Будь осторожен со своими желаниями

Никита Миронов

Будь осторожен со своими желаниями

© Миронов Н.А., 2012

© Издательство ООО «Транзит-ИКС», 2012

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

© Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес ()

Глава 1

Начало

О СЛАВЕ

Она разрушительна. Она разрушитель на все времена. Мне выпала самая сладкая слава, потому что я знаменит в Европе и неизвестен здесь. Я счастливчик. Слава по-настоящему ужасна. Она меряет тебя по общему знаменателю, и от этого мозги работают уровнем ниже. Никуда не годится. Выбирать публику куда лучше.

Чарльз Буковски

Пожалуй, можно приступать. Но как? Может быть: «Жили-были»… Нет. Я люблю сказки, но я не сказочник. Тогда, может: «Любовь – это битва»… Нет, тоже не то. Я всё же не Фредерик Бегбедер и про сроки любви писать тоже не хочу. Может, так: «Эдвард медленно подошёл и взял мою руку»… Да что это со мной? Даже начать не могу. Ладно. Шутки в сторону. Начну так, как получится.

Вот он я. Мокрый. Замёрзший. Потерянный. Но я не думаю об этом. А что мне с этого? В моей жизни произошла трагедия. Трагедия, за которую в ответе только я. Я породил этого змея, который проник ко мне в жизнь и изничтожил её. Я вырастил этот вирус рака, убивший всё, что было мне дорого. Я не хотел этого. Честно. Я никогда не мог даже подумать о том, что в моей жизни произойдёт что-то подобное. Что-то такого масштаба. Что-то, что я не смогу контролировать. Я не хотел никому зла. Так получилось. Да. Эта фраза: «так получилось» – очень популярна. Особенно у мужчин. – Дорогая, что ты! Я не хотел тебе изменять, так просто получилось. Или: – Не злись ты так из-за того, что я забыл забрать твою маму из аэропорта, так получилось. Да что уж там у мужчин! Будучи мальчиками, мы уже начинаем употреблять эту фразу: – Мам, я не хотел брать у Сашки эту сигарету, так просто… получилось. Одна фраза – оправдание на все случаи жизни. И все это делают. Никто никогда не стеснялся пользоваться этой фразой. Ни я. Ни, я даже больше чем уверен, вы. Но между нами есть одна разница: вы оправдываетесь этой фразой перед кем-то. Я же отвечаю сейчас лишь перед самим собой. Голос моего разума глух. Точнее, залит. Огненной водой, как называли в старину алкоголь пираты. C₂H₅OH выводят из организма весь вред, оставляя там лишь воспоминания вчерашнего дня. Они заберут с собой весь твой страх перед обществом, всю твою грусть и превратят это в шипучий коктейль веселья и беззаботности. Уж я-то это точно знаю. Но как бы они ни работали раньше, как бы часто я ни обращался к ним за помощью – сегодня они бессильны. Я, кажется, вливаю в себя уже третью бутыль, не помня ничего, что было за последние три часа. Ничего, кроме этого…

Гром бил в небеса всё сильнее с каждой новой молнией, словно кузнец, вкладывающий всю свою силу в удар по раскалённому металлу. Холодный дождь омывал улицу, по которой я шёл, трезвя группу алкоголиков, остановившихся возле «Пятёрочки». Из соседних окон близстоящих домов лился свет, а из некоторых доносились голоса. Из парочки окон первых этажей можно было услышать грубую, хоть и успокаивающую меня на тот момент музыку. Птицы старались спрятаться под крышами домов от бушующего ветра, кому-то из них удавалось, а некоторых просто сдувало, в силу их маленьких размеров. Вода, вытекающая из трубы, что прикреплена к крыше, струилась из отсека, пенилась и вливалась в бесконечный поток луж-речек. Небо было удивительно тёмное и мрачное, что вполне естественно и логично в такую погоду. Молнии были на редкость красивыми. Словно голубые стрелы, они пронзали небо, отдавая по краям золотистым светом где-то оставшегося кусочка солнца, представляя собой заточенное лезвие. Ветер в тот вечер был невероятно могучим. Маленькие капли дождя, в совокупности с силой ветра и невероятным холодом, резали моё лицо, будто маленькие кристаллики. Вьюга была настолько холодной, что я не мог сделать ни единого вдоха. В нескольких сантиметрах от меня худенькое дерево не выдержало напора бушующей стихии, под натиском ветра огромная ветка обломилась и упала прямо передо мной, чуть-чуть не задев моей головы. Но мне было абсолютно всё равно, ноги просто продолжали нести меня к моей недалеко находящейся цели.

Ночь была холодной. Как раз то что нужно было мне в тот вечер, для того чтобы совершить то, что я собирался сделать. Ветер был настолько яростным и злобным, что казалось, он режет мне грудную клетку, рассекая защиту лёгких в виде сборища костей, и поражает само сердце. Холод был просто невообразим. Никогда ранее я не чувствовал себя настолько замерзшим. Вот он. Мой последний круг ада: «Ледяное озеро Коцит». Пояс Каина. Тут я и останусь. Я это заслужил. Теперь это мой дом. И я никуда отсюда не денусь. Но прежде чем я останусь здесь, мне нужно завершить одно очень важное для меня и совершенно не имеющее никакого смыла для окружающих меня людей дело. Я сопротивлялся этому урагану как мог. Всеми силами я старался добраться до двери подъезда. Спустя несколько минут, преодолев пару-тройку луж, в которые я наступил, и потеряв уйму времени, я всё же дошёл. Я поднимаюсь по скользким ступеням, вымощенным перед входом в подъезд. Подойдя к домофону и протерев глаза, я начинаю смотреть на цифры и вспоминаю код к двери. Ведь мне всё же нужно войти. 1… 5… 7. Вроде так. Не помню. Кажется, текила с водкой заглушили последние потоки моей памяти. Смешно. Только что я смеюсь? Я стал одним из тех подростков, которых вы точно знаете. А как же? Ведь это юноши и девушки двадцать первого века. Нам доступно всё и сразу. Вы только подумайте, в пятнадцать лет отправляться в клуб на карточку папаши, который даже не подозревает, что его любимая дочка собирается там делать. – Ну а что? Ну потанцует, да. Ну, возможно, познакомится с парочкой порядочных людей – да и только. Что? Выпивка? Дорогой автор, не смешите меня, ей же пятнадцать. Какой человек в здравом уме продаст моей милой девочке алкоголь? Подумайте головой. – И точно. Какой? Ответом на ваш вопрос, папаша, будет – всякий. Мы живём в двадцать первом веке, в столице великой страны. Ребята из моего подъезда уже в одиннадцать лет курили за гаражами сигареты марки «Camel» и, улыбаясь друг другу, запивали это всё великой «Балтикой». Дети в наше время абсолютно свободны. Они вольны делать всё то, что взбредёт им в их не очень умную голову. – Но как же так? – спросит меня удивленно «папаша». – Ведь она ответственна. Моя Юленька строго соблюдает все мои правила. Она умна, целомудренна. Знает себе цену. Она бы никогда не поступила так ни с собой, ни с отцовскими денежками! – Да, вы правы. Но как только она почувствует вкус внимания, обращённого на неё. Вкус жизни без забот и хлопот. Она тут же стянет с себя футболку от «Lacoste», которую вы подарили ей в прошлом месяце, и начнет танцевать на столе в нижнем белье, словно куртизанка высших слоев итальянского общества. Но вернёмся к моей истории, ведь о некоторых особях женского, да и мужского, пола нашего времени можно говорить вечно. И мы ещё поговорим. Я не хотел никакого обидеть и не сказал, что абсолютно все девушки такие, просто я уверен, что очень многие узнают себя в этих строках.

Итак, я набираю на домофоне код: «157», откуда доносится голос с вполне логичным вопросом: – Какого хрена? Кого принесло в такую погоду? – я, пропитанный с ног до головы желанием попасть внутрь, говорю первое, что приходит мне в голову, тонким и писклявым голосом: – Мам, это я. Открывай. – Кристина? Это ты? Наконец ты вернулась, маленькая засранка, где ты шлялась, бесстыдница? Ну заходи, сейчас мы с отцом устроим тебе сладкую жизнь.

Видите? О чём я и говорил. Кажется, что Кристина стала для нас ярким примером современной девушки, ушедшей погулять всего на час, а задержалась на чуть-чуть подольше. Ну не душка ли? Из домофона доносится характерный звук открытой двери, и я вовремя успеваю потянуть тяжёлый кусок металла на себя, отстёгивая её от магнита, приделанного к стене прямиком у меня над головой. В подъезде было чисто, тепло и уютно. Даже слишком уютно. Из-за толстого слоя бетонной стены, здесь не было слышно бушующей за дверью грозы. Прямо передо мной постелен красно-синий коврик, о который я вытираю ноги, и прохожу по прямой, куда ведёт меня этот коврик, словно девочку из Канзаса ведёт за собой дорожка, вымощенная золотыми кирпичами. Поднимаясь по, должно быть, только что почищенным ступенькам, я миную большой кожаный диван и два, стоящих напротив кожаных кресла, а далее я прохожу вдоль небольшого количества почтовых ящиков. Почему я пришёл сюда? Потому что я бывал здесь ранее. Я точно знаю, что за чем последует, и я точно знаю, что сказать пожилой женщине, сидящей за матовым стеклом.

– Позвольте поинтересоваться, вы к кому в столь поздний час? – После произнесённых слов в маленькое окошко она вышла ко мне через маленькую дверцу и встала прямо у меня на пути.

– Я пришёл к Сергеевой Евгении. Мы с ней готовим проект по химии, и я должен уточнить с ней некоторые детали.

– Вот как, – сказала она, посмотрев на меня, как гиена на кусок мяса. – Молодой человек, я не пропущу вас, можете быть в этом уверены, хотя бы по той причине, что от вас за милю несёт перегаром, и сами вы выглядите как бомж.

На самом деле, она была не права. Я в тот момент выглядел далеко не как бомж. Маленький праздник, произошедший со мной несколько часов назад, позволил моей скупости отойти в сторону и пихнул меня к оригинальному магазину «Dolce and Gabbana», который открылся в нашем районе не очень давно. Зайдя туда, я схватил первый попавшийся мне костюм, купил его и отправился по своим делам дальше. Возможно, она сказала так, потому что костюм должен быть как костюм, а не как рваная рубашка, выпущенная из штанов, окрашенная алым цветом моей крови. Должно быть, она права. Пока я шёл сюда, я имел удовольствие пару раз упасть. Я порвал свои новые вещи, в силу своей трезвости. Но на тот момент это не играло для меня никакой роли.

– Да будет вам, Лидия Ивановна. Вы же меня знаете. Это я, Матвей. – Да, именно. Пришла пора мне с вами познакомиться. Но я не буду выкладывать все карты на стол, а пока просто скажу, что моё имя Матвей. Матвей Холодов. Моему отцу хотелось назвать меня как можно более экстремально, поэтому с момента моего рождения он никак не мог определиться – Артур или Филипп. В его внутренние противоречия вовремя вмешалась мама и назвала меня так, как хотела с самого раннего детства, – Матвей.

– И вы точно знаете, что я знаю Женю, и что мы с ней готовим проект. – Это правда. Она меня знала. Ну, по крайней мере, на тот момент по её взгляду я был почти уверен, что она меня знает. Мой голос и манера говорить никак не взаимодействовали с разумом, поэтому изо рта у меня вылетал просто набор звуков, который был немного похож на слова. Я, действительно, часто бывал здесь. Мы с Женей очень часто принимались за разные виды докладов и презентаций, научных проектов и заумных конференций. В общем и целом: я любил заниматься и даже очень. Мне всегда давалось это легко, я любил и умел это делать.

– Послушайте, юноша, я бы, возможно, пропустила бы вас, если бы точно не была уверена в том, что сейчас осенние каникулы. И что школа закрыта. И что Евгения окончила первую четверть выпускного класса и теперь отдыхает в Турции с родителями. Поэтому я прошу вас развернуться и отправиться домой, пока я не вызвала полицию, чтобы они приехали и научили вас манерам.

На дворе было начало ноября. Как быстро летит время. Честно говоря, я потерял счёт ровно полгода назад. Я забыл про всё в мае этого года. О времени, о людях, о числах на календаре. Эта женщина была мне противна. Не всегда. Только сейчас. Обычно, когда мы с Женей действительно приходили к ней работать, я помогал пожилой Лидии Ивановне как мог. Носил ей тяжёлые пакеты на её этаж. Всегда долго разговаривал о ней и её внуках. Она была так же добра ко мне, как я был добр к ней. Но сейчас она бесила меня. Она встала у меня на пути, а мне нужно было срочно пройти. Я не намеревался выслушивать её бредни. Я не хотел этого. Мне было это просто неинтересно. Она что-то говорила. Кричала. Но я не слушал. Я водил взором по комнате в надежде найти лазейку. Что-нибудь, что помогло бы мне обойти её стороной. Или хотя бы заставить её замолчать. Хоть ненадолго. И я нашёл…

– Чудесная ваза, Лидия Ивановна. Прекрасный букет внутри. Это вам подарили сегодня? – задавал я ей вопросы один за другим, медленно приближаясь к вазе, которая на первый взгляд была довольно-таки тяжёлой. Она была мощной. Массивной. За толстым матовым стеклом можно было еле-еле разглядеть наслаждающиеся водой цветы.

– Мой муж принёс мне их сегодня утром, а что? – не двинувшись с места, спросила она, будто страж, охраняющий королевские ценности. – Слушай, пьяный сопляк, не надо водить меня за нос. Я считаю ровно до пяти, а далее я иду к телефону и вызываю сюда полицию, понял меня? Раз… Два… Три…

Я не сделал ни шагу назад. Я точно знал, что мне нужно. Я точно знал, что мне нужно попасть наверх. На крышу. Там моё спасение. В определённый момент я понял, что не смогу пройти мимо неё никак. Она слишком упрямая и не пропустит меня ни за что. Бежать от неё тоже не было смысла, ведь тогда бы она вызвала полицию, и те в скором времени меня поймали бы. Значит, нужно искать другой выход. В этой ситуации ничего в этой комнате, кроме вазы, помочь мне не могло, и тогда я осознал то, что мне нужно сделать.

– Четыре… Пять. Всё, приятель, ты добился своего. Я вызываю полицию, – она судорожно идёт в свою маленькую комнату к телефону, в то время, пока я вылил на пол всю воду из цветов на тот самый «золотой» ковёр, выложил букет цветов на стойку её маленькой комнаты и направился за ней с массивной вазой в руке. Не успела она поднять трубку, как я медленно и тихо подошёл к ней сзади. Она не видела меня. Она просто набирала на телефоне номер, потому что хотела как можно быстрее избавиться от ночного посетителя. Я смотрел на её затылок. Смотрел на её старые высушенные волосы, посветлевшие от череды покраски волос, чтобы закрасить седину. Женщины… Даже в глубокой старости хотят выглядеть сногсшибательно. Хотя ей было ради кого стараться. Её муж Юрий Алексеевич работал водителем автобуса и каждый день приносил ей букеты цветов. Лидия Ивановна и Юрий Алексеевич были одной из тех немногих пар, которые напрочь опровергали теорию Фредерика Бегбедера о том, что любовь живёт три года. Эти двое прожили вместе целых пятьдесят восемь лет, и каждый раз, когда я смотрел на то, как они целуются и смотрят друг другу в глаза, я понимал, что любовь ещё жива. Настоящая любовь никогда не покидала этот мир, просто мы забыли о ней. Они жили на мизерную зарплату друг друга, плюс деньги с пенсии. У них было два ребёнка. Ну как – ребёнка. Девочки были уже совсем большие и, к сожалению, как это часто бывает, забыли про своих стариков. Забыли про свои обязанности, забыли о том, что должны изредка их навещать. Хотя бы по праздникам. Они просто забыли о них. Они забыли о том, что им нужно помогать с оплатой за квартиру, хотя жили они, мягко говоря, не в апартаментах с видом на центральный парк. Квартирка была маленькой, всего две комнаты, кухня и туалет. Гостиная в основном была забита дисками старых рок-исполнителей, которыми юный Юрий Алексеевич просто «горел». Но сколько ни описывай место жительства этих двоих, так или иначе, их дети посчитали, что не несут за них никакой ответственности. Конечно, для каждого родителя это ужасный кошмар. Ты растишь детей. Любишь их больше всего на свете, отдаёшь им всё самое ценное, что у тебя есть, для того чтобы потом они просто плюнули на тебя. Забыли о том, что ты есть. Это ужасно, но, к сожалению, это правда. И хотя эта жестокая правда никогда не оставляла их, они всё же были счастливы. Они дарили друг другу такие моменты, которые нынешняя молодёжь просто себе не представляет. Эти двое так сильно любили друг друга, что в моменты, когда я находился рядом с ними, я чувствовал невероятный приток сил и эмоций. Чувств и веры. Веры в то, что, быть может, в наше время ещё не всё потеряно. И что люди ещё могут стать такими, как эти двое по отношению друг к другу. Никаких измен, никакой лжи. Они будто сошли со страниц самого прекрасного романа о любви. Они были друг с другом, и точно знали, что останутся вместе до конца жизни.

– Алло! Полиция? – начала Лидия Ивановна. Со всеми этими мыслями я совсем забыл, что она вот-вот нарушит все мои планы. Я думаю, что вы уже догадались, что я собирался поиграть в молодого Раскольникова, но между мной и им была одна разница: у этой старушки не было ни гроша. Ну и, конечно, у меня не топор. Я откинул вазу за спину, схватил её за волосы и что есть сил ударил её головой о дверцу шкафа. Упав на пол, она уже была без сознания. В трубке доносились голоса, спрашивающие о состоянии стабильности, но я не стал отвечать, зная, что в столь поздний час никто из «бдительных стражей порядка» не станет подниматься ради того, чтобы проверить жалкую старушку. Да. Вот так. И это – тоже правда. К несчастью…

Крови не было. Не было ничего. Она просто отключилась, потеряла сознание, провалилась – называйте это так, как хотите. Возможно, вы решили, что я не должен был этого делать, но позвольте мне внести поправку о том, кто я такой. Я не герой. Я не человек, стремящийся всем вокруг помочь. Я не тот, кого вы видите на постерах к фильму о супергерое. Я не такой, нет. Ну по крайней мере, теперь… Теперь я не такой.

Оставив старушку на ковре, в глубине души надеясь на то, что кто-нибудь ей поможет, я направился к лифту. Моё криминальное дельце прошло так тихо, что никто из соседей не выбежал, и я мог спокойно разгуливать по дому. Но мне не нужно было само здание. Никого из знакомых кроме Жени у меня здесь не было, а так как я точно знал, что Женя ждёт меня в моей квартире, а не сидит на золотистом берегу, как думала Лидия Ивановна, дома её не было, и мне здесь делать, откровенно говоря, было нечего. Но, по большому счёту, я и не рвался проникнуть в квартиру. Ни к Жене, ни к кому-либо ещё. Я же не вор. Да и потом – денег у меня было столько, что я мог купить целый этаж этого дома, и у меня бы ещё осталось денег, чтобы купить продукты и закатить самую классную вечеринку года. Но мне было не до этого. У меня была цель, и я точно ей следовал. Ничто не могло меня остановить.

Как-то раз давно мне позвонил мой друг, который учился на режиссёрском факультете ВГИКа. Зная, что я отлично пишу, он позвонил мне и попросил помочь ему со сдачей экзамена. Этот экзамен был последним, так что, сдав его, он закрывал свою зимнюю сессию и был полностью свободен. На тот момент я уже сдал все свои долги по школе и подумал: «Почему бы не помочь парню?» Он рассказал мне о том, что суть его экзамена как режиссёра состоит в том, чтобы представить мастеру его кафедры небольшой фильм, который раскроет зрителю внутренний мир персонажа. Я открыл пару Интернет-страниц, почитал пособия, поискал в книгах, как написать сценарий, и в конце концов сел за работу. Я, действительно, неплохо пишу. Когда я был маленький и только научился писать, я начинал с маленьких рассказов о муравьях и других животных. Далее были рассказы о чудовищах и инопланетянах. В школе я сразу зарекомендовал себя как отличный знаток в области русского языка и литературы, поэтому каждый раз, когда учительница задавала нам сочинение, моё обычно красовалось на доске почёта. А далее его читали перед всем классом. Я отлично управлялся с глаголами, прилагательными, наречиями и прочими частями речи. Каждый раз, когда я садился писать, я представлял, что отправляюсь в особый мир, где все части речи – мои друзья, и они готовы прийти мне на помощь в этом новом проекте. Позже я заинтересовался более серьёзной литературой, и в моей голове созрела мысль о том, что я когда-нибудь смогу стать настоящим писателем. Представьте писателя в наше время. В нашем мире. Мире, утопшем в прогрессирующих технологиях. Почти никто сегодня уже не покупает книг, все стремятся закачать файл с этой книгой в свою электронную библиотеку. Представьте, каково писателям в наше время! Вот и я о том же. Но мы уходим от темы.

Итак, он позвонил мне, сделал своё предложение, и я с радостью принял его, потому что мне всегда это было интересно. Работал я над сценарием не очень долго. Всего, кажется, на работу у меня ушло полтора дня, так что уже через день мой друг приступил к съёмкам. В одной из сцен главный герой стоял на крыше дома и размышлял о самоубийстве. Я постарался раскрыть его внутренний мир как можно ярче. И я хотел, чтобы события в сценарии несли в себе некий экстремальный характер. Итак… Крыша. Я помню не многое из того похода, помню только то, что мы поднялись на самый последний этаж, и там находились окна. Даже не окна, а форточки. Форточки небольшого размера, через которые нужно было пролезть, для того чтобы попасть непосредственно на крышу. Я забрался на стену, а далее перепрыгнул на подоконник этой форточки. Я схватил ручку окна и потянул на себя. Окно открылось, и я, будто тюлень, выбирающийся из воды, плюхнулся на живот и начал перекатываться в надежде, что смогу достичь своей цели. Я пытался выбраться наружу в течение пятнадцати секунд. В конце концов, задание было выполнено, и я вылез на поверхность крыши этого огромного здания. Подойдя к краю, я посмотрел вниз. Ну, конечно, я посмотрел вниз с высоты птичьего полёта, и только не надо говорить мне, что это ребячество, и что вы бы так никогда не поступили. Первая, и вполне логичная мысль, посетившая меня в этот момент, была: «Высоко отсюда падать». Отсняв весь материал, в котором мы нуждались, мы отправились назад. Спускаясь вниз к заветным форточкам, я не пригнулся и имел удовольствие удариться головой о балку, поддерживающую всю конструкцию посадочной полосы для вертолётов, расположенной на той же крыше. Дальнейшие события я помню очень смутно. Помню лишь то, что меня отправили в больницу, где наложили три шва на голову. Мама, конечно, была в ярости, но… Это было одно из самых запоминающихся приключений в моей жизни.

Нажав на кнопку вызова лифта, я начал вспоминать, что мне делать, чтобы добраться до крыши, после того как я окажусь на двадцатом этаже, ведь дальше лифт не следовал. Стоя там, в холле, в ожидании лифта я думал о том, как так получилось. Как я докатился до такой жизни. Как докатился до избиения старушек и посещения сомнительных крыш поздней ночью. Разум пытался возобладать надо мной и всё чаще отправлял сигнал в мой мозг с мыслями о том, чтобы мне вернуться домой, принять душ, и наслаждаться Жениной компанией. А наутро я бы сел и начал думать, что мне делать с моей жизнью дальше. Но алкоголь взял верх. Уровень мозговой деятельности был крайне мал, так что я наплевал на все сигналы моего мозга и сделал шаг, войдя в кабину лифта, полностью украшенную уличным искусством, называющем себя «граффити».

Вообще, лифты – очень интересная вещь. Особенно в некоторых домах. Порой некоторые лифты настолько сильно разрисованы, что кажется, что ты приехал в галерею современного изобразительного искусства. А почему нет? Тут тебе нарисуют всё, что хочешь. И маленькие люди. И животные, и невесть что. Демонические числа, нецензурная лексика. Всё, что угодно душе. Смотри, наслаждайся этим искусством, пока едешь на свой этаж в свой дом. В некоторых случаях, если очень повезёт, можно встретить там чей-нибудь номер. Вот так, порой едешь и видишь: «8-926-322-17-85 Звони. Света». И честно говоря, в такие моменты я не могу взять себя в руки. Раньше у меня была привычка шутить так над своим другом. Он начинал заводить мне свою песню о том, что у него нет девушки, что он несчастен от неразделённой любви и что не знает, куда податься, чтобы найти девушку. В такие моменты я отправлял его в первый попавшийся лифт и утверждал, что здесь он сможет пополнить свою записную книжку новыми номерами. Я люблю лифт. Он даёт немного времени, чтобы подумать. Подумать о том, что ты собираешься делать дома. Подумать о том, как собираешься оправдываться перед мамой. Иногда он просто даёт время подумать перед тем, как переступить порог дома. За несколько секунд можно выложить ему все свои мысли, и он просто тебя выслушает. Не осудит, не отругает, а просто выслушает. Незаменимый товарищ. Да ещё и центр современной культуры.

Двери открылись, и передо мной во всей своей красе раскрылся двадцатый этаж. С его живописными рисунками на стенах, удивительным букетом запахов и мерцающей лампой, будто я перенёсся в мир Стивена Кинга. Я сделал шаг, чтобы выйти из кабины «галереи», и встал прямо по центру лестничной клетки. На секунду я встал столбом. Это был момент, который, по-видимому, решил всё. Почему-то именно в этот момент я задумался, нужно ли мне всё это. Двери лифта ещё не закрылись. Лампочка, освещающая лестничную клетку, потухла, так что единственным освещением в комнате был свет, проливающийся в комнату из лифта. И по какой-то непонятной мне причине я остановился. Не мог двинуться с места. Разум вдруг просветлел. Я не чувствовал себя пьяным. Не чувствовал того, что было там, внизу. Я был полностью в ответе за свои действия сейчас. Я точно знал, что у меня есть выбор. Я мог развернуться, мог зайти обратно в лифт, нажать кнопку первого этажа и уехать отсюда. Уехать, чтобы вернуться домой, а далее – как было оговорено ранее. Я мог взять билет на самолёт и отправится отдыхать на лазурный берег. Например, в Испанию. Свежий морской воздух, тёплое солнце, вода, всё это должно было привести меня в норму, а тем более я сам этого давно хотел. Я мог бы заново начать жизнь. Мог бы продолжать писать. Мог бы сделать там то, что не смог бы сделать здесь. Я мог бы там вернуться к жизни. Или я мог пойти дальше. Шагнуть во тьму, куда я привёл себя сам. Нырнуть в этот омут. Я не видел окон, не видел света, не видел ничего в этой тьме. Я слышал странные звуки. И шорох. Непонятный шорох. На минуту мне даже показалось, что эта тьма впереди меня – живая. Она зовёт меня. Манит меня к себе, словно сирена. Двери в лифт держались открытыми подозрительно долго. Я не знал, что мне делать. Куда идти. Я был потерян. Выбит из колеи. Вдруг я услышал звук заработавшего движка, лифт издал характерный звук, и двери медленно закрылись, забирая с собой последнюю надежду на моё спасение. Но знаете что? Мне было плевать. Всё уже было решено. Я решил всё. Окончательно. Назад дороги нет.

Поднимаясь по лестнице, я снова почувствовал состояние алкогольного опьянения. Отлично, оно поможет мне продержаться до конца. В голову снова ударила порция счастья, и я, забыв про всё, продолжал подниматься на вершину двух этажей, где в конце коридора меня ждали две заветные форточки. Здесь я увидел много чего интересного: граффити, снова номера телефонов с подписью, окурки от сигарет, разбитые бутылки из-под пива, алюминиевые баночки с выпитыми энергетиками марки «Ягуар». Наконец я поднялся на двадцать второй этаж. Запах здесь был не лучше, чем на других этажах, что были ниже. Ничего особенного здесь не было: пустая лестничная клетка с типичным для московских домов рисунком на стенах и так же, как и на ступеньках, разбитые бутылки и окурки от сигарет. Впереди меня ждал небольшой коридор, освещённый лунным блеском, проливающимся сюда из форточек. Для меня они казались проходом в другой мир. Мир, в котором мне будет лучше. Мне нужно было прорубить окно в свой мир, и я точно знал, что сделаю для этого всё. Где-то в конце коридора я смог разглядеть шприцы, которые валялись на полу. Видимо, не только мы знали про это волшебное место, но и стайка наркоманов тоже заглядывала сюда. Я никак не отреагировал на это. Я уже привык к наркотикам. Раньше я их боялся. Ведь как так? Я могу заразиться, может произойти что угодно. Теперь же по отношению к наркотикам я сохранял нейтралитет. Не подумайте, я не был наркоманом. Но и сказать, что никогда не пробовал, тоже не могу. «Так получилось». Видите? Работает.

Пройдя до конца тёмный коридор, словно Гарри Поттер в поисках философского камня, я наконец добрался до окна. Как и в последний раз моего здесь пребывания, я сперва залез на стену, в костюме это было особенно трудно, а далее перепрыгнул на подоконник. Схватив ручку, я потянул её на себя, и окно открылось. Я дошёл. Наконец. Я был искренне счастлив. Ведь здесь меня ждало моё успокоение. Здесь я наконец почувствую себя свободным. Я так долго этого ждал. Я готов. Я улёгся на спину и методом переворотов смог всё-таки выбраться наружу. Погода на улице стала спокойнее за то время, что я пребывал внутри здания. Ветер успокоился, молния и гром более не тревожили горожан, так что люди могли спокойно спать. Всё, что осталось от непогоды, – это дождь. Проливной дождь. Давно я не видел такого дождя. Вообще я люблю дождь. Нет, не подумайте ничего, будто я одна из тех девиц, что в статусе «ВКонтакте» пишут: «Я люблю дождь, под ним можно спрятать слёзы». Знаете, скорее я из тех, кто любит душ, потому что под ним можно пописать. Просто дождь привлекал меня. Всегда. Он успокаивал меня. Очищал. Приводил меня к своего рода катарсису. Каждый раз. А сегодня ночью дождь был мне просто необходим.

Дождь стучал по крыше, сливался вниз, а из трубы, что была приделана к взлётной площадке, вся вода стекалась мне на голову. Отличное место я выбрал. Я поднял голову и увидел, что облаков над головой практически не было. Лунный свет пробивался через облачное сито и светил прямо в форточку. Ветер перестал быть сурово-ледяным, и я даже почувствовал некоторые приятные ощущения от того, как он массировал мне лицо. В некоторых окнах близстоящих домов всё ещё можно было разглядеть свет, а из некоторых окон всё так же продолжала звучать музыка.

Я миновал огромную балку, с которой у нас были не самые доверительные друг к другу отношения, и начал подниматься по ещё одному блоку скользких от воды ступенек. Рядом со мной расположился огромный прибор для фильтрации воздуха, который по размерам был как три меня, а гудел громче детского дома. Никакого заграждения по краям здания не было, так что я совершенно спокойно, даже в пьяном состоянии, забрался на кирпичный край. Я подвинул свои ноги, одетые в дорогие туфли, но промокшие, по причине того, что они испытали как минимум семь луж. Шаг за шагом я всё ближе и ближе подходил к краю крыши. Вот оно. То самое ощущение.

Мне всегда было интересно, что чувствует человек перед тем, как совершить самоубийство. Что движет им в тот момент, когда он собирается расторгнуть контракт с собственной жизнью. Думает ли он о всевышнем наказании после того, как столкнётся с тротуаром, или прыгнет с феном в ванну, порежет вены, или пустит пулю в лоб. Думает ли он о чём-нибудь в этот момент. И какой силой надо обладать, чтобы сделать шаг в бездну смерти. Прыгнуть в руки к ангелу, который заберёт тебя на тот свет, где тебя осудят по самым жестоким законам. О чём в этот момент думают люди. Мне было это безумно интересно, но я никогда не думал, что когда-нибудь окажусь на их месте. Да, как вы, должно быть, уже поняли, я собираюсь прыгнуть. Собираюсь закончить эту жизнь. Я разделяю взгляды Есенина. «Зачем мне жить?» – отличный рекламный слоган для предвыборной компании в партию закопанных в земле. Матвей Холодов распрощается с собой и читателем в возрасте неполных восемнадцати лет. Я закончу этот рассказ сейчас. Вот это неожиданность для читателя, не так ли? Я не оставлю предсмертной записки. А зачем? Всё равно никто не будет думать, зачем я это сделал и почему. Завтра утром моё тело найдут на прогнутой крыше вон того кадиллака, в который я целюсь, а далее для опознания скорее всего пригласят Ваню.

Я наконец добрался до этого места. Здесь всё и закончится. Я это заслужил. Я совершил непоправимое, и мне самая дорога туда, откуда вернулся Данте. Мне больше незачем существовать. Книга моей жизни пришла к своему трагическому концу. Вот он я. Мокрый. Замёрзший. Потерянный. Но я не думаю об этом. А что мне с этого? Новый костюм промок до нитки, я сам промок, как мышь. Я стою на краю двадцатидвухэтажного здания с мыслями о смерти. Пора бы завершить это. Пришло время.

Перед прыжком я посмотрел по сторонам. Я хотел запомнить этот момент. Последние воспоминания о жизни, которую я прожил. Последние кадры. По шоссе всё так же, как и обычно, продолжают носиться машины, не понимая зачастую, куда они торопятся и зачем. В другом районе, который можно видеть отсюда, снова строится новый многоэтажный дом, видимо, для того, чтобы всё больше таких, как я, имели точки сброса. Отсюда мне видно ресторан «McDonald’s», которая моя самая любимая девочка любит называть «Золотые дуги». Я всегда над этим смеюсь. «А ведь я даже не попрощался с ней, – вдруг подумал я, – не сказал ей на прощание всё то, что так давно хочу сказать. Ведь она самый близкий мне человек. И она ждёт меня. Там. Дома. В моей собственной квартире. Теперь… Быть может…». Вдруг в моей голове поселилась идея о том, что я ещё могу спастись. Что она поможет мне. Что она тот человек, который вытащит меня из этих чёрных вод. Я должен отправиться к ней и всё сказать. Всё, что чувствую теперь. Ноги послушно начинают отходить от края и поворачивают носы моих новеньких туфель в сторону форточек. – Нет! Это конец. Я не нужен ей. Это конец. Здесь я закончу всё. – Я снова подхожу вплотную к краю и снова начинаю любоваться видом перед тем как совершить страшный грех.

Магазин «Матрица» всё так же работает круглосуточно, и люди отсюда выходят с огромными мешками с только что накупленной едой тоже круглосуточно. Влюблённые парочки прогуливаются здесь, заходя в «Золотые дуги», чтобы купить себе порцию мороженого и кормить друг друга с ложечки, как детей. Что за бред? Вам же не по шесть лет. Дождь всё так же продолжает омывать меня, в совокупности с ледяным ветром, они словно просят меня не делать этого. Не идти на это. Но решение принято. Я закрываю глаза. Тень. Я не хочу смотреть. Не хочу видеть этого. Не хочу чувствовать. Я хочу, чтобы это всё закончилось. Прошу тебя, Моть, давай быстрее с этим покончим. Я закрыл глаза, развёл руки, чтобы в полёте попытаться получить последнее наслаждение от жизни, представив, что я – птица. Орёл. Они свободны. Они всегда были свободны. Как-то раз я думал, кем я хочу стать в следующей жизни, я не хочу стать кошкой – это точно. Я всегда знал, что это орёл. Вольная птица. Никому не принадлежащая. Я бы рассекал по просторам воздуха, и ни о чём бы не заботился. Я закрываю глаза. Дышать вдруг становится труднее. В голову ударила ядовитая боль, но я не пошевелился. Я стараюсь не обращать на неё внимания. Боже, как плохо, нужно скорее просто прыгать. Ничего трудного. Просто сделать шаг, вот и всё. Давай, Моть. Давай.

В глазах потемнело. Резкая боль в центре мозга взялась буквально ниоткуда. Я не был готов. Глаза заслезились. Словно последствия конъюнктивита или ячменя на глазу. Я ничего не видел. Посмотрев вниз, я испугался. Дико. Я поспешно отошёл назад, в страхе и суматохе я забыл о том, что там порожек. Я потерял равновесие. Вестибулярный аппарат полностью отказал. Я всё-таки споткнулся на порожке. Полёт был недолгим. Даже быстрым. Очень быстрым. Как это обычно бывает, когда ваш лучший друг в качестве весёлой «шутки» толкает вас куда-нибудь. Вы не чувствуете тела. Вы только осознаёте тот факт, что ваше тело находится в свободном, неконтролируемом полёте. В конце концов, я соприкоснулся с землёй. И соприкосновение это не было, откровенно говоря, нежным. Я почувствовал сильный удар в области затылка. – Неужели снова дыра в голове и швы? Будь ты проклята, крыша головных повреждений. – Я не почувствовал боли. Лишь удар. Я пролежал там в течение нескольких секунд, после чего понял, что пора мне подниматься. Боли всё ещё не было. Вообще. Я встал. Поднял своё пустое, вялое тело с крыши и понял, что нужно совершить попытку номер два. – Вообще, я не верю во все эти суеверия. Будто бы мать-природа не хочет меня отпускать, и так далее. Скорее всего, переизбыток алкоголя в крови повлиял на мозг, вступив в реакцию с диким страхом высоты. Ничего страшного. Повторим.

Одолев головную боль и внутренние противоречия, я шаг за шагом снова приблизился к своей цели. Когда пришло время взбираться на блок, который, по сути, и был краем крыши, я почувствовал сомнительное ощущение в районе затылка. В горле встал ком. Уши были заложены. Я был полностью готов к тому, чтобы сделать то, что собирался. Я послал сигнал из мозга в руку, проверить, что там с затылком. Ответ я получил быстро и ясно. Видел я всё ещё плохо, всё было размыто, будто облако пролитой бордовой краски в кристально чистую воду. Я присмотрелся. Рука была окрашена алым цветом, причём не просто ладонь, но и кисть. Я проверил шею. Ответ положительный. – Кажется, что там не просто рана. – Кажется, ты рассёк голову, приятель.

Внезапно всё тело пронзила резкая боль. Кости синхронно отдавали дикой болью то в левой части тела, то в правой. По всем телу, как по внутренней, так и по внешней его части, прошло то, всем нам знакомое ощущение. Когда мы резко заболеваем, мы не можем подвинуться, не можем открыть глаза, пелена боли парализует нас. Но я не был болен, а значит, эта боль умножалась в тысячу раз, представляя собой неземную пытку. Я рухнул на землю, словно мешок с картошкой. Ни чуя ничего. Волна солёных слёз накрыла глазное яблоко, видеть стало вконец невозможно. Кровь прыснула из ушей, словно зубная паста из тюбика. Даже зубы попали под радиус действия боли: их сводило, как никогда прежде. Ручей крови направлялся из моего отверстия в голове прямо на крышу дома номер восемнадцать по улице Синева, дома, с которого я только что хотел спрыгнуть.

Вдруг боль исчезла. Вся. Я не чувствовал ничего. Ни капель дождя, падающих на моё лицо, ни ветра, пробирающегося под свитер. Ничего. Я слышал ночь. Видел ночь. Ощущал её. Самая страшная ночь в моей жизни. Дыхание полностью свело. Я не мог сделать не единого вдоха. Я оцепенел. Вдруг я учуял ужасно неприятный запах. Я узнал его. Он посещал меня ранее. В третьем классе, на уроке по биологии, мы обсуждали кровь, и мне стало плохо, я начал терять сознание, именно в этот момент этот ядовитый запах впервые меня настиг. Глаза очистились от соли и воды и медленно самостоятельно начали закрываться. Стало совсем темно. И тихо. Теперь я здесь один. Проживаю последние секунды жизни, тихо на крыше дома, дожидаясь своей смерти…

Лимб

1.

Теперь я здесь один. Никого рядом со мной. Здесь страшно. Будто я заперт внутри себя самого. – Почему я думаю? Я ведь отключился. Разве можно думать без сознания? Удивительный человеческий мозг. Теперь я не могу двигаться, не могу говорить, слышать, нюхать, но зато могу рассуждать. Отлично! И о чём же мне тут рассуждать. Я здесь один. – Это место пугало меня. Вдруг перед моим взором открылась картина. Я увидел комнату. Нет. Клетку. Да. Камеру для заключённых. Я видел такие в фильмах. Я был прикован к стене цепями. Не весь я, лишь руки. Я не понимал, что происходит, и как это происходит. Я видел клетку, а за ней длинный коридор. Коридор, который вёл меня в неизвестность. – Где это я? Внутри. Внутри себя? Это моё подсознание? Эй? Эй? Отзовитесь, есть тут кто-нибудь? Алло? Эй? – Эхо моего голоса раздавалось лишь вперёд по загадочному коридору. Но ответа не было. И сколько бы я ни кричал, ответа я не дождался. Здесь я не слышал ничего. Никого. Здесь я слышал только свои мысли. Себя. Всё, что я мог слышать, – это капли воды, стекающие по потолку и падающие на грубые камни камер. Крысиный писк здесь тоже можно было слышать. Теперь я сам с собой. Это было очень странно. Я мог видеть своё тело, но это было не моё тело. Оно было высушено. Дряхлое. Я видел сухие суставы, свисающую кожу, тонкие кости. Но даже здесь я не мог ничем пошевелить, кроме извилин в мозгу, но даже они отказываются меня слушать.

– Ну и что теперь? Теперь я здесь. В одиночестве. Навряд ли крысы захотят составить мне компанию. Что мне делать? Ради чего всё это? И чьих рук дело? Неужели это проделки судьбы или Бога. Быть может, они хотят дать мне шанс подумать. Подумать над чем? Подумать только, я сейчас один с пробитой головой на крыше дома, под проливным дождём. Хотя кого я обманываю? Я никому и не нужен. Никто не придёт ко мне. Никто не захочет узнать, что со мной. Кроме неё. Она там, ждёт меня. Но почему? Почему всё так вышло? Ведь раньше я был другим. Всего полгода прошло, а я так изменился. Изменилось моё отношение к деньгам, к жизни, к любви, к родным и близким. Неужели это всё слава? Неужели она действительно так разрушительна, как писал Буковски? А может, именно поэтому я здесь? Может, это и называется подарок судьбы? Возможность заглянуть назад, чтобы понять, что произойдёт впереди. Каким я был, какой я есть. Что было со мной, и что стало. Я должен разобраться в том, как это произошло, ведь времени у меня ещё куча. Я думаю, я смогу поразмыслить здесь. Но с чего начать? Я не помню, с какого момента моя жизнь начала катиться под откос. И с чего начать? Может… «Жили-были»… Нет, это всё ещё не сказка, я не находил золотую форель. «Любовь живёт три»… Я люблю Фредерика. Даже очень. Он пишет о правильных вещах. Но только здесь, к сожалению, он неуместен. «Я почувствовала мурашки по всему телу от прикосновения Эдварда». Так, пора завязывать с франшизой о качках, псинах и бледных зубочистках. Начну с того, где всё началось… Начну с того дня…

2.

Я не любил метро. Никогда. Оно казалось мне мрачным, тёмным и ужасно грязным. Ну, насчёт чистоты в метро, это были не подозрения, это факт. Доказывать здесь ничего не надо. В некотором роде я даже боялся метро. Не людей в нём, нет. Хотя порой в метро можно увидеть таких людей, от встречи с которыми воспоминания сохранятся на всю оставшуюся жизнь, ну вы меня понимаете. Но мой страх не имел никакого отношения к людям. Скорее, к самой структуре метро. Если на секунду задуматься и осознать. Вы заперты в душной консервной банке, находящейся на глубине нескольких десятков метров под землёй, как вам? Мало ли что может случиться. Обвал. Взрыв. Террористический акт. Все эти мысли зародились во мне в тот момент, когда я ещё маленьким мальчиком смотрел новости по телевизору, и там был репортаж о взрыве в метро. Стены станции были чёрными от огня. Камни, скамейки, стойки информации – всё это было снесено и лежало отдельными маленькими частями на полу, разбросанное по всему залу. Люди, дающие интервью, были даже на людей не похожи. Дай Бог здоровья этим людям, ведь это страшная трагедия. Масла в огонь лишь добавил террористический акт на проспекте Мира в 2011 году. Я тогда был в школе, и нам сообщили об этом по школьному радио. У учеников началась дикая паника. Все бросились к сотовым телефонам, вызывать своих родителей, чтобы убедиться в том, что с ними всё хорошо. Я их прекрасно понимаю. Я тоже бросился к телефону и стал удерживать кнопку «1», чтобы дозвониться до мамы, хоть я знал, что метро она ненавидит больше чем я.

Но какие бы чувства я ни испытывал к общественному транспорту, мне, в конце концов, семнадцать лет. В моём возрасте моя бабушка и мама проходили по ледяному снегу, практически босиком, чтобы дойти до дома, поэтому я не брезгую. Да и потом, метро – один из самых быстрых способов добраться до места назначения в любую точку столицы. Привычный каждому москвичу голос девушки сообщил о названии станции и предупредил об открывающихся дверях. Я постоял ещё немного, задумавшись о чём-то, а потом понял, что перспектива ехать станцию назад, потом вперёд, мне не улыбается, и я вышел из железной кабины подземного червя. Воздух здесь всегда тёплый, а порой даже приятный, свет разливался повсюду и даже попадал на ребят, сидящих впереди меня на скамейке и курящих траву. Это явно были не сигареты. Честно говоря, я удивляюсь, как они не остерегаются правоохранительных органов, которые могут им в этом помешать. Подумав немного и об этом тоже, я отправился в сторону эскалатора. Думать я мог, сколько себе позволю, так как сегодня предпоследний день перед тем, как я официально закончу десятый класс. Это был очень трудный год, наполненный, мягко говоря, разными сюрпризами, интересными фактами и приключениями. После того как классный руководитель объявил сегодня мне и моему классу: – Увидимся завтра, дети. Не забудьте учебники, пожалуйста. Завтра всего один урок. – Рюкзаки, ранцы, сумки полетели к потолку, крики стояли по всему третьему этажу, ведь это был не только наш последний день. Радовались, кажется, все, кроме нынешних одиннадцатых классов, ведь через неделю у них стартует программа «Выжить любой ценой», ведущим которой станет Единый Государственный Экзамен. Сокращённо – ЕГЭ. Да. Всего три буквы вселяют в души учеников страх, затягивающий их в их собственное подсознание, диктующий им их ничтожность, слабоумие, некомпетентность, никаких успешных результатов. Родители целый год в панике. Дети в ещё большей панике. Все понимают, что жульничать нельзя, иначе полетишь вон. Написать из аудитории нельзя. Позвонить нельзя. Я всегда удивлялся тому, как им там разрешают дышать. Должно быть, они выделяют особое количество воздуха, а по окончании экзамена воздушными насосами вытягивают воздух из аудитории так, чтобы никто не мог дописать. На протяжении всего года нас пугали невероятными историями про ЕГЭ, про то, как это трудно, и что никто не сможет с этим ничего сделать. Это надо просто написать. Но вот что забавно: некоторые ученики отправляются на эти экзамены, понятия не имея, что они хотят делать дальше. Многие из них, возможно, трудились на протяжении всего года, но так и не смогли выбрать себе подходящий вуз. И что же делать? Ведь волнение накрывает тебя с головой. Ты не знаешь, что тебе делать, как тебе делать. Момент, когда ты получаешь листочек с заданиями, мне описывали многие ребята: «Дышать стало трудно. В глазах потемнело. Я начал терять сознание. «Это что, я не пойму? Ему что, лодыжку там прострелили. Потому что именно так в фильмах описывают свои ощущения все, подстреленные в баре. Но и это волнует меня меньше, чем основная проблема. Как-то раз я готовился к очередному проверочному тесту по обществоведению. Предмет популярен. Более восьмидесяти процентов решают сдавать именно его. И я, как среднестатистический баран в стаде, тоже решил сдавать этот предмет. В одном из пунктов задания я обнаружил невероятно мудрое высказывание. Я не помню, кто автор, и точно не могу его сформулировать, но что-то такое там было: «К несчастью, самый важный выбор в нашей жизни мы должны принимать тогда, когда наша голова в меньшей степени об этом заботится». Некоторые обществоведы могут сейчас меня обвинить в некомпетентности в работе с афоризмами, но главную мысль я вам точно передал. И ведь это истинная правда. Ну подумайте: как человек в семнадцатилетнем возрасте может принимать решение, от которого зависит его дальнейшее будущее? Ведь всё, что есть в голове этого парня или девушки – это секс, алкоголь и гулянки. Я понимаю, некоторые подумают, что я спятил, но давайте заглянем правде в лицо – так и есть. И к сожалению, большинство этих выборов оказываются резко ошибочными. А после того, как ты принял это решение, назад дороги не будет. Либо бросать тот факультет, на который имел честь поступить, и отправляться домой. Сидеть там целый год, работать. Готовиться к новому поступлению. Но ведь никому ни в какое время не хотелось бы потерять целый год жизни. Или сиди ровно здесь пять лет, пока не окончишь, а эти пять лет тебе придётся корячиться здесь, улыбаться всем профессорам, лизать задницу декану, чтобы он тебя заметил, а потом, отправляйся на все четыре стороны. Если тебе повезёт, возможно, ты полюбишь это место. На третий год ты обзаведёшься подружкой, будет ради кого приходить в неуютный корпус. Целовать её по утрам. Найдёшь здесь новых друзей, и быть может, на четвертый год тебе точно здесь начнёт нравиться. А пока либо сиди в клетке, что, конечно, никого не устраивает, либо делай изначально правильный выбор. И вот тут встаёт серьёзный вопрос для каждого одиннадцатиклассника: «Где он? Этот правильный выбор?» Как понять, что это именно то дело, которым я хочу заниматься следующие пять лет. Тебя накрывает волна страха за свою жизнь, ведь студент – это самая прекрасная пора в жизни любого человека. Студентом ты можешь развлекаться, влюбляться, водить машину, напиваться, сидеть с друзьями и так далее. Конечно, не мешало бы и учиться. Но вопрос всё ещё остается неизменным: «Хочешь ли ты учиться там, куда подал свои документы? Тебе это нужно или нет?» Ведь, поступая на юридический факультет, ты точно не знаешь, чему тебя будут там учить. Всё, что ты знаешь, это то, что это юридический факультет, и точка. А нужен ли он тебе? Я встречал много поступивших друзей. Поступивших туда, где им нравится. Где им хорошо, и где они хороши. Они наслаждаются каждым моментом каждого дня, и поверьте, в их глазах я вижу огонёк того, как им хорошо. Поэтому выбирайте верный курс так, чтобы и в ваших глазах позже пылало пламя, просто от одной мысли о том, где вы находитесь и чем занимаетесь каждый день.

Поднявшись по эскалатору, я прошёл через турникеты, как всегда прикрывая рукой всё что только возможно, остерегаясь, как бы эта дьявольская машина меня не ударила. А ведь помимо того, что она сильно сжимает, она ещё и кричит как сумасшедшая, отчего становится в два раза страшнее, когда это происходит. Спокойно миновав турникеты, купив себе в палатке пачку жвачки, я поднялся по ступеням и вышел прямо из дверей станции метро «Дмитровская». Погода была отличной. Как и положено быть весенней погоде в это время года. Солнце согревало землю, людей, птиц, совсем замёрзших за минувшую зиму. На небе не было видно ни одного облачка, что придавало этой бескрайней голубой бездне над головой ещё большую прелесть и позволяло наслаждаться ею до потери сознания. Я поднял голову наверх, чтобы поприветствовать утреннее солнышко, которое, в свою очередь, взглянуло на меня, чтобы осуществить тот же процесс. От яркого луча весеннего солнца мои глаза непроизвольно щурились, и уже через секунду я не мог разглядеть ничего, кроме красного света, проникающего сквозь мои веки. Ветра не было совсем, что было очень даже хорошо для людей, стоящих около метро, раздающих листовки, – промоутеров. Я больше люблю их так называть, и каждый раз, когда мне предоставляется возможность, я не упускаю её, чтобы взять этот листик, потому что, это же её работа. Причем очень утомительная. Она получает за это деньги. Почему я говорю «она»? Потому что, по моему мнению, девушки в этом деле более живые. Даже более ответственные. Они не стоят столбом, дожидаясь, когда же кто-нибудь возьмёт у них листовку. Они передвигаются, улыбаются, что-то говорят. А почему же мне не помочь милой девушке в столь чудесный день? Как раз именно такая, весьма симпатичная девушка встретила меня у выхода из метро, предложив мне один из своих буклетов, улыбаясь при этом во все тридцать два зуба. Я мог точно заметить, что она очень хочет, чтобы я взял этот адский листок, я думаю, все они хотят. В любом случае, я с радостью забрал у неё маленькую бумажечку и отправился к своей цели. Машины по шоссе мчались, словно где-то впереди была бесплатная раздача драгоценных камней. Возле разного рода палаток, ошивалась молодёжь разного возраста, а в некоторых случаях можно было наблюдать алкоголиков со стажем. Я проходил мимо многоэтажных домов, окна первых этажей которых разрисованы маркером и обклеены стикерами. Впереди меня ждёт резкий поворот налево, мимо информационных щитков с очередными концертами Николая Баскова и новыми шутками от Максима Галкина «О главном». Никогда не понимал, откуда у него «новые шутки», его колодец никогда не иссушится? Я прошёл мимо библиотеки, здание которой встроено в корпус дома, который нужен был мне, ювелирного магазина и аптеки. Наконец я добрался до дома Вани.

Родители Вани познакомились восемнадцать лет назад, на ледовой площадке парка. Мама Вани Елена Андреевна каталась, мягко говоря, никак. Но когда подруги предложили ей поехать на каток большой компанией, она незамедлительно дала положительный ответ. Папа Вани Алексей Николаевич в своё время катался просто шикарно. В школе он занимался хоккеем, а когда окончил школу, на протяжении нескольких лет оттачивал своё мастерство. Кататься он любил и умел, так что, как только у него выдавался свободный денёк, он усаживался в машину и ехал кататься. Катание на коньках для него было не просто хобби. Это помогало ему расслабиться в тяжёлую минуту. А неделя того года у него выдалась не очень удачная. Поэтому, приехав домой, он откинул портфель в сторону, собрал сумку, куда упаковал коньки и разные принадлежности для катания, и отправился в парк. Нельзя сказать, что эти двое не сразу друг друга заметили. Как только Алексей Николаевич вошёл на ледовую арену и закрыл за собой дверь, Елена въехала прямо в него, в результате чего они оба рухнули на лёд. Вот так, по всей видимости, и возникает крепкая и надёжная любовь между двумя людьми. Внезапно настигает тебя, как дождь солнечным летним днём. Несколько следующих часов папа Вани пытался обучать маму верному стилю катания на коньках, а в течение нескольких следующих недель они продолжали гулять, встречаться и, таким образом, влюбились друг в друга до беспамятства. А уже через год на свет появился маленький Иван. Иван Кулдатов. А ещё через одиннадцать лет, он перешёл в наш класс из другой школы. Я уже не помню, какие первые мысли возникли у меня в голове по поводу этого парня, помню только то, что удивился тонкости его рук. Действительно, с одиннадцати лет Ваня ничуть не изменился. Только стал выше. Он был худенький, тоненький, мало ел в столовой, в отличие от меня. Первое время он отдавал всю еду мне, а далее окрестил меня «утилизатор». Причёска Вани походила на меленький чёрный шлем, которым прикрывались солдаты в годы войны. Не сказать, чтобы кожа его была совсем белой, но на обложку журнала плавок из Испании он бы точно не попал. Мне всегда нравились его глаза. Цвет их был такой светло-голубой, а внутри зрачка – маленькие крапинки, цвета ореховой стружки. Глаза его были «мёртвые». Не в том смысле, что он ничего не видел, видел он как раз отменно, но глаза не были живы. Когда он улыбался, они не улыбались вместе с ним. Я не видел этой улыбки внутри его глаз, а ведь говорят, что глаза – это зеркало души. Это что же получается? У него не было души? Да нет, на самом деле, Ваня всегда был очень добрым и честным человеком. Он всегда был готов прийти на помощь. Сделать всё, что было в его силах, и никогда ничего не потребовать взамен. Если нужно было выговориться, он выслушает и даст совет. Если нужно было побыть одному, он отойдёт и не будет докучать вопросами. Чистота и безграничность его души всегда помогали мне в трудную минуту. Каждый раз, когда мне было дико плохо, я точно знал, что я могу прийти к нему. Он поможет мне. Поможет так, как никто другой не поможет. Я не уставал благодарить его за это каждый день. Хотя мы сдружились не сразу. Вообще-то первый год его пребывания в нашей школе прошёл мимо нас. Мы не обращали друг на друга внимания. Не говорили, не задирались. Оба, конечно, думали друг о друге, что он – придурок. – Да, да! Придурок. Точно. Что мне с ним говорить? Он же придурок. – Но я часто вспоминаю, как мы познакомились с ним ближе. Когда я сидел на уроке изобразительного искусства, мне передали, что он оскорбил моего отца. Я попросил передать ему, чтобы он не уходил после урока. После звонка учительница заперла нас в классе, чтобы мы обсудили все наши проблемы. Я не помню, какие точно там были сказаны слова, да это и не важно, важно то, что уже через четыре часа мы отправились вместе с моей мамой на базу отдыха к моему дяде. С того дня дружба наша лишь крепла.

Набрав цифры на старом, как этот дом, домофоне, я нажимаю кнопку «вызов». Динамик у этого старья был сломан, но что-то там всё же можно было расслышать, поэтому каждый человек, который стоял у этого подъезда и ждал ответа у динамика, больше походил на ненормального, имеющего особую интимную связь с дверью. – Кто? – еле послышался голос из старого, тихого динамика. – Вань, открывай, – накричал я на бедный аппарат. – Отлично! Ты вовремя. Заходи. – Хоть я точно не был уверен в том, что он хотел от меня, и почему я вовремя, но где-то вдалеке во время нашего разговора я услышал дикий ор. Ощущение – будто он кого-то разрубал на куски там. И тогда я понял, что меня сейчас ждёт. Я предоставил вам достаточно информации о моём лучшем друге, за исключением того факта, что совсем недавно он обзавёлся младшим братом. Мы с самого начала знали, что этот парень будет одной маленькой неприятностью. И в итоге мы были правы. Мальчик родился полгода назад. Назвали Семёном. Мне нравится его имя. Оно прикольное. Я почему-то сразу представляю себе стража порядка. – Берегись, преступный синдикат, «Супер Семён» идёт за тобой. – Но, я думаю, что на тот момент, когда он вырастет, он будет бегать нам с Ваней в палатку за пивом. Семён был младше Вани на семнадцать лет. И для Вани, как и для любого другого старшего брата, сидеть с ним и возиться было не в радость. Пару раз он нас так доставал, что мы подумывали выбросить это чудовище в окно. – Авось, кто-нибудь подберёт, – думали мы. Но с каждой новой попыткой это сделать голос разума преобладал. В итоге Ваню по двадцать пять часов в сутки заставляли сидеть с братом, так что мы уже почти не таили надежду на то, что когда-нибудь покинем стены дома. Поэтому всё, что нам оставалось, – это сидеть дома с Семёном и смотреть «Магазин на диване». Очень увлекательная программа.

Поднявшись по крутым ступенькам старого «сталинского» дома, я постучал в дверь два раза кулаком, как обычно. Я не любил звонить в квартиру. Никому и никогда. Я всегда переживал, что кого-нибудь разбужу, или кому-нибудь помешаю, поэтому я всегда использовал стук в дверь. Старинный проверенный способ. Не могу сказать, что, уже зайдя в подъезд, я не слышал, как громко кричит Семён. Мне казалось, что то, как он кричит, слышат даже посетители ресторана на противоположной стороне Дмитровского шоссе. С каждым сделанным Ваней шагом в сторону двери, внутри квартиры, я всё чётче и чётче слышал крик малыша. Я слышал, как он приближается. Будто бы он маньяк – убийца, только не очень тихий. В итоге я услышал звуки открывающихся засовов, поворот ключа. Дверь открылась, и на пороге передо мной стоял мой лучший друг, в привычных шортах цвета радуги и футболке с лабрадором. Сперва я взглянул на его лицо, чтобы сразу определить дальнейшее его поведение по настроению. Я не увидел у него на лице даже маленького намёка на улыбку, после чего я осмотрел своего товарища с ног до головы. По моему мнению, всё было с ним в порядке, за исключением того, что футболка у Вани была подозрительно мокрая. А на привычном мне лабрадоре красовалась непонятная мне смесь орехов и отрубей. Воняло так, что я был уверен, что вот-вот потеряю сознание.

– Семёна стошнило на мою любимую футболку. На любимую футболку, ты понимаешь? – он смотрел на меня с таким презрением, будто это я облевал его футболку, но я понимал его негодование по этому поводу, так что подыграл ему.

– И тебе привет, дружище. Смотрю, у тебя всё отлично. Ну что ты, не стоит спрашивать, как я. У меня все отлично.

– Завязывай с шутками, Моть. Мне вообще сейчас не до веселья. Родители опять уехали и оставили его на мне. А я гулять хочу. Я хочу видеть солнце. Я люблю солнце. Оно большое…

– Да перестань, – говорю я ему, снимая с ног кроссовки и направляясь в комнату к Семёну по длинному коридору. – Не может же быть всё настолько… Господи! – В комнате пахло так, будто здесь погибло инопланетное тело, над которым федералы долгое время издевались. Зайти было невозможно, так как при одной лишь попытке глаза резало, словно лезвием. – Слушай, – говорю я, – может, он станет парфюмером, когда вырастет. Он издаёт такой нежный аромат. Я думаю, ему прямая дорога в «Oriflame».

– Кончай шутить и помоги мне, – обратился ко мне Ваня в повелительном наклонении.

– Это было жёстко. Ты меня прямо ранил. Ни тебе «пожалуйста», ничего. Тебе бы стать немного вежливее, – с неподдельной обидой произнёс я.

– Прости меня. Прости. Просто этот парень… Не даёт мне нормально спать, есть, смотреть что-нибудь. Он не даёт мне нормально ничего. Меня это бесит.

Ваня был одним из тех современных ребят, на которых родители полностью возложили ответственность за ребёнка. Никто не спрашивал у него, хочет он этого или нет. Удобно ему будет или нет. Ему просто отдали нового ребёнка, чтобы он с ним возился. Ребёнок мешал ему везде: за уроками, на кухне, в комнате за телевизором. Он не знал, куда от него деться, а если что-то шло не так и с Семёном вдруг что-то происходило, все шишки летели только в Ваню. Он был должен его кормить. Поить. Гулять с ним. Убирать за ним. Укладывать его спать, постоянно с ним сидеть. Я думаю, что очень многие современные дети, да и не только современные, поймут то, о чём я сейчас говорю. Одним словом – кошмар.

– Помоги мне, пожалуйста, убрать за ним, перед тем как родители вернутся, а потом, быть может, они отпустят меня немного погулять.

Я видел, что он усталый, раздражённый. Не в себе. Я понимал, что ему сейчас нужна помощь, поэтому сказал. – Да конечно! Ещё чего? Больше ни с чем тебе не помочь? Может, пойти на улицу, отыскать там тебе красотку, привести её сюда и оставить вас?

– Ах ты, козёл! Мы обещали друг другу, что всегда придём на помощь, если что-то будет не так. Мы обещали.

– Юридически это обещание не было зарегистрировано на то, что у тебя появится машина, специализирующаяся на ежедневной выдачи какашек, которые я должен буду убирать.

– Ну да, он немного натворил. Ну да ладно тебе. Ну помоги.

Я посмотрел в его большие блестящие глаза, молящие меня о помощи, и, обратившись к своему великодушию, в конце концов согласился. Выходя из комнаты, я почувствовал, что что-то мешает мне пройти. Что-то маленькое и гавкающее.

– Каратель. Ко мне! – воинственным голосом произнес Иван.

– Чувак, зачем ты назвал собаку Карателем? – спросил я его в полном недоумении.

– Это для того, чтобы мои враги боялись её больше смерти. А воры, если им удастся пробраться в дом, бежали отсюда сломя ноги. Для этого я назвал её Карателем. Чтобы они боялись её.

Посмотрев на недавно купленную Ванину собаку, я, недолго раздумывая, произнёс: – У тебя чихуахуа! Ты думаешь, они испугаются маленького комочка шерсти? Она даже лаять не умеет угрожающе. Посмотри на неё. Её самое главное оружие – это целовать всех подряд. Единственное, что она сможет сделать с грабителем или твоим врагом наверняка, это зацеловать его до смерти.

– Смейся сколько хочешь, – ответил он. – Но мой страж разорвёт их на кусочки, если что-нибудь случится.

Выбросив большой подарок Семёна в мусор, а заодно засунув туда и другие помои, мы с Ваней сперва отряхнулись от грязи, помыли руки, а далее отправились пить чай. Я люблю чай. Безумно люблю. Он помогает мне успокоиться. Придаёт сил. Очень часто даёт ощутить мой собственный внутренний мир и помогает разобраться в себе, когда это необходимо.

Всякий раз после очередной кружки чая мы обычно отправлялись в комнату к Ване, чтобы посидеть на его «волшебном» диване и просто поговорить друг с другом о жизни, о девочках, родителях – обо всём в общем.

– Знаешь, что нам нужно? – любезно начал мой товарищ, пронзив мёртвую тишину, нависшую над нами.

– И что же это? – поинтересовался я.

– Нам с тобой нужны девушки. Нужны отношения. Нужна любовь. Если ты понимаешь, о чём я?

– Нет. Честно говоря, нет. Не понимаю. Зачем нам девушки?

– Да пойми ты. Весна на дворе. Всем хочется любви и ласки.

– Тебе, видимо, особенно, – скептически подметил я.

– Очень смешно. Ну просто очень. Пойми ты. Сегодня у всех есть девушки. Все ходят за ручки. Все улыбаются и целуются на каждом углу.

– Да, верно. Ты что, хочешь быть одним из них? Ты хочешь быть одной из этих ужасных пар, которые, гуляя по парку, останавливаются и начинают лизать друг друга у всех на виду? Или при поездке на эскалаторе вверх или вниз – облизывать друг друга там?.. Пока все смотрят. Ты что, стремишься к этому? Не знаю, друг мой, но мне кажется, это ужасно. Некоторые представители молодёжи, занимающиеся этим на виду у всех, вызывают у меня тошнотворный рефлекс.

– Да нет. Ты не понимаешь. Просто это часть отношений. Неотъемлемая часть любых отношений.

– Облизывать друг друга на виду у сотни незнакомых людей – это неотъемлемая часть отношений? Я что-то в этом не уверен.

– Да нет же. Я не знаю даже, как тебе это объяснить. Просто я это понимаю и всё. Ты посмотри. Все наши ровесники находят себе пару, влюбляются. А мы?

– Позволь задать тебе вопрос, Вань. Ты действительно думаешь, что эти люди влюбляются? Поосторожнее с этим словом, дружище, ты же знаешь, что оно означает. Ты прекрасно понимаешь, что в наше время мы навряд ли влюбляемся. Да и потом, как можно влюбиться в семнадцать лет? Ведь ты точно не можешь знать, что то, что ты испытываешь, называется любовью. Это очень здорово. То, как нынешние дети ходят, держась за руки, и говорят направо и налево всем подряд, что они влюбились. Они любят друг друга и никогда не отпустят, а через два или в лучшем случае три месяца они уже ругаются друг на друга матом, крича, что больше никогда не хотят видеть друг друга в своей жизни. Я не циник, друг мой. И я не Фредерик Бегбедер. Я говорю о том, что мы сегодня часто путаем истинное значение слова «любовь» с элементарным увлечением, вот и все. Поэтому ты можешь найти себе девушку. Девушку, которая тебе понравится. Которая будет тебе близка, и ты сможешь рассказывать ей все свои секреты и тайны. Но мне всё же кажется, что это не любовь. Что это просто наш детский разум нарисовал этот прозрачный образ любви в наших детских отношениях. И из-за того, что мы не можем его полностью разглядеть, мы окрестили его «любовью». Как журналисты, которые, никогда близко не видя героя, начинают называть его то «Бэтмен», то «Человек-паук». Да ладно тебе, Вань, мы всего лишь дети. Дети, которые начинают все эти отношения от безделья. От нечего делать. Или же от переизбытка гормона. Но я не поддержу тебя в твоей мысли о том, что это настоящая любовь.

– Ну а что же тогда настоящая любовь? Что она для тебя? Для тебя она вообще существует?

– Да, конечно. Я ведь не Базаров. Я не нигилист и не атеист. Я принимаю любовь и верю в её существование. Но я только верю. Я не уверен. Понимаешь, в чём разница? Я не могу ни подтвердить факт её существования, ни опровергнуть.

– А как же Лера?

– А что Лера? Ты помнишь, что она со мной сделала? Хотя сейчас я понимаю, что это было лишь детское увлечение.

– Но это увлечение до сих пор доставляет тебе боль, – подметил мой друг.

– Да, ты полностью прав. Она, действительно, оставила след. – Лера была первой девушкой в моей жизни, которую, как мне казалось, я полюбил. Она оставила огромный след в моей жизни и, честно говоря, научила меня очень многому, за что я ей очень благодарен. Но не сейчас об этом. – Понимаешь, – продолжил я, – она где-то есть. Я уверен. Я уверен, потому что, если бы её не было, у нас не было бы этих чудесных песен о любви, прекрасных картин и других произведений искусства, посвящённых великому чувству.

– Ну а как же секс?

– А что секс? – переспросил я.

– Ну, ты понимаешь. Ведь наши друзья и знакомые занимаются этим. А значит, они таким образом демонстрируют свою любовь друг другу. Не так ли? Мне кажется, что никто не будет заниматься сексом без любви.

– Ой, да перестань, Вань. Открой глаза, приятель. Мы живём не в самое чудесное и правильное время. Молодёжь занимается сексом не потому, что они любят друг друга, а потому что это модно. Особенно парни. Понимаешь, в наше время, это как купить новый айфон. Ты его покупаешь, вечером, сидя дома, рассматриваешь его, просматриваешь функции, что он может, а чего нет. А наутро приходишь в школу и начинаешь показывать его всем и рассказывать о том, какой он классный и что может. А самое главное, чем можно похвастаться, – это его наличие. Главное то, что он у тебя просто есть. И неважно, работает он или нет. То есть, если он у тебя есть, значит, ты невероятно крут, и отныне тебе можно больше, чем простому смертному. Так же и с сексом у нас. В нашем обществе. К сожалению. Парни и девушки занимаются этим не потому, что они любят друг друга. Не потому, что они готовы идти друг за другом на край света, а потому, что они должны это сделать. Понимаешь, должны. Ведь у некоторых это есть, а у нас нет. Как это так? Надо срочно потратить все силы на поиски того, кто нам это предоставит. Представь наших родителей. Представь, если бы они так бегали в поисках того, кто сможет обнажить их тело, не обнажая души. Кто сможет это сделать просто так, ради удовольствия.

– Но то было другое время. Другие люди, другие нормативы. А сейчас…

– Вот именно! Вот что интересно, ты не находишь? Неужели всего поколение спустя мы не можем сохранять эти традиции? Да. Дети сейчас живут в удобстве и комфорте. Некоторым из нас не надо думать, как учиться дальше, что с нами будет, просто потому, что наши родители уже подготовили нам тёплое кресло, в которое посадят нас, когда придёт время. Выращивают нас, словно свиней на колбасу. Не все, конечно. Мы с тобой знаем множество детей, которые упорно работают и трудятся ради своего будущего. А некоторые просто сидят и ничего не делают. Но мы ушли от основной темы. В общем: будь осторожен, мой друг. Знай разницу между «влюбился» и «привязался». Это главное. А я пойду.

– Ты уже уходишь?

– Да, пожалуй. Я пойду, мне ещё нужно зайти к Жене. Забрать у неё свой доклад. Завтра последний день всё же. Нужно быть во всеоружии и закрыть последние долги.

– Поверить не могу. Мы одиннадцатый класс. Ты можешь себе это представить? – с огромной, быстро расплывающейся по лицу улыбкой спросил меня Ваня.

– Да. Это… Это… Странно. Какое-то новое чувство, но я уверен, что мы привыкнем. Очень скоро. Ладно. Мы увидимся с тобой завтра в школе. А я пойду, до Жени ещё очень далеко идти, так что я пойду, не хочу опоздать на ужин. Давай, до завтра.

– До завтра, старина.

Мы обменялись дружескими объятиями, как всегда. Ваня закрыл за мной дверь, и я встал посреди лестничной клетки в ожидании лифта, который отвезёт меня вниз.

3.

Весенний воздух всегда так чист после долгой и холодной зимы. Чист, свеж, прохладен. Я очень люблю весну. Всегда любил. Особенно, весенний дождь. Он всегда был для меня олицетворением чего-то прекрасного, чистого. Люблю погоду, когда огромные тяжёлые чёрные тучи нависают в небе, ветер вдруг становится прохладным, но не холодным. И не сильным. Ветер не сильный, не сдувает с ног, как это обычно бывает холодным зимним вечером. Он просто дует… И пахнет. Пахнет весенней свежестью. Только что родившейся из-под земли травой, свежей землёй. Он слегка обдувает лицо и тело прохладой, предвещая приближающийся дождь. И даже если ты в городе, а не в деревне, в воздухе всё равно можно уловить эту свежесть. Солнца не видно за тучами, но на улице относительно светло. Птицы беззаботно кружат над головами прохожих, радуясь вновь пришедшей весне. Именно такая погода всегда радовала меня и дарила своего рода вдохновение.

Я всегда очень любил природу. С самого детства. Мой дедушка брал меня с собой на рыбалку. Я тогда был ещё совсем маленький. Мне было шесть или семь лет. Возможно, вы подумаете, что это уже не маленький, но я никогда не верил, что когда-то смогу сказать про себя, что я большой или взрослый. Даже сейчас, когда мне уже семнадцать лет, до сих пор не могу поверить в то, что мне когда-нибудь будет сорок лет. Или пятьдесят. И я когда-нибудь буду воспитывать своего собственного сына или дочь. Это всё ещё так далеко и недосягаемо. Каждый раз, когда мы приезжали на озеро или на пруд, дедушка сперва любил обратить моё внимание на природу. – Посмотри, – говорил он, – это всё живое. Это природа. Она такая же живая, как и ты, и я. Бабушка, мама, твой брат. Это всё живет, дышит и питается. Относись к природе с уважением, внучек. И тогда природа будет относиться с уважением к тебе. Ты понимаешь? Ты – часть огромного мира. Вселенной. Космоса. Ты сейчас стоишь на траве, дышишь воздухом, а значит, ты – часть природы. Ты пользуешься этими благами, что она тебе дала. Уважай это. Природа, в которой ты живёшь, как большой дом. Относись к нему с таким же уважением, как и к своему собственному. Никогда не мусори. Никогда, слышишь меня? Ты обязан чтить и уважать всё то, что подарила тебе матушка-природа. Запомни эти слова, Мотя. Запомни их на всю жизнь. Ты меня понял?

– Да, дедушка, – отвечал я своему старику, прислушиваясь к каждому его слову. Я, действительно, слушал. И запоминал. И учился. На протяжении всей своей жизни я старался и стараюсь до сих пор беречь природу. Уважать её дары. И быть достойной её частью. Достойной частью этой вселенной.

Когда я немного подрос, я стал замечать красоту природы самостоятельно. Свежий ветер, прилетевший из бесконечного леса и несущий мне свежий запах деревьев и соснового бора. Мягкая трава, на которой всегда можно просто полежать, и ни о чём не думать, и знать, что она всегда тебя примет. И не попросит ничего взамен. Можно просто лечь и расслабиться. И небо. Глубокое чистое небо. Я обожаю смотреть в небо. Просто смотреть в него. Заглядывать в эти глубины. Как в море. Море – ещё одна моя великая страсть. Но, к сожалению, я живу не в том месте, где есть море, но каждый раз, когда мы едем с мамой куда-то отдыхать, я просто обожаю проводить своё свободное время рядом с морем. Море. Песок. Солнышко. Кто же не любит этого. Кто же откажется от этих трёх слов, вызывающих райское наслаждение в душе? Никто. Это всё природа. Природа, которая подарена нам. Которая подарила нам жизнь и продолжает её поддерживать. И мы обязаны быть ей за это благодарными.

Мои схватки и бои со старшим братом можно было записывать как иллюстрацию в книгу «Искусство войны». Мы ненавидели друг друга. Мы мечтали убить друг друга. Мы не переносили друг друга. Должно быть, в каждой семье так. Особенно, с мальчиками. Мальчики все задиры и шалуны. Сейчас уже не так. Сейчас мы выросли и относимся друг к другу с должным уважением. Мы часто созваниваемся. Разговариваем по несколько часов. Но если бы мне пару лет назад сказали, что мы с Витей будем в хороших отношениях, я бы ни за что не поверил этому глупцу. Но речь не о наших взаимоотношениях. Возможно, я затрону эту тему позже. Когда мы в очередной раз начинали ругаться с Кириллом, я всегда осознавал, что это закончится битвой. Битвой не на жизнь, а на смерть. И я всегда понимал, что победит, конечно же, он, просто потому что он старше меня на целых три года. Разница в возрасте у нас достаточно большая, поэтому он никогда не брал меня играть с собой, всегда бил, обзывал, забирал последние бабушкины булочки и всегда говорил, что ему можно, потому что он сильнее. Чудесное оправдание! Когда дело всё же доходило до схватки, я старался победить его изо всех сил. Я бился, кричал, кряхтел, как старый дед, но всё это всегда было бесполезно, потому что он просто забирался на меня, садился, и всё – можно было считать, что он победил. Мне это не нравилось. Никогда. Ещё больше мне не нравилось то, что бабушка и дедушка всегда просто стояли в стороне и ничего не делали. Просто смотрели. И когда он всё же слезал с меня, после того как я весь в слезах просил его отпустить меня, я начинал дико кричать на бабушку и дедушку, задаваясь вопросом, почему они ничего не сделали, хотя, я полагал, что должны были. После этого я, как это обычно бывает с маленькими детьми, убегал от них из дома, чтобы показать, какой я большой и самостоятельный. Но я всегда убегал недалеко от дома, чтобы вдруг не потеряться. А то мало ли что. Я думаю, что у каждого ребёнка в маленьком возрасте есть его собственный укромный уголок. На даче или в деревне у бабушки, куда он убегает от внешнего мира. От людей, от проблем, чтобы просто побыть наедине с собой, заглянуть в свой собственный мир и подумать над тем, как ему вернуться домой, как извиниться перед близкими и что делать дальше. Ведь такие маленькие поражения в детском возрасте кажутся нам концом света, и мы все свои силы и эмоции бросаем на то, чтобы решить эти глобальные проблемы. И конечно, у меня тоже было такое место. Когда со мной случались такие «припадки», я убегал в конец улицы, на которой мы жили. Там, в конце, находился огромный овраг, куда местные мальчишки любили спускаться зимой, чтобы покататься на саночках и просто поиграть в лесу. Зимой этот овраг всегда пустовал, поэтому сюда мог приходить кто угодно. Недалеко от спуска, в глубине того оврага, находился старый дуб. Он был очень древним. Он стоял тут ещё до рождения моей бабушки. Кажется, что деревья столько не стоят, но, когда я был маленький, мне казалось, что это волшебное дерево. Дерево, которое забирало моё горе. Мой личный психоаналитик. Я мог рассказать этому старому дубу всё, что меня волнует. А он просто молчаливо слушал меня, и просто… понимал. Я, конечно, осознавал, что он мне ничего не ответит, но мне всё же было приятно, что хоть кто-то меня слушает. Этот дуб был для меня всегда другом. Я прибегал под него рыдать после очередной драки с Витей. Или просто полежать под ним на мягкой траве, чтобы подумать обо всём. Сейчас же я прихожу сюда, чтобы просто расслабиться и почитать какую-нибудь занимательную книжку. Нет ничего более родного для меня, чем эти места. Чем родная деревня. Деревня, в которой я родился и вырос, в которой живут мои любимые старики. Я до сих пор больше всего на свете люблю приезжать сюда летом. К бабушке и дедушке. Чтобы отдохнуть от городской суеты. От людей, окружающих меня весь год. От проблем, прессующих меня каждый день. Я знаю и уверен в том, что очередной приезд сюда поможет мне разобраться в себе и в собственных мыслях. Я верю и всегда верил в это. Я знаю, что обычная поездка с дедушкой на рыбалку поможет мне очистить мозги. Тем более что каждый раз, когда мы приезжаем на озеро, дедушка любит начинать рассказывать мне истории из своей молодости. Истории о настоящей дружбе, первой любви. Не такой любви, которая присутствует у молодёжи сегодня. Ведь во времена наших дедушек и бабушек всё было по-другому. Не было мобильных телефонов и Интернета. Люди общались с глазу на глаз. Дедушка рассказывал мне о девочке, которая понравилась ему впервые. Он рассказывал о том, как он боялся подойди к ней, будто она съест его. И все эти истории настолько родные. Всё здесь родное мне. Особенно кровать. О да! Кровать – это святилище. Странно, но кровати, на которой я сплю, уже более сорока лет, но она всё равно остаётся самой мягкой в мире. На этой кровати спала моя мама, когда была маленькой и жила в этом доме. Может, именно поэтому эта кровать так мне близка и дорога. Я думаю, что многие, читающие эти строки, понимают, о чём я говорю. Мне кажется, что у каждого из нас есть такое место и такая кровать, к которой хочется возвращаться вновь и вновь.

Моя любовь к природе не оставляла меня никогда. На протяжении всей жизни. И не только со словами дедушки, но и бабушки, и мамы. Ведь, в сущности, это глобальная проблема. В наше время люди почему-то забыли о том, что они в ответе за природу и за всё то, что с ней связано. И знаете, признаться честно, я ужасаюсь, когда вижу на улице молодую пару или просто индивидуальную персону, которые, проходя мимо урны или просто бочонка с мусором, кидают окурки или сигареты мимо или просто на землю. Меня это всегда возмущало. Удивляло. Бесило и злило. Почти так же, как и мою маму. Я принимаю тот факт, что они думают о том, что за ними уберут, что для уборки на улицах есть люди, которые должны всё это подметать и убирать, но я всё же никогда не мог понять, неужели это так трудно – донести свой мусор до мусорного ведра. Зачастую я отвешивал Ване хороший подзатыльник за то, что он не выбрасывал свой мусор туда, куда положено. Я часто выполнял задания в школе, где мне предлагалось провести опросы, и как-то раз я согласился на такое задание. Основным вопросом было: «Почему вы не донесли свой окурок до мусорного ведра?» Я пребывал в ужасе от каждого нового ответа. И хотя выражены они были по-разному, смысл в себе несли один и тот же. Люди со скептической улыбкой отвечали мне: – Да ладно. Всё равно мы живём в грязи. Какая кому разница? – Я не понимал этого. Никогда. С моей любовью к природе, с моим трепетным к ней отношением, я никогда не мог понять, почему всё именно так. Да, действительно, люди перестали заботиться о чистоте города, в котором они живут, но неужели это является знаком того, чтобы продолжать мусорить и игнорировать должное отношение к природе. Почему эти люди такие? Почему они следуют инстинкту стада? Почему никто не думает своей головой? Ведь ты можешь выделиться, стать лучше. Лучше, чем они все. И потом, это не так трудно. Просто нужно донести до мусорного ведра – вот и все. Но в наше время почему-то люди забыли о том, что они существуют только благодаря природе, на которую сейчас они чихать хотели. И я верю, и даже больше, я уверен, что очень скоро ей это надоест, и мы получим то, что заслужили. Месть…

Что ж, какие только мысли мне не приходят в голову в чудесный весенний день, с отличной музыкой в ушах. Я не люблю рэп. И никогда не находил в нём ничего привлекательного. Я, скорее, всегда был поклонником композиторов, нежели исполнителей. Возможно, некоторые рэперы поднимают в своих текстах важные проблемы, но только не для меня. Я никогда не интересовался этим и навряд ли когда-либо заинтересуюсь. А погода действительно была прекрасной сегодня. Причём, к счастью, именно такой, которую я люблю. Тяжёлые тучи нависали в небе, прохладный ветер врезался мне в лицо, и я, как и все, ощущал приближение дождя.

Когда такое большое количество мыслей одолевает моё подсознание, я зачастую забываю о том, куда я шёл и зачем. И вот, очнувшись от очередной задумчивой пелены, я обнаружил, что уже дошёл до места своего назначения. Пройдя через знакомую мне калитку, я поднимаюсь по крутым ступенькам и набираю на домофоне привычный код: 19 «В». Мягкий женский голос задаётся вопросом о личности, стоящей по ту сторону домофона, я отвечаю, что это я, и вовремя успеваю потянуть на себя дверь, только что освободившуюся от магнитного притяжения. Поднимаюсь ещё по одному блоку ступенек, меня встречает пожилая женщина.

– Лидия Ивановна! – начинаю я. – Как же я рад вас видеть. Я не заходил к вам с прошлой среды. Как вы? Как вы себя чувствуете?

– Матвей. Действительно, давненько тебя не было видно здесь. Всё хорошо, хорошо. Спасибо, молодой человек. Всё просто чудесно у меня. Как ты сам поживаешь?

– Тоже ничего, спасибо, – я взглянул на стойку, за которой сидела Лидия Ивановна, и обнаружил там большой букет цветов, красующийся в большой вазе. – Я смотрю, Юрий Алексеевич не изменяет традициям, верно?

– Ой, да перестань, – начинает она. На её щеках я уловил счастливый румянец, а сама она, видно, бесконечно горда тем, что у неё такой муж, который никогда не забывает про цветы. – Он всё никак не успокоится. Каждый день.

– Ну так это же прекрасно. Каждый день вы пахнете чудесно. А ваш муж просто умница. Он заставляет вас чувствовать себя прекрасно каждый Божий день, не так ли?

– Да ладно тебе. Не всё же нам о старых дураках разговаривать. Сегодня был последний день десятого класса, не так ли?

– Нет, Лидия Ивановна. Сегодня был предпоследний день. Последний день будет только завтра. Собственно, поэтому я и пришёл. Мне нужна Женя. У нас с ней доклад на двоих на завтра, поэтому я был уверен в том, что мы подготовим его, и я пойду домой.

– О, вот как! А я думала, что последний день сегодня. Но это не так важно. Сегодня, завтра. Вы уже такие большие. Такие взрослые. На вас просто любо смотреть. А я помню, вы были совсем малышами. Бежали в школу с ранцами, которые были больше чем вы сами, а теперь… Остался всего один год, верно?

– Да. Но, как вы знаете, жизнь продолжается. Времени не остановить. Всё, что мы можем, это плавно плыть по её течению, не так ли?

– Именно так, молодой человек. Именно так. Ты просто умница, Мотя. Просто умница.

– Спасибо огромное, Лидия Ивановна. Спасибо. Знаете, я смотрю, у вас тут небольшие проблемы. Вам, должно быть, нужна помощь, не так ли?

– Да ладно тебе, будешь ты ещё тратить своё драгоценное время на помощь старухе. Иди давай. Я справлюсь.

– А в чём дело? Что нужно сделать?

– Ой, да мне просто нужно поднять этот старый телевизор на верхнюю полку. Просто, чтобы он там стоял. Ничего, не волнуйся, я сама справлюсь. В крайнем случае, скоро придёт Юра и всё сделает.

– Ну мне всё же торопиться некуда, так что я, пожалуй, помогу вам, – недолго думая, я скинул свой портфель на пол, подошёл к старому телевизору, обхватил его двумя руками и поднял. Старый ящик был не тяжёлый – для меня. Но достаточно весомый для старушки, которая всеми силами старалась затащить эту махину наверх. Пока я работал, она стояла и смотрела на меня. Наши отношения с Лидией Ивановной были очень близкими. Я любил её, а она любила меня. Я всегда знал, что если что-то не то произойдёт у меня, и если мне не к кому будет обратиться, я могу прийти к ней. Она напоит меня горячим чаем, выслушает и даст верный совет. Но больше чем просто меня, она любила нас с Женей, она всегда говорила, что из нас получится отличная пара, а когда я буду жениться на Жене, на свадьбе она будет завязывать мне шнурки. Потому что я всегда ходил с развязанными шнурками, а её это всегда ужасно бесило. На самом деле Лидия Ивановна была одной из тех старушек, которые были готовы помочь всегда, несмотря ни на что. В доме её все знали и любили, и она знала всех и любила их ещё сильнее. Незнакомцев она не пускала, а тех, кто были с ней особенно близки, как я, порой одаривала вкусным печеньем. Словом, эта женщина была просто воплощением добродушия и человеколюбия. Я всегда был рад тому, что она есть в моей жизни. Я всегда ценил это.

– Ну вот, Лидия Ивановна, – продолжил я, – ваш ящик наверху, теперь он не доставит вам забот. Он просто будет стоять там и никому не мешать.

– Спасибо тебе, Моть. Спасибо тебе огромное. Чем же я заслужила такого доброго юношу как ты? Как я могу отблагодарить тебя?

– Господи, Боже мой, Лидия Ивановна. Что же я, не человек что ли? Я сделаю для вас всё, что вам нужно, и просто так.

– Да? Вот как хорошо! А если я предложу тебе кусочек твоего любимого печенья? – она залезла в карман и достала оттуда целлофановый пакет, в котором находилось три моих самых любимых печенья. Ах, эта старая добрая фея всегда знала, чем меня подцепить.

– И всё же, нет. Спасибо, но я просто герой, которому ничего не нужно взамен.

– Но они с шоколадом. Неужели ты откажешься от шоколада, Моть. Ты ведь любишь шоколад, не так ли?

– А, ну ладно. Согласен. Так уж и быть, вы меня уговорили. Но только одну.

– Держи три, дорогой. Герои тоже должны чем-то питаться, не так ли?

– Вы самая лучшая!

– Я знаю, родной. Я знаю.

– Спасибо вам за всё, Лидия Ивановна, но я действительно опаздываю. Женя не любит ждать, вы же знаете. Она всегда очень сильно бесится, если я прихожу не вовремя, а потом в наказание не заваривает мне чая.

– Ну тогда скажи ей, что это я тебя задержала, идёт? – подмигнувши мне, предложила добрая фея.

– Спасибо вам ещё раз, – поблагодарив свою «волшебницу», я забрал своё шоколадное печенье и направился к лифту, чтобы тот как можно быстрее отвёз меня к моей партнерше по проекту.

Мы с Женей познакомились очень давно. Мы знаем друг друга с детского сада. Впервые я заговорил с ней, когда мне было пять лет. Это было ещё в детском саду. И я точно помню, что я предложил ей сок. Апельсиновый, насколько я сейчас могу припомнить. Она состояла в команде ребят, в которую мне очень хотелось попасть. Я был новичком в садике, и мне очень хотелось найти себе новых друзей. Но никто не обращал на меня внимания, потому что я ничем не выделялся. Но Женю я заметил сразу. И она тоже заметила меня. Но не решалась подойти. Точно так же, как и я. Я тоже не мог. Не хотел. Нет, хотел, но я чего-то боялся. Между нами была какая-то непреодолимая стена. Но мы смотрели друг на друга, все время. Будто влюблённые. Но мы не могли быть влюблёнными, нам было по пять лет. Это было другое чувство. Необъяснимый страх друг перед другом. Я говорил о ней маме. Я говорил о ней воспитательнице. Я говорил о ней даже своему маленькому плюшевому мишке. Я говорил о ней со всеми, кроме неё самой. И вот в один чудесный день мне это надоело, я взял свой сок, который мама положила мне утром на случай, если я проголодаюсь или захочу пить. Взял этот маленький пакетик, подошёл к ней и предложил ей этот сок. Ну я не предложил, скорее это походило на дикий крик. Да, я так стеснялся подойти к ней, что когда всё-таки подошёл, я накричал на неё со своим предложением.

– Тише, Матвей, ты их распугаешь, – начала она своим тихим писклявым голоском. Но мне этот голос казался таким красивым. Я был так рад, что она сказала что-то мне. Именно мне. То, что она сказала, было адресовано в мою сторону, и только в мою.

– Распугаю кого? – спросил я, всё ещё дико стесняясь её. И боясь. Да, дико боясь этой маленькой девочки. Страх породил во мне желание отойти подальше, а то вдруг она развернётся и накинется на меня, подумал я.

– Маленьких муравьёв, конечно. Они здесь просто гуляют, и будет нехорошо, если ты их напугаешь, да ещё и помешаешь их прогулке, – она повернулась ко мне и заглянула своими голубыми глазами мне так глубоко в душу, что мне казалось, что внутри у меня всё растаяло. – Давай. Иди сюда. Подойди, посмотри.

Маленькими робкими шагами я всё ближе и ближе подходил к этой неземной девочке. Её глубокие голубые глаза сливались с нежно-голубым цветом её платья, и мне казалось, что передо мной сидело просто чистое волшебство. Будто она только что наколдована специально для того, чтобы поиграть со мной. Я подошёл к ней вплотную и опустил свой взор на маленький строй муравьёв, которые действительно просто гуляли по земле, не занимаясь ничем.

– Тебе понадобилось целых две недели, чтобы подойти ко мне, правда? Почему так долго? Я уже и сама начинала подумывать подойти.

Вот! Вот именно с этого возраста они начинают флиртовать. Я понял! Конечно. Эти машины для изведения мужских нервов уже с самого раннего возраста начинают нас эмоционально терроризировать. Конечно, тогда я этого не понимал, но сейчас. Сейчас мне всё стало ясно. Ну если ты подумывала подойти, и видела, что я тоже этого хочу, почему не подошла? Неужели не видно, что я стесняюсь? Я понимаю, что сейчас я нападаю на пятилетнюю девочку, но всё же. Я хочу понять девушек с их самого раннего возраста. Неужели это настолько сложно? Чего вы ждёте? Сигналов? Сигнальных ракет? Выстрелов в воздух для того, чтобы точно понять, что да, я тоже хочу, чтобы ты подошла. Господи. Но это ещё что. Через несколько лет у этих маленьких девочек, которые сейчас играют в песке, появятся мобильные телефоны и аккаунты «ВКонтакте» – и вот тогда. Тогда они начнут приводить свои зловещие планы в действие. Ну ладно. В общем с тех пор мы с Женей были практически неразлучны. Естественно, неловкость быстро испарилась, после чего мы проводили практически каждый день вместе на протяжении двенадцати лет. Женя была для меня не просто другом. Она была для меня психологом, советчиком, учителем, чайником для чая. Она была для меня всем. Моей помощницей, партнёршей со всеми докладами и презентациями. Моим плечом и салфеткой. Моим вечным телефонным номером. Я звонил ей всегда. Всегда, когда у меня что-то случалось или просто так. Я звонил ей даже тогда, когда мои родители сильно ругались на кухне. Я забирался в шкаф, набирал её номер телефона и разговаривал с ней, пока всё не заканчивалось. Я звонил ей тогда, когда мне впервые разбили сердце, и когда я пошёл на первое свидание, я ей тоже звонил. Я даже звонил ей во время моего первого свидания. Она была готова выслушать меня всегда и везде. Она всегда была готова понять и дать верный совет. Она всегда была рядом и никогда не оторачивалась от меня. За двенадцать лет нашего общения мы смогли поругаться только два раза, и то те самые два раза, я звонил ей каждые две минуты и выпрашивал прощения, словно Оливер Твист тарелку овсянки.

Конечно, больше всего вам должно быть интересны наши личные взаимоотношения. Были ли у нас они. Что было? Когда? И так далее. Я прекрасно понимаю, ведь всем всегда интересны только интимные подробности. Но, представьте себе, их никогда не было. На протяжении всего нашего знакомства я ни разу не почувствовал ничего особенного к этой девочке. Мы были постоянно вместе, и вскоре я начал видеть в ней… Ваню. Конечно, намного красивее Вани, но всё оставалось по-прежнему. Действительно, Женя была крайне красивой и привлекательной девочкой. Больше всего меня всегда привлекали её длинные густые чёрные, как живые тени, волосы. Мне всегда казалось, что внутри этой тени что-то есть. Что-то очень важное для меня. И этот аромат. Аромат, которым были наполнены её волосы. Всегда. Аромат, который дарил мне ощущение дома. Ощущение чего-то мне очень близкого. Родной для меня аромат. Запах самого близкого мне человека. Он всегда был при ней. Её высокий лоб, и такие красивые скулы. Я всегда почему-то засматривался на скулы, особенно когда она улыбалась. Её улыбка была просто неземной. Каждый раз, когда мы расставались на лето, я мечтал увидеть эту живую улыбку, с которой начинается каждый мой новый день в школе. Да, нельзя сказать точно, что мой день официально начался, если я не увидел эту улыбку. Эти пухлые розовые губы, обнажающие белоснежные зубы. Всё это в совокупности делало каждый мой день лучше. И глаза… С возрастом её глаза становились всё прекрасней. Интереснее, завораживающе, глубже. Я мог смотреть в эти глаза часами. И мне это никогда не надоедало. Её длинные чёрные ресницы лишь подчёркивали бесконечную красоту её глаз, а маленький курносый носик всегда был символом для меня её нежности и бесконечной любви к этому миру. Она не была толстой, но и не была худой. Она была, как Чичиков. Ни то, ни то. Нельзя было сказать, что она жирная корова, или что она дохлая, как щука. Она была такой своеобразной. Но она всегда следила за собой. Всю жизнь. Сколько я её помню. Она записывалась то на танцы, то на бег. А проходило ещё несколько недель – и вот она уже в команде по футболу для девочек. Она всегда любила играть на стороне мальчиков. Она играла с нами в футбол, подтягивалась на счёт на турнике, бегала на скорость. Никогда не упускала возможности поиграть с нами в кровавые видеоигры. А порой даже умудрялась ставить новые рекорды. Она играла с нами в баскетбол, взрывала петарды, хулиганила, бегала по школьным коридорам, в общем, делала всё то, что характерно для обычного мальчика. Но при всём при этом, она никогда не теряла женственности. Она всегда была для меня примером девушки, которая мне нужна. Она всегда была весёлой, беззаботной, никогда не давала проблемам взять над ней верх. А если даже проблемы и были, она продолжала улыбаться и приходила в школу с этой «моей» улыбкой, чтобы никто не подумал о том, что у неё что-то случилось. Всё плохое она скрывала, а если ей нужно было выговориться, она всегда звонила мне, и мы с ней говорили до тех пор, пока ей не становилось лучше. Она всегда любила одеться. Да, одежда – это её конёк. Не сказать, что она одевалась открыто, или распущенно, но некоторые из её приобретений мне не нравились. Они были слишком открыты. Но я всего лишь мальчик-одноклассник. Меня никто никогда не слушал. Чаще всего она одевалась по-домашнему: вязаный свитер, штаны, носки. Ей всегда и везде было холодно, но бабушкин свитер и носки её спасали. Но для меня этот её образ «домашней девочки» стал единственным и основным. Я всегда знал, что моя будущая жена именно так должна одеваться. И вести себя она должна именно так. Словом, она была прекрасна для меня. И для окружающих её тоже. Но я никогда не видел в ней ничего больше, чем просто друга. Одного из самых лучших моих друзей. А вот некоторые ребята из старших классов никогда не упускали возможности узнать у неё телефон, но никогда его не получали, поскольку для неё в школе не было ничего важнее, чем учёба. А самые же смелые порой подходили за номером ко мне, взамен предлагая деньги и конфеты. Но я знал, что если я проболтаюсь, то потом получу по полной. Поэтому телефон самой красивой, умной, доброй и обаятельной девочки всегда оставался у меня. И честно говоря, я никогда, ни с кем не хотел делиться своим сокровищем. Никогда.

Двери лифта наконец открылись, и я шагнул на территорию, должно быть, самой чистой лестничной клетки в мире. Женина мама терпеть не могла грязь. И не важно, где эта грязь находилась, она подлежала моментальному уничтожению. Помимо маминой любви к чистоте, соседями Жени были две дамы пожилого возраста, которые тоже терпеть не могли грязь, поэтому у них всегда было чисто и аккуратно. Коридор, в котором располагались двери в их квартиры, был окрашен в белый цвет, а на стенах висели репродукции картин Себастьяна Перэ. Под картинами всегда присутствовали маленькие скамеечки, чтобы можно было присесть, а рядом с ними стояли большие вазы с огромными зелёными растениями. В общем это всё производило впечатление Лувра. Будто ты попал не на лестничную клетку дома, а в музей. Подойдя вплотную к белоснежной двери, я навёл указательный палец правой руки на кнопку звонка и прижал её что есть сил. Я точно помнил о том, что звонок у Жени был сломан, поэтому, чтобы он издал хотя бы малейший писк, приходилось давить на него со всей силой, будто от этого зависит твоя жизнь. Спустя несколько десятков секунд, я услышал звук открывающихся засовов, а ещё спустя десять секунд дверь открылась, и передо мной засияла «моя» улыбка, которую я так долго ждал.

– Ну наконец-то. Я уже начала переживать, не съел ли тебя кто-нибудь.

– Ну если только ты, – подхватил я. – Только твоего огромного пуза хватит, чтобы переварить меня. Меня и ещё футбольную команду.

– Ну просто очень смешно, – продолжила Женя. – Ты с каждым днём становишься всё смешнее и смешнее, будто из космоса свои силы набираешь.

– Ну почему же из космоса? Из бесконечной любви к тебе, дорогая, – Мы постояли немного, смотря друг другу в глаза, и всё это время тратя на то, чтобы придумать очередную шутку друг для друга. Но когда мы поняли, что шуток не будет, мы просто обнялись, вновь посмотрели друг на друга, и я зашёл в квартиру.

– Ну а серьёзно, где ты был так долго?

– Я помогал Лидии Ивановне. У неё были проблемы с телевизором, и я вызвался помочь.

– Мой герой, – саркастично подметила Женя.

– Не твой, а Лидии Ивановны, – отрезал я.

– Тогда почему ты сейчас не в её объятиях и не наслаждаешься её поцелуями?

– Потому что, у меня есть серьёзный соперник, который, я думаю, уже давно завоевал сердце этой старушки.

– Ну, Моть. Юрию Алексеевичу шестьдесят семь лет. Неужели ты с ним не справишься. Или для тебя он слишком крепкий орешек?

– А я смотрю, ты тоже окончила восточную академию юмора, не так ли? – поинтересовался я, глядя на неё с улыбкой, которую она поняла.

– Только сегодня выдали диплом. Хочешь взглянуть? – быстро съязвила она.

– Нет, спасибо. Лучше просто завари мне чаю.

Приходя в гости к Жене, я надеялся найти у неё успокоение для души. Я надеялся, что она поможет мне разобраться в самом себе и раскрыть причину моего плохого настроения. Но я никогда не был против поговорить с ней о её парнях, которые тщетно старались пробиться к ней в друзья, и о том, как она отшивала каждого из них. Также я никогда не был против того, чтобы послушать сплетни, которые она узнавала от подруг. Это было мне интересно. Да и просто послушать её милый голосок. Даже если она откровенно издевалась над нашими общими знакомыми. А она это умела и делала это очень изощрённо. Но в основном я любил поговорить с ней на своего рода «высокие» темы. Она всегда поддерживала меня в этих темах. Но ещё больше я любил мечтать с Женей. Мечтать и представлять, какими мы будем через тридцать лет. Что из нас получится и так далее. Мне кажется, что все подростки этим занимаются. В одиночку или с друзьями. Представляют, какими они станут, когда вырастут. Или представляют, какими они станут за лето, и как потом придут на линейку первого сентября, и покорят всех. И каждый в своих мечтах представляет это покорение по-разному.

– Дорогая! – вдруг начал я.

– Да, милый.

– Можно задать тебе весьма странный вопрос?

– Для тебя – всё что угодно.

– Скажи мне, пожалуйста. У тебя есть мечта? В твоём сознании таится что-то невероятное и невозможное? Что-то такое, от чего у тебя начинает кипеть кровь и мысли разбегаются в разные стороны. Ты мечтаешь о чём-нибудь?

– Моть, ты задаешь очень странные вопросы. Конечно, у меня есть мечта. У каждого человека на этой планете есть мечта. Мы все о чём-то мечтаем, о чём-то мыслим, чего-то хотим. Ведь на мечтах существуем мы. На мечтах и вере. Вере во что-то невозможное. А также вере в свою мечту. Ведь если ты не будешь верить в то, что когда-нибудь твоя мечта сбудется, какая же это тогда мечта? Это так… Мелочь. Нужно верить в себя и в свою мечту. Нужно верить в то, что однажды это осуществится. И ты распрощаешься со своей старой мечтой, и приложишь все силы к тому, чтобы осуществить новую. Мне кажется, это одно из проявлений жизни. Мы должны мечтать. Мы должны уметь мечтать. Ведь, ты знаешь, мне кажется, что наш мир такой злой и ужасный, что людям нужно во что-то верить. Во что-то, чего мы не можем увидеть. Нам нужен герой, который поможет нам справляться с этими ужасами каждый день, который поможет нам не обращать внимания на всё то страшное, что творится в мире. Мне кажется, что именно вера в наши мечты порой помогает нам держаться. Не только вера во что-то сверхъестественное, но и вера в себя и в наши собственные мечты и фантазии. Так что, да, конечно. Я мечтаю. У меня есть мечта, и я мечтаю очень часто.

– Я понимаю тебя, но ты так и не сказала, о чём ты мечтаешь.

– О да, конечно. Ты прав, извини. Я всегда мечтала о том, чтобы полетать на самолёте. Ты, возможно, подумаешь о том, что это бред. Но я, правда, всю жизнь хотела сесть за штурвал. И взлететь в воздух на самолёте. Чтобы я управляла процессом, понимаешь? Просто, для меня ощущение, когда ты отрываешься от земли и отправляешься в полёт, незабываемо. Я бы хотела ощутить это и осознавать за это ответственность. Я бы хотела полететь. Вот это было бы здорово. Понимаешь?..

– Да, классно. Почему ты никогда не рассказывала мне о том, что ты любишь летать? Я даже и не знал, что ты фанат полётов.

– Ты даже не представляешь, какой. Я очень люблю летать. Я просто без ума от полётов. Особенно от этого ощущения в самолёте, когда шасси отрываются от земли, и ты пускаешься в свободный полёт. Я обожаю летать. Знаешь, если бы у меня была возможность, то я с большим удовольствием прыгнула с парашютом. Это было бы просто невероятно и незабываемо.

– Я представляю тебя – всю такую накрашенную, одетую, на каблуках… с парашютом. Вот это было бы зрелище.

– Ну не так же, дурак. Нет. Я бы готовилась к этому сперва, недели три, и только потом бы согласилась. Просто это же очень легко сказать, что я бы сейчас прыгнула без проблем, стоя на кухне на кафеле, попивая чай. А когда мне предложат, я боюсь, что я не смогу. Слишком страшно.

– Да ладно тебе, страшно ей. Всё у тебя получится. Даже когда предложат. Получится лучше всех. Это было бы здорово, согласен, – задержав небольшую паузу, я начал: – А у меня тоже есть мечта, представь себе.

– Да, я знаю, – Хемингуэй, – с насмешкой сказала она.

Это правда. Это была моя мечта. Я всегда хотел стать писателем. Именно писателем. Знаете, в наше время, в двадцать первом веке, все с головой окунулись в этот мир компьютеров, Интернета, инновационных технологий. Все забыли, чем некогда славилась наша великая страна. Нашими писателями, поэтами, журналистами, критиками, литературоведами, публицистами и романистами. Мы позабыли, за что нашу страну любили во всем мире. И мне всегда казалось, что это так здорово звучит, если бы меня спросили: «Матвей Андреевич, а чем вы занимаетесь?» И я бы так, лёгким движением руки снимая очки в квадратной оправе, отвечал: «Я писатель». Мне всегда казалось это невероятным и завораживающим. Работа со своим собственным воображением. Зарабатывать себе на жизнь новыми рассказами, героями, с которыми ты можешь познакомить читателя. Открывать совершенно другие миры и пространства. Раскрывать свою душу тому, кто взял в руки твою книгу. Я всегда находил это невероятно интересным. Использовать безграничную силу слов. Ведь слова действительно обладают силой. Великой силой. Безграничной силой. Возможно, некоторые люди не могут увидеть этой силы. Не могут почуять этого могущества. Но они всегда могут почувствовать эту силу, взяв в руки книгу или просто понаблюдав за собой. Видите ли, в процессе исследования слов и их использования я наткнулся на удивительные способности этих самых слов. Словом можно обидеть человека. Причинить ему невыносимую боль. Заставить его задуматься над тем, над чем ему бы никогда не пришло в голову подумать. Словом можно убить. Довести человека до самоубийства и наблюдать за этим. Словом можно причинить непоправимую боль. Но также слова имеют невероятную силу: словом можно исцелить, вылечить человека. Словом можно подарить новую жизнь, дать новую надежду. Словом можно подарить человеку безграничное счастье. Словом можно любить, и можно любить слова. Словом можно помочь человеку открыть свою душу, заглянуть в самый глубокий и укромный уголок его души. И словом можно признаться в любви другому человеку. Подарить себя ему. Обнажить свою душу ради того, кого любишь. Видите, слова, действительно, имеют безграничную силу. И человек способен на великие вещи, если он может разумно распоряжаться этой великой силой. Нужно просто научиться. Понять, как это работает, и научиться этим управлять. Вот почему я так люблю писать. Слова – это оружие особого назначения. Для меня это назначение проявляется в текстах, которые я дарю любимым людям. Для меня это проявляется в словах, которые объясняют, что я чувствую, и помогают мне чувствовать. Для меня это маленький мир, наполненный невероятными чудесами и магией. Для меня это отдельная вселенная, в которую я всегда могу погрузиться, и остаться там на столько времени, на сколько сам посчитаю нужным.

– А что тут смешного? – продолжил я. – Ты только представь себе, как бы это было здорово, если бы я всё-таки осуществил свою мечту и действительно стал знаменитым писателем. Ты только вообрази, чего бы я тогда добился для нас обоих, а?

– Я всё это прекрасно понимаю. Понимаю твоё рвение и понимаю, чего ты хочешь добиться. Вот только у меня к тебе один вопрос: «Ты хочешь стать знаменитым писателем, или ты просто хочешь стать знаменитым?» Ты подумай над этим, потому что одно дело, если ты хочешь дарить людям свои мысли, рассказывать им о своих чувствах, а другое дело, если ты хочешь сделать это побыстрее ради того, чтобы потом отвечать на вопросы журналистов.

– Я… Я не знаю… Вот ты всегда так.

– Да нет, я не так. Просто пойми меня, я всегда тебя поддержу. Я всегда буду на твоей стороне. Я буду там, если ты просто напишешь уже эту чёртову книгу и успокоишься, и я буду там, когда ты будешь отвечать на вопросы. Я всегда буду рядом, но ты должен подумать для себя и решить, чего ты хочешь больше. Подумай, дорогой мой. Но знай, что я всегда буду рядом с тобой, чтобы поддержать тебя.

– Да нет, ты специально поселила во мне эту идею. Этого червяка, чтобы я побольше помучился. Знаешь что, Жень? Ты слишком умная. Я с каждым разом всё больше и больше в этом убеждаюсь.

– Что ж, что есть, того не отнять.

– Да, у тебя этого точно не отнять. Давай лучше поговорим о чём-нибудь другом, о чём-нибудь более реалистичном. А я заберу свой доклад и пойду домой, не хочу опоздать на ужин.

– Давай, а у тебя есть идеи для разговора?

– Нет, а у тебя?

– У меня нет идей, у меня есть только одна мысль, которая преследует меня уже очень и очень давно.

– Что же это за мысль? – вежливо спросил я, наполненный диким интересом.

– Завтра у нас будет последний день в десятом классе. То есть через год у нас уже будет выпускной и последний звонок. А между этими двумя праздниками у нас будет ЕГЭ. А потом поступление, институт. Новые знакомые. Новые люди. Новая жизнь. Абсолютно всё новое. Ты можешь себе это представить?

– Да, согласен, это просто невероятно. Даже не верится, что мы выпускной класс. Но подумай, мне кажется, что мы не единственные сейчас переживаем на эту тему. Я думаю, что сейчас сотни подростков, которые стоят на пороге одиннадцатого класса, думают об этом.

– А если мы перестанем общаться? А вдруг мы забудем друг друга? А вдруг ты не захочешь меня больше знать, и что тогда? Что я буду делать без тебя, Моть? Я ведь не смогу жить без тебя. Ты мне нужен.

Я видел, как её глаза начали наполняться слезами. По рукам и ногам пробежала лёгкая дрожь. Она опустила голову и просто молчала. Сквозь мёртвую тишину я слышал лишь резкие вдохи. А потом она подняла голову. Всё лицо её было красное, а глаза уже не просто наполнены слезами. Слёзы переполняли глазной резервуар и выливались через край на щёки.

– Неужели всё так и будет? Неужели ты забудешь меня, Моть? Неужели это наш последний год вместе? Я просто не могу в это поверить. Я не хочу, чтобы это заканчивалось. Я не хочу, чтобы мы с тобой закончились, Моть.

Я подошёл к ней и сел рядом. Я понимал, что сейчас я должен был обнять её, но я не смог этого сделать. Я просто не понимал, как мне надо это сделать. И тогда я почувствовал, как её голова прилегла ко мне на плечо, а руки обхватили шею. На минуту я онемел. Я не знал, как на это реагировать, ведь мы же друзья. Но я не мог этого проигнорировать. Я обнял её как можно крепче и подвинул к себе ближе. Так близко, что я мог чувствовать её горячее дыхание у себя на шее.

– Нет, нет, нет, дорогая. Тихо. Тихо. – начал я. Это, должно быть, самое банальное утешение девушки, но я не мог просто придумать других слов на тот момент. – Ничего. Всё будет хорошо. Мы будем вместе. Мы с тобой через многое проходили вместе, и через это мы тоже сможем пройти. И пройдём. Мы всё сделаем вместе. Нас не смогут разлучить вузы. Мы будем вместе, Жень, что ты?

Она посмотрела на меня своими красными от слёз глазами. – Ты мне обещаешь? Обещаешь, Моть. Да или нет? Обещаешь, что мы будем вместе, что бы ни случилось?

– Я даю тебе своё слово, родная.

Это было очень непривычно. Родители Жени были на даче, поэтому на их внезапное появление я мог даже не рассчитывать. Нет. Не поймите меня неправильно, просто это было невероятно странно. Я никогда раньше не обнимал её. А уж тем более она никогда ранее не обнимала меня и не говорила мне, что без меня ей будет плохо. Это просто был какой-то бред. Для меня, по крайней мере. Это было странно. Непривычно. Приятно. Странно, непривычно, но безумно приятно. Я никогда раньше не замечал, что у неё такие красивые руки. Такая нежная кожа. Она так прилегла ко мне. Она была такая маленькая, что уместилась у меня на коленках. Я не мог и представить раньше, что она такая маленькая. Это было так забавно. И ноги под себя она поджала очень забавно. Будто кошечка. Маленькая, брошенная кошечка. Мне было очень хорошо в тот момент. Я чувствовал себя очень уютно и спокойно. Как дома. Я мог слышать, как она дышит. Её голова прилегла на мои колени, а длинные прямые волосы разлеглись на оставшейся территории дивана. От них пахло. Вкусно. Именно тем ароматом, который я описывал ранее. Её глаза были закрыты, поэтому она не могла видеть, как я смотрю на неё. Но я смотрел. Смотрел так, будто видел её впервые. Действительно, возможно, вы не поверите, но именно в этот момент мне казалось, что передо мной не та Женя, которую я знаю все эти годы. Внутри меня что-то закипело, загорелось, и я не мог этого остановить. Внутри меня вдруг загорелось странное желание поцеловать её. Причём не так, как это бывает обычно, в щёку на прощанье. Нет. Мне впервые за двенадцать лет захотелось ощутить вкус её губ. Почувствовать, как её розовые, наполненные нежностью губы поцелуют мои. Мне захотелось узнать её вкус. И я ничего не мог сделать с этим чувством. Я просто не мог совладать с ним. Мои руки вдруг обняли её крепче и прижали ближе к себе. Она улыбнулась. Улыбнулась, но глаза её были закрыты. Она просто молча улыбнулась. Под её глазами я смог разглядеть эти маленькие милые подушечки, которых не замечал ранее. – Что это? – подумал я про себя. – Она что, красивая? Нет. Нет. Нет. Нет. Нет и нет. Этого просто не может быть. Матвей, что ты? Это же Женя. Женя. Это же тот мужик, с которым ты играл в песочнице, когда был мальчиком. Это же с ней ты угонял машины в видеоиграх, а потом спорил, кто круче. А теперь она лежит здесь. У тебя на коленях. И ты что, хочешь её поцеловать? Да ладно тебе, это всё равно, что ты поцелуешь старого волосатого мужика. Или Ваню, что ещё хуже. Возьми себя в руки, дружище, – внутренний голос полностью отрицал идею того, что мне нужно её поцеловать. Но я почему-то точно знал, что я должен сейчас это сделать. – Да нет. Ты чего? Ты чего, издеваешься?! – твердил мне внутренний голос. – Ты не можешь этого сделать. Это же просто противозаконно. Ты представь себе, это невозможно. Слушай, теперь по мере того, как твои губы будут приближаться к её телу, я буду всё громче и громче кричать: «Волосатый мужик». Давай посмотрим, как ты справишься с этим. Волосатый мужик. Волосатый мужик. Мужик, покрытый шерстью. Нет, дружище, не делай этого, это же Женёк. Но я не слышал, а точнее, я не слушал. Мой мозг парализовала идея. Идея о том, что я точно, именно сейчас должен поцеловать эту девочку. Сейчас или никогда. Я точно знал, что другого шанса у меня не будет, поэтому действовать нужно именно сейчас. Я всё ближе и ближе продвигался к её лицу. Я был уже так близко, что мог чувствовать жар, исходящий от её щёк. Она знала, что я собираюсь сделать. И я знал, что она знала. В тот момент мы находились на какой-то своей особенной волне, которую нельзя было увидеть или почувствовать. Мы просто были вместе. Мы чувствовали, что мы были вместе, и мы чувствовали друг друга. За окном уже шёл дождь, и он изо всех сил стучал к нам в окно. Но нам было всё равно. Мы не обращали внимания даже на романтическую музыку, которая доносилась из Жениной комнаты. На данный момент мы существовали лишь в своём особенном мире, где никому кроме нас больше не было места. Я был уже так близко, что она могла чувствовать моё холодное дыхание на своей раскалённой щеке. Вдруг настала мёртвая тишина. Для нас не существовало никого, кроме нас двоих. Она всё так же лежала у меня на коленях с закрытыми глазами. Она улыбалась. Так сладко, так ясно, что моё желание поцеловать её разгорелось ещё больше, словно костёр, в который подлили масла. Она чувствовала меня. Чувствовала, что я собираюсь сделать. Но не шевелилась. Она знала, что не нужно пугать меня. Ведь я был словно газель, которую настиг величественный лев. Ему нужно подобраться поближе к ней, чтобы совершить свой смертельный прыжок. Он выжидает. Долго. Вот и Женя. Выжидала. Словно лев, только я был газелью. Маленькой и пугливой. Она знала, что ей не нужно шевелиться. Что если она сделает хотя бы малейшее телодвижение, то отпугнёт меня. Она просто профессионал. Она просто ждала. На лице её сияла та самая улыбка, и теперь уже мы оба понимали, к чему это идёт. Мы оба понимали, что сейчас случится. Я не решился сразу целовать её губы. Я не знал точно, хочет ли она этого или нет. Я вообще ничего не мог понять в тот момент. А вдруг, если я её поцелую сейчас, она меня ударит и выгонит? А вдруг нет? Значит, нужно попробовать? Значит, нужно. Я решил провести тест. Небольшой. – Какие тесты, идиот? – подумал я про себя. Или это уже был не я? Это было моё отдельное подсознание, которое теперь уже болело за меня. Оно ждало, когда совершится прекрасное. – Тесты? Ты серьёзно? Ты что, на ЕГЭ? Просто поцелуй эту прекрасную девочку в её нежные губы и забудь обо всех мыслях, терзающих тебя. Просто делай. Думать будешь потом. Давай, старина. – Что это? Неужели я разговариваю сам с собой? Да и потом, я нашёл время, когда думать об этом. Ладно. Я хочу этого, и я это сделаю, но сперва я просто поцелую её щеку. Да, точно. Сначала щеку. Я коснулся её щеки носом и почувствовал, как она дрогнула. А потом я увидел бегущие по её шее мурашки. Она заулыбалась ещё сильнее, но так ничего и не сказала. Это были невероятные чувства. Мне было так странно, и в то же время мне было невероятно хорошо. Я даже подумать не мог о том, что мне когда-нибудь может быть так хорошо. Это просто неописуемые чувства. Наконец я собрался с силами, и мои губы коснулись её горячей щеки. Она была просто пламенной. Я знал, что уколю её первыми проявлениями своих усов, поэтому не удивился, когда она зажмурилась. Я держал свои губы у неё на щеке достаточно долго. Мне казалось, что не меньше половины часа, но на самом деле всё происходило невероятно быстро. Настолько быстро, что даже я не мог уловить поток времени. Наконец я убрал свои губы с её щеки. Она засмеялась. Засмеялась так чисто, так сладко. Так тихо. Я было хотел спросить у неё, почему она смеётся, но вдруг почувствовал нежное прикосновение её правой руки к своему лицу. Она положила ладонь на мою щеку. Впервые в жизни я почувствовал у себя на лице такую нежность. Такую ласку. И такое тепло. Я закрыл глаза и начал водить лицом, чтобы почувствовать её руку. Чтобы осознать, что это действительно со мной происходит. Это было просто невероятно. Я открыл глаза и увидел, что она смотрит на меня. Смотрит и улыбается. Смотрит своими голубыми глазами, которые были для меня такими родными все эти годы. В тот момент я подумал, почему я никогда не замечал это сокровище рядом с собой. Почему я никогда не видел, что все эти годы самое прекрасное существо на планете было рядом. Моя истинная судьба была рядом со мной все эти годы. – Главное, не вздумай сейчас ничего сказать. Ты завалишь всю операцию. – Моё второе «я» не покидало меня на протяжении всего вечернего свидания, но я его уже не слушал. Я только набрал воздух в лёгкие, чтобы спросить у неё. Я хотел знать, неужели я действительно ей не безразличен. Но как только я открыл рот, она подставила к нему указательный палец руки. Мне ничего не оставалось. Я ничего и не мог сделать. Всё, что я мог и сделал, это поцеловать её невероятно грациозный пальчик, который теперь уже был моим. Который я мог целовать всю ночь напролёт. Я мог целовать её всю ночь напролёт. Мы смотрели друг на друга. Смотрели с улыбками на лице. То была сцена из голливудской мелодрамы, а мы были её главными героями. Вот только здесь не было камер, режиссёра и сценариста. Всё это волшебство происходило с нами здесь и сейчас. И я не мог оторвать взгляда от неё. От её глаз, от её безупречного лица. Я не мог оторвать взгляда от новой неё. Я был полностью под её чарами. И она это знала. Газель наконец попалась. Приятного аппетита, львёнок. Она взяла меня за шею. Погладила её. На сей раз я почувствовал, как армия маленьких мурашек атакует мою спину и голову. Она взяла меня за шею и медленно подтягивала её к своему лицу. Медленно, медленно. Еле-еле, чтобы не нарушить волшебство этого момента. Нам некуда было спешить. Она подтянула моё ухо к своим губам и тихо прошептала мне:

– Не уходи от меня сегодня. Не оставляй меня. Мне так хочется побыть с тобой. Давай просто полежим и посмотрим какую-нибудь романтическую комедию. Я не хочу отпускать тебя, родной. Тем более что ты уедешь послезавтра. Я хочу насладиться каждым моментом рядом с тобой.

– А вот интересно, где ты раньше была? – подсказывало мне моё сознание: – Давай. Давай спроси у неё это. Спроси, где она раньше была со своими романтическими комедиями, поцелуями и нежными объятиями? А? И мне это очень нравится, почему, если бы ты заговорил, ты бы разрушил «волшебство момента», поэтому она решила закрыть тебе рот пальцем. А как ей нежно шептать на ушко, так это можно. И она ничего не разрушит. Это почему так? Давай, давай, скажи ей. Скажи ей, что раньше надо было думать обо мне, и тогда было бы всё круто. Скажи это и пошли домой. Давай проучим её. Пускай подумает.

– Конечно, я останусь с тобой, – нежно ответил я, очарованный её улыбкой.

– Ты что, меня совсем не слушаешь? – но я не слушал. Мне было всё равно, что говорит мне мой внутренний голос. Приближался тот самый момент. Момент, ради которого мы жили вместе все эти двенадцать лет. Момент, которого я ждал весь вечер. Она смотрела на меня. Смотрела нежно. Трепетно. Я не мог поверить в это. Она была просто прекрасна. То есть она прекрасна и сейчас, но в тот момент была просто изумительна. И вот наконец я почувствовал силу, овладевшую её рукой. Она тянула мою голову к себе. Снова очень медленно и очень нежно. Я понимал её. Нам действительно некуда было торопиться. Ночь только родилась, и я был готов целовать её всю ночь. Я уже был так близко, что чувствовал её дыхание у себя на кончике носа. Я снова почувствовал этот жар. Жар, исходящий на этот раз от её губ. Её губы сияли белоснежной улыбкой, которую я так любил. Её голубые глаза смотрели на меня. Смотрели прямо мне в душу. И я рад был открыть свою душу ей. Я был невероятно счастлив в тот момент. Наши носы уже коснулись друг друга. Я увидел, что она закрыла глаза. Её губы медленно приближались к моим. Именно в тот момент, когда я точно знал, что сейчас должен сделать, я услышал:

– Женечка, дорогая, мы дома. На даче всё хорошо, так что мы решили вернуться пораньше. Как ты тут?

– Это ты сказал? – озабоченно спросила она.

– Нет, я думал, это ты прикалываешься.

– Значит, мне не показалось. Блин!

Я вдруг почувствовал острую боль в груди. И только через секунду понял, что это Женя пнула меня в грудь своим вязаным носком. Причём пнула так хорошо, что я в прекрасном полёте отправился прямо в сторону телевизора и, слава Богу, не задел его.

– Уже бегу, – прокричала она и побежала в сторону прохожей, откуда доносились голоса, которые только что обломали мне всю операцию «поцелуй прекрасного принца». Я не переживал. Никогда в присутствии Жениных родителей. Они знали меня с детского сада, поэтому мне не о чем было беспокоиться. Женина мама любила меня так же сильно, как её любил я. Ну а с папой у нас были очень тёплые взаимоотношения. Настолько тёплые, что на шестнадцатый Женин день рождения мне удалось проговорить с ним три с половиной часа, после чего наш диалог мы закончили несколькими стаканчиками отличного ирландского виски.

– Здравствуйте, тетя Наташа.

– Мотя, какой приятный сюрприз. Ты к Жене по делу или так просто посидеть заскочил?

– На самом-то деле я пришёл за моей частью доклада, которую мы должны завтра вместе рассказывать, так что я дождусь, когда Женя мне его вручит, и отправлюсь домой заучивать его. Всё-таки завтра последний день в десятом классе. Нужно произвести впечатление на все «десять».

– Заучивать – это хорошо, – начал дядя Андрей. – Заучивать нужно даже, когда у тебя последний день. Это ты правильно говоришь. Но неужели ты даже чая с нами не выпьешь, а?

– Ой нет, простите. Я действительно должен учить. Да и потом я собирался лечь пораньше. Перед завтра.

– А когда ты уезжаешь? – поинтересовалась Женина мама.

– Послезавтра. В ночь. Так что у меня завтра последний день.

– Ну ты зайдёшь к нам? На прощанье? Хоть обнимемся? Как ты на это смотришь?

– Да, конечно. Буду рад к вам заскочить, – за столь увлекательной беседой я не заметил того, что уже стоял в прихожей, с завязанными шнурками на кроссовках, и ждал, когда Женя предоставит мне мою часть доклада. Спустя несколько секунд, она появилась из своей комнаты, подошла ко мне и вручила три листка, на которых было написано всё то, что я должен был рассказать завтра.

Женя стояла там, прямо передо мной. И я знал, что она тоже хочет продолжить там, где мы остановились. Она всё ещё была готова слиться со мной в поцелуе. Нам так хотелось узнать «новых» Матвея и Женю. И мы были готовы к этому. И всё бы ничего, если бы не её мама, стоявшая прямо передо мной. Очень вовремя.

– Ладно, Моть, мы ждём тебя завтра. Давай, удачно тебе дойти до дома, смотри там, поаккуратнее, хорошо?

– Конечно, тетя Наташа. Как всегда. Я – сама аккуратность, вы же знаете.

– То же самое ты сказал мне в прошлом году накануне ночи, когда ты сломал ногу, так что я знаю твою аккуратность.

– Я не сломал её, а просто порвал связку.

– Ещё лучше.

– Ну хорошо, я пойду. До свидания. До свидания, дядя Андрей, – покричал я в надежде, что он меня услышит, но, видимо, нет.

– Осторожнее там, пожалуйста. И напиши мне, как дойдешь, – вдруг сказала Женя.

– Нет. Я не напишу.

– Нет? Но почему? – переспросила она с явной ноткой грусти в голосе.

– Я позвоню тебе. Ты же знаешь, что я терпеть не могу эти СМС и «ВКонтакте».

– А, хорошо. Тогда я буду ждать звонка. До свидания, Моть. Спасибо, что зашёл.

Дверь квартиры самой прекрасной девушки захлопнулась прямо перед моим носом, не оставив мне не единой надежды на то, что я всё же получу свой поцелуй. Но я не расстраивался, ведь я точно знал, что мы увидимся с ней завтра, и у нас будет целый день на то, чтобы побыть вдвоём. Я прошёлся по длинному белоснежному коридору, украшенному картинами и скамейками. Эмоции били через край, и я не был точно уверен, какие чувства я испытывал к этой девочке. Всё, что я знал, это то, что мне срочно нужно было идти домой к маме. Рассказать ей всё, а уж она точно поможет мне найти верное решение моей маленькой проблемы. Она всегда помогает.

4.

– Мотя, иди кушать, сынок, – прокричала мне мама из кухни, что находилась на другом конце нашей столичной квартиры. Квартира у нас была небольшая. Относительно небольшая для нас двоих. В квартире было три комнаты, которые, как и положено, мы разделили поровну. Одна комната отошла маме, одна комната отошла мне, и самая большая комната стала гостиной. Правда, гости здесь никогда не собирались. Никакие. Если гости приходили ко мне, то мы все собирались в моей комнате на большой кровати. А если гости приходили к маме, то они всегда располагались на кухне, раскрывали бутылочку хорошего вина и наслаждались вечером. Папы у меня не было. Ну то есть он, конечно, был, но я его не видел с того времени, как отправился в первый класс. Он ушёл от нас, не сказав ни единого слова ни мне, ни маме. Он просто ушёл от нас. Всё, что от него осталось, это квартира. Квартира раньше принадлежала моей бабушке, его маме, а после её смерти она отошла к папе. Потом он просто оставил её нам и ушёл. Конечно, без папы мне тяжело. И маме тяжело. Я её понимаю. И всегда понимал. В одиночку растить сына, да ещё и подростка к тому же. Эта работа не из самых простых. Мама у меня красавица. К своим тридцати восьми годам она выглядела просто великолепно, на мой взгляд. Её пышные, огненно-рыжие волосы – одно из самых ярких моих воспоминаний из детства. Они и до сих пор остались такими же яркими и рыжими. Высокий лоб Софии Петровны свидетельствовал о большом наличии интеллекта в её голове. Действительно, так и было. Мама прочла просто невероятное количество книг. Причём самых разных жанров. От всемирно известных детективов сэра Артура Конан Дойля до книг великих восточных мудрецов, в которых они рассказывали о своём отношении к миру. Эти книги, как она утверждала, помогали ей смотреть на мир более светло. Они прочищали её разум. Эти мысли, которые она вычитывала мне из своих бесконечных коллекций книг, не раз помогали и мне. Меня всегда также забавлял её маленький, но острый нос, покрытый огромным количеством веснушек. Я всегда говорил ей о том, что её поцеловало солнышко, когда она родилась, но она упорно не желала в это верить. Голубые глаза моей мамы казались мне невероятно глубоким омутом знаний и мудрости. И каждый раз, когда она просила меня остановиться, чтобы она могла посмотреть на моё лицо в поисках прыщей, я заглядывал в её глаза и наслаждался этим прекрасным видом. Ещё она всегда очень трепетно относилась к своим зубам. Это я тоже очень хорошо помню. Она проверяла свои зубы у стоматолога каждые две недели. Роста она была не высокого, да и в ширь не росла. В двух словах: маленькая и худенькая. Рост её был настолько невелик, что уже к двенадцати годам я перерос её и был выше на полголовы. Каждый раз, когда я смотрел на неё сверху вниз, мне казалось, что передо мной стоит героиня детской сказки. Такая маленькая, худенькая, с насыщенными рыжими волосами и веснушками. Мне казалось, что её миссией было найти волшебный кулон или другую атрибутику волшебного мира. И этой героини сказки нужно было одевать меня, кормить, поить, давать мне хорошее образование, а это требовало немалых финансовых затрат. Но самое главное, меня нужно было верно воспитать. А эту миссию выполнить было труднее всего без отца. Ведь мальчиком должен заниматься мужчина, а не женщина, но, признаться честно, она справлялась с этой задачей просто блестяще. Я всегда понимал, что жизнь без мужа – большая проблема для неё, но я также понимал, что это огромная проблема и для меня. Он нужен был мне гораздо чаще, чем я думал. Я очень сильно нуждался в нём, когда впервые полюбил девочку. Я очень сильно нуждался в его настоящих мужских советах, когда она начинала играть со мной, а я просто не понимал, что мне нужно делать. Я очень нуждался в его поддержке, когда она разбила мне сердце. Бросила меня как собаку на улицу. Он был нужен мне очень часто. Именно как отец. Но его никогда не было рядом. Он просто бросил меня. Отказался от моего существования и не появлялся на протяжении одиннадцати лет. Ни звонков, ни писем, ни встреч. Поэтому с каждой своей новой проблемой, неважно, какой категории, я отправлялся к маме. И мы вместе пытались найти решение этой проблемы, несмотря на её характер. Всегда вместе. Поэтому моя мама была мне всегда больше чем просто мама, она была моим самым лучшим другом. Единственным человеком в мире, на которого я мог полностью положиться, и точно знал, что она поможет мне в любой ситуации. Она была моим напарником. Союзником. Она была и остаётся для меня всем миром. Самым дорогим, что у меня есть. Именно поэтому я никогда не жаловался на то, как жил. Мама делала всё, что было в её силах, чтобы дать мне всё что нужно. И мне этого хватало. И я всегда ценил это. Мы жили с ней вместе сообща. Всегда делились друг с другом тем, что происходило в наших жизнях. Она очень любила восточную культуру, поэтому всегда говорила мне: «Не думай об этом много, сынок, просто так есть. С этим ничего не поделаешь. Ты можешь только научиться на его ошибках и никогда не повторять их, будучи сам отцом». Я всегда прислушивался к её словам. И её слова часто помогали мне, а порой даже спасали жизнь. Так что жаловаться мне было не на что. Я жил в прекрасной квартире, у меня было отличное образование, прекрасная одежда, вкусные блюда, которые готовила мама. Помимо этого у меня были отличные друзья, и сегодня вечером появилась потрясающая девушка. Жизнь у меня была прекрасной, и поверьте мне, вскоре она станет ещё лучше, ну а пока…

«Иди кушай»… Я обожал эти слова. Всегда. Когда мама мне это говорила, я знал, что сейчас я плотно поужинаю, расскажу маме всё, что со мной сегодня приключилось, а потом пойду наслаждаться сном в свою тёплую кроватку. И так и было. Закончив домашнее задание по литературе на компьютере, я выключил его и отправился на кухню. По всему дому стоял великолепный запах жареного мяса, фаршированного кабачками. Я обожаю кабачки. И я очень люблю этот потрясающий запах, который проникает по всему дому, забирается ко мне в комнату и манит меня на кухню. Пахло так вкусно, что уже через несколько секунд я был на кухне, готовый к употреблению очередного кулинарного шедевра. Мама вытащила мясо из духовки, хорошенько его разрезала, выложила на тарелку, красиво сортируя его с зелёным горошком и кукурузой, и подала блюдо на стол. Секунду спустя она поставила на стол прозрачный бокал, который наполнила вином. Далее она сняла с себя фартук, положила его на стол, подняла свой бокал в воздух и произнесла:

– За конец года, мой дорогой.

Её «волшебные» глаза прострелили бокал взглядом, и уже спустя секунду он опустел.

– Но, мам, официальный конец моего десятого класса будет только завтра, понимаешь?

– Ничего, мы и завтра выпьем и пригласим гостей ещё. Завтра тоже будет очень здорово. Я куплю ещё вина. Да и потом, как можно не отпраздновать тот факт, что мой любимый мальчик закончил без единой плохой оценки? По случаю этого точно нужна новая бутылочка красного «золота».

Вино в нашей семье было святым напитком. Напитком богов. Своего рода Амброзией. Не то, чтобы мама была заядлой алкоголичкой, но хорошего вина выпить она бы никогда не отказалась. Поэтому ей нужен был лишь повод, а конец моего десятого класса – это отличный повод.

– Ладно, как скажешь, – смиренно согласился я и продолжил наслаждаться изумительно вкусным куском мяса.

– Ну давай, расскажи мне что-нибудь интересное. Я же знаю, что всё самое весёлое в твоей жизни происходит именно в тот момент, когда очередная четверть подходит к концу. Кроме оценок, конечно, но с ними всё хорошо, я довольна.

– На самом-то деле, да. Есть кое-что интересное. Даже больше, чем просто интересное. Завораживающее, – я увидел, как загорелись её глаза. Она вдруг вскочила на стул, стоявший прямо передо мной. Подогнув под себя колени, она подпёрла обе щеки двумя руками. Сквозь стекло её очков я мог видеть это сияние в глазах. Она улыбнулась так широко как могла – это было знаком того, что мне можно начинать.

– Давай, – крикнула она, – начинай. Мне же интересно.

– Ну, это касается Жени.

– Жени. Да. Я так и знала! Наконец-то! – мама, как и Лидия Ивановна, и как большинство учителей нашей школы, представляла собой болельщиков нашей с Женей «команды». Они не упускали ни единой возможности, чтобы сказать нам о том, какая мы красивая пара, как мы хорошо смотримся вместе и что самые крепкие браки всегда получаются из самой крепкой дружбы. На протяжении всего того времени, что я общался с Женей, и наши родители дружили семьями, мама ни разу не упустила возможности сказать мне о том, что когда-нибудь наступит тот день, когда вы будете вместе, но, честно говоря, до сегодняшнего вечера я ей не верил.

– Ну давай. Давай, давай, продолжай. Что у вас было?

– Честно говоря, пока ничего, – смутившись, отвечал я.

– То есть как – ничего? Как ничего? Вы шли к этому двенадцать лет – и сегодня вдруг ничего? Так не должно быть. Сергеева Евгения не должна остаться одна!

– Да послушай же ты! – неловко прервал её я. – Ты даже не даёшь сказать мне ни слова. Как ты ожидаешь услышать рассказ, если всё время говоришь?

– Ты прав. Ты прав. Пожалуйста, продолжай.

– Я ещё даже не начал. Ладно, – я дожевал очередной кусочек жареного мяса, проглотил его, запив вином, выдержал небольшую паузу и начал: – В общем я всё провалил.

– То есть как провалил? – изумлённо спросила меня мама.

– Ну я пришёл к ней сегодня за докладом, который должен буду рассказать завтра на литературе. Я пришёл, всё, сел. Мы посидели, выпили чашечку чая, поговорили о том о сём. Я рассказал ей про свою мечту, а она рассказала мне про свою. Дальше мы ещё о чём-то поговорили, а я уже даже и не помню, о чём. Но это и не важно. Мы переместились в гостевую комнату, где сели на диван. И тут на протяжении всего нашего разговора я наблюдал за тем, как она то отворачивалась, то шмыгала носом, то её глаза начинали блестеть. Я сразу и не понял, что с ней случилось. А потом она завела разговор про то, что это наш последний год, что мы больше никогда не увидимся, и что она не хочет потерять меня, потому что мы с ней вместе всю жизнь и она не видит другой жизни без меня в ней. И вдруг она заплакала. Причём не просто заплакала, а у неё началась своего рода истерика. Я сидел там словно вкопанный в этот диван.

– И чего? – продолжила мама с ещё более сияющим блеском в глазах. – Что ты сделал?

– Я. Я ничего. Честно говоря, я просто даже не знал, что мне делать, и как нужно было поступить в этой ситуации.

– Дурак! Ну что же вы все мужики такие… Ох! У меня даже слов нет, как бы тебя назвать. Бедная девочка расплакалась перед тобой, открыла тебе свою душу, а ты «не знал, что делать». Знаешь, ты просто олицетворение мужика. Тебе не хватало в тот момент только футбола по первому и пива с рыбой. Что же такое-то? Как же так?

– Да подожди ты, – перебил я маму. – Это только начало. Ты снова не даёшь мне сказать.

– Да, да. Ты прав. Извини, продолжай.

– Я подсел к ней. Сначала просто подсел, потому что я же не знал, что мне нужно делать и чего она от меня хочет. А-то мало ли, это был её план. Я бы к ней подсел, а она бы накинулась на меня. Ну так вот, ладно. Я подсел к ней поближе, хотел положить ей на плечо руку, чтобы показать, что мне не всё равно и что я тоже переживаю за неё и за всю эту ситуацию. И тут, представляешь, она повернулась ко мне и обняла меня. Крепко-крепко.

– Ай молодец, девочка. Сразу видно, что она знает, чего хочет. Поняла, что ты туп, как скамья в парке, и решила взять всю инициативу на себя. Вот это я понимаю!

– Мам!

– Да, извини снова. Я слушаю.

– И я онемел. Я не знал, что мне делать. Я просто был парализован. Она как будто меня околдовала чарами неподвижности, – я так увлёкся рассказом истории маме, что сам не заметил, как отодвинул от себя подальше тарелку с наивкуснейшим мясом на свете. Я уже не хотел есть. Меня мучил голод. Голод, который жаждал получить очередного мудрейшего совета от мамы. Как дальше действовать в этой ситуации, и как вести себя завтра с ней в школе. – Я просто сидел там, на этом диване. И ничего, ничего не делал.

– Ну ты хоть её обнял, балда?

– Мам!

– Да, да. Ты прав.

– В общем, через несколько минут меня всё же осенило, и я тоже обнял ее за талию. Ты даже не представляешь, что это было для меня. Я никогда в жизни не обнимал Женю за талию, а тут. И самое интересное то, что после того, как я её обнял, за эту самую талию, она меня не ударила по печени, как тогда, когда нам было по семь, и не дала мне пощечину. Она просто пододвинулась ко мне поближе. Ты можешь себе это представить?

– Ну а почему она должна была тебя ударить-то? Она красивая девочка, ты привлекательный умный молодой человек, почему она должна тебя бить? Вы знакомы уже целую вечность, вы готовы быть вместе, и её родители тебя любят, и я её люблю. Задумайся над этим, сынок, возможно, это начало чего-то нового и необыкновенного.

– Чего это может быть начало? Ты меня даже не дослушала. Это не конец истории, слушай дальше.

– Давай, хорошо.

– Ну и вот, значит. Я сидел там. Весь такой нервничаю, переживаю, не знаю, что делать.

– А чего ты нервничал-то?

– Мама! Ты хочешь дослушать или нет?

– Да. Да. Давай.

– И вот. И только я хотел уже освободиться от её объятий, как она разжимает руки, переворачивается и укладывается своей головой на мои колени. Она закрыла глаза и будто уснула. Вот в тот момент я действительно даже испугался. А вдруг она заснёт. А вдруг, а что мне тогда с ней делать? И самое главное, я даже не мог рассчитывать на поддержку родителей, которые могли прийти и разрушить весь её план, потому что они были на даче. Так что прийти они просто не могли. Ну и вот, и я сидел там, думал, что мне делать. Я не мог ни встать, ни обнять её, просто потому что это была Женя. Даже не Женя на тот момент, а для меня Женёк. Я даже представить себе не мог, что мне с ней делать. Я сидел там, тихо, молчал, ждал, когда что-нибудь случится.

– Так, – продолжила за меня мама. – И что?

– И я посмотрел на неё. Вдруг. Случайно. Даже не знаю, почему. И представь, я увидел что-то. Что-то, чего не замечал до сих пор. Увидел, что она красивая какая-то.

– «Красивая какая-то?» – повторила она. – Моть, на эту девочку охотится вся мужская половина твоей школы, а ты вдруг заметил, что она «красивая какая-то». Ну ты просто проявляешь чудеса наблюдательности. Молодец.

– Я сидел там рядом с ней, просто смотрел на неё, и вдруг во мне загорелось желание поцеловать её.

– Наконец то! Двенадцать лет. Двенадцать лет понадобилось этому желанию, чтобы загореться. Невероятно, и что же было дальше? Ты это сделал?

– Подожди, слушай. Я так сильно этого захотел, что не мог сдержаться. Но по мере того, как моё лицо приближалось к её, я разрывался внутренними противоречиями о том, что я не должен этого делать, что это всё же Женя. Что это в каком-то смысле даже незаконно. И я наплевал на всё, и поцеловал её щеку. Она улыбнулась. Так сладко улыбнулась, представляешь? Должно быть, ей понравилось, раз она улыбнулась? Вот. И тут она хватает меня за шею. Ну… как хватает? Не как Хищник, а так нежно и ласково. Подтягивает меня к себе и тихо шепчет мне на ушко, как секрет.

– Что? Что она прошептала?

– Она предложила мне остаться у неё. С ней вместе.

– Это странно для меня сейчас как для матери, честно говоря, но я понимаю, что ты уже взрослый, но не понимаю, что ты делаешь здесь сейчас, если красавица девочка предложила тебе побыть с ней?

– Это кульминация моего рассказа. Как только я приблизился к её губам, в тот момент, когда я уже чувствовал её дыхание и одновременно желание на своих губах, я услышал: «Женечка, мы дома. На даче всё хорошо, так что мы приехали пораньше. Как ты тут?»

– Что, что ты услышал?

– Я услышал голос её мамы, которая приехала пораньше с дачи, чтобы навестить дочку, а потом я почувствовал мощный толчок ногой в грудь и отлетел.

На несколько последующих секунд она замолчала. Зато потом я стал явным и единственным свидетелем того, как её щеки начали наполняться румянцем, а рот расплывался в улыбке. Уже через секунду она смеялась так, как будто только что посмотрела очередную серию Мистера Бина. Она смеялась так сильно, что мне казалось, что за её широкой улыбкой я могу насчитать три ряда зубов, которые раньше никогда не видел.

– Ну ты и лох, – сквозь смех и слёзы проговорила она мне. – Как же можно так провалиться?

– Мам, ну так нечестно, – грустно ответил я, но это не помешало ей смеяться, схватившись обеими руками за живот. Давно я не видел её такой счастливой. Последний раз, когда она так смеялась, был, когда мы ходили на спектакль про мужчин, там она тоже посмеялась вдоволь.

– Невероятно просто. Как можно так провалиться? На протяжении двенадцати лет ты не мог её заинтересовать ничем, кроме дружбы, а в самый ответственный момент ты не смог удержать эту золотую рыбку в сетях.

– Мам, я хотел увидеть перед собой советчика и помощника мне в этом деле, а не победителя конкурса метафор.

– Да, да, ты прав. Сейчас дай мне отсмеяться.

Я терпеливо подождал, пока моя мама, резидент «Камеди Клаб», отсмеётся до конца и сможет приступить к обсуждению моей небольшой проблемы. Она смеялась достаточно долго, настолько долго, что за это время я успел доесть мясо и помыть за собой тарелку.

– Ну всё, всё, я закончила. Можем продолжать.

– Ты уверена? – удостоверился я.

– Да. Да. Конечно. Давай.

После того, как я абсолютно точно убедился в том, что смеяться надо мной она больше не будет, я решил всё-таки задать свой вопрос: – Что мне делать дальше?

– В каком смысле? – переспросила меня мама.

– Я имею в виду, как мне себя дальше с ней вести? Ведь это был неловкий момент, когда пришли её родители, а мы так и не поцеловались. То есть, если бы мы всё же поцеловали друг друга, то мы смогли бы тогда считать себя парой. А теперь, когда ничего не произошло, я даже точно не знаю, хочет она попробовать что-то ещё раз или не хочет. Может, она вообще не хочет меня теперь видеть. Может, она надеялась на то, что я буду более настойчив, а я не оправдал её надежд. Как мне теперь действовать? Что мне делать дальше? Как мне завтра с ней общаться и что сказать? – Мама уселась на стул в привычную для себя позу. Подложила под себя ноги. Сделала ещё один глоток вина и посоветовала мне то, о чём я никогда бы не подумал.

– Расслабься.

– Что? – переспросил я в недоумении.

– Просто расслабься, Моть. Не беги вперёд батьки в пекло. Всё образуется само собой. Просто плыви по течению, и смотри, куда оно тебя принесёт.

– Но как? Почему? Почему она это сделала? Мы же никогда раньше не проявляли ничего друг к другу. Я так сильно запутался с этой историей.

– Пойми ты: она красива, умна, обаятельна. Ты тоже весьма красив, умён, остроумен. Вы знакомы уже тысячу лет. Почему, ты думаешь, я всегда говорила тебе о том, что вы чудесная пара? Потому что так и есть. Потому что действительно самые красивые и крепкие браки получаются именно из такой дружбы. Это не значит, что ты сейчас, в возрасте семнадцати лет, должен бежать и просить её руки, нет. Это значит, что ты должен подождать. Попробовать, посмотреть, что из этого получится. Видишь, она готова сделать к тебе навстречу первый шаг. Она готова попробовать, посмотреть, что из этого получится. Твоя задача сейчас – не давить на нее. Просто будь с ней рядом, наслаждайся теми чувствами, которые она тебе дарит. Будь рядом. Люби то, что имеешь. Люби жизнь в каждом её проявлении, и она ответит тебе взаимностью. Сынок. Просто, не парься. Вот, что я хочу тебе сказать. Просто расслабься и получай удовольствие от того, что у вас есть, и поверь мне, жизнь сама приведёт тебя туда, где тебе самое место. Жизнь очень умна и мудра, она сама всё за тебя сделает, тебе остаётся просто жить и наслаждаться тем, что она тебе дарит. А насчёт того, как тебе с ней себя вести, ответ прост: как обычно. Будь собой. Тебе не надо прыгать сквозь горящие кольца на мотоцикле или засовывать голову в пасть к голодным львам. Ты уже привлёк её внимание. Не напирай на неё завтра. Не переставай забывать о том, что ей тоже нужно своё личное пространство, а всё, что тебе понадобится потом, это просто прийти к ней. Побыть с ней рядом. Посмотреть хороший фильм. Может быть, даже открыть бутылочку вина, – она посмотрела на меня ехидными глазами. Такой взгляд всегда появлялся при наличии новой бутылочки. – Одним словом: живи. Будь с ней рядом и наслаждайся её компанией.

– Но я не смогу долго наслаждаться, ведь завтра ночью мы уезжаем. И я не увижу её до сентября.

– Тем важнее для тебя этот завтрашний день. Потрать его с пользой для себя.

– А лето?

– А что лето? – переспросила она.

– Лето, – это демон, который всегда разрушает все отношения. Он их просто убивает и у влюблённых не остаётся ничего. Ничего вообще. Я не хочу, чтобы у нас ничего не осталось. Как мне это предотвратить?

– Перестань. То, что ты сейчас говоришь, это просто ерунда. Ты это и сам знаешь. Ты просто навязываешь себе что-то невозможное. Ты должен просто понять, хочешь ли ты удержать эти отношения. Если ты этого действительно хочешь. Если ты уверен в том, что ты сможешь пронести их через три месяца, то, поверь мне, твоя уверенность передастся и Жене, и вы с ней сможете пройти через это вместе. Пронести эти отношения через три месяца. А разлука вам поможет. Ведь ты знаешь, что разлука проверяет чувства. И разогревает их. Ты просто должен подумать и понять сам для себя: ты этого хочешь? Хочешь, чтобы это было у тебя? Подумай и прими это. А как только ты примешь эти отношения и эти чувства, поверь мне, их уже ничего не сломит. А особенно какие-то девяносто дней. А теперь подумай над этим, а мне надо пойти и ответить на телефонный звонок.

Я остался один на кухне. Мама меня покинула ради того, кто звонил, а я остался наедине со своими мыслями. А мыслей у меня в тот момент было даже больше, чем обычно. – Может, она права? – подумал я. – Может, мне действительно стоит отпустить всё на самотёк? Может, я слишком много думаю об этом? Мне просто нужно продолжать жить и наслаждаться каждым моментом, что она мне дарит. Что дарит мне она и наши с ней новые отношения. Не стоит думать об этом всё время. У меня есть ещё над чем подумать. Что делать в деревне, ведь завтра я уже отправлюсь туда. И куда поступать? Да, этот вопрос, конечно, волновал меня больше всего. И хотя у меня оставался ещё ровно год, задумываться я начал об этом уже сейчас. Как и многие в моём возрасте, я думаю.

Хотя эти мысли и посетили мою голову, они там надолго не задержались. Уже через несколько минут я держал в руке домашний телефон и думал, стоит ли мне позвонить Жене, или всё-таки оставить разговор с ней на завтра. Спросить совета у мамы я не мог, потому что та разговаривала с кем-то по телефону, так что я был сам по себе. Я должен был принять решение незамедлительно, ведь время было уже довольно поздно, а я не хотел разбудить ни её, ни её родителей. Простояв на одном и том же месте на протяжении нескольких минут с телефонной трубкой в руке, я наконец решился, что надо позвонить. Из-за переизбытка нервов я ошибся тринадцать раз, пока набирал телефонный номер, что странно, на самом деле, ведь раньше я никогда не ошибался и набирал этот номер правильно на протяжении двенадцати лет. Но, в конце концов я победил свой страх, номер был набран, и гудки пошли…

– Алло, – послышалось из трубки. – Алло, я слушаю.

Я остолбенел. Ощущение было, будто сам Гарри Поттер подбежал ко мне из-за спины и околдовал меня заклинанием страха. Я не мог пошевелиться. Я не мог сказать ни слова. Внезапно я просто затих. Из головы исчезли все мысли, и я просто не знал, что сказать.

– Да что это с тобой, тряпка? – подумал я. Или не я. Кто-то за меня внутри моей головы. Наверное, тот же, кто диктовал мне условия во время моего несбывшегося поцелуя. – Не будь ты размазней, скажи что-нибудь. Она же ждёт. Она же не просто так подняла трубку.

– Алло, – вдруг сказал я. Внутри меня всё заиграло, задвигалось. Словно ожило. Я не понимал, как это работает, но мысли твердили мне: – Видишь. Это не так сложно. Нужно было просто переступить через себя. Вот и всё.

– Мотя. Это ты? Господи, как я рада тебя слышать. Я думала, что ты не позвонишь. У тебя всё хорошо? Ты спокойно дошёл?

Я был так рад. Безумно рад вновь слышать её голос. Знакомые мне мурашки вновь побежали по спине, и я не контролировал эмоции. Будто я за них не отвечаю. А эмоций было в избытке. Хотя бы потому, что теперь я точно знал, что она ждала моего звонка и переживала за то, как я дойду до дома. А это определённо означало то, что я ей всё ещё небезразличен. Значит, надо действовать дальше: – Я боялся разбудить тебя. Надеюсь, я никому не помешал, – стеснительно продолжил я.

– Нет, нет. Конечно, нет. Всё хорошо. Мама и папа смотрят их любимый сериал, а я сидела и ждала, когда ты позвонишь. Так здорово. Как ты?

– У меня всё хорошо. Честно, хорошо. Я только что поел, – я не хотел с ней говорить. А точнее, я хотел, но просто… Просто не хотел. Мне хотелось, чтобы в моём сознании фигурировал тот факт, что я позвонил, а она дождалась. Мне не хотелось напирать на неё с самого первого дня. Мне хотелось, чтобы она соскучилась по мне до завтра. Я просто хотел позвонить, чтобы точно понять, что у нас с ней всё хорошо, и что она заинтересована во мне. – Ты знаешь, я просто хотел узнать, как ты.

– Я поняла. Всё хорошо, спасибо.

– Не обижайся на меня, но сегодня столько всего произошло, и я как-то по-особенному устал, так что, я надеюсь, что ты не будешь против, если я пойду, а завтра мы с тобой расскажем доклад в школе и отправимся на целый день куда-нибудь вместе, как тебе такая идея?

– Отлично, Моть. Мне очень нравится.

– Ну отлично, тогда завтра, после школы, я жду тебя около выхода, хорошо?

– Хорошо, Моть, я поняла.

– Тогда, до завтра.

– До свидания, мой хороший. Спасибо, что позвонил мне. Я, правда, очень ждала.

– Спасибо тебе за сегодня. Я буду очень ждать нашей встречи завтра.

Я нажал на кнопку сброса, и меня одолели знакомые мне юношеские чувства. Чувства, оповещающие о молодой любви, которая стучится в мою дверь. Я и раньше испытывал это чувство. Всего раз. Но сейчас оно было сильнее. Насыщеннее. Колоритнее. Я чувствовал, что с каждой мыслью о ней я становлюсь всё более и более счастливым. Сердце замерло. Замерло и «убежало» куда-то в пятки. Мне хотелось кричать. Эмоции били через край, и я знал, что их нужно скорее успокоить. Правда, я не знал, как. Я не был уверен, что смогу, честно говоря. Я открыл её фотографии «ВКонтакте» и долго-долго просто смотрел на неё. Смотрел на до боли знакомые мне глаза, смотрел на её улыбку. Смотрел на неё. Теперь она казалась мне новой. Новенькой девочкой, которая только что пришла в мой класс. Мне хотелось познакомиться с ней поближе. Узнать её. Узнать о ней всё, что можно. Теперь прежняя Женя казалось мне такой новой. Такой настоящей. Искренней. Такой, какой я никогда раньше её не видел. Она больше не казалась мне Женей. Теперь для меня она стала Евгенией. От огромного количества посещений её страницы она заняла лидирующие позиции у меня в друзьях. Но и этого я никогда не замечал. Не замечал, что она так близко. Не замечал, что она рядом со мной. Теперь, я хотел быть с ней каждую минуту. Отдавать всего себя и знать, что она принимает меня. Знать, что она тоже рядом со мной. Я не знал, куда мне деться, поэтому пошёл туда, куда обычно отправлялся, когда со мной происходило что-то невероятное. Уже более трёх минут назад я слышал слова: «Ладно, пока». Так что я точно знал, что там, куда я иду, меня сейчас примут и выслушают.

– Мам? – я пересёк всю квартиру и добрался до комнаты мамы. Она, как и обычно, лежала на кровати и читала книгу, должно быть, подпитывая свои знания, которых и без того было немало. Я приходил к ней в комнату почти каждый вечер. Ложился рядом с ней и рассказывал о своих проблемах, об одной за другой. Для меня эта комната была что-то вроде комнаты, где люди исповедуются святому отцу. Я рассказывал ей здесь обо всем, что меня когда-либо тревожило или могло встревожить. Придя сюда в очередной раз, я снял тапочки прямо перед ковром, залез на кровать и не успел сказать ни слова, как услышал:

– Позвонил?

– Да, – смиренно ответил я, в очередной раз удивляясь тому, как она об этом узнала. Как она узнала о том, о чём я ей ещё даже не начал рассказывать. Ну, должно быть, это суперспособности каждой мамы. Знать всё наперед и быть готовой ответить на любые вопросы.

– Я дозвонился до неё, а когда она подняла трубку, я чуть не потерял сознание.

– Это ещё почему? – удивленно спросила она.

– Не знаю, – ответил я. – Может, потому что боюсь её теперь, а может, потому что не знаю, что ей сказать. А может, потому что она такая красивая, что мне кажется, что я её не достоин. Причин много. И их можно очень долго перечислять. Но дело сейчас не в ней.

– Ну у вас всё хорошо, верно? Ничего не случилось? – заботливо поинтересовалась она.

– Нет, нет, всё хорошо, спасибо. Всё чудесно. Ничего не произошло. Всё отлично. Я ей позвонил, мы поговорили и уже договорились о встрече завтра после школы. Она сказала, что очень рада тому, что я позвонил.

– Ну вот, – ответила мама. – Видишь, как хорошо. Я же говорила тебе, просто наслаждайся жизнью. Полюби её, и она полюбит тебя в ответ. А завтра ты проведёшь отличный день с самой прекрасной девочкой на планете.

– Да. Да, спасибо. Но дело не в этом. Кое-что волнует меня.

– Ещё что-то? – удивлённо спросила она. – Что же ещё тревожит твоё молодое сердечко?

– Помнишь, мы с тобой говорили о моей мечте? Ну то есть я тебе о ней рассказывал. О том, что я хочу стать настоящем писателем и писать книги. Ты помнишь?

– Конечно, – не задумываясь ответила она. – А что? Что-то случилось с твоей мечтой?

– Нет, нет. С моей мечтой всё отлично. Я горю ею и надеюсь, что когда-нибудь я её всё-таки осуществлю. Но дело не в этом.

– А что же тогда тебя тревожит?

– Просто, понимаешь, дело в том, что мы заговорили об этом сегодня с Женей. Мы заговорили о мечтах. О наших. Она рассказала мне о своей, а потом пошутила над моей.

– И что, тебя это сильно задело?

– Нет, что ты. Нет. Я умею смеяться над собой, просто, когда я ей сказал об этом, знаешь, что она мне ответила?

– И что же? – отложив книгу в сторону, поинтересовалась мама.

– Она спросила у меня, хочу ли я стать знаменитым писателем, или я просто хочу стать знаменитым.

– Вот оно что, – выдыхая, ответила она.

– И знаешь, что? – продолжил я. – Знаешь, что действительно меня испугало?

– Что же это?

– Что, когда я рассказал тебе об этом, ты задала мне точно такой же вопрос. Как же так получается, мам? Таких совпадений просто не бывает. Неужели я действительно просто хочу прославиться?

– Моть. Послушай меня очень внимательно, – начала она. – Ты умный мальчик. Ты умный, добрый и светлый. Ты любишь и умеешь писать. И пишешь ты всегда о хороших и добрых вещах. Но пойми, что стать знаменитым – это не дар, это своего рода проклятие. Понимаешь?

– Но почему? – перебил я. – Почему ты так думаешь? Неужели ты не видишь, как звёзды Голливуда счастливы на этих ковровых дорожках. Люди любят их. Люди скандируют их имена, будто они боги на земле. У них ведь есть всё: семья, деньги, слава, любимая работа. Они счастливы. Они любят свою жизнь и наслаждаются ею.

– Но ты этого не знаешь, – прервала меня мама. – Ты ведь точно не знаешь, счастливы ли они. Ты не можешь сказать наверняка, любят ли они жизнь. А быть может, ради этой славы они через такое прошли, через что тебе и не снилось. Ты не знаешь, чем они пожертвовали ради этой славы. Чего она им стоила. На что они пошли ради неё.

– А чего она может стоить? Денег? Так этих денег у них навалом. Я думаю, что они расплачиваются в первую же неделю.

– Нет, Моть, – ответила мне мама, – не деньги. Деньги – не самое главное в этой жизни, запомни это раз и навсегда и никогда не забывай об этом. Деньги – это всего лишь средство для достижения цели. Да, возможно с помощью денег можно сделать свою жизнь красивее, но не лучше и не счастливее.

– Тогда что? – спросил я. – Чем таким важным они могли пожертвовать, если не деньгами. Чем?

– Родными. Близкими. Любимыми людьми, отношения с которыми испортились из-за этой славы. Слава портит людей. Она отравляет им разум. Заставляет делать вещи, которые ты бы никогда не сделал в здравом уме. Слава разрушительна и убийственна. Она очень дорогого стоит, сынок. И я считаю, что жертвовать любимыми людьми ради того, чтобы потом твоё имя скандировали сотни других, даже не знакомых тебе людей… Я считаю, что это того не стоит.

– Но ведь это так здорово, – продолжил я. – Только представь, как ты выходишь из дорогого отеля или просто из дома, а сотня людей уже ждёт тебя там. Они ждали тебя с самого утра, пока ты помоешься, побреешься, позавтракаешь. Они простояли здесь всё утро только для того, чтобы получить твою роспись на бумаге. И как только они тебя видят, они начинают кричать. Молодые люди, девушки. Они готовы на всё что угодно, лишь бы выложить «ВКонтакте» фотографию с тобой. И всё что тебе нужно – это улыбаться в объектив и расписываться у них на твоих же фотографиях. А церемонии представления. А крупные мероприятия. Встречи известных людей. Интервью на радио и на телевидении. Журналисты, репортёры, которые задают тебе вопросы, снимают, фотографируют. Представь, как мы с тобой просто пойдем за молоком в магазин, а нас будут фотографировать со всех сторон. А потом выкладывать эти фото в Интернет, где молоденькие девочки будут писать, какая ты красивая и какой я милый. А представь: ты включишь первый канал вечером, а там, на программе «Вечерний Ургант», сам Иван Ургант будет брать у меня интервью. Он будет спрашивать меня о моей жизни, о друзьях, о том, как я написал эту книгу и о чём она. Ты можешь себе это представить. Это же просто рай на земле. И все тебя знают. И все хотят быть к тебе ближе. Все хотят сфотографироваться с тобой, чтобы потом рассказывать подругам: «Господи, сегодня в кафе я видела Матвея Холодова. Я сфотографировалась с ним. Сегодня вечером обязательно выложу это в Интернет». Как же это здорово, мам. Как же я всего этого хочу. Такая жизнь по мне. Она была бы просто изумительна.

– Ты ещё столько всего не понимаешь, – прервала меня мама, – любимый мой. Наслаждайся тем, что у тебя есть. Наслаждайся тем, что дал тебе Бог. Ведь это твоя жизнь. Она прекрасна, даже если тебя не знают многие люди и не приглашают тебя на вечерние передачи.

– А представь, – продолжил я, – представь нас с тобой на церемонии открытия какого-нибудь нового музея. Или на пресс-релизе моей новой книги. Представь себя в самом красивом платье. Представь, как бы это было здорово. Представь, что все нас фотографируют, и что ты всем говоришь, что да – это мой сын. И Женя там с нами. Тоже вся невероятно красивая. И мы же тогда были бы королями, мама. Ты представляешь?

– Ой, любимый. Когда-нибудь ты научишься ценить всё то, что у тебя и так есть, и поймёшь, что всё то, чего ты хочешь, можно добиться, но всё то, что есть у тебя сейчас, потерявши однажды, назад не вернёшь. Запомни эти слова, любовь моя. А теперь иди ко мне, мой мечтатель. Я поцелую тебя и лягу спать. И ты иди, потому что завтра у тебя последний день и доклад, и ты должен выступить лучше всех. Вместе с Женей. Надеюсь, что ты готов, и мне не о чем волноваться.

– Конечно, мама. Тебе не о чем волноваться. Я всё сделал. Как всегда, – я подполз к маме поближе, чтобы она могла меня поцеловать. Мы обменялись поцелуями на ночь, я спрыгнул с её кровати и направился в свою комнату.

– Моть? – позвала меня мама.

– Да, мам?

– Поосторожнее с желаниями, любимый. Они иногда сбываются.

– Знаешь, было бы просто чудесно, если бы моё желание сбылось.

– Ты этого не знаешь, – подвела она. – Я люблю тебя, сынок. Спокойной ночи. Спи сладко. Ложись сразу, завтра тяжёлый день.

– Я тоже тебя очень сильно люблю, мамочка, – ответил я и отправился в кровать.

Несколько следующих минут я не мог уснуть. Сон просто не накрывал меня. Я так яростно рассказывал маме о своём желании, что в конце концов почти поверил в то, что это всё может сбыться. А ведь было бы так здорово, если бы моё желание превратилось в реальность. Сколько бы всего я смог бы сделать. Какие бы возможности передо мной открылись. Но, к несчастью, всё это только мечты, которые вряд ли когда-нибудь воплотятся в реальность. Ладно. Завтра у меня действительно трудный день, и мне, правда, лучше бы выспаться. Тем более что помимо школы завтра, у меня будет чудесный остаток дня, который я проведу с Женей. Завтрашний день полностью удастся, я в этом ни капельки не сомневаюсь. На улице, как и положено в это время года, было ужасно душно. За день весеннее солнце так нагрело воздух, что вечером в доме практически нечем было дышать. Перед сном я, как обычно, открыл большое окно, чтобы хоть немного свежего воздуха могло проникнуть в мою комнату. Ночь была удивительно тихой, разве что из окна можно было услышать звук машин, проезжающих мимо нашего дома, и изредка взрывы салютов где-то очень далеко. Выглянув в окно, можно было увидеть множество других окон, в которых ещё горел свет. Времени было не много, всего одиннадцать часов, поэтому, этот факт был понятен и объясним. Вдалеке можно было услышать звуки радио или музыки, играющей очень громко в чьей-то машине. Если приглядеться повнимательнее, то можно разглядеть огни, горящие над продуктовым магазином, который, должно быть, ещё не закрылся. Луна была хорошо видна в безоблачном столичном небе. Даже можно было увидеть небольшое количество звёзд, повисших здесь. Ночь стояла удивительно тихая и спокойная. Она только родилась и уже призывала нырнуть в неё с головой современную молодёжь, а тех, кто постарше, забирала к себе в сонные объятия. Ещё один день подошёл к концу, на очереди рождение нового дня. Нового дня и новых событий. Рождение уже было на носу, а я ещё не попрощался с прежним днём. Моё постельное бельё несколько часов назад я вытащил из стирки, так что сейчас я прохлаждался в объятиях свежих подушек и чистого одеяла. Полежав ещё немного и подумав о происшедшем сегодня, вчера, о том, что может произойти завтра, я медленно, сам того не замечая, пустился в объятия ангела сна, который забрал меня куда-то далеко-далеко до самого утра.

5.

Для меня просыпаться рано утром никогда не доставляло особого труда. Я вставал всегда к семи часам утра, отправлялся на утреннюю пробежку, где не встречал своих знакомых, которые в пять ртов кричали мне, о том, что завтра они точно пойдут бегать со мной. Но, видимо, лежать в кровати и видеть красочные сны им намного интереснее, нежели по три круга оббегать наш районный парк утром. Но не мне об этом судить. Я оббегал его каждое утро, за исключением выходных, потому что тоже любил иногда поспать подольше. После я приходил домой, принимал душ, чистил зубы, как любой другой человек. Завтракал в одиночку, поскольку мама моя являлась чемпионом в недавнем олимпийском виде спорта, называвшем себя «Ещё чуть-чуть». Мама забирала золотые медали во всех категориях каждый день. Я по привычке выпивал чашку чая, съедал зелёное яблоко, одевался и отправлялся в школу. Но только не сегодня, что очень сильно меня удивило. Сегодня я составил маме достойную конкуренцию. Будильник прозвонил над моим ухом ровно в шесть пятьдесят утра, но я отключил его и продолжил наслаждаться компанией прохладного одеяла и мягкой подушки. Далее телефон прозвонил ещё три раза: в семь ровно, в половину восьмого и в восемь. После чего телефон раздался звуком уже не будильника, а звонка.

– Да, мам, ты что-то хотела? – сквозь сон, ответил я на звонок.

– Да так, особо ничего, – начала мама с тонкой ноткой сарказма в утреннем голосе. – Хочу, чтобы ты сходил за молоком и хлебом. А точно, и за моей сумкой в машину, хорошо?

– Да, конечно, – ответил я, не заподозрив никакого обмана.

– И ещё кое-что… – продолжила она.

– Да что же это?

– Ну это мелочи, я бы хотела, чтобы ты поднялся с кровати, – в этот момент я почувствовал, как в её голосе появилась нотка злости, и он погрубел, – и отправился в школу, ленивый тюлень.

– А точно, понятно, – ответил я, приняв в своём сознании суровую реальность, которая подтверждала то, что сегодня предпоследний, а не последний день, и идти в школу мне всё же придётся.

– Моть, занятия начинаются через полчаса, – продолжила мама, – если ты не успеешь за это время принять душ, поесть, одеться и успеть к занятиям, Валерия Ивановна тебя просто уничтожит. Тем более что ваши с ней отношения не так уж и хороши, как бы мне этого хотелось, а если ты ещё и опоздаешь в последний день на её единственный урок, не думаю, что она будет так мила и поставит тебе четыре. Давай скорее.

Итак, знакомьтесь, Валерия Ивановна. – Здравствуйте, Валерия Ивановна. Здравствуйте, Валерия Ивановна. Доброе утро, Валерия Ивановна. Как ваше здоровье, Валерия Ивановна. Каждое утро, каждый дурак должен был подойти к нашему учителю и сказать ей что-нибудь приятное, чтобы она оставалось доброй до конца дня. Не ищите ошибки, я употребил верное слово: «должен». Сейчас объясню. Валерия Ивановна была не самой любимой нашей учительницей в школе, но мы должны были её уважать и почитать. Мы должны были. Мы, в моём понимании, – это весь наш класс. Мы должны были не так, как все, хотя другие тоже были должны. Но мы особенно, хотя бы потому, что Валерия Ивановна являлась нашим классным руководителем. А это значит, что с пятого класса она являлась нашей «второй мамой». В родительском комитете её не любили точно так же, как и в классе. Она была ворчливой, старой, всё время что-то требовала от нас. Не знаю точно, откуда можно начать прослеживать её биографию, но начну с того момента, как она появилась в школе. Произошло это задолго до моего появления на свет. Валерия Ивановна была учителем ещё у моего папы, и как потом она сама утверждала, – его любимым учителем. Я этого никогда не мог ни подтвердить, ни опровергнуть, сами знаете, почему. Работала с детьми она уже очень долго, и, должно быть, за этот огромный отрывок времени научилась их ненавидеть. Наш класс, по её словам, был последним, она говорила нам о том, что как только закончится наш выпускной, она заполнит все оставшиеся бумаги и отправится на пенсию куда-нибудь в деревню, где сможет заботиться о садике и о маленькой собачке, которую подарила ей её дочка. Валерия Ивановна была маленького роста, тощего телосложения, и когда проходила по коридорам, слегка шаталась из стороны в сторону, будто голландский парусник. Волосы её были такого насыщенного багрового цвета, что казалось, будто она просто опускала свои волосы в банку с краской, а потом ждала, когда они высохнут, чтобы заплести их в пучок, которым красовалась по всей школе. Мальчики всех возрастов очень любили этот самый пучок, потому что туда всегда можно было закинуть ластик, маленький карандаш, булавку и всё что угодно. Морщины на лбу и других заметных областях лица Валерии Ивановны свидетельствовали о том, что за годы своей практики она вдоволь нервничала и была готова закопать всех, кто заметит их и скажет о них хоть что-то. Дети начинали смеяться каждый раз, когда она заходила в кабинет. Это не из-за того, как она ходила, но из-за её очков. Видела она плохо, по причине своей старости, и поэтому нуждалась в довольно большом увеличении. Линзы в её очках походили на маленькие тарелочки, а размер глаз, который можно было увидеть в этих очках, был просто огромный, поэтому всякий раз, когда она отзывалась и поднимала голову, нам казалось, что два огромных глаза катаются по тарелкам. Маленькие чёрные усики над губой Валерии Ивановны нас всегда пугали, поэтому мы старались близко к ней не подходить. Губы она имела привычку красить в цвет волос. Такой же насыщенный багровый цвет, будто она вампир, который только что имел удовольствие отведать чьей-то крови. Одеться она любила роскошно. Сынок Валерии Ивановны работал на нефтяной бирже, поэтому она никогда особо не имела проблем с деньгами. Финансовой поддержки её сына и зарплаты в школе ей хватало на то, чтобы каждое лето отправляться в Италию, которую она так сильно любила. В моменты счастья и отличного настроения она рассказывала нам о том, как любила отправляться в Венецию на несколько дней, гулять там по узким улочкам, которые никогда не осквернялись ни машинами, ни какими-либо другими средствами для передвижения, помимо ног. Сперва она прогуливалась по улочкам, а затем, по её словам, присаживалась в одной из огромного множества кофеен и просто наслаждалась чудесным напитком и невероятно красивым видом. Ну так вот, одеться она любила дорого, но не экстравагантно. Ну, вы знаете, порой на улицах можно встретить пожилую даму, разодетую, как клоун, с огромной шляпой на голове. Таких, как правило, немного, но они существуют. Валерия Ивановна была не такой. Все её наряды были строги и сдержанны. Но цветовой спектр, признаться честно, был самый разный. От тёмного или чёрного, как сама тьма, до ярко-алого, как кровь. К нарядам этим обычно прилагалась недешёвая бижутерия, которая, как ни странно, сюда очень даже вписывалась. А когда она надевала одно из любимых платьев нежно-розового цвета, подключая к нему жемчужное ожерелье, подаренное ей нашим прежним директором, который был в неё влюблён без памяти, она походила на этакую Долорес Амбридж. А порой, когда острая пелена гнева затмевала ей глаза, ученики отзывались о ней, как о настоящей Медузе Горгоне. В общем, на протяжении всего ученического опыта, который она могла нам предоставить, мы, пожалуй, запоминали всех древнегреческих монстров, египетских злых богов и норвежских чудищ, накладывая их образ на нашу дорогую и всеми любимую учительницу. Как я уже упоминал ранее, Валерия Ивановна обожала обходить школьные коридоры. Причём, обожала делать это каждую перемену. – Для чего? – подумали сейчас вы. Я объясню. Она очень любила слушать то, как её приветствуют ученики. Как сообщают ей о добром утре. Как улыбаются ей. Некоторые особо энергичные лизоблюды, любили повторять ей каждую перемену, какая у неё красивая причёска сегодня, притом что причёска была одна и та же в течение, я полагаю, последних двадцати семи лет. На всех старых корпоративных фотографиях, гордо вывешенных в школьном холле, причёска не менялась с тысяча девятьсот восемьдесят пятого года. СССР развалился, а причёска осталась нетронутой. Особое внимание стоит обратить на то, как она ходила: она любила накинуть себе на спину старый, но верный ей чёрный платок, словно это роскошная шуба, которую надевали короли, когда проходили по своим владениям. Очки, имеющие более изящную оправу и не такое сильное увеличение и без того не маленьких глаз. Надевая свои королевские «доспехи», она расхаживала по коридорам медленно и претенциозно, нацеливая свой взгляд на каждого, кто шёл ей навстречу, чтобы не упустить сладость, проливавшуюся из его уст. И если ты, будучи учеником, не поздороваешься с ней каждый раз, при виде её, тебя ждёт длинная лекция на тему правильного отношения к старшим, и если такой неудачник попадался, дети, проходившие мимо, могли не здороваться с ней, потому что точно знали, что сейчас она занята более важным делом и беспокоить её не стоит. Мои с ней отношения имели такой же эпичный характер, как и у фильма «Властелин Колец» Питера Джексона. Отношения наши походили на натянутую струну гитары, которая вот-вот порвётся. И порваться, по моим прогнозам, она должна была ещё до того, как я официально закончу десятый класс. Единственное хорошее, что я точно могу сказать, это то, что свой предмет она знала просто восхитительно. И даже особо «острые» ребята, которые давали ей наиболее смешные прозвища, не могли поспорить с тем, что знания она умеет давать и делает это с профессионализмом. Когда она начинала новую тему или рассказывала что-то из того, что знала сама, мы все погружались в её собственный, отдельный мир. Интересный и познавательный. Её особая сила была в том, что она любила свой предмет и хотела заинтересовать нас. Она хотела подарить нам знания, чтобы мы абсолютно точно что-то запомнили и могли бы использовать это в будущем как особое лингвистическое оружие. А как только звенел звонок, она вставала с кресла, официально сообщала о том, что урок окончен, и отправлялась в коридоры за новой порцией сладкой лжи. Да, и ещё она обожала путешествовать. Она очень любила возить нас на всякого рода экскурсии, и показывала нам новые места, и рассказывала, что, и где, и как получилось. В этом ей тоже не было равных. А в остальном, в опросах хороших взаимоотношений между учеником и учителем, она, скажем так, нуждалась в большом справочнике «для чайников». Хорошие оценки она ставила только тогда, когда другого выхода уже не было и придраться было не к чему, поэтому к её уроку все готовились тщательно и заучивали всё назубок, чтобы, когда она задаст вопрос с подвохом, мы были готовы. Причём, порой у учителей бывают любимые ученики или отличники, которые идут на медали, и все учителя знают, что лучше не портить им судьбу, да и потом, зачем это делать, если можно просто поставить оценку. Хорошую, очень хорошую. Поставить, даже если она с натягом. У Валерии Ивановны таких не было. У неё не было любимчиков, и в учительском составе у неё никогда не было друзей. Да и не сказать, что её это очень волновало. Она всегда ставила так, чтобы ты понял, что ты не выучил материал. Поэтому для того, чтобы не заработать плохую оценку, все ребята, включая меня, зубрили весь материал до посинения. Техника эта работала, но за это её все ненавидели. И по велению судьбы или по приказу кого-то сверху предмет, который она вела, являлся моим самым любимым, а именно литературой. Я думаю, что вы уже догадались, почему. Как бы мне ни горько было это признавать, но мне всегда безумно нравилось, как она преподавала, а вот ей, как я учился, не нравилось никогда. Мы с Валерией Ивановной всегда были на своей, особой волне, на которой мы понимали, что я отлично разбираюсь в её предмете. Я понимаю, оцениваю, принимаю внутренний мир любого персонажа, могу объяснить и описать его. Мы с ней знали, что у меня довольно неплохо получается писать, и что ей самой нравится, как я пишу. Мы знали это, но никогда не уходили дальше четверки. И то, каждый раз, когда она ставила эту несчастную четвёрку, я видел такую боль в её глазах, сравнимую только разве что с потерей близкого человека. Складывалось ощущение того, что они с тройкой давно затевали план, как бы этой самой тройке проникнуть в мой дневник, но каждый раз, когда они в конце четверти заглядывали в журнал, план разрушался, и они вместе отправлялись в бар, чтобы выпить и забыться. В общем и целом, Валерия Ивановна точно не была кандидатом на звание «лучший учитель в школе», даже с учётом того, что преподавала она просто блестяще. Со всем её арсеналом знаний и умений она не обладала, пожалуй, самым главным оружием, которое необходимо любому учителю, – добротой и лаской. Никто не знает, почему она такая, почему она так сильно нас не любила или не любила это место, но мы всё же ждали дня, когда она станет доброй и хорошей. Но этот день так и не наступил. Но для меня однажды наступил другой день. День, который перевернул моё представление о ней как о человеке раз и навсегда.

История эта произошла в середине зимы. Стояли жуткие холода, и даже пластиковые окна, которыми недавно обзавелась наша школа, не справлялись с ними. В школе стало не теплее чем в морге. Хотя порой даже в самые тёплые весенние дни, это место можно было назвать моргом. Но сейчас не об этом. Все маленькие юбочки и другие прекрасные наряды девушек, открывающие вид на их груди и накрашенные ноготки, спрятались под покров толстых вязаных бабушкиных свитеров, штанов с подкладкой и перчаток, которые надевают путешественники, отправляющиеся в горы. Всё это выглядело будто сцена из фильма «Послезавтра», где каждый учащийся стал главным героем, который пытался спастись от холодов. Но отопления не было по всей школе, и уходить было некуда. Всё, что спасало, – это тёплый чай в столовой и объятия «любимого» у ребят, которые не стеснялись показывать издержки своих отношений прямо посреди школьной столовой. А некоторые из них любили показать, как профессионально они умеют целоваться, используя язык, сидя прямо напротив тех, кто в это время поглощал тёплый суп. После таких сцен супа более не хотелось. Не знаю, что произошло с великим платком, но пару дней он отсутствовал на спине Валерии Ивановны, и видимо, по этой самой причине в течениё нескольких следующих дней её не было в школе. Другие учителя заменяли её уроки, на которых, как это бывает во всякой школе, никто никогда ничего не делает. Кто-то занимается своими делами, кто-то занимается делами соседа, кто-то делает домашнее задание, а кто-то просто болтает. Самые наглые решают, что даже здесь, в этот час, ребята хотят посмотреть на мастер-класс по поцелуям. Но со временем обычно на них перестают обращать внимание, и даже им самим это прекращает нравиться. В один из таких дней, когда Валерия Ивановна отсутствовала по причине своей болезни, я направлялся в школу в отличном настроении. Причиной моего отличного настроения была погода, которая совсем разгулялась. По причине этого на школьном сайте утром было напечатано объявление о том, что уроков будет только три, после чего ученики могут отправляться домой, чтобы не подвергать опасности свои жизни и своё здоровье. Иногда забота школьной администрации становится такой тёплой и такой близкой моему сердцу, что мне хочется их обнять и поцеловать. Другими словами, а именно, словами моей мамы: «Тебе всё что угодно – лишь бы не учиться». Наверное, она права. Но мне только семнадцать, так что я нахожу этот аргумент вполне уместным, для того чтобы использовать его в качестве защиты. Настроение повышалось с каждой новой минутой, непонятно от чего, и ничто не предвещало ничего необычного. Но не успел я шагнуть на порог школы, как из моего кармана послышался звук звонящего телефона. Метель была просто невероятной, так что, чтобы хотя бы посмотреть, кто звонит, не то, чтобы ответить, мне пришлось зайти под крышу. Достав телефон из кармана и открыв крышку этой старой «раскладушки», я посмотрел на экран. Номер не определялся.

– Алло? Матвей, это ты?

Голос, доносящийся с того конца трубки было очень трудно расслышать, я не мог разобраться, кто это был. Ко всему прочему, помимо плохого звука и тихого голоса, всё это сопровождалось бушующей метелью и диким воем ветра. Загадочный голос, который я еле-еле мог расслышать, показался мне очень милым и дружелюбным, поэтому я, как маленькая наивная красная шапочка в ожидании конфеты, ответил: – Да, это я. А кто это?

– Это Валерия Ивановна, ты можешь сейчас говорить?

Внутри меня всё зажалось. Зажмурилось. Замерло. Это словосочетание, услышанное мною, поселило в моей душе тени. Я не знал, что добрый голос, которому я доверился, исходил из уст волка, который так и ждал, когда я объясню ему, как открыть дверь. Я растерялся, и в мою голову в тот момент не пришло ничего более умного, чем бросить трубку, как я и сделал. Конечно, я понимал, что это невежливо и неприлично. Но зачем, зачем ей понадобилось мне звонить? Мне было интересно, но, к счастью, страх перед этой женщиной перевесил чувство любопытства, и я, снова с радостью надев свою широкую улыбку, зашагал прямо в парадную дверь школы. На входе меня встретил охранник, вежливо улыбающийся каждое утро. А также часы, которые оповещали о том, что до начала уроков у меня есть ещё целых двадцать минут и торопиться мне просто некуда. Не успел я подойти к скамейке, чтобы переодеть сменную обувь, как звонок повторился. Номер снова не определялся, но по предыдущему опыту и памяти я понял, что звонящий один и тот же. Подождав немного и убедившись в том, что Валерия Ивановна не собирается отступаться, я всё же нажал на кнопку «принять» и приготовился к самому страшному.

– Алло? – повторил я снова, уже не таким уверенным голосам, как прежде.

– Да, Матвей? Это Валерия Ивановна. Не понимаю, что это было, должно быть, из-за погоды связь оборвалась. Ты меня сейчас слышишь?

– Так точно, Валерия Ивановна. Вас слышу отлично. – что-то в моей голове повернулось не в ту сторону, и я вдруг начал разговаривать, как солдат-новобранец, в страхе отвечающий на вопросы главнокомандующего.

– Послушай, дружок, ты не мог бы прийти ко мне на помощь, если для тебя это не составит труда? – вежливо спросила она меня.

– Дружок? – подумал я. – Прийти на помощь? Не составит труда? – в тот момент я потерялся в мире окончательно. Верх стал низом, чёрное – белым, а мужики перестали делать всё что в их силах, лишь бы добиться сочного тела очередной девушки, и стали влюбляться в их внутренний мир с первого раза. – Я… – начал я в ответ на вопрос Валерии Ивановны. – Я. Конечно, Валерия Ивановна. А что, позвольте спросить, мне нужно сделать?

– Ты помнишь, как год назад ты и Кулдатов приезжали ко мне домой, чтобы забрать подарки девочкам на восьмое марта? Это близко. Прямо у входа в метро «Отрадное».

Год назад мы с Ваней действительно ездили в паучье гнездо, чтобы забрать оттуда подарки девочкам на восьмое марта. Но не то, чтобы мы отправились в самое сердце разрушений и боли, нет. Мы остановились внизу, на детской площадке, и позволили Валерии Ивановне донести маленькие пакетики с медвежатами из квартиры до улицы самой. После чего мы забрали подарки и отправились в школу, каждый день стараясь забыть об этом невероятном приключении. Старались забыть каждый день… Я старался забыть… Вплоть до сегодняшнего дня. – Я… – снова начал отвечать я. – Я помню. Да. Конечно. Ваш дом достаточно близко. А что?

– Мне нужно, чтобы ты приехал и забрал у меня некоторые файлы с важными документами, которые ты потом будешь должен отвезти назад в школу. Пожалуйста. Ты бы мне очень помог. Но только прямо сейчас, пожалуйста. Я уже позвонила директору и попросила, чтобы тебя выпустили. Просто, если ты возьмёшься, то это нужно сделать прямо сейчас. Ну как, идёт?

Я не знал, что мне ответить. С одной стороны, это выглядело, как самоубийство. С другой стороны, тоже. С третьей стороны, это выглядело, будто я маленькая муха, которая сейчас сама полетит в стальные сети безжалостного паука, но это эквивалентно самоубийству. Никаких других предположений здесь и быть не могло.

– Я бы сделала это и сама, – продолжила Валерия Ивановна, – но я уж очень плохо себя чувствую. Ты сделаешь это?

– Я, да. Я, конечно. Сейчас я направлюсь к метро и в течение сорока минут буду уже у вас.

– Славно. Спасибо тебе, дорогой.

– Конечно, – ответил я, – до свидания.

– Я жду.

– Какого чёрта ты сейчас наделал? – спрашивал я себя снова и снова до тех пор, пока не добрался до её квартиры. Я спрашивал себя об этом, когда получал у директора талон на выход из школы, я спрашивал себя об этом, когда шёл по улице, спрашивал, когда покупал билет в метро, и когда ехал в метро. Я спрашивал себя, когда подходил к её дому и открывал дверь подъезда. Я спрашивал себя в лифте. Я не переставал спрашивать себя до тех самых пор, пока не нажал на кнопку дверного звонка, а когда нажал, мысли заиграли новым вопросом: – Какого чёрта ты наделал сейчас? – Я не мог ответить на этот вопрос. Я просто не знал, почему я это сделал. Я не знал почему, не знал зачем. Ведь я мог сейчас пойти на три своих несчастных урока. А потом отправиться домой, но нет. Я приехал сюда. Я положительно отозвался на её просьбу и теперь нашёл себе приключений. Я позвонил и приготовился к взгляду, парализующему меня на протяжении четырёх лет. Я услышал звуки отпирающегося засова и голос, интересовавшийся, кто я такой. Я назвался, чтобы удостоверить Валерию Ивановну в том, что я не грабитель и не пришёл для того, чтобы украсть её драгоценный платок. Через несколько секунд она открыла дверь.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.