного действа», общего для всех славянских народов, живших в умеренном климате, сколько в лексеме, использованной для обозначения жидкости, которой в бане обливаются «новгородцы». В разных списках ПВЛ она именуется «мытелью» [Ип., 7], «квасом кислым»48, но только в Лаврентьев-ском списке сохранился первоначальный термин - «квасомъ оусниянымъ» [Л., 8]. Это редкое слово, происхождение которого остается до сих пор загадкой для лингвистов, как показал А.С.Львов, имеет в современных языках соответствие только в словенском "usnje" и ст.-чешском "usne", т.е. 'кожа', и означает дубильный квас 49, будучи прямым свидетельством того, что
____________________
47 Мюллер Л. Древнерусское сказание…, с. 62.
48 ПСРЛ, т. 7, с. 263.
49 Львов А.С. Лексика «Повести временных лет». М., 1975, с. 82.
142____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
«Новгород» легенды об апостоле Андрее первоначально обозначал не Новгород на Волхове, а какой-то другой Новгород в земле словен, быть может, тот самый, в который пришел Рорик/Рюрик со своей «русью».50
Содержание первоначального «Сказания о грамоте словенской» с проримской ориентацией должно было вызвать острое недовольство церковных кругов в Константинополе, как и всё, что было связано с моравской миссией Кирилла и Мефодия, обращением их к Риму и последующей деятельностью их учеников, способствовавшей укреплению независимости (автокефальности) болгарской Церкви от Константинополя, а в конечном счете - самой Болгарии. Именно этим обстоятельством можно объяснить полное молчание византийских источников того времени как о самих «солунских братьях», так и об их миссии в Моравию, куда они были направлены византийским Двором по просьбе моравского князя Ростислава. Вместе с тем, именно этой миссией, деятельность которой проходила под патронатом апостола Андрея, скорее всего объясняется неожиданно возникший интерес к апостолу в Византии, отмеченный появлением ряда посвященных ему произведений как в официальной церковной среде, так и на ее периферии, о чем писал В.Г.Васильевский.
Собственно говоря, отсюда и начинается легенда, поскольку краткий рассказ о моравской миссии, помещенный в ПВЛ под 6406/898 г., заканчивается не смертью Константина-Кирилла в Риме, как то было в действительности, а сообщением об его уходе из Рима в Болгарию «учить болгарьска языка» (т.е. народ) [Ип., 19], что указывает на болгарские истоки предания, тогда как Мефодия (и это соответствует исторической действительности) паннонский князь Коцел поставил епископом «на стол святого Андроника апостола, ученика святого апостола Павла».
Андроник, упомянутый апостолом Павлом в Послании к римлянам, действительно в I в. н.э. был епископом в Сирмии Паннонской (ныне г. Срем) на р. Саве, где мирно скончался. Спорить по этому поводу не приходится. Однако далее, после
____________________
50 Этот лингвистический факт заставляет снова обратить внимание на идеи Н.К.Никольского о влиянии на древнейшее русское летописание западнославянской письменности, в том числе и на формальную структуру раннечешских хроник, столь схожих с ПВЛ даже наличием «пустых лет» (Никольский Н.К. Повесть временных лет, как источник для истории начального периода русской письменности и культуры. К вопросу о древнейшем русском летописании. Вып. первый. I-IX. // СпоРЯС, т. II, вып. 1. Л., 1930).
ПУТЬ «ИЗ ВАРЯГ В ГРЕКИ» И ЛЕГЕНДА ОБ АПОСТОЛЕ АНДРЕЕ____________________
143
сообщения о переложении с марта по 26 октября Мефодием с помощью двух попов-скорописцев «всех книг с греческого языка на словенский», автор этого фрагмента ПВЛ разражается страстной тирадой, которую я даю здесь в переводе, чтобы передать эмоциональный накал:
«Словенскому народу учитель есть Андроник апостол; к мораванам доходил и апостол Павел, и учил там. Там и Иллирик, до него дошел апостол Павел, там и были словене поначалу. Так что словенскому народу учитель есть Павел, от этого племени и мы, русь; так что и нам, руси, учитель есть Павел апостол, поскольку он учил словенский народ и поставил по себе епископа и наместника словенскому народу Андроника. А словенский народ и руский один: от варяг прозвались русью, а сначала были словенами; хотя и полянами назывались, но словенская у них была речь; словенский язык у них один» [Ип., 20].
Чем вызвана такая страстность?
Отголоски двух тенденций в истории просвещения славянских земель, восходящих, по одной версии, к Андрею, а по другой - к Павлу и Андронику, можно заметить не только в ПВЛ, но и в литературе, посвященной «солунским братьям». В морав-ско-паннонских житиях и похвальных словах Кириллу и Мефо-дию нет никаких упоминаний о миссионерской деятельности апостола Павла. Что же касается Андроника, то его имя упомянуто поставительной грамотой папы Адриана II, выданной им Мефодию. Не названы они и в древних глаголических службах Кириллу и Мефодию, нет их и в «Сказании о письменах» Черноризца Храбра, сохранявших, по-видимому, великоморавскую или болгарскую традицию.
Наоборот, в древнейших русских минейных списках служб Кириллу и Мефодию можно найти уподобление просветителей апостолу Павлу. Так о Кирилле-Константине утверждается, что он «Павьлоу блаженоуоумоу оученикъ бысть; егоже детельмъ последоуя, пройде до край западьныихъ, слово расевая въ языцехъ». Подобного сравнения удостоился и Мефодий: «Обретеся новый Павьлъ, премоудре, весь миръ Богови приобрете, съмысльно крьст Христовъ на ся въсприимъ, доиде до западь, святе, льсть идольскоую вьсю разаряя, вься ереси, блажене, потребляя» 51.
Ситуация чрезвычайно любопытная: так кто же - Андрей или Павел? Но традиция, связывающая имена «солунских братьев» с апостолом Павлом, прослеживается только в их ранних
____________________
51 Лавров П.А. Материалы по истории возникновения древнейшей славянской письменности. // Труды славянской комиссии, т. I. Л., 1930, с. 111-112.
144____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
службах и в ПВЛ. По мере того как на Руси утверждался авторитет апостола Андрея, становящегося «своим апостолом», исходившим чуть ли не «всю Русь», воспоминание об апостоле Павле, как просветителе «славян и руси», всё больше уходило в тень. В предшествующей публикации на этот сюжет я предположил, что динамика и резкость приведенного выше фрагмента оставляет впечатление «голоса возмущенного павликианина, попавшего в текст из маргинальной глоссы, по ошибке (или умышленно?) внесенной переписчиком»52. Основание для такого утверждения имелось.
Движение павликиан возникло во второй половине VII в. в Армении и уже в VIII в. распространилось во Фракии. В X в. центром павликианства стал Филиппополь, теперешний Пловдив, с его окрестностями. Во многом схожие по своим воззрениям с манихеями и месалианитами, павликиане создавали в народе почву для богомильства, которое захватило не только болгар, но и «русь». Дм.Ангелов, один из видных исследователей средневековых ересей в Болгарии, опираясь на греческие и славянские памятники письменности, показал, что борьбу против еретиков вели как раз ученики «солунских братьев», обличая отход павликиан от догматического православия в обрядности, толковании символа веры и в нарушении церковных установлений53.
По-видимому, фронт борьбы был гораздо шире, затрагивая историю славянства, вопрос о происхождении славянской грамоты, литургии, перевода книг и многого другого. Отсюда и большое число дошедших от IX и X вв. сочинений, посвященных происхождению славянской азбуки, авторы которых защищали и пропагандировали деятельность Константина-Кирилла и Мефодия. Но вот что любопытно. Если павликианство, как ересь, было гонимо порой весьма жестоко в самой Византии, а после падения Первого Болгарского царства - и в Болгарии, то на его новой родине - на Руси - павликианское утверждение приоритета апостола Павла в деле просвещения славян и распространения славянской письменности оказалось выгодно греческому духовенству.
Речь шла не об установлении исторической истины. Умаление роли апостола Андрея, а вместе с ним - Кирилла и Мефодия, способствовало, с одной стороны, подавлению и искоренению памяти об автокефальности болгарской Церкви и независимости болгарского народа, а с другой - дискредитации
____________________
52 Никитин А.Л. «Хождение» апостола Андрея и путь «из варяг в греки». //ГДРЛ, сб. 6. М., 1994, с. 380.
53 Ангелов Дм. Богомилството в България. София, 1980.
ПУТЬ «ИЗ ВАРЯГ В ГРЕКИ» И ЛЕГЕНДА ОБ АПОСТОЛЕ АНДРЕЕ____________________
145
роли Рима, с которым в середине XI в. у Константинополя произошел окончательный церковный разрыв. Ну а то, что тем самым духовная цензура по-своему «исправляла» русскую историю вместе с историей ее культуры, искажая историческую реальность, перенося события с Дуная и из Моравии на Днепр и Волхов - никого не интересовало, кроме позднейших исследователей, обративших внимание на явные противоречия в тексте ПВЛ, которая, с одной стороны, утверждала посещение территории будущей Руси апостолом Андреем, а с другой - проводила настойчивую мысль, что «зде бо не суть оучили апостоли, ни пророци прорекъли», хотя и с оговоркой: «аще бо и теломъ апостоли суть зде не были, но оучения ихъ, яко трубы гласять по вселении въцерьквахъ» [Ип., 70].
Произойти это могло только в том случае, если легенда о хождении апостола по Днепру появилась в ПВЛ много позже создания основного текста, на что указывает упоминание «варягов» («путь из варяг в греки», «море Варязское»), путем переработки уже имеющегося сюжета об апостоле, совершавшем свое путешествие в Рим вверх по Дунаю, как о том свидетельствуют «три устья» Днепра. В пользу этого говорит наличие в тексте фрагментов «Сказания о грамоте словенской» и тот факт, что обратный вариант - интерполяция «отрицаний» посещения апостолом Руси при наличии «хождения» - является абсурдным как с точки зрения логики, так и с точки зрения важности факта приобретения русской Церковью «собственного» апостола. Необходимость последнего явственно сознавалась еще митрополитом Иларионом, который в своей «похвале Владимиру» вынужден был с горечью констатировать (в полном соответствии с прототекстом ПВЛ), что никто «не виде апостола, пришедша въ землю твою» 54, тем самым подтверждая неизвестность данного сюжета в середине XI в. киевлянам.
Теперь же, установив безусловную обработку ст. 6406/898 г. «краеведом», проводившем идею о тождестве «полян» и «руси», его авторство в отношении «Кия» и, похоже, всей истории «полян», я полагаю, что страстность в данном фрагменте объясняется не столько желанием поставить под сомнение деятельность апостола Андрея, сколько стремлением убедить читателя в тождестве «полян-руси» и «словен», а, стало быть, и в их причастности наследию апостола Павла и его учеников, - мысль, которая проходит красной нитью через всю историю дохристианской
____________________
54 Молдаван A.M. «Слово о законе и благодати» Илариона. Киев, 1984, с. 95.
146____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
Руси в ПВЛ. Последнее наблюдение оказывается весьма важным для истории всего текста ПВЛ. Если вспомнить, что в «Чтении о Борисе и Глебе» Нестер/Нестор дважды подчеркивает тот факт, что «не беша бо ни апостоли ходили к нимъ, никто же бо имъ проповедалъ слова Божия» 55, перекликающиеся с такими же заявлениями «дьявола» в новелле о варягах-мучениках под 6491/983 г. и в эпизоде о крещении киевлян под 6496/988 г. [Ип., 70 и 102], то обращение к авторитету апостола Павла позволяло найти компромиссное решение этому вопросу, который впоследствии раз и навсегда был закрыт фактом присутствия апостола Андрея «на горах Киевских», что, судя по упоминаниям «варягов» и «моря Варяжского», было сделано не ранее середины XII в.
Как можно видеть, небольшой фрагмент анекдотически звучавшего текста содержал обширную информацию. Она позволила уточнить историческую географию древней Руси, понять действительный смысл словосочетания «путь из варяг в греки и из грек», столь долго вводивший в заблуждение историков и географов, поскольку за ним скрывался путь не по Днепру, а тысячелетиями используемый трансевропейский путь по Дунаю и Одеру/Висле, датировать с помощью «варягов» время его «переадресовки» в составе ПВЛ (не ранее второй половины XII в.56) и, наоборот, большую древность географического экскурса об Оковском лесе, заимствованного из какого-то произведения в более позднее время, объяснить историю возникновения и источники сказания о «хождении» апостола Андрея, понять мысли и чувства славянских просветителей, которые двигали ими, а вместе с тем обнаружить следы одной из идейных схваток между наукой и ересью, за которой скрывались далеко не бескорыстные побуждения.
Очень вероятно, что «Сказание о грамоте словенской» (или «О деяниях новых апостолов»), от которого до нас в пересказах дошли фрагменты, упоминающие «путь из варяг в греки», «хождение апостола Андрея по Дунаю», «о банях словенских», а, возможно, и о тождестве словен с нориками, было создано не Наумом Охридским, который написал канон апостолу Андрею, а кем-либо из его учеников, создавших «Житие Наума» и службу ему. Последнее тем более возможно, что в «Житии Наума» Ме____________________
55 Абрамович Д. И. Жития святых мучеников Бориса и Глеба и службы им. Пг., 1916, с. 3 и 4.
56 А.Д.Седельников датировал появление легенды о хождении апостола в ПВЛ последней четвертью XII в. (Седельников А. Древняя киевская легенда…, с. 324).
ПУТЬ «ИЗ ВАРЯГ В ГРЕКИ» И ЛЕГЕНДА ОБ АПОСТОЛЕ АНДРЕЕ____________________
147
фодий с учениками прямо уподобляются апостолам, когда «начаша по суху свои путь шествовати, апостолски проповедающе православную веру» или когда «святии же, шедше, хождаху посреде града, якоже апостоли иногда в Иерусалиме» 57, и т.п. В результате сочинение, написанное Кириллом-Константином перед смертью в Риме о миссии в Моравию, отразилось в творчестве учеников его брата Мефодия, а заимствования из него, в конце концов, нашли свое место в «Сказании о грамоте словенской». Последнее же, попав в Киев и будучи переделано в соответствии с новой географической обстановкой, было использовано в обширном историко-этнографическом «введении» ПВЛ.
____________________
57 Лавров П.А. Материалы…, с. 186.
148____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
РЮРИК / РОРИК / РЕРИК
Выяснение вопроса об истинном значении лексемы "варяги", в ст. 6370/862 г. выступающей в качестве пояснения к следующему за ней ряду этнонимов («идоша за море к варягом, к руси: сице бо звахуть ты варяга - русь, яко се друзии зовутся «свее», друзии же - «оурмани», «аньгляне», инии - «готе»; тако и си» [Ип., 14]), позволяет, наконец, отказаться от такой химеры русской историографии, как «народ варяго-русский» и другими глазами посмотреть на Рюрика, который «пояша по собе всю русь и придоша къ словеномъ первее» [Ип., 14]. Из этой фразы следует, что речь идет о нескольких разновременных событиях, из которых первым по времени оказывается приход Рюрика с «русью» не к «чюди, мере, кривичам и словенам», а только к «словенам», в земле которых он заложил сначала «город Ладогу», и только потом, «пришед к Ильмерю», срубил Новгород.
Поскольку к настоящему времени с достоверностью установлено, что Новгород на Волхове, чья древнейшая мостовая датируется 953 г., в 60-х гг. IX в. еще не существовал 1, как до 20-х гг. XI в. не существовала лексема "варяг/варяги", весь этот рассказ в применении к конкретному Волховско-Ильменскому региону можно посчитать традиционным «клише» приглашения на царство его легендарного основателя. Более того, в этом тексте отчетливо просматривается первоначальная легенда не о государе-основателе, а эпонимическая легенда о приходе трех братьев со своими «родами» («и изъбрашася трие брата с роды своими» [Ип., 14]) с последующим возникновением трех племенных центров - в Новгороде («словене»), на Белоозере («весь») и в Изборске («кривичи»).
____________________
1 Смирнова Г.П. К вопросу о датировке древнейшего слоя Неревского раскопа Новгорода. // Древняя Русь и славяне. М., 1978, с. 165; Янин В.Л. Основные итоги археологического изучения Новгорода. // Славянский средневековый город. Труды VI Международного конгресса славянской археологии, т. 2. М., 1997, с. 10.
РЮРИК/РОРИК/РЕРИК____________________
149
На источник такой эпонимической легенды косвенным образом указывает лексема "чюдь", в данном случае обозначающая не «эстов» или «заволоцкую чюдь» 2, а восходящая к первоначальному готскому (т.е. др.-немецкому) thiuda - 'народ', что было отмечено еще АА.Шахматовым 3. Однако первоначальные эпонимы оказались забыты, а сама легенда приспособлена к условиям Новгорода на Волхове, причем место недостающих эпонимов заняли псевдоантропонимы «Синеус» и «Трувор», для которых были использованы эпитеты signjotr ('победоносный') и truwar ('верный')4 или, как полагает Б.А.Рыбаков, дополнения sine hus ('свой род') и thru varing ('верная дружина')5.
Понять, каким образом калька фразы на др.-германском (или старошведском) языке могла быть усвоена русским книжником, помогает упомянутая работа Н.Т.Беляева о Рорике/Рюрике, в которой исследователь впервые представил достаточно аргументированную расшифровку этнонима «русь», содержащуюся в рассказе о призвании Рюрика. Опираясь на тот факт, что в ст. 6370/862 г. ПВЛ в ряду родственных «руси» народов не упомянуты фризы, игравшие первостепенную роль в торговле и мореплавании Северной Европы VIII-IX вв., а, равным образом, привлекая сведения об этом регионе, содержащиеся в дополнениях короля Альфреда к труду Орозия и в Иосиппоне, историк не только отождествил русов с фризами, но и показал, каким образом это могло получиться б. Несмотря на всю самостоятельность, работа Беляева в известном смысле подвела итог исследований целого ряда его предшественников, в настоящее время или прочно забытых (несмотря на попытки таких историков, как А.Г.Кузьмин, снова ввести их в научный оборот)7, или игнорируемых из-за определенной предвзятости. Справедливости ради следует заметить, что в таком пренебрежении отчасти
____________________
2 Попов А.И. Названия народов СССР. Л., 1973, с. 69
3 Шахматов А.А. Древнейшие судьбы русского племени. Пг., 1919, с. 13 и 42; Фасмер М. Этимологический словарь русского языка, т. IV, М., 1973, с. 378: «чудь».
4 Беляев Н.Т. Рорик Ютландский и Рюрик Начальной летописи. // SK, t. III. Prague, 1929, S. 244-245.
5 Рыбаков Б.А. Древняя Русь. Сказания. Былины. Летописи. М., 1963, с. 293.
6 Беляев Н. Т. Рорик Ютландский…, с. 249-251.
7 Кузьмин А.Г. «Варяги» и «Русь» на Балтийском море. // ВИ, 1970, № 10, с. 28-55; он же. Об этнической природе варягов. // ВИ, 1974, № 11, с. 54-83; он же. Западные традиции в русском христианстве. // Введение христианства на Руси. М., 1987, с. 21-54.
150____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
повинны и сами авторы этих работ, которые, выдвигая и подтверждая аргументами новые положения, пытались их согласовать с существующими точками зрения или с источниками, требующими коренного пересмотра, часто же увлекались необоснованными домыслами, чем дискредитировали свои другие, безусловно верные находки.
Впервые на тождество Рюрика ПВЛ и маркграфа фризского, так называемого Рорика Ютландского, и на его связи с фризским округом Рустринген, возможную родину «руси», указал в 1816 г. бельгийский профессор Г.-Фр.Хольманн (Голлманн), развивая «догадку графа Н.П.Румянцева, высказанную им в 1814г.» 8, по-видимому, под влиянием Н.М.Карамзина, который отметил в первом томе своей Истории государства Российского схожесть имен. Хольманну первому принадлежит честь указать на Рюриксберг поблизости от Остенде9 и на любопытное свидетельство в генеалогии Мекленбургских герцогов, что «Рюрик и его братья были сыновьями венденского (т.е. «вендского». - А.Н.) и ободритского князя Готлейба» 10.
Шире и подробнее эту же тему разрабатывал в 30-х гг. прошлого века профессор Дерптского университета Ф.-К.-Г. Крузе, занимавшийся не только Рориком/Рюриком, но и собиравший известия о русах. 11 Подобно Хольманну, он полагал русов, пришедших с Рюриком, выходцами из Рустрингена или датскими поселенцами сакского Rosengau в южной Ютландии по соседству с ободритами. Этого было достаточно, чтобы дискредитировать разыскания того и другого в глазах С.А.Гедеонова, который отстаивал непременно славянское происхождение русов и Рюрика. Между тем, Крузе не только собрал интересный материал
____________________
8 См. русский перевод: Голлманн Г.-Фр. Рустрингия, первоначальное отечество первого великого князя Рюрика и братьев его. М., 1819.
9 Там же, с. 42.
10 Там же, с. 57.
11 Крузе Ф. О происхождении Рюрика (преимущественно по французским и немецким летописям). // ЖМНП, 1836,1, с. 43-73; он же. О первом вторжении южных горганцев в Россию. // ЖМНП, 1836, VI, с. 513-517; он же. О пределах Нормандии и названии норманнов и руссов. // ЖМНП, 1939,1, с. 13-177; он же. Об отношениях руссов, вторгшихся в 844 г. в Испанию и опустошивших Севилью, и о связях их с Россией. // ЖМНП, 1839, II, с. 159-170; он же. Руссы в Германии до переселения народов или вскоре после того. // ЖМНП, 1842, III, с. 180-183; Kruse Fr.C.H. Chronikon Nortmannorum, Wariago-Russorum nee non Danoram, Sveonum, Norwegorum inde ab a[nno] 777 usque ad afnno] 879 etc. Hamburg] et Gothae. 1851.
РЮРИК/РОРИК/РЕРИК____________________
151
о Рорике, уточнив время его смерти в 879 г. 12, но, что особенно важно, выяснил судьбу его владений, которые, после смерти Рорика, были переданы его племяннику Годофриду, убитому франками в 885 г.13; брат Годофрида, Родульф, был убит еще в 873 г.14
И всё же основная заслуга разработки биографии Рорика Ютландского, определение его места в событиях того времени и идентификация его с Рюриком ПВЛ принадлежит Н.Т.Беляеву, который в 1929 г. опубликовал уже названное мною специальное исследование об этом выдающемся политическом деятеле IX в., основанное на изучении известий европейских хроник VIII-IX вв., русских летописей и работ российских и европейских историков. Позднее, уже в 60-х гг. нашего столетия, работу Н.Т.Беляева в отношении биографии Рорика продублировал польский историк Г.Ловмянский, главной задачей которого, как он указывал сам, было опровергнуть своего предшественника, поскольку, как объяснял он сам, «в случае правильности этой концепции (т.е. идентификации Рорика и Рюрика. - А.Н.) Рюрик, упоминаемый летописями, превратился бы в конкретную историческую личность, а тылы норманской экспансии на Русь оказались бы в определенной мере расширенными и усиленными» 15. Отсюда, несмотря на важные наблюдения Ловмянского над сведениями хроник, проистекает его неприкрытая тенденциозность и стремление представить факты, в искаженном виде.
Опровергнуть основные выводы Н.Т.Беляева о тождестве Рорика и Рюрика польскому историку не удалось, поскольку это было бесполезно. Начав с изложения общей ситуации в северном регионе Европы второй половины VIII в., Беляев сумел показать место самого Рорика и его ближайших родственников, принадлежавших к датским конунгам из рода Скьольдунгов, в событиях последующего времени, главным содержанием которых явилась борьба европейских государств с норманской экспансией. Северные викинги из Норвегии, Дании и Швеции ежегодно и со всё большим упорством, волна за волной, накаты____________________
12 Крузе Ф. О пределах Нормандии…, с. 50.
13 Возможно, это ошибка, поскольку в Анналах Фульды он назван в Указателе как Godefridus III, Konig der Danen, в то время как другой Годефрид, более похожий на племянника Рорика (Konig der Normannen), погиб во время битвы в 891 г. (Annales Fuldenses, 891. // Fontes ad historiam regni franconim aevi Karolini illustrandum. Pars tertia. Berlin, 1960, S. 154).
14 Крузе Ф. О пределах Нормандии…, с. 68.
15 Ловмянский Г. Рорик Фрисландский и Рюрик Новгородский. // СС, VII, 1963, Таллин, с. 227-228.
152____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
вались на побережья Британских островов и растянувшуюся от Шлезвига до атлантического побережья Пиринейского полуострова империю франков, в составе которой с 785 г. оказались фризы и венды-ободриты.
Цветущая и богатая земля фризов, расположенная между Рейном и Везером, а по берегу моря доходившая до устья Эльбы/Лабы, примыкала к славянским землям и была тем центром, откуда в балтийское Поморье через земли Шлезвига, где ныне проложен Кильский канал, шли многочисленные товары и ремесленные изделия Фландрии, Германии и Нидерландов. Фризский экспорт, как показали археологи, играл важную роль в торговле таких славянских городов как Волин (Юмна), Колобжег, Ретра, Старгард (Альдейгьюборг северных саг?), Мекленбург (Велиград) и другие. Большие колонии фризских купцов известны в Шлезвиге, в Бирке на озере Меларен, на Готланде, а предметы экспорта, в первую очередь знаменитые фризские кувшины и костяные гребни, находят в Норвегии и Швеции, на Аландских островах, на землях Восточной Прибалтики, в Финляндии (Турку), в Старой Ладоге и на Верхней Волге, т.е. на том Великом восточном пути, который вел купцов из Северной Европы в Хазарию и азиатские страны, и по которому обратно поднимался поток восточного серебра 16. Другой, не менее важный путь, который практически монополизировали фризские купцы, поднимался от Северного и Балтийского морей по рекам нынешней Германии к верховьям Дуная и далее вел вниз к городам Адриатики, к Черному морю и в Константинополь - Мик-лагард, сказочный город северных саг.
Но всё это продолжалось не слишком долго, и уже к середине IX в. Фризия стала одним из излюбленных объектов набегов норманнов, которые начали грабить и растаскивать империю франков, и без того раздираемую войнами между внуками Карла Великого. Столь же разрушительно для фризов оказалось наступление на их земли Северного моря в связи с развитием очередной трансгрессивной фазы мирового океана.
Наследственные владения рода Скьольдунгов, из которых происходил Рорик, находились в Шлезвиге, на юге Ютландии, и были населены данами, ваграми и вендами. Последние были известны также под именем ободритов, то есть жителей берегов реки Одры/Одера, и воевали с лютичами и саксами. Ситуация здесь изменилась в 780 г., когда на Эльбе впервые появились войска Карла Великого, и с помощью ободритов в последующие
____________________
16 Вилинбахов Б.Б. Балтийско-волжский путь. // СА, 1963, № 3, с. 126РЮРИК/РОРИК/РЕРИК____________________
153
годы саксы были окончательно покорены франками и расселены по другим местам империи. Такие союзнические отношения князей вендов с императором франков в известной степени объясняют как появление при дворе Карла Великого изгнанного из Ютландии Хальфдана Скьольдунга, отца Рорика, с семьей и дружиной, так и последующее назначение его маркграфом только что завоеванной франками Фризии. Более того, завершив к 804 г. переселение саксов, Карл Великий отдал принадлежавшие им земли между Эльбой и Везером вендам-ободритам, получившим, таким образом, выход к берегам Северного моря между данами и фризами 17.
Личная биография Рорика оказалась теснейшим образом связана с двумя этими народами - фризами и вендами. Маркграфом фризским был сначала отец Рорика, а затем его брат Харальд, торжественно крещенный в 826 г. в Ингельгейме сыном Карла, Людовиком I Благочестивым, тогда же передавшим ему в наследственное владение фризский округ Рустринген вместе с обширными виноградниками на Рейне. Сам Рорик присутствовал при этом торжестве с просветителем Севера епископом Анскарием/Ансгарием, с которым возвратился затем в Дорестад, где находился теперь двор Скьольдунгов. В том, что он был крещен вместе с братом, убеждает его последующее «отпадение» от христианства, в котором упрекает Рорика хронисты, и его вторичное, как считает Беляев, крещение перед 863 г.18 Титул маркграфа фризского после смерти отца наследовал старший из братьев, Харальд, затем он перешел к Рорику, поскольку их средний брат, Хемминг/Гемминг был убит уже в 837 г.
Не буду здесь пересказывать все факты яркой и бурной жизни Рорика, которые удалось собрать Н.Т.Беляеву. В своем исследовании историк показал, что практически вся жизнь и вся деятельность Рорика оказалась связана с фризами. Среди них он вырос, вместе с ними боролся за возвращение наследственных земель в Шлезвиге, через которые проходил фризско-вендский транзитный путь в Балтийское море и обратно, защищал их от набегов норманнов до 843 г., когда Лотарь I, сын Карла, по какой-то причине отобрал у него Фризскую марку, разрушал и грабил империю франков с 844 по 850 г., после чего вновь получил Фризию из рук Лотаря, опять защищал ее от бывших товарищей по набегам до 854 г., когда, наконец, получил обширные земли
____________________
17 Беляев Н.Т. Рорик Ютландский…, с. 224.
18 Там же, с. 262.
154____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
вендов-ободритов в Мекленбурге, а затем, на этот раз вместе со своим племянником Годофридом, сыном Харальда, наследственные земли Скьольдунгов в Шлезвиге, став одним из крупнейших и влиятельнейших вассалов империи франков 19.
В 873 г. вместе с другим своим племянником, Родульфом, Рорик встретился с Карлом Лысым, который в очередной раз подтвердил все права своего маркграфа на Фризию, после чего, как выяснил Ф.Крузе, в 879 г. Рорик умер. Поскольку Родульф был убит в 873 г., вскоре после свидания с императором, Рорику наследовал другой его племянник, Годофрид, который, в свою очередь, был «изменнически убит франками» в 885 г. Были ли у самого Рюрика дети, остается неизвестным, однако передача его владений племянникам безусловно свидетельствует об отсутствии у него мужского потомства.
Насколько интересна и плодотворна оказалась работа Н.Т.Беляева по восстановлению биографии Рорика и роли фризской торговли в политических событиях конца VIII - первой половины IX в., настолько же удачно было толкование им известной глоссы в ст. 6370/862 г., объясняющей «варяжскую русь» через остальные «варяжские племена», как в свое время удачно выразился М.Н.Тихомиров 20, что позволило поставить эту «русь» в последовательный ряд этнонимов, а затем продемонстрировать ее тождество с фризами. Историк показал, что для летописца рос/русь была таким же «варяжским народом» (т.е. известным в качестве наемников), как шведы, норвежцы, англы и готы, не будучи при этом ни одним из них. Последнее заставило его искать росов/русов среди пропущенных в этом перечне фризов, тем более, что они, как я уже говорил, оказались самым тесным образом связаны с жизнью и личностью Рорика. Не меньшей удачей следует считать и его версию происхождения самоназвания "рос/русь", связанного с фризами Рустрингена, которые, в свою очередь, оказались по ряду причин в тесном контакте с вендами-ободритами21.
К сожалению, на этом действительные находки исследователя кончаются. Его настойчивые попытки напрямую связать Рорика с текстами ПВЛ и с ее хронологией, для IX в. более чем относительной, привели к отрицательному результату, показав всю неубедительность таких сопоставлений. Более того, насколько подробно им были рассмотрены факты военной биографии Рорика до 854 г., настолько же в тени осталась вся после____________________
19 Там же, с. 236.
20 Тихомиров М.Н. Происхождение названий «Русь» и «Русская земля». // Тихомиров М.Н. Русское летописание. М., 1979, с. 30.
21 Беляев Н.Т. Рорик Ютландский…, с. 246-251.
РЮРИК/РОРИК/РЕРИК____________________
155
дующая жизнь этого выдающегося политического деятеля IX в., объединившего в своих руках Рустринген, Шлезвиг и Мекленбург, иначе говоря, фризов и вендов, на чьих землях начинается строительство крепостей и городов, один из которых на восточном берегу Мекленбургской бухты получил имя «Рерик», заставляя вспомнить о своем предшественнике возле Остенде.
Как далеко на восток по славянскому Поморью простирались владения Рорика, сказать сейчас трудно. Возможно, они достигали устья Одера, откуда начинался знаменитый трансевропейский путь «из варяг в греки», и в этом случае покровительство фризского маркграфа служило для славян надежным щитом от его бывших врагов-союзников, норвежских и шведских пиратов.
Здесь мы вплотную подходим к главной загадке Рорика/Рюрика.
Задачей Н.Т.Беляева, «крайнего норманиста», как аттестовал его В.А.Мошин 22, который не сомневался, что Новгород на Волхове был заложен и построен именно Рориком Ютландским, было проследить родственные связи и происхождение своего героя из рода датских Скьольдунгов, тем более, что один из них, дед Рорика по отцу, носил такое же, крайне редкое для скандинавов имя. Действительно, как заметил С.А.Гедеонов, имя "Рюрик" столь же странно, для шведского или норвежского конунга, как для русского князя имя "Казимир" или "Прибыслав"23. Другими словами, увлеченный своими генеалогическими изысканиями в Скандинавии, Беляев упустил из вида нечто более важное: идентичность имени Рорик/Ререк племенному символу вендов-ободритов, каким был «рарог/ререг», о чем неоднократно напоминал еще С.А.Гедеонов24.
В наше время имя - всего лишь условное отличие, получаемое человеком при рождении в силу семейной традиции, привлекательности звучания или по другим причинам. Иным было
____________________
22 Машин В.А. Варяго-русский вопрос. // Slavia, X, Praha, 1931, S. 517.
23 «Для шведского конунга имя Hraerekr также странно и необычайно, как для русского князя имена Казимира или Прибислава; вследствие чего норманская школа должна или отказаться от шведского происхождения нашего Рюрика и выводить его уже не из Швеции, а из Дании или Норвегии, чем подрывается всё учение знаменитейших корифеев скандинавизма; или же, по примеру сделанного в отношении к именам «варяг» и «русь», прибегнуть к изобретению (никакими, даже косвенными свидетельствами не утвержденной) формы шведского имени, которая бы подходила к русскому «Рюрик». (Гедеонов С.А. Варяги и русь. СПб., 1876, с. 192).
24 Там же, с. 191-201.
156____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
отношение к имени в древности. Оно характеризовало человека, указывало на его происхождение, общественное положение, предопределяло его судьбу. Так было у скандинавов, славян, и практически у всех народов до принятия ими христианства (а часто и много позже), после чего имя стали давать в память того или иного святого, полагая, что во время жизни тот будет опекать новоокрещенного и направлять его поступки, а после смерти - предстательствовать за него на Страшном Суде.
Какое имя получил Рорик при крещении в Ингельгейме, хроники не сообщают. Оно интересовало только его духовника, потому что в обиходе оставалось прежнее «языческое» имя. Но в этом имени, писавшемся хронистами по-разному - Rorik, Rerek, Rorich, Roerik, Rerig, Horig и т.д., - отчетливо проступает западнославянское (вендское) слово "ререг/рарог" - 'сокол'. Последнее чрезвычайно знаменательно, поскольку на пространстве земель, где проходила жизнь Рорика ютландского, только у одного народа сокол («ререг») был священным племенным символом - у вендов, т.е. у славян-ободритов. Венды были «соколиным народом». Их так и звали - «рарожане», поэтому германский историк Й.Херрманн совершенно напрасно связал это имя с др.-исландским reyrr - 'тростник', превратив рарожан-ободритов в «камышников»25, в то время как ободриты, задолго до германцев, имели собственное государство, на протяжении нескольких столетий сопротивлявшееся германской экспансии. Часто в сагах и европейских хрониках вместо названия «ободриты», «народ вендов» или «войско вендов» употреблялась синтагма «вендский сокол», отождествлявшая народ и войско с их священным символом на военном штандарте. И здесь естественно задать вопрос: каким образом имя священного символа (собственно, имя народа) оказалось у конунга из рода Скьольдунгов?
Как правило, такое совпадение бывает только в том случае, если мы имеем дело с эпонимом, именем родоначальника, как правило, мифического, вроде Леха и Чеха, Радима и Вятко, Ро-мула и Рема и пр. Но Рорик отнюдь не является «культурным героем», будучи личностью вполне исторической, к тому же венды - народ, имевший собственные этнонимы. Так что единственное возможное объяснение этого факта заключено в сообщении Хольманна, что Хальфдан, отец Рорика, именуемый в генеалогии мекленбургских герцогов «Готлейбом», был «князем вендским и ободритским»26. В таком случае Рорик оказывает____________________
25 Херрманн И. Ободриты, лютичи, руяне. // Славяне и скандинавы. М., 1986, с. 338 и сл.).
26 Гомманн Г.-Фр. Рустрингия…, с. 57.
РЮРИК/РОРИК/РЕРИК____________________
157
ся наследственным вендским (ободритским) князем, получившим по закону наследования не только Шлезвиг, который он делит со своими племянниками, но и Мекленбург, которым распоряжается единовластно. Последний факт может быть объяснен только одним способом: поскольку Скьольдунги de jure считались датскими (ютландскими) конунгами, то Ютландия со Шлезвигом наследовалась всем родом по мужской линии, и права на них Рорик разделял с сыновьями своих умерших братьев. Наоборот, единоличное наследование Мекленбурга оказывалось для Рорика возможным только в том случае, если он получал его по материнской линии и к этому времени (а так оно и было в действительности) его братья уже умерли, поскольку их дети при жизни Рорика правом на это наследство не обладали.
Тот факт, что Рорик по своему происхождению был наполовину - скандинавом, наполовину - славянином, оказывается весьма характерным для семей датских конунгов, соседивших с вендами-ободритами. Так Харальд, сын Горма, был женат на Тови, дочери Мстивоя, князя ободритов, как об этом говорит воздвигнутый ею великолепный рунический камень, а Свен Вилобородый, который, как полагают, был их сыном, в свою очередь женился на вендке, вдове шведского конунга Эрика Победоносного 27. Однако самое замечательное, что на этом возможности проследить происхождение Рорика и его связи с вендами не кончаются. Правда, для этого надо вернуться на земли Новгорода Великого.
Естественно задать вопрос: что общего между маркграфом Фризии, чья жизнь и бурная деятельность прошли вдали от берегов Ладоги и Волхова, и «нашим» Рюриком, кроме отдаленного сходства имен, поскольку теперь с достоверностью известно, что Новгород на Волхове основан почти столетие спустя после его смерти? Но, во-первых, как подтвердил Беляев мнение своих предшественников, здесь перед нами не сходство, а тождество имени, причем весьма редкого 28, а, во-вторых, общего оказывается много больше, чем можно предположить.
Беляев считал, что, вернувшись на земли предков, Рорик мог отправиться с фризскими купцами на восток, охраняя их от пиратов, мог провести какое-то время в Старой Ладоге, а затем мог вернуться в Ютландию, оставив по себе на Руси добрую память, как основатель новой колонии на Великом восточном пути 29.
____________________
27 Клинд-Енсен О. Рунические камни - зеркало социальных отношений. // Славяне и скандинавы. М., 1986, с. 129.
28 Беляев Н.Т. Рорик Ютландский…, с. 241-245.
29Тамже,с.236.
158____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
Примерно так, только умолчав о заимствовании этой идеи от Н.Т.Беляева и назвав Рорика «одним из мелких датских конунгов», реконструировал «основание Новгорода» Г.С.Лебедев 30. Как полагал Беляев, такая экспедиция вполне могла пройти мимо внимания западных хронистов, но осталась в памяти фризов-русов и новгородских словен, став основой новгородского летописного сказания.
В последнем, как мы знаем, историк ошибался. Рорик ютландский оставил свой след не на землях Великого Новгорода, а в памяти вендов-ободритов. Об этом свидетельствуют имена его «братьев» (Синеус и Трувор), чье происхождение Н.Т.Беляев связывал с вероятным припевом песни о Рорике на др.-немец-ком (норренском) наречии (Roerik, signjotr ok thruwar, т.е. 'Рорик, победоносный и верный'), которые, однако, могли быть усвоены на русской почве только в уже переосмысленном виде. Другими словами, сказание о приходе Рорика/Рюрика к «словенам» сфрормировалось не на почве Великого Новгорода или Киева, а значительно ранее, на землях вендов-ободритов, и лишь много времени спустя было инкорпорировано в ПВЛ в малоузнаваемом виде.
В этом легко убедиться, поскольку, кроме тех сведений, что содержатся в ст. 6370/862 г., никаких других следов специфически новгородской версии «призвания князей» в раннем русском летописании исследователь не найдет. До начала XVII в. новгородские летописцы и составители сводов довольствовались исключительно киевской версией ПВЛ, хотя уже с XIII в. в древнерусской (новгородской) письменности начинают проступать отголоски каких-то западных исторических источников, прямо утверждающих славяно-датское происхождение Рюрика/Рорика. Только так можно объяснить появление в Комиссионном списке НПЛ XV в. имени Гостомысла, открывающего список новгородских посадников, далеко отстоящего по времени от следующих за ним исторически реальных лиц31.
Вторым, несколько более поздним отголоском можно посчитать «Задонщину» - поэтическое повествование о Куликовской битве, созданное во второй половине XV в. по образцу «Слова о полку Игореве» и с использованием отдельных фрагментов его текста, в котором упоминается «вещий Боян», певший славу «первому князю Рюрику» 32.
____________________
30 Лебедев Г, С. Эпоха викингов в Северной Европе. Л., 1985, с. 214.
31 НПЛ, с. 164.
32 Список ГПБ, собр. Кирилло-Белозерского монастыря, № 9/1086. // «Слово о полку Игореве» и памятники Куликовского цикла. М.-Л., 1966, с. 548 и 551.
РЮРИК/РОРИК/РЕРИК____________________
159
Третьим в этом ряду стоит известное «Послание» митрополита Спиридона-Саввы, написанное в первой четверти XVI в., где впервые сходятся имена «новгородского воеводы» Гостомысла и «князя Рюрика», «римска царя Августа рода» из «Прусской земли», от которого «в четвертом колене» показан «князь великий Володимер, просветивый землю Русскую святым крещением»33, что должно было удовлетворить генеалогические притязания Василия III, рожденного от последней византийской принцессы Софьи Фоминичны Палеолог. Здесь Рюрик назван вместе со своими легендарными братьями и «племянником Олегом», почерпнутым из ПВЛ.
Последним по времени и наиболее законченным в своей композиционной целостности источником, раскрывающим западнославянское происхождение Рюрика, оказывается пресловутая Иоакимова летопись, частично изложенная, частично опубликованная В.Н.Татищевым, в которой особенно явственно проступают изначальные черты этого исторического сюжета, перенесенного с земель Мекленбурга в Приильменье и там переработанного уже на новгородской почве.
Иоакимова летопись содержит рассказ о князе Славене, который, уйдя из Иллирии на север, основал Великий град, названный им «Славенском». По прошествии многих поколений пришли «варяги», которые наложили на Великий град «дань тяжку». Не стерпев, горожане послали к князю Буривою, потомку Славена, «испросиша у него сына Гостомысла, да княжит во Велице граде». Гостомысл изгнал варягов, установил мир и порядок, однако ему некому было наследовать, поскольку его сыновья погибли в войнах, а дочери были выданы за соседних князей. Гостомысл обратился за советом к волхвам в Колмогард, и те обещали ему наследника по крови, чему он не поверил. Однажды после полудня ему приснился сон, что из чрева его средней дочери Умилы выросло великое и плодовитое дерево, которое покрыло собою весь Великий град, а от его плодов насытились люди этой земли. Встав ото сна, он призвал для толкования увиденного волхвов, которые заверили его, что именно от Умилы произойдет его наследник… И действительно, по смерти Гостомысла в Великий град был призван сын Умилы Рюрик «с братьями и родами их» 34.
В.Н.Татищев и его читатели полагали, что «Великий град» идентичен Великому Новгороду на Волхове. Таким образом,
____________________
33 Дмитриева Р.П. Сказание о князьях Владимирских. М.-Л., 1955, с. 162.
34 Татищев В.Н. История Российская, т. 1, М.-Л., 1962, с.108-110.
160____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
Рюрик оказывался иноземцем только по отцу, по матери же - новгородцем, т.е. «словеном». Его приход в давно существовавший Новгород был представлен естественным возвращением на родину предков и вполне отвечал странной, на первый взгляд, формуле призвания варягов: «Идите и володейте нами!»
Иоакимову летопись многие историки безосновательно полагают сочинением самого Татищева, считая таким же историческим подлогом, как и сказание Нестора о Рюрике и варягах. Между тем, такой взгляд ничем не подтвержден, позволяя говорить о нем, как о весьма поверхностном. В том фрагменте летописи, который нам известен, к сожалению, только по пересказу В.Н.Татищева, внимательный исследователь обнаруживает отрывки из каких-то подлинных, недошедших до нас документов (например, рассказ о крещении новгородцев), и даже знакомство с текстами северных саг. Последнее прямо относится к «сну Гостомысла», в котором подчеркивается мысль о преемственности княжеской власти в Новгороде (и в России) от Гостомысла к Рюрику по женской линии.
Коллизия весьма любопытная, казалось бы, подтверждающая скептический взгляд на подлинность Иоакимовой летописи, ибо всё это можно принять как весьма изящно преподнесенный автором исторический прецедент, особенно уместный именно в то время, когда В.Н.Татищев писал свою «Историю Российскую», поскольку описанная ситуация соответствовала обстоятельствам воцарения Голштейн-Готторпской династии, присходившей из тех же областей Северной Германии, откуда был призван и Рюрик. Но не будем спешить. Ведь такие же аллюзии уместны были и за сто лет до этого, в середине XVII в., когда переписывалась Иоакимова летопись и обсуждалась возможность свадьбы Ирины, дочери царя Михаила Федоровича от его второго брака, с датским принцем Христианом-Вольдемаром, однако вряд ли они повлияли на переписчика (или редактора) этого любопытного памятника нашей письменности.
Дело в том, что литературный прототип «сна Гостомысла» был зафиксирован гораздо раньше создания Иоакимовской летописи. Именно такое могучее и раскидистое дерево, обещающее славное и многочисленное потомство конунгов Норвегии, исследователь обнаруживает в «Круге земном» Снорри Стурлусона - в саге о Хальвдане Черном, где ствол дерева символизирует сына Рагнхильды, Харальда Прекрасноволосого (в «сне Гостомысла», естественно, его замещает Рюрик), а раскидистые ветви - его многочисленное потомство в Норвегии и в сопредельных странах35. Более того. Сюжет о Гостомысле в Иоакимо____________________
35 Снорри Стурлусон. Круг земной. М., 1980, с.40-41.
РЮРИК/РОРИК/РЕРИК____________________
161
вой летописи можно было бы посчитать компиляцией эрудита середины XVII в., если бы не следующее обстоятельство: имя Хальвдана/Хальфдана Черного совпадает с именем отца Рорика Ютландского, а имя Гостомысла в исторической реальности принадлежит князю-ободриту, упомянутому под 844 годом в Фульденских анналах. Там сообщается, что король баварский и восточно-франкский Хлодовик подавил «замышляющих измену» ободритов (т.е. вендов) и убил их князя Гостомысла36.
Здесь есть над чем подумать. Усмирение ободритов и убийство их князя на следующий год после того, как у Рорика была отнята Фризия с Рустрингеном, а сам он из верного вассала превратился в яростного противника франков, наводит на мысль, что именно тогда Гостомысл с ободритами выступил в его поддержку, ибо никаких других видимых причин «замышлять измену», т.е. отпадение от франков, у вендов не было. Поскольку Рорик наследовал Мекленбург после гибели Гостомысла, последний должен был приходится ему родственником по женской линии - отцом или братом матери Рорика, в полном соответствии с теми обычаями датских конунгов брать в жены вендских принцесс, как можно видеть из приведенных выше примеров.
Предположение о прямой связи исторического Гостомысла с Рюриком может показаться смелым, но для автора этого сюжета Иоакимовой летописи Рюрик вполне тождественен Рорику Ютландскому, которого он считал наполовину славянином, выходцем из тех самых земель, на которые и в действительности распространялась его наследственная власть. На чем основывалась такая уверенность? По-видимому, в его руках находились какие-то недошедшие до нас хроники вендов, потомки которых, говорившие на виндальском наречии, еще в XVII в. жили на землях своих предков в Померании, тогда как другая их группа, прямо именовавшая себя «варягами», в конце XVIII в. проживала в окрестностях Копорья, свидетельством чему является приведенная мною в очерке о «варягах» записка Екатерины II одному из ее секретарей37. Когда эти тексты могли оказаться в Новгороде на Волхове? Сейчас на этот вопрос аргументированного ответа нет. Они могли попасть сюда при оккупации Новгорода корпу____________________
36 «Hludowicus Obodritos defectionem molientes bello perdomuit occiso rege eorum Goztomuizii terramque illorum et populum sibi divinitus subiugatum per duces ordinavit» (Annales Fuldenses, anno 845. // Ausgewahlte Quellen zur deutschen Geschichte des Mittelalters. Herausgegeben von R.Buchner. Band VII, Berlin, 1960, S. 32).
37 Бильбасов B.A. История Екатерины II, т. XII, ч. 1. Берлин, б/г, с. 337.
162____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
сом Делагарди в начале XVII в., могли находиться «под спудом» во владычной библиотеке, и пр., даже (хотя это представляется мне маловероятным) попасть туда в первой половине XI в., когда на Руси впервые прозвучали имена Рорика/Рюрика и Гостомысла, давшие начало легенде о призвании князей.
Но мнение - не аргумент, к тому же определение времени появления этих текстов в Новгороде практически ничего не меняет в наших представлениях.
Поэтому вернемся к Рорику, так как совпадения сведений Иоакимовой летописи с действительностью IX в. не кончаются. Столицей вендов-ободритов, в которой обитал Гостомысл, упомянутый в Фульденских анналах, был город, носивший несколько названий: у славян - Велиград, т.е. «Великий город», у латинских хронистов - Магнополис, что является калькой предыдущего, у саксов - Михелинбург (откуда современный «Мекленбург»), у скандинавов - Микилингард и, наконец, у датчан - Рерик, т.е. «Сокол»38. Другими словами, сведения «Иоакимовой летописи» о «Великом граде», где княжил Гостомысл и куда был приглашен Рюрик, полностью отвечают историко-географической реальности.
Что же касается священного для славян имени, то Рорик Ютландский получил его не случайно. Это же имя носил его дед по отцовской линии - «Рорик, метатель колец», что на образном языке той эпохи означало 'щедрый'. Подобно деду, Рорик Ютландский был властителем вендов, по линии матери был связан с ними кровными узами, защищал их от северных пиратов и в известной степени представлял этот народ, будучи сам «вендским соколом». Не потому ли он так и стремился освободить эти земли от власти Инглингов, отдав в обмен за них в 854 г. вторично пожалованную ему в 850 г. Фризию? Между тем, он с рождения был связан тесными вассальными узами с фризами Рустрингена, называвшими себя «рос», этим народом купцов, разбойников и мореходов, которые составляли его дружину и чьи торговые караваны он охранял, разделяя с ними полученную прибыль, как то было принято в его эпоху. Поэтому, получив «вендское наследство», Рорик был прямо заинтересован в переселении фризов на славянские земли Мекленбурга («пояша по себе всю русь»), когда участившиеся набеги северных викингов («варягов из-за моря») начали опустошать, а потом окончательно разорили некогда цветущую страну.
____________________
38 Херрманн И. Ободриты, лютичи, руяне…, с.338 и сл.).
РЮРИК/РОРИК/РЕРИК____________________
163
Возвращение Рорика сначала в хорошо известный на славянском Поморье Старгород (Старгард, Альденбург), в скандинавских сагах часто фигурирующий под именем Альдейгьюборга, т.е. Старой Ладоги (впрочем, существует еще более фантастическое отождествление Алаборга саг с окрестностями нынешнего Олонца 39), а затем и в Рерик/Мекленбург, который незадолго до того был разрушен викингами, а теперь заново отстроен Рориком (не отсюда ли «Новгород»?), всё отчетливее проясняют нам личность Рорика и те исторические обстоятельства, с ним связанные, которые так или иначе отразились в сообщении ПВЛ о «призвании князей». Рорик действительно должен был прийти в славянские земли с «русью» Рустрингена, только не на берега Волхова, а на берега Мекленбургской бухты. О наличии в Альденбурге (Старгарде) колонии фризов еще в середине XII в., переселенных сюда в IX в., прямо пишет в своей хронике Гельмольд40. Более того, обращение к исторической географии славянского Поморья обнаруживает там, кроме вновь отстроенного Мекленбурга, существование ряда «Новгородов», каждый из которых мог стать ареной описанных событий, предоставив возможность древнерусскому летописцу использовать сюжет из истории западных славян для создания отечественной династической легенды.
Наиболее серьезным аргументом в пользу подобного истолкования текста может служить тот факт, что ни сам основатель (Рюрик), ни «русь», от которой «стала называться земля Руской», не оставили никаких зримых следов своего пребывания в Новгороде на Волхове - ни в памяти жителей, ни в письменности, ни в топонимике, ни в самосознании новгородцев. В отличие от обитателей южнорусских земель, новгородцы категорически отказывались отождествлять себя с «русью», а киевляне в XII-XIII вв. считали их происшедшими «от рода варяжска» [Л., 20]. Имеющиеся вокруг Новгорода и Ильменя топонимы и гидронимы с корнем рос-/рус-, на которые пытаются опереться сторонники норманской версии «призвания Рюрика» («ruotsi» и пр.), и в самом деле могут восходить к финским наречиям, однако указывают не на самоназвание обитателей этих мест, а на окружающую финноязычную среду, в которую попали западнославянские колонисты, - среду, которая называла пришельцев по-своему и присваивала местам их обитания свои имена41.
____________________
39 Глазырина Т.В. Alaborg «Саги о Хальвдане, сыне Эйстейна». К истории Русского Севера. //ДГ, сб. 1983. М., 1984, с. 207.
40 Гельмольд. Славянская хроника. М., 1963, с. 138 и 228. 41 Попов А.И. Названия народов СССР…, с. 46-63, особенно с. 59, где ав164____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
Даже название Рюрикова городища, на которое порой ссылаются авторы, малосведующие в истории Новгорода, как и большинство подобных якобы «исторических» топонимов, появилось только в начале XIX в.42, когда в результате распространения грамотности и массовой исторической литературы краеведы по всей России приступили к фабрикации легенд, приуроченных к тем или иным историческим местам. В действительности, начиная с древнейших новгородских летописей, Рюриково городище именовалось всегда только «Городищем» (т.е. 'городом', 'укреплением')43. Если же говорить о Рюрике как об основателе династии, с чем непосредственно связан «норманизм» отечественных и зарубежных историков, то им, кроме уже перечисленного, следует сначала объяснить беспрецедентный факт полного забвения этого «основателя», во всяком случае, до середины XI в., когда его имя впервые получает внук новгородского князя Владимира Ярославича, Рюрик Ростиславич, в последующем князь перемышльский. Поэтому попытки современных «младонорманистов», в конце концов признавших тождество «нашего Рюрика» с Рориком Ютландским, маркграфом фризским, следом за Н.Т.Беляевым и ГЛовмянским «привести» его в Ладогу, а там и в Новгород на Волхове44, оказываются всего только подменой одной легенды другой, столь же несостоятельной.
Раз и навсегда мы должны смириться с тем, что Рюрик ПВЛ в реальной истории Новгорода на Волхове - всего только легенда и, подобно поручику Киже, на Руси «фигуры не имеет». Но именно в этом легендарном аспекте он представляет огромный интерес как для понимания раннего периода нашей отечественной истории, так и для истории западных славян, похоже, оказавших известное влияние на духовную жизнь новгородцев в XII-XV вв. и даже в более позднее время, что нашло отражение на страницах поздних новгородских летописей. Поэтому, как бы ни писалась русская история, фигура Рюрика, «родоначальника Рюриковичей», будет оставаться ключевой для понимания тех процессов, с которыми ее связывали и еще будут связывать историки. Более того, скрупулезное изучение личности исторического Рорика (фризского или ютландского) и событий, с которыми он был действительно связан, дает в руки исследователя
____________________
тор совершенно не учитывает «антирусских» настроений древних новгородцев.
42 Носов Е.Н. У истоков Новгорода. // Славянский средневековый город…, т. 2, с. 272.
43 НПЛ, указатель.
44 Лебедев Г.С. Эпоха викингов…, с. 214.
РЮРИК/РОРИК/РЕРИК____________________
165
новый и поистине бесценный материал для понимания исторического процесса и событий IX в., отмеченных ПВЛ, и, таким образом, вводящих начальные этапы формирования древнерусского государства в контекст истории общеевропейской, которую мы до сих пор игнорируем, рассматривая факты IX-X вв. исключительно в современных политических границах бывшего СССР или дореволюционной России.
В чужеродности Рюрика, вероятно, и таился «камень преткновения» для норманистов и их оппонентов, не осмелившихся предположить, что ст. 6370/862 г. рассказывает не о кульминационном событии русской истории, а пересказывает исторический сюжет, заимствованный со стороны и адаптированный к новой историко-географической реальности. Последнее касается не только рассказа о Рорике/Рюрике. По всей видимости, многие сообщения ПВЛ, связанные как с «Киевом», так, в особенности, с «Новгородом» («месть Ольги», конфликт «новгородцев» с «варягами» и др.) могут иметь стороннее происхождение для Киева на Днепре и для Новгорода на Волхове. На это, в частности, указывает фантастический путь «из варяг в греки» по Ловати и Днепру, изобретенный летописцем, тогда как подлинный путь шел по Висле и Одеру на Дунай - путь, которым из Новгорода (поморского) могли уйти на юг Аскольд и Дир, летописные сподвижники Рюрика/Рорика, появившиеся в 860 г. с «росами» под стенами Константинополя45.
____________________
45 Составители европейских хроник, особенно авторы жизнеописаний замечательных людей средневековья, заимствовали из других сочинений сюжеты и целые новеллы, перенося действие, например, как в Житии св. Ансгария, на которое ссылаются все исследователи славяно-скандинавских отношений, с берегов Средиземного моря на берега Балтики. Таков рассказ о нападении шведских викингов на два города куршей, «Зееборг» и «Апулию», хотя последнее название и содержание отрывка могло бы навести на мысль, что речь идет о военных действиях норманнов в Южной Италии XI в. Что из этого получается, см., например: Машин В.А. Начало руси…, с. 289-290; Ковалевский С.Д. Образование классового общества и государства в Швеции. М., 1977, с. 106; Ловмянский X. Русь и норманны. М., 1985, с. 117.
Подобные «неувязки» обнаружил в свое время И.А.Лебедев в IV книге «Деяний императора Фридриха I», которая, как и кн. III, приписывается перу его нотария Рагевина. В гл. 38, «где Рагевин сообщает о воспитании и характере Генриха Льва, для характеристики молодого Вельфа он сперва буквально выписывает известие о Югурте из 6 главы Саллюстия, затем из того же Саллюстия слова о Катилине в главах 53 и 54, и всё это прилагает к Генриху Льву. Таким образом, драгоценные биографические подробности сводятся почти к тому, что молодой саксонский герцог охотился за львами в горах Африки. Один немецкий историк так и принял за чистую монету эти
166____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
Здесь мы подходим к вопросу, с неизбежностью встающему перед каждым исследователем древнерусской «княжеской легенды»: каким образом Рорик/Рюрик, в действительности не ступавший на берега Волхова и вообще на территорию Восточной Европы, мог оказаться родоначальником российских «рюриковичей», вспомнивших о своем происхождении почти через двести лет после его смерти? Каким образом и почему эта легенда оформилась в Киеве на Днепре в XII в., а уже потом без возражений была принята в составе ПВЛ в Новгороде на Волхове? Последнее выглядит особенно странно, поскольку признание новгородцами легенды о призвании первого князя позволяло «Рюриковичам» рассматривать исконно вечевую республику, приглашавшую и изгонявшую князей, как свою «дедину и отчину», что было окончательно закреплено de jure только в XV в.
Первоочередную роль, на мой взгляд, здесь сыграли два пути славянской колонизации пространств Восточной Европы, что привело к образованию двух совершенно различных по своей природе и структуре государственных образований древней Руси - Новгородской торгово-вечевой республики на севере и «государства Рюриковичей» с центром в Киеве на Днепре - на юге.
Заселение новгородских земель и формирование на них единой административной системы «пятин» шло из земель западных (поморских) славян при активном участии торговых городов, привыкших рассматривать князя с его дружиной всего лишь как исполнительный придаток власти. Новгородская вечевая республика складывалась и развивалась по образцу западнославянских, а затем северогерманских вольных городов 46. Такие города-республики, жившие ремеслом, торговлей, освоением новых территорий и новых рынков, в своей деловой активности были равнодушны к прошлому: оно не задерживало их
____________________
ложные подробности» (Лебедев И.А. Обзор источников по истории балтийских славян с 1131 по 1170 год. М., 1876, с. 85).
Столь же откровенно поступали и древнерусские авторы, как об этом напоминал А.А.Шахматов в связи со сказанием о крещении Владимира Святославича: «Русское сказание перелицовывало болгарское; русский компилятор поступил почти так же, как Нестор, воспользовавшийся для составления жития Феодосия - болгарским переводом Жития Саввы…» (Шахматов А.А. Один из источников летописного сказания о крещения Владимира. // Сборник статей по славяноведению, посвященный проф. М.СДринову. Харьков, 1908, с. 74).
46 Рыбина Е.А. Новгород в системе балтийских связей. // Славянский средневековый город…, т. 2, с. 326-333.
РЮРИК/РОРИК/РЕРИК____________________
167
внимания, поскольку сами они жили настоящим и были устремлены в будущее. Можно полагать, что в среде их жителей циркулировало множество историй об удачливых согражданах, о торговых экспедициях, о товарах и ценах, об опасностях, подстерегающих торговца на том или ином пути, но всё это не требовало фиксации, тогда как легенды о прошлом для новгородцев X-XI вв. не представляли реального интереса. Они не несли актуальной информации, а потому и не фиксировались. Не случайно, что и собственно новгородское летописание возникло много позднее, чем в Киеве, и по киевскому образцу: сокращая ПВЛ и «пристраиваясь» к ней в дальнейшем.
Иначе дело обстояло на юге России, где изначально складывалось централизованное государство с наследственной княжеской властью, феодальным правом, иерархичностью общества, институтами власти, повторяющими не только структуру западноевропейских монархических государств, но даже титулатуру владетелей ("светлый князь", "наша светлость"), зафиксированную в договоре 6420/912 г. [Ип., 24] Здесь всегда остро стоял вопрос о легитимности, поскольку у каждого претендента на престол оказывалось большое количество детей, в том числе и внебрачных, от наложниц, так что после ряда мероприятий в области законодательства в XI в., регламентации наследования земель (уделов) и притязаний на киевский «стол», а, равным образом, большого количества иностранных браков, вопрос об «основателе» с помощью фигуры Рорика/Рюрика получил в XII в. не только приемлемое, но и вполне своевременное разрешение.
С именем Рорика, а, точнее, с символом, представленным этим именем, оказывается связан еще один сюжет, восходящий к первой четверти XI в.
Речь идет о схематическом изображении падающего сокола-ререга, который появляется на знаменитых «малых сребрениках Ярослава» вместо классического «трезубца» Владимира I или его модификаций на монетах других князей. Появление этих монет, как и «больших» сребреников Ярослава, резко выпадающих из типа остальных монет этого ряда и, более того, найденных исключительно на берегах Балтики 47, в том числе в районах славянского Поморья, представляет одну из загадок древней русской истории, поскольку находки монет других древнерусских князей начала XI в. концентрируются преимущественно в Среднем Поднепровье.
____________________
47 Сотникова М.П., Спасский И.Г. Тысячелетие древнейших монет России. Сводный каталог русских монет X-XI веков. Л., 1983, с. 196-203.
168____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
Замечательные по своему изяществу монеты, выполненные резчиком штемпелей по типу западноевропейских денариев, нумизматы датируют первой четвертью XI в. и даже более точно - двадцатыми годами указанного столетия. Основанием столь точной даты, кроме имени Ярослава, служат следующие соображения: 1) соответствие этих монет европейскому типу в отличие от остальных монет киевских князей; 2) находки монет исключительно в балтийском регионе, в том числе и в Мекленбурге; 3) предположение, что монеты чеканились Ярославом исключительно для расплаты с наемниками-варягами; 4) время княжения Ярослава (Владимировича) в Новгороде до отхода в Киев. Согласиться с этими аргументами мешает одно обстоятельство: для того, чтобы чеканить монеты с такой символикой, Ярослав должен был не только знать легенду о Рюрике применительно к Новгороду, но и усвоить понятие о происхождении княжеской династии на Руси, как «Рюриковичей», от мекленбургских (вендских) князей. В том, что так могло быть, свидетельствуют монеты; в том, что Ярослав еще не рассматривал Рорика ютландского в качестве родоначальника русских князей, убеждает, во-первых, «Похвала Владимиру» в «Слове о законе и благодати» митрополита Илариона, сказанном в присутствии Ярослава и его семьи48, где обойден молчанием Рюрик и основателем династии русских князей назван «Игорь Старый»49, а, во-вторых, большая редкость этого имени даже в великокняжеской семье50.
Всё это заставляет думать, что, возможно, речь идет о разных Ярославах, никак друг с другом не связанных. Но это уже другой сюжет, который не мог предполагать ни новгородский книжник, ни киевский сводчик середины XI в.
Итак, подводя итоги рассмотрению фигуры Рюрика, представленной в ст. 6370/862 г. ПВЛ, остается констатировать полную внеисторичность легенды о «призвании» по отношению к Новгороду на Волхове и древнерусскому государству в целом как «варягов» с «Рюриком», так и приглашавших их «чудь, сла____________________
48 Молдаван A.M. «Слово о законе и благодати» Илариона. Киев, 1984, с. 91.
49 Такое определение, безусловно восходящее к определению возраста Игоря в соответствии с хронологией ПВЛ, полученной в результате ее хронометрирования уже в XII в., если не еще позже, ставит вопрос о возможности переработки текста Илариона уже в следующем столетии.
50 Из других носителей этого имени, кроме указанного уже Рюрика Рос-тиславича, умершего в 1092 г., в домонгольское время известны только 1) еще один Рюрик Ростиславич (до 1157 - 1212 гг.), сын Ростислава Мстиславича, и 2) Рюрик Ольгович (до 1171 -1204 г.), сын Олега Святославича.
РЮРИК/РОРИК/РЕРИК____________________
169
вен, кривичей и веси», заимствованных из какой-то эпонимической легенды, до нас не дошедшей. С другой стороны, реконструкция биографии реального Рорика Ютландского и связанных с ним событий по-новому ставит многие вопросы уже собственно русской истории, в том числе о 1) правомерности использования термина «Рюриковичи» ранее XVI в., поскольку до этого он отсутствует в письменных источниках, и 2) о воздействии западнославянской (вендской) письменности на новгородскую культуру и пр. Но всё же главным итогом этого рассмотрения должно стать признание полной чужеродности Рюрика/Рорика для истории России, с которой он оказался столь прочно связан благодаря тенденции летописцев и консерватизму мышления многих поколений отечественных историков.
170____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
КНЯЗЬ ОЛЕГ И ЕГО ЭКСПЕДИЦИЯ В КОНСТАНТИНОПОЛЬ
Если Рюрик в русской истории оказывается всего только фантомом, тенью, отброшенной на пространства Восточной Европы Рориком ютландским или фризским, то Олег выступает в ПВЛ первой фигурой, чье существование подтверждается датированным документом - договором, заключенным этим князем с греками 2 сентября 911 (6420 «сентябрьского») года. К сожалению, этот безусловно исторический факт не облегчает работу исследователя, приступающего к выяснению личности одного из самых загадочных персонажей ранней русской истории, награжденного прозвищем «вещий», т.е. 'мудрый', 'знающий', а если следовать значению этого слова у кашубов (на территории «варяского Поморья»), то и 'оборотень', 'упырь'1.
Несмотря на кажущееся обилие сведений об Олеге, рассыпанных по страницам ПВЛ, начиная со ст. 6387/879 г. и кончая ст. 6420/912 г., которая после рассказа о смерти князя от змеи, выползшей из черепа любимого коня, завершается выпиской из хроники Георгия Амартола об Аполлонии Тианском и пророчествах 2, все они, за исключением договора 6420/912 г., оказываются малодостоверны и прямо легендарны. Последнее может быть объяснено тем обстоятельством, что наличие в этих новеллах характерных фразеологических оборотов, использование топографических ориентиров, проведение идеи тождества «словен», «полян» и «руси», а также текстов, заимствованных из хроники Георгия Амартола, указывает на их принадлежность перу «краеведа-киевлянина», работавшего в первой половине XII в.,
____________________
1 Первольф И. Германизация балтийских славян. СПб., 1876, с. 55, прим. 2.
2 Шахматов А.А. «Повесть временных лет» и ее источники. // ТОДРЛ, IV, М.-Л., 1940, с. 50-52.
КНЯЗЬ ОЛЕГ И ЕГО ЭКСПЕДИЦИЯ В КОНСТАНТИНОПОЛЬ____________________
171
или же - на кардинальную переработку им каких-то предшествующих текстов, которые содержали договор с греками и предание о чьей-то смерти от коня по возвращении из похода. Однако и этот, уже переработанный в первой половине XII в. текст, как можно полагать, испытал в составе ПВЛ большие сокращения, вызывающие недоуменные вопросы.
Начать следует с происхождения Олега, о котором, в сущности, ничего не известно. Он появляется, как deus ex machina, в момент смерти Рюрика лишь для того, чтобы тот мог передать ему своего малолетнего сына Игоря и основанное им государство. Подобную мотивацию, следом за другими историками, можно было посчитать реальной, если бы не противоречия, из которых три сразу же переводят ее в разряд откровенного вымысла: немедленный после смерти Рорика/Рюрика уход Олега из Новгорода, хронологическая несовместимость Олега и Игоря, о чем я буду говорить в связи с Игорем, и отсутствие у реального Рюрика/Рорика мужского потомства. Наименование Олега «воеводой» Рюрика [НПЛ, 107], его «родственником» [Л., 22] или «племянником»3, следует отнести к разряду домыслов, поскольку оба его реальных племянника, Родольф и Годефрид, как известно, не дожили до 90-х гг. IX в. Другими словами, исследователь имеет здесь дело с попыткой связать Рорика/Рюрика через Олега с Игорем, Ольгой и Святославом.
Между тем, Олег, безусловно, был князем, причем наследственным князем, т.к. в тексте договора 6420/912 г. он представлен с титулом «светлости», что могло иметь место только в том случае, если константинопольский двор был абсолютно уверен в правомочности Олега претендовать на графское или княжеское достоинство. Попытка Б.А.Рыбакова представить его «норманским конунгом, незаконно и лживо овладевшим Киевом» 4, изначально ошибочна, поскольку преамбула договора 6420/912 г. показывает наличие в его государстве структурированного аристократического вассалитета (наличие «под его рукой» других князей и бояр). Можно предположить, что Олег являлся отпрыском какой-то боковой (женской) линии Скьольдунгов, однако его пребывание в Новгороде на Волхове и последующую экспедиция именно по тому пути «из варяг в греки», который обозначен в «хождении» апостола Андрея, с захватом Смоленска и особенно Любеча, следует отнести целиком на счет «краеведа».
____________________
3 ПСРЛ, т. 7. Летопись по Воскресенскому списку. СПб., 1856, с. 268.
4 Рыбаков Б.А. Древняя Русь. Сказания. Былины. Летописи. М, 1963, с. 179.
172____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
Иначе стоит вопрос с приходом Олега в Киев и убийством Аскольда и Дира.
Если предание о Кие как основателе города на Днепре (и на Дунае!) могло существовать самостоятельно, будучи только использовано «краеведом», внесшим в него элементы полемики с «невегласами», как это можно видеть и по поводу крещения Владимира в Корсуни, то пребывание Аскольда и Дира на берегах Днепра ничем до сих пор пока не подтверждено, причем не только из-за разнесенности их могил на территории древнего Киева (ссылаясь на М.С.Грушевского, А.А.Шахматов отмечал, что «они похоронены в разных местах города Киева, отстоящих друг от друга на добрые полмили»5). Их связь с Рориком/ Рюриком объясняется теми же причинами, что и отношение к Рюрику Игоря, воз-никшими под пером «краеведа», который использовал фрагмент из Продолжателя Амартола 6, чтобы пополнить его именами узурпаторов, с которыми расправился Олег. Между тем, отсутствие этих имен в греческом тексте хроники Георгия Амартола лишает какой-либо достоверности их появление в достаточно поздних списках ее болгаро-русского перевода, осуществленного, как считал В.М.Истрин, не ранее середины XI в.7.
Сложность заключается еще и в том, что для нас совершенно неизвестно, в какой Киев и к каким «полянам» приходит Олег и, соответственно, где именно у него произошел конфликт с этими столь доверчивыми «варягами», как можно понять, менее всего собиравшимися оказывать сопротивление пришельцам. Поскольку же события истории Руси IX-X вв., изложенные в ПВЛ, во многом оказываются отражением представлений о прошлом книжника первой половины XII в. (самыми ранними хронологическими ориентирами для ст. 6390/882 г. являются упоминания церквей св. Николая и св. Ирины, а также замечание о «варягах», которым шла дань от Новгорода «еже до смерти Ярославля»), гипотеза Б.А.Рыбакова об Аскольде и Дире, как автохтонных славянских правителях «полян-руси» 8, разработанная затем М.Ю.Брайчевским 9, представляется малоубедительной,
____________________
5 Шахматов А.А. Разыскания о древнейших русских летописных сводах. СПб., 1908, с. 320.
6 Шахматов А.А. «Повесть временных лет» и ее источники…, с. 48-49.
7 Истрин В.М. Хроника Георгия Амартола в древнем славянорусском переводе, т. I. Пг., 1920, с. 510; т. 2. Пг., 1922, с. 294; ШахматовА.А. «Повесть временных лет» и ее источники…, с. 48-49.
8 Рыбаков Б.А. Древняя Русь…, с. 165-173.
9 Брайчевський М. Лiтопис Аскольда. Вiдроджена пам'ятка дев'ятого столiття. // «Киiв», 1988, № 2, с. 146-170; он же. Утверждение христианства на Руси. Киев, 1989, с. 42-88.
КНЯЗЬ ОЛЕГ И ЕГО ЭКСПЕДИЦИЯ В КОНСТАНТИНОПОЛЬ____________________
173
хотя само их присутствие в середине IX в. в Причерноморье вполне вероятно.
Более того, новелла о приходе Олега в Киев (не будем уточнять - в какой) при внимательном рассмотрении допускает предположение, что она изначально была связана именно с Аскольдом и Диром, которые нашли «бесхозный» городок «и начаста владети Польскою землею» [Ип., 15]. Дело в том, что в ст. 6390/882 г. уже давно отмечена загадочная лексема "придоста" («и придоста къ горамъ Киевьскымъ»), выдающая форму двойственного числа глагола среди остальных форм единственного числа, что естественно для рассказа об Олеге («поиде Олгь, поемъ вой свои… и прия… и посади… и посла… и седе»). На это обратил внимание еще А.А.Шахматов, предположив, что в так называемом Начальном своде множественное число, связанное с Олегом и его воинами, редактор заменил на двойственное (Олег и Игорь), которое уже в ПВЛ было выправлено на единственное10. С этим трудно согласиться, во-первых, потому, что данная фраза содержит топоним "горы Киевские", характерный для «краеведа», а, во-вторых, она присутствует во всех списках ПВЛ Лаврентьевского и Ипатьевского изводов, заставляя считать ее характерной для их общего архетипа. Скорее всего, здесь перед нами очередное сокращение текста, какое можно наблюдать в ст. 6551/1043 г., в результате чего некий «Иван Творимирич» оказался «воеводой Ярослава» (при названном ранее «Вышате, отце Яня»). На самом деле текст сообщал, что Иван Творимирич взял в свой корабль не только «князя», но и «воеводу Ярослава», т.е. Вышату, как можно видеть по Воскресенскому списку 11. Вместе с тем, можно допустить, что в интересующем нас тексте речь первоначально шла не об Олеге, а об Аскольде и Дире, отсюда и двойственное число, которое потом «краевед» выправлял на единственное, заменяя братьев - Олегом…
Появление сведений об Олеге, первом достоверном русском князе, открывало перед автором ПВЛ возможность включения «полян» (т.е. киевлян) через «русь» (поскольку в рассказе о Рорике/Рюрике «русь» уже оказывалась славянской) в историю славян вообще и тем самым - в мировую историю. Несмотря на то, что единство «словен» и «полян» было подробно разработано во вступительной части ПВЛ, «краевед» не оставил эту мысль и в последующем, напоминая о словено-руском единстве в ст. 6370/862 и 6390/882 гг. Однако поворотным пунктом в истории «полян» под пером «краеведа» стало появление Олега с полиэт____________________
10 Шахматов А.А. Разыскания…, с. 317-319.
11 ПСРЛ, т. 7. Летопись по Воскресенскому списку. СПб., 1856, с. 331.
174____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
нической «русью» под угорами Киева, когда маленькое и ничем не примечательное племя оказывается частью не только обширного славянского мира, но и становится причастным апостольской проповеди, приуготовляющей их к воссоединению с христианской Церковью, а сам «городок на горе» объявляется «мати городомъ рускымъ» 12. Для такого торжественного завершения им был использован фрагмент Сказания о грамоте словенской, выделенный в свое время АА.Шахматовым в качестве отдельного «Сказания о преложении книг» (ст. 6406/898 г.), будучи предварен замечанием, что «бе бо единъ языкъ словенескъ», к которому принадлежат «и поляне, яже ныне зовомая русь» [Ип., 18]. Однако подлинным апофеозом звучит здесь завершающая экскурс об истории славянской грамоты приписка, безусловно принадлежащая «краеведу», о том, что «словеньску языку учитель есть Павелъ, оть негоже языка и мы есме русь; темже и намъ, руси, учитель есть Павелъ апостолъ… аще и поляне звахуся, но словеньская речь бе» [Ип., 20].
Разрывы между фразами единого рассказа, заполненные «пустыми годами» или сведениями, почерпнутыми из хроники Амартола, убеждают в отсутствии сплошной погодной сетки на момент работы «краеведа» над ПВЛ. Это же можно видеть и по естественному продолжению сюжетных прядей, одной из которых является тема «козарской дани». Поднятая во «введении» и продолженная в ст. 6367/859, 6370/862, 6392/884 и 6393/885 гг., она находит свое завершение в ст. 6472/964 и 6473/965 гг. о походах Святослава на «козар», обозначая гигантский разрыв, заполненный сведениями об Олеге, Игоре и Ольге, не имеющих, следовательно, никаких контактов с «козарами». Разрыв этот тем более ощутим, что в ст. 6472/964 - 6473/965 гг., представленных единым текстом, можно видеть безусловное продолжение ст. 6392/884 - 6393/885 гг. о северах, радимичах и вятичах, дающих «козарам» дань «по щелягу», которую Олег [Ип., 17], а затем Святослав [Ип., 53], переводят на себя.
Похоже, перечисление войн и походов Олега на окрестные племена нужно было «краеведу» лишь для того, чтобы потом послать все эти этносы с Олегом на Царьград, поскольку ни одно из этих событий не имеет своего внутреннего содержания и цели. Иначе обстоит дело с древлянами/деревлянами. Если в рассказе о расселении восточнославянских племен все они «живяху
____________________
12 Любопытную и единственную параллель к этому месту С.А.Гедеонов обнаружил в «Жизни св. Оттона Бамбергского», где Штеттин точно так же назван «матерью городам» в земле Померанской (Гедеонов С.А. Варяги и русь. СПб., 1876, с. 356).
КНЯЗЬ ОЛЕГ И ЕГО ЭКСПЕДИЦИЯ В КОНСТАНТИНОПОЛЬ____________________
175
в мире» [Ип., 9], то уже через несколько строк оказывается, что «деревляни живяху зверьскимъ образомъ, живуще скотьскы» [Ип., 10]. Далее можно заметить коренной перелом во взглядах автора на древлян/деревлян, потому что поляне оказываются «обидими деревляны и инеми околными» (что плохо согласуется с мечами, выданными полянами вместо дани «козарам»), поэтому первым действием Олега после занятия им Киева становится поход «на древляны», которых он «примучил».
Такая случайная для князя акция оборачивается жизненной проблемой для Игоря, и окончательно разрешена, похоже, даже не Ольгой, а Владимиром после гибели Олега Святославича, последнего «деревлянского» князя. Не значит ли это, что и здесь, прослеживая такие сюжетные пряди, принадлежащие предшествующему по времени тексту, их разрывы обусловлены необходимостью помещения известий об Олеге?
Подобное ощущение усиливается, когда мы подходим к рассмотрению основных событий жизни и деятельности Олега, представленных ПВЛ, - похода на Константинополь, заключения мира с греками и последующей смерти князя, являющих собой единый текст, разорванный вставками годов, заметок о синхронных событиях и дополненный «краеведом» рассказом об Аполлонии Тианском и пророчествах.
Согласно новелле ПВЛ под 6415/907 г., Олег отправился под стены Царьграда «на конехъ и в кораблехъ, и бе числомъ кораблий 2000», что является таким же преувеличением, как и перечисленные летописцем племена, участвовавшие в походе, поскольку на самом деле вряд ли его силы превышали 100-200 кораблей, как показано в Комиссионном списке НПЛ [НПЛ, 108]. Сухопутных войск у Олега не было вообще (кроме росов, т.е. «морской пехоты»), поэтому среди его союзников могли быть только «словены» 13, которым, согласно анекдоту, были даны самые дорогие, «кропийные» (т.е. шелковые) паруса в отличие от «паволочитых» (златотканных), которых потребовала себе «русь» [Ип., 23]. Текст договора «словен» не знает. Впрочем, это не удивительно, поскольку никто из византийских историков не знает и о каких-либо военных действиях на Босфоре в 907 г. Вот почему удачный поход Олега под стены Царьграда, завершившийся мирным договором, открывшим беспрепятственные торговые и
____________________
13 Последнее вызывало удивление еще у И.Д.Беляева, который задавался вопросом: «Куда девалась конная рать, если дань требуют только на корабли?» (Беляев И.Д. Русь в первые сто лет от прибытия Рюрика в Новгород. // Временник МОИДР, кн. 15, М., 1852, с. 41).
176____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
дипломатические отношения между греками и «русью», неизменно привлекал внимание исследователей как содержащимися в рассказе реалиями, так причинами и степенью вероятности изложенных событий 14.
В данной ситуации естественно предположить, что весь рассказ был выдуман «краеведом» 15, однако он содержит ряд деталей, последовательность которых заставляет думать, что и здесь автор использовал какой-то текст о реальном событии, а не только «странствующий сюжет» средневекового и даже еще более древнего фольклора1б.
Подойдя к Константинополю и найдя вход в Золотой Рог замкнутым цепью, Олег со своим войском высадился перед городом и приказал выволочить корабли на берег, после чего «повоевал» окрестности Константинополя, «много убийство створи греком и полаты многы разбиша, а црькви пожьгоша… елико же ратнии творять» [Ип., 21], что послужило основанием для историков говорить о жестокой войне между «русью» и греками. Однако вся эта картина является интерполяцией, основанной на рассказе Продолжателя хроники Георгия Амартола о нападении «руси» на Константинополь в 941 г. и Жития Василия Нового 17, причем «2.000 кораблей», скорее всего, возникли из цифры, содержащейся в рассказе Амартола о нападении «руси» на Константинополь в 860 г., где указаны 200 судов 18, увеличенной для эффекта в десять раз. Вопрос в другом: было ли у Олега действи____________________
14 Левченко М.В. Очерки по истории русско-византийских отношений. М., 1956, с. 100-127; Сахаров А.Н. Поход Руси на Константинополь в 907 г. // ВИ, 1977, № 6, с. 72-103; он же. Дипломатия древней Руси: IX - первая половина X в.. М., 1980, с. 84-89; и др.
15 В.Д.Королюк, останавливаясь на перечислении славянских племен, участвовавших в походе, сопоставляя их с этногеографическим «введением» ПВЛ и с реальной ситуацией в Восточной Европе X в., прямо пишет, что «летописный текст 907 г. следует рассматривать как творчество историографа XII столетия», а его появление связано «с представлением об Олеге как основателе и собирателе древнерусского Киевского государства» (Королюк В.Д. Западные славяне и Киевская Русь. М., 1964, с. 91).
16 Рыдзевская Е.А. К вопросу об устных преданиях в составе древнейшей русской летописи. // Рыдзевская Е.А. Древняя Русь и Скандинавия IX-XIV вв. М., 1978, с. 178-184.
17 Шахматов А.А. «Повесть временных лет» и ее источники…, с. 54-57, 69-72.
18 Истрин В.М. Хроника Георгия Амартола в древнем славянорусском переводе, т. 1. Пп, 1920, с. 567; Продолжатель Феофана. Жизнеописания византийских царей. СПб., 1992, с. 175-176).
КНЯЗЬ ОЛЕГ И ЕГО ЭКСПЕДИЦИЯ В КОНСТАНТИНОПОЛЬ____________________
177
тельное намерение «повоевать» столицу Империи? И с этой точки зрения предпринятые им действия оказываются чрезвычайно любопытны.
В самом деле, если убрать из текста отмеченную выше вставку («и повоева около города, и много оубииство створи грекомъ, и полаты многы разбиша, а церькви пожгоша; а ихъ же имяху полоняникы, овехъ посекаху, другая же мучаху, иныя же растреляху, а другая въ море вметаша, и ина многа зла творяху русь грекомъ, елико же ратнии творять» [Ип., 21]), то окажется, что Олег сразу же по прибытии приказал «выволочить» на берег корабли и поставить их на колеса, чтобы двинуться не к стенам, а в обход их, к верховьям Золотого Рога, откуда он беспрепятственно мог проникнуть в сердце города, однако этого не сделал, легко сдавшись на уговоры греков. Последнее означает, что появление русской флотилии у стен византийской столицы предполагало не войну, а всего только демонстрацию силы, в чем Олег и преуспел, наглядно показав возможность обойти с тыла запертый цепями Золотой Рог, т.е. совершить те самые действия, благодаря которым пять с половиной веков спустя турки блистательно завершили осаду Константинополя19. Отсюда и проистекает готовность греков к ведению переговоров, к чему они поначалу не были расположены и по своему обыкновению затягивали их.
Хотя рассказ ПВЛ об осаде Константинополя, написанный два века спустя после событий/ передает совершенно искаженное о них представление «краеведа», то обстоятельство, что он использовал выписки из какого-то документа императорской канцелярии, как мы увидим ниже, и подлинные статьи договора 6420/912 г., позволяет воссоздать их с достаточной степенью достоверности. Так, доказательством отсутствия прямых враждебных намерений со стороны Олега может служить содержание последующих переговоров, в которых не поднимаются вопросы о войне и мире, а рассматриваются исключительно условия пребывания русских купцов и послов в Константинополе, хотя не вполне понятно, почему царский двор должен снабжать по мере надобности тех и других не только пищевым довольствием, но и якорями, канатами и парусиной [Ип., 22]. Разгадку причин всего этого следует искать, по-видимому, в требовании «руси» освободить ее от чрезмерно высоких пошлин с покупок («не платяче мыта ни в чемь же»), на что греки соглашаются при следующих условиях: всех приезжающих в Константинополь будут перепи____________________
19 Лященко А.И. Летописные сказания о смерти Олега Вещего. // ИО-РЯС, 29, Л., 1925, с. 284.
178____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
сывать, и в город приезжие должны входить группами не более 50 человек, без оружия и в сопровождении приставов, причем «русь» не будет «творить пакости в селах и в стране нашей» [Ип., 22-23].
Надо думать, именно эти пункты и явились причиной предшествующего конфликта между торговой «русью» и греками, во время которого было захвачено русское судно с товарами и людьми, - конфликта, который был разрешен Олегом дипломатическим путем, но с применением демонстрации силы. Позднейший же обработчик, не поняв сути происходившего и воспользовавшись славянским переводом Продолжателя Георгия Амартола, изобразил небывалую войну между Византией и Русью в 907 г., описанную им по принципу «елико же ратнии творять» [Ип., 21], что заставило ломать головы позднейшим историкам, не находившим никаких следов подобного конфликта в византийских хрониках. Из этого следует, что Олег требовал от греков не дани в нашем понимании, не отступного, а, скорее всего, пени за ущерб, нанесенный «руси» греками, и возмещения расходов по экспедиции, исчисляемых по количеству людей на корабле (для потерпевших в конфликте) и по кораблям (для экспедиционного корпуса). Отсюда и происходят два исчисления виры, отличающиеся друг от друга: для потерпевших - «по 12 гривен на человека, а в корабле 40 муж», а для пришедшего войска - по 12 гривен «на ключ» («ключ» - ключевое, т.е. 'рулевое весло'), иными словами - на корабль, что при наличии 200 кораблей дает 2.400 гривен общей суммы отступного, вполне реального в такой ситуации [Ип., 22]. Не потому ли греки, признавшие свою вину, назвали Олега «святым Димитрием, посланным на нас Богом» - фраза, до сих пор вызывающая недоумение у исследователей.
Особый интерес в этом плане приобретают требуемые Олегом «углады [уклады] на руские городы», обычно толкуемые как ежегодная дань, идущая в пользу этих городов. В первом варианте требований городов названо довольно много - Киев, Чернигов, Переяславль, Полоцк (Полтеск), Ростов, Любеч и «прочая городы», тогда как во втором варианте список ограничивается только Киевом, Черниговом и Переяславлем. Но, как показывают археологические исследования, Чернигов и Переяславль приобретают облик города только в конце X в., Любеч и Полоцк - в начале XI в., а Ростов - не ранее конца того же столетия. Что касается княжеских «столов» в названных городах («по темь бо городомъ седяху князья подъ Ольгомъ»), то, за исключением Полоцка, который, как и Ростов, никогда не входил в состав киевских земель, эти города становятся центрами княКНЯЗЬ ОЛЕГ И ЕГО ЭКСПЕДИЦИЯ В КОНСТАНТИНОПОЛЬ____________________
179
жеств только в XI-XII вв.20, т.е. уже к моменту работы «краеведа». Но тогда какие города были названы в реальном тексте договора 6420/912 г.? И, может быть, потеря ряда статей этого договора, посвященная именно торговым вопросам, объясняется их несоответствием той картине, которую старательно выписывал наш «краевед»? В таком случае, под лексемой "уклад" (позднее осмысленной в качестве «торговой квоты», определяющей города, которые получают допуск на константинопольский рынок со всеми вытекающими отсюда льготами, и на рынках которых, в свою очередь, могут торговать византийские купцы, также получая «месячное» довольствие) следует понимать состав «месячины», выдаваемой правительством приезжим торговцам (хлеб, вино, мясо, рыба, овощи), что и зафиксировано текстом.
Впрочем, существует другое, более вероятное объяснение этого пункта, предложенное в свое время С.А.Гедеоновым, исходившим из значения данного слова в др.-польском и чешском языках как «возмездия, удовлетворения (за нанесенный ущерб)», что хорошо согласуется и с исчислением пени потерпевшим21.
Попытка М.В.Левченко и ряда историков увидеть предшествующие соглашениям военные действия из слов договора «по первому слову да оумиримся с вами, грекы», поскольку «не было смысла заключать мир, если этому договору не предшествовала война» 22, тоже оказывается несостоятельной, поскольку речь в тексте договора идет не о прошлом, а о возможности недоразумений в будущем, которые не должны перерастать в конфликт: «По первому слову да умиримся с вами, грекы, да любимъ друг друга оть всея душа и изволенья, и не вдадимъ, елико наше изволение быти оть сущихъ подъ рукою нашихъ князь светлыхъ, никакому же съблазну или вине; но потщимся, елико по силе, на охранение прочихъ и вьсегда летъ съ вами, грекы, исповеданиемъ и написаниемъ с клятвою извещаемую любовь непревратну и непостыжну» [Ип., 24]. О том, что договор 6420/912 г. «не имеет никаких намеков на враждебные отношения между русскими и греками», писали С.В.Бахрушин23 и М.Н.Тихомиров24, а из зарубежных исследо____________________
20 Археология СССР. Древняя Русь. Город, замок, село. М., 1985, с. 59-60.
21 Гедеонов С.А. Варяги и Русь…, с. 310-311.
22 Левченко М.В. Очерки…, с. 111-112.
23 Бахрушин С.В. К вопросу о достоверности Начального свода. // Бахрушин С.В. Труды по источниковедению, историографии и истории России эпохи феодализма. М., 1987, с. 30-31.
24 Тихомиров М.Н. Исторические связи русского народа с южными сла180____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
вателей наиболее аргументированно отстаивал эту точку зрения Р.Долли в статье «Мифический поход Олега против Константинополя», полагавший, что Олег искал не войны с Византией, а мира, почему уже в морской экспедиции византийского флотоводца Имерия 911-912 гг. участвовали команды русов25.
В тексте рассказа можно найти еще одно доказательство мирных намерений Олега, по традиции толкуемое в прямо противоположном смысле: упоминание о его щите и щитах его сподвижников, вывешенных «на воротах» (т.е. на воротных башнях) Константинополя, «показающе победу». Если использование колес и повозок для перевозки судов, в том числе и при осаде городов, хорошо известно, то в этом случае мы никаких аналогов не находим. Наоборот, различные знаки, изображения и предметы, которые помещали на башнях и воротах крепостей, выполняли роль талисманов и оберегов, служили защитой от врага и злоумышленника, будучи в прямом смысле слова «щитом» городу и его жителям. С той же целью над городскими воротами помещали иконы, кресты и гербы. Кроме того, как показал Я.К.Грот, выражение «поднять щиты» для предводителя одной из воюющих сторон в ту эпоху означало призыв к перемирию и началу переговоров 26. Поэтому можно утверждать, что, вешая свои щиты на башнях Константинополя, «русы» объявляли о готовности отныне защищать этот город вместе с его обитателями. Если вспомнить, что вскоре в византийской армии появляются отряды «русов» (морская экспедиция на Крит 911-912 гг.), а сами греки наименовали Олега «святым Димитрием», то подобное утверждение вряд ли покажется слишком смелым.
Выяснив наиболее вероятные причины появления флота Олега под стенами Константинополя, которые разрешают вопрос о молчании греческих источников по поводу якобы имев____________________
вянами с древнейших времен до половины XVII в. // Тихомиров М.Н. Исторические связи России со славянскими странами и Византией. М., 1969, с.109.
25 Dolley R.H. Oleg's mythical campaign against Constantinopole. // Bulletin de l'Academie de Belgique, vol. 35. Bruxelles, 1949, p. 116,128 (цит. по: Каждая А.П. К характеристике русско-византийских отношений в современной буржуазной историографии (1947-1957). // Международные связи России до XVII в. М., 1961, с. 9-10).
26 Грот Я.К. Труды, т. 1. Из скандинавского и финского мира. СПб., 1898, с. 736 и 894.
КНЯЗЬ ОЛЕГ И ЕГО ЭКСПЕДИЦИЯ В КОНСТАНТИНОПОЛЬ____________________
181
шей место войны «руси» с греками в 907 г.27, необходимо рассмотреть вопрос о времени прихода «руси» и мирных переговоров, поскольку собственно договор по своей дате отстоит от подхода Олега к Константинополю на четыре года, будучи подписан 2 сентября 911/6420 сентябрьского года, под которым описана и смерть Олега. Для этого следует еще раз вернуться к ст. 6415/907 г., чтобы разобраться в ее составе.
Первое, что бросается здесь в глаза, - дублирование просьбы греков о мире и, соответственно, два определения «дани», востребованной Олегом. В первом случае это соответствует предварительной договоренности по конфликту (возмещение убытка пострадавшим), а во втором, когда названы имена послов, - обсуждению самого договора и возмещению издержек по экспедиции. Вместе с тем, в рассказе, как я уже отметил, присутствует изложение статей, заимствованных из текста договора, с чем согласно большинство исследователей сюжета 28. Реконструируя весь рассказ о походе 907 г. можно заключить, что он состоял первоначально из следующих фрагментов, содержащих: 1) состав армии, 2) заимствование из Амартола, 3) рассказ о движении судов на колесах к Золотому Рогу, 4) согласие греков на переговоры, 5) условия Олега (пеня), 6) переговорный процесс, 7) заключение мира послами Олега, 8) осмотр Константинополя, 9) анекдот с парусами и 10).возвращение Олега домой. При этом 8-й фрагмент, сообщавший об устроенной послам экскурсии по достопримечательностям Царьграда («Царь же Леонъ послы рускыя почстив дарами, золотом и наволоками, и фофудьями, и пристави къ нимъ мужи свои, показати имъ церковьную красоту, и полаты златыя, и в нихъ сущая б[ог]атьства: злато много, и паволокы, и каменье драгое, и страсти Господни, венець и гвоздье, и хламиду багряную, и мощи святыхъ, учаще я к вере своей и показующе имъ истинную веру; и тако отпусти я въ свою землю съ честью великою» [Ип., 28]), первоначально следовавший за описанием клятвы («и утвердиша миръ»), но перед анекдотом о парусах («И рече Олегъ: ишийте пре паволочити»), оказался оторван от рассказа и помещен сразу за текстом договора, в свою очередь отделенного от рассказа о походе «пустыми летами»
____________________
27 См. по этому поводу критику зарубежных историков: Каждан А.П. К характеристике…, с. 7-16.
28 Кузьмин А.Г. Начальные этапы древнерусского летописания. М., 1977, с. 264, где указаны и мнения его предшественников - А.А.Шахматова, В.М.Истрина, С.П.Обнорского.
182____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
(6416/908 - 6418/910) и сообщением о комете Галлея, оказавшейся под 911г. вместо надлежащего ей 912 г.29. -
Почему так произошло?
Предыдущие исследователи, принимавшие без критики даты рассказов ПВЛ, вместе с тем принимали как реальный факт заключение «прелиминарного» договора в 907 г. и окончательного в 911 (912) г., что крайне сомнительно из-за столь большого временного разрыва. Эти сомнения подкрепляются тождеством имен послов на «предварительных» переговорах («Карл, Фарлоф, Велмуд, Рулав, Стемид») и в расширенном составе - в преамбуле договора 6420/912 г. («Карлы30, Инегелдъ, Фарлоф, Веремудъ, Рулавъ, Гуды, Руалдъ, Карнъ, Фрелавъ, Рюаръ, Актеву, Труанъ, Лидульфостъ, Стемиръ»), что вместе с наблюдениями над статьями «договора 907 г.»31 делает проблематичным их проведение в 907 г. и, наоборот, позволяет думать, что они непосредственно предшествовали подписанию договора 6420/912 г.
Такое предположение не противоречит относительной хронологии, содержащейся в тексте ПВЛ. Так, из ст. 6415/907 г. можно видеть, что послы Олега вели переговоры с «Леоном и Александром», т.е. с императором Львом VI и его братом. Лев VI умер 11 мая 912 г., но еще в 911 г. сделал своим соправителем Александра, а 9 июня 911г. венчал на царство и своего пятилетнего сына, будущего Константина VII Порфирогенита. Соответственно, договор греков с «русами» 2 сентября 911 г. был заключен уже от лица трех соправителей - Льва, Александра и Константина. Всё это убеждает, что появление Олега под стенами византийской столицы произошло летом 911 г., поскольку отсутствие имени малолетнего Константина в предварительных переговорах («равно другаго свещания, бывшаго при техъ же ца____________________
29 Святский Д. Астрономические явления в русских летописях с научно-критической точки зрения. Пг., 1915, с. 127-129.
30 В свое время чешский филолог Я.К.Эрбен предложил открывающую этот перечень лексему "карл/карлы" считать не личным именем, а шведским (др.-германским) существительным мн. числа "karli", т.е. 'мужи', что, возможно, имеет смысл (Эрбен Я.К. Объяснение и исправление некоторых темных и испорченных мест древнейшей русской летописи. // Сборник статей, читанных в ОРЯС ИАН, т. VII, № 5. СПб., 1870, с. 6).
31 См. по этому поводу: [Лихачев Д.С.] Комментарии. Повесть временных лет, ч. 2. Приложения. М.-Л., 1950, с. 266-268; Левченко М.В. Очерки…, с. 100-125; Сахаров А.Н. Дипломатия древней Руси…, с. 83-146; онже. Страницы русской дипломатии начала X в. // Восточная Европа в древности и средневековье. М., 1978, с. 267-281.
КНЯЗЬ ОЛЕГ И ЕГО ЭКСПЕДИЦИЯ В КОНСТАНТИНОПОЛЬ____________________
183
рихъ, Лва и Александра») не является препятствием, чтобы признать возможность их проведения не только до венчания Константина, но и после, поскольку они были предварительными, и Константину, даже в качестве номинального соправителя, не было необходимости на них присутствовать.
Из этого следует, что приход Олега с флотом на Босфор должен был произойти не позднее конца июля или начала августа 911г., вскоре после случившегося в то же лето конфликта в Константинополе. Соответственно, и результативность переговоров в значительной степени была обусловлена не столько талантами послов Олега, сколько оперативными действиями и последующим военным присутствием «руси», всё это время простоявшей под стенами византийской столицы и снявшей осаду лишь после подписания договора. Отсюда и предупредительность имперской администрации, и полномасштабная «культурная программа» для послов Олега с осмотром городских святынь, проведенная по указанию царствующего императора, каким являлся именно Лев VI, чья инициатива была совершенно правильно отмечена в рассказе. Такой осмотр предусматривался посольским церемониалом и должен был быть отмечен в описании церемонии ратификации договора, поскольку процесс переговоров, приемы посольств и выплата им денежного довольствия фиксировались чиновниками имперской канцелярии. Из этого можно заключить, что в повествование об Олеге, которым воспользовался «краевед», наряду с текстом договора были включены выдержки из отчета о приеме русских послов, подобно тем, которые содержит трактат Константина Порфирогенита «О церемониях».
Что же касается традиционной хронологии событий, «растянутой» при хронометрировании ПВЛ, можно полагать, что косвенной причиной такого построения послужил 8-й фрагмент, оказавшийся не на своем месте еще до внесения сплошной «сетки лет», поскольку следом за ним идет не описание триумфального возвращения Олега, а рассказ об обстоятельствах его смерти, что привело к ошибке в исчислении дат и последовательности событий.
Причины такого расчленения изначально единого текста в свое время объяснил А.Г.Кузьмин, обративший внимание на фразу в рассказе о смерти Олега «и пришедшю ему къ Киеву, и пребысть 4 лета, на 5 лето помяну конь свой, от него же бяху рекъли волъстви умрети Ольгови» [Ип., 29], которая должна была открывать весь этот эпизод. Однако теперь ей предшествовало объяснение о предсказании волхвов, которое случилось «преже». На этом основании историк предположил, что первона184____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
чально смерть Олега была указана по возвращении его из похода 907 г., и лишь потом, когда «позднейший летописец получил в руки подлинный текст договора», ему пришлось примирять текст сказания об Олеге с датой договора. «Летописец сохранил старый текст сказания, но вставкой подлинного договора оторвал окончание статьи от ее начала. Так получилось два договора и хронологическое расхождение в пять лет» 32.
На мой взгляд, ситуацию можно объяснить проще, поскольку в тексте прямо сказано, что предсказание Олегу смерти от коня было сделано волхвом «за несколько лет до похода на греков», после которого Олег прожил еще четыре с лишним года. Последнее обстоятельство отмечено и в тексте ПВЛ фразой, долженствующей следовать за описанием возвращения Олега в Киев: «и живяше Олегъ, миръ имея къ всемъ странамъ, княжа в Киеве» [Ип., 28]. Однако, вместо того, чтобы соединить поход и договор воедино, а затем отсчитать еще четыре лета на пятое, т.е. на начало сентябрьского 6424 года, что указывает на осень 915г. как реальную (по легенде) дату смерти Олега33, «хронометрист» повел отсчет назад, разорвал текст «пустыми годами», тем самым отнеся дату похода на 907 г. и отделив от него собственно текст договора. Удревнение (911 вместо 912 г.) получила и комета Галлея, поскольку, по мнению того же редактора, она должна была не сопутствовать, а предвещать смерть русского князя. Умер ли Олег действительно в 915 г., или нет, мы остаемся в неведении, поскольку собственно рассказ об Олеге заканчивается словами «и с того разболевся и умьре» [Ип., 29]; во всяком случае сейчас можно утверждать, что в 912 г. он не должен был умереть34. Всё последующее - о «великом плаче людей» и о его погребении на Щековице, где «есть же могила его и до сего дни» - также принадлежит «краеведу-киевлянину», тогда как краевед новгородский уже во второй половине XIII в. сообщал о могиле Олега в Ладоге и даже «за морем» [НПЛ, 109].
Но прежде чем перейти к легенде о смерти Олега и попытаться идентифицировать его личность, посмотрим, что в этом плане может дать заключенный им с греками договор.
____________________
32 Кузьмин А.Г. Русские летописи как источник по истории Древней Руси. Рязань, 1969, с. 83; он же. Начальные этапы древнерусского летописания. М., 1977, с. 264-265.
33 По расчету Б.А.Рыбакова - в 916 г. (Рыбаков Б.А. Древняя Русь…, с.179).
34 Как я покажу далее, не исключена возможность, что героем сюжета предсказанной смерти от коня первоначально был Свенельд, многие черты и действия которого были усвоены Олегу; в таком случае мы действительно ничего не знаем о смерти Олега.
КНЯЗЬ ОЛЕГ И ЕГО ЭКСПЕДИЦИЯ В КОНСТАНТИНОПОЛЬ____________________
185
Сохранившийся в болгарском переводе, выправленном русским справщиком 35, текст договора 6420/912 г. неоднократно привлекался историками и юристами в качестве источника сведений складывающихся отношений между Византией и РусьюЗб и, если судить по упрекам, адресованным византийским императором Цимисхием Святославу, что его отец, Игорь, «презрел клятвенный договор» 37, т.е. договор 6420/912 г., последний соблюдался обеими сторонами без нареканий на протяжении чуть ли не тридцати лет. Сейчас можно считать доказанным, что из его текста были изъяты пункты, составившие так называемый «договор 907 г.». Это подтверждается как анализом отсутствующих в тексте статей в сравнении с договором Игоря, так и перенесенного в ст. 6415/907 г. ПВЛ описания его ратификации, заключавшейся в процедуре крестоцелования византийских императоров-соправителей, с одной стороны, и клятвы Олега и его мужей «по рускому закону» оружием своим, Перуном и Волосом.
Статьи договора 6420/912 г. можно считать достаточно хорошо изученными, хотя их толкование в ряде случаев (напр., об «отмене берегового права» 38, поскольку речь идет совсем о другом), как мне представляется, требует пересмотра. Вместе с тем, в его тексте содержится свидетельство, до сих пор не учтенное исследователями в их попытках приподнять завесу тайны над личностью самого Олега.
Речь идет о титуле "светлый князь" ("свет-малик" как 'царь славян' арабских источников 39) и обозначения Олега в тексте договора словами "наша светлость", что оказывается экстраординарным явлением не только для истории древней Руси, но и всей средневековой России до Петра I, который ввел в употребление западноевропейскую титулатуру для аристократии40. В средневековой Германии титул "светлость" (serenissimus) означал владетельных князей, и в случае с Олегом служит неопровержимым свидетельством его принадлежности к высшим кру____________________
35 Обнорский С.П. Язык договоров русских с греками. // Обнорский С.П. Избранные работы по русскому языку. М., 1960, с. 119-120. 36 Сахаров А.Н. Дипломатия древней Руси…, с. 148-180.
37Лев Диакон. История. М., 1988, с. 57.
38 Хачатуров Р.Л. Мирные договоры Руси с Византией. М., 1988, с.103-104.
39 См. попытки истолкования: Заходер Б.Н. Каспийский свод сведений о Восточной Европе, т. II. М., 1967, с. 134-135.
40 Карпович Е.Л. Родовые прозвания и титулы в России и слияние иноземцев с русскими. СПб., 1886, с. 15-26; Шепелев Л.Е. Отмененные историей. Чины, звания и титулы в Российской империи. Л., 1977, с. 107.
186____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
гам собственно европейской аристократии, поскольку на севере Европы (Дания, Норвегия, Швеция) в то время титулы, как таковые, отсутствовали вообще.
Между тем, именно в этих вопросах греки были особенно щепетильны и неуступчивы, соглашаясь на то или иное титулование противной стороны лишь по предоставлению бесспорных доказательств правомочности таких притязаний, поскольку в истории собственной иерархии Византии схожий титул - "сиятельный" (illustris) употреблялся при Константине Великом только по отношению к высшим придворным чинам. Поэтому вряд ли случаен тот факт, что если «светлые князья» проходят через весь договор 6420/912 г., в договоре 6453/945 г. исследователь не обнаруживает этого титула, как если бы эти соглашения были заключены Византией с представителями государственных объектов разного ранга или вообще с разными государствами41.
Беспримерный в русской истории титул Олега естественно затрагивает вопрос о местонахождении той «Руской земли», которую он представлял вместе со своим окружением, однако об этом его договор ничего не сообщает. «Руская земля» только противопоставлена «земле Грецькы» в качестве территории, подвластной руси, откуда в Византию приходят наемники и люди, «работающие… у христьяньского царя» [Ип., 27], причем, как можно заключить из текста, эта «руская земля» нигде не соприкасается с «греческой землей», между ними лежат «земли чюжи» («Аще вывержена лодья будет ветромъ великомъ на землю чюжю, и обрящються тамо иже от нас руси» [Ип., 26]), но кто на этих землях обитает, остается неизвестным.
«Привязка» Олега к Рюрику/Рорику, как я показал ранее, выводит нас из Поднепровья на территорию Центральной Европы, в Подунавье и на Балканы, где отмечены те же топонимы и этнонимы - "смоляне", "древане", "словене", - племена которых последовательно воюет Олег. В этой ситуации к месту оказывается и вставка об уграх, шедших «мимо Киева горою», т.е. берегом, что невозможно представить из положения Киева на Днепре, однако хорошо согласуется с топографией Киева на Дунае, а также рассуждение о словенской грамоте и ситуации в Подунавье после появления там Олега, пришедшего с севера. Если же под Новгородом, откуда пришел Олег, следует понимать Мекленбург, «племянником Рюрика» мог стать любой, да____________________
41 Ср.: Сахаров А.Н. Дипломатия Древней Руси…, с. 178, где автор распространяет этот титул на всех русских правителей того времени, что не соответствует действительности.
КНЯЗЬ ОЛЕГ И ЕГО ЭКСПЕДИЦИЯ В КОНСТАНТИНОПОЛЬ____________________
187
же весьма отдаленный его родственник, в том числе и по линии Гостомысла. Вместе с тем, следует помнить, что на среднем течении Дуная, выше нынешнего Будапешта, уже в середине IX в. существовал Новград (совр. Ноград), тогда как Чернигов (о котором, к слову сказать, не упоминает история Олега) в это же время существует на среднем течении Тиссы (совр. Чонград)42.
Более того, как показывает уже «баварский географ», начиная с середины IX в. на всем пространстве левобережья Среднего и Нижнего Подунавья наблюдается широкое распространение славяно-русского населения до Карпат включительно, где до наших дней продолжает бытовать этноним русин/русины, впервые зафиксированный в договоре 6420/912 г. Именно на этой территории Подунавья исследователь обнаруживает названия древних городов, дублирующие известные нам на территории Восточной Европы (Новгород, Гюргев, Чернигов и др.)43. На эту территорию указывает маршрут Олега вниз по Дунаю/Днепру, его европейский титул, четко зафиксированное в договоре отсутствие непосредственных границ между Византией и Русью, а вместе с тем и отсутствие у Руси морского побережья, возле которого могло иметь место кораблекрушение судов той и другой стороны («аще вывержена лодья будет ветромъ великом на землю чюжю и обрящються тамо иже от руси…» [Ип., 26]).
Но вернемся к легенде о смерти Олега.
Рассказ о змее, выползшей из черепа его любимого коня, который должен был стать причиной смерти Олега, оставляет читателя в неведении, когда и при каких обстоятельствах князь вопрошал «волъхвовъ» о своей судьбе и получил двусмысленное предзнаменование. Между тем, последнее оказывается ключевым моментом в его истории, поскольку, если «краевед-киевлянин» сообщает, что Олега «погребоша на горе, иже глаголеться Щековица; есть же могила его до сего дни, словеть могила Ольго-ва» [Ип., 29], то его новгородский коллега XV в.сообщал, что могилу Олега показывают в Ладоге, где того «уклюну змея в ногу, и с того умре» [НПЛ, 109]. Однако самое примечательное, что, по сведениям новгородца, Олег шел из Киева через Новгород и Ладогу «за море». Так впервые в русском летописании обнаруживается след двойника Олега по обстоятельствам предсказан____________________
42 Коледаров П. Политическая география на средновековната Българска Държава. Първа част: от 681 до 1018 г. София, 1979, с.20, карта 6.
43 Коледаров П. Политическая география…; Кузев А., Гюзелев В. Български средновековни градове и крепости, т. 1. Градове и крепости по Дунав и Черноморе. Варна, 1981.
188____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
ной смерти - некоего халогаландца Одда, историю которого рассказывает Орварроддсага, впервые на русском языке в извлечениях и пересказах обнародованная К.Ф.Тиандером44.
В отличие от Олега, происхождение, место рождения, юные годы, а также время, место и обстоятельства смерти Одда, которого хронист Адам Бременский называет «Одд Путешественник», хорошо известны и сохранялись в памяти жителей Сокндале еще в конце XVII в.45 Его отец был богатым бондом с острова Рафниста (ныне Рамстад) у побережья Халогаланда на севере Норвегии, но сам Одд родился на юге, в Беруриоде (ныне Берлиуд в Сокндале, округ Едерен) между Экерсундом и Ста-вангером, и там же вырос у местного бонда Ингиальда, который взял его на воспитание. Сын Ингиальда, Асмунд, стал побратимом Одда и его спутником в странствиях. Когда Одду исполнилось двенадцать лет, приглашенная на праздник прорицательница предсказала, что он объедет много стран, станет знатным и знаменитым, но умрет здесь, в Беруриоде, от своего любимого коня Факси. Поэтому на следующее утро Одд с Асмундом убили Факси, а труп утопили в болоте, после чего отправились искать счастья на стороне46.
После столь конкретной, исторически и топографически достоверной части, сага нанизывает фантастические истории о приключениях Одца, которые завершаются в Хуналанде, «стране гуннов», которую одни исследователи отождествляют с Венгрией, другие - с Болгарией или современной Румынией, т.е. с Подунавьем, а третьи - с днепровской Русью. Женившись на дочери местного короля, которую сага именует Silkisif - 'шелковая дева', Одд становится принцем-регентом, и у него рождаются дети - Геррауд и Асмунд. Под старость Одду понадобилось съездить на остров Рафниста, чтобы привести в порядок наследственные дела. С этого момента сага становится снова точной и реалистической, рассказывая, что на обратном пути, проплывая мимо Беруриода, Одд захотел посмотреть на места, где прошли его детство и юность. Он провел своих спутников по прибрежным холмам, показал, где стояла усадьба его приемного отца, рассказал о том, как его испугала прорицательница и, заканчивая прогулку, обратился к спутникам со словами: «Отправимся снова в путь, здесь уже нечего смотреть. Я ушел от судьбы, и мой труп уже не сожгут в Беруриоде». Они направились к кораблям,
____________________
44 Тиандер К. Ф. Поездки скандинавов в Белое море. СПб., 1906.
45 Там же, с. 244.
46Тамже,с. 113-115, 206-211
КНЯЗЬ ОЛЕГ И ЕГО ЭКСПЕДИЦИЯ В КОНСТАНТИНОПОЛЬ____________________
189
но по дороге Одд обо что-то споткнулся. Пошевелив в песке копьем, он обнаружил конский череп, из которого выскользнула змея и ужалила его в ногу под щиколотку. Тотчас нога стала пухнуть и болеть. На берегу Одд понял, что умирает. Он приказал приготовить себе могилу в таком месте, «откуда он мог бы слышать шум поля, прибой моря и крик петуха». И пока ее рыли и складывали камни, он слагал песнь о своей жизни и в заключение попросил передать привет его детям и любимой жене 47. Произошло это в 988 г. - на четвертый год правления Олава Трюггвасона и за год до принятия христианства жителями Халогаланда 48.
Поразительное совпадение обстоятельств смерти Олега и Одда, соответствие новгородской летописи и саги в указании на место происшествия («за морем») не прошли мимо внимания историков и литературоведов. Одни считали, что сказители саг, знакомые с русскими летописями, заимствовали сюжет, который произрос на русской почве и является несомненным историческим фактом 49; другие полагали здесь обратное заимствование 50. Существует и третья точка зрения, согласно которой в обоих случаях использован широко распространенный фольклорный сюжет, известный у разных народов, однако не в такой тождественной конкретике. Он обусловлен двумя моментами - попыткой избежать судьбы и смертью от «мертвой кости», активную функцию которой выполняет змея, как посланница судьбы и потустороннего мира, что и принял за основу в своих построениях Б.А.Рыбаков51.
Так получается, что исследователь имеет здесь дело с тремя неизвестными: Олегом, вроде бы умершим в 915 г., который в реальности вряд ли имел какое-либо отношение к Киеву на Днепре, Оддом, о котором известно только, что он умер от укуса змеи в Беруриоде в 988 г., и легендой, которая связывает их между собой, соблазняя возможностью идентифицировать князя, штурмовавшего твердыни Константинополя с помощью кораблей на колесах (то же самое Саксон Грамматик рассказывал о короле Регнере52) и удачливого принца-консорта из Халогаланда, к концу жизни сделавшегося «русином». Как показывают даты их смерти, сделать это очень трудно, если не предположить,
____________________
47 Там же, с. 219-221.
48 Там же, с. 265.
49 Там же, с. 242-243.
50 Лященко А.И. Летописные сказания…, с. 279-280.
51 Рыбаков Б.А. Древняя Русь…, с. 179.
52 Лященко А.И. Летописные сказания…, с. 283.
190____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
что рассказ об Одде и его смерти оказался занесен на Русь «варягами» к началу XII в.53 и был использован сначала «краеведом-киевлянином», а значительно позднее - и новгородцем. Более того. Если вспомнить о безусловном интересе именно «краеведа-киевлянина» к различным чудесам, знамениям, волшбе и бесам, описание которых всегда сопровождается у него научными комментариями, в том числе и текстами из Амартола (ст. 6527/1019, 6573/1065, 6579/1071, 6601/1093, 6618/1110 гг.), то история Олега/Одда, удачливого воина, политика и дипломата, не знавшего поражений, не могла миновать его внимания и в этом плане просто требовала коррекции с точки зрения неотвратимости языческой судьбы и христианской морали, наиболее точно сформулированной Бояном и дошедшей до нас в тексте «Слова о полку Игореве»: «ни хытру, ни горазду «…» суда Божия не минути».
Другая попытка идентифицировать личность исторического Олега была предпринята после того, как в научный оборот вошел так называемый Кембриджский документ, в котором упоминается «царь русов Х-л-г-у», по наущению византийского императора Романа I Лакапина захвативший некий хазарский город, после чего он был принужден хазарами повернуть оружие против Византии, потерпел поражение на море под стенами Константинополя (что очень похоже на поход Игоря в 941 г.) и бежал с войском в некое место П-р-с, где и погиб, тогда как остальные русы попали под власть хазар. Естественно, что с момента опубликования этого папируса54 и до настоящего времени не прекращаются попытки истолковать имя "Х-л-г-у" как Helgi, т.е. скандинавскую форму имени "Олег", хотя уже П.К.Коковцов видел в этом документе только литературное сочинение, весьма произвольно интерпретирующее разновременные исторические факты55, далеко отстоящие по времени от договора 6420/912 г. - единственного документа, определяющего время жизни Олега.
____________________
53 Сагу об Одде Е.А.Рыдзевская относила ко второй половине XIII в, указывая, что древнейший из ее сохранившихся списков датируется первой половиной XIV в. (Рыдзевская Е.А. К вопросу об устных преданиях в составе древнейшей русской летописи. // Рыдзевская Е.А. Древняя Русь и Скандинавия в IX-XIV вв. М., 1978, с. 190).
54 Пархоменко В.А. К вопросу о хронологии и обстоятельствах жизни летописного Олега. // ИОРЯС, т. XIX, кн. 1., СПб., 1914, с. 220-236.
55 Коковцов В.К. Еврейско-хазарская переписка в X в. Л., 1932, с. 117-123; Машин В. Хельгу хазарского документа. // Slavia, XV. Praha, 1937, S.191-200.
КНЯЗЬ ОЛЕГ И ЕГО ЭКСПЕДИЦИЯ В КОНСТАНТИНОПОЛЬ____________________
191
Третьей и, вероятно, столь же бесперспективной можно считать попытку идентификации личности Олега не через скандинавское Helgi ('святой'), что звучит достаточно странно для язычника, а через тюркскую (древнеболгарскую) лексему "олгу" - 'великий', зафиксированную в ряде пограничных надписей Первого Болгарского царства эпохи царя Симеона, где, наряду с именем болгарского царя, упомянут «Феодор, олгу тракан» т.е. 'великий правитель'56. Впервые на эту надпись обратил внимание Ф.И.Успенский57, позднее ее использовал французский византинист А.Грегуар, отрицавший поход 907 г. и предположивший «эпиграфическое» происхождение всего повествования об Олеге, как никогда не существовавшем князе58.
Полагая соображения А.Грегуара «фантастическими», А.Г.Кузьмин, тем не менее, осторожно предположил, что в именах первых русских князей могла отразиться их титулатура. В таком случае имя второго по счету русского князя «Олег» могло означать титул «великий» 59. Однако такое предположение вряд ли применимо к юридическому документу, в котором имя Олега сопровождается вполне определенным титулом. Что же до попытки представить его вассалом болгарского царя Симеона 60, то, при всей соблазнительности такой комбинации, в письменных источниках той поры отсутствуют факты, подтверждающие связь росов/русов с Первым Болгарским царством, поскольку все известные конфликты росов с греками не совпадают по времени с греко-болгарскими войнами, а греческие источники ни разу не говорят о выступлениях росов/русов в качестве союзников болгар.
____________________
56 Надпись воспроизведена: Займов И. Битолски надпис на Иван Владислав самодържец български. Старобългарски паметник от 1015-1016 година. София, 1970. Приложение, тб. 10: Надпись 904 года, найденная в окрестностях д. Нарыш, Солунской обл., для обозначения границы между болгарами и греками. Подробнее об анализе этой надписи см.: Андреев И. Нарышская надпись князя Симеона и административное устройство Болгарского государства в конце IX и начале X в. // Etudes Balkaniques, № 3. Sofia, 1978, с. 121-131.
57 Успенский Ф. Две исторические надписи. // Известия Русского археологического института в Константинополе, т. III. София, 1898, с. 180-194.
58 Левченко М.В. Очерки…, с. 109.
59 Кузьмин А.Г. «Слово о полку Игореве» о начале Русской земли. // ВИ, 1969, № 5, с. 60.
60 Более правдоподобно было бы выводить форму "Олг" из «б[олг]ар», в результате усвоения «князю русов» договора, заключенного с греками Симеоном, что, в свою очередь, могло объяснить наличие неподобающего для X в. титула «великого князя», используемого в этом значении не ранее конца XII в., однако никаких оснований для этого у нас нет.
192____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
Приведенными сведениями исчерпывается вся информация об Олеге, которую сохранил текст ПВЛ. Всё остальное, что можно почерпнуть из текста договора 6420/912 г., касается больше «руси», чем личности ее князя, и будет рассмотрено позднее в связи с вопросом о топологии руси/Руси. Единственное, что можно добавить сейчас, хотя это относится не столько к фактам, сколько к области предположений, пусть даже весьма продуктивных, это указания А.Г.Кузьмина, который следует здесь за Ф.Л.Морошкиным б1, на различные «островки руси» в Подунавье и в Европе вообще, в том числе называя «Велемира, князя русского», упомянутого в «уставе» турниров в Магдебурге в первой половине X в.62
Итак, остается констатировать, что «русский князь Олег» ПВЛ в исторической реальности, скорее всего, не имел никакого отношения ни к Рюрику, ни к Игорю, с которыми его связало искусственное построение древнерусского книжника. Более того, анализ имеющихся сведений заставляет считать его лицом посторонним для собственно русской истории (если понимать под ней историю государственных образований в Среднем Поднепровье с центром в Киеве и новгородских земель с Новгородом на Волхове), куда он попал исключительно благодаря сохранившемуся тексту договора 6420/912 г. и протоколу о ходе переговоров. Такая чужеродность Олега роду русских князей проявляется в списках ПВЛ также неустойчивостью усвоения ему социального статуса («князь», «воевода») и родственных отношений с Рюриком и Игорем («родственник», «племянник», «уй», чужой человек), а равным образом, полной неизвестностью о его реальной судьбе, времени и месте смерти.
Вместе с тем, титулатура Олега, указывающая на его европейские корни, использование русского языка его сподвижниками, носящими германоязычные имена, первые сведения о кодификации руского права («Закон руский»), которое можно рассматривать в качестве прямого предшественника Правды Руской 63, тесные контакты «русинов» с византийским обществом, в котором они живут, работают, торгуют, выступают в качестве наемников, делают в высшей степени интересными и пер____________________
61 Морошкин Ф.Л. Историко-критические исследования о руссах и славянах. СПб., 1842.
62 Кузьмин А.Г. «Варяги» и «Русь» на Балтийском море. // ВИ, 1970, N 10, с. 45; он же. Об этнической природе варягов. // ВИ, 1974, № 11, с. 54-83; он же. Западные традиции в русском христианстве. // Введение христианства на РУСИ. М., 1988, с. 21-54.
63 Свердлов М.Б. От Закона Русского к Русской Правде. М., 1988, с. 8-9.
КНЯЗЬ ОЛЕГ И ЕГО ЭКСПЕДИЦИЯ В КОНСТАНТИНОПОЛЬ____________________
193
спективными поиски «Олеговой Руси» и ее места в системе европейских государств первой четверти X в., а равным образом и на пространстве «черноморской Руси», как я покажу далее, тесно связанной с Приднепровской Русью, поскольку при всей, казалось бы, чужеродности Олега киевской династии (Игорь, Ольга, Святослав), имя "Олег" не только перекликается с именем "Ольга", но его носит уже один из трех сыновей Святослава, а в последующем оно неизменно присутствует в составе княжеского ономастикона на протяжении последующих четырех с половиной столетий.
194____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
«СТАРЫЙ» ИГОРЬ, ОЛЬГА, СВЯТОСЛАВ И СВЕНЕЛЬД
Исследователь, приступающий к изучению комплекса известий ПВЛ о семье родоначальника русских князей «старого Игоря»1), сталкивается с трудностями, так сказать, структурного порядка, поскольку изучение одного из ее компонентов с необходимостью приводит к одновременной коррекции в отношении остальных, причем даже за пределами данного комплекса. Причиной этого является неоднородность подлежащих рассмотрению текстов как по своему происхождению, так и по времени их обработки (заметки о событиях, новеллы о лицах, документы). Представляя собой определенный сюжетно-хронологический комплекс, отмеченный в «росписи первым князьям русским» 2, как можно назвать ст. 6360/852 г., в границах «отъ перваго лета Игорева до перваго лета Святославля летъ 33; отъ перваго лета Святославля до перваго лета Ярополча лет 28» [Ип., 13], на самом деле он оказывается связан как с предшествующим княжением Олега («отъ перваго лета Олгова, понележе седе в Киеве, до перваго лета Игорева лет 31») хронологией событий и текстуальными заимствованиями для биографии Олега («и приспе осень…»), не оправдываемыми сюжетом, так и с последующим княжением Ярополка, в свою очередь, являющегося естественным вступлением к истории Владимира и Святополка.
Вместе с тем, этот комплекс содержит в себе следы разновременной работы редакторов и сводчиков, начиная от «краеведа-киевлянина», работавшего в первой четверти XII в., которому
____________________
1 Молдован A.M. «Слово о законе и благодати» Илариона. Киев, 1984, с.91.
2 Ее позднее, по сравнению с исходным текстом, происхождение определяется отсутствием в перечне Ольги в качестве самостоятельной правительницы Руси, чей статус «архонтиссы», т.е. независимой правительницы, зафиксирован у Константина Порфирогенита в его сочинении De сегеmoniis aulae Byzantinae (последний по времени перевод с комментарием см.: Литаврин Г.Г. Путешествие русской княгини Ольги в Константинополь. Проблема источников. // ВВ, 42. М., 1981, с. 42-45.
«СТАРЫЙ» ИГОРЬ, ОЛЬГА, СВЯТОСЛАВ И СВЕНЕЛЬД____________________
195
принадлежит обработка предшествующих текстов, введение в структуру ПВЛ договоров Олега и Игоря, и приведение всего повествования в соответствие со Сказанием о Борисе и Глебе, как это показано мною в соответствующем месте. Таким образом, первоочередной задачей исследователя здесь оказывается определение как собственного творчества «краеведа», так и введенных им в повествование текстов, имея при этом в виду, что первоначально созданный им текст, во-первых, не содержал погодного членения, а, во-вторых, испытал в последующем сокращения (как можно видеть, например, по «сну князя Мала», сохранившемуся в составе Летописца Переславля-Суздальского3, но выпавшего из протографов всех других списков) и добавления хроникального характера, в том числе и ошибочные (напр., под 6450/942 г. о походе и смерти болгарского царя Симеона).
1
В начальной череде русских князей, о которых рассказывает ПВЛ, Игорь оказывается вторым князем, чье существование подтверждается договором с греками, правда, почему-то утерявшим дату своего подписания [Ип., 35-42], и первым, которого знают современники-византийцы4 и правнуки: в «Слове о законе и благодати» митрополит Иларион называет дедом Владимира Святославича5 «старого Игоря», если только такое определение («старый») не является более поздней интерполяцией (древнейшие списки «Слова…» Илариона датируются XV в.), основанной на тексте и хронологии ПВЛ, как я покажу ниже. К сожалению, эти свидетельства не облегчают задачу исследователя, поскольку в случае с Игорем он встречается с непреодолимыми противоречиями хронологии и текста.
Начнем с того, что ПВЛ не знает времени рождения Игоря, сообщая только, что перед смертью Рюрик передал свое княжение Олегу, «въдав ему на руце сына своего Игоря, бяше бо молодъ велми». Это сообщение датировано сводчиком ПВЛ 6387/879 годом, а 6390/882 г. отмечен захват Олегом и Игорем Киева [Ип., 16]. Однако, как я показал в главе, посвященной Олегу, весь этот сюжет в его нынешнем виде представляется крайне недостовер____________________
3 ПСРЛ,т.41,с. 15.
4 Константин Багрянородный. Об управлении империей. М., 1989, с. 44/45; Лев Диакон. История. М., 1988, VI, 10; с. 57.
5 Молдован A.M. «Слово о законе и благодати…, с. 91.
196____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
ным, поскольку вызван попыткой согласовать противоречивые сведения о самых первых русских князьях с князьями нисходящей династической ветви и принадлежит автору первой половины XII в. Вновь имя Игоря упомянуто тем же автором под 6411/903 г., т.е. незадолго до похода Олега на греков, когда «Игореви взрастъщю и хожаше по Олзе и слушаше его, и приведоша ему жену отъ Плескова именемь Ольгу» [Ип., 20-21]. Оправляясь в поход на греков под 6415/907 г., Олег оставляет Игоря в Киеве и далее о нем нет никаких упоминаний вплоть до смерти Олега. Никакого упоминания об Игоре нет ни в тексте договора 911 (912) г., ни в рассказе о его заключении и ратификации.
Версия НПЛ, последовательно проводящая мысль о том, что Олег был воеводой при князе Игоре [НПЛ, 107 и сл.], не выдерживает критики уже потому, что не может дезавуировать текста договора 911 (912) г., а само соединение имен Игоря и Олега оказывается в НПЛ безусловным анахронизмом, повлекшим за собой фантастическую передатировку связанных с ними событий. Так, неудачный поход Игоря на греков помещен под 6428/920 г., а совместный поход с Олегом (т.е. «поход 907 г.», о чем свидетельствует использованный текст) - под 6429-6430/921-922 гг. [НПЛ, 107-109].
Начало самостоятельного княжения Игоря в ПВЛ показано под 6421/913 г. и отмечено восстанием древлян, воодушевленных смертью Олега, на которых Игорь совершает успешный поход в 6422/914 г. Следующий год его княжения ознаменован встречей с печенегами и заключением с ними мира, но в 6428/920 г. у него с ними отмечен какой-то конфликт.
Под 6449/941 г. в ПВЛ помещено известие о походе Игоря на греков, заимствованное, как показал А.А.Шахматов, не столько из Продолжателя Георгия Амартола, сколько из переработавшего его текст «Жития Василия Нового» 6, что в совокупности с упоминанием в перечне племен «варягов» указывает на интерполяцию первой четверти XII в. Набег был совершен морем «на 10 000 судов» (т.е. «на множестве»), как писал Продолжатель хроники Амартола, захватил большую территорию прибрежной части империи и был отбит греками с большим трудом для себя и еще большим уроном для руси. На следующее 6450/942 лето показано рождение у Игоря сына Святослава, после чего в 6451/943 г. «пакы приидоша [русь] на Цесарьград, и миръ створивше с Романом, возвратишася въ свояси» [Ип., 34]. Хотя все спор____________________
6 Шахматов А.А. «Повесть временных лет» и ее источники. // ТОДРЛ, т. 4, М.-Л., 1940, с. 69-72.
«СТАРЫЙ» ИГОРЬ, ОЛЬГА, СВЯТОСЛАВ И СВЕНЕЛЬД____________________
197
ные вопросы были урегулированы и мир заключен, под 6452/944 г. в ПВЛ помещен оригинальный рассказ о вторичном, на этот раз уже удачном походе Игоря на Византию, написанный тою же рукой, что и рассказ о походе Олега в 907 г., предпринятый точно так же на лодьях и на конях, «совокупив варягов, русь, полян, словен, кривичей», и добавив «печенегов, и заложников у них взяв». Войска достигли Дуная, где были встречены греческими послами, предложившими откуп, который и был принят, после чего печенеги были посланы «воевать болгарскую землю» [Ип., 34-35].
Под 6453/945 г. описаны переговоры о мире и приведен текст договора Игоря с греками без даты, однако с подробным описанием церемонии его ратификации, в том числе принесения клятвы Игорем перед идолом Перуна, а «христианской русью» - в церкви св. Ильи, с объяснением, что «много бо беша варязи христьяни» [Ип., 42]. Преамбула договора 6453/945 г., в отличие от предшествующего, сохранила уникальные сведения о семье «великого князя руского» Игоря, назвав его жену Ольгу, сына Святослава, двух племянников и ряд других родственников, причем текст договора впервые содержит сведения о местообитании руси, похоже, отличной от той, которую представлял Олег. «Русь» Игоря находилась в Крыму, могла препятствовать «черным болгарам» нападать на владения византийского Херсона, т.е. прикрывала их с севера и востока, обладала морским побережьем, на котором обязана была оказывать помощь терпящему бедствие греческому судну, но не имела права зимовать в устье Днепра, на Белобережье (в устьях Днепра и Днестра) и на острове св. Эферия, в котором с наибольшей вероятностью можно видеть современный остров Змеиный (Белый или Левка античных авторов).
Потеря подлинной даты подписания договора произошла, скорее всего, при хронометрировании ПВЛ, когда он оказался оторван от известия о нападении руси на Константинополь сообщением о походе Симеона на угров, взятым из Продолжателя Амартола и ошибочно (из-за указания на 15 индикт) оказавшемся здесь вместо 6435/927 г. 7, заметкой о рождении Святослава, заметкой о заключении мира с Романом и новеллой о новом походе на греков, на этот раз закончившемся удачей, сочиненной не ранее начала XII в. «краеведом» (перечень племен, ссылка на «дань, юже ималъ Олегъ», участие «печенегов» и «варягов»). Перечисленные интерполяции, часть которых могла
____________________
7 Истрин В.М. Хроника Георгия Амартола в древнем славянорусском переводе, т. 1. Пг., 1920, с. 560).
198____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
быть внесена в еще не хронометрированный текст ПВЛ, при введении погодной сетки настолько отодвинули текст договора от указанной в нем даты, что потребовали ее изъятия.
Другими словами, повествование об Игоре оказывается построенным по тому же принципу, что и повествование об Олеге, когда главным событием жизни героя становится поход на Византию, подтверждаемый текстом договора и историей его ратификации, после чего следует описание обстоятельств его смерти. Это, а также характерные приметы стиля «краеведа» и сдвиги в хронологии событий, безусловно свидетельствуют о времени работы над текстом и делают весьма вероятным предположение, что именно «краевед» был первооткрывателем самих документов и виновником их внесения в текст ПВЛ вместе с параллельными текстами.
Сама историчность набега руси на Константинополь в 6449/941 г. не вызывает сомнений. Он описан продолжателями хроник Георгия Аммартола и Феофана 8, восходящих к одному источнику, и о нем прямо говорит Иоанн Цимисхий в передаче Льва Диакона, предлагая в 970 г. Святославу покинуть захваченную им Болгарию: «Полагаю, что ты не забыл о поражении отца твоего Ингоря [], который, презрев клятвенный договор, приплыл к столице нашей с огромным войском на 10 тысячах судов, а к Киммерийскому Боспору прибыл едва лишь с десятком лодок, сам став вестником своей беды. Не упоминаю я уж о его [дальнейшей] жалкой судьбе, когда, отправившись в поход на германцев, он был взят ими в плен, привязан к стволам деревьев и разорван надвое» 9.
Последняя фраза, вложенная в уста византийского императора особенно интересна, позволяя предположить, что слова рассказа о смерти Игоря в ПВЛ - «и послуша их Игорь, иде в Дерева» - заключают в себе не столько указание на «Деревскую землю», сколько на судьбоносную двусмысленность (т.е. 'пошел на свою гибель в деревьях'), встречающуюся также и в повествовании о мести Ольги (напр., в требовании «птичьей дани»: «но сего у вас прошю мала» [Ип., 47], которое можно понять как «малость» и как «князя Мала», о котором более нет никакого упоминания), что, в свою очередь, ставит вопрос о знакомстве «краеведа» с греческими историческими сочинениями о событиях X в.
____________________
8 Продолжатель Феофана. Жизнеописания византийских царей. СПб., 1992, с. 175-176.
9 Лев Диакон. История, VI, 10; с. 57.
«СТАРЫЙ» ИГОРЬ, ОЛЬГА, СВЯТОСЛАВ И СВЕНЕЛЬД____________________
199
Особенное внимание стоит обратить на рассказ о «ратификации договора» языческой русью, представители которой «да полагають щиты своя и мечи своя нагы, и обручи свои, и да кленуться о всемъ, яже суть написана на харотьи сеи «…» и приде на холъмы, кде стояше Перунъ, и покладоша оружья своя, и щиты, и золото» [Ип., 41-42]. При всей красочности и убедительности представленной картины, интерес вызывают два момента: германоименная интернациональная «русь» клянется славянским Перуном по обряду древних болгар, как о том безусловно свидетельствуют работы И.И.Срезневского 10 и В.Н.Златарского 11, и тот факт, что, по свидетельству арабского историка XIII в. Джирджиса Ибнуль Амида ал-Мекина, до принятия христианства Владимиром «не было у них (русов. - А.Н.) до этого времени религиозного закона и не веровали они ни во что» 12. Таким образом, не только «варяги», но и весь этот сюжет можно считать продуктом своеобразной исторической ретроспекции автора XII в., полагая, что точно так же им было реконструировано «язычество Владимира» - в соответствии с практикой реального язычества и книжной традицией его времени 13.
Рассказ о ратификации договора Игорем заканчивается формулой, использованной уже в повествовании об Олеге: «Игорь же нача княжичи въ Киеве, и мир имея къ всемъ странамъ. И приспе осень, и нача мыслить на деревляны, хотя примыслити большюю дань» [Ип., 42]. С этого момента в тексте возникает неясность. Неожиданное желание Игоря взять не только вторую, но и третью дань с покоренных древлян мотивировано в новелле того же 6453/945 г., где эту дань требует у Игоря его дружина, ссылаясь на то, что дружинники («отроци») некоего Свенельда «изоделеся суть оружьемь и порты». Из последующего можно понять, что первую (законную) дань с древлян взял именно Свендельд/Свиндельд, тогда как Игорь собрал вторую дань; когда же, разохотившись, он решил «походить еще», то был убит деревлянами и похоронен ими «у Искоростиня города в Деревехъ», где «есть могила его и до сего дни» [Ип., 43].
____________________
10 Срезневский И.И. Договоры с греками. // Срезневский И.И. Русское слово. Избранные труды., М., 1986, с. 41-43.
11 Златарски В. Клятва у языческих болгар. // Златарски В.Н. Избрани произведения, т. I. София, 1972, с. 181-189.
12 Васильевский В.Г. Труды, т. II. СПб., 1909, с. 81.
13 О язычестве Киевской Руси XI-XII вв. см.: Гальковский Н.М. Борьба христианства с остатками язычества в древней Руси, т. I, Харьков, 1916; т. 2, М., 1913; Русанова И.П., Тимошук Б.А. Языческие святилища древних славян. М., 1993.
200____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
В этом фрагменте, охватывающем, практически, всю известную нам историю Игоря, исследователь встречает, во-первых, странный «сбой» в хронологии, приводящий, как и в рассказе о жизни Олега, к соединению текста договора с последующими событиями, и, во-вторых, с одной стороны, дублирование ст. 6453/945 г., а с другой - начало «княженья Святославьля» только в 6454/946 г., т.е. год спустя после смерти Игоря. Естественно, последнее обстоятельство (как и появление соответствующей рубрикации) относится уже ко времени хронометрировании ПВЛ, когда, по-видимому, и произошло дезавуирование самостоятельного княжения Ольги, причем этот момент мог уже иметь место в первой четверти XII в., так как в то время княгини, тем более вдовые, не обладали никакой властью и лишь весьма ограниченной собственностью. Третьим обстоятельством, привлекающим внимание, оказывается немотивированность (на первый взгляд) ропота дружинников Игоря по поводу Свенельда и его «отроков», тем более, что до этого имя Свенельда нигде не было упомянуто. С ним читатель встречается уже после гибели Игоря, когда «краевед» посчитал нужным объяснить, что Ольга в это время была «в Киеве съ сыномъ своимъ детьском Святославом, и кормилец бе его Асмуд и воевода бе Свиндельд, тоже отец Мьстишинъ» [Ип., 43].
Выпавший при очередном сокращении еще из архетипа Ипатьевского и Лаврентьевского списков фрагмент, объясняющий причину конфликта и место, занимаемое Свенельдом в истории Игоря, сохранился в НПЛ под 6430/922 г. сразу за сообщением о смерти Олега: «Игорь же седяше в Киеве княжа, и воюя на древяны и на угличе. И бе у него воевода, именемь Свендельдъ; и примуче углече, възложи на ня дань, и вдасть Свеньделду «…» И дасть же дань деревьскую Свенделду, и имаша по черне куне 14 от дыма. И реша дружина Игореве: се даль если единому мужеве много» [Ип., 109]. Об этой же дани в НПЛ сказано еще дважды - под 6448/940 и под 6450/942 гг., после чего изложение сюжета соответствует архетипу Лаврентьевского и Ипатьевского списков.
____________________
14 Термин «черная куна», использованный также в ст. 6391/883 г., означает не 'шкурку куницы', как то обычно полагают, а именно «двойную дань», в чем убеждают слова, вложенные «краеведом» в уста посланцев древлян/деревлян, обращенные к Игорю после взятия второй (после Свенельда) дани: «почто идеши опять, поималъ еси всю дань» [Ип.,43].
«СТАРЫЙ» ИГОРЬ, ОЛЬГА, СВЯТОСЛАВ И СВЕНЕЛЬД____________________
201
Итак, из текста ПВЛ можно заключить, что Игорь 1) был отцом Святослава, что подтверждается текстом договора с греками, сообщением Константина Порфирогенита 15 и Львом Диаконом 1б; 2) был женат на Ольге, чье существование, как и наличие у нее сына Святослава, подтверждается, кроме преамбулы договора 6453/945 г., изложением церемонии ее приема в Константинополе, сохраненным Константином Порфирогенитом, в котором упомянут Святослав 17; 3) участвовал в морском походе на греков 941 г., дата которого определяется по тексту Продолжателя Георгия Амартола18 и Продолжателя Феофана19; 4) был убит (согласно Льва Диакона - «германцами» (т.е. готами), согласно ПВЛ - «деревлянами») вскоре после неудачного похода на Константинополь; 5) имел воеводу Свенельда/Свендельда, собиравшего дань с покоренных народов. К этому следует прибавить список родственников Игоря, которые отмечены в преамбуле договора с греками. Так поименованные в договоре послы, кроме самого Игоря, представляли его сына Святослава, его жену Ольгу, по меньшей мере двух племянников Игоря - Игоря и Якуна, а также людей, занимающих в иерархии семейных связей русского князя промежуточное положение между двумя этими его племянниками [Ип., 35], которых мы более не встречаем на страницах ПВЛ и за ее пределами.
Но что это дает исследователю ПВЛ, кроме уверенности, что он имеет дело не с фантомом, а с реальным персонажем истории?
Проблема происхождения Игоря, блестяще разрешенная «краеведом» (который, может быть, и изъял дату его договора с греками) с помощью построения относительной хронологии событий, при последующем их хронометрировании стала подлинным «камнем преткновения» для исследователей, поскольку попытка представить его сыном Рюрика оказывается несостоятельной сразу по нескольким причинам. Во-первых, как я показал в своем месте, до середины XI в. Рюрик просто не значился в числе предков Игоря, Святослава, Владимира и Ярослава, его «открытие» произошло позднее. Во-вторых, связи между Олегом и Игорем оказались настолько невероятны, что последующая новгородская летописная традиция сделала из Олега «воеводу» Игоря, опустив при этом тексты договоров. Но даже если
____________________
15 Константин Багрянородный. Об управлении империей…, с. 44/45 (Сфендославос).
16 Лев Диакон. История, VI, 10; с. 57.
17 Литаврин Г.Г. Путешествие русской княгини…, с. 42-45.
18 Истрин В.М. Хроника Георгия Амартола…, с. 567.
19 Продолжатель Феофана,.., с. 175.
202____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
вернуться к исходным цифрам, оказывается, что на протяжении 42 лет - от 873 г., когда умер Рорик/Рюрик, а Игорь был «вельми мал» (о его матери нам ничего не известно, кроме легендарного известия, что ею была «Ефанда, дочерь князя урманского»20), и до момента смерти Олега, приходящейся по нашим расчетам на 915 год, - то есть на протяжении всей результативной мужской жизни, редко переваливавшей в ту эпоху для воина и князя на шестой десяток, Игорь оставался «не у дел» за спиной Олега. В исторической реальности той эпохи такое просто не могло быть.
Однако из подобных невероятностей соткана вся биография Игоря: он женится первым (и единственным!) браком на Ольге в 6411/903 г., т.е. будучи 30 лет (если считать, что этот брак был заключен перед походом Олега на греков в 6418/910, то в 37 лет), а его единственный сын Святослав рождается только в 942 г., через год после возвращения Игоря из похода на греков, т.е. спустя 32 года, когда самому Игорю оказывается около 69 лет, почему в «Слове о законе и благодати» Илариона он и назван «старым». Столь же парадоксальной на этом фоне выглядит история Ольги. Поскольку можно считать, что ее выдали замуж, согласно обычаям того времени, в возрасте 13-14 лет21, первенец у нее появляется в 44 года - преклонный возраст для женщины той эпохи!
Если древнерусских агиографов в отношении Игоря и Ольги устраивали даже большие цифры (согласно «Степенной книги», Ольга прожила в супружестве 42 года, а ее возраст к моменту смерти 11 июля 969 г. указан «близъ семидесяти лет», что относит ее рождение к 890 г., а выход замуж - около 901 г.22), то историк должен попытаться выяснить реальные параметры жизни трех человек - Игоря, Ольги и их сына Святослава. В данном случае достоверной точкой отсчета может служить только рождение Святослава, имя которого присутствует в преамбуле договора с греками и «привязано» к неудачному походу 941 г., после которого он и появился на свет. Это означает, что женитьба Игоря на Ольге должна была состояться перед походом, т.е. в 940/941 г., а само рождение произошло, скорее всего, во второй половине 941 г. Примечательно, что в тексте ПВЛ женитьба Игоря на Ольге действительно помещена перед походом на Константинополь, но перед походом не 941, а 907 г., придуманным «краеве____________________
20 Татищев В.Н. История Российская, т. I. М.-Л., 1962, с. 110.
21 Эклога. Византийский законодательный свод VIII в. М., 1965, с. 45.
22 ПСРЛ, т. 21, первая половина. СПб., 1908, с. 24.
«СТАРЫЙ» ИГОРЬ, ОЛЬГА, СВЯТОСЛАВ И СВЕНЕЛЬД____________________
203
дом» для оправдания договора 911 (912) г. Поскольку же многие детали рассказа о походе Олега на Царьград и последующей его смерти были прямо заимствованы из описания похода 941 г. (список участников похода, зверства руси, описание ратификации и клятвы Перуном, отдельные сюжеты «договора 907 г.», как и синтагмы «жизни в мире» и «приспе осень…», предваряющие смерть Олега), после чего текст «Сказания…» был разорван сначала текстом договора 911 (912) г., а затем и хронометрией, легко понять, каким образом женитьба Игоря на Ольге, предшествовавшая походу 941 г., оказалась сдвинута на 37 лет вперед.
Такую реконструкцию реального хода событий можно подкрепить другими расчетами, связанными с брачными установлениями той эпохи, в целом, общими для Европы и Византии. Как указывал И.Е.Забелин, исходя из статей «Прохирона», по византийским законам совершеннолетие для мужчин наступало в 14 лет, для женщин - в 12 лет23. Согласно же установлениям «Эклоги», брачный возраст для мужчин начинался с 15 лет, для женщин - с 13 лет 24. Судя по тому, что в 1187 г. Ростислав Рюрикович, которому в это время уже исполнилось 15 лет, был повенчан с Верхуславой Всеволодовной, которой исполнилось всего восемь лет [Ип., 658], браки на Руси могли заключаться для женщин и ранее, если только в данном случае речь идет о бракосочетании, а не о обручении, которое, согласно «Эклоги», могло иметь место, начиная с семи лет25. Поскольку известно, что у Игоря и Ольги других детей не было, а это находит подтверждение в исчислении членов их семьи в «договоре 945 г.», следует заключить, что для каждого из них этот брак был первым. Следовательно, к моменту рождения первенца Ольге должно было быть от 13 до 15 лет, а Игорю - от 16 до 18 лет. Можно допустить, что Ольга с Игорем были еще моложе, поскольку у Святослава, который погиб в 971 г. в возрасте 28 лет, к этому времени оказывается уже три сына, занимающих самостоятельные княжения, т.е. в возрасте 14-15 лет, если это всё не является творчеством «краеведа». Впрочем, не только Владимир, но и остальные дети Святослава, скорее всего, были от наложниц, поскольку наличие у него законной жены можно понять только из желания Рогнеды выйти именно за Ярополка («Не хочю розути робичича, но Ярополка хочю» [Л., 76]), что,
____________________
23 Забелин И.Е. Домашний быт русских цариц в XVI и XVII столетии. М., 1901, с.85 (см.: Эклога. Византийский законодательный свод VIII в…, с. 92).
24 Эклога, И, 1;с. 45.
25 Эклога, I, 1;с. 44.
204____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
скорее всего, тоже принадлежит области литературы, а не истории 2б.
Все это позволяет наметить гипотетическую дату рождения самого Игоря - не ранее 920 г., - устраняющую возможность связать его непосредственно не только с Рориком/Рюриком, но и с Олегом, умершим, по меньшей мере, за пять лет до появления Игоря на свет. Такое исключение Игоря из двух сюжетных линий - истории словен, к которым приходит Рорик/Рюрик, и истории полян, к которым приходит Олег, - находит косвенное подтверждение в той разительной непохожести двух «Русий», которые отражены в договорах Олега и Игоря, хотя их разделяет всего только тридцать лет. Первый договор с греками заключает европейский наследственный князь, окруженный «мужами», сохраняющий франкскую титулатуру и живущий вдали от моря. Второй договор заключает князь, окруженный обширным семейным кланом, чьи интересы представляют соответствующие послы. Он не имеет в своем подчинении никаких других «светлых князей», и живет на территории Крыма рядом с «черными болгарами» (печенеги?), греками-херсонеситами и, как вытекает из сообщения Льва Диакона, с «германцами», т.е. готами-тетракситами, которые в ПВЛ именуются «деревлянами» (от «тервинги», т.е. 'лесные жители'27).
Выяснение вероятного возраста «старого» Игоря, оказавшегося весьма молодым, в свою очередь позволяет разрешить ряд недоуменных вопросов, связанных с его личностью и с его окружением. Первым из них является загадка взаимоотношений Игоря и Свенельда/Свендельда, «воеводы Игоря», который обладал властью большей, нежели сам Игорь, поскольку именно он осуществлял сбор дани с покоренных народов, отстранив дружину Игоря и дав ей основание говорить, что «отроци Свенделжи изоделеся суть оружьем и порты, а мы нази» [Ип., 42-43].
В самом деле, почему Игорь оказывается столь зависим от Свенельда/Свендельда? Вопрос этот ранее казался неразрешим, поскольку Свенельд/Свендельд не был упомянут в рассказе об Олеге и не фигурировал в договоре 6453/945 г. Теперь, когда мы
____________________
26 Считаю нужным предупредить, что эти и последующие расчеты, основанные исключительно на фактах, содержащихся в тексте ПВЛ, должны учитываться исследователями в дальнейшем, однако сами по себе не имеют абсолютного значения, так как относятся к области относительной хронологии, не располагающей какими-либо документами.
27 Попов А.И. Названия народов СССР. Введение в этнонимику. Л., 1973, с. 25.
«СТАРЫЙ» ИГОРЬ, ОЛЬГА, СВЯТОСЛАВ И СВЕНЕЛЬД____________________
205
выяснили наиболее вероятный возраст Игоря и отсутствие каких-либо его связей с Олегом, Свенельд/Свендельд оказывается не просто «мажордомом», но, по-видимому, воспитателем и опекуном Игоря, каким он выступает и в дальнейшем по отношению к Святославу вместе с его «кормильцем» Асмудом, и чьи функции при переработке исходного текста оказались переданы «краеведом» Олегу. Теперь есть все основания считать, что, будучи всего только «воеводой», т.е. не обладая никакими династическими правами, Свенельд от имени малолетнего Игоря вершил делами государства, «привел» ему в жены Ольгу и, вполне естественно, собирал дань с покоренных племен и народов до его «возраста». Можно думать, что этот переломный момент наступил после неудачного участия Игоря в экспедиции росов под стены Константинополя, когда его личные дружинники потребовали «довольствия» от молодого князя, слишком неопытного, чтобы понять всю пагубность нарушения «ряда» с племенами-данниками.
Похоже, юностью Игоря объясняется и его участие в трагическом для росов/русов походе на Константинополь, известие о котором, сконструированное из текста Продолжателей Амартола и Феофана и «Жития Василия Нового», вошло в ПВЛ в виде пересказа «краеведа». Однако самое замечательное, что, подобно тому, как «краевед» предпослал тексту договора Олега новеллу о походе 907 г., так и здесь, обнаружив у византийских авторов сообщение о разгроме «руси» и пересказав его, он создал новеллу о втором, теперь уже почти победоносном походе Игоря после заключения мирного договора с Романом I Лакапином, желая смягчить образ князя-неудачника, каким Игорь предстает в ПВЛ.
Действительно, краткая история жизни Игоря наполнена одними поражениями: сначала он терпит его при набеге на Византию, затем, поддавшись алчности дружины, он гибнет «в деревах», что звучит весьма двусмысленно, если вспомнить о способе его казни «германцами», как об этом мимоходом упоминает Лев Диакон28. Всё это утверждает в мысли, что действительным правителем государства при юном Игоре был Све____________________
28 Отсутствие сопоставимого материала не дает возможности с уверенностью решить этот вопрос, однако синтагма, определяющая способ гибели Игоря («в деревах») могла быть истолкована «краеведом» как указание не на обстоятельства смерти, а на географию событий, откуда повсеместная замена в ПВЛ этнонима "готы" или "германцы" - "деревлянами", тем более легкая при наличии в Новгородской земле «Деревской пятины» и пр. сходных топонимов.
206____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
нельд/Свендельд, явившийся для предшествующих событий прототипом «вещего Олега», тогда как последний, судя по договору 911 (912) г., связан с историей совсем иной Руси, чем та, что представлена последовательностью Игорь - Святослав - Яро-полк - Владимир.
Две «Руси» - две династии, две географии, две истории. Стоит заметить, что повествование об Игоре (а затем о мести Ольги и о княжении Святослава) совершенно не знает «словен», с которыми неизменно выступает Олег, связанный с ними то ли действительно (анекдот о парусах), то ли благодаря концепции «краеведа». Показательна и разница в племенном окружении Олега и Игоря, поскольку общим (и главным) противником у них оказываются только древляне/деревляне и уличи/угличи, и то потому, что, как представляется теперь, они были «приданы» Олегу вместе с функциями Свенельда/Свендельда. Сейчас трудно сказать, что именно послужило непосредственной причиной такой переработки, но определенную роль в этом должен был сыграть текст договора 911 (912) г., который впоследствии был использован Константинополем при составлении «договора Игоря» и вместе с ним извлечен кем-то из имперского архива. Последнее объясняет и безусловный факт переноса в «договор Игоря» статей договора 911 г. с этнонимом "русин" (множественное число - "русь"), при всём том различии в содержании, титулатуре и географической ситуации, которые отражены в новом тексте.
Особый интерес в договоре Игоря вызывают условия его подписания послами русов и картина последующей ратификации его самим Игорем. Послы, «сколько их было крещенных», приносили клятву соблюдать условия договора в «соборной церкви» Константинополя (т.е. в Софии?), причем «клялись церковью святаго Ильи», находившейся «в Руси», в которой затем присягала остальная «христьяная русь». Что же касается приведения к присяге языческой руси, то она «да полагает щиты своя и мечи своя нагы, и обручи свои и прочая оружья, и да кленуться о всемъ, яже суть написана на харотьи сей» [Ип., 41]. И хотя последующий рассказ о ратификации содержит лексему "варязи", абсолютно чуждую тексту договора, указывающую на принадлежность комментария о церкви св. Ильи («яже есть надъ ручьемъ; се бо бе сборная церкви, мнози бо беша варязи христьяни») «краеведу-киевлянину», сама новелла, похоже, восходит к тексту его предшественника, откуда он заимствовал рассказ о гибели князя, точно так же потребовавший комментирования (о малом количестве дружины, о месте могилы Игоря «и до сего
«СТАРЫЙ» ИГОРЬ, ОЛЬГА, СВЯТОСЛАВ И СВЕНЕЛЬД____________________
207
дни», о местонахождении Ольги со Святославом и пр.). Здесь внимание привлекает замечательный оборот «и возмя дань, и поиде въ свои города» [Ип., 43], заставляющий предполагать опущение топонима по несоответствию привязки событий к Киеву, либо вообще его изначальное отсутствие.
Итак, «великий князь русский» Игорь в результате проведенного анализа предстает юношей-неудачником, который был завлечен в роковую авантюру своими дружинниками, когда попытался выйти из-под опеки «мажордома» и воспитателя Свенельда/Свендельда. Предпринятая А.А.Шахматовым попытка увидеть след такого конфликта между опекуном и воспитанником в преамбуле договора 6453/945 г., не упоминающего Свенельда/Свендельда, и выдвинутое им предположение об участие последнего (или его сына) в убийстве Игоря с последующими притязаниями на руку Ольги 29, не могло иметь место в реальности уже потому, что, как увидим дальше, вся история с «деревлянским сватовством» является литературной интерполяцией и не имеет ни малейшей связи с действительностью.
Единственный путь, которым исследователь может вернуться к исторической реальности происходившего, начинается, как ни странно, с определения даты смерти Игоря. Поскольку брак Игоря с Ольгой имел место до похода на Царьград летом 6449/941 г., рождение Святослава должно было последовать тем же летом или осенью, относящейся уже к 6450 (сентябрьскому) году, что мы и находим в соответствующем месте ПВЛ. А так как известно, что Святослав погиб в 6480 г. и общее число лет его жизни равно 30, из которых он княжил 28, следует, что он остался без отца на третьем году жизни, т.е. осенью 6453 г., которая от Р.Х. является осенью 943 г. Это, в свою очередь, позволяет определить дату заключения договора Игоря с греками, что произошло, вероятнее всего, на следующий же год после разгрома ро-сов на Босфоре и рождения Святослава, т.е. летом 6450/942 г. Именно в такой последовательности эти события и были изложены в первоначальном рассказе об Игоре, не имевшем сетки годовых дат. Однако ошибочное определение по индикту похода Симеона и его смерти, отнесенных к 6450/942 г. и последующее хронометрирование ПВЛ оторвало преамбулу известия о рождении Святослава «в се же лето…» от сообщения о походе 941 г. и автоматически сдвинуло на следующий 6451/943 год заключение мира послами Игоря с Романом I, тогда как новелла «краеведа» о небывалом победоносном походе Игоря в 6452/944 г.
____________________
29 Шахматов А.А. Разыскания о древнейших русских летописных сводах. СПб., 1908, с. 364-365.
208____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
отодвинула текст договора ещё на три года, заставив, в конце концов, вообще убрать его дату.
Завершая на этом этапе рассмотрение личности Игоря, можно констатировать, что, родившись не ранее 920 г., а, скорее всего, в 923-925 гг., и погибнув от рук крымских готов-тервингов осенью 943 г., Игорь представлен в договоре не столько киевским князем 30, сколько одним из архонтов «черноморской руси», чьи подданные оказываются «русинами» с германоязычными и славянскими именами (см. преамбулу договора 6453/945 г.), не знающими никаких «славен», «полян» и «варягов». Поэтому, прежде чем делать из этого какие-либо выводы, рассмотрим фигуру его вдовы, снискавшей славу незаурядной правительницы и дипломата для всего северочерноморского региона того времени.
2
Первая в русской истории женщина-правитель, явившаяся образцом для последующих русских правительниц, «праматерь князей русских», как именует ее одно из проложных житий, зачинательница христианства на Руси, сравниваемая Церковью с Еленой, матерью Константина Великого, представлена в ПВЛ текстами, вызывающими много вопросов и недоумений.
Тексты ПВЛ сообщают об Ольге, что она 1) была женой Игоря (ст. 6411/903 г.) и в качестве таковой отмечена в преамбуле договора 6453/945 г.; 2) четырежды мстила «деревлянам» за смерть Игоря («дублетная» ст. 6453/945 г. и ст. 6454/946 г.); 3) в первые годы вдовства занималась государственным устроением земель по Мьсте, по Луге и по Днепру (ст. 6455/947 г.); 4) совершила поездку в Константинополь, где крестилась (ст. 6463/955 г.); 5) находилась с внуками в Киеве, осажденном печенегами (ст. 6476/968 г.); 6) умерла и была погребена в 6477/969 г.). Из этих событий документальное подтверждение имеют пункты 1 (княжеское достоинство Ольги и состав семьи, отмеченные в преамбуле договора Игоря и у Константина Порфирогенита 31), и 4 (поездка в Константинополь, поскольку церемониал двух ее приемов в императорском дворце описан Константином Пор____________________
30 Упоминание Киева, Чернигова, Переяславля и прочих городов в том же контексте, что и в «договоре 907 г.» можно считать безусловной интерполяцией XII в., разрывающей подлинный текст договора указаниями «центров Руси» (митрополий), выступающих в таком качестве именно в это время.
31 Литаврин Г.Г. Путешествие русской княгини…, с. 42.
«СТАРЫЙ» ИГОРЬ, ОЛЬГА, СВЯТОСЛАВ И СВЕНЕЛЬД____________________
209
фирогенитом 32), хотя дата и причина этой поездки до сих пор вызывают споры у исследователей 33. Всё остальное вызывает вопросы. Попробуем в них разобраться.
Согласно принятой в историографии версии ПВЛ, позднее разработанной в «Степенной книге», Ольгу «привел» Игорю Олег (по другой версии - сам Игорь) в 6411/903 г. «от Плескова», что на протяжении столетий воспринималось и толковалось как «от Пскова», города на р. Великой. С формальной стороны такое истолкование находит себе подтверждение в НПЛ (старшего извода), где, начиная с первого упоминания Пскова под 6640/1132 г. и вплоть до 6837/1329 г. устойчиво прослеживается форма «Пльсковъ», заменяемая в 6860/1352 г. «Псковъ» 34, хотя, как заметил в свое время Д.И.Иловайский, «.трудно тут разуметь наш Псков, тогда не только не игравший никакой политической роли, но едва ли и существовавший», взамен которого он предложил видеть в «Плескове» ПВЛ древнеболгарский город Плисков (совр. Плиска)35.
Однако «псковская легенда», представленная только «Степенной книгой», созданной в 30-х гг. XVI в., в последующем утвердилась в русской агиографии и в историографии столь основательно, что даже М.Н.Тихомиров счел возможным лишь однажды признать, что «с точки зрения исторической вероятности привод жены к Игорю из болгарского города Плискова понятнее, чем появление Ольги из Пскова, о котором более ничего не известно в X в.» 36
Между тем, вопрос о месте рождения Ольги обрел еще в 80-х гг. прошлого века не только логическую, но и документальную основу, когда архимандрит Леонид (Кавелин) обнаружил среди
____________________
32 Литаврин Г.Г. Путешествие русской княгини…, с. 42-45.
33 Историографию вопроса см.: Сахаров А.Н. Дипломатия Древней Руси. IX - первая половина X в. М., 1980, с. 260-315; Назаренко А.В. Еще раз о дате поездки княгини Ольги в Константинополь: источниковедческие заметки. // ДГВЕ. Материалы и исследования 1992-1993 гг. М., 1995, с. 154-168.
34 Такая закономерность подтверждается наблюдениями над употреблением обеих форм этого топонима в НПЛ младшего извода, где наблюдается их беспорядочное чередование с постепенным вытеснением более древней [НПЛ, 107-371].
35 Иловайский Д.И. Вероятное происхождение св. княгини Ольги. // Иловайский Д.И. Исторические сочинения, ч. 3-я. М., 1914, с. 441-448.
36 Тихомиров М.Н. Исторические связи русского народа с южными славянами с древнейших времен до половины XVII в. // Тихомиров М.Н. Исторические связи России со славянскими странами и Византией. М., 1969, с. 107.
210____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
рукописей, принадлежавших А.С.Уварову, сборник XV в., где сообщалось, что «Игоря же Олегь жени въ Болгарехъ, поять за него княжну именемъ Олгу, и бе мудра велми». Это позволило наконец идентифицировать летописный «Плесков» с болгарской Плиской, древней столицей Первого Болгарского царства37, где находилось архиепископия болгарская, делавшая ее одним из главных культурных центров славянства в отличие от Преславы - новой столицы, куда переехал царский двор Симеона. Вполне естественно, что такое происхождение Ольги в исторической реальности должно было в гораздо большей степени отвечать интересам утверждавшейся династии русских князей, чем то, которое ей усваивала поздняя церковная традиция.
Новый взгляд на происхождение «праматери всех князей русских», поддержанный Д.И.Иловайским, получил дальнейшее развитие в работах болгарских историков38, в том числе архимандрита Нестора, следом за С.Чилингировым посчитавшим ее племянницей царя Симеона, т.е. дочерью его сестры Анны, выданной замуж за боярина Сондока или Сурдика39.
Пересмотр традиционной хронологии ПВЛ в отношении Олега, Игоря и Ольги, приведенный выше, делает сомнительным возможность столь близкого родства последней с Симеоном, хотя сам факт ее происхождения из Плиски, как я покажу далее, способен прояснить многие, иначе не объясняемые моменты как ее собственной биографии, так и действий ее сына Святослава. К сожалению, этого нельзя сказать о самых впечатляющих событиях жизни первой русской женщины-правительницы, с которыми она вошла в анналы русской истории, - мести древлянам/деревлянам за Игоря.
Отметив ее замужество под 6411/903 г., второй раз ПВЛ называет имя Ольги после рассказа о смерти Игоря «в Деревах», когда она «бяше в Киеве съ сыномъ своимъ детьскомъ Святославомъ, и кормилець бе его Асмудъ, и воевода бе Свинделдъ, тоже отець Мьстишинъ» [Ип., 43]. что является таким же комментарием «краеведа», как и поясняющие вставки, ориентирующие события середины X в. на топографию Киева 80-х гг. XI в. («горы
____________________
37 Леонид, архимандрит. Откуда родом была св. великая княгиня русская Ольга? // PC, 1888, № 7, с. 217.
38 Чилингиров С. Какво е дал българинът на другите народи. София, 1941.
39 Нестор, арх. Имал ли е в жилите си българска кръв киевският княз Светослав Игоревич? // Духовна култура, 1964, № 12, с. 12-16; он же. Българският цар Симеон и Киевска Русия. // Духовна култура, 1965, № 7-8, с. 45-53; он же. Проникване на св. Климентовото книжовно дело Киевска Русия. // Духовна култура, 1967, № 3, с. 4-11, и др.
«СТАРЫЙ» ИГОРЬ, ОЛЬГА, СВЯТОСЛАВ И СВЕНЕЛЬД____________________
211
Киевские», «двор теремной», «двор Чюдин», объяснение имени князя Мала и пр.)40. В результате такого вторжения «краеведа» в текст предшественника получилось, что Игорь был погребен дважды: первый раз «деревлянами» («и убиша Игоря и дружину его, бе бо ихъ мало; и погребен бысть Игорь» [Ип., 43]), а второй раз Ольгой («Олга же… приде къ гробу его и плакася по мужи своемъ; и повеле людемъ съсути могилу велику» [Ип., 46]).
Здесь мы подходим к вопросу о существовании некогда самостоятельного произведения, содержавшего описание похода Игоря на греков (по Продолжателю Амартола и «Житию Василия Нового», если это не заимствование из их общего источника), текст договора с обстоятельствами его ратификации, рассказа о смерти Игоря и последующего четырехкратного мщения Ольги древлянам/деревлянам, построенного на «странствующих сюжетах» фольклора (и литературы) средневековья, как «сожжение в бане», «избиение на тризне» и «сожжение города с помощью птиц». О чужеродности последнего сюжета (месть) для ПВЛ свидетельствуют его сохранившиеся фрагменты, которые резко контрастируют по лексике и стилистике с комментарием «краеведа» и такими принадлежащими ему новеллами, как рассказ о втором, победоносном походе Игоря, поездке Ольги в Константинополь и последующими рассказами о Святославе. К этому следует добавить отсутствие в исходном тексте о мщении Ольги таких характерных для ПВЛ этнонимов, как "словене", "русь", "варяги", замененные более поздним обобщающим «кияне». Вместе с тем, все описанные способы мести - погребение заживо послов, сожжение их в доме, избиение на тризне, - как и сама месть, коварная и последовательная, оказываются вообще чужды славяно-византийской литературной традиции.
Не знает их и собственно древнерусская литература, для которой характерно совсем иное отношение к смерти, сформулированное Владимиром Мономахом в письме к Олегу Святославичу: «дивно ли, оже мужь оумерлъ в полку, ти лепше суть измерли и роди наши» [Л, 254]. Восстание обычно подавлялось карательной экспедицией, как то сделано Свенельдом, Святославом и Асмудом в отношении «деревлян». В данном же случае речь идет именно о мести, причем падающей на весь народ. Образцы подобной беспощадной, длящейся поколениями мести известны
____________________
40 Тихомиров М.Н. Пособие для изучения Русской Правды. М., 1953, с. 21; Кузьмин А.Г. Русские летописи как источник по истории древней Руси. Рязань, 1969, с. 143.
212____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
только в германском героическом эпосе, примером которого может служить «Песнь о Нибелунгах». Естественно задаться вопросом: не заимствован ли и данный текст, приуроченный к смерти Игоря и к Ольге, из какого-то германоязычного произведения? Вопрос тем более уместен, что, опираясь на сообщение Льва Диакона об обстоятельствах смерти Игоря от рук германцев и месте обитания Святослава («Боспор Киммерийский»), указывающие на Таврию, где, согласно хронике Георгия Амартола, обитали «дерьви», т.е. «тервинги», есть все основания видеть в «деревлянах» ПВЛ остготов-тервингов, а не «лесных людей», живших по Припяти и Ужу41.
Подтверждением столь неожиданному заключению может служить также имя древлянского князя - «Мал», вызывавшее недоумение еще у «киевлянина-краеведа», который счел даже необходимым пояснить, что «Мал» - это имя. Непонятным оно оказалось и для польского историка Я.Длугоша, который, посчитав его синонимом прилагательного 'маленький' («невысокий»), воспроизвел его уже как Мискиня/Низкиня, быть может, пойдя на поводу у своего предшественника-осмыслителя. На самом же деле, как можно полагать, речь идет о представителе остготской династии Амалов, поэтому весьма вероятно, что в рассказах о мести Ольги мы имеем дело с адаптированными сюжетами германского эпоса, поражающими своей внутренней монолитностью и чуждостью древнеславянским литературам в целом. Иной точки зрения на этот сюжет придерживался академик Б.А.Рыбаков, утверждавший, что «сказание о мести Ольги», как условно можно назвать этот рассказ, это не отражение реальных событий, а устрашающее эпическое произведение, созданное в интересах киевской монархии (так! - А.Н.). «…» Автор «Сказания о мести» воздействовал примитивным художественным средством на примитивное, полупервобытное (так! - А.Н.) сознание своих современников, и к мечам киевских дружинников он присоединял идеологическое оружие, заставляя своих слушателей (почему не читателей? - А.Н.) поверить в мудрость и непобеди____________________
41 Стоит заметить, что уже в осмыслении топонима, передающегося в различных списках ПВЛ по-разному - «Коростень», «Искоростень», «из града ис Коростеня», - оказывается заложена эпическая предрешенность гибели города от пожара (город Искр/Искрстень, сгоревший от искр, зажженных пламенем мести), тогда как в действительности Игорь мог быть убит возле любого города крымской Готии, в том числе и возле Херсонеса/Корсуня, чье имя также можно увидеть в летописном «Коростене». Город Искръ на одноименной реке известен в болгарском Подунавье.
«СТАРЫЙ» ИГОРЬ, ОЛЬГА, СВЯТОСЛАВ И СВЕНЕЛЬД____________________
213
мость киевского княжеского дома» 42. Комментарии, как говорится, излишни…
Трудно настаивать на том, что новеллы о мщении Ольги первоначально входили в один сюжетный блок с рассказами об Игоре, хотя такая возможность представляется мне весьма вероятной. С гораздо большей уверенностью можно говорить, что, уже после адаптации этого текста в ПВЛ «краеведом», он испытал определенного рода сокращения, нарушившие первоначальную стройность и полноту повествования. Об этом свидетельствует фрагмент так называемого «сна князя Мала», сохранившийся только в списке Летописца Переславля Суздальского, где он находится между сообщением о том, что «деревляне» послали новых послов к Ольге после сожжения первых и приходом этих новых послов в Киев 43, хотя по своему содержанию («лодьи, в них же несеныъ быти, смолны») он должен был соответствовать приходу первых послов. Похоже, в результате таких же сокращений остается неизвестной и судьба самого Мала, которого А.А. Шахматов пытался отождествить с «Малком любчанином», сделав «милостьницу Ольжину» Малушу, мать Владимира, его дочерью44.
Вместе с тем, можно видеть, что попытки «краеведа» создать из Ольги образ инициативной и волевой правительницы, проходящей по Деревской земле с сыном своим и с дружиною своею, уставляюще уставы и урокы [Ип., 48-49], чтобы на следующий год отправиться «к Новгороду», уставив «по Мьсте и Лузе» погосты и дань, т.е. хозяйствуя уже в Деревской пятине Великого Новгорода 45, не были оценены его последователями, по____________________
42 Рыбаков Б.А. Киевская Русь и русские княжества XII-XIII вв. М., 1982, с. 362.
43 «Князю же веселие творящу къ браку, и сонъ часто зряше Малъ князь: се бо пришел, Олга дааше ему пръты многоценьны, червены вси, жемчюгомъ насаждены, и одеяла чръны съ зелеными узоры, и лод(ь)и, в них же несеным быти, смолны» (ПСРЛ, т. 41. Летописец Переславля Суздальского. М., 1995, с. 15).
44 Шахматов А.А. Разыскания…, с. 373-374.
45 А.А.Шахматов предполагал, что устроение Ольгой Деревской пятины, с которой Новгород связывали реки Мста и Луга, как «Деревской земли», явилось домыслом какого-то новгородца, поскольку в Деревской пятине был свой «Коростень», почему в позднейших сводах Игоря указывали убитым «вне града Коростеня близь Старыя Русы» (Шахматов А.А. Разыскания…, с. 171-172). Позднее Шахматову возражал А.Н.Насонов, однако не всегда убедительно (Насонов А.Н. «Русская земля»…, с. 76). Скорее всего, отождествить «Дерева» с Деревской пятиной «краеведу» помогло выражение "по мьсте", т.е. 'совершив месть', что было воспринято в качестве указания на гидроним "Мсту", подвигнув на создание всего фрагмента.
214____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
скольку в дальнейшем Ольге в ПВЛ не отведено даже время самостоятельного княжения: ее имя отсутствует в перечне княжений ст. 6360/852 г., а «княженье Святославьле» начинается с момента его «посажения на конь» в 6452/946 г., т.е. по достижении пяти лет. Так получается, что единственным реальным зерном во всей этой истории, столь ярко и впечатляюще отразившейся в ПВЛ, стало убийство Игоря «германцами», только не на «Древлянской земле» правобережья Днепра выше Киева46, а, скорее всего, там, где они обитали, т.е. в Крыму.
И всё же главным сюжетом рассказов об Ольге, вызывающим нескончаемые споры историков, остается ее поездка в Константинополь, - блестящая новелла, судя по всему, целиком написанная «краеведом», который сумел совместить высокие идеи с духом озорного фаблио.
Статья 6463/955 г. рассказывает о приезде Ольги в Константинополь, встрече с царем Константином VII, возымевшим желание на ней жениться, о хитрости Ольги, которая предложила царю с патриархом сначала ее крестить, после чего напомнила, что, будучи крестным отцом, царь не может на ней жениться; о благословении патриарха, возвращении княгини с дарами в Киев и о том насмешливом ответе, который она дала послам царя, приехавшим за обещанной военной помощью. Завершается повествование рассказом о попытках Ольги склонить к крещению Святослава, его сопротивлении и о том, что отдельные люди всё же крестились [Ип., 49-52]. Конечно, в исторической реальности всё было не так, но как? Константин Порфирогенит не оставил сведений о причинах приезда Ольги, а его описание церемониала не дает никаких оснований говорить не только о «сватовстве», но и о крещении «архонтиссы Росии», поскольку Ольгу сопровождал «священник Григорий», т.е. она уже была христианкой. Вместе с ней на приеме находились ее родственницы, придворные дамы, а также послы и купцы, причем в том же числовом соотношении, которое указано в преамбуле договора Игоря47.
Другими словами, перед нами редчайший случай, когда налицо документ, зафиксировавший историческую реальность, и литературное произведение, в основу которого положен исторический факт, но переосмысленный в жанре фаблио «краеведом-киевлянином» в первой четверти XII в. Избранный ав____________________
46 Насонов А.Н. «Русская земля»…, с. 51, хотя автор нигде четко ее границы очертить не может, ощущая, по-видимому, ее определенную «легендарность».
47 Литаврин Г.Г. Путешествие русской княгини…, с. 42-45.
«СТАРЫЙ» ИГОРЬ, ОЛЬГА, СВЯТОСЛАВ И СВЕНЕЛЬД____________________
215
тором жанр вполне объясняет замечательное сочетание благочестия и насмешки, сменяющие друг друга в тексте без переходов, заставлявшее исследователей сюжета видеть в едином тексте два слоя, которые «явно не могли принадлежать одному автору: они различаются и идейно, и стилистически», как об этом заявлял Д.С.Лихачев, считавший, что «слой устных преданий лишь прикреплялся» к «церковным сказаниям»48, в то время как его оппоненты полагали, что «из летописного сказания совершенно безболезненно извлекаются все клерикальные отступления» 49, демонстрируя тут же примеры такого «расслоения», весьма убедительные и в то же время совершенно ошибочные.
Между тем, как можно заметить, одна из загадок рассказа о поездке Ольги - сватовство императора к уже очень старой по меркам того времени женщине, какой предстает княгиня по хронологии ПВЛ (в 955 г. ей должно было быть около 64 лет), - теперь получает неожиданное объяснение. В глазах читателей начала XII в. домогательства деревлянского князя и византийского императора были вполне оправданы, поскольку к моменту смерти Игоря Ольге было не более 15-16 лет, а во время поездки в Константинополь - около 28 лет - и в том, и в другом случае возраст вполне подходящий для сватовства. Но когда она предприняла эту поездку?
Как известно, приемы Ольги в Константинополе датированы Константином Порфирогенитом только числами месяца и днями недели - 9-го сентября, в среду, и 18 октября, в воскресенье 50. В середине X в. эти числа и дни недели совпадают в 946 и 957 гг., что в любом случае не соответствует дате ПВЛ и приводит к спорам между исследователями51. Как мне представляется, уже определение возраста Ольги, которой в 957 г. было около 30
____________________
48 Лихачев Д. С. Русские летописи и их культурно-историческое значение. М.-Л., 1947, с. 62-63.
49 Кузьмин А.Г. Начальные этапы древнерусского летописания. М., 1977, с. 339.
50 Литаврин Г.Г. Путешествие русской княгини…, с. 42 и 43.
51 Последние по времени работы, посвященные полемике, с указанием литературы см.: Литаврин Г.Г. К вопросу об обстоятельствах, месте и времени крещения княгини Ольги. // ДГ СССР. Материалы и исследования 1985 года. М., 1986, с. 49-57; он же. Русско-византийские связи в середине X века. // ВИ, 1986, № 6, с. 41-52 (в этих статьях автор отстаивает мысль о двух поездках русской княгини в Константинополь в 946 и в 954-955 гг., полагая, что она крестилась во время второй поездки); Назаренко А.В. Еще раз о дате поездки княгини Ольги в Константинополь: источниковедческие заметки. //ДГВЕ. Материалы и исследования 1992-1993 гг. М., 1995, с. 154-168 (в которой оппонент Г.Г.Литаврина отстаивает версию одной поездки в 957 г.).
216____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
лет, склоняет чашу весов в пользу последней даты, близкой дате ПВЛ. И не потому, что в 946 г. молодой вдове требовалось, как пишут некоторые историки, «усмирять древлян и заниматься устроением земель», а потому, что после гибели мужа при малолетнем сыне и собственной юности она физически не могла предпринять подобное путешествие и быть принята с таким почтением и доверенностью, как то отмечено в описании церемонии.
«Эльга росена», т.е. 'росская', как ее называет Константин VII, была принята с титулом «архонтиссы Росии», т.е. правительницы страны, будучи сопровождаема шестью «родственницами-архонтиссами», т.е. княгинями, ее сестрами или женами братьев Ольги, о которых совершенно ничего не известно, а также ее племянником, сыном брата или сестры Ольги/Эльги, но не Игоря52. Кроме того, вместе с Ольгой в Константинополь приехали священник Григорий, «люди Святослава», 16 придворных дам, слуги Ольги, слуги послов, прислужницы, 2 переводчика и пр. 53, а также 22 посла и 44 купца (столько же, сколько зафиксировано в договоре Игоря). Наличие послов и купцов свидетельствует о заключении каких-то торговых и политических соглашений между греками и Русью, может быть, связанных с подтверждением или пересмотром «договора Игоря». В то же время, наличие священника безусловно снимает всякое сомнение в исконном христианстве Ольги/Эльги, нигде не названной именем «Елена», якобы полученным ею при крещении в Константинополе, как о том говорит рассказ ПВЛ [Ип., 49].
В самом деле, в случае «язычества» Ольги с ее стороны не было бы никакой хитрости сделать императора своим восприемником при крещении, поскольку это даже требовалось при крещении знатных язычников. Действительная хитрость, на которой изначально только и мог быть построен сюжет фаблио, дошедший до нас в урезанном виде, должен был заключаться в том, что Ольга крестилась, будучи уже христианкой, дабы избежать сетей, которые расставлял ей сластолюбивый император. Ведь если бы речь шла о настоящем крещении и в Киев Ольга возвращалась новообращенной христианкой, вряд ли автор фаблио решился вложить в ее уста столь непочтительный ответ
____________________
52 Анепсий - кровно-родственный племянник.
53 Литаврин Г.Г. Состав посольства Ольги в Константинополе и «дары» императора. // Византийские очерки. Труды советских ученых к XVI Международному конгрессу византинистов. М., 1982, с. 71-92.
«СТАРЫЙ» ИГОРЬ, ОЛЬГА, СВЯТОСЛАВ И СВЕНЕЛЬД____________________
217
(«аше ты такоже постоиши у мене в Почайне, якож аз в Суду…») послам ее действительного крестного отца. Наоборот, благочестивый редактор неминуемо должен был убрать из текста факт изначального христианства княгини русов, чтобы на первый план выдвинуть другой факт - принятие креста для страны и народа из рук самого константинопольского патриарха.
Другим аргументом, на который опираются сторонники крещения Ольги в Константинополе, являются сведения хроники Регинона Прюмского, в последнее время подробно, хотя и не всегда убедительно, рассмотренные А.В.Назаренко 54, поскольку речь в них идет о послах «Helenae, reginae Rugorum», которую историки априорно отождествляют с уже окрещенной Ольгой, «сменившей имя», забывая при этом, во-первых, что факт крещения не менял обиходного имени у людей, тем более занимавших владельческие посты55, и, во-вторых, до сих пор никем не доказано, что «руги» Регинона Прюмского тождественны «русинам», а тем более - росам/русам, о которых идет речь.
Насколько почетен был прием, оказанный Ольге/Эльге в Константинополе, можно судить по тому, что обязательный в таких случаях тройной проскинесис (поклон, при котором распростираются на полу) для нее был заменен лишь легким наклоном головы, а затем, сидя в присутствии императрицы и императора, она беседовала с последним «сколько пожелала» 56, и, судя по всему, без переводчика. Ж.-П.Ариньон, анализируя почести, оказанные Ольге/Эльге, заключил, что она была принята во дворце по чину «опоясанной патрикии», на который имела право только в том случае, если бы стала свекровью «порфирородной» принцессы57.
Такое замечание французского историка вновь ставит вопрос о целях и задачах поездки Ольги и их отражении в соответствующем рассказе ПВЛ, где главной темой оказывается «неудачное сватовство» императора. Поэтому правомерно предположить, что тема эта, получившая комическое отражение в фаблио, действительно присутствовала в качестве основной причины поездки русской княгини в Византию (попытка сосва____________________
54 Назаренко А.В. Русь и Германия в IX-X вв. // ДГВЕ. Материалы и исследования 1991 г. М., 1994, с. 61-80.
55 Попытку оспорить это положение см.: Литаврин Г.Г. Русско-византийские связи…, с. 45-46.
56 Литаврин Г.Г. Путешествие…, с. 44.
57 Ариньон Ж.-П. Международные отношения Киевской Руси в середине X в. и крещение княгини Ольги. // ВВ, т. 41, М., 1980, с. 120.
218____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
тать за Святослава одну из принцесс), обусловив почетный прием, но бесплодные переговоры, что вполне понятно, если вспомнить позицию Константина VII, изложенную им по поводу браков императорского дома с «варварами» в соответствующем месте трактата «Об управлении империей»: «Если когда-либо народ какой-нибудь из этих неверных и нечестивых северных племен попросит о родстве через брак с василевсом ромеев, т.е. либо дочь его получить в жены, либо выдать свою дочь, василевсу ли в жены или сыну василевса, должно тебе отклонить и эту их неразумную просьбу…»58
Однако была ли Ольга/Эльга в глазах императора представительницей «варваров»? На этот вопрос уже сейчас можно ответить отрицательно, и не только потому, что она была христианкой и ее сопровождал священник. Сам факт неординарного приема княгини росов в императорском дворце таким блюстителем этикета, каким был Константин VII, заставляет вспомнить происхождение Ольги «из Плиски», что является недвусмысленным свидетельством ее родства с царствующим домом Первого Болгарского царства и непосредственно со здравствующим в то время царем Петром Симеоновичем, который был женат на Марии-Ирине, внучке Романа Лакапина59. В таком случае Ольга/Эльга приходилась императору, как бы он того не хотел признавать, свойственницей60, почему и была принята во внутренних покоях дворца, куда не допускались иностранные послы и вообще иноземцы. Следует также помнить, что Константин VII оставил описание только торжественных приемов Ольги/Эльги, на которых ее сопровождала свита, официальные послы и купцы, как то требовалось по этикету, в то время как между ними должны были происходить и полуофициальные встречи с императорской семьей в жилых помещениях, закрытых для посторонних.
____________________
58 Константин Багрянородный. Об управлении империей…, с. 58-59.
59 Златарски В.Н. История на Българската държава през средните веко-ве, т. I, ч. 2. София, 1971, с. 512-513.
60 Характерна оценка сложившейся ситуации самим Константином VII по поводу этого болгаро-византийского брака: «Господин Роман василевс был простым и неграмотным человеком «…» а потому он многое вершил деспотично и крайне самовластно, «…» поэтому еще при жизни названный господин Роман был крайне ненавидим, порицаем и поносим «…» и после смерти точно так же подвергали его презрению, обвинению и осуждению, введшего как новшество это недостойное и неподобающее для благородного государства ромеев дело» (Константин Багрянородный. Об управлении империей…, с. 60-63).
«СТАРЫЙ» ИГОРЬ, ОЛЬГА, СВЯТОСЛАВ И СВЕНЕЛЬД____________________
219
Предположение о сватовстве как основной причине поездки Ольги/Эльги в Константинополь находит косвенное подтверждение в составе ее свиты, включавшей княгинь-родственниц, т.е. представительниц княжеского родового клана, священника, наличие которого в свите княгини всегда вызывало удивление исследователей, и, конечно же, «людей Святослава», заставлявших даже предполагать, что под именем «анепсия» с Ольгой прибыл и ее сын б1. Последнее предположение нельзя ни подтвердить, ни опровергнуть, однако следует помнить, что в 957 г. Святославу должно было исполниться 15-16 лет, - возраст, когда княжич уже мог стать полновластным князем и его следовало женить. Возможно, сватовство Ольги оказалось безрезультатным не только по причине бескомпромиссной в этом вопросе позиции Константина VII, но также из-за упорного язычества Святослава, о котором свидетельствует и Лев Диакон, описывающий погребальные обряды русов под Доростолом 62. Как был решен этот вопрос - неизвестно, но существование в последующее время печатей «архонтисс Росии» с греческими именами 63 свидетельствует о том, что практика вывоза невест из Византии в таманскую Русь имела место, а участие отряда росов в походе на Крит уже в 961 г. 64, свидетельствует об отсутствии по этому поводу недовольства между Византией и росами.
В любом случае нам остается констатировать, что фаблио о поездке Ольги в Византию сохранило в искаженном и переосмысленном виде воспоминание о цели, которую поставила перед собой княгиня росов, но, по-видимому, безрезультатно65.
Вместе с тем, правомочно поставить под сомнение традиционный взгляд на прибытие в Константинополь Ольги вместе с обширной женской свитой по тому морскому пути, который описан Константином Порфирогенитом для «росов». Если эта
____________________
61 Пашуто В.Т. Внешняя политика Древней Руси. М., 1968, с. 67.
62 Лев Диакон. История, IX, 6; с. 78.
63 Янин В.Л. Печати Феофано Музалон. // НС, вып. 2, Киев, 1965, с. 76-90; он же. Актовые печати древней Руси X-XV вв., т. I. M., 1970, с. 24-29.
64 Мавродин В.В. Очерки по истории феодальной Руси. Л., 1949, с. 86.
65 При всем остроумии аргументов Г.Г.Литаврина, выдвинутых в пользу первого приема Ольги в Константинополе осенью 946 г., возможность этой поездки мне представляется маловероятной как потому, что заключенный Игорем договор не требовал неотложного пересмотра, так и потому, что в столь юном возрасте Ольга не могла предпринять таких далеко идущих дипломатических шагов, какие угадываются за текстами сохранившихся документов.
220____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
поездка русской княгини была предпринята из Киева на Днепре (или Киева на Дунае), можно утверждать почти наверняка, что проходила по суше, через Болгарию, т.е. по наиболее безопасному и наименее тягостному маршруту, так что время ее возвращения из Византии никак не могло быть лимитировано сезонными погодными условиями. Более того, если предположение о родственных связях Ольги с династами Первого Болгарского царства имеет под собой реальное основание, можно считать, что именно с этого времени связи между Византией и Поднепровской Русью начинают осуществляться в первую очередь по суше, оставляя в стороне опасный и ненадежный морской путь военных набегов и экспедиций.
Последующие статьи ПВЛ, в которых упоминается Ольга - 6476/968 и 6477/969 гг., не сообщают о ней ничего существенного. Статья 6476/968 г. содержит рассказ о «первом» приходе печенегов на «Рускую землю», когда Святослав находился в Пере-яславце на Дунае, а Ольга с внуками - «в городе Киеве», и об освобождении города от печенегов «воеводой Претичем». В августе 968 г. Святослав по наущению Византии предпринял первый поход в Болгарию 6б, так что его местонахождение указано относительно точно; наоборот, топография этого «Киева» вызывает много недоуменных вопросов, а сведения об Ольге фиксируют только наличие у нее трех внуков - Олега, Ярополка и Владимира, позволяя предположить, что этот рассказ связан не только с «печенежским циклом» (рассказы о юноше-кожемяке и «белгородском киселе»), но и является своего рода «вступлением» в цикл повествований о Владимире и Ярославе. Вторая статья сообщает о желании Святослава перенести столицу в Переяславец на Дунай и о смерти Ольги, будучи написана той же рукой, что и новелла о поездке княгини в Константинополь. Последнее обстоятельство подчеркивается повторным перечислением тех благ, которые надеялся получить от Ольги император и которые, как оказывается теперь, сходятся в Переяславце на Дунае [Ип., 55].
Можно предположить, что Ольга действительно умерла 11 июля 6477/969 года, как это уточняет «Похвала» Иакова Мниха67, хотя С.А.Бугославский и показывает ее компилятив____________________
66 Лев Диакон. История, V, 1; с. 44; с. 189, прим. 15 и др.
67 «Похвала княгине Олге, како крестися и добре поживе по заповеди Господни». // Срезневский Вс. Мусин-Пушкинский сборник 1414 года в копии начала XIX века. СПб., 1893, с. 25.
«СТАРЫЙ» ИГОРЬ, ОЛЬГА, СВЯТОСЛАВ И СВЕНЕЛЬД____________________
221
ность и зависимость от хронологии ПВЛ68, что делает недостоверным как эти расчеты, так и выделение «раздачи столов» в качестве отдельной статьи 6478/970 г., поскольку уже в 969 г. Святослав окончательно уходит на Дунай.
Таким образом, подводя итоги рассмотрению сведений ПВЛ об Ольге, можно утверждать, что посвященные ей тексты не заключают в себе ни одной точной даты ее жизни, рассказы о ее «мести деревлянам» представляют безусловные заимствования из неизвестного литературного источника, связанного с древне-германским героическим эпосом, а все указания на ее деятельность по устроению государства «по Мсте и Луге» следует списать на ошибку «краеведа», спутавшего «деревлян» с жителями Деревской пятины Великого Новгорода. Вместе с тем, критический анализ текстов ПВЛ способствует прочтению подлинных документов, связанных с именем Ольги/Эльги, позволяя наметить реальную хронологию событий: ее рождение в 926-928 гг., выход замуж в 940 г., рождение сына Святослава в 941 г., поездку в Константинополь в 957 г. и смерть 11 июля 969 г. в возрасте 41-43 лет.
3
Не лучше обстоит дело с сыном Игоря и Ольги, Святославом, чье имя дважды отмечено в сочинениях Константина Порфирогенита - в 9-й главе трактата «Об управлении империей», где в связи с упоминанием «Немогарда» сказано, что в нем «сидел Сфендослав, сын Ингора, архонта Росии» 69, и в описании приема Ольги, где упомянуты «люди Святослава» 70. Третьим документом, прямо называющим Святослава «сыном Игоря», является договор Игоря с греками, в котором Святослав назван первым после своего отца. К этому перечню обычно добавляют договор Святослава с греками 971 г., однако о нем я буду говорить особо. И, наконец, наиболее интересные и достоверные сведения об этом князе исследователь находит в «Истории» Льва Диакона, содержащей описание русско-византийских войн конца 60-х и начала 70-х гг. X в., где указывается первоначальная резиденция Святослава «на Боспоре Киммерийском», его нападение на Болгарию по наущению Константинополя, описание войска росов, как «морской пехоты», не умеющей сра____________________
68 Бугославский С.А. К литературной истории «Памяти и похвалы» князю Владимиру. // ИОРЯС за 1924 г., т. 29, Л., 1925, с. 140-141.
69 Константин Багрянородный. Об управлении империей…, с. 44/45.
70 Литаврин Г.Г. Путешествие русской княгини…, с. 44.
222____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
жаться в конном строю, поражение Святослава от Иоанна Цимисхия и его гибель по пути домой от печенегов.
В целом, этим сведениям не противоречат рассказы о Святославе, которые исследователь находит в ПВЛ, однако при ближайшем рассмотрении отличия оказываются столь существенны, что требуют пояснения и корректировки.
Первое упоминание имени Святослава в ПВЛ мы находим под 6450/942 г. между ошибочным сообщением о смерти Симеона, заимствованным из Продолжателя Амартола, и указанием на заключение мира Игорем с Романом Лакапином в 6451/943 г., оставляя гадать, к какой из этих двух дат относится фраза «в се же лето родися Святославъ у Игоря» [Ип., 34], поскольку текст договора о мире уже включает его имя. Попробуем в этом разобраться. Указанный в ПВЛ 6454/946 г., как «начало княженья Святославьля», на самом деле отмечает не начало его формального вокняжения, а лишь дату «посажения на коня», что для княжичей совпадало с их пятилетием, и в данном случае автором новеллы было приурочено еще и к рассказу о первом походе на деревлян: «суну копьемъ Святославъ на деревляны, и копье лете сквози уши коневи, и удари в ногы коневи: бе бо вельми детеск. И рече Свенгелдъ и Асмудъ: «князь уже почалъ; потягнемъ, дружино, по князи» [Ип., 46]. Это обстоятельство, а также суммы прожитых им лет (30) и лет княжения (28) с несомненностью указывают, во-первых, на рождение Святослава не позднее августа 941 г., а, во-вторых, на смерть Игоря осенью 943 г. Соответственно, заключение мира с греками имело место в 6450/942 г., тогда как сама фраза о рождении Святослава до хронометрирования ПВЛ заключала нынешнюю ст. 6449/941 г.
Второе по порядку упоминание Святослава находится в рассказе о сватовстве деревлян к Ольге и является, по-видимому, интерполяцией «краеведа», добавившего к фразе «поимемъ княгиню за князь свои Мал» слова «и Святослава, и створимъ ему якоже хощемъ», которые не находят объяснения в данной коллизии, вызванной, скорее всего, последующими потерями текста. Яркая картина выступления малолетнего князя, поддерживаемого на коне его «воеводой» и «кормильцем», во главе карательной экспедиции на «деревлян», как можно думать, в большей мере рисует воспитание княжича на Руси в начале XII в., чем отражает действительный факт из биографии Святослава Игоревича. Впрочем, всё это относится и к тем последующим скупым зарисовкам «взрастания» Святослава в тени Ольги, которым мы целиком обязаны «краеведу», по всей видимости, не имевшему в руках никакого фактического материала об этом персонаже
«СТАРЫЙ» ИГОРЬ, ОЛЬГА, СВЯТОСЛАВ И СВЕНЕЛЬД____________________
223
росо-русской истории, кроме легенд, как, впрочем, и о его матери, после полуанекдотической поездки в Константинополь ничем себя более не проявившей на страницах ПВЛ.
Насколько образ Святослава как идеального воина и всадника, созданный воображением «краеведа», был далек от исторической реальности, свидетельствует, в первую очередь, его портрет, оказавшийся после хронометрирования ПВЛ под 6472/964 г.: «Возъ бо по себе не возяше, ни котла, ни мясъ варя, но потонку изрезавъ конину, или зверину, или говядину, на угьлехъ испекъ, ядяше; ни шатра имяше, но подъкладъ постилаше, а седло въ головахъ; такоже и прочии вои его вси бяху» [Ип., 52-53]. Другими словами, Святослав и его дружина предстают аналогами степняков, исключительно конным войском, живущим в степи и на конях. Ту же мысль «краевед» развивает в рассказе о печенегах и воеводе Претиче, когда, услышав об осаде Киева, «Святославъ вборзе въседъ на кони съ дружиною своею и приде къ Киеву» [Ип., 55], и в рассказе о возвращении из-под Доростола, когда «воевода отень Свенгелдъ» советует ему идти «на конехъ», а при голоде на Белобережье была «по полугривне голова коняча» [Ип., 61].
Не будем доискиваться, возможно ли было исчислять цену «гривнами» в X в., что, кстати сказать, присутствует и в рассказах об Олеге. Гораздо важнее сопоставить созданный «краеведом» образ идеального князя и его дружины с реальностью, отраженной в «Истории» Льва Диакона, когда главным отличием росов (и самого Святослава) оказывается неумение держаться в седле и воевать в конном строю: «Скифы к концу дня выехали из города верхом - они впервые появились тогда на конях. Они всегда прежде шли в бой в пешем строю, а ездить верхом и сражаться с врагами [на лошадях] не умели.«…» Ромейские копья поражали [скифов], не умевших управлять лошадьми при помощи поводьев, они обратились в бегство и укрылись за стенами» 71. Действительно, когда дело дошло до критического сражения под стенами Доростола, «всё войско тавроскифов вышло из города; они решили сражаться изо всех сил, построившись в мощную фалангу и выставив вперед копья» 72.
Сложнее обстоит дело с «походами Святослава», потому что, как я показал выше, помещенные теперь под 6472/964 - 6474/966 гг. эти походы на Оку к вятичам и на «козар» оказыва____________________
71 Лев Диакон. История, IX, 1; с. 75.
72 Там же, IX, 8; с. 80.
224____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
ются копией походов Олега, который точно так же ходил на радимичей и точно так же переводил на себя «дань по щелягу», которую все они платили «козарам» 73. Поскольку Олег, в отличие от Святослава, никаких действий против «козар» не предпринимал, можно полагать, что первоначально все «козарские» сюжеты были связаны преданием со Святославом. Наличие ставки Святослава, по Льву Диакону, на Боспоре Киммерийском, т.е. в районе Керчи и Тамани, откуда «черноморская русь» совершала набеги на берега Византии, на Хазарию и на побережье Каспия, делает весьма вероятным факт его участия в военной экспедиции 968/969 г., когда, по Ибн-Хаукалю, русы разорили и разграбили на Волге города Хазаран, Итиль, Семендер и Булгар74.
О том, что Святослав был участником этих походов, мы можем только догадываться на основании ст. 6473/965 г., в которой сказано о его походе на северокавказские племена [Ип., 53], тогда как по хронологии Льва Диакона в 968 г. он должен был находиться уже на Дунае.
Здесь мы опять сталкиваемся с приблизительностью хронометрии ПВЛ, где первый болгарский поход Святослава указан под 6475/967 г., тогда как на самом деле он произошел в конце лета следующего 6476/968 г. - в тот год, под которым в ПВЛ говорится об осаде печенегами Киева, где находилась Ольга с тремя внуками. Вместе с тем, рассказ об осаде Киева, заимствованный «краеведом» из «печенежского цикла», на самом деле не имеет никакого значения для биографии Ольги и Святослава, поскольку главным его героем выступает «воевода Претич». По-видимому, такая переработка этого сюжета «краеведом» для повествования о Святославе преследовала две цели - возможность упомянуть о «внуках Ольги» (Ярополке, Олеге и Владимире),
____________________
73 В этом, вполне легендарном (с формальной точки зрения) известии использована безусловно историческая реальность - «щеляг», каковую лексему А.П.Новосельцев переводит как 'белый', т.е. 'серебреник' (с евр.), полагая, что под этим названием у еврейских купцов, торговавших в Восточной Европе, был известен «арабский дирхем с его разновидностями, чеканившимися в самостоятельных или полусамостоятельных государственных образованиях Северной Африки, Средней Азии и Ирана» (Новосельцев А.П. Хазарское государство и его роль в истории Восточной Европы и Кавказа. М., 1990, с. 117). К последнему можно добавить, что, по наблюдению А.А.Быкова, подражания арабскому дирхему чеканились и в самой Хазарии (Быков А.А. Из истории денежного обращения Хазарии в VIII и IX вв. // Восточные источники по истории народов Юго-Восточной и Центральной Европы, III. M., 1974, с. 26-71).
74 Бартолъд В.В. Арабские известия о русах. // СВ, т.1. М.-Л., 1940, с.34.
«СТАРЫЙ» ИГОРЬ, ОЛЬГА, СВЯТОСЛАВ И СВЕНЕЛЬД____________________
225
подготавливая дальнейшее развитие сюжета, и вернуть Святослава в Киев для того, чтобы он мог проститься с матерью и распределить «столы» между сыновьями. Всё это носит весьма условный характер, учитывая странную топографию этого «Киева» (отсутствие у киевлян воды и пищи, плотность осады, подход помощи с левого берега, близость Переяславца на Дунае, откуда Святослав «пришел вборзе» и пр.), однако особенный интерес вызывает неожиданное появление у Ольги «внуков», которых после ее смерти Святослав «сажает» в Киеве и «в Деревах», отдавая Владимира «в Новгород» [Ип., 57].
Смерть Ольги и «распределение столов» между сыновьями, о которых известно только, что «Володимиръ бо бе от Малуши», позволили «краеведу», которому целиком принадлежат все эти рассказы о Святославе, отправить его к Переяславцу на Дунай, на этот раз навстречу поражению и смерти.
Рассказ о войнах Святослава в Болгарии, который исследователь находит в ПВЛ под 6479/971 г., относится к реальной истории так же, как и новелла о поездке Ольги в Константинополь, хотя некоторые историки считают его столь же достоверным, как повествование Льва Диакона75. Как известно, Святослав со своими росами был наголову разбит войсками Иоанна Цимисхия, заперт в Доростоле «огненосным» флотом ро-меев и вынужден был дать обязательство впредь не воевать не только Византию и Корсунь, но и «землю Болгарскую». Между тем, «краевед» представил всю эпопею Святослава на Дунае в качестве некоего триумфа, остановленного на пути к Царыраду только покорностью греков и недостатком войска. Эта «героическая сага», построенная на бесстрашии руси перед опасностью76 и на легенде об «искушении дарами» Святослава (что пере____________________
75 Сахаров А.Н. Дипломатия Святослава. М., 1982, с. 23-43.
76 Обращение Святослава к воинам «уже нам некамо ся дети, и волею и неволею стати противу: да не посрамимъ земли Руские, но ляжемы костью ту, мертвы бо сорома не имаеть; аще ли побегнемъ, то срам нам; и не имамъ убегнути, но станемъ крепко, аз же перед вами пойду. Аще моя глава ляжеть, то промыслите о себе» [Ип., 58] имеет текстуальное совпадение со словами другого Святослава Ярославича перед сражением с половцами под Сновском 1-го ноября 6576/1068 г., когда против двенадцати тысяч половцев оказалось только три тысячи черниговцев: «потягнемь, оуже намъ не льзе камо ся дети» [Ип., 161]. При всей кажущейся очевидности заимствования второго текста из первого, т.е. усвоения Святославу Ярославичу слов Святослава Игоревича, следует настаивать на обратной зависимости по причине присутствия в тексте лексемы "земля Руская", оправдываемой ситуацией 1068 г., тогда как Святослав Игоревич сам был агрессором и находился в чужой земле.
226____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
кликается с таким же искушением Олега вином), столь далека от действительности, что помещает в Доростоле («Дерьстеръ» ПВЛ) не осажденного византийцами Святослава, а «царя», к которому отправляются всякий раз послы росов [Ип., 59-60].
Однако наибольший интерес в этом отношении представляет договор Святослава с греками.
Клятвенное обязательство Святослава, данное им «месяца июля, индикта 14» «ко Иоану, нарецаемому Цимьскому, царю грецкому» [Ип., 60], и получившее в литературе названия «договора 971 г.», как можно видеть из обзора мнений, приведенных А.Н.Сахаровым 77, не вызывало сомнений у исследователей в своей аутентичности. Подлинность текста, в частности, подтверждается упоминанием в нем «Феофила сенкела», каковым по свидетельству Скилицы был «Феофил, архиерей Евхаитский», проводивший одновременно переговоры с печенегами78, и воевода Игоря «Свенгельд», который предупреждал Святослава о необходимости «уходить на конех» из-под Доростола. Однако именно это последнее имя, внесенное в обязательство Святослава, ставит вопрос если не о подлинности документа, то об адекватности его текста. И дело не только в том, что Свенгельд/Свенделд снова возникает на страницах ПВЛ спустя 25 лет после своего участия в карательной экспедиции против «деревлян».
Как сообщает Лев Диакон, в войске росов, кроме Святослава, было еще два военачальника, погибшие под Доростолом - Икмор и Сфенкел, которого обычно отождествляют со «Свенгельдом» документа. Но если даже предположить, что этот Сфенкел «краеведом-киевляниным» был превращен в «Свёнгельда», что само по себе вполне возможно, остается непонятным, на каком основании это имя вообще оказалось в тексте обязательства, выданного грекам Святославом? Что касается Феофила, то он выступал в переговорах посредником и гарантом с греческой стороны, тогда как Сфенкела вообще убили за двое суток до заключения Святославом мира с греками79. Столь же странным представляется упоминание «бояр», якобы находящихся при Святославе («и со мною»), которых можно представить в ситуации XII в., но не в составе войска росов второй половины X в., причем, как можно понять из текста, именно они (или, м.б., первоначально Икмор со Сфенкелом?) должны были «своими печатьми запечатахомъ» (мн. число) данное обязательст____________________
77 Сахаров А.Н. Дипломатия Святослава. М., 1982, с. 183-190.
78 Скилица. О войне с русью. //Лев Диакон. История…, с. 132.
79 Лев Диакон. История, IX, 2 и 10; с. 76 и 81.
«СТАРЫЙ» ИГОРЬ, ОЛЬГА, СВЯТОСЛАВ И СВЕНЕЛЬД____________________
227
во. Естественно, что все эти противоречия и анахронизмы, а, равным образом, отражение в документе статей, известных ранее по договору Игоря («власть Коръсунская», «аще инь кто помыслить на страну вашю», «Перун и Волосъ»), ставит под сомнение весь текст соглашения 971 г., резко отличный от обычного формуляра византийского договора.
Вместе с тем дата «договора 971 г.» ставит перед исследователем еще один вопрос, на который до сих пор не получено внятного ответа: если Святослав ушел из-под Доростола в конце июля 971 г., каким образом он оказался «зимующим» в Белобе-режье, рискнув только весной следующего 972 г. подняться навстречу своей гибели «в пороги», чему безусловно доверяют историки? 80
Объяснение ПВЛ, что печенеги «заступиша порога» так, что вся армия Святослава решила отсиживаться в Белобережье на протяжении десяти месяцев, и всё это время печенеги «стояли в порогах», не выдерживает никакой критики, а потому не может соответствовать действительности. Если Святослав из-под Доростола возвращался в Киев морским путем (т.е. спустившись по Дунаю, а затем по морю войдя в устье Днепра), роковая встреча с печенегами могла произойти в любой точке на морском или речном берегу не позднее августа того же 971 г., поскольку печенеги, как это описывал Константин Порфироге-нит, неизменно сопровождали по берегу морские караваны росов в надежде на поживу. Однако Святослав, как известно, пришел со своим войском в Болгарию не на конях, а в лодьях, и не из Киева, а с берегов Керченского пролива, куда и должен был отплыть на своих судах, как обо всем этом согласно свидетельствуют Лев Диакон 81 и Скилица 82. Таким образом, предупреждения воскресшего Свенельда и обстоятельства смерти Святослава весной 972 г. принадлежат целиком литературе, а не истории, точно так же как и легенда о нравоучительной надписи на оковке чаши из черепа Святослава, сделанной пресловутым князем печенежским Курей 83. В действительности нападение печенегов на Святослава произошло, скорее всего, в июле или августе того же 971 г. между гирлом Дуная и днепровским «белобережьем», каковой отрезок пути был указан еще Константином Порфирогенитом в качестве наиболее опасного от печенегов.
____________________
80 Сахаров А.Н. Дипломатия Святослава…, с. 203.
81 Лев Диакон. История.., с. 36, 44, 57, 82.
82 Скилица. О войне с русью императоров Никифора Фоки и Иоанна Цимисхия. // Лев Диакон. История. М., 1988, с. 132.
83 См. об этом: Лихачев Д. С. Комментарии. // Повесть временных лет, т. II. М.-Л., 1950, с. 319.
228____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
Похоже, именно здесь должна была закончиться жизнь князя, по поводу которого «краевед» вложил в уста «киян» горький упрек: «ты, княже, чюжей земли ищешь и блюдешь, а своея ся лишивъ» [Ип., 55]. Итак, о Святославе с достоверностью можно сказать только, что он родился, вероятнее всего, в конце лета 6449/941 г., потерял отца осенью 6452/943 г., был откровенным разбойником и пиратом, вел разбойничьи войны в Подунавье в 969-971 гг. и погиб в конце лета 6479/971 г., оставив по себе, как видно, неурядицы в государстве и запутанные отношения с византийцами, что не помешало полтора с лишним века спустя одному из крупнейших наших историографов создать легенду об аскетическом князе-рыцаре («иду на вы»), ничего общего не имеющем со своим историческим прототипом.
Впрочем, рядом с ним мы находим не менее странную фигуру.
4
Насколько мне известно, личностью Свенельда/Свендельда никто из историков специально не интересовался, довольствуясь указанием, что он - «воевода Игорев». В текстах ПВЛ Ипатьевского и Лаврентьевского изводов сохранилось упоминание его «отроков», которые «изоделеся суть оружьемь и порты» [Ип., 42], и только обращение к НПЛ восстанавливает предшествовавший некогда этой фразе текст, в котором Свенельд предстает своего рода «мажордомом» Игоря, держащим в своих руках как проведение военных акций против окрестных племен, так и сбор дани с «углечей» и «деревлян», из-за чего дружина Игоря заключила, что «се даль еси единому мужеве много» [НПЛ, 109]. Объяснение причин такого расположения Игоря к Свенельду, скорее всего, выпало из текста ПВЛ при очередном его сокращении, однако несколько сохранившихся реплик и тот факт, что в момент смерти Игоря Свенельд находился «в Киеве» вместе с Ольгой и «кормильцем» (т.е. 'дядькой') Святослава, Асмудом, достаточно хорошо объясняет самоволие молодого князя, за что ему пришлось поплатиться жизнью.
В последующем Свенельд вместе с тем же Асмудом сопровождают Святослава (и Ольгу) в карательной экспедиции против деревлян [Ип., 46], после чего Асмуд исчезает совершенно, а Свенельд неожиданно возникает в самом конце рассказа о войне Святослава с Цимисхием [Ип., 60-61], благополучно возвращается из-под Доростола в Киев к сыну Святослава, Ярополку, и там становится подстрекателем братоубийственной войны в
«СТАРЫЙ» ИГОРЬ, ОЛЬГА, СВЯТОСЛАВ И СВЕНЕЛЬД____________________
229
отместье за своего сына, убитого Олегом Святославичем на охоте [Ип., 62-63]. Тем самым, оправдывается комментарий «краеведа» в ст. 6453/945 г. (дубл.) к его имени, что Свенелд «тоже отець мьстишинъ», что, скорее всего, является испорченной в архетипе фразой «тоже мсти сына». Дальнейшая его судьба после смерти Олега Святославича неизвестна. Попытка А.А. Шахматова объявить все упоминания Свенельда интерполяциями, а его самого и его сына «Мстишу» представить действительными убийцами Игоря, чтобы вывести из этого заключение о намерении сводчиков составить с помощью Свенельда/Свенгельда «легендарную генеалогию» Владимира Святославича84, не вызвала сочувствия исследователей и была оставлена ее автором.
И всё же следует признать, что основания для сомнений по поводу Свенельда у А.А.Шахматова были, хотя не в том плане, как он их попытался развернуть.
История Свенельда оказывается слишком растянутой во времени. Даже если предположить, что в 920-925 гг., когда с наибольшей вероятностью родился Игорь, Свенельду было уже 30 лет, к моменту поражения Святослава у Доростола ему оказывается не менее 75 лет, тогда как к моменту убийства Олега «древлянского» ему идет уже девятый десяток - вещь совершенно невероятная для активно действующего воеводы X в. Эту коллизию Шахматов почувствовал интуитивно, не делая расчетов, и предположил, что при переработке текстов в ст. 6483/975 и 6485/977 гг. имя воеводы Ярополка - Блуд, было заменено именем Свенельда85, тогда как действительным воеводой у Святослава был «кормилец» последнего Асмуд, почему Свенельд и не упоминается при перечислении всех походов Святослава - на «козар», ясов, касогов, вятичей и даже болгар86.
Замечание справедливое, однако мне представляется, что сокращать историю жизни Свенельда следует с ее конца, признав интерполяцией упоминания его имени в ст. 6480, 6483 и 6485 гг., т.е. там, где их полагал достоверными Шахматов, а, равным образом, и в завершении ст. 6479/971 г. (вместе с «договором Святослава»), поскольку они принадлежат исключительно литературе, а не истории. Как я уже заметил, в битвах с византийцами под стенами Преславы, а затем и под стенами Доростола участвовал, а затем был убит некий Сфенкел/Сфангел, по
____________________
84 Шахматов А.А. Разыскания…, с. 370-378.
85 Там же, с. 364.
86 Там же, с. 369.
230____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
Льву Диакону - третий, по Скилице и ПВЛ - второй по значению человек в войске росов после Святослава87. Такая неопределенность статуса «вождей росов» после Святослава позволяет думать, что оба они, Икмор и Сфенкел, возглавляли союзные, однако независимые по отношению к Святославу отрады росов. Поэтому синтагма «при Свенгельде» договора 971 г. скорее всего может быть объяснена заменой стоявших здесь в подлиннике имен Сфенкела и Икмора, в первом из которых «краевед-киевлянин» увидел знакомого ему Свенелда/Свенгельда и, «поправив» его, не задумываясь выбросил другого члена этого триумвирата, противостоявшего Цимисхию.
Другими словами, «воскрешение» Свенельда во время заключения мира под Доростолом, его возвращение в Киев к Ярополку и трагическая роль, которая отведена ему в братоубийственной резне сыновей Святослава (ст. 6479/971 - 6485/977 гг.), оказываются целиком на совести «краеведа», рукой которого и созданы все эти новеллы, некогда входившие в единое повествование, не разнесенное по годовым статьям. Более того, изначальная связанность Свенельда с Игорем и древлянами/деревлянами, которых он воюет, «примучивает», с которых берет дань «черной куной» (т.е. двойную), повторяя действия Олега после его утверждения в Киеве, делает вероятным предположение, что первоначально в истории Игоря именно Свенельд выступал в качестве его воспитателя, опекуна и воеводы до совершеннолетия, и только обнаружение договора Олега с греками заставило «краеведа» отодвинуть Свенельда в тень, передав его функции новооткрытому русскому князю.
В настоящее время исследователь не располагает фактами, способными пролить свет на происхождение Игоря, Свенельда и Асмуда, как в плане исторической реальности, так и в отношении нарративных источников, использованных автором повествования об этих лицах. Возможно, более тщательное изучение списков ПВЛ в отношении сюжетов, связанных с Олегом, Игорем и Ольгой, поможет выяснить их взаимозависимость, в частности, принадлежность известного фрагмента, представленного в новелле об Олеге («и живяше Олегъ, миръ имея къ всемъ странамъ, княжа в Киеве; и приспе осень, и помяну Олегъ конь свои» [Ип., 28]) и повторенного в рассказе об Игоре («Игорь же нача княжити въ Киеве, миръ имея къ всемъ странамъ; и приспе осень, и нача мыслить на деревляны» [Ип., 42]). С точки зрения логики,
____________________
87 Лев Диакон. История, кн. VIII, 5, 7; с. 71 и 72; кн. IX, 2; с. 76; Скилица. О войне с русью…, с. 125 и 128.
«СТАРЫЙ» ИГОРЬ, ОЛЬГА, СВЯТОСЛАВ И СВЕНЕЛЬД____________________
231
он первичен в контексте рассказа об Игоре, поскольку сбор дани («полюдье»), как известно, происходит именно осенью, тогда как «вспомнить о коне» можно было в любое время, и указание на «осень» в случае с Олегом ничем не оправдано.
Однако можно ли быть уверенным, что история с конем изначально принадлежала истории Олега? Логично предположить, что данный сюжет был «переадресован» ему так же, как роль Свинельда в отношении Игоря и походы на «радимичей», «козар» и «деревлян». При этом стоит учесть два обстоятельства: во-первых, известие об Олеге и его смерти новгородский летописец мог почерпнуть только из ПВЛ, обратная зависимость здесь исключена, и, во-вторых, «смерть от коня» не могла быть связана с Игорем. Эти два факта дают возможность в качестве рабочего варианта, не более, выдвинуть предположение о существовании некоей «саги о Свенельде», воспитателе Игоря, причем перенос на Олега функций Свенельда неизбежно ставит вопрос об «усвоении» Олегу и смерти Свенельда от коня «на пятый год после похода на греков», т.е. в 946 г., сразу после разгрома «деревлян», что хорошо согласуется с последующим исчезновением имени Свенельда из повествования. Более того, упоминание имени Свенельда в паре с Асмудом, «кормильцем» Святослава, приводит на память другую пару - Одда и его побратима Асмунда, поскольку образ Свенельда, выступающего против «деревлян» на коне (вместе со Святославом и Асмудом, в противоположность Олегу и Игорю, предводительствующих «морскими росами»), больше согласуется с характером предсказанной смерти, нежели образ жизни Олега. В таком случае может оказаться, что Свенельд и Асмуд в своем отношении к Игорю и Святославу изначально восходят не к саге об Одде и не к рассказу об Игоре и Святославе, а к эпическому протосюжету мести Ольги, на что указывают их германские имена.
Последовательное рассмотрение известий ПВЛ о первой княжеской династии росов/русов, какими являются Игорь, Ольга, Святослав и действующие рядом с ними Свенельд и Асмуд, приводит к выводу о недостоверности (исключая тексты договоров) абсолютного большинства сообщаемых здесь фактов, и, соответственно, об отсутствии достоверных хронологических ориентиров в самом тексте, что далеко не всегда учитывается исследователями, относящимися с доверием к хронометрии ПВЛ и к тем баснословиям, которые заключены в ее статьях. Такими, безусловно не адекватными действительности сведениями можно считать рассказ о событиях похода Игоря под 6452/944 г., подтверждение которому пытаются найти в так
232____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
называемой «добруджанской надписи»88, о четырех местах Ольги под 6453/945 и 6454/946 гг., сообщение об «устроении» Ольгой земель под 6455/947 г., рассказ о поездке в Константинополь под 6463/955 г., новеллу о печенежском князе и воеводе Претиче под 6476/968 г., практически всё повествование о войне Святослава с греками под 6479/971 г. и обстоятельствах его зимовки в Белобережье, представляющие читателю легендарные версии событий, имевших место в исторической реальности.
В этом плане особенный интерес для дальнейших исследований может представлять известное заявление, вложенное «краеведом» в уста Святослава, о его желании «жити в Переяславци в Дунай, яко то есть среда земли моей». Почему-то оно не вызывает удивления ни у его «бояр», ни у матери, которая только просит подождать ее смерти, после чего «иди, амо же хощеши» [Ип., 55], хотя на самом деле является своего рода программой и оправданием последующих «болгарских войн». На первый взгляд, здесь идет речь о завоевании Болгарии с целью переноса туда столицы «Руси» - замысел дерзкий, но возможный, однако его реализация, как это представлено у Льва Диакона, вызывает множество недоумений у историка, поскольку «завоевание» сопровождается беспрецедентным в истории фактом сохранения правящей династии, царской сокровищницы, захваченной впоследствии Цимисхием, и отсутствием посягательства Святослава на какие-либо реальные властные функции, титулы и ин-сигнии, кроме объединенного командования росами/русами и болгарской армией против греков. Удивление вызывает и та легкость, с какой, воспользовавшись приглашением императора Никифора «воевать Болгарию», переданным через Калокира, Святослав всего с 10 тысячами росов захватил Первое Болгарское царство, не вызвав, по сути дела, серьезного сопротивления болгарского войска и населения.
Перечисленные обстоятельства, а также странное в его устах выражение, что Переяславец на Дунае «есть среда земли моей», заставляет сопоставить всё изложенное, во-первых, с вероятным фактом происхождения его матери из болгарской Плиски, а, во-вторых, с беспрецедентным приемом ее Константином Порфирогенитом, сопоставленным Ж.-П.Ариньоном с приемом «опоясанной патрикии», т.е. свойственницы императора ромеев89. И то, и другое заставляет видеть в Ольге если и не племянницу царя Симеона, то, безусловно, представительницу бо____________________
88 Рыбаков Б.А. Киевская Русь и русские княжества XII-XIII вв. М., 1982, с. 354-356.
89 Ариньон Ж.-П. Международные отношения…, с. 120.
«СТАРЫЙ» ИГОРЬ, ОЛЬГА, СВЯТОСЛАВ И СВЕНЕЛЬД____________________
233
ковой ветви его рода, что, в свою очередь, делает вполне реальными (и обоснованными) притязания Святослава на свою долю «болгарского наследства» после смерти царя Петра Симеоновича 30.1.969 г.90, женившегося еще в 927 г. на византийской принцессе 91, которому наследовал его сын, Борис II Петрович.
У нас нет оснований не доверять рассказу Льва Диакона о подстрекательствах Святослава византийским двором к военным действиям против Болгарии, однако только в свете предположений о его родственных связях с болгарской династией становится понятным, почему выбор пал именно на него, а не на печенегов или угров. С другой стороны, приурочение автором ПВЛ намерения Святослава отправиться в «Переяславец на Дунае» (в котором вероятнее видеть не городок в низовьях Дуная, как то обычно считают, а болгарскую столицу Преславу/Перея-славль) ко времени перед смертью Ольги, последовавшей 11.7.969 г., т.е. вскоре после смерти Петра Симеоновича, указывает на династическую подоплеку событий, что привело, в конечном итоге, к разделению не земель, а власти (на светскую и военную) между Борисом II и Святославом по принципу, хорошо известному у тюркских народов в древности, в том числе и у болгар92.93
____________________
90 Златарски В. История на Българската държава…, т. I, ч. 2, с. 562.
91 Там же, с. 511-514.
92 Из повествования Льва Диакона следует, что Борис II вместе с семьей оставался в Преславе, где для охраны города был размещен большой гарнизон росов, в то время как резиденцией Святослава оставался Доростол на Дунае. (Лев Диакон. История, VIII, 6 и 8; с. 72).
93 В дополнение к высказанному ранее замечанию, что термин «черная куна» означала не «кунью шкурку», а повторную, двойную дань (см. с. 200), хочу добавить, во-первых, что термин этот встречен только в документах новгородского происхождения XV в. (что поднимает вопрос о времени обработки летописного рассказа и достоверности его сведений), и, во-вторых, является синонимом понятия «черный бор», обозначая экстремальный, целевой побор с тяглового населения определенной территории. Теоретическая возможность его применения специально оговаривалась новгородцами при заключении договоров с князьями, но в каждом конкретном случае для его выполнения требовалось специальное решение новгородской господы и веча. См.: ГВНП, М.-Л. 1949, № 21 (с. 38-39), № 23 (с. 42), № 27 (с. 49), № 70 (с. 116), №77 (с. 130-131).
234____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
ЯРОПОЛК И ВЛАДИМИР, СВЯТОПОЛК И ЯРОСЛАВ
Одним из центральных сюжетных «блоков» ПВЛ является история крещения и последующего просвещения Русской земли, связанная с именами Владимира Святославича и Ярослава Владимировича, а равным образом и с историей первых русских святых, Бориса и Глеба. В определенном смысле она оказывается «краеугольным камнем» русской историографии, получившим свой окончательный вид под пером «краеведа-киевлянина» не ранее первой четверти XII в., на котором в последующие века строилась русская историография вообще и история русской Церкви в частности. В первой ее части излагается история вокняжения Владимира в Киеве, упоминаются его походы на окрестные племена и государства, обстоятельства его личного крещения и крещения «земли Русской», рассказывается о его реформах в области просвещения, юрисдикции, церковного и городового строительства. Вторая часть открывается смертью Владимира, последовавшей за ней братоубийственной борьбой за киевский престол между Святополком и Ярославом, которая завершилась победой Ярослава и заключенным им соглашением с Мстиславом, а после смерти последнего - единовластным княжением Ярослава в Киеве и его широкой церковной и градостроительной деятельностью.
Такое расположение материала о деятельности Ярослава, оказавшегося при последующем хронометрировании ПВЛ под 6545/1037 г., дало основание А.А.Шахматову предположить, что данной статьей заканчивался Древнейший киевский летописный свод, созданный сразу же по завершении строительства киевского храма Софии, и лишь значительно позднее пополненный известием о смерти князя и указанием, что «жить же всехъ леть Ярослав 70 и 6» [Ип., 151], тем самым позволяя считать датой его рождения 978 г.' Основанием такого ограничения послу____________________
1 Шахматов А.А. Разыскания о древнейших русских летописных сводах. СПб., 1908, с. 414-416.
ЯРОПОЛК И ВЛАДИМИР, СВЯТОПОЛК И ЯРОСЛАВ____________________
235
жило историку как завершение под 1037 г. рассказа о деятельности Ярослава, так и наличие в «хронологической» статье 6380/852 г. определенного обособления княжений Ярополка, Владимира и Ярослава («Ярополкъ княжи леть 8; Володимеръ княжи леть 37; Ярославъ княжи леть 40») как от предшествующей группы князей (Олега, Игоря, Святослава), где употреблена синтагма «от перваго лета… до перваго лета…», так и последующей, указывающей сумму лет «отъ смерти… до смерти…» [Ип., 13].
Оставляя в стороне вопрос о существовании Древнейшего киевского свода, я считаю более корректным говорить о сочинении, которое, во-первых, несло на себе безусловный отпечаток работы «краеведа-киевлянина», что вместе с использованием лексемы "варяги" относит создание этого блока известий к первой четверти XII в., а, во-вторых, являло собой единый, ныне разнесенный по годовым статьям текст, в котором, наряду с другими интерполяциями, самой явной и крупной оказывается «Повесть об убиении Бориса и Глеба», разорвавшая единый рассказ о вокняжении Святополка под 6523/1015 г. Текст этот, как я покажу ниже, не был отграничен от предшествующего повествования об Ольге и Святославе, будучи связан с ним стилистически и структурно, тогда как расчет времени княжения, в чем легко убедиться, основан уже на «сетке лет», приобретенной ПВЛ значительно позднее.
Действительно, указание на сорокалетние княжение Ярослава соответствует времени от его первого упоминания в Новгороде (1014 г.) до момента смерти в 1054 г., оставляя читателя в неведении относительно того, что он делал и где был на протяжении 36 предшествующих лет. При этом выясняется, что в ст. 6522/1014 г. Ярослав назван всего только «посадником» («и тако даху вси посаднице новьгородстии, а Ярославъ поча сего не даяти» [Ип., 115]), вызывая вопрос: с какого же момента следует исчислять «княжеский стаж» Ярослава - с упоминания его «посадником новгородским», или же с занятия им киевского «стола»? Ни та, ни другая дата не согласуются с обозначенной, показывая, что для обработчика этого материала предшествующая история Ярослава оставалась совершенно неизвестна. Соответственно, и роспись сынам Владимира и их княжениям, находящаяся в конце ст. 6496/988 г., которая поместила Ярослава сначала в Ростове, а затем пересадила его в Новгород, могла появиться не ранее XII в., будучи попыткой обрисовать исходную ситуацию на основании представлений этого времени. Последнее тем более любопытно, что в тексте ПВЛ Ярослав со своим отказом выпла236____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
ты «2000 гривенъ отъ года до года Кыеву» [Ип., 114-115] появляется как deus ex machina в конфликтной ситуации, чтобы в результате последовавшей за смертью Владимира долгой братоубийственной войны установить свое «единовластие» в Руской земле.
Однако не будем забегать вперед.
Как я уже отмечал, история Владимира в тексте ПВЛ начинается не с его столкновения с Ярополком, а гораздо раньше. Впервые его имя упомянуто вместе с именами Ярополка, Олега и их бабки Ольги в «печенежской» новелле 6476/968 г., посвященной воеводе Претичу, где указано их нахождение «в Киеве» [Ип., 53]. Уже следующее упоминание Владимира в ст. 6478/970 г. выдвигает его на передний план, поскольку вся она посвящена его происхождению и причинам, по которым он стал новгородским князем («придоша людие новъгородьстии, просяще князя со-бе»). Одновременно с ним на сцене появляется его «уй Добрыня». Так впервые читатель узнает, что «Володимиръ бо бе от Малуши, милостьнице Ольжины, сестра же бе Добрыня, отець же бе има Малъко любчанинъ, и бе Добрыня оуи Володимиру» [Ип., 57]. Любопытно, что в отличие от Ярослава начало «княжеских лет» Владимира, согласно приведенной «росписи», приходится не на 6478/970 г., а только на 6486/978 г., который вообще ничем не отмечен в ПВЛ, заставляя предполагать, что и в данном случае перед нами такой же хронометрический сдвиг, как тот, что можно наблюдать в описании событий княжения Олега и Игоря. С другой стороны, здесь можно предполагать наличие последующих сокращений, в результате которых из текста исчезло описание событий биографии Владимира, предшествовавших его схватке с Ярополком и захвату Киева.
Подтверждением такой возможности служит упоминаемая в начале ст. 6488/980 г. история с отвергнутым сватовством Владимира к Рогнеде, дочери полоцкого князя Рогволода, помещенная между сообщением о возвращении Владимира в Новгород с «варягами» и его походом на Киев. Поскольку такая последовательность действий Владимира в исторической реальности представляется маловероятной (в этом убеждает развитие действия, когда, отправив к Ярополку его посадников со словами «Володимиръ вдеть на тя, пристраивайся противу битися», Ярослав «седе в Новегороде и посла к Роговолоду» со сватовством, после чего предпринимает военную экспедицию не на Киев, а на Полоцк), остается думать, что здесь мы имеем дело со следами значительного сокращения текста, излагавшего сюжет, хронологически предшествующий конфликту между Ярополком и Владимиром.
ЯРОПОЛК И ВЛАДИМИР, СВЯТОПОЛК И ЯРОСЛАВ____________________
237
Правомочность такого заключения подтверждает ст. 6636/1128 г. Лаврентьевской летописи, находящаяся за пределами собственно ПВЛ [Л., 299-301], которая содержит более подробный и законченный рассказ о полоцком походе. Суть его в том, что, получив отказ при сватовстве к Рогнеде, дочери полоцкого князя Рогволода, «пришедшего из-за моря», Владимир со своим «уем Добрыней» подвергает разгрому Полоцк и беспощадно расправляется с родителями и братьями Рогнеды (по версии, сохранившейся в Лаврентьевском списке, перед этим он по требованию Добрыни насилует Рогнеду на глазах ее родителей2). В такой ситуации весьма странной оказывается причина похода: Владимиру отказывает не Рогволод, а сама Рогнеда, «желающая Ярополка», хотя о каких-либо матримониальных притязаниях Ярополка к Рогнеде ничего не известно. Более того, в статье 6485/977 г. определенно сказано, что у него уже есть «жена грекиня», поэтому фраза о том, что «в се же время хотяху вести Рогънедь за Ярополка» [Ип., 64], вызывает естественное недоумение.
Разобраться во всём этом помогает сопоставление «канонического» текста о полоцком походе в статье 6488/980 г. с его более полной версией, сохранившейся в Лаврентьевском списке, где главным действующим лицом оказывается не Владимир, а его «уй» Добрыня, а также фраза, что Владимир «седе в Новгороде и посла к Рогволоду Полотьску, глаголя: хощу пояти дщерь твою жене». Она заставляет думать, что первоначально конфликт между сыновьями Святослава возник не из-за притязаний Ярополка на абсолютную власть в «Руской земле», както инкриминировалось последнему, чтобы обелить Владимира в его притязаниях на Киев, а из-за отвергнутого сватовства Владимира к «Рогнеде, дщери Рогъволоже», которая в окончательной редакции ПВЛ становится матерью не только Изяслава, но и Ярослава [Ип., 67]. Между тем, в ошибочности последнего утверждения убеждает заключительная фраза рассказа о насилии над Рогнедой ст. 6636/1128 г. Лаврентьевского списка, из которой видно, что ее автор не считал Изяслава сыном Владимира, поскольку потомки Изяслава (Владимировича) - «роговоложи внуци» - противопоставлены им «Ярославлим внуком» («и оттоле мечь взимають Роговоложи внуци противу Ярославлим внуком» [Л., 301]). Из этого можно сделать ряд выводов, а именно: во-первых, рассказ о полоцком походе имел самостоятельное хождение в составе цикла рассказов о Владимире и Добрыне и лишь потом был адаптирован в состав ПВЛ в соответствии с за____________________
2 О противоречиях текста см.: Лихачев Д.С. Комментарии. // Повесть временных лет, т. II. М.-Л., 1950, с. 320-322.
238____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
мыслом «краеведа-киевлянина», следы работы которого явственно проступают во всех этих фрагментах; во-вторых, он возник не ранее XII в., поскольку речь в нем идет уже о «внуках» Изяслава и Владимира, но до обработки текста ПВЛ, поскольку в изначальном его тексте [Л., 299-301] отсутствует упоминание о «варягах», которых не знает предшествующий цикл рассказов об Ольге, Святославе и Олеге Святославиче.
Но это еще не всё. Рассказ о сватовстве Владимира к Рогне-де, поставленный в связь с походом на Ярополка, оказывается анахронизмом в самой биографии Владимира, потому что описывает событие, которое должно было произойти вскоре после переезда Владимира с Добрыней из Киева в Новгород. На это указывает фраза, сохранившаяся в редакции Лаврентьевской летописи «Роговолоду держащю и владеющу и княжащю Полотьскую землю, а Володимеру сущю Новегороде, детьску сущу еще и погану» [Л., 299], от которой в Ипатьевской летописи осталось только слова «и седе в Новегороде» [Ип., 63], выдающие попытку очередного редактора сменить акценты мотивации отказа Рогнеды: в ПВЛ Рогнеда просто предпочитает Ярополка Владимиру, тогда как в первоначальном (лаврентьевском) варианте она предпочитала киевского князя «робичичу» («не хочю розути робичича, но Ярополка хочю» [Л., 299]).
Установив первоначальную хронологию сюжетов (поставление Владимира новгородцам и «поимание» Рогнеды), можно вернуться к братьям Владимира, рассказ о которых полностью переработан «краеведом», если судить по «Свенельду» (который был воскрешен под Доростолом, чтобы послужить причиной конфликта и затем исчезнуть так же внезапно, как появился) и по характерным для этого автора топографическим уточнениям («город, рекомый Вручий», «и бяше мость чрезъ гроблю к воротамъ городнымъ», «и есть могила его у Въручего и до сего дни»3, «и стояше Володимиръ, обрывся на Дорогожичи, и есть ровъ и до сего дне», «и есть притча и до сего дне» и пр.). По-видимому, воскрешение Свенгельда потребовалось автору, чтобы объяснить существование «Свенгельдиця», убитого Олегом на охоте, а по____________________
3 В качестве курьеза можно отметить, что, на основании ст. 6552/1044 г. о перезахоронении Ярополка и Олега, именно эту, проходную фразу А.А.Шахматов приводил в качестве доказательства работы летописца «до 1044 г.» (Шахматов А.Л. Разыскания о древнейших русских летописных сводах. СПб., 1908, с. 415), тогда как на самом деле она появилась много позднее, как и во всех остальных местах, «маркированных» лексемами «краеведа-киевлянина».
ЯРОПОЛК И ВЛАДИМИР, СВЯТОПОЛК И ЯРОСЛАВ____________________
239
следующее нападение Ярополка на Олега - следствием проведенной Свенгельдом интриги. После этого «Свенгельд» окончательно выпадает из повествования, и в следующей новелле, принадлежащей уже истории Владимира, воеводой Ярополка выступает Блуд, заставляя думать, что, даже если схватка Ярополка с Олегом является историческим фактом, в ПВЛ мы находим ее сугубо литературное, т.е. не адекватное, отображение.
Вероятно, то же самое следует сказать и по поводу новеллы 6488/980 г., ибо трудно предположить реальность человека по имени «Блуд», единственной функцией которого является передача Киева и Ярополка в руки Владимира, чтобы дать повод автору начала XII в. разразиться обличительной тирадой по поводу «то суть неистовии, иже приимъше отъ князя или отъ господина своего честь и дары, ти мыслять о главе князя своего на погубление, горьше суть таковыи бесовъ; якоже и Блудъ предасть князя своего, приимъ отъ него чести многы, сь бо бысть повиненъ крови тои» [Ип., 65]. Вполне вероятная догадка, что весь этот пассаж, как и развертка сюжета, метили в кого-то из современников автора, не облегчает задачи исследователя отыскать в этом тексте отражение событий последней четверти X в., поскольку не только «варязи», но и «поставление кумиров», и картины «блуда» Владимира («бе бо женолюбець, яко и Соломонъ»), похоже, являются не историческими фактами, а только представлениями автора.
Так, у Владимира оказываются от Рогнеды четыре сына (Изяслав, Мстислав, Ярослав, Всеволод) и «две дщери»; от«гре-кыни» - Святополк; от одной «чехыни» Вышеслав, от другой - Святослав; от «болгарыни» - Борис и Глеб; кроме того, 800 наложниц в трех гаремах вокруг Киева - в Вышгороде, Белгороде и на Берестовом. Долгое время господствовало мнение, что изображение Владимира в качестве «сексуального маньяка» («и бе несытъ блуда, и приводя к себе мужьскыя жены и девици, растля я» [Ип., 67]) требовалось автору ПВЛ, чтобы тем ярче выделить его преображение после крещения («благодать»), а, вместе с тем, сопоставить его с Соломоном, представляющим «ветхий закон», который «мудръ же бе, а на конець погибе; сь же бе невегласъ, на конець обрете спасение» [Ип., 67]. Главным аргументом в пользу такого мнения, кроме уже приведенных цитат, было отсутствие подобных прецедентов у других князей, поскольку все они в ПВЛ предстают правоверными моногамными семьянинами, что не раз подчеркивалось исследователями.
240____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
Но это вряд ли верно. Помимо того, что сам Владимир оказывается «робичичем от Малуши» (от кого появились Олег и Ярополк нам просто неизвестно), наличие института наложничества и многоженства, с которым постоянно боролась Церковь на протяжении X-XI вв. у чехов, болгар, венгров и поляков, не говоря уже о прибалтийских славянах, отмечено во многих хрониках 4, а о гареме «владетеля Матархи» (Тмуторокана) в XIII в. сообщал в своих записках известный монах Юлиан 5. Поэтому можно считать, что в описании нравов Владимира сохранились реальные черты, вполне согласные с нравами той эпохи, хотя в отношении числа «гаремов» несколько преувеличенные. Стоит напомнить также, что на крайнюю распущенность Владимира указывал в своей хронике и его современник, архиепископ мер-зебургский Титмар, называвший его «величайшим сластолюбцем» и «прелюбодеем» 6.
Вместе с тем, можно обнаружить, что единый текст, разнесенный в настоящее время по ст. 6485/977 и 6488 гг., как и описанный в нем конфликт сначала между Ярополком и Олегом, а затем между Владимиром и Ярополком, выполняет определенную сверхзадачу в этом блоке известий ПВЛ, готовя читателя к неизбежным в дальнейшем «преступлениям Святополка». Так, после сообщения о гибели Олега, безо всякого на то повода «краевед» сообщает, что «и у Ярополка жена грекини бе, и бяше была черницею, юже бе привелъ отець его Святославъ и въда ю за Ярополка, красы деля лица ея» [Ип., 63.]. Эту же тему он развивает и далее, когда, покончив с Ярополком, «Владимир же залеже жену братьню грекиню, и бе не праздна, от нея же роди Святополка. От греховнаго бо корене злой плодъ бываеть, понеже была бе мати его черницею, а второе, Володимиръ залеже ю не по браку; прелюбодейчищь бысть убо, темьже и отець его не любяше, бе бо от двою отцю, от Ярополка и от Володимира» [Ип., 66].
Последовательность событий - «залеже ю… и бе не праздна», так же как и фиксация результата - «от нея же [Владимир] роди Святополка», безусловно указывает, что Святополк был сыном
____________________
4 Успенский Ф. Первые славянские монархии на Северо-Западе. СПб., 1872, с. 165; Нидерле Л. Славянские древности. М., 1956, с. 188-189.
5 Юлиан. «О существовании Великой Венгрии, обнаруженном братом Рихардом во время господина папы Григория IX» {Аннинский С.А. Известия венгерских миссионеров XIII-XIV вв. о татарах и Восточной Европе. // Исторический архив, вып. III. M.-JI., 1940, с. 78).
6 Thietmari Merseburgensis episcopi chronicon (далее - Thietmari chronicon), VII, 72 и 73 {Назаренко А.В. Немецкие латиноязычные источники IX-XI веков. М., 1993, с. 140 и 141).
ЯРОПОЛК И ВЛАДИМИР, СВЯТОПОЛК И ЯРОСЛАВ____________________
241
именно Владимира, от которого его мать «была не праздна», тогда как формула «от двою отцю» здесь же и объясняется тем обстоятельством, что «Володимиръ залеже ю не по браку». Факт этот в высшей степени важен, поскольку безусловно снимает все сомнения в отцовстве Владимира, возвращая Святополку его подлинное отчество «Владимирович», которое В.Л.Янин и многие следом за ним поспешили изменить на «Ярополкович» 7. Вместе с тем, данное обстоятельство требует пересмотра выдвинутой историком схемы развития лично-родовых знаков русских князей X-XI вв., причем как в отношении Святополка, так и в отношении Изяслава Владимировича. Последнему без каких-либо серьезных оснований Янин усваивает «древнейшую русскую печать Х века», связывая ее изображение с «тамгой Владимира Святославича», имеющую с ней весьма отдаленное сходство 8.
Указанием на время сложения всего повествования о «Владимире в язычестве» могло бы служить описание языческих треб «на холъму вне двора теремного», поскольку автор тут же отметил, что «преблагыи Богь не хотяи смерти грешникомъ: на том холме ныне церкы есть святаго Василья, якоже последе скажем» [Ип., 67], тем более, что в ст. 6496/988 г., завершая рассказ о крещении Русской земли, он сообщил, что Владимир «постави церковь святаго Василья на холме, идеже стояша кумири Перунъ и прочии». Однако единственная церковь св. Василия в Киеве, которую знают южнорусские своды («яже стоить в Киеве на Велицемь дворе»), была священа «великимъ священиемъ» только 1-го января 1183 (сентябрьского) года [Ип., 634], хотя можно допустить, что речь могла идти о ее предшественнице. Однако действительным хронологическим индикатором здесь оказывается фраза о «дворе теремном», который первый раз появляется в комментариях «киевлянина-краеведа» к первой мести Ольги, а затем фигурирует в рассказе о западне, приготовленной Блудом Ярополку, и участие в расправе над Ярополком «двух варягов», что переносит весь текст в первую четверть XII столетия. В связи с этим встает вопрос и о достоверности рассказа о «кумирах Владимира», перечень которых вполне мог быть почерпнут «краеведом» из учительной литературы или из окружающей его действительности, если правы в своих выводах о структуре и да____________________
7 Янин В.Л. Актовые печати Древней Руси, т. 1, М., 1970, с. 38-40 и др.
8 Янин В.Л. Древнейшая русская печать X в. // КС ИИМК, 57, М., 1955, с. 39-46; он же. Актовые печати…, т. I, с. 41 и 166; с. 249, тб. 1, рис. 2; с. 281, тб. 33, рис. 2.
242____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
тировке языческих святилищ этого времени изучавшие их И.П.Русанова и Б.А.Тимощук9.
Тому же времени и той же руке принадлежит рассказ о мучениках-варягах под 6491/983 г., на что указывают как употребленные здесь лексемы «невегласи» и «варяги», ни разу не встреченные в текстах раннего происхождения, так и морализирующее заключение, ставящее данный фрагмент в один ряд с подведением итогов крещения Ольги (ст. 6463/955 г.), описанием ее смерти (ст. 6477/969 г.), сентенциями по поводу предательства Ярополка Блудом (ст. 6488/980 г.) и сравнения Владимира с Соломоном. Однако главная его роль в повествовании о Владимире заключалась в предвосхищении последующего обновления «земли и человеков»: как на месте идольского капища Владимир воздвигает «церковь св. Василия», так и в данном случае о «варяге» сказано, что «бе дворъ его, идеже бе церкви святыя Богородица, юже създа Володимиръ» [Ип., 69].
Что же касается походов Владимира (на ляхов и вятичей в 6489/981, на вятичей в 6490/982, на ятвягы в 6491/983 гг.), то вряд они имели место в действительности. В первую очередь это относится к походу 6489/981 г., достоверность которого и даже саму возможность подобных военных действий категорически отрицал следом за своими предшественниками В.Д.Королюк10. Столь же малодостоверно сообщение о походе на вятичей, поскольку сделанное здесь же замечание, что Владимир их «победи и възложи на ня дань от плуга, якоже отець его ималъ» [Ип., 69], сразу ставит его в один ряд с таким же походом Святослава и напоминает о дани вятичей козаром «по щелягу от рала» под 6472/964 и 6474/966 гг. Более любопытны сюжеты ст. 6492/984 г. о походе на радимичей и ст. 6493/985 г. о походе на болгар. Судя по стилистике, они заимствованы из того же цикла рассказов о Владимире и Добрыне, что и рассказы о «выборе Владимира» новгородцами и поставлении Добрыней кумира Перуна над рекою в Новгороде, т.е. принадлежат к области литературы и тому же хронологическому пласту, как и другие подобные сюжеты. Последнее подтверждается присутствием «торков», сопровождающих флотилию Владимира по берегу. Как известно, торки впервые отмечены возле Киева на Днепре лишь в 50-х гг. XI в., селить их по р. Рось стали еще позднее, поэтому описанная ситуация могла возникнуть не ранее конца XI или первой четверти XII в., что еще раз подтверждает вероятное время сложения
____________________
9 Русанова И.П., Тимощук Б.А. Языческие святилища древних славян. М., 1993.
10 Королюк В.Д. Западные славяне и Киевская Русь. М, 1964, с. 79-82.
ЯРОПОЛК И ВЛАДИМИР, СВЯТОПОЛК И ЯРОСЛАВ____________________
243
владимиро-добрынинского цикла, отразившего на страницах ПВЛ историю «язычника Владимира».
Совсем иным предстает этот князь в последующей подготовке крещения руси/Руси.
Я сознательно оставляю в стороне вопросы об обстоятельствах и времени действительного крещения Владимира, о возможной истории текста «испытания вер» и «речи философа» - всё то, чему посвящена обширная литература. Как известно, АА.Шахматов предположил, что история обращения Владимира списана с предания о Борисе-Михаиле болгарском, а «русское сказание перелицевало болгарское; русский компилятор поступил почти так же, как Нестор, воспользовавшись для составления жития Феодосия - болгарским переводом жития Саввы, почти так же, как писец Изборника 1073 года, заменивший в послесловии имя болгарского царя Симеона именем князя Изяслава (Святослава)» 11.В определенной мере этот вывод филолога поддержал А.С.Львов, который нашел в «речи философа» элементы западнославянские, восточноболгарские, греческие и русские, заключив, что первоначально текст был написан на греческом языке, переведен для мораван, использован в Болгарии, а затем попал на Русь 12.
Однако самое примечательное в этом рассказе о знаменательном событии в русской истории - совершенно иной образ Владимира, испытующего веры и осаждающего Корсунь, чем Владимира языческого периода. И дело здесь не в замысле или тенденциозности автора-обработчика, каким оказывается всё тот же «краевед-киевлянин» с его полемическими выпадами по поводу места крещения Владимира («се же не сведуще, неправо глаголють, яко крестился есть в Кыеве, инии же реша - в Василеве» [Ип., 97]), о «конех [первоначально - иконах? - А.Н.] медяны» («иже и ныне стоять за святою Богородицею, якоже не ведуще мнятся мраморяны суща» [Ип., 101]), а в исходном материале, которым он пользовался, в изначальной независимости текстов, заставляющих порою полагать, что они повествуют о разных исторических личностях. Владимир «корсунской легенды» не женат, не знает «варягов» и окружен русами, т.е. обрисован в пол____________________
11 Шахматов А.А. Один из источников летописного сказания о крещении Владимира. // Сборник статей по славяноведению, посвященных проф. Марину Степановичу Дринову (Сборник Историко-филологического общества, состоящего при Императорском Харьковском университете, т. XV). Харьков, 1908, с. 74.
12 Львов А. С. Исследования Речи философа. // Памятники древнерусской письменности. М" 1968, с. 333-396).
244____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
ном соответствии с греческими и арабскими источниками, описывающими обстоятельства его крещения и женитьбы13.
В том, что автор ПВЛ в данном случае только обрабатывал, а то и прямо использовал уже существовавшие до него тексты, может служить упоминание апостола Павла в качестве учителя не «руси», что с такой страстностью защищал этот автор в сюжете о «преложении книг», а «немцев», т.е. латынян, пришедших «от Рима», по поводу которых в поучении после крещения Владимиру было сказано «не принимай же от латыне учения, их же учение развращено» и пр. [Ип., 100], заставляя полагать здесь интерполяцию антилатинской ревизии, возможность которой К.К. Висковатый допускал для Киева не ранее второй половины или конца XII в. 14
Не подвергая специальному критическому рассмотрению вопрос о действительном месте крещения Владимира, хочу здесь обратить внимание будущих исследователей на некоторые факты, которые необходимо иметь в виду. Обработчик «корсунской легенды», в котором легко обнаружить «киевлянина-краеведа» по излюбленным оборотам речи (напр., что «полата Володимеря [в Корсуни] воскрай церкви стоит и до сего дни»), местом крещения называет «церковь святой Софии» и протестует против мнения несведущих, что князь крестился в Киеве или же «в Василеве». Попытку Д.СЛихачева истолковать последний топоним в качестве неправильно понятого одним из переписчиков термина "базилика", т.е. 'церковь'15, вряд ли можно считать продуктивной. Учитывая значение, которое придавалось крещению князя росов и его беспрецедентной женитьбе на византийской принцессе (в первую очередь, получение Константинополем срочной военной помощи в виде десятитысячного корпуса росов), можно полагать, что обе церемонии (крещение князя и бракосочетание) имели место в центральном храме столицы империи, Цесареграде, что является точной калькой греческого «» 16, который при последующей редактуре и превратился в «Василев». Последнее тем более вероятно, что по____________________
13 Розен В.Р. Император Василий Болгаробойца. Извлечения из летописи Яхьи Антиохийского. СПб., 1883; Васильевский В.Г. Труды, т. II, вып. 1. СПб., 1909, с. 81-83.
14 Висковатый К. К вопросу об авторе и времени написания «Слова к Изяславу о латинех». //Slavia, XVI. Praha, 1938, S. 535-567.
15 Лихачев Д.С. Комментарии. // Повесть временных лет, т. 2. М.-Л., 1950, с.338
16 Львов А.С. Лексика «Повести временных лет». М., 1975, с. 196-197.
ЯРОПОЛК И ВЛАДИМИР, СВЯТОПОЛК И ЯРОСЛАВ____________________
245
ход исторического Владимира под Корсунь имел место спустя несколько лет после крещения.
Возвратив новообращенного Владимира в Киев, «краевед» не забыл выполнить предвозвещенную читателям ранее программу: низвержение Перуна, построение церкви св. Василия, крещение киевлян, не забыв и «дьявола», в рассказе о мучениках-варягах надеявшегося найти себе здесь жилище, поскольку «зде бо не суть учили апостоли, ни пророци прорекали» [Ип., 70], теперь же напоминавшего, что «зде бо мнехъ жилище имети, яко зде не суть учения апостольская» [Ип., 102]. Соответствующая версия о «низвержении кумиров» по образцу киевского сказания, похоже, была разработана и для Новгорода (на Волхове?), где главным действующим лицом выступал «Аким/Иоаким корсунянин» 17, точно так же спускающий идола Перуна вниз по течению реки.
Но если с идолами расправиться было сравнительно легко, то приходилось считаться с наличием у Владимира детей, оказывавшихся на положении внебрачных, причем если в статье 6488/980 г. у него показано 8 сыновей и две дочери [Ип., 67], то по второй версии сыновей оказывается уже 12 [Ип., 105], которых надлежало «развести» из Киева 18. Насколько изложенное в тексте распределение «столов» соответствует представлениям первой четверти XII в., показывает тот факт, что Святополку Владимировичу достался г. Туров, где в конце XI в. находился другой Святополк, сын Изяслава Ярославича [Ип., 199 и 208]. Естественно, что исследователь не имеет права использовать эти перечни имен и распределение княжений в качестве исторического источника, не доказав предварительно их достоверность или хотя бы возможность данных княжений и не ссылаясь на «припоминания» поздних списков ПВЛ, как то делается до сих пор весьма часто. К тому же стоит помнить, что современник Владимира, Титмар из Мерзебурга, знает о наличии у него только трех сыновей, из которых один - Святополк - был женат на дочери Болеслава I Храброго 19.
____________________
17 Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов, М.-Л., 1950, с. 159-160; в Иоакимовской летописи его функцию исполняют Добрыня и Путята {Татищев В.Л. История Российская, т. I. М.-Л., 1962, с 112-113.
18 Искусственность последнего списка в подражание «12 сыновьям Измайловым» продемонстрирована И.Н.Данилевским (Данилевский И.Н. Библеизмы Повести временных лет. // ГДРЛ, сб. 3. М., 1992, с. 93).
19 Thietmari chronicon, VII, 72 (Назаренко А.В. Немецкие латиноязычные…, с. 140).
246____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
Последняя часть повествования о Владимире столь же скудна фактами, как и две первые. Оставляя в стороне две новеллы из «печенежского цикла» (о юноше-кожемяке под 6501/993т. и о знаменитом «белгородском киселе» под 6505/997 г.), связанные не столько с Владимиром, сколько с легендами о новопостроенных городах «по Десне, Устрьи, по Трубешеви, и по Суде, и по Стугне» [Ип., 106], главным здесь оказывается разорванный ими текст рассказа о построении «церкви святыя Богородица», предвосхищенного новеллой о мучениках-варягах. Он является продолжением рассказа о корсунском крещении, поскольку Владимир «поручивъ ю Настасу Корсунянину, и попы корсуньския пристави служити вь неи, вда ту все, еже бе взялъ в Корсуни, иконы, и съсуды церковныя, и кресты» [Ип., 106]. Этот рассказ, распространенный сведениями о «десятине», установлении праздника Преображения Господня, о нищелюбии Владимира, о любви к дружине (известная сентенция, что «яко серебромъ и златомъ не имамъ налести дружины, а дружиною налезу сребро и злато» использована под 6583/1075 г. по поводу сокровищ Святослава Ярославича [Ип., 190]), о попытках изменения уголовного законодательства, оказывается итоговым для князя, после чего Владимиру остается только умереть, что и происходит 15.7.1015 г. во время подготовки похода на Ярослава.
Насколько сложен состав комплекса известий о Владимире, сохранившийся в ПВЛ, показывает наличие в ее тексте трех фрагментов, каждый из которых является своего рода итогом повествования об этом князе. Так, в ст. 6488/980 г. подводится итог повествованию о Владимире-язычнике, братоубийце, лю-бострастнике, идолопоклоннике, однако в конце ее дается примечательное сравнение с Соломоном, который «мудръ же бе, а на конець погибе; сь (т.е. Владимир. - А.Н.) же бе невегласъ, на конец обрете спасение» [Ип., 67-69]20; в ст. 6499/991 и 6504/996 гг. рассказывается о Владимире - храмоздателе, просветителе, благотворителе и законодателе, обретшем веру и страх Божий, причем повествование несколько нелогично (видимо, сохраняя заключительные фразы какого-то использованного текста) заканчивается словами, что «живяше Володимиръ по строенью дедню и отню» [Ип., 112], хотя всё сказанное перед этим прямо опровергает такой вывод; наконец, в ст. 6523/1015 г., содержащей описание смерти и погребения Владимира, читатель обнаруживает панегирик покойному князю, объясняющий языческие грехи Владимира словами: «идеже умножися грехъ, ту
____________________
20 См. об этом у И.Н.Данилевского (Данилевский И.Н. Библеизмы…, с. 75-103).
ЯРОПОЛК И ВЛАДИМИР, СВЯТОПОЛК И ЯРОСЛАВ____________________
247
изобильствуеть благодать; аще бо преже в невежьстве етера быша сгрешения, последи же расыпашася покаяньемь и милостынями» и
пр. [Ип., 115-118]. Таковы три итога «жизни Владимира», похоже, представляющие этапы ее осмысления на протяжении всего XI и начала XII вв. в сознании древнерусских историографов, постепенно вытесняющих историческую (или же историко-литературную) реальность сюжета реальностью агиографического порядка.
С другой стороны, в этих напластованиях и интерполяциях, связанных как с обработкой материалов «краеведом», так и с последующей редактурой более позднего времени, (антилатинские инвективы, вставленные в поучение по крещении, рассказы о юноше-кожемяке и о закладке Белгорода, разорвавшие повествование о создании Десятинной церкви), можно уловить следы двух безусловно независимых друг от друга источников сведений о Владимире. Первый из них, древнейший, связан с этнонимом "русь", с историей осады Корсуня, крещением Владимира, женитьбой на византийской принцессе и последующем «крещением руси». Заключающиеся в нем сведения в целом соответствуют столь же скупым сведениям о Владимире, которые содержатся в греческих и восточных источниках. Второй источник, безусловно более поздний, что отмечено использованием в его тексте лексемы "варяги", восходит к XII в., отмечен именем Добрыни (происхождение Владимира, сватовство к Рогнеде, во-княжение в Киеве, установление культа Перуна, возможно, крещение новгородцев, если канонический текст ПВЛ дополнить известиями Иоакимовой летописи21) и рассказывает о Владимире-язычнике.
Примечательно, что оба эти комплекса не имеют между собой никакой связи, отличны по лексике, но одинаково заканчиваются росписью «детей Владимира» [Ип., 67 и 105], причем одинаково недостоверными. Наряду с ними существовал, похоже, самостоятельный «печенежский цикл», отдельные сюжеты которого сохранились в ст. 6476/968 г. (осада Киева и воевода Претич), 6501/993 г. (юноша-кожемяка), 6505/997 г. (белгородский кисель), а также в статье 6488/980 г. в связи с историей убийства Ярополка (Варяжько, который бежал в печенеги и «мьного воева с печенегы на Володимира», чье имя, к слову сказать, тоже указывает на XII в. как на время обработки текста). Положение этих сюжетов, разрывающих уже имевшиеся тексты, свидетельствует об их более позднем появлении, чем, к при____________________
21 Татищев В.Н. История Российская, т. I. М.-Л., 1962, с. 112-113.
248____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
меру, рассказ о храмоздательной деятельности Владимира (статьи 6499 и 6504 гг.), разорванный ст. 6500-6503 гг.
Как это всё относится к исторической реальности? Практически, никак. Вот что писал Яхья Антиохийский о византийском императоре Василии II, который летом 988 г., пытаясь подавить восстание доместика схол Варды Фоки, оказался в таком положении, что «побудила его нужда вступить в переписку с царем русов; они же были его врагами; и он просил у него помощи. И царь русов согласился на это, и просил свойства с ним. И женился царь русов на сестре Василия, царя греков, после того, как он (Василий) поставил условием принятие христианства, и отправил к нему митрополитов, которые обратили в христианство его и весь народ его владений. И не было у них до этого времени религиозного закона и не веровали они ни во что. И они - народ великий, и с этой поры все они стали христианами по сие время. И отправился царь русов со всеми войсками своими к услугам царя Василия и соединился с ним. И оба они сговорились пойти навстречу Варде Фоке и отправились на него сушею и морем и обратили его в бегство, и завладел Василий всем своим государством и победил Варду Фоку и убил его 3-го мухаррама 379 года (т.е. 12 апреля 989 г.)»22. По сообщению армянского историка Стефана Таронского корпус росов/русов насчитывал 6 тысяч человек23.
Самое примечательное в этом сообщении - личное участие Владимира в военной экспедиции и его прибытие в Константинополь во главе войска, что делает предположение о его крещении и венчании в Софии «Василевской» (т.е. Константинопольской), о чем я писал выше, в высшей степени вероятным. Характерно, что о присутствии Владимира в Царьграде с войском сообщают и другие арабские историки - Джирджис Ибнуль Амид ал-Мекин и Ибн-ал-Атир, причем последний прямо сообщал, что «и женился он (царь русов) на ней (т.е. на сестре царя Василия) и пошел навстречу Вардису, и они сражались и воевали» 24. С другой стороны, не менее знаменателен и тот факт, что, как писал М.В.Левченко, «сопоставляя показания Льва Диакона о небесных явлениях 989 г. с сообщениями Яхьи и Алъ-Мекина, можно установить с достоверностью, что Херсонес был взят русскими
____________________
22 Васильевский В.Г. Труды, т. II, СПб., 1909, с. 81.
23 Васильевский В.Г. Труды, т. I. СПб., 1908, с. 200. Эту же цифру подтверждает другой армянский историк, Асохик (Там же, т. И, СПб., 1909, с. 91).
24 Васильевский В.Г. Труды…, т. II, с. 91.
ЯРОПОЛК И ВЛАДИМИР, СВЯТОПОЛК И ЯРОСЛАВ____________________
249
(т.е. росами. - А.Н.) в 989 г., в промежутке времени между апрелем и половиной июня» 25, т.е. уже после одержанной победы над Вардой Фокой.
М.В.Левченко обратил внимание еще на один факт из реальной истории Владимира - наименовании его жены, Анны, повсеместно «царицей», что подразумевает получение Владимиром после крещения и женитьбы титула «василевс», подтверждением чему могут служить императорские инсигнии, с которыми он изображен на своих монетах26.
Последние два упоминания о Владимире в византийских источниках связаны опять-таки с Крымом и относятся ко времени после его смерти. Первым из них, по-видимому, следует считать известие Скилицы-Кедрина о том, что «когда умерла на Руси сестра императора, а еще раньше ее муж Владимир, то Хрисохир («Золотая рука», т.е. 'щедрый'. - А.Н.), какой-то сородич умершего, привлекши к себе 800 человек и посадив их на суда, пришел в Константинополь» и пр. Вторым, относящемся к 1016 г., является известие о том, что «Василий II послал в Хазарию (т.е. в Крым. - А.Н.) флот под командой Монга, сына Андроника, и с помощью Сфенга, брата Владимира, завоевал эту страну» 27.
Как можно видеть, сведения об обстоятельствах крещения и женитьбы Владимира и даже о взятии Корсуня нашли определенное отражение в «корсунской легенде» ПВЛ, сохранив правильную дату крещения, хотя все остальное остается на совести автора повествования. Примерно так же соотносятся сведения Титмара из Мерзебурга, современника Владимира, с другим комплексом сведений об этом князе - Владимире-язычнике, «распутнике и сластолюбце» 28, основные военные предприятия которого были обращены не на юг, а на запад, как об этом свидетельствуют и тексты ПВЛ. В отличие от греков, Титмар знает, что Владимир не только пережил «царицу Анну», но и женился еще раз, поскольку в числе пленников Болеслава I, захватившего в августе 1018 г. Киев, кроме «жены и сестер» Ярослава, он называет и его «мачеху» 29. Хронология событий, излагаемых у
____________________
25 Левченко М.В. Очерки по истории русско-византийских отношений. М., 1956, с. 360.
26 Там же, с. 367-368.
27 Там же, с. 388 и 384.
28 Thietmari chronicon, VII, 74 (Назаренко А.В. Немецкие латиноязыч-ные…, с. 141).
29 Там же, с. 142-143.
250____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
Титмара, в том числе и время смерти русского князя, не противоречит хронологии ПВЛ, так что порой возникает ощущение, что речь идет как бы о «двух Владимирах», слитых воедино на страницах исторического повествования о прошлом киевской Руси. Между тем, ПВЛ, кроме «полузаконной» Рогнеды, знает только одну греческую жену Владимира. По ее сведениям, «царици Володимеряа Анна» скончалась за четыре года до смерти Владимира Святославича, т.е. в 6519/1011 г. [Ип., 114], тогда как Скилица совершенно определенно пишет, что Владимир, ее муж, умер раньше «сестры императора» 30, поэтому В.Т.Пашуто, следом за Н.Баумгартеном, полагал, что речь идет о женитьбе Владимира «около 1012 г. на внучке Оттона I, младшей дочери графа Куно фон Энниген и Ришлжты, дочери Генриха II» 31. Но почему она осталась после смерти Владимира в Киеве, зачем была нужна Ярославу и что с ней произошло в дальнейшем - никто не знает.
То же самое можно сказать о сыновьях Владимира, из которых греческие авторы не называют ни одного, а Титмар указывает только трех: два из них, Ярослав и не названный по имени, после смерти Владимира разделили отцовские земли, тогда как третий, Святополк, женатый на дочери Болеслава I, был при жизни Владимира посажен с женой в темницу, откуда «впоследствии ускользнул, оставив там жену, и бежал к тестю»32.
Попробуем в этом разобраться.
Если говорить о сыновьях Владимира, то достоверными сведениями историк располагает, действительно, только о троих: о Святополке, зяте Болеслава I, который неоднократно фигурирует у Титмара и засвидетельствован эмиссией серебряных русских монет; о Ярославе, точно так же известном Титмару, отмеченном монетной эмиссией, свинцовой буллой, граффито на стенах киевской Софии и внелетописными текстами; наконец, о Судиславе, который в 6542/1034 г. был посажен Ярославом «в порубь… вь Плескове» [Ип., 139], освобожден из него в 6567/1059 г. своими племянниками, «водивше и ко кресту», после чего был пострижен [Ип., 151] и скончался в 6571/1063 г. чернецом, будучи погребен «во церкви святаго Георгия» [Ип., 152]. Последние факты, которые не вызывают сомнения уже потому, что изложены в кратких записях хроникального характера и не являются
____________________
30 Левченко М.В. Очерки по истории…, с. 388.
31 Пашуто В.Т. Внешняя политика Древней Руси. М., 1986, с. 122.
32 Thietmari chronicon, VII, 73 {Назаренко А.В. Немецкие латиноязычные…, с. 141).
ЯРОПОЛК И ВЛАДИМИР, СВЯТОПОЛК И ЯРОСЛАВ____________________
251
сюжетами новелл, убеждают, что Судислав играл достаточно серьезную роль в событиях русской истории после смерти Владимира, заставив Ярослава считаться с ним на протяжении почти двух десятков лет после смерти их общего отца. Все остальные сыновья Владимира, в том числе и «Мстиславъ, иже зареза Редедю», не находят себе места в событиях 1015-1036 гг. Более того, фраза ст. 6542/1034 г., в которой сообщается, что по смерти Мстислава «прия власть его Ярославъ, и бысть единовластець Рускои земли» [Ип., 138], опережает сообщение о заточении Судислава под этим же годом, заставляя предполагать, что «Мстислав», попавший на страницы ПВЛ, быть может, даже из поэмы Бояна, мог заменить здесь Судислава, на протяжении долгих лет вместе с Ярославом разделявшего власть в Руской земле33.
Такая «избыточность» Мстислава подтверждается и его неустойчивым положением в «росписи детей», поскольку в первой из них оказывается сразу два «Мстислава» - от Рогнеды («Изеслав, Мьстислав, Ярослав, Всеволод»), что, похоже, опровергается новеллой о «сватовстве Владимира» к Рогнеде, и от «чехыни другия» («Святослав и Мьстислав»), причем для того, чтобы освободиться от «Святослава», автор «Повести об убиении Бориса и Глеба» сделал его жертвой Святополка («Святополкъ же оканьный злой уби Святослава, пославь кь горе Угорьской, бежащу ему вь угры» [Ип., 126]). Что же касается остальных «сыновей Владимира», то в настоящее время историки не располагают ни одним сколько-нибудь весомым доказательством их существования. Поэтому, приступая к анализу событий, представленных ПВЛ по смерти Владимира, исследователь обязан исходить из свидетельства Титмара, согласно которому «[Владимир], имея трех сыновей, дал в жены одному из них дочь «…» герцога Болеслава, вместе с которой поляками был послан Рейберн, епископ колобжегский. «…» Упомянутый король [Владимир], узнав, что его сын по научению Болеслава намерен тайно против него выступить, схватил того [епископа] вместе с этим [своим сыном] и [его] женой и заключил каждого в отдельную темницу. «…» После этого названный король умер в преклонных летах, оставив всё свое наследство двум сыновьям, тогда как третий до тех пор находился в тем____________________
33 Это не означает, что в пределах «черноморской руси» не мог действовать какой-то «Мстислав, сын Владимира», если там был официально признанный Константинополем «брат Владимира, Сфенг», о котором нам более вообще ничего не известно.
252____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
нице; впоследствии, сам ускользнув, но оставив там жену, он бежал к тестю»34.
По всей видимости, сложные отношения между Святопол-ком и Владимиром, о которых говорит Титмар, нашли свое отражение в странной, на первый взгляд, фразе рассказа 6488/980 г. о Святополке, что «отець его не любяше», тогда как версию о во-княжении Святополка в Киеве по смерти Владимира опровергает и перечень киевских князей ст. 6360/852 г., расценивая его пребывание на киевском «столе» в 1018-1019 гг. после победы над Ярославом на Буге, по-видимому, лишь в качестве временной оккупации поляками Киева.
Таким образом, все сведения о Святополке и его действиях по смерти Владимира можно посчитать полностью вымышленными автором «Сказания о Борисе и Глебе» 35, но я к ним вернусь позднее, в связи с анализом легенды о князьях-мучениках. Это дает возможность сейчас обратиться собственно к «герою повествования», Ярославу, против которого накануне своей смерти собирался выступить его отец, Владимир Святославич.
Однако можем ли мы с уверенностью считать Ярослава сыном Владимира? Этот вопрос, при всей кажущейся абсурдности, имеет определенное право на существование. Напомню, что расчет возраста Ярослава (умер в 1054 г., княжил 40 лет, всего прожив 76 лет) показывает, что он должен был родиться в 6486/978 г. Реальность таких расчетов, как и отмеченная в новелле 6524/1016 г. присущая ему от рождения хромота («и нача воевода Святополчь, яздя вьзле берегъ, оукаряти Новгородом, глаголя: что приидосте с хромьцемъ симь» [Ип., 129] были подтверждены еще в 1939 г. всесторонним обследованием парного погребения (с остатками младенца) в беломраморном саркофаге, сохранившемся в Софии Киевской 36. Последнее означает, что Ярослав был старшим сыном Владимира, хотя всё говорит за то, что действительно старшим был Святополк, тогда как весь эпизод с Рогнедой принадлежит легенде. На это указывают, во-первых, заимствование данного сюжета из цикла рассказов о Владимире и Добрыне, во-вторых, указание, что сам Владимир в то время «детьску сущу еще», в третьих, отмеченная легендой наследственная вражда между потомством Рогволода и Ярослава
____________________
34 Thietmari chronicon, VII, 72, 73 (Назаренко А.В. Немецкие латиноязычные…, с. 140 и 141).
35 «Съказание, и страсть и похвала святюю мученикоу Бориса и Глеба» (Успенский сборник XII-XIII вв. М., 1971, с. 42-58).
36 Гинзбург В.В. Об антропологическом изучении скелетов Ярослава Мудрого, Анны и Ингигерд. // КС ИИМК, VII, М.-Л., 1940, с. 57-66.
ЯРОПОЛК И ВЛАДИМИР, СВЯТОПОЛК И ЯРОСЛАВ____________________
253
(«и оттоле мечь взимають Роговоложи внуци противу Ярославлим внуком» [Л., 301]), в четвертых, тот факт, что, несмотря на временные победы киевских князей над полоцкими, их пленение, ссылку в Византию и заточение в Киеве, вплоть до 1128 г. они не подчинялись киевским князьям и были неизменными противниками Новгорода на Волхове37.
В такой ситуации особенно примечательны становятся «Роговоложи внуци», поскольку в средневековье родство по женской линии учитывалось, но не отсчитывалось, т.е. «линия», как таковая, прерывалась, становилась побочной. Поэтому упоминание здесь Рогволода позволяет предположить, что изначально в легенде он был не отцом, а мужем Рогнеды и отцом ее детей, наследовавших Полоцкое княжение. Что же касается приписки под 6508/1000 г. в ПВЛ «въ се же лето преставися и Рогънедь, мати Ярославля» [Ип., 114], то она является безусловно поздней и вряд ли достоверной, будучи приурочена к общей картине событий, поскольку в указанном году сам Ярослав мало кого интересовал (естественнее было бы здесь упоминание об Изяславе), а формуляр «въ се же лето» не имеет аналогов в этой части ПВЛ, появляясь только в заметках конца XI в., как я покажу в соответствующем месте.
Определенное сомнение в родстве Ярослава с Владимиром, а затем и в зависимости Новгорода от Киева, вызывают также монеты Ярослава, ничего общего не имеющие с типами монетных выпусков, осуществленных Владимиром, Святополком и неким «Петросом» (вар. «Петор»), в котором В.Л.Янин предложил видеть того же Святополка38, забывая, что крестильное имя, известное в семейном кругу и духовнику, обычно не использовалось в официальных документах, тем более, в отрыве от основного, мирского имени. Однако все эти сомнения, хотя и складываются в систему, не имеют надежного фактического обоснования, поскольку происхождение Ярослава от Владимира надежно фиксируется в «Слове о законе и благодати» митрополита Ила-риона, и о нем, как о сыне Владимира, уверенно пишет Титмар. И хотя возможность поздней интерполяции в «Похвале Владимиру», как я показал в этюде об Игоре, существует, поскольку эпитет этого князя «старый» опирается только на ошибочную хронометрию ПВЛ, Ярослава можно уверенно считать наследником киевского престола, а не его узурпатором, хотя последнее больше отвечает характеру имеющихся о нем известий.
____________________
37 Алексеев Л.В. Полоцкая земля в IX-XIII вв. ML, 1966, с. 237-261..
38 Янин В.Л. Денежно-весовые системы русского средневековья. Домонгольский период. М., 1956, с. 166.
254____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
С такими же трудностями и противоречиями сталкивается исследователь, приступающий к рассмотрению событий, связанных со смертью Владимира и последующей борьбой Ярослава за Киев в изложении ПВЛ, в которой перипетиям борьбы Ярослава со Святополком посвящено четыре новеллы - 6523/1015 г., где рассказывается о его приготовлениях в Новгороде, 6524/1016 г., повествующей о битве при Любече, 6526/1018 г., рассказывающей о поражении Ярослава на Буге от Болеслава, и 6527/1019 г., в которой Ярослав окончательно разбивает Святополка и изгоняет его из Русской земли. За исключением последней новеллы, принадлежащей изначально «Сказанию о Борисе и Глебе», первые три являют собой части единого текста, причем упоминание в них Новгорода (в качестве исходного пункта действия) и «варягов» дает возможность признать новгородское происхождение его возможного архетипа, время сложения которого не старше первой половины XII в.
Немотивированность ситуации, в которой авторы ПВЛ выводят на сцену Ярослава Владимировича, начиная с отказа платить «новгородский урок» и кончая причиной его похода на Киев как мести за убитых братьев Святополку, бросается в глаза. По счастью, в настоящее время можно с уверенностью считать повесть «Убиение святых новоявленнихъ мученикъ Бориса и Глеба» от слов «и созва кыяны и нача имение имь даяти» до «Свя-тополкъ же оканьны нача княжити в Кыеве» [Ип., 118-127] вставкой первой половины XII в., разорвавшей первоначальный, уже разделенный на статьи 6522-6523 гг. текст, в котором поход Ярослава на Святополка объяснялся не местью за братьев, а смертью Владимира и вокняжением Святополка в Киеве. Пожалуй, это одна из немногих интерполяций, позволяющая говорить о наличии двух хронологических пластов ПВЛ - первого, более раннего, который синхронен «Сказанию о Борисе и Глебе» и, вероятнее всего, принадлежит тому же автору, поскольку в повествование уже введен Святополк, занявший киевский престол после смерти Владимира, и последующего, когда при переписке эта же ст. 6523 г. была разорвана вставкой сокращенного варианта «Сказания…», дополненного стихирами новоявленным мученикам. И тот, и другой пласты относятся безусловно к первой половине XII в., когда уже было написано «Сказание…», а в повествование были введены «варяги». В этом плане особенный интерес представляет первая новелла о Ярославе, начало которой читается под 6522/1014 и 6523/1015 гг., сохранившая, как мне представляется, признаки своего протографа, позднее переработанного в соответствии со «Сказанием…».
ЯРОПОЛК И ВЛАДИМИР, СВЯТОПОЛК И ЯРОСЛАВ____________________
255
Основной сюжет этой новеллы - конфликт сначала новгородцев с «варягами», собранными Ярославом, которых избили горожане, а затем Ярослава с новгородцами, «лучших мужей» которых он избил, обманом заманив в свою загородную резиденцию в Ракоме, после чего в ту же ночь получил известие от сестры Передславы из Киева о смерти Владимира и необходимости «блюстись» Святополка. Избиение «варягов» «на дворе поромони» [Л., 140; НПЛ, 174], было понято всеми без исключения редакторами и переписчиками ПВЛ в качестве указания на то, что действие происходило на дворе некого «новгородца Поромона», однако в действительности здесь использована калька греческого прилагательного "верные", которое было синонимом «варангов» в византийской исторической литературе («»), как это показывает Никита Хониат 39. «Двор Парамонов» являлся местообитанием «варангов», что, в свою очередь, ставит вопрос о происхождении данного фрагмента, адаптированного повествованием о Ярославе, поскольку в Новгороде на Волхове или в Киеве в первой половине XII в. варягов/варангов вряд ли именовали «парамонами».
Всё остальное, что рассказывает ПВЛ о походе на Киев, можно признать литературным отражением реальных событий, в котором действительные факты мешаются с домыслом автора и обработчика. Так, например, сообщение Предславы/Передславы о смерти Владимира находит косвенное подтверждение в упоминании тем же «краеведом» «сельца Предславина на Лыбеди» [Ип., 80], а об отвергнутом сватовстве польского короля к одной из сестер Ярослава и о последующем насилии над ней Болеслава говорит как Галл Аноним40, так и Титмар из Мерзебурга41, хотя ни один из них не называют ее по имени.
Наоборот, текст ее послания Ярославу в Новгород («отець ти умерл, а Святополкъ седить в Киеве, послав уби Бориса и Глеба, а ты блюдися сего повелику» [Ип., 128]; вар. Хл. списка: «убив Бориса и по Глеба посла» [там же]; «отець ти умерлъ, а братья ти избиена» [НПЛ, 174]), является безусловным вымыслом автора «Сказания о Борисе и Глебе» и несет на себе следы правок последующих редакций. В том, что известие, полученное Ярославом, могло содержать только сведения о смерти Владимира и
____________________
39 Васильевский В.Г. Труды, т. I. СПб., 1908. с. 370.
40 Галл Аноним. Хроника и деяния князей или правителей польских. М., 1961, с. 35-36.
41 Thietmari chronicon, VIII, 32, 33 (Назаренко А.В. Немецкие латиноязычные…, с. 142-143).
256____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
вокняжении в Киеве Святополка, убеждает последующий рассказ о битве при Любече, выделенный хронометристом в ст. 6524/1016 г., но на самом деле являющийся продолжением предыдущего текста, написанного с позиций новгородцев, где ни о каком «отместии» речь не идет и, более того, ни разу не упомянуты «варяги» [Ип., 129]. В этом плане интересно сравнение данной новеллы ПВЛ Ипатьевского и Лаврентьевского изводов с компиляцией НПЛ, соединившей воедино все три описания сражений Ярослава со Святополком (так в рассказ о битве при Любече перенесены фразы, описывающие «битву на Альте»: «и бысть сеча зла, оже за рукы емлющеся сечаху и по удолиемъ кровь течаше» [НПЛ, 175]; «и бысть сеча зла, аки же не была в Руси, и за рукы емлюще сечахуся» [Ип., 132]), а в ряде случаев сохранившей фрагменты, выпавшие при сокращении в других списках (напр., присутствие «благожелателя Ярославова» в лагере Святополка). Наличие в этом же тексте «воеводы Святополча, именемъ Волчий Хвостъ», заставляет вспомнить о существовании воеводы с таким же именем у Владимира в походе на радимичей под 6492/984 г. [Ип., 71], что в свою очередь с неизбежностью поднимает вопрос, какие тексты и для чего были использованы: повествовавшие о Ярославе, для рассказа о Владимире, или же, на-;: оборот, для описания битвы при Любече использован текст, первоначально рассказывавший о схватке Владимира с Яропол-ком («стояние на Дорогожичи»).
Впрочем, вопрос этот решается сравнительно просто. Поскольку заметка под 6492/984 г. несет на себе явный отпечаток авторства «краеведа» (комментарий и указание «до сего дне»), следует заключить, что в данном случае для рассказов о Владимире «краевед» использовал ткань рассказов о Ярославе. При этом отличия между списками Ипатьевским (тождественным Лаврентьевскому) и НПЛ определяется не разницей изводов, а различием сокращений общего архетипа, почему при наличии общих мест они сохранили разные фрагменты текста, дополняющие друг друга.
С кем бы ни бился Ярослав на Днепре при Любече, он одержал победу, хотя мы остаемся в неведении, как он был принят киевлянами, поскольку в ПВЛ об этом сказано более, чем лаконично под 6525/1017 г.: «Ярославъ ввоиде в Кыевъ, и погореша церкви» [Ип., 130]. Тот факт, что Киев в 1017 г. пережил большой пожар, сообщает и Титмар, правда, ограничиваясь указанием только на «собор святой Софии», который к августу 1018 г. уже был восстановлен 42. Связывать этот пожар со вступлением в
____________________
42 Thietmari chronicon, VIII, 32 (Назаренко А.В. Немецкие латиноязычные…, с. 142.)
ЯРОПОЛК И ВЛАДИМИР, СВЯТОПОЛК И ЯРОСЛАВ____________________
257
Киев Ярослава у нас нет никаких оснований, во всяком случае, оснований хронологических. Смерть Владимира 15 июля 6523/1015 г. во время подготовки похода на Новгород, который мог начаться не ранее поздней осени, когда «дороги станут», т.е. уже в новом 6424 (сентябрьском) году, должна была вызвать немедленную экспедицию Ярослава на Киев не позднее конца августа того же года. В таком случае сообщение о том, что битва при Любече по прошествии трех месяцев противостояния произошла «уже в заморозь», приурочивает ее к концу ноября или началу декабря 6424/1015 г., поэтому в Киев Ярослав мог войти или в декабре 6424/1015 г., или же в январе 6424/1016 г., так что пожар 1017 г., скорее всего, был связан или с обычным для древнерусских городов несчастным случаем, или же с набегом печенегов, о чем писал Титмар в связи с занятием Киева Болеславом: «На город Киев, чрезвычайно укрепленный, по наущению Болеславову часто нападали враждебные печенеги, пострадал он и от сильного пожара» 43.
Наиболее содержательной и любопытной для исследователя ПВЛ оказывается новелла 6526/1018 г. Она содержит три сообщения - о причинах поражении Ярослава на Буге, его бегстве в Новгород и рассказ об исходе Болеслава I из Киева, - из которых первое и последнее поддаются проверке независимыми источниками.
В плане литературном рассказ ПВЛ о сражении на Буге 22.7.1018 г. представляет собой как бы зеркальное отражение рассказа о сражении при Любече, что может вызватьлодозрение в его «клишировании», совершенно не оправданное уже по тому только, что, как я покажу ниже, общая схема реальных событий сохранена как у Титмара, так и у Галла Анонима. Наоборот, можно думать, что именно эта диспозиция и имена действующих лиц оказали влияние на сюжетную канву как «битвы при Любече», так и на рассказ о борьбе Владимира с Ярополком, одинаково являющихся творчеством «краеведа-киевлянина». Войска противников в ожидании сражения точно так же располагаются на противоположных берегах реки, однако теперь зачинщиком выступает «воевода Будый», оказывающийся «кормильцем Ярослава». Такая номинация, с одной стороны, сразу вызывает в памяти «воеводу Блуда» в новелле 6488/980 г., а с другой - «уя Добрыню» ст. 6636/1128 Лаврентьеской летописи или Асмуда ст. 6453/945, «кормильца» Святослава. Однако, если Святослав был «вельми детеск», то Ярославу к моменту сражения на Буге было ровно 40 лет, так что его «кормилец» должен был быть уже в бо____________________
43 Там же.
258____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
лее чем преклонных летах. Между тем, по словам «краеведа», Будый начал «укарять» Болеслава, на что тот не стерпел и «вседъ на конь, вьбреде в реку, а по немь вои его» [Ип., 130]. Ярослав не успел «исполчиться», и разгром оказался настолько сокрушителен, что «к Новгороду» Ярослав прибежал «с четырми человекы» [Ип., 130].
Сходную версию развития событий представил в своей хронике Титмар. Однако по его сведениям зачинщиками были поляки, которые, «дразня близкого врага, вызвали [его] на столкновение, [завершившееся] нечаянным успехом, так что охранявшие реку [русские] были отброшены. Узнав об этом, Болеслав ободрился и, приказав бывшим с ним немедленный сбор, стремительно, хотя и не без труда, переправился через реку. Вражеское же войско, выстроившись напротив, тщетно старалось защитить отечество, ибо, уступив в первой стычке, оно не оказало более серьезного сопротивления. Тогда пало там бесчисленное множество бегущих, победителей же - немного»44.
Третью, уже совсем анекдотичную версию начала сражения изложил Галл Аноним. Отметив ту же диспозицию противников по обеим берегам реки и отнеся перебранку на счет самих королей, он сообщает, что на следующий день наступил праздник, и Болеслав решил отложить сражение. Однако именно на следующий день возникла перебранка между русскими воинами и слугами рыцарей, которая перешла в перестрелку, а затем и в потасовку, куда оказалось вовлечено и всё войско Болеслава. Последнее, «построившись рядами, обрушилось на врагов»45.
Таким образом, можно убедиться, что все три источника рисуют практически идентичную картину, не оставляющую сомнений в реальности и последовательности происходившего. Внимание к новелле ПВЛ привлекает имя воеводы Ярослава - «Буды/Будый», которое, как и производные от него, широко представлены в «Славянском именослове» М.Морошкина46, позволяя предполагать, что мы имеем дело с реальной исторической фигурой. Это, в свою очередь, заставляет усомниться в реальности «воеводы Блуда» ст. 6488/980 г., созданного по образцу «Будыя» и действующего в соответствии со своим именем,
____________________
44 Thietmari chronicon, VIII, 31 (Назаренко А.В. Немецкие латиноязычные…, с. 142).
45 Галл Аноним. Хроника и деяния князей или правителей польских. М., 1961, с. 40 (1,П).
46 Морошкин М. Славянский именослов или собрание славянских личных имен в алфавитном порядке. СПб., 1867, с. 28-29.
ЯРОПОЛК И ВЛАДИМИР, СВЯТОПОЛК И ЯРОСЛАВ____________________
259
что еще раз подтверждает определенную зависимость «варяжского цикла» известий о Владимире от соответствующего повествования о Ярославе. Такая зависимость проявляется в новелле 6526/1018 г. также и на сюжетном уровне, поскольку в Новгороде бежавшего Ярослава встречает «посадникъ Констянтинъ, сын Добрыни», который, узнав о намерении Ярослава «бежать за море», вместе с другими новгородцами «расекоша лодья Ярославле, рекуще: можемъся еще битись по тобе с Болеславомъ и сь Святополкомъ; и начата скотъ брати отъ мужа по четыре куны, а от старосте по 10 гривенъ, а отъ бояръ по осмидесят гривен; приведоша варягы, и вдаша имъ скотъ».
В отличие от «уя» Владимира, Добрыни, которого не знают списки новгородских посадников, составленные в первой четверти XV в.47, (смерть первого посадника с именем «Добрыня» отмечена НПЛ в 1117 г. [НПЛ, 20]), «Константин» в них указан следующим за «Гостомыслом» и перед «Остромиром» [НПЛ, 164], что заставляет подозревать в нем такую же легендарную для Новгорода на Волхове личность, как и его предшественник. Об этом отчасти свидетельствует и Комиссионный список НПЛ, содержащий в своем составе перечень новгородских князей («А се в Новегороде: пръвыи князь по крещении Вышеславъ, сынъ Володимирь; и по нем брат его Ярослав, и володеше землею; и идя къ Кыеву, и посади в Новегороде Костянтина Добрыница. И родися у Ярослава сынъ Илья, и посади в Новегороде, и умре. И потомъ разгневася Ярославъ на Коснятина и заточи и, а сына своего Володимира посади в Новегороде» [НПЛ, 161]. Эти сведения XV в. А.А.Шахматов полагал вполне историческими, что дало основание сначала ему самому48, а затем и его последователям49 разработать вполне фантастическую историю «потомков Свенельда», в числе которых оказывается и «Константин Добрынин».
Мне представляется, что об этой «генеалогии» можно говорить только в плане формирования литературного сюжета, не более, поскольку всё указывает на сложение «владимиро-добрынинского» и «ярославо-константиновского» циклов историко-литературных повествований, получивших свое отражение в ПВЛ, откуда их герои проникли на страницы других летопис____________________
47 Янин В.Л. Новгородские посадники. М., 1962, с. 36-43.
48 Шахматов А.А. Разыскания…, с. 340-378.
49 Лихачев Д.С. Русские летописи и их культурно-историческое значение. М.-Л., 1947, с. 102-112.
260____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
ных сводов уже в качестве исторических персонажей, не ранее первой половины XII в., причем не в Киеве, а в Новгороде на Волхове. В связи с этим самого пристального внимания заслуживает происхождение Владимира от дочери «Малко любчанина», в котором В.Н.Татищев с известным основанием видел не «князя Мала», помещенного Ольгой в Любеч на Днепре, как то, вслед за Д.И.Прозоровским считал А.А.Шахматов50, а именитого купца из города Любека 51. Последнее тем более интересно, что смерть первого «посадника Добрыны», открывающего перечень реальных новгородских посадников, в Синодальном списке НПЛ показана 9.12.6625/1117 г., а первого «посадника Кьснятина (Мосеовиця)» - в 6627/1119 г. (в отношении «Остромира», как показал ВЛ.Янин, существуют противоречия датирующих документов52), позволяя думать, что в рассказе о Ярославе отразилась именно эта последовательность, имевшая место в Новгороде на Волхове при Мстиславе Владимировиче.
Однако вернемся к исходному тексту. Столь красочная и, с литературной точки зрения, убедительная картина - испуганный князь, готовый бежать из города, решительные действия посадника («расекоша ладья») и заявление от лица всего Новгорода («можемься еще битись по тобе») - плохо согласуется с реальной историко-географической обстановкой, даже если речь идет о бегстве Ярослава не с Буга, а из Киева, где он оставил свою «мачеху, жену и девять сестер», как о том писал Титмар 53. О каких «лодьях Ярослава» в Новгороде на Волхове могла идти речь, если «за море» можно было отправиться только из Ладоги? Или использованный для новеллы текст, общий с тем, в котором находились «парамоны», рассказывал о каком-то другом Новгороде, от берега которого можно просто оттолкнуть ладью, чтобы отправиться «за море»? Ответа на эти вопросы нет. Но прежде чем последовать за Ярославом в повествовании ПВЛ, следует вернуться в Киев, занятый войсками Болеслава I и Святополком.
По словам Титмара, «хотя жители и защищали его [т.е. Киев. - А.Н.], однако он быстро был сдан иноземному войску: оставлен____________________
50 Шахматов А.А. Разыскания…, с. 374.
51 «В Новеграде знатные фамилии любчан находились, как о матери Владимира 1-го сказано, что была дочь Малки любчанина» (Татищев В.Н. История…, т. I, с. 340).
52 Янин В.Л. Новгородские посадники…, с. 47-50.
53 Thienmari chronicon, VIII, 32 (Назаренко А.В. Немецкие латиноязычные…, с. 142.
ЯРОПОЛК И ВЛАДИМИР, СВЯТОПОЛК И ЯРОСЛАВ____________________
261
ный своим обратившимся в бегство королем (т.е. Ярославом. - АЛ), [Киев] 14 августа [1018 г.] принял Болеслава и своего долго отсутствовавшего сениора Святополка, благорасположение к которому, а также страх перед нашими обратили [к покорности] весь тот край»54. Кроме поляков, у Болеслава было 300 немецких рыцарей, 500 венгров и 1000 печенегов, все они были отпущены по домам, получив щедрую плату из сокровищ Киева. Тогда же Болеслав сделал своей наложницей одну из сестер Ярослава, как об этом пишет Галл Аноним 55, хотя Титмар облекает это сообщение в более благопристойную форму и, упоминая «девять сестер» Ярослава, сообщает, что «на одной из них, которой он и раньше добивался, беззаконно, забыв о своей супруге, женился старый распутник Болеслав» 56.
Перечень живых трофеев Болеслава раз и навсегда разрешает вопрос об отношении Ярослава к Владимиру, поскольку в пользу его «законного сыновства» свидетельствуют «сестры», являющиеся дочерями Владимира, и, в особенности, «мачеха». То обстоятельство, что в своем бегстве из осажденного Киева Ярослав мог оставить за его стенами не только всех их, но и свою жену, нисколько не удивительно, как потому, что он мог положиться на неписанный рыцарский кодекс того времени, так и в расчете на то, что город продержится до его прихода с войском. Интереснее другое: отсутствие в(Киеве жены Святополка, дочери Болеслава, в обмен на которую Болеслав, как сообщал Титмар, готов был вернуть всех членов семьи Ярослава57. Поскольку в Киеве ее не было, это означает, что и Святополк был заключен Владимиром в каком-то другом месте, что окончательно дискредитирует версию о его присутствии в Киеве в момент смерти Владимира и его последующем «вокняжении», несмотря на всю убедительность картины, созданной автором повествования («Святополкъ же седе в Киеве по отци своемь, и созва кыяны, и нача имение имь даяти, а они приимаху, и не бе серце ихъ с нимь» [Ип., 118]; «Святополкъ же оканьны нача княжити в Кыеве, и созвавъ люди, и нача даяти овемь корьзна, а другимъ кунами, и раздая множьство» [Ип., 127]). Однако такая картина
____________________
54 Thietmari chronicon, VIII, 32 (Назаренко А.В. Немецкие латиноязычные…, с. 142.
55 Галл Аноним. Хроника…, с. 36.
56 Thietmari chronicon, VIII, 32 (Назаренко А.В. Немецкие латиноязычные…, с. 142.
37 Thietmari chronicon, VIII, 33; (Назаренко А.В. Немецкие латиноязычные…, с. 143.
262____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
представится весьма достоверной, если в изначальном тексте она была связана с его вокняжением в августе 1018 г., когда Святополк впервые смог взойти на киевский престол при поддержке Болеслава I.
В отличие от предположений ряда историков, оккупация Киева поляками продолжалась не один месяц. Точное время называет Галл Аноним: «Болеслав в течение десяти месяцев владел богатейшим городом и могущественным королевством русских и непрерывно пересылал оттуда деньги в Польшу; а на одиннадцатый месяц, так как он владел очень большим королевством, а сына своего Мешко еще не считал годным для управления им, поставил там [в Киеве] на свое место одного русского, породнившегося с ним, а сам с оставшимися сокровищами стал собираться в Польшу»58. В новелле ПВЛ виновником ухода Болеслава представлен «безумный Святополк», который дал приказ избивать «ляхов» по городам, в результате чего Болеслав «бежа ис Кыева, воизма имение и бояры Ярославле и сестре его, и Настаса пристави десятиньного къ имению, бе бо ему вьверилъ лестью» [Ип.,131]. Вряд ли так могло быть. Комментируя этот странный приказ Святополка, который вошел в Киев «на польских пиках», А.А.Шахматов предположил здесь отражение ситуации 1069 г., связанной уже с Болеславом II, сделанное «лицом, пережившим события 1069 г.»59.
Подтверждением такой датировки данного рассказа (т.е. после 1069 г.) может стать упоминание о судьбе «Настаса десятиньнаго», являющееся логическим завершением истории «Анастаса Корсунянина», который периодически возникает на страницах ПВЛ, начиная с описания осады Корсуня и кончая построением церкви Богородицы Десятинной в Киеве, что с несомненностью указывает на руку уже известного читателю «киевлянина-краеведа». Таким образом, и в этом случае литературная версия событий (ограбление Киева, увод людей) находит подтверждение у двух независимых от ПВЛ хронистов. Вместе с тем, Галл Аноним позволяет установить примерное время ухода Болеслава: если тот вступил в Киев 14.8.1018 г., то указание «на одиннадцатый месяц» может означать только вторую половину июня 1019 г., после чего, по словам летописца, «Святополкъ же нача княжити в Кыеве, и поиде Ярославъ на Святополка, и победи Ярославъ Святополка, и бежа Святополкъ вь печенегы» [Ип., 131].
____________________
58 Галл Аноним. Хроника…, с. 36.
59 Шахматов А.Л. Разыскания…, с. 440-441.
ЯРОПОЛК И ВЛАДИМИР, СВЯТОПОЛК И ЯРОСЛАВ____________________
263
Но почему не к Болеславу? На это можно ответить совершенно определенно: чтобы Ярослав мог разгромить окончательно Святополка на Альте, месте убиения Бориса. И здесь исследователь сталкивается с новой проблемой, поскольку весь этот рассказ, помещенный в качестве отдельной годовой статьи - 6527/1019 г. - оказывается списком соответствующей новеллы «Сказания, и страсти, и похвалы Борису и Глебу»60, оставляя в неизвестности, где этот текст является исходным, первичным, а где - заимствованным.
При всём параллелизме текстов, который распространяется и далее на описание кончины Святополка «в пустыне межи чяхы и ляхы», единственной приметой первичности рассказа ПВЛ по отношению к «Сказанию…» может служить замечание «и есть могыла его и до сего дне» 61, характерное для «киевлянина-краеведа», которое сохранилось в Лаврентьевском списке ПВЛ [Л., 145], а в Ипатьевском дано в несколько измененном виде: «есть же могила его в пустыни той и до сихъ днии» [Ип., 132]. Так получается, что новелла ПВЛ была использована автором «Сказания…», хотя существует более вероятное объяснение, что «Сказание…» было написано (или переработано) тем же самым «краеведом-киевлянином», которому принадлежит основной массив текстов этой части ПВЛ. Впрочем, и в этом случае остается вопрос, который сейчас не поддается разрешению: что от чего зависит - убийство Бориса на Альте от места последней битвы, или место этой битвы от места убийства Бориса, - поскольку их взаимная обусловленность в «Сказании…» не подлежит сомнению.
Вот почему я считаю фразу, завершающую в ПВЛ новеллу 6526/1018 г. (как мы теперь выяснили - 1019 г.), «поиде Ярославъ на Святополка, и победи Ярославъ Святополка», своего рода итоговой, результатом стараний «Константина Добрынича» и новгородцев, заявлявших «можемься еще битись по тобе» и собиравших «скот» (от «муж», от старост», от «бояр») для найма «варягов». Но чему предшествовали эти сборы? Дело в том, что заключительные фразы первоначального окончания этой новеллы читаются в компиляции НПЛ под 6524/1016 г., когда Ярослав, окончательно изгнав Святополка, «седе на столе отца своего Володимира и нача вой свои делити (т.е. оделяти), старостамъ по 10 гривенъ, а смердомъ по гривне, а новгородцомъ по 10 гривенъ всемъ, и отпусти ихъ всехъ домовъ, и давъ имъ правду, и уставъ списав» [НПЛ, 175]. Таким образом, речь идет не только о расче____________________
60 Успенский сборник ХП-ХШ вв. М, 1971, с. 54-55
61 Там же, с. 55.
264____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
те Ярослава с новгородцами, но и о получении ими приведенного затем текста Правды Руской, как следует из Комиссионного списка НПЛ. Никаких «варягов» здесь нет, хотя, согласно ст. 6526/1018 г., деньги («скот») собирались именно для найма «варягов», а это, в свою очередь, противоречит приведенному выше заявлению «Константина Добрынича» о готовности именно новгородцев «битись с Болеславомъ и Святополкомъ».
Действительно, несмотря на постоянное упоминание «варягов», в битвах Ярослава за Киев ударной силой выступают исключительно новгородцы, как в битве при Любече, так, судя по всему, и в походе 1019 г., заставляя думать, что сюжет с наймом «варягов», разошедшийся по тексту, первоначально представлял самостоятельную новеллу из жизни Ярослава, где «варяги» выступали в качестве единственной силы на стороне Ярослава. Вероятность такого предположения подтверждает рассказ ПВЛ под 6532/1024 г. о столкновении Ярослава с Мстиславом у Листвена, когда у Ярослава оказываются только «варяги», тогда как у Мстислава, кроме дружины, оказываются еще и «северы», в которых обычно видят черниговцев. Блестящее описание ночного сражения («и бывъши нощи, бысть тьма, и громове, и молънья, и дождь… и блисташася оружья, и бе гроза велика» [Ип., 135-136], превратившее эту маленькую новеллу о Красавчике Акуне/Якуне («и бе Акунъ лепъ, и луда у него златом истыкана») в один из немногих шедевров древнерусской стилистики первой четверти XII в., тем не менее, не дает ответа на вопрос, почему в решающее сражение «за землю Русскую», за право ею обладать, Ярослав вступает с горсткой «варягов», будучи не только новгородским, но уже и киевским князем, как следует из ПВЛ.
Но был ли в это время Ярослав киевским князем? При всей кажущейся неуместности такого вопроса ответ на него не может быть однозначным, поскольку вплоть до смерти Мстислава в 6542/1034 г. (который, как мы помним, является и годом заключения Судислава в «порубь»), основным местом пребывания Ярослава остается Новгород, откуда он воюет с Полоцком, ходит «кь Берестью», в Суздаль и пр. При этом единственной причиной, которая могла его удерживать в Новгороде, вдали от Киева, мог быть только третий наследник Владимира, по всей видимости, Судислав, которому Ярослав вынужден был уступить Киев. Если учесть, что битва при Листвене, точно так же, как и битва при Любече, происходила на подступах к Чернигову, т.е. на пути из Новгорода в Киев, появление здесь Ярослава и Красавчика Акуна/Якуна с «варягами», нанятыми на деньги
ЯРОПОЛК И ВЛАДИМИР, СВЯТОПОЛК И ЯРОСЛАВ____________________
265
новгородцев (после поражения Акун/Якун «иде за море»), можно рассматривать только как закончившуюся провалом попытку захвата Чернигова или Киева. В пользу этого говорит и «сеча в ночи», поскольку обычные сражения, вовлекавшие большие массы людей, происходили только в светлое время суток. Таким образом, при любом раскладе битва при Листвене оказывается схваткой двух братьев за Киев, причем действительное количество сыновей Владимира, или, более точно, количество «действительных», т.е. безусловно законных сыновей, заставляет подозревать в противнике Ярослава именно Судислава, которого даже после четвертьвековой отсидки в «порубе» необходимо было не только постричь в монахи, но еще и «привести к кресту» для утверждения его действенной лояльности по отношению к наследникам Ярослава [Ип., 151].
Предвидя возможные возражения по поводу замены Мстислава - Судиславом и не имея возможности объяснить появление Мстислава в тексте ПВЛ кроме как заимствованием его имени из каких-то «тмутороканских хроник», попавших в поле зрения «краеведа» в конце XI в., я могу предложить к рассмотрению только следующую версию: Мстислав был неизвестен Титмару, однако он был сыном Владимира, т.е. обладал наследственными правами. Но в таком случае, как расценить его равнодушие к наследству на протяжении целых девяти лет? Подобные прецеденты для той эпохи мне неизвестны, так что я не вижу возможности сколько-нибудь удовлетворительно объяснить этот странный феномен. Наоборот, предположение о том, что Мстислав появился исключительно под пером «краеведа», вроде бы подтверждается тем обстоятельством, что все упоминающие о нем тексты, начиная со ст. 6530/1022 г., где новелла о его единоборстве открывается трафаретным, отмечаемым только с начала 90-х гг. XI в. оборотом «вь си же времена…» [Ип., 134], так или иначе отмечены его стилистическими особенностями, начиная от синтагмы «и до сего дни» и кончая первым в этой череде «портретом»: «бе же Мьстиславъ дебелъ теломъ, черменъ лицемъ, великы име очи, храбръ на рати и милостивъ, и любяше дружину повелику, а имения не щадяще, ни питья, ни ядения не браняше» [Ип., 138.]
И все же предположение, что тмутороканско-черниговский Мстислав может быть лишь литературным персонажем, «фигуры не имеющем», опровергается его упоминанием в «Слове о полку Игореве», куда он, по-видимому, также, как и в ПВЛ, попал из какого-то произведения Бояна.
266____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
В ст. 6542/1034 г., сообщающей о смерти Мстислава, замечателен фрагмент, точно так же несущий на себе обработку «краеведа», который рассказывает о нападении печенегов на Киев в то время, когда Ярослав находился по своему обыкновению в Новгороде, т.е. за полторы тысячи километров бездорожья от места событий. Однако он не только успел собрать «воя многы, варягы и словены», но и прибыть в Киев, «войти в город свой», а затем, «исполчи дружину и постави варягы посреде, а на правей стране кыяны, а на левемъ криле новгородце» (заставляя вспомнить о таком же уподоблении «словен» - «новгородцам» в новелле о приходе Рюрика), выйти и стать перед городом. Сражение произошло «на месте, идеже есть ныне святая Софья, митрополья руская: бе тогда поле вне града», после чего бежавшие печенеги «тоняху в Ситомли» (той самой, где в 6573/1065 г. рыбаки выволокли детище со срамными удами на лице) «и тако погибоша, а прокъ их пробегоша и до сего дни» [Ип., 138-139]. Примечательность этого текста состоит в том, что, во-первых, он сохраняет явственные лексические приметы работы «краеведа» («до сего дни», тождество «словен» новгородцам), пренебрежение пространственно-временными дистанциями (вспомним такую же осаду Киева печенегами в ст. 6476/968 г., когда Святослав «вборзе» приходит с Дуная), любовь к топографическому комментированию («идеже есть ныне… бе поле вне града»), а, во-вторых, дает представление о принципах конструирования сюжета (если только это не результат позднейшей редактуры и перестановки фрагментов), поскольку данный эпизод должен был иметь место значительно ранее, в период использования печенегов Болеславом I против Ярослава и Киева, о чем писал в свое время Титмар, т.е. между 1016 и 1019 гг.62
Коснувшись методов работы «краеведа», следует остановиться на особенности, присущей всем новеллам о Ярославе, - его постоянным возвращениям в Новгород и обращениям за помощью к «варягам». Впервые на это его подвигнул конфликт с отцом, затем - необходимость похода на Святополка после того, как уже приглашенные «варяги» были избиты новгородцами, в третий раз - поражение от Святополка и Болеслава на Буге. Но только в четвертый раз эти безликие «варяги» персонифици____________________
62 М.Х.Алешковский совершенно правильно датировал это событие 1017 г., когда, судя по всему, и «погорели церкви» в Киеве, указав на хронологическую путаницу событий, однако совершенно напрасно, как мне представляется, относил это к гипотетическому «своду Всеволода» (Алешковский М.Х. Первая редакция Повести временных лет. // АЕ за 1967 г. М., 1969, с. 29-30).
ЯРОПОЛК И ВЛАДИМИР, СВЯТОПОЛК И ЯРОСЛАВ____________________
267
руются в образе «Красавчика Якуна в золотом плаще», «варяжского князя», который терпит поражение в битве при Листвене и уходит «за море». Конечно, ситуации могут повторяться, сохранившийся текст ПВЛ представляет собой только отрывки когда-то большого и стройного сочинения, ныне разорванного интерполяциями и сокращениями, но если просмотреть все четыре новеллы, в основе которых заложена одна и та же схема (Новгород, приглашение «варягов», поход на юг, возвращение в Новгород), возникает ощущение, что перед нами описания разных событий на основе одного прототекста. В этом убеждает как Акун/Якун, так и «двор парамонов».
Последний оказывается слишком характерной исторической приметой, чтобы она могла быть походя придумана древнерусским книжником. Поэтому мне представляется возможным, что изначально «двор парамонов» присутствовал в тексте, содержавшем рассказ об избиении «варягов», конфликте Ярослава с новгородцами, его выступления с Акуном/Якуном (без новгородцев), поражении, возвращении в Новгород и попытке бегства «за море», выступлении «Константина Добрынича» и о последующем победоносном походе на Киев, после которого новгородцы получили свою «правду» и «устав». Другими словами, сбор денег с новгородцев был связан с походом на Киев и завоеванием Киева, тогда как выступление Ярослава с Акуном/Якуном, скорее всего, последовало после конфликта с новгородцами. Отталкиваясь от фактографии такого прототекста и используя его реалии, «краевед» смог создать не только свой цикл рассказов о борьбе Ярослава со Святополком, но и продублировать их в сюжетах о Владимире и Ярополке.
Впрочем, подобная реконструкция событий - всего только одна из возможных моделей, призванных не столько примирить и согласовать факты, сколько показать противоречивость и полисемантичность ситуаций, открывающихся в текстах ПВЛ, описывающих действия Ярослава. Сложность заключена в том, что мы не представляем себе источников, из которых авторы и редакторы ПВЛ (тот же «краевед») черпали факты и заимствовали тексты, хотя уже наличие таких лексем, как «варяги» и «двор парамонов», будучи безусловным анахронизмом в исторической ситуации первой четверти XI в. не только на Руси, но и в Константинополе, с неизбежностью отодвигает маркированные ими тексты к середине XII в., когда они входят в быт новгород-ско-ладожского региона Руси.
Обращение к последующим статьям ПВЛ, связанным с периодом княжения Ярослава в Киеве вплоть до его смерти в
268____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
6562/1054 г., приводит к заключению, что Ярослав, как таковой, и его деятельность вовсе не были объектами специального внимания автора. Собственно деятельности Ярослава в этом комплексе посвящено немного места. Это фактографическая заметка о заложении «города», т.е. крепости Киева, св. Софии, церкви Благовещания на Золотых вратах, монастыря св. Георгия и церкви св. Ирины под 6545/1037 г., что позволило «краеведу» не только прокомментировать это сообщение, но и присоединить к нему знаменитый панегирик книгам, связав это, в свою очередь, с любовью самого Ярослава к просвещению и устроению церковному; затем краткие сообщения о походах Ярослава на ятвягов под 6546/1038 г., на литву под 6548/1040 г., на мазовшан под 6549/1041 и 6555/1047 гг., на ямь под 6550/1042 г. и под 6551/1043 г.- его сына Владимира на греков. Заметка о поставлении Илариона митрополитом позволила «краеведу» поместить тут же историю создания Печерского монастыря, сообщив при этом, что сам он поступил в него 17-ти лет от роду. Наконец, под 6562/1054 г. за заметкой о смерти Ярослава следует рассказ о его завете сыновьям «жить в любви» и о распределении между ними «столов», после чего рассказывается об обстоятельствах смерти Ярослава и об особенной его любви к Всеволоду. Вот и всё.
Тот факт, что в отличие от Владимира Ярослав не удостоился даже панегирика, а в отличие от Мстислава - посмертного портрета-характеристики, свидетельствует, что «краевед», чья рука просматривается во всех без исключения новеллах этого цикла, не задавался целью сколько-нибудь полно отразить деятельность и фигуру Ярослава на страницах своего сочинения даже со стороны церковной жизни. Для рассказов о событиях 1015-1019 гг. он использовал только те материалы, которые у него оказывались, комбинируя их, расширяя, перерабатывая, однако у него самого не было целостного представления ни о Ярославе, ни о жизни Киева в то время. Более того, можно заметить, что его работа определялась уже имевшимися датированными краткими фактографическими заметками, которые он использовал в качестве отправных точек для собственной работы, о чем я скажу подробнее в разделе о хронологии и структуре ПВЛ, ограничившись сейчас только несколькими примерами.
Так рассказ о единоборстве Мстислава с Редедею оказывается подсоединен к заметке 6530/1022 г., что «приде Ярославъ кь Берестью», к чему сам «краевед», по-видимому, не мог добавить ничего существенного. Заметка под 6545/1037 г. «заложи Ярославъ городъ великыи Кыевъ» позволила ему перечислить все поЯРОПОЛК И ВЛАДИМИР, СВЯТОПОЛК И ЯРОСЛАВ____________________
269
стройки, которые возникли при Ярославе, но далее он пишет «панегирик книгам». Заметка под 6559/ 1051 г. «постави Ярославъ Лариона митрополитом Руси святеи Софьи, собравъ епископы» стала поводом поместить под ней существовавший отдельно рассказ о Печерском монастыре, а сообщение 6562/1054 г., что «преставися князь рускии Ярославь» позволила напомнить о нарушенном сыновьями «завете» и присовокупить описание похорон, характерное для «краеведа»: «спрята тело «…» вьзложивъ на сани «…» попове по обычаю песни певше» и пр. В определенном смысле Ярослав, похоже, оказался для него более загадочной фигурой, чем Владимир, отдаленность жизни которого во времени и наличие двух комплексов о нем сведений («владимиро-добрынинский» цикл и «корсунская легенда») открывали простор для творческой фантазии писателя.
Другими словами, предположение А.А.Шахматова, что все предшествующие смерти Ярослава статьи ПВЛ являют собой остатки Древнейшего киевского летописного свода, созданного при Ярославе по случаю построения св. Софии и Ярославу посвященного 63, не находит подтверждения, причем очень многое, что позднее стало усваиваться Ярославу (напр., основание культа Бориса и Глеба, его активная церковная политика в спорах с Константинополем, взаимоотношения с братьями и пр.), не получило здесь никакого отражения, заставляя думать, что всё это относится уже к области легенд, а не исторической действительности.
Еще больше сомнений в аутентичности вызывает повествование о «языческом периоде» жизни Владимира. Повод к ним подают неожиданно воскресший Свенельд, «воевода Блуд», «варяги», являющиеся безусловным анахронизмом для той эпохи, но более всего - действия Владимира, которые оказываются своего рода сколком с действий Ярослава. Очень похоже, что «краевед» в отношении Олега, Владимира и Ярослава использовал одно литературное «клише»: герой нанимает в Новгороде «варягов» и с ними спускается по Днепру, захватывая Киев, причем в качестве образца был использован рассказ о Ярославе и его «варягах». Соответственно, это подрывает доверие к рассказам о Ярополке и Олеге, тем более, что заметка под 6552/1044 г., относящаяся к текстам, предшествовавшим работе «краеведа», - «выгребена быста 2 князя, Ярополкъ и Олегъ, сына Святославля, и крестиша кости ею, и положиша я вь церкви святыя Богородица, в Володимери», - заставляет полагать, что оба князя были
____________________
63 Шахматов А.Л. Разыскания о древнейших русских летописных сводах. СПб., 1908, с.414-416.
270____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
погребены вместе и в доступном для эксгумации месте, во всяком случае, не «в Деревах», где указывал могилу Олега «и до сего дня» в конце XI или в начале XII в. «краевед».
Всё это вынуждает признать, что исследователь, обращающийся к ПВЛ как к историческому источнику для периода последней четверти X и первой четверти XI в. (за исключением, может быть, отдельных хроникальных заметок), располагает, по большей части, не историческими фактами, а всего только их интерпретацией, сделанной, скорее всего, уже в первой четверти XII в., как то показывает зависимость летописных текстов от «Сказания о Борисе и Глебе», история Рогнеды, существующая за пределами ПВЛ, и отражение в цикле сказаний о Ярославе последовательной смены новгородских посадников первой четверти XII в. Последнее серьезно подрывает доверие к историкам, которые следуют за догадками Б.А.Рыбакова и видят в рассказе ПВЛ о войне Ярослава со Святополком «обилие невыдуманных деталей, отсутствие литературных штампов, хорошую осведомленность об обстановке в стане противников (т.е. Святополка, Болеслава и Ярослава. - А.Н.) и ходе битвы», свидетельствующих, «что [его] автор - непосредственный участник или современник событий»64.
____________________
64 Куза А.В. «Повесть о князе Ярославе и о мужах новгородских». // Древняя Русь и славяне. М., 1978, с. 235.
СВЯТОПОЛК И ЛЕГЕНДА О БОРИСЕ И ГЛЕБЕ____________________
271
СВЯТОПОЛК И ЛЕГЕНДА О БОРИСЕ И ГЛЕБЕ
Одним из самых загадочных сюжетов русской историографии первой четверти XI в. по праву можно считать события, связанные с гибелью Бориса и Глеба - первых национальных русских святых, признанных греческой церковью уже в XII в., и та роль, которую сыграл в них «окаянный Святополк». Напомню вкратце их содержание согласно версии, представленной «Сказанием и страстью и похвалой святюю мученикоу Бориса и Глеба» в ее наиболее древнем списке, сохранившемся в составе Успенского сборника ХП-ХШ вв. 1, а в более сжатой форме - в «Повести об убиении святых новоявленных мучеников Бориса и Глеба», интерполированной в текст ст. 6523/1015 г. [Ип., 118-126].
После смерти Владимира Святополк, именуемый в ПВЛ «сыном двою отцов», т.е. Ярополка и Владимира, и находившийся в Турове (по другой версии - в Пинске), занял по праву старшинства киевский престол и при этом почему-то решил отделаться от младших братьев - Бориса, который перед этим был послан с киевским ополчением и дружиной Владимира на печенегов, и Глеба, который в то время княжил в Муроме на Оке. Никаких причин к тому, кроме «окаяньства» Святополка, тексты не приводят. Весть о смерти отца застала Бориса на устье Альты (вариант - «на Льте») одновременно с сообщением о намерениях Святополка, поскольку войском и дружиной ему было предложено свергнуть брата и занять Киев. Борис отказался, «готовясь к мученической смерти и почитая старшего брата», после чего киевское войско «разошлось». Узнав об этом, Святополк отправился в Вышгород, расположенный в 15 км от Киева вверх по Днепру, и призвал «вышгородских бояр», подтвердив____________________
1 Успенский сборник ХII-ХIII вв. М., 1971, с. 43-48.
272____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
ших ему свою верность, убить Бориса. Четверо из них - Путьша (Путята?), Талец, Елович и Ляшко - отправившись на Альту, убили Бориса вместе с его любимым слугой «угрином Георгием», завернули тело «в шатер» и повезли хоронить в Вышгород. По дороге Борис стал проявлять признаки жизни, и тогда Святополк, «узнав об этом», послал «двух варягов», один из которых и прикончил Бориса, пронзив сердце мечом.
Наступила очередь Глеба. Чтобы прийти в Киев из Мурома по призыву Святополка, Глеб отправился верхом с дружиной на Волгу, затем пришел к Смоленску и стал «на Смядыне в корабли», т.е. совершил ряд абсолютно необъяснимых с точки зрения логики и географии поступков. Там, на Смядыни, его и нашли посланные Святополком убийцы во главе с неким «Горясером», по приказу которого «повар Глебов, именем Торчин» при полном попустительстве дружины Глеба перерезал ему горло, после чего тело Глеба оставили на берегу «между двух колод». Еще один брат Святополка, Святослав, о котором практически вообще ничего не известно, погиб от подосланных к нему убийц, когда бежал «в угры». Возмездие Святополку пришло от Ярослава, изгнавшего его из Киева. Святополк бежал к своему тестю Болеславу, который, разбив Ярослава, возвратил зятя на киевский престол. После ухода Болеслава Ярослав снова изгнал Святополка, теперь уже «в печенегы», после чего еще раз разбил его в сражении «на Альте», где был убит Борис. Разбитый Святополк бежал «к Берестью» и пропал в пустыне «межи чяхы и ляхы» от «пагубной раны», которая «в смерть его немилостиво вогна» [Ип., 132].
История почитания Бориса и Глеба, их канонизации и установления им службы традицией связывается с Ярославом, впервые соединившим их тела в 1020 г. на кладбище Вышгорода в деревянной церкви, а затем с его сыновьями, перенесшими в 1072 г. тела мучеников в новую церковь. Окончательное перенесение их мощей в каменный вышгородский храм, после чего Борис и Глеб становятся общерусскими святыми, произошло 2 мая 1115 г. А.Н.Ужанков, последний по времени исследователь процесса становления культа Бориса и Глеба, в особенности службы им и времени написания «Сказание и страсть и похвала святюю мученикоу Бориса и Глеба», устанавливает следующую хронологию событий: первая часть «Сказания…» (так наз. «Сказание о гибели Бориса и Глеба», без последующих «чудес») вместе с рассказом о перенесении мощей в 1072 г. было написано между 1073 и 1076 гг., «Чтение о Борисе и Глебе» Нестера/Нестора - между 1086 и 1088 гг., «Сказание о чудесах…» - до 1115 г., а свой
СВЯТОПОЛК И ЛЕГЕНДА О БОРИСЕ И ГЛЕБЕ____________________
273
окончательный вид «Сказание, и страсть, и похвала…» получило между 1115-1117 гг.2
Не ставя под сомнение выводы исследователя, задачей которого было установить наиболее вероятную хронологию процесса канонизации новоявленных русских святых, отраженного в памятниках письменности, попробуем подойти к этому вопросу с другой стороны, подвергнув анализу как дошедшие до нас тексты, так и собственно источниковедческую базу предания.
Насколько связаны между собой текстуально «Повесть о Борисе и Глебе» ПВЛ и «Сказание…» в отношении излагаемых фактов, можно видеть по сопоставлению основных фрагментов обоих произведений в их последовательности, причем некоторые фрагменты «Сказания…» оказываются использованы в ПВЛ за пределами собственно Повести, подчеркивая тем самым влияние «Сказания…» (или общего для него и Повести протографа) на определенную часть ПВЛ.
1. И у Ярополка жена грекини бе, и бяше была черницею, юже бе привелъ отець его Святославъ, и въда ю за Ярополка, красоты деля лица ея
[Ип., 63, 6485/977 г.].
2. Володимиръ же залеже жену братьню грекиню, и бе непраздна, от нея же роди Святополка «…» темьже и отець его не любяше, бе бо отъ двою отцю
[Ип., 66, 6488/980 г.].
3. Оумре же Володимиръ князь великыи на Берестовъмь, и потаиша и, бе бо Святополкъ в Кыеве, и нощью же межи клетми проимавъше помостъ, въ ко-
1. Сего мати преже бе чьрницею, гръкыни соущи, и поялъ ю бе Яропълкъ, брат Володимирь, и ростригъ ю красоты деля лица ея [Усп. сб., с.43].
2. Володимиръ же поганъи еще оубивъ Ярополка и поятъ женоу его непраздьноу соущу, отъ нея же роди ся сии оканьныи Святополк, и бысть отъ дъвою [от]цю и братоу соущю, темь же и не любляаше его Володимиръ [Усп. сб., с.43].
3. И се приде вестьникъ к немоу поведая емоу отчю съмрьть «…» и како Святополкъ потаи съмьрть отца своего, и ночь проимавъ помостъ на Бересто____________________
2 Ужанков А.Н. К вопросу о времени написания «Сказания» и «Чтения» о Борисе и Глебе. // ГДРЛ, сб. 5. М., 1992, с. 406.
274____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
вре опрятавши и ужи свесиша на землю възложиша и на сани и везоша его, и поставиша и вь святей Богородици церкви, юже бе самъ создал
[Ип., 115, 6523/1015 г.].
4. Святополкъ же седе в Киеве по отци своемь, и созва кыяны, и нача имение имь даяти; а они приимаху, и не бе сердце ихъ с нимь [Ип., 118].
5. Реша ему дружина отня: се дружина оу тебе отня и вои; поиди, сяди в Кыеве на столе отне; он же рече: не буди то мне вьзняти рукы на брата стареишаго; аще отец ми умре, то сеи ми будеть в отца место; и се слышавше вои, и разиидошася отъ него
[Ип., 118].
6. Святополкъ же приде нощью к Вышегороду, и отаи призва Путшю и вышегородьскыя боярьце, и рече имъ: прияете ли ми всимъ сердцем; И рече Путьша: можемъ головы свое с вышегородци положите за тя; он же рече имъ: не поведаючи никомуже, шедше оубиите брата моего Бориса
[Ип., 118-119].
вемь и в ковъръ обьртевъши съвесивъше оужи на землю, везъше на саньхъ, поставиша и въ церкви святыя Богородица
[Усп. сб., с. 44].
4. Святополкъ же седя Кыеве по отци, призвавъ кыяны, многи дары имъ давъ, отпоусти
[Усп. сб., с.46].
5. И реша къ немоу дроужина: поиди, сяди Кыеве на столе отни, се бо вси вои въ роуку твоею соуть. Онъ же имъ отъвещааваше: не боуди ми възяти роукы на брата своего и еще же и на стареиша мене: его же быхъ имелъ аки отца. Си слышавъше вои разидоша ся от него [Усп. сб., с. 46].
6. Пришедъ Вышегородоу ночь отаи призъва Поутьшю и вышегородьскые моуже и рече имъ: поведите ми по истине, приязньство имеете ли къ мне. Поутьша рече: вьси мы можемъ главы своя положити за тя.«…» И отъвьрзъ пресквьрньая оуста рече испоусти зълыи гласъ Поутьшине чади: аще оубо главы своя обещасте ся положити за мя, шедъше оубо братия моя отаи, къде обрящете брата моего Бориса, съмотрьще время оубити [Усп. сб., с. 46].
СВЯТОПОЛК И ЛЕГЕНДА О БОРИСЕ И ГЛЕБЕ____________________
275
7. И се нападоша на нь, акы зверье дивии около шатра, и насунуша его копьи, и прободоша Бориса и слугу его, падша на немь, прободоша с нимь: бе бо сьи любимъ Борисомъ; бяше бо отрокъ сь родомъ оугрин, име-немь Георгии, его же любляше по велику Борисъ, бе бо възложи на нь гривьну злату [Ип., 120].
8. Бориса же оубивше оканьнии, оувертевше и в шатеръ, и вьзложиша и на кола, повезоша, и еще дышющу ему; и оувидивьше се оканьный Святополкъ, и яко еще ему дышющу, и посла два варяга приконьчевати его; онема же пришедшима видевшима, яко ему еще живу сущю, и един ею извлекъ мечь и проньзе и въ сердце; и тако скончася блаженный Борис, приимь венець от Христа Бога с праведными, причтеся сь пророкы и съ апостолы, и с лики мученичьскыми въдворяяся, Авраму на лоне почивая, видя неизречьньную радость, вьспевая съ ангелы и веселяся с ликы святыхъ; и положиша тело его, принесше отаи Вышегороду, вь Церкви святого Василия; оканьнии же оубиици придоша къ Святополку, аки хвалу имуще, безаконьници; суть же имена
7. И без милости прободено бысть чьстьное и многомилостивое тело святого и блаженааго Христова страстотьрпьца Бориса насоуноуша копии оканьнии Поутьша, Тальць, Еловичь, Ляшько. Видевъ же отрокъ его, вьрже ся на тело блаженааго, рекыи: да не останоу тебе господине мои драгыи «…» Бяше же сь родъмь оугрин, имьньмь же Георгии, и беаше възложилъ на нь гривьноу златоу и бе любимъ Борисъмь паче меры [Усп. сб., с. 48].
8. Блаженааго же Бориса обьртевъше въ шатьръ възложивъше на кола повезоша, и яко быша на бороу начать въскланяти святоую главоу свою, и се уведевъ Святопълкъ пославъ два варяга и прободоста и мечьмь въ сердце, и тако съконьча ся и въсприятъ не оувядаемыи веньць, и положиша тело его принесмъше Вышегородоу, оу церкве святааго Василия въ земли погребоша [Усп. сб., с. 50].
276____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
симъ законопреступникомъ: Путьша, Талець, Еловичь, Ляшько, отець же ихъ сотона [Ип., 120-121].
9. С лестью посла кь Глебу, глаголя сице: пойди вборьзе, отець тя зоветь, не здоровить бо вельми [Ип., 122].
10. И пришедшю ему на Волгу, на поле, потъчеся под нимь конь вь рве, и наломи ему ногу мало; и приде ко Смоленьску, и поиде оть Смоленьска, яко зреима, и ста на Смядини в корабли; в се же время пришла бе весть от Передьславы кь Ярославу о отни смерти, и посла Ярославъ къ Глебу, глаголя: не ходи; отець ти оумерлъ, а брать ти убить оть Святополка
[Ип., 122].
11. Оканьный же Горясеръ повеле вборзе зарезати Глеба; поваръ же Глебовъ, именемь Торчинъ, выньзъ ножь, зареза Глеба, аки агня непорочно
[Ип., 123].
12. Они же окаяннии вьзвратишася вьспять, якоже рче Давид: възвратишася грешници въ адъ; и пакы: оружье изьвлекоша грешници, и напрягоша лукы своя истреляти нища и убога, заклати правыя сердцемъ; и
9. Посла по блаженааго Глеба, рекъ: приди въборзе, отець зоветь тя и не съдравить ти вельми [Усп. сб., с. 50].
10. И пришедъ на Вългоу на поле потъче ся подъ нимъ конь въ рове, и наломи ногоу малы, и яко приде Смолиньскоу и поиде отъ Смолиньска яко зьреимъ едино, ста на Смядине въ кораблици. И въ се время пришьла бяаше весть от Передъславы къ Ярославоу о отьни съмьрти, и присла Ярославъ къ Глебоу, река: не ходи брате, отець ти оумьрлъ, а брать ти оубиенъ от Святопълка» [Усп. сб., с. 50].
11. Тъгда оканьныи Горясеръ повеле зарезати и въ бръзе, поваръ же Глебовъ, именьмь Търчинъ, изьмъ ножь и имъ блаженааго и закла и, яко агня непорочьно и безлобиво [Усп. сб., с. 53].
12. Оканьнии же они оубоице възвративъше ся къ пославъшюоумоу я, яко же рече Давид: възвратять ся грешьници въ адъ и вьси забывающии Бога. И пакы: ороужие звлекоша грешьници напрягоша лоукъ свои заСВЯТОПОЛК И ЛЕГЕНДА О БОРИСЕ И ГЛЕБЕ____________________
277
оружье ихъ внидетъ вь сердца ихъ, и луци ихъ сокрушаться; яко грешници погибнуть; изьщезающе, яко дымъ погибьнуть; онемъ же пришедшимъ и поведавшимъ Святополку: яко сотворихомъ повеленое тобою; он же се слыша, и възвеселися сердце его болма, и не веды Давида, глаголюща: что ся хвалиши о злобе, силныи, и безако-нье оумысли языкъ твои [Ип., 123-124].
13. Глебу же оубьену и повержену бывшю на брезе межи двеима кладома; по сем же вьземше и везоша и, и положиша и оу брата своего Бориса, оу церькви святого Василья [Ип., 124].
клати правыя сьрдьцьмь и ороужие ихъ вънидеть въ сердца, и лоуци ихъ съкроушать ся, яко грешьници погыбъноуть. И яко съказаша Святопълкоу яко сътворихомъ повеленое тобою. И си слышавъ възнесе ся срьдьцьмь и събысть ся реченое псалмопевьцемь Давидъмъ. Чьто ся хвалиши сильныт о зълобе, безаконие вь сь день неправьдоу оумысли языкъ твои
[Усп. сб., с. 53].
13. Оубиеноу же Глебови и повьрженоу на поусте месте межю дьвема колодама
[Усп. сб., с. 53].
В литературе сложились две противоположные точки зрения на взаимоотношение «Сказания…» и «Повести…». Согласно одной из них, «Повесть…» возникла в результате вычленения фактологического материала из «Сказания…»; согласно другой, «Сказание…» возникло на основе «Повести…» в результате ее распространения плачами, молитвами мучеников, благочестивыми рассуждениями и пр. Однако, как заметил еще А.А.Шахматов, и в том, и в другом случае перед нами не простое расширение (что всегда более сложно) или сокращение (что всегда более вероятно), а творческая переработка общего протографа, который исследователь видел в предполагаемом им «Древнейшем киевском летописном своде» второй четверти XI в.3 Гипотеза об общем для «Повести…» и «Сказания…» протографе, в целом, представляется возможной, поскольку оба произведения располагают идентичным набором фактов, к тому же передан____________________
3 Шахматов А.А. Разыскания о древнейших русских летописных сводах. СПб., 1908, с. 92-94.
278____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
ных в тождественных или текстуально сопоставимых синтагмах. В то же время текст «Сказания…» можно считать безусловно вторичным по отношению к тексту ПВЛ, как это видно по двум приведенным выше примерам. Так, если в ПВЛ сообщается, что мать Святополка стала «непраздна» после того, как ее «залежал» Владимир, то в «Сказании…» Владимир получает ее «непраздну» уже от Ярополка. Соответственно, и «потаение» смерти Владимира на Берестовом в «Сказании…» представлено делом рук Святополка, что лишено всякого смысла ввиду последующего выставлению тела Владимира в храме.
Что же касается общих синтагм, указывающих на единый источник происхождения текстов, то они прослеживаются в ПВЛ до погребения Глеба «межи двеима кладома», после чего кратко сообщается о его перезахоронении в Вышгороде рядом с Борисом, о чем подробно рассказывает «Сказание…» С этого момента тексты совершенно расходятся, поскольку далее в ПВЛ помещены стихиры, восходящие к акафисту обоим новоявленным мученикам (от «совокуплена телома» до «сподобита же и нас, поющихъ и почитающихъ ваю честное торжество, вь вся векы до скончания» [Ип., 124-126]), не находящие себе соответствия в известных службах Борису и Глебу4.
Стихиры эти можно датировать временем от 1072 до 1115 г. включительно 5, тем более, что последняя фраза предполагает, скорее всего, их сочинение на перенесение мощей 2 мая 1115 г. Подтверждением может служить содержание этих стихир, изъятых позднее из служб обоим святым, поскольку здесь они прославляются исключительно в качестве святых целителей Русской земли, а не в качестве князей-защитников, на каковой их функции и процвел в дальнейшем культ Бориса и Глеба, - факт, по каким-то причинам ускользнувший от внимания исследователей.
____________________
4 Абрамович Д. И. Житие св. Бориса и Глеба и службы им. Пг., 1916; Буго-славский С.А. Святые князья Борис и Глеб в древнерусской литературе, ч. II. Тексты. // Университетские известия. Киев. 1915, №№ 11-12; 1916, №№ 4-10; 1917, №№ 1-2; Серегина Н.С. Из истории певческих циклов Борису и Глебу. //ТОДРЛ, XLIII, Л., 1990, с. 291-304).
5 Стремление большинства исследователей датировать канонизацию Бориса и Глеба временем до 1093 г. на основании соответствующей статьи ПВЛ, с которой упоминается «праздникъ Бориса и Глеба, иже есть праздник новой рускый» [Ип., 213], не представляется убедительным, поскольку рассказ о битве на Стугне был создан не тотчас же, а записан значительно позднее, уже в первой четверти XII в.
СВЯТОПОЛК И ЛЕГЕНДА О БОРИСЕ И ГЛЕБЕ____________________
279
Вместе с тем, взаимозависимость текстов ПВЛ и «Сказания…» оказывается много сложнее представленной как потому, что биографические сведения о Святополке, находящиеся вне вставной «Повести…», заимствованы из «Сказания…», а не из его протографа, так и потому, что рассказ о решающей битве на Альте между Ярославом и Святополком заимствован «Сказанием…», скорее всего, из ПВЛ, признаком чего служит не столько тождество текстов, сколько указание на могилу Святополка, что она «есть в пустыне сей и до сего дни», - оборот, характерный для лексики «краеведа»-киевлянина. Мог ли он быть и автором «Сказания…», в которое включил ранее написанную новеллу, сказать затрудняюсь.
Вот для сравнения оба текста, причем текст ПВЛ приводится по Ипатьевскому списку с исправлениями по Хлебниковскому, если они оказываются ближе к тексту «Сказания…», и с указанием наиболее существенных разночтений по Лаврентьевскому в [])
«Приде Святополк с печенегы в силе тяжце, и Ярославъ собра множьство вои, и изыде проти-ву ему на Алъто [Льто]; Ярослав же ста на месте, идеже убиша Бориса, и вьздевъ руце на небо и рече: кровь брата моего вопиеть къ тобе, Владыко, мьсти от крови праведною сею, якоже мьстилъ еси отъ крови Авелевы, положивъ на Каине стенанье и трясение; тако положи на семь; и помолился рекъ: брата моя, аще есте отсюду те-ломъ отошла, но молитвою помозита ми на противнаго сего убийцю гордаго; и се ему рекшю, и поидоша противу собе, и покрыша поле Лядьское обои от множества вой. Бе же пятокъ тогда; всходящу солнцю, и совокупишася обои, и бысть сеча зла, аки же не бывала в Руси, и за рукы емлюще сечахуся; и
«Трьклятыи прииде съ множьствъмь печенегъ и Ярославъ съвъкоупивъ воя, изиде противоу емоу на Льто и ста на месте, идеже бе оубиенъ святыи Борисъ. И въздевъ роуце на небо и рече: сё кровь брата моего въпиеть къ тебе, Владыко, яко же и Авелевава преже, и ты мьсти его, яко же и на ономъ положи стонание и трясение на братооубиици Каине. Еи молю тя, Господи, да въсприимоуть противоу томоу. Аще и телъмь ошьла есте, нъ благодатию жива еста и Господеви предъстоита, и молитвою помозета ми. И си рекъ и поидоша противоу собе, и покрыша поле Льтьское множьствъмь вои, и състоупиша ся въсходящю солнцю. И бысть сеча зла отиноудь, и състоупаша ся тришьды, и биша ся чересъ день весь, и уже къ
280____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
соступишася трижды, яко по удольемь кръви тещи, и кь вечеру одоле Ярославъ, а Святополкъ побежа; бежащу же ему, и нападе на нь бесъ, и раслабеша кости его, и не мо-жаше седети на кони, и ношахуть и вь носилахъ; и прине-соша его кь Берестью, бегающе с нимь, он же глаголаше: побегаете со мною, а се женуть по насъ; отроци же его посылаху противу: егда кто поженеть по немь; и не бе никого же вьследъ женущего с нимь; онъ же в немощи лежа, и вьсхапися глаголаше: о, се женуть, оно женуть, побегнете; и не можаше стерпети на единомъ месте, и пробеже Лядьскую землю, гонимъ гневомъ Божиимъ, и пробеже в пустыню межи чяхы и ляхы, и ту испроверже живот свой зле; его же и по правде, яко неправедна, суду пришедшу, по отшествии сего света прияша муку оканьнаго: показываше яве посланая пагубная рана, вь смерть немилостивно вьгна, и по смерти вечно мучимъ есть и связанъ; есть же могила его в пустыни той и до сих днии [сего дне], исходить же оть неи смрадъ золъ; се же Богъ показа на показание княземь рускымъ, да аще сицево створять, се слышавше бе, ту же казнь приимуть, но больши сея, понеже се ведуще бывшее, творити таково же зло братоубииство; 7 бо мьстий прия Каинъ, убивъ
вечероу одоле Ярославъ, а сь оканьныии Святопълкъ побе-же, и нападе на нь бесъ, и раслабеша кости его, яко не мощи ни на кони седети, и несяхоуть его на носилехъ. И прибегоша Берестию съ нимь, он же рече: побегаете, осе женоуть по насъ. И посылахоуть противоу, и не бе ни гонящаа го ни женоущааго въ следъ его. И лежа в немощи въсхопивъ ся глаголааше: побегнемы еже женоуть, охъ мне. И не можааше тьрпети на единомь месте, и пробеже Лядьскоу землю, гонимъ гневъмь Божиемь. И прибеже въ поустыню межю чехы и ляхы, и тоу испроврьже животь свои зъле, и приять възмьздие отъ Бога, яко же показа ся посъланая на нь пагоубная рана, и по съмьрти моукоу вечьноую. И тако обою животоу лихованъ бысть. И сьде не тъкъмо княжения, нъ и живота гонезе, и тамо не тъкъмо царствия небеснааго и еже съ ангелы жития погреши, нъ и моуце и огню предасть ся. И есть могыла его и до сего дне, и исходить оть нее смрадъ зълыи на показание человекомъ, да аще кто си сътворить, слыша таковая, си же прииметь и вящьша сихъ, яко же Каинъ не ведыи мьсти прията и единоу прия, а Ламехъ зане ведевъ на Каине темь же седмьдесятицею мьсти сия емоу» [Усп. сб., с. 54-55].
СВЯТОПОЛК И ЛЕГЕНДА О БОРИСЕ И ГЛЕБЕ____________________
281
Авеля, Ламехъ 70, понеже бо Каинъ не веды мьщьния прията оть Бога, а Ламехъ веды казнь, бывшюю на прародителю его, створи убийство» [Ип., 131-133].
Сравнение этих текстов приводит к заключению, во-первых, что рассказ о битве на Альте, представленный в ПВЛ, существовал, по-видимому, еще до окончательной выработки «Сказания…» о Борисе и Глебе в том виде, как оно представлено в Успенском сборнике, и, во-вторых, об использовании уже сложившегося «Сказания…» в процессе переработки ряда статей ПВЛ (начиная со ст. 6498 г., рассказывающей о Ярополке и дополненной известием о матери Святополка), бросающих тень на происхождение Святополка и раскрывающих предопределенность его будущих злодеяний. Однако, что здесь можно считать отражением действительности, а что - тенденциозным домыслом сочинителя?
Первой фигурой, представляющей безусловной интерес для исследователя, в этой ситуации оказывается сам Святополк. Сведения о его матери, расстриженной Святославом инокини-гречанки, которую тот дал в жены Ярополку, и о том, что она стала наложницей Владимира, от которого родила Святополка, известен исключительно из «Сказания…». Однако и в этом случае выражение «Володимиръ же залеже жену братьню грекиню, и бе не праздна, от нея роди (т.е. Владимир «роди») Святополка», снимает всякие сомнения в отцовстве Владимира. Что же касается наименования Святополка «плодом греха», то и этому есть объяснение в тексте: «понеже была бе мати его черницею, а второе, Володимиръ залеже ю не по браку», отсюда и наименование Святополка «плодом греха, от которого ничего доброго быть не может». Эти сведения текстуально приняты ПВЛ, а потому не могут быть проверены, точно так же, как постулируемая «нелюбовь» Владимира к Святополку. Такая генеалогия Святополка никак не объясняет его имени, характерного для западных славян и чуждого славянам восточным и южным, почему В.Д.Королюк прямо считал его сыном Владимира от какой-то «чехини»6. Можно утверждать, что автор «Сказания…» ничего не знал о Святополке с достоверностью, однако считал его старшим сы____________________
6 Королюк В.Д. Западные славяне и Киевская Русь. М., 1964, с. 108.
282____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
ном Владимира (кстати сказать, как Ярослав и остальные его: братья), имеющим преимущественное право на киевский престол, т.е. в соответствии с порядком распределения княжений во второй половине XI в. Последним, скорее всего, объясняется разночтение между «Сказанием…», в котором удел Святополка указан в Пинске7, и ПВЛ, определяющей родовым владением Святополка и его потомков Туров [Ип., 105], что соответствует ситуации 80-90-х гг. XI в. в отношении Святополка Изяславича. Местонахождение Святополка в Турове и женитьба его, единственного из сыновей Владимира, на дочери соседнего короля, о чем прямо пишет Титмар из Мерзебурга, объясняя этим и последующее развитие событий, заставляют видеть в Святополке не только старшего сына, но и предполагаемого наследника киевского престола. Однако вскоре после своей женитьбы Святополк оказался вместе с женой в темнице, где находился в момент смерти Владимира 15 июля 1015 г., причем освободиться из темницы он сумел только «впоследствии», после чего бежал к тестю, оставив там свою жену, которую Болеслав потом обменивал на «жену, мачеху и сестер Ярослава»8.
Факт этот чрезвычайно важен, поскольку оказывается, что Святополк просто не имел возможности принять участие в событиях, имевших место после смерти Владимира, до того момента, когда в результате поражения Ярослава на Волыни в 1018 г. Болеслав вернул его снова в Киев9, о чем сообщает ПВЛ [Ип., 130-131] в новелле, зеркально повторяющей новеллу о битве при Любече и несущей отпечаток событий 1069 г. 10, и умалчивает «Сказание…».
Поскольку новелла, рассказывающая о заключительной битве на Альте, как считает большинство исследователей, является благочестивым вымыслом, о чем подробно пишет М.Х.Алешковский11, а ситуация, при которой Ярослав смог возвратить себе Киев, никак не раскрывается ни ПВЛ, ни «Сказанием…», в распоряжении исследователя, желающего выяснить
____________________
7 Успенский сборник…, с. 43.
8 Thietmari merseburgensis episcopi chronicon (далее - Thietmari… chronicon), VII, 72, 73; VIII, 33 (Назаренко А.В. Немецкие латиноязычные источники IX-XI вв. М., 1993, с. 141 и 143).
9 Thietmari…, VIII, 32 (Назаренко А.В. Немецкие латиноязычные…, с. 142).
10 Шахматов А.А. Разыскания…, с. 440.
11 Алешковский М.Х. Русские глебоборисовские энколпионы 1072-1150 годов. // Древнерусское искусство. Художественная культура домонгольской Руси. М., 1972, с. 120.
СВЯТОПОЛК И ЛЕГЕНДА О БОРИСЕ И ГЛЕБЕ____________________
283
дальнейшую судьбу Святополка, остается только описание его бегства «с Альты» сначала «к Берестию», а затем «в пустыню межи чяхы и ляхы», где он окончил свои дни от какой-то открывшейся раны. Однако столь красочное описание казни, воспринятой от Бога Святополком, при ближайшем рассмотрении оказывается не отражением исторического факта, как показал еще А.А.Шахматов, а всего только заимствованием из хроники Георгия Амартола, рассказывающего о казни Ирода, который «нелепо и хоулно житье си испровьрже, егоже по правде яко неправеднаго, соуду пришедшю по отшествии сего света прияша моукы оканьнаго, показавше яве образъ, абье приять сего отъ Бога послана рана пагоубная въ смерть немилостивно въгна»12.
Столь же недостоверным оказывается и топография могилы Святополка, испомещение места его смерти «межи чяхы и ляхы», поскольку здесь автором использован сюжет, связанный с еще одним Святополком, на этот раз - Святополком моравским, к слову сказать, хорошо известным русским книжникам, поскольку он несколько раз упомянут ПВЛ в новелле о славянской грамоте [Ип., 18-19]. Этот князь, неожиданно для своих сподвижников, бежал с поля битвы и скрылся «межи чяхы и ляхы» в обители пустынников-еремитов, о чем сообщал читателям в своей хронике Козьма Пражский13.
О дальнейшей судьбе Святополка и о времени ухода Болеслава из Киева Титмар ничего не пишет, так как всё это произошло уже после смерти хрониста, и единственным сообщением
____________________
12 Шахматов А.А. «Повесть временных лет» и ее источники. // ТОДРЛ, М.-Л., 1940, с. 57-58.
13 «В лето от рождества Христова 894.«…» В том же году Святополк, как в просторечии его называют, король Моравии, исчез среди своего войска и больше нигде не показывался. Однако он поистине пришел в себя, когда понял, что поступил несправедливо, подняв оружие против своего господина и кума - императора Арнульфа, как бы забыв об оказанном ему тем благодеянии, ибо [Арнульф] покорил для него не только Чехию, но и другие области до реки Одры, и оттуда в сторону Венгрии, вплоть до реки Грон. В раскаянии [Святополк] вскочил на коня и под покровом ночи, никем не узнанный, проехав через свой лагерь, бежал туда, где некогда три еремита с его помощью построили церковь на склоне горы Зобер, среди большого и неприступного для людей леса. Прибыв сюда, [Святополк] в укрытом месте, в лесу, убил коня, а свой меч закопал в землю; с наступлением рассвета он явился к отшельникам, и те не узнали его, потому что он был пострижен и одет подобно еремитам. И в течение всего времени, пока Святополк жил здесь, он оставался неузнанным. Лишь почувствовав приближение смерти, [он] открыл монахам свое имя и вскоре умер» (Козьма Пражский. Чешская хроника. М., 1962, с. 57).
284____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
об этих событиях в ПВЛ оказывается заключительная фраза ст. 6527/1018 г., что по уходе Болеслава «поиде Ярославъ на Святополка, и победи Ярославъ Святополка, и бежа Святополкъ вь печенегы» [Ип., 131]. Однако прежде, чем окончательно отказаться от выяснения судьбы Святополка, который, как оказывается, физически не мог исполнить то, что ему приписывает легенда о Борисе и Глебе, рассмотрим фактические данные, которые содержат об этих князьях-мучениках «Сказание…» и ПВЛ.
Как ни странно, таких данных нет, кроме ничем не подтверждаемого сообщения, что их матерью была некая «болгарыня», при «раздаче уделов» Борису был дан Ростов, а Глебу - Муром, но к моменту болезни Владимира Борис по какой-то причине прибыл в Киев. Ничего больше о них не известно14. Еще более странно, как отмечали все исследователи, выглядят их передвижения, в первую очередь, Глеба, который, чтобы попасть в Киев из Мурома (на Оке), зачем-то идет в противоположную сторону, на Волгу, где «на поле» (по-видимому, здесь сделана попытка приурочить событие к Угличу, называвшемуся ранее «Углече поле») у него «спотыкается конь» (по другой версии конь спотыкается еще дальше, на устье Тьмаки, т.е. в Твери), затем он попадает «к Смоленску», где оказывается уже «в корабли» (вариант - «в носаде») близ устья р. Смядыни. Подобный маршрут мог быть придуман только человеком, не представляющим действительное местоположение этих пунктов и путей, связывавших тот же Муром на Оке с Киевом на Днепре через Чернигов, если только для своего сочинения он не использовал текст, содержавший указанные топонимы, расположенные, однако, в иной географической реальности, из которой и выплыл неожиданный «корабль».
Не менее удивительно выглядят и действия Святополка в отношении Бориса. Чтобы найти доверенных исполнителей задуманного убийства, он отправляется из Киева в Вышгород, т.е. в противоположную от Альты сторону, где заручается поддержкой нескольких вышгородцев. Те отправляются за 100 с лишним километров на устье Альты, впадающей в Трубеж, т.е. едут мимо Киева, затем, совершив убийство, везут тело Бориса опять мимо Киева, чтобы похоронить его именно в Вышгороде. Последнее может быть объяснено только тем обстоятельством, что Борис
____________________
14 Я намеренно исключаю из рассмотрения сведения, содержащиеся в «Чтении…» Нестера/Нестора, о пребывании Бориса и Глеба «при отце», о бегстве последнего «на кораблеце» от Святополка, и пр., поскольку они противоречат другим источникам и представляются специфически агиографными.
СВЯТОПОЛК И ЛЕГЕНДА О БОРИСЕ И ГЛЕБЕ____________________
285
действительно был похоронен в Вышгороде, и именно сюда легенда должна была привезти его тело «с Альты», хотя естественнее всего было его там и похоронить. Более того, обнаружив, что Борис еще жив (?!), убийцы сообщают об этом Святополку (?!), а тот посылает «двух варягов», чтобы прикончить Бориса. Более нелепой ситуации нельзя придумать, и здесь не спасают расчеты А.А.Шахматова, пытавшегося примирить изложенные факты догадкой, что в действительности Борис был убит не на Альте, а «на Дорогожиче, на пути из Киева в Вышегород», где потом «находилась церковь св. Бориса и Глеба», а «варяги» были «заимствованы сочинителем из какой-то легенды»15.
В подлинности описанного не убеждают и имена упомянутых «Сказанием…» лиц - вышгородцев Путьши, Тальца, Еловича, Ляшко, расправившихся с Борисом, и Горясера с неким «торчином», поваром Глеба, который его «зареза, как агня», поскольку ни до событий, ни после их имена нигде не встречаются. Столь же странно обращение Святополка для исполнения преступного замысла к обитателям Вышгорода, который становится затем центром культа новых мучеников, тем более, что «Сказание…», как я уже писал, в своем настоящем виде сложилось вряд ли ранее 1115 г., то есть после смерти другого Святополка - Святополка Изяславича.
Последнее обстоятельство можно было бы посчитать случайностью, если бы не удивительные совпадения, касающиеся отражения деятельности Святополка Изяславича в ПВЛ и Святополка Владимировича в «Сказании…». Так оказывается, что князя Василька (теребовльского) слепил ножом «торчин, именемь Береньдеи, овчюхъ Святополчь» [Ип., 235], сразу заставляющий вспомнить другого «торчина», повара Глеба, который его «зареза, аки агня» (вариант: «аки овчю»). Воеводой Святополка Изяславича в ПВЛ неоднократно назван киевский тысяцкий Путята, чей двор по смерти Святополка был подвергнут погрому и разорению («кияни же разъграбиша дворъ Путятинъ, тысячьского, идоша на жиды и разграбиша я» [Ип., 275]) и чье имя естественно ассоциируется с именем предводителя вышгородских убийц Бориса - «Путьша». При этом в «Сказании о чудесах христовых страстотерпцев Романа и Давида», ставших второй частью сочинения «Сказание и страсть, и похвала…», в рассказе о строительстве каменной церкви в Вышгороде, законченной только в 1115 г., многозначительно говорится, что при Свято____________________
15 Шахматов А.А. Разыскания…, с. 74-75.
286____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
полке Изяславиче «бысть забвение о церкви сей»16, а одно из самых пространных чудес связано с двумя «мужами», невинно заточенными этим Святополком, которых чудесным образом освободили Борис и Глеб17.
Случайны ли такие совпадения? Не думаю. Сын Изяслава Ярославича, пришедший на киевский престол из Турова по праву старшинства, судя по всему, не пользовался любовью киян и авторов ПВЛ. Вокняжившись в Киеве, он «всадил в погреб» половецких послов, пришедших к нему для заключения мира, тем самым развязав кровопролитную войну между Степью и Русью, закончившуюся полным разгромом русских князей, гибелью князя Ростислава Всеволодовича на р. Стугне во время бегства [Ип., 209-213] и разорением всей Киевской земли. Новое обострение отношений между Степью и Русью оказалось связано опять со Святополком Изяславичем, который потребовал от Владимира Всеволодовича (Мономаха) избиения «Итларевой чади» и Китаня с дружиной [Ип., 217-218]. Но главным его преступлением стало соучастие с Давыдом Игоревичем в ослеплении Василька теребовльского - события, вызвавшего возмущение в князьях вплоть до попытки изгнать Святополка из Киева [Ип.,237].
Самое замечательное, что при этом (если верить автору «хроники княжения Святополка») князья заявили, что «сего не было есть у Русьскои земли ни при дедехъ наших, ни при отцихъ нашихъ, такого зла» [Ип., 236]. Естественно задаться вопросом: разве ни князья, ни авторы этих новелл, современники не только правления Святополка Изяславича, но и становления культа Бориса и Глеба, ничего не знали о другом Святополке, который как раз «уверже ножь» в дедов современных князей? В последнее можно поверить только в том случае, если прославление новоявленных мучеников в 1072 г. не считало их жертвами братоубийственной резни, которая, если следовать ПВЛ, началась Ярополком, была продолжена Владимиром и завершена Ярославом. Между тем, согласно рассказу об ослеплении Василька, первым «Святополком Окаянным» оказывается Святополк Изяславич, а вовсе не его двоюродный дед, на память которого только в первой четверти XII в. перенесена была та неприязнь, которую вызывал он сам у своих современников. Отсюда и скрытый подтекст в рассказе о его княжении, и те реалии конца XI - начала XII вв., которые мы находим в описании событий первой четверти XI в. («торчин», «Путята», «вышгородцы»), и выбор «братоубийцы»,
____________________
16 Успенский сборник…, с. 66.
17 Там же, с. 66-68.
СВЯТОПОЛК И ЛЕГЕНДА О БОРИСЕ И ГЛЕБЕ____________________
287
имя которого оказалось табуировано только в XII в., о чем почему-то не подумал М.Ф.Котляр, попытавшийся опровергнуть легенду ПВЛ о «Святополке Окаянном», повторив аргументы своих предшественников, Н.Н.Ильина и М.Х.Алешковского18.
Стоит также напомнить, что «повар торчин», зарезавший Глеба, для 1016 г. оказывается таким же безусловным анахронизмом, как «варяги», поскольку сами торки, гонимые половцами, появились в окрестностях Киева лишь в середине 50-х гг. XI в., а «подручными» киевских князей стали только полвека спустя. Так, первое упоминание о торках, действующих заодно с дружинниками Владимира Всеволодовича, в ПВЛ находится под 6603/1095 г. в рассказе об убийстве половецких ханов Китаня и Итларя [Ип., 218]. Тем самым, в рассказе о смерти мучеников снова проявляется ситуация конца XI - начала XII века, использованная для воссоздания событий второго десятилетия XI в.
Такое наблюдение подтверждает и тот беспрецедентный в истории факт, вызывавший недоумение у всех исследователей данного сюжета, что имя «Святополк» на протяжении XI и XII вв. продолжает употребляться потомками Ярослава Владимировича (кроме Святополка I, летописью отмечены Святополк Изяславич (1050 - 1113), сын Изяслава Ярославича; Святополк Мстиславич (до 1132 - 1154), сын Мстислава Владимировича; Святополк Юрьевич (до 1157 - 1190), сын Юрия Ярославича, князя туровского; наконец, Святополк, боярин галичский, упоминаемый под 6681/1173 г.), и получает одиозный оттенок только к концу XII в. по мере распространения «Сказания…», ПВЛ и утверждения «борисоглебовского» культа, сменившего ранее существовавший «глебоборисовский»19. Другими словами, до конца XI в. и даже позднее, пока происходило формирование культа Бориса и Глеба (а первоначально - Глеба и Бориса, как убедительно показал М.Х.Алешковский20), снача____________________
18 Котляр М.Ф. Чи Святополк убив Бориса i Глiба? // УIЖ, 1989, № 12, с 110-122.
19 Нет никаких фактических оснований принять предположение А. А. Шахматова о первом перенесении мощей Бориса и Глеба в церковь в 1020 или 1026 году (Шахматов А.А. Разыскания…, с. 58), на основе которого М.Д.Приселков выстроил гипотезу о канонизации братьев тогда же архиепископом Иоанном Охридским, выступавшим в качестве главы не только болгарской, но также и русской Церкви {Приселков М.Д. Очерки по Церковно-политической истории Киевской Руси Х-ХП вв. СПб., 1913, с 41-43).
20 Алешковский М.Х. Русские глебоборисовские энколпионы…; он же. Повесть временных лет. Судьба литературного произведения в древней Руси. М., 1971, с. 83-93.
288____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
ла чюдотворцев-целителей и лишь затем преобразованных в небесных патронов русских князей-воителей, имя Святополка не было предано проклятию и табуированию.
Вот почему правомерно задаться вопросом: действительно ли он был братоубийцей, как то утверждают ПВЛ и «Сказание…»?
Но если встает сомнение в виновности Святополка, то неизбежно возникают и другие вопросы: кто такие Борис и Глеб, имена которых, похоже, изначально не были связаны друг с другом? Почему уже в 90-х гг. XI в. культ Глеба обнаруживается вместе с частицей его мощей в чешском Сазавском монастыре, почему их происхождение (в первую очередь - Бориса) легенда связывает с «матерью-болгаркой»? Каким образом в Константинополе, Церковь которого всегда с неприязнью относилась к появлению иноязычных святых, оказывается в конце XII в. не только икона Бориса и Глеба, но даже посвященный им храм, как о том сообщает новгородский архиепископ Антоний, в миру Добрыня Ядрейкович? Описывая святыни Константинополя в 1200 г., он замечал: «У алтаря (в Софии. - А.Н.) на правой стране… поставлена икона велика святыхъ Бориса и Глеба», «а во Испигасе граде есть церковь святыихъ мученикъ Бориса и Глеба: въ томъ граде явишася святии, и исцеления многа бываютъ отъ нихъ»21. Свидетельство новгородского архиепископа о том, что еще на рубеже XII-XIII вв. Борис и Глеб почитались в пригороде Константинополя только как целители, чрезвычайно любопытно, поскольку должно иметь какое-то основание в их жизни и подвиге, а это остается нам до сих пор неизвестным, еще раз убеждая в необходимости проведения всестороннего исследования становления их культа, в первую очередь в Византии, что возможно лишь при отказе от той беспочвенной (в интерпретации «Сказания…» и ПВЛ) легенды, которая постепенно преобразовывалась вместе с их иконографией.
В том, что князья-мученики Борис и Глеб первоначально имели иные легенды, или, наоборот, «наложились» на каких-то других персонажей, убеждают наблюдения М.Х.Алешковского над «глебоборисовскими» энколпионами. Археолог обнаружил, что имена обоих святых первоначально чеканились на уже готовых отливках, причем чеканщики часто путали «братьев»22. Судя по тому, что надписи делались не на модели, а уже после отлив____________________
21 Книга Паломник. Сказание мест святых во Цареграде Антония, архиепископа Новгородского в 1200 году. Под ред. Хр.М.Лопарева. // ППС, т. XVII, вып. 3 (51). СПб., 1899, с. 16 и 33).
22 Алешковский М.Х. Русские глебоборисовские энколпионы…, с. 105.
СВЯТОПОЛК И ЛЕГЕНДА О БОРИСЕ И ГЛЕБЕ____________________
289
ки в старых, не совсем четких матрицах, для утверждения и прославления культа новоявленных мучеников русская Церковь использовала формы уже имевшихся энколпионов, путем надче-канки имен превращая изображенных на них святых в Глеба и Бориса. Соответственно, со временем менялся и внешний облик «братьев» - менялись их прически, появлялись усы и борода, «однако, - писал исследователь, - все эти признаки либо отсутствуют на энколпионных изображениях, либо встречаются вперемежку у обеих фигур, как и любое из двух имен братьев»11.
С другой стороны, следует заметить, что имена «Борис» и «Глеб» и раньше могли быть окружены ореолом святости. Имя «Борис» перестало быть языческим уже в начале X в., когда был канонизирован болгарский царь Борис-Михаил, крестивший Болгарию24, а потому безусловно признанный греческой Церковью. Об этом косвенно свидетельствует указание на «мать-болгарку» Бориса Владимировича, а Шахматов задавался вопросом: «В 1072 г. было перенесение мощей св. Бориса и Глеба в новую церковь; днем перенесения избрано 2-е мая25. Не в память ли Бориса (болгарского), скончавшегося 2-го мая 6415 (907) года?»26
Что же касается «Глеба», то с какой бы осторожностью ни относиться к сведениям, содержащимся в «Истории Российской» В.Н.Татищева, нельзя игнорировать его сообщение о брате (опять «брат»!) Святослава Игоревича «Улебе», фигурирующем в договоре Игоря с греками, о котором историк в примечании пи____________________
23 Там же, с. 106.
24 «Праболгарское по происхождению имя Борис - одно из немногочисленных болгарских собственных имен в современном болгарском языке. Это имя было освящено болгарской Церковью и вошло в болгарский канон святцев в честь крестителя Болгарии - князя Бориса I» (Павлова Р. Болгарско-русские и русско-болгарские языковые связи. София, 1979, с 37).
25 «2-е мая», как день перенесения в 1072 г., указано только в Лавренть-евском списке ПВЛ [Л., 182], тогда как в Ипатьевском, в согласии с «Чтением…» Нестера/Нестора, значится 20 мая [Ип., 172]. Однако тот факт, что торжественное перенесение тел мучеников в 1115 г. происходило именно 2-го мая, можно посчитать уже установившейся традицией, идущей от перенесения 1072 г., и в этом случае указание ПВЛ и «Чтений…» Нестера/Нестора может восходить к одному источнику ошибки, который в данном случае оспаривает А.Н.Ужанков (Ужанков А.Н. К вопросу о времени…, с. 381).
26 Шахматов А.А. Один из источников летописного сказания о крещении Владимира. // Сб. статей по славяноведению, посвященных проф. Марину Степановичу Дринову. (Сборник Историко-филологического общества, состоящего при Императорском Харьковском университете, т. XV.) Харьков, 1908, с. 69.
290____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
сал: «Улеб, у Иоакима (т.е. в Иоакимовой летописи. - А.Н.) Глеб, сын Игорев, от брата Святослава за веру Христову замучен»11. Внимание к этому неизвестному персонажу русской истории оправдывается тем обстоятельством, что смерть одного из князей-мучеников традицией связывается с р. Альтой, левым притоком Днепра, имеющем своим двойником Альт/Олт, левый приток Дуная, в верховьях которого еще в прошлом веке находились селения «русинов», а в низовьях происходили военные действия Святослава.
Обращение к именам братьев-мучеников Ярослава Владимировича, который, согласно «Сказанию…», с первого же момента предпринимал самые активные шаги по их прославлению и канонизации вплоть до построению в 1020 г. специального для них деревянного храма в Вышгороде, сталкивается с тем необъяснимым фактом, что ни один из его сыновей, родившихся уже в Киеве (Владимир, Изяслав, Святослав, Всеволод, Вячеслав, Игорь), не получил ни их мирских, ни их крестильных имен. Наоборот, как показали в своих работах В.И.Лесючевский28 и М.ХАлешковский, первым и главным инициатором прославления Глеба выступает после смерти отца Святослав Ярославич.
С именами связана и другая загадка князей-мучеников. Вопреки очевидности, в текстах посвященных им церковных служб, в иконографии и даже в обиходе, как то показывает пример детей Святослава Ярославича, мы встречаемся не с одной, а с двумя парами их имен - мирскими (Борис и Глеб) и крестильными (Роман и Давид). При этом, если «Сказание и страсти…» и ПВЛ пользуются исключительно первой парой, собственно и представляющей новых русских святых, то «Сказание о чудесах…» неизменно называет их «Романом и Давидом», что свидетельствует то ли о каких-то серьезных в прошлом разногласиях по поводу имен и происхождения святых в греко-русской Церкви того времени, то ли о прямой «переадресовке» этих произведений. Объяснить такую двойственность тем обстоятельством, что «Борис и Глеб» - имена языческие, а «Роман и Давид» - христианские, не представляется возможным, поскольку весь смысл канонизации состоял как раз в освящении некогда языческих имен. Весьма мало вероятным представляется и объяснение М.Д.Приселковым крестильных имен Бориса и Глеба зависимостью русской епископии в конце X в. от болгарской
____________________
27 Татищев В.Н. История Российская, т. II. М.-Л., 1963, с. 218.
28 Лесючевский В.И. Вышгородский культ Бориса и Глеба в памятниках искусства. // СА, VIII, М., 1946.
СВЯТОПОЛК И ЛЕГЕНДА О БОРИСЕ И ГЛЕБЕ____________________
291
(Охридской) архиепископии, почему Борис при крещении якобы получил свое имя в честь Романа, сына болгарского царя Петра, занимавшего трон в 979-991 гг., а Глеб - в честь Давида, брата болгарского царя Самуила (991-1014)29. В результате такой путаницы у детей Святослава Ярославича, кроме Глеба, мы находим Давыда и Романа, наименованных на известной миниатюре Изборника 1073 г., и, как я показал в одной из своих работ30, следуя Воскресенскому списку летописи31, можем предполагать еще и «Бориса»32.
Ситуация, когда наряду с канонизированными церковью именами святых продолжают употребляться также имена их небесных патронов, не имеет аналогий в практике христианского богослужения (у «гражданина небесного града» не может быть двух имен, как не допускается двух толкований догмата), а потому данная ситуация может быть объяснена, скорее всего, заимствованием (переосмыслением) имен «Роман» и «Давид» у какой-то неизвестной нам пары персонажей, обладавших к тому времени собственной иконографией и церковной службой. Стоит напомнить, что нам сейчас неизвестны даже более или менее точные датировки глебоборисовских энколпионов, использованных М.Х.Алешковским в своей работе en masse даже без выяснения места их вероятного изготовления. Между тем, нельзя исключить возможности того, что их «переименование» происходило не сразу по отливке, а значительно позднее. Эти обстоятельства убеждают в необходимости дальнейшего изучения вопроса, донельзя запутанного на протяжении XI-XH вв. сложением благочестивой легенды, на содержание которой, как можно видеть, повлияли не столько действительные события начала XI в., сколько события конца этого столетия и начала следующего, а также письменные памятники моравской агиографии, как сказания о св. Людмиле, св. Вячеславе, Святополке моравском и пр., связанные в том числе и с «Вышеградом», каковых городов было предостаточно в Центральной Европе.
Остается попытаться ответить на вопрос: что же случилось со Святополком, когда Ярослав окончательно захватил Киев и
____________________
29 Приселков М.Д. Очерки по церковно-политической истории…, 1913, с. 37-38).
30 Никитин А.Л. К вопросу стратификации «Слова о полку Игореве». // Никитин А.Л. «Слово о полку Игореве». Тексты. События. Люди. М., 1998, с 92.
31 ПСРЛ, т. 7, СПб., 1856, с. 232 и 242.
32 См. также: Никитин А. Точка зрения. М., 1985, с. 218-226.
292____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
начал переговоры с Болеславом I об обмене пленных? Киевский князь, тесть Болеслава, не мог исчезнуть без следа. По всей видимости, Болеслав получил достоверное известие о его смерти, в противном случае он не спешил бы выменивать свою дочь у Ярослава, поскольку о ней мог позаботиться ее муж. Но где, как и кем тот был убит?
Ответ, который я могу предложить, является не гипотезой, а всего только догадкой, попыткой связать воедино несколько фактов, требующих объяснения, в первую очередь - загадки появления «двух варягов», прикончивших Бориса на пути с Альты в Вышгород. В свое время А.А.Шахматов предположил, что «варяги» попали сюда «из какой-то легенды», однако дальше этого исследователь не пошел. Между тем, в тексте ПВЛ мы встречаем еще «двух варягов», точно так же действующих мечами, которые в этом случае выступают убийцами Ярополка по приказу Владимира. Пикантность последней ситуации заключается в том, что ни у Святополка, ни у Владимира не было и не могло быть «варягов», поскольку для Владимира «варяги» - безусловный анахронизм, вызванный тем обстоятельством, что все его действия (по новгородской версии) дублируют действия Ярослава, опиравшегося на «варягов», тогда как союзниками Святополка неизменно выступают печенеги, являющиеся одновременно союзниками его тестя Болеслава33, с чем приходится считаться, как с доказанным историческим фактом. Это дает основание говорить не просто о путанице, внесенной обработчиками, а о вероятности в первом случае замещения Ярослава -Святополком, а во втором - Владимиром. Более того, настойчивые попытки обработчиков (через отрока «Варяжко») связать Ярополка с печенегами позволяют в данном случае подозревать другую замену - Святополка его отцом Ярополком. Зачем?
Выше я показал, как для построения генеалогии Владимира и утверждения его родства со Святославом в ст. 6476 и 6478 гг. последовательно вводились факты его действительной (или вымышленной) биографии. То же самое было сделано в статьях 6485 и 6488 гг. по отношению Ярополка и Святополка с целью показать, что «от греховного бо корене злой плод бывает». В действительности же нам вовсе неизвестно, была ли мать Святополка наложницей сначала Ярополка, а потом Владимира, поскольку, как можно видеть, Титмар, Болеслав и кияне, принявшие его в 1018 г., считали Святополка вполне легитимным князем, достойным правителем, безусловным сыном
____________________
33 Thietmari chronicon, VI, 91 (55), VIII, 32 (Назаренко А.В. Немецкие латиноязычные…, с. 142).
СВЯТОПОЛК И ЛЕГЕНДА О БОРИСЕ И ГЛЕБЕ____________________
293
Владимира и старшим в Русской земле34. Наконец, неожиданная смена у Ярополка «воеводы Свенгельда», действующего в статье 6483 г., на «воеводу Блуда», который находит своего двойника в «воеводе Будый» у Ярослава, виновника поражения в битве с Болеславом на Волыни, вынуждает подозревать, что вся картина поимки и убийства «Ярополка» на самом деле принадлежит рассказу о завершении борьбы Ярослава со Святополком после триумфального ухода Болеслава из Киева35, место которого в ПВЛ теперь занимает новелла, повествующая о «битве на Альте» и бегстве Святополка в «пустыню межи чяхы и ляхы».
Допустив, что история борьбы Владимира с Ярополкам, как она представлена в статье 6488/980 г., на самом деле является историей гибели Святополка от рук «варягов» в результате предательства «воеводы Блуда» (он же «Будый»), мы не только возвращаем данный текст на принадлежащее ему место, приведя в соответствие с действительностью исторические реалии (печенеги, «варяги» и пр.), но оказываемся в состоянии объяснить появление «двух варягов» в легенде о Борисе.
Согласно рассказу ПВЛ, Ярополк, преданный своим «воеводой», согласился признать Владимира киевским князем, т.е. старейшим. Их встреча произошла «во дворе теремном», находившемся за пределами Киева, как свидетельствует авторская отсылка по этому поводу («о немъже преже сказахомъ» [Ип., 65]) к топографическому комментарию в рассказе о первой мести Ольги («и бе вне города дворъ теремный» [Ип., 44]), где Ярополка, едва он перешагнул порог, «подъяста два варяга мечема под пазусе». Если мы заменим «Ярополка» на Святополка, а «Владимира» - на Ярослава, всё встанет на свои места. Тело убитого Святополка было завернуто в «шатер» и подготовлено для тайного захоронения, поскольку вряд ли Ярослав собирался обнародовать убийство старшего брата, опасаясь волнений и предпочитая отвезти его в Вышгород, официальную резиденцию киевского князя. Именно в это время на великокняжеском дворе убитый стал подавать признаки жизни, о чем было тут же доложено Ярославу, который послал тех же двух «варягов» довершить начатое дело, после чего Святополк был ночью похоронен на Вышгородском кладбище. Так это было в действительности или нет, сказать невозможно, потому что речь здесь идет не о протоколе или докладной записке, а всего только о метаморфозах текста.
____________________
34 Thietmari chronicon, VII, 72; VIII, 32 (Назаренко А.В. Немецкие латиноязычные…, с. 140, 142).
35 Thietmari chronicon, VIII, 32 (Назаренко А.В. Немецкие латиноязычные…, с. 142).
294____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
Примечательно, что тех же «двух варягов» (двух норманнов) мы обнаруживаем в качестве главных действующих лиц в «Саге об Эймунде», которую в свое время широко использовал для реконструкции рассматриваемых событий Н.Н.Ильин, пришедший к заключению о невиновности Святополка и, наоборот, к виновности Ярослава в убийстве братьев с помощью наемных «варягов»36. Этот несколько поспешный вывод об ответственности Ярослава за жизнь Бориса и Глеба (или одного Бориса) был вызван недостаточно критическим восприятием «Саги об Эймунде»37, испытавшей влияние ряда «лживых саг», из которых были заимствованы описания нападения «бьярмийцев», сцены осады некоего города и пр., а также безусловная путаница с именами героев. Так имя популярного в скандинавской литературе Болеслава I (Бурицлейва) заменило имя Святополка, а полоцкий князь Брячислав Изяславич (Вартилав) заменил Судислава Владимировича (если Мстислав, выступающий на страницах ПВЛ в качестве «тьмутороканского князя», был сыном Владимира I, а не заменил, в свою очередь, в ПВЛ действительного владельца Полоцка).
Не требуя от саги точности в хронологическом пересказе событий, совершавшихся в чуждой для скандинавов стране, к тому же за два столетия до первой фиксации ее на пергамене, можно только сказать, что перипетии борьбы «Ярицлейва» с «Буриславом» и исчезновениями последнего в большей степени напоминают ход борьбы Владимира с Ярополком, чем битвы Святополка с Ярославом, как они представлены в ПВЛ. Вот почему история с убийством Святополка (в саге - Бурислава), с предъявлением Ярославу головы убитого брата и последующим его погребением, несмотря на маловероятные обстоятельства совершения самого убийства, в какой-то мере дополняет и подтверждает складывающуюся картину размирья Святополка и Ярослава после смерти Владимира, возвращения Святополка при помощи Болеслава I, его недолгого княжения в Киеве после ухода поляков и последующей гибели. При этом их третий брат, носящий в саге имя «Вартилав», сохранял всё это время нейтралитет, а по смерти Святополка и замирения с Ярославом получил (в обмен на Полоцкое?) Киевское княжение, на котором пробыл, как и Мстислав на Черниговском38, только три года, после чего Ярослав смог объединить под собой все три части Руси.
____________________
36 Ильин Н.Н. Летописная статья 6523 года и ее источник. Опыт анализа. М., 1957.
37 См. перевод Е.А.Рыдзевской в кн.: Рыдзевская Е.A. Древняя Русь и Скандинавия IX-XIVbb. М, 1978, с. 89-104.
38 Совершенно неясна при всём этом роль Судислава, посаженного Ярославом в 1036 г. во Пскове «в поруб» почти что на четверть века, откуда
СВЯТОПОЛК И ЛЕГЕНДА О БОРИСЕ И ГЛЕБЕ____________________
295
Такая интерпретация неизвестных событий может объяснить, во-первых, почему, несмотря на явные заслуги перед Церковью, вопрос о канонизации Ярослава никогда не поднимался, и, во-вторых, почему убийство Ярославом Святополка было «переписано» на Владимира, как убийство Ярополка: крещением Руси «равноапостольный» ликвидировал перед Церковью любые грехи своего «языческого невегласия».
В таком случае естественно задаться вопросом: не стал ли убитый Ярославом Святополк тем «новоявленным мучеником Борисом», который, будучи канонизирован молодой русской Церковью, из безымянного «товарища святого Глеба»39 превратился в основную фигуру уже «борисоглебовского» культа? При всей соблазнительности (и логичности) такого предположения, его ничем нельзя подтвердить, поскольку остается неизвестным как крестильное имя Святополка40, так и истоки легенды о Борисе-Романе, чей образ, выписанный по канонам агиографии, не только заместил его, но и превратил из жертвы в убийцу.
Другими словами, у современного исследователя, даже привлекающего внелетописные источники, не остается никаких аргументов, подтверждающих существование у Владимира сыновей с именами «Борис» и «Глеб» и их гибель от рук Святополка, поскольку даже в случае их рождения от безымянной наложницы-болгарки они не могли играть никакой политической роли в событиях 1015-1019 гг., как те представлены в ПВЛ. Таким образом, появление данного культа скорее может быть связано с убийством Святополка или каких-либо иных персонажей русской истории, остающихся для нас неизвестными, поскольку действительное течение событий этого периода полностью закрыто от исследователя неоднократно упоминавшимся «Сказанием…» и возникшей параллельно с ним и на общей основе летописной «Повестью…».
Единственное, о чем сейчас можно говорить с уверенностью, это о том, что почитание Глеба и Бориса к концу XI в. привело к их канонизации в качестве целителей-чудотворцев, а не воинов, как свидетельствуют сохранившиеся в составе ПВЛ посвященные им стихиры и эпизод с ногтем Глеба, обнаруженный на голове Святослава Ярославича при переносе их тел в 1072 г. в
____________________
его только в 1059 г. освободили племянники [Ип., 151]
39 «Sancti Glebii et socii eius» (Рогов А.И. Жизнеописания первых чешских князей в древнерусской письменности и культуре. // Сказания о начале Чешского государства в древнерусской письменности. М., 1970, с. 14).
40 Предположение В.Л.Янина, что Святополк чеканил монеты не только под собственным именем, но и под крестильным именем «Петрос» в его греческом написании (Янин B.JI. Актовые печати древней Руси X-XV вв., т.1.
296____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
посвященную им церковь. Последующее развитие глебоборисовского культа завершилось в 1115 г. созданием, во-первых, нового им храма в Вышгороде, а, во-вторых, пространным сочинением, объединившим тексты «Сказание и страсть, и похвала святюю мученикоу Бориса и Глеба» и «Сказание чюдес святою страстотьрпцю Христовоу Романа и Давида», представленных в Успенском сборнике ХН-ХШ в., причем «Сказание и страсть…» заимствовало из ранней редакции ПВЛ рассказ о битве на Альте 1019 г. и, в свою очередь, повлияло на сюжеты и тексты, связанные со Святополком, Владимиром и Ярославом.
Подобную переработку было бы естественно связать, как то делает А.Н.Ужанков, с ролью настоятеля вышгородского храма Бориса и Глеба, попа Лазаря, в последующем - игумена Михайловского Выдубицкого монастыря под Киевом, а затем епископа Переяславля Южного41, преемником которого на двух последних постах стал знаменитый Сильвестр, считавшийся причастным к созданию одной из редакций ПВЛ42. Однако столь безусловный вывод наталкивается как раз на один из аргументов Ужанкова, напоминающего, что именно Михайловский Выдубицкий монастырь стал проводником «промономаховских» идей в летописании, тем самым заставляя вспомнить расхождения в описании обеих торжеств («глебоборисовских» по «Сказанию…» и «борисоглебских» по ПВЛ) между этими двумя произведениями. Из этого следует, что взаимообогащение «Сказания…» и ПВЛ могло иметь место только между 1113 и 1116 гг., когда и сложилась окончательная редакция «Сказания…», после чего, как считал Алешковский, ПВЛ подверглось «промономаховской цензуре», изъявшей из нее упоминания о роли Святослава Ярославича в становлении глебоборисовского культа43 и, может быть, сведения о его княжении в Киеве, тогда как «Сказание…», составленное в Вышгороде при Олеге Святославиче (напомню, что собравшиеся там князья и церковные иерархи «обедаша оу Ольга и пиша» [Ип., 280], т.е. принимались им в его резиденции), сохранило все эти детали.
Возможно, всё так и происходило. Однако проблема Святополка таким заключением отнюдь не исчерпывается. И об этом напоминают его монеты.
____________________
М., 1970, с), равно как и признание его сыном Ярополка («Святополк-Петр Ярополкович», там же), а не Владимира, рассматривается в следующем очерке.
41 Ужанков А.Н. К вопросу о времени написания…, с. 402-405.
42 Творогов О.В. Сильвестр. // СККДР, вып.1. Л., 1987, с. 390-391.
43 Алешковский М.Х. Повесть временных лет…, с. 90.
СЕРЕБРО СВЯТОПОЛКА____________________
297
СЕРЕБРО СВЯТОПОЛКА
Полученный в результате критического анализа текстов ПВЛ вывод, поддержанный независимыми источниками западноевропейского происхождения, что Святополк не был убийцей Бориса и Глеба, поскольку на киевский престол попал только в 1018 г., будучи возведен на него своим тестем Болеславом, мог стать окончательным, если бы в руках историков не находились документы более авторитетные, чем исторические повествования. Речь идет об археологических свидетельствах, которые с этого момента оказываются наиболее точными и нелицеприятными корректорами выводов исследователей, причем с ними они обязаны считаться больше, чем с мнениями своих предшественников. Такими свидетелями в загадке Святополка выступают древнейшие русские монеты, представленные чеканами трех наиболее важных персонажей предшествующего рассмотрения - Владимира, Святополка и Ярослава. На протяжении последних двухсот лет эти монеты вызвали большое количество специальных работ, в том числе и монографических1, хотя, как признают их нынешние исследователи, несмотря на безусловные успехи, предположений всё еще оказывается значительно больше, чем утверждений.
К настоящему времени корпус древнейших русских монет составляют около 240 экземпляров и их обломков, имеющихся в наличии и упоминаемых в литературе, которые несут на себе имена Владимира, Святополка, Ярослава и некоего «Петроса» (вар. - «Петор»). Монеты с именем Владимира представлены: 1) 11 «златниками» высококачественного металла, чеканенными 6 парами штемпелей по типу византийского солида X-XI вв., т.е. воспроизводящими на одной стороне портрет правителя, а
____________________
1 Толстой И.И. Древнейшие русские монеты Великого княжества Киевского. СПб., 1882; Орешников А.В. Денежные знаки домонгольской Руси. М., 1936 (ТГИМ, вып, 6); Сотникова М.П., Спасский И.Г. Тысячелетие древнейших монет России. Сводный каталог русских монет X-XI веков. Л., '983. В дальнейшем при описании монет я опираюсь на последнюю монографию.
298____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
на другой - оплечное изображение Иисуса Христа, и 2) 245 «сребрениками» 4 типов, отчеканенных 171 парой штемпелей, причем более половины этих монет оказываются откровенно медными. Различие между типами «сребреников» Владимира состоит в том, что I тип повторяет тип «златника» (т.е. имеет изображение князя со схематическим «трезубцем» над его левым плечем), в то время как остальные типы II-IV имеют на оборотной стороне вместо изображения Иисуса Христа этот же самый княжеский знак, воспроизведенный графически безупречно.
С именем «Святополк» известна 51 монета, отчеканенные 28 парами штемпелей, причем из 35 пробированных монет только 4 экземпляра могут считаться серебряными, 7 - биллоновыми, а 24 - медными. Изображения обеих сторон повторяют принцип их размещения на «сребрениках» Владимира II-FV типов, только вместо «трезубца» на реверсе изображен «двузубец», правый «зуб» которого завершается крестом, а над самим «двузубцем» помещен еще один равноконечный крестик, состоящий из четырех соединенных кружков. Последняя деталь имеет весьма существенное значение, поскольку 5 монет с именем «Петрос», не являющиеся серебряными и, будучи отчеканены 5 парами штемпелей, при значительной схожести княжеского знака имеют над ним вместо указанного крестика перевернутую литеру «р». Наконец, 12 монет с именем «Петор» из меди и низкосортного биллонового сплава при том же княжеском знаке, но с измененным крестом на его правом «зубце», изготовленные с помощью 8 пар штемпелей, несут в центральном поле изображение полумесяца, лежащего рогами вверх.
Последний комплекс древнейших русских монет связан с именем Ярослава и представлен двумя типами - «больших» и «малых сребреников», каждый из которых известен в 6 экземплярах, изготовленных 3 парами штемпелей, причем так называемые «большие сребреники» выполнены не только высокохудожественно, но и из высококачественного серебра, в отличие от «малых сребреников», представляющих «варварские» подражания. Последнее замечание касается только художественного исполнения «малых сребреников», поскольку вместе с «большими» они по своим показателям отвечают требованиям южно-русской денежно-весовой системы, причем наиболее хорошо сохранившиеся «большие сребреники» Ярослава весом от 3,06 до 3,77 гр. соответствуют «южной куне» в 3,28 гр.2, тогда как «малые сребреники» весом от 1,34 до 1,57 гр. соответствуют
____________________
2 Янин В.Л. Денежно-весовые системы русского средневековья. Домонгольский период. М., 1956, с. 150.
СЕРЕБРО СВЯТОПОЛКА____________________
299
«южной резане» в 1,64 гр.3, тем самым подтверждая не только русское происхождение монет, но и ориентированность их не на «северную», а на южно-русскую денежно-весовую систему4.
Этот корпус древнерусских монет, находившийся в центре внимания, главным образом, нумизматов, практически не привлекался в качестве исторического источника для уточнения тех или других событий русской истории как потому, что до сих пор его исследователи не имеют возможности с полной уверенностью приурочить имеющиеся на монетах имена к тем или иным правителям древней Руси, так и потому, что между этими монетами и последующим русским чеканом второй половины XIV в. лежит «безмонетный период», на протяжении которого на Руси обращались иностранные монеты, монетные слитки и прочие эквиваленты денег5.
Первым, кто попытался выяснить происхождение этих монет, был И.И.Толстой, установивший приведенную выше последовательность чекана и, соответственно, определивший их в качестве монет Владимира I, Святополка «Окаянного» и Ярослава I 6. С резким опровержением выводов И.И.Толстого в 1930 г. выступил в печати А:В.Орешников, который на основании тщательной классификации древнерусских княжеских лично-родовых знаков представил их в качестве развивающейся системы7. В монографическом виде его исследование было опубликовано уже после смерти,, автора, где на основании сопоставления личных княжеских знаков, крестильных и бытовых княжеских имен было убедительно показано, что за исключением Ярослава I (вместе с другими исследователями А.В.Орешников относил выпуск «больших сребреников» ко времени его новгородского княжения 987-1019 гг.) речь должна идти о князьях не конца X и начала XI в., а об их потомках, князьях второй половины XI и начала XII в.: Изяславе-Дмитрии Ярославиче (1054 - 1078), его сыне Ярополке-Петре Изяславиче (1077 - 1078), Святополке-Михаиле Изяславиче (1093 - 1112) и, наконец, Владимире Всеволодовиче Мономахе (1054 - 1125), чеканившем «златники» и «сребреники» сначала в Чернигове, а затем - в Переяславле Южном и в Киеве8.
____________________
3 Там же, с. 150.
4 Там же, с. 160.
5 Спасский И.Г. Русская монетная система. Л., 1970.
6 Толстой И.И. Древнейшие русские монеты Великого княжества Киевского. СПб., 1882; он же. Древнейшие русские монеты X-XI вв. СПб., 1893.
7 Орешников А. В. Классификация древнейших русских монет по родовым знакам. // ИАН СССР, сер. VII. Отделение гуманитарных наук. Л., 1930, с. 87-112.
8 Орешников А.В. Денежные знаки домонгольской Руси…
300____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
В пользу предложенной Орешниковым атрибуции свидетельствовала не только разработанная им схема. Здесь получала логическое обоснование история развития лично-родового знака русских князей, представленного в своей наиболее простой, ничем не приукрашенной форме «трезубца» у Ярослава на его «больших сребрениках», в результате последующего развития приводившая «сребреники» и «златники» к типу византийского солида начала XII в. Особенно привлекательным здесь представлялось точное соответствие этих знаков именам, отмеченным на монетах, что не находило объяснения у И.И.Толстого и его последователей ни в отношении имен, ни в отношении дополнительных значков над «знаком Рюриковича» на реверсе. Более того, развитие чекана и порча монетного сплава полностью объяснялись А.В.Орешниковым ситуацией конца XI и начала XII в. на монетном рынке Западной и Восточной Европы, испытывавших острую нехватку серебра, которая и привела, в конце концов, к прекращению эмиссии металлических денег на территории Руси9.
Предложенная А.В.Орешниковым схема развития лично-родовых знаков русских князей была использована Б.А.Рыбаковым для классификации массового археологического материала10, а затем и В.Л.Яниным для определения русских булл XII-XV вв. 11 Однако ни сам В.Л.Янин, ни другие нумизматы в своем большинстве не поддержали А.В.Орешникова в его ревизии положений И.И.Толстого, главным образом, потому, что все находки древнейших монет, связанные с кладами или комплексами погребений, которые можно было датировать восточными или западноевропейскими монетами, укладываются в интервал от последнего десятилетия X в. (Зареченский клад) до конца XI в. (Кинбурнская коса, Пинск, Висбю) 12, никоим образом не выходя в XII в. Более того, большинство комплексов с находками «сребреников Владимира» практически всех типов, долженствующих, по А.В.Орешникову, быть наиболее поздними, датируется временем до середины XI в.
Исследователь это знал, однако полагал, что «так как приток монет с востока прекратился в 1015 г. вследствие недостатка серебра «…» монеты, чеканенные до 1012-1015 гг. и уже заве____________________
9 Янин В.Л. Денежно-весовые системы…, с. 184-185.
10 Рыбаков Б.А. Знаки собственности в княжеском хозяйстве Киевской Руси Х-ХН вв. // СА, VI, 1940.
11 Янин В.Л. Актовые печати древней Руси, тт. 1-И, М., 1970; Янин В.Л., Гайдуков П.Г. Актовые печати древней Руси, т. III. M., 1998.
12 Сотникова М.П., Спасский И.Г. Тысячелетие…, с. 48-49.
СЕРЕБРО СВЯТОПОЛКА____________________
301
зенные к нам, могли быть зарыты 100 лет спустя»13. Это положение было достаточно убедительно опровергнуто В.Л.Яниным путем разбора фактического материала14. Именно Янин, поддержав схему И.И.Толстого, пошел далее, использовав схему развития личных знаков древнерусских князей, чтобы усвоить Святополку не только монеты с именами «Петрос» и «Петор», но и утвердить его происхождение от Ярополка, а не от Владимира15, именуя его в своих последующих работах неизменно «Святополк-Петр Ярополкович Окаянный»16. Доверие к легенде ПВЛ, переработанной, как я показал выше, «Сказанием… о Борисе и Глебе», позволило исследователю в дальнейшем уже прямо усвоить Святополку I свинцовую буллу с именем Петра, не имеющую ничего общего с указанными типами монет17.
Таким образом, генеалогическая схема лично-родовых знаков русских князей древнейшего периода, предложенная А.В.Орешниковым на основании разработанной им типологии и хронологии первых русских монет, была отделена от своего фактологического основания и перенесена на столетие раньше с переадресовкой выделенных геральдических символов, но при сохранении прежней своей структуры18. По мере поступления нового материала в результате случайных находок и раскопок эта схема получала дальнейшее развитие19 и в своей наиболее законченной форме представлена в работе А.А. Молчанова о лично-родовых знаках «Рюриковичей», где она, подобно генеалогическому древу, вырастает из «двузубца Игоря Рюриковича», а заканчивается «тамгами» суздальских князей20.
Стройная и графически-логичная, эта схема, тем не менее, вызывает много вопросов и возражений, поскольку в ее разработку положен далеко не равноценный, часто случайный и просто не атрибутированный материал, а также ни на чем не основанные предположения предыдущих исследователей, весьма вольно трактовавшие свои наблюдения и находки. Если система княжеских знаков у А.В.Орешникова строилась исключительно на нумизматическом материале, который он весьма осторожно пытался пополнить загадочной свинцовой буллой с «двузубцем»
____________________
13 Орешников А.В. Денежные знаки…, с. 31.
14 Янин В.Л. Денежно-весовые системы…, с.61-71.
15 Янин В.Л. Денежно-весовые системы…, с. 166.
16 Янин В.Л. Актовые печати…, т. I, с. 38-40.
17 Янин В.Л., Гайдуков П.Г. Актовые печати…, т. III, с. 17-19.
18 Янин В.Л. Актовые печати…, т. I, с. 39-40.
19 Ширинский С. С. Ременные бляшки со знаками Рюриковичей из Бирки и Гнездова. // Славяне и Русь. М., 1968, с. 218, рис. 3.
20 Молчанов А.А. Об атрибуции лично-родовых знаков князей Рюриковичей Х-ХШ вв. // ВИД, XVI, Л., 1985, с. 66-83, тб. I и И.
302____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
и подвеской со стилизованным «трезубцем Рюриковичей»21, то здесь на равных правах представлены знаки на буллах, граффито на предметах, найденных в разных, часто весьма отдаленных друг от друга местах, клейма на керамике и черепице и т.п. артефакты22.
В данном случае я меньше всего собираюсь упрекать исследователя, только обобщившего взгляды своих предшественников, сведя воедино столь разные по своей природе факты. Однако если «тамги» русских князей монгольского времени и их доверенных лиц, как и должностных лиц Великого Новгорода, представленные многочисленным и стилистически однородным материалом, вызывают возражения исследователей разве только при уточнении датировок и атрибуции того или иного знака23, то совершенно иначе дело обстоит со знаками, усвояемыми князьям X-XI вв.
Начнем с того, что вся исходная часть генеалогии «знаков Рюриковичей» строится исключительно на последовательных допущениях. Вот как об этом пишет А.А.Молчанов: «Отнесение печати с изображением княжеского знака в виде простого двузубца (табл. I, 2) Святославу Игоревичу (по Янину. - А.Н.) обуславливает возможность приписать ему же аналогичные знаки на костяной пластинке (табл. I, 4) (по М.ИАртамонову. - А.Н.) и керамике (табл. I, 5) (по А.М.Щербак. - А.Н.) из Саркела, завоеванного Святославом в 965 г., гончарном клейме из курганного некрополя древнего Изяславля (табл. I, 6) (по Б.А.Рыбакову. - А.Н.) и деревянном изделии из Новгорода (табл. I, 3) (по Б.А.Колчину. - А.Н). Идентичный знак на серебряной бляшке (табл. I, 1) из погребения первой половины Хв.у деревни Лебедки Орловской обл., (по С.С.Ширинскому. - А.Н), как относящийся бесспорно ко времени до начала княжения Святослава, следует, по-видимому, отнести его отцу Игорю Рюриковичу»24. Но так ли это? Знакомство с рисунками, представленными на таблице, а, тем более, - с самими предметами, на которых они нанесены, убеждает в том, что на самом деле речь идет о разных знаках, в которых только при усилии воображения можно обнаружить схожие черты.
____________________
21 Орешников А.В. Денежные знаки домонгольской Руси…, тб. I, рис. 1; тб. II, рис. 1.
22 Молчанов А.А. Об атрибуции…, с. 67, тб. I.
23 Молчанов А.А. Подвески со знаками Рюриковичей и происхождение древнерусской буллы. // ВИД, VII, Л., 1976, с. 69-91; Ершевский БД Об атрибуции новгородских печатей и пломб XII - начала XIII в. с изображением княжеских знаков. // ВИД, X, Л., с. 43-52; Молчанов А.А. О четырех новгородских посадничьих печатях XII в. // ВИД, XII, Л., 1980, с. 213-219.
24 Молчанов А.А. Об атрибуции…, с. 67-68.
СЕРЕБРО СВЯТОПОЛКА____________________
303
Здесь представлены изображения наконечника стрелы (I, 1), «шпоры» (I, 2, 6), остроги (I, 3), неопределенного знака (I, 4), «камертона» (I, 5), ничего общего не имеющие с собственно «знаками Рюриковичей», которые воспроизведены на древнейших русских монетах.
Что на самом деле эти рисунки изображают, нам неизвестно, точно так же как и то, кому они принадлежат, поскольку, как я покажу ниже, усвоение свинцовой буллы с «двузубцем» Святославу Игоревичу совершенно недоказательно и недостоверно. Следует при этом напомнить, что у нас до сих пор нет никаких доказательств того, чтобы этими знаками отмечалась «княжеская собственность», тем более в таком случайном начертании, как можно видеть, например, на керамике из Саркела, где этот знак оказывается одним из многих, и т.д. В еще большей степени такая атрибуция неприемлема для редких «знаков Рюриковичей», обнаруживаемых на дирхемах из монетных кладов (Святослава Игоревича и Владимира Святославича?), которые якобы «после такой операции становились своего рода государственной единицей и играли определенную роль в экономике и торговле Древнерусского государства»25.
Другими словами, прежде чем тот или иной знак вводить в систему, на нем же и основывающуюся, его требуется всесторонне атрибутировать, т.е. с достоверностью установить, что он означает, для чего применялся и кому принадлежал. При этом полезно помнить, что в указанное время (т.е. в X-XI вв.) лично-родовой знак чаще всего являлся «знаком присутствия» владельца, оказываемого им доверия, согласия, подтверждения, т.е. не мог распространяться на продукты ремесленного производства, на оружие дружины и пр., на чем настаивают археологи. Поскольку же мы до сих пор не располагаем никакими достоверными свидетельствами о лично-родовых знаках Игоря, который в исторической реальности не был «Рюриковичем», а также Святослава Игоревича и Ольги, все спекулятивные построения на этот счет только затемняют и без того сложный вопрос. В этом плане гораздо больше смысла и пользы отказаться от построения схем, не подкрепленных убедительными фактами, чтобы сосредоточить усилия на попытке выяснить хронологию, принадлежность и семантику «знаков Рюриковичей», представленных на древнейших русских монетах.
И здесь с неизбежностью встает вопрос о достоверности источников и соответствии предложенных реконструкций собы____________________
25 Булкин В.А., Дубов К.В., Лебедев Г.С. Археологические памятники Древней Руси IX-XI веков. Л., 1978, с. 144.
304____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
тий 1015-1019 гг. имеющимся в нашем распоряжении археологическим свидетельствам.
Выше, анализируя тексты, содержащие сведения о событиях последней четверти X и первой четверти XI вв., я показал абсолютную недостоверность летописной Повести об убиении Бориса и Глеба, перекликающейся со «Сказанием…», как по причине позднего и тенденциозного происхождения последнего и наличия внутренних противоречий в тексте, так и по сопоставлению с известиями современников событий, в первую очередь известий хроники Титмара из Мерзебурга. Опираясь на его версию событий, можно утверждать, что, во-первых, Святополк был безусловно сыном Владимира, имевшим примущественные права на Киев (т.е. не считал и не мог считать себя сыном Ярополка, как это полагает В.Л.Янин, усваивая ему лично-родовой знак, якобы берущий начало от Святослава Игоревича26); во-вторых, Святополк занимал киевское княжение только немногим более 10 месяцев в 1018 г., будучи возведен на престол Болеславом I, т.е. не имел времени для эмиссии двух (трех?) различных типов своих монет (с именами «Святополк», «Петор» (?) и «Петрос»).
Однако столь безупречное заключение не выдерживает критики со стороны именно нумизматического материала. Наличие перечеканок Святополка на «сребрениках Владимира» II типа (184-2 и 194-227) говорит о тесной связи этих эмиссий, не позволяющих думать о сколько-нибудь продолжительном временном разрыве между ними, и, похоже, свидетельствует в пользу предположения об одновременном выпуске серий монет с именами «Петрос» и «Петор», отличающихся, как уже было сказано, от монет Святополка дополнительными «огласовками» над общим личным знаком. Другими словами, они наводят на мысль о совместном чекане двух (или трех?) братьев, наследовавших власть после смерти Владимира и еще не успевших поссориться.
Сейчас, после выхода в свет уже третьего тома материалов по древнерусской сфрагистике, подготовленного В.Л.Яниным и П.Г.Гайдуковым, мне представляется возможным объяснить, почему столь безусловный и прямо бросающийся в глаза факт был проигнорирован не только историками, но и нумизматами, которые выводы своих исследований пытались согласовывать с легендами ПВЛ.
В основу своей схемы развития родового княжеского знака XI-XII вв. А.В.Орешников положил «трезубец» больших сребре____________________
26 Янин В.Л. Актовые печати…, т.1, рис. 4, с. 40.
27 Сотникова М.П., Спасский И.Г. Тысячелетие…, с. 183 и 186. Такие же перечеканки наблюдаются и внутри чекана Владимира III типа на монетах I (129-2) и II (128-1) типов (там же, с. 165-166).
СЕРЕБРО СВЯТОПОЛКА____________________
305
ников Ярослава как простейший вариант «знака Рюриковичей», предпослав в качестве исходного «двузубец» («камертон») на вислой печати с практически нечитаемой надписью, ныне потерянной, происходящей из раскопок 1912 г. Д.В.Михалева на территории Десятинной церкви в Киеве, которую сам он полагал печатью Владимира I28. Создавая собственную схему, В.Л.Янин, определив «знаки Изяславичей» (по А.В.Орешникову) в качестве вариантов знака «Святополка-Петра Ярополковича Окаянного», выделил его «двузубец» в качестве особой линии развития, параллельной линии развития знаков Владимира I и его сыновей, с общим для всех исходным знаком «двузубца» («камертона»), определенного Яниным в качестве личного знака «Святослава Игоревича»29, которому он усвоил и соответствующую печать30. При нечитаемой легенде на печати такое определение ее владельца оказывается тем более произвольным, что над вилкой указанного «двузубца» оказывается изображен католический крест, никак не могущий быть объясненным на действительной печати Святослава Игоревича, который, как известно, являлся врагом христианства и ревностным язычником31.
Другой ошибкой исследователей монет и печатей этого периода явился недифференцированный подход ко всем изображениям, сколько-нибудь напоминающим «знаки рюриковичей». Это показывают публикации последних десятилетий, где на равных основаниях сведены воедино как моделированные изображения объемного характера, предполагающие за собой определенную историю развития собственно «герба» (княжеские знаки на древнерусских монетах, «двузубец» на костяном кружке из раскопок Саркела, являющемся, скорее всего, игорной фишкой и приписанном Святославу Игоревичу только на том основании, что он «взял Белую Вежу»32, и пр.), так и графические (линейные) рисунки, встречающиеся во множестве модификаций на камнях, штукатурке, гшинфе, черепках, монетах, металлических и пр. предметах Северного Причерноморья, относящихся к самым разным эпохам33.
____________________
28 Орешников А.В. Классификация древнейших русских монет…, с. 92-95, рис. 1; он же. Денежные знаки…, с. 35, тб. 1,1.
29 В.В.Мавродин полагал «двузубец» тамгой Мстислава Владимировича (Мавводт В.В. Тмутаракань. // ВИ, 1980, № 11, с. 179).
30 Янин В.Л. Актовые печати…, т. I, с. 39-40, рис. 3 и 4. Лучшее воспроизведение см.: Артамонов М.И. История хазар. Л., 1962, рис. на стр. 430.
31 См. по этому поводу свидетельство Льва Диакона (Лев Диакон. История. М., 1988, с. 78).
32 Артамонов М.И. История хазар…, рис. на с. 430.
33 Драчук B.C. Системы знаков Северного Причерноморья. Киев, 1975, таблицы.
306____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
В действительности, как можно легко убедиться на основе таблиц булл, представленных В.Л.Яниным в его монографическом труде, среди оттисков печатей Х-ХП вв. единственным знаком, отдаленно напоминающим «знак Рюриковичей», оказывается плохо читаемый оттиск (в равной мере похожий на схематическое изображение храма) с надписью «град» на оборотной стороне, исполненный штемпелем на прямоугольном отрезке сплющенной массивной свинцовой трубки, который автор усваивает Изяславу Владимировичу, умершему в 1001 г. в Полоцке, хотя сам артефакт обнаружен в слоях 1134-1161 гг. Новгорода34. Более того, при всём остроумии определений, последующие «княжеские печати архаичной традиции», как их рекомендует автор - «Изяслава Ярославича» (с процветшим «крином» или «якорем», названным почему-то «княжеским знаком»35, с равноконечным крестом, поименованным «четырехлепестковой розеткой»36, и с многолепестковой розеткой, напоминающей розетку на монетах Родоса IV-II вв. до н.э.37) только потому, что они несут имя «Димитрий»38, и «печатей Николая», усвояемых им Святославу Ярославичу по причине изображения св. Николая на лицевой стороне и лигатуры «СВЯ» - на оборотной, где оттиснута фигура в подряснике с процветшим лотарингским крестом в одной руке и благословляющей другой39, - не имеют и не могут иметь ничего общего с действительными княжескими буллами XI в., представленными здесь же классическим типом со строчными греческими надписями и изображениями христианских патронов князей, тезоименных по крестильному имени.
Последнее тем более примечательно, что в том же третьем томе «Актовых печатей…» опубликована булла, действительно принадлежащая князю Святославу Ярославичу, на которой изображение св. Николая Мирликийского (надпись «агиос Никула») дополнено на реверсе изображением сидящего на престоле Иисуса Христа (Спаса), патрона главного храма Чернигова40.
____________________
34 Янин В.Л. Актовые печати…, т. I; описание с. 166, № 2; илл. тб. 1, 2.
35 Там же, с. 35; описание с. 166, № 3; илл. тб. 1, рис. 3.
36 Там же, с. 35; описание с. 167, №№ 4-5; илл. тб. 1, рис. 4-5.
37 Там же, с. 35; описание с. 167, №№ 6-9; илл. тб. 1, рис. 6-9; т. III, описание с. 113, №№ 7-2 и 9-2; илл. с. 259, рис. 7 и 9.
39 Там же, т. I, с. 34-35; описание с. 167-168, №№ 10-13; илл. с. 250, рис. 10-13; т. III, описание с. 113-114, №№ 96, 12а, 13а, 136; илл. с. 259, №№ 96,12а, 13а, 136. По характеру изображения эта печать должна принадлежать какому-либо церковному иерарху, но никоим образом не может быть усвоена Святославу Ярославичу, никогда не выступавшему в качестве «святителя».
40 Янин В.Л., Гайдуков П.Г. Актовые печати…, т. III, описание с. 113, № 9а; илл. с. 259, № 9а.
СЕРЕБРО СВЯТОПОЛКА____________________
307
Другими словами, как совершенно справедливо писал в свое время В.Л.Янин, становление института русской буллы происходило на протяжении всей второй половины XI в. по образцу булл византийских, причем решающую роль в формировании этого института, как можно думать, оказали своим примером греки-иерархи русской Церкви. Единственным известным пока исключением из этого правила является найденная в 1994 г. в слоях первой половины XI в. Троицкого раскопа печать Ярослава-Георгия с «портретным» изображением князя на лицевой стороне и св. Георгия, очень схожего с изображениями «больших сребреников» Ярослава, - на другой41, таким образом, подтверждающая мнение В. Л.Янина о развитии русской княжеской буллы по типу греческих.
Так получается, что критический пересмотр предложенной А.В.Орешниковым схемы усвоения древнейших русских монет князьям конца XI и начала XII вв., с одной стороны, находит свое подтверждение в отсутствии места для подобных монетарно-сфрагистических типов в указанный период, а с другой - ставит заново вопросы о принадлежности выделенных типов известных «златников» и «сребреников» определенным князьям и о значении имеющихся на них лично-родовых знаков. Последнее оказывается тем более необходимым, что резкая смена типа монетного чекана уже на ранней стадии эмиссии (после выпуска «златников» и «сребреников» Владимира I типа, несущих на аверсе портретное изображение правителя, а на реверсе - погрудное изображение Иисуса Христа) предполагает достаточно резкий разрыв монетного дела на Руси с византийской традицией и переход к собственной символике, определившей замещение изображения небесного патрона на обороте лично-родовым (?) знаком князя. Как и почему это произошло, сейчас мы не знаем и даже не можем строить сколько-нибудь правдоподобные предположения. Однако подобную смену государственных ориентиров, вероятно, имело бы смысл сопоставить с двумя комплексами известий о «Владимире», нашедших свое отражение на страницах ПВЛ, заставляющих, порою, думать, что речь идет не об одном, а о двух князьях с одинаковым именем.
Я не собираюсь сейчас настаивать на этой версии, поскольку речь идет пока только о двух различных комплексах текстов, однако если чекан «златников» Владимира, ориентированных по своему выполнению, весу и качеству металла на византийский образец (т.е. соответствие византийским солидам конца X - начала XI вв.42),
____________________
41 Янин В.Л., Гайдуков П.Г. Актовые печати… т. III, с. 13-18, описание с. 113 (2а), илл. с. 259, рис. 2 а.
42 Сотникова М.П., Спасский И.Г. Тысячелетие…, с. 62.
308____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
хорошо согласуются с Владимиром «корсунской легенды», женатом на византийской принцессе, то «сребреники Владимира» всех четырех типов показывают очень широкий диапазон монетного сплава от высококачественного серебра (редкие экземпляры) до практически чисто медных монет (большинство)43. Картина будет иной, если сравнить «сребреники» Владимира I типа, аналогичные по своему изобразительному ряду «златникам», и «сребреники» II-IV типов, на которых перенесенный с аверса, тщательно моделированный и заменивший изображение Пантократора «трезубец» впервые приобретает форму лично-родового герба/тамги. Сам по себе этот знак остается загадкой для непосвященного, и только помещение его в изобразительный ряд, открывающийся «осмысленным» изображением «трезубца Ярослава» на его «малых сребрениках», предстающим уже в качестве падающего вниз сокола-ререга с глазами и клювом44, позволяет представить наиболее вероятное объяснение происхождению «знака рюриковичей» в качестве модифицированного и стилизованного «знака ререговичей», т.е. священного символа вендов/ободритов.
Косвенным подтверждением возможности такой интерпретации оказывается и география находок «малых сребреников» Ярослава, неизвестных в Новгороде на Волхове и целиком лежащих на берегах Балтийского моря (под Ивангородом, близ Дерпта, на о-ве Сааремаа), на Готланде (Висбю, Гретлингбо), в Польше (по-вят Новогард в Поморье, Равич под Познанью), в Норвегии (Ром-сдале) и в Швеции (Гротреск, Унна Сайве), где обнаружены литые копии «больших сребреников», как, впрочем, и в Саксонии (Галь-берштадт)45.
Другими словами, если расположить известные нам по монетам и некоторым другим находкам «знаки Рюриковичей», поставив в начале знак «малого сребреника» Ярослава, затем - большого, за которым будет следовать «трезубец» Владимира на его «сребрениках» II-IV типов, чтобы завершить указанный ряд знаками Святополка-Петроса (не обращая внимания на имеющиеся там дополнительные значки), то с формальной стороны такой ряд можно истолковать в качестве эволюционной схемы последовательно трансформируемого изображения «вендского сокола» в некую геральдическую эмблему, способную украсить воинский щит, оружие, монеты и прочие личные и государственные регалии.
Однако насколько правомочно такое допущение, когда нам остается неизвестна хронология чекана указанных типов монет,
____________________
43 Там же, см. каталог.
44 Сотникова М.П., Спасский И.Г. Тысячелетие…, рис. на с. 199-201.
45 Сотникова М.П., Спасский И.Г. Тысячелетие…, с. 99, рис. 27 и пр.
СЕРЕБРО СВЯТОПОЛКА____________________
309
их распространение подчеркивает обособленность чекана Ярослава от чекана остальных выпусков46, а модификация изображения (ограниченного хронологическими рамками конца X и начала XI в.) уже на монете Святополка снимает всякую возможность его первоначального осмысления, даже если догадка и справедлива? И всё же такая попытка формального подхода мне представляется небесполезной, поскольку она, во-первых, убеждает в необходимости выделения объемных (т.е. действительных) «знаков Рюриковичей» из всей массы схожих изображений, в первую очередь, тамгообразных, существующих параллельно и получающих свое распространение в княжеской среде уже в безмонетный период47, и, во-вторых, заставляет внимательнее приглядеться к Ярославу с его «варягами» и монетным чеканом, вызвавшим (?) немедленную реплику с «опознанием» в «трезубце» - «вендского сокола». Однако копирование в качестве украшений не малого, а именно «большого сребреника» Ярослава, равно как и недавняя находка при раскопках в Новгороде свинцовой буллы Ярослава, оборотная сторона которой в известной степени отвечает реверсу «большого сребреника», как и весовые соотношения того и другого типа, свидетельствует, в первую очередь, о внешнеполитическом значении данной денежной эмиссии, как, впрочем, и всего выпуска древнейшего русского чекана.
Всё это я говорю к тому, что, поскольку до сих пор неизвестно, когда именно Владимир I начал чеканку своей монеты, можно полагать, что она была предпринята одновременно с другими реформами (церковной, судебной и пр.) еще при жизни «царицы Анны», держащей Русь в орбите внешней политики византийского Двора и Церкви. Этим объясняется как приурочение «златников» к солидам, так и подражание в оформлении им «сребреников» I типа. Поэтому резкое прекращение золотого чекана и столь же резкое изменение в оформлении «сребреников», выступающих в качестве независимой от Византии монеты, естественно связать со смертью Анны, охлаждением отношений с Константинополем и резкой переориентацией Владимира I на контакты с Европой, результатом чего явилась, с одной стороны, женитьба Святополка, ставшего, похоже, соправителем Владимира, на дочери Болеслава I в 1012 г.48, а вскоре и собственная женитьба Владимира на внучке Отгона I, доче____________________
46 Сотникова М.П., Спасский И.Г. Тысячелетие…: карты распространения находок монетных типов на с. 61, 73, 88, 99 и общий перечень на с. 55-58.
47 Молчанов А.Л. Об атрибуции…, с. 66-83 и др. (дрогичинские пломбы).
48 Лециевич Л. Летописные поморяне. // Древности славян и Руси. М., 1988, с. 135; Королюк В.Д. Западные славяне и Киевская Русь в X-XI вв. М, 1964, с. 217.
310____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
ри графа Куно фон Эннинген, как об этом пишут вслед за Н.А.Баумгартеном В.Т.Пашуто и В.Д.Королюк49.
Естественно, это не более чем предположение, однако оно находит косвенное подтверждение в сообщении Титмара из Мерзебурга о наличии у Владимира только трех сыновей, из которых de facto ему наследовали лишь двое, поскольку третий, Святополк, содержался в заточении, а после смерти Владимира сразу же бежал к Болеславу50. Однако наличие эмиссии трех типов «сребреников Святополка» (при перечеканке монет Владимира) позволяет думать, что усобицы начались не сразу, какое-то время братья поддерживали мир, и именно в это время могли быть чеканены монеты с именем «Петрос» и «Петор», принадлежащие Мстиславу51, тем более, что все без исключения находки монет Святополка и этих двух типов сосредоточены на левобережье Днепра в трех пунктах (клад у с. Денисы, Переяславского уезда, вместе с 7 сребрениками Владимира II-IV типов; Нежинский клад 1852 г., состоящий в основном из сребреников Владимира II-IV типов; курганы у с. Митьковка Климовского р-на, в которых было найдено также 8 сребреников Владимира I и II типов и 4 сребреника Святополка, в том числе и с именем «Пет-рос»52). Другими словами, нумизматические и сфрагистические материалы убеждают, что мы ровным счетом ничего не знаем не только о том, что происходило в первой четверти XI в. в Киеве и на территории Среднего Поднепровья, но и кто был участником этих событий, имея дело исключительно с текстами, а не с реальными лицами.
Таким образом, загадок, связанных со смертью Владимира и судьбой Святополка, оказывается много больше, чем мы думаем. В любом случае, наличие русских монет древнейшего чекана с именем Святополка, являющихся продолжением монетного дела Владимира I, ставит вопрос о его наследниках, о точности сообщений Титмара относительно судьбы Святополка и о том, что же происходило на Руси в 1015-1018 гг. Поэтому, даже если допустить, что В. Л.Янин прав в своей догадке о крестильном
____________________
49 Пашуто В. Т. Внешняя политика Древней Руси. М., 1968, с. 122; Королюк В.Д. Западные славяне…, с. 227.
50 Thietmari chronicon, VII, 72 и 73 (Назаренко А.В. Немецкие латиноязычные источники IX-XI веков. М., 1993, с. 140-141).
51 О том, что христианское имя Мстислава Владимировича было «Константин» сообщает только так называемый Любецкий синодик (Зотов Р.В. О Черниговских князьях по Любецкому синодику и о Черниговском княжестве в татарское время. СПб., 1892, с. 32).
52 Равдина Т.В. Погребения Х-XI вв. с монетами на территории Древней Руси. Каталог. М., 1988, с. 85.
СЕРЕБРО СВЯТОПОЛКА____________________
311
имени Святополка - «Петр», это ничего не меняет в данной ситуации, объясняющей смену чекана, но по-прежнему требующей объяснения содержания и происхождения «знаков рюриковичей» в геральдике первых русских князей, вызвавших немедленную «реплику» в виде «малых сребреников» Ярослава с превращением «трезубца» - в «ререга». И это при том, что, как известно, «первый Рюрик» среди потомков Владимира I появляется только в середине XI в., т.е. много позднее, чем монеты с «его» знаком.
Остается еще отметить, что в то же самое время (первая треть XI в.), когда в Киеве и Новгороде на Волхове (?) делаются первые опыты чеканки монет, на берегах Керченского пролива, т.е. на территории «внутренней Росии» Константина Порфирогенита, наблюдается чеканка медных миллиарисиев, подражающих монетам Василия II (976 - 1025) и Константина VIII (1025 - 1028)53, - факт, до сих пор не поставленный в связь с древнейшим чеканом Владимира I и находкой его монет на берегах Азовского моря.
____________________
53 Кропоткин В.В. Византийские монеты из Таматархи-Тмутаракани. // Керамика и стекло древней Тмутаракани. М., 1963, с. 175-185.
312____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
ТОПОЛОГИЯ РУСИ И ПРОБЛЕМА ТМУТОРОКАНЯ
Аксиоматичное представление о «руси», как обитателях Среднего Поднепровья с центром в Киеве, развернутое в ПВЛ, за последнее столетие было поколеблено обнаружением этой же лексемы в разных точках Центральной и Восточной Европы, зафиксированной документами и нарративными текстами X-XI вв. Нельзя сказать, что это оказалось совершенной новостью. О «руси» в Северной Германии, Фризии, в Подунавье, Трансильвании и Закарпатье, на берегах Черного и Азовского морей, на Днепре и на Каспии в IX-XI вв. было известно еще в прошлом столетии, когда обсуждался пресловутый «варяжский вопрос». И хотя все необходимые компоненты решения загадки «руси», полученные в результате сбора и анализа самого разнообразного исторического, лингвистического и археологического материала уже были в руках исследователей, признать «русь» интерэтническим суперстратом, схожим с социумом викингов Северной Европы, они еще не могли. Между тем, именно таким социумом1, имеющим в основе своей совокупность пестрых по этническому составу дружин, во главе которых стоят «архонты», над которыми возвышается «великий князь» или «каган», предстает «русь» в знаменитом фрагменте Бертинских анналов 839 г. и в 9-й главе De administrando imperio Константина Порфирогенита, судя по упоминанию в ней Святослава Игоревича, написанной не ранее конца 40-х гг. X в. Отсюда, и только отсюда берет начало определение "русский", как объект, принадлежащий «руси» и от нее получающий свое бытие - раб, союзник, флот, земля и т.д., которое с течением времени приобретает самостоятельное значение в качестве обобщающего суперэтнонима, одновременно вытесняющего из сферы обращения лексему "русин", перво____________________
1 В смысле социума лексема "русь" используется в договорах с греками: «да имуть и въ Русь», «да възвратит именье в Русь» [Ип., 27]; «пойду в Русь… а Руская земля далече есть» [Ип., 59].
ТОПОЛОГИЯ РУСИ И ПРОБЛЕМА ТМУТОРОКАНЯ____________________
313
начально определявшую только представителя «руси». Последнее обстоятельство необходимо всегда учитывать в исторических исследованиях, не позволяя произвольной замены лексемы "рос/русь" лексемой "русский". К чему это приводит, я покажу ниже на примере анализа новеллы 6551/1043 г.
Сам факт существования подобного интерэтнического и, в то же время, суперстратного по отношению к местным племенам социума росов, живущего за счет поборов (дань, полюдье, набеги, грабежи) и торговли, в первую очередь, рабами, как это согласно показывают восточные источники2 и Константин Порфирогенит3, объясняет недоумение по поводу многочисленности Росий/Русий и, в свою очередь, ставит перед исследователем проблему дифференцированного подхода к сведениям о разных группах росов/русов, которые содержатся в письменных источниках. При этом главным препятствием оказывается не разнообразие источников, а многовековой стереотип идентификации руси/Руси исключительно с районом Среднего Поднепровья, наиболее последовательно проведенный авторами и редакторами ПВЛ, адаптировавших в ее состав тексты самого разного происхождения, в первую очередь, договоры с греками. Не потому ли единственными попытками поставить на обсуждение загадку топологии многоликой руси/Руси остаются работы А.Г.Кузьмина, наметившего контуры этой актуальной научной проблемы4.
Как известно, древнейшим памятником, отмечающим появление на исторической сцене Юго-восточной Европы росов/русов, остаются упомянутые Бертинские анналы, где под 839 г. зафиксировано прибытие в Ингельгейм на Рейне к Людовику I Благочестивому в составе посольства византийского императора Феофила людей, называвших себя представителями «народа Rhos». Их путь в Константинополь проходил «среди варваров,
____________________
2 Сводку восточных текстов о «русах», их нравах и образе жизни см: Новосельцев АЛ. Восточные источники о восточных славянах и Руси VI-IX вв. // Древнерусское государство и его международное значение. М., 1965, с. 355-419; Заходер Б.Н. Каспийский свод сведений о Восточной Европе, т. П. М, 1967, с. 77-107.
3 Константин Багрянородный. Об управлении империей. М., 1989. с 48/49.
4 Кузьмин А.Г. «Варяги» и «Русь» на Балтийском море. // ВИ, 1970, № 10, с 28-55; он же. Об этнической природе варягов. (К постановке проблемы.) // ВИ, 1974, с. 54-83; он же. Западные традиции в русском христианстве. // Введение христианства на Руси. М., 1987, с. 21-54; и др.
314____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
весьма бесчеловечных племен»5, поэтому Феофил просил Людовика дать им возможность вернуться назад более безопасным путем. Последний установил, что эти люди «принадлежат народу шведскому», т.е. являются норманнами, а потому заподозрил в них лазутчиков и задержал их до выяснения обстоятельств. Из такого лапидарного сообщения, что «росами» назвали себя норманны, которым надо было вернуться в Северное Причерноморье через Центральную Европу, делался вывод, что норманнами были собственно росы/русы, и пр. Между тем, содержащаяся в этой записи информация совсем иная и гораздо более интересная.
Из отношения Феофила к «росам» можно заключить, что до их появления в Константинополе, т.е. до 839 г., византийцы ничего об этим народе не знали, во всяком случае, не знали ничего настораживающего или порочащего. Это было первое с ними знакомство, обернувшееся через несколько лет сокрушительным набегом росов с моря на Пропонтиду, Амастриду и Пафлагонию6, положившим начало серии таких опустошительных вторжений. Другими словами, сообщение Бертинских анналов фиксирует первое появление росов/русов на границах Византийской империи, однако не водным путем, а по суше, в противном случае их представителям не было нужды присоединяться к посольству Феофила в Ингельгейм. Поскольку возможность появления росов в Константинополе со стороны Кавказа исключается, остается полагать, что они двигались из Поднепровья вдоль юго-восточных склонов Карпат через земли кочевников, занимавших южнорусские, молдавские и придунайские степи, которых они хотели миновать на обратном пути. Таким образом, анализ записи Бертинских анналов указывает нам примерную дату возникновения нового социума под именем рос/русь, вероятнее всего, в Северном Причерноморье, откуда его послы могли достигнуть по суше Константинополя.
Что представлял собой этот социум? Бертинские анналы дают лишь две его приметы: наличие в нем «свеонов» и «царя по имени Chacanus». «Житие Георгия Амастридского» рисует росов толпой «варваров», «язычников», возглавляемых «князем»7, тогда как упоминание присущего им «древнего таврического избиения
____________________
5 Цит. по: Памятники истории Киевского государства IX-XII вв. Л., 1936, с. 23
6 Васильевский В.Г. Труды, т. 3. Пг., 1915, с. 64-65 и др.
7 Васильевский В.Г. Труды, т. 3., с. 67.
ТОПОЛОГИЯ РУСИ И ПРОБЛЕМА ТМУТОРОКАНЯ____________________
315
иностранцев, до сих пор у них процветающего»8, указывает на их укоренение уже в Крыму. И хотя Б.А.Дорн, ссылаясь на А.А.Куника, полагал, что «росы, упоминаемые в житии Георгия Амастридского, относятся не к первой половине 9-го столетия «…»а ко времени после Владимира»9, данные «Жития Георгия Амастридского» хорошо согласуются со Второй беседой патриарха константинопольского Фотия, описывающего морской набег на Константинополь в 860 г. «народа рос»10, по словам автора, впервые «получившего известность со времени похода против нас» (т.е. описанного в «Житии Георгия Амастридского»), причем Фотий напомнил о варварских кораблях, которые «проходили перед городом, неся и выставляя пловцов, поднявших мечи, и как бы угрожая городу смертию от меча»11.
Такое сопоставление текстов позволяет считать, что к 960 г. «русь», первоначально ограниченная Средним Поднепровьем, освоила северные берега Черного моря и успела закрепиться в ряде пунктов Таврического полуострова.
Следующим по времени и первоочередным по важности документом оказывается договор «руси» с греками 6420/912 г., где лексема "русь" использована 1) в качестве этнонима (противопоставление «християн» и «руси», «от руси или от грекъ»), 2) как обозначение социума («обрящються тамо иже от нас, руси», «мы, русь»), 3) в качестве топонима, когда «земля грецькы» противопоставляется «руской земле» («оть коея убо страны пришедшимъ в Русь», «аще злодей възвратится в Русь»), хотя указанные примеры позволяют истолковывать их одновременно как указание на территорию и социум, поскольку в преамбуле отмечено, что названные в качестве послов лица выступают не от земли/государства, а «от рода рускаго… от великаго князя рускаго…, оть всехъ… светълых бояръ…, похотеньемъ наших князь… и оть всехъ… сущих руси» [Ип., 23-24]. Тем самым социум «руси», вступающий в договорные обязательства на паритетных правах с «царями грецькими», представлен уже более сложной иерархической «пирамидой», чью вершину занимает «великий князь рускый», «под рукой» которого находятся как «светлые бояре», так и другие «князья» и «вся русь».
____________________
8 Здесь возникает прямая параллель с «Артой/Арсой/Артанией» восточных источников, как «третьей областью русов», куда не допускают ни одного чужеземца.
9 Дорн Б. Каспий. О походах древних русских в Табаристан. // Приложение к XXVI тому ЗИАН. СПб., 1875, с. 632.
10 Идентифицируемый в ПВЛ с походом Аскольда и Дира под 866 г.
11 Памятники истории…, с. 28.
316____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
Сомнение в адекватности имеющегося текста оригиналу может вызвать титул «великий князь», поскольку князей росов константинопольская канцелярия именует просто «архонтами», однако так мог быть переведен в XII в.12 титул «каган/хакан», известный по Бертинским анналам, надписи на стене Софийского собора в Киеве13, тексту «Слова о законе и благодати» митрополита Илариона (в применении к Владимиру Святославичу и Ярославу Владимировичу14), а также по «Исповеданию веры» того же Илариона, подписанному им при поставлении на кафедру в 1051 г.15, и по восточным источникам о русах, в которых упоминается их правитель «хакан-рус»16, отражая тем самым реальность именно X-XI вв. Сложнее обстоит дело с «боярами», не находящими соответствия в качестве представителей земельной аристократии в той дружинной среде, какой предстает социум росов/русов на страницах ПВЛ и в сочинении Константина Порфирогенита, остающегося, при всей спорности его передачи топонимов и этнонимов17, для наших целей крайне важным историческим источником.
____________________
12 Относительно времени, места и лица, переводившего текст договора Олега существуют разные точки зрения (Обнорский С.П. Язык договоров русских с греками. // Обнорский С.П. Избранные работы по русскому языку. М., 1960,с.99-120),однаковлюбом случае их тексты были подвергнуты редакторской правке не ранее первой половины XII в., когда из них были изъяты статьи, составившие «договор 907 г.», исправлена терминология и внесен (в «договор 907 г.») перечень важнейших городов Руской земли того времени. Возможно, тогда же в тексте появились «бояре», а Олег получил титул «великого князя».
13 Высоцкий СА. Древнерусские надписи Софии Киевской. XI-XIV вв. Киев, 1966, с. 49 (№ 13).
14 Молдован A.M. «Слово о законе и благодати» Илариона. Киев, 1984, с. 78,91, 92, 99.
15 «Азъ, милостию человеколюбивааго Бога, мнихъ и прозвитеръ Иларионъ, изволениемъ его, от богочестивыхъ епископ священъ быхъ и настолованъ въ велицемъ и богохранимемъ граде Кыеве, яко быти ми въ немъ митрополиту, пастуху же и учителю; быша же си въ лето 6559, владычествующу благоверному кагану Ярославу, сыну Владимирю; аминь» [Горский А.В.] Памятники духовной литературы времен великаго князя Ярослава I. М., 1844, с. 54.
16 Заходер Б.Н. Каспийский свод сведений…, т. II. М, 1967, с. 78-81.
17 [Селищев A.M.] Рецензия: «Известия Отделения русского языка и словесности при Академии Наук», т. XXIII, кн. 1, Пг., 1919. //Селищев A.M. Избранные труды. М., 1968, с. 169.
ТОПОЛОГИЯ РУСИ И ПРОБЛЕМА ТМУТОРОКАНЯ____________________
317
В уже упоминавшейся главе «О росах, отправляющихся с моноксилами из Росии в Константинополь» Константин Порфиро-генит приводит названия городов «внешней Росии», в которых современные историки видят названия Новгорода на Волхове (Немогардас), Смоленска (Милиниски), Любеча (Телиуцы), Чернигова (Чернигога), Вышгорода (Вусеград) и Киева на Днепре, представленного двумя вариантами - «Киоава, называемый Самватас», и просто «Киова», помещая «русь» на Днепре. «Когда наступает ноябрь месяц, тотчас их архонты (т.е. князья.- А.Н.) выходят со всеми росами из Киава и отправляются в полюдия, что именуется «кружением», а именно - в Славинии вервианов, другувитов, кривечей, севернее и прочих славян, которые являются пактиотами (данниками) росов. Кормясь там в течение всей зимы, они снова, начиная с апреля, когда растает лед на реке Днепр, возвращаются в Киав»18.
О «полюдье» - объезде земель с целью сбора дани, выполнения судебных функций и пр., - типичном способе функционирования и жизнеобеспечения королевских дворов средневековой Европы, написано много, однако мало кто обратил внимание, что речь здесь идет не об «архонте», как обычно считают, а об «архонтах», заставляя полагать, как то показывает текст договора 6420/912 г., что социум росов, будучи интерэтническим образованием, не обладал еще династической моноструктурой. Поэтому социум росов можно представить в качестве некой совокупности дружин, каждую из которых возглавлял свой «светлый князь», ведавший сбором дани на определенной территории, но пока еще никакими кровными узами с этой территорией не связанный, тогда как верховная власть и представительство в решениях вопросов войны и мира, касавшихся всего социума (и, соответственно, зависимых от него «Славиний») принадлежали выборному «хакану», который в договоре 6420/912 г. именовал себя «наша светлость».
Последнее обстоятельство, на мой взгляд, заслуживает особого внимания исследователей, т.к., насколько мне известно, подобный титул не отмечен нигде на Руси до начала XVIII в. и, наоборот, оказывается характерным для средневековой Европы той эпохи. При этом лексема "светлый князь" договора 6420/912 г., находит полное соответствие в рассказе о славянах Ибн-Русте -Гардизи, восходящем к IX в., где сообщается, что «глава (славян) коронуется… и зовется у них свиет-малик» (т.е. «свет____________________
18 Константин Багрянородный. Об управлении…, с. 51.
318____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
князь»)19. Переводчики и комментаторы этого места пытались прочитать в билингве «свет-малик» имя князя Святополка моравского или просто славянское имя «Свят»20, однако на самом деле здесь представлена титулатура. Последнее позволяет видеть в субъекте договора 6420/912 г. не автохтонного «князя росов», а выходца из среды западноевропейской аристократии, чье происхождение не подвергалось сомнению ни окружавшей его «русью», ни канцелярией константинопольского двора.
Что же до обращения «такоже и вы, грецы, да храните таку же любовь къ княземъ же светлымъ нашимъ рускымъ и къ всемъ, иже суть подъ рукою светлаго князя нашего» [Ип., 24], то здесь, на мой взгляд, речь идет не столько о князьях (о них договор более не вспоминает), сколько о пролонгированности «завета любви» во времени, так как единственным его субъектом является Олег, именующий себя «наша светлость» и представляющий всех, находящихся «под его рукою», т.е. «русь», в противном случае возникает иерархическая неопределенность множественности субъектов, не берущих на себя ответственность за соблюдение принимаемых условий. Такому пониманию не противоречит и текст договора 6453/945 г., не знающий, кроме Игоря, других князей, поскольку чтение Ипатьевского списка «и отъ всея княжья» [Ип., 36] корректируется списком Хлебниковским, сохранившим правильное чтение «от всего княжения».
В такой иерархии социальной структуры «внешней Русии» «светлые бояре» договора 6420/912 г., могут быть только представителями славянской земельной знати, интересы которых (как, впрочем, и жителей «Славиний»)никак не отражает текст договора, посвященный исключительно интересам «руси», которая предстает здесь совокупностью свободных людей, обладающих правом поступать на службу к «царю греческому», вести торговлю, владеть «челядью» и т.п. Война, торговля, наемничество, мореплавание - вот круг интересов русов, для которых их «светлый князь» является только предводителем, но не обладателем. Именно по этой причине посланцы «рода рускаго» - Карлы21, Инегельдъ, Фарлофъ, Веремудъ, Рулавъ, Гуды, Руальдъ,
____________________
19 Новосельцев А.П. Восточные источники о восточных славянах…, с. 388.
20 Заходер Б.Н. Каспийский свод…, т. II, с. 134-136.
21 Любопытное примечание, оставшееся незамеченным последующими историками и публикаторами, делает к этой лексеме К.Я.Эрбен, напомнивший, что в шведском языке слово "карл" означает вообще 'мужа'; поскольку же в обеих случаях эта лексема стоит в начале перечня имен, не имеющих определения как «послы» или «гости» («посла к нима в городъ Карла, ФарТОПОЛОГИЯ РУСИ И ПРОБЛЕМА ТМУТОРОКАНЯ____________________
319
Карнъ, Фрелавъ, Рюаръ, Актеву, Труанъ, Лидульфостъ и Стемир, выступающие в большинстве своем под германоязычными именами, не отмечены никакими признаками социальной иерархичности, кроме того, что именно они оказались избраны князем в качестве доверенных лиц для ведения переговоров.
Подобная реконструкция социума русов, выступающих «находниками», паразитирующими на славянских племенах и еще не начавших сращиваться с туземной аристократией, позволяет по-новому взглянуть не только на договор 6420/912 г., но и на Правду Рускую, поскольку в основе того и другого документа лежат статьи Закона Рускаго, как это показал М.Б.Свердлов22. Действительно, при внимательном изучении текста возникает впечатление, что одной из первоочередных задач «руси» на переговорах в Константинополе было добиться признания легитимности положений «Закона Руского» при возникающих конфликтах и тем самым признания данного социума в качестве полноценного субъекта международного права. Судя по всему, положения этого закона, имеющего много общего с другими варварскими «правдами», изначально были предназначены для регламентации отношений между «русью» («русином») и «словенином», т.е. коренным населением той территории, которую «русь» контролировала изначально. Именно из-за этого, по-видимому, мы не всегда можем понять содержание того или иного термина, как, например, "огнищанин", уцелевшего при последующих изменениях текста, однако не отвечающего той исторической реальности, в которой он сохранился.
Выяснив, насколько это возможно, вероятную структуру общества «руси», обусловившего использование данной лексемы одновременно для определения социума и топоса, где этот социум находится, следует посмотреть, насколько отраженные в договоре 6420/912 г. факты позволяют идентифицировать «русь» Олега с Киевом и Среднем Поднепровьем.
Примечательной чертой договора Олега является тот факт, что, начиная изложение обязательств обеих сторон с необходимости скорейшего примирения в случае конфликта («по первому слову да умиримся с вами, грекы»), он ничего не говорит о воз____________________
лофа» и пр.; «мы от рода рускаго Карлы, Инегельдъ» и пр. [Ип., 23]) естественно думать, что они рекомендуют себя в качестве «мужей», т.е. доверенных лиц, тем более, что перед текстом договора указано, что «посла Олегъ мужи свои» (Эрбен К.Я. Объяснение и исправление некоторых темных и испорченных мест древнейшей русской летописи. // Сб. статей ОРЯС, т. VII, №5. СПб., 1870, с. 6).
22 Свердлов М.Б. От Закона Русского к Русской Правде. М., 1988.
320____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
можности каких-либо пограничных конфликтов. Точно также договор ничего не говорит о наличии у «руси» морского берега хотя предусматривает, что греческое и русское судно одинаково может быть «вывержено… ветромъ великомъ на землю чюжу» [Ип., 26]. Из этого можно заключить, что греки не ограничивали права «руси» пользоваться всей акваторией Черного моря, в том числе и его берегами. И хотя позднее в ряде случаев лексемы "русь" и "грецы" оказались заменены синтагмами «земля руская» и «земля грецькая» (вариант: «земля крестьяньска»), изначальное положение договаривающихся сторон как этнокультурных социумов, а не территориальных субъектов права, препятствует определению топоса «руси», хотя и заставляет искать эту «русь» скорее на дунайских, чем на днепровских берегах. Другими словами, здесь «русь» предстает обществом, еще не связанным с определенной территорией, подобно тому, как в современных договору государствах Западной Европы «столица» оказывается там, где в данный момент находится двор правителя.
В этом плане известным коррективом к договору 6420/912 г. служит договор Игоря, заключенный «русью» в 6453/945 г. после ее сокрушительного поражения в набеге на византийскую столицу и окрестности, когда, по словам Иоанна Цимисхия, Игорь вернулся «к Киммерийскому Боспору «…» едва лишь с десятком лодок, сам став вестником своей беды»23.
Между заключением первого и второго договоров прошло всего тридцать лет, однако социум русов здесь представлен совершенно иным. Вместо князя, опирающегося исключительно на свою дружину, избранные лица которой и выступают в переговорах, в преамбуле договора 6453/945 г. перечислено обширное посольство, состоящее из купцов и собственно послов, представляющих интересы обширного семейного клана «великого князя рускаго», состоящего из сына, жены, двух племянников, а также братьев (князя и/или его жены) и их жен, о которых нам ничего неизвестно. Замечательно, что наряду с германо-язычными именами (или считаемыми за таковыми) в этом перечне большое место занимают имена славянские, свидетельствуя о быстрой ассимиляции интерэтнического суперстрата социума его славянским субстратом.
На какой территории протекали эти процессы? Договор 6453/945 г., дошедший до нас в менее поврежденном виде, чем договор 6420/912 г., сохранил статью об условиях обитания при____________________
23 Лев Диакон. История, VI, 10. М., 1988, с. 57.
ТОПОЛОГИЯ РУСИ И ПРОБЛЕМА ТМУТОРОКАНЯ____________________
321
ходящей «руси» «у святого Мамы» с упоминанием Киева, Чернигова и Переяславля («и тогда възмуть месячьное свое и посли слебное свое, а гостье месячное свое, первое отъ града Киева, и пакы ис Чернигова и ис Переяславля и прочий городи» [Ип., 37]), что, безусловно, следует считать поздней интерполяцией, выдающей себя повтором («а гостье месячное свое») и безусловным анахронизмом, указывающим на XII в., когда эти города стали действительно административными, культурными и церковными центрами Поднепровья. Однако в отличие от договора Олега, договор Игоря изначально содержал статьи, впервые позволяющие представить контуры возглавляемой им Руси.
Таковы условия «о Корсуньстей стране», об устье Днепровском и о «черных болгарах». Все они свидетельствуют не о расширении прав «князя рускаго», как иногда пытаются представить наши историки, а, наоборот, о его ограничении и большей, чем прежде, зависимости от Константинополя. Последнее отчетливо проступает в запрете вести военные действия против какого-либо города, принадлежащего «Корсунской стране», и подчеркивается обязанность «князя руского» защищать от «черных болгар» «страну Корсуньскую», т.е. владения византийского Херсона в Крыму, причем в случае необходимости Константинополь обещает поставить ему «воев», сколько будет нужно. Иллюстрацией к данному пункту договора может служить сообщение Георгия Кедрина, которое приводит в работе о Тмуторо-кане В.В.Мавродин, согласно чему в 1016 г. император Василий II «послал в Хазарию флот под началом воеводы Монга, сына Андроника, который при помощи Сфенга, брата Владимира, того самого, супругой которого была сестра сего императора, покорил эту страну, пленив в первом сражении хазарского царя Георгия Цуло»24. Поскольку из надписи на сохранившейся печати Георгия Цуло явствует, что последний был «царским протоспафарием и стратигом Херсона», речь идет о совместных действиях византийцев и росов в подавлении восстания этого стратига, а также о том, что в X-XI вв. в Константинополе «Хазарией» называли уже только собственно Таврию, населенную иудействующими хазарами (караимами), печенегами и отчасти христианизированными болгарами, к числу которых, судя по имени, принадлежал и Георгий Цуло25.
Одновременно «руси» запрещается оставаться на зиму в устье Днепра, на Белобережье и на острове св. Эферия (остров Змеиный?), «но егда придеть осень, да идуть в домы своя, в Русь».
____________________
24 Мавродин В.В. Тмутаракань. // ВИ, 1980, № 11, с. 178.
25 Артамонов М.И. История хазар. Л., 1962, с. 436-437.
322____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
Этими словами договор очерчивает территорию на северо-западном побережье Черного моря, судя по всему, до поражения Игоря бесконтрольно использовавшуюся росами, находившимися здесь не только в летний сезон набегов, но остававшихся тут и на зимовку. Именно этот пункт объясняет, почему, будучи разбит под Доростолом и вынужденный дать подписку о лойяльности Константинополю, Святослав летом 971 г. не спешил уходить из прилегающего к Дунаю региона и обосновался как раз в Белобережье, где его и настигли печенеги.
Таким образом, в договоре Игоря речь идет о «таврической руси», «внутренней» по отношению к акватории Черного моря, поскольку для выполнения обязательств по охране Херсона от «черных болгар» «князь руский» должен был находиться не в Киеве, а здесь же, в Крыму, прикрывая византийские владения с севера, от Перекопа, Сивашей и Арабатской стрелки. Такое истолкование статей договора 6453/945 г. подтверждается вышеприведенными словами Иоанна Цимисхия об Игоре и тем фактом, что там же, на Боспоре Киммерийском, Святослава, прямо именуемого «катархонтом тавров», находит патрикий Калокир, отправленный императором Никифором «к тавроскифам, которых в просторечии обычно называют росами»26.
Вопрос о Таврической Руси, отличной от Днепровской (Киевской) и Таманской, в свое время был всесторонне рассмотрен Д.Л.Талисом на основе исторических материалов и его собственных многолетних исследований в Крыму27. Он привел сведения каталонских и итальянских портоланов XIII-XVI вв., указывающих на южном берегу северо-западного Крыма (Тарханкут) топонимы Rossofar (Rosofar, Roxofar), Rossoca, а севернее, на Тендерской косе («Ахилов дром» античных авторов) -Rossa. К этому перечню следует прибавить расположенный на Тарханкуте же Varangolimen (Narangolimen)28 (нынешний пос. Черноморское, Kalos limen античных авторов), а на Азовском море - Rosso и Casale dei Rossi29. Однако попытка увязать эти данные с археологическим материалом средневековых городов и поселений Крыма привела автора к неутешительным выводам, которые он сформулировал следующим образом:
«Итак, в соответствии с греческими и арабскими письменными источниками и данными топонимики можно утверждать, что не
____________________
26 Лев Диакон. История, V, 1; с. 44; IV, 6; с. 36.
27 Талис Д.Л. Росы в Крыму. // СА, 1974, № 3, с. 87-99.
28 Вяземский П.П. Замечания на «Слово о полку Игореве». СПб., 1875, с. XLVI; Каталанская карта - вклейка на с. 224.
29 Талис Д..Л. Росы в Крыму…, с. 88.
ТОПОЛОГИЯ РУСИ И ПРОБЛЕМА ТМУТОРОКАНЯ____________________
323
позднее во всяком случае первой половины Х в. в Западной и Восточной Таврике, а также в Северном и Восточном Приазовье обитал многочисленный и известный своим соседям народ, который византийские авторы называли росы, тавроскифы, скифы или тавры, а арабские писатели -русы. Этому утверждению, опирающемуся на показания письменных источников, противоречит археологический материал. Вещественные памятники, прежде всего керамика ран-неславянского или русского происхождения на Нижнем Дону или Тамани ранее XI в. отсутствует, но и позднее она не становится там господствующей. На северном побережье Азовского моря и по берегам впадающих в него рек славянских памятников не обнаружено вовсе, как их нет и в Крыму, исключая единичные находки, датирующиеся временем не ранее XII-XIII вв., и вещи, относящиеся к русской колонии вХерсонесе, также не ранее ХП-ХШ вв. Таким образом, сопоставление письменных и археологических данных приводит к внутреннему противоречивому, во всяком случае на существующей стадии изучения, тезису: в I тысячелетии н.э. росы жили в Крыму, но в это время славянской Руси в Крыму не было»30.
Вывод Д.Л.Талиса был абсолютно точен, однако настойчивое в те годы стремление советских историков во что бы то ни стало доказать «славянство» и «автохтонность» росов/русов помешало ему сделать заключительный шаг: не разделять крымских и днепровских «росов» и признать их не этносом, а профессиональным интерэтническим социумом, аналогичным йомсвикингам Южной Прибалтики или пиратам Карибского моря, т.е. обществом не производителей, как любой этнос, а исключительно обществом потребителей, пользующихся присвоенными орудиями труда и предметами быта, которые не могут составить сколько-нибудь характерный комплекс материальной культуры. Более того, насколько мне известно, ни в одном из указанных мест на территории северо-западного Крыма или на побережье Азовского моря не производились исследования наличествующих, хотя и крайне слабо выраженных слоев IX-XI вв., представляющих интерес с точки зрения именно разнородности заключенных в них вещей, способных охарактеризовать оставившее их население.
Последнее было бы тем более интересно, что тридцатилетний период между заключением договора 6420/912 г. и походом 941 г., вызвавшим последующий договор 6453/945 г., характеризуется, с одной стороны, ничем не омраченными отношениями между Русью и Византией, а с другой - активными действиями
____________________
30 Талис Д.Л. Росы в Крыму…, с. 91-92.
324____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
русов в восточном направлении против Хазарии и мусульманских государств на берегах Каспийского моря. Сведения арабских географов, в большинстве своем восходящие к X в. и вызывающие удивление у современных историков своей фантастичностью, рисуют русов (толкуемых обычно как «русские», что методологически совершенно недопустимо, т.к. является подменой одного понятия другим, ему не тождественным) людьми, не знающими земледелия, скотоводства, городов, живущими исключительно грабежом и нападениями на соседние народы, в первую очередь на славян, которых они, в полном соответствии с рассказом Константина Порфирогенита31, продают в рабство на рынках Константинополя, Булгара, Итиля и даже Хорезма32. Они вооружены мечами и топорами, не садятся на коней и сражаются пешими, а в походы отправляются исключительно на своих судах33. Примечательно и поведение русов, во время захвата того или иного города убивающих взрослых мужчин с тем, чтобы во время своей там остановки жить с их женами и дочерьми, которых потом они продают в рабство34.
Не стану приводить здесь обширных цитат из восточных авторов для иллюстрации этих положений, которые каждый интересующийся может найти в работах В.В.Бартольда35, А.П.Ковалевского36, В.Ф.Минорского, В.М.Бейлиса, наконец, Б.Н.Заходера, собравшего основные новеллы на эту тему, и их предшественников37. Главное, все эти материалы находят подтверждение как в том, что сообщает о росах/скифах Лев Диакон
____________________
31 Константин Багрянородный. Об управлении…, с. 50/51. Ср.: Заходер Б.Н. Каспийский свод…, т. 2, с. 81-84.
32 Заходер Б.Н. Каспийский свод…, с. 81-82.
33 Там же, с. 97-98.
34 См. Якубовский А.Ю. Ибн-Мискавейх о походе русов в Бердаа в 332 г. (943/944 г.). // ВВ, т. XXIV, Л., 1926, с. 64-69.
35 Бартольд В.В. Арабские известия о русах. // СВ, I. M.-JI., 1940, с. 15-50.
36 Ковалевский А.Л. Книга Ахмеда Ибн-Фадлана о его путешествии на Волгу в 921-922 гг. Харьков, 1956.
37 Хвольсон Д.А. Известия о хозарах, буртасах, болгарах, мадьярах, славянах и руссах Абу-Али Ахмеда бен Омара Ибн-Даста, неизвестного доселе арабского писателя начала X века. СПб., 1869; Гаркави А.Я. Сказания мусульманских писателей о славянах и русских. СПб., 1870; Дорн Б. Каспий. О походах древних русских в Табаристан, с дополнительными сведениями о других набегах их на побережья Каспийского моря. СПб., 1875 и др.
ТОПОЛОГИЯ РУСИ И ПРОБЛЕМА ТМУТОРОКАНЯ____________________
325
вплоть до неумения сражаться в конном строю38, так и в характеристике социума росов/русов, полученной в результате анализа источников, что никоим образом не дает права отождествить их с коренными (славянскими) обитателями Приднепровья, на чем постоянно настаивал Б.А.Рыбаков39. Вопрос заключается в другом: в каких отношениях находились днепровские (киевские) «росы» с «росами» таврическими, которые господствовали на Черном море и совершали набеги на берега Каспия? Тексты договоров 6420/912 и 6453/ 945 гг. убеждают не в их тождестве (так, вероятно, сказать нельзя), но в известной зависимости таврических росов от киевских князей, как об этом свидетельствует безусловное присутствие на берегах Боспора Киммерийского, т.е. Керченского пролива, Игоря и Святослава… если только они были действительно связаны с Киевом, а не попали в череду киевских князей по милости киевского «краеведа», разыскавшего заключенные ими договоры.
Такой подход позволяет с новых позиций рассмотреть имеющееся в ПВЛ описание ратификации договора 6453/945 г., в котором указана «соборная церковь Ильи», расположенная «над ручьем», и «кумир Перуна» на холме, перед которым клянется «некрещенная русь» во главе с Игорем. Эти приметы, как и «конец Пасынче беседы» вместе с «козарами», исследователи пытались отыскать в топографии Киева, однако, на мой взгляд, все они (о том, что «пасынча беседа» попала сюда случайно и никоим образом не является топонимом, я уже писал), в том числе сохранившийся до сих пор «ручей», гораздо лучше согласуются с топографией Керчи40, где, вероятнее всего, и находилась в тот момент резиденция Игоря, тогда как под «холмом» следует подразумевать нынешнюю «гору Митридата», где могло быть установлено изваяние Перуна. Однако насколько достоверно вообще это описание клятвы росов/русов богами славян? Этот вопрос тем более уместен, что по сообщению арабского историка XIII в. Джирджиса Ибнуль Амида ал-Мекина до крещения Владимира у «русов» «не было до этого времени религиозного закона и не веровали они ни во что»41, что представляется вполне вероятным уже по тому, что представлял собой этот социум и из
____________________
38 «Скифы (всегда) сражаются в пешем строю; они не привыкли воевать на конях и не упражняются в этом деле» (Лев Диакон. История…, с. 70 и 75).
39 Рыбаков Б.А. Киевская Русь и русские княжества XII-XIII вв. М., 1982.
40 В таком случае, в «соборной церкви Ильи», неизвестной Киеву, следует видеть керченский храм св. Иоанна, стоящий действительно «над ручьем».
41 Васильевский В.Г. Труды, т. II. СПб., 1909, с. 81.
326____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
кого он состоял. Столь же впечатляет и сохранившееся в ПВЛ описание смерти Игоря от «деревлян», оказывающихся по византийским сведениям «германцами», т.е. готами-тетракситами, обитавшими не в районе Овруча, а в «Климатах» Горного Крыма, как то отмечено и в хронике Георгия Амартола («Дерви», помещенные за «Въспории» между «Меоти» и «Сармата»42).
Всё это означает, что на протяжении X в. «русь» контролировала в Причерноморье, по меньшей мере, два ключевых региона - Поднепровье с обитающими там славянскими племенами, и два района Крымского полуострова - Тарханкут, обращенный к устью Днепра идеальной гаванью нынешнего пос. Черноморский (быв. Акмечеть), получившей в последующее время название «Варанголимен»43, и берега Боспора Киммерийского, по которому проходил торговый путь в Хазарию, Булгар, Итиль и далее, к берегам Каспия и на мусульманский Восток. В археологическом отношении этот район Крымского полуострова и Тамани отмечен на берегу остатками небольших, иногда укрепленных поселений IX-XI вв., носящих местное название «батарейки»44, материал раскопок которых не дает возможности определить этнические черты обитавшего здесь населения, как это пришлось констатировать для средневековой Тмуторокани45 (упорно именуемой нашими историками и археологами, вопреки летописям и самому «тьмутороканьскому камню» - «Тмутараканью»), из-за чего они и не пользуются вниманием археологов. Вероятно, такую же картину представляют временные
____________________
42 Истрин В.М. Хроника Георгия Амартола в древнем славянорусском переводе, т. I. Пп, 1920, с. 59.
43 На всех генуэзских и венецианских картах XVI-XVII вв., обследованных Е.Тодоровой, название «Варанголимен» в различных написаниях присутствует на южном берегу Каркинитского залива (т.е. на полуострове Тарханкут), хотя автором ошибочно привязывается к мысу «между нынешними бухтами Ярлыгачской и Узкой». Вместе с тем, Е.Тодорова, в отличие от Д.Л.Талиса, правильно идентифицировала топоним «Рософар» не с городищем Тарпанчи (с. Окуневка), а с мысом Тарханкут, на котором «с древних времен был установлен маяк» (Тодорова Е. Северное побережье Черного моря в период позднего Средневековья. (Историко-географическое исследование). // ИСССР, 1989, № 1, с.' 176-177).
44 Местное население считает их развалины основаниями для батарей, воздвигнутых то ли во время русско-турецких войн XVIII в., то ли во время Крымской войны 1853-1856 гг., тогда как на самом деле в большинстве своем под ними лежат остатки античных сельских имений (villa rustica), перекрытые слоями раннего средневековья.
45 См.: Керамика и стекло древней Тмутаракани. М, 1963.
ТОПОЛОГИЯ РУСИ И ПРОБЛЕМА ТМУТОРОКАНЯ____________________
327
становища и постоянные места базирования викингов на побережьях Англии и Франции в IX-X вв. и пиратов Атлантики и Карибского моря в XVI-XVII вв., оставленные такими же интерэтническими шайками «рыцарей удачи».
Как можно видеть, в результате проделанной работы Д.Л. Лалис пришел к абсолютно правильному заключению, что «росы жили в Крыму, но в это время славянской Руси в Крыму не было». А усомнился он в собственной правоте исключительно из-за диктата мнений авторитетов, господствовавших в советской исторической науке, которые утверждали тождество славян и росов «по Нестору». Между тем, в IХ-Х вв., когда североевропейская вольница, именуемая «викингами», бесчинствовала на Балтике и по берегам Северного моря, аналогичные ей сообщества «рыцарей удачи», объединявшие авантюристов и беженцев из Центральной Европы, обосновались в низовьях Дуная, на Днепре, но главным образом - на северо-западном и северо-восточном побережьях Тавриды, откуда делали набеги на славян, на прибрежные районы Византии, прорывались в Средиземное море, проникали по Дону в волжскую Хазарию, и, переходя на Волгу, достигали на севере Булгара, а на юге Каспийского моря доходили до Абесгуна. В каждом из этих случаев перед нами не «походы Руси», т.е. предприятия государственного значения, как их пытаются представить некоторые историки, а всего лишь разбойные «набеги руси», аналогичные походам викингов. Их целью был не захват земель для образования государств, а лишь примитивный грабеж территорий, каким занимались потом «запорожцы», которым, к слову сказать, древние росы/русы удивительным образом передали не только свой «кошевой» и «куренный» образ жизни, но и облик, зафиксированный арабскими источниками: шаровары (шалвары), на которые «идет по сто локтей материи», шапки со свисающим на затылок «хвостом»46 и знаменитый «оследец» на бритой голове, отмеченный у Святослава Львом Диаконом47.
О таком же символе знатности писал монах доминиканского ордена Юлиан, посетивший в 1237 г. византийский город Матрику в Зихии на Таманском полуострове, «где вождь (т.е. князь. - А.Н.) и народ называет себя христианами, имея греческое Писание (т.е. вероисповедание. - А.Н.) и греческих священников; государь там, говорят, имеет сто жен; все мужчины наголо бреют голо____________________
46 Заходер Б.Н. Каспийский свод…, т. II, с. 99.
47 «Голова у него была совершенно голая, но с одной стороны ее свисал клок волос - признак знатности рода» (Лев Диакон. История, IX, 11; с. 82).
328____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
вы и тщательно растят бороды, кроме знатных людей, которые, в знак знатности, оставляют над левым ухом немного волос48, выбривая всю остальную голову»49.
Для характеристики черноморских росов/русов стоит привести свидетельство Абу али Ахмеда бен Мухамеда бен Якуба Мискавейха о набеге русов на Бердаа/Бардаа в 943/944 г. (332 г. хиджры), рисующих как самих русов, так и характер их обращения с пленными: «Эти русы - племя великое; они не знают отступления, ни один из них не повернет спины, но или убьет противника или сам будет им убит. Обычно каждый из них несет на себе свое оружие и к себе же привязывает большую часть ремесленных орудий, как то топор, пилу, молот и другие подобные вещи; они сражаются при помощи дротика, щита, меча; они носят на себе столб для палатки и оружие, подобное кинжалу. Русы сражаются пешими, в особенности те, которые совершили этот набег на Бердаа». Когда русы овладели городом, они сначала выпустили из него тех немногих, кто захотел уйти, после чего ограбили оставшихся до нитки, перебили стариков и взрослых мужчин, «собрали женщин и отроков, изнасиловали тех и других и обратили их в рабство»50. Всё это подтверждает Мутаххар ал-Макдиси: «Они (русы. - А.Н.) владели Бардаа в течение года и издевались над мусульманами и насильничали над их харимами (т.е. гаремами. - А.Н.), как никогда не делали этого никакие язычники. И вот погубил их всех Аллах при помощи холеры и меча»51.
Какую роль в этих походах играли киевские князья, сказать сейчас трудно. С уверенностью можно говорить только об их участии в набегах на Константинополь, а также в походе «руси» на дунайскую Болгарию, который возглавил (по наущению Константинополя) Святослав. Вопрос об участии этого князя в
____________________
48 Как рассказывал знаток старого тифлисского быта Т.А.Бархударян (Ф.Колунцев), у знаменитых кинто этот оследец перешел на левую щеку, заняв среднее положение между усом и чубом.
49 Юлиан. О существовании Великой Венгрии, обнаруженном братом Рихардом во время господина папы Григория IX. (Аннинский С.А. Известия венгерских миссионеров XIII-XIV вв. о татарах и Восточной Европе. // Исторический архив, вып. III. М.-Л., 1940, с. 78). Эти гаремы у хазар и на Тамани невольно заставляют вспомнить наличие гаремов у Владимира Святого в окрестностях Киева [Ип., 67].
50 Флоровский А. Известия о древней Руси арабского писателя Мискавейхи X-XI вв. и его продолжателя. // SK, I, Praha, 1927, с. 178 и 180.
51 Бейлис В.М. Народы Восточной Европы в кратком описании Мутаххара ал-Макдиси (X в.). // Восточные источники по истории народов Юго-Восточной и Центральной Европы, вып. 2. М., 1969, с. 309.
ТОПОЛОГИЯ РУСИ И ПРОБЛЕМА ТМУТОРОКАНЯ____________________
329
походе русов 969 г. на Волгу, результатом чего явился разгром Итиля и Булгара, после работы В.В.Бартольда52 остается открытым. Более вероятно его участие в нападении боспорских русов на Белую Вежу. Однако и тот, и другой эпизод явлюется лишь частью вопроса о принципах взаимодействия складывавшегося «русского» государства в Поднепровье и черноморской «вольницы» на Боспоре и в Таврии, поскольку именно этот регион служил для «руси» зоной постоянного контакта с миром тюркских племен и, в частности, с государством хазар, от которых они заимствовали титул «великого князя» («хакан-рус» восточных источников), усвоенный уже к 839 г. в Киеве на Днепре53.
Отсутствие фактических данных не дает возможности сейчас говорить ни о характере взаимоотношений между Киевом и «росской» Тавридой, ни о характере поселений росов, хотя примеры Игоря, Святослава, а позднее - Мстислава Владимировича и Владимира Ярославича, выступающих именно с черноморской «русью», наводит на мысль, что именно там проходило отрочество киевских (?) княжичей, возглавлявших такие грабительские походы. В этом плане любопытно малопонятное сообщение ПВЛ под 6608/1100 г. о князе Мстиславе Всеволодовиче (племяннике Давыда Игоревича, находившегося в Тмуторокане в 1081-1083 гг. вместе с Володарем Ростиславичем), который «сниде… от Давыда на море» [Цп., 248], что трудно объяснить иначе, как уходом из Руси «внешней» в «вольницу». О том же самом, как видно, сообщает летописец и в отношении Святополка Изяславича, указывая, что тот, согласно чтению Погодинского списка, «обычаи имяше «…» коли идяше на воину или на море, поклонився въ гроба Феодосьева и молитву вземъ оу игумена сущаго» [Ип., 258].
Остается думать, что именно склонностью к такому авантюрному образу жизни был обусловлен конфликт Святослава с матерью и киевским боярством, желавшим видеть князя в Киеве, а не «за морем». Кстати, именно из этого «замория» Владимир и Ярослав могли призывать своих «варягов» (т.е. наемников), а вовсе не «из Швеции», как убеждают себя «норманисты». В пользу этого говорит разорванный поздней вставкой перечень
____________________
52 Бартольд В.В. Арабские известия…, с.35-36.
53 Сходным образом рассматривал эти вопросы ранней русской истории в Северном Причерноморье и В.А.Мошин в своих работах (Мошин В. Начало Руси. Норманы в Восточной Европе. // Byzantinoslavica, t. III. Praha, 1931, S. 38-58 и 286-307; он же. Русь и Хазария при Святославе. // SK, t VI, Praha, 1933, с. 187-208).
330____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
народов в недатированной части ПВЛ, согласно которому «по сему же (Понетьскому. - А.Н.) морю седять варязи семо къ вьстоку до предела Симова» [Ип., 4], что соответствует действительному проживанию росов/русов в конце XI в. на обеих берегах Боспора, т.е. и на его азиатской стороне, где в это время локализуется древний Тмуторокан.
Так мы с неизбежностью сталкиваемся с проблемой «русского тмутороканского княжества», гораздо более сложной, чем она представлена в исторических сочинениях.
В ПВЛ топоним «Тмуторокань»54 впервые встречается в конце ст. 6496/988 г. при перемещении Владимиром Святославичем своих сыновей по княжениям, в результате чего Мстислав оказывается «вь Тмуторокане» [Ип., 106]. Следующее его упоминание мы находим в новелле о единоборстве Мстислава с касожским князем Редедей, помещенной под 6530/1022 г., в результате чего на касогов была возложена дань, а в самом Тмуторокане возведена церковь «святыя Богородица», указание на дальнейшую судьбу которой («яже стоить и до сего дни вь Тмуторокане») выдает авторство уже знакомого нам «краеведа-киевлянина», работавшего в первой четверти XII в. Последнее обстоятельство невольно поднимает вопрос о возможной зависимости этой новеллы от недошедшей до нас поэмы Бояна (или их общего источника), упоминание о которой сохранилось в «Слове о полку Игореве» («Боянъ бо вещий… песь пояше… храброму Мстиславу, иже зареза Редедю предъ плъкы касожьскыми»), поскольку написание поэмы, учитывая наши современные представления о времени смерти Бояна в первой половине 90-х гг. XI в.55, безусловно предшествовало фиксации «тмутороканских известий» в ПВЛ.
К сожалению, новелла о Мстиславе, продолжение которой читается под 6531/1023 и 6532/1024 гг. (о приходе к Киеву, во-княжении в Чернигове и разгроме Ярослава), не проясняет местоположение Тмуторокана, указывая только близость к касогам и наличие у Мстислава еще и «козар».
Следующим по времени «блоком» тмутороканских известий, разрывающих известия собственно русские и киевские,
____________________
54 О его предполагаемой этимологии см.: Добродомов И.Г. Происхождение названия Тъмуторокань. //Диалекты и топонимия Поволжья. Вып. 1. Чебоксары, 1972, с. 38-39; Менгес К.Г. Восточные элементы в «Слове о полку Игореве». Л., 1979, с. 150-156; Баскаков Н.А. Тюркская лексика в «Слове о полку Игореве». М., 1985, с. 115-116.
55 Рыбаков Б.А. Русские летописцы и автор «Слова о полку Игореве». М., 1972, с. 410-417.
ТОПОЛОГИЯ РУСИ И ПРОБЛЕМА ТМУТОРОКАНЯ____________________
331
оказывается разнесенное под 6572/1064 и 6573/1065 гг. сообщение о бегстве «кь Тмутороканю» внука Ярослава, князя Ростислава Владимировича, с которым бежал Порей, позднее убитый в битве на Сожице, и «Вышата, сынь Остромирь, воеводы новгородьского», впервые упомянутый под 6551/1043 г. в рассказе о последнем походе «руси» на Царьград, который возглавил отец Ростислава, князь Владимир Ярославич, являвшийся новгородским князем. Неожиданностью для читателя оказывается и нахождение в Тмуторокане Глеба, сына Святослава Ярославича, которого упомянутые выше беглецы «выгна», что послужило поводом для Святослава Ярославича на следующее лето «идти… кь Тмутороканю», чтобы вернуть Глеба на престол, впрочем, вполне безрезультатно, потому что тот был снова и окончательно изгнан из этого города Ростиславом, не пожелавшим воевать «противу стрыеви» [Ип., 152-153], т.е. своего дяди по отцу, каким приходился ему Святослав Ярославич.
Естественным продолжением тмутороканских известий является новелла 6574/1066 г. о Ростислава в Тмуторокане и его отравлении херсонским «котопаном» [Ип., 155], после чего эпизодические упоминания этого города связаны исключительно с местопребыванием в нем сыновей Святослава Ярославича: под 6585/1077 г. Романа, к которому бежал из Чернигова Борис (Вячеславич?), затем под 6586/1078 г. Олега, присоединившегося к братьям, чтобы затем вместе с Борисом выступить против Всеволода. Разбитый в сражении на «Нежатине ниве», Олег снова бежал в Тмуторокань к Роману, откуда летом 6587/1079 г. с половцами против Всеволода выступил Роман, погибший от рук своих союзников56, в то время как Олег был схвачен в Тмуторокане «козарами» и отправлен в Византию, а его заместил посадник Всеволода, Ратибор [Ип., 195-196], чьи свинцовые буллы с надписью «от Ратибора» хорошо известны специалистам.
Последнее упоминание Тмуторокана на страницах ПВЛ связано с возвращением «изъ грек» Олега Святославича под 6591/1083 г. и возвращением им себе отцовского Чернигова в 6602/1094 г. [Ип., 196 и 216], после чего этот загадочный город исчезает со страниц русских летописей так же внезапно, как и появился. Последнее наводит на мысль, что весь перечисленный комплекс известий, в том числе и «одиссея» сыновей Святослава Ярославича, обусловлен присутствием в Тмуторокане
____________________
56 Как показывает анализ событий, сверенный с итинерарием Владимира Мономаха, выступление Романа, Олега и Бориса должно было произойти одновременно летом 1078 г.; их разделение в ПВЛ стало результатом хронометрирования текста.
332____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
лица, в какой-то степени причастного к составлению ПВЛ. Обычно таким лицом считают игумена Киево-Печерского монастыря Никона57. Согласно Патерику этого монастыря, Никон при Изяславе оставил Киев и отошел «въ островь Тмутороканьскый», где еще при жизни Ростислава (т.е. до 1066 г.) он (а не Мстислав!) построил «церьковь святыа Богородици»58, а после смерти этого князя по просьбе жителей совершил путешествие в Киев, откуда вернулся с изгнанным ранее Глебом Святославичем59. Последнее находит косвенное подтверждение в знаменитой надписи князя Глеба, «мерившего море по леду от Корчева до Тьмутороканя» в 1068 году, т.е. в первый же год по своем возвращении60.
Однако именно эти разночтения по поводу церкви св. Богородицы в Тмуторокане, согласно сведениям Патерика превращенной Никоном в монастырь, который «иже и доныне есть прикладъ же имый в сей Печерьскый монастырь»61, равно как и текста «Жития Феодосия» в ПВЛ, препятствуют однозначному решению этого вопроса, позволяя предполагать еще какой-то источник сведений, содержавший тмутороканские события до середины 80-х гг. XI в., т.е. до возвращения в этот город Олега Святославича, быть может, «Тмутороканскую летопись», которую вел во время своего там пребывания Никон.
Наличие специальных обзоров и исследований, посвященных Тмуторокану/Тмутороканю, А.Н.Насонова62, И.И.Ляпушкина63, А.Л.Монгайта64, А.А.Медынцевой, В.В.Мавродина65 и А.В.Гадло66 освобождают меня от необходимости изложения до____________________
57 Шахматов А.А. Разыскания о древнейших русских летописных сводах. СПб., 1908, с. 420-460.
58 «Великий же Никонъ отъиде въ островъ Тмутороканьскый, и ту обрете место чисто близъ града и седе (на немъ). И Божиею благодатью възрасте место то, и церьковь святыа Богородици възгради на немь» (Патерик Киевского Печерского монастыря, л. 36. СПб., 1911, с. 26).
59 Там же, с. 32.
60 Обзор литературы, посвященной надписи и самому камню см.: Медынцева АЛ. Тмутараканский камень. М., 1979.
61 Патерик…, с. 26.
62 Насонов А.Н. Тмуторокань в истории Восточной Европы. // ИЗ, № 6, М., 1940, с. 79-99.
63 Ляпушшн И.И. Славяно-русские поселения IX-XII ст. на Дону и на Тамани по археологическим памятникам. Л., 1941 (МИА СССР, т. 6).
64 Монгайт АЛ. Надпись на камне. М., 1969.
65 Мавродин В.В. Тмутаракань… с. 177-182.
ТОПОЛОГИЯ РУСИ И ПРОБЛЕМА ТМУТОРОКАНЯ____________________
333
гадок и заключений исследователей этих вопросов, ограничившись констатацией 1) наличия на Тамани в 1068 г. города Тмуторокана (а вовсе не «Тмутаракана» как пишут вслед за Б.А.Рыбаковым даже такие исследователи надписи Глеба, как А.А.Медынцева, не задумываясь, что искажая топоним, засвидетельствованный ПВЛ и надписью, они искажают исторический источник67), возможно, идентичного Матрике-Матрахе-Таматархе византийских текстов, 2) отсутствия на Таманском городище сколько-нибудь выраженных следов торговых контактов с Поднепровской (Киевской) Русью68 и 3) наличия привнесенных в ПВЛ отдельных сведений о Тмуторокани, связанных с именем Мстислава и с судьбами сыновей Святослава Ярославича, подробно рассмотренных мною в другом месте69.
Все эти данные позволяют заключить, что переходящего по наследству русского княжения в Тмуторокане не было: он был, так сказать, «свободным городом росов», подчинявшемся праву сильного, переходящим из рук в руки (от Глеба - к Ростиславу, потом снова к Глебу, о чем свидетельствует датированная надпись на «тмутороканском камне», затем - к Роману и к Олегу, после чего там водворился Ратибор, наместник Всеволода Ярославича, в свою очередь изгнанный Давыдом Игоревичем и Во-лодарем Ростиславичем, которых точно так же изгнал из города вернувшийся Олег), городом изгоев и вольницы, напоминающим более поздний Берлад на Дунае70. Всё это объясняет отсутствие устойчивых торговых связей его с Поднепровьем, отсутст____________________
66 Гадло А. В. К истории Тмутороканского княжества во второй половине XI в. // Историко-археологическое изучение Древней Руси. Итоги и основные проблемы. (Славяно-русские древности, вып. 1). Л., 1988, с. 194-213.
67 Основание такой «научной традиции» было заложено А.И.Мусиным-Пушкиным в его работе «Историческое исследование о местоположении Российского Тмутараканского княжения» (СПб., 1794), где на с. 51 по поводу названия «Тмутаракань» (так!), следуя за В.Н.Татищевым (Татищев В.Н. История Российская, т. 2. М.-Л., 1963, с. 155), автор писал, что «сие название имеетъ хотя и не очень хорошее значение, а имянно 10 000 таракановъ, ибо 10 000 по древнему счислению называлось «тьма».
68 См. итоги специальных исследований в сборнике: Керамика и стекло древней Тьмутаракани. М., 1963.
69 Никитин А. Испытание «Словом…». // Никитин А. Точка зрения. М., 1985, с. 216-234, 251-253. См. также: Никитин А.Л. «Слово о полку Игореве». Тексты. События. Люди. М., 1998.
70 См.: Мавродин В.В. Очерки по истории феодальной Руси. Л., 1949, с 100-103, 182-186.
334____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
вие собственной экономической базы (вспомним постоянные указания восточных авторов на отсутствие у русов земледелия, садов и виноградников, лошадей и скота, который они покупают у кочевников71) и последующее, уже в начале XII в. выпадение города (как, впрочем, и всей черноморской «Росии») из сферы жизни Киевской Руси72.
Нет объяснения другому: каким образом на протяжении X-XI вв. поддерживались устойчивые контакты между Боспором и Поднепровьем? Каким образом Святослав Ярославич мог из Чернигова «сходить» в Тмуторокан только для того, чтобы выгнать оттуда Ростислава, которому А.В.Гадло, похоже, совершенно справедливо усвояет известные печати с именем «Михаила, архонта Матрахи»73, и «укрепить» на княжении Глеба? Все эти перемещения, требующие преодоления многих сотен километров бездорожья, физических преград и продвижения по враждебным территориям вызывают естественное недоверие к информации ПВЛ, хотя на самом деле мы просто еще не знаем, каким образом согласовать ее с описываемой ситуацией.
Есть и еще одно любопытное обстоятельство, связанное с именем Тмуторокана, на которое обратил внимание в одной из своих работ В.А.Мошин: двукратное упоминание в тексте Патерика Киево-Печерского монастыря о тмутороканском епископе Николае, вышедшем из числа его иноков74. Первый раз он назван в числе поставленных епископов в послании Симона к Поликарпу, вторично - в связи с увещеванием затворника Никиты, будущего новгородского епископа75, свидетельствуя, тем самым, о наличии в Тмуторокане русской епископии. Как выяснил Мошин, в Матархе (Таматархе) с начала X в. и по вторую половину XII в. существовала греческая архиепископия, подчиненная непосредственно Константинополю и не дающая никакой возможности предположить параллельное существова____________________
71 Заходер Б.Н. Каспийский свод…, с. 81-83.
72 Интересно, что наряду с черноморскими росами/русами восточные авторы знают и других «русов», которые привозят меха белок, чернобурых лисиц и мечи в страны Средней Азии, причем те и другие «русы» нигде не пересекаются, заставляя думать, что «торговые русы» спускались к Итилю по Волге и по Оке, и именно с ними произошла встреча у Ибн-Фадлана (Ковалевский А.П. Книга Ахмеда Ибн-Фадлана о его путешествии на Волгу в 921-922 гг. Харьков, 1956.
73 Гадло А.В. К истории…, с. 194-213.
74 Мошин В.А. Николай, епископ тмутороканский. // SK, t. V, Praha, 1932, S. 47-62.
75Патерик…, с. 76 и 91.
ТОПОЛОГИЯ РУСИ И ПРОБЛЕМА ТМУТОРОКАНЯ____________________
335
ние рядом с ней «русской епископии»76, тем более, что нет никаких свидетельств об участии «епископа Николая» в церковной или общественной жизни Тмуторокана. И хотя исследователь попытался объяснить существование русского тмутороканского епископа как поставленного Константинополем «матрахского архиепископа» из иноков Киево-Печерского монастыря в последней четверти XI в., речь может идти или о не существовавшем никогда епископе, что ставит под сомнение списки иерархов, приведенные в Патерике, или же о существовании какого-то другого, выпавшего из поля зрения исследователей Тмуторокана.
Вот почему будущих исследователей вопроса о Руси и Тмуторокане я приглашаю обратить внимание на существование его двойника на Дунае, современного Тутракана, выше которого по течению реки, в сочинениях восточных географов фигурирующей под именем «Дона» или «реки славян» (река, известная нам сейчас в качестве «Дона», неизменно упоминается этими же авторами в качестве «реки русов»)77, находятся следы «дунайской руси», проступающей в названиях городов Гюргев, Русе78, Пиргос (последний топоним заставляет вспомнить «Богородицу Пирогощую») и Новград, уже существовавших в X-XI вв.79, а вместе с тем и Чернград/Чонград на Тиссе80. Здесь, на левобережье среднего течения Дуная, вплоть до Трансильвании включительно, простирается территория, которую в отношении ука____________________
76 Мошин В.А. Николай, епископ…, с. 54-55.
77 На невозможность отождествления современного Дона с «рекой славян» арабских источников впервые указал В.В.Бартольд, обратив внимание на отсутствие на Дону как славянских поселений, так и на полное выпадение этой реки из кругозора авторов ПВЛ (Бартольд В.В. Арабские известия…, с. 48.). Такая путаница вполне объяснима фактическим тождеством гидронимов (Дон=Дунай) и подтверждается их постоянной взаимозаменой в фольклоре славянских народов, в особенности у восточных славян, как это показано в подробной работе Д.А.Мачинского (Мачинский Д.А. «Дунай» русского фольклора на фоне восточнославянской истории и мифологии. // Русский Север. Проблемы этнографии и фольклора. Л., 1981, с. 110-171). Последнее дает основание в исконной «реке славян» восточных авторов видеть именно Дунай/Истр, а не Днепр/Борисфен, а, тем более, Дон/Танаис.
78 Сводку архивных сведений о городе, начиная с доисторической эпохи и римского времени см.: Ковачев В.П. и Минева-Ковачева Л. Названия на селищата в Русенско. // ИИБЕ, кн. XIII. София, 1969, с. 230-233.
79 Кузев А., Гюзелев В. Български средновековни градове и крепости, т. I. Градове и крепости по Дунав и Черно море. Варна, 1981, с. 154-176.
80 Коледаров П. Политическа география на средновековната Българска държава. Първачаст. От 681 до 1018 г. София, 1979, карты.
336____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
занного периода правомочно назвать «белым пятном» в решении вопросов «топологии руси», поскольку в дальнейшем она контролируется с севера галицкими князьями («суды рядя до Дуная»), имеет «русские грады», а главное - является единственной территорией, на которой был распространен термин «русин», представленный выдержками из «Закона Рускаго» в договорах 6420/912 и 6453/945 гг. и зафиксированный в тексте Краткой и Пространной редакции Правды Руской.
Указывая этот регион, я не исключаю возможность, что некоторые известия ПВЛ о событиях X-XI вв., подобно событиям предшествовавшего периода, следует связывать не только с таврической (и тмутороканской) Русью, но и с Русью дунайско-карпатской. Косвенным подтверждением такой мысли может стать известное упоминание о проходе «угров» мимо Киева «горою» (т.е. берегом) [Ип., 17-18], что никак не соответствует топографии днепровского Киева81, но согласуется с местоположением Гюргева (Юрьева) или Русе; описание осады печенегами того же Киева82, и скорого прихода Святослава к нему из-под
____________________
81 К.Я.Грот полагал, что рассказ Анонима о пути угров через Карпаты опровергается 1) пребыванием мадьяр из задонских степей на севере от Нижнего Дуная; 2) их походами оттуда по Дунаю на запад - с юга; 3) свидетельством хроники Регинона о первоначальных от них опустошениях на Тиссо-Дунайской равнине, в Паннонии, а уже потом в северо-восточных пределах; 4) невероятностью попадания степняков в леса и горы, когда им были открыты речные равнины; 5) тем обстоятельством, что именно северо-восточный угол Угрии, примыкающий к Карпатам, занят исключительно славянским населением, тогда как мадьяры сосредоточены в юго-западной ее части, между Тиссой и Дунаем. И далее писал: «Мадьяры в своем движении на запад не могли идти иначе, как по стопам своих предшественников, восточных степных кочевников, каковы были гунны, болгаре и авары; и те, и другие из южных степей нашей Руси направлялись к устьям Дуная и, двигаясь вдоль этой реки, у так называемых «Железных ворот» проникали в великую равнину Дунайскую» (Грот Я. К. Моравия и мадьяры с половины IX до началах века. СПб., 1881, с. 267-268). К аналогичным выводам о пути степных кочевников из южно-русских степей в Подунавье пришел в результате изучения археологического материала более позднего времени и А.О.Добровольский (Добровольский А.О. Кочевники Северо-Западного Причерноморья в эпоху Средневековья. Киев, 1986).
82 В этом плане особенно показательна работа болгарского филолога Н.П.Ковачева, обнаружившего около 70 средневековых поселений с именем «Киев» на территории Балкан, а также Центральной и Восточной Европы, часть которых принадлежит X-XI вв. (Ковачев Н.П. Средновековното селище Киево, антропонимът Кий и отражението му в българската и славянската топонимия. // ИИБЕ, кн. XVI. София, 1968, с. 125-134.
ТОПОЛОГИЯ РУСИ И ПРОБЛЕМА ТМУТОРОКАНЯ____________________
337
Доростола [Ип., 55]; в недатированной части ПВЛ - «трех жерел» Днепра, характерных для Дуная [Ип., 6]; загадочное пророчество волхва, помещенное под 6579/1071 г. о «перемене местами земель» [Ип., 164] и столь же загадочная угроза киевлян при приближении Изяслава с «ляхами» к Киеву «зажегши городъ свои ступити вь грецискую землю» [Ип, 163], как если бы эта «греческая земля» находилась на другом берегу Днепра, что опять-таки характерно для низовьев Дуная; наконец, существование в Венгрии X-XI вв. титула «герцог русов», которым обладал наследник престола83, что объяснимо лишь при наличии значительного массива союзных русов/русинов на территории «обретенной родины», как то подтверждается топонимикой Трансильвании и этнографическими исследованиями второй половины прошлого века84. Всё это говорит о необходимости признать de facto «множественность Руси» - мысль, настойчиво проводимую А.Г,Кузьминым в своих работах85, игнорируя которую мы, по-видимому, никогда не разберемся ни в напластованиях ПВЛ, ни в реальной русской истории, довольствуясь лишь ее «виртуальными реконструкциями»86.
Столь же определенно на существовании Русинии/Ruthenii между Польшей и Богемией в середине XII в. указывает Послание епископа краковского Матвея Бернарду Клервосскому,
____________________
83 История Венгрии, т. I. M., 1971, с. 123.
84 Кочубинский А.А. О русском племени в Дунайском Залесье. Доклад 14.8.1887 г. на VII Археологическом съезде. // Известия о занятиях Седьмого археологического съезда в Ярославле. № 5, с. 2-3; Филевич И.П. История древней Руси, т. I. Варшава, 1896.
85 [Кузьмин А.Г.] Западные традиции в русском христианстве. // Введение христианства на Руси. М., 1987, с. 21-54.
86 Последнее относится также и к продолжающейся терминологической путанице в отождествлении росов/русов, «рутенов» и «ругов» западноевропейских источников, между тем как они далеко не тождественны, что показал в одной из своих работ А.Г.Кузьмин, тут же «смазав» сам эти различия традиционным переводом этнонимов: «Около 935 г. Устав турнира в Магдебурге называет в числе участников Велемира, князя (принцепса) Русского (м.б. «ruthenorum»? - A.H.), а также выступающих под знаменем герцога Тюрингии Отгона Редеботто, герцога Руссии (? - А.Н.), и Венцеслава, князя Ругии. Документ опубликован в числе других магдебургских актов Мельхиором Гольдастом в XVII в.» (Кузьмин А.Г. Сведения иностранных источников о руси и ругах. // Откуда есть пошла Русская земля, кн. 1. М., 1986, с. 668).
338____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
текст которого недавно был опубликован Н.И.Щавелевой с сопровождающим переводом87. На географическое положение этой Рутении и рутенов указывает приглашение Бернарду посетить «народ тот, и не только в Рутении «…» но равно и в Полонии и в Богемии, иначе общим названием в Склавонии»88. В том, что речь идет именно о русинах/рутенах, которые не тождественны «русским», свидетельствует фраза, что «не желает упомянутый народ ни с греческой ни с латинской церковью быть единообразным, но, отличный от той и от другой, таинства ни одной из них не разделяет». Естественно, что в отношении киевской, подне-провской Руси, чья Церковь строилась и управлялась греческими митрополитами, поставляемыми Константинополем, такая характеристика никоим образом не применима, тем более в середине XII в. Следовательно, все эти инвективы направлены не против Руси, а против русинов, действительно живших на западных склонах Карпат, однако отнюдь не тождественных жителям Среднего Поднепровья ни в этническом, ни в политическом плане, как то постоянно можно встретить в работах не только филологов, но и профессиональных историков.
Еще одним любопытным указанием на существование «дунайской Руси» мы обязаны кардиналу Цезарю Баронию, на которого ссылается Б.Я.Рамм. Кардинал сообщает о «краткой памятной записке» одного из папских легатов, рассказывающей об их действиях в Константинополе, когда 16 июня 1054 г. на престол собора св. Софии ими был положен акт об отлучении от церкви византийского патриарха, который тут же был уничтожен греческими священниками. Легаты сразу покинули Константинополь, и тогда император Константин Мономах, «желая получить точный текст отлучительной грамоты «…» отправил за ними своих вестников, которые и получили вернейший текст из города русских (видимо - росов. - A.H.)»89. Из этого Рамм заключил, что «круговой маршрут легатов из Константинополя в Рим»
____________________
87 Щавелева Н.И. Послание епископа краковского Матвея Бернарду Клервосскому об «обращении русских». //ДГ СССР. Материалы и исследования 1975 г. М., 1976, с. 113-121.
88 Там же, с. 115. На такое местоположение «Русинии» указывают и результаты наблюдений над производными от этого хоронима А.В.Назаренко, содержащихся в древних актах Австрии и Баварии (Назаренко А. В. Имя «Русь» и его производные в немецких средневековых актах. IX - XIV вв. // ДГ СССР за 1982 г. М., 1984, с. 86-129), что лишний раз подчеркивает неправомочность передачи этнонима rutheni прилагательным "русские".
89 Рамм Б.Я. Папство и Русь в X-XV веках. М.-Л., 1959, с. 58.
ТОПОЛОГИЯ РУСИ И ПРОБЛЕМА ТМУТОРОКАНЯ____________________
339
шел «через Русь (вероятно, Киев)», хотя совершенно очевидно, что они двигались через Болгарию вдоль Дуная.
С другой стороны, обращение к «дунайской Руси» в связи с вопросом местонахождения «Тмуторокана» продиктовано тем любопытным обстоятельством, что сын Ростислава, отравленного «корсунским котопаном», числится родоначальником князей перемышльских, сидевших значительно ближе к Тмуторокану/Тутракану дунайскому, чем тамано-боспорскому. Более того, выясняется, что Ростислав был женат на венгерской герцогине, которая после смерти мужа вернулась на родину90, а сыну Иштвана I, Имре (ум. в 1031 г.), «была подчинена область, населенная древними русами», по причине чего в анналах Гильдесгейма он назван «герцогом русов»91. Как это согласовать со сведениями ПВЛ и таманским Тмутороканом - я не знаю.
Столь же актуальной задачей исследователей русской истории должно стать решение вопроса о реальности такой быстрой смены княжений и перемещения самих князей на огромные расстояния, как об этом сообщает ПВЛ, учитывая при этом физическую географию и политическую обстановку. Действительно, краткое сообщение ПВЛ о том, что «Святослав… пришедъ кь Тмутороканю, посади сына своего… Глеба, и вьзвратися вьсвояси», предполагает военную экспедицию из Чернигова со многими военными силами, которая должна была занять не менее двух, а то и трех летних месяцев, тем более, если поход был предпринят не через Перекоп или Арабатскую стрелку на Керчь (т.е. по Залозному пути через Олешье), а форсируя Дон и в обход Азовского моря. Насколько такой поход мог быть осуществлен и «стоила ли овчинка выделки»? В противном случае для этого сообщения ПВЛ следует искать либо иную географическую реальность, либо требовать пересмотра «тмутороканских известий», в том числе известного «единоборства» Мстислава, источником которого могла стать, как я уже писал, одна из поэм Бояна, упоминаемая в «Слове о полку Игореве»92. Но откуда мог взять этот сюжет Боян?
Задачи реальной топологии Руси IX-XI вв. с неизбежностью ставят перед каждым исследователем вопросы о Берладе и городах дунайских и поморских, в которых В.В.Мавродин с достаточным основанием находил приметы «русской вольницы»,
____________________
90 История Венгрии, т. I. M., 1971, с. 138.
91 Там же, с. 123.
92 «Пес[н]ь пояше… храброму Мстиславу, иже зареза Редедю предъ пълкы касожьскыми» (Ироическая песнь о походе на половцев удельнаго князя Новагорода-Северскаго Игоря Святославича… М., 1800, с. 3-4).
340____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
сопоставляемые им с Запорожской Сечью или донским казачеством позднейших времен, но которые теперь могут быть сравнимы с «боспорской» или «таврической Русью». В этом плане особенно примечательно упоминание Константином Порфирогенитом «Немогарда, в котором сидел Сфендослав, сын Ингора, архонта Росии», откуда шли моноксилы в Константинополь, при том, что (как можно понять из текста) они не сходились с теми, что собирались «в крепости Киоава»93. Поскольку в русских источниках нет никаких сведений, что Святослав Игоревич когда-либо находился на княжении в Новгороде на Волхове, а отправлять лодьи из Волхова в Константинополь практически невозможно, естественно задаться вопросом: не указывает ли это сообщение на дунайский или какой-либо другой Новгород, где Святослав вполне мог проводить годы своей юности, чем объясняется как его последующее стремление на Дунай («средина земли моей»), так и выбор его кандидатуры в Константинополе для вторжения в Болгарию и последующее подчинение ему «городов по Дунаю», пополнивших ряды его воинов. Наконец, наличие именно этой «дунайской Руси», как и отмеченное рядом исследователей тождество клятвы оружием у болгар и русов94, свидетельствуют в пользу упоминавшейся мною гипотезы о происхождения его матери, Ольги, из болгарской Плиски.
Другой комплекс фактов, заставляющий обратить внимание на множественность «Новгородов», связан с сюжетом, приуроченным к Ярославу Владимировичу и его борьбе за Киев, - избиении варягов «во дворе поромони» [Ип., 127]. Отсутствие в этом тексте упоминания «словен» и «руси» (действующими этносами выступают «варяги» и «новгородцы»), вместе с использованным греческого (византийского) эпитета «варягов» - ('верные'), а вовсе не «путешественники» (от др.-северного farimenn), как истолковала Е.А.Мельникова и бездумно повторил за ней Г.С.Лебедев95, ставит вопрос о времени и причинах проникновении столь специфически византийского термина в лексику Новгорода на Волхове при наличии собственного, причем здесь же используемого термина "варяги"96. Та____________________
93 Константин Багрянородный. Об управлении…, с. 44/45.
94 Срезневский И.И. Договоры с греками. // Срезневский И.И. Русское слово. М., 1986, с. 41-42; ЗлатарскиВ.Н. Клятва у языческих болгар. // Златарски В. Избрани произведения, т. I. София, 1972, с. 181-189.
95 Лебедев Г. С. Эпоха викингов в Северной Европе. Историко-археологические очерки. Л., 1985, с. 206.
96 См. по этому поводу: Лихачев Д.С. Текстология на материале русской литературы X-XVII веков. Л., 1983, с. 80-81.
ТОПОЛОГИЯ РУСИ И ПРОБЛЕМА ТМУТОРОКАНЯ____________________
341
кая неопределенность употребления и изолированность лексемы в очередной раз дает повод заподозрить существование какого-то неучтенного Новгорода, время от времени всплывающего в перспективе ранних веков русской истории. В известной мере, такое заключение объясняет отсутствие указанных этнонимов и в других текстах, связанных с Ярославом, поскольку одноразовое упоминание «руси, варяг, словен» при наборе им войска в начале ст. 6526/1018 г. или «варяг и словен» в таком же контексте ст. 6542/1034 г., не подтверждаемое в последующем повествовании, носит характер безусловного «клише» XII столетия.
Еще одним текстом, трудно согласующимся с историко-географической ситуацией первой половины XI в., оказывается новелла 6551/ 1043 г. о походе Владимира Ярославича на Константинополь, текст которой, искаженный сокращениями архетипа Ипатьевского и Лаврентьевского изводов, частично восстанавливается с помощью Воскресенского списка ПВЛ97, а сам рассказ подробнейшим образом изучен и проанализирован в ряде работ Г.ГЛитавриным98. Это последняя по времени работа, охватывающая весь круг известных по данному сюжету источников (русских, византийских, восточных), не упустившая ни одного возможного нюанса в истолковании фактов, тем не менее, оказывается не в силах ответить на три вопроса, неизбежно встающие перед исследователем: 1) откуда пришли «росы» к Константинополю; 2) почему ссора на константинопольском рынке должна была вызвать такой ответный демарш со стороны «Киевского государства» при безусловно крепнущих мирных и даже родственных (вспомним брак Владимира!) отношениях в области религии и культуры; 3) что дало основание М.Пселлу в своем описании событий и через много лет утверждать, что «это варварское племя всё время кипит злобой и ненавистью к Ромейской державе и «…» ищет предлога для войны с нами»99.
Поставленные вопросы, несомненно, были бы легко разрешены самим исследователем, если бы он, безотчетно следуя традиции, не заменял (даже в переводе источников!) росов/русь лексемой "русские", подменяя таким образом действительного субъекта агрессии против Константинополя - «черноморскую русь» или «росов» - киевской «Русью», т.е. государственным об____________________
97 ПСРЛ, т. 7. СПб., 1856, с. 331.
98 Литаврин Г.Г. Война Руси против Византии в 1043 г. // Исследования по истории славянских и балканских народов. Эпоха средневековья. Киевская Русь и ее славянские соседи. М., 1972, с. 178-222.
99 Пселл М. Хронография. М., 1978, с. 95.
342____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
разованием, которое менее всего было заинтересовано в подобных конфликтах. Одним из оснований такой замены послужило абсолютное доверие Г.Г.Литаврина к тексту ПВЛ и тот факт, что Владимир Ярославич известен в качестве «новгородского князя», каким он, похоже, оставался до конца своей жизни. Соответственно, принято считать, что поход 1043 г. под стены Царьграда был совершен из Новгорода на Волхове, хотя такое допущение противоречит как логике, так и положению этого города, что заставило исследователя, вслед за Н.Н.Ворониным, прибегать к сложным расчетам, учитывая время наступления паводка на реках, преодоления волоков и пр.
Устойчивость подобного заблуждения, кроме традиции, может быть обусловлена наличием в ПВЛ «тмутороканских известий», где прослеживается эта необъяснимая, на первый взгляд, тяга новгородцев к черноморским берегам, в том числе и к Тмутороканю, когда вместе с «Ростиславом, сыном Владимира, внуком Ярослава» туда бегут «Порей и Вышата, сын Остромирь воеводы новгородьского» [Ип., 152], причем по своей стилистике оба эти отрывка (6551/1043 и 6572/1064 гг.) безусловно принадлежат одному литературному источнику, повествующему о «черноморской руси». Между тем, для быстрого и решительного похода на греков, вызванного, как сообщает Скилица, ссорой на константинопольском рынке, во время которой «был убит какой-то знатный скиф»100, вряд ли требовалось отряжать ильменских новгородцев, тогда как туда можно было отправить дунайскую или таврическую «вольницу»101. Более того, весь анализ имеющегося материала, привлеченного историком, подводит к выводу о крайней бессмысленности этого набега для предпринявшего его государства и, наоборот, вполне объяснимого с точки зрения социума росов, воспользовавшихся подвернувшимся предлогом попугать, пограбить, а, может быть, и сорвать «отступное» с греков, никак не ожидавших такого поворота событий.
По свидетельству Михаила Пселла, очевидца сражения 1043 г. под стенами Константинополя, росы, проникнув в Про____________________
100 Литаврин Г.Г. Война Руси…, с. 187.
101 Возможному перенесению ряда событий 40-60-х гг. XI в. от Керчи и Тамани на Дунай отнюдь не противоречат места находки известных печатей «от Ратибора» в Еникале, Херсонесе (?), Киеве, Полтавской губ. (Янин В.Л. Актовые печати древней Руси, т. I. M., 1970, с. 180-181), которые В.В.Мавродин интерпретирует в качестве «отмечающих собой морской путь из Киева в Тмутаракань» (Мавродин В. В. Очерки по истории феодальной Руси. Л., 1949, с. 97).
ТОПОЛОГИЯ РУСИ И ПРОБЛЕМА ТМУТОРОКАНЯ____________________
343
понтиду, первоначально вступили в переговоры с ромеями, предложив мир за огромный выкуп - по тысяче статиров на судно, причем деньги должны были отсчитываться на одном из их кораблей. Затянув переговоры, греки успели оснастить грузовые суда и триеры «жидким огнем», так что росы были разбиты, обращены в бегство, а окончательный разгром был довершен внезапным штормовым ветром с востока, который остатки флота росов разбросал по скалам и потопил102.
К сожалению, отсутствие текстов византийских авторов, только пересказанных Г.Г.Литавриным, не позволяет прояснить самые существенные в данной ситуации вопросы: действительно ли назван у Скилицы в качестве предводителя росов Владимир (Ярославич?), как это можно понять из работы103, в каком он указан достоинстве и упомянут ли в связи с этим «Новгород». И то и другое одинаково важно, поскольку Пселл и Атталиат, современники сражения, не знают ни «Владимира», ни «Новгород», тогда как И.Скилица писал в конце XI в., и мог использовать, к примеру, ту «хронику черноморской руси», из которой в ПВЛ, весьма вероятно, попали договоры 6420/912 и 6453/945 гг., а также тмутороканские известия. Соответственно, требует разрешения и вопрос о «Новгороде», из которого одинаково легко было «сбежать в Тмуторокан», как если бы речь шла о соседнем городе, или отправиться морем под стены Царьграда. Напомню, что такой причерноморский «Новгород» отмечен у Константина Порфирогенита в качестве города, где «сидел Сфендослав, сын Ингора, архонта Росии»104, и откуда, похоже, в XI в. был совершен отмеченный в «Житии Стефана Сурожского» набег «руси» на черноморские берега во главе с «князем Бравлином», попленившим «от Корсуня до Корча» весь юго-восточный берег Таврии и взломавшим «железные врата» Сурожа105, результатом чего стало первое крещение русов106. Вопросы эти тем более интересны, что в распоряжении исследователей имеется безусловное свидетельство княжения Владимира Ярославича, «старшего
____________________
102 Леем М. Хронография. М., 1978, с. 95-97.
103 Литаврин Г.Г. Война Руси…, с. 188.
104 Константин Багрянородный. Об управлении…, с. 44/45.
105 Житие Стефана Сурожского. // Васильевский В.Г. Труды, т. III, Пг., 1915, с. 95. Там же исследование В.Г.Васильевского (с. CXLII-CCLXXXVIII).
106 Не следует забывать и о Новгороде «в земле Словеньской» или просто «в словенах», фигурирующем в легенде о «хождении» апостола Андрея, с которым связан знаменитый сюжет о банном мытье, поскольку, как я показал, первоначально речь шла о пути вверх по Дунаю, а не по Днепру, на который перенес путешествие апостола уже древнерусский книжник (Никитин А.Л. «Хождение» апостола Андрея и путь «из варяг в греки». // ГДРЛ, сб. 6. М., 1994, с. 358-384).
344____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
сына Ярослава», в 40-х гг. XI в. именно в «Новгороде» - известный колофон Книги пророков, которую в 1047 г. написал «исъ куриловице» «попъ Оупирь (вар. - Оупиръ) Лихыи»107, недавно весьма убедительно идентифицированный Андерсом Сьёбергом со шведским резчиком рун этого времени Офейгом Упиром108.
Между тем, от ответа на вопрос, присутствовал ли Владимир (Ярославич?) при переговорах с греками под стенами Константинополя, зависит оценка достоверности сведений, сообщаемых новеллой 6551/ 1043 г. Речь идет не о том, были или не были в его войске «варяги» и какую роль сыграли в событиях, поскольку, как я показал ранее, все «варяги» появились в ПВЛ не ранее первой четверти XII в.109, а о реальности присутствия сына Ярослава под стенами Константинополя.
Из точного прочтения текста новеллы следует, что буря разбила русский флот, еще не дошедший до Царьграда, отсюда и решение спасшихся вернуться, «поити в Русь», причем суда повернул сам Владимир Ярославич, поднятый на корабль «Ивана Творимирича» вместе с Вышатой. Однако последний, будучи «воеводой», т.е. отвечающим за войско, отказался от возможности личного спасения и тоже сошел на берег, поскольку ему ничего другого не оставалось. Разбив посланные в догонку (?) греческие суда, Владимир возвращается «в Русь», тогда как плененный со всеми оставшимися Вышата - только три года спустя.
Сравнение содержания новеллы с пересказанными Г.ГЛитавриным повествованиями М.Атталиаты, И.Скилицы и с текстом М.Пселла позволяет предположить, что речь идет о той части флота росов, который к моменту шторма находился еще только на подступах к Босфору, испытал его силу и приводил себя в порядок, когда на него наткнулись посланные в погоню триеры, как об этом рассказывает И.Скилица. Наголову разбив флот Константина Каваллурия и понеся новые потери, эта часть флота росов вынуждена была уйти восвояси, оставив на берегу
____________________
107 Срезневский И.И. Древние памятники русского письма и языка X-XIVвеков. СПб., 1882, стб. 17-18.
108 Sjoberg Anders. Pop Upir' Lichoj and the Swedish Rune-carver Ofeigr Upir. // Scando-Slavica, t. 28. Munksgaard, Copenhagen, 1982, S. 109-124.
109 Замечательно использование этого сюжета Б.А.Рыбаковым для построения антиваряжской «виртуальной истории Руси», когда для подкрепления собственной фантазии историк использует заведомо поздний текст с тенденциозными дополнениями при полном игнорировании более ранних источников (Рыбаков Б.А. «Остромирова летопись». // Рыбаков Б.А. Из истории культуры Древней Руси. Исследования и заметки. М., 1984, с. 79-80).
ТОПОЛОГИЯ РУСИ И ПРОБЛЕМА ТМУТОРОКАНЯ____________________
345
росов с Вышатой, которые у Варны были частично уничтожены, а частично захвачены в плен Катакалоном Кекавменом110. Насколько далеко рассказ ПВЛ стоит от реальных событий, будучи создан десятилетия спустя в Киеве, показывает фраза «и бысть весть грекомъ, яко избило море русь», а также последующее описание происходившего, дав повод А.А. Шахматову предположить здесь контаминацию двух разных сюжетов и положить начало путанице, в результате которой Ян, сын Вышатича, оказывается тождественен «старцу Яню», умершему в 1106 г. в Печерском монастыре в возрасте 90 лет111, - вещь невозможная, если представить что тем же летом Ян Вышатич был послан Святополком Изяславичем на половцев, которых «угонивьше… до Дуная» [Ип., 257].
Изучение топологии «руси/Руси» с привлечением ПВЛ, в том числе и ее недатированной части, как мне представляется, помогает также решить загадку пресловутых «руских писмен», обретенных Константином Философом в Корсуне112, как повествует об этом «Паннонская легенда»: «Обрете же тоу еваггелие и псалтирь роусьскыми писмены писано, и чловека обретъ глаголюща тою беседою, и беседова с нимъ, и силоу речи приимъ, своеи беседе прикладаа различная пьсмена, гласнаа и съгласнаа, и… въскоре начать чести и сказати…»113 Несмотря на попытки истолковать это сообщение в качестве свидетельства об использовании славянами (до Константина-Кирилла) готского, сирийского и прочих алфавитов, как об этом пишет В.А.Истрин114, одновременно высказывались мнения о существовании у восточных славян («русских») собственной письменности до крещения Владимира. Последнее подтверждается, с одной стороны, текстами договоров с греками и циркулярным письмом патриарха Фотия 867 г. о состоявшемся крещении росов вскоре после их набега в 860 г. на Константинополь115, а с другой - мно____________________
110 Литаврин Г.Г. Война Руси…, с. 189.
111 Шахматов А.А. Разыскания…, с. 441-444.
112 Подробный обзор мнений исследователей по этому вопросу см.: Ильинский Г. Один эпизод из корсунского периода жизни Константина Философа. // Slavia, III, Praha, 1925, S. 45-64; Никольский Н.К. К вопросу о русских письменах, упоминаемых в Житии Константина Философа. Л., 1928.
113 Лавров П.А. Материалы по истории возникновения древнейшей славянской письменности. // Труды славянской комиссии, т. I. Л., 1930, с. 12.
114 Истрин В А. 1100 лет славянской азбуки. М., 1988, с. 111-116.
115 Левченко М.В. Очерки по истории…, с. 57.
346____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
жеством археологических свидетельств X в., непосредственно связанных с письменностью и образцами самой письменности этого времени116.
Однако речь идет о более раннем периоде и, скорее всего, о письме славян, возникшем задолго до миссии «моравских братьев». Предание усваивает его изобретение не просветителю славян Кириллу, а его предшественнику, Кириллу Солунскому, который родился в Каппадокии, учился в Дамаске и пришел в Солунь из Александрии в конце VII в. Согласно преданию, ему принадлежит изобретение 35-буквенной славянской азбуки, распространившейся в Болгарии117, которая могла быть воспринята росами и использована в сношениях с Византией, в том числе и для перевода договоров на славянский (русский) язык. Другое дело - насколько эти буквы соответствовали тому, что мы называем теперь «кириллицей». Но о том, как выглядела «протокириллическая письменность», мы можем судить разве что по знакам на моливдовуле с изображением «камертона», усвоенном В.Л.Яниным Святославу Игоревичу118, и по начатым Н.В.Энговатовым работам119, так и не получившим своего продолжения после трагической смерти этого многообещающего исследователя.120
____________________
116 Медынцева А.А. Начало письменности на Руси по археологическим данным. // История, культура, этнография и фольклор славянских народов. IX Международный съезд славистов. Доклады советской делегации. М., 1983, с. 86-97.
117 Успенский П. Первое путешествие в афонские монастыри и скиты в 1846 г., ч. II, отделение 1. Киев, 1877, с. 101-104.
118 Янин В.Л. Актовые печати Древней Руси, т. 1. М., 1970, тб. I, рис. 1.
119 Энговатов Н. Древнейшая русская азбука. // Знание - сила, 1960, №11.
120 Будущим исследователям «городов русов» следует также иметь в виду слова ал-Идриси о «городе ар-Русийа на большой реке (Кубани? - А.Н.), текущей с гор Кукайа», находящегося на расстоянии 27 миль от города Матраха, «между жителями которого и жителями Русийи постоянная война» (Бейлис В.М. Ал-Идриси о восточном Причерноморье и юго-восточной окраине русских земель. // ДГ СССР, 1982. М., 1984, с. 212), поскольку именно он мог быть одним из загадочных «Новгородов» византийских авторов и ранних известий русской историографии.
СТРУКТУРА И ХРОНОЛОГИЯ ТЕКСТА ПВЛ____________________
347
СТРУКТУРА И ХРОНОЛОГИЯ ТЕКСТА ПВЛ
Исследователь, еще только приступая к изучению ПВЛ, сталкивается с парадоксальной ситуацией: при всём интересе к этому памятнику среди множества специально посвященных ему работ нет ни одной, которая подвергла бы анализу структуру его текста в соотнесенности с контекстом включающих его летописных сводов. Более того, несмотря на споры по поводу количества «редакций» ПВЛ и их объемов, имеющийся текст рассматривается исключительно в рамках «третьей редакции», т.е. ограничивая исследование рубежом 1118/1119 г., как если то была не гипотеза А.А.Шахматова, а реальный список, не имеющий естественного продолжения. Между тем, мы до сих пор не можем с уверенностью говорить даже о пределах работы Нестера/Нестора1, так что единственным достоверным рубежом раннего киевского летописании оказывается известная запись игумена Михайловского Выдубицкого монастыря Сильвестра, впоследствии епископа Переяславля Южного, с упоминанием 6624/1116 г., когда он работал над «летописцем» [Л., 286].
Сопоставляя упоминания «летописца», т.е. летописи, у Нестера/Нестора и у Сильвестра, тем более, что колофон последнего следует в Лаврентьевской летописи за текстом ПВЛ, принято считать, что речь идет об одном и том же сочинении, которое было написано Нестером/Нестором, а затем отредактировано и дополнено Сильвестром. Последнее возможно, однако даже приняв это в качестве постулата, исследователь остается в неведении относительно реального состава и объема «летописца
____________________
1 Таково его настоящее имя, представленное в Хлебниковском списке Ипатьевской летописи («Повести временныхъ лет Нестера черноризца Федосьева манастыря Печерьскаго, откуду есть пошла Руская земля и хто в неи почал первое княжить» [Ип., 2]), в «Житии Феодосия» («Си на оуме азъ, грешный Нестеръ, приим и оградивъ ся верою и оупованиемь» [Успенский сборник ХИ-ХШ вв. М., 1971, с. 71-72] и в «Чтении о житии и о погублении блаженную страстотерпца Бориса и Глеба» (Абрамович Д.И. Жития святых мучеников Бориса и Глеба и службы им. Пг., 1916 (ПДЛ, вып. 2-й), с. 26).
348____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
Сильвестра», который, безусловно, существовал, но пока остается для нас загадкой. Поэтому логическое обособление текста, ничем не выделенного во всех известных нам летописных сводах, является всего лишь гипотезой, не находящей сейчас подтверждения. Поскольку же текст, именуемый «Повестью временных лет», будучи неразрывной частью различных летописных сводов, отличается в каждом случае своим объемом и лексикой, неизбежно возникает вопрос о его истории - как истории собственно ПВЛ, так и истории ее текста в составе последующих сводов.
Очевидно, что при очередном переписывании редакторы сводов, отбиравшие необходимый с их точки зрения материал и производившие сокращения, и просто переписчики вносили свой вклад в лексику и фразеологию памятника, частично пересказывая тексты, что можно видеть, например, в сюжете о борьбе Ярослава со Святополком в НПЛ, где сведено воедино содержание нескольких годовых статей [НПЛ, 174-175]. Соответственно, каждое такое переписывание откладывалось в тексте определенным комплексом примет, которые лингвистический анализ может выявить, но не всегда может объяснить, указав лишь на явления «ранние» и «более поздние»2. Если при этом учесть, что такой анализ охватывает только текст до 1119 г., хотя тот является неразрывной частью текста Ипатьевской летописи в списке 20-х гг. XV в., или списка Лаврентьевской летописи 1377 г., становится очевидно, что начинать его необходимо «с конца», следуя методам реставрационных работ или археологических раскопок. Однако, в отличие от материальных объектов, имеющих четкий критерий возраста (т.е. времени изготовления и времени выпадения артефакта из обращения), корпус активной лексики во времени меняется гораздо медленнее и незаметнее. Кроме того, при переписке происходит замена не только отдельных лексем и синтагм, но и целых фраз, поэтому приходится говорить о значительном, а порою и полном обновлении текста, ярким примером чего могут служить отдельные главы известного «Жития Феодосия», представленные ПВЛ, Успенским сборником и Патериком Киево-Печерского монастыря различных редакций, - тексты, вызывающие до сих пор споры о том, могли ли они быть написаны одним автором, т.е. Нестером/Нестором.
С ПВЛ в целом дело обстоит еще сложнее, поскольку мы до сих пор не можем представить ее первоначального объема и со____________________
2 Львов А.С. Лексика «Повести временных лет». М., 1975.
СТРУКТУРА И ХРОНОЛОГИЯ ТЕКСТА ПВЛ____________________
349
става даже в рамках, определенных А.А.Шахматовым, который, при всех своих блестящих наблюдениях и открытиях, внес много путаницы верой в «первичность» ПВЛ по тексту НПЛ и соблазном видеть в Лаврентьевском списке сохранившуюся «редакцию Сильвестра». Между тем, как он сам был вынужден признать в конце своей жизни, Лаврентьевский список является более дефектным и менее полным, чем список Ипатьевский (оба они являются изводами одной редакции), хотя в таких дефектных, поздних и переработанных списках можно найти утраченные фрагменты (НПЛ, Летописец Переславля Суздальского) или более полные чтения, позволяющие восстановить испорченный текст (напр., отдельные сюжеты летописи по Воскресенскому списку).
Поэтому мне представляется, что первым шагом исследователя любого текста (в прямом и более широком смысле) должна стать попытка оценки и анализа его структуры, которая, с одной стороны, отражает историю данного текста, а, с другой, - дает возможность понять смысловую взаимосвязь составляющих его блоков, синтагм, лексем и пр. Если же данный текст, как в случае с ПВЛ, сам находится в составе некоего контекста, имеющего сложный характер и неясное происхождение, то здесь анализ следует начинать с выделения знаковых компонентов, достаточно широко представленных в его структуре и в то же время не зависящих от конъюнктурных изменений целого. Рассмотрим с этой точки зрения состав ПВЛ, которая является типичным летописным сводом, а потому обладает структурными единицами, присущими всем остальным аналогичным сводам, в составе которых она и дошла до нас.
ПВЛ состоит из недатированного «введения» и годовых статей разного объема, содержания и происхождения. Эти статьи могут иметь характер 1) кратких фактографических заметок о том или ином событии, 2) самостоятельной новеллы, 3) части единого повествования, разнесенного по разным годам при хронометрировании первоначального текста, не имевшего погодной сетки, и 4) «годовых» статей сложного состава, состоящих, например, из 5) повести, присоединенной к краткой заметке («Повесть о начале Печерского монастыря», присоединенная к заметке о поставлении Илариона митрополитом в 6559/1051 г.), или 6) статьи и присоединенных к ней сообщений о событиях, имевших место в данном календарном году. Такая структура ПВЛ осложнена ее многослойностью, поскольку в ней достаточно явственно выступают более поздние сюжетные интерполяции («Повесть об убиении Бориса и Глеба», «Повесть об ослеплении Василька», «Повесть о походе 1111 г.»), разрывающие
350____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
уже имевшийся текст, или внутритекстовые вставки, дополнения и пояснения (экспозиция Киева 70-80-х гг. XI в. в новеллах о мести Ольги или захвате Киева Олегом) и просто рассказы о ранних событиях, написанные два с половиной века спустя.
Эти общеизвестные факты я напоминаю потому, что и поныне многие историки всё еще уверены в синхронности работы летописца, т.е. в том что «годовая статья» действительно была «итогом года», который некий «летописатель» заносил в свой «дневник». В этом отношении особенно показательны работы Б.А.Рыбакова, усвояющего каждому князю своего хроникера-летописца и уподобляющего саму летопись чуть ли не газетному листку, реагирующему на сиюминутные изменения политической ситуации3, и М.Х.Алешковского, следующего за академиком в утверждении «синхронного» событиям летописания и выделявшего «погодную запись, сделанную сразу после события или в конце года, когда произошло событие, или же в начале следующего года, но под датой предыдущего года»4. Несостоятельность подобного взгляда определяется как наличием «пустых лет» (чем занимались в это время «летописцы» и за что получали содержание от князя?), так и практикой западных и восточных хронистов, писавших годы, а то и десятилетия спустя после событий. Стоит напомнить, что даже в XVI в., когда Иван IV попытался сделать летописание «государевым делом», А.Ф.Адашев не писал летопись, а только подбирал к ней материалы за прошедшие годы, как то следует из описи царского архива5). Соответственно, и абсолютное большинство статей ПВЛ оказывается написано десятки лет спустя после событий, как то признавал сам Алешковский6. К этому можно добавить, что уже упоминавшиеся ст. 6390/882, 6453/945 гг. несут в себе приметы Киева 70-80-х гг. XI в.; все статьи с упоминанием «варягов» ока____________________
3 Рыбаков Б.А. Русские летописцы и автор «Слова о полку Игореве». М., 1972.
4 Алешковский М.Х. К типологии текстов «Повести временных лет». // Источниковедение отечественной истории. Сб. статей 1975 г. М., 1976, с. 134.
5 «Ящик 223. А в нем… обыск князя Ондрея Петровича Телятевского в Юрьеве Ливонском про Олексееву смерть Адашева, и списки черные, писал память, что писати в летописец лет новых, которые у Олексея взяты» (Описи Царского архива XVI в. и Архива Посольского приказа 1614 г. М., 1960, с. 43).
6 Алешковский М.Х. Повесть временных лет. Судьба литературного произведения в древней Руси. М., 1971, с. 56-59.
СТРУКТУРА И ХРОНОЛОГИЯ ТЕКСТА ПВЛ____________________
351
зываются написаны не ранее первой половины XII в., в том числе и «хождение апостола Андрея»; новелла об истории Печерского монастыря под 6559/1051 г. несет в себе указание на начало 90-х гг. XI в., и т.д.
Следует заметить, что на Руси, как и в Европе, «летописанием», т.е. повествованием о прошлом, занимались люди исключительно духовного звания и в монастырях не потому, что именно в монастырях оказывались необходимые для работы книги, но, в первую очередь, потому, что духовное лицо обладало необходимым образованием, начитанностью, а главное - обеспеченностью, отсутствием жизненных забот о семье, карьере, хлебе насущном и тягот несения воинской или фискальной службы. Как показывает практика, вплоть до XVI в. в русской хронографии отсутствуют следы частного летописания, столь характерного для европейцев и даже для арабского мира. Возможно, такие попытки в эпоху Киевской Руси и предпринимались, однако их следы надежно затерты в бесконечной ротации последующих, создававшихся и обновлявшихся сводов.
Стоит при этом учесть и другой фактор, препятствовавший возникновению частного летописания и литературного творчества.
Привыкнув к обилию писчего материала, к черновикам, записям, конспектам, различным выпискам, предварительным наброскам, нам трудно представить технику работы летописца, писавшего только набело, «без права на корректуру», располагая крайне ограниченным пространством листа пергамена, который был чрезвычайно дорог. Об этом свидетельствуют палимпсесты и документы, использующие буквально каждый квадратный сантиметр поверхности. Экономить приходилось на каждом слове и на каждой букве, сокращая их «под титлы» или вынося над строкой. Именно экономией места, а не конъюнктурными соображениями, как то обычно изображают излишне политизированные историки, объясняется большинство последующих сокращений текста при переписке летописей: чтобы поместить новое и более важное (уже потому, что оно новое), опускалось старое, потерявшее свой интерес или просто уже непонятное.
Однако происходил и другой процесс. При создании нового списка некоторые статьи, повествовавшие о прошлом, тем более, когда они оказались маркированы годами, пополнялись заметками о событиях, заимствованными из других летописей, из собственной памяти или иных источников. Иногда они принимали характер вставной новеллы, но чаще ограничивались кратким сообщением о каком-либо факте, которое вводилось в
352____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
текст синтагмой «в се же лето», «в то же лето», «того же лета и пр., причем под одним годом со временем оказывалось несколько таких записей, сделанных разными авторами, отличающимися как по вводной синтагме, так и написанием одних и тех же имен. Замечательным примером такого отличия стилей может служить ст. 6597/1089 г., в которой мы встречаем два написания имени одного киевского митрополита - "Иван" и "Иоанн":
«В лето 6597. Священа бысть церкви Печерьская святыя Богородица манастыря Федосьева Иваном митрополитом, Лукою, белогородским епископомь, и епискупомь ростовьскимъ Исаиемь, и Иваномь, черниговьскымъ епискупомь, и Антоньемь, гурьговскимь игуменомь, при благоверном князи Всеволоде, державному Руския земли, и чадома его, Володимера и Ростислава, воеводьство держащю киевьской тысящи Яневи, игуменьство (т.е. игуменство в Киево-Печерском монастыре. - А.Н.) держащу Ивану.
В се же лето преставися Иоанъ митрополита. Бысть же си мужь хитръ книгамъ и ученью, милостивъ убогимъ и вдовицам…» и пр. [Ип., 199].
Естественно, что вторая запись не может принадлежать руке предыдущего автора, хотя оба события произошли в один календарный год, но и первая запись, и вторая оказываются сделаны не по «горячим следам», а годы спустя. Наличие двух традиций написания одного имени дает в руки исследователя возможность и далее пользоваться такими приметами при разделении текстов, на первый взгляд принадлежащих одному хронологическому пласту, в данном случае печерянину, т.е., скорее всего, Нестеру/Нестору, у которого такое же написание "Иван" сохранилось непереправленным в начале «Чтения о Борисе и Глебе»7. В ПВЛ написание "Иван" прослеживается в ст. 6582/1074 г. (игумен), 6594/1086 г. (митрополит), 6695/1087 г. (митрополит), 6597/1089 г. (митрополит), в рассказе об обретении мощей Феодосия под 6599/1091 г. (игумен), под 6619/1111г. (епископ), 6624/1116 г. (посадник), 6625/1117 г. (император), 6629/1121 г. (Богослов), 6632/1124 г. (Креститель), что вряд ли можно посчитать случайностью. Однако столь безусловный вывод требует в каждом случае проверки, поскольку разница в написании может оказаться не всегда последовательно проведенной поздней правкой. Так в ст. 6596/1088 г. Ипатьевского списка тот же митрополит назван "Иоаном" («священа бысть церкви святаго Михаила манастыря Всеволожа митрополитомь Иоаномь» [Ип., 199]), однако из примечания издателей явствует, что «бук____________________
7 Абрамович Д.И. Жития святых мучеников…, с. 2.
СТРУКТУРА И ХРОНОЛОГИЯ ТЕКСТА ПВЛ____________________
353
вы -ано- написаны позже над строкой», а в списках Хлебниковском и Погодинском сохранилось правильное написание протографа "Иваном".
Часть таких заметок-дополнений несли точные календарные даты, другие - указания на время года. В тексте ПВЛ это особенно хорошо видно, поскольку в какой-то момент один из редакторов при создании очередного свода провел его сквозное хронометрирование, снабдив текст сеткой годовых дат, под которыми предпринял попытку упорядочить все эти записи соответственно их внутригодовой последовательности. Поскольку же один и тот же автор вводил в текст иногда несколько дополнений, относящихся к разным временам года, в ряде случаев получилась весьма выразительная картина разностилья, как, напр., под 6612/1104 г.:
«В лето 6612. Ведена дщи Володарева за царевича за Олексинича Царюграду, месяца июля в 20.
В том же лете ведена Передъслава, дщи Святополча, во Угры за королевича месяца августа в 21.
Того же лета прииде митрополит Никифор в Русь месяца декабря в 6 день.
В том же лете преставися Вячьслав Ярополчич в 13 день. Никифор митрополит посажен на столе.
Сего же лета исходяща посла Святополк Путяту на Менеск, а Володимер посла сына своего Ярополка, а Олег сам иде на Глеба, поемьше Давыда Всеславича; и не успеша ничтоже, и возъвратишася опять. И родися у Святополка сын, и нарекоша имя ему Брячислав.
В се же лето бысть знаменье: стояше солнце в крузе, а посреде круга хрест, а посреде креста солнце, а вне круга оба полы 2 солнца, над солнцем же кроме круга дуга, рогома на север; тако же знаменье в луне тем же образом, месяца февраля в 4 и 5 и 6 день, в дне по три дни, а в ночи и в луне по три ночи» [Ип., 256].
Разнообразие вводных синтагм в дополнениях к основным статьям ПВЛ делает небесполезной попытку проследить их употребление на протяжении всей Ипатьевской летописи, чтобы выяснить хронологические пределы их распространения. Поскольку наряду с основными «в се же лето», «в се же время» «в то же лето», «того же лета», «том же лете» (при частном «в том же лете»), «в то же время», «в то же веремя» и «тое же (зимы, осени)» присутствуют малоупотребительные или просто единичные их варианты «оу се же лето», «в си же времена», «оу си же времена» и пр., то их наличие указывается в скобках только в том случае, если в данной годовой статье отсутствует основное
354____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
написание. Количество повторов данной синтагмы в одной статье не указывается, хотя порою она может повторяться 5-8 раз.
Ипатьевская летопись
1) «В се же лето…»: 6450/942, 6508/1000, 6532/1024,
6583/1075, 6584/1076, 6586/1078, 6592/1084, 6595/1087,
6596/1088, 6597/1089, 6598/1090, 6599/1091, 6600/1092,
6601/1093, 6602/1094, 6603/1095, 6606/1098, 6607/1099,
6609/1101, 6610/1102, 6612/1104, 6613/1105, 6614/1106,
6616/1108, 6621/1113, 6622/1114, 6623/1115, 6624/1116,
6625/1117, (6626/1118), 6630/1122, 6632/1124, 6634/1126,
6635/1127, 6637/1129, 6638/1130, 6639/1131, 6640/1132,
6642/1134, 6645/1137, 6647/1139, 6648/1140, 6649/1141,
6650/1142, 6659/1151;
2) «В се же время…»: 6421/913, (6423/915), 6538/1030, 6592/1084, 6599/1091, (6600/1092), 6601/1093, 6603/1095, 6604/1096, 6615/1107;
3) «В то же лето…»: 6422/914, 6544/1036, 6563/1055, 6573/1065, 6609/1101, 6610/1102, 6614/1106, 6615/1107, 6617/1109, 6618/1110, 6642/1134, 6649/1141, 6650/1142, 6651/1143, 6652/1144, 6653/1145, 6654/1146, 6655/1147;
4) «Того же лета…»: 6552/1044, 6563/1055, 6568/1060,
6571/1063, 6578/1070, 6579/1071, 6582/1073, 6602/1094,
6606/1098, 6608/1100, 6610/1102, 6611/1103, 6612/1104,
6613/1105, 6614/1106, 6616/1108, 6618/1110, 6619/1111,
6620/1112, 6621/1113, 6623/1115, 6625/1117, 6629/1121,
6631/1123, 6635/1127, 6636/1128, 6637/1129, 6644/1136,
6646/1138, 6647/1139, 6649/1141, 6650/1142, 6651/1143,
6655/1147, 6656/1148, 6676/1168, 6679/1171, 6680/1172,
6681/1173, 6682/1174, 6683/1175, 6685/1177, 6686/1178,
6688/1180, 6690/1182, 6691/1183, 6695/1187, 6697/1189,
6698/1190, 6700/1192, 6703/1195, 6704/1196, 6705/1197,
6706/1198, - 6773/1265, 6793/1285, 6794/1286, 6799/1291;
5) «Том же лете…»: (6532/1024), 6596/1088, (6609/1101), 6611/1103, (6612/1104), 6613/1105, (6614/1106), 6615/1107, 6620/1112, 6622/1114, 6624/1116, 6625/1117, 6627/1119, 6628/1120, 6629/1121, 6631/1123, 6632/1124, 6636/1128, 6638/1130, 6639/1131, 6641/1133, 6644/1136, 6655/1147, 6658/1150, 6659/1151, 6661/1153, 6662/1154, 6663/1155,
СТРУКТУРА И ХРОНОЛОГИЯ ТЕКСТА ПВЛ____________________
355
6664/1156, 6665/1157, 6667/1159, 6668/1160, 6669/1161, 6670/1162, 6671/1163, 6673/1165, 6674/1166, 6675/1167, 6677/1169, 6678/1170, 6680/1172, 6681/1173;
6) «В то же время…»: 6579/1071, 6645/1137, 6648/1140, 6649/1141, 6654/1146, 6655/1147, 6656/1148, 6681/1173, 6682/1174, 6691/1183, 6693/1185, 6707/1199, - 6748/1240;
7) «В то же веремя…»: 6604/1096, 6655/1147, 6656/1148, 6658/1150, 6659/1151, 6660/1152, 6662/1154, 6663/1155, 6665/1157, 6669/1161, 6678/1170, - 6770/1252;
8) «Toe же (зимы, весны, осени)…»: 6642/1134, 6643/1135, 6649/1141, 6651/1143, 6652/1144, 6653/1145, 6658/1150, 6662/1154, 6663/1155, 6668/1160, 6676/1168, 6678/1170, 6681/1173, 6683/1175, 6693/1185, 6695/1187, 6698/1190, 6700/1192, 6701/1193, 6703/1195, - 6758/1250.
Как можно убедиться, распределение вводных синтагм по годовым статьям оказалось далеко не хаотичным. Так, использование сообщений с синтагмой «в се же лето», хотя и отмечено в трех статьях X - первой четверти XI в., практически начинается с 1075 г. и резко заканчивается в 1151 г., более уже не возникая. Сходную картину представляют заметки с синтагмой «в то же лето», служившей, по-видимому, естественным дополнением к первой, однако эта синтагма используется уже в статьях второй и третьей четверти XI в., будучи максимально представлена в последующий период, причем ее употребление точно так же завершается к середине XII в. на 1147 г.
Совершенно иначе выглядит употребление синтагмы «того же лета». Будучи отмечена в четырех статьях середины XI в., она сосуществует с двумя первыми до середины XII в. (1070-1148 гг.), но в отличие от них занимает господствующее положение в последней четверти XII в. (1171-1198 гг.) и периодически возникает в текстах последней трети XIII в. (1265-1291 гг.). Очень похоже что именно с этой синтагмой связаны две другие - «в то же время» (особый вид «веремя») и «тое же (зимы, осени)», из которых первая охватывает период с конца 30-х гг. XII в. по 1199 г., а вторая - с середины 30-х гг. по 1195 г., т.е. они оказываются синхронны.
Таким образом, по употреблению этих синтагм можно с уверенностью говорить о том, что протосвод, заключавший в себе текст, именуемый сейчас ПВЛ, был создан не ранее конца 40-х или в первой половине 50-х гг. XII в., будучи отмечен дополне356____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
ниями с вводными синтагмами «в се же лето» и «в то же лето». Наличие большого разрыва между концом 40-х и началом 70-х гг. XII в., после чего до конца 90-х гг. XII в. в качестве вводных используются прежние синтагмы, создает впечатление, что интерполированный текст («хроника Всеволода Ольговича»), повествующий о событиях в Русской земле середины XII в., был привлечен для продолжения уже имевшегося текста сводчиком конца 90-х гг. XII в. Подтверждением этому может служить употребление синтагмы «тое же зимы (весны, осени)», использованной в дополнениях к статьям 1134-1195 гг.
К сходным выводам приводят соответствующие наблюдения над употреблением этих синтагм в Лаврентьевской летописи, за тем только исключением, что она не знает «летописи Всеволода», сохранила гораздо меньше дополнений к статьям ПВЛ, чем Ипатьевская летопись, и содержит ряд мелких разночтений («сего же лета», «в сем же лете», «сем же лете»), включаемых в основной массив в скобках при отсутствии данного года. Исключение составляет синтагма «того ж лета», вначале перемежающаяся с полной формой («того же лета»), а после 1212 г. полностью ее заменяющая.
Лаврентьевская летопись
1) «В се же лето…»: 6532/1024, (6538/1030), 6535/1043, 6536/1044, 6546/1054, (6552/1060), 6557/1065, 6562/1070, 6563/1071, 6565/1073, 6567/1075, (6568/1076), 6570/1078, 6573/1081, 6581/1089, 6583/1091, 6584/1092, 6585/1093, 6586/1094, 6587/1095, 6591/1099, 6594/1102, (6595/1103), (6596/1104), 6598/1106, 6599/1107, 6600/1108, 6605/1113, 6614/1122, 6615/1123, 6619/1127, 6620/1128;
2) «В се же время/времена…»: 6406/914, 6535/1043, 6557/1065, 6563/1071, 6583/1091, 6584/1092, 6588/1096;
3) «В то же лето…»: 6405/913, 6593/1101, 6594/1102, 6598/1106, 6599/1107, 6601/1109, 6607/1115, 6608/1116, 6610/1118, 6611/1119, 6612/1120, 6615/1123, 6616/1124, 6618/1126, 6619/1127, 6620/1128, 6621/1129, 6623/1131, 6624/1132, 6627/1135, 6628/1136, 6630/1138, 6633/1141, 6638/1145, 6638/1146, 6639/1147, 6642/1150, 6643/1151, 6646/1154, 6647/1155, 6648/1156, 6651/1159, 6656/1164, 6661/1169, 6666/1174, (6667/1175), 6668/1176, (6672/1180), 6677/1185, (6678/1186), 6679/1187;
СТРУКТУРА И ХРОНОЛОГИЯ ТЕКСТА ПВЛ____________________
357
4) «Того же лета…»: 6595/1103, 6630/1138, 6631/1139, 6637/1145, 6647/1155, 6649/1157, 6651/1159, 6652/1160, 6702/1210, 6703/1211, 6704/1212;
5) «Того ж лета…»: 6666/1174, 6677/1185, 6678/1186,
6679/1187, 6680/1188, 6681/1189, 6682/1190, 6686/1194,
6687/1195, 6688/1196, 6690/1198, 6691/1199, 6692/1200,
6702/1210, 6704/1212, 6705/1213, 6706/1214, 6707/1215,
6708/1216, 6708/1217, 6710/1218, 6711/1219, 6712/1220,
6713/1221, 6715/1223, 6716/1224, 6717/1225, 6718/1226,
6719/1227, 6720/1228, 6722/1230, 6723/1231, 6724/1232,
6729/1237, 6730/1238, 6731/1239, 6733/1241, 6737/1245,
6738/1246, 6739/1247, 6743/1251, 6744/1252, 6745/1253,
6746/1254, 6747/1255, 6750/1258, 6753/1261, 6755/1263,
6776/1284, 6777/1285, 6787/1295, 6790/1298, 6791/1299,
6792/1300, 6793/1301, 6794/1302, 6795/1303;
6) «Том же лете…»/»В том же лете…»: 6586/1094, 6592/1100, 6594/1102, 6596/1104, 6597/1105, 6598/1106, 6599/1107, 6602/1110, 6605/1113, 6606/1114, 6607/1115, 6608/1116, 6609/1117, 6636/1144, 6650/1158;
7) «Тое же зимы (весны, осени)…»: 6627/1135, 6630/1138,
6633/1141, 6635/1143, 6638/1146, 6643/1151, 6644/1152,
6646/1154, 6647/1155, 6648/1156, (6650/1158), 6651/1159,
6663/1171, 6664/1172, 6667/1175, 6689/1197, (6692/1200),
6693/1201, 6694/1202, 6698/1206, 6699/1207, 6700/1208,
6701/1209, 6710/1218, 6712/1220, 6718/1226, 6719/1227,
6724/1232, 6729/1237, 6738/1246, 6740/1248, 6741/1249,
6742/1250, 6748/1256, 6749/1257, 6750/1258, 6756/1264,
6787/1295.
Однако здесь в употреблении вводных синтагм замечается и существенная разница. Так, например, в Лаврентьевской летописи полностью отсутствует синтагма «в то же время/веремя», довольно широко использованная в Ипатьевской летописи (от 1071 до 1252 г.), причем вторая ее форма («веремя») оказывается наиболее характерной только в узком интервале 15 лет середины XII в. (1147-1161 гг.). Наиболее примечателен тот факт, что ни одна из синтагм, общих для Ипатьевской и Лаврентьевской летописей, в тексте последней не доходит до конца 90-х гг. XII в., обрываясь на конце 50-х гг. (за исключением синтагмы «в то же лето»), в отличие от Ипатьевской летописи (1147 г.) доходящей
358____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
до 1185 г. Исходя из этого, можно думать, что Лаврентьевская летопись сохранила в «конспективном» виде обрывки общего с Ипатьевской архетипа середины и второй половины XII в., который включал в себя значительно переработанную ПВЛ.
Эти наблюдения подтверждают ранее высказанное предположение, что, работая с ПВЛ даже в рамках «летописца Сильвестра», т.е. ограничивая себя 1116 г., исследователь имеет дело, как минимум, еще с тремя последующими редакциями и напластованиями в тексте, которые могут выступать на уровне отдельных лексем, синтагм, фраз и отдельных новелл, выделение которых не всегда возможно даже в результате специального анализа. Так, уже все статьи списков Ипатьевского вида после 1116 г., а Лаврентьевского - после 1110 г., вплоть до начала 50-х гг. XII в. представляют собой свод, с одной стороны, усвоивший и частично отложившийся на том, за который мы принимаем ПВЛ Нестера, а с другой - всё более явственно пополняемый с 1137 г. заимствованиями из «хроники Всеволода», текст которой становится определяющим для событий 40-50-х гг. XII в. в Ипатьевской летописи. Ограничение использования вводных синтагм «в то же лето» и «том же лете» 70-80-ми гг. XII в., свидетельствует еще об одном своде, точно так же не оставившем без своих дополнений текст Нестера/Нестора. Однако наибольшее воздействие на ПВЛ должен был оказать свод 1198/1199 гг. с последней летописной заметкой под 6706/1198 г. о смерти черниговского князя Ярослава Всеволодича, дополненной сообщениями о рождении дочери у Ростислава Рюриковича и о том, что другую свою дочь, Всеславу, он отдал за Ярослава Глебовича в Рязань. Завершением же этого свода, обращенного к «великому князю Рюрикови, по порожению же еже от божественныя купели духом пронаречену Василию, сыну Ростиславлю» [Ип., 709], стала новелла о воздвижении каменной стены под церковью Михайловского Выдубицкого монастыря над Днепром.
Любопытной деталью, на которую следует обратить внимание, является наличие в Ипатьевской летописи ст. 6707/1199 и 6708/1200 гг., отсутствующих в Хлебниковском и Погодинском списках, в большинстве случаев более точно передающих их общий протограф. Если считать, следом за другими историками, автором этого свода выдубицкого игумена Моисея (в чем я не вижу никаких препятствий), следует задаться неизбежным вопросом, насколько далеко простиралось его вторжение в текст ПВЛ, поскольку синтагмы «того же лета» и «в то же время», доходящие до его конца, начинают встречаться в годовых статьях ПВЛ уже с 6552/1044 г. Последнее означает, что игумен Моисей
СТРУКТУРА И ХРОНОЛОГИЯ ТЕКСТА ПВЛ____________________
359
(или то лицо, которое мы в данном случае обозначаем этим именем) мог быть автором и редактором ряда основных статей предшествующего времени. В таком случае, объяснение получают антилатинские выпады в «испытании вер» и «поучении» Владимира после крещения, вполне уместные в конце XII в., однако, как замечал К.К.Висковатый, совершенно невероятные в конце XI или в начале XII века.8
Совершенно по-новому и в полном соответствии с имеющимися новгородскими материалами в этом плане можно было бы осмыслить и «варяжскую» тему, начиная от «хождения апостола Андрея», прихода Рюрика «к словенам» и кончая «варягами» Владимира и Ярослава, которые, как я показал, не находят себе места в киевской жизни конца XI и начала XII вв., но вполне отвечают политико-экономической ситуации середины и второй половины XII в. (Новгород, «варязское Поморье» и пр.). Однако удасться ли найти текстологические аргументы, подтверждающие такую догадку, покажет будущее.
Только теперь, разобравшись с окружением «летописца Сильвестра» или, используя более привычное название - ПВЛ, можно попытаться выяснить ее собственную структуру. Отправной точкой в этом анализе нельзя использовать ни «введение», поскольку оно несет на себе отпечаток позднейших наслоений и начинается с заимствованного текста из хроники Георгия Амар-тола, неоднократно пополнявшегося последующими редакторами, ни собственно «погодные статьи», поскольку они являются или фрагментами предшествующего повествования без дат, или же относятся к разным хронологическим пластам. Наблюдения над использованием вводных лексем, основной массив которых в Ипатьевской летописи резко обрывается на последних записях свода выдубицкого игумена, позволяет думать, что именно его рукой были хронологизированы внутригодовые заметки-дополнения и, соответственно, произведена вся хронометрия текста.
Но так ли это? Опорой в решении данного вопроса может служить «хронологическая» статья 6360/852 г., вводившая рассказ о «Руской земле» в контекст мировой истории через «Михаила царя», от воцарения которого дан отсчет лет до «первого лета Олгова, рускаго князя», после чего указывается следующая про____________________
8 Висковатый К. К вопросу об авторе и времени написания «Слова к Изяславу о латинех». // Slavia, XVI. Praha, 1938, S. 535-567. Об «усвоении посланий Феодоса [Грека] преп[одобному] Феодосию Печерскому» во второй половине XII в. писал еще раньше А.Д.Седельников (Седельников А. Древняя киевская легенда об апостоле Андрее. // Slavia, III. Praha, 1924, S. 325).
360____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
должительность княжений: «оть перваго лета Олгова, понележе седе в Киеве, до перваго лета Игорева лет 31; от перваго лета Игорева до перваго лета Святославля лет 33; от перваго лета Святославля до перваго лета Ярополча лет 28; Ярополк княжи летъ 8; Володимеръ княжи леть 37. Ярослав княжи лет 40. Темь же от смерти Святославля до смерти Ярославли лет 85; от смерти Ярославли до смерти Ярополчи (по Лаврентьевской и Радзивиловской - «Святополчи». - АН.) лет 60» [Ип., 12].
Отправной точкой здесь оказывается не смерть Рюрика, отсутствующего в перечне (потому что речь идет о собственно «Руской земле», т.е. киевском Поднепровье), а вокняжение Олега в Киеве в 6389/881 г. через 29 лет «от первого лета Михаила». По этой схеме Игорь заступил на престол спустя 31 год (т.е. в 6420/912 г.) после Олега; через 33 года, в 6453/945 г., его сменил Святослав, которому, в свою очередь, через 28 лет, в 6481/973 г. наследовал Ярополк, и так далее. Но при сопоставлении получаемых абсолютных дат у этих расчетов оказывается расхождение с хронологической сеткой ПВЛ, обнаруживающей по «лишнему» году у Олега и Игоря и два «лишних» года у Святослава. Почему так могло произойти, достаточно подробно попытался разобрать и аргументировать А.Г.Кузьмин, следовавший за И.И.Срезневским, К.Н.Бестужевым-Рюминым и М.Н.Тихомировым, которые признавали, что список с такой хронологией не мог быть составлен по тексту, который он предваряет9. Эти «излишние» годы прослеживаются вплоть до смерти Ярослава, которая указана через 85 лет после смерти Святослава, что дает 6566/1058 г. вместо 6562/1054 г., т.е. с четырьмя «избыточными» годами, после чего от действительной даты смерти Ярослава (1054 г.) отсчитывается еще 60 лет, что дает 1114 г. - «до смерти Святополче» (так в Лаврентьевском [Л., 18] и Радзивиловском10 списках).
Однако такие подсчеты таят в себе ошибку. Появление у современных исследователей расхождений с «хронометристом» ПВЛ в один год произошло, скорее всего, потому, что последний при своих подсчетах «от первого лета до первого» суммировал и оба крайних года. Точно так же он поступал и со следующим отсчетом, поскольку речь шла о календарных годах, и последний год княжения предшественника оказывался для его преемника первым годом. Единственный сбой отмечен при пе____________________
9 Кузьмин А.Г. Начальные этапы древнерусского летописания. М., 1977, с. 259-277.
10 ПСРЛ, т. 38. Радзивиловская летопись. Л., 1989, с. 15.
СТРУКТУРА И ХРОНОЛОГИЯ ТЕКСТА ПВЛ____________________
361
реходе княжения от Святослава к Ярополку, поскольку его княжение указано со следующего года после смерти Святослава, но это ошибка уже поздней рубрикации конца XIII или начала XIV в., как то можно видеть по Ипатьевской летописи, сбила с толка и самого рубрикатора. В результате им не отмечено начало княжения ни Владимира (потерявшего, таким образом, необходимые по расчету два года), ни Ярослава, начало княжения которого отсчитывается с 6522/1014 г. При таком расчете (с учетом двух крайних лет) между смертью Ярослава 20.2.6562/1054 г. и смертью Святополка Изяславича 16.4.6621/1113 г. прошло действительно 60 «мартовских» лет. Гораздо труднее в этой ситуации понять, откуда возникла цифра в 85 лет между смертью Святослава (по летописи - весной 6480/972 г., наиболее вероятно -осенью 6479/971 г.) до смерти Ярослава, поскольку истинной цифрой в данной таблице расчетов может быть только 83.
Таким образом, итоги расчетов в ст. 6360/852 г. полностью соответствуют показаниям ПВЛ и, на первый взгляд, опровергают предположение о том, что «погодная сетка» абсолютных дат появилась в ПВЛ только в конце XII в., указывая на «хронометриста», работавшего вскоре после смерти Святополка Изяславича, т.е. опять-таки на Нестера/Нестора или на Сильвестра, который после окончания работы уже в 6624/1116 г. записал: «Игумен Силивестръ святаго Михаила написах книгы си Летописець, надеяся от Бога милость прияти, при князи Володимере, княжащу ему Кыеве, а мне в то время игуменящю оу святага Михаила; въ 6624 индикта 9 лета; а иже чтеть книгы сия, то буди ми въ молитвахъ» [Л., 286]11.
____________________
11 С точки зрения трансформации текстов в последующих летописных сводах и приемов их пополнения, любопытно использование этого колофона составителями Никоновской летописи, не привлекавшее специального внимания исследователей: «В лето 6624. Се язь грешный инокъ Селивестръ, игуменъ святаго Михаила, написахъ книги сия, глаголемыа греческымъ языкомъ хранографъ, русским [же] языкомъ тлъкуется временникъ, еже есть летописець, во священно и божественно священноначялства господина Никифора митрополита киевского и всея Руси, во обладание державы Киевскиа православнаго и благочестиваго великого князя Владимера Маномаха, сына Всеволожа, внука Ярославля, правнука великаго и равноапостольнаго святаго Владимера, нареченнаго во святемъ крещении Василиа, крестившаго всю Русскую землю. Писа же вся сиа любве ради Господа Бога, и пречистыа Богородицы, и святыхъ его, и своего ради отечества Русскиа земли, во спасение и ползу всемъ, и молю всехъ прочитающихъ книги сиа, да помолятся о мъне во святыхъ своихъ молитвахъ, да сладостный и радостный гласъ услышу отъ Господа Бога въ день онъ суда великаго, и избавленъ буду безконечныхъ мучений, и обещанныхъ благыхъ оть Господа получю, молитвами пречистыа Богородици и всехъ святыхъ, аминь» (ПСРЛ, т. 9. Патриаршая или Никоновская летопись. СПб., 1862, с. 149).
362____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
Безупречный с точки зрения логики вывод сразу же вызывает ряд вопросов, из которых далеко не все могут получить удовлетворительное разрешение. Например, совершенно непонятно, почему на протяжении нескольких строк автор ст. 6360/852 г. трижды менял принцип исчисления продолжительности княжений: «от первого лета до первого», по итоговой цифре и, наконец, «по смертям» - от Святослава до Ярослава и от Ярослава до Святополка, как если бы между ними никого не было. Однако наиболее естественный вывод, что составитель ПВЛ таким образом воспроизвел расчеты княжений, которые нашел в предшествующих сводах, послуживших ему для работы, до сих пор не нашел сколько-нибудь реального подтверждения.
В связи с этим стоит остановиться на определении возможных причин появления в конце этого перечня имени «Ярополка» вместо «Святополка», как об этом свидетельствуют расчет времени и правильное чтение в Лаврентьевском [Л., 18] и Радзи-виловском12 списках. Из всех князей с таким именем между 1054 и 1114 г. речь может идти только о галицко-волынском князе Ярополке Изяславиче, убитом «треклятым Нерадьцем» 22.11.1086 г. [Ип., 197-198; Л., 206]. Свод 1086 г., который завершался бы таким событием, историкам неизвестен. Реконструируя различные редакции ПВЛ, Шахматов не остановился на известии об убийстве Ярополка Изяславича, по-видимому, не придав этому сообщению датирующего значения13. Между тем, наличие в хронологической росписи статьи 6360 г. имени Ярополка Изяславича в качестве некой завершающей «точки» может свидетельствовать о существовании во второй половине XI в. его летописи или, как предполагал вслед за В.М.Истриным М.Х.Алешковский, наличия в Киево-Печерском монастыре «альтернативного летописания» 80-х гг. XI в., ориентированного на Изяславичей14, следы которого в летописании XII в. могли быть приняты Шахматовым за следы Начального летописного свода15. Об этом говорят безусловные симпатии к Изяславу со
____________________
12 ПСРЛ, т. 38. Радзивиловская летопись…, с. 15.
13 Шахматов А.А. Повесть временных лет, т. I. Вводная часть. Текст. Примечания. Пг., 1916, с.261-262.
14 Алешковский М.Х. Повесть временных лет…, с.69-70; он же. К типологии текстов…, с.154.
15 Шахматов А.А. О Начальном киевском летописном своде. М, 1897; онже. Киевский Начальный свод 1095 г.// А.А.Шахматов. 1864-1920. Сборник статей и материалов. М.-Л., 1947 (Труды Комиссии по истории Академии Наук СССР. Вып. 3), с. 117-160.
СТРУКТУРА И ХРОНОЛОГИЯ ТЕКСТА ПВЛ____________________
363
стороны «ученика Феодосия», которому в ПВЛ принадлежат 1) повесть о Печерском монастыре под 6559/1051 г., 2) сказание о черноризцах Печерского монастыря в связи с успением Феодосия под 6582/1074 г., 3) рассказ об обретении мощей Феодосия под 6599/1091 г. и 4) рассказ о нападении половцев на монастырь под 6604/1096 г. Эти симпатии, похоже, можно проследить и в ст. 6581/1073 г. в связи с изгнанием Изяслава, в ст. 6583/1075 г. по поводу богатств Святослава, в панегирике 6586/1078 г. умершему князю и в безусловном интересе к его сыну Ярополку, проявившемуся в ст. 6592/1084,6593/1085 и 6595/1087 гг., последней из которых и мог завершаться «свод Ярополка».
И всё же, скорее всего, здесь мы имеем дело с опиской, поскольку никакого ощутимого «рубежа 1087 г.» в тексте ПВЛ не прослеживается (скорее, подобный «рубеж» можно увидеть по вокняжении Изяслава Ярославича в Клеве в 1055 г., т.е. за отмеченной расчетами смертью Ярослава, после чего в тексте начинают встречаться фактографические дополнения), тогда как рассказ о смерти Ярополка и даже посвященный ему панегирик не выходят за рамки панегириков другим князьям, пользовавшимся симпатиями «ученика Феодосия». Всё это с неизбежностью приводит к главному вопросу, который ставят перед исследователями тексты ПВЛ, - вопросу об ее авторах, о возможности отождествления «ученика Феодосия» с «летописцем Никоном», а теперь еще и с Сильвестром, как то наиболее обстоятельно представил в одной из своих работ А.Г.Кузьмин16, хотя его аргументация строилась не столько на анализе имеющегося материала, сколько на общих от него впечатлениях. Многое им было подмечено правильно: принадлежность автора ПВЛ к киевской аристократии, симпатии к дому Всеволода и неприязнь к Святополку, внимательное отношение к культу Бориса и Глеба, безусловная симпатия к Владимиру Всеволодовичу и сдержанное отношение к Ольговичам. Примеров можно привести много, однако, как мне представляется, главная ошибка Кузьмина состоит в том, что он ограничился «тенденциями» и «сюжетами», не попытавшись рассмотреть проблему также на лексическом и структурном уровнях хотя бы в ее первом приближении.
Вероятно, окончательно разрешить этот вопрос на лексическом уровне станет возможным только после компьютерного
____________________
16 Кузьмин А.Г. Начальные этапы…, с. 161-166.
364____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
анализа всех лексем и синтагм, составляющих ПВЛ и включающие ее своды Ипатьевского и Лаврентьевского изводов. В этом плане обнадеживают уже первые шаги по выделению примет «краеведа-киевлянина», который одинаково может оказаться alter ego Нестера/Нестора, Сильвестра и даже неизвестной нам по имени личностью. Что же касается структурного уровня, то здесь главным препятствием принять ту или иную точку зрения оказывается «наложение» текста, условно названного мною «хроникой княжения Святополка» (описания первых, самых трагических лет его княжения - войны с половцами, «охота» на Олега, история ослепления Василька, - сюжетно, композиционно и стилистически связанные друг с другом), который получил свое завершение не ранее смерти Давыда Игоревича в 1112 г., т.е. спустя 13-14 лет после описываемых событий, на уже имевшийся летописный текст, проступающий в дополнении к ст. 6604/1096 г. («в се же веремя воева Куря с половце Переяславля и Оустье пожьже месяца маия 24; Олегъ же выде исо Стародуба вонъ и прииде къ Смоленьску, и не прияша его смоляне, и иде к Разаню 17; а Святополкъ и Володимеръ идоста оу свояси» [Ип., 221]) и сохранившийся в ст. 6606/1098 и 6607/1099 гг., поскольку в них содержится краткая фиксация части этих же событий в форме заметок. Но кому принадлежали эти краткие годовые заметки? Судя по лексеме "веремя" в дополнении к рассказу 6604/1096 г. - сводчику, работавшему в середине и третьей четверти XII в.
Другой интерполяцией в ПВЛ, которая имела место после 1116 г., является рассказ о победоносном походе на половцев
____________________
17 На этом примере, использованным М.Х.Алешковским для доказательства правоты «Нестора» (которому он усваивает данное сообщение), против «Василия» (которому он усваивает рассказ о Гюряте Роговиче и последующее сообщение об Олеге, что тот «пришедь къ Смоленьску и поемъ воя и поиде Мурому» [Ип., 226]), опираясь на свидетельство НПЛ, что именно в это время Давыд находился в Новгороде на княжении (Алешковский М.Х. Повесть временных лет…, с. 36-37), можно видеть коренную ошибку историка, предопределившую многие из его выводов: поверка текстов Лаврентьевского и Ипатьевского списков ПВЛ хронологией НПЛ, о ненадежности которой в свое время предупреждал еще Н.Г.Бережков (Бережков Н.Г. Хронология русского летописания. М., 1963). Между тем, основной рассказ об Олеге, помещенный под 6604/1096 г. (мартовским), полностью согласуется с сообщением дополнения к ст. 6603/1095 г., что «сего же лета исходяча (т.е. во второй половине февраля 1096 г.) иде Давыдъ Святославичь из Новагорода къ Смоленьску» [Ип., 219], подтверждая правильность относительной (внутренней) хронологии всего повествования.
СТРУКТУРА И ХРОНОЛОГИЯ ТЕКСТА ПВЛ____________________
365
Владимира Всеволодовича и Святополка в 1111 г., представленный под 6618/1110 и 6619/1111 гг., однако являющийся вполне самостоятельным сочинением, т.е. существовавшем первоначально вне летописного текста. Это видно из того, что, во-первых, рассказ имеет законченную форму, включая различные отступления, во-вторых, начинается в качестве дополнения к ст. 6618/1110 г., в третьих, представляет не документальное повествование о действительном событии, а публицистическое произведение, основанием которому (кроме возможного факта похода) послужили ст. 6611/1103 о походе на половцев (свидание на Долобске) и дополнение к ст. 6624/1116г., сообщавшее о походе сыновей Владимира и Давыда на Дон («В се же лето посла Володимеръ сына своего Ярополка а Давыдъ сына своего Всеволода на Донъ, и взяша три грады Сугровъ, Шаруканъ, Балинъ» [Ип., 284]) и в данном случае выступающее в качестве terminus post quem. Именно это произведение, представляющее собой одновременно рассказ, поучение, проповедь и краткий богословский трактат о явлениях ангелов, которые впервые выступили в рядах русских войск («и посла Господь Богъ ангела в помощь руськымъ княземъ… и падаху половци предъ полкомъ Воладимеровымъ, невидимо бьеми ангеломъ» [Ип., 267]), создав прецедент для дальнейшего привлечения небесных сил против иноплеменных («Житие Александра Невского», «Сказание о Мамаевом побоище»), могло принадлежать Сильвестру, в то время уже епископу Переяславля Русского или Южного.
Впрочем, вопрос о хронологической подчиненности заимствований от «Повести о победе на Сальнице» (она же - «поток Дегея» [Ип., 267]) более поздними текстами осложняется наличием в ее тексте завершающего фрагмента, который содержит сообщение, что «възвратишася русьстии князи въ свояси съ славою великою къ своимъ людемъ, и ко всимъ странамъ далнимъ рекоуще: къ грекомъ, и оугромъ, и ляхомъ, и чехомъ, дондеже и до Рима проиде» [Ип., 273]. Этот перечень, сразу приводящий на память перечень народов в «Слове о полку Игореве» («ту немци и венедици, ту греци и морава») и в «Слове о погибели Рускыя земли» («до угоръ и до ляховъ, до чаховъ»), вместе с приведенными выше параллелями с неизбежностью ставить вопрос о возможности редакторской переработки данного текста во второй половине XIII в., и соответственно, о времени его возникновения и принадлежности Сильвестру.
Сложность заключается еще и в том, что о Сильвестре нам практически ничего неизвестно, кроме того, что он говорит о
366____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
себе в цитированном колофоне и краткого упоминания о нем в «Сказании о нашествии Едигея» по поводу нелицеприятности летописца: «Но и первии наши властодръжци без гнева повелевающе вся добрая и недобрая прилучившаяся написовати, да и прочим по них образы явлени будуть, яко же при Володимере Монамасе оного великаго Селивестра Выдобыжскаго, не украшая пишущаго, почет почиеши»18. Однако русское церковное предание не связывает с именем Сильвестра ни одного сочинения19, а косвенные аргументы, позволившие А.Г.Кузьмину выдвинуть гипотезу о его тождестве с «учеником Феодосия»20, при всей их привлекательности разбиваются о то обстоятельство, что Сильвестр не значится ни среди иноков Печерской обители, ни тем более среди вышедших из нее епископов, о чем никак не могла бы умолчать традиция.
Гипотезу о возможном авторстве Сильвестра не поддерживают и наблюдения над освещением роли Михайлова Выдубицкого монастыря и событий его жизни на страницах ПВЛ. Их крайне мало, и все они представляют собой фактографические заметки: дополнительное сообщение под 6578/1070 г. о заложении «церквы святаго Михаила в манастыре Вьсеволожи на Выдобычи» [Ип., 164], участие его игумена Софрония в переносе мощей Бориса и Глеба в 6580/1072 г. [Ип., 171], сообщение об освящении церкви св. Михаила в 6596/1088 г. «митрополитомь Иоаномь и епископы Лукою и Исаиемь, игуменьство тогда держащу того манастыря Лазореви» [Ип., 199], упоминание, что в 6601/1093 г. Владимир, Святополк и Ростислав «совокупися оу святого Михаила» [Ип., 210], упоминание под 6604/1096 г., что половцы «тогда же зажгоша и дворъ Красныи, его же поставишь благоверный князь Всеволодъ на холму иже есть над Выдобычь» [Ип., 223], упоминание в «Повести об ослеплении Василька те-ребовльского», что, придя к Киеву 4 ноября 6605/1097 г., тот «перевезеся на Выдобичь, иде поклонитися къ святому Михаилу в ма-настырь, и ужина ту, а товары свои постави на Рудици» [Ип., 232], наконец, под 6623/1115 г. в рассказе о переносе и канонизации Бориса и Глеба среди игуменов на втором месте после печерского Прохора назван «Селивестр святаго Михаила» [Ип., 280]. Более того, в этом скудном перечне внимание останавливает фор____________________
18 Сказание о нашествии Едигея. // ПЛДР, XIV - середина XV века. М., 1981, с. 254.
19 [Творогов О.В.] Сильвестр. // СККДР, XI - первая половина XIVв. Л., 1987, с. 390-391.
20 Кузьмин А.Г. Начальные этапы…, с. 161 -165.
СТРУКТУРА И ХРОНОЛОГИЯ ТЕКСТА ПВЛ____________________
367
мулировка «того манастыря» (под 6596/1088 г.), похоже, исключающая возможность даже редакторской работы Сильвестра над этим текстом, в лучшем случае позволяя считать его таким же переписчиком ПВЛ, каким был впоследствии монах Лаврентий.
Однако, насколько уверенно можно отводить Сильвестру роль даже переписчика ПВЛ?
Вопрос этот далеко не риторический, т.к. для Лаврентьев-ской летописи 1377 г. приписка Сильвестра оказывается чужеродным телом. Напрямую она никак не связана с текстом ПВЛ, обрывающимся на середине ст. 6618/1110 г., т.е. на вступительной части повести о походе, упреждаемом словами: «тако и се явленье некоторое показываше, ему же бо быти, еже и бысть на 2-е бо лето» [Л., 285]. Никак не связана она и с летописным продолжением, которое представлено здесь теми же годовыми статьями, что и в Ипатьевской летописи, только сокращенными, а в отдельных случаях иначе разнесенными по годам, как показывает в своей работе по хронологии летописания Н.Г.Бережков. Поскольку же текст Ипатьевской летописи не обнаруживает на протяжении всей первой половины XII в. каких-либо «швов», разрывов и пр.21, следует признать, что сохранившийся колофон Сильвестра может свидетельствовать разве только о полной замене «летописца Сильвестра» «текстом Нестора», воспроизведенного в Лаврентьевской летописи с большими сокращениями, чем в Ипатьевском списке, а после ст. 6618/1110 г. вообще переданного конспективно.
Все эти факты убеждают, что Сильвестр в действительности не имел прямого отношения к тексту ПВЛ. Последнее означает, что вопросы о времени создания, хронологических пределах, первоначальных объемах и авторе/авторах произведения, которое легло в основание всей русской историографии, до сих пор не решены, а прежние выводы подлежат полному пересмотру
____________________
21 Исключением могла быть быть только «хроника княжения Святополка», а более точно - входящая в нее «Повесть об ослеплении Василька теребовльского», написанная, если судить по упоминанию смерти Давыда Игоревича в Дорогобуже, не ранее 1112 г. и, как я уже писал, «наложившаяся» на продолжающийся летописный текст. Однако фрагмент этого субстратного текста об Олеге Святославиче («Олег же выде исо Стародуба вонъ и прииде къ Смоленьску, и не прияша его смоляне» [Ип., 221]) находится в ст. 6604/1096 г., т.е. «Повесть…» действительно оказывается частью «хроники». Но если автором «хроники Святополка» считать Сильвестра (что вероятно), то ее интерполяция в состав ПВЛ (как и повести о походе 1111г., написанной не ранее 1116 г.) никак не обусловлено обязательной работой Сильвестра и над этим текстом.
368____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
«в связи с открывшимися новыми обстоятельствами дела». Подобный вывод мало кого обрадует, но снятие хронологических и авторитарных «барьеров» на пути омоложения текста ПВЛ и реальность его перемещения из начала XII в. к середине того же столетия (в части текстов и позднее), открывает новые возможности для его понимания, интерпретации и пр., а вместе с тем, и для изучения творческого вклада автора, жившего и работавшего в последней трети XI - первой трети XII вв., выделенного по особенностям его стиля, всё равно, будем ли мы называть его «краеведом-киевлянином» или, что более привычно, Нестером/Нестором при почти полном совпадении лексических и хронологических характеристик обеих фигур.
Рассмотрим их внимательнее.
Если основываться на собственном признании Нестера/Нестора, что в Киево-Печерский монастырь он пришел 17 лет, а постриг его Стефан после смерти игумена 3.5.1074 г.22, то он должен был родиться около 1055-1056 г. Это означает, что собственные его воспоминания могут начинаться с середины 60-х гг. Действительно, начиная с 6573/1065 г. в ПВЛ начинают встречаться сведения о событиях, которые можно посчитать личными впечатлениями летописца, а не только сообщениями его информаторов. К таким детским воспоминанием можно отнести заметку о комете Галлея 1066 г., помещенную под 6573/1065 г., но с неопределенным указанием на время («в та же времена»), и факт уловления рыболовами «детища» в Сетомле, «его же позоровахомъ и до вечера» [Ип., 153], замечательное по точности деталей описание «прения» киян с Изяславом перед освобождением Всеслава из поруба [Ип., 160], которому он мог быть свидетелем, и более позднее явление в Киеве волхва, который «прельщенъ бесомъ» [Ип., 164]. Всему последующему он был современник, а чему-то даже и очевидец, однако личное участие автора в событиях с уверенностью может быть установлено только по его собственным признаниям, как, например, в рассказах об обретении мощей Феодосия [Ип., 201-205], нападении половцев на Печерский монастырь в 1096 г. [Ип., 222-223] или беседе с Гюрятой Роговичем в 1092 г. [Ип., 224-225].
Всё перечисленное связано с Киевом и Печерским монастырем, в котором Нестер/Нестор был монахом в сане дьякона, во всяком случае так он говорит, прямо называя себя, в «Житии Феодосия», представленном в Успенском сборнике23 и Патери____________________
22 [Барсуков Н.] Источники русской агиографии. СПб., 1882, стб. 602.
23 Успенский сборник XII-XIII вв. М., 1971, с. 134.
СТРУКТУРА И ХРОНОЛОГИЯ ТЕКСТА ПВЛ____________________
369
ке Киево-Печерского монастыря24. О других его литературных трудах свидетельствует также маркированное его именем «Чтение о жизни и о погублении блаженную страстотерптца Бориса и Глеба»25, собственные его указания на работу над «летописцем» в рассказе об обретении мощей Феодосия, сохранившемся в списке ПВЛ Воскресенской летописи26, и в ПВЛ под 6614/1106 г. в связи со смертью «Яня, старца доброго», у которого автор «слышахъ многа словеса, яже вписахъ в летописиць» [Ип., 257]. О дальнейшей его жизни известно только, что в 1092 г. он разговаривал с новгородцем Гюрятой Роговичем, а в 1114 г. был в Ладоге. Последний факт приобретает определенный интерес, т.к. с 6621/1113 г. в тексте летописи появляются сведения, освещающие деятельность Мстислава Владимировича в Новгороде на Волхове. Под этой датой сообщается, что тот «заложи церковь камяну святого Николы на княже дворе оу торговища Новегороде» [Ип., 277]; под 6622/1114 г. о заложении им же города «болии перваго»; под 6624/1116 г. о походе на «чюдь» с новгородцами и псковичами, а под 6625/1117 г. - о переводе его отцом из Новгорода в Белгород.
Связаны ли эти сведения напрямую с путешествием Нестера/Нестора (или «краеведа») на новгородский Север - мы не знаем, поскольку на этих годовых статьях, слишком лаконичных, чтобы рассматривать их в качестве «текста», исследователь не находит сугубо личностных, примет их автора, кроме, разве что, живого интереса к ладожским древностям, столь характерного для «краеведа». В какой-то мере подтверждением такого взгляда может служить приходящаяся в ПВЛ именно на этот период определенная скудость сведений о событиях в Киеве, позволяющая предполагать отсутствие в этот период здесь ее автора, но не более.
Между тем, скудные сведения, которые удается почерпнуть относительно времени и обстоятельств жизни Нестера/Нестора, не противоречат собранным сведениям о «краеведе», поскольку вся фактографическая картина Киева, заложенная последним в текст новелл о событиях второй половины IX - первой половины XI вв., приводит нас в конец 60-х и в 70-е гг. XI столетия, т.е. к тем же самым воспоминаниям, топонимам и лицам из киевского боярства, с которыми естественно связывать «ученика Феодосия». И тот, и другой оперировали текста____________________
24 Патерик Киевского Печерскаго монастыря. СПб., 1911, с. 57-58.
25 Абрамович Д. И. Жития святых мучеников…, с. 1-26.
26 «Аз же грешный, иже и летописание се въ то время писахъ, вземъ мотыку начахъ прилежно копати» (ПСРЛ, т. 7. Летопись по Воскресенскому списку. СПб., 1856, с. 5.
370____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
ми, еще не получившими «годовой сетки». Правда, можно заметить определенные отличия в более живом, а порою и более дерзком языке «краеведа» по сравнению с языком автора повествования об истории Печерского монастыря, успении Феодосия и последующего обретения его мощей, но при этом следует учитывать неизбежное стилистическое отличие между повествованием о делах мирских и событиях церковных. Во всяком случае, тексты ПВЛ, принадлежащие «ученику Феодосия», т.е. Нестеру/Нестору, по своему языку гораздо ближе текстам, усвояемым «краеведу», нежели те же самые тексты, маркированные именем Нестера, представленные в Успенском сборнике ХII-ХIII вв.27 и Патерике Киево-Печерского монастыря28, позволяя думать, что тексты ПВЛ Ипатьевского извода сохранили более близкий к архетипу язык автора.
И всё же, наиболее серьезным препятствием на пути признания Нестера/Нестора автором ПВЛ историки полагают не язык его сочинений, а изложенную им в «Чтении о Борисе и Глебе» фактографию событий 1015-1019 гг., отличающуюся от той, которая изложена в ст. 6523/ 1015 г., включая интерполированную в ПВЛ «Повесть об убиении Бориса и Глеба» (нахождение Бориса и Глеба у Владимира, приезд Святополка в Киев, бегство Глеба из Киева «на кораблеце» вверх по Днепру, отсутствие имен действующих лиц и пр.). Однако, если такое расхождение «Чтения…» с версией ПВЛ (по-существу, с версией «Сказания о Борисе и Глебе») можно объяснить спецификой данного произведения и, так сказать, «первым опытом» молодого сочинителя, то совершенно необъяснимыми представляются разногласия глав «Жития Феодосия», включенные в ПВЛ, с их аналогами в тексте «Жития…» по Патерику Киево-Печерского монастыря и Успенскому сборнику. Там Ярослав оказывается погребен не Всеволодом, а Изяславом, новый Печерский монастырь основан не Феодосием, а Варлаамом, Студийский устав получен из Константинополя от Ефрема, позднее переяславльского епископа, а не от монаха, Феодосий предсказал время своей смерти, о чем ПВЛ не знает, с особым пиететом автор «Жития…» говорит о «великом Никоне», тогда как «ученик Феодосия» относится к нему с антипатией, и пр.
Но действительно ли эти расхождения столь велики? Все их, как мне представляется, можно объяснить определенной тенденцией к «выправлению картины», проводившейся последующими обработчиками «Жития Феодосия», с точки зрения которых хоронить Ярослава должен был его старший сын и
____________________
27 Успенский сборник…, с. 71-135.
28 Патерик…, с. 14-64.
СТРУКТУРА И ХРОНОЛОГИЯ ТЕКСТА ПВЛ____________________
371
преемник, тем более, благодетель Печерской обители; Студийский устав должен был быть получен из самого монастыря при содействии такого авторитета, как Ефрем, а не от безвестного монаха; Феодосий должен был при жизни проявить свой дар предвидения и чудотворения («ангел приходил»), и так далее. Такое разительное лексическое и стилистическое отличие указанных сочинений от текстов ПВЛ, на мой взгляд, лишь подтверждает неадекватность текста «Жития Феодосия» авторскому протографу, обнаруживая его переработку последующими редакторами.
Естественно, что в этих условиях особенный интерес вызывают принципиальные параллели, которые удается проследить в «Чтении…» Нестера/Нестора и в тексте ПВЛ. Речь идет о двух фразах, подтверждающих отсутствие апостольской проповеди на Руси («не беша бо ни апостоли ходили к нимъ, никто же бо имъ проповедалъ слова Божия», «не бе бо никто же не приходил к нимъ, иже бы благовестилъ о Господе нашемъ Иисусе Христе»29), которые оказываются чрезвычайно близки «сетованиям дьявола» по поводу варягов-мучеников в ст. 6491/983 г. («зде бо не суть оучили апостоли, ни пророни прорекъли» [Ип., 70]) и крещении киевлян в ст. 6496/988 г. («яко сде не суть оучения апостольскаа, ни суть ведуще Бога» [Ип., 102]). Кроме того, там же находится фраза о нищелюбии Владимира «яко же и на возехъ возити брашно по граду, и овощь, и медъ, и вино, и, спроста рещи, все, еже на потребу болящимъ и нищимъ»30, которой в ПВЛ соответствует «яко немощни и болнии не могуть доити двора моего, повеле устроити кола, и вьскладываше хлебы, мяса, рыбы и овощь разноличныи, и медъ въ бочкахъ, а вь другыхъ квасы возити по градомъ» [Ип., 110]. Конечно, ничто не мешает предположить, что Нестер/Нестор и «краевед» могли пользоваться одним и тем же источником, однако если распространить такое предположение еще и на «ученика Феодосия», который точно так же пользовался одним источником с ними, расходясь в деталях, это явится нарушением известного принципа Оккама о достоверности событий31.
____________________
29 Абрамович Д.И. Жития святых мучеников…, с. 3 и 4.
30 Там же, с. 5.
31 Д.И.Абрамович полагал, что единственными свидетельствами в пользу авторства Нестера/Нестора по отношению к летописи служат «два места в послании черноризца Поликарпа к Анкидину» («Нестеръ, иже написа летописец» и «блаженны Нестеръ въ летописцы написа о блаженныхъ отцехъ, о Дамияне, Иеремии, и Матфеи, и Исакии»), однако полагал, что этот летописец - «не что иное, как летопись Печерской обители за вторую половину
372____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
Действительные трудности встают перед исследователем, таким образом, не в отождествлении «краеведа» с «учеником Феодосия» и последнего - с Нестером/Нестором, а в вопросе о структуре текста ПВЛ после смерти Всеволода Ярославича и во-княжения Святополка Изяславича. Начинающийся этим годом текст, определяемый мною условно в качестве «хроники княжения Святополка», являет собой вполне самостоятельное произведение, концом которого можно посчитать ст. 6608/1100 г. о мире в Уветичахъ, завершающуюся фразой о смерти Давыда Игоревича в Дорогобуже, что произошло в 1112 г., указывая, таким образом, terminus post quem своего написания. Однако характер последующих статей не позволяет ни здесь, после ст. 6608/1100 г., ни после ст. 6620/1112 г. обнаружить сколько-нибудь явственного «шва», предполагаемого, с одной стороны, известной «хронологической статьей» 6360/852 г., где продолжительность княжений исчисляется по смерть Святополка, т.е. апрелем 1113 г., а с другой - колофоном Сильвестра, указывающим на 1116 г.
Оба эти рубежа дезавуируются текстом Лаврентьевской летописи, начинающейся после колофона Сильвестра не с 1117, а с 1111 г., где она оказывается тождественна ПВЛ по своему содержанию, однако сокращенной до состояния «конспекта». Вместе с тем, наличие в Ипатьевской летописи ст. 6606/1098, 6607/1099 и 6608/1100 гг., сообщающих о событиях, обстоятельно изложенных под 6605/1097 г., а, равным образом, наличие одного из дополнений к ст. 6604/1096 г. рассказывающего в такой же форме о действиях Олега Святославича, о чем в этой же статье затем рассказано подробнее и вернее, указывает на использование каким-то сводчиком параллельных текстов или интерполяций, имевших место не ранее конца 20-х гг. XII в., однако до сплошного хронометрирования текста.
В пользу того, что такое хронометрирование произошло не ранее конца XII в., говорит последовательность вводных лексем при распределении дополнений по внутригодовой хронологии в статьях, отсутствие годовых дат в летописных фрагментах 50-60-х гг. XII в., представленных изначально сплошным повествованием, а также отсутствие погодного распределения событий в галицко-волынской летописи XIII в., как о том свидетельствует специальная оговорка одного из ее авторов под 6762/1254 г.: «Число же летомъ зде не писахомъ, в задняя впишемь по антиохиискым събором, алоумъпиадамъ; грьцкыми же численицами, римь____________________
XI столетия» (Абрамович Д. К вопросу об объеме и характере литературной деятельности Нестора летописца (оттиск из 2-го тома Трудов XI Археологического съезда в Киеве). М., 1901, с. 6 и 7).
СТРУКТУРА И ХРОНОЛОГИЯ ТЕКСТА ПВЛ____________________
373
скы же висикостомь, якоже Евьсевии и Памьфилово, и инии хронографи списаша от Адама до Хрестоса; вся же лета спишемь, рощетьше во задьняа» [Ип., 820]. Для статей второй половины XI в., начиная со смерти Ярослава в 1054 г., и последующих сюжетов XII в. это не составляло большой трудности ввиду наличия сравнительно большого количества опорных датировок в самом тексте. Здесь автор не только мог положиться на собственную память, но и пользоваться помощью многочисленных информаторов, одним из которых был, как известно, «Янь, старець добрый «…» оу него же азъ слышахъ многа словеса, яже вписахъ в летописиць» [Ип., 257]. Высокая точность таких отдельных датировок создавала в своей совокупности надежную опору для хронологии последней трети XI и первой четверти XII в., когда, вероятнее всего, и начали появляться первые «годовые статьи», состоявшие из набора событий. Сложнее было определиться с событиями легендарного периода, каким оказывался весь отрезок времени от появления Олега (а именно с него начался отсчет киевских князей) до княжения Ярослава включительно. Но этот «легендарный период» был уже насыщен не только изысканиями «краеведа», но и сведениями, почерпнутыми из хроники Георгия Амартола, его Продолжателя (или Продолжателя Феофана), договорами Олега и Игоря, сказаниями о «мести Ольги», рассказами о Святославе, Владимире и крещении Руси, после чего в тексте ПВЛ начинают появляться: отдельные даты, почерпнутые, вероятнее всего, из киевских синодиков, на которые и мог ориентироваться «хронометрист», работавший на рубеже ХII-ХIII вв. И здесь обнаруживается любопытное обстоятельство.
Наблюдения над структурой дополнений и над расхождением годовых (статейных) дат в разных летописных сводах как в отдельных случаях, так и в группах статей, убеждают, что всякий раз причиной этого являются ошибки в расчетах или «хронометристов», распределявших события по годам много времени спустя после того, как они уже были записаны, или самих летописцев, писавших тоже много времени спустя после событий. Действительная синхронность записи наблюдается очень редко и касается только небесного явления, смерти, рождения или экстраординарного события, запись которого не занимает много времени и места, скажем, на полях книги. Это дает основание отказаться от признания использования в древней Руси «ультрамартовского стиля» наряду с обычным «мартовским», открытие которого принадлежит Н.В.Степанову, а введение в научный оборот - Н.Г.Бережкову32, поскольку оба исследователя исходи____________________
32 Бережков Н.Г. Хронология…, с. 13-16.
374____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
ли из презумпции синхронности работы летописца и соответствия дополнений годовому обозначению данной статьи. Проведенный анализ «вводных лексем» дополнений по Ипатьевской летописи позволяет теперь видеть, во-первых, асинхронность большинства этих сообщений и, во-вторых, установление их последовательности позднейшим «хронометристом», исходившим не из реальности абсолютной даты каждого сообщения, а из нахождения их в тексте за тем или иным событием.
В самом деле, предположить использование разных стилей и даже эр внутри одной митрополии, как то можно видеть в попытках историков обосновать наличие разного летосчисления для Киева, Переяславля Южного, Чернигова или Белгорода33, можно только забыв о структуре годового круга церковных служб, на которых строился и держался весь древнерусский календарь. На самом деле, за всем этим стоят вполне естественные ошибки позднейших сводчиков и обработчиков. «Ультрамартовская» датировка возникает в том случае, когда при соблюдении последовательности календарных лет по той или иной причине (дефектность списка без дат, невнимательность переписчика) оказываются пропущены события одного года и комплексы сообщений последующих лет автоматически оказываются сдвинуты на год назад. Таким образом, появление в тексте «ультрамартовского стиля» может указывать на ошибку сводчика или же на заимствование данной группы сведений из другого источника, содержавшего ошибочные даты.
Что же касается вопроса об авторе/авторах ПВЛ в границах так называемой «третьей редакции» (продолженной еще на десяток лет), то я оставляю его открытым, хотя считаю в высшей степени вероятным тождество «краеведа-киевлянина» с Нестером/Нестором и «учеником Феодосия» по причинам, высказанным выше, и на основании наблюдений, изложенных в посвященной ему главе. При всей соблазнительности кандидатуры Сильвестра, весьма убедительно представленной А.Г.Кузьминым34 и с других позиций обоснованной А.Н.Ужанковым35, неодолимым препятствием для признания его в качестве автора или редактора является отсутствие каких-либо фактов, действительно говорящих о его причастности к ПВЛ.
____________________
33 Бережков К.Г. Хронология…, с. 16-23; Кузьмин А.Г. Русские летописи как источник по истории Древней Руси. Рязань, 1969, с. 74-76; он же. Начальные этапы…, 221-276.
34 Кузьмин А.Г. Начальные этапы…, с. 161-167.
35 Ужанков А.Н. К вопросу о времени написания «Сказания» и «Чтения» о Борисе и Глебе. // ГДРЛ, сб. 5. М., 1992, с. 402-405.
[ОГЛАВЛЕНИЕ] [Quo vadimus?]
ИТОГИ И ПЕРСПЕКТИВЫ____________________
375
ИТОГИ И ПЕРСПЕКТИВЫ
Суммируя результаты представленных здесь очерков, посвященных отдельным вопросам, которые встают перед исследователем ПВЛ, в первую очередь следует отметить, что все они приводят к заключению о чрезвычайно сложной и запутанной истории текста данного памятника, складывавшегося на протяжении второй половины XI и всего XII века, первоначально имевшего характер историко-литературного повествования, но постепенно перерабатываемого в хронику. Последнее происходило путем постоянных сокращений новелл и внесения дополнений фактологического характера в текст «краеведа-киевлянина», который на основании сочинений своих предшественников («Сказание о грамоте словенской», циклы сказаний о Владимире и Ярославе, «Речь философа», «Корсунская легенда») и современников (летопись Киево-Печерского монастыря Нестера/Нестора, «хроника княжения Святополка», сказание об ангелах и походе 1111 г.), используя документальные материалы (договоры с греками 911 (912) и 942 (945) гг.) и заимствования из других произведений (рассказы о мести Ольги, «Повесть об убиении Бориса и Глеба»), создал замечательный труд по истории первых двух веков Киевского государства и собственно Киева, концептуально связанной с историей западных и (в меньшей степени) южных славян, отражающий картину жизни, в первую очередь, поднепровской Руси и окружающих ее степных народов.
Судя по всему, этот текст имел несколько авторских редакций (т.е. разновременных, различной полноты списков), которые пополнялись своими владельцами независимо друг от друга и, в конечном счете, могли повлиять на архетип ПВЛ, в своем окончательном виде сложившийся не ранее первых лет XIII в., скорее всего, в киевском Выдубицком (Михайловском) монастыре, именно тогда получив название «Повести временных (т.е. расчисленных годами) лет». В последующем этот свод лег в основание всего древнерусского летописания, подвергаясь сокращениям и дополнениям. Таким образом, анализ содержания и
376____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
структуры текста летописных сводов, содержащих древнейшие списки ПВЛ, позволяет с уверенностью снять «ограничительный барьер» 1118/1119 г., якобы представляющий время сложения «третьей редакции ПВЛ» и тем самым подойти с новых позиций к анализу хронологии, структуры и сюжетов этого текста, отделяя от более раннего текста столь явные (для XI и первой четверти XII в.) анахронизмы, как «варяги», антикатолические выпады «Корсунской легенды» и пр., вызывавшие удивление у исследователей и служившие камнем преткновения в его изучении.
Такое «омоложение» ПВЛ дает возможность использовать, в филологическом анализе текста выделяемые в нем «знаковые синтагмы», касается ли это вводных синтагм дополнений к основному тексту статьи или характерных авторских синтагм, как то было сделано для выявления творчества «краеведа-киевлянина». Это направление работы представляется мне наиболее важным и перспективным, как потому, что оно позволяет более обоснованно говорить об авторах (пусть даже безымянных) тех или иных новелл и фрагментов текста, так и потому, что сам я считаю работу по выделению литературного наследия «краеведа» и его идентификации с Нестером/Нестором отнюдь не законченной, а, скорее, лишь вчерне намеченной мною и потому требующей своего продолжения.
Наиболее важным в этой серии исследований мне представляется вывод, подкрепленный достаточно убедительными примерами, об использовании «краеведом-киевлянином» для реконструкции событий древнейшей истории поднепровской Руси адаптированных текстов (и преданий), рассказывающих о событиях, происходивших в иной физико-географической реальности. Такова легенда о Рорике/Рюрике, связанная со словенами/вендами и одним из Новгородов славянского Поморья, но перенесенная и укоренившаяся на почве Восточной Европы настолько, что и сейчас историки именуют «Рюриковичами» династию русских князей, не имевших, по-видимому, никакого отношения к данному персонажу истории. Столь же примечательна в этом отношении легенда о «хождении» апостола Андрея вверх по Дунаю, замена которого в ПВЛ Днепром1 вызвала
____________________
1 Характерно, что в одной из своих работ Д.А.Мачинский пишет о «постоянной тенденции эпической традиции связывать название «Дунай» с представлениями о Днепре под Киевом «…», а также с Волховом, Москвой-рекой или Доном - реками, игравшими большую роль в русской истории. Показательно, что лексема «Дунай» в традиционном восточнославянском фольклоре встречается чаще, чем имена даже таких рек, как Волга и
ИТОГИ И ПЕРСПЕКТИВЫ____________________
377
далеко идущие последствия в церковном предании, государственных установлениях позднейших веков и породила очередной фантом русской исторической географии - днепровский «путь из варяг в греки». Можно думать, что подобных скрытых трансплантаций в тексте ПВЛ значительно больше, чем мы можем сейчас указать (например, весь сюжет с четырехкратной «местью Ольги», смерть Олега от головы коня, м.б., избиение варягов «на дворе поромонем» и пр.), однако здесь принципиально важно подчеркнуть, что в каждом таком случае перед нами не вымысел автора, не использование им «бродячих сюжетов», а текстуальные заимствования с последующей адаптацией сюжетов к событиям русской истории, что требует изучения их генеалогии по отношению к мировой истории и литературе.
Вместе с тем, особое внимание в последующем изучении ПВЛ следует обратить на следы возможных редактур, конъюнктурной переработки и прямых интерполяций текстов, начиная со второй половины XII и кончая второй половиной XIII вв., на что могут указывать инвективы против «латынян» в поучении Владимиру I после крещения, титулование Олега и Игоря «великим князем» в договорах с греками, «Повесть о победе на Сальнице» под 1111 г. и, может быть, «хроника княжения Святополка», частично наложившаяся на существовавший ранее краткий текст об этих же событиях, как то видно по ст. 6606/1098 и 6607/1099 гг., о чем я писал выше. Анализ подобных произведений, имевших самостоятельное хождение среди читателей и только потом введенных в состав ПВЛ или переработанных в соответствии с ее общим замыслом, открывает путь к изучению культуры городской среды древней Руси, для которой они создавались и в которой обращались; среды, выступавшей в качестве социального заказчика и массового читателя светской литературы, жалкие остатки которой мы обнаруживаем в летописных сводах.
Анализ текстов ПВЛ на уровне лексем и синтагм оказывается необходим еще и потому, что, как можно было видеть на приведенных примерах, каждый сюжетосодержащий текст, интерполированный в то или иное произведение, оказывает воздействие не только на воспринимающий его контекст, зачастую кардинально его переориентируя, но также и на его последующее осмысление, порождающее историографические фантомы.
Столь же перспективными представляются мне результаты обзора использования знаковых лексем в тексте ПВЛ, таких как "поляне", "словене", "деревляне", а также псевдоэтнонимов
____________________
Днепр» (Мачинский Д.М. «Дунай» русского фольклора на фоне восточнославянской истории и мифологии. // Русский Север. Проблемы этнографии и фольклора. Л., 1981, с. 158).
378____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
"русь" и "варяги", выступающих в качестве своеобразных индикаторов, указывая, с одной стороны, на использование текстов стороннего происхождения, а с другой - на хронологические пласты заимствованных сюжетов. Это можно видеть на примере «мести Ольги», дунайских войн Святослава и Корсунской легенды, знающих только «русов», но не «варягов», и, наоборот, комплекса новелл о борьбе Владимира и Ярослава за Киев, в которых действуют «варяги» и полностью отсутствует «русь». Тоже самое можно сказать и о древанах/древлянах/деревлянах, выводящих сюжеты с Игорем и Ольгой за пределы Среднего Поднепровья и прямо связывающих их, с одной стороны, с кругом этнонимов западных славян, а с другой - с крымскими готами и германским эпосом, не нашедшим отражения в русском фольклоре даже через посредство ПВЛ. Подобный подход, основанный на изучении документальных и нарративных источников, позволил выяснить действительное содержание лексемы "варяг", ее анахроничность для исторической реальности IX - начала XI вв., и тем самым показал бессмысленность и бесперспективность обсуждения «варяжской проблемы» в контексте первых веков истории Русского государства, ограничив обращение данного термина в древнерусской письменности только XII-XIV веками.
В этом плане безусловный интерес вызывает дальнейшее рассмотрение истории использованного автором ПВЛ этнонима "поляне" (poleni, polenii) для обозначения первоначального населения Киевской земли, хотя, как показывают европейские нарративные источники X-XI вв., изначально он указывал только на обитателей Древнепольского государства с центром в Гнезно и лишь позднее был распространен на всю Польшу2. На чужеродность (заимствованность) данной лексемы указывает, во первых, отсутствие у нее формы единственного числа ("полянин"), в то время как у остальных сюжетообразующих этнонимов, используемых для описания событий IX-X вв. они имеются ("словене" - "Словении", "русь" - "русин"), и, во-вторых, ограничение ее использования исключительно «вводной» частью ПВЛ, так как последующие упоминания "полян" в составе войск сначала Олега, а затем Игоря [Ип., 21 и 34], оказываются всего только продуктом творчества «киевлянина-краеведа».
Подобные выводы, подкрепленные большим числом примеров, в свою очередь, ставят перед исследователем вопрос о достоверности фактов ранней русской истории вплоть до середи____________________
2 [Исаевич Я.Д.] Древнепольская народность и ее этническое самосознание. // Развитие этнического самосознания славянских народов в эпоху раннего средневековья. М., 1982, с. 150 и 153.
ИТОГИ И ПЕРСПЕКТИВЫ____________________
379
ны XI в., которые содержатся на страницах ПВЛ. Вопрос этот тем более актуален, что вплоть до настоящего времени абсолютное большинство историков проявляло и проявляет к ним излишнюю доверчивость, не подвергая тексты перекрестной поверке, в том числе и сторонними, нарративными и археологическими источниками, а в случае расхождения с ними идет на всевозможные ухищрения, чтобы затушевать разногласия, приравнивая ПВЛ по достоверности чуть ли не к юридическому документу. Это в одинаковой мере касается прихода Рюрика в Новгород, похода 907 г. на Константинополь, второго похода Игоря, мести Ольги древлянам/деревлянам, ее поездки в Константинополь, походов Святослава, братоубийственной резни, устроенной якобы Святополком, и многих других событий вплоть до 60-х гг. XI в., когда в тексте ПВЛ впервые появляются точные даты. Между тем, в научной литературе накопилось уже достаточно примеров, показывающих несостоятельность очень многих «фактов», содержащихся в ПВЛ, на которые указывали историки, занимавшиеся смежными вопросами, и которые предстоит еще суммировать, чтобы раз и навсегда установить грань между фактами вымышленными, фактами, не поддающимися по каким-либо причинам проверке, и фактами действительно достоверными, т.е. находящими подтверждение в независимых исторических источниках, а не в спекулятивных допущениях исследователей.
Другими словами, я предлагаю впредь при изучении ПВЛ воздерживаться от «каскадирования» последовательных предположений, ограничиваясь констатацией возможного объяснения конкретного факта, однако не делая его фундаментом дальнейших гипотетических построений. В первую очередь это касается таких сюжетов русской истории, как идентификация «Елены, королевы ругов» с Ольгой, судьбы дочерей Ярослава, в том числе и «Анны французской», отождествления «Вольдемара» и «Ярицлейва» скандинавских саг с Владимиром Святославичем и Ярославом Владимировичем, места чеканки «ярославова сребра» с соколом-ререгом («трезубец»), а также зависимости названия денежных единиц "куна" и "скот" от фризских cona и scoti, что представляет первоочередной интерес для исследователя, однако требует безусловного пересмотра источниковедческой базы и методов анализа.
Соответственно, по-новому представляется теперь вся хронология событий ПВЛ, широко используемая историками, хотя, как я заметил выше, исследователь имеет право опираться только на абсолютные даты (которые, однако, могут быть ошибочны в результате ошибок переписчиков), подтверждаемые на380____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
ходящимися рядом датами астрономических явлений. Правило это должно соблюдаться особенно неукоснительно, поскольку сквозная хронометрия ПВЛ, судя по всему, появилась только в самом конце XII или в начале XIII в., не ранее, а до этого текст вряд ли имел погодное членение, будучи построен на последовательности событий во времени, т.е. на относительной хронологии, хотя и насыщаемой со второй половины XI в. отдельными абсолютными датами.
Такой вывод подтверждается почти полным отсутствием в предшествующей части ПВЛ сколько-нибудь точных абсолютных датировок даже астрономических явлений, как это показал в своей работе Д.О.Святский3, так что немногими заслуживающими доверия хронологическими вехами для всего X в. оказываются: полная дата подписания договора 911 г., сообщение о набеге «руси» на Константинополь в 941 г., основанное на хронике Амартола, и крещение Владимира в 988 г., подтверждаемое арабскими источниками. Что же касается первой четверти XI в., то здесь проверку (по Титмару) выдерживает только вступление Болеслава со Святополком в Клев в 1018 г. и предшествующий пожар города, который, как справедливо предположил М.Х.Алешковский, был связан не со вступлением в него Ярослава, а с набегом печенегов, прорвавших городские укрепления4.
Здесь я вынужден сознаться, что на начальных этапах работы меня не оставляла надежда выделить из текста ПВЛ если не фрагменты хроник X в., то структуру историко-литературного сочинения, которое можно было бы условно назвать «Сказанием о первых князьях руских», восходящего к эпохе Святослава или Владимира. Как можно видеть, этим надеждам не суждено было сбыться, а результаты анализа текстов позволяют раз и навсегда покончить с попытками открытия в ПВЛ как «летописи Аскольда», так и более поздних хроникальных сочинений эпохи Владимира и Ярослава, не говоря уже о каком-либо «погодном» ведении летописных заметок, о чем в свое время писали Л.В.Черепнин, Б.А.Рыбаков, М.Ю.Брайчевский и другие историки. Столь же невероятной с этих позиций представляется гипотетическая «летопись Остромира», ставшая основой для широких построений и выводов Б.А.Рыбакова, поскольку новгородское летописание, как в этом можно убедиться, начинается с ПВЛ, причем представленной поздним и, судя по всему, еще и дефектным списком.
____________________
3 Святский Д. Астрономические явления в русских летописях с научно-критической точки зрения. Пп, 1915.
4 Алешковский М.Х. Первая редакция Повести временных лет. // АЕ за 1967 г. М., 1969, с. 29.
ИТОГИ И ПЕРСПЕКТИВЫ____________________
381
Таким образом, единственным указанием на возможность существования каких-то записей конца X в. в Киеве остается замечание «краеведа», что во времена Ольги можно было пристать к Боричеву взвозу «въ лодьи, бе бо тогда вода текущи возле горы Кьевьскыя и на Подоле не седяхуть людье» [Ип., 43-44], хотя рассказы о катастрофическом и многолетнем повышении уровня воды в Днепре могли передаваться изустно на протяжении долгого времени, тем более, что, как показали исследования, это происходило неоднократно не только в X, но и в XI в.5
Наконец, и это, может быть, наиболее существенно, проведенный анализ вскрыл прямую и тенденциозную зависимость изложения ПВЛ событий 1015-1019 гг. от «Сказания о Борисе и Глебе», каковое в свою очередь противоречит как данным иностранных источников о «недееспособности» Святополка, так и данным нумизматики и сфрагистики, которыми в настоящий момент располагает исследователь. Без преувеличения можно утверждать, что сведения ПВЛ о событиях указанного периода, равно как и внелетописные тексты, повествующие о них, образуют мощный узел загадок, от разрешения которых зависит дальнейшее развитие исследований в области русской истории X-XI вв., в настоящее время представленной больше истолкованием агиографических сказаний, нежели анализом реальных событий, скрытых от нас (а часто и замещенных) благочестивой легендой. Это одинаково касается Владимира и его семейной жизни, судьбы Святополка, роли Ярослава в указанных событиях и многого другого, в том числе и хронологии выпусков древнейших русских монет, одинаково противоречащих как традиционной картине событий, так и ее отражению в хронике Титмара из Мерзебурга.
Предлагаемые мною версии объяснения указанных противоречий являются только версиями, которые не могут претендовать даже на статус «рабочих гипотез». Столкнувшись в своем анализе с взаимоисключающими фактами, мне оставалось только показать их несовместимость, требующую от исследователя поиска новых, более достоверных материалов, способных пролить свет на события первой четверти XI в. и на лиц, участвовавших в этих событиях. Пока же это не сделано, любое использование версии «ПВЛ - Сказания о Борисе и Глебе» для объяснения событий указанного времени способно только увеличить количество загадок и несоответствий. Это же относится и ко всем более ранним сюжетам ПВЛ.
____________________
5 Гупало К.Н. Подол в древнем Киеве. Киев, 1982, с. 21-30.
382____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
Естественно задаться вопросом: почему все эти факты оказались практически вне рассмотрения моих предшественников? Как мне представляется, это произошло потому, что в русской исторической науке возобладали два подхода к источникам - так называемый «скептический», который так и не смог создать своей «школы», ограничившись выступлениями по отдельным вопросам, и «охранительный» при явном преобладании последнего6. Между тем, и то и другое направление одинаково губительно для любой науки, способной плодотворно развиваться лишь при наличии третьего, аналитического подхода к объекту исследования, в данном случае к тексту, первым шагом в ознакомлении и оценке которого должно стать выявление присущих ему внутренних противоречий как в его содержании, так и в лексике. И чем более таких противоречий, действительных или мнимых, будет выделено исследователем на этом первом этапе, тем шире станет круг рассматриваемых им вопросов, и тем надежнее и плодотворнее станут выводы, намечающие пути дальнейших исследований по самым разным направлениям, вовлекая в свою орбиту другие области знания и применяемые в них методы.
Кроме того, как я пытался показать на примерах, в современном летописеведении обычно рассматриваются сюжеты/известия, но не тексты, т.е. содержание, а не форма, в которой это содержание передано. В результате, авторы фундаментальных исследований, начиная с А.А.Шахматова и кончая современными исследователями, в отличие от математиков и других представителей точных и прикладных наук, излагают в них зачастую не процесс решения той или иной задачи, а всего только полученный ими конечный результат, обоснованность которого читателям приходится принимать на веру. Естественно, такая ситуация не только не укрепляет и не расширяет фонд научных достижений, но ослабляет его, заставляя исследователя или повторять черновую работу, чтобы убедиться в достоверности выводов предшественника, или, принимая их, рисковать результатами собственной работы.
____________________
6 Насколько велика инерция традиции в исторической науке, можно видеть на примере общепринятой, утвержденной СИЭ дате сражения на Калке - 31 мая 1223 г. Она основана на показаниях летописей Лаврентьевской, Троицкой, Воскресенской, Типографской и пр., повторяется во всех справочных изданиях, хотя еще в 1929 г. А.Б.Салтыков на основании анализа всех имеющихся восточных и русских источников показал правильность другой даты - 31 мая 1224 г., сохранившейся в Ипатьевской, НПЛ, HIVJl, Софийской I, Псковской II и пр. летописях (Салтыков А.Б. Хронология битвы при р. Калке. //УЗ Института истории, т. 4. М., 1929, с. 5-12). Но кто сейчас помнит об этой статье?
ИТОГИ И ПЕРСПЕКТИВЫ____________________
383
Сказанное одинаково касается изучения как летописных сводов и хронографов, так и литературных произведений русского средневековья и проблемы определения их авторов, столь поверхностно и без необходимого всестороннего текстологического анализа в свое время определенных Б.А.Рыбаковым для так называемого «Киевского свода», вычленяемого из текста Ипатьевской летописи. Между тем, для средневековых текстов любого объема и содержания попытка установления авторства может быть предпринята лишь после всестороннего текстологического, стилистического, лексикологического, фактологического и прочих анализов. При этом, в случае отсутствия сколько-нибудь достоверного указания на возможного автора в самом тексте или в каком-либо ином письменном источнике, упоминающем данный текст, вся определительная часть оказывается не более чем предположением данного исследователя, совершенно не обязательным для остальных, пока эта догадка не будет подкреплена прямым и безусловным указанием на такое лицо.
Что происходит при несоблюдении этих условий, видно на примере того же Б.А.Рыбакова, который, выделяя в Ипатьевской летописи тексты, по его мнению, принадлежащие перу выдубицкого игумена Моисея, опирается на сентенции о «казнях Божьих» наведением/нахождением «поганых», отмеченных им дважды - под 6685/1177 («и се Богъ попоусти казнь на ныя, не аки милуя ихъ, но насъ наказая, обращая ны к покаянию, да быхом ся въстягноули от злыхъ делъ, и симъ казьнить ны нахождениемь поганыхъ» [Ип., 603]) и 6693/1185 («и се Богъ казня ны грехъ ради нашихъ, наведе на ны поганыя, не аки милоуя ихъ, но насъ казня и обращая ны к покаянью, да быхом ся востягноули от злыхъ своих дел, и симъ казнить ны нахождениемь поганыхъ» [Ип., 648])7. Между тем, если под 6576/1068 г. мы встречаемся с явным отголоском этой же сентенции («грехъ ради нашихъ попусти Богь на ны поганыя… казнить Богь смертью или гладомъ или наведениемь поганыхъ» [Ип., 156-157], то в ст. 6601/1093 г. находим уже полностью «текст Моисея» («се на ны Богъ пусти поганыя, не милуя их, но нас казня, да быхом ся востягнули от злыхъ делъ; симь казнить ны нахожденьемь поганых» [Ип., 213]), который еще раз появляется под 6791/1283 г. («се же наведе на ны Богъ грехъ ради нашихъ, казня ны, а быхом ся покаяле злыхъ своих безаконьныхъ дел» [Ип., 894]).
____________________
7 Рыбаков Б.А. Русские летописцы и автор «Слова о полку Игореве» М 1972, с. 69.
384____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
Возможность использования в последнем случае «текста Моисея» опровергается наблюдением над другой синтагмой, также приписываемой Рыбаковым исключительно текстам выдубицкого игумена. Она связана с описанием погребения князя Святослава Ростиславича под 6680/1172 г., который «приложися къ отцемъ, отдавъ обьщии долг, его же несть оубежати всякому роженому» [Ип., 551], и князя Давыда Ростиславича под 6705/1197 г., который «приложися ко отцемь своимъ и дедомъ своимъ, отдавъ общии долгъ, его же несть оубежати всякому роженомоу» [Ип., 706], хотя использование этого текста в соседних статьях 6688/1180 г. по поводу Романа Ростиславича («и приложися к дедомъ своимъ и отцемь своимъ, и отдавъ обьщии свои долгъ, его же несть оубежати всякомоу роженомоу» [Ип., 617]) и 6704/1196 г. по поводу Всеволода Святославича («и приложися ко отцемь своимъ и дедомъ, давъ общии долгь, емоу же несть оубежати всякомоу роженомоу» [Ип., 696]), не замеченное историком8, казалось бы, подтверждает его гипотезу. Однако текст этот в Ипатьевской летописи использован не только в интервале 1172-1196 гг., но также под 6601/1093 г. по отношению к Всеволоду Ярославичу («и приложися ко отцемь своимъ» [Ип., 208]) и, что особенно важно, под 6796/1288 г. в отношении князя Владимира Васильковича, который точно так же «приложися ко отцемь своим и дедомъ, отдавъ общии долгь, его же несть оубежати всякомоу роженомоу» [Ип.,918], что уже никак не может быть усвоено игумену Моисею.
Такое распределение достаточно индивидуальных синтагм, использованных на пространстве практически всей Ипатьевской летописи, делает небесполезным обзор употребления других таких же синтагм в некрологах в связи с установленным фактом существования единого архетипа для Ипатьевского и ла-врентьевского изводов ПВЛ, последующие списки которых отличаются, в основном, лишь количеством и объемом произведенных сокращений первоначального текста, в своей последней обработке, как можно видеть, восходящего даже не к рубежу ХИ-ХШ вв., а, по-видимому, к третьей четверти XIII в. Основанием для такого утверждения могут служить две синтагмы, первая из которых содержит указание на создателя церкви, в который тот или иной князь погребен («юже создал сам», «юже бе создал сам», «юже бе создал отец [дед, прадед] его»), а вторая - сочетание «обычныя песни» заупокойной службы. Из них первая использована в Ипатьевской летописи в ст. 6560/1052,
____________________
3 Там же, с. 67.
ИТОГИ И ПЕРСПЕКТИВЫ____________________
385
6595/1087, 6621/1113, 6646/1138, 6680/1172, 6698/1190, 6772/1264, 6792/1284 гг., а вторая, включая вариант «конечныя песни» - в ст. 6562/1054, 6601/1093, 6621/1113, 6634/1126, 6655/1147, 6690/1188, 6704/1196, 6794/1286, 6796/1288 гг., причем синтагма «обычныя песни» в сочетании с синтагмой «приложися… отдавъ общии долгъ» использована в ст. 6601/1093, 6680/1172, 6688/1180, 6704/1196 и 6796/1288 гг.
В этой «панафидной лексике» Ипатьевской летописи задействована еще одна лексема - "тело" («и тако спрятавши/положиша тело его»), которая употреблялась в указанном значении только во второй половине XII и на протяжении XIII вв. - в ст. 6662/1154, 6670/1162, 6680/1172, 6682/1174, 6683/1175, 6704/1196, 6706/1198, 6773/1265, 6776/1268, 6779/1271, 6787/1279, 6792/1284 гг., в сочетании как с синтагмой «юже бе созда» (6680/1172, 6792/1284), так и с «богохвалными/конечными песнми» (6683/1175, 6690/1188, 6704/1196, 6794/1286), что опять приводит нас к концу XIII в., отнюдь не гарантируя изначальность указанной даты. Все это показывает, на какую зыбкую и недостоверную почву определений вступает исследователь ПВЛ, рассматривающий тот или иной ее аспект вне контекста Ипатьевской летописи в ее полном объеме. А это, в свою очередь, заставляет быть готовым к необходимости коренного пересмотра времени, обстоятельств возникновения и генеалогии списков ПВЛ лаврентьевского извода, которые легли в основание последующего русского летописания, оказав огромное влияние на последующую интерпретацию событий первых столетий русской истории.
Преодолеть сложившуюся инерцию исторической мысли в данной области возможно, по-видимому, только в результате целенаправленных археологических исследований, понимаемых в совокупности всех так называемых «вспомогательных исторических дисциплин», включая сюда использование физических, физико-химических, палеогеографических и прочих природоведческих методов, получающих в данном случае абсолютный приоритет в сравнении с письменными источниками нарративного характера, какими являются летописи и связанные с ними памятники древнерусской литературы и агиографии. Последнее тем более необходимо, что, как можно было убедиться на примере с «русью» в Крыму, между фактами археологическими и литературными зачастую напрочь отсутствует не только какая-либо корреляция, но и просто возможность опознания, что оказывается характерным и для других подобных регионов.
Подобный результат, хотя и предстающий в совершенно ином обличии, можно наблюдать при распространении сведе386____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
ний ПВЛ о древлянах/деревлянах на археологические памятники бассейнов рек Припяти и Ужа, и это при том, что комплексы происходящих оттуда находок оказываются в явном противоречии как с характеристикой «Древлянской земли», которую донесла до нас летопись, так и с ее идентификацией византийскими источниками9.
Таковы основные итоги и направления, открывающиеся перед исследователем ПВЛ, которые, как мне представляется, должны привести, с одной стороны, к составлению некоей итоговой сводки достоверного и недостоверного материала, каким может пользоваться и на какой может опираться историк в этом памятнике русской исторической мысли, а с другой - к подлинной реконструкции сохранившихся пластов и фрагментов его текста, первую, хотя и неудачную попытку чего предпринял в свое время А.А.Шахматов10.
____________________
9 Напр., у Льва Диакона (Лев Диакон. История. М., 1988, с. 56-57).
10 Шахматов А.А. Повесть временных лет, т. I. Вводная часть. Текст. Примечания. Пг., 1916.
О КУПЧЕЙ НА «ЗЕМЛЮ БОЯНЮ»____________________
389
О КУПЧЕЙ НА «ЗЕМЛЮ БОЯНЮ»*
В № 3 журнала «Вопросы истории» за 1964 г. архитектор-реставратор С.А. Высоцкий опубликовал сообщение о найденном им в Апостольском приделе киевской Софии граффито с текстом купчей, в которой речь шла о «земле Бояновой». Позднее, без каких-либо дополнений, эта публикация вошла в первый выпуск Свода древнерусских надписей киевской Софии, осуществленного тем же автором. Открытый им текст гласил:
Высоцкий перевел его следующим образом:
«Месяца января в 30, на святого Ипполита, купила землю Боянову княгиня Всеволодова перед святою Софиею, перед попами, а тут были: попин Яким Домило, Пателей Стипко, Михалько Неженович, Михаил, Данило, Марко, Семьюн, Михал Елисавинич, Иван Янчин, Тудор Тубынов, Илья Копылович, Тудор Борзятич; а перед этими свидетелями купила княгиня землю Боянову всю, а да-
____________________
* Публиковалось в сокращении: Никитин А.Л. О купчей на «землю Бояню».// Герменевтика древнерусской литературы ХI-ХIV вв. Сб. 5. М., 1992, с. 350-369; он же. Боян - русский поэт и болгарский князь. // Болгарская Русистика, № 1. София, 1993, с. 7-15.
390____________________
ИССЛЕДОВАНИЯ И СТАТЬИ
ла за нее семьдесят гривен собольих, а в этом (заключается) часть семисот гривен»1.
Отсылая интересующихся к первоисточнику, напомню лишь основные выводы первооткрывателя. Изучение палеографических особенностей надписи привело С.А.Высоцкого к выводу что наиболее вероятным временем ее возникновения является вторая половина XII века, хотя написания отдельных букв характерны и для второй половины XI века. Поскольку большинство аналогий указывало, как считал Высоцкий, на XII век, то решающим аргументом в пользу третьей четверти этого столетия стало для него упоминание «княгини Всеволодовой», которую публикатор отождествил с Марией Мстиславной, вдовой князя Всеволода-Ольговича, умершей в 1179 году, чье имя известно нам из Густинской летописи. Подтверждение такому решению он находил и в других именах, содержащихся в тексте. Так, одного из «Тудоров» он полагал «Тудором, тиуном, вышгородским», одного из «Михаилов» - «митрополитом киевским», «попа Семьюня» - «духовником киевского князя Ростислава Мстиславича», а «попина Якима Домило» - ставленником Всеволода Ольговича, туровским епископом Акимом, «имя которого читается в летописи (Ипатьевской. - А.Н.) под 1144-1146 гг.»
Далее Высоцкий специально остановился на рассмотрении гапакса «драниць» (винит. падеж мн. числа), до этого в памятниках древней письменности не встречавшегося. Отказавшись от грамматически точного прочтения этой фразы и опираясь на фиксируемое надписью соотношение 70 и 700 гривен как 1:10, исследователь заключил, что речь идет об уплате соболями церковной десятины от сделки. Что касается Бояна, то, упомянув о бытовании такого имени на Руси, С.А.Высоцкий допускал, что продаваемая земля могла некогда принадлежать поэту XI века, известному по «Слову о полку Игореве», хотя «ко времени написания граффито Бояна уже не было в живых, но память о нем и местах, связанных с его именем, могла сохраняться в народе»2.
____________________
1 Высоцкий С.А. Надпись о Бояновой земле в Софии Киевской. // ИСССР, 1964, № 3, с. 112-117; он же. Древнерусские надписи Софии Киевской ХI-ХIV вв. Вып. I, Киев, 1966, с. 60-71. Следует сказать, что граффито, окружающие купчую и предшествующие ее появлению, к сожалению, не содержат явных датирующих признаков.
2 Высоцкий С.А. Древнерусские надписи…, с. 71.
О КУПЧЕЙ НА «ЗЕМЛЮ БОЯНЮ»____________________
391
В.П.Адрианова-Перетц, рассмотрев в одной из своих работ находку С.А.Высоцкого, полностью приняла такую интерпретацию текста, в свою очередь пополнив и развив аргументацию исследователя. По ее мнению, определение «Якима Домило» «попином» было связано с тем, что после сведения туровского епископа Акима с кафедры в 1146 году он был уже не епископ, но и не простой «поп», поэтому его именовали «только по происхождению: «попин» - из попов»3. Конечно, такое заключение выглядело довольно странно, поскольку под происхождением человека подразумевается нечто иное, тем более, что Аким не был лишен священнического сана и не был расстрижен в миряне, но об этом исследовательница, вероятно, не подумала. Владельцем земли она считала того самого Бояна, которого вспоминал автор «Слова о полку Игореве», и представляла его как «гусляра в колпаке, в длинной вышитой рубахе», которого «богато одаряли, и что среди этих даров были и земли, которые потомки продали в семью князей-покровителей их знаменитого предка»4.
Более внимательно к находке С.А.Высоцкого отнесся Б.А.Рыбаков. Опираясь на палеографию, историк категорически отверг датировку первооткрывателя, указав на черты, характерные для второй половины XI века, а более точно - его последней четверти. Свидетелей сделки с «женскими отчествами» - Михаила Елисавинича и Ивана Янчина, Рыбаков посчитал священниками, связанными с великокняжескими семьями в Киеве: Михаила - духовником вдовствующей княгини Елисавы, матери Святополка Изяславича (ум. 4.1.1107 г.), а Ивана - духовником княжны Янки, дочери Всеволода Ярославича (ум. 3.11.1112 г.). Соответственно, и «княгиня Всеволодова» оказалась не вдовой Всеволода Ольговича, а женой Всеволода Ярославича - Анной. Последнее обстоятельство только и могло объяснить выступление клира киевской Софии в качестве гаранта сделки и участие в ее заключении духовников великокняжеской семьи, определять которых по именам их духовных дочерей можно было лишь при жизни последних5. Тем самым, по количеству и характеру исторических реалий дата надписи, предложенная Рыбаковым, - 80-е годы XI века - оказывается гораздо более аргументированной, чем предложенная СА.Высоцким и поддержанная В.П.Адриановой-Перетц.
____________________
3 Адрианова-Перетц В.П. «Слово о полку Игореве» и памятники русской литературы ХI-XIII веков. Л., 1968, с. 14-15.
4 Там же, с. 16.
5 Рыбаков Б.А. Русские летописцы и автор «Слова о полку Игореве». М., 1972,с.415-416.
392____________________
ИССЛЕДОВАНИЯ И СТАТЬИ
В отличие от своего предшественника, Рыбаков считал, что «семьдесят гривен собольих» являются не процентами («десятиной»), идущими в храмовую казну, а задатком от общей суммы в семьсот гривен, причем последняя для того времени сопоставима с доходом (податью) с семи небольших городков. Таким образом, в социальной иерархии киевской Руси конца XI века Боян по своему имущественному положению оказывался если не князем, то весьма состоятельным боярином. «Следует отметить, - писал Рыбаков, - что Бояня земля покупается неизвестно у кого: ее владелец (к моменту купли) не указан. Вероятно, сам Боян к этому времени уже умер, но его имя осталось за его (может быть, выморочной?) землей. Не этим ли объясняется то, что запись о купле сделана так всенародно у самого входа в Софийский собор?» И тут же добавлял: «Текст граффито сам по себе не дает нам права отождествлять Бояна-песнотворца с Бояном-землевладельцем, но хронологическое препятствие теперь устранено; последняя припевка Бонна относится к 1083г., а Бояня земля могла быть куплена уже в 1086 г.»6.
Как можно понять из этого краткого обзора, исследователи уникального граффито рассматривали лишь отдельные его компоненты, но не весь текст в целом, упустив из виду, что перед ними юридический документ, составлявшийся в строгом соответствии с формуляром, который, исходя из установлений Правды Руской, требовал указания не только объекта сделки и его покупателя, но, в первую очередь, продавца, без чего сделка не могла считаться действительной. Каждое слово такого акта имело строго определенное значение, не допускающее иных толкований, а порядок имен свидетелей («послухов») соответствовал их роли и полномочиям. Судя по всему, покупке «земли Бояна» придавалось совершенно исключительное значение, поскольку купчая, написанная на пергамене и скрепленная печатями присутствовавших лиц, была продублирована на фреске св. Онуфрия в главном соборном храме Киева. Между тем, без ответа остались главные вопросы: 1) кто продавал «землю Боя-
____________________
6 Там же, с. 417 и 414. Речь идет о словах Бояна «тяжко ти головы кроме плечю, зло ти телу кроме головы», которые Б.А.Рыбаков полагал обращенными к жене Олега Святославича после возвращения того на Русь в 1083 г. В первом выпуске «Словаря книжников и книжности Древней Руси» (Л., 1987) на с. 86 приведена только первая часть цитируемой фразы, что позволило Л.АДмитриеву представить утверждение Рыбакова о возможности отождествления Бояна «Слова…» и Бояна купчей в прямо противоположном смысле. Такая же операция была им проделана и в отношении автора настоящей статьи (там же, с. 87).
О КУПЧЕЙ НА «ЗЕМЛЮ БОЯНЮ»____________________
393
ню», 2) кем были поименованные в тексте «послухи», 3) почему для покупки использованы два разных глагола - "крити" и "купити", 4) каковы были финансовые расчеты при заключении сделки и 5) что нам дает этот текст по выяснению личности Бояна? Попробуем в них разобраться.
Основную трудность вызывает определение продавца земли, имя которого должно находиться в синтагме «землю княгыни Бояню Всеволожаа», выступающей в первом случае с глаголом "крила", а во втором (без упоминания «Всеволожаа») - с глаголом "купила".
Следуя нормативам древнерусского языка, С.А.Высоцкий разделил ее на две части («землю Бояню» и «княгыни Всеволожаа»), каждая из которых грамматически согласована, хотя в тексте они переплетены между собою. Основанием для такого их расчленения является сочетание «княгыни Всеволожаа» (именит, падеж ед. числа), выступающее в качестве подлежащего. Сомнение в правильности такого членения вызывают два обстоятельства: нахождение лексемы "княгыни" внутри синтагмы «землю княгыни Бояню» и повторение той же синтагмы без имени «Всеволожаа» в конце купчей. Как я уже говорил, с точки зрения формуляра отсутствие имени продавца делает купчую недействительной, в то время как имя покупателя, обозначенное в начальных строках акта, в дальнейшем может уже не повторяться7.
Другими словами, в синтагме «землю княгыни Бояню» было бы логично видеть указание на продавца («княгиня Боянова»), если форму "княгыни" рассматривать не как именительный падеж единственного числа, а как винительный при исходном (именит, падеж ед. числа) "княгыня". Сложность заключается в том, что, начиная с Изборника Святослава 1073 г., где на миниатюре находится древнейшее из пока известных написание "княгыни" (именит, падеж ед. числа)8, и до XVI века родительный падеж единственного числа этого существительного представлен формой «княгыне» (или «княгыня») за одним, впрочем, примечательным исключением: в договоре Игоря с греками 945г. по Лаврентьевскому и Радзивиловскому спискам летописи при перечислении послов указан «Искусеви, Ольги княгини»9.
____________________
7 Примером могут служить двинские купчие середины XV в. Мелентия Ефимовича Чеваки на земли и угодья, купленные им у Онцифора Андроникова, Клементия Панкратова и др. (ГВНП, с. 218, № 179; с. 221-222, № 184).
8 Львов А.С. Лексика «Повести временных лет». М., 1975, с. 203.
9 ПСРЛ, т. 1. Лаврентьевская летопись. Вып. 1, Л., 1926, стб. 46. Примечательно, что в остальном тексте ПВЛ это слово склоняется нормативно.
394____________________
ИССЛЕДОВАНИЯ И СТАТЬИ
Последнее позволяет предположить древнейшую форму этого слова в именительном падеже единственного числа как "княгиня". Больше того, наблюдения над склонением существительных этого типа ("земля", "княгыня") в новгородских берестяных грамотах открывает существование норматива, дающего в родительном падеже единственного числа такую же форму - "господыни" (грамота № 84), "полтини" (грамота № 354) и т.д.10
Исходя из этого норматива, продавцом земли оказывается «княгиня Боянова», т.е. вдова князя Бояна, что восполняет искусственную лакуну в формуляре купчей и соответствует оценке земельных владений Бояна, сделанной Б.А.Рыбаковым. Но не будем спешить с выводами. Внимательное изучение заключительной фразы купчей убеждает, что «семьдесят гривен собольих» являются ценой «всей» Бояновой земли, а не церковной десятиной от сделки, поскольку следующая синтагма «а в томь драниць семьсъту гривьнъ» недвусмысленно указывает, что гривны «драничные» являются эквивалентом семидесяти гривен «собольих». Другими словами, в тексте купчей оговорен курс «собольих» гривен при пересчете на курс «драничных» гривен, которые относятся к первым как 10:1. Что собой представляли гривны «драницы» и гривны «собольи» - неизвестно, поскольку эти денежные единицы до сих пор ни в одном документе не встречались, как неизвестно реальное содержание металла в «собольих» гривнах: скорее всего, они не эквивалентны «гривнам серебра», которые имел в виду Б.А.Рыбаков11. Подобная оговорка о содержании денежного эквивалента содержится в купчей конца XIV - начала XV века Михайловского Архангельского монастыря на Двине, где отмечено, что «дали… семь рублев, а по сту белки на рубль»12.
Таким образом, «земля Бояня» оказывается много дешевле, чем предполагалось ранее, но оценена, по-видимому, достаточно высоко, даже если предположить, что она находилась в самом Киеве. И хотя ее оценка никак не может служить столь же весомым аргументом в пользу княжеского достоинства ее владельца, как о том говорит приведенный выше грамматический анализ, последний находит свое подтверждение в другом ком-
____________________
10 Зализняк. А.А. Словоуказатель к берестяным грамотам. // Янин В.Л; Зализняк А.А. Новгородские грамоты на бересте. М., 1986, с. 266-310.
11 А.В.Назаренко полагает, что «драница» соответствует связке вытертых беличьих шкурок, а 10 гривен собольих - 1 фунту серебра (Назаренко А.В. Происхождение древнерусского денежно-весового счета. // ДГВЕ, 1994 г. М., 1996, с. 70).
12 ГВНП, с. 183, № 123.
О КУПЧЕЙ НА «ЗЕМЛЮ БОЯНЮ»____________________
395
плексе фактов этого документа, выпавших из поля зрения исследователей. Речь идет о свидетелях, представлявших интересы продавца.
Безусловной заслугой Б.А.Рыбакова следует считать произведенный им анализ имен двух послухов с «женскими» отчествами - духовника вдовствующей княгини Елисавы («Михаил Елисавинич») и духовника княжны Янки Всеволодовны («Иван Янчин»). Будучи связаны с великокняжеской семьей, оба они выступали при совершении сделки, скорее всего, от лица покупателя, жены Всеволода Ярославича, княгини Анны. Факт этот позволяет при дальнейшем анализе расчленить аморфную массу «послухов» на три функционально самостоятельные группы: 1) собственно свидетелей, представителей софийского клира, 2) лиц, представлявших интересы покупателя, и 3) представителей продавца.
В переводе и толковании С.А.Высоцкого первая группа, состоящая из священников («попы»), представлена людьми, названными то по имени, то по имени с отчествами. Между тем хорошо известно, что духовные лица, начиная с диакона и кончая патриархом, в древней Руси назывались только по имени. Высоцкий произвольно сгруппировал их имена, но оказался прав, выделив из общей массы «попина Якима», открывающего перечень свидетелей, однако не потому, что тот был якобы «сведенным епископом», а потому, что состоял благочинным (протоиереем) церкви св. Софии13. Именно поэтому за ним по именам названы члены софийского клира, простые попы - Домило, Пантелей, Степан, Михаил, Данило, Марк и Семен. Исключение составляет среди них «Михалько», имеющий определение «нежьнович», которое отличало его от следующего за ним тезоименного попа Михаила указанием на молодость («Михалько») и, по-видимому, на целибат («неженович» = «неженатик»), который в то время допускался православной церковью.
Вторая группа послухов, выступавшая свидетелями со стороны княгини Всеволожей, была определена Б.А.Рыбаковым и состояла из двух священников - Михаила и Ивана.
Остающиеся, таким образом, послухи - Тудор Тубынов, Илья Копылович и Тудор Борзятич - образуют компактную
____________________
13 Словари древнерусского и церковно-славянского языка ставят знак равенства между «поп» и «попин» (см. словари И.И.Срезневского, Г.Дьяченко, Словарь русского языка XI-XVII вв. и др.). Однако явное выделение попина Якима» из числа остальных попов заставляет видеть в нем протоиервя. Попытка толкования этого слова С.А.Высоцким и В.П.Адриановой-Перетц более чем произвольна.
396____________________
ИССЛЕДОВАНИЯ И СТАТЬИ
группу и, в отличие от попов, названы не только полными именами, но еще и с отчествами. Последнее указывает на их высокое социальное положение, позволяя считать их боярами, представляющими интересы продавца, который, таким образом, должен занимать более высокое социальное положение, чем его представители.
Однако у Бояна нет отчества - ни в «Слове о полку Игореве», ни в тексте купчей. Если в первом случае его социальный ранг не требует определения, то во втором - в официальном юридическом документе Х1-Х11 века - без отчества могли выступать только три категории людей - 1) слуги, 2) духовные лица и 3) князья. Отнесение Бояна купчей к первой категории невозможно по социальному положению представляющих его интересы лиц и по отсутствию уменьшительного суффикса, наличествующего даже в имени одного из попов («Стипъко»); отнесение его к духовенству невозможно по тем же обстоятельствам и по причине его «мирского» имени. Таким образом, остается лишь третья возможность, которая находит подтверждение 1) в титулатуре его жены («княгиня Бояня»), 2) в социальном статусе его представителей, поименованных с отчествами, и 3) в специфике их имен, принадлежащих к той же этнической общности, что и имя "Боян", на рассмотрении которого следует теперь остановиться.
До находки С.А.Высоцкого имя "Боян" было известно на территории Восточной Европы, главным образом, из «Слова о полку Игореве» (Боян - поэт второй половины XI в.), «Задонщины» (куда он попал из «Слова…») и по двум письменным источникам, связанным своим происхождением с Великим Новгородом. Так, в тексте Новгородской Первой летописи дважды упоминается «Бояня улка» в связи с церковью св. Димитрия -сначала в 1300 году в связи с ее строительством, а затем при упоминании о происшедшем пожаре14. Второй документ, приводящий это имя - «рядная» Тешаты и Якима, датируемая 1266-1291 гг., в которой среди свидетелей упомянут и некий Боян15. Кроме того, при раскопках Новгорода были найдены три берестяных грамоты с упоминанием двух Боянов, из которых один жил в интервале 1065-1117 годов, а другой - в третьей четверти XII века16.
____________________
14 «В лето 6808 «…» срубиша 4 церкви: святыя Богородица в манастыри въ Зверинци, и святого Лазоря, и святого Дмитрия на Бояни улке» [НПЛ, 91]; «В лето 6834 «…» месяца августа 28 загореся на Бояни улке» [НПЛ,97].
15 "ГВНП, с.317 № 331.
16 Зализняк А.А. Словоуказатель…, с. 267.
О КУПЧЕЙ НА «ЗЕМЛЮ БОЯНЮ»____________________
397
Отсутствие имени "Боян" в корпусе древнерусской книжности Х1-ХУ11 вв. и дошедших от того времени документов официального характера как нельзя лучше свидетельствует о малой распространенности этого имени в среде восточнославянских народов, и, наоборот, имя это оказывается весьма популярно у южных славян, в первую очередь у болгар, где оно широко бытует в качестве антропонима с глубокой древности и по настоящее время.
Пришедшее в болгарскую (славянскую) среду от древних тюрок, имя "Боян" имело определенное сакральное значение17, бытуя в среде староболгарской знати и более узко - в царской семье. Имя "Боян" носили: 1) сын хана Кубрата (VII в.)18, 2) болгарский хан, заключивший в 764 г. мирный договор с Константинополем19, 3) брат хана Омортага, казненный в 833 г. за приверженность к христианству20, 4) сын того же Омортага21 и 5) Боян-Вениамин, сын царя Симеона. Последний для нас особенно интересен. По словам кремонского епископа Лиутпранда, посетившего Константинополь в 949-950 гг., Боян-Вениамин получил блестящее образование в византийской столице, прославившись как поэт, музыкант и - волшебник, который по своей воле мог превращаться в волка или орла22. Подобная характеристика, приуроченная к имени "Боян", поразительным образом совпадает с тем, что двести с лишним лет спустя писал автор «Слова о полку Игореве» о своем предшественнике, который чаровал слушателей игрой на гуслях и «растекался… серым волком по земле и сизым орлом под облаками». Последнее обстоятельство позволило Е.Л.Мороз, основываясь на тюркском происхождении имени Бояна, представить его легендарным певцом-шаманом, память о котором восходит к глубокой языческой древности народа23.
____________________
17 Менгес КГ. Восточные элементы в «Слове о полку Игореве». Л., 1979, с. 80-83; Баскаков Н.А. Тюркская лексика в «Слове о полку Игореве». М., 1985, с.143-146.
18 Дуйчев И. Най-ранни връзки между пръвоболгари и славяни. // И.Дуйчев. Българско средновековие. София, 1972, с. 88.
19 Иречек К. История на българите. София, 1978, с. 178.
20 Дуйчев И. Връзки между чехи, словаци и българи. // И.Дуйчев. Българско средновековие…, с. 341.
21 Иречек К. История…, с.165.
22 Златарски В.Н. История на Българската държава през средните векове, т. 1, ч. 2. София, 1971, с. 495-496; Дуйчев И. Проучвания върху българского средновековие. II. Боян Магесник. // Сборник Българската Академия на Науките, т. 41, клон историко-филологичен, бр. 21. София, 1949, с. 9-19.
23 Мороз Е.Л. Следы шаманских представлений в эпической традиции древней Руси. // Фольклор и этнография. Связи фольклора с древними представлениями и обрядами. Л., 1977, с. 64-72.
398____________________
ИССЛЕДОВАНИЯ И СТАТЬИ
Случайно ли такое совпадение? Если на основании свидетельства Лиутпранда сначала Ю.Венелин, а вслед за ним Вс.Миллер склонны были видеть в Бояне «Слова о полку Игореве» воспоминание о Бояне-Вениамине, почерпнутое из болгарского источника24, то реальный русский поэт, писавший во второй половине XI века об усобицах «ярославлих внуков», вполне мог быть прямым (хотя и далеким) потомком этого сына царя Симеона, уехавшего из Болгарии на Русь, правда, не в результате русско-болгарских и болгаро-византийских войн второй половины Х века, как о том писали Н.Балабанов и В.Пундев25, а, как мне представляется, значительно раньше, в связи женитьбой Игоря на Ольге, которая в некоторых источниках оказывается «княжной болгарской». О последнем вполне определенно писали как архимандрит Леонид (Кавелин), открывший прямое на это указание в летописном тексте26, Д.И.Иловайский27, М.Н.Тихомиров28, так и автор данной работы29, полагавший, что Боян-Вениамин мог быть родным братом Ольги30 и вероятным отцом ее племянника («анепсий»), который сопровождал русскую княгиню во время поездки в Константинополь, и чье участие в церемониале приема Ольги31 иначе трудно объяснить. Сейчас, когда удалось уточнить вероятное время рождения русской княгини (вторая половина 20-х гг. Х в.), т.е. за 3-5 лет до
____________________
24 Венелин Ю. Критические исследования об истории болгар. М., 1849, с. 263-265; Миллер Вс. Взгляд на «Слово о полку Игореве». М., 1877, с. 117-136.
25 Пундев В. Боянъ Магьосникъть. София, 1923, с. 43.
26 Леонид, архимандрит. Откуда родом была св. великая княгиня русская Ольга? // РС, 1888, июль, с. 217.
27 Иловайский Д.И. Вероятное происхождение св. княгини Ольги. // Иловайский Д. И. Исторические сочинения, ч. 3, М., 1914, с. 441-448.
28 «С точки зрения исторической вероятности привод жены к Игорю от болгарского города Плискова понятнее, чем появление Ольги из Пскова, о котором более ничего не известно в Х в.» (Тихомиров М.Н. Исторические связи России со славянскими странами и Византией. М., 1969, с. 107).
29 Никитин А.Л. Ольга? Елена? Эльга?//НиР, 1991,№№ 11-12. Наиболее подробно эта версия была в последнее время рассмотрена Н.Н.Ерофеевой (Ерофеева Н.Н. Дело о полку Игореве. М., 1997, с. 117-120).
30 Архимандрит Нестор, следом за С.Чилингировым (Чилингиров С. Какво е дал българинът на другите народи. София, 1941, с. 31-32) полагал Ольгу дочерью Анны, сестры Симеона, и ее мужа, болярина Сондока (Нестор, арх. Имал ли е в жилите си българска кръв киевският княз Светослав Игоревич? //Духовна култура, 1964, № 12, с. 13-14.
31 Литаврин Г.Г. Состав посольства Ольги в Константинополе и «дары» императора. // Византийские очерки. Труды советских ученых к XVI Международному конгрессу византинистов. М., 1982,с.79.
О КУПЧЕЙ НА «ЗЕМЛЮ БОЯНЮ»____________________
399
смерти самого Симеона, ничто не препятствует считать ее младшей сестрой Петра и Бояна-Вениамина, детей от второго брака болгарского царя.
Связать имена Ольги и Бояна-Вениамина заставляет не только сам факт ее происхождения из древней болгарской столицы, какой была Плиска, но так же полная неизвестность о судьбе этого многообещающего сына царя Симеона и комплекс сведений о Бояне, киевском поэте второй половины XI века, который содержится в «Слове…». Того и другого разделяет, по меньшей мере, столетие, однако очень многие приметы в творчестве киевского Бояна (сравнение его автором «Слова…» в процессе творчества с белкой на дереве, серым волком на земле и сизым орлом под облаками, столь поразительно напоминающее «оборотничество» Бояна-Вениамина, о котором упомянул Лиутпранд), постоянные дунайские («тропа» и войны Траяна, дунайские девицы) и праславянские (борьба Всеслава с Хорсом, языческий пантеон) реминисценции вызывают естественный вопрос: не был ли древнерусский поэт Боян прямым потомком династов Первого болгарского царства, как это еще в 1920 году попытался представить болгарский исследователь Н.Балабанов.
Касаясь другой исторической загадки - появления в 70-х годах XI века в Киеве знаменитого «Изборника Святослава 1073 года» и некоторых других известных нам книг, являющихся копиями с подлинников, созданных некогда в Преславе или Плиске для личной библиотеки царя Симеона, - Балабанов предположил, что оригиналы могли быть принесены на Русь или воинами Святослава Игоревича, или же сыном царя Симеона, Бояном-Вениамином, который стал «придворным поэтом Святослава»32. В последнем Балабанов, скорее всего, ошибался, поскольку массовые переселения болгарской знати и духовенства в Киевскую Русь, в том числе и потомков царя Симеона, должны были принять массовый характер лишь после смерти Святослава, когда Византия оккупировала большую часть территории Болгарии, лишив автономии ее Церковь, запрещая богослужения на славянском языке и уничтожая книги кириллической письменности.
И всё же уход в пределы других государств представителей той или иной династии случался часто. Почти в каждом средневековом княжестве и королевстве той поры можно,было встретить младших отпрысков или боковые ветви правящих (или свергнутых) в соседних странах семей, изгнанных из отечества или бежавших по собственному почину. Они всегда пользова-
____________________
32 Балабанов Н. Стари украино-български литературни отношения. // Украино-български преглед, ч.1, брой 5 и 6, 1919-1920.
400____________________
ИССЛЕДОВАНИЯ И СТАТЬИ
лись широким гостеприимством у соседей и родственников, которые предлагали им не только убежище, но и содержание, соответствующее их рангу и титулу. Так происходило и на Руси когда к галицкому князю Ярославу Владимировичу («Осмомыслу») в 1165 году бежал из Византии его свойственник, будущий византийский император Андроник Комнин, «в утешение» которому (т.е. в кормление) галицкий князь выделил несколько городков на всё время его пребывания в добровольном изгнании33. Не отмеченные ПВЛ, потомки Бояна-Вениамина могли и в дальнейшем проживать в Киеве, обладать земельной собственностью, занимать достаточно независимое положение в киевском обществе наравне с «Рюриковичами». Более того, их присутствие в Киеве в 70-е годы XI века может объяснить, с одной стороны, появление именно в это время роскошных книг из библиотеки Симеона, которые нам известны по снятым тогда копиям - «Изборника 1073 г.». Евангелия Константина Преславского, Чудовской рукописи со «Словом Ипполита папы Римского» и ряда других34, а с другой - болгарские имена свидетелей, выступающих со стороны продавца в записи о «земле Бояновой», поскольку в целом они более характерны для южных, нежели для восточных славян, т.е. именно для болгар35.
Так получается, что даже если вернуться к первоначальному прочтению СА.Высоцким синтагмы, заключающей в себе объект сделки, имя продавца и покупателя («землю княгыни Бояню Всеволожаа»), анализ остального текста всё равно ведет к заключению о высоком социальном статусе Бояна и к его связям с болгарским этническим массивом в Киеве XI в.
Приводя эти факты, я отнюдь не утверждаю обязательное тождество Бояна купчей и Бояна «Слова о полку Игореве», однако параллели достаточно ярки и красноречивы, чтобы заду-
____________________
33 ПСРЛ, т. 2, СПб., 1908, стб. 524.
34 См. статьи Б.Ангелова, Э.Георгиева, П-Динекова и М.В.Щепкиной // Изборник Святослава 1073 года. Сборник статей. М., 1977.
35 В русских летописях имя "Тудор" отмечено только в середине XII в. (Тудор, воевода галицкий; Тудор Сатмазов, воевода берендеев; Тудор, тиун вышгородский), а имя "Илья" (исключая духовных лиц) за то же до-монгольское время - всего один раз в конце XI в. (Илья, новгородец) (Указатели к первым осьми томам Полного собрания русских летописей, изданных Археографическою Комиссией. Отдел первый. Указатель лиц. Вып. 1-2, СПб., 1898). В новгородских берестяных грамотах имя "Илья" отмечено в XII - начале XIII вв. (№№ 561 и 596), а вместе с единственным упоминанием "Тудора" (№ 348) - в XIII в. (Зализняк А.А. Словоуказатель…). Наоборот, в Болгарии эти имена издревле принадлежат к наиболее популярньм.
О КУПЧЕЙ НА «ЗЕМЛЮ БОЯНЮ»____________________
401
маться об исчезающей вероятности одновременного существования во второй половине XI в. в Киеве двух разных людей, обладавших одним именем и сходными чертами биографии36. Сведения, содержащиеся в «Слове…» о Бояне (а теперь нет никаких оснований продолжать игнорировать этот источник), рисуют поэта XI века человеком эрудированным, достаточно независимым, выступающим на стороне Святослава Ярославича и его сыновей, Романа и Олега, в их борьбе против Всеволода Ярославича и Владимира Мономаха за отцовское наследство37. При этом косвенным подтверждением близости Бояна семье Святослава Ярославича служат не только вычлененные фрагменты поэмы Бояна из текста «Слова…», но и изготовление именно для Святослава Ярославича Изборника 1073 г., являющегося творчески переработанной копией с «Изборника» царя Симеона38, хранившегося, скорее всего, в личной библиотеке Бояна.
О том, почему «земля Боянова» была продана жене Всеволода Ярославича, сейчас можно только гадать, как, впрочем, о судьбе самого Бояна и стечении обстоятельств, по которым продавцом наследственного владения «внуков Семионовых» выступала «княгиня Боянова», а не он сам. Причины могли быть самыми разными, начиная от смерти поэта, трений с новым киевским князем после его решительной победы над племянниками в 1079 году и кончая отъездом - на Дунай, где в 80-е годы XI века, одновременно с внутренними потрясениями в Византии, активизировалось движение болгар за освобождение, или к вернувшемуся с Родоса Олегу Святославичу. Как бы то ни было, факт ликвидации наследственного владения налицо, причем это событие могло иметь место в достаточно широком временном интервале - от 1079 г. (битва на «Нежатине ниве») до 1111 г. (смерть вдовы Всеволода Ярославича), хотя, вероятнее всего, его следует ограничить 80-ми или началом 90-х гг. XI в.
Вполне вероятно, что именно политическая подоплека отторжения «Бояновой земли» от его бывшего владельца заставила поместить «противень» подлинной купчей на одной из фре-
36 Впервые попытку наметить возможные контуры биографии Бояна, поэта второй половины XI в., предприняли Н.В.Шляков (Шляков Н.В. Боян. // ИпоРЯС, т. 2. Л., 1928, кн. 2, с. 483-498), а за ним - В.Ф.Ржига (Ржига В.Ф. Несколько мыслей по поводу вопроса об авторе «Слова о полку Игореве». // ОЛЯ АН, т. XI, вып. 5, М., 1952, с. 428-438).
37 Никитин А. Точка зрения. М., 1985, с. 135-278.
38 Жуковская Л.П. Изборник 1073 г. Судьба книги, состояние и задачи изучения. // Изборник Святослава 1073 г. Сборник статей. М., 1977, с. 10-
402____________________
ИССЛЕДОВАНИЯ И СТАТЬИ
сок главного храма Киева, призвав гарантом сделки софийский клир во главе с его благочинным, а вовсе не практика «утверждения земельных актов церковью», как посчитал в свое время Я.Н.Щапов, предположивший даже, что «пергаменного экземпляра (купчей. - А.Н.) могло не существовать»39. Присутствие соборных попов в качестве «послухов» никоим образом не дает оснований для такого утверждения, тем более, что в самом тексте документа можно найти прямое указание на функцию свидетелей, подтверждавших не столько факт продажи земли, который в отсутствие продавца и покупателя осуществляли представители сторон, сколько достигнутое соглашение о ее цене. На последнем стоит остановиться особо, поскольку имеющиеся в тексте данные впервые приоткрывают процедуру подобной сделки.
Как я уже отметил, при изложении сделки в купчей нотарием было использовано два глагола - "крити" и "купити" - до последнего времени воспринимаемых филологами как равнозначные, что отмечено во всех словарях древнерусского языка и в словоуказателях к текстам. Действительно, при наличии одного только глагола "крити" («шед на търг крити себе ризу»40, т.е. «шел на рынок купить себе одежду») замена его глаголом "купити" вроде бы смысла не меняет. Но, исходя из предположения о жесткости формуляра купчей и особого, как можно убедиться, значения этой сделки, следует полагать, что между указанными глаголами существовало определенное смысловое отличие, поскольку каждый из них отражает разные этапы одного процесса.
Глагол "купити", как явствует из его положения в конце акта, употреблен для обозначения завершения сделки, ее итога, выраженного передачей денег представителям продавца перед свидетелями. Но сделке, как известно, предшествует торг и сговор, что описано с помощью глагола "крити" в первой фразе купчей. Именно для этой важнейшей части сделки и требовались свидетели достигнутой договоренности. Поэтому мне представляется, что глагол "крити", будучи юридическим термином, имел значение 'сторговать(ся)', 'договориться о цене', поскольку еще в прошлом веке реальное «рукобитье» (рукопожатие), скреплявшее достигнутую договоренность между продавцом и покупателем, обязательно накрывалось полой одежды.
В данном случае речь шла о том, что представители сторон «перед святой Софией и ее клиром» сторговались о цене земли.
____________________
39 Щапов Я.Н. Государство и Церковь Древней Руси Х-ХШ вв. М., 1989, с.106-107.
40 СРЯ, вып. 8, М., 1981, с. 59.
О КУПЧЕЙ НА «ЗЕМЛЮ БОЯНЮ»____________________
403
Достигнутую договоренность и фиксировали «софийские попы» во главе со своим благочинным. Стоит заметить, что приведенный выше пример из словаря соответствует как раз такому значению: некто «шел на рынок сторговать себе одежду».
Теперь с учетом возможных вариантов объяснительный перевод записи о продаже «Бояновой земли» можно представить в следующем виде:
«Месяца января 30 [числа], в день святого Ипполита, перед попами святой Софии княгиня Всеволодова [Анна] сторговала землю княгини Бояновой. При этом присутствовал протопоп Яким, [попы] Домило, Пантелей, Степан, Михалко «неженатик», Михаил, Данило, Марк [и] Семен, [тогда как со стороны покупателя были попы] Михаил [духовник княгини] Елисавы [и] Иван [духовник княжны] Янки, [а со стороны продавца были] Тудор Тубынов, Илья Копылович [и] Тудор Борзятич. И перед этими свидетелями [княгиня Всеволодова] купила землю княгини Бояновой всю [т.е. без остатка]. А за нее отдала семьдесят гривен собольих, а в них [содержится] семьсот гривен «драничных».
Предлагаемый перевод, как и толкование текста, носят, конечно же, не окончательный характер: купчая на «землю Бояню» является древнейшим известным документом частного акта древней Руси, не имеющим аналогий на протяжении почти трех последующих веков. Мы не знаем ни формуляра таких актов, ни процедуры совершения подобных сделок, ни реального содержания денежных единиц той эпохи, выступающих в малопонятных для нас терминах (гривны - «драницы», «собольи», «серебра» и пр.41), ни особенностей синтаксиса и грамматики подобных актов, ни практики помещения «противней» (копий) на стенах общественных зданий и храмов - традиции, похоже, идущей еще из античного мира.
Дошедшие до нас памятники древнерусской письменности мало способствуют прояснению этих вопросов, так что приходится надеяться на археологов и реставраторов, в руках которых может оказаться схожий материал, позволяющий уточнить или пересмотреть предлагаемое прочтение. Точно так же остается гадать о событиях, которые привели к этой сделке, и о задействованных в ней лицах.
____________________
41 См. по этому поводу указанную работу А.В.Назаренко, в которой он предлагает свое объяснение денежно-весовых систем раннего русского средневековья (Назаренко А.В. Происхождение древнерусского денежно-весового счета. //ДГВЕ, 1994, М. 1996, с. 5-79.
404____________________
ИССЛЕДОВАНИЯ И СТАТЬИ
И всё же можно утверждать, что купчая на «землю Бояна», даже на этой стадии ее исследования, предстает исключительной важности документом для истории киевской Руси второй половины XI века. Во-первых, это древнейший известный нам земельный акт, дошедший в «противне» своего времени, который знакомит с процедурой сделки, ее оформлением, участием представителей сторон и привлечением в качестве свидетелей духовных лиц, причем количество последних - 9 человек во главе с благочинным Якимом - отличается от установлений византийской «Эклоги»42, но соответствует рекомендациям «Закона Судного людем»43, что особенно интересно в связи с признанным юго-славянским (болгарским) происхождением последнего.
Во-вторых, купчая знакомит нас с именами попов софийского клира 80-90-х годов XI века, с духовниками великокняжеских семей этого времени и с фактом исполнения ими весьма щекотливых посреднических функций в такого рода сделках, где, скорее всего, была замешана и политика. В-третьих, документ сообщает нам о проживании в Киеве на положении независимых землевладельцев и в окружении своего двора потомков болгарских царей, одним из которых был, по-видимому, Боян, чья семья вынуждена была уступить свое наследственное владение жене великого киевского князя.
Наконец, и это особенно интересно, наличие в Киеве XI века «князя Бояна» с его болгарским окружением в какой-то степени решает загадку, с одной стороны, появления в это именно время книжных феноменов эпохи царя Симеона, а, с другой, -присутствия в тексте «Слова о полку Игореве» пласта «дунайских реминисценций», заключенных в фрагментах поэтического наследия Бояна, о чем писали многие исследователи древнерусской поэмы. В этом плане особенный интерес вызывают наблюдения Н.М.Дылевского над орфографией и грамматикой Мусин-Пушкинского списка «Слова…», в котором он неизменно отмечал «строгую выдержанность системы средств болгаризированной орфографии», что, по его мнению, является безусловным доказательством «в пользу натуральности (т.е. изначальности в тексте. - А.Н.) этой системы»44.
____________________
42 Семенченко Г.В. Византийское право и оформление русских завещаний Х1У-ХУ вв. //ВВ, т. 46, М., 1986, с. 166.
43 Ср. главу «О послухах» в издании: Закон Судный людем краткой редакции. М., 1961, с.35, 41, 49, 59 и ел.
44 Дылевский Н.М. Лексические и грамматические свидетельства подлинности «Слова о полку Игореве» по старым и новым данным. // Слово о полку Игореве - памятник XII века. М.-Л., 1962, с. 218.
«ЛЕБЕДИ» ВЕЛИКОЙ СТЕПИ____________________
405
«ЛЕБЕДИ» ВЕЛИКОЙ СТЕПИ 1
О половцах упоминают все учебники русской истории, как о чем-то само собою разумеющемся и известном. Их можно встретить на страницах исторических романов и на сцене оперных театров. И всегда оказывается, что половцы - исчадия ада, злейшие враги Руси, коварные и алчные, косоглазые и меднолицые… Но так ли это? Не оказались ли мы в плену искусственных концепций, не поняв летописцев или поздних редакторов летописных сводов, смотревших на степных соседей сквозь призму уже новых, русско-монгольских отношений?
История половцев для непредвзятого исследователя полна парадоксов. Почти два века они жили бок о бок с древней Русью, иногда даже среди русских. Вместе с русскими воинами они участвовали в княжеских усобицах, ходили в помощь русским князьям на Венгрию, Польшу, Волжскую Булгарию, выдавали за них своих дочерей; вместе с русскими дружинами встали против монголов и - бежали, разбитые, чтобы потом снова возникнуть на исторической арене Восточной Европы сначала под именем кипчаков, а после насильственной исламизации в XV в. - в качестве казанских, астраханских и крымских «татар».
Сейчас наступило время, когда можно попытаться взглянуть на наших древних соседей новыми глазами. Сделать это достаточно трудно, как по причине установившейся тенденциозности, так и по крайней скудости материала, в первую очередь письменных известий об этом неуловимом народе, то появлявшемся, то исчезавшем за степным горизонтом. Но главная сложность заключается в другом: то явление, которое отмечено в русских летописях этнонимом «половцы», на самом деле представляло собой сложный и весьма пестрый конгломерат степных народов, у каждого из которых был свой язык, свой антропологический и бытовой облик, свои верования и обряды, свои традиции быта. Появившись в южно-русских степях, собствен-
____________________
1 Первоначальный вариант см.: Никитин А. «Лебеди» Великой Степи. // НИР, 1988, 9-10 и 12.
406____________________
ИССЛЕДОВАНИЯ И СТАТЬИ
но половцы, куманы, представленные разными родовыми объединениями, судя по всему, тоже весьма отличными друг от друга вряд ли могли сильно повлиять на быт прежних обитателей степей, взимая с них дань, облагая повинностями и привлекая для участия в своих походах. Отсюда и такой разнобой в описании верований и облика куманов/кипчаков, который исследователь обнаруживает у средневековых путешественников ХIV-ХV вв.
В этом плане характерно свидетельство Гильома де Рубрука оставившего описание самых разных обрядов погребения у современных ему обитателей Степи, причисленных им огульно к половцам, на которое обычно ссылаются современные исследователи, когда говорят о верованиях и религии половцев: «Команы насыпают большой холм над усопшим и воздвигают ему статую, обращенную лицом к востоку и держащую у себя в руке перед пупком чашу. Они строят также для богачей пирамиды, то есть остроконечные домики, и кое-где я видел большие башни из кирпичей, кое-где каменные дома, хотя камней там и не находится. Я видел одного недавно умершего, около которого они повесили на высоких жердях 16 шкур лошадей, по четыре с каждой стороны мира; и они поставили перед ним для питья кумыс, для еды мясо, хотя и говорили про него, что он был окрещен. Я видел другие погребения в направлении к востоку, именно большие площади, вымощенные камнями, одни круглые, другие четырехугольные, и затем четыре длинных камня, воздвигнутых с четырех сторон мира по ею сторону площади»2.
Рубрук не был этнографом, но его описание свидетельствует, что речь идет о погребальных обрядах разных этнических групп, объединяемых общим термином куманы/кыпчаки, однако в большей своей части им не тождественных. Последнее надо иметь ввиду, поскольку всё, что будет сказано далее, относится к тем половцам, с которыми вступали в родственные контакты русские князья ХI-ХII вв., в первую очередь, к половцам подонским, во главе которых находились потомки Шарукана, т.е. «желтого» или «золотого хана»3. Наряду с потомками хана Асеня, возглавлявшими половцев подунайских, они резко выделяются из массы остальных половецких родов как по знатности, так, похоже, и по своему физическому облику и религиозным воззрениям. Основанием подобного выделения может служить
____________________
2 Гильом де Рубрук. Путешествие в восточные страны. // Путешествия в восточные страны Плано Карпини и Рубрука. М., 1957, с. 102-103.
3 Менгес К.Г. Восточные элементы в «Слове о полку Игореве». Л., 1979, с. 171-174; Баскаков Н.А. Тюркская лексика в «Слове о полку Игореве». М., 1985,с.147-149.
«ЛЕБЕДИ» ВЕЛИКОЙ СТЕПИ____________________
407
и тот факт, что все русско-половецкие княжеские браки (как и половецко-грузинский брак Давида IV Строителя) связаны почти исключительно с Шаруканидами, тогда как на долю Асеновичей выпало создание Второго Болгарского царства, а дочь одного из них, Калояна, стала в 1207 г. женою Генриха, короля эфемерной Латинской империи4. Итак, что же мы знаем о них?5
1. «…самому Богу враги!»
«Того же лета (6686 - А.Н.), месяца августа, придоша иноплеменницы на Рускую землю, безбожнии измаильтяне, окаянные агаряне, нечистые исчадия делом и нравом сотониным, именем Концак, злу начальник, правоверным христианам, паче же всем церквам, идеже имя Божье славится, сими же погаными хулится, то не реку единым хрестьяном, но и самому Богу враги; то аще кто любит враги Божья, то сами что приимут от Бога?» [Ип., 612]. Пробегая глазами слова проклятий, в которые монах-летописец облек известие об очередном военном столкновении Руси со Степью в 1178 г., современный читатель воспринимает содержа-
____________________
4 Робер де Клари. Завоевание Константинополя. М., 1986, с. 79 и 158; И.Божилов датирует это событие 1211 г. (Божилов И. Асеновци (1186-1460). Генеалогия и просопография. София,.1985, с. 72,93-94).
5 Для истории половцев наиболее важны следующие работы: Тизенгаузен В.Г. Сборник материалов, относящихся к истории Золотой Орды, т. I. СПб., 1884; Голубовский П.В. Печенеги, торки и половцы до нашествия татар. История южнорусских степей 1Х-ХШ вв. Киев, 1884; он же. Половцы в Венгрии. // Университетские известия. Киев, 1889, 12, с. 45-72; Расоеский Д.А. Половцы. // 8К, Ргаhа, (VII, 1935, 8. 245-262; VIII, 1936, 8.161-182; IX, 1937, 8. 71-85; X, 1938, 8. 155-178; XI, 1939, 8. 95-128); Кудряшов К.В. Половецкая степь. Очерки исторической географии. М., 1948; он же. О местоположении половецких веж в Северном Причерноморье в XII в. // ТИЭ, новая серия, т. 1. М.-Л., 1947, с. 98-112; Федоров-Давыдов Г.А. Кочевники Восточной Европы под властью золотоордынских ханов. М., 1966; он же. Общественный строй Золотой Орды. М., 1973; Плетнева С.А. Половецкие каменные изваяния. М., 1974 (Археология СССР. Свод археологических источников. Вып. Е4-2); Добродомов И.Г. О половецких этнонимах в древнерусской литературе. // Тюркологический сборник. 1975. М., 1978, с. 102-129. Добролюбский А.О. Кочевники северо-западного Причерноморья в эпоху Средневековья. Киев, 1986. Последняя по времени книга С.А.Плетневой (Плетнева С.А. Половцы. М., 1990), к сожалению, наряду с обобщением накопленного материала, содержит много странных положений (напр., об образовании «новых этносов» внутри половцев, об антропологических «определениях» и др.) и просто фантазий (о походах Владимира Мономаха «за Дон и за Яик», о «поминальных храмах со статуями» у половцев и пр.).
408____________________
ИССЛЕДОВАНИЯ И СТАТЬИ
щуюся в них информацию как нечто естественное, поскольку она отвечает сложившемуся стереотипу мышления. Мы привыкли считать половцев «погаными», т.е. не только «язычниками», но и «нечистыми»; привыкли считать их «безбожными» т.е. агрессорами и насильниками, врагами христианства и даже мусульманами, поскольку они названы «сынами Измаила» и потомками его матери Агари. И вот тут поневоле задумаешься: а так ли это?
Что в ХI-ХIII вв. половцы не были мусульманами, известно достаточно определенно. Более того, можно утверждать, что всё это время они служили надежным живым щитом для славян и грузин от исламской экспансии с востока. Но были ли они язычниками, как считает большинство исследователей?
В самом деле, что несет в себе определение половцев «погаными», которое мы, не задумываясь, повторяем за летописцем и за позднейшими переработчиками «Слова о полку Игореве» на протяжении уже многих столетий? Язычники? Не-христиане? С формальной стороны, вроде бы, всё верно. Однако напрасно искать в летописях хотя бы намёк на религиозные воззрения половцев. Вряд ли это случайно. Пусть скупо, но летописи рассказывают о былом язычестве славян, обычаях «сыроядцев», обрядах евреев и мусульман, приходивших обращать Владимира Святославича в свою веру. По летописям мы можем представить себе даже «черную веру» монголов. А вот о религии народа, с которым Русь жила бок о бок на протяжении трех веков и даже успела породниться, ничего не находим.
Удивляет и другое обстоятельство. Иноверие народов воспринималось монахами-летописцами довольно безразлично, даже если те оказывались такими серьезными врагами, как печенеги или монголы. В чем же причина столь гневных филиппик по адресу половцев, напоминающих более поздние обличения Церковью «папежников»-католиков или старообрядцев? Подобную злобу и нетерпимость обычно вызывают не приверженцы чужих религий, а свои еретики и отступники. В таком случае летописцы совсем не случайно умалчивают об их вере, не приводя никаких доказательств их язычества, кроме «поганости» («ядуще мертвечину и всю нечистоту, хомякы и сусолы, и поимають мачехы своя и ятрови» [Ип., 11-12]), аналогично деревлянам, радимичам, вятичам, северо и даже кривичам, о которых сказано, что они «живяху в лесе, якоже всякыи зверь, ядуще все нечисто» [Ип., 10]. Вот почему, столкнувшись с очередным каскадом проклятий в летописях, невольно задумываешься: уж не были ли половцы христианами?
«ЛЕБЕДИ» ВЕЛИКОЙ СТЕПИ____________________
409
И не просто христианами, а христианами-еретиками.
Однако прежде чем ставить вопрос о конфессиональной принадлежности половцев, посмотрим, чем располагает в этом плане современная наука, в первую очередь - археология.
За последнее время археологами проведена большая работа по изучению погребальных памятников кочевых народов Средневековья. И всё же, как признают сами ученые, им до сих пор не удается выделять с достоверностью из массы тюркских погребений - древнебулгарских, печенежских, торческих, ясских (аланских), половецких, - представителей определенного этноса. Слишком все они похожи друг на друга в своем погребальном ритуале, украшениях, вооружении, одежде, как были похожи когда-то в языке и образе жизни.
Сложность заключена и в том, что названия "печенеги", "торки", "половцы" в конечном счете оказываются только условными ориентирами в пространственно-временном потоке народов, периодически заполонявших южно-русские степи в своем движении с востока на запад. При этом каждый раз происходила смена не всего населения, а лишь какой-то его части, отмеченная именем пришлого народа, который в глазах соседей олицетворял подчиненный ему конгломерат племен, продолжавших жить по своим обычаям и поклонявшихся своим богам. То же произошло и с термином "половцы/плавцы", которым сначала восточные, а затем и некоторые западнославянские народы со второй половины XI в. стали обозначать как собственно половцев (куманов), представленных сравнительно небольшой и, по-видимому, не однородной этнической группой со своей культурой, религией и антропологическим типом, так и огромный массив разноликих степных народов, имеющих свои обычаи, свои верования, свой лексический фонд и антропологические особенности, подпавший власти половцев. Прежние обитатели степей признали над собой господство нового этноса, покорились ему, но продолжали существовать в качестве обособленных родовых объединений. Поэтому в «эпоху половцев», отмечаемую с середины XI по начало XV в., т.е. когда они и пришедшие из казахстанских степей родственные им кипчаки стали основным этническим массивом Золотой Орды, внутри этого массива продолжали существовать этносы предшествующих времен, лишь формально причисляемые к куманам/кыпчакам.
Еще труднее для ХI-ХIII вв. в массе схожих кочевнических погребений определить христианское захоронение. С тех пор, как в Среднем Поднепровье прекратили сжигать покойников, отличить славянина от тюрка-кочевника стало возможным только по конструкции могильной ямы, по костям коня и положенным в могилу вещам, впрочем, не всегда. Крест как отличитель-
410____________________
ИССЛЕДОВАНИЯ И СТАТЬИ
ная особенность христианских погребений встречается далеко не всегда даже в городских некрополях этого времени. Всё остальное - оружие, украшения, одежду и доспех, сосуды с заупокойной пищей, - славяне продолжали ставить и класть в могилу еще долгое время спустя после всеобщего крещения, поскольку рядом с христианством продолжало существовать язычество со своими святилищами, жрецами, жертвами и культом6.
Однако могут ли кости коня, с которым половец не расставался при жизни, который был ему дороже брата, свидетельствовать о «язычестве» его хозяина? Нет, конечно. Тогда что же остается? Только «каменные бабы», которых, по свидетельству Г.Рубрука, приведенному выше, половцы ставили на своих могилах и которым, по свидетельству Низами, «поклонялись» в самом прямом смысле? Но можно ли считать эти знаки внимания и почтения - идолопоклонничеством, даже если возле таких изваяний археологи порою находят остатки жертвоприношений? В таком случае, к язычникам можно причислить и большую часть христианских народов Европы, в особенности славян, на кладбищах которых (особенно сельских) можно найти на могилах скорлупу яиц, рассыпанную крупу, конфеты, печенье, цветы, - всё то, что является зримым свидетельством памяти живых, навещающих своих усопших близких.
Между тем, если обратиться к дословному переводу поэмы Низами, который приводит в одной из своих работ С.А.Плетнева, оказывается, что речь идет не о половецких изваяниях, во множестве рассеянных по степям, а о какой-то «этой, единственной в своем роде статуе», которую почитают «все племена кипчаков, когда попадают сюда»7. Другими словами, ни о каких «идолах» в собственном смысле этого слова или «идолопоклонничестве» здесь речи нет, поскольку остается неизвестным, кого изображала статуя, по свидетельству Низами окруженная почитанием всех кипчакских (половецких) родов, - Будду, Иисуса или Богородицу. Поэтому следует с крайней осторожностью относиться к подобным утверждениям «очевидцев», не знавших сути религиозных воззрений того или иного народа, а потому и не имевших возможности адекватно передать увиденное. Это относится и к каменным изваяниям южно-русских степей, огульно зачисленным на счет половцев, тогда как, вероятнее всего, часть их могла быть воздвигнута совсем другими этническими группами, тем более, что недавно опубликованная совме-
____________________
6 См.: Русанова И.П., Тимошук. Б.А. Языческие святилища древних славян. М., 1993.
7 Плетнева С.А. Половецкие каменные изваяния…, с. 5, прим. 3. Цит по: Низами. Искандер-намэ. Баку, 1940, с. 315-318.
«ЛЕБЕДИ» ВЕЛИКОЙ СТЕПИ____________________
411
стная работа советского, историка Я.Р.Дашкевича и польского исследователя Э.Трыярского, посвященная «каменным бабам»8, показала, как мало еще мы знаем о них и о тех, кто их высекал и устанавливал.
Дело в том, что действительная территория распространения таких «каменных баб» много шире, чем предполагали их исследователи, - от Верхней Волги до Добруджи и от Башкирии до Карпат. Но только ли половцы их возводили? По существу, мы даже не знаем, кого они изображают - предка рода, героя или портрет умершего. Если судить по разнообразию лиц, костюмов, по тому, что среди изваянных есть мужчины, женщины, юноши и пожилые люди, отличающиеся антропологическими чертами, почти наверное можно утверждать, что они представляют собой памятники мемориального характера, пытающиеся передать индивидуальные черты человека подобно христианским надгробным памятникам. Последнее в какой-то мере признавал и Г.А.Федоров-Давыдов, указавший, что «в «Codex Cumanicus» имеется термин «sin», который переводится как 'изображение умершего', на что обратил внимание еще В.В.Бартолъд; м.б. так назывались и половецкие «бабы»9, название которых в русском языке связано с другим тюркским словом - baba, т.е. 'отец', 'предок'. Во всяком случае, это не «идолы» и не «объекты поклонения», если только почтение к памяти или изображению умершего соплеменника или родственника, характерное особенно для христианства, не трактовать как обязательный «культ предка».
Между тем, в мусульманской литературе и в русской народной традиции мы найдем схожее представление об этих каменных изваяниях как «идолах» или «болванах». Такое согласие столь несхожих конфессий лишь подтверждает ошибочность подобного толкования. Для ортодоксального мусульманина Средневековья «идолом» являлось любое изображение, всё равно, человека или животного. Это одинаково относилось к иконам, картинам, статуям и портретным надгробиям, поскольку Коран запрещал правоверным воспроизводить существа, сотворенные Аллахом. И с этой точки зрения все христиане оказывались для мусульман такими же «идолопоклонниками», как, скажем, первобытные племена Африки или браманисты Индии.
Схожих взглядов придерживалось, по-видимому, и духовенство православной (восточной) Церкви. Не случайно в истории русского церковного искусства тщетно искать до XVIII в. порт-
____________________
8 Дашкевич Я.Р., Трыярски Э. Каменные бабы причерноморских степей. Коллекция из Аскания-Нова. Wroclaw, 1982.
9 Федоров-Давыдов Г.А. Кочевники Восточной Европы…, с. 191, прим.38.
412____________________
ИССЛЕДОВАНИЯ И СТАТЬИ
ретных или скульптурных надгробий, столь характерных для Западной Европы, точно так же, как живописных или скульптурных портретов в быту. И то, и другое появляется очень поздно в результате европейского влияния на изменившуюся русскую жизнь только в XVII в. Что же касается объемной скульптуры и декоративных барельефов на стенах владимиро-суздальских соборов ХП-ХШ вв., то они, как установлено, были занесены на Русь извне западно-европейскими (романскими) мастерами, не получив дальнейшего развития из-за монгольского нашествия.
Более того, на стенах Успенского собора Владимира на Клязьме легко разглядеть следы последующей стески орнаментального узора и фигурных композиций, аналогичных резьбе Георгиевского собора в Юрьеве Польском, как видно, смущавших русское духовенство. Насколько такое отношение к скульптуре на Руси было не случайным, показывает устойчивое наименование всяких объемных изображений «болванами» вплоть до XVIII в., даже если речь шла о статуях святых, как бы напоминая об их «идольских истоках».
Так получается, что «каменные бабы» и отношение к ним соседствующих народов не только не доказывает тезис о «язычестве» половцев, но в известной мере подтверждает мысль, что, не будучи мусульманами, иудаистами или буддистами, последователями «черной веры» монголов или зороастрийцами, собственно половцы, скорее всего, были последователями Христа. Предположение это не столь невероятно, как может показаться на первый взгляд, особенно, если не ограничивать рассмотрение истории половцев в южно-русских степях только узким отрезком ХI-ХII вв.
В самом деле, широкое распространение христианства в среде тюркских народов, в том числе и у прямых предков половцев, кимаков, давно известно, достаточно сослаться на работы академика В.В.Бартольда10. Но историки, изучающие половцев на территории Восточной Европы, по большей части забывают об остальных тюрках, в том числе и о кимаках, оставшихся в Азии и, так сказать, «подлежащих изучению» уже востоковедами, а не славистами11. Отсюда возникает искусственная ограниченность и просто искаженное представление о предмете исследования.
Одним из первых историков о христианстве половцев и даже части монголов вспомнил Л.Н.Гумилев. Он же первым указал на необычность, если можно так выразиться, «степного христиан-
____________________
10 Бартольд В. О христианстве в Туркестане в до-монгольский период. // ЗВОИРАО, VIII, СПб., 1894, с. 18-19.
11 Бартольд В. Отчет о поездке в Среднюю Азию с научною целью. // ЗИАН, VIII серия, Историко-филологическое отделение, т. 1,4, СПб., 1897.
«ЛЕБЕДИ» ВЕЛИКОЙ СТЕПИ____________________
413
ства», представленного несторианством, к тому же еще и сильно окрашенного манихейством. К сожалению, вместо того, чтобы выяснить роль и своеобразие христианства в политической и общественной жизни половцев насколько это возможно по состоянию источников, Л.Н.Гумилев ограничился попыткой объяснить несторианством содержание «Слова о полку Игореве» и взаимоотношения русских князей ХII-ХIII вв. Как часто бывает в таких случаях, второстепенные, яркие, хотя и не всегда обоснованные построения исследователя заслонили, а в ряде случаев и дискредитировали в высшей степени продуктивную идею, которая осталась даже не замеченной читателями талантливой, интересной, но далекой от науки книги12.
И несторианство, и манихейство, сыгравшие исключительно важную роль в истории и культуре азиатских народов, заслуживают специального обстоятельного рассказа. Здесь же я только кратко остановлюсь на причинах, благодаря которым несторианство, как мне представляется, пользовалось таким успехом в среде кочевых народов Востока.
В отличие от ортодоксального христианства, равно западного и восточного, последователи учения Нестория, осужденного Эфесским собором в 431 г., придавали мало значения обрядовой стороне религии. Обязательны были только акты крещения и причащения, почему в ритуалах и символике несториан первенствующую роль играл священный сосуд, как правило, чаша («чаша Грааля»), изображение которой можно увидеть на скалах Азии от Каспия до Тихого океана. Несториане не были иконоборцами, однако не считали нужным почитание икон, а тем более - креста, который послужил орудием пыток и казней Учителя и его первых последователей. Отсюда отпадала необходимость в торжественной обрядовости богослужений и в специальных храмах, которые оказывались невозможны в условиях кочевой жизни. Отрицая церковную иерархию как привнесенный извне институт Церкви, несториане ограничивались наличием в своей среде священников, задачей которых была проповедь, наставление в учении и совершение двух главнейших обрядов - крещения и причащения.
Из этого можно видеть, что несторианство как нельзя лучше подходило для кочевого быта, поскольку его никоим образом не стесняло. Само учение было записано на свитках и в книгах, что предполагало обязательное распространение грамотности среди последователей Нестория. В основе его учения лежал тезис, что Иисус был не Богом, как учила ортодоксальная Церковь, а всего Nолько совершенным и добродетельным человеком, избранным
____________________
12 Гумилев Л.Н. Поиски вымышленного царства. М., 1970.
414____________________
ИССЛЕДОВАНИЯ И СТАТЬИ
сосудом, наполненным божественной волей и благодатью. Подобный взгляд открывал возможность для проникновения в несторианство различных гностических учений, в том числе и манихейства, тогда как само учение Нестория может быть расценено в качестве возврата к первоосновам христианства и к попытке возрождения быта первых христианских общин, за что оно и было подвергнуто анафеме ортодоксами.
Такая религия, простая и понятная, находила живой отклик в душах кочевников. Вместе с тем, нет нужды пояснять, почему поиски каких-либо вещественных доказательств христианства половцев, не почитавших даже креста, для раннего периода их истории обречены на неудачу. Можно сказать, что духовность несторианства уводила половцев значительно дальше от язычества и идолопоклонства, чем ортодоксальность осудивших их представителей семи Вселенских соборов. В этом плане удивительно яркую картину иконоборчества половцев дает рассказ ПВЛ об их нападении на Киево-Печерский монастырь 20.7.1096 г., когда они «вземьше иконы, зажигаху двери и укаряху Бога и законъ нашь «…» глаголаху: где есть Богь ихъ; да поможете имъ и избавить я от насъ; и ина словеса хулная глаголаху на святыя иконы, насмихающеся» [Ип., 223].
Но если для установления христианства половцев мы не располагаем «крестными свидетельствами», то в руках «каменных баб», еще недавно во множестве стоявших на пространствах южно-русских степей, обнаруживаем не менее важные и убедительные доказательства. Традиционно считается, что в своих руках все они держат «сосуд»13, хотя при внимательном изучении часть этих предметов оказывается более похожа на свиток, часть - на книгу, и только меньшая часть имеет сходство с сосудом, напоминая в этом случае о евхаристии («чаша Грааля»), а в двух других - об Учении. В последнем «каменные бабы» удивительно схожи с католическими надгробиями Западной Европы того же времени, на которых скульпторы точно также изображали умерших в парадных одеяниях или доспехах, вкладывая им в руки евангелие или молитвенник.
Аналогия оказывается столь полной, что трудно удержаться от сопоставления брани монахов-летописцев в адрес половцев с их же более поздними инвективами «богомерзких латинов» в «идольском богослужении»! Пропасть, разделявшая в сознании православного духовенства ХVI-ХVII вв. две Церкви, восточную и западную, оказывалась много глубже, чем между православием и мусульманством или действительным идолопоклонством, скажем, обских угров… Но разве не так же относилось к половцам
____________________
13 Плетнева С.А. Половецкие каменные изваяния…, с. 25.
«ЛЕБЕДИ» ВЕЛИКОЙ СТЕПИ____________________
415
полу-русское, полу-греческое духовенство в XII в.? Вот почему, с точки зрения ортодоксий, монах-летописец был прав, именуя половцев-несториан, смеющихся над иконами, «врагами Бога» и Церкви. Ересь Нестория была предана проклятию на вселенских соборах и порицалась всеми Церквами, поскольку, отказывая Иисусу в божественной природе и полагая Марию не «Богородицей», а всего только «человекородицей», последователи ересиарха «возводили хулу на Бога». Будь половцы действительно язычниками, в подобных тирадах не было бы никакого смысла…
В связи с вопросом о христианстве половцев весьма примечателен один пассаж, содержащийся в поучении «К невежам о посте», изданном по рукописи XVI в. Имп. Публичной Библиотеки, где говорится об обычае «невегласов» топить баню в «великую субботу» и кормить «навье», под видом которых приходят бесы и, обсуждая такой прием, решают остаться в доме таких людей, говоря, что других таких не встречали, хотя «мы же походили по болгаром, мы же по половцемь, мы же по чюди, мы же по вятичемь, мы же по словеном, мы же по инымь землямъ»14. Если указание на «чюдь» и «вятичи» содержит косвенное указание на время и место создания поучения как начало освоения этих окраин из поднепровской Руси в конце XI или в начале XII в. (вспомним слова Владимира Мономаха о его походе на вятичей), то помещение половцев в ряду «болгар» и «словен», безусловно к этому времени окрещенных, определенным образом, выделяет их из массы остальных кочевников.
Столь же примечательны и другие косвенные свидетельства христианства половцев, которыми располагает исследователь. Речь идет о русско-половецких браках, заслуживающих внимания по многим причинам.
В системе матримониальных связей древнерусских князей русско-половецкие браки занимают особое место уже потому, что это единственные известные нам браки Руси со Степью. Никто из предшествовавших половцам кочевников не удостоился родства с так называемыми «Рюриковичами» - ни печенеги, ни торки, ни берендеи, ни угры, ни исламизированные волжские болгары, ни даже хазары, породнившиеся с Византией. Можно полагать, что русские князья брали жен или из числа своих родственников, или из аристократии исключительно христианских народов. Обратных примеров до середины XIII в. у нас просто нет. Правило это подтверждают отдельные браки с ясами/аланами, предками современных осетин, которые в то время были распространены от Северного Кавказа до верховьев Дона и являлись христианами. Предполагать, что в конфессионально-матримониальном вопро-
____________________
14 Слово «к невежам». Типография Св.-Троицкой Сергиевой Лавры. 1914, с. 3.
416____________________
ИССЛЕДОВАНИЯ И СТАТЬИ
се для половцев было сделано исключение, нет никаких оснований. Последнее тем более вероятно, что, упоминая о браках с половчанками, летописи ни разу не говорят об их крещении. Самое большее, что можно обнаружить, это церковное венчание «задним числом», как то произошло с Владимиром Игоревичем и дочерью Кончака, вернувшимися на Русь уже с первенцем, который крещен был, как можно догадаться, еще в степи.
Что же касается «еретичества» новоявленных русских княгинь, то оно, по-видимому, «гасилось» приобщением к православной обрядности и удостоверялось почитанием икон и креста. Впрочем, какой-то обряд мог иметь место при получении уже русского имени, хотя и это остается только в области предположений.
Любопытно и другое. Как ни мало нам известно о половцах, их жизни и обычаях, можно видеть, что и сами они в своих контактах и симпатиях отдают явное предпочтение христианским народам. На половчанке - внучке Шарукана, дочери Атрака и сестре Кончака - женился в 1118 г. вторым браком грузинский царь Давид IV Строитель, хотя придворная грузинская традиция строго соблюдала выбор царицы исключительно из круга христианских народов. Вместе с родственниками жены Давид пригласил для защиты Грузии 40 тысяч половцев, которые в нескольких решающих битвах спасли страну от порабощения турками-сельджуками, особенно прославив себя в битве при Дидгори 12 августа 1121 г.15
То же самое можно заметить и в отношениях половцев с дунайскими болгарами. Кроме их постоянного участия в антивизантийских выступлениях последних, внимание привлекает беспримерный в истории факт, когда при регулярной поддержке кочевых половцев было создано Второе Болгарское царство, первые правители которого происходили из рода половецкого хана Асеня. Если вспомнить, что восстание Асеней против Византии шло под знаменем борьбы за самостоятельность болгарской Церкви, выбор царей-иноверцев, а затем и цариц-половчанок был бы практически невозможен.
Отношения половцев с Болгарией и Византией заслуживают особого разговора16. Здесь же важно подчеркнуть, что и со стороны деятелей болгарской Церкви мы не видим такого обостренного отношения к половцам, зимовавшим в низовьях Дуная, как на Руси, где влияние константинопольского патриархата, а вместе с тем и самой Империи, было гораздо ощутимее. Впро-
____________________
15 Лордкипанидзе М.Д. История Грузии X - начала XШвека. Тбилиси, 1974,с. 104-105.
16 См.: Роювский Д. Ропь пояовцев в войнах Асеней с Визаншйской и Лашнсиой империями в 1186-1207 годах.// Списание на Българската Академия на науките, кн. LVIII, клон исгорико-филологичен и философско-обществен, 29. София, 1939, с.203-211.
«ЛЕБЕДИ» ВЕЛИКОЙ СТЕПИ____________________
417
чем, и время было другое. Половецкая династия болгарских царей вступила на престол накануне падения Константинополя под ударами крестоносцев, а потом Византии было уже не до вероисповедных различий…
Но если после всего сказанного и остаются сомнения в изначальном христианстве половцев, обитавших в южно-русских степях (Дешт-и-Кыпчак позднейших авторов), их должно окончательно развеять свидетельство такого авторитетного арабского путешественника первой половины XIV в. как Ибн-Баттута, который в своих записках - прямо заявляет, что «все кыпчаки - христиане» 17. И это - спустя сто с лишним лет после того, когда еще можно было говорить о каком-либо влиянии православных русских княжеств на быт и культуру «диких» половцев! Следовательно, христианство их было не новым заимствованием, а давним установлением быта, т.е. несторианского толка.
Какого они толка, что исповедуют, что отрицают - именитого мусульманского путешественника не интересовало: главное заключалось в том, что они - христиане, а не идолопоклонники и не мусульмане. Половцы, именуемые в то время «кыпчаками», были составной частью Золотой Орды, которая, по сути своей, очень рано стала почти исключительно ордой половецкой, и только позднее в ней стал увеличиваться булгарский (татарский) элемент. Её правители из политических соображений рано приняли мусульманство, тогда как основная масса кочевых половцев до середины XV в. продолжала исповедовать несторианство. К сожалению, мы не знаем, как к этим христианам относилась специально образованная в Орде Сарайская и Подонская православная епископия, державшая в своих руках, кроме забот о «православных», еще и каналы дипломатической связи между Ордой и Константинополем. Если судить по тому, что в её сохранившихся документах - вроде бы - не находится упоминаний о прихожанах-половцах, обособленность последних от русско-византийской Церкви продолжала сохраняться и после их завоевания монголами, способствуя последующему переходу в ислам.
Ну, а как складывалась история взаимоотношений половцев с Русью до прихода монголов?
2. «…послал в Степь ко вуемъ своимъ»
Политическая история половцев на Руси официально начинается в 1056 г. Под этой датой в ПВЛ помещено краткое сообщение: «Иде Всеволод на торки зиме к Воиню, и победи торки. В
____________________
17 Тизенгаузен В. Сборник материалов, относящихся к истории Золотой Орды, т. I, с. 279.
418____________________
ИССЛЕДОВАНИЯ И СТАТЬИ
семъ же лете приходи Блушь с половци, и створи Всеволодъ миръ с ними, и возвратишася половци вь свояси» [Ип., 151]. В такой скупой констатации двух, казалось бы, не связанных между собою фактов заключена подоплека постоянного повода для последующих конфликтов между половцами и русскими князьями. К ней мы еще вернемся. Сейчас важнее напомнить постулаты, которыми большинство наших историков определяет роль половцев в истории древней Руси. Им соответствуют и конечные выводы, которые рождают искаженное представление как о самом народе, так и о его участии в общеисторическом процессе.
Этими постулатами и одновременно выводами, с наибольшей яркостью и законченностью представленными в работах Б.А.Рыбакова, является убежденность в исконной агрессивности половцев, в их жестокости и вероломстве, наконец, в состоянии перманентной войны между Русью и Степью, поглощавшей все творческие силы русского государства18.
Причин для появления такого отношения к половцам несколько. Первая коренится в некритическом использовании источников, в первую очередь летописей, рассматриваемых в качестве документа, а не литературно-художественного произведения, причем дошедшего до нас в поздней переработке. Вторая причина, о которой пойдет дальше разговор, может быть определена как научная небрежность, привычка полагаться целиком на мнение предшественников, не проверяя факты и не анализируя сделанные из них выводы. Наконец, существует обыкновенная предвзятость, когда факты толкуются в угоду той или иной политической или националистической концепции, и хотя все это лежит за пределами собственно науки, оказывает на нее самое пагубное воздействие.
Под влиянием этих трех факторов в научном и, следовательно, в общественном сознании сложилось убеждение в «исконном противостоянии» Руси и Степи. «Степные кочевники - половцы - делают отчаянную попытку прорвать оборонительную линию земляных валов, которыми Русь огородила с юга и с юго-востока свои степные границы, и осесть в пределах Киевского государства», - писал, опережая Рыбакова, Д.С.Лихачев19. В этом свете половцы предстают прямыми предшественниками монголов. Они «коварны», «хищны», «злобны», «алчны». Их основное желание - захватить русские города, «попленить всю землю Рус-
____________________
18 Рыбаков Б.А. «Слово о полку Игореве» и его современники. М.,1971.
19 Лихачев Д.С. Русские летописи и их культурно-историческое значение. М.-Л., 1947, с. 145.
«ЛЕБЕДИ» ВЕЛИКОЙ СТЕПИ____________________
419
кую», как выражается монах-летописец, с явным неодобрением относившийся к дружбе русских князей с половецкими ханами. Поскольку конфессиональные истоки неприязни монаха-летописца теперь понятны, при анализе описанных в летописи ситуаций следует вводить своего рода «коэффициент поправки». Наиболее добросовестные историки так и поступают. Более полувека назад Д.А.Расовский указывал: «Русская историография несколько преувеличила значение боевой встречи Руси и половцев и в бесплодных и, в сущности, безопасных для существования Руси войнах ее с половцами видела серьезный натиск азиатского Востока на форпост европейской цивилизации.«…» Взгляд этот ошибочен.«…» За мелкими пограничными войнами не было замечено, что настоящего наступательного движения на Русь у половцев никогда не было и, добавим сейчас же, быть не могло из-за нежелания половцев выходить из степей и расширять свою территорию за счет лесостепной или лесной областей. Половецкие войны были статическими, а потому и не могли серьезно угрожать Руси, которая в эти века почти вся находилась в лесной полосе. Страдать могли лишь те, сравнительно незначительные части Руси, которые вклинивались в степи и оставались открытыми для половецких нападений. Но такие земли составляли не более одной пятнадцатой всего пространства, занимаемого тогда Русью». И далее историк констатирует: «северные пределы половецких кочевий и южные границы приднепровских русских княжеств оставались неизменными»20.
Сразу же оговариваю: такой безупречный вывод для русско-половецких отношений XII и начала XIII вв. нельзя распространять на последующее время, как это делал, например, Л.Н.Гумилев для периода ордынского ига, вступая в резкое противоречие с фактами. Более взвешенно подходят к истории половцев на Руси Г.А.Федоров-Давыдов и С.А.Плетнева, которая Даже включила «Половецкую землю» (так!) в систему княжеств Древней Руси21.
Наоборот, примером крайне отрицательного отношения к половцам вообще предстают известные монографии Б А. Рыбакова, посвященные «Слову о полку Игореве». Утрируя негодование киевского летописца, историк рисует фантастическую картину беспощадной двухвековой схватки между обескровленной, обессиленной Русью и постоянно атакующей Степью, прорывающей «систему обороны» древнерусских княжеств, воз-
____________________
20 Расовский Д.А. Половцы. // SК, t. XI, S. 98 и 99.
21 Плетнева С.А. Половецкая земля. // Древнерусские княжества X-XIII вв. М., 1975, с. 260-300.
420____________________
ИССЛЕДОВАНИЯ И СТАТЬИ
двигнутую якобы стараниями киевских князей на огромном пространстве от Подонья до Карпат на манер Великой китайской стены. Соответственно и характеристика того или иного князя дается, исходя из отношения последнего к князю киевскому: поддерживал ли тот антиполовецкие киевские выступления, не гнушаясь умерщвлять послов и гостей, как то делал «пламенный патриот» Владимир Мономах, или, наоборот, выступал за мир и дружбу со Степью, как поступал постоянно попрекаемый академиком Олег Святославич…
Считая излишним анализ подобной системы оценок, хочу напомнить, что реальная история русско-половецких отношений даже в том виде, как она предстает беглому взгляду историка на страницах наших летописей, оказывается куда сложнее, богаче и даже парадоксальнее такой искусственной схемы.
Летописание домонгольской Руси полно сообщениями о военных столкновениях русских князей с половцами, это общеизвестно. И хотя на временной шкале такие конфликты занимают неизмеримо меньшую протяженность, чем периоды мирных сношений, внимание привлечено именно конфликтами. Поэтому представляется целесообразным обратиться к статистике, чтобы одновременно выяснить причины возникновения экстремальных ситуаций и определить, как они соотносятся с периодами мирных контактов. Для этих целей наиболее показательным является интервал между 1056 и 1200 г., на которым обрывается так называемый «Киевский летописный свод», наиболее полно представленный в Ипатьевской группе списков. Такое ограничение оправдывается и другим обстоятельством: к началу XIII в. половецкая аристократия была уже связана с Русью столь тесными узами родства и дружбы в трех, четырех и более поколениях, что даже наиболее резкие в своих оценках половцев историки с осторожностью начинают говорить о «симбиозе» двух народов и культур. Да и как можно иначе оценивать обстановку, если знаменитый новгород-северский князь Игорь Святославич и его братья, «буй-тур» Всеволод и Олег, по крови были на 3/4 половцами?!22
Итак, временной интервал - без малого полтора века, на протяжении которого все упоминания половцев летописцами могут быть определены шестью видами межэтнических контак-
____________________
22 Их дед, Олег Святославич, сын Святослава Ярославича, был женат на дочери хана Осулука; «уями» (т.е. дядьями по матери) его сына Святослава Ольговича были «дикие половцы» Тюнрак и Камос Осулуковичи [Ип., 334], а первым браком, будучи уже наполовину половцем, Святослав Ольгович, женился на дочери хана Аепы Гиргинева [Л., 283].
«ЛЕБЕДИ» ВЕЛИКОЙ СТЕПИ____________________
421
тов: 1) приходом половцев с предложением «вечного мира», 2) браками между половцами и русскими князьями, 3) участием половцев в княжеских усобицах в качестве союзников, 4) походами русских князей на половцев, 5) ответными набегами и 6) спонтанными нападениями половцев на Русь.
Приходы половцев для заключения очередного «вечного мира» с киевским («великим») князем, как представителем всей Руси отмечены в летописи 15 раз: в 6601/1093, 6602/1094, 6603/1095, 6609/1101, 6611/1103, 6621/1113,6632/1140, 6654/1146, 6655/1147, 6663/1155, 6654/1156, 6666/1158, 6671/1163, 6680/1172 и 6700/1192 годах. На самом деле, таких приходов должно было быть столько же, сколько раз за всё это время в Киеве «настоловался» очередной «великий князь». Как можно понять из сообщений летописи и их анализа, всякий раз, когда это происходило, половцы посылали к новому «главе русской земли» представителей ото всех орд с предложением подтвердить мир между Русью и Степью, «да ни мы начнемь боятися васъ, ни вы насъ» [Ип., 555]. Инициатива всегда исходила от половцев, и её трудно истолковать иначе, как неизменным желанием степняков жить в мире с Русью.
Мирным отношениям способствовали и русско-половецкие браки. Можно не сомневаться, что в летописи мы имеем далеко не полный их перечень. В отличие от западноевропейских хроник, в которых представительницам прекрасного пола уделено значительное внимание, русские летописи практически не замечают жен и дочерей русских князей. Даже если они и бывают упомянуты, то обозначены не собственными именами, а по мужу или отцу, исключения весьма редки. С другой стороны, мы совсем не знаем случаев обратных браков (а они должны были иметь место!), когда бы за степных ханов выходили замуж русские княжны. В том, что такие браки были, убеждают не только более поздние браки великокняжеских дочерей с ордынскими царевичами, но, в первую очередь, история вдовы черниговского князя Владимира Давыдовича. Так и не названная по имени дочь городенского князя Всеволодко Давыдовича овдовела в 1151 г., когда в битве погиб ее муж, и тут же бежала в Степь со своим сыном, Святославом Владимировичем, чтобы выйти за половецкого хана Башкорда.
Последний не только вырастил пасынка, но добился для него доли в отцовском наследстве, посадил на престол и затем приходил с ним на помощь к его стрыю, Изяславу Давыдовичу, со своей конницей [Ип., 501; ошибочно назван «Мстиславом»].
Здесь мы подходим к важному и примечательному явлению.
Летописи сохранили сведения о полутора десятках русско-половецких браках. На половчанках были женаты Олег Свято-
422____________________
ИССЛЕДОВАНИЯ И СТАТЬИ
славич, Изяслав Давыдович, Всеволод Ольгович, Юрий Владимирович (Долгорукий); у Всеволода и Святослава Ольговичей мать была половчанка; у Игоря и Всеволода Святославичей половчанками были и мать, и бабка (по отцу). Таким образом, уже к концу XII в. во всех князьях «черниговского дома» и в большинстве князей северо-восточной Руси текла половецкая кровь. На помощь себе половцев призывали: Олег Святославич - в 6586/1078 и 6602/1094 гг., Роман Святославич - в 6587/1079 г., Давыд Игоревич - в 6505/1097 г., Всеволод Ольгович - в 6636/1128, 6643/1135, 6644/1136,6647/1139 гг., Изяслав Давыдович - 6648/1140, 6662/1154, 6667/1159, 6668/1160, 6669/1161, 6670/1162 гг., Святослав Ольгович - в 6654/1146, 6655/1147 гг., Юрий Владимирович (Долгорукий) - в 6657/1149, 6658/1150, 6659/1151,6660/1152,6662/1154, 6663/1155 гг., Святослав Всеволодович - в 6675/1167, 6685/1177, 6688/1180 гг., Мстислав Андреевич - 6679/1171 г., Глеб Юрьевич - в 6680/1172 г., Ярослав Всеволодович - в 6703/1195 и 6704/1196 гг., Рюрик Ростиславич - в 6704/1196 г. Такая помощь отмечена летописью в 30 случаях. И вот что примечательно. За исключением Давыда Игоревича, нанявшего Боняка с отрядом, как об этом прямо говорит летописец, все остальные князья оказываются родственниками половцев - сыновьями, внуками и мужьями половчанок.
Прослеженная закономерность позволяет понять действительный механизм «высокой политики», на которую до сих пор ссылаются отдельные историки, пытаясь оправдать действия того или иного князя, чтобы обвинить его противника в «непатриотичности» или «корыстолюбии». Отсюда же проистекают попытки моральных оценок обращения князей за помощью к половцам, рисуя это как «предательство» по отношению к своей стране и народу и ставя в один ряд с расправами московских князей со своими тверскими или нижегородскими противниками с помощью карательных татарских отрядов. На самом деле всё было много проще и патриархальнее, а главное - естественнее. Но для этого надо напомнить, что собой представляла Русь XII века.
Известно, что территория Русской земли того времени состояла из множества крупных и мелких «уделов». Это верно. Однако уделы не были обособлены друг от друга, поскольку их соподчиненность и неопределенные очертания постоянно менялись. В отличие от других государств Европы и Азии, система управления Руси представляла в то время как бы гигантский «семейный княжеский подряд», поскольку на всех ее престолах, во всех городах сидели исключительно родственники, далекие или близкие. И все их распри, все их войны определялись не ка-
«ЛЕБЕДИ» ВЕЛИКОЙ СТЕПИ____________________
423
кими-либо «высокими идеями» или планами, о которых так любили писать советские историки, а постоянным переделом общего имущества и ссорами за общим семейным столом, как в прямом, так и в переносном смысле. Достаточно выяснить родственные связи князей в возникающих, распадающихся и вновь образующихся противоборствующих группировках на протяжении одного года, чтобы увидеть воочию этот кровнородственный монолит княжья и понять подлинные мотивы действий каждого из них. А ведь мы, как правило, имеем возможность судить о родстве и свойстве русских князей только по мужской линии. Можно представить, какое количество недоумений и спорных вопросов оказалось бы решено, если бы летописи донесли до нас сведения и о представительницах женской половины княжеских домов!
Между тем, родство обязывало. Сложные переплетения его нитей с начала XII в. протянулись в Степь, где законы родства были куда более непреложными, чем для русских князей которые в глазах степняков были полны лжи и коварства, приступая клятвы и естественный порядок вещей. Вот почему русские князья постоянно посылают за помощью в степь «къ оуемъ своимъ» («В то же веремя посла Святославъ в половце ко уемъ своимъ, и приде ихъ к нему вборзе 300» [Ип., 329]), а те регулярно присылают к русским родственникам с вопросом: «прашаемъ здоровия твоего; а коли ны велишь к собе со силою прити?» [Ип., 341].
Стоит заметить, что именно этот постоянный оборот, используемый в летописи - «ко уемъ», «къ оуемъ», «ко вуемъ», т.е. к дядьям (родственникам) по матери (ед. число - "уй"), - в ряде случаев не понятый последующими переписчиками, породил мифическое племя «ковуев» или «коуев». Впервые «коуи» появляются в статье 6659/1151г. Ипатьевского списка летописи, в котором, как отмечено издателями, изначально стояло «оуи», а над ним едва приметное «к», и с этого момента в рассказе неизвестно откуда появляются «торки, ковуи, берендеи и печенеги», хотя раньше указаны только «черные клобуки» [Ип., 427, 517, 544, 638], до сих пор кочующие по страницам научных трудов наряду с реальными этнонимами23. Между тем, данный этнолингвистический курьез оказывается важным «сигналом» для исследователя, позволяя датировать появление «ковуев» в тексте Ипатьевского списка временем не ранее конца XIV в., поскольку в соответствующих статьях Лаврентьевского списка, законченного перепиской в 1377 г., нет ни «ковуев» (их вообще нет более ни
____________________
23 Менгес К.Г. Восточные элементы…, с. 61-62; Баскаков Н.А. Тюркская лексика…, с. 65-66; Плетнева С.А. Половцы…, с. 81; и др.
424____________________
ИССЛЕДОВАНИЯ И СТАТЬИ
в одной из летописей, кроме тех, что восходят к общему с Ипатьевской протографу, т.е. в списках Хлебниковском, Погодинским и Ермолаевском), ни «печенегов».
Можно ли на основании такой помощи считать половцев «агрессорами»? Между тем, тот же летописец отмечает порой, что именно степные родственники склоняли русских князей к установлению мира на Руси и к отказу от усобиц. Последнее тем более важно, что мир между Русью и Степью нарушали два постоянно действующих фактора: коллективные походы русских князей на половцев, которые без преувеличения можно называть «облавами», и - торки.
Начнем с походов русских князей. В летописи их отмечено около двух десятков - в 6611/1103, 6617/1109, 6618/1110, 6619/1111, 6624/1116, 6650/1152, 6661/1153, 6668/1160, 6675/1167, 6676/1168, 6678/1170, 6682/1174, 6691/1183, 6693/1185, 6695/1187 (трижды, что, скорее всего, является результатом неудачного соединения трех источников), 6698/1190, 6699/1191 и 6701/1193 гг. При этом последние четыре даты прямо совпадают по времени с уходами половцев на Нижний Дунай в помощь болгарам, боровшимся против Византии, когда «русские удальцы» грабили оставленные без охраны вежи, пленили слуг, женщин и детей и отгоняли их стада. Естественно, что каждый такой русский набег побуждал половцев к ответным действиям, т.е. их последующие появления на Руси оказываются не спонтанными, а спровоцированными. Такими являются набеги половцев на Русь в 6600/1092 (после убийства Романа), 6601/1093 (после ареста послов), 6603/1095 (после убийства Итларя и Китана с дружиной), 6604/1096 (выступление в защиту Олега), 6615/1107, 6618/1110 (ответы на походы князей 6617/1109 и 6618/1110 гг.), 6661/1153, 6668/1160, 6675/1167, 6693/1185, 6695/1187, 6698/1190, 6701/1193 гг. Они вызваны выступлениями в поддержку обиженных русских родственников, местью за предательски убитых ханов, являются ответными выступлениями после русских облав на их беззащитные вежи. Считать такие набеги «актами агрессии» нет никаких оснований.
Иначе выглядят другие 13 половецких походов - в 6613/1105, 6614/1106, 6624/1116, 6634/1126, 6663/1155, 6673/1165, 6680/1172, 6681/1173, 6682/1174, 6685/1177, 6695/1187, 6698/1190, 6701/1193 гг. Все они направлены исключительно против торков и берендеев, поселенных киевскими князьями в бассейне р. Рось на южных границах Киевского княжества. Их грабительский характер не вызывает сомнений, но при этом следует учитывать то самое обстоятельство, которое
«ЛЕБЕДИ» ВЕЛИКОЙ СТЕПИ____________________
425
определило характер первого контакта русских князей с половцами еще в 6564/1056 г. - отношения половцев к торкам.
Согласно ПВЛ, Всеволод Ярославич встретился с половцами после того, как сам он наголову разбил у Воиня торков, которых гнали половцы. Торки враждовали с половцами издавна. Разбив-их, русский князь тем самым выступил в качестве естественного союзника половцев, что они засвидетельствовали самым недвусмысленным образом, заключив на последующие годы мир с Русью. Ситуация изменилась, когда бежавшие из степей от половцев торки попросили защиты у киевского князя и были расселены по Роси, образовав линию военных пограничных поселений. Для киевских князей торки стали стражами южных границ и союзниками, тогда как в глазах половцев они оставались их беглыми рабами, которых следовало возвратить и наказать. На протяжении сотни последующих лет половцы постоянно обращались к киевским князьям с просьбой отдать им торков и получали неизменный отказ. В этой ситуации и лежит корень более чем векового конфликта половцев с киевскими князьями, которые, в отличие от черниговских князей, к тому же неизменно придерживались провизантийской, т.е. антиполовецкой политики.
Напрасно пытаться установить, кто из них был прав: Степь жила по своим законам, отличным от законов земледельческих народов и государств. К концу XII в. торки успели породниться с половцами и теперь уже сами предупреждали степных «сватов» о приготовлениях против них киевских князей («В лето 6638/1170 «…» и бысть весть половцем от кощея от Гаврилкова от Иславича, оже идуть на не князи русьтии» [Ип., 539]; «В лето 6695/1187. Сдоумавъ князь Святославъ со сватомъ своимъ Рюрикомъ поити на половце «…» ис Черныхъ же Клобукъ даша весть сватомъ своимъ в половци» [Ип., 652]). Здесь важно установить, что и здесь «агрессивность» половцев направлена была не против Руси как таковой, а против родственного народа, с которым у них были свои счеты, тянувшиеся из глубин веков и глубин азиатских степей.
Так в чем же тогда выражалась «постоянная агрессия» половцев против Русской земли, заставляя последнюю «стонать» и «истекать кровью»? В трех набегах половцев: 6569/1061 г., когда произошло первое столкновение княжеских дружин с половцами, 6576/1068 г., когда объединенные силы русских князей - Изяслава, Святослава и Всеволода - были разбиты Шаруканом, после чего вскоре сам Шарукан попал в руки Святослава под Черниговом, и 6579/1071 г., причины и обстоятельства которого не совсем понятны. Вот и всё.
426____________________
ИССЛЕДОВАНИЯ И СТАТЬИ
Стоит добавить, что уже в 1068 г., судя по всему, между Святославом Ярославичем и Шаруканом был заключен союз, скрепленный первым русско-половецким браком Олега, сына Святослава, в последующем родоначальника «ольговичей», и дочери Шарукана, сестры Атрака. С тех пор и на протяжении всего последующего времени черниговские князья и донские половцы, возглавляемые Шаруканидами, укрепляют дружеские и родственные связи, проводя последовательную линию на «срастание» Руси и Степи. Сейчас можно утверждать, что это была единственно верная политика соблюдения национальных интересов обеих народов, поскольку Русь испокон веков была открыта Степи и Востоку как для притока свежих сил, так и для развития торговли и распространения своего политического и культурного влияния на степные народы. К тому же союз с половцами-несторианами для Руси был единственным гарантом национальной независимости от мусульманской экспансии с востока и от колониалистской политики Византии с юга.
Последний вопрос, как можно думать, стоял особенно остро, поскольку для Константинополя половцы, выступавшие с конца XI в. в союзе с болгарами против Империи, оказывались не только идеологическими, но и политическими противниками. Сдерживать кочевников, традиционно стремившихся на Нижний Дунай, отвлекать их силы надлежало киевским князьям, в первую очередь «мономашичам», связанным родством с императорским домом и направляемым греками-митрополитами. В силу этого между походами половцев на границы Империи, в Подунавье, болгарскими антивизантийскими восстаниями и походами русских князей в Степь можно вывести прямую зависимость, особенно яркую для периода становления Второго Болгарского царства.
Так получается, что выдвинутый рядом историков лозунг «половецкой опасности», мягко говоря, не соответствует действительности и вводит читателей в заблуждение. Половцам не нужны были ни русские, ни византийские города. Куда бы они ни шли, где бы ни воевали, они неизменно возвращались в родные степи, прерывая даже военные действия, когда наступала пора сезонных перекочевок. Вот почему здесь уместно привести слова одного из самых глубоких исследователей истории половцев, Д.А.Расовского, который писал: «Не раз половецким ханам представлялась возможность радикально изменить ход истории в причерноморском бассейне. В 1091 г. они держали в своих руках судьбы византийской империи; но, после того как они помогли византийцам разбить своих сородичей печенегов, половецкие ханы и не подумали использовать свое положение победителей: удовле-
«ЛЕБЕДИ» ВЕЛИКОЙ СТЕПИ____________________
427
творившись византийскими подарками, они вернулись в свои степи. С силами, значительно преобладавшими в численности своих союзников, русских, половцы не раз вступали в Киев, однако они никогда не пытались воспользоваться своим преобладающим положением, чтобы создать здесь свое государство. Будучи главной опорой в армии грузинского царя Давида Восстановителя, половцы всегда оставались послушным вспомогательным войском, не стремясь создать на Кавказе независимое турецкое ханство. С Кавказа, из-за Балканских гор, из Киева и из еще более далекого Владимира-на-Клязьме, половцы неизменно возвращались в причерноморские степи, и в этом отношении вошедшие в эпос слова одного из виднейших половецких ханов, Атрака, о том, что «лучше на своей земле лечь костьми, нежели на чужой славным быть», могут служить эпиграфом ко всей двухвековой истории половцев…»24 Так что это были за люди?
3. «…голубоглазые и златоволосые…»
Чтобы понять, что скрывается за абстрактным понятием «народ», следует вглядеться в лица людей, которые его составляют, проникнуться их судьбами, ощутить дыхание их повседневной жизни. Только тогда нам станут доступны их мысли, их идеалы, отношение к окружающему их миру.
От древних половцев нас отделяют разные барьеры - временные, этнокультурные, языковые, психологические. Целостную картину их жизни никто из исследователей не пытался составить, довольствуясь рассмотрением отдельных кусочков, выпавших из ее мозаики. Впрочем, даже если собрать всё, что осталось от прошлого, то и тогда перед нами окажутся только отдельные, мало связанные друг с другом фрагменты обширного панно. И всё же это единственный путь, которым можно куда-то прийти.
Обычно половцев изображают желтолицыми, черноволосыми, скуластыми и косоглазыми, т.е. типичными монголоидами. Такими они предстают нам в популярных и художественных произведениях, на книжных иллюстрациях, на театральной сцене, на экране кинематографа и даже в некоторых научных статьях. Это и так, и не так. Как я уже говорил выше, население Поля Половецкого в ХII-ХIII вв. и позднее представляло собой конгломерат остатков самых различных этносов, далеко не всегда схожих друг с другом по внешнему виду, но живущих в одних условиях и объединенных верховенством половцев или «куманов», как их называли на Западе. И если за более чем вековой период
____________________
24 Расовский Д.А. Половцы. // SК, t. XI, S. 95-96.
428____________________
ИССЛЕДОВАНИЯ И СТАТЬИ
изучения древностей кочевников средневековья археологи, обследовавшие более 2000 погребений, смогли в общих чертах установить признаки хронологических изменений в их материальной культуре с тем, чтобы датировать находки, то вопросы различения печенежских, торкских и половецких захоронений ХI-ХIII вв. до сих пор не выходят за рамки более или менее остроумных предположений.
Еще хуже обстоит дело с антропологией, поскольку никто еще, насколько мне известно, не предпринял попыток изучения и обобщения всех тех человеческих останков, которые были открыты при раскопках. Из случайных же обзоров, которыми на данное время располагает наука, следует, что в среде кочевников этого периода были представлены как группы с более или менее выраженными монголоидными чертами, число которых увеличивается с течением времени по направлению к востоку, так и представители ярко выраженного «средиземноморского типа», представленного до сих пор на территории современной Украины - брахикефалы с высоким лбом, тонким с горбинкой носом, пропорциональными скулами и энергичным подбородком. Собственно говоря, это классический тип населения Балкан и Южной Европы, каким мы знаем его по мраморным портретам императорского Рима и погребениям эпохи бронзы Восточной Европы и далее, на всём необозримом пространстве евразийских степей от Дуная до Прибайкалья25.
Ничего удивительного в этом нет. Половцы, как известно, принадлежат к тюркоязычной семье народов, а древние тюрки, такие как хазары и болгары, всегда славились красотой. О красоте половцев и, в первую очередь, половчанок сохранилось много свидетельств. Дочь хана Атрака, Гурандухт, ставшая женой Давида IV Строителя, как видно, с успехом конкурировала с красотой грузинских княжен; персидский поэт Низами Ганджеви, женатый на половчанке, воспевал исключительную красоту женщин этого народа. Наконец, стоит вспомнить эпитет Кончаковны, племянницы Гурандухт26 - «красная девка» - употреб-
____________________
25 Г.Ф.Дебец писал о резком отличии черепов «афанасьевцев» от черепов обитателей Прибайкалья неолитического времени, усматривая в них несомненную принадлежность европейскому расовому типу (Дебец Г.Ф. Палеоантропология СССР. М., 1948, с. 65-66).
26 Если учесть, что Гурандухт вышла замуж за Давида IV не позднее 1118г. (он умер в январе 1125г.), а к 1185г. Кончаковне не могло быть более 13-14 лет (т.е. она родилась не ранее 1171 г.) и Кончак был ровесником Игоря Святославича или даже несколько моложе его, т.е. родился около 1151г.,' скорее всего, Кончаковна была ее внучатной племянницей. По-видимому, единственным источником, сообщающим об этом браке, остается выдерж-
«ЛЕБЕДИ» ВЕЛИКОЙ СТЕПИ____________________
429
ленный в «Слове о полку Игореве» по отношению к ней и к половчанкам вообще: эпитет, выразивший высшее восхищение поэта и ни разу более не употребленный в отношении представительниц прекрасного пола других народов, в том числе и русского. К сожалению, сохранившиеся каменные половецкие изваяния, выполненные из грубого пористого известняка, пострадавшие от времени и мусульманской нетерпимости к «идолам», дают мало материала по этой проблеме, хотя в некоторых случаях можно угадать правильные черты мужских и женских лиц, выполненных резчиком в условной, очень схематичной манере.
Тот или иной антропологический облик, «вписывающийся» в привычный стереотип или, наоборот, встающий в противоречие с традиционными, хранящимися на уровне подсознания этноса канонами красоты, играет важную роль в установлении межэтнических контактов. Несоответствие привычному стереотипу вызывает инстинктивный всплеск ксенофобии, боязни нового, «чужого», препятствуя таким контактам, и, наоборот, при общем сходстве действительная «чужеродность» оказывается как бы незамечаемой. В древности этот фактор мог играть еще большую роль, чем в наши дни. А в случае с половцами, похоже, барьера для межэтнического общения не возникало. Такое наблюдение в первую очередь относится к половецкой аристократии, выделявшейся из общей массы половцев и, по-видимому, импонировавшей эстетическим представлениям
____________________
ка из Картлис-Цховреба в изложении М.Джанашвили, который, правильно указывая годы жизни Давида, называет его «Третьим» и «Восстановителем», а сам эпизод передает следующим образом: «Давид отлично знал, что кипчаки - племя многочисленное, отважное, проворное, смелое, услужливое, умеющее сохранять мир нерушимый; вместе с тем кипчаки жили по близости Грузии и легко было призвать их на помощь. Поэтому-то царь Давид женился на Гурандухте, прославленной многими добродетелями» (Картлис-Цховреба, с. 236-246). И далее: «Она была дочь главнейшего из кипчаков, Атрака Шараганидзе (т.е. сына Шарукана. - А.Н.)» (Джанашвили М. Известия грузинских летописей и историков о Северном Кавказе и России. // Сборник материалов для описания местностей и племен Кавказа, вып. 22. Тифлис, 1897, с. 35.) Когда произошла свадьба, исследователь не говорит, однако это событие правомочно связывать с откочевкой донских половцев из южно-русских степей в 1116-1118 гг. (см. также: Анчабадзе З.В. Кипчаки Северного Кавказа по данным грузинских летописей ХI-ХIV вв. // О поисхождении балкарцев и карачаевцев. Материалы научной сессии по проблемам происхождения балкарского и карачаевского народов (22-26 июня 1959 г.). Нальчик, 1960, с. 124; Лордкипанидзе М.Д. История Грузии XI - начала XIII века. Тбилиси, 1974, с. 97-98.
430____________________
ИССЛЕДОВАНИЯ И СТАТЬИ
славян, грузин и обитателей Подунавья. Объяснить этот феномен возможно лишь теми характерными чертами, которые выделяли половцев из массы остальных тюрков и определили имена, по которыми они были известны у других народов.
Сами половцы называли себя «куманами» или «кунами» -словом, которое некоторые тюркологи возводят к древне-тюркскому "кум/кун" - 'лебедь', 'белые', 'белокрылые', 'лебеди'. Догадка возможная, но ведет она не к «тотемическому предку» или всеобщему тотемизму половцев (как то попытался недавно объяснить Г.В.Сумаруков27, следуя за С.А.Плетневой, которая выводила имя рода Бурчевичей из тюркского bori - 'волк', полагая его «тотемом»28, поскольку никаких реальных следов тотемизма у половцев проследить не удается29), а к тому названию, под которым эти странники степей вошли в историю своих восточноевропейских соседей. Так немецкое Falones, венгерское Palocz, польское и чешское Plavci/Plauci, армянское "хардеш" и русское "половцы" обозначают один и тот же цветовой оттенок - 'соломенно-желтый', 'золотистый', 'белокурый' - определяющий цвет волос куманов30.
Как известно, пигментация волос неразрывно связана с определенным цветом глаз. В отличие от остальных тюрок, черноволосых и кареглазых, белокожие половцы представали в золотистом нимбе волос над яркими голубыми глазами, которые не могли не поразить черноволосых и смуглых грузин, болгар и таких же, как мы знаем по захоронениям, приднепровских славян. Столь характерная «цветовая гамма» половцев, вызывавшая восхищение современников, для историка оказывается своего рода «генеалогическим свидетельством», помогая связать их происхождение с загадочными динлинами китайских хроник («белой расой Центральной Азии»), а через них - с людьми так
____________________
27 Сумаруков Г.В. Кто есть кто в «Слове о полку Игореве»? М., 1983.
28 Плетнева С.А. Половецкая земля…, с. 228. В таком случае и современные русские фамилии-зоонимы следует возводить к «славянскому тотемизму», что не соответствует действительным причинам их возникновения. Правда, в другой своей работе автор вынужден был весьма неопределенно признать, что «идея культа предка - «тотемизм» образа (? - А.Н.) - не улавливается по материалам каменных изваяний» (Плетнева С.А. Половецкие каменные изваяния…, с 74).
29 См. в этом отношении любопытную работу: Гордлевский В.А. Что такое «босый волк»? (К толкованию «Слова о полку Игореве»). // Гордлевский В.А. Избранные сочинения, т. II. М., 1961, с. 482-504.
30 Расовский Д.А. Половцы. // SК, t. VII, S. 252-258. О самоназвании половцев см.: Менгес К.Г. Восточные элементы…, с. 73-78.
«ЛЕБЕДИ» ВЕЛИКОЙ СТЕПИ____________________
431
называемой «афанасьевской культуры», чьи погребения III тысячелетия до н.э. были открыты археологами в Прибайкалье31.
Таким образом, в океане времен половцы предстают перед нами в качестве потомков древнейших европейцев, вытесненных из Восточной и Центральной Азии начавшейся когда-то широкой экспансией монголоидных народов. «Отуреченные» некогда "динлины", они потеряли свою древнюю родину, сменили язык, и общетюркский поток вынес на простор причерноморских степей вместе с другими уже последние остатки некогда сильного и многочисленного, а теперь вымирающего и теряющего среди других свой облик золотоволосого народа, отмеченного уже признаками своего азиатского прошлого32.
Под стать облику и психологическая характеристика половцев, которую можно найти у разных авторов. Египетский историк ХIV в. Ибн Фадлаллах Эломари с высокомерием аристократа арабского мира писал о простоте нравов половцев, но речь его сразу менялась, едва он касался их внешних и внутренних качеств: «Тюрки этих стран, говорю я, (один) из лучших родов тюркских по своей добросовестности, храбрости, избеганию обмана, совершенству своих станов, красоте своих фигур и благородству своих характеров»33. Сходную оценку дает испанец XV в. Педро Тафкар рабам-половцам. Говоря об их врожденной честности и верности, он заметил, что «ни один из них никогда не предавал своего хозяина»34.
К сожалению, всё, чем сейчас мы располагаем о половцах - только случайно зафиксированные факты их долгой и богатой истории. Может быть, она и будет когда-нибудь написана на основании археологических исследований, работ антропологов, известий арабских, персидских, китайских и европейских источников. Половцы были отнюдь не «цыганами», кочующими в жалких кибитках по степи. Нельзя сравнить их ни с казахами, ни с туркменами в том виде, в каком застали эти народы этнографы, поскольку половцы стояли на гораздо более высоком уровне культурного и общественного развития. В отличие от печенегов и торков, о половцах можно говорить как о некоем устойчивом общественном образовании, предполагающем развитую социальную структуру, наследственную власть, религию,
____________________
31 Герасимов М.М. Восстановление лица по черепу (современный и ископаемый человек). М., 1955 (ТИЭ, новая серия, т. 28), с. 534-539.
32 Расовский Д.А. Половцы. // SК, t.. VII, с. 258-261.
33 Тизенгаузен В. Сборник материалов…, т. I, с. 232.
34 Цит. по Федоров-Давыдов Г.А. Курганы, идолы, монеты. М., 1968, с.89.
432____________________
ИССЛЕДОВАНИЯ И СТАТЬИ
сохранявшую внутри несторианства остатки религии предков и, по-видимому, письменность.
Насколько мощным было воздействие половцев на окружающие народы, с которыми они вступали в контакт, показывают два примера.
Первым и самым поразительным можно считать открытие архива средневековой армянской колонии в Каменце-Подольском. Сохранившиеся юридические документы, относящиеся к XVI в., были написаны армянскими буквами, но на половецком языке. Получилось так потому, что после захвата в 1064 г. турками-сельджуками г. Ани, средневековой столицы Армении, начался исход армян на Северный Кавказ и на берега Черного моря, где они оказались связаны с половцами настолько тесно, что, сохранив алфавит, сменили свой язык на половецкий. В первую очередь это произошло в Крыму, где половцы и армяне оставались до завоевания его турками в 1475 г., после чего перебрались в Подолию, Галицию и на Волынь, где в городах уже имелись большие армянские колонии, и продолжали пользоваться такой «билингвой» по XVII в. включительно35. Наиболее крупным памятником такого взаимодействия стала так называемая «Венецианская хроника», охватывающая события 1492-1537 гг. на армяно-половецком языке, опубликованная в 1896 г. в Венеции армянским историком Г.Алишаном36. К сожалению, остается неизвестным, как происходило конфессиональное взаимодействие этих двух этносов, но вряд ли несторианство стало препятствием для слияния половцев с армено-григорианскими общинами.
Факт этот заставляет пристальнее вглядеться в русско-половецкие контакты, поскольку каждый смешанный брак означает мощное взаимодействие (или противоборство) культур в пределах достаточно больших человеческих коллективов. За личным знакомством наступает пора усвоения знаний и обычаев, обогащение словарного фонда, а затем и появление относительного двуязычия в быту. Найти доказательства этому в свое время пытался О.Сулейменов в книге, посвященной «Слову о полку Игореве»37. Его попытка изначально была обречена на провал, поскольку двуязычие в быту подчиняется нормам одного из превалирующих языков, а в литературе просто невозможно, за исключением разве только пародийных жанров. Между тем,
____________________
35 Грунин Т.И. Предисловие. // Документы на половецком языке XVI в. (Судебные акты Каменец-Подольской армянской общины). М., 1967. (ППВ, вып. III.), с. 58.
36 Там же, с. 108-109.
37 Сулейменов О. Аз и я. Алма-Ата, 1975.
«ЛЕБЕДИ» ВЕЛИКОЙ СТЕПИ____________________
433
приведенный выше летописный сюжет с ханом Башкордом убеждает, что дети русских князей, будущие князья, могли воспитываться в Степи у своих родственников по материнской линии, отправляясь туда на достаточно долгое время.
Есть и другой пример. Причиной одного из самых острых конфликтов между Владимиром Мономахом и Олегом Святославичем в 1095 г. стал отказ черниговского князя выдать на расправу киевским князьям сына хана Итларя, находившегося на воспитании при дворе Олега, когда Мономах предательски убил его отца, пришедшего из Степи для заключения мира [Ип., 219]. Стоит заметить, что подобный обычай воспитания сыновей рыцарей, князей и королей в дружественных семьях или в семьях вассалов был в то время широко распространен в Западной Европе, являясь почти обязательным для будущего рыцаря.
Сейчас трудно понять, почему сам институт рыцарства мы связываем исключительно с Западной Европой, отказывая в нем древней Руси, чья государственность и общество до середины XIII в. развивались в рамках западноевропейских традиций. Древнерусская юрисдикция (Правда Руская) была создана по образцу варварских «правд», начиная с упомянутого в договоре Олега с греками «Закона Рускаго»; институт Церкви с его «десятиной» был заимствован одновременно из Византии (иерархия) и от Рима (десятина); отношения города и князя, «земли» и правителя, институт общегородского вече - всё это находит прямые аналогии на европейском Западе. Сходным был, по-видимому, и институт рыцарства, скрытый от нас терминами "дружина", "отроки", "детскы" и пр. Это тем более важно, что, как сейчас выясняется, рыцарство отнюдь не принадлежит только Европе. Наоборот, можно думать, что оно пришло в Европу с Востока, где законы рыцарства, морали, этикета, как, например, у арабов, соблюдались гораздо строже, чем на европейском континенте38.
По ряду признаков можно думать, что всё это с особой силой проявилось и у половцев. «Аристократы степей» имели свои города, только не прикрепленные к месту, а передвигавшиеся под солнцем и звездами. «Дворцы на колесах» стояли на огромных платформах, которые тащили десятки быков. «Мы увидели большой город, движущийся со своими жителями; в нем мечети и базары, дым от кухонь, расстилающийся по воздуху, потому что они варят еду и во время самой езды», - писал о ханской ставке Золотой Орды в середине XIV в. Ибн-Баттута39, а Гильом де Рубрук в
____________________
38 См.: Юнусов А.С. Восточное рыцарство (в сравнении с западным). // ВИ, 1986, № 10, с,101-112.
39 Тизенгаузен В. Сборник материалов…, т. I, с. 289.
434____________________
ИССЛЕДОВАНИЯ И СТАТЬИ
1253 г. следующим образом описывал устройство «татарских» (на самом деле - половецких) жилищ:
«Дом, в котором они спят, они ставят на колеса из плетеных прутьев; бревнами его служат прутья, сходящиеся кверху в виде маленького колеса, из которого поднимается ввысь шейка, наподобие печной трубы; ее они покрывают белым войлоком, чаще же пропитывают также войлок известкой, белой землей и порошком из костей, чтобы он сверкал ярче; а иногда также берут они черный войлок. Этот войлок около верхней шейки они украшают красивой и разнообразной живописью. Перед входом они также вешают войлок, разнообразный от пестроты тканей. Именно, они сшивают цветной войлок или другой, составляя виноградные лозы и деревья, птиц и зверей. И они делают подобные жилища настолько большими, что те имеют иногда тридцать футов в ширину. Именно, я вымерил однажды ширину между следами колес одной повозки в 20 футов, а когда дом был на повозке, он выдавался за колеса по крайней мере на пять футов с того и другого бока. Я насчитал у одной повозки 22 быка, тянущих дом, 11 в один ряд вдоль ширины повозки и еще 11 перед ними. Ось повозки была величиной с мачту корабля, и человек стоял на повозке при входе в дом, погоняя быков. Кроме того, они делают четырехугольные ящики из расколотых маленьких прутьев, величиной с большой сундук, а после того, с одного краю до другого, устраивают навес из подобных прутьев и на переднем краю делают небольшой вход; после этого покрывают этот ящик, или домик, черным войлоком, пропитанным салом или овечьим молоком, чтобы нельзя было проникнуть дождю, и такой ящик равным образом украшают они пестротканными или пуховыми материями. В такие сундуки они кладут всю свою утварь и сокровища, а потом крепко привязывают их к высоким повозкам, которые тянут верблюды, чтобы можно было таким образом перевозить эти ящики и через реки. Такие сундуки никогда не снимаются с повозок. Когда они снимают свои дома для остановки, они всегда поворачивают ворота к югу и последовательно размещают повозки с сундуками с той и с другой стороны вблизи дома, на расстоянии половины полета камня, так что дом стоит между двумя рядами повозок, как бы между двумя стенами…»40
Такими же были и «телегы», упоминаемые в «Слове о полку Игореве», скрип деревянных колес которых далеко разносился над просторами ночной степи.
____________________
40 Гильом де Рубрук. Путешествие…, с. 91-92.
«ЛЕБЕДИ» ВЕЛИКОЙ СТЕПИ____________________
435
Пока половецкая аристократия кочевала, часть половцев, занимавшаяся торговлей и ремеслом, оседала в городах, основанных еще их предшественниками, возможно, даже создавала новые поселения на торговых путях и поблизости излюбленных мест ханских ставок, где возникали сады и виноградники, впервые заведенные в речных долинах еще хазарами. Однако «желтые/золотые» половцы там не жили и не могли жить. В новоявленных городах лесостепной полосы и даже в собственно степной зоне, в долинах рек и на перекрестке торговых путей садились зависимые от половцев народы, их предшественники и дальние родственники, чей жизненный порыв иссяк, а юность сменялась неминуемой зрелостью, требующей слияния с окружающими этносами.
Для самих половцев это время еще не наступило, как не наступало время оседлости для их кочующей аристократии. Своеобразие быта, истории и культуры накладывало отпечаток на психологию этих людей, на их мировоззрение, на отношение к окружающему миру. Я вовсе не намерен идеализировать половцев. Но для того, чтобы их понять, чтобы не упрекать напрасно весь народ в том, в чем он неповинен, надо освободиться от предвзятости. Как любой кочующий народ, живший натуральный хозяйством, торговлей скотом и «живым товаром», половцы смотрели на набеги и войны как на естественный образ жизни. В феодальном обществе, и не только кочевом, война была одним из основных «способов производства»: захваченная в бою добыча, затем делившаяся, определяла богатство и достоинство воина, его положение в структуре социума, давала право распоряжаться жизнью и имуществом побежденного. «Право сильного», регламентируемое внутри общества своими законами, являлось краеугольным камнем, на котором возвышалось здание феодализма. Логика была простой: идя в набег, вступая в битву, воин рисковал своей жизнью, таким образом, получаемая им доля общей добычи становилась «платой за риск». Русские князья, германские и венгерские феодалы, французские и английские рыцари в этом отношении были не лучше, а, может быть, даже хуже половцев, потому что меньше уважали своих противников.
Приняв как факт постулаты эпохи, мы сможем объективнее оценивать известия летописей. В сезонной жизни половцев важнее всяких войн и побед было соблюдение хозяйственного (природного) календаря. Сезонные перекочевки, правильная смена пастбищ, предохранявшая их от потрав, соблюдение, как сказали бы мы сейчас, «оптимального экологического режима хозяйствования» приводило к тому, что, участвуя в осаде какого-либо города, половцы могли за несколько дней до его неминуемой сдачи собраться и уйти. Так не раз происходило в Подуна-
436____________________
ИССЛЕДОВАНИЯ И СТАТЬИ
вье, где половцы помогали болгарам освободиться от ига Византии. Не раз и не два болгарские цари вынуждены были снимать осаду с византийских крепостей лишь потому, что в заботе о своих стадах половцы не могли задерживаться дольше конца мая41. Не помогали никакие уговоры. В этом отношении половцы оказывались столь же «легкомысленны», как скифы в известном рассказе Геродота, которые вместо того, чтобы сражаться с уже выстроившимися против них персами, бросились в погоню за внезапно появившимся зайцем42.
До последнего времени историки смотрели на кочевников глазами оседлых народов, разделяя их антипатии и предубеждения. Сейчас нам следует быть более объективными и признать, что с точки зрения экологии, достижения равновесия между человеком и природой, половцы куда гармоничнее вписывались в окружавшую их среду, чем народы земледельческие, которые ее истощали и разрушали по своему усмотрению.
Мне трудно отказаться от мысли, навеянной изучением византийских источников, что половцы отнюдь не стремились к регулярным сражениям с кем бы то ни было. Похоже, что и на войну они смотрели, как на развлечение, достойную мужчины игру, но именно игру, предпочитая короткие стычки и маневр, легко отказываясь от разгрома противника, если это оказывалось сопряжено с лишениями и трудностями. Они не стремились жертвовать жизнью ради сомнительного успеха и легко «показывали плечи», ударившись в бегство. В обычных условиях война была для них разновидностью охоты, удальством, хотя в случае нужды они могли стоять насмерть, как то было в решающем сражении с турками-сельджуками при Давиде Восстановителе или в войнах с византийцами. Способные на молниеносный набег, сами они никогда не вели длительных осад, за исключением одного случая с торками [Ип., 212]. И столь же известный по летописи случай появления среди них какого-то «бесурменина», владевшего секретом «живого огня» (на этот случай обычно ссылаются те, кто обвиняет половцев в желании «попленить русские города») - явное недоразумение уже потому, с какой легкостью половцы отдали этого «бесурменина» русским князьям [Ип., 634-635].
____________________
41 «Когда пришла Пятидесятница (в 1205 г. Пасха приходилась на 10 апреля, так что речь идет о 30 мая 1205 г. - АН.), то от Иоанниса, короля Влахии и Болгарии «…» ушли его коммены, ибо они не могли воевать летом» (то же самое произошло в начале мая 1207 г. -А.Н.) (Жоффруа де Виллардуэн. Взятие Константинополя. М., 1984, с. 161, 190). См. также: Расовский Д. Роль половцев в войнах Асеней…, с. 203-211.
42 Геродот. История, IV, 134.
«ЛЕБЕДИ» ВЕЛИКОЙ СТЕПИ____________________
437
Внимательный просмотр известий наших летописей о контактах с половцами приводит к заключению, что эти «дети степей» во многом поступали, как настоящие дети. Они оставались по-детски доверчивы к тем, кто, как русские князья, неоднократно нарушал договоры, кто убивал их заложников, их ханов и «братию», тогда как тщетно было бы искать обратные примеры. Брать в плен, чтобы отпускать за выкуп - таково было «правило игры» этих степных рыцарей, и оно соблюдалось на Востоке гораздо строже, чем у рыцарей Запада. Князь, хан, даже шах могли быть убиты в жаркой схватке. Но смерть их была или случайна, или обусловлена личными отношениями противников. Простой воин не имел права поднять руку на благородного; похоже, он был даже не в праве его пленить. Об этом свидетельствуют восточные историки43 и писатели того времени, описывая схватки с крестоносцами в Палестине, и о том же самом повествует грузинская поэма ХI-ХII вв. «Амирандарежданиани».
Можно думать, что такие же правила определяли поведение половцев и на русских землях, когда они приходили в гости к родственникам или отправлялись в далекое кочевье. Об этом свидетельствует та легкость, с которой киевские князья убивали половецких ханов, захватывали их вежи, стада и семьи, остававшиеся без серьезной охраны на время долгих отлучек мужчин. Сами половцы вели себя иначе, как показывают многочисленные следы их пребывания в Верхнем Поволжье - во владимирском Ополье, в окрестностях Переславля Залесского и Ростова Великого, где сохранились топонимы "Половцы", "Половецкое", "Итларь". Да и в самом Боголюбове, резиденции владимиро-суздальских князей, тесно связанных кровным родством со Степью, за строками летописных известий встают живущие там степняки - половцы, торки, берендеи, аланы…
____________________
43 В этом плане замечательно описание смерти Ногая (28.9.1299-15.9.1300) в летописи Рукнеддина Бейбарса: «Настиг его русский из войска Токты; он (Ногай) сообщил ему, кто он такой, и сказал ему: «не убивай меня, я Ногай, а отведи меня к Токте; мне нужно с ним сойтись и переговорить с ним». Но русский не поддался его словам, а тотчас тут же отрубил ему голову, принес ее к царю Токте и сказал ему: «вот голова Ногая». Тот спросил его: «что же надоумило тебя, что это Ногай?» Тот ответил; «он сам мне поведал об этом и просил меня не убивать его, но я не послушался его и кинулся на него». Токта вознегодовал на это сильным гневом и отдал приказание насчет (казни) русского. Он был убит за то, что умертвил такого великого по сану человека, а не представил его султану. Он (Токта) сказал: правосудие требует смерти его, чтобы не явился снова кто-нибудь, который бы сделал подобное этому». (Тизенгаузен В. Сборник материалов…, т. I,
438____________________
ИССЛЕДОВАНИЯ И СТАТЬИ
Всё это убеждает, что в отношении половцев следует говорить не о контактах с ними населения русских княжеств, а о симбиозе, начальном этапе постепенного слияния двух этносов, экологически вполне совместимых, если бы не последующее монгольское нашествие. Действительно, к XIII в. Русь и Половецкая Степь представляли единое образование, пронизанное бесчисленными нитями родственных, дружеских, политических и экономических связей. Образование многонациональное и интернациональное, как изначально складывалась древняя Русь. Эту особенность отметил уже один из авторов ПВЛ, который, перечислив племена и народы, закончил этот перечень многозначительными словами «яже ныне зовомая Русь». Собственно говоря, на это же указала и С.А.Плетнева, поставив «Половецкую землю» в один ряд с другими древнерусскими княжествами.
И здесь к месту вспомнить о втором, не менее ярком примере воздействия степной культуры на духовную культуру русского земледельческого населения. Это - былины.
Вот уже около двух столетий русский былинный эпос приковывает к себе внимание фольклористов, этнографов, историков, поэтов и художников. В нем видят и воспоминания об обрядах инициации, оставленных в темных далях тысячелетий, и пережитки общинно-родового строя, борьбу патриархата с матриархатом, явственные отзвуки языческих времен и отражение дружинного быта древней Руси. И всё же больше всего в былинах так называемого «Владимирова» или «киевского цикла» оказывается дыхания степи.
Подвиги былинных героев, наших «рыцарей круглого стола», богатырей русских, совершаются не в чащах среднерусских лесов, не в перелесках лесостепи, где оседало русское население и возникали города, а именно в самой степи - просторной, бескрайней, откуда изредка накатывается «вражья сила» и где герой обычно встречается со своим первым противником, таким же, как и он сам, искателем приключений. Как правило, бой завершается победой. Однако далеко не всегда эта победа предполагает гибель одного из борцов или поединщиков. Очень часто сам бой оказывается способом узнавания героем в своем противнике отца, брата или сестры (от другой матери), способом обретения жены или заключения побратимства. Это типично степной сюжет, как и «симбиотические» отношения героя со своим конем, как все аксессуары степного быта, дожившие в былинах до наших дней на далеком русском Севере, где и степей никогда не видели.
Оттуда, из степей, пришли в былину имена противников богатырей и их побратимов, половецких ханов.
Со всем этим мы свыклись, как с чем-то само собой разумеющемся. В самом деле, как представить русскую народную
«ЛЕБЕДИ» ВЕЛИКОЙ СТЕПИ____________________
439
культуру северных лесов и холодных морей без речитатива былины, без сказителей? Но сама былина, как жанр, как форма - откуда она? Русский былинный эпос несопоставим с европейским сюжетно и структурно. Нельзя считать его и собственно славянским: ничего подобного былине западные славяне (да и южные тоже) никогда не знали. Так получается, что историко-географическая зона возникновения былин оказывается зоной контакта киево-черниговской и владимиро-суздальской Руси со Степью. Больше того. Ни один европейский эпос, описывающий деяния героев, не знает такого внимательного и любовного отношения к природе, как русский, - к просторам, ветру, солнцу и небу, к деревьям и травам, птицам и зверям, к быстротекущей воде и к облакам. И в этом русскую былину можно сопоставить только с тюркским эпосом, отразившимся в эпосах казахском и калмыцком.
О том, что тюркский и собственно половецкий эпос был известен на Руси, показывают летописи, в том числе Ипатьевская, сохранившая пересказ «Повести о траве емшан» о возвращении половцев во главе с ханом Атраком из Грузии в причерноморские степи [Ип., 716]. А разве не дыханием Степи наполнено наше «Слово о полку Игореве»? В отличие от летописи, оно доносит до нас шум схватки, блистание доспехов, ржание коней, многоцветье одежд, цветущую, наполненную жизнью степь, далекие горизонты, заросшие лозняком берега многочисленных речек со своими пернатыми обитателями. Ветер колышет сочные, поднимающиеся из земли травы, слышится клёкот орлов, вороний грай… У кого из поэтов европейского Средневековья, живших за каменными стенами маленьких и тесных городов, можно найти что-либо подобное?
Песни-речитативы степных акынов, сопровождавшиеся щипковым струнным аккомпанементом или ударами бубна, похожие на заклинания, околдовывали слушателей, разворачивая перед ними панораму степных просторов, создавая ощущение удивительной слиянности природы и всадника, рождали порыв «удали богатырской», которая питала дух русского народа в последующие исторические времена, поддерживая его в периоды лихолетья монголо-ордынского ига. И всё это было воспринято и усвоено так, что в исконно русском происхождении былины до последнего времени не возникало сомнений… Сейчас эта связь ни для кого не является секретом. И всё же очень мало кто задумывался над вопросом, как, в каких условиях происходила передача песенно-былинной традиции от этноса к этносу? Ведь если оружие можно захватить в бою, ткани и украшения - купить, то песенную культуру, имеющую всегда еще и подспудное магичес-
440____________________
ИССЛЕДОВАНИЯ И СТАТЬИ
кое значение, можно было обрести только из уст в уста в результате долгого и плодотворного сотрудничества двух народов.
И тут я должен снова вернуться к русско-половецким бракам, поскольку историю одного из них мы можем восстановить используя летописи и «Слово о полку Игореве».
4. «Спала князю умь по хоти…»
Муза истории Клио удивительна в своих пристрастиях, сохраняя для потомков факты, на первый взгляд, малозначительные и ввергая в реку забвения народы и государства. События весны 1185 г., связанные с поездкой в степь новгород-северского князя Игоря Святославича, так же мало повлияли на ход мировой истории, как разгром басками арьергарда войска Карла Великого в Ронсевальском ущелье в 778 г. Однако и то, и другое оказалось благодарным сюжетом для поэтов, причем в «Песне о Роланде» историческая действительность, в конце концов, оказалась полностью искажена, если не сказать сильнее. По-видимому, те же процессы, определяемые законами жанра, повлияли и на содержание «Слова о полку Игореве», получив отражение и в летописи, которая поверялась поэзией так же, как содержание «Королевских саг» поверялось песнями скальдов, о чем предупреждал читателей Снорри Стурлусон: «У конунга Харальда (Прекрасноволосого. - А.Н.) были скальды, и люди еще помнят их песни, а также песни о всех конунгах, которые потом правили Норвегией. То, что говорится в этих песнях, исполнявшихся перед самими правителями или их сыновьями, мы признаем за вполне достоверные свидетельства. Мы признаем за правду всё, что говорится в этих песнях об их походах или битвах. Ибо, хотя у скальдов в обычае всего больше хвалить того правителя, перед лицом которого они находятся, ни один скальд не решился бы приписать ему такие деяния, о которых все, кто слушает, да и сам правитель знают, что это явная ложь и небылицы»44.
Как это могло происходить и к чему привести, можно видеть по судьбе Задонщины, созданной по образцу и в ответ на «Слово…», а также по литературной истории «Сказания о Мамаевом побоище», которое от редакции к редакции обрастало «историческими подробностями», как сказали бы мы сейчас, «под влиянием социального заказа», что хорошо показал в своей работе еще С.К.Шамбинаго45.
____________________
44 Снорри Стурлусон. Круг земной. М., 1980, с. 9-10.
45 Шамбинаго С.К. Повести о Мамаевом побоище. СПб., 1906.
«ЛЕБЕДИ» ВЕЛИКОЙ СТЕПИ____________________
441
Поэзия и реальность - вот извечный, яркий пример единства и борьбы противоположностей, приводящий в недоумение историков и литературоведов. В первую очередь, это относится к самому «Слову о полку Игореве» и к его исторической основе, о чем в последнее время высказано столько научных (т.е. аргументированных фактами) и.эмоциональных (т.е. аргументированных домыслами) версий. Впрочем, одного мнения здесь нет и быть не может, поскольку любая версия несет в себе новое прочтение и истолкование не только собственно исторического источника, но и нашего прошлого в целом. Станет ли она достоянием науки и насколько долго продержится - уже второй вопрос: судьбу идеи предсказать нельзя. Важно только помнить, что единственная гарантия развития науки и общества заключается в постоянном наличии в обращении «множественных альтернатив», которые только и обеспечивают возможность выбора наилучшего решения.
Напоминать об этой истине приходится потому, что на протяжении последних десятилетий истолкование текста «Слова…», а вместе с тем и событий 1185 г., шло исключительно под углом зрения «половецкой опасности» для Руси конца XII в. При этом высказывающиеся закрывали глаза на дружеские связи князей и ханов, забывали межэтнические браки и их последствия, хотя, как я писал выше, тот же Игорь Святославич был по крови (и, вероятно, по воспитанию) на 3/4 половцем.
Не принималось в расчет и другое: с одной стороны, - тесная дружба Игоря и Кончака, которая, как свидетельствует летопись, крепла от года к году и завершилась женитьбой Владимира Игоревича на дочери Кончака, а с другой, - ожесточенная усобица Игоря с Владимиром Глебовичем, князем переяславльским, возникшая, кстати сказать, в результате именно этой дружбы.
Так сложилась парадоксальная ситуация, когда Игоря одни объявляли воином-героем, выступившем «за землю Русскую», а другие - «предателем русских национальных интересов». Вот как, к примеру, формулирует свои обвинения против Игоря Б.А.Рыбаков, считавший, что в «Слове о полку Игореве» отражена «неслыханная военная измена перед лицом половецкой опасности, когда Кончак шел на Киев»: «Игорь, во-первых, поучаствовал в организованном Святославом общем успешном февральском походе 1185 г.; во-вторых, нарушив феодальную субординацию, он тайно от своего сюзерена задумал сепаратный поход; в-третьих, не сумел обеспечить разведку и обрек свое войско на неслыханное поражение; в-четвертых, нарушил общерусскую оборону и открыл дорогу половцам; в-пятых, сорвал большой поход на Дон, заставив
442____________________
ИССЛЕДОВАНИЯ И СТАТЬИ
вместо этого всех князей вести оборонительные бои на Днепре и Сейме; в-шестых, поставил Святослава и других князей, хотевших выкупить пленных, если верен рассказ о выкупе, под угрозу разорения»46. И это при том, что ни в одном из этих обвинений нет ни слова правды - достаточно внимательно прочитать летопись и текст «Слова…»! Любопытно, что никто не попытался рассмотреть ситуацию под углом чисто человеческих отношений, но такое было время, когда и в нашей общественной жизни предпочитали говорить о «народе», напрочь отказываясь признавать составляющих его «человеков»… В результате таких искусственных построений, призванных оправдать тезис о «половецкой опасности», искажалась историческая перспектива и под сомнение невольно ставилась подлинность замечательного поэтического произведения. Намеренно или бессознательно авторы подобных концепций, вопреки историческим фактам, утверждали национальную рознь в древней Руси, а главную идею поэмы - призыв к миру, провозглашенный русским поэтом XII века, - подменяли идеологией «крестового похода» против «поганых».
Столь же тенденциозно и восторженно-патриотически трактовался рассказ о походе Игоря и его первой встрече с половцами, звучавший почти барабанным боем: «в пятьк потопташа поганыя пълкы половецкыя…» А что было на самом деле?
Кроме текста «Слова…», современный историк располагает двумя версиями событий апреля-мая 1185 г., освещенных с диаметрально противоположных позиций. Рассказ, включенный в текст Ипатьевского списка летописи и несущий на себе отпечаток явного влияния поэмы («Каяла», «море» и пр.), повествует о случившемся наиболее подробно и с позиций, благоприятствующих новгород-северскому князю [Ип., 637-644]47, хотя теперь трудно сказать, что здесь соответствует действительности, а что является домыслом позднего обработчика. Наоборот, краткое изложение того же сюжета в Лаврентьевском списке можно назвать в первой его части памфлетом - столько в нем неприязни к черниговским князьям и издевки над их пленением половцами [Л.,397-399].
И вот что интересно: попыткой военного похода рисует это предприятие только Лаврентьевский список, тогда как внима-
____________________
46 Рыбаков Б.А. «Слово о полку Игореве» и его современники. М.,1971, с. 94 и 181. д
47 Далее тексты приводятся по Ипатьевскому списку с необходим правкой по Хлебниковскому.
«ЛЕБЕДИ» ВЕЛИКОЙ СТЕПИ____________________
443
тельное прочтение начала рассказа Ипатьевского списка ставит такую посылку сразу же под сомнение. В своих статьях Д.СЛихачев не раз подчеркивал, что древнерусские писатели в зависимости от цели и задач своей работы использовали разную терминологию, придерживаясь своего рода «этикета». Распространяя такой взгляд на лексику автора рассказа Ипатьевского списка, можно видеть, что Игорь не «выступил», не «исполчился», не «вступил в стремя», как обязан был бы сказать летописец о начале военного похода, а всего только «поехал» из Новгорода, «взяв с собой» своего брата, племянника и старшего сына, Владимира Игоревича, только что получившего в самостоятельное княжение Путивль, однако еще не женатого. Тем самым писавший указывал, что воинские подвиги не являлись целью данного похода. К тому же, собравшиеся ехали «не спеша», совсем не заботясь о том, что об их поездке может кто-либо проведать.
Еще более удивительно выглядит эпизод со «сторожами», то есть разведчиками, которые, вернувшись, сообщили Игорю, что «видехомся с ратными, ратницы ваши со доспехомъ ездять», поэтому надо или «поспешить» - куда? - или возвратиться домой, ибо «не наше есть время». Не правда ли, странная дилемма для собравшихся в набег?
Впрочем, ситуация требует некоторых пояснений. Без разведки, постоянно высылаемой вперед и по сторонам, в то время не отправлялись ни в какое путешествие, всё равно, ехали ли из одного замка в другой, двигались ли торговым караваном или предпринимая военный поход. Так было в Европе, так было в Азии и в Африке. Но кто такие «ратницы ваши» и почему автору было важно подчеркнуть, что они «ездят с доспехом»? В одной из своих предыдущих работ, опираясь на чтение Хлебниковского списка «наши», я предположил, что «сторожа» виделись с русскими дозорными, которые и предупредили их об опасности, исходя из того, что половцы никогда не расставались с оружием («доспехом») и что слово "ратный" означает только «военного», «вооруженного человека», но не «противника»48. Не отказываясь от возможности такого прочтения данного фрагмента, считаю необходимым указать на употребление данной лексемы также и в смысле «противник» в конце галицко-волынской части Ипатьевской летописи: «а кто не сретить мене, тыи ратный мне», находящийся в той же Ипатьевской лето-
____________________
48 Никитин А.Л. Слово о полку Игореве. Тексты. События. Люди. М., 1998, с. 108 и 161.
444____________________
ИССЛЕДОВАНИЯ И СТАТЬИ
писи [Ип., 849]. А.И.Генсиорский в своем исследовании лексики и фразеологии галицко-волынского летописания приводит еще несколько подобных примеров под 1224, 1234, 1254 и 1261 гг.49
Однако возможно и другое понимание лексемы "доспех", которая в данном контексте может обозначать не воинский до-спех, а указание на поспешность половецких передвижений по степи, вызванной какой-то озабоченностью50.
В связи с этим возникает вопрос: если новгород-северский князь ехал в степь не к врагам, а к друзьям, то к кому же? Таким другом, насколько известно, у него был только Кончак. Начиная с 1174 г. на страницах Ипатьевской летописи множатся свидетельства растущей дружбы русского князя и половецкого хана, старшего среди Шаруканидов. В 1180 г. оба они участвуют в совместных боевых операциях в составе войск Святослава Всеволодовича, причем половцы специально просят определить их под начало Игоря («Святославъ въеха с братома в Киевъ. Половци же испросиша у Святослава Игоря, ать ляжеть с ними под Долобьску» [Ип., 621]). В 1183 г. из-за Кончака, которого Игорь не дал ограбить и пленить Владимиру Глебовичу, развязывается кровавая усобица между новгород-северским и переяславльским князьями, которая к весне 1185г. всколыхнула и другие русские княжества. Как известно, Владимир Глебович подверг земли Игоря такому же разгрому, какой в мае 1185 г. там же учинил Гзак.
Так не о новой ли опасности со стороны переяславльского князя, которому Игорь нанес ответный удар, предупреждали дозорные? Мне кажется, нет. Считается, что весной 1185 г. пограничные русские земли должны были ожидать набега половцев, которым нужен был полон для выкупа своих ханов, захваченных во время похода русских князей весной 1184 г. [Ип., 632]. В своих более ранних работах неожиданное появление Гзака, пленившего Игоря, я также склонен был объяснять этими причинами, не обратив внимания на то, что 21 апреля 1185 г., т.е. буквально
____________________
49 Генсьорський А.I. Галицько-Волинський лiгопис (лексичнi, фразеологiчнi та стилiстичнi особливостi). Киiв, 1961, с. 82 и 118.
50 Замечательно толкование этого места академиком Б.А.Рыбаковым. По его словам «сторожа» «видели половецких всадников и по наличию с ними четырехколесных повозок - телег с доспехами - определили серьезные воинственные намерения половцев», поскольку те возили с собой на телегах не только доспех, но и «запасы стрел» (!). Если к этому добавить, что «войско Игоря» определено академиком «около 10-15 тысяч всадников», из которого в результате «битвы» ускользнуло «15 человек» (Рыбаков Б.А. Петр Бориславич. Поиск автора «Слова о полку Игореве».М., 1991, с. 72, 74, 84 и 136), то «научность» подобных выводов не нуждается в комментариях.
«ЛЕБЕДИ» ВЕЛИКОЙ СТЕПИ____________________
445
за два дня до выступления Игоря из Новгорода Северского, полк Романа Нездиловича, посланного Святославом вместе с берендеями, взял вежи половецкие, много полона и коней («Тое ж весны князь Святослав посла Романа Нездиловича с берендичи на поганыа половцы. Божиею помощию взяша веже половецкиа, много полона и коней, месяца априля въ 21» [Ип., 637]), о чем Игорь просто не мог еще знать. Очень может быть, что о естественном обострении обстановки в степи, вызванной действиями киевского князя, и предупредили разведчиков «наши ратные»: степь полнилась слухами и волнением, поскольку половцам нужно было собирать выкуп или обменный полон. Готовясь продолжать путь, Игорь въезжал в тревожную неизвестность.
Между тем, Гзак, сыгравший трагическую роль в судьбе Игоря, пошел на Русь как раз за «обменным фондом»: ему нужно было золото или люди, чтобы вызволить «свою братию». Княжеская «потеха» оборачивалась кровавой данью для простых людей, расплачивавшихся жизнью и свободой за нарушенный мир со Степью. Вот почему, когда Игорь и его спутники оказались в плену, Гзак, если верить летописи, тотчас же послал в Киев гонца с вестью к князьям: или вы приходите к нам по свою братию, или мы идем к вам («И поиде путем гость, они же казаша рекуще: поидете по свою братью, али мы идем по свою братью к вам» [Ип., 399]). Как можно убедиться, «правила игры» оказываются именно такими, как я показывал выше.
Но всё это произошло несколько дней спустя. А пока в степь были высланы дозоры. И здесь весьма примечателен ответ, который вкладывает в уста Игоря автор летописного рассказа, что, дескать, не столкнувшись с опасностью, повернуть назад - «срам пуще смерти», т.е. вернуться можно только при неизбежности боя. Другими словами, здесь ясно сказано, что бой не был целью экспедиции. А что еще? Ведь ни опасность встречи с врагом, ни солнечное затмение, ни сопровождающие его зловещие знамения, столь ярко и поэтично описанные в «Слове…», ни предупреждение разведчиков не остановили Игоря и его спутников в их движении. Получается, что причина поездки была настолько важна, что зловещими приметами можно было и пренебречь.
Парадоксальная ситуация, которая возникает при анализе фактов, разрешается в летописном рассказе столь же парадоксально: Игоря ожидала в полном смысле слова бескровная победа. В описании первой встречи с половцами согласны все три, столь противоречащие друг другу источника - памфлет Лаврентьевской летописи, «Слово…» и текст Ипатьевской летописи, сохранивщий наиболее обстоятельное описание происходившего. Последуем за ним.
446____________________
ИССЛЕДОВАНИЯ И СТАТЬИ
Русский отряд подошел к берегу реки Сюурлий в полдень. Половцы уже ожидали прибывших на противоположном берегу, выстроившись в боевой порядок. За ними стояли их «дворцы на колесах» - вежи, скрип которых разносился предшествующей ночью далеко по степи, как «крик распуганных лебедей». Князья не успели «исполчиться», т.е. построиться в боевой порядок (стоит отметить, что ни о каких «полках» ранее и речи не было, князей сопровождали только «дружины», что далеко не одно и тоже) и подойти к реке, как из рядов половцев выскочили лучники и, «пустиша по стреле на русь», тотчас же ударились в бегство. «Поскакали и те половцы, которые стояли далеко от реки», -пишет автор рассказа [Ип., 639-640]. Иными словами, не приняв бой, а лишь «отсалютовав» русским своими стрелами, половцы бежали, бросив на произвол судьбы свои дома и семьи. Русские, перебредя речку, бросились к вежам, но боя так и не было…
Не правда ли, странно? Во-первых, в случае военных действий вежи откочевывали глубоко в степь, где их не мог найти противник, а не выдвигались в район боевых действий. Во-вторых, половцы явно ожидали русский отряд, но не собирались с ним сражаться. В третьих, они бросили своих близких на милость победителя, словно были уверены, что с теми ничего не случится. И это - те самые половцы, которые уничтожили печенегов, неизменно разбивали войска византийских императоров, нанесли сокрушительное поражение объединенным силам русских князей в 1068 году и спасли Грузию от турок-сельджуков? Те самые, что потом неизменно обращали в бегство отряды крестоносцев?
В таком случае, перед нами не бой, а всего лишь его инсценировка. А следом начался «пир победителей», в описании которого наши источники тоже согласны. Он продолжался всю ночь, хмельной, радостный и беспечный. Последнее, может быть, самое невероятное, поскольку князья должны были ожидать не только возвращения половцев, но и подхода их других соединений. И всё же русские князья были настолько уверены в своей безопасности, что на следующее утро «изумились», по словам летописца, увидев себя окруженными половцами Гзака.
А что иное они могли ожидать?.
Странности на этом не кончаются. В руках русских князей находился богатый полон, которым они могли обеспечить свою свободу. Однако, как можно понять, вопрос об обмене не поднимался, как если бы Игорю и его спутникам нечего было предложить Гзаку. И возникает новый вопрос: а как же «красные девки»? Не здесь ли следует искать ключ к разгадке?
«ЛЕБЕДИ» ВЕЛИКОЙ СТЕПИ____________________
447
В ряде мест «Слово о полку Игореве» оказывается куда точнее, чем летописи, особенно там, где этого требовали законы рыцарской поэтики. В перечне трофеев, захваченных на берегу р. Сюурлий, нет ни рабов, ни женщин, ни стариков, - никого, кто должен был оставаться в вежах. Нет там ни золота, ни оружия, а только молодые половчанки, «красные девки половецкие», вместе с которыми был захвачен обоз с одеждами, украшениями и тканями: «И рассушясь стрелами по полю, помчаша красныя девкы половецкыя, а съ ними злато, и паволокы, и драгыя оксамиты; орьтъмами и япончицами, и кожухы начашя мосты мостити по болотомъ и грязивымъ местомъ, и всякыми узорочьи половецкыми». Если вспомнить, что в конце «Слова…» синонимом дочери Кончака оказывается именно «красная девка», трудно освободиться от впечатления, что перед нами обоз с приданым невесты, которую сопровождают подружки-фрейлины. Ну, а поскольку известно, что результатом всех этих событий стал брак Владимира Игоревича с Кончаковной, логично предположить, что с самого начала «поход Игоря» преследовал заранее намеченную и задолго подготавливаемую обеими сторонами цель - женитьбу старшего сына новгород-северского князя на дочери половецкого хана, старшего в роду Шаруканидов.
Более того, описание этого приданого удивительно схоже с приданым Марии, дочери болгарского царя Калояна, половчанки по происхождению, выехавшей на встречу с женихом, Генрихом (Анри) Энно, императором Латинской империи, как это описывает Робер де Клари, называя ее ошибочно «дочерью» Борила, которому она приходилась племянницей: «Потом он отослал ее к императору и велел подарить ему 60 лошадей, все они были нагружены добром, и золотом, и серебром, и шелковыми материями, и богатыми сокровищами; и не было там ни одного коня, который не был бы покрыт попоной из малинового шелка, столь длинной, что она волочилась позади каждой лошади на целых семь или восемь шагов; и никогда не продвигались по грязи или по худым дорогам, так что никакая материя не была разорвана, и все были исполнены великой красоты и благородства»51.
Таким образом, загадочный инцидент на берегу Сюурлия оборачивается вполне реалистической картиной степной свадьбы, начавшейся столь характерным ритуальным «боем за невесту» с последующим «похищением» самой невесты и ее подружек (к слову сказать, тоже невест!), с «грабежом» приданого, с последующим «пиром победителей», на котором пили и пели и который, согласно степным законам, в этот день проходил обяза-
____________________
51 Робер де Клари. Завоевание Константинополя, СХVII, с. 79.
448____________________
ИССЛЕДОВАНИЯ И СТАТЬИ
тельно без родителей невесты. Последние появлялись только на следующий день, когда невеста уже становилась женой «похитителя», с которого получали калым «за бесчестие».
Но первым на следующий день оказался не Кончак, а Гзак который шел за полоном. Предостережения «сторожей» были не напрасны. Кончак пришел, когда незадачливые сваты и новобрачные оказались уже в плену. Конечно, ни о каком «трехдневном бое» говорить не приходится хотя бы потому, что самые крупные сражения средневековья заканчивались к концу первого светового дня, а битва на Куликовом поле длилась «от шестого до девятого часа», т.е. менее трех часов: «до вечера» продолжалось лишь преследование бегущего противника. Предположение, что всё описание трехдневного сражения «идуще вкруг озера» было вставлено при позднейшей переработке летописного рассказа под влиянием «Слова…», подтверждается наличием в его тексте «черных людей» и «отроков боярских», поскольку первый из этих терминов появляется в документах не ранее XIV в., а второй известен только в данном контексте Ипатьевской летописи. Если же его признать идентичным термину "дети боярские", то последний начинает употребляться в документах Московского государства лишь во второй четверти XV в. Другими словами, рассказ Ипатьевской летописи, на основании которого Б.А. Рыбаковым и его последователями делаются далеко идущие интерпретации «похода Игоря» и его «пути в Половецкую степь», возник не ранее начала XV в., переработав уже имевшийся текст в соответствии с экспозицией уже переработанного «Слова о полку Игореве» и представлениями нового времени о прошлом. И с этой точки зрения академик был недалек от истины, выказывая свое недовольство «автором-галичанином» и «придуманном им рассуждении о черных людях»52.
Что же касается Игоря и его спутников, то вероятнее всего, они были повязаны под утро половцами Гзака еще полусонными, а вместе с ними был захвачен и калым, который Игорь вез Кончаку, - то самое загадочное «руское злато», в связи с потерей которого, по свидетельству автора «Слова о полку Игореве» и к великому смущению его исследователей, оплакивали («каяли») Игоря различные народы53. В самом деле, откуда у Игоря, если
____________________
52 Рыбаков Б.А. «Слово о полку Игореве» и его современники…, с. 252.
53 Об этом значении древнерусского слова, ныне совершенно забытом из-за псевдопатриотической тенденциозности, с позиций которой у нас до последнего времени рассматривался поход Игоря, напоминал еще Е.В.Барсов, указывая примеры в древнерусской письменности, где лексема "каять" выступает в качестве синонима «сожалеть» или «жалеть», откуда "окаян-
«ЛЕБЕДИ» ВЕЛИКОЙ СТЕПИ____________________
449
он шел в набег на половцев, могло оказаться «русское злато»? Теперь и эта загадка получала объяснение.
Кончак прибыл слишком поздно: если верить Лаврентьевской летописи, Гзак успел даже послать известие в Киев князьям с предложением обмена пленных, хотя последнее могло произойти даже на следующий день. Вероятно, молодоженов и «красных девок» ему всё-таки пришлось освободить во избежание неприятностей со стороны Кончака и донских половцев, к числу которых, скорее всего, Гзак не принадлежал, будучи половцем поднепровским, пострадавшим от набега Романа Нездиловича. Но на Игоря и остальных такая неприкосновенность не распространялась. Если вспомнить, что в 1168 г. Олег Святославич, старший брат Игоря, захватил вежи Гзака, пленив его жену и детей, («Тои же зиме ходиша Олговичи на половци, бе бо тогда люта зима велми, и взя Олег веже Козины, и жену, и дети, и злато, и сребро, а Ярослав Беглюковы веже взя, и похваливше Бога и пречестную его Матерь, възвратишась въ свояси» [Ип., 532]), можно допустить, что половецкий хан взял своего рода реванш. Неизвестно, какие отношения у Гзака были с Кончаком, во всяком случае, не дружественные. Вот почему, отпустив Игоря на поруки, он всё-таки отправился в Посемье грабить земли новоявленного зятя Кончака, не поддавшись на уговоры обратиться против их общего с Игорем врага, переяславльского князя Владимира Глебовича, куда тотчас же отправился сам Кончак.
Насколько вероятна такая трактовка событий?
Она основана не на допущениях, а на точном прочтении источников и хорошо согласуется как с ними, так и с общим укладом русско-половецких отношений, разрешая многие недоуменные вопросы. Она объясняет характер экспедиции (или «поездку») Игоря, опасения и колебания его спутников, снимает загадку «первого боя» и согласуется даже в таких деталях, как наличие в руках Игоря «русского золота», являвшегося калымом за невесту для сына. Вместе с тем, можно привести еще ряд фактов, подтверждающих выдвинутое объяснение. Сватовство в те времена было делом длительным, даже среди друзей, и, судя по примерам, сохраненным летописями, между сговором и свадьбой проходило несколько лет в полном соответствии с греческими законами54, причем малолетние невесты могли до свадьбы
____________________
ный" = "несчастный", упрекая переводчиков в невнимательности к фактам языка (Барсов Е.В. Слово о полку Игореве как художественный памятник Киевской дружинной Руси, т. III. Лексикология «Слова». М., 1890, с. 352.
54 «Обручение христиан происходит между лицами младшего возраста, начиная от семи лет и позже…» [I, 1]; «У христиан брак заключается либо в
450____________________
ИССЛЕДОВАНИЯ И СТАТЬИ
подрастать в доме своих будущих мужей, играя в куклы, как, например, Верхуслава, дочь Всеволода Юрьевича суздальского которой было всего только восемь лет, когда в 1187 г. ее венчали с Ростиславом Рюриковичем [Ип., 658].
Жениху ее в тот момент было около 15 лет - столько же сколько в 1185 г. было Владимиру Игоревичу. По тем временам это был «возраст зрелости», когда юноша обретал полную самостоятельность, мог заводить семью, а княжичу выделялся собственный удел. Вероятно, дочери Кончака было чуть меньше, т.е. 13-14 лет, а вернулись они на Русь в последних числах 1187 г. уже с первенцем, которому должен был исполниться год («Тогда же приде Володимерь ис половець с Коньчаковною, и створи свадбоу Игорь сынови своемоу, и венча его и с детятемь» [Ип., 659]). Что подготовка этого брака началась задолго до поездки, сомневаться не приходится. Летопись даже называет человека, занимавшегося переговорами с Кончаком: им был Ольстин Олексич, сопровождавший Игоря и жениха в степь. За два месяца до майских событий он тоже находился «в половцах» с какой-то миссией55, и ехал он не с мифическими «ковуями», которые превратились в «черниговскую помощь», а просто «ко вуям своим», т.е. к дядьям по материнской линии: родственники среди половцев были как у князей, так и у бояр, каким предстает по полноте своего имени Ольстин Олексич.
Предрешенность женитьбы Владимира Игоревича можно вывести также из того, что молодой княжич выехал к отцу «из Путивля», только что полученного им в удел, т.е. уже не княжичем, а князем, что неизменно предшествовало свадьбе, которая, таким образом, завершала выделение юноши из семьи и свидетельствовала о его самостоятельности и независимости56.
Тем самым разрешается и вопрос, неоднократно поднимавшийся исследователями «Слова…», о причине именно в Путив-
____________________
письменной, либо в устной форме между мужчиной и женщиной, (каждый) из которых находится в возрасте, соответствующем союзу, - для мужчин начиная с пятнадцати лет, для женщин - с тринадцати лет, по обоюдному их желанию и с согласия родителей» [II, 1] (Эклога. Византийский законодательный свод VIII века. М., 1965, с. 44-45).
55 Как сообщает Ипатьевская летопись, в конце февраля того же 1185 г., отказываясь участвовать в совместном походе Святослава Всеволодовича и Рюрика Ростиславича на половцев, Ярослав Святославич, князь черниговский «молвяшеть бо тако: азъ есмь послалъ к нимъ моужа своего Ольстина Олексича, а не могоу на свои моужь поехати» [Ип., 636].
56 Подробнее о событиях 1185 г. см.: Никитин А.Л. «Слово о полку Игореве». Тексты. События. Люди. М., 1998.
«ЛЕБЕДИ» ВЕЛИКОЙ СТЕПИ____________________
451
ле, а не в Новгороде Северском, «плача» Ярославны, матери Владимира Игоревича, которая именно в «стольном граде» своего сына должна была ожидать возвращения мужа и первенца с невесткой.
Текст «Слова…» сохранил еще одну любопытную деталь, так и не понятую многочисленными исследователями древнерусской поэмы, более того, истолкованную в прямо противоположном смысле. Речь идет о желании Игоря «копие приломити конець Поля половецького», что всегда воспринималось как желание вступить в бой с половцами. Между тем, выражение «приломить копье», т.е. ликвидировать возможность продолжения боевых действий, было этикетной формулой заключения мира, тем более, что указывалось, где это должно произойти: не в Поле, а на его границе. Существование схожего обычая отмечено и в русско-литовских летописях под 1375 г., где Ольгерд, заключая мир с московским князем Дмитрием Ивановичем выговаривает себе право «копье о стену замковую сокрушити»57, что, наряду с заключением мира, подчеркивает характер его «завоеванности».
Но если всё так, как возник традиционный взгляд на события?
Как показала в одной из своих работ Л.П.Жуковская, «Слово о полку Игореве» попало к А.И.Мусину-Пушкину в списке, созданном в последней трети XV в. Между 1185 г. и этой датой текст поэмы неоднократно переписывали и перерабатывали, причем орфография, как показала исследовательница, позволяет с уверенностью говорить, по крайней мере, о трех серьезных
____________________
57 «А по долгих намовах дался Олгерд для еднаня и примиря, еднак же под кондициами, абы ему вольно было з частю рицерства литовского и панами переднейшими до замку Московского збройно въехавши копию о стену замковую скрушити, а для безпечности примирья границ литовских з Москвою по Угру реку, абы сам князь Димитрий з митрополитом и з боярами своими присягою потвердил, выправу военную ему и войску его литовскому заплатил, що все великий князь московский исполнити обецал. А Ольгерд тежь перестаючи на кондициах умовленых доброволне поданых без жадной войны, въехал в замок Московский доброволне отвореный, там же в церкви Димитрия князя привитал, и, даючи ему красное великодное яйце, молвил: «Видиш, княже Димитрий, хто з нас раней на войну встал». А отдавши яйце, копие свое скрушил о браму, абы Москва памятала, же литва з Олгердом была в Москве и копие свое Олгерд крушил о браму» (ПСРЛ, т.32. Хроника Литовская и Жмойтская. М., 1975, с. 61). В Евреиновской летописи речь идет о том, чтобы Ольгерд «приклонил» (по-видимому, «преломил») свое копье (ПСРЛ, т. 35. Летописи белорусско-литовские. М., 1980, с. 223-224). За указание на этот текст искренне благодарю И.Г.Добродомова.
452____________________
ИССЛЕДОВАНИЯ И СТАТЬИ
редактурах58. Как при этом менялось его содержание, сказать трудно. Однако перестановки, которые предлагал сделать в поэме Б.А.Рыбаков, «пополняя» ее текст «Словом о погибели земли Русской»59, еще раз напоминают о фрагментарности сохранившегося текста.
Сейчас можно думать, что самые серьезные изменения «Слова…» могли иметь место после Куликовской битвы, будучи инспирированы ею. Для читателей и слушателей конца XII в. факт пленения русских князей половцами не представлял трагедии, поскольку надо всем главенствовал счастливый конец. После 1237-1238 гг. такой взгляд был невозможен уже потому, что половцы-кипчаки составляли основную массу ордынского войска, т.е. являлись безусловными врагами. Не случайно уже в Основной редакции «Сказании о Мамаевом побоище», восходящей к первой четверти XVI в., Дмитрий для выяснения замыслов Мамая снабжает посольство к нему толмачами, знающими «язык половецкий»60. Таким образом, действительные антиполовецкие настроения на Руси следует датировать не столько ХI-ХII, сколько ХIII-ХV вв., поэтому в новой исторической реальности, после победы над Мамаем, переработчик «Слова…» задним числом обращался к московскому князю Дмитрию Ивановичу, говоря, что «Дон ти, княже, кличет, зовет князи на победу».
Еще раз «Слово…» было извлечено из-под спуда во второй половине XV в., когда впервые в Московском государстве, окончательно освободившемся от ордынского ига и сочетавшемся в лице Ивана III браком с Софьей Фоминичной, как с последней реликвией погибшей Византии, возник естественный интерес к собственной истории. Именно в это время на основе «Слова о полку Игореве», заимствуя текст и замысел, была написана «Задонщина», занявшая в литературном процессе место древнерусской поэмы. Этим и только этим объясняется отсутствие последующих списков «Слова…», тогда как сама «Задонщина» представлена шестью известными списками. Для нас безусловная удача, что после такой кардинальной переработки «Слово…» сохранило свой первоначальный эпилог, где возглашается «слава» Владимиру Игоревичу. Это и был тот первый и главный итог поэмы, логическое завершение событий 1185 г.,
____________________
58 Жуковская Л.П. О редакциях, издании 1800 г. и датировке списка «Слова о полку Игореве». // «Слово о полку Игореве» и его время. М., 1985, с.68-125…
59 Рыбаков Б.А. «Слово о полку Игореве» и его современники…, с. 68-85.
60 Сказания и повести о Куликовской битве. Л., 1982, с. 29.
«ЛЕБЕДИ» ВЕЛИКОЙ СТЕПИ____________________
453
когда истинным героем оказывался не воин, а молодожен, скрепивший своим браком союз Руси и Степи.
Если поразмыслить, в условиях кровавой феодальной усобицы, в условиях религиозной и национальной розни, подогреваемых на Руси византийским императором и константинопольской Церковью, для которых половцы неизменно были врагами и «погаными», подобный призыв к миру и дружбе народов становился актом высокого героизма и подлинного патриотизма. И в этой обстановке личность новгород-северского князя предстает нам в неожиданном освещении. Будучи феодалом, человеком своей эпохи, вынужденным участвовать в княжеских усобицах (к слову сказать, летописи ни разу не указывают его их инициатором), Игорь Святославич по праву стал подлинным народным героем, потому что проводил постоянную линию против национальной и конфессиональной ограниченности, выступая за мир между народами, между Русью и Степью.
В XI в. к этому призывал Боян; в конце XII в. этот призыв вместе с возрожденными поэмами Бояна был снова поднят автором «Слова…».
Похоже, имя сына Игоря читалось и в начале поэмы. В одной из своих популярных работ Б.А.Рыбаков категорически заявил, что во фразе «Почнемъ же, братие, повесть сию от старого Владимира до нынешнего Игоря» имя Игоря «или вставлено позднее, или неудачно перемещено»61, хотя дальше этого не пошел. С его заключением можно согласиться. Сохранившееся в тексте противопоставление «старого» - «нынешнему» требует соответствия имен, а из всех возможных «Владимиров» в данной ситуации возможен только Владимир Игоревич, поскольку его именем поэма и завершается. Появление здесь имени его отца легко объясняется ошибкой переписчика, если, исходя из ритмической структуры текста, представить первоначальное написание этой фразы как «от старого Владимира до нынешнего Игоревича».
Более того. Фраза «спала князю умь похоти и жалость ему знамение заступи», не понятая уже последующими переработчиками текста, по всем канонам лексики и грамматики древнерусского языка сообщающая, что «князем овладела мысль («умь») о жене («по хоти») и желание заслонило ему предзнаменования», которые предупреждали об опасности, не содержала никакой загадки62, подтверждая, что первоначальным героем поэмы о
____________________
61 Рыбаков Б.А. «Старый Владимир». //Наука и жизнь, 1986, №10,с. 103.
62 Дылевский Н. «Спала князю умь похоти» в «Слове о полку Игореве». // Людмил Стоянов. Изследвания и статии за творчеството му. София, 1961,
454____________________
ИССЛЕДОВАНИЯ И СТАТЬИ
событиях 1185 г. был именно Владимир Игоревич, а не Игорь Святославич.
И последнее. Женитьба Владимира Игоревича на Кончаковне оказалась своего рода «камнем преткновения» для многих исследователей «Слова…», всякий раз останавливавшихся перед подобным объяснением событий в силу очередной господствующей концепции. Поэтому саму женитьбу старались игнорировать, вынося ее как бы «за скобки». Однако они не могли пройти мимо поэтического языка «Слова…», в котором фигурировали «сваты», рисовались картины «пира», слышались обрывки свадебных «слав», а образность метафор прямо перекликалась с символикой свадебной обрядовости. Разгадка напрашивалась сама собой, но камертоном толкований служило упорное отнесение «Слова…» в разряд дружинной, воинской поэзии. Поэтому свадебная и пиршественная обрядовость была сведена к поэтическим метафорам, где битвы уподоблялись «пирам», противники - «сватам» и т.д. И лишь сравнительно недавно на страницах «Трудов Отдела древнерусской литературы» появилась заметка американского филолога Р. Манна63, в которой был поставлен вопрос: а так ли случайны эти системы свадебной образности в «Слове…»?
Как я показал, о случайности говорить не приходится, поскольку только такое прочтение, вместе с вычленением в тексте «Слова…» фрагментов произведений Бояна, древнерусского поэта, жившего во второй половине XI в. в Киеве, позволяет разрешить абсолютное большинство исторических и филологических загадок древнерусской поэмы. Последнее одинаково касается «дунайского плата» болгарских реминисценций, которые отмечались большинством исследователей «Слова…», отголосков совершенно неизвестного нам общеславянского эпоса, главный герой которого, Всеслав, в сознании поэта конца XII в. окончательно слился с образом исторического Всеслава Брячиславича полоцкого, современника Бояна, наконец, совершенно невероятной ситуации, созданной переработчивами текста в конце XIV или в первой половине XV века, в результате чего новгород-северский князь отправляется то ли воевать Половецкую Степь, то ли отвоевывать у кого-то давно забытое Тмутороканское княжество.
И то, и другое в ситуации исторической реальности 1185 г. представлялось безусловно абсурдным, вызывая у исследователей XX в. справедливые подозрения в неаутентичности текста поэмы. Однако вместо того, чтобы разобраться с разновремен-
____________________
63 Манн Р. Свадебные мотивы в «Слове о полку Игореве». // ТОДРЛ' XXXVIII, Л., 1985, с. 514-519.
«ЛЕБЕДИ» ВЕЛИКОЙ СТЕПИ____________________
455
ными напластованиями и трансформацией сюжета, как это обязан был сделать подлинный исследователь, «скептики» предпочли огулом объявить весь текст подделкой конца XVIII в. продемонстрировав собственную ограниченность и некомпетентность. Впрочем, недалеко ушли от них и представители «охранного направления» в своем толковании «Слова…», во имя утверждения абсурда, постулированного грамотеями XIV-XV веков принесшие в жертву партийной борьбы и псевдопатриотизма доброе имя Игоря Святославича вместе с его половецкими родственниками и побратимами…
***
Народы меняются, как люди. Сейчас из анализа текстов, из глубин раскопов мы извлекаем наше прошлое, столь удивительное для нас, как если бы мы заглянули в историю совсем другого народа. И рядом с древней Русью, прочно вросшей в землю Восточной Европы фундаментами своих белокаменных храмов, башнями и стенами городов, начинает мало по малу материализоваться образ другого народа, нашего побратима, который так и не успел пройти положенный ему исторический путь развития, рассыпав впопыхах своих детей по другим странам, а здесь остался только в памяти былинных напевов, да и то искаженных невольной татарщиной.
Сможем ли мы извлечь память о нем из небытия, восстановить историческую справедливость, запечатлеть в веках его образ - покажет будущее. Но попытаться это сделать мы обязаны. Потому что в истории стран и народов непреложен закон, общий для всего человечества: никто не должен быть забыт.
ДАТИРУЮЩИЕ РЕАЛИИ РАССКАЗА ИПАТЬЕВСКОЙ ЛЕТОПИСИ О ПОХОДЕ 1185 г. НА ПОЛОВЦЕВ
События апреля-мая 1185 г. в междуречье Днепра и Дона, ставшие сюжетной основой «Слова о полку Игореве», в русском летописании отражены двумя, весьма отличающимися друг от друга источниками: рассказом Лаврентьевского списка летописи, получившем отражение в подавляющем большинстве последующих летописных сводов, и рассказом Ипатьевской летописи, значительно более подробном, но содержащемся лишь в группе связанных с ее протографом списков (Хлебниковском, Погодинском, Ермолаевском и Яроцкого). Эти версии отличаются друг от друга объемом фактических сведений и отношением их авторов к «ольговичам». В Лаврентьевской летописи и зависимых от ее протографа списках оно доходит до прямой издевки над незадачливыми князьями в похвальбе после первой победы («а ноне поидемъ по них за Донъ и до конца изобьемъ ихъ; оже ны будет ту победа, идем по них и [в] луку моря, где же не ходили ни деди наши, а возмем до конца свою славу и честь» [Л., 397-398]); и плачевном финале («а о наших не бысть кто и весть принеса за наше согрешение; где бо бяше в нас радость - ноне же въздыханье и плачь распространися» [Л., 398]), тогда как в Ипатьевской группе списков рассказ полон внимания и симпатии к новгород-северскому князю.
Такое неоднозначное отражение событий обычно объясняется, во-первых, исхождением архетипа рассказа Лаврентьевского списка из кругов «мономашичей», враждебных к «ольговичам», тогда как в Ипатьевском изводе использован текст черниговских летописцев, симпатизировавших Игорю Святославичу и уделявших ему достаточно большое внимание, а, во-вторых, отнесением написания Лаврентьевского рассказа к более позднему времени, чем Ипатьевский, когда уже стала забываться реальная картина происходившего. Последнее обстоятельство в какой-то мере находит свое подтверждение в тексте Новгородской IV летописи, где помещен сильно сокращен-
ДАТИРУЮЩИЕ РЕАЛИИ РАССКАЗА О ПОХОДЕ 1185
г_
457
ный рассказ Лаврентьевского списка, заканчивающийся после слов «похвальбы» словами, уже не имеющими ничего общего с действительностью: «И поиде Игорь Святославличь съ двема сынома и съ братаници за Донъ, а не ведоуще Божиа строение; и тамо победиша ихъ безъ вести: некыи гость принесе весть в роусь»1.
Примечательно и другое: в отличие от Лаврентьевского, текст рассказа Ипатьевского списка содержит большое количество лексем и фразеологических оборотов, перекликающихся с текстом «Слова…». А поскольку их последовательность в летописном рассказе соответствует их последовательности в тексте древнерусской поэмы, это дало основание одним исследователям указывать на зависимость летописи от поэмы, а другим, как, например, А.Мазону и А.А.Зимину, - на обратную зависимость поэмы от летописного повествования, ставя под сомнение аутентичность «Слова…»2, тем более, что ряд историков находят в поэме отражение исторических фактов, имевших место после 1185 г. и даже прямо принадлежащих началу XIII в.3 К сожалению, все эти наблюдения, заслуживающие безусловного внимания для выяснения принципиальных вопросов взаимозависимости списков летописей и древнерусской поэмы, как и данные о фразеологических «репликах» «Слова…» в текстах вне-летописного характера4, стали в советское время не только предметом изучения и обсуждения, но и предметами ожесточенного (и бесплодного) спора о «подлинности» древнерусской поэмы, когда спорящие стороны одинаково закрывали глаза на всплывавшие в пылу полемики факты5.
____________________
1 ПСРЛ, т. IV, ч. I, вып. 1. Новгородская четвертая летопись. Пг., 1915, с.173.
2 Зимин А.А. Когда было написано «Слово»? // ВЛ, 1967, № 3, с. 142-144. 3 Котляр М.Ф. Чи мiг- Роман Мстиславич ходити на половцiв ранiше 1187 р.? //УIЖ, 1965, № 1, с. 117-120.
4 Напр., известная приписка к псковскому Апостолу начала XIV в., который оказался «забыт» «Энциклопедией Слова о полку Игореве». См. о нем: Щепкина М.В., Протасьева Т.Н., Костюхина Л.М., Голышенко В.С. Описание пергаментных рукописей Государственного Исторического музея. // АЕ за 1964 г. М., 1965, с. 165-166; Зимин А.А. Приписка к псковскому Апостолу 1307 года и «Слово о полку Игореве». // РЛ, 1966, № 2, с. 60-74; Кучкин В.А. Формирование государственной территории Северо-Восточной Руси. М., 1984, с. 137-138.
5 Отрадным свидетельством перемен в этой области явилась работа Л.В.Столяровой, затронувшая и знаменитую приписку к Апостолу 1307 г.: Столярова Л.В. Записи исторического содержания ХI-ХIV веков на древнерусских пергаменных кодексах. //ДГВЕ 1995. М., 1997, с. 36-37.
458____________________
ИССЛЕДОВАНИЯ И СТАТЬИ
Между тем, вопрос о времени появления каждого из указанных текстов (Лаврентьевского, Ипатьевского, известного нам текста «Слова…») в дошедшей до нас редакции, как и возможные между ними связи и взаимовлияния, не только принципиально важен, но и в определенной степени может быть решен путем сопоставления и анализа этих текстов и зафиксированных ими реалий, что существенно сужает рамки исследования и позволяет решать именно эти, конкретные вопросы, не уклоняясь в бесплодные дискуссии о вероятности того или иного события. Широкая известность всех трех названных текстов позволяет в дальнейшем ограничиваться самыми необходимыми на них ссылками без привлечения полного их объема, отметив только, что цитирование приводится по их изданию в корпусе «Полного собрания русских летописей» (т.е. для Лаврентьевского списка 1377 г. - т. 1, вып. 2. Л., 1927, стб. 397-400; для Ипатьевского, датируемого временем «около 1425г.»6 - т. 2, СПб., 1908, стб. 637-651), а «Слово о полку Игореве» - по изданию 1800 г.
Рассказ Лаврентьевской летописи представляет в данном случае безусловный интерес по причине старшинства его списка (1377 г.), хотя начинается с ошибочной даты 6694/1186 г., под которой помещено описание солнечного затмения, происшедшего 1 мая 1185 г., никак не связанного здесь с походом. За ним следует сообщение о рождении «в то же лето, того же месяца мая в 18 день» сына у Всеволода Юрьевича. Далее говорится, что Игорь с двумя сыновьями из Новгорода Северского, Всеволод из Трубеча, Святослав Ольгович из Рыльска и «черниговская помощь» собрались у Переяславля и «вошли в землю» половцев. Последние послали весть по всей земле своей, но не дождались помощи, были побеждены в первом бою «и биша и до вежь, множество полона взяша, жены и дети, и стояша на вежах 3 дни веселяся» [Л., 397]. Далее следует похвальба князей «пойти
____________________
6 «Филиграни: 1) собака с ошейником и бубенцем, знак соответствует №533 (1424 г.) у Лихачева, Палеогр[афическое] знач[ение бумажных водяных знаков]; 2) рыба, соответствует №240 у Лихачева, Бумаж[ные] мельн[ицы Московского государства], 3) дракон, знак близок к № 531 (1424 г.) у Лихачева, Палеогр[афическое] значение…]; 4) леопард, знак близок к №569 (1410-1411 гг.) у Лихачева, Палеогр[афическое] знач[ение..]., 5) маленькая геральдическая лилия; 6) двойной полукруг со звездой» (Описание Рукописного отдела Библиотеки Академии Наук СССР, т. 3, вып. 1. М.-Л., 1959, с. 303.
ДАТИРУЮЩИЕ РЕАЛИИ РАССКАЗА О ПОХОДЕ 1185
г_
459
за Дон» и «в луку моря», после чего сами они были окружены половецкими «стрелками», которые в ожидании остальных войск «З дня» не давали русским отрядам подойти к воде, так что те «изнемогли бо ся бяху безводьемь, и кони, и сами в знои и в тузе», а когда те всё же прорвались, «ратные» бросились на них и «притиснули их к воде». В результате «князи вси изъимани быша, а боляре и велможа и вся дружина избита, а другая изъимана и та язвена», поэтому «где бо бяше в нас радость, ноне же въздыханье и плачь распространися» [Л., 398].
На Русь весть о пленении Игоря принес «гость, шедший мимо». Святослав выступил к Каневу, но половцы бежали «за Дон», и тогда он возвратился к Киеву. Услышав об этом, половцы тайно пришли к Переяславлю и «взяша все городы по Суле и у Переяславля бились весь день». Увидев, что острог у Переяславля уже захвачен нападающими, из города выехал князь Владимир Глебович «в мале дружине», в результате чего был ранен «треми копьи». Половцы же вернулись с полоном. «И по малых днехъ оускочи Игорь князь оу половець», так как «не оставить бо Господь праведнаго в руку грешничю: очи бо Господни на боящаяся его, а уши его в молитву их», поэтому половцы «гониша бо по нем и не обретоша его» [Л., 399].
Считать рассказ Лаврентьевского списка восходящим ко времени описываемых событий нет никаких оснований. Этому предположению противоречит наличие таких безусловных ошибок, как выступление Игоря от Переяславля, традиционного места сбора войск киевских князей против половцев (что в данном случае не могло быть как по причине усобицы между Игорем и Владимиром Глебовичем, так и по направлению похода), сообщение о трехдневном веселии «на вежах» и последующем трехдневном же (!) «удержании от воды» войска Игоря половецкими «стрелками», что является чисто эпическим преувеличением, позволяющим полагать здесь прямое воздействие «Слова о полку Игореве» с его «трехдневной битвой». Столь же существенным свидетельством об известной зависимости летописного текста от текста поэмы может быть истолковано желание князей «пойти за Дон» (в «Слове…» - «Игорь къ Дону вои ведетъ»), упоминание «луки моря» («а поганаго Кобяка изъ луку моря»), «безводье» и «туга» («въ поле безводне жаждею имь лучи съпряже, тугою имъ тули затче»), указание на захваченные половцами в Посулье грады («по Сули грады поделиша»). Менее вероятны параллели с ранами Владимира Глебовича переяславльского, упоминаемые в «Слове…» («а Во-
460____________________
ИССЛЕДОВАНИЯ И СТАТЬИ
лодимиръ подъ ранами; туга и тоска сыну Глебову»), бегство Игоря («Игорь князь поскочи горнастаемъ») и напрасная погоня за ним половцев.
Вместе с тем, в рассказе Лаврентьевского списка присутствуют реалии, которых нет в известном тексте «Слова…», как, например, упоминание «черниговской помочи», наличия в захваченных вежах «жен и детей», упоминание, наряду с князьями и дружиной, «боляр и велмож», плененных половцами (откуда они?), причем в Лаврентьевском списке представлены как бы две версии происшедшего - «князи вси изъимани быша, а боляре и велможа и вся дружина - избита, а другая (? - А.Н.) изъимана и та язвена», неведомый «гость», принесший весть о пленении черниговских князей «на Русь». Все они могли попасть в текст как в момент создания архетипа, так и при последующей литературной обработке сюжета.
В этом плане особенно интересно сравнение Лаврентьевского списка с текстом Ипатьевской летописи. Однако прежде, чем к нему приступить, следует напомнить о зависимости протографа рассказа о походе 1185 г. Ипатьевского списка от текста «Слова о полку Игореве», причем значительно большем, чем полагали А.И.Лященко7 и А.А.Зимин8, считавшие, что «Слово…» написано на основе рассказа Ипатьевской летописи.
Рассказ Ипатьевской летописи начинается с того, что «Святославичь Игорь, вноук Олговъ поеха из Новагорода (Северского. - А.Н.)», взяв с собой Всеволода из Трубецка, Святослава Ольговича и сына Владимира, испросив у Ярослава (черниговского) в «помочь Ольстина Олексича, Прохорова вноука, с коуи черниговьскими». Произошло это 23 апреля 1185 г., «и тако идяхоуть тихо». Возле Донца их встретило солнечное затмение, происходившее «в год (т.е. час) вечернии» (т.е. «во время службы вечерней», что в православном богослужении определяется от 2 до 5 часов пополудни9 и хорошо согласуется со временем действительного за-
____________________
7 Лященко А.И. Этюды о «Слове о полку Игореве». // ИОРЯС, XXXI. Л., 1926,с.147-158.
8 Зимин А.А. Ипатьевская летопись и «Слово о полку Игореве». // ВИ,' 1968,№ 6, с.43-64.
9 Никольский К. Пособие к изучению устава богослужения православной Церкви. СПб., 1900, с. 152-153. При пользовании данньм пособием следует делать поправку на «декретное время», введенное советской властью, которым мы пользуемся до сих пор.
ДАТИРУЮЩИЕ РЕАЛИИ РАССКАЗА О ПОХОДЕ 1185
г_
461
тмения 1.5.1185 г.10), после чего путешественники, перейдя Донец, пришли к Осколу, где два дня ждали Всеволода из Курска, а оттуда вместе перешли к Сальнице. Здесь их встретили «сторожа» (т.е. разведка), посланные «ловить языка», которые сообщили, что они «виделись с ратными, ратници наши (вар. «ваши») со доспехомъ ездять» [Ип., 638-639], и предложили вернуться домой. На совете решено было продолжать поездку, и на следующий день «во обеднее время» они встретили «полки половецкие», стоявшие перед вежами на противоположной стороне реки Сюурлия.
Приехавшие «изрядиша полковъ 6»: в середине полк Игоря, справа - Всеволода, слева - Святослава Ольговича, впереди «дроугыи полкъ Ярославль, иже бяхоу с Ольстиномъ кооуеве, а третии полк на переди же - стрелци, иже бяхоуть от всихъ князии выведени», и начали спускаться к реке. Не успели они перейти реку, как половецкие стрельцы «пустиша по стреле на роусь и тако поскочиша», после чего ударились в бегство и все остальные силы половцев, бросив на произвол судьбы свои вежи. За ними помчались все, кроме Игоря и Всеволода, о которых сказано, что «роусь дошедше вежь и ополонишася», остальные вернулись «с полоном» ночью. На совете было предложено тотчас же уходить, воспользовавшись победой, поскольку «видихомъ полки половецькии, оже мнози соуть», но оказалось, что кони Святослава Ольговича «не могоуть». На следующее утро половецкие полки окружили русскую ставку, «аки борове», и оставшиеся увидели вокруг себя «землю всю - Кончака и Козоу Боурновича, и Токсобича, Колобича и Етебича, и Терьтробича». Окруженные, желая «бо быощеся доити рекы Донця», спешились, объясняя это тем, что «оже побегнемь оутечемь сами, а черныя люди оставим, то от Бога ны боудеть грехъ» [Ип., 641]. Так бились до вечера, затем настала ночь субботняя, и продолжали биться, а на рассвете воскресенья «возмятошася ковуеве в полкоу побегоша». Игорь поехал вслед за ними, желая вернуть, но был схвачен половцами, причем сказано, что с «ковуями» никого «добрых» не ушло, разве кто «от простыхъ или кто от отрокъ боярскихъ». Что же касается «добрых» людей, то они бились пешими, идя «вокруг озера», пока не были перебиты или схвачены. «И тако во день святого воскресения наведе на ня Господь гнев
____________________
10 Святский Д. Астрономические явления в русских летописях с научно-критической точки зрения. Пг., 1915, с. 22-27
462____________________
ИССЛЕДОВАНИЯ И СТАТЬИ
свои, в радости место наведе на ны плачь и во веселье место желю на реце Каялы» [Ип., 642-643], заключает автор.
За описанием битвы следует покаянный «плач» Игоря, в котором он корит себя, что «взяхъ на щить городъ Глебовъ: оу Переяславля тогда бо не мало зла подъяша безвиньнии христьани», спрашивает, где теперь его брат, племянник, сын, «где бояре доумающеи, где моужи храборьствоующеи… где кони и ороужыя многоценьная», и молит: «Господи, Боже мои, не отригни мене до конца». Рассказ заканчивается «разводом» пленных с указанием, кто кого взял: Игоря - «Тарголове моужь именемь Чилбоук, а Всеволода, брата его, ял Роман Кзичь, а Святослава Олговича - Елдечюкъ въ Вобурцевичахъ, а Володимера - Копти в Оулашевичихъ"; тогда же Кончак поручился "по свата Игоря, зане бяшеть ранен» [Ип., 643-644]. Что касается остальных, то, по сведениям летописца, «роусь съ 15 моужь оутекши, а ковоуемь мнее, а прочии в море истопоша».
По изложении действий Святослава киевского, который после встречи с Беловолодом Просовичем, прибежавшим с поля битвы, отправил своих сыновей в Посемье, а Давыда смоленского - к Треполью, рассказ Ипатьевской летописи возвращается к Кончаку, пришедшему к Переяславлю, где Владимир Глебович в схватке был «язьвен… треми копьи» [Ип., 647]11.
Услышав о приближении сил русских князей, половцы ушли от Переяславля и на обратном пути осадили Римов, взяв в полон всех, кто не успел уйти из города.
Игорь же «тотъ годъ (т.е. «тогда». - А.Н.) бяшеть в половцехъ», которые «слоушахоуть его и чьстяхоуть его… бесъ пря творяхоуть повеленое им». Самым замечательным оказывается, что он «попа же бяшеть привел из Роуси к себе», что можно считать безусловной правкой редактора, понявшего выражение «тот год» как год календарный, а не как 'тот час' или 'в то время'. В рассказе о пребывании Игоря в плену и обстоятельствах его побега, представляющем самостоятельный сюжет, особого
____________________
11 Много позже они будут названы «язвами смертьными», дав основание таким исследователям, как Б.А. Рыбаков, обвинять Игоря (!) в его смерти (Рыбаков Б.А. «Слово о полку Игореве» и его современники. И., 1971, с 182), забывая слова Владимира Мономаха: «дивно ли, оже мужь оумерлъ в полку?» [Л, 254]. Между тем, как выясняется далее, Владимир Глебович еще два года спустя после этих событий был здоров и бодр, ездя «налереди» в полку, и умер, разболевшись во время похода «болезнию тяжкою», от которой скончался в пути, а вовсе не от старых ран [Ип., 652].
ДАТИРУЮЩИЕ РЕАЛИИ РАССКАЗА О ПОХОДЕ 1185
г_
463
внимания заслуживает фраза, что «избави и Господь за молитву христьяньску», предваряющая последующее повествование, в котором сообщается, как «доумци» Игоря убедили его бежать с «половчином именемь Лавор»: Игорь дождался, когда «половци напилися бяхоуть коумыза… пришед ко реце и перебредъ, и вседе на конь, и тако поидоста сквозе вежа, и иде пешь 11 денъ до города Донца, и оттоле иде во свои Новъгородь», после чего «еха ко Киевоу к великомоу князю Святославоу, и рад бысь емоу Святослав, также и Рюрикъ, сватъ его» [Ип., 651].
Из этого видно, что у рассказа Ипатьевской летописи со «Словом…» не просто больше общих мест, чем у Лаврентьевского списка, но сам рассказ если не написан, то кардинально переработан под воздействием древнерусской поэмы. В последнем убеждают не только смысловые, но и текстуальные совпадения: затмение, встреченное на пути («солнце ему тьмою путь заступаше», «тогда Игорь възре на светлое солнце и виде отъ него тьмою вся своя воя прикрыты»); ожидание Всеволода у Оскола («Игорь ждетъ мила брата Всеволода»), идущего из Курска («а мои ти готови, оседлани у Курьска»); поездка через ночь («нощь стонущи ему грозою»); указание на пятницу, как на день первой встречи с половцами («въ пяткъ потопташа поганыя плъкы половецкыя»); погоня Святослава Ольговича и прочих за половцами («и рассушясь стрелами по полю помчаша»); выступление половецких полков («половци идуть отъ Дона, и от моря, и отъ всехъ странъ»); битва с утра субботы до вечера, затем через ночь и в воскресенье («съ зарания до вечера, съ вечера до света летят стрелы», «бишася день, бишася другый: третьяго дни къ полуднию падоша стязи Игоревы»); поворот полков («Игорь плъкы заворочаетъ»); о мужестве Всеволода («яр туре Всеволоде, стоиши на борони»); Каяла («с тоя же Каялы», «ту ся брата разлучиста на брезе быстрой Каялы»); гибель в «море» остатков войска («Олегъ» и Святъславъ… в море погрузиста»); упоминание Римова («се у Римъ кричать подъ саблями половецкыми»); раны Владимира Глебовича («а Владимиръ подъ ранами; туга и тоска сыну Глебову»); Лавор («Овлуръ свисну за рекою»); описание бегства и указание на «город Донец» («въверъжеся на бръзъ комонь, и скочи съ него босымъ влъкомъ, и потече къ лугу Донца»); приезд в Киев и радость князей («Игорь едетъ по Боричеву… Страны ради, града весели»).
Одновременно в рассказе Ипатьевской летописи обнаруживаются реалии и сюжеты, не находящие себе соответствия в тексте «Слова…». К ним относятся: точная дата поездки; указание
464____________________
ИССЛЕДОВАНИЯ И СТАТЬИ
на мирный характер поездки («не спеша»); «помочь Ольстина Олексича, Прохорова внука»; «ковуи»; точное время затмения-маршрут с Донца на Оскол, Сальницу и Сюурлию; эпизод со «сторожами» и решение Игоря; установление полков; описание первого боя; обстоятельства задержки на ночь; перечень ханов и родов «земли Половецкой»; наличие в войске Игоря «черных людей», «добрых людей» и «отроков боярских»; бегство «ковуев» и пленение Игоря; битва в пеших порядках вокруг озера; перечень кто кого взял в плен; покаяние Игоря и его молитвы об освобождении; указание на Беловолода Просовича, как вестника о поражении и пр. Так перед нами постепенно проясняется структура летописного повествования, изначально со «Словом…» не связанная уже потому, что обладает собственной информационной ценностью и художественной цельностью даже в случае изъятия из текста реалий, обусловленных влиянием поэмы.
Попробуем теперь сопоставить фактологическую канву рассказа Ипатьевской летописи о походе и бое с канвой рассказа Лаврентьевского списка. Общих мест у того и другого оказывается крайне мало - «черниговская помочь» и поражение «у воды», поскольку сообщение о первой победной стычке, присутствующее во всех трех текстах (Лаврентьевском списке, Ипатьевской летописи и «Слове…») следует исключить как историческую основу самого сюжета. В таком случае сообщение о «черниговской помочи», как и странный пассаж Лаврентьевского рассказа (после сообщения о том, что «изнемогли бо ся быху безводьемь… в знои и в тузе… по 3 дни бо не пустили бяху их к воде») «устремишася на нь и притиснуша их к воде» [Л., 398], можно объяснить только влиянием «Слова о полку Игореве», где «безводье» сопряжено с известием о «потоплении».
Что же касается более серьезных совпадений - сообщения о действиях киевских князей, рассказа об осаде Переяславля и ранах Владимира Глебовича, наконец, сообщения о судьбе Игоря, переданное в форме, указывающей на зависимость данного места Лаврентьевского списка от рассказа Ипатьевской летописи («и по малых днехъ ускочи Игорь князь у половець, не оставить бо Господь праведного в руку грешничю: очи бо Господни на боящагося его, а уши его в молитву ихъ» [Л., 399] и «но избави и Господь за молитву христьяньску, им же мнози печаловахугься и проливахуть же слезы своя за него» [Ип., 649]), то все они находятся не в самом рассказе о походе, а в его «конвое», восходящем к какому-то общему источнику этих сведений, представленному в южно-русском летописании XII в.
ДАТИРУЮЩИЕ РЕАЛИИ РАССКАЗА О ПОХОДЕ 1185
г_
465
Теперь, сравнивая между собою все три памятника - «Слово о полку Игореве», рассказ Лаврентьевской и рассказ Ипатьевской летописей, - можно заметить, что зависимость летописных текстов от «Слова…» в каждом случае особая. Так, рассказ Лаврентьевской летописи отразил в своем тексте такие моменты древнерусской поэмы, как эпическую «трехдневность», распространенную не только на битву, но на «пир победителей» и на «жажду и тугу», использовал упоминание «Дона» и «луки моря» для усиления издевки, а загадочную фразу «по Рси и по Сули гради поделиша» (что никак не может относиться к половцам и, скорее всего, пришло в поэму из наследия Бояна или явилось следствием каких-то иных обстоятельств), преобразовал в утверждение, что половцы захватили «все города по Суле». Если учесть, что все перечисленные моменты оказались органически связаны с текстом, являя его сюжетную структуру, то в данном случае приходится говорить не о влиянии текста «Слова о полку Игореве» на протограф рассказа Лаврентьевского списка, а о памфлетной реплике на текст древнерусской поэмы, какой является этот рассказ о самом походе, заместившей в одном из протографов Лаврентьевского списка первоначальный его вариант, судя по сохранившемуся продолжению (выступления князей, осада Переяславля, сообщение о побеге Игоря), выдержанный в лояльных по отношению к новгород-северскому князю тонах12.
Когда произошла такая замена? Тот факт, что древнейшему новгородскому летописанию рассказ о походе 1185 г. оставался неизвестен до XV в., следует из его отсутствия во всех списках НПЛ и подтверждается находящимся там описанием солнечно-
____________________
12 Речь идет только о тексте от «того ж лета здумаша Олговы внуци» до «ноне же въздыханье и плачь распространися». Действительно, рассказ Лаврентьевского списка о походе 1185 г. столь искажает реальность (бахвальство и беспечность князей в ожидании половцев, «выдерживание» их в продолжении трех (!) дней вдали от воды «половецкими стрелками», пока не подоспеют основные силы половцев и пр.) и противоречит собственному окружению, что объяснить его содержание можно только допустив, что написан он был много времени спустя после событий, заместив по каким-то причинам первоначальный текст при сохранении остального «конвоя». Не будь рассказ зафиксирован Лаврентьевским списком, обладающем абсолютной датой своего завершения - 20 марта 1377 г., этот текст можно было бы посчитать памфлетной репликой на поражение московских воевод 2 августа 1377г.на р.Пьяне.
466____________________
ИССЛЕДОВАНИЯ И СТАТЬИ
го затмения 1.5.1185 г., которое в НПЛ13 резко отлично от того что представлено в Лаврентьевском списке14. Более того, в НIVЛ рассказ о походе 1185 г.15 представлен предельно сокращенным текстом рассказа Лаврентьевского списка, который в своем полном виде читается практически во всех более поздних общерусских летописных сводах (в списках Радзивиловском, Летописца Переславля Суздальского, летописях Симеоновской, Ермолинской, Воскресенской и др.). Поскольку известны крайне сжатые сроки, в которые Лаврентий с двумя писцами16 осуществил переписку текста - с 14 января по 20 марта 1377 г., не имея времени на литературную редактуру, можно считать, что, за вычетом сокращений, в Лаврентьевском списке представлен его протограф 1305 г. Тем самым текст рассказа Лаврентьевского списка оказывается архетипным для всех последующих списков данного извода, а время создания его собственного архетипа вряд ли может быть старше второй четверти XIII в.
Значительно более сложной представляется история рассказа Ипатьевской летописи и его зависимости от «Слова о полку Игореве». Если судить по обилию точных дат, имен действующих лиц, топонимов и реалий, его архетип был создан вскоре после событий 1185 г. Позднее он вошел в состав южнорусского (киевского) свода XII в., который был продолжен в XIII в. галицко-волынской летописью, известной нам только по 1292 г. включительно, поскольку на этой записи обрывался протограф Ипатьевской летописи, список которой, как известно, был выполнен во второй половине 20-х гг. XV в. В этих временных рамках, заключающих более двухсот лет сложной жизни еще более сложного текста летописного свода, рассказ о походе 1185г. претерпел правку, вызванную желанием его редактора согласовать показания текстов летописного рассказа и «Слова о полку Игореве». Только так можно объяснить появление в его тексте лек-
____________________
13 «Маия въ 1 день, въ час 10 дни, яко въ звонение вечернее, солнце помьрче, яко на часу и боле, и звезды быша, и пакы просветися, и ради быхом» [НПЛ, 37-38, 228].
14 «В лето 6694 месяца маия въ 1 день на память святага пророка Иеремия, в середу на вечерни бысть знаменье въ солнци и морочно бысть велми. яко и звезды видети человекомъ въ очью, яко зелено бяше, и въ солнци оучинися яко месяць, из рогь его яко угль жаровъ исхожаше, страшно бе видети человекомъ знаменье Божие» [Л., 396)]
15 ПСРЛ, т. 4. Пг., 1915, ч. I, вып 1, с. 173.
16 Прохоров Г.М. Кодикологический анализ Лаврентьевской летописи //ВИД, IV, М.-Л., 1972, с. 83-104
ДАТИРУЮЩИЕ РЕАЛИИ РАССКАЗА О ПОХОДЕ 1185
г_
467
семы "Каяла" (при наличии «Сюурлия», на берегах которого произошло сражение), упоминание «моря», в котором «истопоща» остатки отряда Игоря, использование гидронима "Донец" («и потече къ лугу Донца») в качестве указания направления выхода из боя («хотяхуть бо бьющеся доити рекы Донця») и топонима («до города Донця»), -осмысление фразы «претръгоста бо своя бръзая комоня» как потери Игорем своего коня («и иде пешь 11 денъ до города Донця») и пр. Очень вероятно, что влиянием «Слова…» («наведе своя храбрыя плъкы», «храбрыя плъкы Игоревы», «Игорь плъкы заворочаеть») объясняется и внезапное появление у Игоря на берегу Сюурлия «полков», вместо «дружины», которая упоминалась ранее. Таким образом, речь должна идти не о текстуальных заимствованиях из «Слова…», а о переосмыслении летописного рассказа в соответствии с текстом древнерусской поэмы в направлении их большей согласованности.
Наряду с этим и как бы в развитие такой редактуры, исследователь обнаруживает в тексте рассказа Ипатьевской летописи эпизоды и реалии, которые не могут быть отнесены ни на счет архетипа, ни на счет правки, связанной с текстом «Слова…», в то же время не дающие основания исключить их одновременность тексту. Речь идет здесь о деталях экспозиции, поскольку собственно канва повествования - выступление, поход, первая стычка, захват веж, последующий бой, пленение и побег из плена, равно как и описание набега половцев на Переяславль и действия киевских князей, как я уже писал, принадлежат событийной реальности, которая начинает изменяться под пером редактора, лишь когда сами события начинают исчезать из памяти живущих.
С этих позиций историческая канва рассказа Ипатьевской летописи, сохранившего точную дату поездки, состав экспедиции, имена действующих лиц, маршрут до Сюурлия, перечень половцев, указание, кто кого пленил и т.д., представляется вполне достоверной. Сомнения в аутентичности текста впервые возникают при описании стычки на Сюурлие, когда «дружина» Игоря вдруг оборачивается «полками», строящимися в боевой порядок, напоминающий «уряжение полков» перед Куликовской битвой по так называемой «летописи Дубровского» и «Сказанию о Мамаевом побоище»17. Еще менее вероятным
____________________
17 Бегунов Ю.К. Об исторической основе «Сказания о Мамаевом побоище». // «Слово о полку Игореве» и памятники Куликовского цикла. М.-Л., 1966, с 501-502.
468____________________
ИССЛЕДОВАНИЯ И СТАТЬИ
представляется «спешивание» войска Игоря при наступлении половецкой конницы (это могло быть оправдано только при построении копейщиков «ежом», как то было на Куликовом поле) и его последующее движение «вокруг озера», неизвестно откуда возникшего. Не рассеивают сомнений и внезапно появляющиеся в рассказе «черные люди», «простые люди», «добрые люди» и «отроци боярские», о которых ничего не сказано ранее. Столь же замечательны и кооуи/ковуи Ольстина Олексича, Прохорова внука, которые из указания «ко уям» (т.е. «к братьям матери») однажды превратились под пером редактора и переписчика летописи, как видно не понявшего текст, в новый тюркский этнос, получивший хождение по страницам современных научных работ. Стоит напомнить, что эта ошибка характерна лишь для протографа Ипатьевской летописи, другие летописи никаких «ковуев» не знают, как не знает их и Лаврентьевский список (только «черниговская помочь»)18. Всё это наводит на мысль, что первоначальная основа рассказа, имевшегося в архетипе Ипатьевской летописи, при редактировании его протографа с позиций большего соответствия «Слову…», обогатилась фрагментом об «уряжении полков», экспозицией двухдневного боя «при озере» и рядом второстепенных деталей, в том числе и указанными категориями действующих лиц - «отроци боярские», «черные люди» и пр., резко изменив лексику рассказа о походе 1185г. по сравнению со включающим его текстом.
Опираясь на эти лексемы, естественно задаться вопросом о времени создания новой редакции и тем самым хотя бы в общих чертах наметить время возникновения протографа Ипатьевской летописи, предстающего архетипным для последующих списков ее единственного извода.
Наибольший и вполне понятный интерес у большинства исследователей «Слова о полку Игореве» и рассказа Ипатьевской летописи вызывали «черные люди», понимаемые как «пешие воины», ответственность за судьбу которых («оже побегнемь -утечемь сами, а черныя люди оставимъ, то от Бога ны будеть грехъ») заставила русских князей сойти с коней, обрекая себя на поражение и плен. Между тем, о пеших воинах «Слово…» не упоминает даже намеком, о них не говорится в экспозиции летописного повествования, и они отсутствуют в «уряжении полков» на берегу Сюурлия перед первой стычкой. Более того, их участие в конном походе, длящемся почти три недели, физичес-
____________________
18 Впервые коуи/ковуи появляются в Ипатьевском списке под 6659/1151 г и бесследно исчезают после 6693/1185 г
ДАТИРУЮЩИЕ РЕАЛИИ РАССКАЗА О ПОХОДЕ 1185
г_
469
ки невозможно и никогда не применялось, также как и «спешивание перед боем», которое Б.А.Рыбаков относит на счет «монашеской переработки чужих сведений без достаточного знания дела»19. Не будем спорить с академиком о «знании дела», тем более что его замечание не проясняет вопрос о появлении в Ипатьевской летописи термина «черные люди», неизвестного в конце XII в., а в более позднее время обозначавшего податное, тяглое население Руси. Но когда он возник?
В Ипатьевской летописи термин «черные люди» встречается единственный раз в рассказе о походе Игоря.
В Лаврентьевской летописи термин «черные люди» тоже единственный раз встречается в ст. 6791/1283 г. («а что изъимано людеи черных и з женами и з детми»), от которой сохранилось только окончание [Л., 481], что позволяет датировать начало его бытования еще до 1305 г. (времени создания протографа Лаврентьевского списка), хотя он мог быть внесен во время переписки в 1377 г.
В Синодальном списке Новгородской первой летописи, датируемом первой половиной XIV в., термин «черные люди» употреблен дважды - в ст. 6763/1255 г. о мятеже в Новгороде («и уведавше черныи люди, погнаша по немь» [НПЛ, 81]) и в ст. 6776/1269 г. при перечислении потерь от поражения новгородцев и псковичей под Раковором («а иныхъ черныхъ людии бещисла» [НПЛ, 86]), будучи повторен в тех же статьях Комиссионного списка, датируемого серединой XV в., а также в ст. 6850/1342 г.: «и въсташа чорныи люди на Ондрешка, на Федора на посадника Данилова» [НПЛ, 308, 317, 356].
В Рогожском летописце, датируемом 40-ми гг. XV в., наиболее раннее упоминание термина «черные люди» находится в ст. 6859/1351 г. («тако же же и бояре его и велможи и купци и чръные люди»20), тогда как в Симеоновском списке летописи, созданном в первой половине XVI в., единственное упоминание «черных людей» содержится в ст. 6873/1365 г. о постройке в Торжке каменной церкви Преображения «замышлениемъ богобоязнивыхъ купець новогородцкихъ, а потягнутьемъ черыхъ людеи»21, т.е. практически в то же самое время.
____________________
19 Рыбаков Б.А. «Слово о полку Игореве» и его современники. М., 1971, с. 186 и 254.
20 ПСРЛ, т. 15, вып, 1. Изд. 2-е. Пг., 1922, с. VIII, стб. 60.
21 ПСРЛ, т. 18. СПб., 1913, с. 104.
470____________________
ИССЛЕДОВАНИЯ И СТАТЬИ
Эти примеры, почерпнутые из древнейших списков летописных сводов, позволяют говорить, во-первых, о сравнительной редкости употребления термина «черные люди» в летописании периода ХIII-ХIV вв. (в противоположность летописанию ХV-ХVI вв.), во-вторых, о том, что нижней границей его появления в древнерусской письменности, исходя из датировок списков, следует считать конец XIII - начало XIV в.
Такому выводу не противоречат и данные документов.
Несмотря на то, что термин «черные люди» известен в тексте Уставной грамоты новгородского князя Всеволода Мстиславича о привилегии церкви Ивана Предтечи на Петрятине дворище, данной в 1134-1135 г. («три старосты от житьих людей, и от черных тысяцкого»22), сама грамота дошла до нас только в списках конца XVI в. и более позднего времени. Поэтому первым по времени новгородским документом, содержащим это термин, является дошедшая в подлиннике на пергамене грамота Великого Новгорода 1372 г. послам Юрию и Якиму с наказом об условиях заключения мирного договора с тверским великим князем Михаилом Александровичем, посланная «от посадника Михаила, от тысяцкого Матфея, от бояръ, и от житьихъ людеи, и от чорныхъ людеи, и от всего Новагорода»23. Оставляя под вопросом аутентичность преамбулы Уставной грамоты великого князя Василия Дмитриевича Двинской земле, данной в 1397 г. («пожаловал есмь бояр своихъ двинскихъ, также сотского и всехъ своихъ черныхъ людеи Двинские земли») по причине сохранения ее только в списке ХV-ХVI вв.24, следующим документом новгородского происхождения, содержащим упоминание «черных людей», оказывается жалованная грамота Великого Новгорода Соловецкому монастырю 1459-1469 гг. («и житьимъ людемъ, и куппемъ, и чернымъ людемъ»25), выводящая нас уже в XV в.
Согласные показания списков летописей, указывающие на XIV в. как время появления термина «черные люди», и новгородских документов, дающие первую абсолютную дату - 1372 г., подтверждаются и уточняются появлением этого термина в «докончательных» грамотах великого князя Дмитрия Ивановича московского с князем серпуховским и боровским Владими-
____________________
22 ДАИ, т. I, с. 3.
23 Грамоты Великого Новгорода и Пскова. М.-Л., 1949, №17, с. 32-33.
24 Там же, №88, с. 144.
25 Там же, №96, с. 152.
ДАТИРУЮЩИЕ РЕАЛИИ РАССКАЗА О ПОХОДЕ 1185
г_
471
ром Андреевичем, первая из которых датируется временем около 1367 г. («а которыи слуги потягли къ дворьскому, а черныи люди к сотникомъ, тыхъ ны въ службу не приимати»26), вторая - 25 марта 1389 г. («а которыи слуги к дворьскому, а черныи люди къ становщику, тыхъ вь службу не приимати»; «а хто будет покупил земли данные, служнии или черных людии»27). В последующих «докончаниях» этот термин используется неоднократно, однако не далее конца XV в.28 Несколько иную картину представляет актовый материал ХIV-ХVI вв., изданный Л.В.Черепниным, где наиболее раннее упоминание «черных людей» отмечено в жалованной грамоте великого князя Василия Васильевича игумену Троице-Сергиева монастыря Зиновию, датируемой временем 1432-1445 гг. и известной только в списке середины XVI в.29, тогда как самый ранний подлинник помечен 25.8.1448 г.30
Другим термином рассказа Ипатьевской летописи о событиях 1185 г., требующим своего рассмотрения, является синтагма "отроци боярские", которая, судя по указателю Г.Е.Кочина, формально может считаться гапаксом, поскольку встречена только один раз в данном контексте31. Уникальность указанной синтагмы не позволяет сколько-нибудь категорически утверждать ее адекватность термину «дети боярские», появляющемуся в московском делопроизводстве только в 30-х гг. XV в., как то показал в обстоятельном исследовании В.А.Кучкин32. Правда, в указанной его работе, содержащей обширный документальный материал и убедительные выводы, оставался нерешенным вопрос о времени появления и бытования последнего термина в
____________________
26 ДДГ, М.-Л., 1950, № 5, с. 20.
27 Там же, №11, с. 31 и 32.
28 Там же: № 13, докончание 1390 г. (с. 38); 27, докончание 1433 г. (с. 71); № 45, докончание 19.6.1447 г. (с. 131,133,137,139); № 56, докончание 1450-1454гг. (с. 171, 174); № 58, докончание 1451-1456 гг. (с. 181,185); № 66, докончание до 12.9.1472 г. (с. 215); № 76, докончание 9.6.1483 г. (с.284, 288); № 84, докончание 19.8.1496 г. (с. 335, 340).
29 Акты социально-экономической истории Северо-Восточной Руси, т. I. М, 1952, № 105.
30 Там же, т. II, М. 1958, № 218.
31 Кочин Г.Е. Материалы для терминологического словаря древней России. М.-Л., 1937, с. 226.
32 Кучкин В.А. О термине «дети боярские» в Задонщине. // ТОДРЛ, L. СПб, 1997,с.347-358.
472____________________
ИССЛЕДОВАНИЯ И СТАТЬИ
новгородском обиходе. Между тем он встречается не только в ст. 6767/1259, 6894/1386, 6906/1398 и 6953/1445 гг. Комиссионного списка НПЛ («В лето 6767/1259. «…» И повеле князь стереци их сыну посадницю и всемъ детемъ боярьскымъ по ночемъ»; «В лето 6894/1386. «…» Той же зимы ездиша за Волок Федоръ посадникъ Тимофеевич, Тимофеи Юрьевич, а с ними боярьскии дети, брати 5000 рублев что возъложилъ Новъгород на Заволочкую землю»; «В лето 6906/1398. «…» И биша чолом «…» бояри и дети боярьскыи и житьии люди и купечкыи дети, и вси их вои», «И в то время воеводы послаша Дмитриа Ивановича, Ивана Богдановича, а с ними дети боярьскии, воеваша волости князя великаго», «Тои же зиме приихаша изъ Заволочия «…» и бояре, и дети боярьскыи, и все вои»; «В лето 6953/1445. «…» много добрых людеи, детеи боярьскых и удалых людей избиша» [НПЛ, 310, 380, 391-393,425]), о чем упоминал В.А.Кучкин и что с натяжкой можно объяснить редакторскими анахронизмами, поскольку Комиссионный список по филиграням устойчиво датируется 40-ми гг. XV в. [НПЛ, 7-8], но присутствует и в ст. 6767/1259 г. Синодального списка [НПЛ, 82], датируемого в этой своей части концом XIII в. [НПЛ, 5-6], что исключает сомнения в аутентичности текста.
Таким образом, материал новгородского летописания позволяет говорить об использовании термина «дети боярские» в новгородско-псковских землях уже во второй половине XIII в., значительно увеличивая время его бытования по сравнению с отрезком, установленным В.А.Кучкиным.
Что же касается возможности рассмотрения синтагма «отроки боярские» в качестве некоего переходного варианта к «детям боярским», то она представляется нереальной как потому, что нигде более не встречена, так и потому, что обуславливающая её лексема "отрок" (т.е. 'слуга', 'дружинник') исчезает уже к началу XII в. (в НПЛ последнее упоминание «отрока княжеского» содержится в ст. 1071 г. [НПЛ, 192]), будучи заменено термином "детьскы", в то время как лексема "отрок" становится принадлежностью исключительно религиозной литературы. В том, что это не случайность, убеждают наблюдения над лексикой новгородских берестяных грамот, где лексема "отрок" преимущественно наблюдается в XI и первой половине XII в., не выходя ни разу в XIII в. (грамоты из Новгорода - 241, 509, 642, 644, 666; грамоты из Старой Русы - 6, 7, 15 33). К аналогичным результа-
____________________
33 Янин В.Л., Зализняк А.А. Новгородские грамоты на бересте (из раскопок 1977-1983 гг.). Комментарии и словоуказатель к берестяным грамотам
ДАТИРУЮЩИЕ РЕАЛИИ РАССКАЗА О ПОХОДЕ 1185
г_
473
там на материале русской письменности и специально ПВЛ пришел в свое время и А.С.Львов, полагавший, что такая замена «отрока» на «детьскы» произошла раньше всего на севере Руси34.
Исключением оказывается опять Ипатьевская летопись, в которой термин «отрок» в его изначальном значении встречается не только в рассказе о первой мести Ольги деревлянам (ст. 6453/945 г.) и в повести об ослеплении Василька (ст. 6605/1097 г.), но и в сюжетах середины и второй половины XII в.: «всадиша и в посад с 4-ми отрокы» (ст. 6657/1149 г.); «и послаша отрока», «и посла к нимъ с тем же отрокомъ» (ст. 6667/1159 г.); «или кто отъ отрокъ боярьскихъ» (ст. 6693/1185 г.). Более того, после определенного перерыва этот термин снова возникает на страницах этой летописи в сюжетах 1231-1256 гг.: «оставьшуся въ 18 отрок верныхъ» (ст. 6739/1231 г.), «отроки держа коне» (ст. 6740/1232 г.); «и бе Батый у города и отроци его обьседяху градъ» (ст. 6748/1240 г.); «и уби вепревъ шесть, самъ же уби и рогатиною 3, а три отроци его» (ст. 6763/1255 г.); «сам же еха въ мале отрок оружныхъ», «король посла отрока Андрея» (ст. 6764/1266 г) [Ип,373,501,642,763,769,784,830,832].
Настойчивое использование термина «отрок» в сюжетах 1231-1256 гг. позволяет видеть здесь не случайный анахронизм, допущенный автором или редактором, а, скорее, его привычку к определенной лексике, в частности, к лексике духовной литературы. Более того, наличие в ст. 6764/1256 г. гапакса «отроци оружные», сразу приводящего на память «отроци боярские» ст. 6693/1185г., позволяет думать, что оба они принадлежат одному автору, работавшему над протографом Ипатьевского списка в конце XIII - начале XIV в. Однако значит ли это, что в его руках был список «Слова о полку Игореве» и что ему же принадлежит кардинальная переработка рассказа о событиях 1185 г. с «полками», «черными людьми» спешиванием всадников и обходом озера? Единственная возможность хоть как-то прояснить этот вопрос - обратиться к истории текста протографа Ипатьевской летописи, насколько исследователь может ее реконструировать по имеющимся данным. И тут мы сталкиваемся с весьма существенным препятствием.
Хотя Ипатьевская летопись является одним из древнейших исков летописных сводов и занимает одно из первых мест по
____________________
(из раскопок 1951-1983 гг.) М, 1986; они же. Новгородские грамоты на бересте (из раскопок 1984-1989 гг.). М., 1993.
34 ЛьвовА С Лексика «Повести временных лет». М., 1975, с. 229-230.
474____________________
ИССЛЕДОВАНИЯ И СТАТЬИ
своему значению в историографии древней Руси, до сих пор не существует работы, заключающей в себе всестороннее исследование ее списков, ее содержания и истории ее текста. Этот парадоксальный для науки факт объясняется, с одной стороны, составом Ипатьевской летописи, включающей в себя ПВЛ, так называемый «Киевский (или южнорусский) свод 1201 г.» и «Галицко-Волынскую летопись» до 1292 г., на котором заканчиваются ее известия, с другой же - интересом исследователей не к летописи в целом, а лишь к отдельным ее сюжетам или частям, да и то привлекаемым в качестве параллельного материала. В равной степени это относится к А.А.Шахматову, который всё свое внимание концентрировал на ПВЛ в составе НПЛ и Лаврентьевского списка35, к Б.А.Рыбакову, который использовал Киевский свод XII в. только для извлечения из него «княжеских посланий» и обнаружения «авторов летописцев», в том числе гипотетического автора «Слова о полку Игореве»36, к А.С.Орлову37, В.Т.Пашуто38, Н.Ф.Котляр39, А.Н.Ужанкову40, которых интересовали в Ипатьевской летописи только галицко-волынское летописание и содержащиеся в нем сведения, и к А.И.Генсиорскому, который посвятил два своих исследования истории и языку галицко-волынского летописания, но опять же не летописи в целом41. Соответственно, исследователей «Слова о полку Игореве» интересовал в ней только рассказ о походе 1185 г., за пределы которого они стали заглядывать только в последнее время, когда выяснилось, что многие разгадки происшедшего
____________________
35 Шахматов А.А. Разыскания о древнейших русских летописных сводах. СПб., 1908; он же. Обозрение русских летописных сводов ХIV-ХVI вв. М.-Л., 1938, с. 69-118.
36 Рыбаков Б.А. Русские летописцы и автор «Слова о полку Игореве». М.,1972.
37 Орлов А. С. О Галицко-Волынском летописании. //ТОДРЛ, V, М.-Л. 1947,с.15-35.
38 Пашуто В.Т. Очерки по истории Галицко-Волынской Руси. М., 1959, с.17-133.
39 Котляр Н.Ф. Галицко-Волынская летопись (источники, структура. жанровые и идейные особенности). // ДГВЕ 1995. М. 1997, с. 80-165.
40 Ужанков А.Н. «Летописец Даниила Галицкого»: редакции, время создания. // ГДРЛ, сб. 1. М., 1989, с. 247-283; он же. «Летописец Даниила Галицкого»: проблема авторства. // ГДРЛ, сб. 3. М., 1992, с. 149-180; он же. «Летописец Даниила Галицкого»: к вопросу об авторе второй редакции. // ГДРЛ, сб. 6. М. 1994, с. 62-79.
41 Генсьорськи А.I. Галицько-волинський литопис (процес складання; редакцii и редактори). Киiв, 1958; он же. Галицько-волинський лiтопис. Киiв, 1961.
ДАТИРУЮЩИЕ РЕАЛИИ РАССКАЗА О ПОХОДЕ 1185
г_
475
лежат в предыстории событий - в родственных связях Ольговичей со Степью, крепнущей дружбе Игоря с Кончаком и обусловленной ею усобице с переяславльским князем.
Между тем, внимательное знакомство с Ипатьевским и более поздними списками этого памятника, имеющего совершенно исключительное значение по своему содержанию как для историографии, так и для истории литературы древней Руси, убеждает, что, в отличие от других летописных сводов, Ипатьевская летопись представляет не механическое соединение разновременных текстов и сводов, а следующую (после ПВЛ) попытку создания на имеющемся материале всеобъемлющей истории Руси, сходную с той, что была предпринята в XVI в. при создании так называемой Никоновской летописи, а еще через два столетия - В.Н.Татищевым. Убеждают в этом наблюдения над текстом, позволяющие проследить на всем его протяжении, хотя и далеко не равномерно, определенные стилистические обороты и повторы42, которые трудно объяснить «стилем эпохи»43, наличие единой рубрикации по княжениям, прослеживаемой до конца списка, а также чрезвычайно любопытным объяснением автора о расчете хронологии событий по различным счислениям44, в котором объясняется отсутствие дат в протографе, на-
____________________
42 Например, использование прилагательного "оканьныи" по отношению к Святополку (6523-6527 и 6738 гг.), Кончаку (6691-6692, 6788 гг.), а равным образом и по отношению к другим персонажам - Остафию Константиновичу (6770, 6772 гг.), хану Ногаю (6785, 6788, 6791 гг.) и Телебуге (6791 г.); выражения "мы на предлежащее возвратимся" (6576, 6670, 6705, 6791 гг.) с его вариантами "на прежнее" (6682, 6790 гг.), "на прежереченное" (6604 г.) и "на преднее" (6735 г.).
43 В этом плане особенно интересно использование сентенции о казнях божиих, заключающей рассказ о последствиях поражения Игоря («и се Богь казня ны грехъ ради нашихъ, наведе на ны поганыя, не аки милуя ихъ, но насъ казня и обращая ны к покаянью, да быхом ся востягнули от злых своих делъ»), впервые появляющейся в конце ст. 6600 г. («се же наведе на ны Бог, веля намъ имети покоянье и въстагноутися от греха и зависти, от прочих злых делъ неприязненыхъ»), затем в ст. 6601 г. («се на ны Бог пусти поганыя не милуя их, но насъ казня, да быхом ся востягнули от злых дел»), в рассказе о событиях 1185 г. и, наконец, под 6791 г. («се же наведе на ны Бог грехъ ради нашихъ, казня ны, а быхом ся покаяле злыхъ своих беззаконьныхъ делъ»).
44 «В та же лета времени миноувшоу. Хронографоу же ноужа есть писати все и вся бывшаа; овогда же писати в передняя, овогда же востоупати в задняя, чьтыи моудрыи разумееть. Число же летомъ зде не писахомъ, в задняя впишемь по антиохиискым събором, алоумъпиадамъ; грьцкыми же численицами, римьскы же висикостомь, якоже Евьсевии и Памьфилово, и
476____________________
ИССЛЕДОВАНИЯ И СТАТЬИ
чиная с 6710/1202 г., как то показывают списки Хлебниковский и Погодинский, и «пустых лет» с 6747/1239 г.
Но кто был этим автором, и когда он работал? Сложность найти ответ на эти вопросы предопределена незавершенностью Ипатьевской летописи, чье повествование обрывается на событиях 1292 г., не давая никакого представления о том, принадлежит ли этот дефект самому списку или оригиналу, с которого был списан. Сомнения не разрешают и другие, более поздние списки Ипатьевской летописи (Хлебниковский, Погодинский, Ермолаевский), которые хотя и обладают своими разночтениями, порою давая более верный текст, чем Ипатьевский список, порою - менее верный, однако заканчиваются на том же месте, оставляя, таким образом, вопрос о полноте и составе протографа после 1292 г. открытым. Густинская летопись XVII в., в части своей использующая сокращение протографа Ипатьевской летописи, также не разрешает этого вопроса45. Предположение В.Т.Пашуто, что автором последней части Галицко-волынской летописи (так наз. «Летописного свода князя Владимира Васильковича» и «Летописца времени князя Мстислава Даниловича») был владимирский епископ Евстигней46 или близкий к нему человек, непосредственно связанный с Владимиром (Волынским) и г. Каменцем, который также отмечен особым вниманием в тексте, оспорил в своей работе А.И.Генсиорский, вычленивший в тексте «Галицко-волынской летописи» (1201-1292 гг.) следы пяти сводов, продолжавших друг друга (I - до 1234 г., II - до 1266 г. в Холме, III - до 1286 г. в Перемышле, IV - до 1289 г. в Любомле, V - до 1292 г. в Пинске) и, соответственно, указавший возможных их авторов (I - холмский епископ Иван (ок. 1255 г.), II - Дионисий Павлович, государев дьяк (ок. 1269 г.), III - перемышльский епископ Мемнон (ок. 1285 г.), IV - духовная особа, близкая князю Владимиру Васильковичу (ок. 1289 г., переработал всё с 1261 г.), V - житель Пинска, ранее связанный с Мстиславом Даниловичем (в начале XIV в.)47.
____________________
инии хронографи списаша от Адама до Хрестоса; вся же лета спишемъ, рощетьше во задьняа» [Ип., 820].
45 ПСРЛ. т. 2, СПб., 1843 г., с. 233-273.
46 Пашуто В.Т. Очерки по истории Галицко-Волынской Руси. М., 1950, с.109-133.
47 Генсъорсъкий А.I. Галицько-Волинсысий лiгопис (процес складання; редакцii и редакторi). Киш, 1958, с. 99-100.
ДАТИРУЮЩИЕ РЕАЛИИ РАССКАЗА О ПОХОДЕ 1185
г_
477
Как бы то ни было, все эти выкладки и предположения указывают на территорию, где мог храниться оригинал и откуда могли идти в Россию известные нам списки, в том числе и протограф Ипатьевского. Подтверждением этому служит «список Яроцкого», полученный от директора Коммерческого училища в Кременце Я.В.Яроцкого, тождественный рукописи Ермолаевского списка. Его списал в 1651 г., как обозначено на рукописи, «Марко Бунъдур, законник и послушъник монастыря Николы Пустынника», дополнив «Повестью о побоищи Мамаевом с князем Дмитрием Ивановичем Владимирским в лето 6889», т.е. 3-й редакцией «Сказания о Мамаевом побоище» по классификации С.К.Шамбинаго48, а также идущие с Волыни списки Густинский и Мгарский того же XVII в.49
Список Яроцкого, тождественный Ермолаевскому и всей группе списков Ипатьевской летописи, не получивших в своей галицко-волынской части абсолютных дат, позволяет думать, что автор «владимирского летописца» не успел закончить свой труд, и собранный им свод так и не перешагнул рубеж ХIII-ХIV вв. Но как складывалась судьба его списка, попавшего на Русь и ставшего в середине 20-х гг. XV в. протографом (или архетипом) для списка Ипатьевского? Неизбежен и другой вопрос: можем ли мы считать Ипатьевский список сохранившим свои изначальную полноту, или до того, как был переплетен, он успел потерять какие-то тетради так же, как они были потеряны в его протографе, общем для всей группы этих списков, что отмечено в Ипатьевском соответствующими пробелами в тексте? Вопрос этот приобретает особую остроту и интерес, поскольку в рассказе о походе 1185г., как это было показано выше, исследователь обнаруживает вторжение социальной лексики второй половины XIV в., отсутствующей во всех остальных текстах летописи («черные люди», «отроци боярские»), а наряду с этим -заимствования из ее собственного текста, которые могут быть объяснены (учитывая местоположение данного рассказа в тексте) только наличием последующей редактуры, т.е. созданием последующего списка, в интервале между 1292 и 1425 г.
Напомню, о чем идет речь.
В рассказе о походе 1185 г. мною были выделены эпизоды и реалии, которые не могли восходить ни к реально-событийной
____________________
48 Описание Рукописного отдела БАН, т. 3, вып. 1. М.-Л., 1959, с. 305-306
49 ПСРЛ, т. 2, СПб., 1843, с. 231-232.
478____________________
ИССЛЕДОВАНИЯ И СТАТЬИ
основе повествования конца XII в., ни быть почерпнуты из текста «Слова о полку Игореве» - «коуи/ковуи», присутствующие только в тексте Ипатьевской летописи, где они возникли по недоразумению, поездка «сторожей… языка ловить», «уряжение полков» на берегу Сюурлия, «спешивание» во время боя, «черные люди», «добрые люди», «отроци боярские» и, в особенности, боевой ход «вкруг озера». При этом следует отметить, что некоторые из перечисленных реалий, как выяснилось, присутствуют в самом тексте Ипатьевской летописи, в то время как другие ей совершенно неизвестны.
К числу первых относятся «ковуи», появляющиеся впервые в ст. 6659/1151 г. вместе с «печенегами» («отрядила Володимера, брата свое, по веже с торкы и с коуи, и с берендеи, и с печенегы»), хотя ранее речь шла только о «черных клобуках» [Ип., 427]. Та же четверная формула употреблена в ст. 6670/1162 г. («с куи»), причем точно так же она сразу же заменяется «черными клобуцами» [Ип., 517]. Третий и последний раз за пределами рассказа 1185 г. «коуи» фигурируют в ст. 6678/1170 г. («послал Мьстислав Михалка князя Дюргевича Новгороду къ сынови с коуи, Бастеевой чадью») [Ип., 544], после чего они исчезают. Такое положение ошибки впереди рассказа позволяет считать ее присущей данному комплексу известий (1151-1170), перенесенной и развитой в событиях 1185г., так что для ее объяснения не требуется допущение промежуточной редакторской работы.
Совсем иначе обстоит дело с реалиями, которые содержит текст Ипатьевской летописи в составе более поздних, чем поход 1185 г., сюжетов. В первую очередь это сравнение выступающих половецких полков с «бором» (лесом) («иачаша выстоупати полци половецкии акъ борове»), что встречает точное соответствие в ст. 6676/1268 г. «бяхоуть бо полчи видениемь акы борове велицеи» [Ип., 866] и 6789/1281 г. «и сташа около города аки борове величеи» [Ип., 885]. Безусловно, оба примера можно посчитать калькированием текстов более ранних («ипоидоша полци половецьстии, аки борове» 6611/1103 г. [Ип., 254]; «иноплеменницы собраша полки своя многое множество, и выступиша, яко борове велиции» 6619/1111 г. [Ип., 267]), а то и вообще никак с ними не связанными, однако о них следует помнить, тем более, что они принадлежат к тому же хронологическому комплексу известий, что и параллель с «битвой вкруг озера», вызывающей особый интерес.
Напомню, что в рассказе 1185 г., к удивлению всех без исключения исследователей, в том числе и специалистов по исто-
ДАТИРУЮЩИЕ РЕАЛИИ РАССКАЗА О ПОХОДЕ 1185
г_
479
рии военного дела, воины Игоря «вси соседоша с конии «…» и поидоша бьючеся «…» идоуще в кроугъ при езере «…» а прочии в море истопоша» [Ип., 641-644]. Что и когда послужило примером для правщика, создавшего столь оригинальную интерпретацию событий? Частичную разгадку происхождения этого текста дает, как мне представляется, сообщение Ипатьевской летописи в ст. 6770/1262 г. о набеге «литвы» на г. Каменец, после чего «угониша я у Небля (Невель? - А.Н.) города», где ее притиснули к берегу озера и полностью уничтожили в последующем сражении. Вот эти два фрагмента Ипатьевской летописи, свидетельствующие о своей безусловной текстуальной взаимозависимости.
И тако оугадавше вси соседоша с конии, хотяхоуть бо бьющеся доити рекы Донця «…» и поидоша бьючеся «…»-и биаху бо ся идоуще в кроугъ при езере «…» не бяшеть бо лзе ни бегаючимъ оутечи, зане яко стенами силнами огоро-жени бяхоу полкы половецьскими «…» а прочии в море истопоша [Ип., 641-644].
Литва же бяше стала при озере, и видевше полки, изрядишась и седоша во три ряды за щиты по своемоу норову. Василко же, изрядивъ свое полкы, поиде противоу имъ и сразишася обои. Литва же [не] стерпевше, оустремишася на бегъ, и не бысь лзе оутечи, обишло бо бяшеть озеро около, и тако начаша сечи е, а дроузии во озере истопоша, и тако избиша я все, и [не] оста от нихъ ни одинъ [Ип., 856].
Однако для того, чтобы текст, принадлежащий владимиро-волынскому летописцу конца XIII в. мог повлиять на сюжет конца XII в., находящийся в той же летописи, необходимо создание хотя бы одного последующего по времени списка, способного воспринять такие дополнения, причем для этого требуется еще и наличие определенного интереса именно к данному сюжету.
О том, что такой интерес был и что работа над рассказом 1185 г. велась во второй половине XIV или в первой четверти XV в. свидетельствуют реалии этого времени, появившиеся в протографе Ипатьевской летописи только в данном сюжете - «черные люди», «отроци боярские», возникающие de facto лишь во второй половине XIV в. К перечисленному, по-видимому, следует добавить также «уряжение полков», напоминающее такое же «уряжение» в памятниках Куликовского цикла, и «сторо-
480____________________
ИССЛЕДОВАНИЯ И СТАТЬИ
жей» с их задачей «имания языка», сразу же приводящее на память соответствующий эпизод «Сказания о Мамаевом побоище»50, которому сюжетно предшествуют «вести» еще Краткой и Пространной Летописной повести51. Я особенно подчеркиваю датирующее значение «уряжения полков», потому что на протяжении всей Ипатьевской летописи, посвященной «бесчисленным ратям и великим трудам, и частым войнам, и многим крамолам» [Ип., 750], мы не обнаруживаем ни одного подобного «уряжения», как отсутствуют они и в других летописных памятниках вплоть до XV в.52
Насколько имеющиеся факты способны помочь в определении времени такой переработки? Для этого, как мне представляется, необходимо еще раз сопоставить имеющийся в нашем распоряжении текст «Слова о полку Игореве» с текстом рассказа о походе 1185г., потому что только знакомство с поэмой могло подвигнуть книжника второй половины XIV в. на «исправление» и обновление именно этого, а не какого-либо иного текста. И здесь исследователя ожидает неожиданность, позволяющая предположить, что в руках древнерусского книжника был иной, чем известный нам теперь текст «Слова о полку Игореве», поскольку иначе невозможно объяснить полное отсутствие в рассказе Ипатьевской летописи гидронима "Дон", который в Мусин-Пушкинском списке «Слова…» является чуть ли не господствующей смысловой и фонетической доминантой. Все устремление Игоря в известном нам тексте «Слова…» направлено на Дон, и туда же, на Дон, направляет автор других князей. Если отсутствие Тмутороканя, «сна» Святослава и его «золотого слова», исторических экскурсов о Всеславе и «плача» Ярославны в летописном рассказе вполне понятно, поскольку не находит себе места при изложении последовательности происходившего, то отсутствие темы «Дона», «поганого Кончака» и защиты «земли Русской» можно объяснить только их отсутствием в тексте, имевшемся в руках переработчика.
Причин тому может быть две: дефектность списка, что касается только объема, но не основной идеи, поскольку указанные темы пронизывают всё повествование о походе и битве в поэме
____________________
50 Бегунов Ю.К. Об исторической основе…, с. 489.
51 Сказания и повести о Куликовской битве. Л., 1982, с. 14 и 18.
52 Бегунов Ю.К. Об исторической основе…, с. 501 со ссылкой на В.И.Буганова о том, что «следов разрядных росписей летописи почти не сохранили, исключение, возможно, представляет «уряд» полков перед Куликовской битвой» (Буганов В.И. Разрядные книги последней четверти XV -начала XVII в. М., 1962, с. 107).
ДАТИРУЮЩИЕ РЕАЛИИ РАССКАЗА О ПОХОДЕ 1185
г_
481
вплоть до «истопоша» и «Каялы», внесенных в рассказ, или же иной состав самой поэмы, о чем я не раз писал, полагая, что свое патриотическое звучание «Слово…» получило только после 1380 г., будучи переработано в соответствии с требованиями времени после победы русских князей на Куликовом поле и «маркировано упоминанием Дона»53. Первую из предложенных причин следует сразу же исключить, как несостоятельную, тогда как вторая может стать единственно продуктивной гипотезой, открывающей возможности дальнейшего изучения судьбы текста «Слова…» в ХIV-ХV вв. вместе с изучением места и времени возможного появления протографа Ипатьевского списка, основывая его на исследовании бумаги, чернил, почерков, лексики и палеографии других памятников письменности этого периода.
Полагаю бесполезным сейчас гадать о времени и путях прихода в Московское государство из Литвы (Волыни, Киева и др.) как списка архетипа Ипатьевской летописи, так и его «встречи» со списком «Слова…», ввиду оживленных культурных и политических сношений в XIV и в начале XV в. России с территорией будущей Украины. Однако памятуя, что fata libelli оборачивается historiam libelli, я полагаю, что систематические поиски в указанных направлениях (филигранографические, графологические, лексикографические и текстологические наблюдения над рукописями XIV - начала XV вв.) могут принести свои плоды и в отношении взаимодействия «Слова…» с Ипатьевским списком летописи54, тем более, что изложенные выше наблюдения
____________________
53 «Сейчас мы можем утверждать, что и само «Слово…» в конце XIV или в первой половине XV века под влиянием победы на Дону было соответственным образом переработано и уже в таком виде дошло до нас, будучи маркировано упоминанием Дона как ориентира не поражения, а триумфа и победы. Отсюда - «Дон ти, княже, кличет, зовет князи на победу!» (Никитин АЛ. Слово о полку Игореве. Тексты. События. Люди. М., 1998, с. 125). Другим бесспорным свидетельством позднейшей переработки в Ипатьевской летописи рассказа о походе 1185г. Игоря Святославича может служить замена описания солнечного затмения 1 мая 1185 г., находившегося в общем архетипе Ипатьевской и Лаврентьевской летописей и сохранившегося в списках Лаврентьевском, Радзивиловском и Переславля Суздальского «бы(сть) знаменье вь солнци, и морочно бысть велми, яко и звезды видети человекомъ въочью яко зелено бяше, и в солнци оучинися яко месяць, из рогъ его яко угль жаровъ исхохаше» [Л., 396], которое в Ипатьевском оказалось заменено на «виде солнце, стояще яко месяць» [Ип., 638].
54 Еще одной любопытной параллелью к фразеологии «Слова…» и летописи под 6706/1198 г. является синтагма «в Кыеве на Горах» («родися дщи у Ростислава у Рюриковича… и взяста ю к деду и к бабе, и тако воспитана
482____________________
ИССЛЕДОВАНИЯ И СТАТЬИ
над текстом ее протографа позволили сузить отрезок времени в котором мог осуществиться такой контакт, с двух с половиной веков до полувека. В свою очередь, эти наблюдения позволяют сформировать новый взгляд на время появления памятников так называемого «Куликовского цикла», в первую очередь «Задонщины» и «Сказания о Мамаевом побоище», чья текстуальная зависимость от «Слова…» и Ипатьевской летописи неизменно подчеркивалась всеми их исследователями.
____________________
бысть в Кыеве на Горах» [Ип., 708]), отмеченная еще А.И.Лященко (Лященко А.И. Этюды о «Слове о полку Игореве». // ИОРЯС, XXXI. Л., 1926, с. 151).
КОВУИ, КАЕПИЧИ И ТУРПЕИ____________________
483
КОВУИ, КАЕПИЧИ И ТУРПЕИ
(О некоторых "тюркских этнонимах"
Ипатьевской летописи)
Начиная с 40-х гг. прошлого века, когда была опубликована Ипатьевская летопись, сохранившая в своем составе корпус сведений Киевской (иначе - южно-русской) летописи XII в., внимание отечественных историков, а затем и тюркологов, было привлечено неизвестными ранее названиями тюркских народностей, состоявших, как можно было понять из текста, на службе у киевских и черниговских князей. Кроме уже известных по Лаврентьевскому списку торков и берендеев, носивших в середине XII столетия обобщающее имя «черных клобуков» («каракалпак»), Ипатьевская летопись называла «коуев/ковуев» и «каепичей», участвовавших в походах русских князей на половцев. Если о «каепичах» практически ничего больше не было известно, поскольку они упоминались только один раз под 6668/1160 г., то «коуи/ковуи» вызывали особенный интерес к себе тем обстоятельством, что они фигурировали в рассказе о походе новгород-северского князя 1185 г. как «черниговская помочь», т.е. состояли на службе у Ярослава Всеволодовича, и своим бегством с поля боя предопределили захват Игоря в плен и поражение его отряда.
"Каепичи", "коуи/ковуи" и "турпеи" за полтора столетия изучения «Слова о полку Игореве», русского летописания, филологических и археологических исследований прочно вошли в международный научный обиход и справочную литературу в качестве тюркских этнонимов1. «Коуи, - писала С.А.Плетнева,
____________________
1 См.: Расовский Д.А. О роли Черных Клобуков в истории Древней Руси. // SK, t.I. Praha, 1927, S. 93-109; он же. Половцы. // SK, t. VII. Praha, 1935, S. 245-262; t. VIII, Praha, 1936, S. 161-182; t. IX, Praha, 1937, S. 71-85; t. X, Praha, 1938, S.155-178; t. XI, Praha, 1939, s.95-128; Федоров-Давыдов Г.А. Кочевники Восточной Европы под властью золотоордынских ханов. М., 1966; Менгес К.Г. Восточные элементы в «Слове о полку Игореве». Л., 1979; Баскаков Н.А.. Тюркская лексика в «Слове о полку Игореве». М., 1985; Плетне-
484____________________
ИССЛЕДОВАНИЯ И СТАТЬИ
подводя итоги многолетней работы, - четвертое по величине (и значимости) этническое соединение, входившее в союз черных клобуков. Местоположение их веж и пастбищ в 50-70-е годы XII в. устанавливается только косвенно. Дело в том, что они постоянно выступают вместе с торками, берендеями и печенегами в составе черных клобуков. Поскольку этот союз образовался и локализовался на территории Поросъя, то логично предположить, что коуи жили там же, где и остальные этнические группировки этого союза. Однако под 1185 г. летописец неоднократно упоминает2 особую группу этого этноса, названную им «коуи черниговские». Следовательно, помимо Поросъя, коуи раскинули в то десятилетие свои вежи и пастбища и в Черниговском княжестве: на его границах и, возможно, даже частично в окрестностях самого Чернигова - по широкой деснинской пойме»3.
Но так ли это? Оставив в стороне «раскинутые ковуями» пастбища в широкой деснинской пойме, попробуем заново познакомиться с тем, что нам дают источники, которыми в данном случае для «ковуев» и «каепичей» является только Ипатьевская летопись, а для «турпеев» - еще и Лаврентьевская.
Первое упоминание «коуев/ковуев» в Ипатьевской летописи содержит ст. 6659/1151 г., рассказывающая о борьбе за Киев между Юрием Владимировичем, князем владимиро-суздальским, опиравшемся на союзных ему половцев, и киевским князем Изяславом Мстиславичем с братьями, имевшими в союзниках «черных клобуков». Когда суздальская рать перешла Днепр у Заруба и киевским войскам, стоявшим у Воиня, пришлось возвращаться, чтобы организовать оборону самого Киева, «черные клобуки» предложили князьям отрядить с ними Владимира Мстиславича к их вежам, чтобы они могли забрать жен, детей, стада «и што своего всего», и уже к вечеру этого дня придти и встать у стен Киева. Мотивировали они свое решение так: «хочемъ же за отца вашего, за Вячьслава и за тя (вар.: зятя), и за
____________________
ва С.А. Половцы. М., 1990, и др. Впрочем, в литературе было высказано и другое, ничем не подтвержденное мнение, согласно которому "коуи/ковуи" трактовались как «наемные войска русских князей, составлявшиеся из татар (так! - А.Н.) и других кочевников» (примечание П.М.Поляна к статье В.П.Семенова-Тян-Шанского «Слово о полку Игореве» глазами географа» // Альманах библиофила, XXI. М., 1986, с. 267).
2 Здесь безусловная ошибка: в ст. 6693/1185 г. «коуи» упомянуты четыре раза, но только в одном рассказе о походе и битве новгород-северского князя, более никаких упоминаний о них нет.
3 Плетнева С.А. Половцы…, с. 81.
КОВУИ, КАЕПИЧИ И ТУРПЕИ____________________
485
брата твоего Ростислава, и за всю братью и головы свое сложити «…» а Гюргя не хочемъ». В результате князья послушали совета «и тако отрядиша Володимера, брата свое, по веже с торкы и с кооуи и с берендеи и с печенегы, а сами поидоша къ Треполю»[Ип.,427].
Второе упоминание «коуев/ковуев» содержится в начале ст. 6670/1162 г., сообщающей, что «поиде Мьстиславъ из Володимиря полком своимъ с галичьского помочью, а Рюрикъ поиде ис Торцьского с Володимеромъ съ Андреевичем и с Василкомъ съ Гюргевичем, и с берендеи, и с куи, и с торкы, и с печенегы» на Изяслава Давыдовича, после чего действуют просто «черные клобуки» [Ип., 517].
Третье упоминание мы встречаем в ст. 6678/1170 г. в связи с тем, что Мстислав Изяславич послал «Михалка князя Дюргевича Новугороду, къ сынови, с коуи, Бастеевою чадью; и бысь весть Рюрикови и Давидови… и яста Михалка за Межимостьемъ ко Мозырю идуща; ту же льсть издея Бастии надъ Михалкомъ» [Ип., 372].
Наконец, четвертое и основное упоминание «коуев/ковуев» находится в ст. 6693/1185 г. в рассказе о походе новгород-северского князя Игоря Святославича, на этот раз выступая уже в качестве сюжетообразующего элемента. Здесь сообщается, что, поехав из Новгорода, Игорь «оу Ярослава испроси помочь Ольстина Олексича, Прохорова вноука с кооуи черниговьскими» [Ип., 63 8], которые снова всплывают в рассказе об уряжении полков: «Игоревъ полкъ середе, а по правоу брата его Всеволожь, а по левоу Святославль, сыновця его, на переде емоу сынъ Володимерь и дроугии полкъ Ярославль, иже бяхоу с Ольстиномъ кооуеве» [Ип., 639]. Когда половцы ударились в бегство, «Святослав же Олгович и Володимерь Игоревич и Ольстинъ с кооуи стрелци поткоша по нихъ» [Ип., 640], после чего «кооуи» упоминаются еще трижды в связи с их бегством: «бысь же светающе неделе, возмятошася ковоуеве полкы побегоша» [Ип., 641-642], «не бяхоуть бо добре смялися с ковоуи» [Ип., 642] и в заключении, что «съ 15 моужь оутекши, а ковоуемь мнее» [Ип., 644].
Вот всё, что известно о «ковуях», поскольку ни в одном другом летописном своде, кроме списков, восходящих к протографу Ипатьевского (Хлебниковский, Погодинский, Ермолаевский, Яроцкого, а также летописей типа Густинской, восходящих к архетипу Ипатьевской, но передающих его в сильном сокращении4), какие-либо упоминания «ковуев» отсутствуют.
____________________
4 ПСРЛ, т. 2. СПб., 1843, с. 231-232.
486____________________
ИССЛЕДОВАНИЯ И СТАТЬИ
Что же касается Лаврентьевского списка, содержащего статьи Киевского свода XII в., то в нем они представлены в сильно сокращенном виде, по сравнению с Ипатьевской летописью, или же не представлены вовсе. Так, в ст. 6659/1151 г. выпущен эпизод с отходом «черных клобуков» за своими вежами, в ст. 6679/1170 г. - эпизод с пленением Михалка, ст. 6670/1162 г. вообще отсутствует, а в ст. 6693/1185 г. упоминается просто «черниговская помочь». И все же приведенные примеры редкого и случайного употребления данного этнонима, собранные воедино, дают возможность подойти к ним с иной, чем это делалось до сих пор, стороны.
Начнем с известного, т.е. с торков и берендеев, расселенных по р. Рось на южных границах Киевского княжества, которые с середины XII в. получили общее наименование «черные клобуки». Очень вероятно, что на том же Правобережье Днепра были размещены и те торки с печенегами, которые были захвачены у половцев во время похода 6611/1103 г. [Л., 279; Ип., 255], поэтому формулировка, которую мы находим в первых двух примерах из Ипатьевской летописи («с торки, с берендеи и с печенеги») и, соответственно, под 6660/1152 г. в Лаврентьевском списке («Изяслав же «…» отряди сына своего Мстислава на половци с берендеи и с торкы, и с печенегы» [Л., 339]), не вызывает сомнения в своей аутентичности, как расшифровка обнимающего их понятия «черные клобуки», в то время как упоминаемые здесь же «кооуи» оказываются инородным телом.
С другой стороны, внимание привлекает необычное написание этнонима "кооуи" («-ооу-»), что также не находит себе аналогии как в древнерусской письменности, т ак и в передаче тюркской лексики. Пытаясь выяснить этимологию, происхождение и значение данной лексемы, Н.А.Баскаков, следом за К.Г.Менгесом5, писал: «Ковуй - название племени черных клобуков.«…» Наиболее вероятной и по существу единственной этимологией этого названия является сближение этого названия с названием птицы и связанного с этой птицей цветовым оттенком, а именно… 'племя, имеющее своим тотемом лебедя', 'племя лебединцев'; 'бледный, серый, голубой, сивый, светло-желтый, буланый' 6 Поскольку такое заключение никак не проясняет вопроса, попытаемся посмотреть на эту лексему со стороны русской, а не тюркской орфографии.
____________________
5 Менгес КГ. Восточные элементы…, с. 61-62.
6 Баскаков Н.А Тюркская лексика…, с. 65.
КОВУИ, КАЕПИЧИ И ТУРПЕИ____________________
487
Всего в распоряжении исследователя девять фактов написания этой лексемы: "с кооуи", "с куи", "с коуи Бастеевою чадью", "с кооуи черниговськими", "бяхоу кооуеве", "с кооуи", "возмятошася ковоуеве", "ковоуи", "ковоуемь". Посчитав второй из приведенных примеров («с куи») обычной опиской, можно видеть устойчивое написание удвоенного «о» перед «у», заставляя предполагать наличие здесь непонятого переписчиком (или редактором) предлога «ко» перед дифтоногом «оу». В таком случае мы получаем обычный ряд - «ко уи», «к уи», «ко уи», «ко оуи», «ко оуеве», «ко оуи», «ко воуеве», «ко воуи», «ко воуемь», сопоставимый с соответствующими лексемами Ипатьевской летописи (6478/970 г. «и бе Добрыня оуи Володимиру» [Ип., 57]; 6493/985 г. «иде Володимиръ на болъгары съ Добрынею, оуемъ своимъ» [Ип., 71]; 6654/1146 г. «посла Святославъ в половце к оуемъ (вар.: «оуеви») своимъ и прииде ихъ к немоу в борзе 300» [Ип., 329]; 6665/1147 г. «Святославъ же поведа Иванкови Гюргевичю… и половцемъ дикымъ, оуемъ своимъ, Тюнракови Осоулоуковичю и братоу его Камосе» [Ип., 334].; «и тогда придоша к немоу сли (вар.: «послы») ис половець от оуевъ его съ Василемъ половциномъ» [Ип., 341]; 6665/1147 г. «придоша к нем бродничи и половци придоша к немоу мнози оуеве (вар.: «рода») его» [Ип., 342]; 6746/1238 г. «идоста Михаилъ и Ростиславъ ко оуеви своемоу в ляхы» [Ип., 783]; 6748/1240 г. «потом же Михаилъ иде от оуя своего на Володимер» [Ип., 788]; 6749/1241 г. «се ли твори возмездье оуема своима во добродеанье» [Ип., 791]; 6760/1252 г. «изгна Миндовг сыновца своего «…» пославшомоу на воину со воемь (вар.: «съ вуемь своим») своими» [Ип., 815]; 6760/1252 г. «Тевтевилъ же прибеже во Жемоить ко воуеви (вар.: «къ оуеви») своемоу» [Ип., 817];
6787/1279 г. «поведе Володимероу оуи его, князь Болеславъ, на сыновча своего, на Кондрата» [Ип., 880]) и Лаврентьевского списка (6478/970 г. «бе Добрына оуи Володимеру» [Л., 69];
6488/980 г. «посади Добрыну оуя своего в Новегороде» [Л., 79];
6493/985 г. «иде Володимеръ на болгары съ Добрыною съ воемъ (РА - «оуемъ») своимъ» [Л., 84]; 6636/1128 г. «и бе оу него оуи (РА- «уи») его Добрына» [Л., 299]), практически повторяющего чтение НПЛ [НПЛ, 121, 128, 132, 138].
Количество этих примеров я полагаю достаточным, чтобы раз и навсегда отказаться от «племени ковуев», признав в таком написании ошибочное соединение предлога "ко" с формой множественного числа существительного "уй/оуй" - "оуи", т.е. 'братья матери', а более широко - 'мужчины рода матери', как то
488____________________
ИССЛЕДОВАНИЯ И СТАТЬИ
можно видеть по фразеологии Ипатьевской летописи в ст. 6654/1146 г., когда к Святославу «пришло их 300».
Из всех приведенных выше четырех примеров с использованием лексемы "кооуи/ковоуи" практически не требует корректуры при объяснении третьего в ст. 6678/1170 г., где указывается что Михалко был послан к Новгороду «с [к]оуи», т.е. с родом своей матери, каким в данном случае являлась «Бастеева чадь». Менее ясны два предшествующих примера, однако тот факт, что в 1151 г. «черные клобуки» просили отправить «ко оуям» за вежами и семьями с ними именно Владимира Мстиславича, позволяет предполагать или «штамп» позднего редактора, который изначально не понял выражения "ко оуям", сделав из этой лексемы этноним, и тут же использовал его еще и в ст. 1162 г. (что наиболее вероятно), или (что маловероятно) какие-то родственные связи Владимира Мстиславича с «черным клобуком» по женской линии.
Более сложен и требует обстоятельного разбора рассказ 1185г. о походе новгород-северского князя в степь, и вот почему. В одной из предшествующих работ я обратил внимание на некоторые его реалии («черные люди», «отроци боярские» и др.), принадлежащие времени не ранее второй половины XIV в.7 Другими словами, эти лексемы не могли попасть в данный текст не только в конце XII в., к какому времени его обычно относили исследователи, но и в конце XIII или в самом начале XIV в., как определяли окончательное время сложения на Волыни протографа Ипатьевской летописи8. В то же время, они отсутствовали в остальном тексте. Из этих наблюдений следуют два вывода:
1) указанные термины попали в текст рассказа о походе 1185 г. протографа Ипатьевской летописи во второй половине XIV или в первой четверти XV в. при кардинальной переработке именно этого рассказа, и 2) обращение к указанному рассказу при игнорировании всего остального корпуса летописных известий архетипа Ипатьевской летописи может объясняться только знакомством редактора-переработчика со списком «Слова о полку Игореве». Отсюда с неизбежностью проистекает заключение, что именно тогда из текста «Слова…» в протограф Ипатьевской летописи попали «Каяла», «море», «Лавор», «Донец», «трехдневный бой», «заворачивание полков» и прямые текстуальные за-
____________________
7 См. в настоящем сборнике статью: «Датирующие реалии рассказа Ипатьевской летописи о походе 1185 г. на половцев».
8 Пашуто В. Т. Очерки по истории Галицко-Волынской Руси. М., 1950, с. 109-133; Генсьорський А.1. Галицько-Волинський лiгопис (процее скла дання; редакцii и редакторi). Киiв, 1958, с. 99-100.
КОВУИ, КАЕПИЧИ И ТУРПЕИ____________________
489
имствования, - всё то, что в противном случае приходилось бы объяснять двукратным обращением редакторов свода к древнерусской поэме.
Такой вывод нашел свое подтверждение и в ряде других обстоятельств похода и боя, почерпнутых редактором, по всей видимости, уже из владимиро-волынских статей Ипатьевского архетипа второй половины XIII в. (напр., пеший бой вкруг озера), в котором якобы поначалу принимали участие «ковуи», ударившиеся затем в бегство.
Как появились в повествовании и какое место в протографе рассказа занимали собственно «уи», породившие «ковуев»? Ответ, как мне представляется, подсказывает, во-первых, подчиненность в рассказе данной лексемы имени «Ольстина Олексича, Прохорова внука», о чем говорится не только в начале, но напоминается и далее («иже бяху с Ольстином ковуеве»), и, во-вторых, упоминание в ст. 6692/1184 г. - в действительности относящееся к 6693/1185 г., как то показывают переставленные фрагменты, - о поездке Ольстина Олексича, «мужа» Ярослава Всеволодовича черниговского, к Кончаку: «Ярославъ же… посла к нимъ моужь свои Ольстина Олексича» [Ип., 635]; «азъ есмь послал к нимъ моужа своего Ольстина Олексича, а не могоу на свои моужь поехати» [Ип., 636}. Тот факт, что Игорь, отправляясь в Степь, «испроси» у Ярослава «в помочь» именно Ольстина Олексича, незадолго до этого ездившего к Кончаку в связи с какими-то переговорами, в том числе и о «мире», делает в высшей степени вероятным предположение, что «Прохоров внук» был наполовину половец и ехал «ко уи» или «с оуями» (в тексте - «с коуи»), и должен был стать гарантом мирных намерений Игоря, пополняя своей дружиной еще и физическую защиту. Таким образом, первоначальный вид фразы можно реконструировать как 'испроси у Ярослава помочь Ольстина Олексича, Прохорова вноука, ко оуи', к чему сначала было добавлено «черниговскими», а затем развернуто «уточнение» по типу В.Н.Татищева.
При переработке "оуи" превратились в «кооуев/ковоуев», оказавшихся тем более к месту, что переработчику требовалось объяснить отсутствие дальнейших упоминаний о судьбе самого Ольстина Олексича.
Такое переосмысление "оуев" в конце XIV или в начале XV в. можно считать весьма симптоматичным, как, впрочем, появление данного термина в письменности киевской Руси в середине XII в. и его полное забвение и выпадение из активной лексики в последующий период. В системе славянских родственных свя-
490____________________
ИССЛЕДОВАНИЯ И СТАТЬИ
зей, всё равно, «большой» или индивидуальной семьи, определяющими всегда были «мужские линии», почему женщина у славянских народов в доме занимала подчиненное положение, а за его пределами практически не играла никакой роли. Об этом лучше всего свидетельствуют древнерусские летописи, как правило, не знающие женских имен, а в случае необходимости указывающие или на происхождение женщины (отчеством) или на ее принадлежность (по мужу). Как и в Европе, на Руси выдаваемые замуж женщины в дальнейшем не становились для своих мужей гарантами получения помощи от ее отца или братьев, будучи разве что причинами последующих наследственных притязаний или семейных раздоров. Совсем иначе обстояло дело у половцев, где кровное родство по материнской линии ценилось выше, чем по линии отца. Можно сказать, что ребенок принадлежал всему роду его матери, в первую очередь, ее братьям, "уям", накладывая на всех членов рода обязательство оказания ему помощи и защиты, и тем самым распространяя на них «уйство», подтверждение чему можно видеть в уже цитированных фрагментах ст. 1146 г.
Упрочение с конца XI в. симбиотических отношений между Степью и Русью привело, с одной стороны, ко всё возрастающему числу межэтнических браков, причем не столько среди аристократии, сколько среди массы русского оседлого и половецкого кочевого населения (уводы в полон, побеги, оседание на землю, расселение выходцев из орды и пр.), а с другой - к резко возросшему значению «института уев», связавшего Степь с Русью и внесшего в междукняжеские конфликты фактор «второго этноса». По мере того, как половцы всё более втягивались в повседневную жизнь русских княжеств, наполненную внутрисемейными сварами, вероломством, борьбой, они менялись сами и изменяли свои отношения к родственникам, пройдя «от кочевий к городам», как выразилась С.А.Плетнева. Конец всему этому положили монголы, захватившие степи с оставшимися половцами и вырезав всю половецкую аристократию, которая до тех пор оставалась гарантом сохранения степных традиций. Вместе с половцами из русских летописей ушел и сам термин -"уй", "уи" - в новой реальности потерявший свое основание и смысл, поскольку всё вернулось на круги своя.
История и реальное содержание термина "уй" в русской жизни хорошо показывает Ипатьевская летопись. Он появляется на ее страницах в легенде о Владимире и Добрыне, неся с собой от голоски не славянской архаики, а русско-половецких связей XII в., активно используется с 1146 по 1185 г., исчезает на пол-
КОВУИ, КАЕПИЧИ И ТУРПЕИ____________________
491
столетия, и с 1238 г. вновь появляется на страницах летописи, повествующей о событиях середины и второй половины XIII в. в Галицко-Волынской Руси, где в литературном и бытовом обиходе до польско-литовского завоевания лексика предшествующего периода сохранялась значительно лучше, чем на землях Северо-Восточной Руси.
Именно так сейчас может быть представлена история «народа кооуев», вызванная в конце XIV или в начале XV в. ошибочным прочтением слитного написания лексемы "ко оуям" и породившая столько недоумений, догадок и прямых фантазий со стороны историков, археологов и даже филологов. Надеюсь, что теперь им положен конец.
Еще проще выглядит загадка лексем "каепичи", "бастии" и "турпеи", которые С.А.Плетнева принимает за этнонимы. «Что касается турпеев и каепичей, - пишет археолог, - то оба эти небольшие этноса обитали, видимо, на переяславльско-черниговском пограничье, поскольку упоминаются в летописи в связи с военными действиями, ведшимися князьями друг против друга именно на территории этих княжеств. Иных, более веских доказательств о месте их обитания у нас нет»9.
Здесь всё верно, за исключением термина "этнос". Получив от отца, Изяслава Мстиславича, занявшего Киев, приказ «Переяславля добыти», Мстислав Изяславич «послася на ону сторону (т.е. на Левобережье) к Турпеемъ и к дружине, веля имъ ехати к собе «…» Ростислав же «…» сгони Турпее у Днепра, и поимав е, приведе е Переяславлю» [Ип., 398], из чего следует, что затея эта не удалась. В тех же словах передает этот эпизод 6658/1150 г. и Лаврентьевский список [Л., 326]. На то, что под «Турпеями» следует понимать никакой не этнос, а род, некоего Турпея, указывает наличие у них общей «дружины», а также то, что перехватить их и привести назад к Переяславлю смог один Ростислав Юрьевич, естественно, в сопровождении собственной дружины, в которой было вряд ли более двух десятков воинов.
Подобно «ковуям», «каепичи» встречены только в Ипатьевской летописи, причем лишь единожды, тем самым уже изначально позволяя думать, что перед нами очередная описка: «а молодь, перебравъ [с] берендичи, и с каепичи пусти на половци ити» [Ип., 507]. Разбирая тюркские этнонимы, Н.А.Баскаков пояснил, что «каепичи - название огузского племени древних узов - черных клобуков русских летописей. Структура этого этнонима
____________________
9 Плетнева С.А. Половцы…, с. 81.
492____________________
ИССЛЕДОВАНИЯ И СТАТЬИ
ясна, она состоит из названия тюркского племени qaj или собственного мужского имени + apa 'почтительное обращение к старшему в роде' (ср. apa/aba/awa 'отец, мать' или oba 'род, родовое подразделение, большая семья'»10. Между тем, здесь, скорее всего выступают потомки какого-то Аепы, двое из которых, как известно, в 6615/1107 г. заключили мир с русскими князьями и способствовали двум тогда же заключенным бракам половецких принцесс - с Юрием Владимировичем, сыном Владимира Мономаха, и со Святославом Ольговичем, сыном Олега Святославича [Л., 282-283; Ип.,259].
В отличие от этих псевдоэтнонимов, лексема "Бастеева чадь", упоминаемая только в Ипатьевской летописи под 6678/1170 г. («послалъ Мьстиславъ Михалка «…» с коуи, Бастеевою чадыо» [Ип., 544]), и 6680/1172 г. («и Глебъ князь прислалъ бяше Григоря тысячкаго своего с помочью, и половци дикие, Концакь с родомъ своимъ, и свои берендичи, Бастеева чадь» [Ип., 548]), имеет дополнение в имени самого Бастия -дважды в ст. 6678/1170 г. («Бастии же и инии мнози гонища по них» и «ту же льсть издея Бастии над Михалкомъ» [Ип., 540 и 544]). Из всего этого комплекса следует, что речь идет не о народе, а только, как и в случае с «турпеями», о роде берендея Бастия, бывшего «своим» для Мстислава Изяславича.
Вся эта путаница с несуществующими тюркскими этносами, извлекаемыми по мере надобности (и ненадобности!) из описок Ипатьевской летописи, объясняется, с одной стороны, слепым доверием филологов и историков к «Указателю» издания Археографической Комиссии (СПб., 1871), где все эти лексемы сопровождаются пометкой «нар.» (т.е. «народ»), а со стороны С.А.Плетневой - еще и отсутствием представления о разнице между «социумом» и «этносом», что достаточно ярко предстает в ее последней, в целом нужной и интересной монографии о половцах. Так она пишет, что у черных клобуков основу общества «составляла большая семья (аил), называемая русскими летописцами чадью. В нее входили как кровнородственные члены, так и их слуги из других обедневших семей и даже домашние рабы. Богатые семьи достигали очень больших размеров и превращались «…»в новые этнические единицы»11. Это, безусловно, новое слово в науке, так же, как и другие утверждения на эту же тему, например: «Процесс выделения из большой массы новых малых этнических образований, получавших имя от главы семьи или куреня, был, види-
____________________
10 Баскаков Н.А. Тюркская лексика…, с. 65. 11 Плетнева С.А. Половцы…, с. 84.
КОВУИ, КАЕПИЧИ И ТУРПЕИ____________________
493
мо, характерен для степняков»12. И далее: «Таким образом, сложный процесс этнообразования «…» заключался не только в слиянии мелких групп, но и в выделении из старого, давно сложившегося этноса небольших группировок, нередко перераставших в новые этносы»13.
Как можно видеть, автор говорит здесь о процессе не этнообразования, а только социального расслоения, упадке одних родов и возвышении других в рамках одного этноса и в структуре одной социальной формации. Ссылаясь в монографии на работу 3.В.Анчабадзе о кипчаках Северного Кавказа, С.А.Плетнева могла бы вспомнить в связи с этим, что у половцев «каждая родовая единица совпадала с определенной военной единицей», во главе которых стояли главы родов14, т.е. то самое, что было отмечено русскими летописцами, писавшими о «турпеях», «аепичах» и «Бастеевой чади». Одновременно следует отметить и слишком большую ее доверчивость к летописным текстам, воспринимаемым в качестве документов, а не историко-литературных произведений, что прямо относится к Ипатьевской летописи (походы русских князей «за Дон и за Яик», попытки половцев «попленить города» и пр.).
Такие примеры еще раз напоминают о необходимости точного употребления терминов науки, критического использования древних текстов и крайне осторожного отождествления их сведений с данными, полученными при изучении материальных источников, которые и должны быть положены в основу этнокультурных реконструкций. Всё остальное, прежде чем быть использовано, должно быть подвергнуто жесточайшей проверке, как это выяснилось на примере «коовуев» и остальной «чади», позволив вернуться к трем степным этносам, только и представленным в археологических памятниках южно-русских степей - печенегам, торкам и половцам.
____________________
12 Там же, с. 78.
13 Там же, с. 82.
14 Анчабадзе 3. В. Кипчаки Северного Кавказа по данным грузинских летописей ХI-ХIV веков. // О происхождении балкарцев и карачаевцев. Материалы научной сессии по проблеме происхождения балкарского и карачаевского народов (22-26 июня 1959 г.). Нальчик, 1960, с. 122.
494____________________
ИССЛЕДОВАНИЯ И СТАТЬИ
АЛЕКСАНДР ПЕРЕСВЕТ И СЕРГИЙ РАДОНЕЖСКИЙ 1
В русской исторической традиции имена Сергия Радонежского и героя Куликовской битвы Александра Пересвета до сих пор прочно связаны друг с другом преданием о встрече князя Дмитрия Ивановича с настоятелем обители Святой Троицы. Последний благословил московского князя на битву с Мамаем и отправил с ним двух братьев-иноков, Пересвета и Ослебю, один из которых пал в поединке с «печенежином Челубеем». Эти сюжеты до сих пор вдохновляют художников, поэтов и писателей на создание произведений, многие из которых стали восприниматься как своего рода исторические свидетельства. Неслучайно накануне празднования 600-летия Куликовской битвы в научной статье, посвященной этому событию, один историк прямо писал, что «столкновению главных сил (ордынцев и москвичей. - А.Н.) предшествовало единоборство двух богатырей - Пересвета и Темир-мурзы (Челубея). Этот поединок имел целью воодушевить войска обеих сторон. Гибель богатырей в результате единовременного удара копьями произвела сильное впечатление на наблюдавших за традиционным поединком» 2, после чего пересказал сюжет известной картины В.М.Васнецова, используемой на уроках истории в школе.
Действительно, именно этот момент сражения, вычлененный из всего остального, стал в дальнейшем для большинства россиян и центральным событием битвы, и своего рода симво-
____________________
1 Предшествующие публикации: Никитин А. Одиссея Александр Пересвета. // НиР, 1990, № 4-5; он же. Подвиг Александра Пересвета.// ГДРЛ, сб. 3. М., 1992, с. 256-272.
2 Бескровный Л.Г. Куликовская битва. // Куликовская битва. М., 1980, с.238.
АЛЕКСАНДР ПЕРЕСВЕТ И СЕРГИЙ РАДОНЕЖСКИЙ____________________
495
лом победы Руси над Золотой Ордой, торжеством «честнаго креста» над «неверными», так что образ чернеца в развевающейся схиме, несущегося с копьем на ордынского воина, вполне смог бы заменить на гербе Москвы столь сходного с ним «копейщика». Но, может быть, так это и было? Стоит вспомнить, что образ Георгия Победоносца, поражающего поверженного дракона (на ранних московских монетах изображен всадник не с копьем, а с саблей), получил своего рода канонизацию не ранее конца XV века, и в сознании народа неизменно ассоциировался с освобождением от татаро-монгольского ига.
Однако «стоп-кадр», созданный Васнецовым, у действительного исследователя той эпохи вызывает множество недоуменных вопросов. Например, о какой «традиции поединков» перед битвой 3 может идти речь, если в ордынских войсках они запрещались? Как мог принимать непосредственное участие в сражении монах, тем самым отринув данные им при постриге обеты? Почему о встрече Дмитрия Ивановича с Сергием не сообщает ни одна летопись, ни один документальный источник, а имя героя-чернеца отсутствует в синодиках Троице-Сергиевой лавры так же, как и его брата Ослеби? Не означает ли всё это, что участие знаменитого подвижника русской Церкви в событиях 1380 года, как и геройский подвиг Пересвета - не более чем благочестивая легенда, а сам Пересвет - одна из мифологем нашей истории?
Попробуем в этом разобраться. Однако, чтобы стало понятно дальнейшее, кратко перечислю события, которые предшествовали битве на Дону, отчасти спровоцировав ее и, безусловно, повлияв на ее исход.
В 1374 г. Москва отказала Орде в выплате традиционной дани, воспользовавшись смутами и заговорами вокруг ордынского престола и верно рассчитав, что там будет «не до нее»4. Затем,
____________________
3 «По традиции битва началась единоборством богатырей, в котором погибли и русский, родом из Брянска, Пересвет (погребен в Москве в Симоновом монастыре), и Темир-мирза» {Пашуто В. Т. «И въскипе земля Руская…». // ИСССР, 1980, № 4, с. 86).
4 «А князю великому Дмитрию Московьскому бышеть розмирие съ тотары и съ Мамаемъ» (ПСРЛ, т. 15, вып. 1. Рогожский летописец. Пг., 1922, стб. 106). В.А.Кучкин считает следствием этого несомненный отказ от выплаты дани, затянувшийся вплоть до 1380 г. (Кучкин В.А. Русские княжества и земли перед Куликовской битвой. // Куликовская битва. Сб. статей. М., 1980, с. 96).
496____________________
ИССЛЕДОВАНИЯ И СТАТЬИ
в 1377 г. в Литве умер великий князь Ольгерд5. Ему наследовал сын от второго брака, Ягайло, против которого вскоре подняли мятеж его старшие братья6, в первую очередь, Андрей Ольгердович, князь полоцкий. В столкновении с Ягайло он был разбит и вместе с семьей, дружиной и боярами бежал во Псков7, который его принял, поскольку присягал ему еще в 1341 г.8 Оттуда Андрей Ольгердович направился в Москву, куда еще в 1371 г. была выдана его родная сестра, Елена Ольгердовна, за серпуховского и боровского князя Владимира Андреевича, двоюродного брата московского князя Дмитрия Ивановича9, так что им обоим он приходился шурином, почему и был принят с почетом и радостью.
Для радости основания были не только родственные. Вокняжение Андрея Ольгердовича в Пскове позволило московскому князю зимой 1379/80 г. провести удачную военную операцию против Ягайло, отодвинув свои западные границы от Москвы. Как пишет летописец, «князь великии Дмитреи Ивановичь събра воя многы, и посла с ними брата своего князя Володимера Андреевичя да князя Андрея Олгердовичя Полотьского, да князя Дмитриа Михайловичя Волыньскаго «…» литовскыя городы и волости воевати «…» Они же сшедшеея взяша город Трубьческыи и Стародубъ»10. Это военное предприятие оказалось вполне «семейным делом», чем и объясняется его успех: в Трубчевске княжил Дмитрий Ольгердович, родной брат Андрея и шурин Владимира Андреевича. Естественно, он «не стал на бой, не поднял рукы противу великаго князя, и не бьяся, но выйде из града съ княгинею своею, и з детми и съ бояры», пришел в Москву, где был «с любовью» принят великим князем и получил «на прокормление» город Переславль Залесский «со всеми его пошлинами»11.
За два года до «выхода» Дмитрия Ольгердовича произошло еще одно событие политического порядка, имевшее важные по-
____________________
5 ПСРЛ, т. 15, в. 1. Пг" 1922, стб. 117.
6 Греков И.Б. Восточная Европа и упадок Золотой Орды. М., 1975, с-98-99.
7 НПЛ, 375; Псковская 3-я летопись. // Псковские летописи, т. 2. М. 1955, с. 105-106. Более подробно см.: Флоря Б.Н. Литва и Русь перед битвой на Куликовом поле. // Куликовская битва. Сб. статей. М., 1980, с. 158-159.
8 Псковские летописи, т. 1. М. -Л., 1941, с. 19; т. 2. М" 1955, с. 96.
9 ПСРЛ, т. 15, вып. 1, стб. 99.
10 ПСРЛ, т.18. Симеоновская летопись. СПб., 1913, с. 129.
11 Там же. Как показал Б.Н.Флоря, Переславль Залесский служил местом традиционного «кормления» для выезжавших из Литвы князей (Флоря Б.Н. Литва и Русь…, с. 166).
АЛЕКСАНДР ПЕРЕСВЕТ И СЕРГИЙ РАДОНЕЖСКИЙ____________________
497
следствия: в августе 1378 г. московские войска, без предупреждения и договоренности вступив в пределы Рязанского княжества, наголову разбили на р. Воже двигавшихся к Москве ордынцев12. Впервые московские воеводы предприняли тактику контрудара, причем не на своей, а на чужой территории, показав, что они не намерены считаться с «рязанским суверенитетом». Ответный удар Мамая, прошедшего «огнем и мечом» Рязанскую землю13, но не рискнувшего переступить московские рубежи, не повлиял на сложившуюся политическую ситуацию, хотя всем было ясно, что скорого столкновения между Москвой и Ордой не избежать.
Наконец, весной 1380 г. в Москве был подписан договор о мире и дружбе с Новгородом Великим14. Он развязывал руки московскому князю, который теперь мог не опасаться возможного сговора новгородцев за его спиной с Литвой или с Тверью. Договор оказался как нельзя более кстати: в августе того же 1380 г. рязанский князь Олег Иванович прислал в Москву сообщение, что Мамай стоит на реке Воронеже и собирает войска, договорившись о совместных действиях с Ягайло15.
____________________
12 ПСРЛ, т. 15, вып. 1, стб. 134-135.
13 Там же, стб. 135.
14 «В лето 6888. Биша чоломъ всь Новградь господину своему владыце Алексею, чтобы еси, господине, ялъся ехати ко князю великому «…» Князь же прия их в любовь, а к Новугороду кресть целовалъ на всеи старине новгородчкой и на старых грамотах» [НПЛ, 376].
15 «Въ лето 6888. Асе писание Софониа Резанца, брянского боярина, на похвалу великому князю Дмитрию Ивановичу и брату его князю Володимеру Андреевичу. Ведомо ли вамъ, рускымъ государямъ, царь, Мамай пришелъ изъ (За)волжиа, сталъ на реце на Воронеже, а всемъ своимъ улусом не велел хлеба пахать; а ведомо мое таково, что хощеть ити на Русь, и вы бы, государи, послали его пообыскать, туго ли онъ стоить, где его мне поведали» (ПСРЛ, т. 15. Тверская летопись. СПб., 1863, сто. 440). Справедливо подвергая сомнению «брянское боярство» Софония, возникшее, скорее всего, под влиянием Задонщины, на основании которой Софония полагали ее автором, В.Ф.Ржига первым отождествил его с первенствующим рязанским боярином Софонием Алтыкулачевичем, подтверхдавшим жалованную грамоту князя Олега Ивановича рязанского Ольгову монастырю, датируемую около 1372 г. (Ржига В.Ф. О Софонии Рязанце. // Повести о Куликовской битве. М., 1959, с. 404-405). В последней публикации грамота более осторожно датируется «после 1356 г.» (Грамоты XIV в. Публикация, вступительная ст., комментарий и указатель слов М.М.Пещак. Кшв, 1974, с. 32-33). Возникновение текста «Заонщины» во второй половине XV в., на что указывают имеющиеся в тексте вопиющие анахронизмы, безусловно снимает вопрос об авторстве
498____________________
ИССЛЕДОВАНИЯ И СТАТЬИ
Последующие события историческая традиция рисует следующим образом16.
Московское войско и дружины союзных князей должны были собраться в Коломне, у впадения в Оку Москва-реки, к 15 августа 1380 г. Три дня спустя, 18 августа, Дмитрий Иванович с князьями и боярами посетил обитель преподобного Сергия, получил благословение на битву, а в помощь - двух иноков, братьев Пересвета и Ослебю. 20 августа он уже был в Коломне, преодолев за сутки около 200 километров пути от Троицкой обители до берега Оки, потому что утром этого дня войска выступили из города. 24-го августа они перешли Оку возле Лопасни, а 5-го сентября вышли к верховьям Дона. Простояв на берегу Дона около двух суток, 7-го сентября войска форсировали реку и к вечеру того же дня вышли к речке Непрядве, за которой и было решено дать сражение Мамаю. На следующее утро, перед битвой, к Дмитрию пришел посланец троицкого настоятеля с благословенной просфорой и «грамоткой»17, после чего была одержана полная победа над ордынцами18. Что касается Пересвета и его брата Ослеби, то, согласно распространенному преданию, оба они погибли в битве и были вместе похоронены в Москве «близ монастыря Симонова»19.
____________________
этого Софония, объясняя устойчивое упоминание его имени в тексте памятника этим самым «поведанием», т.е. посланной от рязанского князя вестью о выступлении Мамая на Русь и его планах, однако не дает никаких оснований считать его автором какого-то недошедшего до нас «поэтического сочинения о Куликовской битве», как это сделала Р.П.Дмитриева, (Дмитриева Р.П. Об авторе «Задонщины». // Сказания и повести о Куликовской битве. Л., 1982, с. 368) или «поэтического произведения о Батыевом нашествии», как то предложил считать А.А.Горский (Горский А.А. «Слово о полку Игореве» и «Задонщина». Источниковедческие и историко-культурные проблемы. М., 1992, с. 136).
16 Наиболее объективное изложение событий и анализ источников см.: Кучкин В.А. Победа на Куликовом поле. // ВИ, 1980, № 8, с. 3-21.
17 Сказания и повести о Куликовской битве. Л., 1982, с. 19.
18 Пространная летописная повесть «О побоище, иже на Дону..» // Сказания и повести о Куликовской битве. Л., 1982, с. 17-20. См. также: Кучкин В.А. Победа на Куликовом поле. // ВИ, 1980, № 8, с. 9-15.
19 Карамзин Н.М. История государства Российского, кн. 2, т. 5, СПб., 1842, стб. 41; прим. 82: «В приходской церкви Рождества Богоматери, разбирая колокольню сей церкви, называемой Старым Симоновым «…», в царствование Екатерины II нашли древнюю гробницу под камнем, на коем были вырезаны имена Осляби и Пересвета: ныне она стоит в трапезе, а камень закладен в стене».
АЛЕКСАНДР ПЕРЕСВЕТ И СЕРГИЙ РАДОНЕЖСКИЙ____________________
499
Такова - традиционно - общая последовательность событий. Однако, насколько она верна и какое место занимают в ней интересующие нас Пересвет и Ослебя?
2
О событиях сентября 1380 г. мы знаем по четырем произведениям, весьма отличным по своему характеру и содержанию. Это так называемая Летописная повесть, «Житие Сергия Радонежского», «Задонщина» и «Сказание о Мамаевом побоище». Начать их рассмотрение следует с Летописной повести, источника наиболее раннего, сохранившегося в составе летописных сводов в двух редакциях - Краткой и Пространной.
Большинство исследователей согласно, что Краткая редакция летописной повести возникла вскоре после самого события и до 1409 г., как определяют создание пергаменной Троицкой летописи, которая погибла в московском пожаре 1812 г. О том, что она содержала интересующий нас текст в его Краткой редакции, известно по выпискам из этой летописи Н.М.Карамзина20. Такие же списки Повести, повторяющие друг друга почти дословно, сохранились в составе Рогожского летописца (середина XV в.) и Симеоновской летописи (начало XVI в.)21. Вчитываясь в ее текст, можно заметить, что ее Краткая редакция представляет своего рода микро-свод из следующих сюжетов: 1) сообщения о битве, обрывающейся на указании ее точной даты («Се бысть побоище месяца септября в 8 день, на Рожество святыя Богородица, в субботу, до обеда»), 2) краткого перечня погибших князей и бояр, 3) сообщения о торжестве победителей («стояше на костех») и возвращении их с трофеями в Москву. К этому присоединены: 4) сообщение о рязанском князе Олеге, бежавшем с семьею от татар, и 5) о судьбе Мамая и отправке к Тохтамышу послов с дарами и поздравлениями.
При всей сюжетной стройности в рассказе о битве явственно проступает соединение двух текстов, повествующих об од-
____________________
20 Приселков М.Д. Троицкая летопись. М.-Л., 1950.
21 ПСРЛ, т. 15, вып. 1. Пг., 1922, стб. 139-141; ПСРЛ, т. 18. СПб., 1913, с. 129-131. в дальнейшем текст используется по изданию: Сказания и повести о Куликовской битве. Л., 1982 (далее - Ск.), с. 14-15.
500____________________
ИССЛЕДОВАНИЯ И СТАТЬИ
ном событии, отчего происходит как бы удвоение факта22. В других случаях можно заметить уточнения, например: «И переехав Оку, прииде ему пакы другыя вести. Поведаша ему Мамая за Доном собравшася, (в поле стояща и) ждуще к собе Ягайла на помощь, (рати литовскые). Князь же великий поиде за Дон. И бысть поле чисто и велико зело, и ту сретошася поганые половци, (татарские полци), (бе бо поле чисто на усть Непрядвы)» и т.п.
Взятые в скобки слова и фразы звучат вторично по отношению к основному тексту, достаточно емкому и лаконичному, восходящему, скорее всего, к первоначальной записи конца XIV или начала XV века. Нет здесь и названия поля «Куликово»: оно появилось в текстах не ранее середины XV в. или еще позднее. Особое значение приобретает тот факт, что даже в переработанном к середине XV в. варианте этого текста нет никакого намека на поединок Пересвета с ордынским богатырем. Согласно повести, битва началась сразу: «И ту исполчишася обоим и устремишася на бой, (и соступишася обои), и бысть (на долзе часе) брань крепка и сеча зла. (Чрес весь день сечахуся и падоша мертвых множество бесчислено от обоих). И поможе бог князю великому Дмитрию Ивановичю». О том, что фраза «чрес весь день…» вторична, говорит тот факт, что во всех остальных источниках, в том числе и в Пространном варианте Повести, продолжительность сражения указана предельно точно: «с шестого до девятого часа», т.е. по современному счислению времени - с 11-ти часов утра до 2-х часов пополудни.
В Краткой редакции имя Пересвета находится только в перечне погибших князей и бояр, причем в самом конце списка. Сейчас можно считать доказанным, что этот перечень воспроизводит официальный государственный синодик, причем в одном из его древнейших списков середины XV в. имя Пересвета отсутствует23, как отсутствует оно и в синодике Троицкого монастыря, в который Пересвет должен был быть внесен, если он был троицким иноком.
В Пространной редакции летописной повести, сохранившейся в составе сводов конца XV - первой половины XVI в., содержится та же фактическая основа, расширенная за счет от-
____________________
22 [Кучкин В.А.] Рассказ о Куликовской битве в составе Рогожского летописца и Симеоновской летописи. Текстологический комментарий. // Памятники Куликовского цикла. СПб., 1998, с. 14-15.
23 Салмина М.А. «Летописная повесть» о Куликовской битве «Задонщина». // «Слово о полку Игореве» и памятники Куликовского цикла. М.-Л., 1966, с. 370-371.
АЛЕКСАНДР ПЕРЕСВЕТ И СЕРГИЙ РАДОНЕЖСКИЙ____________________
501
ступлений, картин, объяснений, превративших изначальный текст в литературное произведение с диалогами и психологическими характеристиками героев, на материале которого позднее будет создано «Сказание о Мамаевом побоище»24. Кроме точных календарных дат и часов суток, повесть дополнена сообщениями, что на помощь московскому князю пришли два сына Ольгерда, Андрей, князь полоцкий, но не с полочанами, а, как и следовало ожидать, с псковичами, и Дмитрий, князь брянский и трубчевский, «со всеми своими мужи». Здесь же читатель узнает, что московского князя и его войско на битву благословил не Сергий, о свидании с которым летописец не знает, а коломенский епископ Герасим. Последнее представляется тем более правдоподобным, что при заданных календарных сроках на поездку к Троице и возвращение к войску просто не оставалось времени. И как бы подтверждая такой вывод, Пространная повесть сообщает, что троицкий игумен послал московскому князю вдогонку «грамоту» с благословением, которую тот получил за два дня до Рождества Богородицы, то есть 5-го или 6-го сентября, когда войско стояло на берегу Дона в раздумье перед дальнейшим шагом. Письмо от Сергия, ободрившее Дмитрия, сыграло свою роль: в тот же день началась переправа через Дон, навстречу Мамаю [Ск., 19].
В Пространной редакции летописной повести тоже ничего не говорится о поединке Пересвета с ордынцем. Битва началась столкновением армий: «И бысть сеча зла и велика, и брань крепка «…» и много руси побьени быша от татар, и от руси татары, паде труп на трупе». Только в конце, в значительно расширенном перечне павших (но опять на последнем месте) мы находим имя Александра Пересвета [Ск., 22]. Однако расширение списка героев не должно вводить в заблуждение. Как выяснил Ю.К.Бегунов, увеличение количества имен произошло не за счет уточнения действительных потерь, а за счет людей, погибших или до, или же - много позже интересующей нас даты25. Однако именно в этом перечне к имени Пересвета дано примечание, которое трудно посчитать случайным или выдуманным, поскольку оно никак не связано ни с битвой, ни с действующи-
____________________
24 ПСРЛ, т. 4. Новгородская четвертая летопись, вып. 1. Пг" 1915, с. 311-320; вып. 2. Л., 1925, с. 321-325. Далее текст приводится по [Ск., 16-24]. См. также: Салмина М.А. Еще раз о датировке «Летописной повести» о Куликовской битве. //ТОДРЛ, XXXII, Л., 1977, с. 3-39.
25 Бегунов Ю.К. Об исторической основе «Сказания о Мамаевом побоище». // «Слово о полку Игореве» и памятники…, с. 505-506.
502____________________
ИССЛЕДОВАНИЯ И СТАТЬИ
ми лицами: называя Александра Пересвета, автор заметил, что он - «бывый прежде болярин брянский».
Вторым по своей значимости источником, содержащим сведения о событиях 1380 г. и текстуально не зависящим от обеих редакций летописной повести, является «Житие преподобного Сергия Радонежского» в его древнейших вариантах, изданных еще Н.С.Тихонравовым26.
Автором первой редакции «Жития…» традиционно полагают инока Троицкой обители Епифания (Премудрого), сподвижника Сергия. На протяжении многих лет он близко знал преподобного, а затем опрашивал современников, собирая сведения о детстве и юности своего наставника. Труд Епифания был закончен между 1418 и 1420 годами, то есть четверть века спустя после смерти самого Сергия27, однако его текст известен лишь по отдельным фрагментам, с той или иной степенью достоверности вычленяемым из текста «Епифаниевских редакций», принадлежащих в большей своей части перу Пахомия Логофета (Серба), работавшего во второй четверти XV в.28 Последнее обстоятельство позволяет рассматривать тексты суммарно, поскольку дело касается исключительно рассказа о свидании московского князя Дмитрия Ивановича с Преподобным.
В древнейших списках «Жития Сергия» Епфаниевско-Пахомиевской редакции середины или второй половины XV в. сообщается, что к Сергию «некогда» приехал «князь великий» и начал жаловаться на угрозу со стороны Мамая, собирающегося «разорить церкви». В последующей, более развернутой редакции (по Н.С.Тихонравову - 2-й Епифаниевской с изменениями Пахомия) речь идет уже о «князе великом Дмитрии Ивановиче», сообщившем Сергию, что «безбожные татары идут «…» на Русскую землю, хотя разорити святые церкви и погубити наше христианство». Игумен благословил князя выйти навстречу врагу, после чего Дмитрий обещал, если останется жив, построить монастырь. Вернувшись с победой, он заложил монастырь на р. Дубенке в память Успения пресвятой Богородицы. Вот как об этом повествуют жития.
____________________
26 Тихонравов Н. Древние жития преподобного Сергия Радонежского. М, 1892.
27 Прохоров Г.М. Епифаний Премудрый. // СККДР, вып. 2, ч. 1 (А-К). Л., 1988,с. 215.
28 Прохоров Г.М. Пахомий Серб. // СККДР, вып. 2, ч. 2 (Л-Я). Л., 1989, с. 171. См. также: Зубов В.П. Епифаний Премудрый и Пахомий Серб. К вопросу о редакциях «Жития Сергия Радонежского». // ТОДРЛ, IX, М.-Л., 1953, с.145-158.
АЛЕКСАНДР ПЕРЕСВЕТ И СЕРГИЙ РАДОНЕЖСКИЙ____________________
503
«Некогда же приде
«По времени ж некоем прииде
князь велики в монастыр к
князь великый Дмитрей Ивано
преподобному Сергиу, и
вич къ преподобномоу Сергию в
рече ему: отче, велия пе
монастырь и рече старцю: веси
чаль обдержит мя. Слы-
ли, отче, велика меня скорбь об
щах бо, яко Мамай
держит и печаль, и всемоу хрис-
въздвиже всю орду и идет
тианьствоу скорбь. Слышим, что
на Русскую землю, хотя
Мамай, ординьскый князь, по-
разорити церквы, их же
движе всю ордоу безбожных та
Христос кровию своею ис
тар, идоут на мою отчиноу, на
купи. Тем же, отче святый,
Роусскоую землю, хотя разорити
помоли Бога о том, как
святыа церкви и погубити наше
сия печаль обща всем хри-
христианство. Тем же, отче свя
стианом есть. Преподоб
тый, помоли Бога о нашем хрис
ный же отвеща: иди про-
тианстве, да избавит нас Бог от
тиву их, и Богу помагающе
таковыа беды. Блаженный же
ти победиши, и здравъ с
отвещавъ, рече: господини царю
вои своими възвратишася,
нашь русскый, ты еси пастырь
токмо не малодушествуй.
великомоу стадоу всему христи-
Князь же отвеща: аще убо
анствоу. Подобает ти пещися о
Бог поможет ми молитва
своем стаде крепко, и должно ти
ми твоими, то пришед по
и душю свою положити о нем в
ставлю церковь въ имя
Христовъ образ, яко ж и Хрис-
пречистыа владычица на
тосъ о нас кровь свою излиа и
ша Богородица честнаго
душу свою положи. И поиди, господини
еа успениа и монастыр
царю нашь, противоу имъ
съставлю общаго житиа.
съ правдою и покорением, яко ж
Слышанно ж бысть, как
пошлина твоа дръжить покаря-
Мамай идет с татары с ве
тися ординьскому царю должно.
ликою силою. Князь же,
А чрес то надеемся на человеко
събрав воя, изыде противу
любие Божие и на пречистоую
чх. И бысьть по пророчь-
Богоматерь, поможет ти Богь
ству святого Сергиа. И,
победити их, и здравъ возврати-
победив, татары прогна, и
шися съ вои своими. Дръзаи, гос
сам здравъ съ вои своими
подини нашь, Богъ с тобою, и
възвратися. И тако моливь
прославит Господь имя твое в род
святаго Сергиа обрести
и род. Князь же великыи рече:
место подобно, иде ж
отче святыи, аще ми Бог помо
церъков сътворити. И тако обретше место подобно,
жет и възвращуся здравъ, поставлю церков во имя пречистые
призва и князя великаго, и основаста церковь, иже и
Богородица честнаго оуспениа, и монастырь съставим общаго жи
вскоре сътворише церковвъ имя пречистыа на Дубенке, и съставиша обще житие
тиа. И се князю глаголящу. Слышано бысть въскоре: се Мамай грядет съ татары съ силою многою. Князь же великыи събрався изыде въскоре противу их, и бысть сеча зело велика, и по пророчеству святаго побежени быша безбожные татарове, избиша их множство бесчислено. Самь же князь великыи здравъ возвратися съ своими вой, радуяся» - красну ».
и пр. 29
Вот и все. Ни о каких иноках, посланных с князем, ни одна из древних редакций жития Сергия, оставшихся от XV в., не упоминает.
Текст этот в высшей степени примечателен. Он свидетельствует, что до второй половины XV в., если не еще позже, никто из окружения Сергия в Троицкой обители не знал о посылке с Дмитрием иноков, в противном случае факт этот вряд ли мог быть обойден молчанием. С другой стороны, сбор Епифанием материалов о жизни Сергия и использование Пахомием Сербом исключительно только собранного Епифанием позволяет полагать, что до указанного времени в Троицкой обители не вели никакой летописи или хроникальных заметок, из которых позднейшие сочинители могли почерпнуть сведения о событиях 1380 г. Единственное, что осталось от того времени - известные записи на листах Троицкого стихираря XIV в., сделанные неким «Епифаном» (в котором традиция склонна видеть Епифания Премудрого), даты которых читались И.И.Срезневским и его последователями как 21 и 26 сентября 1380 года, однако их содержание не проясняет, а еще больше запутывает вопрос:
«М(е)с(я)иа септябр въ 21 д(е)нь в пят(ок) на памят(ь) о(агио)с аи(о)с(то)ла Кондрата по литурги почата быс(ть) пис(а)т(ь) татр[адь] 6. Во т(о)жь […] […] симоновскии приездиль, во т(о)ж д(е)нь келарь поехалъ на Резань, во т(о)ж [д(е)иь] чернпа уе[…] […]ьр д(е)нь Исакиi Андрониковъ приехалъ к намь, во т(о)ж д(е)нь весть прид(е), яко летва грядеть с агаряны […]»30
____________________
29 Тихонравов Н.С. Древние жития…, с. 59-60,136-137.
30 Столярова Л.В. Записи исторического содержания Х1-ХГУ веков ни древнерусских пергаменных кодексах. // ДГВЕ. 1995. М., 1997, с. 76); Срезневский И. И. Древние памятники русского письма и языка Х-ХIV веков СПб., 1882, стб. 240-241; Шляков Н. Невыясненное известие из жизни преподобного Сергия Радонежского. // Прибавление к Церковным ведомостям. СПб., 1892, № 41, с. 1411-1414; Голубинский Е.Е. Преподобный Сергий Радонежский и созданная им Троицкая лавра. М., 1909,с.91,прим. 3.
АЛЕКСАНДР ПЕРЕСВЕТ И СЕРГИЙ РАДОНЕЖСКИЙ____________________
505
Так получается, что единственным фактом, отложившимся в памяти иноков Троицкой обители о взаимоотношениях преподобного Сергия с московским князем, остался его приезд перед сражением с татарами и последующее строительство монастыря на р. Дубенке. Но когда произошло это свидание?
В текстах жития об этом не сказано. По умолчанию считалось само собой разумеющимся, что обращение московского князя к троицкому игумену, с которым у него тогда были довольно сложные отношения из-за кандидатов на митрополичью кафедру, могло произойти только в самый критический момент, т.е. накануне битвы на Дону. Об этом - вроде бы - свидетельствовал и княжеский обет, реализованный постройкой монастыря на р. Дубенке. Однако именно наличие монастыря позволяет в таком приурочивании усомниться, поскольку, как показал В.А.Кучкин, монастырь основан не в память Рождества Богородицы, приходящегося на день победы на Дону, а в память Успения Богородицы, приходящегося на 15 августа. Более того, современные событию летописи закладку обетного монастыря на Дубенке и его храма отмечают в августе 1379 г., т.е. за год до Куликовской битвы. Всё это безусловно доказывает, что Дубенский монастырь явился памятником не Куликовской битвы, а предшествующей ей битвы на р. Воже, которая произошла 11 августа 1378 г., за три дня до праздника Успения Богородицы, с чем и был связан приезд Дмитрия к Сергию31.
Визит этот был вызван крайней необходимостью. Впервые московский князь выступал против своего ордынского сюзерена, которому приносил некогда присягу на верность, и освободить от нее князя могла только Церковь, ибо он целовал Орде крест; впервые без предупреждения и договоренности он вторгался со своим войском на территорию дружественного Москве Рязанского княжества, что могло привести к долгому размирью и даже к выступлению рязанского князя против Москвы в союэе с ее многочисленными врагами… Другими словами, Дмитрий не мог предпринять эти шаги, не обратившись за советом и благословением к своему крестному отцу, каким являлся Сергий Радонежский, причем не один, а вместе со всей своей боярской «Думой».
____________________
31 Кучкин В.А. Свидание перед походом на Дон или на Вожу?/ НиР, 1987, № 7, с.50-53; он же. О роли Сергия Радонежского в подготовке Куликовской битвы. // ВНА, вып. 37. Православие в истории России. М., 1988, с.100-116; он же. Дмитрий Донской и Сергий Радонежский в канун Куликовской битвы. // Церковь, общество и государство в феодальной России. М., 1990,с.117-119.
506____________________
ИССЛЕДОВАНИЯ И СТАТЬИ
В августе же 1380 г., после получения известия о движении Мамая к Москве, все эти вопросы уже были разрешены победой на Воже, и на поездку князя к Сергию не оставалось времени; следовало спешить навстречу врагу, чтобы перехватить его за пределами московских рубежей. В Троицу Дмитрий мог только послать с известием нарочного, не более. Именно поэтому рассказ о присылке Сергием благословляющей «грамоты» вдогонку князю, которую тот получил за два дня до битвы, при отсутствии предшествующего личного свидания, представляется если не реальным, то вполне вероятным фактом.
Следует ли из этого заключить, что Пересвет и Ослебя являются мифом? Не будем спешить с выводами, потому что уже четверть века спустя после работы Пахомия Серба появилось произведение, в котором впервые Пересвет и Ослебя выступают в качестве действующих лиц. Это - «Задонщина».
Посвященная событиям 1380 г., «Задонщина» состоит как бы из двух пластов, взаимно проникающих и обуславливающих друг друга: поэтических образов и переработанных текстуальных заимствований из «Слова о полку Игореве» и рассказа о событиях 1380 г., заключающего безусловные анахронизмы. И в том, и в другом она удивительно повторяет свой прототип, поскольку и «Слово о полку Игореве», рассказывающее о событиях 1185 года, облекает их в образы и тексты Бояна, поэта второй половины XI в.32 Как автор «Слова…» начинает свой зачин с обращения к Бояну, так и безвестный автор «Задонщины» сохраняет эту традицию, называя Бояна «гораздым гудцом в Киеве»33.
В «Задонщине», сохранившейся в шести списках, два из которых представлены отрывками, четко прослеживаются «сюжетные блоки», которые можно сопоставлять и сравнивать. Подобно Краткой летописной повести, «Задонщина» ничего не сообщает о каком-либо участии Сергия Радонежского в описываемых событиях, зато Пересвету и Ослебе посвящен отдельный «блок» с чрезвычайно интересной информацией. Вот как он выглядит в древнейшем списке, происходящем из Кирилло-Белозерского монастыря, датируемом 70-80 гг. XV века:
«Хоробрый Пересвет доскакивает на своем вещем сивце, свистом поля перегороди, а ркучи таково слово: «Лучше бы ес-
____________________
32 Никитин А.Л. «Слово о полку Игореве». Тексты. События. Люди. М.,' 1998; Горский А.А. «Слово о полку Игореве» и «Задонщина»…, М., 1992.
33 Тексты Задонщины приводятся по изданию: «Слово о полку Игореве» и памятники Куликовского цикла…» (далее - [Тексты]), с. 535-556.
АЛЕКСАНДР ПЕРЕСВЕТ И СЕРГИЙ РАДОНЕЖСКИЙ____________________
507
мя сами на свои мечи наверглися, нежели нам от поганых положенным пасти». И рече Ослебя брату своему Пересвету: «Уже, брате, вижю раны на сердци твоемь тяжки. Уже главе твоей пасти на сырую землю на белую ковылу моему чаду Иякову. Уже, брате, пастуси не кличють, ни трубы не трубять, только часто ворони грают, зогзици кокуют, на трупы падаючи» [Тексты, 5 50].
Совсем в ином оформлении предстает этот же сюжет в списке Ундольского XVII в.:
«Пересвета чернеца бряньского боярина на суженое место привели. И рече Пересвет чернец великому князю Дмитрию Ивановичи: «Лутчи бы нам потятым быть, нежели полоненым от поганых татар». Тако бо Пересвет поскакивает на своем добром коне, а злаченым доспехом посвельчивает. А иные лежат посечены у Дуная великого на брезе. И в то время стару надобно помолодети, а удалым людям плечь своих попытать. И молвяше Ослябя чернец своему брату Пересвету старцу: «Брате Пересвете, вижу на теле твоем раны всликия, уже, брате, летети главе твоей на траву ковыль, а чаду твоему Якову лежати на зелене ковыле траве на поле Куликове на речке Напряде за веру крестьянскую и за землю за Рускую и за обиду великого князя Дмитрия Ивановича» [Тексты, 538].
Оставляя в стороне использование здесь фразеологии «Слова о полку Игореве», отметим другое: «Задонщина» не знает ни о каком поединке Пересвета с «печенежином» или «татарином», а в ее древнейшем списке, несущем на себе отпечаток сокращений монаха Кирилло-Белозерского монастыря Ефросина, ни Пересвет, ни его брат Ослебя не имеют никаких признаков «иночества». Больше того, вместе с ними на поле боя оказывается еще и сын Ослеби, Яков, племянник Пересвета, который в поздней версии ошибочно назван сыном самого Пересвета. Все трое представлены здесь воинами, облаченными не в «манатьи» и «куколи», а в щеголеватый ратный доспех, которым Пересвет, не скрывая, гордится. Следы такого первоначально рыцарского образа сохранились и в позднем списке Ундольского, несущем уже отпечаток легенды о «чернечестве» братьев, но усваивающем - и это стоит особенно выделить - Пересвету вместе с рыцарским обликом чин «брянского боярина», заимствованный, по-видимому, из Пространной летописной повести.
Так получается, что в середине XV в., когда Пахомий Серб составлял окончательный вариант жития троицкого игумена, никто еще не подозревал последнего в подготовке победы на Куликовом поле, что представляется нам сейчас чуть ли не аксиомой, единственным основанием которой оказывается «Ска-
508____________________
ИССЛЕДОВАНИЯ И СТАТЬИ
зание о Мамаевом побоище», известное сейчас в полутораста списках, подразделяемых на восемь редакций, не считая внутриредакционных вариантов.
«Сказание о Мамаевом побоище» возникло не ранее конца XV в.34 или, что представляется более вероятным, в первой трети XVI века. Его историческая основа достаточно прозрачна: автор «Сказания…» использовал в качестве сюжетной канвы Пространную летописную повесть, взяв из нее лишь то, что привлекло его внимание или отвечало стоящим перед ним задачам, и «Задонщину», которую в значительной степени переработал. Одновременно он использовал паремийные «Чтения о Борисе и Глебе», «Житие Александра Невского» и русские летописи, из которых заимствовал ряд сюжетов.
Обилие использованных автором историко-литературных источников для написания собственного сочинения, далеко не полностью выявленных исследователями «Сказания…», привело некоторых из них к убеждению, что в руках автора было еще какое-то произведение, написанное по свежим следам со слов участников битвы, которое и сохранило большое количество имен персонажей, нигде более в этой связи не упоминаемых. Так Р.Г.Скрынников полагал, что произведение это восходит к рассказам очевидцев битвы из кругов, близких боровскому и серпуховскому князю Владимиру Андреевичу и боярам Всеволожичам, тесно связанным с Троицким монастырем. «Самое существенное значение для определения времени и места составления «Сказания», - писал Р.Г.Скрынников, - имеет прямая ссылка автора на источники информации, которыми он пользовался.«…» Одна небольшая, нехарактерная деталь подкрепляет свидетельство книжника о его беседах с воином из удельного полка. В «Сказании» обозначены имена одного-двух, очень редко трех воевод из состава «великих» полков Дмитрия Донского, зато названы имена пяти воевод сравнительно небольшого полка Владимира Андреевича»35.
Основанием для такого утверждения Р.Г.Скрынникова явилась также фраза «Се же слышахом от верного самовидца, иже бе от пълку Владимера Андреевича», находящаяся в одной из редакций «Сказания…». К сожалению, именно эта ссылка на свидетельство «очевидца» ничего не стоит, поскольку тот рассказыва-
____________________
34 Салмина М.А. К вопросу о датировке «Сказания о Мамаевом побоище». // ТОДРЛ, XXIX. Л., 1974, с. 98-124; Кучкин В.А. Дмитрий Донской и Сергий Радонежский.., с. 113-114.
35 Скрынников Р.Г. Куликовская битва. Проблемы изучения. // Куликовская битва в истории и культуре нашей Родины. М., 1983, с. 60-61).
АЛЕКСАНДР ПЕРЕСВЕТ И СЕРГИЙ РАДОНЕЖСКИЙ____________________
509
ет не о битве, а лишь о «венцах мученических», опущенных из облаков руками ангелов над бьющимися русскими полками:
«Се же слышахом от верного самовидца, иже бе от плъку Владимера Андреевича, поведаа великому князю, глаголя: «В шестую годину сего дни видех над вами небо развръсто, из него же изыде облак, яко багрянаа заря над плтьком великого князя, дръжашеся низко. Тъй же облакъ исплъненъ рукъ человеческих, яже рукы дръжаще по велику плъку ово ироповедникы, ово пророчес-кы. Въ седмый же часъ дни облакъ тъй много венцевъ дръжаше и опустишася над плъкомъ, на головы християньскыя» [Ск., 44]. Можно, конечно, предположить, что речь идет о появлении над полем сражения НЛО, если бы это не было прямым заимствованием из «Жития Александра Невского»: «Се же слышах от самовидца, иже рече ми, яко видех полкъ Божий на въздусе, пришедши на помощь Александрови»36. Справедливости ради следует заметить, что автор «Сказания…» был не первым в использовании «самовидца», поскольку данный сюжет его предшественник заимствовал из повести о походе Владимира Мономаха на половцев в 6614/1111 г. с описанием знаменитой «битвы на Сальнице», где «падаху половци предъ полкомъ Володимеровымъ, невидимо бьеми ангеломъ, яко се видяху мнози человеци, и главы летяху невидимо стинаеми» [Ип., 267-268].
Как я уже отметил, использованию «Сказания…» в качестве исторического источника препятствует наличие в его тексте вопиющих анахронизмов. Во всех его редакциях союзником Мамая указан не Ягайло, а Ольгерд, хотя этот противник Москвы умер тремя годами ранее Куликовской битвы. В Киприановской и некоторых других редакциях «Сказания…» Дмитрия Ивановича на брань с Мамаем благословляет митрополит Киприан [Ск., 52-56], находившийся тогда в Киеве, а вместо епископа Герасима войска в Коломне (по Основной редакции) напутствует епископ Геронтий [Ск., 34], занимавший коломенскую кафедру с 1453 по 1473 год, т.е. почти сто лет спустя после описываемых событий. Наконец, покидая Москву, Дмитрий Иванович совершает молебствие перед иконой Владимирской Богоматери, тогда как на самом деле эта икона перешла из Владимира на Клязьме в столицу только пятнадцать лет спустя после битвы.
____________________
36 Житие Александра Невского. // Памятники литературы древней Руси. XIII век. М., 1981, с.434. Подробнее о влиянии Жития на «Сказание…» см.: Бегунов Ю.К. Об исторической основе «Сказания о Мамаевом побоище». // «Слово о полку Игореве» и памятники…, с. 477-485.
510____________________
ИССЛЕДОВАНИЯ И СТАТЬИ
Недостоверны или сомнительны оказываются и поименованные персонажи, количество которых в различных редакциях «Сказания…» возрастает от столетия к столетию37, причем иногда причины таких ошибок или фантазий удается найти. Вот один из подобных примеров.
В Распространенной и последующих редакциях «Сказание…» включает в себя особую повесть о приходе на помощь московскому князю рати, собранной новгородскими посадниками по благословению новгородского же архиепископа Евфимия [Ск., 86-88]. В действительности новгородцы в 1380 г. на помощь Москве не приходили и не могли прийти. Что же касается «архиепископа Евфимия», то с таким именем владык было двое: Евфимий Брадатый был избран на новгородскую кафедру в 1423 г. и умер 1 ноября 1429 г.; его сменил Евфимий Вяжицкий, умерший 10 марта 1458 г.38 Как можно видеть, оба владыки жили много лет спустя после Куликовской битвы, когда новгородским архиепископом был Алексий. Источником такого анахронизма, скорее всего, стала Новгородская Первая летопись младшего извода и сходные с нею летописные своды, где перед повестью о побоище на Дону содержится сообщение о новгородском посольстве в Москву в начале 1380 г. [НПЛ,376]. С другой стороны, на возникновение данного пассажа в «Сказании…», похоже, оказала влияние «Задонщина», впервые поднявшая тему помощи московскому князю со стороны Новгородской республики против ордынцев39.
Между тем, именно в «Сказании…» сообщается, что, назначив день сбора войска в Коломне, Дмитрий Иванович с двоюродным братом и «со всеми князи» отправился к Троице, где прослушал литургию, вкусил монастырской трапезы, получил благословение Сергия и испросил у него двух иноков, Пересвета и Ослебю, «которых ранее знал как опытных военачальников и богатырей». Вызвав иноков, Преподобный «повелел им вместо золоченых шлемов возлагать на себя схиму с нашитым крестом» [Ск., 56-57]. Это достаточно важная деталь, по-видимому, была предназначена для «исправления» образа Пересвета в Задонщине, где он на поле «поскакивает, золоченым доспехом посверкивая». Оттуда же в Киприановскую редакцию заимствовано указание, что иноки - «братья», а Печатный вариант «Сказания…»
____________________
37 Бегунов Ю.К. Об исторической основе…, с. 477-523.
38 Хорошев А.С. Церковь в социально-политической системе Новгородской феодальной республики. М., 1980, с. 95.
39 «Стоят люди новгородцы у святои Софеи, а рькучи…» [Тексты, с.536, 541,548,551].
АЛЕКСАНДР ПЕРЕСВЕТ И СЕРГИЙ РАДОНЕЖСКИЙ____________________
511
добавляет, что они еще и «брянские бояре» [Ск., 109]. Всё это, как показал С.К.Шамбинаго в своем исследовании списков памятников Куликовского цикла, в том числе и «эпизод о посещении великим князем обители взят из Жития (Сергия. - А.Н.) по Никоновской редакции»40.
Замена автором «Сказания…» Ягайлы на Ольгерда позволила ему более драматично представить приход на помощь московскому князю Андрея и Дмитрия Ольгердовичей «с ратью литовскою», готовых за правое дело пойти даже против родного отца, «возненавидевшего их мачехи их ради» [Ск., 36]. Теперь нерешительность московского князя перед форсированием Дона снимает не письмо Сергия, как в Пространной летописной повести, а совет Ольгердовичей, напоминающих князю о его предках, Ярославе Мудром и Александре Невском, утверждавших свои победы переходом рек: первый - Днепра под Любечем для битвы со Святополком, второй - якобы переходом Невы [Ск., 37-38].
Соответственно, и посланец троицкого игумена теперь появляется в стане московских войск перед самым началом сражения с письмом («книгами») и освященной просфорой («богородичным хлебом») [Ск., 42], как последним напутствием на ратный подвиг, что становится своего рода увертюрой к последующему единоборству Пересвета, который видит выезжающего из рядов ордынцев «злого печенега». Названный в тексте полным именем, Александр Пересвет оказывается здесь, как видно, под влиянием текста «Задонщины», отцом Якова, которому передает благословение («Чаду моему Иакову - миръ и благословение»), после чего вступает в единоборство и погибает. Судьба Ослеби в «Сказании…» остается неизвестной. Он - как бы случайная фигура, статист, оттеняющий подвиг своего брата и не имеющий собственной роли в происходящих событиях. Таким же мы видим его и в «Задонщине», откуда, по-видимому, Ослебя и пришел в «Сказание…». Но если об Ослебе никаких новых данных варианты редакций «Сказания…» не содержат, то о Пересвете мы узнаем, что выехал он на поединок из полка Владимира Всеволодовича (Всеволожского), а в Распространенной редакции поименован не только «чернецом», но еще и «любоченином» [Ск., 98], что позволило некоторым исследоваелям считать его выходцем из города Любеча.
Впервые из «Сказания…» мы узнаем и о его противнике, называемом то просто «печенежином», то «Темир-мурзой» [Ск., 64
____________________
40 Шамбинаго С К. Повести о Мамаевом побоище. СПб., 1906, с. 175.
512____________________
ИССЛЕДОВАНИЯ И СТАТЬИ
(Киприановская редакция)], то «Таврулом» [Ск., 406], то «Челубеем» [Редакция «Синопсиса» и лубочных изданий], что, конечно же, не способствует доверию к тексту, заставляя предполагать здесь контаминацию разных историко-литературных версий и просто редакторский произвол в изложении сюжета и обрамляющих его реалий. Об этом достаточно подробно писал Л.А.Дмитриев, пытаясь в то же время «подтянуть» время создания древнейшей редакции «Сказания…» к событиям 1380 г.41
Вот, собственно, почти весь комплекс сведений, непосредственно относящихся к герою Куликовской битвы, каким располагает историк. Остается выяснить, что из этого соответствует действительности, если она вообще доступна такой поверке.
3
Ситуация, с которой сталкивается исследователь событий 1380 г., действительно необычна. С одной стороны, он не может пожаловаться на скудость материала, скорее, на его изобилие; с другой стороны, материал этот оказывается противоречивым или заведомо ложным. Остается единственный путь; собирая по крохам, постараться восстановить биографии Пересвета и Ослеби, чтобы или признать их мифичность или объяснить сложившуюся ситуацию.
При всей скупости данных, содержащихся в рассмотренных выше источниках, можно заключить, что Александр Пересвет был человеком военным, «бывшим брянским боярином», хотя в одной из редакций «Сказания…» он назван «чернецом любочанином» [Ск., 98]. Поскольку это никак не согласуется с его поведением на поле боя, как то изображено в «Задонщине», приходится задаться вопросом: а под какими именами нам известны братья Александр Пересвет и Андрей Ослебя - под крестильными, мирскими, или под иноческими, принятыми при постриге.
Если в отношении Пересвета, названного «Александром» уже в Краткой летописной повести42 решить вопрос практически невозможно, то с его братом Ослебей дело обстоит иначе. Вопреки легенде, полагающей гибель обеих братьев в битве на Дону и повествующей об их совместном захоронении на территории Старого Симонова села в Москве (В.Л.Егоров, исследовавший приписываемый им склеп в Симоновом монастыре, по-
____________________
41 Дмитриев Л.А. История памятников Куликовского цикла. // Сказания и повести о Куликовской битве…, с. 338.
42 ПСРЛ, т. XV, вып. 1, стб. 140.
АЛЕКСАНДР ПЕРЕСВЕТ И СЕРГИЙ РАДОНЕЖСКИЙ____________________
513
казал безусловную невозможность его принадлежности братьям43)» Ослебя не погиб в сражении. Более того, как выяснил в свое время С.К.Шамбинаго, разбирая акты местнических споров между монахом Геннадием (Бутурлиным) и М.Б.Плещеевым, в 1390-1393 гг., т.е. уже после смерти преподобного Сергия, Андрей Ослебя был жив и служил боярином при дворе митрополита Киприана44, к тому времени переселившегося в Москву. Другими словами, спустя десятилетие после Куликовской битвы Ослебя всё еще оставался мирским человеком. Иноческий чин он принял только по прошествии 5-7 лет. Об этом изменении в его жизни свидетельствует статья 1398 г. Московского летописного свода конца XV века, где сказано, что великий князь Василий Дмитриевич послал в Царьград, осаждавшийся перед этим турками, «много серебра в милостыню (патриарху. - А.Н.) с черньцомъ Родионом Ослебятемъ, иже пре-же былъ боярин Любутьскы»45. Эти два документа практически снимают все неясности в вопросе происхождения как Андрея Ослеби, так и его брата Александра Пересвета, объясняя истоки их «чернечества» и происхождение эпитета «любочанин», который указывал не на черниговский Любеч, а на брянский Любутск. Последнее особенно важно.
В XIV в. город Любутск входил в состав брянских земель Великого княжества Литовского, а более точно - в состав владений князя Дмитрия Ольгердовича. Переход этого князя на службу к Москве определил и судьбу обоих братьев, последовавших за своим сюзереном. Этим и только этим обстоятельством определялось их появление в составе княжеской дружины, возглавлявшей Передовой полк на Куликовом поле и принявшей на себя первый удар ордынцев46. В таком случае понятно и присутствие на Куликовом поле сына Ослеби, Якова Ослебетина, павшего, как можно полагать, вместе со своим дядей, Александром Пересветом, и отсутствие имени Пересвета в официальном московском синодике XV в., поскольку для Москвы он был чужим не только по происхождению, но и, так сказать, по юрисдикции. Отсюда может идти и легенда о захоронении двух
____________________
43 Егоров В.Л. Пересвет и Ослябя. // ВИ, 1985, 9, с. 182-183.
44 Шамбинаго С.К. Повесть о Мамаевом побоище. СПб., 1906, с. 177.
45 ПСРЛ, т. 25. Московский летописный свод конца XV века. М.Л., 1949, с. 228. Стоит заметить, что в этой же статье названо имя одного из "противников" Пересвета - Челубея, сына Мурада I, взявшего штурмом г. Тырново, столицу Второго Болгарского царства в 1393 г.
46 ПСРЛ, т. 4. вып. 2. Л., 1925, с. 486.
514____________________
ИССЛЕДОВАНИЯ И СТАТЬИ
героев Куликовской битвы, спутавшая Якова Ослебетина с его отцом, только не на территории нынешнего Симонова монастыря, а, как указывал Н.М.Карамзин, на территории села Старого Симонова, в склепе, который мог служить временной усыпальницей для Пересвета и его племянника в ожидании перенесения их праха на родовое кладбище в Любутске.
Однако такое отождествление «Андрея Ослеби» и «Иродиона Ослебетина» в свое время вызвало протест В.А.Кучкина предположившего, что в данном случае речь идет о разных людях, поскольку имя "Андрей" для Ослеби было, скорее всего, не мирским, а монашеским47. В качестве доказательства историк привел заключительную часть подтвердительной грамоты 1483 г. о совершении обмена между великим князем Василием Дмитриевичем и митрополитом Киприаном г. Алексина на слободку Караш, что имело место между 6.3.1390 г. и 13.2.1392 г.48, где в числе митрополичьих бояр, совершавших обмен, указан «чернец Андрей Ослебятя»49.
Далее, развивая свою аргументацию и обнаруживая среди митрополичьих бояр, кроме Андрея и Родиона, еще и «Акинфа Ослебятева», упоминаемого летописью уже под 1425 г.50 (судя по всему, этот же Акинф находился в окружении митрополита в 1391 г., поскольку отмечен в качестве одного из главных действующих лиц в Уставной грамоте Владимирскому Царевоконстантиновскому монастырю51), ВА.Кучкин предположил, что «вообще род Ослябей/Ослебятевых служил русским митрополитам»52, упустив из виду, что во всех источниках, упоминающих о прошлом Андрея Ослеби, он указан в качестве «боярина любутского», т.е. выходца из Литвы. Более того. Ссылка историка на один из пунктов Уставной договорной грамоты Василия Дмитриевича и митрополита Киприана, датируемой 28.6.1392 г. или 28.6.1404 г., согласно которому в случае войны «митрополичимъ бояром и слугамъ» надлежит выступать «под митрополичимъ
____________________
47 Кучкин В.А. Дмитрий Донской и Сергий Радонежский…, с. 107-108.
48 Кучкин В.А. Формирование государственной территории Северо-Восточной Руси в Х-Х1У вв. М" 1984, с. 273-274.
49 «А Кипреан митрополит менил с моим дедом великим князем Васильем Дмитриевичем своими бояры: чернцом Андреем Ослебятем, Дмитрием Афинеевичем, Степаном Фофановичем, Демьяном Райковичем, Михаилом Раем. А дана грамота на Москве месяца марта в 17 день лета 6900 девятьдесять перваго (1483. - А.Н.)» (АФЗХ, ч. 1, М., 1951, с. 24).
50 ПСРЛ, т. VIII. Летопись по Воскресенскому списку. СПб., 1859, с.92
51 АФЗХ, ч. 1. М., 1951, с. 179-180.
52 Кучкин В.А. Дмитрий Донской и Сергий Радонежский…, с. 107.
АЛЕКСАНДР ПЕРЕСВЕТ И СЕРГИЙ РАДОНЕЖСКИЙ____________________
515
воеводою, а под стягом моимъ»53 (т.е. княжеским), якобы объясняющая появление Ослеби на Куликовом поле в составе «митрополичьей дружины»54 (которой нет в росписи полков), не может в данном случае служить доказательством правильности определения в меновом акте Андрея Ослебяти «чернецом». И не потому только, что обязанности бояр митрополичьих участвовать в военных действиях исключают присутствие среди них «чернецов», но потому, что «чин чернеческий» несовместен как с «саном боярским», так и вообще с каким-либо саном. Что же до грамоты 1483 г., то присутствие в ней определения Андрея Ослеби «чернецом» поддается объяснению.
Как я сказал, Ослебю не знают ни Краткая, ни Пространная летописная повести. Впервые, но без имени, он появляется в Кирилло-Белозерском списке «Задонщины», который датируется по филиграням на бумаге от 1470 до 1480 г.55, участвуя в сражении вместе со своим сыном Яковом. Указание Пересвета и Ослеби без крестильных имен сохраняется во всех без исключения списках «Задонщины», в то время как в летописной повести Александр Пересвет представлен с полным именем. Собственное имя Ослеби - "Андрей" - впервые возникает только в «Сказании о Мамаевом побоище», появившемся не ранее первой четверти XVI в., с чем согласен и сам историк56, т.е. оно заимствовано из летописи или, что даже вероятнее, из цитированной уже «меновой». Как известно, грамота 1.3.1483 г., заменившая подлинник конца XIV в., в свою очередь дошла до нас не в подлиннике, а в составе копийной книги актов на земельные владения московского Митрополичьего Дома, составленной не ранее второй четверти XVI в.57 Любопытно, что в середине прошлого века была известна другая ее копия, тоже восходящая к концу XV в., опубликованная М.А.Коркуновым, где точно так же указывалось, что митрополит Киприан «менил «…» своими бояры: чернпомъ Андреемъ Ослебятемъ, Дмитриемъ Офинеевичемъ» и т.д.58
____________________
53 А про воину. Коли яз самъ, кн(я)зь великий, сяду на кон(ь), тог'ды и митрополичимъ бояром и слугамъ, а под митрополичимъ воеводою, а под стягом моимъ, великаго кн(я)зя» (Древнерусские княжеские уставы Х-ХV вв.М.,1976, с.178).
54 Кучкин В.А. Дмитрий Донской и Сергий Радонежский…, с. 108.
55 Каган М.Д., Понырко Н.В., Рождественская М.В. Описание сборников XV в. книгописца Ефросина. // ТОДРЛ, XXXV, Л., 1980, с. 106.
56 Кучкин В.А. Дмитрий Донской и Сергий Радонежский…, с. 113-114.
57 АФЗХ, ч.1, с. 4.
58 Коркунов М.А. Памятники XV века. Акты из местничества Сабурова с Заболоцким. // ИОРЯС, т. 5, вып. 1-7. СПб., 1856, стб. 365.
516____________________
ИССЛЕДОВАНИЯ И СТАТЬИ
Поскольку оба эти списка являются копиями не первоначальной, а всего только подтвердительной грамоты, выданной вместо подлинника в последней четверти XV в., то определение «чернец», стоящее перед именем Андрея Ослебяти, легко может быть объяснено пометой при его имени, сделанной на подлиннике конца XIV в. после пострига Ослеби, как выбывшего из числа митрополичьих бояр, и механически перенесенной в новый текст. Все это убеждает, что Андрей Ослебя, будучи боярином любутским и выехав из Литвы с Дмитрием Ольгердовичем, после битвы на Дону остался в Москве и был определен в бояре к митрополиту Киприану, после чего, по-видимому, овдовев, он принял постриг под именем Иродиона, в то время как в митрополичьих боярах остался его второй сын, Акинф Ослебятев. Другими словами, при наличии монашеского имени «Иродион» и примечания, что «прежде он был боярин любутский», мы должны признать имя "Андрей" таким же мирским именем Ослеби, как "Александр" Пересвета.
Подтверждением литовского происхождения Пересвета и Ослеби могут служить разыскания А.А.Зимина о родословии «выезжего из Литвы» известного Ивана Пересветова, который в челобитной Ивану IV именовал Александра Пересвета и Андрея Ослебю «своими пращурами» («поминая своих пращур и прадед, как служили верно государем «…» Пересвет и Ослебя в чернцех и в схиме со благословением Сергия чюдотворца на Донском побоищи при великом князе Дмитрие Ивановиче за веру християнскую и за святыя церкви «,..» пострадали и главы свои положили»59), и тот факт, что имена братьев появляются в произведениях куликовского цикла - «Задонщине» и «Сказании о Мамаевом побоище» - лишь после того, когда к Москве были присоединены брянские земли, на которых еще в начале XVII в. существовали владения некоего Захара Пересветова60.
Восстановив, насколько это возможно, происхождение Александра Пересвета, убеждающее в легендарности причисления его и брата Ослеби к троицким инокам, можно попытаться
____________________
59 Зимин А.А. И.С.Пересветов и его сочинения. // Сочинения И.Пересветова. М.-Л., 1956, с. 171,199,236; он же. И.С.Пересветов и его современники. М., 1958, с. 302 и сл. Слова эти можно было посчитать историческим свидетельством, если бы не прямое заимствование здесь фразеологии «Сказания о Мамаевом побоище» и наличие только поздних списков сочинений И.С.Пересветова (середина и конец XVII в.).
60 Зимин А.А. И.С.Пересветов и его сочинения…, с.10, прим. 3.
АЛЕКСАНДР ПЕРЕСВЕТ И СЕРГИЙ РАДОНЕЖСКИЙ____________________
517
выяснить каким образом брянский боярин оказался связан преданием с именем преподобного Сергия и его обителью в повествовании о Куликовской битве. Как мне представляется, загадка эта напрямую связана со свидетельством о «заочном благословении» московского князя троицким игуменом.
Историки в большинстве своем склонялись к тому, чтобы рассматривать известие о приходе посланца Сергия к Дмитрию на Дон в качестве позднейшей выдумки, забывая при этом, что приход посланца отмечен еще в Пространной редакции летописной повести, возникшей намного раньше «Сказания…», откуда он и был заимствован сочинителем, не решившимся полностью порвать с уже существующей традицией. Так возникло «двойное» благословение - личное и заочное. Теперь, когда можно с определенностью утверждать, что личной встречи князя с Преподобным перед битвой не было, версия о заочном благословении оказывается единственно возможной.
Но кто был посланцем? Кому мог вручить троицкий игумен свое письмо и просфору для великого князя? Кто мог не только разыскать, но и успеть догнать войско, спешно идущее на битву? До последнего времени никто эти вопросы не ставил и не пытался их разрешить. А именно в них, как мне представляется, и заключена разгадка Пересвета, потому что принести послание Сергия мог только он. Тем более, что по одной, далеко от Троицкого монастыря сохранившейся легенде, посыльным прямо назван «инок Александр Пересвет». Насколько мне известно, факт этот никем из исследователей до меня не учитывался, хотя он опирается не только на предание, но и на комплекс историко-архитектурных памятников, ныне совершенно забытых.
Начать следует с того, что Куликово поле, имя которого возникает в летописных текстах не ранее второй половины XV в.61, оказывается в местности, крайне неудобной для продвижения войск, причем в стороне от обычного пути ордынских набегов, проходивших восточнее, по водоразделу между рекой Воронеж и Доном. Об этом свидетельствует интересный документ второй половины XVII в., хранившийся в Московском архиве Министерства юстиции, где, в частности, говорится о приходе ордынских войск на Москву двумя «сакмами»: «по первой, из-за Волги, на Царицынский и на Самарский перевозы, и через реку Дон на Казанский брод и на урочище Казар, где ныне город Воронеж, на Рязанския и на Коломенския и на иныя места; по
____________________
61 Хорошкевич А.Л. О месте Куликовской битвы. // ИСССР, 1980, № 4, с.92-106; Кучкин В.А. Победа на Куликовом поле…, с. 16-18.
518____________________
ИССЛЕДОВАНИЯ И СТАТЬИ
второй перешод реку Волгу, а Дону реки не дошод, промеж рек Хопра и Суры, чрез реки Лесной и Польный Воронежи, на Ряские и на Рязанския и на Щацкия места»62.
В то же время в 40 километрах на восток от Куликова поля неподалеку от г. Скопина Рязанской области, на левом берегу реки Верды, на горе близ деревни Дмитриевки вплоть до 20-х гг. нашего века существовал мужской Дмитриевский Ряжский монастырь. В качестве местночтимой реликвии в монастыре сохранялся костыль из яблоневого дерева, с которым, согласно преданию, на это место пришел к Дмитрию Ивановичу от Сергия Радонежского Александр Пересвет с «грамоткой» и просфорой. Отсюда вместе с войском Пересвет двинулся к Дону, оставив ненужный более костыль у некоего отшельника, жившего на этой горе. Позднее, в ознаменование своей победы и в память о полученном благословении от Преподобного, на месте встречи с его посланцем московский князь основал монастырь с двумя церквами - во имя великомученика Дмитрия Солунского и преподобного Сергия Радонежского63.
Подобная версия прихода Александра Пересвета к Дмитрию Донскому накануне сражения никем из исследователей не рассматривалась и не учитывалась при реконструкции событий. Между тем, она заслуживает внимания уже потому, что не связана ни с одной из существующих историко-литературных версий и подтверждается реликвией, сохранившейся до наших дней в Особой кладовой Рязанского историко-архитектурного музея-заповедника за 3888. Конечно, реликвия не доказательство, тем более, что это не дорожный посох (который не был нужен Пересвету), а именно костыль, опора для раненого или искалеченного человека, вряд ли принадлежавший историческому Пересвету, если только не предположить, что в битве герой был не убит, а лишь смертельно ранен и какое-то время пользовался этой палкой 64. Но последнее относится уже к области домыслов, тогда как единственное рациональное зерно легенды -
____________________
62 Егоров В.Д. Историческая география Золотой Орды в ХIII-ХIV вв. М, 1985. с. 181. Документ опубликован: ИТУАК, вып. 33. Тамбов, 1892, с. 49.
63 Добролюбов И. Историко-статистическое описание церквей и монастырей Рязанской епархии, ныне существующих и упраздненных, с списками их настоятелей за XVII, XVIII и XIX ст. и библиографическими указаниями, т. 2. Рязань,1885,с. 242.
64 Так понимает слова «Задонщины» «Пересвета… на суженое место привели» (список У) и «Пересвета… привели на судное место» (список С) В.Л.Егоров (Егоров В.Л. Пересвет и Ослябя. // ВИ, 1985, № 9, с. 180)
АЛЕКСАНДР ПЕРЕСВЕТ И СЕРГИЙ РАДОНЕЖСКИЙ____________________
519
встреча московского князя и Пересвета на берегах речки Верды - подтверждается достаточно убедительными аргументами.
Действительно, костыль - не дорожный посох. Пересвет - не инок, однако основание Дмитриевского монастыря московским князем на территории Рязанского княжества, притом с храмами, исключающими какое-либо иное объяснение, кроме связанного с битвой на Дону (в память св. Сергия и св. Димитрия) - аргумент, исключающий иное толкование. Выбор данного места заставляет предполагать, что с ним действительно связано какое-то важное событие кампании 1380 г., к которому причастен Сергий. Из всего, что нам известно, единственной причиной могло быть получение от него письма, что совпало с еще одним немаловажным событием похода: обнаружением неприятеля.
Уже в Пространной летописной повести отмечена остановка московского войска на берегу Дона, без уточнения, впрочем, где и почему это произошло. В «Сказании…» эта остановка приурочена к месту, «нарицаемом Березуй, яко за двадесять и три поприща до Дону» (т.е. 25-30 км), причем именно здесь войско «наехали» (т.е. догнали) братья Ольгердовичи [Ск., 37], с которыми должны были прибыть Пересвет и Ослебя. Принятый в современной историографии маршрут движения московского войска из Коломны к устью Лопасни для переправы через Оку, а затем прямо на юг, к верховьям Дона и к устью Непрядвы65, исключает возможность нахождения ставки московского князя в районе нынешнего г. Скопина. Однако этот маршрут, зафиксированный «Ска.занием…», выдает свое позднее происхождение, когда московскому войску приходилось выступать против набегов крымских татар, появлявшихся возле Каширы и западнее, у Серпухова, поскольку левый фланг Московских земель в это время был надежно прикрыт линиями засек и землями бывшего Рязанского княжества. Во второй половине XIV в. ситуация была совсем иной, и движение московского войска через Лопасню оказывалось невозможным по трем причинам.
Во-первых, маршрут обычных набегов ордынцев, как я уже сказал, проходил восточнее - по высокому левобережью Дона на Переяславль Рязанский и на Коломну. Именно так в 1378 году шел Бегич, разбитый затем наголову московскими войсками, которые переправлялись через Оку у Коломны и далее шли прямо на Вожу, встречь традиционному пути ордынских набегов. Во-вторых, уходя из Коломны со всем войском на устье Лопас-
____________________
65 Бескроеньш Л.Г. Куликовская битва…, с. 228-234.
520____________________
ИССЛЕДОВАНИЯ И СТАТЬИ
ни, а затем двигаясь после переправы через Оку прямо на юг, к верховьям Дона и Непрядве, Дмитрий открывал Мамаю беспрепятственный традиционный путь на Рязань и Коломну, т.е. оставлял открытыми «ворота Москвы», а в это невозможно поверить. В третьих, именно сюда, в район нынешнего Скопина должен был направиться московский князь, получивший первоначальное известие Софония Алтыкулачевича, мнимого автора «Задонщины», что Мамай «сталь на реце на Воронеже»66. Наконец, именно сюда его должны были вывести донесения разведки, что ордынцы находятся в верховьях р. Цны [Ск., 37 и 401]67.
Задачей московских воевод было как можно раньше встать на пути ордынцев, преградив им дорогу на Рязань и Москву на самых далеких рубежах. Вот почему можно утверждать, что двухдневная задержка была вызвана растерянностью москвичей, когда, выйдя южнее застав между Чюром и Михайловым, они не обнаружили Мамая. Волнение оправдывалось тем, что, оторвавшись от русской разведки и оказавшись в тылу московских войск, Мамай мог беспрепятственно направиться к беззащитной Москве. И только к началу третьего дня местоположение Мамая, двигавшегося на соединение с силами Ягайло, было обнаружено за Доном, на его правом берегу. Именно поэтому потребовалось срочно форсировать Дон, чтобы отсечь Мамая от спешившего к нему великого князя литовского.
Похоже, в этот момент в ставке московского князя и появился посланец троицкого игумена. Он знал, где следует искать Дмитрия; знал, что именно здесь проходит «ордынская сакма», что здесь удобно следить за приближающимся противником и есть подходящее место для битвы68. Более того, можно думать, что этот пункт был изначально назначен для сбора запаздывающих подкреплений, и промедли Дмитрий еще немного - Мамай сам бы вышел сюда с правобережья Дона, но уже с войском Ягайло. Одновременность двух радостных известий - письма Сергия и возвращения разведки - могла вызвать благодарственный молебен и заронить мысль об основании монастыря в случае победы, как то уже становилось традицией.
Если принять версию о ставке московского князя на месте будущего Дмитриевского монастыря 5 сентября 1380 г. (за два дня до праздника Рождества Богородицы), то последующее время оказывается как раз достаточным для перехода к Дону, пере-
____________________
66 ПСРЛ, 15. Тверская летопись. СПб., 1863, сто. 440.
67 Бегунов Ю.К. Об исторической основе…, с. 490.
68 Бегунов Ю.К. Об исторической основе…, с. 490.
АЛЕКСАНДР ПЕРЕСВЕТ И СЕРГИЙ РАДОНЕЖСКИЙ____________________
521
правы через него и выхода к Непрядве. Здесь время и расстояние на местности совпадают с теми, что указаны в Пространной летописной повести, хотя вопрос о действительном месте сражения остается открытым. Другое дело - мог ли быть Пересвет посланцем Сергия, если, как мы с достоверностью установили, он не был иноком Троицкого монастыря?
Полагаю, что мог. Более того, мне представляется, что именно у Пересвета, более чем у кого-либо другого, была возможность принять и выполнить подобное поручение.
Как известно, по приезде в Москву с семьей и дружиной князь Дмитрий Ольгердович получил в кормление город Переславль Залесский. Это означало, что он имел там свой двор, получал ранее поступавшие в казну городские платежи, а вместе с тем отвечал за выполнение горожанами государственных повинностей, в том числе за экипировку и своевременное выступление городского ополчения. Согласно «Сказанию…», переславский полк на Куликовом поле возглавлял воевода Андрей Серкизович, погибший в битве, чье имя с самого начала фигурирует в синодике [Ск., 15, 22, 34, 58, 68 и др.]. Но кто передал весть о походе горожанам? Дмитрий Ольгердович со своей личной дружиной находился при московском князе, и на поездку в Переславль Залесский у него не оставалось времени. Выполнить эту миссию должен был кто-то из его доверенных людей, а для появления в Переславле Пересвета было достаточно причин: он мог сопровождать туда семью своего князя, поехать для устройства городских дел, за переславским полком и так далее. Наконец, при получении известия о сборе войск Пересвет просто мог находиться в Переславле, откуда поспешил с городским ополчением на Дон. Не будем гадать, какая из этих причин сыграла свою роль. Важно установить, что именно в это время брянский боярин Александр Пересвет с наибольшей вероятностью мог ехать из Переславля, как сказали бы теперь, «в действующую армию». Путь его проходил мимо обители преподобного Сергия69, где он должен был заночевать и где неминуемо
____________________
69 С.З.Чернов, строя свою работу об историческом ландшафте древнего Радонежа в соответствии с картиной, рисуемой древнейшими редакциями жития Сергия (т.е. будучи убежден, что Сергий (Варфоломей) с братом Стефаном поселились в необитаемом никем месте), всё же признает, что уже в 1350-1360 гг московско-переславская дорога проходила под стенами Троицкой обители (Чернов С.З. Исторический ландшафт древнего Радонежа. Происхождение и семантика // Памятники культуры. Новые открытия 1988г М, 1989, с.423). На самом деле, эта дорога существовала значительно раньше, равно как и сходившиеся на «Маковце» дороги от Дмитрова и
522____________________
ИССЛЕДОВАНИЯ И СТАТЬИ
должен был встретиться с настоятелем. Последний же вряд ли упустил возможность послать своему «крестнику», князю московскому, благословляющее письмо и освященную просфору к грядущему празднику Рождества Богородицы.
Я не настаиваю на том, что всё именно так происходило, тем более, что известные приписки от 21 и 26 сентября 1380 г. на л. 48 известного пергаменного Стихираря Троице-Сергиевой лавры вроде бы свидетельствуют, что весть об угрозе нашествия «литвы с агарянами» достигла монастыря только в последний из указанных здесь дней70. Однако это единственная возможность объяснить тот факт, что Пересвет оказался связан исторической традицией с преподобным Сергием, а ратный подвиг брянского боярина приобрел поистине эпические размеры. В этом случае становятся понятны колебания авторов и редакторов повествований о Куликовской битве между «иноком», «чернецом» и «боярином», поскольку - следуя логике - кого, как не инока своей обители, Сергий мог послать к великому князю? И кто, как не инок, мог совершить действительно эпический подвиг освобождения Русской земли, причем не от простого ордынца, а вообще от «басурманина»?!
Здесь мы подходим крещению последней загадки Пересвета - к его единоборству, о котором нам известно только по «Сказанию о Мамаевом побоище».
4
Картина Куликовской битвы и предшествующих ей событий, развернутая в различных версиях «Сказания о Мамаевом
____________________
Калязина, что и обусловило наличие здесь куста поселений (Клементьево, Панино, Кокуево, Княжево?), очень скоро ставших монастырскими слободами внутри городской черты собственно Сергиева Посада. Безусловным подтверждением этого может служить запись в Кормовой книге Троице-Сергиевой лавры XVI в., воспроизведенной А.В.Горским, что «дал князь Андрей [Радонежский] село Княжо [княжее?] под монастырем, да село Офонасьево, да село Клементьево, а на их же земле монастыр стоит» (Горский А.В. Историческое описание Свято-Троицкия Сергиевы лавры, составленное по рукописным и печатным источникам. Часть 2. Приложения. М., 1890, с. 47). Эта запись показывает, во-первых, что первоначальным владельцами земли, на которой возникла обитель Сергия, были указанные села, а не основатель обители; во вторых, парадигма «село княжо под монастырем» заставляет думать, что, в отличие от других сел, расположенных на некотором расстоянии от монастыря (Клементьево - через овражистую долинку р. Кончуры), это располагалось в непосредственной к нему близости.
70 Срезневский И.И. Древние памятники русского письма и языка (Х-XIV в.). СПб., 1882, с. 240-241; Столярова Л.В. Записи…, с. 76.
АЛЕКСАНДР ПЕРЕСВЕТ И СЕРГИЙ РАДОНЕЖСКИЙ____________________
523
побоище», оказалась столь насыщенной фактами (пусть вымышленными) и именами (пусть и не историческими), что поединок Пересвета с ордынцем как-то не стал темой специального рассмотрения исследователей. Между тем, сам факт устойчивого наименования разными редакциями и вариантами «Сказания…» (за немногими исключениями) противника Пересвета «печенегом» требует рассмотрения и объяснения уже потому, что в реальном ордынском войске никаких печенегов не было и быть не могло.
Исчерпывающие сведения о реальном составе ордынского войска дает Краткая летописная повесть, называя два основных составлявших его этнических массива - татары и половцы, к которым Мамай присоединил наемников из «фрязей, черкасов и ясов» [Ск., 14]. Памятью об этой исторической реальности конца XIV в. является упоминание в некоторых списках «Сказания…» «толмачей, умеющих языку половецкому»71. Пространная повесть прибавляет к перечню «бессерменов, арменов и буртасов»72, именуя ордынцев то «половцами», то «татарами», а иногда и теми, и другими, но «печенегов» летописи не знают так же, как не знают поединка Пересвета.
И тот, и другой сюжеты принадлежат исключительно «Сказанию…», однако по-разному проявляется в разных редакциях. Так, например, в Киприановской редакции нет ни «печенега», ни «половцев», войско Мамая именуется исключительно «татарским», Пересвет сражается с «татарским богатырем», названным «Темир-мурзой», в других списках - «Таврулом»[Ск., 64 и 406]. В Распространенной редакции, Основной, Летописной и др. против Пересвета выступает «печенег, подобный древнему Голиаду», противниками московской рати являются «татары», «половцы», «агаряны», и только в Забелинском списке, непосредственно за поединком Пересвета, противниками московского войска однажды названы «печенези»73, что следует считать безусловной опиской.
Последнее обстоятельство, привлекая внимание филологов и историков литературы, давало повод относить все упоминания половцев и печенегов за счет «исторической традиции в соэнании русского народа», не разбиравшегося якобы в степняках, рядом с которыми он жил, или даже на счет «нарочитой
____________________
71 Сказание о Мамаевом побоище по Забелинскому списку. // Повести о Куликовской битве. М., 1959, с. 172.
72 Там же, с. 16.
73 «Печенези же своя боги кликнуша…» (Сказание о Мамаевом побоище по Забелинскому списку. // Повести о Куликовской битве…, с. 195).
524____________________
ИССЛЕДОВАНИЯ И СТАТЬИ
архаизации», вызванной использованием текстов «Задонщины» и «Слова о полку Игореве». Однако ни «Слово…», ни «Задонщина» никаких «печенегов» не знают. Что касается «половцев» и всего с ними связанного, то здесь проявлялось нечто иное.
Как известно, основным населением Золотой Орды и главной составляющей силой ее войска в XIV в. были не монголы, а болгары (известные позднее в качестве «казанских татар») и половцы. Те самые, что населяли южнорусские степи до прихода монгольских завоевателей.
Об этом часто забывают, полагая, что половцы исчезли из степей, изгнанные и уничтоженные монголами. На самом деле они не только остались, но и очень скоро ассимилировали остатки своих завоевателей, которые почему-либо не ушли в монгольские степи, как об этом писал Ибн Фадлаллах Эломари, и уже к концу XIII в. официальным языком Золотой Орды стал половецкий (тюркский) язык: «В древности это государство было страною кипчаков, но когда им завладели татары, то кипчаки сделались их подданными. Потом они (татары) смешались и породнились с ними (кипчаками), и земля одержала верх над природным и расовым качеством их (татар), и все они стали точно кипчаки, как будто они одного (с ними) рода, оттого, что монголы (и татары) поселились в земле кипчаков, вступали в брак с ними и оставались жить в земле их»74. Как сейчас выясняется, большая масса половцев до прихода монголов была христианской (несторианской)75, и она осталась такой даже после того, как государственной религией ордынцев стал ислам. Если имя несет в себе определенную вероисповедную информацию, то Мамай был половцем и происходил из христианской семьи: его правильное имя - Маммий - легко найти в православных святцах. Вот почему не анахронизмом, а точным отражением исторической действительности следует считать сообщение «Сказания…», что московский князь, отправляя разведчиков, посылает с ними толмачей, знающих «язык половецкий».
Противником Пересвета должен был быть половец. Откуда же появился печенег? Хотя потомки печенегов, как полагают этнографы, до сих пор обитают в низовьях Дуная под именем гагаузов, живая память о печенегах («пацинаках» византийских авторов) исчезла уже к концу XII века, сохранившись только в
____________________
74 Из сочинения Ибн Фадлаллаха Эломари. // Тизенгаузен В.Г. Сборник материалов, относящихся к истории Золотой Орды, т. 1. СПб., 1884, с. 235
75 Никитин А.Л. «Лебеди» Великой Степи. //НиР, 1988, № 9, с. 44-46.
АЛЕКСАНДР ПЕРЕСВЕТ И СЕРГИЙ РАДОНЕЖСКИЙ____________________
525
русских летописях, которые, как и жития русских святых, использовал автор «Сказания…». Это позволило ему создать с точки зрения современного историка фантастическую, а для тогдашнего читателя вполне убедительную картину о прихождении на помощь Дмитрию новгородского ополчения, по-своему представить действия сыновей Ольгерда, ввести в текст несуществующую переписку между Олегом, Мамаем и Ольгердом, дать развернутую картину свидания Дмитрия с преподобным Сергием и даже показать неоднократные консультации московского князя с отсутствовавшим в Москве митрополитом Киприаном.
Особенно внимательно автор «Сказания…» использовал жития Александра Невского: подобно тому, как Пелгусий, старейшина ижорцев, несших стражу на невских берегах, видел святых Бориса и Глеба, спешащих «с небесною дружиною» на помощь «сроднику нашему князю Александру»76 (Невскому. - АЛ.), так и в «Сказании…» стоящий в дозоре «некий разбойник Фома Кацибей» («Хеиыбеев», «Хаберцыев», «Халцыбеев» различных списков) удостоился видеть, как Борис и Глеб еще перед битвой посекли «полки, идущие с востока» на Русь [Ск., 40-41, 62,95-96,118-119].
Судя по всему, автор «Сказания о Мамаевом побоище» гораздо шире использовал в своей работе тексты «Повести временных лет», «Задонщины» и «Жития Александра Невского», чем это сейчас представляется. Не случайно к историческим параллелям конца Х - начала XI веков и к опыту Александра Невского обращаются в «Сказании…» Ольгердовичи, уговаривая Дмитрия перейти Дон; к памяти славных деяний Владимира Святославича, крестившего Русь, обращается в своих речах к московскому князю его двоюродный брат Владимир Андреевич. На память приходит и многое другое: гадание Дмитрия Волынца перед битвой заставляет вспомнить гадание перед битвой Боняка в 1097 г. в новелле Ипатьевской летописи [Ип., 245], а помощь небесного воинства на Дону приводит на память обстоятельства победы Владимира Мономаха над половцами на Сальнице 27 марта 1111г. [Ип., 267-268]. Стоит отметить, что автор архетипа «Сказания…» был настолько увлечен историческими реминисценциями, что заставил Дмитрия Ивановича выступить против Мамая «совокупи всю русь и словены» («Князъ же Олгордь Литовьскый «… прииде кь граду Одоеву, и слышав, яко князь великий съвокупи многое множество въинства, всю русь и словены, и пошолъ к Дону противу царя Мамаа» [Ск., 35]), - фра-
____________________
76 Житие Александра Невского. // ПЛДР, XIII век. М., 1981, с. 428-430.
526____________________
ИССЛЕДОВАНИЯ И СТАТЬИ
за, которая в последующих редакциях (Киприановской, Распространенной и пр.) неизменно оказывается уже опущенной.
Как можно видеть из этих примеров, автор «Сказания…» использовал в своей работе именно тот хронологический пласт русских летописных сводов, где содержатся упоминания о единоборствах: Мстислава с касожским князем Редедею (поименованным, однако, не «касогом», а «князем») [Ип., 134 (1022 г.)] и безымянного юноши-кожемяки с печенегом [Ип., 106-108 (992 г.)]. Последний выходит из полков печенежских «превелик зело и страшен». Именно так рисует противника Пересвета и «Сказание…»: «выеде злой печенег… подобен бо древнему Голиаду: пяти сажен высота его, а трех сажен ширина его». Когда юноша-кожемяка в новелле под 6501/993 г. «удави печенега в руку до смерти», то «вьскликоша русь», бросившись на врагов. То же самое происходит и при поединке Пересвета с «печенегом» на поле Куликовом.
Параллели, сходные имена и сравнения приоткрывают нам ассоциации, о которых средневековый автор заботился больше, чем об исторической достоверности. Поэтому, если бы мы не были теперь уверены в существовании реального Александра Пересвета, то были бы в праве предположить, что его прозвище "Пересвет" обязано «Повести временных лет», возникнув «по сосмыслию и созвучию» с именем города, заложенного Владимиром якобы в память победы юноши («Переяславль»), поскольку тот «переял славу» печенежского богатыря. С другой стороны, христианское имя Пересвета - "Александр" - наводило читателя на мысль, что в облике брянского боярина, а главное - инока, посланного Сергием Радонежским, из рядов войска московского князя выехал его небесный защитник и «сродник» - князь Александр Ярославич, точно так же открывший Невское сражение со шведами на коне и с копьем, ранив ярла Биргера77. Поскольку же сомнений в историчности Александра Пересвета теперь нет, все эти явные и напрашивающиеся реминисценции заставляют предположить обратный путь авторской мысли - от имени Пересвета к поединку и к печенегу.
Однако насколько реален поединок?
Похоже, этот сюжет «Сказания…» никто из его исследователей не подвергал сомнению. Л.Г.Бескровный, В.Т.Пашуто и другие называли его «традиционным», однако на протяжении
____________________
77 Идея родства с небесными заступниками, князьями Борисом и Глебом, проходит красной нитью и через «Слово о житии великого князя Дмитрия Ивановича» (ПЛДР, XIV - середина XV века. М., 1981, с. 208-228).
АЛЕКСАНДР ПЕРЕСВЕТ И СЕРГИЙ РАДОНЕЖСКИЙ____________________
527
всей военной истории России летописи не знают ни одного случая поединка перед битвой, кроме двух легендарных, упомянутых «Повестью временных лет» - кожемяки с печенегом и Мстислава с Редедей. Однако тот и другой - всего только факты литературы, а не истории. С таким же успехом эти историки могли бы сослаться на поединки былинных богатырей или на «поединщиков», предусмотренных Русской Правдой, поскольку поединки на Руси существовали исключительно в сфере судопроизводства («поле»).
В самом деле, только кабинетный, далекий от реальности исследователь может предположить, что войско, подогреваемое еще с вечера к предстоящему сражению, настроившееся на сокрушительную атаку, чтобы вырвать желанную победу, разгоняющееся, чтобы как можно сильнее обрушиться на стремящегося к нему противника, может вдруг остановиться в двух десятках шагов от врага и спокойно ожидать сначала вызова поединщиков, затем их приготовления к бою и, наконец, исхода самой схватки. Каждый, кто попытается представить себе атаку, где всё решается единым натиском и порывом, поймет, как трудно, а порою невозможно снова поднять и бросить в схватку ряды остановившихся бойцов.
Но дело даже не в этом. Как согласно показывают авторы восточных хроник и европейские путешественники, оставившие записки о монголах и ордынцах, не только поединки, но и какое бы то ни было индивидуальное проявление в бою у тех и других было категорически запрещено. На войско противника обрушивался стремительный удар конной лавы, предваряемый дождем стрел, а если натиск был остановлен, лава откатывалась, перестраивалась и повторяла атаку. Особенно строго ордынские военачальники следили, чтобы никто не разрывал строя и не вырывался из него. Виновных, пусть даже показавших чудеса храбрости, ожидала смертная казнь. Дисциплина, превращавшая людей в «колесики и винтики» единого механизма, как будут говорить позднее, была куда важнее для аппарата власти, чем случайный успех.
К слову сказать, русские войска терпели поражения от монголов, а затем от ордынцев, до тех пор, пока вели бой обособленными княжескими дружинами, «стягами», которые уничтожались нападавшими поодиночке. Для того, чтобы появился первый успех, русская армия должна была перенять стратегию и тактику своих противников. Похоже, к этой мысли первым прищел самый удачливый воевода Дмитрия Ивановича, которого великий князь даже женил на своей родной сестре - Дмитрий Михайлович Боброк (Волынский). Победы на Воже, а за-
528____________________
ИССЛЕДОВАНИЯ И СТАТЬИ
тем на Дону как нельзя лучше свидетельствуют об этом. Такой вывод подтверждает и Краткая летописная повесть, рассказывая о сражении: «И ту исполчишася обои и устремишася на бой и соступишася обои, и бысть на долже часе брань крепка зело и сеча зла…» Поэтому, когда в «Сказании…» мы обнаруживаем постепенность развития событий, следует помнить, что перед нами не историческое свидетельство, а литературный сюжет развертываемый по законам нарастания эмоционального воздействия на читателей и слушателей.
Описание поединка Пересвета с ордынским богатырем, точно так же, как введение в круг действующих лиц отсутствующего митрополита Киприана, Сергия Радонежского, уже умершего Ольгерда, новгородских полков, архиепископа Евфимия и т.д., для читателей и слушателей «Сказания…» было не ложью, не выдумкой автора, а естественной героизацией своего национального прошлого, кстати сказать, настолько забытого, что подобные анахронизмы ими просто не замечались. Для читателей XVI и XVII веков все эти люди оказывались «современниками», подобно тому, как в современники когда-нибудь наши потомки станут зачислять Екатерину II, Наполеона, Пушкина и Чернышевского. Ведь ничего не стоило автору «Сказания…» на место исторического епископа коломенского Герасима поместить Геронтия [Ск., 34] - тоже коломенского епископа, однако жившего сто лет спустя после битвы.
Находясь в первом ряду Передового полка братьев Ольгердовичей, как показывает дошедший до нас «уряд полков» в летописи Дубровского78, Пересвет погиб одним из первых, открыв счет русским потерям. Из общей массы героев Куликовской битвы он был выделен народной памятью, вероятнее всего, потому, что предание связало его имя с преподобным Сергием - вначале как «посла», затем - как «инока». В самом деле, кто еще, кроме посланца игумена Троицкого монастыря мог совершить главный подвиг? Поэтому появление (в «Сказании…») перед Пересветом «печенега», единственного известного летописи и фольклору противника-поединщика, не должно вызывать удивления. Русский богатырь, по воле автора облаченный в схиму с крестом, просто не мог вступить в борьбу с обыкновенным ордынцем. Слившись в народном сознании с порождениями русского эпоса, Пересвет должен был победить такого же эпического противника, каким рисовался и он сам!
____________________
78 Бегунов Ю.К. Об исторической основе «Сказания о Мамаевом побоище». // «Слово о полку Игореве» и памятники…, с. 499-502.
АЛЕКСАНДР ПЕРЕСВЕТ И СЕРГИЙ РАДОНЕЖСКИЙ____________________
529
В последнем нетрудно убедиться, обратившись к именам, которые усвоены «печенежину» в различных редакциях и вариантах «Сказания…». В Киприановской редакции это «Темир-мурза», соответствующий историческому Темир-Аксаку (Тамерлану); затем - «Таврул», двойник захваченного под стенами Киева татарина из войска Батыя, как следует из летописной статьи 1240 г. [Ип., 784]; наконец, в третьем издании «Синопсиса», откуда берет начало лубочная традиция «Сказания…», в значительной большей степени повлиявшая на литературу и искусство ХVIII-ХIХ вв., чем собственно рукописная традиция, противником Пересвета оказывается «Челубей» - Челяби-эмир, сын султана Мурада I, взявший в 1393 г. Тырново, столицу Второго Болгарского царства, «последнего православного царства»79. Другими словами, все три имени противника боярина-инока принадлежат «врагам рода христианского», против которых на Куликовом поле в лице Пересвета - согласно подтексту «Сказания…» - выступает даже не московский князь, а сама русская православная Церковь.
***
Подведем итоги. Рассмотрение летописных и историко-литературных текстов ХV-ХVI вв. показывает, что первые свидетельства о связи Сергия Радонежского с победой на Дону появляются не ранее середины XV в. в виде посланца троицкого игумена на Дон с «грамоткой» и благословением, зафиксированных Пространной летописной повестью. Имело ли это место в действительности, сказать трудно. Сомнения в реальности данного факта вызывает молчание по этому поводу текстов древнейших житий преподобного Сергия, соединяющих набег ордынцев 1380 г. с набегом 1378 г., но главное - содержание приписок к Троицкому стихирарю, согласно которым первые вести о военной угрозе со стороны объединенных сил ордынцев и Литвы были получены в Троицком монастыре только 26 сентября 1380 г., т.е. спустя две с лишним недели после победы. Наоборот, в пользу реальности такой посылки свидетельствует предание о Пересвете, основание Дмитриевского Ряжского монастыря, «посох Пересвета», упоминание «Березуя», двух-
____________________
79 «И яко близъ съ собою войска схождахуся, се выйде татаринъ еданъ с полку татарского именемъ Челубей, пред всеми являлся мужествомъ, яко древний онъ Голиад» ([Армашенко И.ъ] Синопсис. Киев, 1680, с. 160; о подлинном авторе «Синопсиса» см.: Чистякова Е.В. Синопсис. // ВИ, 1974, № 1, с.215-219).
530____________________
ИССЛЕДОВАНИЯ И СТАТЬИ
дневная заминка в ожидании противника и прочие факты, позволяющие скорее поставить под сомнение «приписки Епифания» (вернее, их прочтение исследователями), чем отвергнуть данную версию.
Что же касается благочестивой легенды о свидании Дмитрия с Сергием, то ее не знает не только Пространная летописная повесть, но и Хронограф 1512 г., отодвигая время ее возникновения к 30-40-м гг. XVI в., когда, по-видимому, и возникла Основная редакция «Сказания…», содержащая рассказ о приходе Дмитрия к Троице и «испрошении» у Преподобного братьев-иноков, но не ранее80.
Таким образом, рассмотренные выше обстоятельства появления в Москве Александра Пересвета и его брата Андрея Ослеби в составе двора Дмитрия Ольгердовича и их последующие судьбы, получившие столь неожиданное отражение в литературе московской Руси и последующего времени, позволяют окончательно отказаться от легенды с поединком, однако выдвигают другие вопросы - о действительном месте битвы 1380 г., об обстоятельствах основания Дмитриевского Ряжского монастыря и о причинах возникновения легенды об иноках-воинах в стенах Троице-Сергиева монастыря, с которым они в действительности никак не были связаны.
____________________
80 Кучкин В.А. Дмитрий Донской и Сергий Радонежский…, с. 113-114
ЧТО НАПИСАЛ «СОФОНИЙ РЯЗАНЕЦ»?____________________
531
ЧТО НАПИСАЛ «СОФОНИЙ РЯЗАНЕЦ»?1
Начиная с открытия первого, позднего по времени, однако наиболее полного списка «Задонщины» В.М.Ундольского и до сего дня, когда опубликованы все известные списки этого произведения, в том числе и отрывки из них2, внимание исследователей возвращается к вопросу о загадочном «Софонии рязан-це». Его имя вынесено в заглавие двух списков в качестве имени автора - «Писание Софониа старца рязанца, бл(а)г(о)с(ло)ви от(че): Задонщина великог(о) кн(я)зя г(о)с(поди)на Димитрия Иванович(а) и брата его кн(я)зя Володимера Ондреевич(а)» [К-Б] и «Сказание Сафона резанца, исписана руским князем похвала, великому кн(я)зю Дмитрию Ивановичу и брату его Володимеру Ондреевичу» [С], специально «поминается» в тексте трех наиболее сохранившихся списков - «Аз же помяну резанца Софония» [У], «Ияж(е)помяну Ефон(и)я ерея резанца» [И-1], «И здеся помянем Софона резанца» [С], а также указано в заглавиях пяти списков «Сказания о Мамаевом побоище» по каталогу Л.АДмитриева3.
____________________
1 Первая публикация: Никитин А.Л. Что написал «Софонии Рязанец»? //ГДРЛ.сб. 10. М., 1999.
2 Тексты опубликованы: «Слово о полку Игореве» и памятники Куликовского цикла. К вопросу о времени написания «Слова…». М.-Л., 1966, с. 535-556 (далее - Тексты). Принятые условные обозначения списков: У - Ундольского, И-1 - Музейский № 2060, И-2 - Музейский № 3045, Ж -БАН, 1.4.1, К-Б - Кирилле-Белозерский, С - Синодальный № 790.
3 Все списки Основной редакции: 1) ЛОИИ, собр. Лихачева, 13, кон.XVII в.; 2) ГПБ, F.IV.228, XVIII в.; ГПБ, Q.XV.70, XIX в.; БАН, 16.17.22, XVIII в.; БАН, 16.13.2, кон. XVII в. (Дмитриев Л.А. Описание рукописных списков Сказания о Мамаевом побоище. // Повести о Куликовской битве. М., 1959, с.481-509). Одно из подобных заглавий воспроизведено полууставом XV в. на л. 180 (последнем) рукописи «Пандекты Никона Черногорца»: "Сее слово съставлено именемь Софониа резанца о великом кнези Дмитрии Иоановиче и брата его Василиа Ондреевича и о всех князех русских како билисе беаше за Доном за свою ве[ли]кую обиду с поганым царем Мама532____________________
ИССЛЕДОВАНИЯ И СТАТЬИ
Еще одно упоминание имени Софония содержится в ст. 6888/1380 г. Тверской летописи с пояснением, что он является «брянским боярином», и приводится следующее его «писание»; «В лето 6888. А се писание Софониа резанца, брянского боярина, на похвалу великому князю Дмитрию Ивановичу и брату его князю Владимиру Андреевичу: «Ведомо ли вамъ, рускымъ госу-дарямъ, царь Мамай пришелъ изъ (За)волжиа, стал на реце на Воронеже, а всемъ своимъ улусомъ не велел хлеба пахать; а ведомо мое таково, что хощетъ ити на Русь, и вы бы, государи, послали его пообыскать, туго ли онъ стоить, где его мне поведали»4.
Следом в рукописи идет текст, зачеркнутый киноварью, соответствующий завершающим фразам «Задонщины» (по спискам У и И-1): «Темъ же всемъ суженое место межу Дономъ и Днепромъ, на поле Куликове, на реце на Непрядве; а положили главы своа за землю Рускую и за веру христианскую. А мы поидемъ въ свою отчину, в землю Залескую, кь славному граду Москве, и сядемъ на своемъ великомъ княжении; чести есмя собе добыли и славнаго имяни. Конец.»5 Если при этом учесть, что первый фрагмент, вероятнее всего, заимствован из архетипного начала «Задонщины», которое известно сейчас только по сокращенному виду списков У и Ж6, то остается предположить, что в руках редактора Тверской летописи находился список «Задонщины», близкий к списку Ундольского, но более полный, из которого он заимствовал начало и конец, однако затем оставил только первый фрагмент, потому что в последующем к тексту Тверской летописи он присоединил «Сказание о Донском
____________________
ем» (Щепкина М.В., Протасьева Т.Н., Костюхина Л.М., Голышенко В. С. Описание пергаментных рукописей Государственного Исторического музея. // АЕ за 1964 г. М., 1965, с. 160). См. также: Дмитриев Л.А. Задонщина. // СККДР, вып. 2, ч. 1. Л., 1988, с. 345-353.
4 ПСРЛ, т. 15. Тверская летопись. СПб., 1863, стб. 440.
5 Там же, прим. 7.
6 «Кн(я)зь великий Дмитреи Ивановичь с своим братом с кн(я)зем* Владимером Андреевичем и своими воеводами были на пиру у Микулы Васильевича. Ведомо намъ, брате, у быстрого Дону ц(а)рь Мамай пришел на Рускую землю, а идет к намъ в Залескую землю» («Слово о полку Игореве» и памятники Куликовского цикла…, с. 535); «Князь Дмитреи Иванович своимъ братомъ Владимеромъ Ондреевичомъ и своими воеводами были на пиру у Микулы Васильевича. Ведомо намъ, брате милый, что у быстрого Дону д(а)рь Мамай пришел на Рускую землю» (Там же, с. 547).
ЧТО НАПИСАЛ «СОФОНИЙ РЯЗАНЕЦ»?____________________
533
бою»7, т.е. Распространенную редакцию «Сказания о Мамаевом побоище»8.
Факт этот, почему-то выпавший из поля зрения исследователей «Задонщины», позволяет с новых позиций рассмотреть известные ее тексты и роль Софония не только в литературном процессе XIV-XV вв., но и в событиях 1380 г.
Кем был Софоний и какое отношение он имеет к «Задонщине» и к «Сказанию о Мамаевом побоище»? Эти вопросы поднимались неоднократно, и к настоящему времени можно считать утвердившимся мнение А.А.Шахматова, высказанное им еще в 1910г., что Софоний был не автором «Задонщины» или «Сказания о Мамаевом побоище», а предшествовавшего им произведения о победе на Дону, которое исследователь условно обозначил как «Слово о Мамаевом побоище»9. Следует подчеркнуть, что вывод этот базировался исключительно на текстологических наблюдениях и практически не затрагивал вопроса о личности самого Софония.
Первыми, кто попытался прояснить эту загадочную фигуру, наделяемую столь противоречивыми эпитетами как «резанец»10, «старец»11, «брянский боярин»12, «иерей»13, был А.Д. Седельни____________________
7 ПСРЛ, т. 15, с. VI.
8 Дмитриев Л.А. Описание рукописных списков…, с. 499.
9 Шахматов А.А. Отзыв о сочинении С.К.Шамбинаго «Повести о Мамаевом побоище». // Сб ОРЯС, т. 81,17. СПб., 1910, с. 183. Отличную от остальных исследователей позицию в этом вопросе занимает А.А.Горский, полагая Софония автором недошедшего до нас литературного произведения о времени Батыева нашествия за отсутствием «данных, позволяющих утверждать, что Софоний не мог быть автором произведения о более ранней эпохе, чем эпоха Куликовской битвы» (Горский А.А. «Слово о полку Игореве»и «Задонщина». М., 1992, с. 125), что, как известно, не может служить сколько-нибудь весомым аргументом, как и последующие его общие соображения (там же, с. 126-136).
10 Списки «Задонщины» К-Б, С, У; «Сказание о Мамаевом побоище» (основная редакция, печатный вариант); приписка на л. 180 рукописи «Пандекты Никона Черногорца» (Щепкина М.В., Протасьева Т.Н., Костюхина Л.М., Голышенко B.C. Описание пергаментных…, с. 160).
11 Вряд ли можно признать удачными попытки некоторых современных исследователей определить социальный статус Софония как духовного лица («старец», «иерей»), апеллируя к авторитету монаха Кирилло-Белозерского монастыря Ефросина, чьей рукой был создан так называемый Кирилло-Белозерский список «Задонщины» (К-Б) в самом конце 70-х гг. XV в. (Лурье Я.С. Литературная и культурно-просветительная деятельность Еф534____________________
ИССЛЕДОВАНИЯ И СТАТЬИ
ков, а за ним - В.Ф.Ржига, которые отождествили «рязанца Софония» «Задонщины» с Софонием Алтыкулачевичем14, боярином рязанского князя Олега Ивановича, известным из текста жалованной грамоты рязанскому Ольгову монастырю, датируемой началом 70-х гг. XIV в.15 К сожалению, изложенная гипотеза не вызвала интереса у позднейших исследователей, оставивших ее без обсуждения, может быть, потому, что всё их внимание оказалось направлено на текстологические исследования «Задонщины» и «Сказания о Мамаевом побоище» в их отношении к «Слову о полку Игореве»16.
Своего рода итог в разысканиях автора «Задонщины» подвела в 1982 г. Р.П.Дмитриева, которая писала: «Гипотеза А.А.Шахматова о не дошедшем до нас «Слове о Мамаевом побоище» и о том, что написано оно было при дворе серпуховского князя Владимира Андреевича человеком из окружения литовских князей Дмитрия Ольгердовича и Андрея Ольгердовича, не противоречит нашему заключению о Софонии как предшественнике автора «Задонщины». Он как очевидец сражения или как человек, получивший сведения от участников сражения, смог написать свое произведение, которым затем воспользовался автор «Задонщины». И далее: «Следует признать, что автор «Задонщины» воспользовался двумя поэтическими произведениями - сочинением Софония и «Словом о полку Игореве»17.
____________________
росина в концеХVв.//ТОДРЛ,ХУ11,М.-Л., 1961,с. 130-168), древнейший, но, в то же время, наименее исправный (Дмитриева Р.П. Приемы редакторской правки Ефросина. // «Слово о полку Игореве» и памятники Куликовского цикла.., с. 286-291).
12 ПСРЛ, т. 15, с. 440.
13 Сказание о Мамаевом побоище (основная редакция, печатный вариант). // Сказания и повести…, с. 103.
14 Седельников А.Д. Где была написана «Задонщина»? // Slavia, IX. Praha, 1930, S. 535-536; Ржига В.Ф. О Софонии рязанце. // Повести о Куликовской битве…, с. 401-405.
15 Жалованная грамота Олега рязанского. Древнейший документ Московского архива Министерства юстиции. Снимок и текст со статьями Д.В.Цветаева и А.И.Соболевского. М., 1913; Грамота XIV ст. Kиiв, 1974, с. 33.
16 См. статьи Н.С.Демковой, Л.А.Дмитриева, Р.П.Дмитриевой, МА.Салминой, О.В.Творогова в кн.: «Слово о полку Игореве» и памятники Куликовского цикла…; Горский А.А. «Слово о полку Игореве» и «Задонщина». Источниковедческие и историко-кулътурные проблемы. М., 1992, и др.
17 Дмитриева Р.П. Об авторе «Задонщины». // Сказания и повести.-с. 366 и 368.
ЧТО НАПИСАЛ «СОФОНИЙ РЯЗАНЕЦ»?____________________
535
Между тем, как я отметил еще в 1985 г.18, в руках исследователей находились все данные, позволявшие им решить загадку того пиетета, с которым Софоний упоминается неведомым автором «Задонщины».
Существование не дошедших до нас архетипов, на основе которых создавались последующие редакции произведений «Куликовского цикла», представляется весьма вероятным уже потому, что в сохранившихся поздних списках мы находим ситуации, не находящие объяснения в контексте. Так, из содержания Пространной летописной повести нельзя понять причину яростных инвектив в «лести» (т.е. во лжи) по адресу Олега рязанского, поскольку из повествования следует, что рязанский князь прислал в Москву абсолютно правдивое сообщение о готовящемся походе Мамая вкупе с великим князем литовским Ягайло19. Столь же загадочным остается для читателя причина двухдневной остановки московского войска где-то на берегу Дона, в «Сказании о Мамаевом побоище» определенном как «место, рекомое Березуй», после чего войско вышло к устью Непрядвы как раз накануне сражения20.
На первый взгляд, оба эти факты никак не связаны друг с другом, тем более, с загадкой Софония, но это не так. Как я показал в одной из своих работ21, традиционно принятый маршрут войска Дмитрия от устья Лопасни прямо на юг к Куликову полю не выдерживает критики, поскольку это направление оказывается много западнее пути, по которому совершались обычные ордынские набеги на Москву по направлению: Ряжск - Переяславль Рязанский - Коломна22. Именно там, на последнем отрезке пути в 1378 г. московскими войсками на р. Воже был перехвачен и разбит корпус Бегича. Реальным подтверждением сказанного может служить факт основания на этом пути, непо____________________
18 Никитин А. Точка зрения. М., 1985, с. 155.
19 «И учини собе старий злодей Мамай съветъ нечестивый с поганою Литвою и съ душегубивым Олгом, стати им у реке у Оке на Семень день на благовернаго князя» (Пространная летописная повесть. // Сказания и повести…, с.16).
20 «Великому же князю бывшу на месте, нарицаемом Березуе, яко за двадесять и три поприща до Дону» (Сказание о Мамаевом побоище. Основная редакция. // Сказания и повести…, с. 37); Киприановская редакция (там же, с. 59); Распространенная редакция (там же, с. 92).
21 Никитин А. Одиссея Александра Пересвета. // НиР, 1990, № 5, с. 34.
22 Выписка в Разряде о построении новых городов и [засечной] черты в ИТУАК, вып. 33. Тамбов, 1892, с. 49 (Егоров В.Л. Историческая география Золотой Орды.М.,1985,с.181).
536____________________
ИССЛЕДОВАНИЯ И СТАТЬИ
далеку от нынешнего г. Скопина, Дмитриевского (Рижского) монастыря, связанного с преданием, что на данном месте за два дня до сражения на Куликовом поле «инок Александр Пересвет» догнал войско Дмитрия и передал ему письмо от Сергия Радонежского с благословением на битву23.
Насколько мне известно, эта монастырская легенда ранее не учитывалась историками то ли по причине ее малой известности, то ли по причине кажущейся невероятности такого удаления московского войска от места битвы. Между тем, удивляться следует тому маршруту на устье Непрядвы, которым до сих пор отправляют историки московское войско на встречу с Мамаем24. Ведь в приведенном выше «писании» или «поведании» Софония, адресованном московскому князю и его двоюродному брату, местом нахождения Мамая указан отнюдь не Дон, куда направляют войска все без исключения тексты Пространной летописной повести, «Задонщины» и «Сказания о Мамаевом побоище», а река Воронеж, с верховьев которой по высокому водоразделу открывался путь к Рязани и к Москве.
Исходя из такой ситуации, следует полагать, что задачей московских воевод было как можно раньше перехватить только еще формирующееся на перекочевках ордынское войско. Поэтому представляется единственно возможным выдвижение московского войска именно в район нынешних Скопина и Ряжска, туда, где в более позднее время проходили мощные линии «засечной черты». Место это было, видимо, хорошо известно, и туда должны были подойти запаздывавшие полки и дружины, как об этом сообщает «Сказание о Мамаевом побоище»25. Если же вспомнить, что два дня стояния «на Березуе» были вызваны замешательством разведки, которая обнаружила Мамая не на юге, как ожидалось, а на юго-западе, за Доном26, то автор Пространной летописной повести, составляв____________________
23 Никитин А.Л. Подвиг Александра Пересвета. // ГДРЛ, сб. 3. М., 1992, с. 267-268. См. также: Добролюбов И. Историко-статистическое описание церквей и монастырей Рязанской епархии, ныне существующих и упраздненных, с списками их настоятелей за XVII, XVIII и XIX ст. и библиографическими указаниями, т. 2. Рязань, 1885, с. 242.
24 См., напр., работы Л.А.Бескровного, В.А.Кучкина, И.Б.Грекова, Б.А.Рыбакова, Р.Г.Скрынникова и других историков, посвященные последнему юбилею Куликовской битвы.
25 Сказания и повести…, с.37, 59, 92.
26 «Приспе же въ 5 день месяца септевриа «…» приехаша два от стражь его «…» и приведоша языкъ нарочита «…» Тый языкъ поведает: «Уже царь на Кузмине гати стоить, нъ не спешить, ожыдаеть Олгорда Литовскаго и
ЧТО НАПИСАЛ «СОФОНИЙ РЯЗАНЕЦ»?____________________
537
щий ее полвека спустя после событий, вполне мог посчитать такое расхождение «поведания» с действительностью коварным замыслом («лестью») рязанского князя. Между тем, никакой «лести» и в помине не было, поскольку в «писании» Софония после сообщения о приходе и намерениях Мамая следовало предложение князьям «пообыскать, тут ли он стоит, где мне поведали»27.
В этой ситуации по-иному звучит и топоним "Березуй", который следует выводить не от 'березы', как то делается обычно28, а от 'берега' или 'бережения', подразумевая под ним традиционное место сторожевого форпоста, выдвинутого «на берег» Половецкого поля29.
Выявленные обстоятельства, сохранившиеся в поздних текстах и восходящие, скорее всего, к гипотетическому «Слову о Мамаевом побоище», позволяют по-новому взглянуть на личность Софония и на его роль в событиях 1380 г., вернувшись к гипотезе Седельникова-Ржиги о его аутентичности рязанскому боярину Софонию Алтыкулачевичу.
Софоний не был и не мог быть автором ни «Задонщины», как правильно показал Л.А.Дмитриев30, ни гипотетического «Слова о Мамаевом побоище», как это полагала Р.П.Дмитриева31 и допускал с некоторой осторожностью Л.А.Дмитриев32, поскольку его единственным произведением («писанием», «пове____________________
Олга резаньскаго, а твоего царь събрания не весть, ни сретениа твоего не чаеть, по предписанным ему книгам Олговым, и по трех днех имать быти на Дону» (Там же, с. 37). 27ПСРЛ,т. 15, с. 440.
28 Бегунов Ю.К. Об исторической основе «Сказания о Мамаевом побоище». // «Слово о полку Игореве» и памятники Куликовского цикла, с. 489, прим. 71.
29 См. по этому поводу [Класс Б.М.] Сказание о Мамаевом побоище (вариант Ундольского). Примечания. // Памятники Куликовского цикла. СПб, 1998, с. 214.
30 «Всё сказанное выше заставляет усомниться в, казалось бы, общеприятом утверждении, что автором «Задонщины» был Софоний рязанец, о котором, кстати говоря, мы ничего не знаем. Возможно, Софоний был либо предшественником, либо современником автора «Задонщины», и последний назвал его в своем произведении по аналогии с упоминанием автором "Слова о полку Игореве» своего предшественника - Бояна» (Дмитриев Л.А. История памятников Куликовского цикла. // Сказания и повести…, с.311.
31 Дмитриева Р.П. Об авторе «Задонщины». // Сказания и повести…, с.360-368.
32 Задонщина. // СККДР, вып. 2, ч. 1. Л., 1988, с. 345-353.
538____________________
ИССЛЕДОВАНИЯ И СТАТЬИ
данием») оказывается сообщение о появлении Мамая и намерениях последнего, сохранившееся в составе Тверской летописи, дошедшей до нас в списке начала XVI в. Более того, можно думать, что реальное сообщение включало также сведения о переговорах между Мамаем, Ягайло и Олегом рязанским, сам факт которых был использован в Пространной редакции летописной повести, а позднее литературно развернут в «Сказании о Мамаевом побоище». Стиль послания Софония, тон обращения к московскому князю, сведения, содержащиеся в нем, и ссылка на источник («мне поведали», т.е. доложили), делают вполне достоверным отождествление его автора с рязанским боярином, выступающим секретным посредником между рязанским и московским князем в предупреждении братоубийственной войны.
Вопреки уверениям автора Пространной летописной повести, рязанский князь Олег Иванович не был изменником и не мог испытывать никаких симпатий к Орде и ордынцам, находясь между Ордой и Москвой, как между молотом и наковальней, так что любая их стычка губительнейшим образом отзывалась на Рязанском княжестве, подвергавшемся огню и разорению. «Москва страшна, но ордынцы - страшнее», - так можно сформулировать точку зрения всех без исключения обитателей Рязанского княжества в то время. Вот почему мне представляется вполне вероятным, что рязанский князь использовал именно Софония Алтыкулачевича, своего первого и, похоже, наиболее доверенного боярина, чтобы подать весть Москве о грозящей опасности и сообщить об «открытом коридоре» для прохода по Рязанской земле до «Березуя» навстречу Мамаю. В противном случае вторжение московского войска означало неизбежный вооруженный конфликт с немедленным оповещением ордынцев - об этом историки почему-то забывают. И зря, поскольку самым красноречивым свидетельством наличия секретных договоренностей между Олегом рязанским и Дмитрием Ивановичем оказывается основанный вскоре после победы 1380 г. московским князем на рязанской земле монастырь во имя своего патрона, Димитрия Солунского, позднее дополненный престолом св. Сергия Радонежского.
Стоит заметить, что «Задонщина» донесла до нас еще одно полустершееся заимствование из протографа, бросающее свет на роль Софония в указанных событиях и на его личность: заимствование, которое в протографе играло, как можно думать, сюжетоформирующую роль, но в «Задонщине» оказалось настолько затушевано, что не привлекло специального внимания исследователей. Между тем, оно дает определенные представления о среде, в которой могло возникнуть гипотетическое «Слово о Мамаевом побоище».
ЧТО НАПИСАЛ «СОФОНИЙ РЯЗАНЕЦ»?____________________
539
Речь идет об упоминании «Микулы Васильевича» - сына последнего московского тысяцкого, свояка великого князя московского, Николая Васильевича Вельяминова, женатого на сестре жены Дмитрия Ивановича и, таким образом, находившегося также в свойстве с боровским и серпуховским князем Владимиром Андреевичем. Последний же, как известно, был не только двоюродным братом московского князя, но и свояком Дмитрия и Андрея Ольгердовичей, на сестре которых был женат33. Последнее дает основание именно в окружении данного князя искать авторов произведений Куликовского цикла, как известно, особое внимание уделивших самому князю и его шурьям. Теперь в этот круг мы должны ввести и Н.В.Вельяминова с его женой Марией Дмитриевной, дочерью суздальского князя, так как по сохранившемся остаткам начала двух наиболее полных списков «Задонщины» (У и Ж) можно видеть, что это произведение в своем протографе открывалось указанием на пир, происходивший в доме Вельяминова, где присутствовали оба князя и куда пришло послание Софония о Мамае. Если учесть, что Н.В.Вельяминов был в это время воеводой в Коломне34, ближайшем к Рязани пограничном московском городе, то его знакомство с рязанским боярином и постоянные между ними контакты, как сказали бы мы теперь, «по линии общественной безопасности», вряд ли можно подвергнуть сомнению. Таким образом, следует говорить не о «вести с Поля», полученной от безымянных «сторожей», а о задействованных дипломатических каналах самого высокого ранга, по которым в Москву (или в Коломну) была доставлена депеша Софония, если только он не привез ее сам, воспользовавшись приглашением на пир, присутствие на котором Для него было не только возможно, но и вполне естественно.
Для последующего изучения «Задонщины» в свете изложенного небесполезно обратить внимание на фрагменты с упоминанием как самого Микулы Васильевича, который, похоже, в гипотетическом «Слове о Мамаевом побоище» мог играть роль третьего по значению героя повествования, так и его жены, открывающей «плач» московских жен, поскольку, вероятнее всего, эти фрагменты связаны с протографом, носившим более документальный характер, как мы можем видеть по стилю «писания» Софония и сохранившемуся началу с «пиром», чем его последующие переработки в «Задонщине» и в «Сказании о Мамаевом побоище».
____________________
33 ПСРЛ, т. 18. Симеоновская летопись. СПб., 1913, с. 110-111.
34 Веселовский С.Б. Исследования по истории класса служилых землевладельцев..М., 1969, с. 215 и 218.
540____________________
ИССЛЕДОВАНИЯ И СТАТЬИ
Подведем итоги.
Как мне представляется, изложенные выше факты позволяют с высокой степенью вероятности отождествить Софония «Задонщины» с рязанским боярином Софонием Алтыкулачевичем, по всей видимости, крещеным выходцем из Орды. В этом убеждает редкое имя, точное указание на происхождение, узкий временной интервал, общественное положение и тот объем информации, включая упоминание о секретных переговорах рязанского князя с Мамаем и Ягайло, который был передан в Москву и вряд ли был доступен кому-либо другому. Всё это дает основания полагать, что акция оповещения Москвы была проведена Софонием Алтыкулачевичем с ведома и по поручению рязанского князя, сообщившего таким способом о намерениях Мамая и об открытых для прохода московского войска рубежах Рязанской земли. Единственным произведением Софония было то «писание», которое дошло до нас в списке Тверской летописи. Никакого другого произведения Софоний не создавал, будучи упомянут в «Задонщине» в благодарность за свою миссию, способствовавшую победе над Мамаем. Поэтому усвоение ему какого-то историко-литературного, тем более поэтического сочинения, от которого до нас не дошло ни одной сколько-нибудь достоверной строки, вполне безосновательно и бесперспективно35.
Появление имени Софония в заголовке некоторых списков «Задонщины» (К-Б и С) объясняется сокращением под перьями редакторов и переписчиков упоминания пира и полученного на нем известия, которое было внесено в Тверскую летопись из полного текста «Задонщины», восходившего к ее протографу. Другими словами, при переписке и редактуре имя Софония из «пира» переместилось в заголовок, поскольку переписчики фразу о «поведании» воспринимали шире, чем только известие о Мамае, распространяя ее на весь текст. Однако при всех сокращениях в списках бережно сохранялась «похвала Софонию», возникшая по принципу обратного параллелизма со «Словом о полку Игореве»36, что может служить дополнитель____________________
35 Дмитриев Л.А. Задонщина. // СККДР, вып. 2, ч. 1. Л., 1988, с. 345-350. Предположение А.А.Горского, что «Софоний рязанец» «был в эпоху Куликовской битвы лицом, которому приписывалось авторство произведения о Батыевом нашествии» (Горский А.А. «Слово о полку Игореве»…, с. 136), а в XV в. «было приписано авторство «Задонщины» (там же, с. 125-126), основано, по-видимому, на недоразумении.
36 «Тот боярин воскладаша горазная своя персты на живыя струны, пояша руским кн(я)зем славу «…» Аз же помяну резанца Софония» («Слово о полку Игореве» и памятники Куликовского цикла, с. 536).
ЧТО НАПИСАЛ «СОФОНИЙ РЯЗАНЕЦ»?____________________
ным подтверждением вьщвинутой мною гипотезы об отсутствии первоначального противопоставления автором «Слова…» своего творчества - творчеству Бояна, которому он на самом деле следовал, используя поэтические тексты XI в. так же, как автор «Задонщины» использовал лексику и фразеологию «Слова о полку Игореве»37.
Итак, я считаю возможным утверждать, что известие Софония Алтыкулачевича московскому князю о грозящей опасности, дошедшее до нас в составе Тверской летописи, не только предотвратило внезапность нападения ордынцев, но и послужило причиной внесения имени этого рязанского боярина в поэтическое произведение, прославляющее победу московского князя на Дону. Любопытно, что сделано это было по типу «похвалы Владимиру» в известном «Слове о законе и благодати» Илариона («Похвалимъ же и мы по силе нашей» и т.д.38), но со ссылкой на автора «Слова о полку Игореве», утверждая, таким образом, преемственность в развитии древнерусской поэтики уже московского периода.
____________________
37 Никитин А.Л. Наследие Бояна в «Слове о полку Игореве». Сон Святослава // «Слово о полку Игореве». Памятники литературы и искусства XI-XVII веков. М., 1978, с. 112-133. См. также: Никитин А.Л. «Слово о полку Игореве". Тексты. События. Люди. М., 1998.
38 Молдован A.M. «Слово о законе и благодати» Илариона. Киев, 1984, с.91, 122, 174.
542____________________
ИССЛЕДОВАНИЯ И СТАТЬИ
ЗАГАДКА «ТРОИЦЫ РУБЛЕВА»1
Весной 1905 г. в художественной жизни России произошло событие, последствия которого трудно переоценить. По приглашению отца-наместника Троице-Сергиевой лавры в самом ее «историческом сердце» - Троицком соборе, иконописец и реставратор В.П.Гурьянов, сняв перед этим золотой чеканный оклад, впервые освободил от позднейших записей и почерневшей олифы храмовую икону «Троицы»2. К этому времени мысль, пошедшая с легкой руки И.М.Снегирева, что икона принадлежит кисти Андрея Рублева3, одного из немногих известных по имени русских иконописцев, была уже господствующей.
Подобно другим именам древнерусских художников, имя Андрея Рублева впервые стало известно русскому образованному обществу только в XIX в., когда появился, а затем начал быстро расти интерес к произведениям древнего искусства, в том числе и к русскому иконописанию4. Не будет ошибкой утверждать, что первые коллекционеры и знатоки древнерусской иконописи услышали это имя от старообрядцев. В среде «древлего благочестия», собиравшей предметы старины до-никоновской эпохи, - рукописные и старопечатные книги, реликвии, мощи, иконы, облачения, утварь церковного обихода, - имя Андрея Рублева произносилось с почтением, поскольку его авторитет был утвержден «самим» Стоглавым собором 1551 г., чьи постановления для старообрядцев были столь же непререкаемы, как и писания отцов Церкви.
____________________
1 Первая публикация: Никитин А. Кто написал «Троицу Рублева»? // НиР, 1989, № 8-9.
2 Гурьянов В.П. Две местные иконы св. Троицы в Троицком соборе Свято-Троицко-Сергиевой лавры и их реставрация. М., 1906 г.
3 Подробнее об истории атрибуции «рублевских» икон см.: Анисимов А.И. Научная реставрация и «Рублевский вопрос». /'/ Анисимов А.И. О древнерусском искусстве. М., 1983, с. 105-134.
4 См.: Вздорное Г.И. История открытия и изучения русской средневековой живописи. XIX век. М., 1986.
ЗАГАДКА «ТРОИЦЫ РУБЛЕВА»____________________
543
В 41-й главе «стоглавого» сборника постановлений собора «О тридцати двух царских вопросах» речь шла о том, как надписывать «Троицу», в то время сюжет излюбленный в русском иконописании. Согласно библейскому преданию, к Аврааму и Сарре, двум праведникам, достигшим преклонных лет, но не имевших детей, однажды явились три мужа, принятые стариками почтительно и гостеприимно. После обильной трапезы один из прибывших предрек, что у хозяев скоро родится сын. Дальнейшее развитие самого сюжета для нашей темы интереса не представляет, и я напомнил о нем только потому, чтобы воскресить в памяти читателей сцену, которая воспроизводилась иконописцами, - три гостя-ангела за столом под сенью Мамврийского дуба с прислуживающими им Авраамом и Саррой. Ограничусь только одним замечанием: трактуемая первоначально как идеал вознаграждаемого гостеприимства, со временем «Троица» стала терять свой реалистический антураж - сервировку стола, сцену заклания барашка на дворе слугами, даже фигуры престарелых хозяев, став изобразительным символом триипостасности божества - «Троицей духовной».
К середине XVI в., когда Стоглавый собор принимал свои постановления, накопилось много недоумений как в жизни самой русской Церкви, так и по части иконописания. Одно из них касалось иконографии Троицы и заключалось в следующем вопросе, поданном на обсуждение: «Глава МА, вопрос А: У святей троицы пишут перекрестие, ови у средняго, а иные у всех трех, а в старых писмах и в греческих подписывают святая троица, а перекрестья не пишут ни у единого, а ныне подписывают у средняго IC ХС святая троица, и о том разсудити от Божественных правил, како ныне то писати.
О том ответ: Писати иконописцем иконы с древних переводов, како греческие иконописцы писали, и как писал Ондрей Рублев и прочие пресловущие иконописцы, и подписывати святая троица, а от своего замышления ничтоже предтворяти.»5.
Если для нас в этом тексте наиболее важным оказывается утверждение, что Андрей Рублев в своих работах придерживался старовизантийских традиций и писал иконы «с древних переводов» (то есть, следуя графическим канонам), а не по собственному «замышлению», то для старообрядцев главную ценность представляло имя, выделенное в ответе. Оно получало своего рода канонизацию, приобретая при этом еще и «знак качества»
____________________
5 Стоглав. Изд. Д.Е.Кожанчикова. СПб., 1863, с. 128.
544____________________
ИССЛЕДОВАНИЯ И СТАТЬИ
– единственное имя, указанное собором, так сказать, «на века» почему иконы кисти Андрея Рублева приобретали особую духовную и материальную ценность. Их разыскивали, доверяясь молве или преданию, за ними охотились, их перекупали, и каждая такая икона становилась украшением старообрядческой молельни или домашней коллекции.
Никакого достоверного, т.е. научного, критерия для определения икон Рублева не было. И всё же к началу XX в. в среде знатоков сложился совершенно определенный взгляд на «рублевские письма», определяемые как «дымные». По словам Гурьянова, к ним относили иконы, «на которых лики написаны тонкослойно с соблюдением крайней последовательности в переходе от освещенных мест к неосвещенным, выглядят определенно зеленоватыми в тенях и моделированы коричневой ("темной") охрой без отметок, т.е. без ударов на наиболее светлых местах для обозначения белою краскою бликов; в соответствии с ликами так же слабо моделированы и фигуры, а контур обозначен лишь тонкой описью»6.
Основания для такой характеристики «рублевских» икон были. Именно такими перед зрителями представали деисусные чины Благовещенского собора московского Кремля, Успенского собора Владимира, Троицкого собора Троице-Сергиевой лавры - тех храмов, где по свидетельству письменных источников вместе с другими мастерами иконописного дела работал и Андрей Рублев. Однако насколько можно было доверять такой атрибуции?
К началу нашего века все эти памятники древнерусского искусства претерпели неоднократные поновления, искажавшие их красочную гамму и даже, порой, рисунок. Кроме того, обращение к многофигурным ансамблям, составленным из отдельных произведений, делало указанный критерий весьма неопределенным. Древнерусские иконописцы на храмовых подрядах работали артелями, в которых соблюдалось строгое разделение труда: одни специализировались на ликах, другие - на «доличном», третьи - на архитектуре, четвертые - на пейзаже, тогда как «артельщики», чьи имена только и попадают в документы, как тот же Андрей Рублев, его товарищ Даниил или «Прохорс Городца», будучи «знаменщиками», исполняли самую важную часть работы - наносили на доску или на стену храма прорись будущего изображения. Из этого следует, что стилистически выделить работу только одного из них, чтобы определить имен____________________
6 Анисимов А.И. Научная реставрация…, с. 116.
ЗАГАДКА «ТРОИЦЫ РУБЛЕВА»____________________
545
но ему присущие особенности, практически невозможно. Следует учесть и другое немаловажное обстоятельство: широкое использование в работе иконописцев прорисей или «переводов», о чем так настоятельно напоминал «Стоглав» в цитированном ответе.
Всё это объясняет, почему, по мере того как разрастался интерес к древнерусскому искусству и накапливались открытия в этой области, мысль исследователей и собирателей всё чаще обращалась к иконе «Троицы», занимавшей главное место - справа от царских врат - в «местном» ряду иконостаса Троицкого собора Троице-Сергиевой лавры. Что этот образ мог принадлежать кисти самого Андрея Рублева, указывали одна из редакций «Жития Никона», написанного Пахомием Логофетом (Пахомием Сербом) в середине XV в., и «Сказание о святых иконописцах», возникшее два с лишним века спустя, где прямо говорилось, что Рублев написал образ «Троицы» по заказу игумена лавры Никона7. Естественно было полагать, что этот образ сохранился вместе со всем иконостасом Троицкого собора и был тем самым, на который указывал «Стоглав», поскольку ни о каких других заказанных Рублеву «Троицах» известно не было, как не было известно и о каких-либо перемещениях этого образа.
Архивные разыскания убеждали, что «Троица Рублева», как ее стали именовать в научной литературе, была одной из наиболее почитаемых в монастыре икон, привлекавшей богатые вклады сначала Ивана IV, а затем Бориса Годунова и его семьи. Ее изучение могло дать в руки историков искусства своего рода надежный эталон, сверяясь с которым можно было получить исчерпывающее представление о стиле и методах работы прославленного мастера. Вместе с тем, эти данные позволили бы проводить экспертизу других икон, которые приписывали Андрею Рублеву на основании легенды или расхожего мнения.
Сделать это было не так просто. До конца 1904 г. «Троица» Рублева была спрятана от глаз любопытствующих тяжелой золотой ризой, оставлявшей открытыми только лики и руки англов, восхищавшие знатоков изяществом рисунка и светлостью красок. Последнее заставляло обращаться памятью к более ранним греческим образцам, с которых предлагал писать иконы «Стоглав», что еще раз подтверждало мысль об авторстве Рублева.
____________________
7 Буслаев Ф.И. Древнерусская народная литература и искусство. // Буслаев Ф.И. Исторические очерки русской народной словесности, т. П. СПб., 1861, с. 379.
546____________________
ИССЛЕДОВАНИЯ И СТАТЬИ
Была и другая причина связывать икону с именем знаменитого художника. В отличие от большинства своих предшественников, ее автор отказался от жанровой трактовки сюжета, исключил из композиции Авраама и Сарру и оставил за столом только трех ангелов, сконцентрировав, таким образом, на них всё внимание зрителя. Собственно говоря, это был уже новый сюжет, полный символики и глубины толкования, изображающий триединое совершенство божества, а не традиционное «гостеприимство Авраама».8 Подобный иконографический тип «Троицы» был знаком историкам искусства, однако все остальные иконы этого типа оказывались написаны несколько позже, чем эта. Возникало естественное предположение, что прославленный мастер первым ввел этот тип в русскую иконографию, заслужив признательность и восхищение современников, которые и стали копировать образец. Оставалось только увидеть саму икону.
Когда В.П.Гурьянов, сняв три слоя напластований, открыл авторский слой (как выяснилось при повторной реставрации в 1919 г., в некоторых местах он до него не дошел), и сам реставратор, и очевидцы его открытия испытали настоящее потрясение. Вместо темных, «дымных» тонов темнооливкового вохрения ликов и сдержанной, суровой коричнево-красной гаммы одежд, столь привычной глазу знатока древнерусской иконописи того времени, перед пораженными зрителями открылись яркие солнечные краски, прозрачные, поистине «райские» одежды ангелов, сразу же напомнившие итальянские фрески и иконы XIV, в особенности - первой половины XV века. «Троица Рублева», как оказалось, не имела ничего общего с привычным византийским каноном, воспринятым и переработанным к этому времени московскими мастерами. Среди темных одежд и строгих ликов прочих икон первой половины XV в., «Троица» представала подлинным «светом Фаворским», вполне достойным и сюжета, поскольку он должен был изображать триединство «неизреченного и неописуемого» божества, и художника, прославленного преданием.
Чтобы оценить интерес и восторг, вызванный новым обликом «Троицы» и, соответственно, новым представлением о Рублеве, следует напомнить, что они оба предстали перед истинными ценителями искусства начала XX века, искушенными как в русской иконописи, так и в мировом искусстве в целом. Наши соотечест____________________
8 О богословском аспекте изображений Троицы см.: КлибановА.И. К характеристике мировоззрения Андрея Рублева. // Андрей Рублев и его эпоха. Сб. статей. М., 1971, с. 62-102; Салтыков А.А. Иконография «Троицы» Андрея Рублева. // Древнерусское искусство XIV-XV веков. М., 1984, с. 77-85.
ЗАГАДКА «ТРОИЦЫ РУБЛЕВА»____________________
547
венники уже открыли для себя солнечные полотна французских импрессионистов и российских художников этого направления, уже познакомились с первыми расчищенными древнерусскими иконами, с итальянскими «примитивами» Предвозрождения, но даже на фоне всего этого вынуждены были склониться перед замечательным мастером, перекинувшим радужный мост своей палитры не только между Московией и Италией первой четверти XV в. (в этом тогда сходились многие9), но и между своим временем и XX веком, в который автор «Троицы» сразу же вступил как гениальный художник. Первым, кто еще до раскрытия иконы заподозрил, что она была написана «итальянским художником», оказался Д.А.Ровинский, чье мнение «было сразу потушено запиской митрополита Филарета, и снова, на основании предания, образ был отнесен к числу произведений Рублева, продолжая служить одним из главных памятников при изучении манеры этого иконописца»10. Далее, на основании собственных впечатлений и опыта, Н.П.Сычев следующим образом характеризовал раскрытую реставраторами «Троицу»: «Если в технике иконы уже видны приемы греко-итальянской живописи, в стиле ликов ангелов еще сохранены формы, наблюдающиеся у Чимабуэ и Дуччио, а в архитектурной декорации удержаны правильные перспективные формы архитектоники Джотто с ее античными отражениями, то в посадке фигур характерно удлинение их торсов, а также в общем сужении композиции, ясно отразился готический стиль, соединенный на иконе св. Троицы, как и на иконах лучших итальянских мастеров, с красотою чисто венецианских красок»11. Два с лишним десятилетия спустя, как бы подводя итоги впечатления современников от «Троицы», Б.И.Пуришев писал, что в этой иконе «Рублев достиг исключительных высот, создав произведение, естественно вызвающее в памяти различные замечательные образцы мирового искусства. Рублева называли "русским Рафаэлем " и "русским Беато Анжелико", сравнивали с Перуджино, Джорджоне, мастерами Сиенской и Умбрийской школ, Чимабуэ, с Дуччо и Симоне Мартини»12.
____________________
9 С Джотто и Дуччо сравнивал «Троицу» Д.В.Айналов (АйналовД.В. История русской живописи от XVI по XIX столетие. СПб., 1913, с. 17), Н.П. Сычев и позднее Н.Н.Пунин (Пунин Н. Андрей Рублев. Пп, 1916); с Пьеро делла Франческо - В.Н.Лазарев (Лазарев В.Н. Русская средневековая живопись. М., 1970, с. 299).
10 Сычев Н. Икона св. Троицы в Троице-Сергаевой лавре. ЗОРСА РАО, т.Х, Пг., 1915, с. 60-61.
11 Там же, с. 70.
12 Пуришев Б.И. Андрей Рублев и общие вопросы развития древнерусского исскуства XIV-XVII веков. // Михайловский Б.В., Пуришев Б.И. Очерки истории древнерусской монументальной живописи. М.-Л., 1941, с. 16.
548____________________
ИССЛЕДОВАНИЯ И СТАТЬИ
С этого момента имя Андрея Рублева, осеняемое «Троицей», начинает победоносное шествие по миру, привлекая восторженные взоры к сокровищам древнерусского искусства, вызывая растущий поток публикаций, исследований и просто панегириков, освещая отблесками славы, излучаемой «Троицей», события и людей своей эпохи13.
К сожалению, не обошлось и без потерь.
Открытие «подлинного Рублева» мгновенно перечеркнуло и обесценило все те иконы, которые приписывались преданием его кисти, поскольку ничего общего между ними и «Троицей» не оказалось. На первый взгляд, не было у нее ничего общего и с деисусными чинами Успенского (владимирского), Благовещенского (кремлевского) и самого Троицкого соборов, хотя участие Рублева в работе над ними вроде бы подтверждалось летописями. Впрочем, по мере того, как в середине нынешнего столетия происходило открытие художественной культуры древней Руси и утверждалась мысль о ее национальном своеобразии, исследователи обнаруживали в изображениях этих иконостасов особое, по сравнению с прочими, изящество линий, одухотворенность лиц, особую гармоничность традиционных красок, что можно было объяснить опять-таки выдающимся талантом Андрея Рублева, для которого эти традиционные работы служили как бы внутренней подготовкой к написанию «Троицы».
Так был сформулирован тезис, согласно которому «Троица» и в творчестве самого Рублева оказывалась явлением исключительным. Последнее объясняли тем, что до ее создания он работал с другими иконописцами, следуя заветам своих наставников и византийскому канону. Здесь же, на склоне прожитых лет, исполняя личный заказ игумена Троице-Сергиевой лавры Никона «в похвалу Сергию», учеником которого считался, Андрей Рублев дал волю своему страстному, долго сдерживаемому темпераменту, создав в «Троице» «лебединую песню» художника…
Версия эта стала своего рода «догматом о Рублеве». Исходя из такой посылки, стало проще искать другие возможные произведения самого Рублева, отвечающие сложившемуся представлению о манере работы и палитре выдающегося мастера. Эти произведения должны были быть написаны в конце XIV или в первой четверти XV века, обладать признаками московской иконописной школы того периода и резко выделяться на
____________________
13 Библиографию важнейших работ об Андрее Рублеве и его "Троице" см.: «Троица» Андрея Рублева. Антология. Сост. Г.И.Вздорнов. М, 1981 (далее - Антология), с. 127-130. Там же отзывы о «Троице» ведущих отечественных искусствоведов и весь изобразительный ряд аналогов.
ЗАГАДКА «ТРОИЦЫ РУБЛЕВА»____________________
549
общем фоне своим совершенством. Вместе с тем они должны нести на себе легкое влияние той греко-итальянской школы, отпечаток которой на иконописи Новгорода и Москвы традиционно связывался с Феофаном Греком - старшим современником, если не учителем Андрея Рублева, поскольку они работали одновременно над росписями еще первого каменного Благовещенского собора московского Кремля.
Такими памятниками, явно выпадавшими из традиционного ряда и получившими почти единодушное признание «рублевских», стали три замечательные иконы из деисусного чина Успенского собора в Звенигороде, находящиеся теперь в собрании Третьяковской галереи в Москве. От уже известных деисус-ных чинов того же времени они отличались более радостным колоритом, иным характером написания ликов, отчасти напоминающим лики ангелов на «Троице», и несколько неожиданными композиционными приемами, поскольку, в отличие от обычного чина, персонажи были даны не в полный рост, а по-грудно, что производило впечатление особой мощи и приближенности к зрителю.
Не меньший восторг искусствоведов вызвало и открытие в Успенском соборе г. Владимира фресок, сохранившихся кое-где под позднейшими записями и относящимися именно к тому времени, когда над росписью храма работала артель, возглавляемая Даниилом и Андреем Рублевым. И если все обнаруженные фрески нельзя было усвоить именно Рублеву, поскольку как в росписи, так и в их «назнаменовании» явно проступали разные почерки, то фигура трубящего ангела, входившего в композицию «Страшного суда», большинством голосов была отдана Рублеву.
Наконец, в результате долгих поисков выяснилось, что Рублев оставил свой след в русском искусстве не только как иконописец и фрескист, но и как миниатюрист. Он был объявлен автором прекрасных миниатюр так называемого «Евангелия Хитрово» и с меньшей достоверностью - еще нескольких первоклассных кодексов. На протяжении всей истории изучения Древнерусской иконописи Рублеву приписывали авторство де-ятков икон, отдельные фрески, миниатюры и даже произведе-ия прикладного искусства, обнаруживающие высокий худо-ественный вкус и изящество мастера. Вот что по этому поводу исал современный исследователь творчества Рублева И.Е. Данилова:
«Круг произведений, связанных с именем Рублева, предельно расширен. Крайним произведениям мастера, созданным до 1405г.,
550____________________
ИССЛЕДОВАНИЯ И СТАТЬИ
отнесены, кроме фресок собора Успения на Городке в Звенигороде росписи алтарной стенки Рождественского собора Саввино-Сто-рожевского монастыря в Звенигороде, три иконы Звенигородского чина; из икон Благовещенского иконостаса приписаны Рублеву иконы "Благовещение", "Рождество Христово", "Сретение" "Крещение", "Воскрешение Лазаря", "Вход в Иерусалим", "Преображение", при том В.Н.Лазарев предполагает, что Рублев был учеником Прохора с Городца. Из фресок Успенского собора во Владимире к работам Рублева отнесены, кроме росписей центрального нефа, также фигуры святых Онуфрия, Антония Великого и пророков Исайи и Давида. Из икон Васильевского иконостаса Рублеву приписаны все чиновые иконы, а из икон Троицкого иконостаса -"Крещение ", "Архангел Гавриил ", "Апостол Павел ". Помимо перечисленных выше произведений с именем Рублева ряд исследователей связывал "Георгия " и "Дмитрия Солунского " из Благовещенского иконостаса, фигуры Саввы Освященного и Макария Египетского из фресок Успенского собора во Владимире; четыре праздничные иконы из иконостаса Успенского собора во Владимире: "Сретение", "Благовещение", "Вознесение", "Сошествие во ад"; архангела Гавриила и архангела Михаила с дверей того же иконостаса; "Богоматерь Владимирскую" из Владимира; икону "Успение " из Кирилла-Белозерского монастыря; "Умиление " из Русского музея, "Спас в силах" из ГТГ, икону "Сретение " из Троицкого иконостаса, миниатюры евангелия Хитрово, изображающие символ евангелиста Матвея (ангел), символ евангелиста Иоанна (орел), а также инициалы; шитую пелену с изображением Сергия и Троице-Сергиевой лавры; икону Иоанна Предтечи из музея Рублева и, наконец, даже средник иконы "Архангел Михаил" из Архангельского собора в Кремле.
Таким образом, число произведений, приписываемых в настоящее время Рублеву, доходит до пятидесяти, то есть оказывается примерно таким же, сколько в свое время ходило среди старообрядцев икон "Рублевых писем»14.
Рублев был объявлен «гением», и в качестве такового стараниями искусствоведов, стремившихся заполучить в реестр открытий «еще одного Рублева», стал «обирать» своих современников, присваивая всё лучшее, что было создано за XIV-XV вв. Чтобы разорвать порочный круг бездумного клеймения именем Рублева всего выдающегося, как когда-то делали по отношению к нему старообрядцы, следовало обратиться от восторженных
____________________
14 Данилова И.Е. Андрей Рублев в русской и зарубежной искусствоведческой литературе. // Андрей Рублев и его эпоха. Сб. статей. М., 1971, с. 47-48.
ЗАГАДКА «ТРОИЦЫ РУБЛЕВА»____________________
551
славословий, заливавших страницы монографий, к архивам, к запасникам музеев, к черной, но необходимо^: научной работе. Первым это сделал В.А.Плугин, человек, влюбленный в Андрея Рублева и посвятивший изучению его. творчества и его жизни большую часть жизни своей.
Работая над изучением приписываемых Рублеву произведений, Плугин столкнулся с фактом совершенно удивительным, который замалчивали или обходили большинство его предшественников, а именно: вопреки распространенному мнению, что «Троица» Рублева с момента своего создания служила образцом для бесчисленных копий и воспроизведений, «была любимейшей иконой древнерусских художников»15, единственным сколько-нибудь достоверным ее воспроизведением (если не считать копии Годунова, заказанной царем в 1598-1600 гг., чтобы перенести на нее с подлинной иконы золотую ризу Ивана IV, заменив ее своей), оказалась «Троица» из Коломны, датируемая искусствоведами в широком интервале времени - от середины XV до середины XVI в.16 Более того, выяснилось, что среди многочисленных изображений «ветхозаветной Троицы» на иконах, сохранившихся до наших дней, только единицы следуют иконографическому типу «Рублевской Троицы», изображающей трех ангелов без Авраама и Сарры, свидетельствуя тем самым, что столь символически трактованный образ, наполненный глубоким философским содержанием, не вызвал интереса и понимания на Руси.
"Троица " Рублева оказалась в стороне от магистрального пути троичной иконографии», - вынужден был с удивлением констатировать в одной из своих итоговых работ исследователь17.
Было и еще одно немаловажное обстоятельство, мимо которого не могли пройти искусствоведы. При написании икон Древнерусские художники обычно пользовались «переводами», о которых упоминал «Стоглав», то есть прорисями, снятыми с древних оригиналов, благодаря чему сохранялся тип или «извод», проносимый в целостности через века. Задачей художников-знаменщиков, возглавлявших артели, был перенос этих прорисей с бумаги на стену храма или на доску будущей иконы с необходимым изменением размера, но при безусловным сохранении пропорций. В отношении артели, связанной с А.Руб____________________
15 Лазарев В.Н. «Троица» Андрея Рублева. // Лазарев В.Н. Русская средневековая живопись. М., 1970, с. 299.
16 Антология…, рис. 44.
17 Плугин В.А.. О происхождении «Троицы» Рублева. // ИСССР, 1987, №2, с. 74.
552____________________
ИССЛЕДОВАНИЯ И СТАТЬИ
левым, это не предположение, а установленный исследованиями И.Э.Грабаря и В.Н.Лазарева факт, выявленный при сравнении икон деисусного чина и праздничного яруса Благовещенского и Троицкого соборов. Хотя работы разделяет промежуток в двадцать с лишним лет, они «почти точно друг друга повторяют»18, то есть сделаны по одним и тем же прорисям.
Совсем иначе обстоит дело с «ангельской Троицей», как можно обозначить вид «Троицы Рублева», чтобы отличить его от «ветхозаветной Троицы», где он является центральной частью.
Как я уже отметил, за исключением «Троицы» из Коломны, все остальные известные образцы отличаются от «Троицы» Рублева рисунком и композицией ангелов, деталями одеяний, присутствием на столе различной сервировки трапезы (у «Рублевской Троицы» только одна чаша), наконец, пейзажем, не говоря уже о манере письма и колорите. Именно колорит резко выделяет «Троицу Рублева» из числа остальных «ангельских», в том числе и двух ее копий, годуновской и коломенской, позволив такому серьезному знатоку древнерусской и византийской иконописи, каким был В.НЛазарев, написать знаменательные слова, что рублевская «палитра отличается не только своим предельно высветленным характером, но и редкой прозрачностью. Странным образом она напоминает палитру одного из величайших итальянских колористов - Пьеро делла Франческа»19.
Однако дело не только в палитре. «Троица Рублева» даже в черно-белом, «графическом» воспроизведении оказывается непревзойденным шедевром по своей пропорциональности и лаконичности. В полном смысле слова она завершает возможный эволюционный ряд, начинаемый традиционной «ветхозаветной Троицей», решаемой на бытовом, событийном уровне жизни. Другими словами, все известные нам иконы «ангельской Троицы», вопреки преданию, типологически (и психологически!) не могут быть производными от «Троицы Рублева»: их прототипы (поскольку их датируют временем после 1430 г.) должны ей предшествовать.
Чтобы примирить возникающее противоречие, в результате которого Рублев оказывается вовсе не первым создателем извода «ангельской Троицы» на Руси, как то молчаливо считалось, В.А.Плугин в одной из своих работ выдвинул гипотезу, согласно которой Андрей Рублев всю свою жизнь работал над созданием
____________________
18 Лазарев В.Н. О методе работы в Рублевской мастерской. // Лазарев В.Н. Византийское и древнерусское искусство. М., 1978, с. 208.
19 Лазарев В.Н. О методе работы…, с. 299.
ЗАГАДКА «ТРОИЦЫ РУБЛЕВА»____________________
553
нового извода «Троицы» - именно этой, «ангельской», - написав множество вариантов, ни один из которых (кроме троицкого) до нас не дошел, но о которых мы имеем представление по известным нам более поздним копиям. «Их иконографические «разногласия» с «Троицей», - пояснял исследователь, - легко (? - А.Н.) объясняются тем постоянным художественным поиском, который вел мастер, задачами, которые он в разное время решал, наконец, разными жанрами, в которых он воплощал задуманное (икона, фреска, а вероятно и миниатюрные изображения для панагий, клейм шитья и икон и т.д.)»20.
Что касается «разнообразия жанров», то вопрос более чем спорен. Ремесленная регламентация в средние века всегда и везде была достаточно жесткой. Пока же следует заметить, что при всем остроумии гипотезы (хотя и нарушающей закон «бритвы Оккама» не увеличивать числа сущностей сверх необходимого), она не выдерживает критики с точки зрения нарушения тех пропорций, которыми как раз и характеризуется творчество Рублева в «Троице», отличающего его как замечательного рисовальщика («знаменщик»), равного по своему искусству Джотто, от того, что мы видим на так называемых «копиях».
Получается, что взаимоотношения «Троицы Рублева» со всеми остальными иконами этого типа, не являющимися ее копиями, остается загадкой, требующей разрешения не на гипотетическом уровне, а на фактическом материале. Не случайно ни В.А.Плугин, ни такой тонкий исследователь древнерусского искусства, как Г.И.Вздорнов, выпустивший антологию, посвященную «Троице Рублева», за исключением двух упомянутых копий, не нашли ни одного полностью соответствующего ей изображения, кроме разве что гравированного на створке серебряного панагиария 1435 г. из Софии Новгородской21.
Однако, как выяснил Плугин, взаимоотношения оригинала и «копий» оказались не самой главной загадкой «Троицы Рублева».
Во втором номере журнала «История СССР» за 1987 г. В.А.Плугин опубликовал статью, написанную им на основании своего доклада на кафедре источниковедения Исторического факультета МГУ. Последнее обстоятельство специально оговорено в редакционном вступлении, где подчеркнуто, что, при всей спорности конечных выводов, основное содержание до____________________
20 Плугин В.А. Тема «Троицы» в творчестве Андрея Рублева и ее отражение в Древнерусском искусстве XV-XVII вв. // Куликовская битва в истории и культуре нашей Родины. (Материалы юбилейной научной конференции.) М., 1983, с. 167.
21 Антология…, рис. 31.
554____________________
ИССЛЕДОВАНИЯ И СТАТЬИ
клада, построенного на данных письменных источников, заслуживает самого серьезного внимания.
Суть открытия историка заключалась в том, что, согласно прямого свидетельства вкладных книг Троице-Сергиева монастыря, «Троица Рублева» появилась в местном ряду Троицкого собора только в 1575 г., будучи вкладом Ивана IV. В то время эта икона Андрею Рублеву не приписывалась и была «вложена» в монастырь вместе с другими ценными иконами и прочими драгоценностями. Уже в момент вклада она была «одета» богатой золотой чеканной ризой, которую позднее, в 1598-1600 гг. Борис Годунов заменил своей, тоже золотой, но еще более богатой и пышной, а предыдущую ризу перенес на специально выполненную для того копию, которую поставил по левую сторону «царских врат» в том же местном ряду.
Как убедительно показал В.А.Плугин, ошибка предшествующих исследователей заключалась в том, что они, вслед за известным историком А.В.Горским, считали, что Иван IV только «одел» золотой ризой уже имеющийся образ22, хотя во вкладной книге 1673 г., воспроизводящей записи отписных ризных книг 1575 г., прямо указано: «Государя ж царя и великаго князя Ивана Васильевича всеа Русии вкладу написано в отписных ризных книгах 83 [1575] году «…» образ местной живоначальныя Троицы, обложен златом, венцы златы»23 и т.д. Другими словами, «Троица Рублева» если и была написана Андреем Рублевым, то не для Троицкого собора Троице-Сергиевой лавры, а для какого-то другого храма. Какого?
Автор статьи полагал, что «стиль, колорит, композиция, образное решение, размеры и пропорции доски свидетельствуют о том, что она («Троица». - А.Н.) была написана для иконостаса с поясным деисусным чином типа и размеров звенигородского»24, который, как известно, без каких-либо документальных оснований исследователи приписали кисти Андрея Рублева.
Если оставить в стороне Звенигород, то замечания В.А.Плугина оказываются чрезвычайно меткими. Исследователям
____________________
22 [Горский А.В.] Историческое описание Свято-Троицкия Сергиевы лавры. М., 1857, с. 10.
23 Плугин В.А. О происхождении…, с. 67.
24 «Мы убеждены, что «Троица» не могла предназначаться для данного декоративного комплекса (вне зависимости от датировки и атрибуции последнего): стиль, колорит, композиция, образное решение, размеры и пропорции доски свидетельствуют, на наш взгляд, о том, что она была написана для иконостаса с поясным деисусным чином типа и размеров Звенигородского» (Плугин В.А. О происхождении…, с. 65).
ЗАГАДКА «ТРОИЦЫ РУБЛЕВА»____________________
555
творчества Рублева и иконостаса Троицкого храма всегда оставалось удивляться, почему центральная по замыслу храмовая икона так яростно (другого слова я не могу найти) дисгармонирует со всем остальным иконостасом. И не только своими красками. За исключением головы архангела Гавриила, самый придирчивый исследователь не обнаруживает ничего общего между «Троицей Рублева» и остальными многочисленными фигурами деисусного и праздничного рядов. Больше того, в глаза бросается несоразмерность «Троицы» и пространства, выделенного под нижний, «местный» ряд. «Троица Рублева» по своей высоте меньше расстояния между тяблами, куда она должна была плотно входить, поэтому для нее была сделана специальная рама. Между тем, если бы «Троица» была написана для этого иконостаса, она должна была соответствовать ему как своей палитрой, так и своими размерами.
Правда, история «местного ряда» Троицкого собора, затронутая в свое время В.И.Антоновой25, еще ждет своего документального изучения, поскольку в настоящее время в нем не осталось ни одной изначальной иконы. Исключением считали «Троицу», но, как теперь выяснилось, последнее было ошибкой.
А как быть со «Сказанием о святых иконописцах», литературным памятником конца XVII в., сообщающим о создании Андреем Рублевым по повелению игумена Никона «образа пресвятые Троицы» в похвалу Сергию Радонежскому? Но как показал тот же Плугин, в одном из сохранившихся списков, восходящем, по-видимому, к более раннему времени, на месте слова «образ» стоит «церковь»26, что подтверждается фактом росписи Троицкого храма и созданием его иконостаса по прорисям, которыми за двадцать с лишним лет до этого пользовались Фео-фан Грек, «Прохор с Городца» и тот же Андрей Рублев. Церковь - а не образ. И это стоит запомнить.
Столь же неожиданно В.А.Плугин обнаружил еще один серьезный аргумент, позволяющий со всей категоричностью утверждать, что еще в 1547 г. в Троице-Сергиевой лавре не было «Троицы Рублева», и вот почему.
Как известно, в то лето страшный пожар опустошил Москву, выгоревшую чуть ли не целиком, причем сильно пострадали и храмы Кремля. До нас дошел ряд документов, благодаря кото____________________
25 Антонова В.И. О первоначальном месте Троицы Андрея Рублева. // Государственная Третьяковская галерея. Материалы и исследования, вып. 1. М., 1956, с'. 21-43.
26 Плугин В.А. О происхождении…, с. 65-66.
556____________________
ИССЛЕДОВАНИЯ И СТАТЬИ
рым известно, как происходило восстановление их иконного убранства27. Для этого в Москву были вызваны новгородские и псковские иконники, в центральные храмы были свезены самые замечательные иконы из крупных городов и монастырей России и с них снимали копии. Однако, как писал в своей «Жалобнице» знаменитый поп Сильвестр, игравший немаловажную роль в кремлевской жизни начала 50-х гг. XVI в. и, судя по всему, прямо отвечавший за эти восстановительные работы, в Троице-Сергиевой лавре брали не иконы, а только прориси с них28. Если бы в это время там находилась «Троица Рублева», она безусловно стала бы образцом для новых икон. Между тем, именно тогда написанная для Кремля «Троица с деяниями» никоим образом не повторяет «Троицу Рублева», которую через четыре года «Стоглав» - как принято считать - указывает иконописцам в качестве образца29.
Стоит заметить, что, несмотря на такое прямое указание, иконописцы продолжали игнорировать тип «ангельской Троицы», воспроизводя и после «Стоглава» только тип «Троицы ветхозаветной», может быть, потому, что, вопреки представлениям современных искусствоведов, цитирующих этот документ, на самом деле там говорилось не об изображении «Троицы», как это ошибочно повторяют исследователи, а всего только о крестах в нимбах и о надписях. Примером столь характерной ошибки может служить типичное для данного случая утверждение Г.В.Попова, что споры о написании «Троицы» закончились «своего рода канонизацией рублевского варианта на Стоглавом соборе 1551 г.»30.
Однако Троицкий собор в Троице-Сергиевой лавре не мог существовать без «Троицы», которую Андрей Рублев должен был написать вместе с иконостасом, если он работал над ним. Следовательно, такая икона существовала, так что вклад Ивана IV был сделан не на пустое место. Он должен был заменить собой какую-то другую «Троицу», которая, скорее всего, и принадлежала кисти Рублева. И у меня есть основания утверждать, что эта икона не только сохранилась, но и хорошо нам известна.
____________________
27 Подобедова О.И. Московская школа живописи при Иване ГУ. М., 1972.
28 «Жалобница благовещанскаго попа Селивестра». // Московские соборы на еретиков XVI века в царствование Ивана Васильевича Грознаго. М., 1847, с. 19-21.
29 Там же, с. 72.
30 Попов Г.В. Художественная жизнь Дмитрова в XV-XVI вв. М., 197 с. 116.;
ЗАГАДКА «ТРОИЦЫ РУБЛЕВА»____________________
557
В 1920 г. во время национализации Лавры, когда ее имущество делили между собой Комиссия по охране памятников Лавры и Сергиевский исполком, на паперти церкви св. Зосимы и Савватия была обнаружена ветхая, весьма пострадавшая от времени, поновлений и просто небрежения икона «Троицы ветхозаветной». После того как в 1958-1960 гг. реставратор Н.А.Баранов расчистил ее от позднейших записей и укрепил, стало ясно, что она была создана в первой половине, а, быть может, и в первой четверти XV в.31
Нельзя сказать, что новооткрытая «Троица» выпала из поля зрения специалистов. Г.И.Вздорнов с присущей ему проницательностью понял то исключительное значение, которое представляет эта икона для атрибуции «Троицы Рублева» и более широко - для решения «рублевского вопроса» вообще. «Это безусловно местный образ, связанный с каким-то Троицким храмом, - писал он в своем исследовании. - Точное происхождение иконы неизвестно, но правильнее всего считать, что она возникла в Троице-Сергиевом монастыре или написана для этого монастыря, где оставалась в последующее время»32. Далее исследователь анализировал возможные варианты и приходил к выводу, что икона, скорее всего, была написана для деревянного (первого) храма Троицы в 1411 г., т.е. до «Троицы Рублева», однако самим Рублевым или кем-то «из его круга». Логично было предположить также, что после гибели деревянного храма 1411 г. икону перенесли на подобающее ей место в новый каменный Троицкий собор, однако этому мешала укоренившаяся уверенность, что «Троица Рублева» была написана как раз для этого нового храма.
Исходя из такой посылки, Г.И.Вздорнов нашел компромиссное решение, как мне представляется, не слишком убедительное для него самого: «Ко второй половине XVI в. в Троице-Сергиевой лавре имелось три каменных храма, посвященные Троице. В одной из этих церквей и должна была стоять в ряду местных образов указанная икона. Но в белокаменном соборе находилась "Троица", написанная Андреем Рублевым, а сооружение Успенского собора заканчивалось полтора столетия спустя после того, как новооткрытая икона была водворена на предназначенное для нее место в каком-то другом храме. Этим последним, следова____________________
31 Николаева Т.Е. Древнерусская живопись Загорского музея. М., 1977. с. 92-93, рис.127.
32 Вздорнов Г.И. Новооткрытая икона Троицы из Троице-Сергиевой лавры и Троица Андрея Рублева. // Древнерусское искусство. Художественная культура Москвы и прилежащих к ней княжеств. XIV-XVI вв. М., 1970, с.131.
558____________________
ИССЛЕДОВАНИЯ И СТАТЬИ
телъно, была третья Троицкая церковь, а именно - церковь св.Ду. ха, где, вероятно, и находилась в XVв. наша икона»33.
Теперь, после находки ВА.Плугина, мы знаем, что «Троицы Рублева» в XV в. в Троицком соборе не могло быть, а ее место скорее всего, занимала найденная в 1920 г. икона, по своему колориту, рисунку и деталировке фигур несравненно лучше вписывающаяся в ансамбль троицкого иконостаса, чем все остальные известные нам иконы. Даже размеры ее доски - 161x122 см. гораздо лучше соответствуют расстоянию между тяблами иконостаса в местном ряду, чем «Троица Рублева» (142x114 см.) и ее году невская копия (146x116 см.). Оценивая новооткрытую «Троицу», все искусствоведы, касающиеся этой темы, согласны с ее большей близостью византийским изводам и с ее явным старшинством по отношению к «Троице Рублева».
Другими словами, при постройке Никоном нового (каменного) Троицкого собора в 20-х гг. XV в. у него уже должна была быть икона «Троицы» для местного ряда, если принять датировку Г.И.Вздорнова. Однако, учитывая удивительную близость этой «Троицы» деисусному чину Троицкого собора и соответствие ее размеров местному ряду иконостаса, вернее будет предположить, что они были созданы одновременно. Следовательно, если Андрей Рублев действительно писал по заказу Никона «Троицу», то ею может быть только эта, «ветхозаветная», найденная в 1920 г. на паперти церкви Зосимы и Савватия. Именно с этой иконы, как можно думать, были сделаны прориси 1547 г., использованные собранными в Москве иконописцами, тем более, что сама она полностью укладывается в то представление «образцового подлинника» в сознании людей XVI в., какими были иконостасы, связанные с именем Андрея Рублева.
Наконец, - и это немаловажно - новооткрытая «ветхозаветная Троица», восходящая по датировке специалистов к первой половине XV в., то есть ко времени, когда она могла находиться только в Троицком соборе лавры (церковь Сошествия св. Духа была построена лишь в 1476 г.), несет на себе следы богатого оклада, косвенным образом подтверждающие ее нахождение в местном ряду центрального храма монастыря.
Откуда же появилась «Троица Рублева»?
Пытаясь ответить на этот вопрос, В.А.Плугин, чтобы не разрушать легенду, ограничил себя постулатом о создании Андрей Рублевым «Троицы Рублева» для звенигородского Успенского
____________________
33 Там же, с. 135.
ЗАГАДКА «ТРОИЦЫ РУБЛЕВА»____________________
559
собора, откуда образ мог быть взят в Москву в 1547 г., а затем, богато украшенный Иваном IV, мог быть передан в Троице-Сергиеву лавру, причем значительно ранее 1575 г. Он полагает, что подобный подарок монастырю Иван IV мог сделать во второй половине 50-х и даже в 60-х гг. XVI в.34 Вряд ли. Оснований для таких пожертвований мы не знаем, и фактов таких в эти годы не видим. Гораздо достовернее данные вкладных книг, поскольку именно в первой половине 70-х гг. XVI в. Иван IV делает щедрые вклады в монастыри по убиенным, замаливая свои опричные грехи. В таком случае происхождение «Троицы Рублева» следует связывать не со Звенигородом, а с новгородским походом Ивана IV, с ограблением Старицы, Твери, Торжка, Новгорода и окрестных монастырей, откуда он отправлял в Москву сотнями возов изъятую местную «святость».
Версия «звенигородского» происхождения «Троицы Рублева» не выдерживает критики еще и потому, что до сих пор никем не доказано (и вряд ли будет доказано без соответствующих архивных находок) авторство Андрея Рублева по отношению деи-сусного чина, происходящего из Успенского собора в Звенигороде. Последний не имеет ничего общего ни в палитре, ни в технике, ни в рисунке ни с «Троицей», ни с теми чиновыми иконами, в создании которых мог принимать участие Андрей Рублев. Стоит напомнить, что само усвоение звенигородских икон Рублеву произошло исключительно под влиянием «мифа о Рублеве», в котором главнейшую роль сыграло раскрытие «Троицы», разом выпавшей из ряда привычных представлений о древнерусской иконописи того времени.
Другими словами, перед нами две загадки - «Троица Рублева» и «звенигородский чин», - сходства между которыми, кроме, может быть, некоторых использованных красочных пигментов, практически нет.
Пока можно утверждать только, что «Троица Рублева» и звенигородские иконы были созданы первоклассными мастерами, имена которых нам с достоверностью неизвестны. Но если звенигородский чин, несмотря на свою исключительность, не выпадает из круга иконописи «московской школы» XV в., продолжая и развивая византийские традиции, то в «Троице Рублева», как совершенно справедливо замечали некоторые исследователи, перенесены на русскую почву художественные традиции еверной Италии, а среди русских иконописных школ ее исто____________________
34 Плугин Б.А. О происхождении…, с. 75-76.
560____________________
ИССЛЕДОВАНИЯ И СТАТЬИ
ки вероятнее всего искать в Новгороде. Косвенным подтверждением такого вывода может служить, с одной стороны, гравированное изображение именно такой (этой?) «Троицы» на уже упоминавшемся серебряном панагиарии 1435 г. из Софии новгородской, а с другой - время поступления иконы в Троице-Сергиеву лавру после известного погрома Новгорода в 1570 г.
Есть и еще одно немаловажное отличие этих шедевров русской иконописи друг от друга. «Звенигородский чин» создан иконописцем и отмечен всеми характерными особенностями техники иконописания, в то время как «Троица Рублева» несет явный отпечаток руки мастера смелых и ярких фресковых росписей, кстати сказать, ничего общего не имеющих с фресками Успенского собора во Владимире, в которых видят произведения Рублева. В какой-то степени техника письма «Троицы» стоит ближе к той, что мы видим на иконе «Преображение» работы Феофана Грека, но только в какой-то степени, а по своему колориту, как ни странно, икона оказывается гораздо ближе к фрескам XIV в., выполненными итальянскими художниками в храме у с. Лыхны в Абхазии.
А как же Андрей Рублев?
Загадка самого Андрея Рублева много сложнее и острее, чем загадка приписываемой ему «Троицы». В последнем случае перед нами действительно исключительное по художественным достоинствам произведение русского иконописного искусства, работа художника, сумевшего отразить в нем всё лучшее, что было создано к этому моменту на Руси, в Италии и в Византии, поэтому не так уж важно, как звали этого мастера. Интересно? Да. Но если он оставил нам себя не в имени, а в совершенстве своего творения, то тем самым он и остался для нас бессмертным. Мы видим именно его творение, а не чье-либо иное, только приписываемое ему преданием или домыслами исследователей.
К сожалению, теперь мы уже не можем сказать того же о самом Андрее Рублеве. И чтобы хоть немного продвинуться в этом направлении, следует разобраться: а что нам вообще о нем известно? Практически - почти что ничего, если не считать двух его художественных биографий, выпущенных в свое время издательством «Молодая гвардия»35 и состоящих целиком из домыслов их авторов. Между тем, еще три десятилетия назад В.Д.Кузьмина сумела собрать все упоминания письменных источников об этом художнике, прокомментировать их и подверг____________________
35 Прибытков B.C. Андрей Рублев. М., 1960; Сергеев В.Н. Рублев. Изд. 3-е, М., 1990.
ЗАГАДКА «ТРОИЦЫ РУБЛЕВА»____________________
561
путь научной критике36. Опираясь на ее великолепную работу, к которой время вряд ли сможет добавить что-либо новое и существенное, познакомимся с материалом, которым располагает историк.
Начать следует с того, что собственно документов, в которых упоминалось бы имя Андрея Рублева, нам неизвестно. Таким образом, следующим по достоверности письменным источником становится погибшая в пожаре 1812 г. пергаменная Троицкая летопись, реконструированная М.Д.Приселковым на основании выписок Н.М.Карамзина. Из нее мы узнаем, что весной 1405 г. «почаша подписывати церковь каменную святое Благовещение на князя великаго дворе, не ту, что ныне стоит, а мастеры бяху Феофан иконник Гречин, да Прохор старец с Городца, да чернец Андрей Рублев, да того же лета и кончаша ю»37. По этому поводу М.Н.Тихомиров заметил, что в данном случае у Карамзина нет ссылки на Троицкую летопись, а оговорка «не ту, что ныне стоит», могла появиться не ранее конца XV в., хотя за всем тем сомневаться в точности самого известия нет оснований38.
Через три года имя Рублева всплывает снова: в 1408 г. «мая в 25 начата подписывати церковь каменную великую соборную святая Богородица иже во Владимире повелением князя великаго, а мастеры Данило иконник да Андрей Рублев»39.
И это - всё. Две фразы в летописи - всё, чем мы располагаем в отношении Андрея Рублева, его работы и его сотоварищей. Более поздние списки летописей эти известия повторяют или сокращают вплоть до полного опущения имен.
____________________
36 Кузьмина В.Д. Древнерусские письменные источники об Андрее Рублеве //Андрей Рублев и его эпоха. Сб. статей. М., 1971,с. 103-124.
37 Приселков М.Д. Троицкая летопись. М.-Л., 1950, с. 459.
38 «М.Д.Приселков внес известие 1405 г. в реконструированную им Троицкую летопись начала XV в., ссылаясь на Карамзина, но сделал явную ошибку, так как Карамзин не пишет, откуда он взял это известие (т.е. оно могло быть поздним. - А.Щ. Во всяком случае, в Троицкой летописи начала XVв нельзя было писать, что расписывали не ту церковь, которая стоит "ныне". Ведь новый собор Благовещения был построен после 1484 г. Действительно, в Московском своде конца XV в. известие о росписи церкви Благовещения дано короче: «Toe же весны начата подписывати церковь Благовещенье на великого князя дворе первую, не ту, иже ныне стоит, да того лета и кончаша» (Тихомиров М.Н. Андрей Рублев и его эпоха. // Тихомиров М.Н. Русская культура X-XVIII веков. М., 1968, с. 210). В XVв. Благовещенский собор перестраивался дважды - в 1416 и в 1484 г.
39 Приселков М.Д. Троицкая летопись…, с. 466.
562____________________
ИССЛЕДОВАНИЯ И СТАТЬИ
Из всего этого можно извлечь только, что в 1405 г. Андрей Рублев был уже монахом («чернец»), происходил, скорее всего, из боярского рода (указан не по имени только, а и по фамилии) и был достаточно искусным мастером фресковой росписи, потому что его имя упомянуто на третьем месте после такого прославленного художника, как Феофан Грек, вызванного к работе из Новгорода. Через три года он работает на росписи Успенского собора во Владимире, судя по упоминанию на втором месте, под началом «иконника» Даниила, который, согласно преданию, становится его другом и спутником до конца жизни40.
Стоит обратить внимание, что в обоих записях указывается об исполнении Рублевым именно фресковых работ и отсутствует какой-либо намек на собственно иконописание. Более того, специальное указание Даниила «иконником» как бы противопоставляет его Рублеву и подчеркивает различие между ними. Я не могу утверждать, что Рублев был только мастером фрески, хотя, как известно, в эпоху средневековья разделение труда и его специализация строго соблюдалась как в Европе, так и в Азии, а Русь не была в этом смысле исключением из правила. Рублев мог писать иконы, например, в зимний период, однако обе заказных работы, отмеченные летописью, связаны именно с работами альфреско. Об этом недвусмысленно свидетельствует запись под 1405 г., сообщающая, что, начав весною, к осени художники уже закончили роспись церкви Благовещения.
Даже при наличии большой артели столь определенный временной интервал позволял завершить лишь роспись стен, не более, после чего только и можно было на следующий год, когда роспись «устоится», приступать к установке арматуры иконостаса и наполнению храма иконами и прочей «святостью». Последнее требовало значительно большего времени, поскольку до написания икон и построения иконостаса требовалось заготовить для икон доски соответствующего размера, а главное -выдержать их, высушить, проклеить, загрунтовать, так что все эти операции, как и само написание образов, растягивались не на месяцы, а на годы. Примером того, как много времени тре____________________
40 В этом плане поучительно читать, как М.Н.Тихомиров, упрекавший искусствоведов в том, что «вырванные из источников, мало проверенные мало объясненные известия о жизни и творчестве Рублева плохо связывают основные факты в его биографии», сам под конец начинает создавать «виртуальную биографию» Андрея Рублева (Тихомиров М.Н. Андрей Рублев…, с. 208, 212-217).
ЗАГАДКА «ТРОИЦЫ РУБЛЕВА»____________________
563
бовала работа иконописца, причем над срочным царским заказом, служит ситуация, отраженная в материалах собора 1554 г., когда разбирался «мятеж» дьяка И.М.Висковатого против «новомысленных» икон, созданных псковскими и новгородскими мастерами. Работать над ними они начали сразу же, как только получили задание, т.е. в 1547 г., а сдали заказ - как это получается по делу, возбужденному И.М.Висковатым, - шесть лет спустя41.
Не расходятся в показаниях с летописью и другие, гораздо менее надежные источники, сообщающие о дальнейшей жизни Рублева - «Житие Сергия Радонежского» и «Житие Никона», его ученика и преемника на игуменстве, написанные известным агиографом Пахомием Логофетом (иначе - Сербом) в период между 1430 и 1450 годами. Используя записи своего предшественника, Епифания, Пахомий составил несколько редакций того и другого жития, отличающихся фактами и их освещением. Не будучи очевидцем, во второй редакции «Жития Сергия» он пишет о постройке Никоном в Сергиевом монастыре Троицкого собора на средства князя Юрия Дмитриевича звенигородского (отсюда и допущение современных исследователей, что Рублев мог работать в Звенигороде), что Никоном «умолены быша «…» чюднии добродетельнии старцы и живописцы, Даниил и Андрей. «…» И яко украсиша подписанием (выделено мною. - А.Н.) церковь сию в конец своего богоугодного жития блаженного, и тако к господу отидоша во зрении друг с другом в духовном союзе, якоже и зде пожиста»42.
Казалось бы, свидетельство однозначное: Даниил с Андреем были приглашены Никоном «подписывать» собор фресками и по окончании работы оба умерли в этом же монастыре. Однако в так называемой Первой пространной редакции «Жития Никона», написанной, как предположила В.Д.Кузьмина, в 1450 г., тот же Пахомий по завершении работы художниками в Троицком соборе отпустил их в московский Спасо-Андроников монастырь, где они расписали Спасский собор и на этот раз умерли там. Последующие редакции «Жития Сергия» вплоть до середины XVI в., откуда дошли до нас великолепные «лицевые» рукописи, представляют обе версии смерти художников, не добавляя ничего нового, за исключением немаловажного факта: на
____________________
41 «Жалобница благовещанскаго попа Селивестра»…, с. 18-21.
42 «Житие Сергия», фототипическое издание 1853 г. л. 288-290. (Цит. по: Кузьмина В.Д. Древнерусские письменные…, с. 111).
564____________________
ИССЛЕДОВАНИЯ И СТАТЬИ
всех этих миниатюрах Андрей Рублев изображен расписывающим стены храмов фресками43.
Другими словами, ни летописи, ни предание, исходящее из стен Троице-Сергиева монастыря, где работал Пахомий, ничего не говорят о создании художником икон. В этом смысле В.А.Плугин совершенно прав, полагая, что Никон приглашал Даниила и Андрея писать не «образ», а «церковь» Троицы44.
Противоположное мнение, утверждающее Андрея Рублева в качестве именно иконописца, опирается на свидетельство Иосифа Волоцкого, восходящее к началу XVI в., т.е. спустя столетие после описанных событий. Основатель Волоколамского монастыря упоминает в письме к Б.В.Кутузову полученные им от Феодосия, сына знаменитого иконописца Дионисия, «иконы Андреева письма»45. Как свидетельствует челобитная волоколамских монахов старцу Ионе Голове, датируемая 1515-1522 гг., личной собственностью игумена были три иконы «Рублева письма Андреева»46. Видимо, эти же иконы были отданы им князю Федору Борисовичу, о чем упоминает в «Житии Иосифа Волоцкого» его биограф Савва Крутицкий, писавший в 1540 г.47
Менее определенно Иосиф Волоцкий говорит об Андрее Рублеве и Данииле в той части своей «Духовной», которая известна как «Сказание вкратце о святых отцех, бывших в монастырях, иже в Рустей земле сущих». Он пишет общими словами о дружбе между Андреем Рублевым и его «спостником» Даниилом и о том, что «по всяк час», свободный от работы, они предавались любованию и лицезрению святых икон48. Всё это можно расценивать как зарождение и развитие церковной легенды, весьма мало заслуживающей доверия уже потому, что, не говоря уже об Иосифе Волоцком, писавшем о Рублеве восемь десятков лет спустя после его смерти, даже Пахомий, собиравший материал о художнике по свежим следам и среди людей, помнивших его, не мог однозначно ответить на вопрос, где и когда тот умер и что расписывал раньше, а что позже - Троицкий собор в Троице-Сергиевой лавре или Спасский собор в Спасо-Андрониковом монастыре в Москве.
____________________
43 Там же, рис. 2,4,7..
44 Плугин В.А. О происхождении…, с. 65-66.
45 Послания Иосифа Волоцкого. М.-Л., 1959, с. 212.
46ЖмакинВ. Митрополит Даниил и его сочинения. М" 1861. Приложение, с. 57.
47 Кузьмина В.Д. Древнерусские письменные…, с. 118.
48 Там же, с. 119.
ЗАГАДКА «ТРОИЦЫ РУБЛЕВА»____________________
565
Больше того. Позиция, занимаемая Иосифом Волоцким и его монастырем в общественно-политической и церковной жизни Москвы концаXV - первой половины XVI в., когда «презлые иосифляне», выступая в защиту неукоснительного соблюдения церковной старины, беспощадно боролись со всякими новыми веяниями, не только со свободомыслием, но и просто с инакомыслием, позволяет предположить, что по каким-то причинам Андрей Рублев оказался выгодной фигурой в борьбе с их противниками. Причина же может быть только одна: в своем творчестве Андрей Рублев был сугубо традиционен и консервативен в следовании византийскому подлиннику, но «зело изящен» в его исполнении. Отсюда и ссылка на Рублева в «Стоглаве», предполагающая образцом «Троицы» отнюдь не «ангельский» извод, а «ветхозаветный», с Авраамом и Саррою, как можно видеть по написанному тогда же для Кремля образу «Троица в деяниях».49
С тех же позиций, как мне представляется, следует рассматривать и «Сказание о святых иконописцах» - компиляцию рубежа XVII-XVIII вв. Внимательное изучение текста, относящегося к Андрею и Даниилу, открывает истоки сведений, которыми пользуются до настоящего времени все, пишущие о творчестве Рублева, не подвергая их сомнению или критике. Ввиду исключительного значения этого текста привожу его полностью.
«Преподобный отец Андрей радонежский, иконописец, прозванием Рублев, многая святыя иконы писал, все чудотворные. Яко же пишет о нем в Стоглаве святого чудного Макария митрополита, что с его письма писати иконы, а не своим умыслом. А преже живяше в послушании у преподобного отца Никона Радонежского. Он повеле при себе образ написати святыя Троицы в похвалу отцу своему святому Сергию Чудотворцу.«…» Преподобный отец Даниил, спостник его, иконописец, зовомый Черный, многая с ним святыя иконы чудесныя написаша, везде неразлучно с ним. И зде при смерти приидоша к Москве в обитель Спасскую и преподобных отец Андроника и Саввы, и написаша церковь стенным письмом и иконы призыванием игумена Александра, ученика Андроника святаго и сами сподобишася ту почити о господе, яко же пишет о них в житии святаго Никона»50.
Текст этот интересен тем, что он раскрывает нам источники компиляции неизвестного автора, трудившегося явно в Троице-Сергиевом монастыре, поскольку Андрей Рублев, подобно Никону, оказывается у него безо всяких на то оснований «радонеж____________________
49 "Жалобница благовещанскаго попа Селивестра»…, с. 19.
50 Там же, с. 121.
566____________________
ИССЛЕДОВАНИЯ И СТАТЬИ
ским». Как видно, он пользовался «Житием. Никона» (пространной редакции Пахомия), «Стоглавом» и летописью - если не самим Троицким списком, то таким, чьи известия за 90-е гг. XIV в. прямо к нему восходят. Очень похоже, что на основании знакомства с этим текстом под его пером впервые возникло здесь невероятное сочетание «Даниил Черный», столь широко пущенное на страницы научных работ современными искусствоведами и историками, хотя на самом деле речь в первоисточнике шла о двух разных художниках: под 1395 годом - о Семене Черном51, а под 1408 годом - об иконнике Данииле52. Этого мифического «Даниила Черного», сопровождающего Андрея Рублева по жизни, можно встретить теперь во всех работах о Рублеве, хотя простое ознакомление с первоисточником, т.е. с Троицкой летописью, показало бы любому интересующемуся всю фантастичность подобного имясочетания. Не таким ли путем возник миф и о «многих чудотворных иконах» письма Андрея Рублева, местонахождение которых, однако, ни в одном списке чудотворных икон не указывается?
Подводя итоги предпринятому разысканию сколько-нибудь документальных биографических сведений об Андрее Рублеве, приходится констатировать их неутешительность, если не бесперспективность. Единственное, о чем, как мне представляется, можно говорить уверенно, так это о том, что Андрей Рублев, отмеченный Троицкой летописью в начале XV в., был преимущественно мастером фресковой росписи и принимал участие в украшении четырех храмов: исчезнувшей к концу XV в. церкви Благовещения в московском Кремле, Успенского собора во Владимире, Троицкого собора в Троице-Сергиевой лавре и Спасского собора Андроникова монастыря в Москве.
О качестве этих росписей мы можем судить только по сохранившимся фрескам в Успенском соборе Владимира: первоначальная роспись Троицкого и Спасского соборов позднее была безжалостно срублена. Факт этот, достаточно интересный для размышления о возможных причинах уничтожения прекрасных фресок (об их достоинствах и колорите можно было судить по множеству сохранившихся фрагментов, открытых под настилом пола Спасского собора Андроникова монастыря при реставрационных работах в 50-х гг. нашего века и, я надеюсь, до сих пор хранящихся в запасниках нынешнего Музея древнерусского искусства им. Андрея Рублева), может свидетельствовать о какой-то «еретичности» реального Рублева, его учителей и
____________________
51 Приселков М.Д. Троицкая летопись…, с. 445.
52 Там же, с. 466.
ЗАГАДКА «ТРОИЦЫ РУБЛЕВА»____________________
567
коллег в глазах последующих поколений российских церковников, уничтожавших произведения художника, но канонизировавших его имя, которым освящалось дальнейшее развитие духовной живописи.
Мысль эта, при всей своей парадоксальности, может оказаться не бесполезной при попытке представить действительное художественное наследие Рублева. Однако сейчас я хочу остановиться еще на двух моментах биографии художника, один из которых по какой-то причине игнорируется его исследователями, а второй не попал в поле их зрения. Речь идет о происхождении Рублева и времени его смерти.
Среди иконописных мастеров, поименованных Троицкой летописью, только Андрей Рублев назван по имени и фамилии, что может служить указанием на его аристократическое происхождение. Остальные иконописцы - Феофан «Гречин», Прохор «с Городца», Семен «Черный» - отмечены по этническому признаку, по месту происхождения или прозвищем. Косвенным подтверждением родовитого происхождения «чернеца Андрея» могут служить упоминания в Псковских летописях под 1474, 1477, 1484 и 1486 гг. боярина Андрея Семеновича Рублева53 (он мог приходится внуком или внучатым племянником художнику, поскольку в каждой ветви рода обычно использовался ограниченный набор имен), а равно и топонимы «Рублево», происходящие от фамилии владельца села. Разыскания в этом направлении среди актового материала могут дать интересные, хотя и не бесспорные результаты.
Более определенно можно говорить о времени смерти Андрея Рублева и его «спостника» Даниила, опираясь, как это ни покажется странным, на сочинения Пахомия, содержащие взаимоисключающие версии, по одной из которых друзья умирают в Троице-Сергиевой лавре, а по другой - в Андрониковой монастыре. Но вот что здесь примечательно. По обеим версиям Пахомия: 1) настоятели обоих монастырей приглашают Даниила и Андрея («умаливают») откуда-то со стороны, после чего их торжественно встречают, т.е. они не принадлежат к братии этих монастырей, что можно считать безусловным фактом; 2) вне зависимости от того, в какой последовательности шла роспись монастырских соборов, Спасского и Троицкого, смерть «спостников» наступила после завершения этих работ, и 3) оба художника умерли одновременно, что подчеркивается и текстом, и миниатюрами лицевых житий,где они лежат рядом на смертных одрах.
____________________
53 Псковские летописи, вып. 1. М.-Л., 1941, с. 79; вып. 2, М., 1955, с. 63, 69, 198, 208.
568____________________
ИССЛЕДОВАНИЯ И СТАТЬИ
Последнее мне представляется особенно важным. Судя по тому, что Пахомий, работавший в 40-х гг. XV в. в Троицком монастыре, не мог собрать достоверных известий о конце художников, место их смерти правильно приурочивается к Андроникову монастырю. Но сам факт одновременной смерти наводит на мысль, что причиной ее явилась какая-то эпидемия, кстати сказать, унесшая и большинство свидетелей последних лет жизни Даниила и Андрея.
Действительно, 27 мая 1425 г. в Москве и на окружающих ее землях начался «великий мор», который свирепствовал на протяжении последующих двух лет54. Если принять за достоверное, что Троицкий собор был начат строительством в 1422 г. (год открытия мощей Сергия), то Даниил и Андрей, уже закончившие роспись Спасского собора, могли успеть расписать Троицкий за лето 1425 г. (два года на строительство, год - на усадку и просушку), после чего возвратились в Москву в самый разгар морового поветрия и умерли между 1425 и 1427 годами.
Что же касается известного устного сообщения П.Д.Барановского о виденной им в копии XVIII в. надписи на могильной плите Рублева в Андрониковой монастыре, содержавшей известную дату смерти художника - 21 января 1430 г.55, - то оно вызывает сомнение как точностью своей, необычной для того времени, так и хорошо выясненным обстоятельством, что первые надписи на могильных камнях московских некрополей появляются не ранее самого конца XV в., т.е. много десятилетий позже описываемых событий56.
***
Задачей этой работы было показать, как мало в действительности нам известно об Андрее Рублеве и о его творчестве, как всё это обросло непроницаемыми слоями легенд и домыслов исследователей, так что и концов, казалось бы, не найти. Сейчас, после открытия В.А.Плугина, позволяющего освободиться от гнета легенды, настало время пересмотреть устоявшийся «миф о Рублеве», истоки которого уходят в XV-XVI вв.
Вряд ли надо доказывать, что «Троица Рублева», потеряв имя своего автора, ничуть не проиграла в своей прелести и значимости для мирового искусства, подарив нам еще одного неизвест____________________
54 ПСРЛ, т. 25. Московский летописный свод конца XV века. М.-Л., 1949, с. 247.
55 Вздорнов Г.И. От составителя. // Антология…, с. 7.
56 Янин В.Л. Некрополь Новгородского Софийского собора. М., 1988, с. 72.
ЗАГАДКА «ТРОИЦЫ РУБЛЕВА»____________________
569
ного ранее мастера, создавшего столь же яркое художественное произведение, как дошедшее до нас «Слово о полку Игореве». Если же быть точным, то, отказываясь от фиктивного «наследия Рублева», мы обретаем произведения нескольких новых, совершенно блистательных и столь же неизученных художников XV в., оставивших нам, кроме «Троицы Рублева», «звенигородский чин», евангелия Хитрово, Морозова и Кошки, и все остальные первоклассные, совсем друг на друга не похожие шедевры, расширяющие наши представления о богатстве и разнообразии художественной культуры Руси XV в.
В связи с этим на память невольно приходят пророческие слова одного из ранних исследователей творчества Рублева, писавшего после раскрытия В.П.Гурьяновым «Троицы», что даже если эта икона и не будет впоследствии признана работой Андрея Рублева, мы ничего не потеряем, потому что у нас останется, с одной стороны, имя художника, работавшего в XV веке, а с другой - выдающееся произведение искусства, созданное не менее великим мастером57.
Действительно, отделение «Троицы Рублева» от имени ее предполагавшегося автора открывает перед исследователями широкие возможности поиска подлинного наследия Андрея Рублева, к которому теперь можно подойти уже непредвзято, освободившись от невольных «фильтров» и «шор», которые налагала на нас «Троица». Исследователи Рублева всё открываемое сознательно и бессознательно поверяли «Троицей» и, как часто бывает в таких случаях, в угоду кажущемуся отказывались от действительного. Начать можно хотя бы с исследования тождества прорисей, использованных при создании деисусного чина и праздничных рядов московского Благовещенского собора (сомнение в аутентичности которых весьма обстоятельно аргументировала Л.А.Щенникова58), Успенского во Владимире и
____________________
57 «Как бы ни решался этот вопрос (об авторе. - А.Щ, - резюмирует Н.Н.Пунин, - признание кисти Рублева в иконе св. Троицы не может иметь большого значения: это скорее этическое желание, чем эстетическое; наше благоговение и наша любовь побуждают нас искать связей между этим великим именем и этим великим памятником, течение же истории не изменится от той или другой уверенности нашей в характере данного явления. Не все ли равно, кто написал икону св. Троицы? Не всё ли равно, что написал Андрей Рублев? Важно лишь то, что существовал Рублев и что икона св. Троицы была написана» (Цит. по: АнисимовА.И. Научная реставрация…, с. 126-127)
58 Щеншкова Л.А. О происхождении иконостаса Благовещенского собора. // Советское искусствознание, 1981, вып. 2 (15). М., 1982, с. 81-129; она же. К вопросу о происхождении иконостаса Благовещенского собора Московского Кремля. // Куликовская битва в истории…, с. 183-193.
570____________________
ИССЛЕДОВАНИЯ И СТАТЬИ
Троицкого в Троице-Сергиевой лавре, то есть комплексов, в украшении которых принимал (или мог принимать) участие Рублев. Не исключено, что именно они позволят выяснить систему признаков, по которым можно определять почерк артели, с которой работали Даниил и Андрей Рублев.
К чему это приведет, предугадать трудно. Очень может быть, что в этом случае знаменитая икона «Успение» из Кирилло-Белозерского монастыря, создание которой предание упорно приписывало именно Андрею Рублеву59, окажется действительно его работой, а вместе с ней - какие-то другие иконы, которым до расчистки «Троицы» Гурьяновым тоже усваивалось имя «Рублевских». Как бы то ни было, на место восторженных эмоций теперь должен прийти сухой и безжалостный анализ, не выдающий желаемое за действительное, а освобождающий истину из плена домыслов и догадок.
Рублев безусловно заслуживает этого уже потому, что его имя столь долго связывалось с одним из самых прекрасных произведений нашего средневекового станкового искусства - с «Троицей», которая навсегда вошла в историю мирового искусства как «Троица Рублева». Вероятно, под этим именем она будет жить и впредь - не как «Троица» Андрея Рублева, а как просто «Троица Рублева». О такой возможности четверть века назад косвенно предупреждал Г.И.Вздорнов, когда писал: «С тех пор, как расчищена рублевская "Троица ", прошло более полувека, но история этой иконы всё еще остается неясной. Главная трудность в ее изучении состоит в том, что о ней не сохранилось ни одного известия, не только современного жизни великого художника, но и такого, которое можно было бы уверенно отнести к XV столетию. В сущности, нет даже и прямых доказательств того, что икона "Троица " из иконостаса Троицкого собора Сергиевой лавры написана именно Рублевым, а не другим художником»611'.
Теперь пришло время всерьез заняться и ее изучением. Мы, действительно, ничего о ней не.знаем. А вопросов много. Например, кто ответит с достоверностью, какими красками она написана и когда эти красители появились на Руси? Откуда они к нам пришли - с Востока, из Византии или из Западной Европы? Где впервые были использованы - в Новгороде или в Москве? Как, в каких составах использовались, откуда заимствована их технология? Как она соотносится с другими памятнй ками и другими школами?
____________________
59 Анисимов А.И. Раскрытие памятников древнерусской живописи. // Анисимов А.И. О древнерусском искусстве…, с. 89 и 398.
60 Вздорнов Г.И. Новооткрытая икона «Троицы»…, с. 138.
ЗАГАДКА «ТРОИЦЫ РУБЛЕВА»____________________
571
Наконец, мы должны возможно точнее выяснить, когда именно была написана «Троица».
До сих пор все определения времени создания недатированных икон проводились методом сравнения: «похоже» - «не похоже», «напоминает» или «не напоминает». Между тем, физиками, химиками, криминалистами разработано достаточное количество самых разнообразных методик определения состава, технологии и возраста, не требующих разрушения красочного слоя. Самым простым в данном случае методом можно считать дендрохронологию, шкала которой детально разработана для Новгорода и Новгородской земли нашими археологами. Конечно, обтесанные доски, составляющие основу для красочного слоя «Троицы», не дадут нам точного указания на год, когда были срублены деревья, из которых они сделаны. Но их изучение даст интервал хотя бы в 20-25 лет, который на первых порах будет вполне достаточен для определения времени написания иконы. То же самое предстоит выполнить и в отношении ее ближайших аналогов - «Троицы» Паисия 1485 г. из Успенского собора Иосифо-Волоколамского монастыря, «Коломенской Троицы», датировка которой образует интервал почти что в сто лет, «Махрищенской Троицы» и, конечно же, «Ветхозаветной Троицы», найденной в 1920 г. на паперти церкви Зосимы и Савватия в Троице-Сергиевой лавре.
Лишь когда это будет сделано, мы сможем из области догадок и мифотворчества ступить на твердую почву фактов нашего действительного прошлого.
572____________________
ИССЛЕДОВАНИЯ И СТАТЬИ
МЕСТО КИРИЛЛО-БЕЛОЗЕРСКОГО СПИСКА
В РУКОПИСНОЙ ТРАДИЦИИ «ЗАДОНЩИНЫ»1
Вопрос о времени возникновения того или иного историко-литературного текста Средневековья и о его дальнейших метаморфозах в случае отсутствия точной даты или же свидетельства современников всегда остается открытым для дискуссий и внесения уточнений на основе фактов, не замеченных или иначе интерпретированных предшествующими исследователями. Одним из таких дискуссионных памятников является «Задонщина», известная сейчас по шести спискам, датируемым временем от второй половины XV в. (К-Б) до второй половины XVII в. (Ж), и представляющим, по мнению Л.А.Дмитриева и Р.П.Дмитриевой, которые следуют в этом за Р.Якобсоном, «текст одной редакции, но в двух изводах»2. Исчерпывающая библиография, приведенная в их работах, освобождает меня от необходимости излагать историю изучения данного памятника, тем более, что в настоящей заметке делается попытка уточнения лишь одного частного вопроса, не требующего рассмотрения его истории ab ovo. Речь идет о выяснении рукописной истории «Задонщины» и взаимозависимости ее списков, разночтения которых не всегда можно объяснить, а также связям «Задонщины» с текстом «Слова о полку Игореве», которому в ряде фрагментов она следует текстуально, репликационно и композиционно.
Как известно, решение последнего вопроса осложняется наличием «Сказания о Мамаевом побоище», в котором представ____________________
1 В ГДРЛ (сб. 10, М., 2000, с. 231-241) данный текст опубликован с редакторскими купюрами.
2 Дмитриев Л.А. «Задонщина». // СККДР, вып. 2, ч. 1. Л., 1988. с. 346 Дмитриева Р.П. Взаимоотношение списков «Задонщины» и текст «Слова о полку Игореве». // «Слово о полку Игореве» и памятники Куликовского цикла. М.-Л., 1966, с. 199-263, стемма на с. 262. В последующем все ссылки на списки «Задонщины» даются по этому изданию [Тексты, с…], испольууя принятые условные их обозначения.
КИРИЛЛО-БЕЛОЗЕРСКИЙ СПИСОК «ЗАДОНЩИНЫ»____________________
573
лены реплики тех же фрагментов «Слова о полку Игореве», что и в «Задонщине». Поскольку «Сказание…» появилось позднее «Задонщины», т.к. его самые древние списки датируются не ранее первой половины XVI в., часть исследователей3 полагает вслед за А.А.Шахматовым, что источником заимствований для «Задонщины» и «Сказания…» было не само «Слово о полку Игореве», а некий промежуточный текст, названный им «Словом о Мамаевом побоище»4. Однако такое предположение, как и многие другие гипотетические построения Шахматова, до сих пор не нашло никакого реального подтверждения. Это вынуждает снова обратиться к рассмотрению имеющихся списков «Задонщины» и к вопросу о времени ее создания.
Попытку очередного решения этой задачи предпринял в 1985 г. В.А.Кучкин5. Изложив историю изучения вопроса своими предшественниками, большинство которых склонялось к признанию «Задонщины» памятником середины или второй половины XV в., историк, будучи сторонником ранней даты создания произведения и следуя здесь за М.Н.Тихомировым6 и Г.Н.Моисеевой7, попытался использовать для своих целей содержащийся в текстах «список городов», к которым «шибла слава» (т.е. весть) о поражении Мамая и победе русских войск на Куликовом поле:
«Шибла слава к Железнымъ врагом, к Риму и к Кафы по морю, и к Торнаву, и оттоле к Царюграду» [И-1, Тексты, с. 543].
«А глава шибла к Железным вратам, ли къ Караначи, к Риму и х Сафе по морю и к Которнову, и оттоле ко Царюграду» [У, Тексты, с. 538].
«Шибла слава к мору и Ворнавичом и к Железным вратом, ко Кафе и к турком и ко Царуграду» [С, Тексты, с. 553].
____________________
3 Григорян В.М. «Слово о полку Игореве» и «Задонщина». // Куликовская битва в литературе и искусстве. М., 1980, с. 72-91; Дмитриева Р.П. Об авторе "Задонщины" // Сказания и повести о Куликовской битве. Л., 1982, с. 360-36868, и др.
4 Шахматов А.А. Отзыв о сочинении С.К.Шамбинаго: «Повести о Мамаевом побоище» СПб., 1906. // Отчет о двенадцатом присуждении премий митрополита Макария. СПб., 1910, с. 180-181.
5 Кучкин В.А. К датировке Задонщины. // Проблемы изучения культурного наследия. М., 1985, с. 113-121.
6 Тихомиров М.Н. Древняя Москва (ХII-ХVвв.). М., 1947, с. 202.
7 Моисеева Г.Н. К вопросу о датировке Задонщины (наблюдения над пражским списком Сказания о Мамаевом побоище). // ТОДРЛ, т. XXXIV, Л., 1979, с. 220-239.
574____________________
ИССЛЕДОВАНИЯ И СТАТЬИ
Наличие в этом перечне города Тырново (Торнав, Котор. нав), столицы Второго Болгарского царства, захваченного тур. ками в 1393 г., дало основание М.Н.Тихомирову заключить, что «первоначальный текст «Задонщины» составлен был не позднее этого года»8. ВА.Кучкин пошел в этом направлении дальше воспользовавшись отождествлением Г.Н.Моисеевой «Каранача» и «Воронавича» с городом Орначем/Ургенчем9, разрушенном Тимуром в 1388 г., который он посчитал возможным использовать в качестве terminus ante quern. «Таким образом, - писал историк, - автору Задонщины упоминать Орнач (Ургенч) в качестве одного из крупнейших городов известного ему и его читателям европейского и азиатского мира, которого достигла слава о победе русских на Куликовом поле, после 1388 г. уже не имело смысла. Отсюда можно заключить, что Задонщина (или ее источник, повествовавший о Донском побоище) создавалась до 1388г.»10
Как известно, любое заключение в отношении ряда компонентов, сделанное на основе истолкования одного из них, должно соответствовать всем остальным. Однако, подобно своим предшественникам, В.А.Кучкин обошел молчанием причину упоминания в этом ряду остальных городов, заставляя предполагать в них, как в Орначе/Ургенче, крупные торговые центры Средневековья, для которых это известие могло представлять определенный интерес. На самом деле, это не соответствует действительности, поскольку ни Рим (в Италии), ни Тырново (в Болгарии) не только в конце XIV в., но и вообще когда-либо такой роли не играли.
Другим аргументом в пользу раннего (в 80-х гг. XIV в.) возникновения «Задонщины», который В.А.Кучкин привел в своей следующей работе11, стало «родословие» Ольгердовичей («сынове Олгордовы, а внуки мы Доментовы, а правнуки есми Сколомендовы» [У, Тексты, с. 536]), рассмотренное в свое время Е. Охманьским12. То, что данная характеристика восходит к архетипу «Задонщины», подтверждает Кирилле-Белозерский (К-Б) список, где читаются «дети Вольярдовы, внучата Едиментовы, правнучата Сколдимеровы» [Тексты, с. 549]. Выяснив, что Сколо____________________
8 Тихомиров М.Н. Древняя Москва…, с. 202.
9 Моисеева Т.Н. К вопросу…, с. 220-221.
10КучкинБ.А. К датировке…, с. 118
11 Кучкин В.А. О термине «дети боярские» в Задонщине. // ТОДРЛ, L. СПб., 1997, с. 347-358. ъ.
12 Охманьский Е. Гедиминовичи - «правнуки Сколомендовы». // Польша и Русь. М., 1974, с. 359-362.
КИРИЛЛО-БЕЛОЗЕРСКИЙ СПИСОК «ЗАДОНЩИНЫ»____________________
575
менд был не прадедом, а прапрадедом Ольгердовичей, польский историк решил, что столь подробную (хотя и с ошибкой) информацию автор «Задонщины» мог получить только от самих Ольгердовичей или из их непосредственного окружения, а сами они, в первую очередь Андрей Ольгердович, могли слышать ее от самого Гедимина. Полностью согласившись в этом с Е.Охманьским, В.А.Кучкин уточнил время пребывания литовских князей в Москве и сделал вывод, что «если свою родословную помнил только князь Андрей, то автор «Задонщины» мог получить эти сведения до 1385 г. и около того же времени внести их в свое произведение»13.
Если бы не наличие специального примечания 11 на с. 349 цитируемой работы, которым В.А.Кучкин восстанавливает свой приоритет в оценке данного факта, всё это можно было посчитать ироническим выпадом в отношении польского историка, поскольку для династов и дворянства в целом рассматриваемой эпохи доскональное знание генеалогии собственной и всех остальных представителей привилегированных классов своего государства было обязанностью и главным предметом образования «с младых лет». Именно на этих знаниях основывались все последующие между ними отношения и «счеты», одинаково при заключении браков, мира, дележа земель, места в процессиях, на приемах, за столом или на поле брани. Естественно, что в Москве XV в., которая постоянно то враждовала, то роднилась с Литвою, узнать родословие великих князей литовских по нисходящим и восходящим линиям для книжного человека, каким являлся автор «Задонщины», не представляло никакого труда. Поэтому остается лишь удивляться настойчивости В.А.Кучкина, которого вряд ли кто заподозрит в наивности, продолжающего использовать подобный «аргумент» для датирования «Задонщины»14.
Но вернемся к перечню городов, который, за исключением «Рима», фигурирует только в списках так называемой Полной
____________________
13 Кучкин В.А. О термине…, с. 349.
14 Подобный подход к анализу литературного произведения на историческую тему, т.е. виртуальной реальности, с позиций выявления обязательных информаторов-очевидцев (в данном случае, Домента-Гедимина и Андрея Ольгердовича) напоминает заверения В.Чивилихина, что «Слово о полку Игореве" было написано князем Игорем, ибо «кто лучше него мог знать об обстоятельствах этого похода?». В таком случае, история Анны Карениной была рассказана Л.Н.Толстому самой Анной Карениной или же Карениным, Данте действительно побывал в аду, в чистилище и видел рай, и т.д. Не пора ли от этого отвыкнуть, научившись разграничивать анализ исторического документа и литературного творчества?
576____________________
ИССЛЕДОВАНИЯ И СТАТЬИ
редакции и отсутствует в Кирилло-Белозерском списке, чье открытие вызвало непрекращающиеся до настоящего времени и далеко идущие споры между исследователями как о нем самом так и о проблемах, связанных с «Задонщиной» в целом - ее отношении к «Слову о полку Игореве», а также времени и месте ее написания, приурочиваемом А.Д.Седельниковым к Пскову15, что теперь вызывает особенный интерес в связи с наблюдениями Л.П.Жуковской над историей Мусин-Пушкинского текста «Слова о полку Игореве»16, и пр.
Исключительный интерес списка К-Б обусловлен тем обстоятельством, что известен его переписчик, инок Кирилло-Белозерского монастыря Ефросин, и время его работы - 80-е гг. XV в. Более точно датировать время написания списка К-Б не представляется возможным потому, что лл. 123-129 об. сборника Ефросина, происходящего из Кирилло-Белозерского собрания ГПБ, которые занимает «Писание Софониа старца рязан-ца», как названа здесь «Задонщина», не имеют филиграней и датируются только по бумаге других листов сборника 9/108617. Тем не менее, список К-Б является древнейшим из известных и, что особенно любопытно, содержит ряд чтений, отличных от более поздних списков, которые не могут быть объяснены только «сокращениями Ефросина»18, а потому приобретают принципиальное значение.
К их числу принадлежит фрагмент «воды возпиша, весть по-даваша порожнымь землямь, за Волгу, к Железнымь вратомь, к Риму, до Черемисы, до Чяховъ, до Ляховъ, до Устюга поганых татар, за дышущеемь моремь» [Тексты, с. 549-550], который находится в списке К-Б на месте упомянутого перечня городов, куда «шибла слава». Последнее тем более неожиданно, что весь этот фрагмент традиционно полагают «репликой» на соответствующее место текста «Слова о полку Игореве» («дивъ… велить послушати земли незнаеме, Влъзе, и Поморию, и Посулию, и Сурожу, и Корсуню»). Между тем, здесь, кроме реминисценций
____________________
15 Седельников А.Д. Где была написана «Задонщина»? // Slavia, IX, Praha, 1930, S. 524-536. а
16 Жуковская ЛЛ. О редакциях, издании 1800 г. и датировке списка «Слова о полку Игореве». // «Слово о полку Игореве» и его время. М., 1985, с. 68-125. ов
17 Каган М.Д., Понырко Н.В., Рождественская М.В. Описание сборников XVв. книгописца Ефросина. // ТОДРЛ, XXXV, Л., 1980, с. 106 и 120.
18 Дмитриева Р.П. Приемы редакторской правки книгописца Ефросина (к вопросу об индивидуальных чертах Кирилло-Белозерского списка "Задонщины"). // «Слово о полку Игореве» и памятники…, с. 281-291.
КИРИЛЛО-БЕЛОЗЕРСКИЙ СПИСОК «ЗАДОНЩИНЫ»____________________
577
«Слова о полку Игореве» («земли незнаеме» - «порожние земли», «Влъзе» - «за Волгу»), мы находим перефразированное заимствование из «Слова о погибели Русской земли» («до ляховъ, до чаховъ… до Устьюга, где тамо бяху тоймици погании, и за дьгшючимъ моремъ… до черемисъ… а угры твердяху… городы железными вороты»19). Другими словами, здесь имеет место безусловная контаминация мотива «Слова о полку Игореве» («весть подаваша») и топонимов и этнонимов «Слова о погибели…» («ляхи», «чяхи», «черемисы», «Устюг», «дышащее море», «железные врата») при усвоении Устюга (о котором, как видно, автор никогда не слышал) «поганым татарам» и осмыслением городских «железных ворот», которыми «угры… городы твердяху», в качестве топонима «Железные врата», т.е. г. Дербента средневековых русских текстов20.
Естественно задаться вопросом: какой смысл вкладывал автор Задонщины в этот перечень ориентиров, выстроенный на рецензии двух поэтических памятников весьма отличного друг от друга содержания? Ответ, как мне представляется, подсказывает сама ситуация, поскольку из «Слова о полку Игореве» заимствована идея «вести», только теперь уже вести о победе, адресованной всем тем «порожным землям», которые испытали последствия поражения от «поганых» («и оттоля Руская земля седит невесела… тугою и печалию покрышася, плачющися, чады своя поминаюты» [Тексты, с. 535]). Этот же факт позволяет объяснить появление в К-Б списке «Рима», поскольку в данном контексте он мог быть заимствован автором «Задонщины» только из текста «Слова о полку Игореве», где «у Рим кричат
____________________
19 «Слово о погибели Рускыя земли и по смерти великого князя Ярослава»• // ПЛДР, XIII век. М., 1981, с. 130.
20 См., напр.: [Дмитриев Л А., Лихачева О.П.] Историко-литературный комментарий. // Сказания и повести о Куликовской битве. Л., 1982, с. 385. Предположить в данном случае заимствование перечня народов не из "Слова о погибели…», а из летописной повести 6619/1111 г. («възвратишася русьтии князи въ свояси съ славою великою къ своимъ людемъ и ко всимъ транамъ далнимъ, рекоуще къ грекомъ и оугромъ, и ляхомъ, и чехомъ, дон-деже и до Рима проиде на славу Богу» [Ип., 273]) не представляется возмож-ным из-за наличии в перечне списка К-Б «Устюга» и «железных ворот». На-оборот такая параллель «Повести 1111 г.» при ее безусловной интерполированности в текст ПВЛ, ставит вопрос о зависимости ее окон-чательной редакции от «Слова о погибели…» и о времени такой интерполя-ции не ранее середины XIII в. (см. по этому поводу в настоящем сборнике: "Датирующие реалии рассказа Ипатьевской летописи о походе 1185 г. на половцев")
578____________________
ИССЛЕДОВАНИЯ И СТАТЬИ
под саблями половецкими», т.е. испытывают агрессию тех самых «поганых», над которыми «православными князьями» наконец одержана победа. При этом совершенно неважно, насколько для автора «Задонщины» оказывался реален этот Римов/Рим, ибо используемый им текст в новом произведении обретал такую же виртуальную реальность, какой для его современников была вся Священная история, совершавшаяся одновременно как в прошлом, так и «здесь и сейчас».
Поскольку реализация идеи «славы» осталась неизменной и после появления в Пространной редакции «Задонщины» перечня городов, попробуем разобраться, когда и почему перечень списка К-Б при сохранении всего остального текста потребовалось заменить другим, уже не связанным ни со «Словом о полку Игореве», ни со «Словом о погибели…». Вопрос тем более интересен, что данный пассаж характерен только для «Задонщины». Он отсутствует в Пространной летописной повести и во всех редакциях «Сказания о Мамаевом побоище», будучи внесен уже компиляторами XIX в. в текст печатного (лубочного) варианта Основной редакции «Сказания о Мамаевом побоище», содержащего многочисленные заимствования из «Задонщины»21. Последнее обстоятельство позволило Р.П.Дмитриевой, задача которой состояла в опровержении постулата Я.Фрчека и А.Мазона, «что Кирилла-Белозерскт вариант «Задонщины» - древнейший»12, предположить наличие в К-Б не только сокращений, сделанных Ефросином в процессе переписки, но также и двух дополнений. Первым из них она посчитала фрагмент «не одина м(а)ти чада изостала, и жены болярскыя мужей своихъ и ос-подаревъ остали, гл(агол)юще к себе: уже, сестрици наши, мужей нашихъ в животе нету, покладоша головы свои у быстрого Дону за Рускую землю, за с(вя)тыя церкви, за православную веру з дивными удалци, с мужескыми с(ы)ны» [Тексты, с. 550], вторым - «перечень адресатов», обосновывая это бережным отношением Ефросина к фактам и, наоборот, стремлением освободиться от поэтических описаний путем сокращений23.
Посмотрим, насколько последнее утверждение соответствует действительности.
____________________
21 «Поиде же весть по всем градом ко Орначу, к Риму и Кафе и к Железным вратом и ко Царюграду» (Сказания и повести о Куликовской битве Л., 1982, с. 126).
22 Дмитриева Р.П. Приемы редакторской правки…, с. 291.
23 Там же, с. 286.
КИРИЛЛО-БЕЛОЗЕРСКИЙ СПИСОК «ЗАДОНЩИНЫ»____________________
579
В своей работе Р.П.Дмитриева следовала Р.О.Якобсону, который выделил списки К-Б и С (а с ними и Печатный вариант) в особый «Синодальный извод» (Син) «Задонщины», отличный от остальных списков (извод Унд) и непосредственно восходящий к архетипу24, хотя уже сравнение заимствований в «Задон-щину» из «Слова о полку Игореве», предпринятое В.П.Адриа-новой-Перетц по всем спискам25, и затем более подробно - ААГорским26, показало несостоятельность разделения списков «Задонщины» на изводы.
Сравнивая тексты списков К-Б и С в той части, которая соответствует К-Б, можно обнаружить, что Ефросин сократил при редактировании такие исторически важные факты, как поминание Софония и князей («И здесь помянем Софона резанца, сего великого князя Дмитрея Ивановича и правнука с(вя)того князя Володимера Киевского и брата его Владимера Андреевича» [Тексты, с. 551]), сообщение о новгородской подмоге, читающейся во всех остальных списках извода Унд («Як тые слова измовили, а уже какъ орли слетишася, выехали посадники все из Великого Новогорода 70 000 кованыя рати к великому Дмитрею Ивановичу, ко брату его кн(я)зю Володимеру Андреевичу» [там же]), указание на то, что Андрей Ольгердович - «брянский», а Дмитрий Ольгердович - «волынский» [Тексты, с. 552], большой фрагмент с родословием московских и литовских князей (от «и рече кн(я)зь Дмитреи Иванович брату своему кн(я)зю Володимеру Ондреевичу» до «ищут бо собе чести и славы и великого имени») [Тексты, с. 553], а также список бояр и князей бе-лозерских (от «не турове рано возрули» до «лежит побита и no-стреляна» [там же]).
Вместе с тем, в списке К-Б можно видеть сохраненными поэтические, по классификации Дмитриевой, «необязательные» Фрагменты, соответствующие фрагментам списка С, - обращение к жаворонку (от «а жаворонок, летъняя птица» до «поле Половецкое» [Тексты, с. 551]), описание московской рати (от «уже, брате, стук стучит и гром гримит» до «а мои подеманы» [Тексты, с. 4), и последующие картины приближающейся битвы, перекликаающиеся с текстом «Слова о полку Игореве» (от «вжо, брате, звеяцщ силъныя ветри» до «а лисицы на костех брешут» [там же]).
____________________
24 Дмитриева Р.П. Взаимоотношение списков…, с. 262-263.
25 Адрианова-Перетц В.П. «Слово о полку Iгоревiм» i «Задонщина». // Радянське лiтературознавство. Киiв, 1947, № 7-8, с. 135-177.
26 Горский А.А. "Cлово о полку Игореве» и «Задонщина». Источниковедческие и историко-культурные проблемы. М., 1992, с. 101 и 119.
580____________________
ИССЛЕДОВАНИЯ И СТАТЬИ
Как можно убедиться, приведенные примеры расходятся с выводами Р.П.Дмитриевой так же, как и с ее предположением о «правке» (точнее - замены) Ефросином фрагмента с перечнем конкретных городов весьма поэтическим и расплывчатым текстом, якобы именно им сконструированным из двух произведений - «Слова о полку Игореве» и «Слова о погибели Русской земли». Такому предположению противоречит искажение заимствованного текста, который приобрел вид «до Устюга поганыхъ татаръ» (вместо «до Устьюга, где тамо быху тоймици погании»), что никак не мог сочинить Ефросин, живший сравнительно недалеко от этого Устюга, а равным образом тот факт, что в составе литературного наследия Ефросина до сих пор не обнаружено никаких признаков его знакомства с текстом «Слова о погибели…» или хотя бы с житием Александра Невского, которому оно иногда предшествует, и с текстом «Слова о полку Игореве»27. Более того, внимательное сравнение списка С со списками «извода Унд» убеждает в их полном согласии и в том безусловном факте, что по отношению к сокращенному и изначально неполному (отсутствует вся вторая часть текста «Задонщины») списку К-Б все они представляют не особый извод, как то считали Р.О.Якоб-сон и Р.ПДмитриева, а лишь другую, более позднюю редакцию памятника, чем та, что отражают переписанные Ефросином фрагменты. Обратная же зависимость оказывается невозможной потому, что требует предположения о вторичном обращении редактора «Задонщины» к «Слову о полку Игореве» и к «Слову о погибели…» для замены четкого перечня городов расплывчатым текстом, сконструированным, следовательно, на основе двух (!) памятника, что вынуждены были допускать «скептики».
Так мы приходим к неизбежному заключению, что в руках Ефросина находился текст лишь первой части «Задонщины», оборванный на «плаче» московских жен и отличный от остальных известных списков двумя фрагментами, один из которых, скорее всего, был просто утрачен при переписке протографом «извода Унд», а второй - переработан в «список городов». Oн состоит из Рима, «Железных ворот» (Дербента), Тырново, Орнача/Ургенча, Царьграда и Кафы, причем последнее имя заимствовано, скорее всего, из Пространной летописной повести, указывающей город, куда бежал Мамай28. Наличие в списке «Железных ворот» и «Рима» свидетельствует о безусловной за висимости всех известных списков «Задонщины» от общего
____________________
27 Каган М.Д., Понырко Н.В., Рождественская М.В. Описание сборников…, с. 106.
28 Сказания и повести…, с. 24.
КИРИЛЛО-БЕЛОЗЕРСКИЙ СПИСОК «ЗАДОНЩИНЫ»____________________
581
протографа, т.к. топоним "Железные врата", в отличие от «Рима», заимствован не из текста «Слова о полку Игореве» - его там нет, - а из переосмысления реалий «Слова о погибели…», как я показал выше. Соответственно, факт этот вызывает необходимость объяснения подобной замены и «знакового ряда» именно этих населенных пунктов в восприятии редактора и читателей конца XV в.
Как ни покажется странным, путь к решению этой задачи был намечен уже упоминавшимися работами М.Н.Тихомирова, Г.Н.Моисеевой и В.А.Кучкина, которые попытались определить terminus ante quern написания «Задонщины», опираясь на даты гибели двух из названных городов - Тырново от турок и Орнача/Ургенча - от Тимура. В контексте последних десятилетий XIV в. такие наблюдения могли иметь значение только в том случае, если их можно было бы распространить на весь этот ряд, тогда как для конца XV в. всякое упоминание этих городов, казалось, теряло смысл. «Зачем было в позднем памятнике упоминать именно эти города, если современники автора Задонщины, читатели или слушатели его сочинения, о былом значении Торнова и Орнача ничего не знали или знали мало и такое знание не было для них актуальным?» - задавал риторический вопрос В.А.Кучкин29, полемизируя с Я.С.Лурье, который полагал, что попытки датировать «Задонщину» концом XIV в. «не представляются достаточно убедительными»30.
Между тем, определенный смысл в именно таком «знаковом ряде» для конца XV в. безусловно присутствовал, но понять его можно было, только обнаружив общую черту, которой в сознании автора «Задонщины» были объединены эти города. Как можно видеть, общим для них было то, что все они были захвачены иноземными (иноверными) завоевателями, что в ряде случаев привело их к гибели. Рим (летописный Римов) пострадал в 1185 г. от половцев, о чем сообщало русским читателям «Слово о полку Игореве» и подтверждала Ипатьевская летопись; Орнач/Ургенч был разрушен Тамерланом в 1388 г. и примерно тогда же пал Дербент («Железные врата»); Тырново было захвачено в 1393 г., когда Болгария была завоевана турками; Царьград захвачен турками в 1453 г.; Кафа (Феодосия) - в 1475 г. Можно спорить об актуальности упоминания Рима/Римова, Орнача/Ургенча и Железных ворот/Дербента для читателя и слушателя «Задонщины», но никакие о Тырнове и Царыраде, с
____________________
29 Кучкин В.А. О термине…, с. 348.
30 Лурье Я.С. Две истории Руси 15 века. СПб., 1994, с. 27.
582____________________
ИССЛЕДОВАНИЯ И СТАТЬИ
которыми теснейшим образом была связана русская Церковь, и не о Кафе, с которой велась интенсивная торговля Москвы и других русских княжеств. И менее всего приходится сомневаться в той идее, которая оказалась заложена еще в первой редакции «Задонщины» при сообщении «победных реляций» землям, испытавшим все ужасы иноплеменного нашествия - надежды на освобождение от ига «измаилтян».
В конце XV в., когда Москва смогла освободиться от ордынской зависимости и впервые обратилась к сюжетам своего исторического прошлого31, ее книжникам вполне естественно было вспомнить о тех, кто также попал под иго «агарян и измаилтян», поэтому «слава» (весть) о победе на Куликовом поле над общим врагом «православия», по мысли редактора, должна была вселить в них надежду на освобождение. Действительно, для болгар и греков, т.е. для обитателей Тырново и Царьграда, такая надежда на протяжении четырех столетий была неизменно связана с Россией. Вот почему можно думать, что после брака Ивана III на Софье Фоминичне Палеолог, когда Москва становилась «третьим и последним Римом православия», скорее всего, и была проведена соответствующая редактура текста «Задонщины».
В моем распоряжении нет, да и не может быть прямых доказательств, подтверждающих правильность предлагаемого решения, однако имеются косвенные. В одной из публикаций, посвященной биографии Александра Пересвета32, я указал на замечательный спектр имен противоборствующего ему на Куликовом поле «печенежина», пришедшего из летописи [Ип., 107-108], поскольку никаких поединков в XIV в. не было и они прямо запрещались той и другой стороной, как не было в то время уже и печенегов: татарин Товрул33, захваченный в 1240 г. под стенами Киева [Ип., 784], Темир-Мурза (Киприановская редакция)34, т.е. сам Тимур, и Челубей35, т.е. Челяби-эмир, взяв____________________
31 Кусков В.В. Ретроспективная историческая аналогия в произведениях Куликовского цикла. // Куликовская битва в литературе и искусстве…, с. 39-51.
32 Никитин А. Одиссея Александра Пересвета. // НиР, 1990, № 5, с.36 См. также очерк «Александр Пересвет и Сергий Радонежский» в настоящем сборнике.
33 Сказания и повести…, с. 406
34 Сказания и повести…, с. 64.
35 «И яко близъ съ собою войска схождахуся, се вьшде татаринъ единъ с полку татарского именемъ Челубей, пред всеми являяся мужествомъ, яко древний онъ Голиад» ([Армашенко И.] Синопсис. Киев, 1680, с.160; о подлинном авторе «Синопсиса» см.: Чистякова Е.В. Синопсис. // ВИ, 1974
КИРИЛЛО-БЕЛОЗЕРСКИЙ СПИСОК «ЗАДОНЩИНЫ»____________________
583
ший в 1393т. Тырново. Каждое такое имя отмечает врагов-ино-верцев, против которых в той или иной редакции «Сказания о Мамаевом побоище» облеченный в схиму Пересвет («Задонщина» еще не знает его «иночества»!) выступает мстителем за старые обиды и - побеждает. Если вспомнить ту основополагающую роль, которую сыграл текст «Задонщины» в создании «Сказания о Мамаевом побоище», трудно найти лучшее подтверждение актуальности и жизненности именно этих идей русского книжника конца XV в.
Таким образом, отвечая на риторический вопрос В.А.Кучкина, можно видеть, что перечень городов в «Задонщине» действительно оказывается важным индикатором для датировки второй редакции памятника, только не как terminus ante quem, a как terminus post quem, позволяя рассматривать список К-Б в качестве дефектного списка первой редакции, более ранней, чем редакция всех остальных списков. Последнее вынужден признать и В.А.Кучкин на основании термина «дети боярские», получившего распространение в 60-70-х гг. XV в., каковым временем историк считает «логичнее» датировать новую редакцию36. К сожалению, эта весьма ценная по привлеченному актовому материалу работа оказалась бесполезна для решения вопросов хронологии «Задонщины», в том числе и времени возникновения ее второй редакции, поскольку, как был вынужден заметить сам исследователь, термин «дети боярские» используется уже в 80-х гг. XIV в. и встречается в ст. 6767/1259 Синодального (созданного в конце XIII в.) и 6767/1259, 6894/1386, 6906/1398 гг. Комиссионного (созданного в 40-х гг. XV в.) списков Новгородской первой летописи [НПЛ, 82, 310, 380,391-393, 425]. И здесь характер его использования не оставляет сомнения, что перед нами социальный термин, а вовсе не указание на Родственные отношения обитателей Великого Новгорода, как то пытался обосновать В.А.Кучкин37.
Другими словами, отсутствие термина «дети боярские» в списке К-Б объясняется не тем обстоятельством, что в первой
____________________
№ 1, с. 215-219). Именно из «Синопсиса» Челубей пришел в лубочную литературу XVIII-XIX вв., а затем в произведения художественной литературы и исскуства, полностью вытеснив своих предшественников, хотя первое его упоминание в такой форме отмечено еще Симеоновской летописью под 1393 г.: "Того же лета Челабей срачиньскыи взя болгарскыи градъ Терновъ, царя ихъ и патриарха полони, и веру ихъ преврати» (ПСРЛ, т. 18. Симеоновская летопись. СПб., 1913, с. 143).
36 Кучкин В.А. К датировке Задонщины…, с. 114.
37 Кучкин В.А. О термине…, с. 351.
584____________________
ИССЛЕДОВАНИЯ И СТАТЬИ
редакции «Задонщины» он отсутствовал, а тем, что содержащий его фрагмент находился за пределами текста, переписанного Ефросином. Если же термин этот появился только во второй редакции, на чем настаивает В.А.Кучкин, то ее оформление могло произойти в интервале от 1475 г. до середины XVI в., каковым временем датируется наиболее древний список «извода УВД» - список И-1 (ГИМ).
В тексте всех полных списков «Задонщины» присутствует еще один сюжет, также не отраженный в списке К-Б, что может свидетельствовать скорее о дефектности оригинала, которым располагал Ефросин, чем о возможном его сокращении, ввиду уникальности данного известия. Речь идет о выезде новгородского ополчения, по одной версии - в семь тысяч (У), по другой - в семьдесят тысяч (И-1, С) человек, на помощь московскому князю, что является прямой выдумкой сочинителя. Такая версия могла возникнуть лишь много времени спустя после реальных событий, но никак не в конце XIV в. Последнее обстоятельство не было учтено в свое время ни М.Н.Тихомировым, ни В.А.Кучкиным38, которые ставили время написания «Задонщины» в зависимость от даты гибели Тырнова и Орнача/Ургенча. Не случайно развернутый эпизод с принесением в Новгород вести о нашествии Мамая, молении архиепископа Евфимия (к слову сказать, жившего полвека спустя после Куликовской битвы39), решения новгородцев идти на помощь Москве, выступления из Новгорода и приходом к сбору войск на Коломну, появляется только в Распространенной редакции «Сказания о Мамаевом побоище», сложившейся не ранее начала XVII в. под влиянием «Задонщины»40. Однако если когда-нибудь будет открыт новый список первой редакции, содержащий этот фрагмент, вопрос о сложении «Задонщины» не ранее середины XV в. будет решен окончательно и бесповоротно.
____________________
38 Последний, вслед за С.Н. Азбелевым, склонен видеть здесь отражение реального исторического факта ([Кучкин В.А] Пространная редакция Задонщины по Синодальному списку. Примечания. // Памятники Куликовского цикла. СПб., 1998, с. 106).
39 Среди архиепископов Великого Новгорода было только два с этим именем - Евфимий I Брадатый, занимавший кафедру в 1424-1428 гг. и сменивший его Евфимий II Вяжищский, находившийся на кафедре с 1428 по 1434 г. Естественно, ни один из них не мог отправлять «новгородское ополчение» на Куликово поле. С 1359 по 1388 г. кафедру занимал Алексий (Хорошев А.С. Церковь в социально-политической системе Новгородской феодальней республики. М., 1980, с. 89 и 95). 2
40 Дмитриев Л.А. Сказание о Мамаевом побоище. // СККДР, вып. 2, ч.2. Л., 1989, с. 375.
КИРИЛЛО-БЕЛОЗЕРСКИЙ СПИСОК «ЗАДОНЩИНЫ»____________________
585
Таким образом, полученные результаты нисколько не проясняют вопрос о существовании гипотетического «Слова о Мамаевом побоище» как посредника между «Словом о полку Игореве» и «Задонщиной», заставляя вернуться к мысли о воздействии «Слова о полку Игореве» на «Сказание о Мамаевом побоище» не прямо, а опосредованно, т.е. через текст самой «Задонщины»41, как это произошло, например, с сюжетом о «новгородской помочи».
И последнее, касающееся наблюдения Р.П.Дмитриевой, опирающегося на сопоставление текстов списка С и Печатного варианта «Сказания…», что отличия списка К-Б от остальных списков «появились позже»42.
Такое утверждение вызвано либо недоразумением (попыткой в списке К-Б лексему "порожнымъ землям", т.е. землям 'порожным', 'пустым', 'опустошенным', или 'разным', читать как «по рожнымь землям» [Тексты, с. 549], связывая это с лексемой «в Рус-кои земле», якобы общей для всего «извода УВД», тогда как на самом деле в списке У какие-либо «земли» в качестве адресата отсутствуют [Тексты, с. 538], в списке И-1 читается «велит послушати грозънымъ землям» [Тексты, с. 543], а в списке С - «велит грозна послушати» [Тексты, с. 553]), либо настойчивым стремлением при написании указанной работы доказать «вторичность» списка К-Б по отношению к списку Ундольского для посрамления «скептиков», делавших из правильных наблюдений (индивидуальные и более ранние чтения в списке К-Б) совершенно необязательные и неправильные заключения (о зависимости текста «Слова о полку Игореве» от списка У «Задонщины»), доходившие порою до абсурда, впрочем, как часто случалось и у их «опровергателей».
Итак, на основании всего изложенного я полагаю, что 1) список К-Б отражает изначально дефектный, а затем и сокращенный Ефросином текст первоначальной редакции «Задонщины», позволяющий 2) отнести все остальные списки «Пространного вида» к второй редакции, возникшей после 1475 г., и 3) утверждать наличие только одного извода этого памятника, существовавшего в двух редакциях текста. Что же касается времени создания «Задонщины», то наличие в текстах второй редакции фрагмента с «новгородской помочью», связанной в Распространенной и последующих редакциях «Сказания о Мамаевом побоище» с «архиепископом Евфимием», не позволяет датировать его ранее 60-х гг. XV в.
____________________
41 Дмитриев Л.А. Вставки из «Задонщины» в «Сказание о Мамаевом побоище" как показатели по истории текста этих произведений. // «Слово о полку Игореве» и памятники…, с. 385-439.
42 Дмитриева Р.П. Взаимоотношение списков «Задонщины» и текст «Слова о Полку Игореве». // «Слово о полку Игореве» и памятники…, с. 259-260.
586____________________
ИССЛЕДОВАНИЯ И СТАТЬИ
СОЛОМОНИЯ САБУРОВА
И ВТОРОЙ БРАК ВАСИЛИЯ III 1
У каждого времени есть свои загадки. Главной загадкой русской истории XVI века, отбросившей мрачную тень на всё столетие, стала «опричнина» Ивана IV. Она на века затормозила развитие русского общества, утвердила во всей его толще крепостничество и ввергла страну в последующее Смутное время раздоров и самозванцев на российском троне. Трагическое искажение исторической перспективы привело, в свою очередь, к искажению исторической ретроспекции, через которую мы воспринимаем явления и людей того далекого времени, пытаясь разобраться в их поступках и содержании событий, предшествовавших эпохе Ивана IV, и, в определенной мере, ее обусловивших.
Одним из них, ставшим, по существу, поворотным пунктом в дальнейшей судьбе России XVI в., стал развод великого князя Василия III со своей первой женой, Соломонией Юрьевной Сабуровой, под предлогом отсутствия у нее детей, пострижение ее в монастырь и заключение второго брака с Еленой Глинской, будущей матерью Ивана IV. Безусловный интерес к этим событиям на протяжении последующих столетий определялся не столько фактом нарушения канонического права, воспрещавшего второй брак для государя при живой первой жене, сколько распространившимся тогда же слухом, что бывшая великая княгиня родила в монастыре сына. Если же вспомнить, что вторая супруга Василия III на протяжении почти четырех первых лет брака тоже не могла родить, и молва приписывала отцовство Ивана IV ее любовнику, князю И.Ф.Овчине Телепневу-Оболенскому, после смерти великого князя расправившемуся с его братьями и отстранившему регентский совет, можно предста-
____________________
1 Печатается с дополнениями по тексту: Никитин АЛ. Соломония Сабурова и второй брак Василия III. // Григорьев Г.Л. Кого боялся Иван Грозный? М., 1998, с.77-118.
СОЛОМОНИЯ САБУРОВА И ВТОРОЙ БРАК ВАСИЛИЯ III____________________
587
вить, какой клубок интриг, претензий, ущемленных самолюбий, взаимной зависти и ненависти получила Россия в наследство после смерти Елены Глинской и ее фаворита.
Но «был ли мальчик», и что происходило на самом деле?2
Работы историков, так или иначе касавшихся этих сюжетов, опираются на круг весьма, немногочисленных и малословных источников, какими здесь предстают сообщения русских летописей, на сохранившиеся документы Царского архива, как, например, роспись свадебного разряда января 1526 г., и на сообщения австрийского дипломата С.Герберштейна, посетившего Москву в 1526 г. Стоит заметить, что, продолжая традицию сначала официального российского летописания, а затем и государственной историографии, исследователи, как правило, не заостряли свое внимание на невольно возникающих вопросах, под тем или иным предлогом стараясь уйти от рассмотрения «опасных» тем, удовлетворяясь или повторением традиционных формулировок, или отговариваясь недостаточным количеством фактов для их анализа.
А так ли их мало на самом деле?
История жизни Соломонии Юрьевны Сабуровой, первой жены Василия III, известна нам в столь же общих чертах, как и жизнь любой другой великой княгини ХV-ХVI вв. В августе 1505 г. она была выбрана для наследника московского престола, сына Ивана III и Софьи Фоминичны Палеолог из пятисот невест, собранных в Москву для смотрин3, 4 сентября того же года состоялась свадьба4, и на протяжении последующих девятнадцати лет ее имя всего трижды упоминается в летописях: по поводу переезда великокняжеской семьи в новый кирпичный двор у церкви Благовещения в Кремле (7.5.1508 г.), в связи с «подъемом» вслед за великим князем в осенний объезд (8.9.1511 г.) и по поводу погребения брата Василия III, князя Семена Ивановича (28.6.1518 г.). Детей у великокняжеской четы не было, поэтому братья Василия III числились холостяками на своих уделах, ожидая смерти старшего брата, чтобы занять московский трон. Такое положение дел, предопределившее раздоры в
____________________
2 Подробнее об этом см.: Никитин А. «Невидимка» XVI в.? // Знание-сила 1971, №6-7; он же. Государев обиход. //Никитин А. Точка зрения. М., 1985, с.281-413.
3 Франческо да Колло. Доношение о Московии. М., 1996, с. 66.
4 ПСРЛ, т. 8. Воскресенская летопись. СПб., 1859, с. 245; ПСРЛ, т. 26. Вологодско-Пермская летопись. М.-Л., 1959, с. 297.
588____________________
ИССЛЕДОВАНИЯ И СТАТЬИ
великокняжеской семье и грозящее смутами для государства постоянно поднимало вопрос о расторжении брака Василия с Соломонией и заключении нового, однако для этого требовалось разрешение православной Церкви, отвергавшей такую возможность при живой жене и требовавшей следом ухода в монастырь и ее бывшего мужа5.
Окончательное решение о пострижении в монастырь Соломонии и последующем вступлении в новый брак великого князя было принято, судя по всему, во время осеннего объезда Василия III (в период с 10 сентября по 10 ноября 1525 г.) в тесном кругу сторонников развода при поддержке московского митрополита Даниила. Чтобы сломить сопротивление оппозиции, еще до этого, весною и летом 1525 г., прошло несколько политических процессов (Берсеня Беклемишева, Федора Жареного, Максима Грека и его помощников)6, что нанесло жестокий удар сторонникам «нестяжателей», протестовавших против развода, главой которых в то время выступал князь-инок Вассиан Патрикеев, и развязало руки их противникам, «презлым осифлянам», лидером которых являлся московский митрополит.
С возвращения Василия III в ноябре 1525 г. в Москву собственно и начинаются события, на протяжении вот уже почти пяти веков привлекающие внимание к истории Соломонии и к ней самой. В настоящее время исследователь располагает для суждения о них широким кругом разнообразных свидетельств, фактов и документов, начиная с подлинных актов того времени и кончая фольклорными исследованиями. Безусловная ценность последних определяется тем обстоятельством, что их выводы были получены независимо от исторических и археологических изысканий в этом направлении, однако приводят к сходным заключениям.
Рассмотрим их все по порядку.
____________________
5 Споры по этому поводу отражает так называемая «Выпись из государевы грамоты, что прислана к великому князю Василию Ивановичу, о сочетании втораго брака и о разлучении перваго брака чадородия ради, творение Паисеино, старца серапонского монастыря.» // ЧОИДР, М., 1847, № О «выписи» и ее датировке см.: Тихомиров М.Н. К вопросу о выписи о втором браке царя Василия III. // Тихомиров М.Н. Исторические связи России со славянскими странами и Византией. М., 1969, с. 78-82; Шмидт С.О. О времени составления «Выписи» о втором браке Василия III. // Новое о прошлом нашей страны. М., 1967, с. 110-122. дд
6 Казакова Н.А. Вассиан Патрикеев и его сочинения. М.-Л.,1960; она же. Очерки по истории русской общественной мысли. Первая треть XVI в. Л.,1970.
СОЛОМОНИЯ САБУРОВА И ВТОРОЙ БРАК ВАСИЛИЯ III____________________
589
1 Летописные свидетельства. В памятниках русского летописания XVI в. описание развода и заключения второго брака Василия III отмечено рядом текстов, дающих возможность представить последовательность связанных с ним событий 1525-1526 гг., разные точки зрения на них в обществе, а также трансформацию их восприятия на протяжении почти полустолетия.
Первую группу составляют краткие сообщения о пострижении Соломонии и втором браке так сказать «информационного» характера, отражающие две версии: версию добровольного пострижения Соломонии (к ним принадлежат сообщения Софийской 2-й летописи7, Воскресенской8 и Никоновской9, восходящих, как можно заключить, к одному источнику) и версию насильственного пострига с последующей ссылкой в Покровский женский монастырь в Суздале (Новгородская 4-я летопись по списку Дубровского10, Вологодско-Пермская летопись, наиболее подробно рассказывающая о месте и времени пострига и ссылке11, и Псковская 3-я по Строевскому спис-
____________________
7 «В лето 7034, ноября в 28, великая княиня Соломонея пострижеся въ черницы, болезни ради; и отпусти ея князь велики въ девичь монастырь въ Суздаль. Тое же зимы, генваря в 24-е, князь велики Василеи женися вторымъ бракомъ, поня себе дщерь князя Василья Глинского княжну Елену; венчал Данила митрополит» (ПСРЛ, т. 6. Софийская 2-я летопись. СПб., 1853, с. 264).
8 «В лето 7034, ноября, князь велики Василеи Ивановичь постриже великую княгиню Соломонию, по совету ея, тягости ради ии болезни и бездетства; а жил с нею 20 леть, а детей не было. Тое же зимы, генваря 21, князь велики Василеи Ивановичь женился второе, выбрал себе невесту княжну Елену, дщерь князя Василиа Лвовича Глинского; а венчал ихъ Данилъ митрополит» (ПСРЛ, т. 8. Воскресенская летопись. 1859, с. 271).
9 «В лето 7034. Ноября, князь великий Василеи Ивановичь поетриже вескую княгиню Соломонию, по совету ея, тягости ради и болезни бездетства; жилъ съ нею 20 лет, а детей не было. Тое же зимы, генваря 21, князь великий Василей Иванович женился второе, а выбрал себе невесту княжну Елену, дщерь князя Василья Лговича Глиньского; а венчалъ ихъ Данило митрополит» (ПСРЛ, т. 13. Патриаршая или Никоновская летопись. СПб., 1904, с.45).
10 «Лета 7034. Той же зимы государь князь велики Василеи Ивановичь всея Руси великую княгиню Соломанию постриг в черници и в Суздаль сослал, а женився жилъ с нею 20 леть, а детей не было оть ней. После Крещения Христова, в велики мясоедъ, понялъ князь велики Василеи Ивановичь всеа Руси другую жену, княжь Васильеву дочерь Елену Темного Глинского» ПСРЛ, т. 4, ч. 1. Новгородская 4-я летопись, вып. 3, Л., 1929, с. 542).
11 «В лето 7034. Декабря князь великий Василеи Иванович велел постричи в черницы свою великую княгиню Соломаниду и послал в Суздаль в манастырь к Покрову пречистые, в девичь монастырь, а постриг ее на
590____________________
ИССЛЕДОВАНИЯ И СТАТЬИ
ку12). Источник всех этих текстов надежно датируется второй половиной 20-х гг. XVI в. как по особенностям заключающих их списков (филиграни на бумаге, хронология сообщений, обрывающихся ранее 1530 г.), так и по отсутствию сведений о рождении первенца у Елены Глинской в августе 1530 г.
Как можно видеть, их содержание сводится к информации распространявшейся, скорее всего, бирючами для сведения населения, что в ноябре по указу великого князя великая княгиня была пострижена в монастыре Рождества Пречистыя Богородица на Рву, за пушечными избами, причем постриг совершал ее духовный отец, игумен Никольского монастыря Давид. В одном случае указывается дата пострига - 28 ноября. Той же зимой в январе, после Крещения, в мясоед, 21 января в воскресенье (по другим сведениям - 24 января, по другим - в феврале, «в неделю о блудном сыне», что является безусловной ошибкой) Василий III женился на дочери Анны Глинской, вдовы Василия Львовича Глинского13.
Вторая группа представлена двумя сочинениями, современными событиям, т.е. составленными в 7034 (1525/1526) году. Первое из них, на которое часто ссылаются историки, дошло до нас в составе Псковской 1-й летописи. Оно представляет компиляцию из апокрифа «Евангелия Иакова» (в греческом подлиннике - «История Иакова о рождении Марии») и сообщает, что решение о судьбе Соломонии было принято не во время осеннего объезда в Александровой слободе, а уже по возвращении в Москву, т.е. после 10 ноября 1525 г.
«В лето 7031.«…» Того же лета поеха князь великий, царь всея Роусии, в объездъ; бысть же шествовати емоу на колесницы позлащеннеи ороужницы с ним, яко же подобает царем; и возревше на небо и видев гнездо птиче на древе, и сотвори плач и
____________________
Москве у Рожества пречистые за пушечными избами в девиче манастыре никольскои игумен старого Давыд. Тое же зимы, февраля, в неделю о блуднем [сыне], князь великий Василеи Иванович всеа Русии женился, взял за собя княжну Елену, дочерь княжь Васильеву Глинского Темного» (ПСРЛ, т 26. Вологодско-Пермская летопись. М.-Л., 1959, с. 313).
12 «В лето 7031 (так! - А.Н.). Князь великии Василеи Иоанович постриже княгиню свою Соломонею, а Елену взят за собя; а все то за наше согрешение, яко же написалъ апостолъ: пустя жену свою, а оженится иною, прелюбы творит» (Псковские летописи, вып. 2. М., 1955, с. 227).
13 О родословии Анны Глинской см: Тихомиров М.Н. Иван Грозный и Сербия. // Тихомиров М.Н. Исторические связи России со славянскими странами и Византией. М., 1969, с. 83-93.
СОЛОМОНИЯ САБУРОВА И ВТОРОЙ БРАК ВАСИЛИЯ III____________________
591
рыдание велико, в себе глаголюще: люте мне, кому оуподоблюся аз; не оуподобихся ни ко птицам небесным, яко птицы небесный плодовита суть, ни зверем земным, яко звери земнии плодовити суть, не оуподобихся аз никому же, ни водам, яко же воды сиа плодовити суть, волны 6о их утешающа и рыбы их глумящеся; и несмотря на землю и глаголя: господи, не уподобихся аз ни земли сей, яко и земля приносит плоды своя на всяко время, и тя благословять, господи. И приеха князь великий тоя осени из объезда к Москве и начаша думати со своими бояры о своей великой княгине Соломонеи, что не плодна бысть, и нача с плачем говорити к бояром: кому по мне царьствовати на Роускои земли, и во всех градах моих и приделех; братьи ли дам, ино братья своих оуделов не оумеют устраивати. И начаша бояре говорити: князь де великий государь, неплодную смоковницоу посекают и измещутъ из винограда. И повеле ю пострищи в черницы. В лето 7032.«…» Тоя же зимы о свадебницах оженися государь нашь князь великии Василеи Ивановичь, царь всеа Роусии, оу вдовы оу княгини Анне, оу княж Васильевы Темного Лвовича, великою княгинею Еленою; и оженися, яко лепо бе царем женитися»14.
Другое, более пространное и самостоятельное сочинение, состоящее из двух сюжетов - «О пострижении великиа княгини Соломаниды», частью своей вошедшего в Типографскую лето-
____________________
14 Псковские летописи, вып. 1. М.-Л., 1941, с. 102-103. Ср.: «Ивъзревши на небо виде гнездо птиче на дафинии и сотвори рыдание в себе глаголюще: люте мне, кому уподоблюся аз «…» и не уподобихся аз птицам небесным, яко птицы небесный плодовиты перед тобою, господи; люте мне, кому уподобихся аз, ни зверем земным, яко зверие земнии плодовиты пред тобою, Господи; и не уподобихся аз ни водам, яко воды сия пред тобою, господи, плодовиты суть, волны бо утешающа и глумящася тя благословят, господи; увы мне, кому уподобихся аз, не уподобихся аз земли сей, яко и земля приносит плоды своя на всякое время и тя благословять, господи» (Порфирьев И.Я. Апокрифические сказания. СПб., 1890, с. 137. Цит. по: Смирнов И.И. Очерки политической истории Русского государства 30-50-х годов XVI века. М.-Л., 1958, с. 22). Ср. также: «Анна «…» увидела лавр, и села под ним и начала молиться Господу «…» И, подняв глаза к нему, увидела на дереве гнездо воробья и стала плакать, говоря: «…» Горе мне, кому я подобна? Не подобна я птицам небесным, ибо и птицы небесные имеют потомство у тебя, Господи. Не подобна я и тварям бессловесным, ибо и твари бессловесные имеют потомство у тебя, Господи. Не подобна я и водам этим, ибо и воды приносят плоды у тебя. Господи. Горе мне, кому подобна я? Не подобна я и земле, ибо земля приносит по поре плоды и благословляет тебя, Господи.» (История Иакова о рождении Марии. // Апокрифы древних христи-ан Исследование, тексты, комментарии. М., 1989, с. 117).
592____________________
ИССЛЕДОВАНИЯ И СТАТЬИ
пись15 и «Съвъкупление втораго брака» - рисует благочестие Соломонии, «нудившей» великого князя отпустить ее в монастырь, чтобы он мог вступить во второй брак для блага государства, и последующий «подвиг» великого князя, пошедшего на нарушение канонических правил ради блага своих подданных.
«О пострижении великиа княгини Соломаниды. В лето 7034 благовернаа великаа княгини Соломанида, видя неплодство чрева своего, якож и древняа она Сарра, начат молити государя великого князя, да повелит ей облещися в иноческий образ. Царь же и государь всеа Русии не восхоте сътворити воли еа, начат глаголати сице: «Како могу брак разорити; аще ли сиа сътворю, и второму несть ми лесть съвъкупитися», понеже государь богочестив, правдив и съвершитель заповедем господним и законному повелению. Христолюбиваа ж великаа княгини с прилежанием и с слезами начат молити государя, да повелит ей сътворити, яко ж хощет. Царь же и государь всеа Русии ни слышати сего не въсхоте и приходящих от неа велможь з злобою отреваа. Великая же княгини, видя непреклонна государя на моление еа, начат молити святеишаго архиепископа богом спасеннаго града Москвы Данила митрополита всеа Русии, да умолит о сем государя и сътворит волю еа быти, понеж бо дух святыи всеа пшеницу в сердце еа и да възрасти плод добродетели. Святейший же Данил митрополит всеа Русии, молениа слез еа не презри, много много моля о сем государя с всем священным сънмом, да повелит воле еа быти. Царь же и государь всеа Русии, видя непреклонну веру еа и молениа отца своего Данила митрополита не презре, повеле сътворити волю еа. Благоверная же великаа княгини, аки от пчел сота от царьских уст насладився, с радостию отходит в обитель господа бога спаса нашего рождества в дивичь манастырь, еже есть зовом на рве, и ту остризает власы главы своеа от отца своего духовного Никольского игумена Давида, и нареченно бысть имя ей в мнишеский чин Софиа. Благовернаа же великаа княгини инока Софиа, видя богу неугодно ту пребыти ей, миоги от велмож и от сродник ей и княгини, и болярыни нача приходити к ней посещениа ради и мнози слезы проливаху, зряще на ню. Боголюбивую же великую княгиню иноку Софию о сем скорбь объят зелна и начат глаголати, аще бых желала славы мира сего, то бых царствовала вкупе с царем и государем всеа Руси, днесь же желаю наедине безмолствовати и о государьском здравии молити
____________________
15 ПСРЛ, т. 24. Типографская летопись. Пг., 1921, с. 222-223.
СОЛОМОНИЯ САБУРОВА И ВТОРОЙ БРАК ВАСИЛИЯ III____________________
593
всещедрого бога, и да некли бых господь бог подал великим моим прегрешением понемалу отпуст; цили не моих великих ради грех не даде бог государю плода и все православие обезчадимо государством моим неплодием. И начат молити государя, да повелить ей отъити в обитель пречистыа владычица богородица честнаго еа Покрова в богом спасаемый град Суждаль. Князь же великий о сем господу богу благодарение възсла, даровавшему ей толико усердьство и удивися теплоте веры еа и повеле вскоре тому быти. Боголюбивая ж великаа княгини инока Софиа не токмо сугубено и сторицею радости исполнися и благодать възблагодать въздаде господу богу о государьском здравии.»16
Во второй части сообщается о том, что перед свадьбой Василий III сбрил бороду и обрил голову, причем этот факт, вызвавший, как можно видеть, большую смуту в подданных, здесь же нашел и теоретическое оправдание: «Царем подобает обновлятися и украшатися всячески»17.
Можно не сомневаться, что оба эти произведения - и первое, использующее ветхозаветный апокриф, и второе, являющееся апологией великого князя, - вышли из среды церковников-иосифлян, причем не исключено, что автором второго был сам митрополит Даниил, взявший на себя смелость разрубить одним махом каверзные узы канонического права и выступить в защиту великого князя, своим поведением бросившего вызов устоявшимся традициям быта настолько, что возникала мысль об его «уклонении» в католичество.
Несмотря на явно тенденциозный и прямо апологетический характер этой повести, написанной по ряду признаков не позднее начала февраля 1526 г. (она заканчивается ошибочным сообщением о венчании московским митрополитом Василия с Еленой 28 января 1526 г. - днем, на самом деле завершившим свадебное празднество), в ней содержатся драгоценные сведения, во-первых, подтверждающие, что Соломония действительно была пострижена «отцом своим духовным, Никольским игуменом Давидом» в Рождественском монастыре, что на Рву, в Москве, а, во-вторых, излагающие обстоятельства ее там жизни и причины перемещения в Суздаль. Последние заключались в большом количестве соболезнующих ей посетителей - «от вел-
____________________
16 Тихомиров М.Н. Новый памятник московской политической литературы.// Тихомиров М.Н. Русское летописание. М., 1979, с. 164-165.
17 Там же,с. 165-166.
594____________________
ИССЛЕДОВАНИЯ И СТАТЬИ
мож и от сродник еи и княгини, и болярыни», - почему по ее просьбе Василий III «отпустил ее» в обитель Покрова Богородицы в Суздале.
Таким образом, из вполне официальных по своему характеру сообщений, современных событиям, можно с несомненностью установить, что первоначально Соломония была пострижена в московский монастырь под именем иноки Софьи, и только через некоторое время была переведена в Покровский монастырь в Суздале, который она патронировала с 1518 г. Другими словами, все известия о событиях 1525-1526 гг., сохранившиеся в составе летописных текстов этого времени, согласно указывают на такие именно перемещения бывшей великой княгини. Это важно отметить, потому что уже четверть века спустя мы обнаруживаем в частном Постниковском летописце, автором которого М.Н.Тихомиров предполагал дьяка Дмитрия Постника Губина сына Моклокова, писавшего по памяти не ранее конца 50-х гг. XVI в., совсем иное:
«Лета 7034 ноября в 28 день князь великий возложи на великую княгиню Соломаниду опалу. И ноября в 29 день великая княгини Соломания постриженна бысть в чернини безплодия ради у Рожества пречистые на Рве и нареченна бысть инока Софья. И не по мнозе отпустил ея князь великий в Каргополе, и велел ей устроити в лесу келью, отыня тыном. А была в Каргеполе пять лет и оттоле переведена бысть в девичь манастырь в Суздаль к Покрову пречистые. Тое же зимы генваря в 24 день в неделю князь великий Василей женил[ся] вторым браком, а понял княжну Елену, дщерь князя Василья Лвовича Глинского. А венчал их Данил митрополит на Москве в соборной церкви у Пречистые»18.
Эту запись можно считать последним упоминанием о Соломонии/Софье в русском летописании XVI в., поскольку после своей кончины 16 декабря 1542 г. в суздальском Покровском монастыре память ее стала достоянием, главным образом, русской православной Церкви и ее богомольцев. Похоже, что уже к началу 60-х гг. имя бывшей великой княгини обретает ореол мученичества, а затем и святости, чтобы в XVII в. быть причисленной к числу местночтимых святых и чудотвориц19.
____________________
18 Тихомиров М.Н. Записки о регентстве Елены Глинской и боярском правлении 1533-1547 гг. // Тихомиров М.Н. Русское летописание. М., 1979, с. 169; ПСРЛ, т. 34. Постниковский летописец. М., 1978, с. 15.
19 Барсуков Н. Источники русской агиографии. СПб., 1882, с.534-539, Тихонравов К.Н. Великая княгиня Соломония. // РС, т. XVI, кн. 6. 1876, с. 383-384; Токмаков И Историческое и археологическое описание
СОЛОМОНИЯ САБУРОВА И ВТОРОЙ БРАК ВАСИЛИЯ III____________________
595
2. Архивные документы. В настоящее время известны три безусловных с юридической точки зрения документа, связанных с разводом Василия III. Это Опись царского архива в списке 70-х гг. XVI в., содержащая перечень дел по розыску о «неплодии» великой княгини Соломонии, показания по данному делу брата Соломонии, И.Ю.Сабурова, опубликованные в первой половине прошлого века по подлиннику, и сохранившаяся дарственная Василия III «старице Софье» от 19.9.1526 г. в Суздаль на село Вышеславское. Рассмотрим каждый из них.
В Описи Царского архива XVI в., изданной и неоднократно цитируемой историками, обозначен «Ящик 44-й. А в нем списки - сказка Юрья Малого, и Стефаниды резанки, и Ивана Юрьева сына Сабурова, и Машки кореленки, и иных про немочь великие княгини Соломаниды». Здесь же приписка, указывающая, что весь ящик в «74 (1566 г.) августа в 7 день взял государь (Иван IV. - А.Н.) к себе»20.
Содержание этого ящика в значительной степени проясняет «сказка Ивана Юрьева сына Сабурова», известная по изданию прошлого века. Ввиду исключительной важности этого документа, привожу его целиком.
«Лета 7034 ноября 23 дня, сказывал Иван: говорила мне великая княгиня: «есть деи жонка Стефанидою зовут резанка, а ныне на Москве, и ты се добуди да ко мне пришли»; и яз Стефаниды допытался да и к себе есми во двор позвал, а послал есми се на двор к великой княгине с своею жонкою с Настею, а та Стефанида и была у великие княгини; и сказывала мне Настя, что Стефанида воду наговаривала и смачивала ею великую княгиню да и смотрела ее на брюхе и сказывала, что у великой княгини детям не быти, а после того пришел яз к великой княгине и она мне сказала «посылал ты ко мне Стефаниду и она у меня смотрила, а сказала, что у меня детям не быти; а наговаривала мне воду Стефанида и смачиватися велела от того чтоб князь великий меня любил, а наговаривала мне Стефанида воду в рукомойнике, а велела мне тою водою смачиватись, а коли понесут к великому князю сорочьку и порты и чехол, и она мне велела из рукомойника тою водою смочив руку, да охватывать
____________________
Покровского девичья монастыря в городе Суздале (Владимирской губернии) в связи с житием преподобной чудотворницы Софии (в мире великой княгини Соломонии) и царицы инокини Елены (в мире Евдокии Федоровны Лодухиной). Владимир, 1913, с. 12-19.
20 Описи Царского архива XVI века и архива Посольского приказа 1614 года. Под ред. с О.Шмидта. М., 1960, с. 23.
596____________________
ИССЛЕДОВАНИЯ И СТАТЬИ
сорочьку и порты и чехол и иное которое платье белое»; и мы хаживали есмя к великой княгине по сорочьку и по чехол и по иное по что по платье, и великая княгиня развернув сорочьку или чехол, или иное что платье великого князя, да из того рукомойника и смачивала то платье.
Да Иван же сказывал: говорила, господине, мне великая княгиня: «сказали мне черницу, что она дети знает (а сама безноса) и ты ту черницу добуди» и яз тое черницы посылал добывати Горяинком звали детина (а ныне от меня побежал), и он ту черницу привел ко мне на подворье; и та черница наговаривала не помню масло, не помню мед пресной, да и посылала к великой княгине с Настею, а велела ей тем тертися от того ж чтоб ее князь великий любил, да и детей деля, а опосле того и сам яз к великой княгине пришел, и великая княгиня мне сказывала: «приносила ко мне от черницы Настя, и яз тем терлася».
К сей памяти яз Иван руку приложил.»
На обороте приписка: «Да Иван же говорил: а что ми господине говорити, того мне не испамятовати, сколко ко мне о тех делех жонок и мужиков прихаживало»21.
Несмотря на потерю оригинала, нет никаких оснований следом за Г.Л.Григорьевым сомневаться в подлинности данного текста22, являющегося не протоколом допроса, а всего только одним из многих свидетельств врожденного бесплодия Соломонии, который должен был служить оправдательным документом расторжения брака великого князя. Тем более, что поименованные братом великой княгини и отмеченные в Описи архива лица вполне могли быть найдены и опрошены в пределах нескольких дней, поскольку никакого особого «дела» на Соломонию заводить, как видно, никто не собирался. Для окружения великого князя ее «немочь» являлась достаточно весомой причиной ее пострижения.
Третьим документом, по счастью сохранившимся в подлиннике, является замечательная дарственная грамота Василия III Соломонии/Софье от 19 сентября 1526 г.:
«Се яз князь великий Василий Иванович всеа Русии. Пожаловал есми старицу Софью в Суздале своим селом Вышеславским з деревнями и с починки, со всем с тем, что к тому селу и к деревнямъ и к починком истари потягло до ее живота, а после
____________________
21 АИ, т. I. СПб., 1841, № 130, с. 192.
22 Григорьев Г.Л. Кого боялся Иван Грозный? (К вопросу о происхождении опричнины). М., 1998, с. 15 и сл.
СОЛОМОНИЯ САБУРОВА И ВТОРОЙ БРАК ВАСИЛИЯ III____________________
597
ее живота ино то село Высшеславское в дом пречистые Покрову святые Богородицы игуменье Ульяне и к всем сестрам. Или по ней иная игуменья будет в том манастыре у Покрова святей богородици, в прок им. Писан на Москве, лета зле (т.е. 7035 г.), сентября 19 дня». На обороте пропись другим, более четким и красивым почерком: «Князь великий Василей Иванович». И ниже: «Князь великий Иван Васильевич всея Русии пожаловал Покрова пречистые дивича манастыря стариц Олену Шастову да келаря Прасковью с сестрами, или кто в том манастыре игуменья будет, и сей у них грамоты рушити не веле ничтож никому. Лета (т.е. 7042 г.) месяца марта (маиа?). А подписал дьяк Федор Мишурин»23.
Стоит добавить, что в описи Покровского суздальского монастыря этот акт упоминается вместе с другими дарственными и вкладными документами, хранящимся в казне еще в 1650 г.24
3. Литературные источники. Как правило, литературные источники не вызывают большого доверия у исследователей, однако в нашем случае мы имеем дело с показаниями не только современника, но почти очевидца, специально интересовавшегося делом Соломонии. Речь идет об австрийском дипломате С.Герберштейне и его «Записках о московитских делах». Посол сначала австрийского императора Максимилиана, а затем эрцгерцога Фердинанда, второй раз приехавший в Москву, достаточно хорошо для иностранца владел русским языком, был любознателен, обладал широкой эрудицией и столь широким кругом знакомств в среде московского боярства, что мог воспользоваться некоторыми русскими летописями и даже государственными документами (напр., чином венчания на царство Ивана III). Во время своего второго приезда он пробыл в Москве с середины апреля по начало ноября 1526 г.
____________________
23 ЦГАДА. Отд. I, рубр. IV, № 22, л. 1-1об. В Описи документальных материалов фонда № 135 (Государственное древлехранилище хартий и рукописей. Опись документальных материалов фонда № 135. Под ред. Л.В.Черепнина. М., 1971, с. 91, № 175) почему-то указана иная дата подтверждения, а именно - 1536 г. (т.е.), что представляется ошибкой прочтения, поскольку в подлиннике последняя буква-цифра года достаточно явственно читается как, но не.
24 Опись Покровского женского монастыря в г. Суздале, 1651 г. // ТВУ-АК, кн. 5. Владимир, 1903. Материалы, с. 121.
598____________________
ИССЛЕДОВАНИЯ И СТАТЬИ
Герберштейн не был свидетелем пострига Соломонии и торжеств по поводу второго брака Василия III, однако он сумел по лучить чрезвычайно интересные сведения, не оставляющие со мнения в насильственном (внезапном) пострижении великой княгини и в том, что главенствующая роль в проведении ареста и организации скоропалительного пострига принадлежала, похоже, митрополиту Даниилу и доверенному исполнителю поручений великого князя Ивану Юрьевичу Шигоне Поджогину-Телегину. К моменту приезда австрийского посла в Москву, Соломония/Софья, которую он везде называет «Саломея», уже находилась в Суздале, как он пишет об этом в своих «Записках…» и как мы знаем из дарственной Василия III. Но главной сенсацией оказался не постриг, а то, что последовало за ним в Суздале, и о чем Герберштейн писал уже как свидетель:
«Вдруг возникла молва, что Саломея беременна и скоро разрешится. Этот слух подтвердили две почтенные женщины, супруги первых советников, казнохранителя Георгия Малого (Юрия Дмитриевича Траханиота. - А.Н.) и Якова Мазура (постельничего Якова Ивановича Мансурова. - А.Н.), и уверяли, что они слышали из уст самой Саломеи признание в том, будто она беременна и скоро родит. Услышав это, государь сильно разгневался им удалил от себя обеих женщин, а одну, супругу Георгия, даже побил за то, что она своевременно не донесла ему об этом. Затем, желая узнать дело с достоверностью, он послал в монастырь, где содержалась Саломея, советника Федора Рака (дьяк Третьяк Михайлович Раков. - А.Н.) и некоего секретаря Потата (дьяк Григорий Никитич Меньшой Путятин. - А.Н.), поручив им тщательно расследовать правдивость этого слуха. Во время нашего тогдашнего пребывания в Московии некоторые клятвенно утверждали, что Саломея родила сына по имени Георгий, но никому не желала показать ребенка. Мало того, когда к ней были присланы некие лица для расследования истины, она, говорят, ответила им, что они недостойны видеть ребенка, а когда он облечется в величие свое то отомстит за обиду матери. Некоторые же упорно отрицали что она родила. Итак, молва гласит об этом происшествии двояко»25.
Первое издание «Записок…» Герберштейна, которые он за кончил к 1547 г., вышло в 1549 г. и неоднократно переиздавалось на протяжении всего XVI в. Из этого следует, что он не доволь-
____________________
25 Герберштейн С. Записки о Московии. М., 1988, с. 87.
СОЛОМОНИЯ САБУРОВА И ВТОРОЙ БРАК ВАСИЛИЯ III____________________
599
ствовался записями, сделанными на протяжении весны, лета и осени 1526 г. во время своего пребывания в Москве, но и дополнял фактами, которые ему удавалось узнать и в последующее время. Однако всё, что касается Соломонии, записано им, безусловно, по свежим следам весной 1526 г.; больше к этому. Герберштейну, как видно, уже нечего было добавить, в том числе и о ребенке Соломонии/Софьи. Не слышал он, по-видимому, и о каргопольской ссылке бывшей великой княгини, упоминание которой мы находим впервые в Постниковском летописце, созданном в конце 50-х или в начале 60-х гг. XVI в., а еще позднее- у А.М.Курбского в его «Истории о великом князе Московском».
Как известно, сложность оценки сведений, сообщаемых автором «Истории…», зависит, в первую очередь, от того, что до сих пор не установлены источники, которыми пользовался Курбский (сведения, полученные им до отъезда, рассказы других перебежчиков, дипломатов и секретных агентов), а также отсутствием списков XVI в., хотя сам факт написания «Истории…» в первой половине 70-х гг. этого столетия, похоже, не вызывает сомнений у исследователей.
Из текста «Истории…» можно видеть, что Курбского сама Соломония не интересовала, и хотя он должен был знать о существовании ее сына из книги Герберштейна, на которого ссылается26, сам он о нем ни разу не упомянул. Другим источником его сведений о судьбе опальной княгини могли стать слышанные им в России разговоры, на основании которых он считал ее безвинной жертвой сластолюбия Василия. Последний, по его утверждению, сам был бесплоден: «стар будущи, искал чаровников презлых отовсюду, да помогут ему ко плодотворению, не хотящи бо властеля быти брата его по нем, бо имел брата Юрья зело мужественнаго и добронравнаго»27. Отсюда его ошибка в определении продолжительности семейной жизни Василия и Соломонии («живши… двадесять и шесть лет»), и упоминание последней, что называется, походя: «остриг ея в мнишество, не хотящу и немыслящу ей о том, и заточил в далечайш монастырь, от
____________________
26 «О нем же (князе Семене Курбском. - А.Н.) «…» не токмо Русская земля ведома, но и Герберштенъ, нарочитый мужь, цесарскiя и великiи посол, на Москве былъ и уведалъ, и в кронице своеи свидстельствуеть, юже латинскимъ языкомъ, въ Медиоламе «…» будучи, написалъ» (Сочинения князя Курбского, т. I. // РИБ, т. XXXI. СПб., 1914, стб. 164). Последнее указание Курбского о том, что «Записки…» С.Герберштейна были написаны им «в Милане», не совсем понятно: ни одно из известных их изданий XVI в. в Милане не выходило, а предисловие указывает на Вену.
27 Сочинения князя Курбского…, стб. 290-291.
600____________________
ИССЛЕДОВАНИЯ И СТАТЬИ
Москвы больше двухсот миль, в земли Каргапольскии лежащь, и затворити казал ребро свое в темницу, зело нужную и уныния исполненную, сиречь жену, ему Богом данную, святую и неповинную»28.
Поскольку сведения эти Курбский, скорее всего, получил еще до своего отъезда в Польшу, т.е. до 30 апреля 1564 г., то не исключено, что здесь присутствует отражение тех же фактов, о которых тогда же писал Постник Губин в своем летописце, и которые, возможно, свидетельствуют о возникшем почему-то интересе к судьбе Соломонии спустя два десятка лет после ее кончины. Однако, если Постник Губин помнил о возвращении Соломонии/Софьи в Суздаль, то Курбский, похоже, об этом или не знал, или не посчитал нужным на этом остановиться.
Ситуация оказывается тем более любопытной, что интерес к судьбе Соломонии в Москве отмечен еще десять лет спустя после того, как писал Постник Губин. На это указывает литературный источник, по непонятной причине не только не использованный историками, но, похоже, большинству вообще неизвестный. Речь идет о рукописи перевода «Московская или Российская история» некоего немца Гейденсталя, выполненного в 1741 г. Во второй половине XIX в. рукопись находилась в собрании И.Е.Забелина, который ссылается на нее дважды в «Домашнем быте русских цариц».
Так, пересказав известие С.Герберштейна о рождении у Соломонии сына, Забелин продолжает: «Московская История» рассказывает, что когда при Дворе слух промчеся, якобы бывшая царица Соломея в монастыре непраздна и вскоре имеет родити, - царь Василий послал вскоре бояр и двух знатных дам, чтобы прямо освидетельствовали Соломею. Соломея же, егда услышала в Суздаль приезд их, зело убоялася и вышла в церковь в самый алтарь и, взявся за престол рукою, стояла, ожидая к себе посланных; и егда к ней придоша бояре и дамы, просили ее, чтобы она из алтаря к ним вышла. И она к ним выдти не хотела. И егда вопрошена, что имеет ли она быть непраздна, она им на то отвечала, что я со всякою моею надлежащею должностию и честию была царица и перед несчастием своим за несколько времени стала быть непраздна от супруга моего царя Василья Ивановича и уже родила сына Георгия, который ныне от меня отдан хранитца в тайном месте до возрасту его; а где он ныне, о том я вам никак сказать не могу, хотя в том себе и
____________________
28 Там же.стб. 163.
СОЛОМОНИЯ САБУРОВА И ВТОРОЙ БРАК ВАСИЛИЯ III____________________
601
смерть приму. Бояре же уразумели ея неправду и дамы, осмотря ее, что она никогда не была непраздна, возвратились в Москву и обо всем поведали царю Василью, яко то все неправда и обман, и за то она еще далее сослана в ссылку»29.
Этот рассказ можно было счесть за некую вариацию на сюжет Герберштейна, с книгой которого Гейденсталь был знаком, как можно понять уже по превращении Соломонии - в Соломею, равно как и по сообщению о более далекой ссылке бывшей великой княгини, если бы не ряд обстоятельств, заставляющих отнестись к забелинской рукописи более внимательно. Во-первых, Герберштейн не знает ни о каких перемещениях Соломонии/Софьи из Суздаля после визита к ней «комиссии»; во-вторых, нам теперь достоверно известно, что по докладу «комиссии» царственная узница не только не была наказана за обман, но, наоборот, получила истинно «царский» подарок от своего бывшего супруга - дарственную на с. Вышеславское.
Фраза И.Е.Забелина «немчин Гейденсталус сам слышал из уст одной боярской дочери, которая была и сама в числе девиц на смотре царском во время избрания Собакиной»30 может служить terminus post quem посещения России этим иностранцем, поскольку выборы Марфы Собакиной происходили осенью 1571 г. Вряд ли этот «немец» мог читать «Историю…» Курбского или Постниковский летописец, так что для него, скорее всего, источником дополнительных сведений о Соломонии/Софье и ее «далекой ссылке из Суздаля» стали разговоры его московских знакомых, почему-то интересовавшихся этим сюжетом в начале 70-х гг.
Следующее по времени сообщение о рождении у Соломонии сына, по всей вероятности заимствованное у Герберштейна, мы обнаруживаем в книге П.Одерборна, вышедшей в 1585 г., но не прибавляющей никаких новых фактов к уже известным31.
Последней литературной «репликой», касающейся не столько самой Соломонии/Софьи, сколько ее сына, основанной на местном предании и не перешедшей в область фольклора, следует считать рассказ о судьбе некого Сидорки Альтина, который
____________________
29 Забелин И. Домашний быт русских цариц в XVI и XVII ст. М., 1901, с. 215 и 271.
30 Там же, с. 214.
31 Полосин И.И. Немецкий пастор Одерборн и его памфлет об Иване Грозном. // Полосин И.И. Социально-политическая история России XVI - иачала XVII в. М., 1963, с. 196.
602____________________
ИССЛЕДОВАНИЯ И СТАТЬИ
содержится в воспоминаниях А.Я.Артынова, известного ростовского краеведа прошлого века, крестьянина дворцового села Угодичи под Ростовом32. Его воспоминания были опубликованы АА.Титовым в 1882 г. в ЧОИДР, однако, как и все многочисленные сочинения Артынова, до сих пор не нашли своего исследователя. Вот этот текст.
«О Сидорке Альтине, прямой его потомок родной мой дядя -Михаила Дмитриев Артынов в истории своей о селе Угодичах, написанной им в 1793 году, говорит следующее: «Сидорко Амелфов был целовальник Ростовского озера и староста Государевых рыбных ловцов; он часто ездил в Москву с рыбным оброком к большому Государеву дворцу; в одну из таких поездок он был невольным слышателем царской тайны, за которую он и поплатился своею жизнию. Вина его была следующая: находясь по своей должности в большом Московском дворце и будучи немного навеселе (выпивши), заблудился там, зашел в безлюдную часть дворца. Отыскивая выход, он пришел, наконец, в небольшой покой, смежный с царским жилищем, и там услышал громкий разговор Грозного царя с Малютой Скуратовым о князе Юрии, сыне Соломаниды Сабуровой. Грозный приказывает Малюте найти князя Юрия и избавить его от него. Малюта обещал царю исполнить это в точности и после этого разговора вышел в двери, перед которыми Сидорко едва стоял жив. Малюта увидел его, остановился; потом ушел опять к царю, после чего заключил Сидорку в темницу и там на дыбе запытал его до смерти вместе с отцом его Амельфой, пришедшим в Москву проведать сына.»33
Можно по-разному относиться к этому свидетельству, оспаривать его достоверность34, однако нельзя упускать из внимания время первоначальной записи, на которую ссылается Артынов, - 1793 г., когда Герберштейн не был еще переведен и пересказан Н.М.Карамзиным, а равным образом происхождение предания из среды потомственных дворцовых крестьян, предки которых служили еще Елене Глинской в 30-х гг. XVI в.
____________________
32 Об А.Я.Артынове см.: Астафьев А.В., Астафьева Н.А. Писатели Ярославского края. Ярославль, 1974, с. 158-160; Воронин Н.Н. «Сказание о Руси и о вечем Олзе» в рукописях А.Я.Артынова. (К истории литературных подделок начала XIX в.) // АВ за 1974 г., М., 1975, с. 175-198.
33 Артынов А. Воспоминания крестьянина села Угодич, Ярославской губернии Ростовского уезда.//ЧОИДР, 1882, кн. 1.М,, 1882. Смесь, с.12.
34 Лурье Я.С. Возрождение домыслов о сыне Соломонии Сабуровой и опричнине. // РЛ, 1986, № 3, с. 117-118.
СОЛОМОНИЯ САБУРОВА И ВТОРОЙ БРАК ВАСИЛИЯ III____________________
603
4. Фольклорные материалы. Записки А.Я.Артынова являются своего рода логическим «мостиком» от исторических документов и материалов к стихии фольклора, одновременно перенося интерес к Соломонии, очень скоро (со второй половины ХVI) усвоенной обиходом российской провинциальной Церкви в качестве местночтимой святой со своими чудесами, на ее сына, «князя Георгия Васильевича», использовавшего для своего «воплощения», как показал в ряде работ А.А.Крупп, вполне историческую фигуру сына боярского и разбойника Кудеяра Тишенкова35. Вместе с группой белевцев Тишенков в 1571 г. перебежал к крымскому хану, пришедшему под Тулу, ушел вместе с ним в Крым, откуда переписывался с Иваном IV, однако на Русь так и не вернулся.
Сам Кудеяр Тишенков никакой загадки для исследователя не представляет, однако народное предание, отождествившее его уже в 70-х гг. XVI в., как полагает Крупп36, с сыном Соломонии, «князем Георгием Васильевичем», и «вылепившее» из этой. контаминации благородного «разбойника Кудеяра», невольно поставило перед исследователями вопрос о реальности существования сына Соломонии как возможного соперника Ивана IV в его правах на московский престол.
Парадокс заключается в том, что сам Тишенков, которому в момент побега вряд ли было более 30 лет, никогда никаких претензий на московский престол не заявлял, точно так же как не проявлял к Тишенкову никакого особенного интереса и Иван IV, полагая его только разбойником, использованным московскими боярами-изменниками для сношений с подступившим к Туле крымским ханом. Такой взгляд на Тишенкова подтверждается «росписью» бежавших с ним его людей, быть может, составлявших разбойничью шайку37. Другими словами, Кудеяр
____________________
35 Крупп А.А. К вопросу об историческом прототипе Кудеяра-разбойника. // РФ, XV, Л., 1975, с. 234-239; он же. Предания о Кудеяре (судьба цикла). // Проблемы преподавания и изучения русского народного поэтического творчества. Республиканский сборник, вып. 3. М., 1976, с. 80-87; он же. Предания о времени Ивана Грозного (2. Предания о Кудеяре). // РФ, XVI, Л, 1976, с. 213-220.
36 «Историческим прототипом Кудеяра-разбойника был реальный Кудеяр Тишенков, который считался в народе царевичем Юрием, сыном Василия III от первого брака с Соломонией Сабуровой. Это обстоятельство обусловило широкое распространение преданий о Кудеяре на первом этапе их исторического развития, т.е. в 70-80-е годы XVI в.» (Крупп А.А. К вопросу об историческом прототипе…, с. 239).
37 Там же, с. 234-235.:
604____________________
ИССЛЕДОВАНИЯ И СТАТЬИ
Тишенков в момент побега на государевой службе не состоял, но с его именем оказались прочно связаны всякие рода разбои и грабежи, а в последующие века легенды о его «поклажах» (т.е. кладах), захоронениях, «городках» и пр. распространились настолько широко в народе, что им посвящена обширная краеведная литература, а образу самого Кудеяра - научные работы и романы, первый из которых был написан Н.И.Костомаровым в 1882 г., где Кудеяр предстает в качестве сына Соломонии Сабуровой от Василия III, вынужденного скрываться от преследований бояр и сына Елены Глинской, т.е. Ивана IV38.
Отсюда, от романа Костомарова, считают историки, и пошло дальнейшее распространение легенды о Кудеяре, как, якобы, спасшемся сыне Соломонии. Между тем, действительность не столь проста, как ее пытаются представить.
А.А.Крупп, всесторонне изучивший исторические и фольклорные материалы о Кудеяре-разбойнике и «боярском сыне» Кудеяре Тишенкове, в своих работах убедительно показал тождественность этих двух фигур как по причине отсутствия других известных «Кудеяров», так и по тому, что все «росписи поклаж» Кудеяра, во-первых, традиционно происходят «из Крыма», во-вторых, имея форму личных писем Кудеяра (или его товарищей) к своим друзьям или родственникам, содержат сообщение об «измене» царю Ивану Васильевичу или о «раздоре» с ним («нагрубил»). Однако, наряду с этим историческим Кудеяром, в легендах о нем и его «поклажах» исследователь выделил устойчиво проходящий мотив родства или свойства Кудеяра с «царем Иваном Васильевичем», объясняющий необходимость для Кудеяра бегства или сокрытия своего происхождения39.
Более того, выявление ряда публикаций, предшествующих роману Н.И.Костомарова о Кудеяре и, в свою очередь, восходящих к еще более ранним источникам, позволило А.А.Круппу показать, что легенда о тождестве Кудеяра и Юрия Васильевича, сына Соломонии Сабуровой, имела хождение в народе, по крайней мере, уже в начале прошлого века, т.е. задолго не только до романа Костомарова, но и до перевода у нас сочинения С.Герберштейна, содержащего рассказ об обстоятельствах развода и второго брака Василия III. И хотя пересказ этого сюжета
____________________
38 Костомаров Н.И. Кудеяр. Историческая хроника в трех книгах. СПб., 1882 (первая публикация - в журнале «Вестник Европы», 1875, кн. 4-6).
39 «Кудеяр представлен в фольклоре братом Ивана Грозного» (Крупп А.А. Предания о времени Ивана Грозного, с. 217 и сл.).
СОЛОМОНИЯ САБУРОВА И ВТОРОЙ БРАК ВАСИЛИЯ III____________________
605
Герберштейна был осуществлен Н.М.Карамзиным намного, раньше выхода в свет романа Н.И.Костомарова, последнее обстоятельство не играет никакой роли, поскольку в суздальском Покровском монастыре действительно жила легенда о сыне Соломонии/Софьи.
В «Историческом и археологическом описании Покровского девичья монастыря» И.Ф.Токмаков специально указывал, что «с правой стороны гробницы Соломонии находится полуаршинный памятник; как говорят, тут похоронен семилетний сын ее, родившийся в обители.»40 Официально надгробие это приписывалось малолетней «царевне Анастасии Шуйской», не находившей себе соответствия ни в документах, ни в сохранившихся родословных росписях князей Шуйских. Ее имя упомянуто только в двух вкладах в Покровский монастырь и более ничем не отмечено.
5. Материалы археологические. Новый интерес к истории Соломонии и к безымянному погребению Анастасии/Георгия возник после 1934 г., когда директор Суздальского музея А.Д.Варганов поднял находившуюся рядом с гробницей Соломонии/Софьи в склепе Покровского собора анонимную белокаменную плиту, своим орнаментом повторяющую близлежащую надгробную плиту «старицы Александры», сестры Василия III, скончавшейся в 1525 г., и обнаружил под ней «небольшую погребальную колоду, покрытую изнутри толстым слоем извести. В ней оказались остатки детской рубашки и истлевшее тряпье без каких-либо следов костяка», т.е. ложное погребение. В начале 1944 г. в отдел реставрации тканей Государственного Исторического музея в Москве без указания адреса и обстоятельств находки Варганов передал: «I) небольшой спуток обрывков шелковой, темнокоричневого цвета ткани, связанных между собой почерневшей металлической плетеной тесьмой; 2) нагрудные украшения из металлического шнурочка, рядами нашитого на шелковую ткань с разрезом посредине; 3) обрывок металлической тесьмы-плетенки с пришитым к нему сбоку меньшим концом та-
____________________
40 Токмаков И. Историческое и археологическое…, с. 46. Судя по всему, известие это И.Ф.Токмаков заимствовал у М.Д.Хмырова, который писал по поводу Соломонии: «Есть предание, похожее на истину, что Соломония, уже постриженная в Суздаль, родила сына Юрия, который жил с ней и умер 7 лет от роду. Камень, покрывающий его могилу, показывают возле гробницы Соломонии» (Хмыров М.Д. Алфавитно-справочный перечень государей русских и замечательных особ их крови. СПб., 1870, с. 75, № 178).
606____________________
ИССЛЕДОВАНИЯ И СТАТЬИ
кой же плетенки, оборванным книзу; 4) наподолъное украшение из металлического шнурка, рядами нашитого на шелковую ткань с двумя оборванными концами плетенки внизу; 5) плетеный поясок из некрученого шелка красноватого цвета и металлических нитей с обрывками кисточек на концах» 41.
В результате долгой и кропотливой работы реставратором Е.С.Видоновой была восстановлена рубашка мальчика 3-5 лет принадлежавшего к высшему классу общества, из шелковой тафты червчатого цвета с ластовицами, подкладом и подоплекой синего цвета, украшенная серебряными нашивками и остатками жемчужного шитья по воротовому разрезу, рукавам и подолу, вместе с пояском из шемаханского шелка с пряденым серебром и кисточками на концах, по материалу и технике шитья уверенно датируемые первой половиной XVI в.42
К сожалению, не всё так ясно с открытым Варгановым погребением, традиционно представляемым как «ложное», в действительности же, требующем повторного изучения.
Сложность его осмысления заключается в том, что до нас не дошли никакие документы, фиксирующие процесс раскопок, которых, скорее всего, не было, а сами «раскопки», по-видимому, проводились по инициативе местного ОГПУ-НКВД в поисках драгоценностей, что было обычно в то время, поскольку из примечания редакции журнала к статье Е.С.Видоновой (со слов АД.Варганова или Н.Н.Воронина) явствует, что «директор Суздальского музея А.Д.Варганов» только «присутствовал при ликвидации усыпальницы». Как бы то ни было, внутри колоды лежали «остатки «…» рубашки и истлевшего тряпья без каких-либо остатков и следов костяка»43, а вовсе не «кукла», как можно прочесть в ряде изданий, в том числе и у самого А.Д.Варганова, писавшего, правда, почти полвека спустя44. Еще более любопытны
____________________
41 Видонова Е.С. Детская одежда начала XVI в. // КС ИИМК, вып. 36, Л. 1951,с.68.
42 Там же, с. 68-75.
43 Там же, с. 75.
44 В очерках по истории и архитектуре Суздаля, вышедших в 1971 г., А.Д. Варганов довольно подробно останавливается на истории Соломонии Сабуровой и публикует план усыпальницы в подклете Покровского собора, из которого следует, что кенотаф Георгия находился в юго-западном углу, отгороженный от остального пространства надгробием Соломонии/Софьи. Вот что он пишет по этому поводу: «Гробница таинственного Георгия сохранялась в обширной усыпальнице под Покровским монастырем (так! - А.Н.) до 1934 года под видом гробницы Анастасии Шуйской, дочери ца-
СОЛОМОНИЯ САБУРОВА И ВТОРОЙ БРАК ВАСИЛИЯ III____________________
607
сведения, содержащиеся в описании остатков рубашечки, где, перечисляя подученные от Варганова фрагменты, Видонова пишет: «Со всего этого материала сыпалась сухая земля, смешанная с мельчайшими блестками серебра. Обрывки тканей, металлические нашивки (на груди у ворота. - А.Н.) и поясок были покрыты темнокоричневыми пятнами, покоробились и были жестки наощупь. Ткань сморщилась и слежалась. Металлические шнуры потемнели…»45
В этом описании интересны два обстоятельства - «земля» и «пятна» - которые в свое время не привлекли должного внимания ни А.Д.Варганова, ни реставраторов, тем более, что остатки ткани были переданы в отдел реставрации ГИМа только спустя десять лет после вскрытия захоронения. Создается впечатление, что сохранившаяся погребальная колода до вскрытия уже была заполнена землей, которая могла попасть туда лишь в том случае, если ее вскрывали в прошлом и в ней рылись. О том же говорит скомканность, перепутанность остатков рубашки и какого-то «тряпья». Приходится только сожалеть, что после фиксации наличия на грудных нашивках «темнокоричневых пятен», которые могли быть пятнами крови, не были проведены соответствующие анализы. Сейчас восстановленная рубашка с пояском из погребения выставлена в экспозиции Суздальского музея-заповедника.
____________________
ря Василия Ивановича, сосланной вместе с матерью в 1610 году в Покровский монастырь. Археологические раскопки, проведенные в Покровской усыпальнице в 1934 году, позволили установить следующее: в гробике-колоде (так! - А.Н.), открывшимся в раскопе, было обнаружено подобие куклы, сделанной из шелковых древних тканей, завернутых в материю и опоясанных пояском с кисточками. Костей погребенного не обнаружено. После реставрации тканей реставратором Видоновой по типичным для княжеской одежды золотым прошвам (так! - А.Н.) была восстановлена мальчиковая рубашка. Как орнамент надгробной плиты, так и обнаруженные в гробике ткани, отнесены реставратором к началу XVI века. Полученные материалы полностью отвергли уверения духовенства в том, что гробница принадлежит Анастасии Шуйской «…» и дает повод думать о сохранении княжича, воспитывавшегося, вероятно, в каких-то боярских семьях» (Варганов А.Д. Суздаль. Очерки по истории и архитектуре. Ярославль, 1971, с.151-152). Подлинное же место погребения Анастасии Шуйской Варганов, не приводя никаких пояснений, указывает на плане помещения с северной стороны южного столпа, т.е. в центре усыпальницы (там же, с.149).
45 Там же, с. 68.
608____________________
ИССЛЕДОВАНИЯ И СТАТЬИ
Другим предметом, прямо связываемым легендой с Соломонией/Софьей, является икона Богоматери Владимирской XVI в. на липовой (?) доске размером 34,5х30,0 см с написанными на полях предстоящими св. Василием Великим и св. Соломонией, летом 1954 г. обнаруженная в фондах Владимирского областного краеведческого музея Н.А.Деминой и И.А. Ивановой, научными сотрудниками Музея древнерусского искусства им. А.Рублева в Москве, где она теперь и хранится в ожидании своего исследования и расчистки от записей ХVII-ХVIII вв.
Столь исключительное сочетание имен предстоящих святых, сразу наводящее на мысль о связи данной иконы с персонажами нашей истории, представленными на полях тезоименными святыми, соответствие времени написания иконы интересующим нас событиям, подтверждается плохо читаемой карандашной записью начала XX в. на обратной стороне доски, несущей также более светлое пятно от давно утраченной наклейки:
«1508 г. из рода бояр вел. кн. Соломонии //перешла в род Денисовых // из рода Денисова в род Кошутиных // Денисов Степан (?) дочь выдал за Кошутина (Ивана?) //Этой иконой… // Степан Кошутин (24) и Анна Денисова (20 л.) 1826 // Иван Кошутин (22) и Екатерина Терентьева (20), 1848 //…. Кошутин (29) и Мария Рыбина (22), 18[78] // Дмитрий Кошутин, Елизавета Рубцова (?)…»46.
Строго говоря, об истории этой иконы в XVI в. ничего не известно кроме того, что она могла быть связана с судьбой Соломонии/Софьи и ее сына, если последовала за ним из Покровского монастыря в мир. Но это не более, чем догадка. Находка ее во Владимире, неподалеку от Суздаля, позволяет думать, что упоминаемый в надписи «род Денисовых» тождественен известным с XVII в. купцам Денисовым, «владимирцам гостиной сотни», ведущим свой род от новгородских купцов, выселенных в 1489 г. во Владимир Иваном III вместе с 17 другими семьями47. Связи их с Сабуровыми неизвестны, так же как непонятна ука-
____________________
46 МиАР, инв. № 1 оф, КП-662, об.
47 «Известны выселенные из Новгорода следующие фамилии: Денисовы, Столетовы, Сомовы, Боровецкие, Кошутины. Говорят, было выселено 17 семейств, которым дано было во Владимире место для жительства на улице Варварке за р. Лыбедью. «…» Особенным почетом пользовались во Владимире Денисовы и Сомовы. Они в XVIII веке вели юхотную торговлю в Петербурге и имели во Владимире кожевенные заводы» (Касаткин В.В. Часть гор. Владимира от кремля до Золотых ворот. // ТВУАК, вып. 7, Владимир, 1905,с.9-10).
СОЛОМОНИЯ САБУРОВА И ВТОРОЙ БРАК ВАСИЛИЯ III____________________
609
занная на обороте иконы дата - 1508 г., в жизни Соломонии отмеченная разве только переездом «на новый двор» в Кремле. Здесь скорее было бы ожидать указания на 1505 (7013) год, когда она стала великой княгиней, или на 1518 (7026), когда она с Василием III посетила Покровский монастырь в Суздале. Возможно, эта последняя дата и была указана на отпавшем листке уже в переводе на современное летосчисление, но прочитана как «1508»? Точно так же остается неизвестным, как и при каких обстоятельствах эта икона попала к Денисовым «из рода бояр великой княгини Соломонии», однако совершенно пренебречь ею при разработке истории Соломонии/Софьи историк не в праве.
***
Выше я перечислил все факты, которыми располагает на сегодняшний день исследователь, приступающий к рассмотрению вопроса о существовании сына Соломонии. Попробуем в них теперь разобраться, имея в виду, что другие свидетельства, которые могут быть привлечены для подкрепления этой гипотезы, имеют не абсолютное, а только вспомогательное значение, поскольку могут быть истолкованы иначе или не иметь к данному вопросу прямого отношения.
Наличие слухов, записанных С.Герберштейном, какого-то секретного доклада комиссии, за которым последовал подарок Соломонии/Софье, устойчивая легенда о Георгии, нашедшая отражение как в фольклоре (Кудеяр/Георгий), так и в монастырском предании (Анастасия/Георгий), пустое погребение, обнаруженное АД.Варгановым, подкрепляют слух о рождении у Соломонии сына и делают его в высшей степени вероятным. Но как это могло произойти? Отсутствие детей у Василия III и Соломонии на протяжении двадцати лет (свадьба их состоялась «7014 (1505) года, сентября 4, в четверток») заставляет подозревать в бесплодии Соломонию, но не снимает подозрений и с Василия III.
Безусловно против Соломонии говорят показания ее брата И.Ю.Сабурова и других свидетелей, которых мы проверить не можем, тогда как против Василия говорит затянувшееся на три с половиной года (с 21.1.1526 по декабрь 1529 г.) бесплодие его второй партнерши, Елены Глинской. Более того, в своей «Истории…» Курбский прямо пишет о неспособности великого князя «ко плодотворению» уже во втором браке и о поиске средств к этому с помощью знахарей, чародеев и пр., т.е. о повторении истории с Соломонией. В отношении Елены Глинской можно с
610____________________
ИССЛЕДОВАНИЯ И СТАТЬИ
очень высокой долей вероятности утверждать, что она, имея перед глазами судьбу своей предшественницы, прибегла к помощи другого мужчины, и что этим мужчиной был с самого начала ее любовник и фаворит, князь И.Ф.Овчина Телепнев-Оболенский, занявший место рядом с ней сразу же после смерти Василия III и расправившийся с регентским советом.
Обо всём этом известно со слов того же С.Герберштейна, который писал о дяде Елены, князе М.Л.Глинском, назначенным в числе опекунов малолетнего Ивана IV: «Но впоследствии, видя, что сразу по смерти государя вдова его стала позорить царское ложе с неким [князем] по прозвищу Овчина, заключила в оковы братьев мужа, сурово обращается с ними и вообще правит слишком жестоко, Михаил исключительно по прямодушию своему и долгу чести неоднократно наставлял ее жить честно и целомудренно; она же отнеслась к его наставлениям с таким негодованиям и нетерпимостью, что вскоре стала подумывать, как бы погубить его. Предлог был найден: как говорят, Михаил через некоторое время был обвинен в измене, снова ввергнут в темницу и погиб жалкой смертью; по слухам, и вдова немного спустя была умерщвлена ядом, а обольститель ее Овчина был рассечен на куски»48. Другими словами, опять же с высокой степенью вероятности, можно считать, что дети Елены Глинской - дети И.Ф.Овчины Телепнева-Оболенского. Окончательно убедиться в этом возможно, только проведя биохимические и генетические исследования останков всех задействованных в этих событиях лиц -Василия III, Елены, князя Овчины, Ивана IV и его брата Юрия. Но вот что бросается в глаза уже сейчас.
Мы не знаем случаев резкого отклонения в психике у потомков Ивана III и Софьи Палеолог (бесплодие Василия III не имеет к этому отношения, к тому же «опровергается» плодовитостью старицкой линии: сын Андрея Ивановича, Владимир Андреевич старицкий, был плодовит в обоих браках). В роду Глинских, похоже, тоже нет никаких психических отклонений, но вот прозвища в роду Оболенских - «Немой», «Лопата», «Глупый», «Медведица», «Телепень», «Сухорукий» - заставляют подозревать устойчивые генетические нарушения. Что же касается собственно детей и потомков Елены, то здесь мы сталкиваемся с повторяющейся закономерностью. Иван IV в своих действиях и взаимоотношениях с окружающими являет безусловно нарушенную психику («един таковый прелютый и
____________________
48 Герберштейн С. Записки о Московии…, с.88.
СОЛОМОНИЯ САБУРОВА И ВТОРОЙ БРАК ВАСИЛИЯ III____________________
611
кровопийца и погубитель отечества, иже не токмо в Русской земле такого чюда и дива не слыхано, но воистинну нигде же, мню, зане и Нерона презлаго превзыде лютостию и различными неисповедимыми сквернами… жруще и растерзающе рабов Божиих»49; его брат Юрий - дебилен («а другой был без ума и без памяти и бессловесен, тако же аки див якои родился»50).
Показательно, что сходную картину являют дети Ивана IV от первого брака: Иван, повторяющий характер отца, и Федор, немногим лучше своего дяди Юрия51. В целом же, комплекс этих фактов представляется достаточно убедительным, чтобы признать отцовство Ивана IV за И. Ф. Овчиной, несмотря на попытки Р.Г.Скрынникова в своей, недостойной подлинного историка по количеству неизвинительных домыслов книге, представить это «пустой клеветой на великокняжескую семью»52.
____________________
49 Сочинения князя Курбского…, стб.291.
50 Там же.
51 «Теперешний царь (по имени Федор Иванович), относительно своей наружности, росту малого, приземист и толстоват, телосложения слабого и склонен к водяной; нос у него ястребиный, поступь нетвердая от некоторой расслабленности в членах; он тяжел и недеятелен, но всегда улыбается, так что почти смеется. Что касается других свойств его, то он прост и слабоумен» (Флетчер Д. О государстве Русском. СПб., 1905, с. 122).
52 Скрынников Р.Г. Иван Грозный. М., 1975, с. 11. Из этого сочинения любознательный читатель может узнать, что «бояре-опекуны короновали трехлетнего Ивана через несколько дней после кончины великого князя» (с. 10 и 19), что Овчина свою «карьеру сделал на поле брани, а не в великокняжеской спальне» (с. 11), что «об авантюрных похождениях [Михаила] Глинского знала вся Европа» (с. 12), что Иван IV в детстве был «заброшенным сиротой» (с. 17), что Курбский был «другом царя» (с. 19), Иван Дорогобужский и Федор Овчина оказываются родными братьями (с. 25), что «неурожаи случались часто, но они не захватывали всю страну разом и не имели катастрофических последствий» (с. 26), что ранее была «однородная масса боярства» (с. 31), что митрополит Макарий был «посредственный писатель» (с. 32), а Сильвестр выделялся «в толпе стяжателей, сребролюбивых и пьяных князей церкви», но «никогда не умел устроить своих дел» (с. 41), что Иван IV «много раз, не щадя здоровья, ополчался на врагов» (с. 46), что «Грозный после 34 лет занялся литературным трудом и стал едва ли не са-мым плодовитым писателем своего времени» (с. 62), что «при случае Василий III посылал жене Елене собственноручные записочки» (там же), и так на протяжении 241 страницы текста. Не менее подобострастная биография Ивана IV написана В.П.Кобриным (Кобрин В. Иван Грозный. М., 1989).
612____________________
ИССЛЕДОВАНИЯ И СТАТЬИ
О том, насколько широко такие толки и слухи о незаконнорожденности Ивана IV обращались среди москвичей, если не по всей Московии, говорит выделенный мною еще в 1971 г. странный, на первый взгляд, текст среди сочинений И.С.Пересветова, где, излагая задним числом «пророчества латинских философов и докторов», он писал буквально следующее: «В Литве пишут философи и дохтуры латынския «…» про государя, благовернаго царя и великого князя Ивана Василиевича всея Русии московскаго, что он, государь, зачался от великаго божия милосердия и от сердечных молитв к богу отца своего и матери и породился от великий мудрости по небесному знамению на исполнение правды в его царстве. «…» «И по мале времени, пишут философи и дохтуры, приидеть на него, государя, охула от всего царства, от мала и от велика, и будут его. государя, хулити, не ведаючи его царскаго прирожения (выделено мною. - А.Н.), и впадут в великий грех»53.
Комментируя тексты, изданные А.А.Зиминым, Я.С.Лурье предположил, что здесь Пересветов намекает на какие-то «астрологические предсказания, якобы сделанные латинскими философами и докторами Ивану IV»54. Догадка эта ничем не обоснована и явно неудачна, поскольку приведённый пассаж направлен, в первую очередь, на утверждение «законности» происхождения Ивана по причине его «великия мудрости». Я.С.Лурье полагает выделенную мною фразу не толками о происхождении царя, а отголосками «картины общего недовольства царем», имея в виду какие-то конкретные мероприятия московского правительства55. Не представляю, как это можно согласовать с текстом, не противореча логике. Более того, уверен, что здесь перед нами первое достоверное свидетельство широкого распространения толков в боярстве и народе о происхождении Ивана IV, поднявшихся в конце 40-х гг. XVI в. в связи с вопросом венчания его на царство, с чем вынужден был согласиться и А.А. Зимин, писавший в «конвойной» статье, сопровождавшей мой очерк 1971 г. о Соломонии и сыне Елены Глинской: «Да, так действительно можно понять текст «предсказаний», написанных Пересветовьм»56, о чем умолчал Я.С.Лурье57.
____________________
53 Пересветов И.С. Первое предсказание философов и докторов. // Сочинения И.Пересветова. Подготовил текст А.А.Зимин. Под ред Д.СЛихачева. М.-Л., 1956, с. 161-162.
54 Лурье Я.С. Комментарии к тексту Музейного списка Полной редакции. // Сочинения И.Пересветова.., с. 295.
55 Там же, с. 296.
56 Зимин А. Существовал ли «невидимка» XVI в.? // Знание-сила, 1971, № 8, с. 47. Стоит отметить, что до того момента сам Зимин не обратил ни-
СОЛОМОНИЯ САБУРОВА И ВТОРОЙ БРАК ВАСИЛИЯ III____________________
613
Весьма вероятно, что, дальнейшие поиски в этом направлении обнаружат, как и в случае с текстами И.С.Пересветова, новые факты, оставшиеся не замеченными предшествующими исследователями. Невключение Елены в регентский совет при малолетнем Иване IV умирающим Василием III, дворцовый переворот, совершенный очень быстро Еленой с князем Овчиной, в результате которого члены его были отстранены и даже уничтожены (МЛ.Глинский), уничтожение братьев Василия III, смерть Елены (по С.Герберштейну - от яда) и последующая немедленная расправа бояр с князем Овчиной, дьяком Мишуриным, а некоторое время спустя и с митрополитом Даниилом, позволяет считать «пустую клевету на великокняжескую семью» абсолютно справедливой. По юридической терминологии того времени, Иван IV оказывается «выблядком», продуктом связи между Еленой и князем Овчиной, не имеющим в себе ни капли великокняжеской крови, и его сохранение в качестве наследника престола может объясняться только компромиссом между боярскими группировками, отложившими решение его судьбы на более позднее время за отсутствием претендентов и из нежелания смуты в Московском государстве.
Анализ ситуации с Еленой Глинской и ее детьми естественно возвращает нас к вопросу о Соломонии и ее сыне, которая точно так же должна была для его зачатия «сменить партнера». В том, что она это сделала и подмена была во всех отношениях удачна, убеждает реакция великого князя на слухи (побил и прогнал бывших камер-фрейлин Соломонии, не донесших вовремя о беременности) и на доклад секретной комиссии. Узнать о беременности великой княгини «из ее собственных уст» бывшие камер-фрейлины могли только сразу за пострижением, когда Соломония/Софья находилась в московском Рождественском монастыре, и куда, судя по всему, Василий III направил комиссию из перечисленных С.Герберштейном лиц - Г.Н.Меньшого-Путятина и Третьяка Михайловича Ракова, хотя, как я писал, австрийский посол мог спутать его с Ф.М.Мишуриным58 «любимым дьяком» великого князя, одним из дове-
____________________
какого внимания на вполне определенный подтекст этих «предсказаний» ни во время подготовки сочинений Пересветова к изданию, ни при работе над специально посвященной ему монографией (Зимин А А. И.С.Пересветов и его современники. М., 1958, с. 265, 278 и др.), так что указание на них явилось для историка полной неожиданностью (Никитин А. Точка зрения, с 333-334).
57 Лурье Я.С. Возрождение домыслов…, с. 116-117.
58 Никитин А. Точка зрения…, с. 312.
614____________________
ИССЛЕДОВАНИЯ И СТАТЬИ
реннейших его людей, как и двое других59. Иными словами, Герберштейн назвал именно тех людей, которым только и мог доверить Василий III выяснение столь щекотливого дела.
Нам неизвестен доклад комиссии из доверенных дьяков, однако он был безусловно благоприятен для бывшей великой княгини, которая была отправлена в патронируемый ею Покровский монастырь в Суздале, подальше от Глинских и митрополита Даниила, после чего 7 мая 1526 г. монастырь получил в подарок село Павловское Суздальского уезда60, а 19 сентября того же года уже сама Соломония/Софья - село Вышеславское, которое можно рассматривать в качестве традиционного подарка великого князя своей супруге после рождения наследника. Подтверждением именно такого истолкования дара может служить построенная Василием III спустя год, в апреле 1527 г., наряду с двумя другими каменными церквами (в Кремле и на Арбате), у Фроловских (Покровских) ворот обетная церковь во имя св. мученика Георгия61, сразу заставляющая вспомнить такую же обетную (и поставленную тоже через год после рождения первенца у Елены Глинской) деревянную церковь на Старом Ваганькове62. По отношению к Соломонии/Софье так могло быть только в том случае, если ребенок действительно существовал, родился в нужные сроки и был признан Василием за своего сына.
Попробуем это проверить расчетами.
Согласно сведениям Постниковского летописца, 10 сентября 1525 г. Василий III один уехал в осенний объезд и вернулся в Москву 10 ноября63, после чего принял окончательное решение о пострижении Соломонии, предварив ее арест и ссылку формальным «розыском о неплодии», состоявшем в снятии показаний с брата великой княгини (23.11.1525 г.), ее приближенных и слуг, а также знахарок, обретавшихся в столице. Поскольку «опала» (указ об аресте и ссылке) Соломонии была объявлена уже 28.11.1525 г., резонно предположить, что со времени возвращения в Москву Василий III не виделся с княгиней и не имел с
____________________
59 О них см.: Веселовский С.Б. Дьяки и подьячие ХУ-ХУП вв. М., 1975.
60 «Се яз князь великий Василей Иванович всеа Русии пожаловал есми Пречистые Покрова святые Богородицы игуменью Ульянею и всех сестр. что есми их пожаловал, дал есми им в дом Пречистые Покрова в Суждале, свое село Павловское с деревнями и с починки, что было княж Михайлово Бибичева…» (АИ, т. I. СПб., 1841, № 131, с. 192-193).
61 ПСРЛ, т. 8. Воскресенская летопись. СПб., 1859, с. 272.
62 Там же, с. 278.
63 ПСРЛ, т. 34. Постниковский летописец. М., 1978, с. 15.
СОЛОМОНИЯ САБУРОВА И ВТОРОЙ БРАК ВАСИЛИЯ III____________________
615
ней ни супружеских, ни каких-либо иных сношений. В таком случае, чтобы убедить великого князя в том, что именно он является отцом ребенка, Соломония должна была зачать его не, позднее второй половины августа - начала сентября, а родить - в первой половине или середине апреля.
С последним хорошо согласуются известные нам факты; «беспричинный» подарок Покровскому суздальскому монастырю села Павловского 7.5.1526 г. и наречение сына Соломонии/Софьи «Георгием», поскольку в апреле отмечается память трех Георгиев (по старому стилю): 4 апреля (преподобного), 7 апреля (святого) и 23 апреля (великомученика, покровителя Москвы). Судя по всему, сыну Соломонии тезоименен был именно последний, великомученик Георгий, в честь которого была сооружена церковь, просуществовавшая у Фроловских (Спасских) ворот до 1808 г. Если следовать сообщению Григория Котошихина, что при рождении младенца в царской семье «дается «…» имя от того времени как родится, сочтя вперед в восьмой день, которого святого день, и ему тож имя и будет»64, мы получаем гипотетическую дату рождения «Георгия Васильевича» - 15 апреля 1526 г., хотя предопределенность наречения его «княжеским» именем допускает здесь любые отклонения от правила.
Здесь уместно вспомнить обнаруженную Г.Л.Григорьевым запись во Вкладной книге ростовского Борисоглебского монастыря, что «по князе Юрье Васильевиче память априля в 22 день панахида пети и обедни служити собором, докуды и монастырь стоит»65. Как справедливо заметил в своей работе автор, хотя поминаемый указан в числе членов великокняжеского дома, подобная календарная дата никоим образом не может быть связана с памятью о Юрии Васильевиче, брате Ивана IV, поэтому можно думать, что перед нами первое достоверное упоминание о дне смерти сына Соломонии66. Мне представляется, что здесь указан канун его именин, - единственная дата, которая с наибольшей вероятностью может быть отнесена именно к сыну Соломонии и могла быть известна современникам.
Таким образом, попытка определить время рождения сына Соломонии подтверждается результатами независимых расчетов:
____________________
64 Котошихин Г. О России в царствование Алексея Михайловича. СПб., 1906, с. 15.
65 Вкладные и кормовые книги Ростовского Борисоглебского монастыря в ХV, XVI, XVII и XVIII столетиях. Ярославль, 1881, с. 3.
66 Григорьев Г.Л. Кого боялся…, с. 61-62.
616____________________
ИССЛЕДОВАНИЯ И СТАТЬИ
хорошо согласуется с майским подарком Василия III Покровскому монастырю и осенним подарком самой Соломонии/Софье, когда великий князь смог заподозрить бесплодность своего второго брака. С большей осторожностью приходится говорить о времени перевода Соломонии из Москвы в Суздаль, поскольку это могло быть сделано и до свадьбы Василия с Еленой, и после нее, хотя вероятнее всего первый вариант, в какой-то мере подтверждаемый летописным отрывком, содержащим рассказ «О пострижении великиа княгини Соломаниды»67.
Разобравшись, насколько это возможно, с датой рождения «Георгия Васильевича», мы получаем объяснение ряду непонятных фактов, косвенно подтверждающих его появление на свет. К их числу относится, например, загадочное отсутствие упоминания имени И.Ю.Шигоны-Поджогина в летописях на протяжении 1526-1530 гг. Ближайший доверенный исполнитель воли Василия III, проводивший, как можно понять из слов С.Герберштейна, арест и постриг Соломонии, последний раз упомянут в свадебном разряде Василия и Елены, а затем надолго исчезает из документов, чтобы вновь появиться, будучи выпущенным из «нятства» в сентябре 1530 г. по случаю рождения Ивана IV68. Попытки историков объяснить опалу Шигоны-Поджогина «жестоким обращением с Соломонией» (см. свидетельство Герберштейна) не выдерживают критики уже потому, что это «жестокое обращение» не помешало его участию в свадебных торжествах, начавшихся 21 января, в воскресенье, в пятом часу дня, а закончившихся 28 января 1526 г.
Опала на Шигону-Поджогина, который вел «розыск о неплодии» и руководил арестом и постригом Соломонии, в том же 1526 г. после свадьбы с Еленой Глинской, как и его освобождение после рождения первенца у Елены, позволяют предположить, что причиной ее стало рождение сына у бывшей великой княгини в установленные сроки и, следовательно, скрытый от великого князя факт беременности Соломонии с целью, вкупе с митрополитом Даниилом, провести на трон свою ставленницу, оказавшуюся бесплодной. Беременностью Соломонии можно объяснить скоропалительность «расследования» и быстроту, с которой Шигона удалил ее из кремлевских теремов в Спасо-Рождественский на Рву девичий монастырь.
Похоже, в результате тех же причин и на тот же срок из летописей исчезает имя митрополита Даниила, причем все торжест-
____________________
67 Тихомиров М.Н. Новый памятник…, с. 164-166.
68 ПСРЛ, т. 28. Летописный свод 1497 г. Дополнения. М.-Л., 1963, с. 161.
СОЛОМОНИЯ САБУРОВА И ВТОРОЙ БРАК ВАСИЛИЯ III____________________
617
ва, связанные с рождением и крещением Ивана IV, проходят без него; не присутствует Даниил и при построении в августе 1531 г. на Старом Ваганькове «обыденной» обетной церкви Усекновения главы Иоанна Крестителя, тезоименного великокняжескому первенцу69. Столь же симптоматично и другое. Начав в 1525 г. жестокие преследования «нестяжателей» в угоду митрополиту Даниилу и «осифлянам» (процессы Берсеня Беклемишева, Федора Жареного, Максима Грека и др.), после второй свадьбы великий князь прекращает эти гонения и, что особенно интересно, за пять дней до царского подарка Соломонии/Софье, 14 сентября 1526 г. по челобитью главы «нестяжателей» Вассиана Патрикеева Василий III направляет ростовскому архиепископу Кириллу грамоту, запрещающую тому вступаться в дела «заволжских старцев», иноков Ниловой (Сорокой) пустыни, основного «гнезда» противников митрополита70. Только после рождения Ивана IV Василий III выдал князя-инока «презлым иосифлянам», которые в 1531 г. сразу же организовали новый политический процесс, выставив на него и старых узников с Максимом Греком71.
Всё это дает основания согласиться с предположением Г.Л.Григорьева, что, похоже, не получая доказательств беременности второй жены, Василий III не только готовился признать сына Соломонии/Софьи своим сыном, но и склонялся к тому, чтобы в случае необходимости объявить его своим наследником72.
Естественно, после долгожданного рождения Ивана IV ситуация коренным образом изменилась как для «нестяжателей», так и для обитателей Покровского монастыря в Суздале. «Георгий Васильевич» стал теперь не только никому не нужен, но и крайне опасен. Он должен был либо исчезнуть, либо умереть. Что произошло на самом деле, мы вряд ли узнаем с достоверностью, потому что с момента выхода Георгия за стены Покровского монастыря нам известно только его «фольклорное бытие», столь многообразно преломившееся в народном воображении. Со временем возникновения возможной версии о смерти Георгия - во второй половине 1531 г. - хорошо согласуются размеры рубашечки, восстановленной Е.С.Видоновой (3-5 лет), и монастырское предание, правда, несколько отодви-
____________________
69 ПСРЛ, т. 8. Воскресенская летопись. СПб., 1859, с. 278; ПСРЛ, т. 13. Патриаршая или Никоновская летопись. СПб., 1904, с. 59.
70 Казакова Н.А. Очерки по истории…, с.119; ААЭ, т. I. СПб., 1836, №173.
71 Казакова Н.А. Очерки по истории…; Судные списки Максима Грека и Исака Собаки. М., 1971.
72 Григорьев Г.Л. Кого боялся…, с. 11-12.
618____________________
ИССЛЕДОВАНИЯ И СТАТЬИ
гающее это событие (7 лет по М.Д.Хмырову). Похоже, именно тогда в склепе Покровского собора возникло погребение, отмеченное небольшим белокаменным надгробием без надписи под которое, судя по всему, А.Д.Варганов заглянул не первым.
А кто был первым и когда?
Выше я изложил признаки того, что погребение вскрывали. Вряд ли теперь можно узнать, был ли в колоде труп мальчика, изъятый следователями, или же это было классическим ложным погребением (кенотафом). Но время вероятной эксгумации можно попытаться определить, заодно уточнив хронологию событий в жизни иноки Софьи. Напомню, что спорным вопросом в ее биографии остается ссылка в Каргополь, о которой сообщают Постниковский летописец, А.М.Курбский и, по-видимому, автор «Московской Истории», цитируемой И.Е.Забелиным.
Решить вопрос о времени ссылки Соломонии/Софьи в Каргополь помогает всё тот же Постниковский летописец, сообщающий, что она «была в Каргополе пять лет, и оттоле переведена бысть в Девичь манастырь в Суздаль к Покрову пречистые»73. Отмеченный здесь отрезок времени - «пять лет» - точно соответствует протяженности правления Елены Глинской и князя Овчины, показывая, что бывшая великая княгиня была сослана в Каргополь тотчас же после смерти Василия III и также сразу возвращена в Суздаль после расправы с Еленой и ее любовником. Резонно предположить, что одновременно с высылкой «иноки Софьи» произошло и вскрытие захоронения. В таком случае «семь лет», которые монастырское предание отводит сыну Соломонии на жизнь в стенах Покровского монастыря в Суздале74, оказываются точно отсчитаны от его рождения (весна 7034 г.) до вторичного ареста его матери и вскрытия погребения (весна 7041 г.).
Такая последовательность событий - ссылка Соломонии/Софьи в Каргополь вскоре после смерти Василия III, хорошо согласуется с подтвердительной записью на обороте дарственной Василия III на село Вышеславское 10 марта (мая?) 1534 г. Иными словами, Василий III умер 3 декабря 1533 г., а еще до 10 марта (мая?) 1534 г. Соломония/Софья из Покровского монастыря была отправлена в Каргополь, и когда потребовалось подтверждение ее именного дара, он был переписан уже на обитель. Тот же расчет времени показывает, что в Суздаль она вернулась в 1539 г. и там прожила недолгий остаток своей жизни, упокоившись, наконец, рядом с подлинной (или ложной) могилой своего сына.
____________________
73 ПСРЛ, т. 34. Постниковский летописец. М., 1978, с. 15.
74 Токмаков И. Историческое и археологическое…, с. 46.
СОЛОМОНИЯ САБУРОВА И ВТОРОЙ БРАК ВАСИЛИЯ III____________________
619
Остается выяснить, когда умерла Соломония/Софья. Посвятивший этому вопросу специальную статью К.Н.Тихонравов попытался опровергнуть общепринятую дату ее смерти - 18 декабря 1542 г. - обращением к двум источникам: надписи на доске гробницы в склепе Покровского собора и Столовой книге 1685 г. этого же монастыря. Последняя прямо указывает: «Декабря в 16 день праздновали великой княгине Соломаниде, в иноцех преподобной Софьи»75, что является, скорее всего, наиболее точной датой ее смерти. Однако приводимая Тихонравовым надпись на доске гробницы вызывает ряд недоуменных вопросов: «В 1526 году благоверный великий князь Василий Иванович всея Русии, супругу свою благоверную великую княгиню Соломонию Юрьевну, живши с нею в супружестве двадесят лет и два месяца, бесчадства ради и немощи, по совету ея, постриже ю в монашество в оном монастыре и иарече имя ей София, которая поживши в том монастыре в иноческом чину благодатно и богоугодно семнадцать лет и полтора месяца, преставилась в 1543 (так! - А.Н.) году декабря в 16 день и погребена бысть в том Покровском монастыре под церковию Покрова Богородицы…»76
Содержащиеся в этой надписи цифры убеждают, что мы имеем дело не с первоначальным, а поновленным поздним текстом, где время жизни указано на год и месяц больше, время пребывания великой княгиней - на месяц меньше реального (свадьба 4.9.1505 г., опала 28.11.1525 г.), а время пребывания в Покровском монастыре исчисляется с момента пострига (29 или 30.11.1525 г.) без перерыва и тоже увеличено на один месяц. Причиной этого является ошибка в дате прибытия Соломонии в Суздаль после пострижения, которую мы находим повторенной и у И.Ф.Токмакова - 20 ноября 1526 г.77, что никоим образом не соответствует действительности. Скорее всего, это ее второе прибытие в Покровский монастырь, день возвращения Соломонии/Софьи из каргопольской ссылки, который позволяет восстановить полную дату - 20 ноября 1539 г. Вместе с тем, окончательная дата смерти Соломонии/Софьи в Покровском монастыре с наибольшим вероятием может быть определена как 16.12.1542 г.
____________________
75 Книга столовая суздальского Покровского девичьего монастыря 1685 г. // Ежегодник Владимирского губернского статистического Комитета, т. I, вып. 2, Владимир, 1876, стб. 113.
76 Там же, стб. 123.
77 Токмаков И. Историческое и археологическое…, с. 12.
620____________________
ИССЛЕДОВАНИЯ И СТАТЬИ
Подводя итоги рассмотрения имеющегося в распоряжении историка материала, мне представляется, что гипотезу о существовании сына у Соломонии/Софьи сейчас уже можно принять в качестве исторического факта, достаточно серьезного, чтобы оказывать влияние на поступки своих современников, осуществлявших управление страной, но - только до 25 августа 1530 г., т.е. до момента рождения будущего Ивана IV. Всё последующее может быть отнесено к области догадок и предположений, которые определяют поступательное движение науки, собственно научный поиск, пока не будут доказаны или окончательно опровергнуты.
Первыми профессиональными историками, заинтересовавшимися возможной судьбой сына Соломонии/Софьи и его возможной роли в событиях середины и второй половины XVI в. после (?) публикации записок А.Я.Артынова, стали И.Е.Забелин, который прямо указывал, что слух о рождении Георгия «есть крамольная попытка внести смуту в государеву семью и в государство, первая попытка поставить самозванца»78, и граф С.Д.Шереметев, которого цитировал В.С.Иконников:
«Увел[икого] кн[язя] Василия Ивановича сын Георгий от Соломонии Сабуровой, с которой он незаконно развелся. Какая судьба этого сына? В Сузд[альском] мон[астыре], близ гробницы Соломонии, гробница ее дочери. Три года новая супруга вел[икого] князя литовка Елена Глинская безплодна. Положение ее критическое ввиду отвергнутой Соломонии. Ив[ану] Вас[ильевичу] Грозному 12 лет, когда умирает Соломония. Он растет под страхом, что у него есть брат законнее его, Георгий Вас[ильевич]. Развитие его подозрительности не в связи ли с сомнительностью его происхождения? Что побуждало Грозн[ого]. обращать особое внимание на Суздаль? Что побудило его выбрать в жены старшему сыну племянницу Соломонии?» (Р[усский] Арх[ив], 1895, 5, с.288).»79
Не указывая прямо своих предшественников, Г.Л.Григорьев, первым после С.Д.Шереметева, попытался ответить на поставленные им вопросы. Знакомство с А.Д.Варгановым в начале 60-х гг. и с его находками в склепе Покровского собора убедили Григорьева не только в существовании сына Соломо-
____________________
78 Забелин И. Домашний быт…, с. 271.
79 Иконников В.С. Максим Грек и его время. Изд. 2-е. Киев, 1915, с. 457. К сожалению, исходные данные, указанные В.С.Иконниковым относительно местонахождения работы С.Д.Шереметева оказались ошибочны и найти этот текст до сих пор не удалось.
СОЛОМОНИЯ САБУРОВА И ВТОРОЙ БРАК ВАСИЛИЯ III____________________
621
нии/Софьи, но и в том, что именно он мог быть реальным (или вымышленным) соперником Ивана IV на московский престол и наиболее вероятной пружиной в борьбе между московским царем и боярством, вызвав к жизни, в конце концов, опричнину80.
Г.Л.Григорьев не выстраивал цепочку доказательств, утверждая существование соперника Ивана IV на московский престол, а приводил самые разнообразные факты из эпохи его царствования, которые трудно объяснить расхожими взглядами, но они хорошо согласуются с предположением о существовании некоего «Икса», представлявшего реальную угрозу для московского царя, сознававшего свою «незаконность» вследствие неканоничности второго брака Василия III. Это странные казни конца 40-х гг., в том числе самых близких сверстников Ивана, среди которых оказывается сын И.Ф.Овчины Телепнева-Оболенского, сюжеты известных «приписок» к лицевому своду XVI в., «боярская смута» во время болезни царя в 1553 г., плохо мотивированные казни и опалы опричного времени, широко известные замыслы Ивана сначала о переносе столицы в Вологду, а затем и о бегстве «от бояр» за границу, необъяснимые взлеты и падения князя Владимира Андреевича старицкого и его последующая гибель, организация опричнины и ее конец, необъяснимые погромы российских городов во время новгородского похода зимой 1569/1570 г. и многое другое. Каждый из этих фактов можно (или нельзя) тем или другими способом объяснить, но собранные воедино они обнаруживают определенную тенденцию, с которой следует считаться.
Правда, некоторые из них, на мой взгляд, не выдерживают критики, как, например, попытка увидеть в записях Я.Ульфельда и А.Олеария о Твери или в тексте Одерборна прямые указания на «Юрия Васильевича», поскольку во всех случаях речь идет о князе Владимире Андреевиче старицком; то же самое относится к попытке обнаружить в преамбуле завещания Ивана IV - признание в совершенных им преступлениях, тогда как здесь налицо обычная для того времени компиляция из покаянного «Великого канона» Андрея Критского, и так далее. При всей заманчивости, следует отказаться от попытки объяснить выборку Иваном IV материалов из Царского архива в августе 1566 г. целенаправленным изучением судьбы Соломонии и ее сына. Анализ затребованных царем архивных материалов показывает, что в первой половине августа 1566 г. Иван IV выбирал
____________________
80 Григорьев Г.Л. Кого боялся…, с. 39.
622____________________
ИССЛЕДОВАНИЯ И СТАТЬИ
преимущественно докончальные, духовные, поручные и подтвержденные грамоты, т.е. в первую очередь документы, связанные с землевладением и отношениями между великими князьями и земельной аристократией. Особый - и вполне понятный -интерес вызывали у него отношения между Смоленском и Польшей, наряду с этим - книги свадебные, раздельные, т.е. опять связанные с имущественными вопросами, среди которых мелькает дело об «измене» князей ростовских, крестоцеловальные Владимира Андреевича старицкого, переписка Василия III с обеими женами и дело о «неплодии» Соломонии.
Более того, анализируя поступки Ивана IV до 1560 г. я не могу обнаружить безусловных фактов, позволяющих говорить о какой-либо опасности, исходившей для него со стороны сына Соломонии. Перечень царских вкладов в Покровский монастырь в XVI в. (вклады Ивана IV, царицы Анастасии, царицы Марии Темрюковны, Федора Ивановича, царицы Ирины), из которых только один - царицы Ирины Федоровны - прямо связан с почитанием Соломонии/Софьи81, не позволяет безоговорочно принять мнение С.Д.Шереметева и Г.Л.Григорьева об особенном интересе, который проявлял Иван IV к Покровскому монастырю в связи с личностью «Георгия Васильевича». Мне представляется, что сын Соломонии (если он был спасен в детстве), так и не появился на исторической арене под своим подлинным именем, а если кто-то и попытался использовать факт его рождения, то, скорее всего, потерпел неудачу в самом начале: для самозванства почва еще не была готова. Правда, остается загадка Новгорода, Твери и Торжка…
Аргументация Г.Л. Григорьева по поводу организации опричнины и действий Ивана IV строится, с одной стороны, на факте существования сына Соломонии/Софьи, с другой - на уверен-
____________________
81 «Да государыня царица великая княгиня Ирина прислала на великую княгиню Соломониду, а во иноцех Софию, покров бархат черн, а на нем крест плащи серебряны позолочены выбиваны, а на плащах резь деисус и избранные святые, а около плащей и копие и трость и подпись у креста низано жемчюгом, а около покрова подписи слова вышиты золотом по таусинному атласу, а около подписи веревочка шита золотом, а подложен тафтою багровою.» По описи 7105 (1597) года, составленной В.Я.Волынским и подьячим Вторым Ильиным. ([Тихонравов К.] Царские и другие вклады в Суздальский Покровский девичий монастырь. // Тихонравов К. Владимирский сборник. Материалы для статистики, этнографии, истории и археологии Владимирской губернии. М., 1857, с. 90). Остальные царские вклады, которые И.Ф.Токмаков причисляет к Соломонии/Софье (Токмаков И. Историческое и археологическое…, с. 16), являются «прикладами» к местночтимой иконе Богоматери.
СОЛОМОНИЯ САБУРОВА И ВТОРОЙ БРАК ВАСИЛИЯ III____________________
623
ности, что царь был достаточно хорошо осведомлен в сомнительности своего происхождения. Другими словами, должен был постоянно помнить о канонической недействительности брака своей матери с Василием III при живой первой жене, о своем происхождения от князя Овчины и о незаконности своих притязаний на царство при наличии сына Соломонии/Софьи.
Приведенный выше текст И.С.Пересветова о «предсказаниях философов и докторов» не оставляет сомнений, что Ивану IV всё это было известно так же, как и большинству его подданных, тем более, людям из его ближайшего окружения. Очень может быть, что некоторые жестокие и скоропалительные казни, например, его сверстника и, по-видимому, кровного брата, сына князя И.Ф.Овчины, которого он незадолго до венчания на царство приказал посадить на кол, можно объяснить этими обстоятельствами82. Однако здесь не так всё просто. Хотя Иван IV любил подчеркнуть перед шведским королем царственность своего происхождения «от Августа кесаря» (не от Палеологов!), он, как никто другой, знал, что право на престол определяется не происхождением, не кровью, а легитимностью наследования и церковным обрядом - всем тем, чем он обладал в полной мере. Он не мог считать себя бастардом уже потому, что Василий III благословил его на московский стол священными реликвиями великих князей - крестом Петра митрополита83, сам он был призван соборно на царство, а затем и миропомазан митрополитом с соблюдением полагающихся таинств, которые обращали в ничто всё его сомнительное прошлое84.
Я считаю, что Иван IV был трусом, психопатом, сатанистом85, чудовищем в образе человека, но в его сознании неколе-
____________________
82 ПСРЛ, т. 34. Постниковский летописец. М., 1978, с. 29. Вместе с Ф.И.Овчиной был казнен его двоюродный брат И.И.Дорогобужский (там же). «Быть может, - пишет С.О.Шмидт, - поводом для казни княжичей, принадлежащих к кругу лиц, наиболее осведомленных об интимных подробностях придворной жизни, послужили разговоры о происхождении Ивана IV и о недостойном поведении его матери, особенно неприятные для великого князя и его родни накануне венчания на царство и царской свадьбы» (Шмидт С.О. О времени составления «Выписи»…, с. 117-118).
83 «И принесоша к великому князю сына его на руках князя Ивана шурин его князь Иван Глинской. «…» Князь же великий снем с собя крест Петра чюдотворца и приложил к кресту сына своего и благословил его крестом, и рече ему: «Буди на тобе милость божия и пречистые богородицы и благословление Петра чюдотворца, как благословил Петр чюдотворец прародителя нашего великого князя Ивана Даниловича. И доныне буди на тобе благословление Петра чюдотворца и на твоих детех и внучатах от рода в род» (ПСРЛ, т. 34. Постниковский летописец. М., 1978, с. 22).
84 ПСРЛ, т. 34. Пискаревский летописец. М., 1978, с. 180-181.
85 Никитин А. Точка зрения. М., 1985, с. 354-389.
624____________________
ИССЛЕДОВАНИЯ И СТАТЬИ
бимо раз и навсегда было зафиксировано его царское достоинство, позволявшее без каких-либо угрызений совести распоряжаться жизнью и смертью своих подданных, которых он не считал чем-либо самоценным…
В этой ситуации гораздо большей загадкой, чем Иван IV, для нас оказывается сама Елена Глинская, обстоятельства ее выбора Василием III и обстановка последующей свадьбы в январе 1526 г. Если, благодаря работам М.Н.Тихомирова86 и М.Е.Бычковой87, в целом можно представить сейчас генеалогию рода Глинских для конца XV - первой половины XVI в., то о собственно семье будущей великой княгини у нас крайне мало сведений. О том, что ее отец В.Л.Глинский умер до 6 февраля 1521 г. известно только по записи во Вкладной книге Троице-Сергиева монастыря, где сказано, что «7029 (1521)-го году февраля в 6 день по князе Василье Глинском Слепом дано вкладу денег осмнатцать рублев да ковш серебреной выносной»88, однако остается неизвестным время ее собственного рождения и, соответственно, возраст вступления в брак с Василием III, который для царской невесты никак не мог превышать 14-16 лет, но мог быть и много меньше.
Между тем, вопрос о возрасте Елены далеко не праздный Тот или иной на него ответ позволит определить с большей степенью вероятности происхождение ее детей, а главное - реальное участие Елены в вопросах правления между декабрем 1533 и апрелем 1538 г., о чем так любят писать не только исторические романисты, но и профессиональные историки, равно как и о ее якобы «шляхетском воспитании». Внимание привлекает совершенно необъяснимое отсутствие на свадьбе Василия и Елены каких-либо родственников со стороны невесты, о чем в свое время напомнила М.Е.Бычкова, в том числе ее матери Анны89. Факт этот опровергает расхожее мнение историков о желании Василия III «породниться и приблизить к себе знатный род Глинских» и заставляет искать причину брака в точно рассчитанной интриге, разработанной митрополитом Даниилом и ближайшим окружением великого князя, может быть, даже при участии И.Ф.Овчины Телепнева-Оболенского, если вспомнить,
____________________
86 Тихомиров М.Н. Иван Грозный и Сербия. // Тихомиров М.Н. Исторические связи России со славянскими странами и Византией. М., 1969, с. 84-88
87 Бычкова М.Е. Родословие Глинских из Румянцевского собрания. // ЗОРГБЛ, кн. 38. М., 1977; онаже. Состав класса феодалов в России в XVII в. М.,1986,с.52-63.
88 Вкладная книга Троице-Сергиева монастыря. М., 1987, с. 49.
89 Бычкова М.Е. Состав класса феодалов…, с. 120.
СОЛОМОНИЯ САБУРОВА И ВТОРОЙ БРАК ВАСИЛИЯ III____________________
625
что в свадебном обряде он выступал не на последних ролях, а его родная сестра вскоре была определена в штат к новоиспеченной великой княгине. Не менее существенен и тот факт, что второй брак Василия III был скоропалителен и ему не предшествовал выбор невесты. Похоже, что об уже сделанном выборе никто при дворе великого князя не знал и не догадывался, кроме крайне узкого круга лиц, «положивших в постель» Василию Елену, что само по себе уже предполагает хорошо продуманную интригу, равно как и скорость ее проведения в жизнь на протяжении полутора месяца после пострижения Соломонии. Наконец, можно считать безусловно достоверным, что в этом выборе не принимал никакого участия МЛ.Глинский, находившийся в темнице уже более десяти лет, и, судя по всему, никогда не вызывавший родственных чувств у своей племянницы и ее семьи.
Но вернемся к сыну Елены. Установление максимальной вероятности двух фактов, непосредственно друг с другом не связанных ни источниками, ни их проверкой, - наличие сына у Соломонии/ Софьи и рождение Ивана IV у Елены Глинской от князя И.Ф.Овчины Телепнева-Оболенского - заставляет со вниманием отнестись к последовательности дальнейших исторических событий и к их интерпретации Г.Л.Григорьевым, заподозрившим наличие «теневой фигуры», всё равно, реальной, предполагаемой или вымышленной, которой мог стать сын Соломонии. Не принимая за истину все выдвинутые Григорьевым версии, я считаю необходимым дальнейшую их разработку и проверку исследователями на материале широкого спектра документов, охватывающих все стороны жизни России в XVI в. - от генеалогических росписей, различного рода «разрядов», до монастырских и земельных актов и, в особенности, зарубежных архивов, содержащих огромный, еще очень мало изученный материал о событиях 20-х гг. XVI в. в Московии.
Насколько перспективными могут стать такие разыскания, покажу только на одном примере.
Выше я упомянул, что в своей работе ГЛ.Григорьев привел труднообъяснимый факт поминовения некого «князя Юрия Васильевича», который был занесен в Кормовую книгу ростовского Борисоглебского монастыря в числе других членов царского Дома, но под датой (22 апреля), затрудняющей возможность отождествления его с сыном Елены Глинской и заставляющей предполагать в нем сына Соломонии Сабуровой90. Строго говоря, историк не в праве совершенно исключить возможность по-
____________________
90 Григорьев Г.Л. Кого боялся…, с. 61-62.
626____________________
ИССЛЕДОВАНИЯ И СТАТЬИ
миновения кормлениями того или другого лица в календарные дни, не совпадающие с днями рождения, крещения, именин и смерти последнего, поскольку они могут быть связаны с событиями, остающимися для нас неизвестными. И всё же каждый такой случай требует внимательного рассмотрения.
Так, в одном списке Кормовой книги Кирилло-Белозерского монастыря Императорский Публичной библиотеки, находящемся в сборнике XVI-XVII вв.91, имеется следующая запись: «Месяца генваря въ 1 день по князе Юрье Ивановиче (Жилке, кн. дмитровском. - А.Н.) да по князе Юрье Васильевиче, да по князе Ондрие Ивановиче (старицком. - А.Н.), да по княгине его Ефро-синие, во иноцехъ Евдокея, да по сыне по ихъ по князе Володимере Овдриевиче, да по княгине его по Евдокие, да по сыне по его по князе Василье, да по дву дочерехъ его по Евдокие да по Марье, кормъ прибылой написали за государево жалование, что государь пожаловалъ дал по нихъ милостину»92. Список поминаемых здесь лиц оказывается весьма специфичен - это два брата Василия III, жертвы властолюбия Елены Глинской, и весь род старицкого князя, погибший от руки Ивана IV. «Юрий Васильевич», поставленный между братьями Василия III, т.е. как бы приравненный к ним, никоим образом не может быть сыном Елены Глинской и, наоборот, с наибольшим вероятием может рассматриваться в качестве сына Соломонии. К этому следует прибавить странную дату поминовения всех этих лиц, которая заставляет вспомнить сообщения Новгородской III летописи и Новгородского хронографа, которые приводит Г.Л.Григорьев, где в качестве даты гибели «брата великого князя» указано 6 января 1570 г.93
Анализу под столь специфическим углом зрения стоит подвергнуть и списки синодика Ивана IV, вклады в церкви и монастыри, опричные репрессии, перемещения определенных семей и родов, наконец, сам репрессивный аппарат того времени, который нам известен под неопределенным названием «опричнины» и который очень мало походил в действительности на то, чем он представляется сейчас большинству историков. Опричнина не «выдохлась» - ее адский аппарат выполнил какое-то свое тайное предназначение и был ликвидирован царем, который его создал. Для чего - мы по-прежнему не знаем. Однако
____________________
91 В.М. Книги кормовыя. СПб., 1909, с. 1.
92 Там же, с. 9.
93 Григорьев Г.Л. Кого боялся…, с. 54-55; Летописец новгородский церквам Божьим. // Новгородские летописи. СПб., 1879, с. 337; Тихомиров М.Н. Краткие заметки о летописных произведениях в рукописных собраниях Москвы. М. 1962, с. 159.
СОЛОМОНИЯ САБУРОВА И ВТОРОЙ БРАК ВАСИЛИЯ III____________________
627
что-то было завершено, и, как указывал И.И.Полосин, в дипломатических донесениях европейских агентов за 1573 г. отмечалось, что «московский царь точно ожил и с небывалою энергией обратился к западным - ливонским и польским - делам»94.
Вот почему в заключение я хочу напомнить впечатления об опричнине двух историков, которые пытались приподнять завесу этой тайны.
Более ста лет назад В.О.Ключевский писал об Иване IV:
«Государь, потративший столько усилий мысли, чтобы усвоить себе понятие о единстве верховной власти, ввел «разделение земли и градов»; объявив перед лицом земли, что все бояре изменники и что на простых людей царской опалы и гнева нет, царь оставил этих верных ему простых людей земли под властью боярской Думы, наполненной изменниками: если это не простое сумасбродство, то очень похоже на политический маскарад, где всем государственным силам нарочно даны поддельные физиономии и несвойственные им роли»95.
И далее: «.Достаточно просмотреть его знаменитые синодики опальных, чтобы видеть, что во время опричнины Иван действовал как не в меру испугавшийся человек, который, закрыв глаза, бил направо и налево, не разбирая своих и чужих. Шла борьба с изменническим боярством, а в поминание заносились перебитые десятками по разным городам и селам боярские люди, подьячие, псари, монахи, монахини, мастеровые, «скончавшиеся христиане мужеского, женского и детского чина», которых не только имена, но и политические вины «Ты сам, Господи, веси…» И тут же несколько загадочно заключал, что «борьба московских государей с боярством имела не политическое, а династическое происхождение»96.
О том же напоминал своим коллегам и С.Б.Веселовский:
«Если Иван, учредив опричнину, поставил себе цель искоренить землевладения бывших удельных княжат, то при чем же здесь были многие тысячи разоренных выселением мелких и средних землевладельцев? Какую оценку государственного ума и деятельности правителя мы должны сделать, если он, поставив себе цель разорить несколько десятков княжат, в действительности разорил многие тысячи рядовых служилых людей, а затем отказался от своих намерений и предложил всем, княжатам и не княжатам,
____________________
94 Полосин И.И. Западная Европа и Московия. // Штаден Г. О Москве Ивана Грозного. Записки немца опричника. Л., 1925, с. 41.
95 Ключевский В.О. Боярская дума Древней Руси. М., 1881, с. 368.
96 Там же, с. 375.
628____________________
ИССЛЕДОВАНИЯ И СТАТЬИ
вернуться как, ни в чем ни бывало, в свои разоренные владения? Затевать подобные дела, чтобы в конце концов от них отказаться, мог только совершенно умалишенный человек. А ведь царь Иван вовсе не был сумасшедшим! Какое же основание имели историки, выдумавшие нелепую концепцию опричнины, долженствовавшую как будто возвеличить Ивана, как государственного деятеля, приписывать ему действия, на которые способен только сумасшедший?»97
____________________
97 Веселовский. С.Б. Известия иностранцев об опричнине. // Веселовский С.Б. Исследования по истории опричнины. М., 1963, с. 65.
ОПРИЧНИНА ИВАНА IV И «ОРДЕН КРОМЕШНИКОВ»____________________
629
ОПРИЧНИНА ИВАНА IV
И «ОРДЕН КРОМЕШНИКОВ»
Как я уже неоднократно писал1, одной из центральных загадок истории России XVI в. до сих пор остается пресловутая «опричнина Ивана IV», наложившая трагический отпечаток на жизнь современников и на последующую историю страны. Споры о причинах введения, целях и содержании, времени окончания опричнины, вызванных ею реформах и о многом другом, так или иначе с нею связанном, не стихают на протяжении вот уже более четырех с лишним веков. Ее загадки, решаемой всякий раз по-разному, не может обойти ни один историк, занимающийся событиями 60-70-х гг. XVI в., однако ни одна из выдвинутых до сих пор гипотез не объясняет совокупность всех известных в настоящее время фактов. Можно сказать, что, обладая фактами, исследователь не может проследить их причинно-следственную связь.
Опричнину пытались объяснить с позиций далеко идущих реформ в области управления государством, экономики, земельной политики, борьбы с феодальной раздробленностью на путях централизации и становления абсолютной монархии, переориентации внешней политики, борьбы с дворцовыми (боярскими) заговорами, сепаратизмом отдельных городов и земель, а также многим другим, что находило безусловное документальное подтверждение, но оказывалось в противоречии с другими фактами и наблюдениями. Сама цель разделения страны на «земщину» и «опричнину», предстающую царским уделом, построенным по образцу «земщины», но выведенным из-под общегосударственной юрисдикции и подчиняющимся непосредственно царю, как и последующая ее ликвидация с возвра-
____________________
1 Никитин А. «Невидимка» XVI века? // «Знание-сила», 1971, №№ 6-7;
он же. Человек без лица. // «Писатель и время». М., 1983, с. 219-290; он же. Государев обиход. // Никитин А. Точка зрения. М., 1985, с. 279-413.
630____________________
ИССЛЕДОВАНИЯ И СТАТЬИ
щением родовых поместий уцелевшим прежним владельцам, остается необъясненной.
Еще большую путаницу вносит попытка разобраться в причинах и содержании «опричнины» путем изучения отмеченных в ней лиц, поскольку здесь историк имеет дело с людьми, занимавшими весьма различное положение в ее структурах - начиная от крестьян-земледельцев и кончая членами «опричного двора» и того малопонятного сообщества, в котором, по свидетельству очевидцев, сам царь Иван IV исполнял роль «игумена»2. Между тем, рассматривая различного рода проявления «опричнины» в действии, подробно разбирая земельные, социальные, военные, административные и прочие реформы Ивана IV, обусловленные разделением страны на «земщину» и «опричнину», формирование опричного двора царя, опричного войска и пр., большинство исследователей, как правило, старательно обходили вниманием именно эту «верхушку пирамиды», ее содержание и значение для всего остального.
Первым и, похоже, единственным историком, который поставил такой вопрос, был И.И.Полосин. В работе, написанной незадолго до смерти, он пришел к заключению, что опричнину в целом венчал некий рыцарско-монашеский (или придворный) орден, созданный Иваном IV для своей безопасности, представленный корпусом опричников из 500 человек, имевших свой орденский костюм, свою символику, свой орденский храм в Александровой слободе, своего гроссмейстера, в роли которого выступал царь, и даже свою печать3. Основания так утверждать у него были уже потому, что именно в этих выражениях об опричниках и опричнине писали в своей записке бывшие дипломатические агенты царя И.Таубе и Э.Крузе, прямо указывавшие, что «этот орден предназначался для совершения особенных злодеяний» [Т-К, 39]. Вместе с тем, как отмечал Полосин, пресловутый «царский обиход», в который Иван IV запрещал «вступаться» митрополиту Филиппу, во многом соответствовал орденской практике Западной Европы того времени, переживавшей период возникновения разнообразных рыцарских, монашеских и придворных орденов, и находил подтверждение в заявлении Г.Шлитте 1547 г. о намерении московского царя организовать в России свой рыцарский орден4.
____________________
2 ТаубеИ., КрузеЭ. Послание. // РИЖ, кн. 8, Пг., 1922 [далее - Т-К], с. 39.
3 Пoлосин И.И. Что такое опричнина. // Полосин И.И. Социально-политическая история России XVI - начала XVII в. Сб. статей. М., 1963, с. 154-155.
4 Полосин И.И. Что такое опричнина…, с. 152-154.
ОПРИЧНИНА ИВАНА IV И «ОРДЕН КРОМЕШНИКОВ»____________________
631
Исследование И.И.Полосина не привлекло внимания историков, может быть, потому, что в это же время появились фундаментальные работы С.Б.Веселовского5, А.А.Зимина6, а последующие политизированные работы Р.Г.Скрынникова7 и некоторых других авторов об Иване IV своей целью ставили больше обличение фактов опричного террора, чем действительное изучение структуры опричнины. Другой причиной такого невнимания могла стать в какой-то мере апологетическая точка зрения Полосина на личность и правление русского царя вплоть до утверждения, что «своей опричниной Иван IV начинал «великое царственное дело»8.
Это тем более досадно, что, наряду с подобными утверждениями, идущими из предшествующих десятилетий «культа личности», в работе Полосина содержится терминологический анализ опричной лексики, позволяющий по-новому взглянуть на некоторые факты, связанные с этим явлением. В первую очередь это относится к учреждению корпуса опричников, сочетавшего в себе функцию личной охраны царя и его личного карательного органа, однако не тождественного понятию «царского двора», как то стремился доказать сам историк и его последователи9. Другой заслугой Полосина является сделанный им невольно шаг к разделению «опричнины вообще» и того «царского домового обихода», связанного с собственно опричниками, который был выведен Иваном IV как из-под контроля общегосударственного аппарата «земщины», так и православной Церкви в лице ее высших представителей.
Попытаемся с позиций этих новых возможностей рассмотреть те скупые свидетельства очевидцев опричнины, которыми мы располагаем. Речь идет о так называемых «записках опричников-иностранцев», используемых обыкновенно для иллюстрации тех или иных положений историков, в первую очередь, в качестве мартиролога жертв опричного террора. Между тем, они содержат уникальные сведения как об опричнине в целом, так и о том «ордене кромешников», который определил много-
____________________
5 Веселовский С.Б. Исследования по истории опричнины. М., 1963.
6 Зимин А.А. Опричнина Ивана Грозного. М., 1964.
7 Скрынников Р.Г. Начало опричнины. Л., 1966; он же. Опричный террор. Л., 1969.
8 Полосин И.И. Что такое опричнина…, с. 149.
9 Полосин И.И. Что такое опричнина…, с. 139-141; он же. Опричнина Ивана Грозного и очередные задачи ее научного исследования. // Полосин И.И. Социально-политическая история…, с. 182-189; Альшиц Д.Н. Начало самодержавия в России. Л., 1988, и др.
632____________________
ИССЛЕДОВАНИЯ И СТАТЬИ
образные проявления этой самой опричнины, и следов которого мы практически не обнаруживаем в летописях. Более того дошедшие до нас памятники русского летописания, содержащие записи о событиях второй половины XVI в., упоминают об опричнине лишь в пересказе ультиматума Ивана IV, предъявленного царем «земщине» в январе 1565 г., и содержат только общий перечень требований: устроение «особного» царского двора со своим штатом, войска, корпуса опричных гвардейцев (т.е. собственно «опричников»), выделение опричного удела из числа государственных земель и городов, установление дублирующего приказного аппарата и т.д.10
Каким образом, когда и в какой последовательности всё это делалось, летописи не проясняют. Единственное упоминание о местонахождении опричных приказов на новом опричном царском дворе за Неглинной мы обнаруживаем у Г.Штадена, однако в какой мере они дублировали земскую структуру, остается неизвестным, поскольку из того же описания следует, что отсюда поданные и подписанные челобитные опричников отсылались для исполнения в «земщину»: «Здесь были выстроены все приказы и ставились на правеж должники, которых били батогами или плетьми, пока священник не вознесет за обедней даров, и не прозвонит колокол. Здесь подписывались все челобитья опричников и отсылались в земщину, и что было здесь подписано, то было уже справедливо и в силу указа в земщине тому не перечили»11. Окончательное решение вопросов войны, мира и международных отношений и после разделения страны оставалось в руках царя, как об этом сообщала летопись («…а ратные каковы будут вести или земские великие дела, и боярам о тех делех приходити ко государю, и государь з бояры тем делом управу велит чинити»12), причем зачисление в «опричнину» городов и волостей сопровождалось, как можно понять, одновременным переходом под опричную юрисдикцию курировавших их приказных, продолжавших сидеть за своими столами в кремлевских приказах.
Молчание летописных памятников о событиях, потрясши до основания Россию, объясняется секретным характером мероприятий Ивана IV, категорически отрицавшего фактическое разделение страны и наделявшего послов специальными инст-
____________________
10 ПСРЛ, т. 13, ч. 2. Дополнения к Никоновской летописи. СПб., 1906, с. 394-395; ПСРЛ, т. 29. Лебедевская летопись. М., 1965, с. 344-345.
11 Штаден Г. О. Москва Ивана Грозного. Л., 1925 [далее - Шт.], с. 108.
12 ПСРЛ, т. 13, с. 395.
ОПРИЧНИНА ИВАНА IV И «ОРДЕН КРОМЕШНИКОВ»____________________
633
рукциями, которые предписывали им полнейшее запирательство в этих вопросах13. Неслучайно отмена опричнины в 1572 г. сопровождалась объявлением тяжелого наказания в случае о ней упоминания, как писал об этом Г.Штаден: «С этим (пожаром Москвы. - А.Н.) пришел опричнине конец, и никто не смел поминать опричнину под следующей угрозой: [виновного] обнажали по пояс и били кнутом на торгу» [Шт., 110].Этим же объясняется молчание об опричнине посещавших Россию в те годы иностранцев, не знавших языка страны, тщательно изолируемых от контактов с русским народом и жившими здесь их соотечественниками, равно как вполне понятное молчание этих соотечественников, обреченных до конца дней своих быть пленниками московского царя.
И всё же полной изоляции России от Европы правительство Ивана IV обеспечить не могло. О том, как проявляла себя опричнина в жизни, рассказывают записки очевидцев, находившихся на службе царя и успешно бежавших из России. Таких оказалось четверо - И.Таубе, Э.Крузе, Г.Штаден и А.Шлихтинг.
Наиболее полным и, в известной степени, систематизированным сводом известий об опричнине является «Послание», составленное И.Таубе и Э.Крузе для Яна Ходкевича в 1571 г. Попав в плен в 1560 г., эти два лифляндских дворянина в 1564 г. были приняты на службу в Посольский приказ; в 1567 г. они были зачислены «в опричнину», где подвизались в качестве дипломатических агентов царя, ведя переговоры с датским принцем Магнусом, а затем содействуя ему в тщетных попытках присоединить к России Ревель, после чего в 1571 г. бежали в Литву. В Москве они занимали исключительно выгодное, в какой-то степени не зависимое от царского двора положение, позволяв-
____________________
13 «А кто учнет говорити, что государь дворы ставит разделу для и для того кладучи опалу на бояр, и Федору с товарыщи говорити: государю нашему того для дворов ставити нечего для, волен государь в своих людех; добрых государь жалует, а лихих казнит, а делитца государю не с кем. И нечто будет, говорят то страдники, и тех речей слушати нечево. А о том Федору с товарыщи оговаривати.
Да память Федору с товарищи. Нечто кто учнет говорити, что государь немилостив, казнит людей, а учнут говорити про князя Василья Рыбина и про Ивана Карамышева, и им говорити: государь милостив, а лихих везде казнят; а про тех государь сыскал, что они мыслили над государем и над государскою землею лихо, и государь, сыскав, по их вине потому и казнити их велел»
(Из наказа боярину Ф.И.Умного-Колычеву, отправленному весной 1567 г. с посольством к Сигизмунду-Августу.// Сборник РИО, т. 71. СПб., 1892,с.465).
634____________________
ИССЛЕДОВАНИЯ И СТАТЬИ
шее им в то же время быть хорошо информированными о происходящем в опричнине и в стране14.
Другую сводку сведений об опричнине оставил вестфалец Г.Штаден, перешедший границу России в возрасте 22 лет в 1564 г. и пробывший в ней до 1576 г. В опричнине Штаден исполнял обязанности переводчика, но больше корчмарствовал в Москве, будучи принят в «опричнину» de jure (т.е. исключен из-под юрисдикции «земщины»). Хотя он описывает свои разбойные похождения под видом опричника во время новгородского погрома, в корпус опричников он не входил. По словам Штадена, его всегда выручало опасение «стоять близко к огню», поэтому, будучи авантюристом и проходимцем, он пользовался всеми благами, которые ему давал статус «опричного немца» и покровительство царя, но от государевой службы и политики держался подальше. Его не интересовали политические игры, а потому и в своих записках он описывает, главным образом, свои плутни и быт Москвы второй половины 60-х и начала 70-х гг. XVI в.15
Третье, не зависимое от двух первых сообщение принадлежит померанскому дворянину А.Шлихтингу, который осенью 1564 г. попал в плен к русским и затем в продолжении семи лет находился в услужении и переводчиком у итальянского врача при царском дворе, после чего удачно бежал в Польшу, что надежно датируется осенью 1570 г. Свое «Краткое сказание», адресованное польскому королю, Шлихтинг заканчивает уверением, что всё описанное «видел сам собственными глазами содеянным в городе Москве»16, и это подтверждается тем фактом, что упоминаемые им казни полностью укладываются во временной интервал, который он провел в услужении у своего латрона. Наоборот, попытку ряда исследователей увидеть в «итальянском враче» бельгийца А.Лензея, выписанного Иваном IV в Россию через английскую королеву Елизавету17, следует считать несостоятельной потому, что Шлихтинг определенно пишет об итальянце, а не бельгийце, и срок службы у него Шлихтинга указан в «семь лет», т.е. должен исчисляться с
____________________
14 Рогинский М.Г. Послание И.Таубе и Э.Крузе как исторический источник. // РИЖ, кн. 8, Пг., 1922, с. 10-28; о них см.: Крузе Э.// ЭСБЕ, т. XVI, СПб., 1895, с. 848; Таубе И. // РБС, Суворов - Ткачев, СПб., 1912, с.364-366.
15 Штаден Г. О Москве…, с. 130-150.
16 Шлихтинг А. Новое известие о России времени Ивана Грозного. Л., 1934 [далее - Шл.].
17 МалеинА. Введение. // Шлихтинг А. Новое известие…, с. 4; Скрынников Р.Г. Начало опричнины…, с. 58-59.
ОПРИЧНИНА ИВАНА IV И «ОРДЕН КРОМЕШНИКОВ»____________________
635
1564 г., тогда как А.Лензей прибыл в Россию только в мае 1568г.
Сочинения, оставленные этими авторами, посвящены, в основном, нравам Ивана IV и его окружения, не раскрывая структуры опричной администрации. Однако они содержат описания опричного быта, позволяющие восполнить наши представления о том «домовом царском обиходе», который определяет суть опричнины. Особенно важно в этом плане «Послание» Таубе и Крузе, существенно дополняющее летописные известия об отъезде Ивана IV в Александрову слободу в декабре 1564 г., его переговорах с московским правительством и последующем возвращении в Москву 15 февраля 1565 г.
Как сообщают летописи, в своем ультиматуме, согласованном с делегатами от бояр и духовенства, Иван IV требовал 1) права беспрепятственно казнить опальных и «брать на себя» их имущество и 2) устроить себе «особный» двор со всем полагающимся царю штатом и «обиходом», включая стрельцов, а для его содержания изымать из государства города и волости18. По Таубе и Крузе такое разделение страны царь объяснил возможной своей смертью, когда взятое «в опришнину» отойдет к его младшему сыну, а всё остальное, оставшееся в «земщине», - старшему. О подобном разделе страны между сыновьями царя, только в несколько иной форме, упоминает и А. Шлихтинг19.
После того, как соглашение между царем и боярским правительством было достигнуто, в присутствии царя и трех его ближайших «советников» и доверенных лиц - Алексея Басманова, Афанасия Вяземского и Петра Зайцева - начался «перебор людишек» из городов и областей, отходивших в опричнину. Он состоял в подробном исследовании происхождения и родственных связей вотчинников и дворян, испомещенных по тому или другому уезду, включая их жен и детей, что всякий раз должны были подтвердить четыре представителя от уезда. Прошедшие отбор в опричнину произносили клятву, содержащую в числе прочего обещание «не есть, не пить и не иметь ничего общего с земщиной» [Т-К, 35], после чего начинался «земельный перебор» на этих территориях.
Принято считать, что таким способом формировался «гвардейский корпус опричников»20 из служилого дворянства и детей
____________________
18 ПСРЛ, т. 13, с. 394.
19 Таубе И. Крузе Э. Послание…, с. 35; ШлихтингА. Новое известие…, с. 18.
20 Зимин А. Опричнина…, с. 341-342 и сл.
636____________________
ИССЛЕДОВАНИЯ И СТАТЬИ
боярских, которые «должны во время езды иметь «…» собачьи головы на шее у лошади и метлу на кнутовище» и ходить «в грубых нищенских или монашеских верхних одеяниях на овечьем меху (нагольные полушубки? - А.Н.), но нижнюю одежду «…» должны носить из шитого золотом сукна на собольем или куньем меху» [Т-К, 38].
Здесь налицо безусловная путаница, возникшая в результате неправильно понятого, к тому же испорченного изначально текста.
«Гвардейский корпус опричников» с указанными отличиями и эмблемами составляли люди, «которых [царь] набирал из подонков разбойников», «простого или крестьянского рода», так что они действительно могли «не иметь ни пяди земли», и в таком случае «великий князь давал тотчас же сто, двести «…» и больше гаков земли» [Т-К, 35]. Что же касается смотров по «перебору людишек», то на них происходил отбор служилых людей, т.е. несших службу в соответствии с обладаемой ими родовой или пожалованной земельной собственностью, с которой они и впредь должны были служить при дворе, в городах и по своим уездам, будучи кандидатами на замещение должностей в штате опричного двора, опричного аппарата управления и опричного войска.
В том, что такое отличие действительно существовало, следует из описания всеми очевидцами тех самых «убийц», из которых, по словам Таубе и Крузе, великий князь образовал «над всеми храбрыми «…» полками свою особую опричнину, особое братство, которое он составил из пятисот молодых людей, большей частью очень низкого происхождения, все смелых, дерзких, бесчестных и бездушных парней. Этот орден предназначался для совершения особенных злодеяний» [Т-К, 38-39]. Судя по всему, именно они, а не служилые дворяне и дети боярские по опричному списку, как писал Штаден, «не должны были говорить ни слова с земскими, ни сочетаться с ними браком. А если у опричника были в земщине отец и мать, он не смел никогда их навещать» [Шт., 93]. Правило это могло быть применено только к описанным выше «кромешникам», поскольку остальные служилые люди царской «опришнины» по роду своей службы как раз обязаны были общаться с «земскими» - на посылках, в приказах, живя бок о бок в уездах, будучи посылаемы на театр военных действий, и т.д.
Остается неясным, когда именно и каким образом формировался этот орден. Г.Штаден возникновение корпуса «кромешников» из 500 человек приписывает совету Марии Темрюковны [Шт., 85], подобно тому, как ей и ее брату приписывалась
ОПРИЧНИНА ИВАНА IV И «ОРДЕН КРОМЕШНИКОВ»____________________
637
позднейшими авторами мысль об опричнине. С этим согласуется замечание А.М.Курбского, из которого можно понять, что «сатанинский полк» появился уже в 1560 г. вскоре после опалы Адашева и второй женитьбы царя21, но факты, которые могли бы подтвердить такое заключение, мне неизвестны.
Из повествования А.Шлихтинга следует, что «собирать опричнину, т.е. убийц» царь начал не сразу, а одновременно со строительством опричного дворца на Неглинной, рядом с которым он устроил для опричников «особый лагерь». Строительство нового дворца за Неглинной напротив Кремля началось летом 1566 г., а перешел в него царь с семьей 12 января 1567 г., начав там «жить с многочисленной стаей своих опричников или убийц, которую набрал из подонков разбойников. Именно, если он примечал где-нибудь человека особо дерзкого и преступного, то скоро привлекал его к сообществу и делал слугою своего тиранства и жестокости» [Шл, 19]. Однако, исходя из описания организованного отъезда Ивана IV в Александрову слободу и ее укрепления, следует полагать, что, действительно, корпус «кромешников» возник значительно ранее указанных событий.
Эту гвардию (или «убийц», как их кратко именует Шлихтинг) царь использовал в качестве личной охраны и как палачей, посылая по стране с кровавыми поручениями [Шл., 20]. Они рубили людей, обезглавливали, разрывали их веревками («петлями») [Шл., 25], травили медведями и собаками [Шл., 39 и 43], нападали на их дома и поместья, предавая избиению не только обитателей и челядь, но и всё живое, включая скот и птицу [Шл., 23-24, 44; Т-К, 41], устраивали на дорогах засады [Шл., 20-21, 26], совершали ограбления и массовые публичные изнасилования жен и детей казненных, травлю женщин собаками и последующую на них охоту, о чем упоминают все информаторы [Шл., 23; Т-К, 42 и 47; Шт., 87].
Так, проводя избиение рода и изничтожения всех «животов» боярина И.П.Федорова, располагавшихся в различных уездах, Иван IV приказывал убийцам насиловать у себя «на глазах жен и детей тех, кого он убивал, и обращаться с ними по своему произволу, а затем умерщвлять. Что же касается жен поселян, то он приказал обнажить их и угонять в леса, как скот, причем тайно были расположены засады из убийц, чтобы мучить, убивать и рассекать этих женщин, бродивших и бегавших по лесам» [Шл., 23]. Подтвердив эти факты, Таубе и Крузе в другом месте своего «Посла-
____________________
21 Курбский А.М. История о великом князе Московском. // Сочинения А.М.Курбского, т. I (РИБ, XXXI). СПб., 1914, сгб. 263.
638____________________
ИССЛЕДОВАНИЯ И СТАТЬИ
ния» рассказывают, что сходным образом расправился со всем двором князя Владимира Андреевича Старицкого. Женщины были выведены нагими, их сначала «травили собаками, как зайцев, а затем они были застреляны и растерзаны ужасным образом, и их оставили лежать непогребенными под открытым небом, птицам и зверям на съедение» [Т-К, 47].
Широкие массовые акции «кромешниками» были развернуты и в Москве.
«После того, как он (царь. - А.Н.) настолько подавил свое население, что мог не опасаться с его стороны никакого сопротивления, - пишут Таубе и Крузе, - принялся он убивать и разорять различными ужасными способами своих знатных бояр. «…» Опричники великого князя должны были в количестве от 10 до 20 человек разъезжать по улицам с большими топорами, имея под одеждой кольчугу. Каждая отдельная рота намечала бояр, государственных людей, князей и знатных купцов. Ни один из них не знал своей вины, еще меньше - время своей смерти и что вообще они приговорены. И каждый шел, ничего не зная, на работу, в суды и канцелярии. Затем банды убийц изрубали и душили их безо всякой вины на улицах, в воротах или на рынке и оставляли их лежать, и ни один человек не должен был предать их земле. И все улицы, рынки и дороги были наполнены трупами, так что местные жители и чужестранцы не только пугались, но и не могли никуда пройти вследствие большого зловония» [Т-К, 40-41].
Почти теми же словами об этих зверствах пишет и А.Шлихтинг: «Как только рассветает, во всех кварталах и улицах города появляются прислужники опричники или убийцы и всех, кого они поймают из тех, кого тиран приказал им убить, тотчас рассекают на куски, так что почти на каждой улице можно видеть трех, четырех, а иногда даже больше рассеченных людей, и город весьма обильно наполнен трупами» [Шл., 25].
Основным местопребыванием этих членов ордена, по словам Таубе и Крузе, была не Москва с ее опричным дворцом, а отдаленная от столицы Александрова слобода, «где это братство было основано», за исключением тех, «которые были посланцами или несли судейскую (ошибка перевода? - А.Н.) службу в Москве» [Т-К, 39].
Остановимся на этом моменте.
Учреждение «опричнины» развязало руки Ивану IV, освободив его от повседневных забот по управлению страной, что он полностью переложил на плечи «земщины», оставив за собой принятие окончательных решений по важнейшим вопросам. Вместе с тем, царь открыл для себя неисчерпаемый источник
ОПРИЧНИНА ИВАНА IV И «ОРДЕН КРОМЕШНИКОВ»____________________
639
обогащения за счет ограбления и убийств своих подданных, для чего и создал государство в государстве, подлинным центром которого сделал укрепленную Александрову слободу, отгородив ее от всего остального мира надежными заставами «псов царских». Очевидцы свидетельствуют, что ни войти, ни выйти из нее без специального пропуска не мог никто, в этом смысле она охранялась много строже, чем государев опричный двор на берегу Неглинной, куда мог прийти любой москвич, тем более, если он жил в «опричной» части города. На опричном царском дворе находились приказы, здесь принимали и подписывали челобитные, которые потом поступали в «земщину» для исполнения, это была официальная резиденция царя, в которой он жил во время своих наездов в столицу. Однако действительным центром жизни Ивана IV являлся орденский замок «кромешников».
В чем состояла тайна этого ордена или братства? Частичный ответ мы находим у Таубе и Крузе в отрывке, относительно содержания которого историками было высказано много вздора, начиная от уверений в «атеизме» царя и его «глумлении над церковным обрядом»22 до заверений, что царские казни и пытки -
____________________
22 «Как раз в это время Грозный выворачивал христианский культ наизнанку. «…» Поход Грозного на Новгород и Псков носил ярко выраженный антицерковный характер. «…» На свадьбе царской племянницы Марии Владимировны Старицкой в Новгороде гости плясали под напев символа веры св. Афанасия. Царь плясал со всеми и отбивал такт жезлом, которым впоследствии убил своего сына Ивана, по головам пляшущих молодых иноков» (Лихачев Д. С. Канон и молитва Ангелу грозному воеводе Парфения Уродивого (Ивана Грозного). // Лихачев Д. С. Исследования по древнерусской литературе. Л., 1986, с. 370). В связи с этим стоит отметить, что усвоение Ивану IV псевдонима «Парфений Уродивый» на основании того, что им оказался надписан текст, тождественный «Ответу царя Иоанна Васильевича Грозного (это прозвание появляется только в середине XVII в., не раньше. - А.Н.) Яну Роките», как это в свое время сделал И.А.Шляпкин и развил Д.С.Лихачев (там же), вызвано небрежностью или тенденциозностью, во-первых, потому, что архангел Михаил не имел никакого отношения к Ивану IV (небесным покровителем царя был Иоанн Предтеча), во-вторых, потому, что автор этого канона, написанного для тезоименного ангела тверского князя Михаила Александровича, хорошо известен. Им был священноинок Парфений, упомянутый в Симеоновской летописи под 6907/1399 г., где помещена «Повесть об обновлении соборной церкви Спаса Вседержителя в Твери», содержащая рассказ об уходе князя в монастырь св. Афанасия и о преставлении его в присутствии «аръхимандрита Корнилия и священноинока Парфения, и тема повели пети канонъ в исход души» (ПСРЛ, т. 18. Симеоновская летопись. СПб., 1913, с. 147.). Другими словами, все восторги по поводу «даровитости» и «многогранности» талантов ца-
640____________________
ИССЛЕДОВАНИЯ И СТАТЬИ
всего только дань «традиционной смеховой культуре средневековья»23, которую, дескать, так хорошо понимал этот «представитель гуманизма в России», создавший в Александровой слободе «своего рода певческую академию»24.
О том, что собой представлял «царский домовый обиход» в Александровой слободе, против которого яростно выступал митрополит Филипп (особо примечательно требование царя, чтобы игумен Филипп «в опришнину и в царский домовый обиход не вступался, а на митрополью бы ставился»25), известно из двух источников - «Послания» Таубе и Крузе и «Краткого сказания» А.Шлихтинга, которые совпадают по всем существенным вопросам, дополняя и поясняя друг друга.
Находясь в Александровой слободе, Иван IV, по словам Таубе и Крузе, «был игуменом, кн[язь] Афанасий Вяземский келарем, Малюта Скуратов пономарем; и они вместе с другими распределяли (по-видимому, «делили». - А.Н.) службы монастырской жизни. В колокола звонил он сам вместе с обоими сыновьями и пономарем (т.е. Малютой. - А.Н.). Рано утром в 4 часа должны все братья быть в церкви; все неявившиеся, за исключением тех, кто не явился вследствие телесной слабости, не щадятся, все равно высокого ли они или низкого состояния, и приговариваются к 8 дням епитемии. В этом собрании поет он сам со своими братьями и подчиненными попами с четырех до семи. Когда пробивает 8 часов, идет он снова в церковь, и каждый должен тотчас же появиться. Там он снова занимается пением, пока не пробьет 10. К этому времени уже бывает готова
____________________
ря Ивана IV при ближайшей поверке (в том числе и приписываемые ему стихиры «деспота Иоанна») оказываются не более, чем запоздалой лестью тирану.
23 «Затеянная Грозным опричнина имела игровой, скомороший характер. Опричнина организовывалась как своего рода антимонастырь с монашескими одеждами опричников как антиодеждами, с пьянством как антипостом, со смеховым богослужением, со смеховым чтением самим Грозным отцов церкви о воздержании и посте во время трапез-оргий, со смеховыми разговорами о законе и незаконности во время пыток и т д.» (Лихачев Д.С., Панченко А.М. «Смеховой мир» древней Руси. Л., 1976, с. 61).
24 «В своей любимой загородной резиденции - слободе Александрове Иван Грозный основал специальное музыкальное учреждение, своего рода консерваторию, куда пригласил высококвалифицированных мастеров пения» (Успенский Н.Д. Образцы древне-русского певческого искусства. Л, 1971, с. 117-118; он же. Древне-русское певческое искусство. М., 1971, с. 151 и 186).
25 СГГД, ч. 1, № 193, с. 557-558; Зимин А.А. Опричнина…, с. 246.
ОПРИЧНИНА ИВАНА IV И «ОРДЕН КРОМЕШНИКОВ»____________________
641
трапеза, и все братья садятся за стол. Он же, как игумен, сам остается стоять, пока те едят. Каждый брат должен приносить кружки, сосуды и блюда к столу, и каждому подается еда и питье, очень дорогое и состоящее из вина и меда, и что [тот] не сможет съесть и выпить, он должен унести в сосудах и блюдах и раздать нищим, и как большей частью случалось, это приносилось домой.
Когда трапеза закончена, идет сам игумен к столу. После того, как он кончает еду, редко пропускает он день, чтобы не пойти в застенок, в котором постоянно находятся много сот людей; их заставляет он в своем присутствии пытать или даже мучить до смерти безо всякой причины, вид чего вызывает в нем, согласно его природе, особенную радость и веселость. И есть свидетельство, что никогда не выглядит он более веселым и не беседует более весело, чем тогда, когда он присутствует при мучениях и пытках до 8 часов [вечера]. И после этого каждый из братьев должен явиться в столовую или трапезную, как они называют, на вечернюю молитву, продолжающуюся до 9 [часов]. После этого идет он ко сну в спальню. «…» Что касается до светских дел, смертоубийств и других тиранств и вообще всего его управления, то отдает он приказания в церкви. Для совершения всех этих злодейств он не пользуется ни палачами, ни их слугами, а только святыми братьями. Все, что приходит ему в голову, одного убить, другого сжечь, приказывает он в церкви «…». Все братья, и он прежде всего, должны иметь длинные черные монашеские посохи с острыми наконечниками, которыми можно сбить крестьянина с ног, а также и длинные ножи под верхней одеждой, длиною в один локоть, даже еще длиннее, для того, чтобы, когда вздумается убить кого-либо, не нужно было бы посылать за палачами и мечами, но иметь все приготовленным для мучительства и казней…» [Т-К, 39-40].
Как можно убедиться, перед нами орденский распорядок жизни царя, лишенный какого-либо «глумления» над религией, а тем более атеизма. Наоборот, здесь всё проникнуто глубокой обрядовой педантичностью, заставляющей вспомнить инквизиционные застенки Европы, в которых ханжество соединено было с изуверством, а здесь еще и приправлено природной дикостью. Были ли Таубе и Крузе свидетелями этому «царскому домовому обиходу»? В этом убеждают приводимые ими подробности, подтверждаемые рассказом А.Шлихтинга, который, судя но всему, постоянно бывал в Александровой слободе в качестве переводчика придворного врача. Об этом говорит и его замеча-
642____________________
ИССЛЕДОВАНИЯ И СТАТЬИ
ние, что Иван IV, живя в слободе, «каждый день двадцать, тридцать, а иногда и сорок человек велит рассечь на куски, утопить, растерзать петлями, так что от чрезмерной трупной вони во дворец иногда с трудом можно проехать» [Шл., 25-26].
Записки Шлихтинга в ряде случаев уточняют сведения Таубе и Крузе, показывая, что среди «братьев» оказываются и некоторые члены опричного двора, допущенные к ритуалу «братства».
«Живя в упомянутом Александровском дворце, - писал Шлихтинг далее, - словно в каком-то застенке, он (царь. -А.Н.) обычно надевает куколь, черное и мрачное монашеское одеяние, какое носят братья базилиане, но оно всё же отличается от монашеского куколя тем, что подбито козьими мехами. По примеру тирана также старейшины (по-видимому, бояре. - А.Н.) и все другие принуждены надевать куколи, становиться монахами и выступать в куколях, за исключением убийц из опричнины, которые исполняют обязанность караульных и стражей. И так великий князь встает каждый день к утренним молитвам и в куколе отправляется в церковь, держа в руке фонарь, ложку и блюдо. Это же делают все остальные, а кто не делает, того бьют палками. Всех их он называет братией, также и они называют великого князя не иным именем, как брат. Между тем он соблюдает устав жизни, вполне одинаковый с монахами. Заняв место игумена, он ест один кушание на блюде, которое постоянно носит с собою; то же делают все. По принятии пищи он удаляется в келью или уединенную комнату. Равным образом и каждый из остальных уходит в свою, взяв с собой блюдо, ножик и фонарь; не уносить всего этого считается грехом. Как только он проделает это в течение нескольких дней и, так сказать, воздаст богу долг благочестия, он выходит из обители и, вернувшись к своему нраву, велит привести на площадь толпы людей и одних обезглавить, других повесить, третьих побить палками, иных поручает рассечь на куски, так что не проходит ни одного дня, в который бы не погибло от удивительных и неслыханных мук несколько десятков человек» [Шл., 27].
Из приведенного рассказа Шлихтинга можно заключить, что «братство» опричной гвардии, поставленной над опричным войском, в свою очередь служило подножием или «внешним кругом» для внутреннего ядра ближайших сподвижников царя из знати («старейшины» Шлихтинга), допущенной в орденский замок «кромешников». В орденский капитул входили (по Таубе и Крузе), кроме царя, А.И.Вяземский и М.Л.Скуратов-Бельский; Г.Штаден к ним присоединяет А.Д. и Ф.А. Басмановых и
ОПРИЧНИНА ИВАНА IV И «ОРДЕН КРОМЕШНИКОВ»____________________
643
П.В.Зайцева, поименованных предшествующими авторами в качестве ближайших советников царя. В числе безусловных «братьев», стоявших над «кромешниками» и принимавших непосредственное участие в кровавых расправах, можно назвать М.Т.Черкасского, В.Г.Грязного, В.И.Темкина-Ростовского и А.-Ф.Овцына, которые, в свою очередь, стали жертвами царской мнительности и раздражительности [Шт., 96-97]. Вероятно, к ним следует причислить еще какое-то количество лиц, однако отождествлять с «орденом кромешников» весь состав опричного двора, как то обычно делается историками26, на мой взгляд, нет никаких фактических оснований.
Таким образом, на основании показаний очевидцев, не входивших в опричный орден «кромешников», но тесно связанных с его деятелями и даже деятельностью (как тот же Г.Штаден, использовавший новгородский погром для личного разбоя), весь комплекс «опричнины Ивана IV» предстает перед нами в виде двух взаимопроникающих и взаимообусловленных структур. Первая из них представлена территориально-государственным аппаратом управления царским уделом, копирующим аналогичный аппарат «земщины», вершиной которого служит «царский двор», вторая - сращенный с верхушкой этого двора (но не тождественный ему) «орден кромешников», который опирается на «корпус убийц», выполняющих карательные и охранительные функции, и на опричное войско, никакого отношения к ордену не имеющее и точно так же возглавляемое царем. Внешним отражением такой двойственности «опричнины» оказываются два ее центра, функционировавшие одновременно на протяжении 1567-1571 гг.: закрытый ото всех заставами и караулами орденский замок-застенок в Александровой слободе и открытый для глаз обывателей опричный дворец на берегу Неглинной в Москве, официальное местонахождение царя и его приказов.
Этот вывод, опирающийся на приведенные выше факты, позволяет по-новому взглянуть на события 60-70-х гг. XVI в., увидев за «опричными реформами Ивана IV» не самоцель в виде первой, внешней структуры управления «царским уделом», а всего только средство для функционирования второй, внутреней структуры, какой был «орден кромешников». Какие цели он преследовал, в результате чего возник и почему был уничтожен самим его созда-
____________________
26 Напр., АА.Зимин: «Основу опричной гвардии составляет государев двор» (Зимин А.А Опричнина…, с. 353); Полосин И.И. Опричнина Ивана Грозного и очередные задачи., с. 185-189; он же. Споры об «опричнине» на польских сеймах XVI в. (1569-1582). // Полосин И.И. Социально-политическая история…, с. 166; АльшицД.Н. Начало самодержавия…, с. 177-192; и др.
644____________________
ИССЛЕДОВАНИЯ И СТАТЬИ
телем - на эти вопросы пока ответа нет и вряд ли они когда-либо будут получены. Маловероятно и найти под нынешними зданиями Успенского женского монастыря г. Александрова остатки орденского архива, хотя именно в результате таких раскопок могут быть открыты пыточные орденские застенки, о которых согласно пишут опричные дипломаты, А.Шлихтинг и Г.Штаден.
Похоже, именно здесь мы встречаемся с главной загадкой опричнины - с тем ее «сердцем», ради которого и была задумана вся затея с разделением земель, экстерриториальностью царского двора и его окружения, орденом «кромешников» и всем остальным. В отличие от Москвы, в Александровой слободе никогда не прекращались мучения и казни, смысл которых остается для нас закрыт, как, похоже, был он закрыт и для их современников. Сейчас мы даже не можем сказать с достоверностью, кого именно пытали и казнили, потому что этих безымянных жертв оказывается много больше, чем поименовано в дошедших до нас списках известного синодика Ивана IV. Остается предполагать, что то были жертвы доносов своих холопов, недругов, неудачные беглецы за рубеж, люди, подозреваемые в знахарстве и волшбе с умыслом на царя, а главное - потенциальные заговорщики. Однако сколько могло быть таких? Десятки? Между тем свидетельства очевидцев не оставляют сомнения, что эти жертвы исчислялись многими сотнями замученных и казненных на глазах царя.
Естественно задаться вопросом: во имя чего совершались эти бессмысленные убийства, ставшие обязательной частью «царского домового обихода»? Никакая алчность царя, никакой страх действительных или возможных заговоров против него лично не объясняет ни мучений жертв, ни их количества, ни уничтожения при этом всего имущества казнимых, ни издевательств над женщинами и детьми, ни травли осужденных зверями - всех тех воистину адских мук, которые еще никем в мировой истории не были превзойдены по своей бесчеловечности и изощренности. Между тем, именно в этих пытках, в этих массовых казнях, как видно, заключена тайна «ордена кромешников» и трагедия митрополита Филиппа, требовавшего от Ивана IV положить конец не только казням, но и всему «бесовскому действу». Эти изощренные, бесконечные и бесцельные зверства, описание которых мы находим у очевидцев, которые, в свою очередь, находят подтверждение в описании опричной расправы с Новгородом27, не-
____________________
27 Повесть о приходе царя Иоанна IV Васильевича в Новгород. // Новгородские летописи. СПб., 1879, с. 393-404; Летописец новгородский церквам Божиим. // Новгородские летописи…, с. 338-345.
ОПРИЧНИНА ИВАНА IV И «ОРДЕН КРОМЕШНИКОВ»____________________
645
вольно заставляют задуматься: не имеем ли мы в данном случае дело с орденом поклонников Сатаны?
Для XVI в. в этом не было ничего необычного, тогда как все орденские атрибуты, знаки, а главное - действия, сопряженные с массовыми и мучительными человеческими жертвоприношениями, делают подобное предположение в высшей степени вероятным. Более того, такое предположение хорошо согласуется с сообщениями о подчеркнутой набожности Ивана IV (Даниил Принц из Бухова), со стремлением к мелочной обрядовости, его гипертрофированном суеверии, постоянном страхе и подозрительности. Стоит напомнить, что «уклонение в сатанизм» человека средневековья не только не предполагало у него какого-либо «атеизма» или наличия «антиклерикальных настроений», но, наоборот, требовало глубокой веры в силу обрядности и наличие Бога Небесного. Последняя, в свою очередь, порождала веру в его могущественного антипода и «супротивника», «князя мира сего», к которому человек и обращался за помощью.
И здесь напрашивается любопытная параллель.
В своей работе об орденском характере опричнины Ивана IV И.И.Полосин напомнил, что еще в 1547 г. московским правительством была высказана идея создания собственного рыцарского ордена28. Факт этот можно было бы посчитать несущественным, однако не так давно Г.В.Вилинбахов, работавший над историей ордена Андрея Первозванного, обнаружил, что сообщение Г.Шлитте, судя по всему, имело продолжение. Он нашел, что в книге И.А.Рудольфи «Куриозная геральдика», изданной в 1718 г., говорится, что орден Андрея Первозванного - «не первый рыцарский орден в Москве, а еще царь Иван Васильевич учредил в 1557 году орден Небесного Креста (может быть, в память того креста, что явился царю Константину) с розой, украшенной жемчугом, потому что на цепи ордена, состоящей из 42 звеньев, висело изображение Спасителя Иисуса Христа, торжествующего и возносящегося к небесам». Подтверждение такому сообщению Г.В.Вилинбахов нашел на оттиске печати царя Федора Ивановича, воспроизведенной в свое время в книге А.Лакиера «Русская геральдика», где «отчетливо видна на груди двуглавого орла цепь со знаком ордена либо в виде андреевского креста, либо в виде монограммы Христа»29.
____________________
28 Полосин И.И. Что такое опричнина. // Полосни И.И. Социально-политическая история…, с. 154.
29 Вилинбахов Г.В. К истории учреждения ордена Андрея Первозванного и эволюция его знака. // Культура и искусство Петровского времени. Л., 1977, с.155.
646____________________
ИССЛЕДОВАНИЯ И СТАТЬИ
Крест с розой, ставший центральным знаком Ордена Небесного Креста, вполне мог быть знаком тех «чинов стратилатских» о которых вскольз упоминал А.М.Курбский в своей «Истории о великом князе Московском»30. Неслучайно, начиная с конца XVI или с начала XVII в., одним из излюбленных типов русского серебряного нательного креста с эмалью и без нее оказывается крест довольно большого размера с изображенным на нем розовым венком. Интересно и другое. Из соборного дела о «мятеже» дьяка И.М.Висковатого по поводу новой стенописи и икон, написанных для ряда кремлевских церквей, в том числе для Благовещенского собора, известно, что именно в это время там появился образ «Господа нашего Иисуса Христа, на верх креста седяща в доспехе», который своей необычностью смутил ревнителя благочестия31. Как известно, представление о Христе-рыцаре, чуждое восточному православию, неразрывно связано с рыцарскими орденами Западной Европы, поэтому появление подобного новшества в русской иконографии, притом в одном из «царских» соборов, вполне могло стать «репликой» на учреждение подобного ордена.
Наличие следов орденских организаций в России в 50-х гг. XVI в. ставит перед исследователем этого времени много вопросов, среди них - о связях нового ордена с орденами Западной Европы, о том, кто входил в орденские братства и т.д. Тем более, что символика ордена Небесного Креста, связанная с доблестью, верой и благодатью, оказывается в оппозиции символике опричнины, заставляя думать, что свой сатанинский орден Иван IV мог создать в противоположность не только «ордену земщины», но, соответственно, и его небесному покровителю, Христу. Отсюда - устроение орденского замка «кромешников» вне Москвы и вся та его мрачная символика, о которой я писал в одной из своих книг: черные одеяния «кромешников», черные графитовые крыши орденского замка, о которых нам теперь известно по раскопкам в Александровой слободе, «черные мессы», которые служил Иван IV вместе с какими-то «своими попами», и бесчисленные жертвоприношения сатане…
Оставляя в стороне тайные цели, которые преследовал царь, создавая свой «орден кромешников»32, и которые, как я уже
____________________
30 Курбский А. М. История…, стб. 172.
31 Московские соборы на еретиков XVI века в царствование Ивана Васильевича Грозного. М., 1847, с. 10. Об иконографии образа см.: Подобедова О.И. Московская школа живописи при Иване IV (Работы в московском Кремле 40-х - 70-х годов XVI в.). М, 1972, с. 40-58 и др.
32 Напр., гипотезу Г.Л.Григорьева, что предпосылкой возникновения
ОПРИЧНИНА ИВАНА IV И «ОРДЕН КРОМЕШНИКОВ»____________________
647,
сказал, мы вряд ли сможем когда-либо выяснить с достоверностью, установление внутренней структуры опричнины позволяет утверждать, что ее первоначальной задачей была легализация созданной царем орденской организации за пределами юрисдикции общегосударственной структуры власти и над ней, тогда как все остальные связанные с опричниной реформы (разделение земель, создание дублирующей системы приказов, собственного войска, опричного двора и т.п.) служили только средством обеспечения жизнедеятельности ордена, венчавшего пирамиду власти в России 60-70-х гг. XVI в.
Подобный вывод требует от историков в дальнейшем отказаться от недифференцированного использования термина. «опричник», одинаково прилагаемого как к человеку, находившемуся под юрисдикцией опричного Дворца и проживавшего на опричной территории, так и к члену опричного Ордена, собственно опричнику или «кромешнику», наделенному не только знаками ордена, но и специфическими функциями и полномочиями. В свою очередь, к этим последним нельзя огулом причислить весь состав опричного Двора даже в период опричного террора 1565-1572 гг., не говоря уже о распространении этого термина на опричное войско, работников опричных приказов,, дипломатов, бояр и т.д., которым более соответствует наименование по званию и по должности с указанием «из опричнины» оставив за собственно членами ордена наименование «опричник» или «кромешник», подразумевая под ними «убийц»-А.Шлихтинга и «кромешников» А.М.Курбского.
____________________
опричнины послужило существование скрытого претендента на трон, каким мог быть сын Соломонии Сабуровой князь «Георгий Васильевич», на которого могла возлагать надежды оппозиция (Григорьев Г.Л. Кого боялся Иван Грозный? М., 1998; Никитин А. Государев обиход. // Никитин А. Точка зрения. М., 1985, с. 281-413).
БИАРМИЯ / BJARMALAND СКАНДИНАВСКИХ САГ ____________________
673
БИАРМИЯ / BJARMALAND
СКАНДИНАВСКИХ САГ
Исследователь, занимающийся вопросами исторической географии, в своей работе часто сталкивается с фантомами, возникавшими на основании легенд, непроверенных слухов, искажений реальных фактов переписчиками, наконец, просто фантазий людей, в большинстве своем преследовавших определенные, как правило, небескорыстные цели. Достаточно полный свод этих химер ч еловеческого воображения - древности, средневековья и даже нового времени - представлен в известной работе Р.Хеннига «Неведомые земли»1. Как правило, все они располагались за пределами известных современникам территорий, и по мере того, как происходило открытие и освоение европейцами окружающего их мира, эти фантомы исчезали с лица земли, становясь достоянием разве только летописи человеческих заблуждений и ошибок. В самом деле, вряд ли кому из серьезных исследователей может прийти в голову искать сейчас на территории России следы тех чудовищных животных и растений, которых усваивали ей арабские географы IХ-ХII вв. или европейские землеописатели, рассуждавшие о песьеголовых или трехногих обитателях северных областей Восточной Европы в ХIV-ХVII столетиях.
Между тем, начиная с XVIII в. мы сталкиваемся с любопытным феноменом внедрения в русскую историографию и собственно русскую историю одного из таких фантомов, особенно настойчиво утверждаемого на протяжении последней трети XX века. Это - Биармия, краткая справка о которой в СИЭ выглядит следующим образом: «Биармия - страна на крайнем с[еверо]-в[остоке] Европейской части России, славившаяся мехами, серебром и мамонтовой костью; известна по скандинавским] и рус[ским] преданиям 9-13 вв. Некоторые историки счи-
____________________
1 Хенниг Р. Неведомые земли, т. 1-4.М., 1961-1975.
674 ____________________
ИССЛЕДОВАНИЯ И СТАТЬИ
тают, что Б[иармия] или Биармаланд, - это скандинавское] назв[ание] берега Белого м[оря], Двинской земли; другие отождествляют Б[иармию] с «Пермью Великой»2. Этот текст сопровождается указанием на работы трех исследователей, специально занимавшихся данным вопросом - С.К.Кузнецова3, К.Ф.Тиандера4 и А.И.Соболевского5. Следующей по времени работой, специально посвященной вопросу о местоположении Биармии (в северных языках - Бьярмия/Bjarmaland) и возможной этнической принадлежности биармийцев/бьярмов стала моя статья «Биармия и древняя Русь», опубликованная в 1976 г. в журнале «Вопросы истории»6. Последнее уточнение оказывается необходимым коррективом по отношению ко многим положениям ряда современных скандинавистов, разрабатывающих данную тему, в первую очередь, к работам Т.Н.Джаксон и Г.В.Глазыриной, на которые я ссылаюсь в дальнейшем, поскольку они содержат не только подлежащий анализу материал, но также и определенную тенденциозность в его отборе и использовании.
В приведенном тексте СИЭ содержится ряд ошибок, о которых следует сразу же предупредить. Во-первых, никаких «русских преданий 9-13 вв.» о Биармии не существует; во-вторых, о нахождении «мамонтовой кости в Биармии» ничего не известно: в скандинавских сагах речь идет только о мехах соболей, белок и бобров; в третьих, саги говорят не о «серебре вообще», а только о серебряных монетах, имеющих хождение у населения и находящихся в «святилище Йомали». Что же касается местоположения Биармии «на крайнем северо-востоке», то и это не соответствует действительности, поскольку исследователи помещали ее 1) на Кольском полуострове (Олаус Магнус, XVI в.7), 2) в норвежской Лапландии (И.Шеффер, XVII в.8), 3) на Ка-
____________________
2 СИЭ, т. 2, М, 1962, сто. 396.
3 Кузнецов С.К. К вопросу о Биармии. // Этнографическое обозрение, кн. LХV-LХVI (1905, № 2 и 3). В дальнейшем я цитирую эту работу по отдельному оттиску со своей сквозной пагинацией (М., 1905).
4 Тиандер К. Поездки скандинавов в Белое море. СПб., 1906.
5 Соболевский А. Древняя Пермь. // ИОАИЭ, т. 34, вып. 3-4. Казань, 1929.
6 Никитин А.Л. Биармия и древняя Русь. // ВИ, 1976, № 7, с. 56-69.
7 Савельева Е.А. Олаус Магнус и его «История северных народов». Л., 1983.
8 Кузнецов С.К. К вопросу о Биармии…, с. 61-62.
БИАРМИЯ / BJARMALAND СКАНДИНАВСКИХ САГ ____________________
675
рельском перешейке (В.Н.Татищев XVIII в.9), 4) в Пермской области и нижнем Подвинье (Ф.-И.Страленберг10), 5) в устье Северной Двины (К.Ф.Тиандер11), а в последующее время - 6) на берегу Рижского залива (А.Л.Никитин12), 7) в Ярославском Поволжье (К.Ф.Мейнандер13), 8) между реками Онега и (? - А.Н.) Стрельна или Варзуга (Т.Н.Джаксон14), наконец, под Биармию отводится 9) «вся территория Севера Восточной Европы от Кольского полуострова вплоть до Ладожского озера» (Е.А.Мельникова15 и Г.В.Глазырина16).
Напомнить о своих работах я вынужден по двум причинам. Во-первых, насколько мне известно, они до сих пор остаются единственными по полноте рассмотрения вопроса о Биармии с точки зрения накопленного на сегодняшний день археологического, этнографического, лингвистического и географического материала для обоснования местоположения данного фантома, а, равным образом, и по использованию структурного анализа текстов и вычленения из них историко-географических реалий, тогда как все предыдущие и последующие работы филологов-скандинавистов останавливались на сюжетно-морфологическом, т.е. исключительно литературоведческом анализе текста, следуя в этом за К-Ф.Тиандером. Во-вторых, и это достаточно характеризует методы работы названных мною исследовательниц, именно эта, аргументированная точка зрения на местоположение Биармии не указывается в их обзорных сводках не по забывчивости или незнанию17, а исключительно по причине от-
____________________
9 Татищев В.Н. История Российская, т. I. М.-Л., 1962, с. 108.
10 Страленберг Ф.-И. Историческое и географическое описание северной и восточной частей Европы йАзии. СПб., 1797. "
11Тиандер К. Поездки скандинавов в Белое море…
12 Никитин А.Л. Биармия и древняя Русь…; он же. Точка зрения. М., 1985, с. 7-132; он же. Костры на берегах. М. 1986, с. 333-493.
13 Мейнандер К.-Ф. Бьярмы. // Финно-угры и славяне. Л., 1979, с. 35-40.
14 Дмсаксон Т. Н. Исландские королевские саги о Восточной Европе (с Древнейших времен до 1000 г.). Тексты, перевод, комментарий. М., 1993, с.249.
15 Мельникова Е.А. Древнескандинавские географические сочинения. М., 1986, с.199.
16 Глазырина Г.В. Исландские викингские саги о Северной Руси. М., ^96,с.97.
17 Напр.: Джаксон Т.Н., Глазырина Г.В. Бьярмия в отечественной историографии. // Археология и история Пскова и Псковской земли. Тезисы Докладов предстоящей научно-практической конференции. Псков, 1986, с. 62-64.
676 ____________________
ИССЛЕДОВАНИЯ И СТАТЬИ
сутствия каких-либо научных аргументов, которые они могли бы выдвинуть в противовес изложенной мною концепции18.
Впрочем, таковые аргументы отсутствовали и у их предшественников, поскольку никто из утверждавших и утверждающих Биармию на берегах Белого моря и в низовьях Двины не удосужился проверить на месте реальность или хотя бы возможность такого решения. Как правило, вопросом Биармии занимались филологи-скандинависты или историки, имевшие дело исключительно с текстами, а не с физико-географической и с исторической ситуацией, в каковую они помещали «Биармию» и «биармийцев».
Чтобы не повторять всё то, что изложено мною в предшествующих работах, заранее сообщаю: ни на Кольском полуострове, ни на берегах Белого моря, ни в Подвинье, ни в Пермской губернии, ни в Заволочье, ни на Карельском перешейке, о котором писал В.Н.Татищев19, никакой «Биармии» никогда не суще-
____________________
18 Естественно, такими «аргументами» не могут быть голословные заявления о «дилетантизме» автора, незнании им скандинавских языков, отсутствия «филологического образования» или объявления его выводов «умозрительными конструкциями» (см., напр.: Мельникова Е.А. Древнескандинавские географические сочинения…, с. 197). В этом плане достойным образчиком нравов «советской академической науки» может служить граничившая в то время с политическим доносом статья Т.Н.Джаксон, опубликованная ею в «Скандинавском сборнике» {Джаксон Т.Н. Бьярмия. Древняя Русь и «земля незнаемая». // СС, XXIV, Таллин, 1979, с. 133-138.), где отсутствие научных аргументов заменено передергиванием фактов и личными выпадами самого низкого пошиба, рассчитанного на неведение читателей и возможную реакцию «начальства». Цели этой публикации были вполне прозрачны: любыми средствами очернить автора работы, выводы которой поставили под сомнение результаты только что подготовленной кандидатской диссертации и знакомящей с ней первой публикации молодого и, как можно видеть, весьма «многообещающего» филолога (см.: Джаксон Т.Н. «Восточный путь» исландских королевских саг. // ИСССР, 1976, № 5, с. 164-170).
19 «Буривой, имея тяжку войну с варяги, множицею побеждаше их и облада всю Бярмию до Кумени. Последи при оной реце побежден бысть, вся свои вой погуби, едва сам спасеся, иде во град Бярмы, иже на острове сый крепце устроенный, иде же князи подвластнии пребываху, и тамо, пребывая, умре» (Татищев В.Н. История Российская, т. I. М.-Л., 1962, с. 108). И далее, в примечании к этому месту: «Бярмы град, у руских Корела, у финов Кексгольм, т.е. на дву островах» (там же, с. 115). Однако теперь в результате раскопок известно, что все находки в Кексгольме (ныне г. Приозерный) не древнее начала XIV в. (Кирпичников А.Н. Историко-археологические исследования древней Корелы. // Финно-угры и славяне. Л., 1979, с. 52-73).
БИАРМИЯ / BJARMALAND СКАНДИНАВСКИХ САГ ____________________
677
ствовало, поскольку ни на одной из этих территорий до сих пор не обнаружено каких-либо предметов скандинавского происхождения IХ-ХI вв, равно как и находок, которые сколько-нибудь могут соответствовать сведениям скандинавских и североевропейских источников о Биармии и биармийцах.
В последнем я смог убедиться, начав еще в середине 60-х гг. археологические исследования в Прионежье, Подвинье и на берегах Белого моря, в том числе и на Терском берегу20, потребовавшие ознакомления как со всей имеющейся на данный момент литературой, в том числе посвященной Биармии, так и с коллекциями находок, происходящих с этих территорий21. Всё это позволяет мне с ответственностью заявить, что ни одна из этих категорий источников, включая отчеты исследователей, не содержит ничего, что может хоть в какой-то степени указывать на Биармию или на присутствие здесь скандинавов, вопреки беспрецедентному по своему апломбу и беспочвенности заявлению Г.В.Глазыриной о «Подвинье, освоенном норманнами в конце IX в.»22. В связи с этим я имею полное право присоединиться к безукоризненному по аргументации выводу С.К.Кузнецова, что «Биармия на берегах Северной Двины и в пределах Перми Великой есть мираж, научное заблуждение, с которым пора покончить раз и навсегда»23.
Есть и еще одно немаловажное обстоятельство. Как я неоднократно подчеркивал, столь широкая якобы известность среди скандинавов северного морского пути в Белое море в Х-Х1 вв., о чем пишут авторы рассуждений о Биармии, ведущего на территории, обильные лесом, зверем, рыбой и плодородной землей, лежавшие тогда за пределами новгородской колонизации, оказывается в вопиющем противоречии с их бегством от власти королей в просторы Атлантики на скудные, а, порою, безжизненные земли Исландии и юга Гренландии. В действительности же
____________________
20 Никитин А.Л. Новые горизонты в исследовании первобытного искусства. // Скандинавский сборник, вып. XI, Таллин, 1966, с. 335-340; он же. Памятники позднего неолита на юго-востоке Кольского полуострова. // Памятники древнейшей истории Евразии. М., 1975, с. 124-143; он же. Население юго-востока Кольского полуострова в позднем неолите. // СЭ, 1976, №2, с. 103-111.
21 См. последнюю по времени сводку зарегистрированных археологических памятников и находок этого региона в кн.: КуратовА.А. Археологические памятники Архангельской области. Архангельск, 1978.
22 Глазырина Г.В. Исландские викингские саги…, с. 42.
23 Кузнецов С.К. К вопросу о Биармии…, с. 95.
678 ____________________
ИССЛЕДОВАНИЯ И СТАТЬИ
первое появление норвежцев в Белом море отмечено только в 1419 г.: «Того же (6927) лета, пришед мурмане войною въ 500 человекъ, в бусах и въ шнеках, и повоеваша въ Арзуги погост Корильскыи и в земли Заволочкои погосты: в Неноксе, в Ко-рельскомъ манастырь святого Николы, Конечный погост, Яковлю курью, Ондреяновъ берег, Кигъ остров, Кяръ островъ, Михаиловъ манастырь, Чиглонимъ, Хечинима; три церкви сожгли, а христианъ черноризиць посекли; и заволочане две шнеки мурманъ избиша, а инии избегоша на море» [НПЛ, 411-412]. Оно было вызвано участившимися набегами новгородцев и карел на Тромсё и более не повторялось.
Не вносят ясности в местоположение «Бьярмаланда» и древние скандинавские географические сочинения, рукописи которых датируются не ранее последней четверти XIV в. и даже XVII в., сообщая только, что «от Бьярмаланда идут земли, не заселенные северными народами, до самого Гренланда»24. Не потому ли их исследовательница по существу отказалась не только от сколько-нибудь определенной локализации «Бьярмаланда», но даже от самой возможности историко-географического изучения вопроса, соглашаясь обсуждать лишь «литературный образ Биармии»25.
В результате сложилась любопытная ситуация, прослеживаемая с XVIII в. и особенно ярко проявившаяся в наши дни в исторической науке, когда филологи-скандинависты, работающие со средневековыми текстами и плохо представляющие себе историю и физическую географию севера Европейской части России, последовательно и целеустремленно игнорируют все работы исследователей, изучавших вопрос о Биармии/Бьярмии на местах и доказывающих невозможность ее там нахождения. Первым в этом ряду противников фантома Биармии стоит замечательный архангелогородский историк, член-корреспондент Императорской Академии Наук В.В.Крестинин, который исследовал этот вопрос на месте и с замечательной прозорливостью, подтвержденной последующими археологическими изысканиями, писал, что следует «изключить из истории города Холмогор все чужестранные торги, присвоенные прежде 16 века сему месту, которое никогда столицею в Биармии не было»26. Подоб-
____________________
24 Мельникова Е.А. Древнескандинавские географические сочинения…, с. 79 и 89.
25 Там же, с. 200.
26 Крестинин В. Начертание истории города Холмогор. СПб., 1790, с. 29-
БИАРМИЯ / BJARMALAND СКАНДИНАВСКИХ САГ ____________________
679
ная тенденциозность вынуждает меня еще раз вернуться к рассмотрению вопроса о Биармии/Бьярмии, исходя не из литературных представлений современных филологов, плохо понимающих о чем идет речь в географической реальности, а опираясь на древние тексты, историческую географию и результаты археологических исследований. Этому способствует и наметившееся расширение текстовой базы.
Если к моменту публикации статьи СИЭ о Биармии в распоряжении исследователя имелась только сводка С.К.Кузнецова, содержащая все относящиеся к Биармии фрагменты саг по изданию Antiquite Russes (Vol.1-2. Copenhague, 1850-1852) в его переводе, литературно-историческое исследование К.Ф.Тиандера с пересказом и переводом текстов, а также некоторые саги в русском переводе, то сейчас положение изменилось. Появилось много новых публикаций фрагментов и полных текстов саг, в том числе главный компендиум «королевских саг» Снорри Стурлусона27, что позволяет во многих случаях проверить и уточнить пересказы Тиандера.
Вместе с тем, основными источниками сведений о Биармии и биармийцах по-прежнему остаются два текста, прямая связь между которыми никем до сих пор не доказана, однако считается само собой разумеющейся. Это рассказ Отера/Оттара (Ohthere) о поездке в страну «беормов», известный по дополнениям короля Альфреда к англосаксонскому переводу книги Павла Орозия «De miseria mundi»28, и рассказ о плавании Карли и Торира Собаки в «Саге об Олаве Святом» Снорри Стурлусона, входящей в «Круг земной»29, теперь представленный по всем предшествующим и позднейшим редакциям различных списков30.
Текст, который известен как «рассказ Отера» (датируемый временем около 890 г.), содержит запись ответов норвежца Отера/Оттара и его спутника Вульфстана на вопросы английского короля Альфреда. Отер был одним из хэвдингов, живших на самом севере Норвегии («севернее всех норманнов»), неподалеку от современного Тромсё, и его путь морем на юг Норвегии ле-
____________________
27 Снорри Стурлусон. Круг земной. М., 1980.
28 Кузнецов С.К. К вопросу…, с. 5-9; Тиандер К. Поездки скандинавов…, с. 53-56; Матузова В.И. Английские средневековые источники 1Х-ХШ в. М., 1979,с.19-35.
29 Снорри Стурлусон. Круг земной…, с. 283-287.
30 Джаксон Т.Н. Исландские королевские саги о Восточной Европе (первая треть XI в.). Тексты, перевод, комментарий. М., 1994.
680 ____________________
ИССЛЕДОВАНИЯ И СТАТЬИ
том занял целый месяц. К королю Альфреду он прибыл из Хедебю в Шлезвиге и рассказывал о своей поездке на север, тогда как его спутник Вульфстан преимущественно рассказывал об их совместной поездке на восток из Хэтума (Хедебю) вдоль южного берега Балтийского моря до Трусо на Эльбинге в Восточной Пруссии. Хотя обычно «рассказ Отера» считают полностью ему принадлежащим, не обращая внимания на противоречия в тексте, легко заметить, что в нем присутствуют слова трех человек - Отера, Вульфстана и писца, не успевавшего записывать точно за отвечающим и потому передававшего только общий смысл ответа рассказчика. Такое чередование разных по своей структуре и сюжетам фраз заставляет думать, что король расспрашивал гостей одновременно, поочередно задавая вопросы, в то время как писец записывал ответы и уже потом выделил из них рассказ Отера о Халогаланде и его плавании на север и рассказ Вульфстана об их совместном плавании к эйстам (т.е. пруссам). Именно поэтому в текст «рассказа Отера» о поездке на север Норвегии попали сведения о «беормах», встреченных Отером и Вульфстаном во время их совместного плавания на восток вдоль южного берега Балтийского моря. На это указывает вдруг возникающее в тексте местоимение «они» и тесные контакты с «беормами» (которые «много» рассказывали о своей родной стране и окружающих странах) в противоположность дважды подчеркнутому писцом заявлению Отера, что с тех пор, как он покинул свой дом, он не встречал «населенной земли», поскольку Отер не считал за «население» «рыбаков, птицеловов и охотников». Очень возможно, что подобная путаница произошла в результате наличия в рассказе каждого из путешественников «большой реки», которая для Отера/Оттара стала последним из достигнутых им ориентиров на северо-востоке, после чего он повернул обратно, потеряв интерес к этим землям, а для Вульфстана (и Отера/Оттара?) - началом оживленных контактов с «беормами». В этом плане особенный интерес представляем фраза, в которой содержится сравнение языка «финов/терфинов» и «беормов», которая, вероятнее всего, принадлежит Отеру/Оттару, сопровождавшего Вульфстана и отвечавшего на вопрос короля Альфреда о «беормах».
Чтобы разделить эти два пласта информации, я воспроизвожу текст, с наибольшим вероятием относящийся к рассказу самого Отера/Оттара, полужирным шрифтом, тогда как попавшие в него ответы Вульфстана выделены подчеркиванием. В этих целях мною использован последний по времени перевод В.И.Матузовой, в основной своей части совпадающий (за неко-
БИАРМИЯ / BJARMALAND СКАНДИНАВСКИХ САГ ____________________
681
торыми серьезными исключениями) с переводом К.Ф.Тиандера. Так, "беормов" (beormas) подлинника без каких-либо оснований она превратила в «бьярмийцев», а "финов/терфинов" (finnas/terfinnas), т.е. 'лапландцев', 'лопарей' - в «финнов», которые в текстах того времени неизменно именовались «квенами», в результате чего произошла не просто подмена одного понятия другим, но и серьезное искажение историко-географической ситуации, зафиксированной «рассказом Отера/Оттара», которого переводчица неизменно именует «Охтхере». Еще большее удивление вызывает в ее переводе пассаж о китах, которых В.И.Матузова зачем-то превратила в гигантских моржей («сорока восьми локтей длиной, а самый большой - пятидесяти локтей», т.е. 21,5-22,5 м.), что, следует признать, превосходит во много раз не только реальность (согласно всем без исключения справочникам размеры моржа никогда не превышали 4 метров), но даже и воображение нормального человека в отношении наиболее часто упоминаемой части тела этих млекопитающих. Поэтому для сопоставления в примечаниях я воспроизвожу также и перевод К.Ф.Тиандера, вносящий, как мне представляется, необходимые для понимания этого текста коррективы.
Итак, «Отер сказал своему господину, королю Альфреду, что он живет севернее всех норманнов. Он сказал, что живет в стране, [лежащей] к северу от Западного моря. Он сказал, однако, что страна эта простирается очень далеко на север оттуда, но она вся необитаема, за исключением нескольких мест, [где] то тут, то там живут финны, охотясь зимой, а летом ловя рыбу в море. Он сказал, что однажды захотелось ему узнать, как далеко на север лежит эта земля и живет ли кто-нибудь к северу от этого необитаемого пространства. Тогда он поехал прямо на север вдоль берега, и в течение трех дней на всем пути оставлял он эту необитаемую землю по правую сторону [от корабля], а открытое море - по левую. И вот оказался он на севере так далеко, как заплывают только охотники на китов. Тогда он поплыл дальше на север, сколько мог проплыть [под парусом] за следующие три дня. А там то ли берег сворачивал на восток, то ли море врезалось в берег - он не знал; знал он только, что ждал там северо-западного ветра и поплыл дальше на восток вдоль побережья столько, сколько смог проплыть за четыре дня. Потом он должен был ждать прямого северного ветра, потому что то ли берег сворачивал прямо на юг, то ли море врезалось в берег - он не знал. И поплыл он оттуда прямо на юг вдоль берега столько, сколько он смог проплыть за пять дней.
682 ____________________
ИССЛЕДОВАНИЯ И СТАТЬИ
И там большая река вела внутрь земли. Тогда вошли они в эту реку. но не осмелились плыть по ней. боясь нападения [со стороны местных жителей], ибо земля эта была заселена по одной стороне реки. До этого не встречал он никакой обитаемой земли, с тех пор как покинул родной дом. И на всем его пути была справа от корабля необитаемая земля, если не считать [стоянок] рыбаков, птицеловов и охотников, и все они были финны; а слева от него было открытое море. А бьярмийцы очень густо заселили свою землю: они же не решились на нее ступить. Зато земля терфиннов была вся необитаема, если не считать останавливающихся там охотников или рыбаков, или птицеловов.
Многое поведали ему бьярмийцы как о своей родной земле, так и о близлежащих землях: но он не знал. насколько правдивы эти рассказы, потому что сам этого не видел. Показалось ему, что и фнны и бьярмийцы говорят почти на одном [и том же] языке. Вскоре он поехал туда не только для того, чтобы увидеть эти края, но и за моржами, потому что у них на зубах очень хорошая кость - несколько таких зубов они привезли королю, - а кожа их очень хороша для канатов. Этот морж был значительно меньше других; он был не длиннее семи локтей. У него же на родине лучшая охота на моржей: там они бывают сорока восьми локтей длиной, а самый большой - пятидесяти локтей. Там, сказал он, он был одним из шестерых, которые убили шестьдесят моржей за два дня»31.
____________________
31 Матузова В.И. Английские средневековые источники…, с. 24. См. перевод К.Ф.Тиандера: «Отер рассказывал своему государю, королю Альфреду, что он живет севернее всех норманнов. Он прибавил, что живет в стране, расположенной на севере от Западного моря. Он, однако, говорил, что эта страна оттуда еще простирается очень далеко на север, но она вся пустынна, и только на немногих местах поселились здесь и там фины, занимаясь зимой охотою, а летом рыбным промыслом на море. Он рассказывал, что однажды хотел испытать, далеко ли эта земля простирается на север и живет ли кто на севере от этой пустыни. Тогда он поехал на север вдоль берега: все время в течение трех дней на правой стороне у него оставаясь пустынная страна, а открытое море по левой. Тогда он достиг северной высоты, дальше которой китоловы никогда не ездят. Он же продолжал путь на север, насколько еще мог проехать в другие три дня. Тут берег сворачивал на восток или же море врезалось в страну; известно ему было только то, что ему пришлось там ждать попутного ветра с запада и отчасти с севера, а потом он поплыл вдоль берега на восток, сколько мог проехать в четыре дня. Тогда он принужден был ждать прямого северного ветра, потому что берег здесь сворачивал на юг или же море врезалось в страну, - этого он не знал. Тогда он плыл отсюда к югу вдоль берега, сколько мог проехать в пять дней. Там
БИАРМИЯ / BJARMALAND СКАНДИНАВСКИХ САГ ____________________
683
На основании этого текста сторонники «беломорской Биармии» считают, что Отер/Оттар, отправившись из района Тромсё на север, обогнул Нордкап, прошел вдоль Мурманского берега Кольского полуострова, обошел Святой Нос и, войдя в горло Белого моря, спустился на юг до устья Двины («большая река»), где нашел беормов/бьярмов, после чего вернулся обратно. Современные скандинависты (Т.Н.Джаксон, ДА.Мачинский, Г.В.Глазырина), не отвергая полностью этот вариант для последующих плаваний норвежцев, указывают в качестве конечного пункта плавания Отера/Оттара одну из рек Терского берега Кольского полуострова (Варзуга, Стрельна, Поной)32, не подозревая, что все реки этого полуострова непригодны для движения морских лодей из-за наличия порогов сразу за устьем и песчаного бара перед ним. Такими же особенностями характеризуются и все без исключения реки севера Норвегии, поэтому,
____________________
большая река вела внутрь страны. Тогда они уже в самой реке повернули обратно, потому что не смели подняться вверх по реке, боясь враждебного нападения. Эта страна была заселена по одной стороне реки. Это была первая населенная страна, которую они нашли с тех пор, как оставили свои собственные дома. Все же время по правой руке их была пустынная страна, исключая поселения рыбаков, птицеловов и охотников, которые все были фины; по левой же их руке было открытое море. Страна беормов была весьма хорошо населена, но они не посмели поехать туда. Но земля терфинов была совсем пустынная, кроме отдельных местечек, где жили рыбаки, охотники и птицеловы. Много вещей ему рассказывали беормы, как об их собственной стране, так и о странах, лежащих кругом; но он не мог проверить их достоверность, потому что сам он их не видал. Фины, казалось ему, и беормы говорят почти на одном и том же языке. Вскоре он опять поехал туда, интересуясь природой этой страны, а также и из-за моржей, потому что их зубы представляли собою весьма драгоценную кость - несколько таких зубов он преподнес королю, а их кожа была в высшей степени пригодна для корабельных канатов. Киты же там гораздо меньше обыкновенных, они в длину не больше семи локтей. В его собственной стране, правда, наилучшая ловля китов; там они длиной в 48 локтей, самые большие же в 50. Там, рассказывал он, однажды вшестером за два дня они сумели добыть шестьдесят китов…» (Тиандер К.Ф. Поездки скандинавов…, с. 53-56).
32 Джаксон Т.Н., Мачинский Д.А. Связи Северной Руси и Беломорья в IХ-ХIII вв. // Внешняя политика Древней Руси. Юбилейные чтения, посвященные 70-летию со дня рождения… В.Т.Пашуто. Тезисы докладов. М., 1988, с. 25-26; Глазырина Г.В. Плавание Оттара в Бьярмаланд в свете палеоклиматических, гидрологических и естественно-географических данных. // Восточная Европа в древности и средневековье. Спорные проблемы истории. Тезисы докладов. М., 1993, с. 17-19.
684 ____________________
ИССЛЕДОВАНИЯ И СТАТЬИ
если допустить возможность плавания Отера/Оттара на восток далее Варангерфиорда, единственной «большой рекой», в которую он мог войти и проплыть какое-то время вверх, так и не достигнув преграды, можно считать Кольский залив, врезающийся в сушу узкой губой до семидесяти километров в длину. Что же касается Северной Двины, то «устье», как таковое, у нее теряется в многочисленных протоках болотистой дельты, выдвинутой на десятки километров в море от собственно реки, почему вход в Двину ранее всегда требовал присутствия лоцмана-проводника.
Однако есть ли в самом рассказе Отера/Оттара основания для подобных заключений?
В своем нерасчлененном виде приведенный выше текст действительно создает впечатление, что Отер/Оттар, проехав «пустыню, населенную лапландцами», обнаружил страну «беормов», в которую побоялся вступить и повернул назад, опасаясь нападения, т.е. воздержался от контактов с аборигенами. Однако далее, противореча себе, он (?) рассказывает об активных и долгих контактах с этими «беормами», говорившими на языке, похожем на финский. На этом противоречия не кончаются, потому что (как оказывается) на следующее лето он снова едет «туда же» (т.е. по логике текста - к «беормам»), однако тут же выясняется, что Отера/Оттара интересуют вовсе не «беормы», а лишь «охота на моржей», и это при том, что поездку Отера/Оттара «на север» искатели Биармии кладут в основу всех последующих экспедиций скандинавов за мехами и серебром «бьярмов», отождествляя указанный им «поворот моря» к югу с горлом Белого моря, а «большую реку» идентифицируя с Северной Двиной. Как можно убедиться, ничего этого в тексте нет.
Более того, расчет возможной скорости разведочного плавания Отера/Оттара на север вдоль побережья Норвегии в неизвестных ему шхерах, продолжавшийся в своем «чистом виде», т.е. не считая вынужденных стоянок, всего 15 дней (не суток, как то обычно считают), убеждает опять-таки в том, что он не мог продвинуться на восток далее Варангерфиорда. Именно поэтому в его рассказе постоянным рефреном звучат слова о «необитаемой», «пустынной» земле, на которой нет никого, кроме «рыбаков, охотников и птицеловов», которых он, как видно, в расчет не принимает, поскольку это - «фины/терфины».
Наоборот, предлагаемое мною деление текста, естественно усваивающее все сведения о «беормах» Вульфстану, переносят «беормов» на юго-восточные берега Балтики, и встречами с ними объясняют его информированность об эйстах (пруссах), ко-
БИАРМИЯ / BJARMALAND СКАНДИНАВСКИХ САГ ____________________
685
торым посвящен его последующий рассказ33. Более того, поскольку поездку на восток по Балтийскому морю Вульфстан совершал вместе с Отером/Оттаром, этому соответствует и местоимение «они», которое употребляет писец, передавая рассказ второго путешественника, в то время как в повествовании Отера/Оттара преимущественно употребляется местоимение 3-го лица ед.числа - «он».
Наконец, и это тоже следует подчеркнуть, рассказ Отера/Оттара знает не «бьярмов» скандинавских саг и, тем более, не «Бьярмаланд», а только неких "беормов", каковую лексему К.Ф.Тиандер вполне убедительно переводит синтагмой 'жители побережий вообще', никоим образом не считая «беормов» этнонимом34. Такое толкование позволяет отождествить «беормов» с обитателями «Эстланда» последующего рассказа Вульф-стана о пруссах, поскольку этот хороним, образованный по аналогии с гидронимом «Остзэ», т.е. 'Восточное море', в полном соответствии с мнением Г.Лябуды, которое приводит В.И.Матузова35, покрывает земли всех балтийских и финских племен к востоку от устья Вислы вплоть до Финского залива. Факт этот, в свою очередь, объясняет неожиданное сравнение речи «беормов» с речью живущих тут же «финов», если только последнее замечание не принадлежит Отеру/Оттару. Однако ни то, ни другое, ни третье не дает сколько-нибудь серьезных оснований использовать «рассказ Отера» для решения вопроса о Биармии/Бьярмии и биармийцах скандинавских саг. Между тем, сторонники «беломорский Биармии», а равным образом и «континентальной Биармии» (Пермь, Ярославское Поволжье, Заволочье и пр.), обходят молчанием этот основополагающий вывод К.Ф.Тиандера, практически дезавуирующий все иные определения беормов/бьярмов, кроме как 'жителей побережья', и не более.
Теперь посмотрим, что дает в отношении местоположения и содержания «Биармии» другой основополагающий источник сведений о ней - рассказ о поездке Карли и Торира Собаки в «Бьярмаланд», которая имела место летом 1026 г.36, т.е. почти полтора столетия спустя после поездки Отера/Оттара. Этот рассказ присутствует только в так называемой «Отдельной саге об Олаве Святом» Снорри Стурлусона, написанной в 1220-
____________________
33 Матузова В.И. Английские средневековые источники…, с. 25-27.
34 Тиандер К. Поездки скандинавов…, с. 66-67.
35 Матузова В.И. Английские средневековые…, с. 34.
36 Джаксон Т.Н. Исландские королевские саги…, 1994, с. 21.
686 ____________________
ИССЛЕДОВАНИЯ И СТАТЬИ
1230 гг.37 и в сокращенном виде вошедшей в его же книгу «Круг земной», причем наиболее ранний список саги датируется второй половиной - концом XIII в. Содержание новеллы можно определить по-разному: это и рассказ о поездке в Бьярмаланд, где главным событием стало ограбление святилища Йомалы, и рассказ о том, как Торир Собака отомстил Карли за участие в убийстве своего племянника, Асбьерна Тюленебойца. Рассмотрим его содержание и структуру.
В саге говорится, что король Олав послал халогаландца Карли, жившего на острове Лангей, на север, в страну бьярмов, предоставив ему корабль. Заключив соглашение с конунгом, что прибыль от поездки они поделят пополам, Карли взял с собой своего брата Гуннстейна. Узнав об этом, Торир Собака, живший на острове Бьяркей, послал сказать братьям, что тоже хочет ехать в Бьярмаланд и поскольку, кроме торговли, планировались нападения и грабежи, готов добычу разделить поровну. Севернее Сандвера, где произошла встреча компаньонов, сага не называет никаких ориентиров и сообщает только, что «когда они приплыли в Бьярмаланд, то остановились они в торговом месте» [75]38, где приобрели беличьи, собольи и бобровые меха.
Следующий сюжет рассказа, описывающий ограбление святилища Йомалы, начинается с того, что, закончив торг, «они поплыли прочь по реке Вине» (имя которой единственный раз появляется в тексте), объявив, что перемирие закончено, а выйдя в море, решили предпринять ограбление святилища. Для этого они пристали к берегу, сошли с кораблей, пересекли «ровные долины» и вступили в «большие леса», пока не пришли на поляну, где, окруженное высоким частоколом с воротами стояло святилище бьярмов. Внутри его находился курган, в котором вместе с землей были смешаны «золото и серебро», составлявшие «половину или треть богатства» каждого из умерших «бьярмов», получаемых после его смерти святилищем, а рядом с курганом - изваяние «бога бьярмов, который зовется Йомали» [76]. На коленях идола стояла серебряная чаша с ручкой, полная серебряных монет, которую взял Торир, тогда как Карли сорвал с идола Йомалы «драгоценное ожерелье». Избежав погони и благополучно вернувшись на корабли, норвежцы «поплыли по Гандвику», пока
____________________
37 Джаксон Т.Н. Исландские королевские саги…, 1993, с. 13.
38 Здесь и далее страницы указываю по изданию: Джаксон Т.Н. Исландские королевские саги…, М., 1994.
БИАРМИЯ / BJARMALAND СКАНДИНАВСКИХ САГ ____________________
687
не пристали к какому-то островку, чтобы дождаться «отлива, поскольку впереди в них в море было сильное течение» [77]39.
Особого внимания эта ситуация заслуживает не потому, что здесь Торир стал требовать у Карли ожерелье, а по замечанию Гуннстейна, что «начинается прилив и пора плыть дальше», хотя перед этим говорится, что именно прилив и вынудил их к остановке. Такая несогласованность предыдущего и последующего текста может, как и неожиданное упоминание «реки Вины», в которой оказались норвежцы после завершения торговли, указывать на «швы», выдающие вставной характер сюжета об ограблении святилища Йомали, к чему я вернусь позже.
Спор между Ториром и Карли не был разрешен, и с этого момента началась погоня Торира за Карли вплоть до Гейрсвера (о Сандвере на обратном пути упоминания нет), причем последний определен как «первая стоянка для кораблей, плывущих с севера». В Гейрсвере Торир убивает Карли копьем, которым был убит когда-то Асбьерн Тюленебойца. После этого начинается погоня Торира за Гуннстейном, которого он догоняет в Ленгьювике, захватывает всё имущество, которое везли королю Олаву, топит его корабль, после чего возвращается домой на остров Бьяркей. «Гуннстейн и его люди сначала ехали с большими предосторожностями, ехали на маленьких лодках, а днем прятались, ехали так до тех пор, пока не миновали Бьяркей, и вплоть до того, как выбрались из владений Торира» [78].
Рассказ Снорри достаточно любопытен, как со стороны упоминаемых в нем реалий, так и со стороны его места и функции в структуре взаимообусловленных эпизодов повествования саги. Определяющим его сюжетом можно посчитать повествование о том, как, где и при каких обстоятельствах Торир Собака отомстил за смерть своего племянника. Это произошло в Гейрсвере, судя по всему - в норвежской Лапландии, куда король Олав послал Карли собрать дань с территории, которую Торир, будучи королевским лендрманном, полагал «своей» уже потому, что путь к ней лежал мимо острова Бьяркей. Поручение сбора дани с лопарей на этой территории помимо Торира было серьезным ущемлением его прав со стороны короля Олава, и только этим обстоятельством можно объяснить согласие Карли и Гуннстейна отправиться на север вместе с Ториром. Отсюда и упо-
____________________
39 Вариант: «так как им мешало сильное течение» (Снорри Стурлусон. Круг земной…, с. 285).
688 ____________________
ИССЛДДОВАНИЯ И СТАТЬИ
минание Сандвера, откуда для норвежцев, как сказали бы мы сейчас, начиналась «зона свободного предпринимательства» в Финнмарке, вход в которую в какой-то мере контролировал Торир. Косвенным образом это подтверждается тем фактом, что погоня Торира за Гуннстейном начинается у Сандвера и завершается в Ленгьювике захватом груза и последующим затоплением королевского корабля, после чего Гуннстейн со своими спутниками вынужден тайком пробираться по ночам на юг, «вплоть до того, как выбрались из владений Торира», т.е. эта погоня вызвана не местью, а желанием покарать нарушителя границ владений и даннических прав Торира. Не потому ли в дальнейших главах саги Торир едет торговать не в «Бьярмаланд», а всего только в Финнмарк40, кстати сказать, вообще не упомянутый в рассказе.
Как можно понять из дальнейшего повествования, рассказ об убийстве Ториром Карли был необходим Снорри Стурлусону для мотивации дальнейших действий его героев, в частности, для объяснения причины, сделавшей Торира и его родственников противниками короля Олава (согласно версии Снорре, смертельный удар королю в битве при Стикластадире был нанесен именно Ториром, и он же стал первым, кто засвидетельствовал «святость» Олава). Между тем, остается неизвестным происхождение всего этого сюжета, поскольку в так называемой «Древнейшей саге об Олаве Святом», сохранившейся в шести фрагментах рукописи, современной Снорри (ок. 1225 г.) и в «Легендарной саге об Олаве Святом» (датируемой ок. 1250 г.) сказано только, что Торир Собака «ездил в Бьярмаланд и убил там доброго человека, которого звали Карли. Конунг послал людей к Ториру. И попал Торир в беду по причине своего злодеяния. Уехал он вскоре из страны и с ним много других лендрманнов»41. Вот и всё. Если же вспомнить, что Снорри заставляет Торира убивать Карли не в «Бьярмаланде», как указывает традиция, а в Гейрсвере, который при описании обратного пути заменил Сандвер, потребовав объяснения, что это «первая стоянка для кораблей, плывущих с севера», то всё рассказанное не заслуживает никакого доверия42, если только не предположить, что автор восполь-
____________________
40 Снорри Стурлусон. Круг земной…, с. 343.
41 Джаксон Т.Н. Исландские королевские саги…, 1994, с. 37 и 43.
42 Насколько Снорри Стурлусон вольно обращался с фактами, в том числе и с генеалогией, можно видеть по «Младшей Эдде», в которой он (?), по-видимому, используя «Сагу об Эймунде», указывает «конунга Эймунда из Хольмгарда» и далее создает фантастические нисходящие линии его потомков (Младшая Эдда. Л., 1970, с. 93).
БИАРМИЯ / BJARMALAND СКАНДИНАВСКИХ САГ ____________________
689
зевался какой-то не дошедшей до нас сагой о Торире Собаке, т.е. объясняя одно неизвестное - другим.
Еще загадочнее обстоит дело со «святилищем Йомали», поскольку наличествующие в рассказе об ограблении святилища ориентиры («река Вина», «равнина», «лес», «Гандвик», «острова»), находясь в тесной сюжетной связи друг с другом, не включены в систему географических ориентиров поездки, создавая впечатление интерполированного текста, обработанного в соответствии с задачами автора. Вставной (заимствованный) характер сюжета об ограблении «святилища Йомали» подтверждается наличием указанных выше в тексте «швов» и по тому, что ни котелок, ни серебряные монеты более в саге не фигурируют, хотя то и другое является устойчивыми реалиями самого сюжета, использованного в других сагах. Исключением оказывается ожерелье, снятое Карли с истукана Йомали, которое потребовал у него Торир. Однако именно это ожерелье неизвестно ни одной из последующих модификаций «святилища Йомали» в «сагах о древних временах» («Сага об Одде Стреле» второй половины XIII в., «Сага о Хальви и дружинниках Хальви» конца XIII в., «Сага о Стурлауге Трудолюбивом» около 1300 г., «Сага о Боси» XIV в.43), и, возможно, действительно послужило к изобличению убийцы людьми Олава, поскольку, сняв его с тела Карли, Торир носил его на себе, как об этом пишет Снорри44.
Но почему Торир Собака убил Карли?
«Легендарная сага об Олаве Святом» причин этого не знает. Если исходить из версии, предложенной Снорри, то он мстил за убийство своего племянника Асбьерна Тюленебойца, хотя действительным поводом, как можно видеть, послужил отказ Карли уступить Ториру ожерелье. Так ссора оказывается не предлогом к убийству, как это изложено в саге, а подлинной причиной, больше отвечающей действительности потому, что 1) у Торира было достаточно возможностей убить Карли и раньше и, что существеннее, 2) мстить за смерть племянника он должен был не Карли, который только присутствовал при убийстве, а непосредственному убийце - Асмунду, сыну Гранкеля45. Другими словами, похоже, что Снорри восполнял недостаток информации о своих героях собственным воображением, не всегда представляя, где и почему происходили те или иные события (если
____________________
43 Глазырина Г.В. Исландские викингские саги…, с. 44.
44 Снорри Стурлусон. Круг земной…, с. 297.
45 Там же, с. 274.
690 ____________________
ИССЛВДОВАНИЯ И СТАТЬИ
они происходили вообще). Если же вспомнить, что в «Саге об Ан» также фигурирует некий «Торир», который «грабил в Галогаланде и в Биармаланде», о чем пишет К.Ф.Тиандер46, то здесь возможны любые контаминации имен и сюжетов.
Последнее в полной мере относится и к сюжету об ограблении «святилища Йомали в Бьярмаланде», заимствованному Снорри из какого-то стороннего сочинения, быть может из «Саги об Одде», где мы находим такое же описание святилища с «курганом» из земли и монет47, или из «Саги о Хальфи», в которой Гиерлейв точцо также грабит «курган» с монетами неподалеку от «устья Вины»48.
Вместе с тем, реалии «святилища Йомали» и окружающей его местности, вопреки уверениям Тиандера и его последователей, не позволяют идентифицировать историко-географическую ситуацию «Бьярмаланда», как она представлена в саге, с низовьями Северной Двины49. Этому мешает как реальная их топография, так и отсутствие указанных в сюжете компонентов (серебряные монеты, населенность берегов), о чем я подробно писал в своей первой работе50.
Здесь мы сталкиваемся с любопытной коллизией, отмеченной в работах Т.Н.Джаксон: в компендиуме «королевских саг» Снорри Стурлусона, казалось бы, достойным наибольшего доверия, единственным упоминанием «реки Вины» (кроме рассказа о Торире Собаке) оказывается драпа скальда Глума, сына Гейри в «Саге о Харальде Серая Шкура»51, однако отсутствующая в их более древнем собрании52, точно так же, как во всех более ранних вариантах «Саги об Олаве Святом» отсутствует эпизод с поездкой Торира и сюжет с ограблением святилища Йомали. Наоборот, «саги о древних временах» с их безудержной
____________________
46 Тиандер К. Поездки скандинавов…, с. 278.
47 Там же, с. 119-120.
48 Там же, с. 282.
49 Джексон Т.Н. Этногеографический справочник. // Джаксон Т.Н. Исландские королевские саги…, М., 1994, с. 199-200, где гидроним «Двина» на основании вульгарной этимологии С.Герберштейна объясняется как производный от русского слова «два»; Глазырина Г.В. Исландские викингские саги…, с. 185; Мельникова Е.А. Древнескандинавские^географические сочинения…, с.157 и др.
50 Никитин А.Л. Биармия и древняя Русь…, с. 62 идр.
51 Джаксон Т.Н. Исландские королевские саги как источник по истории Древней Руси и ее соседей. Х-ХШ вв. //ДГ, 1988-1989. М., 1991, с. 86.
52 Джаксон Т. Н. Русский Север в древнескандинавских сагах. // Культура Русского Севера. Л., 1988, с. 60.
БИАРМИЯ / BJARMALAND СКАНДИНАВСКИХ САГ ____________________
691
фантастикой и нагромождением самых разных фольклорных сюжетов знают не только «реку Вину», но и «устье Вины» (Vinumynni), лежащий рядом с ней «Винский лес» (Vinuskogr), в котором находится святилище Йомали, указывают «равнину», по которой шли к лесу Торир и Карли, и пр. Эти приметы «земли бьярмов» оказываются настолько устойчивым клише (topos communis) в сагах, что отчетливо проступают (вместе с бьярмами!) даже в «Саге об Эймунде», повествующей о событиях, территориально весьма далеких от тех мест, которые связаны с поездкой Торира Собаки53, заставляя видеть в них отголоски историко-географической реальности Х в., действительные координаты которой были потеряны скандинавами уже к началу XII в., а потому последующими авторами были перенесены исключительно в область сказочной фантастики.
Попробуем их восстановить по тем немногочисленным реалиям и указаниям, которые прослеживаются в сагах.
Главными и наиболее устойчивыми признаками Биармии/Бьярмаланда, с которыми должен считаться исследователь, являются: 1) наличие морского побережья, 2) впадающая в море река Вина, 3) серебряные монеты, которые «бьярмы» приносят в общественное святилище, 4) высокая плотность туземного населения, занимающегося земледелием и охотой, и 5) бог «Йомали».
Наиболее примечательным в этом перечне оказывается название божества - Йомали, - которое указывает на принадлежность святилища «бьярмов» финноязычному населению, будучи идентично имени верховного божества финнов Севера Европы - Юмала, тождественного славяно-балтийскому Перуну/Перкунасу и скандинавскому Тору54. Такое определение сужает ареал поисков, поскольку для порубежной ситуации 1-11 тысячелетий н.э. из морских побережий финноязычными; народами были освоены только 1) берега Белого моря, где при-сутствуют 1, 2 и 5 указанные компоненты, 2) восточное побережье Ботнического залива, где присутствуют 1, 3 и 5 компоненты, 3) побережье современной Эстонии, заселенный эстами,' где можно найти в указанное время 1, 3, 4 и 5 компоненты, и
53 Рыдзевская Е.А. Древняя Русь и Скандинавия в 1Х-Х1У вв. М., 1978. с.89-104. \
54 Иванов В.В. Отражение индоевропейской терминологии близнечного культа в балтийских языках. // Балто-славянский сборник. М., 1972, с. 203-''. 205; Айхенвальд А.Ю., Петрухин В.Я., Хелимский Е.А. К реконструкции мифологических представлений финно-угорских народов. // Балто-славян-ские исследования. 1981. М., 1982, с. 165-166.
692 ____________________
ИССЛЕДОВАНИЯ И СТАТЬИ
4) побережье Рижского залива с компактным ливским населением55, обладающее всеми указанными признаками, в том числе и теми, которые содержат в себе «саги о древних временах». Это морское побережье, «большая река» (Западная Двина), впадающая в море, чье название в средневековых европейских источниках указывается то как Duna, Dina, Dyna, то как Weina (у эстов) или Vena/Vina (у ливов)56, высокая плотность оседлого населения в Х в. и наличие в обращении большого количества монетного серебра, подтверждаемого кладами и материалом раскопок.
Начнем с названия реки, известного в двух формах - Дина/Дюна и Вина/Вейна. Последнее название, употребляемое финноязычными народами, объясняется тем обстоятельством, что в финских языках невозможно сопряжение двух согласных в начале слова, почему зафиксированное сагами название реки «Вина» указывает, что оно было получено скандинавами от финноязычных информаторов, какими и были жившие здесь ливы57.
В этой новой историко-географической ситуации вместо обширной болотистой дельты Северной Двины, раскинувшейся на сотни квадратных километров, мы находим четко выраженное речное устье, окруженное дюнами, прибрежными лугами и лесом на первой морской террасе, которые находят полное соответствие в таких топонимах саг, как «устье Вины», «холмы Вины», «Винский лес» и пр. Исторические документы и археологические исследования этого региона одинаково подтверждают высокую плотность местного земледельческого населения, быт и хозяйство которого соответствует одновременно сведениям о «Бьярмаланде» в «Саге об Олаве Святом» и приключениям Эгиля в Курляндии по «Саге об Эгиле», принадлежащей перу того же Снорри Стурлусона58, а также по «Хронике Ливонии» Генриха Латвийского, где он рассказывает о ливах59.
Что же касается торговой активности ливов, бывших в полном смысле «обитателями побережий», о которых рассказывал
____________________
55 [Седов В.В.} Ливы. // Финно-угры и балты в эпоху средневековья. (Археология СССР.) М., 1987, с. 23-34.
56 Сапунов А. Река Западная Двина. Историко-географический обзор. Витебск, 1893, с. 26; Ильинский Г. Река Двина. // ИОРЯС за 1918 г., т. XXIII, кн. 2. Пг., 1921, с. 249.
57 Специальное по данному вопросу разъяснение И.Г.Добродомова, которому я приношу искреннюю благодарность за консультацию. См. также прим. 58 к «Хронике Ливонии» Генриха Латвийского (Генрих Латвийский. Хроника Ливонии. М.-Л., 1938, с. 492).
58 Исландские саги. М., 1956, с. 141-145.
59 Генрих Латвийский. Хроника Ливонии. М.-Л., 1938.
БИАРМИЯ / BJARMALAND СКАНДИНАВСКИХ САГ ____________________
693
Вульфстан, то ее исчерпывающе характеризует тот факт, что 40% всех находок западноевропейских денариев на территории Латвии происходят именно с берегов Западной Двины60. Наконец, к этому можно добавить, что расположенный в непосредственной близости от устья Западной Двины топоним "Юрмала" позволяет поставить его в прямую зависимость от имени;
верховного божества ливов Юмала/Йомала, поскольку именно здесь, вероятнее всего, могло находиться святилище «морского народа», каким были ливы, - святилище, как можно думать, не единожды подвергшееся ограблению скандинавов, направлявших свои набеги на территорию Восточной Прибалтики.
Следует заметить, что устойчивый образ «кургана из земли и серебряных монет» в святилище долгое время вызывал сомнение в его правдоподобности, поскольку ничего похожего археологам известно не было, и единственной возможной параллелью оставались вотивные клады и жертвоприношения в священных рощах у кельтов61. Не так давно аналоги святилища Йомали/Юмалы, датируемые ХV-ХVI вв., были обнаружены в районе г. Бежецка Тверской области. Они представлены кольцевидными выкладками из камней, внутри которых в земле находят в большом количестве серебряные монеты Ивана III, Ивана IV и Бориса Годунова, и, судя по расположению поблизости от них курганов, речь идет именно о типе святилища, описанного у Снорри Стурлусона62.
Локализация Биармии на побережье Рижского залива («Ганд-вик» «Саги об Олаве Святом») с его островами, находящегося в относительной близости от земли эйстов/пруссов, о которых? Вульфстан и Отер рассказывали королю Альфреду, впервые открывает возможность поставить вопрос о зависимости (на уровне средневековой книжности Х1-ХШ вв.) «бьярмов» скандинавских саг от «беормов» Вульфстана и Отера, тем более, что обе эти лексемы, скорее всего, восходят к общей древнегерманской основе, обозначавшей 'берег' и, соответственно, 'прибрежных жителей', как то показал К.Ф.Тиандер в своей работе63, чему полностью соответствуют в данном случае ливы64. Вероятность подобной лока-
____________________
60 Потин В.М. Древняя Русь и европейские государства в Х-ХШ вв. Л., 1968,с.30.
61 Филип Я. Кельтская цивилизация и ее наследие. Прага, 1961, с. 161-162.
62 Харламов А. Бежецкий детектив. //ЛГ от 23.02.88 г.).
63 Тиандер К. Поездки скандинавов…, с. 66-67.
64 Мне представляется, что и название участков в Лапландии - «бьяры», вторые указывает в XVII в. И.Шеффер (Кузнецов С.К. К вопросу о Биар-
694 ____________________
ИССЛЕДОВАНИЯ И СТАТЬИ
лизации подтверждает и анализ реалий «святилища Йомали» присутствующих в различных его описаниях, начиная от поездки Торира и Карли и кончая фантастическими сагами. Этот вопрос был рассмотрен в моей предшествующей статье65, где была показана зависимость описания святилища от различных этнокультурных компонентов данного региона, постепенно наслаивавшихся на одну сюжетную основу. Но главное отличие этих модификаций от рассказа о Торире Собаке оказывается в другом: герои большинства «саг о древних временах», связанных с Биармией, попадают туда с «восточного пути» (austrvegr).
Так по «восточному пути» совершает набег на «Бьярмаланд» отец берсерков Арнгрим66; рядом с «восточным путем» находится «Бьярмаланд» «Саги о Хальфдане Эйстенссоне»67, а на восток от последнего - «Кирьялаботн», т.е. «Карельский залив» (совр. Финский залив)68; Боси с Герраудом из «Саги о Боси» по «восточному пути» прямо прибывают к берегам «Бьярмаланда» (undir Biarmaland) и отправляются в «лес Вины» (Vinuskogr), после чего совершают нападение на «храм Йомали»69.
Однако, как я показал в предыдущей работе, «восточный путь» скандинавских саг, на который «встают» все без исключения герои повествований, отправляющиеся для свершения подвигов (т.е. грабежа), торговли и просто путешествий на восток Балтийского моря, является отнюдь не вариантом «северного пути» или «пути в царство мертвых», как это полагал К.Ф.Тиандер70, а всего только западной частью «широко известного транзитного пути раннего средневековья, соединявшего страны Средней Азии и Прикаспия с торговыми центрами Балтики и Северной Европы»71. Об этом пути и его значении для всей Северной и Восточной Европы существует обширная литература, среди которой следует выделить специально посвященные ему работы В.Б.Вилинбахова, проследившего его на территории России72 и И.П.Шаскольского, рассмотревшего его детально для Балтийского моря на основании лоции для датских мореходов.
____________________
мии…, с. 61.), следует рассматривать не как следы присутствия «бьярмов», а в ряду других подобных топонимов, имеющих в своем составе элемент "бьяр-" (напр., остров Бьяркей), и антропонимов.
65 Никитин А.Л. Биармия и древняя Русь…, с. 62-66.
66 Тиандер К. Поездки скандинавов…, с. 278.
67 Глазырина Т.В. Исландские викингекие саги…, с. 65.
68 Там же, с. 71.
69 Тиандер К. Поездки скандинавов…, с. 295.
70 Там же, с. 21, 86, 345.
71 Никитин А.Л. Биармия и древняя Русь…, с. 60.
72 Вилинбахов В.Б. Балтийско-волжский путь. // СА, 1963, №3, с. 126-135.
БИАРМИЯ / BJARMALAND СКАНДИНАВСКИХ САГ ____________________
695
Вот ее содержание в изложении историка.
«Из Дании «…» обычный путь кораблей в Эстонию (а следовательно и вообще в Финский залив) шел «…» вдоль шведского берега на северо-восток вплоть до острова Анрхольм (сейчас Архольм, к северу от Стокгольма). От острова Арнхолъм путь поворачивал прямо на восток, пересекал Аландский пролив и подходил к южной часть Аландского архипелага. В Аландском архипелаге путь шел мимо пунктов Lunaebo..tae (современное Lembo..te), остров Fughelde (теперь острова Fo..glo..), острова Thiyckaekarl (современный о. Ko..kar), через Aespaesund - пролив Aspo.. (сейчас пролива с таким названием нет; вероятно он был где-то у острова Aspo..), в котором расположены острова Aspo.., Refholm, Malmo.. (последние два названия не сохранились до настоящего времени), мимо о. Jrima (современный о. Jrmo) к проливу O..rsund (сейчас тоже не известен, вероятно - пролив около островов O..rskdr или O..ro..) и далее к Hangeth - современному мысу Ханко. От мыса Ханко путь шел вдоль прибрежных шхер, через пролив Lowicsund (точно идентифицировать не удалось, вероятно у Тверминне), мимо Karienkaskae (пункт тоже установлен лишь приблизительно), Juxaroe (современные острова Jussaro..), Horinsari (вероятно, около современного Orslandet) к Purkal - современному мысу Порккала-удд. От мыса Порккала-удд путь резко поворачивал на юг, «через Эстонское море» - («mare Estonum»), мимо островов Narigeth (нынешний о. Нарген, или, по-эстонски, Найсаар) и Karlso.. (о. Карлос, теперь слившийся с берегом материка в Таллинской бухте) к Raeuelburgh - Ревелю (Таллину).
В тексте имеется два добавления: 1) при наличии попутного западного ветра можно идти от острова Арнхолъм по прямой линии до Hangeth (Ханко), т.е. идти от Арнхольма прямо прямо по морю на восток до Ханко, не заходя в Аландские шхеры; 2) при наличии попутного северного ветра можно от мыса Ханко держать курс прямо на юг через море до острова Hothensholm (Оденсхольм, или, по-эстонски, Осмуссаар) и оттуда идти в Таллинскую бухту вдоль эстонского берега»73.
«Восточный путь» скандинавских саг - это путь из западной части Балтийского моря (Дании, Норвегии, Швеции, славянского Поморья, Готланда и т.д.) на восток - в Карелию, Финский залив и к землям Восточной Прибалтики. Анализируя содержание саг, можно заметить, что в целом они делятся на три группы. Первая, содержащая наиболее архаичный пласт сюжетов, опи-
____________________
73 Шаскольский И.П. Маршрут торгового пути из Невы в Балтийское море в IХ-ХIII вв. // Географический сборник, III. История географических знаний и географических открытий. М.-Л., 1954, с. 151-152.
696 ____________________
ИССЛЕДОВАНИЯ И СТАТЬИ
сывает Биармию (ограбление святилища), к которой ведет «восточный путь», оказывающийся путем к курам и ливам («Сага об Эгиле»), однако ничего не знает о Руси («Хольмгард», «Гардарики» и пр.) или представляет ее где-то в отдалении («Сага об Одде Стреле», «Сага о Хальфдане Эйстейнссоне»). Другая группа саг упоминает «Гардарики», «Биармию» и ведущий к ним «восточный путь», однако их сведения безусловно расходятся с известиями русских летописей («Сага об Эймунде», «Сага о Боси»). Наконец, существует третья группа саг, действие которых частично происходит на Руси (?) («Гардарики»), в Новгороде («Холмгард»), о которых они не сообщают никаких конкретных сведений, и в то же время эти саги ничего уже не знают о «бьярмах», а земли, входящие в бывший «биармийский» регион (т.е. Восточную Прибалтику) обозначают термином «восточный путь» (austrvegr), полностью позабыв о его первоначальном значении74.
В фактологической части своей первой публикации, посвященной именно «восточному пути» в сагах, Т.Н.Джаксон полностью подтвердила и проиллюстрировала этот вывод, показав, что «восточный путь» идет через Готланд, приводит в Эстланд, Курляндию, Финнланд, в «землю карел», «во владения конунга Вольдемара»75, или прямо в Хольмгард из Бергена, как указывает «Сага о короле Хаконе»76 и многие другие тексты, прямо опровергая ничем не обоснованный её собственный постулат, что «для «Восточного пути» не существенны ни маршрут, ни отправная и конечная точки»77. Более того, сконцентрировав внимание только на фактах тождества лексемы austrvegr ('восточный путь') хорониму austrlond ('восточные земли') и даже austrriki ('восточные государства'), как это иногда наблюдается для ситуации ХП-ХШ вв., когда «великий восточный путь» был давно забыт, Т.Н.Джаксон пришла к парадоксальному с точки зрения логики и законов языка выводу, согласно которому, если «в саге говорится, что путешественник попал на Русь по «Восточному пути», имеется в виду, что он проплыл вдоль восточно-прибалтийских земель»78. Как такое может быть - не понимаю до сих пор, поскольку как в русском, так и в древнескандинавских языках понятие «путь» (vegr) изначально всегда указывало направление и собственно место движения, а не окрестности.
____________________
74 Никитин АЛ. Биармия и древняя Русь…, с. 66-67.
75 Джаксон Т.Н. «Восточный путь» исландских королевских саг…, с.166-167.
76 Рыдзевская Е.А. Сведения по истории Руси XIII в. в Саге о короле Хаконе. // Исторические связи Скандинавии и России. Л., 1970, с. 326.
77Джаксон Т.Н. «Восточный путь»…, с. 167.
78 Там же, с. 170.
БИАРМИЯ / BJARMALAND СКАНДИНАВСКИХ САГ ____________________
697
Впрочем, насколько случайно и легковесно всё то, что филолог Т.Н.Джаксон заявляет в своих работах об истории и древней географии Восточной Европы, можно видеть из ее дальнейших спекуляций с «восточным путем». Так, «уличив» меня в дилетантизме и категорически заявив, что «austrvegr исландских королевских саг - не «путь.из варяг в греки» (чего я никогда не мог говорить. - А.Н.) и не «путь» вообще»79, она, после знакомства с Г.С.Лебедевым, столь же категорически и без малейшего смущения стала утверждать прямо противоположное: сначала, что «композиты Austrvegr и Austrlond, равно как и Austrriki, выступают в качестве наименования земель по пути «из варяг в греки»80, а затем, столь же безапелляционно и бездоказательно, что «композиты Austrvegr и Austrlond, равно как и Austrriki, выступают в качестве наименования пути «из варяг в греки»81. В результате остается только пожалеть читателей подобных квази-исторических сочинений, остающихся в недоумении: так что же всё-таки означает austrvegr - путь, земли или что-нибудь еще другое, что придет в голову их исследовательнице при очередном повороте ее пристрастий и увлечений. Тот же сумбур в ее историко-географических представлениях можно видеть и в отношении Биармии/Бьярмии, разделенной на «две Бьярмии» и помещаемой ею одновременно в самые разные места географической карты Русского Севера вместе с «Гандвиком», а более широко и в соответствии с националистической концепцией финнов эпохи 1930-х гг., усвоенной ею вместе с Е.А.Мельниковой и Г.В.Глазыриной, - в качестве хоронима территории всего Русского Севера, от Ботнического залива до Уральских гор и от Верхней Волги до Ледовитого океана82.
Между тем, если свидетельства «саг о древних временах» («лживых саг», «сказочных саг») о местонахождении «Бьярмаланда» на берегах Восточной Прибалтики можно посчитать недостаточным, то их можно восполнить сведениями из «Gesta Danorum» Саксона Грамматика, которые приводит К.Ф.Тиандер. Таковы путь Старкада, который едет из Руси в Швецию че-
____________________
79 Там же, с. 170.
80 Джаксон Т.Н. Исландские королевские саги как источник…, с. 138.
81 Джаксон Т.Н. Древнескандинавская топонимия с корнем aust-. // СС, XXXI. Таллин, 1988, с. 143; она же. Север Восточной Европы в этногеографических традициях древнескандинавской письменности (к постановке проблемы). // Славяне. Этногенез и этническая история. (Междисциплинарные исследования.) Л., 1989,с. 132.
82 Джаксон Т.Н. Исландские королевские саги как источник…, с. 133-134.
698 ____________________
ИССЛЕДОВАНИЯ И СТАТЬИ
рез «Бьярмаланд»83, и путь с войском из Дании по суше Регнера который, будучи разбит «бьярмами… отступает в землю куров и сембов»84, т.е. на юг или юго-запад от Рижского залива в полном соответствии с устанавливаемой мною топографией. Естественно, что сам Тиандер не склонен был принимать всерьез сообщения Саксона Грамматика или саг о том или ином персонаже и его приключениях, однако за всем этим он пытался увидеть реальность той эпохи, высказавшись по поводу одного из персонажей Саксона Грамматика следующим образом: «Арнгрим, положим, мифическая личность, но предполагаемые Саксоном отношения вследствие этого ничуть не теряют в правдоподобности»85. Это же имел в виду и С.К.Кузнецов, отмечая «зерно географической истины, скрытое в древнейших сагах», которое «дало пышный цветок фантастической Биармии»86 уже под пером позднейших компиляторов.
Саксон Грамматик работал несколько раньше, чем Снорри Стурлусон, однако и тот и другой, равно как их предшественники и современники, кто собирал, записывал и обрабатывал саги, могли сколько угодно расцвечивать их фантазией, оставаясь в пределах историко-географических представлений своего времени. Когда работал Снорри, «восточный путь» давно был забыт, а рядом с Vinumynni, вместо святилища бьярмов, уже поднимались стены орденского замка Dunamunde. Вот почему последнее упоминание «бьярмов», которое мы обнаруживаем в «Саге о короле Хаконе», созданной Стурлой Тордасоном около 1265 г., скорее всего, аналогично использованию лексем "скифы" и "тавроскифы" византийских авторов по отношению к русам Х-Х1 вв. В этой саге Стурла упоминает о приходе к Хакону «бьярмов, бежавших с востока от нашествия татар»87, как он именует беглецов с восточного побережья Балтийского моря, вынужденных, по-видимому, спасаться от глубокого рейда русско-татарского войска зимой 1258/1259 г. по литовским землям, как об этом пишет Э.Боннель88.
Тот факт, что под именем «бьярмов» Стурла подразумевал именно обитателей Восточной Прибалтики, следует из его рассказа о последнем «походе в Бьярмаланд», имевшем место око-
____________________
83 Тиандер К. Поездки скандинавов…, с. 337.
84 Там же, с. 338.
85 Там же, с. 341-342.
86 Кузнецов К.С. К вопросу о Биармии…, с. 54.
87 Рыдзееская Е.А. Сведения по истории Руси…, с. 328.
88 Воппеll Е. russisch-Liwla..ndische Chronographie von der neunten Jahrhunderts bis zum Jahre 1440. St. Petersburg, 1862. 8. 72, 234-236, 240.
БИАРМИЯ / BJARMALAND СКАНДИНАВСКИХ САГ ____________________
699
ло 1222 г., когда на оставшихся зимовать путешественников «напали бьярмы и перебили всех корабельщиков» из-за того, что последние «не поладили с конунгом бьярмов»89. Поскольку эта сага хорошо знает «конунга Хольмгарда» (Новгорода) Александра (Невского) и его брата Андрея (Ярославича), «конунга Суздаля», находящихся в «Гардарики», ни первый, ни второй не могут быть тем «конунгом бьярмов», с которым вышла ссора путешественников. Таким образом, попытки скандинавистов объявить этот «поход в Бьярмаланд» - походом «в Подвинъе (или шире: Беломорское побережье)»90, к тому времени давно и прочно вошедшими в состав земель Новгородской республики, оказываются ничем не оправдываемой фантазией.
Итак, суммируя изложенное, хочу еще раз повторить, что в земле «беормов» Отера/Оттара, «Бьярмаланде» скандинавских саг и «Биармии» датских хроник со «святилищем Йомали» с наибольшей вероятностью следует видеть побережье Рижского залива («Гандвик») и низовья Западной Двины (Вины/Дуны), а под «бьярмами» - обитавших там ливов (и, возможно, куронов/куршей). Другими словами, лексема "бьярмы" оказывается псевдоэтнонимом, почему в поздних сагах можно встретить ее распространение на самые различные 'прибрежные народы', а сам «Бьярмаланд», по мере насыщения его фантастической информацией - далеко на севере, за пределами известных европейцам территорий. Вместе с тем, определение действительно-то местоположения и содержания Биармии/Бьярмаланда скандинавских саг переводит все утверждения о плаваниях скандинавов в Белое море и в устье Северной Двины ранее начала XV в. в разряд политических спекуляций, преследующих определенные территориальные притязания, как об этом справедливо писала в своей работе о сагах Т.Н.Джаксон, что «вопрос о Бьярмии не является частным вопросом исторического изучения саг. Обязанный своим возникновением «прихотливому сплетению различных националистических тенденций» (? - А.Н.), он не раз приобретал острое политическое звучание: в конце 1920-х годов, в период борьбы коми-националистов за изменение политического статуса своей республики; в конце 1930-х годов, когда «из сказки о «великой Биармии» как могущественном Западнофинском государстве вырастали претензии финляндских фашистов на «великую Финляндию до Уральских гор»91.
____________________
89 Рыдзееская Е.А. Сведения по истории Руси…, с. 329.
90 Там же, с. 328; Джаксон Т.Н. Русский Север в древнескандинавских сагах…, с. 61; Глазырина Г.В. Исландские викингские саги…, с. 97; и др.
91 Джаксон Т.Н. Исландские королевские саги как источник…, с. 138.
700 ____________________
ИССЛВДОВАНИЯ И СТАТЬИ
Тем большее удивление может вызвать следующая за этими словами попытка Джаксон дискредитировать «дилетантскую статью о Бьярмии писателя А.Л.Никитина» (который, как известно, отрицал саму возможность появления скандинавов на Белом море ранее XV в.), якобы «послужившую поводом к искаженному толкованию советской исторической науки», опираясь при этом на беспрецедентное по своей наглости выступление норвежского «историка» Х.Станга92, который пригрозил России «серьезными осложнениями в отношениях между нашими странами», если высказаный АЛ.Никитиным взгляд будет принят на вооружение «советской исторической наукой». Этот второй политический донос Т.Н.Джаксон тоже не был услышан «власть предержащими», но отмежевание от возможной «крамолы» со стороны Отдела истории древнейших государств Института истории АН СССР после окрика норвежского «историка», как это можно видеть по работам сотрудников Отдела, последовало незамедлительно уже в том же 1978 г.
И всё же, несмотря на столь серьезные предупреждения с норвежской стороны и «санкции» со стороны отечественных скандинавистов, рискну повторить, что ни Биармия/Бьярмаланд скандинавских саг, ни «святилище Йомали», ни поездки скандинавов к «бьярмам» в Х-Х1 вв. не имели и не имеют никакого отношения к собственной истории России, будучи для нее лишь навязанным извне историографическим фантомом, преследующим цели, далекие от подлинной науки.
____________________
92 Stang H. «Biarmia» i sovjetisk historiograpi. // Historisk Tidskrift. Oslo/Stockholm, 1978, S. 300-310.
О СПЕЦИФИКЕ ИЗУЧЕНИЯ ИСТОЧНИКОВ____________________
701
О СПЕЦИФИКЕ ИЗУЧЕНИЯ ИСТОЧНИКОВ
РАННЕГО ПЕРИОДА РУССКОЙ ИСТОРИИ
Рассмотренные на предшествующих страницах многочисленные примеры ошибочного и прямо фантастического отражения прошлого в источниках, служащих основанием для реконструкции событий ранней русской истории, с неизбежностью ставят вопрос о методике изучения самих источников. В том, что здесь имеет место определенная специфика, убеждает множественность толкований одних и тех же фактов, а вместе с тем и повторение исследователями одних и тех же ошибок своих предшественников при оценке того или иного сообщения, почерпнутого из летописи, которое становится доминантой последующих выводов. Происходит так потому, что работа историка опирается на текст и определяется текстом исторического источника в широком понимании этого слова. Для ранней русской истории таким основополагающим источником служит текст ПВЛ, представленный исключительно своими поздними списками, поэтому его реконструкция всегда остается только более или менее остроумной гипотезой, как это можно видеть на примере многих работ А.А. Шахматова и его последователей.
Между тем, такой искаженный ошибками, сокращениями и переосмыслениями редакторов и переписчиков текст часто несет в себе еще и фрагменты чужих, инкорпорированных текстов, адаптированных к новому окружению. Для средневековых литератур т акое «плагиаторное» использование текстов предшественников было правилом, о чем писали многие исследователи. В отношении древнерусской литературы особое внимание этому факту было уделено В.М.Истриным, который писал, что «когда те или другие, политические или общественные события настраивали древнерусского человека определенным образом и он чувствовал потребность выразить это настроение на бумаге, то
702____________________
ИССЛЕДОВАНИЯ И СТАТЬИ
далеко не всегда приступал он к составлению совершенно нового произведения, но очень часто брал соответствующее произведение старое - русское оригинальное или переводное, безразлично - и обрабатывал его, прибавляя в него новое содержание и придавая ему новую форму»1. Еще более резко выражался по этому поводу А.С.Орлов. Он говорил, что «проявлению реализма (в русской литературе. - А.Н.) мешала традиционность русского средневековья, его довольно беззастенчивая плагиаторная система, в силу которой позднейший литературный памятник складывался на основании предшествующего в том же литературном жанре. Таким образом, к новой фабуле пересаживались не только слова, но и целые картины, целый ряд фактов, часто без пригонки к композиции… Бывали и такие случаи, когда заимствованная стилистика сплошь и всецело составляла содержание памятника; взять, например, «летописную» Повесть о Мамаевом побоище, написанную лет 25 после события. Здесь текст состоит из чередования выписок из Псалтири, наложенных на предполагаемые моменты этого события»2. 0 том, что системой работы средневекового автора являлись заимствования из произведений предшественников, неоднократно писал в своих работах и Д.С.Лихачев3.
Что касается таких заимствований в жизнеописаниях средневековья Западной Европы, то о них писали И.А.Лебедев и Д.Н.Егоров, а на распространенность аналогичной практики среди восточных географов и путешественников арабоязычного мира неоднократно указывал Б.Н.Заходер4.
В подобной адаптации чужеродного текста в ПВЛ убеждают «три жерла» Днепра истории апостола Андрея, появление Рорика/Рюрика в Новгороде на Волхове, заимствованные из «Хроники» Георгия Амартола описания набегов росов/русов на Царьград и пр. Вероятно, это же объясняет наличие двух маршрутов движения св. Глеба к месту своей гибели, по одной версии - из Мурома через Верхнюю Волгу, по другой - из Киева к Смоленску, причем обе они сохранили общую деталь ар-
____________________
1 Истрин В.М. Очерк истории древнерусской литературы. Пг., 1922, с. 57.
2 Орлов А. С. К изучению средневековья в русской литературе. // Памяти П.Н.Сакулина, Сб. статей. М., 1931, с. 192).
3 Лихачев Д. С. Текстология. Краткий очерк. М. - Л., 1964, с. 62; он же. Текстология на материале русской литературы Х-ХУП вв. Л., 1983, с. 44-45 и др.
4 Лебедев И.А. Обзор источников по истории балтийских славян с 1131 по 1170 год. М., 1876, с. 85; Егоров Д.Н. Славяно-германские отношения в средние века. Колонизация Мекленбурга в XIII в. М., 1915; Заходер Б.Н-Каспийский свод сведений о Восточной Европе, т. 2. М., 1967,с. 181-182.
О СПЕЦИФИКЕ ИЗУЧЕНИЯ ИСТОЧНИКОВ____________________
703
хетипа: смерть Глеба «в кораблеце», т.е. в морском судне, весьма странном в обстановке Днепра.
К чему порою приводит такое заимствование, показывает уникальное известие Лаврентьевского списка ПВЛ под 6597/1089 г. о Переяславле Южном, что «бе бо преже в Переяславли митрополья» [Л., 208], совершенно невероятное при наличии кафедры в Киеве. Объясняет его только усвоение известной статьи против латынян «Леонтию, митрополиту Преславскому в Росии» (), о чем писал еще А.А.Шахматов, который полагал позднейшим осмыслением комментатора, идентифицируя Преславу со столицей болгарского царя Симеона, поскольку именно «Леонтий» назван первым патриархом Преславской епархии в Синодике царя Бориса 1210 г.5 Однако фантомность данной митрополии не мешает историкам до сих пор служить обоснованием выделения в переяславльском летописании ХI-ХII вв. некоего «ультрамартовского летосчисления», о чем я писал выше.
Обнаружению таких адаптированных текстов, объясняющих большую часть загадок русской истории, помогает сохранение изначально принадлежащих им топонимов, которые в новой ситуации или противоречат характеристикам отождествляемых с ними объектов, как то отмечено для приустьевой ситуации Дуная/Днепра, переориентации болгарского города Преславы/Переяславля на Переяславль Южный, перенесения греческого представления о «заморье», означавшего Таврию6, на берега Балтики и т.д., или же создают парадоксы историко-географического характера, как это можно наблюдать в описании бегства Святополка и его гибели «межи чахы и ляхы». Одновременно в ПВЛ можно обнаружить использование ситуаций и фактов более позднего времени для описания предшествующих событий, выдающих себя наличием скрытых анахронизмов, как, например, лексема "варяги" для сюжетов IХ-ХI вв. или термин "черные люди" для рассказа о походе 1185 г. Что же касается общей оценки историко-легендарной части ПВЛ до середины XI в., то она оказывается малодостоверной и весьма схожей в этом плане с современными ей хрониками Козьмы Пражского и Галла Анонима.
____________________
5 Шахматов А.А. Один из источников летописного сказания о крещении Владимира. // Сб. статей по славяноведению, посвященных проф. Марину Степановичу Дринову (Сб. историко-филологического Общества, состоящего при Имп. Харьковском университете, т. XV). Харьков, 1908, с. 72-73.
6 Васильевскичй В.Г. Житие Иоанна Готского. // Васильевский В.Г. Труды, т.2. СПб., 1909, с. 427.
704____________________
ИССЛЕДОВАНИЯ И СТАТЬИ
Последнее обстоятельство с неизбежностью поднимает вопрос о необходимости привлечения иностранных источников этого времени для реконструкции событий нашей истории и сравнительной с ними степени достоверности ПВЛ. Опыт показывает, что до отмеченного временного рубежа достоверность последних не выдерживает никакого сравнения с европейскими авторскими хрониками, почему, например, описания событий 1015-1018 гг. в хронике Титмара из Мерзебурга заслуживают безусловно большего внимания, чем таковые в ПВЛ, а их кажущееся противоречие эмиссиям монет Святополка и Петроса/Петора коренится, скорее всего, в ошибочности наших собственных представлений, возникших под влиянием легенды о Святополке. Столь же высокий приоритет перед ПВЛ для оценки отмеченных ими событий IХ-ХI вв. сохраняют византийские авторские сочинения (Продолжатель Феофана, Лев Диакон, Михаил Пселл и др.) и даже такие неоднозначные компиляции, как хроники Георгия Амартола и Скилицы-Кедрина, созданные в традициях официальной византийской историографии.
Наоборот, как показывает опыт, весьма низкой оценки в отношении событий ранней русской истории заслуживают сочинения восточных географов и путешественников IХ-Х вв. Предпринятые сначала Б.Н.Заходером, а затем А.П.Новосельцевым попытки систематизировать их сведения убеждают, что объектом наблюдения их авторов в основном оказывается социум черноморских русов, совершавших разбойничьи набеги на города Поволжья и побережья Каспия. Еще меньше данных для русской истории исследователь находит в скандинавских сагах, самые ранние записи которых в первой трети XIII в. отмечены именем Снорри Стурлусона. Сообщаемые ими сведения о «конунге Вальдамаре», которого обычно считают князем Владимиром I Святославичем, и «конунге Ярицлейве», в котором столь же традиционно видят князя Ярослава I Владимировича, не находят подтверждений в русских источниках, с чем вынуждены согласиться даже филологи-скандинависты7, а приурочение нескольких традиционных топонимов к отдельным городам домонгольской Руси лишь подтверждает их случайный и недостоверный характер. Об этом в свое время писал еще Ф.Ф.Вестберг, убедительно обосновывая перемещение хоронима Gardariki и топонима Kaenugardr скандинавских саг на южные берега Балтийского моря, поскольку «Koenugardr со-
____________________
7 Рыдзевская Е.А. Легенда о князе Владимире в саге об Олафе Трюгвасоне. // ТОДРЛ, II, М.- Л., 1935, с. 5-20; Джаксон Т.Н. Исландские королевские саги о Восточной Европе (с древнейших времен до 1000 г.). М., 1923; она же. Исландские королевские саги о Восточной Европе (первая треть XI в.). М., 1994.-
О СПЕЦИФИКЕ ИЗУЧЕНИЯ ИСТОЧНИКОВ____________________
705
ставляет часть Vinland'а», а «под Vinland'ом исландские саги разумеют только область западных славян»8.
Столь же сомнительны сведения древних пластов европейских генеалогий, где имена этих же двух князей обозначают ближайших родственников шведских, норвежских и датских конунгов («Младшая Эдда» и др.), заставляя полагать, что наличие в сагах «Вальдамара из Гардарики» и «Ярицлейва из Холм-гарда» обязано не персонажам ПВЛ, а одноименным князьям западнославянских (вендских) земель, находившихся в более тесных сношениях с Данией и северным берегом Балтийского моря, чем те князья, с именем которых связана история Киева и Великого Новгорода на Волхове.
Именно этим обстоятельством, как мне кажется, можно объяснить полное молчание русских источников относительно родственных связей семьи Ярослава I Владимировича с английским, норвежским и датским королевскими домами и брачных - с французским. Указанные факты известны нам исключительно из генеалогических росписей Европы и до сих пор не находят никакого документального подтверждения с русской стороны, поэтому посвященная их обзору специальная работа М. П.Алексеева оказывается построенной на последовательных «каскадах» допущений и предположений, не выдерживающих строгой исторической критики9. Стоит также напомнить, что до сих пор историкам неизвестны какие-либо документы, подтверждающие брак Всеволода Ярославича, отца Владимира «Мономаха», на дочери Константина IX, о чем нам известно лишь по краткой записи под 6567/1053 г. в ПВЛ, что «оу Всеволода родися сын Володимиръ от цесарице гречькое» [Ип., 149]. И хотя ни один из этих браков не подтвержден до сих пор документально10, все они продолжают фигурировать в качестве оснований для весьма смелых и далеко идущих построений.
Здесь мы сталкиваемся с феноменом, который можно назвать диктатом текста, оказывающим безусловное влияние уже на предпосылки многих исторических исследований. Дело в том, что любой текст, воспринимаемый в качестве историчес-
____________________
8 Вестберг Ф.Ф. Комментарий на Записку Ибрагима Ибн-Якуба о славянах. СПб., 1903, с. 124 и сл.
9 Алексеев М.П. Англо-саксонская параллель к Поучению Владимира Мономаха.//ТОДРЛ, II, М.-Л, 1935, с. 39-80.
10 Янин В.Л, Литаврин Г.Г. Новые материалы о происхождении Владимира Мономаха. // Историко-археологический сборник. М., 1962, с. 205 и сл.;
706____________________
ИССЛЕДОВАНИЯ И СТАТЬИ
кого источника, в силу одного этого обладает авторитетом, магически действующим на исследователя, склонного подсознательно абсолютизировать содержащиеся в нем факты и форму, в которой эти факты изложены. В еще большей степени на исследователя может влиять авторитет предшественников, их оценки того или иного текста, создающие фантом псевдотекста, который в сознании окружающих подменяет собою факты, представленные в том или ином историческом источнике. Так, выборочная подборка оценочных сообщений летописцев о нападениях половцев на Киев и Переяславль Южный, а в еще большей степени - содержание «Слова о полку Игореве», переработанного в конце XIV или начале XV в., утвердили в сознании общества представление об извечной конфронтации древней Руси и Степи, оставив без рассмотрения множество свидетельств прямо противоположного свойства. Какую роль в этом сыграли историки, показывают работы Б.А.Рыбакова, посвященные этим вопросам. То же самое произошло в отношении Ивана IV и его опричнины, долгое время представляемой в качестве примера государственной мудрости и «демократизма» царя, наделенного всеми талантами «представителя гуманизма».
Избежать влияния такого псевдотекста исследователь может лишь в том случае, если он начинает свою работу с изучения первоисточника, рассматривая его в сопоставлении с другими, независимыми текстами и фактами, в том числе лингвистическими, топонимическими, географическими, археологическими и другими, чтобы только потом перейти к анализу взглядов предшественников, корректируя по мере необходимости собственные выводы.
Насколько внимательно следует при этом относиться к таким независимым документам, какими являются археологические находки, и чем оборачивается научная небрежность, хорошо показывает пример атрибуции Б.А.Рыбаковым каменной иконки, изображающей св. Глеба, с надписями расположенными по обеим сторонам фигуры в княжеской шапке и плаще, стоящей с мечом и крестом мученика. Иконка происходит из случайных находок начала века на Таманском полуострове и сделана на пластине «жировика», т.е. талька (?), как следует из ее описания при поступлении в ГИМ. Не уточнив характера минерала, не выяснив его возможного происхождения, не определив места изображения в общей иконографии св. Глеба, археолог, заявил, что так как «в Тмутаракани Глеб Святославич княжил, очевидно, с осени 1067 по осень 1068 года «…» эта иконка принадлежала князю Глебу Святославичу»11, после чего датировал
____________________
11 Рыбаков Б.А. Русские датированные надписи ХI-ХIV веков. М., 1964, с. 18.
О СПЕЦИФИКЕ ИЗУЧЕНИЯ ИСТОЧНИКОВ____________________
707
ее… 1067-1068 гг. Более того, Рыбаков решился утверждать, что такой дате соответствуют и начертания букв обоих надписей, хотя даже не специалист на приведенной фотографии12 может заметить, что надписи сделаны разными почерками, причем вторая надпись, отождествляющая Глеба с Давыдом, сделана уже после того, как от иконки был отколот верхний левый угол, т.е. много времени спустя после изготовления предмета. Естественно, что такое легкомыслие не только обесценивает разыскания автора, но и ставит под сомнение всю его систему хронологических признаков начертания букв кириллического алфавита, на которой построена утверждаемая им хронология других находок.
Этот пример произведенной некогда идентификации св. Глеба с «Давидом» в действительности является частью проблемы, в том или ином виде встающей перед каждым исследователем ранней русской истории. Использование текста для реконструкции событий прошлого предполагает наличие исторических персонажей, о которых нам известно часто только имя. Естественно, что каждая, пусть даже призрачная возможность найти какую-либо дополнительную информацию о том или ином подобном лице или оставленный им след оказывается огромным соблазном для историков. Так возникают попытки-идентификации героев русских былин или авторов граффито, открытых на древней штукатурке Софийского собора в Киеве. Работу в этом направлении можно только приветствовать, однако не следует забывать, что одни и те же имена в одно и то же время носило множество разных людей, идентифицировать которых наука не в состоянии, также как и сколько-нибудь определенно датировать оставленные ими автографы. Столь же сомнительны попытки отождествления отдельных героев былин с определенными историческими фигурами, чтобы затем, создав очередной фантом псевдотекста, использовать его в конкретных исторических построениях на правах источника.
Опасность коренится даже не в том, что здесь делается попытка подмены истории - эпосом, живущим по законам своего жанра, причем жанра, как можно было убедиться за полтора века развития русской фольклористики, заимствованного восточными славянами у своих степных соседей. Былина не явилась из первобытности, как то пытался доказать В.Я.Пропп13, не сопровождала жизнь славянских народов в их догосударственном существовании, а была воспринята в качестве готовой формы
____________________
12 Наиболее качественное воспроизведение образка см.: Николаева Т.В. Древнерусская мелкая пластика Х1-ХУ1 веков. М., 1968, рис. 1.
13 Пропп В.Я. Русский героический эпос. Л., 1955.
708 ____________________
ИССЛЕДОВАНИЯ И СТАТЬИ
только восточными славянами, заставляя вспомнить о «старых мехах», оказавшихся пригодными для «нового вина». Но что явилось этим «новым вином» и почему потребовались именно такие «меха»? Этот вопрос одинаково важен как для филолога, работающего с текстами фольклорных записей и пытающегося определить «контекст эпохи», когда эти тексты могли возникнуть, так и для историка, обращающегося к памяти народа в попытках реконструкции изучаемого им прошлого.
Слабость позиций таких крайних представителей «исторической школы» изучения былин киевского и новгородского циклов, как тот же Б.А.Рыбаков, заключалась в том, что они предполагали непосредственное отражение события в былине, которая, следовательно, должна была выполнять роль современной беллетристики, молчаливо подразумевая неграмотность населения древней Руси. Сейчас такой постулат опровергнут массовым материалом раскопок городских и сельских поселений, показывающим, что в домонгольское время на Руси писали (и, стало быть, читали) практически все ее обитатели. Соответственно, это предполагает широкое распространение, особенно в городской среде, светской литературы, о наличии которой можно судить по тексту «Слова о полку Игореве» и древнерусскому летописанию, которые сохранили в своем тексте фрагменты других литературных произведений той эпохи. В результате, единственным местом бытования былины как жанра, заимствованного из Степи, остается русская деревня, т.е. то пространство обитания этноса, где на протяжении четырех последних веков можно было наблюдать постоянный переход литературного текста в состояние сказания, обретавшего таким образом свое дальнейшее существование14.
При этом было бы безусловной ошибкой считать творцом, хранителем и распространителем былины русское крестьянство, как таковое. Крупнейший исследователь былины и условий ее бытования В.Ф.Миллер отмечал, что, по словам самих же крестьян, мастерами-сказителями всегда были кочующие деревенские ремесленники, сапожники, портные, вязальщики сетей, переходившие из деревни в деревню, тогда как «крестьянство (т.е. земледелие) и другие тяжелые работы не только не оставляют к тому времени, но заглушают в памяти даже то, что прежде помнилось и певалось»15.
____________________
14 См. по этому поводу интересные наблюдения Г.Л. Бенедиктова над фольклором русского населения р. Индигирки: Венедиктов Г.Л. Фольклоризация памятников древнерусской литературы в Русском Устье. // ТОДРЛ, ХL. Л. 1985, с. 400-409.
15 Миллер Вс. Очерки русской народной словесности. Былины. I-ХVI. М., 1897,с.10.
О СПЕЦИФИКЕ ИЗУЧЕНИЯ ИСТОЧНИКОВ____________________
709
И вот, что интересно: на всем многовековом протяжении своего бытования былина не прирастала сюжетами, будучи представлена двумя четко обособленными циклами - киевским с центральной фигурой «князя Владимира» и новгородским. Это может означать, что в основании всего былинного творчества изначально легли только два сборника литературных произведений, трансформированные последующим устным репродуцированием, как видно, в результате внезапного наступления массовой неграмотности и гибели питающей деревню городской культуры. Такая ситуация в русской истории наблюдалась только однажды, будучи результатом монгольского погрома, который повлек за собой гибель городов южной и даже залесской, т.е. рязанской и владимиро-суздальской Руси.
Такое определение временного рубежа и места действия - лесостепная Русь, откуда былина начала свое движение на север в форме «былевого репертуара старинных профессиональных певцов, какое бы название они не носили»16, находят подтверждение и в геофафической картине, на фоне которой развиваются все былинные сюжеты «киевского цикла», связанные с треугольником киевских, черниговских и переяславльских земель. Вот почему я склонен думать, что в былинах дошли до нас в искаженном виде имена не исторических, а литературных персонажей киевской Руси, которые в ряде.случаев могли совпадать с именами своих реальных прототипов, как то отмечено в ситуации «двух Святополков» легенды о Борисе и Глебе.
Вот то немногое, о чем мне хотелось напомнить, завершая книгу, которая, я надеюсь, вызовет не одно только негодование упомянутых в ней историков и филологов, но и даст повод для размышлений следующему поколению исследователей русских древностей.
____________________
16 Там же, с. 32.
Научное издание
Андрей Леонидович Никитин
Основания русской истории.
Мифологемы и факты.
Оформление А.Ю.Никулина
ЛР N' 064478 от 26.02.96 г. Формат 84 х 108/32
Гарнитура "Ньютон". Печать офсетная.
Печ.листов 24. Заказ N' 800.
Тираж 2500 экз.
Издательство АГРАФ
129344 Москва, Енисейская ул., 2
тел.(095)189-17-22, 189-17-35(ф)
http:/www.ru.net/~agraf.ltd
Отпечатано в полном соответствии с качеством
предоставленных диапозитивов на ГИПП "Вятка"
610033, г. Киров, ул. Московская, 122
This file was created
with BookDesigner program
bookdesigner@the-ebook.org
25.08.2008
