Фридрих Евсеевич Незнанский
      Серия "МАРШ ТУРЕЦКОГО"
      Прокурор по вызову
      (1999)
      Кто заказал проститутку?!
      Вчера утром в своей пятикомнатной квартире в Воскресенске выстрелом из снайперской винтовки была убита Светлана Парамоновна Калашникова. Двадцати шести лет, одинокая, безработная.
      Смертельный выстрел был произведен с крыши девятиэтажного здания, расположенного в соседнем квартале, примерно в пятистах метрах от дома, в котором проживала Калашникова. Это пока единственный факт, достоверно установленный следствием. И вполне вероятно - последний.
      Чьи деньги украл питерский хакер?!
      Сотрудниками налоговой полиции Санкт-Петербурга задержан временно безработный Игорь К., которому инкриминируют хищение 2 000 000 долларов из "Кредитного банка" г. Женевы. Причем деньги были сняты не "с миру по нитке", а с одного конкретного "русского" счета.
      Любопытно, что пострадавший владелец так и не объявился, предпочитая, очевидно, потерять 2 000 000 долларов, нежели иметь дело со швейцарской полицией.
      И теперь задержанного хакера, вероятно, придется отпустить, так как ему можно вменить в вину только использование нелицензионного программного обеспечения.
      Что делать???
      Призрак коммунизма бродит теперь только по Корее. Иногда заглядывая на Кубу...
      Как вернуть его в Россию? Чем заманить? Что посулить неприкаянному?
      Мнения разделились. Одни говорят - деньги. Вторые - тело. Третьи вечный покой и вечную память.
      А вместе с мнениями разделились и верующие в него...
      Из газет
      Турецкий. 4 апреля, воскресенье. 22.10
      Лидочка немного успокоилась, но разговор упорно не клеился, - совершив пару безуспешных попыток завязать дискуссию о погоде, Турецкий молча уставился в окно. Таксист слушал по радио новости и язвил в адрес дикторши.
      "После ряда публикаций в СМИ генеральный прокурор Владимир Замятин подписал постановление о проведении обыска в офисе охранного агентства "Вулкан", якобы занимавшегося прослушиванием телефонных переговоров и слежкой за высокопоставленными российскими чиновниками, политиками и крупными финансистами. По некоторым сведениям, "Вулкан" имеет в своем арсенале сверхсовременную шпионскую технику, которой могут позавидовать официальные спецслужбы".
      - О-о-о... - иронично тянул таксист.
      "Так, в наделавшей около месяца назад много шума статье "Всероссийская паутина", напечатанной в "Московском комсомольце", анонимный автор утверждал, что "Вулкан" прослушивает и при помощи суперкомпьютера стенографирует все переговоры по мобильным телефонам на территории нашей страны, а также переговоры по линиям правительственной связи. Кстати, упомянутый суперкомпьютер, по словам автора, вывезен из США в обход установленных ограничений на экспорт новейших компьютерных технологий, что само по себе является уникальным случаем в истории технического шпионажа.
      По некоторым данным, "Вулкан" также имел практически неограниченный доступ к совершенно секретной информации, хранящейся в ФСБ и МВД".
      - Дерьмо ваше ФСБ! - распалялся таксист. - От Конторы одно здание осталось. Прослушивают их... Скоро будут по пьяни углы обделывать!
      "В распространенном сегодня заявлении пресс-центра Генеральной прокуратуры сообщается, что в результате проведенных оперативно-розыскных мероприятий установлена причастность "Вулкана" к незаконному наблюдению за семьей президента и рядом видных российских общественных деятелей. Генеральным прокурором подписано постановление о возбуждении против руководителей "Вулкана" уголовного дела по признакам статей 137 и 138 УК РФ (нарушение неприкосновенности частной жизни и нарушение тайны переписки, телефонных переговоров).
      Руководитель пресс-центра Генпрокуратуры Олег Сытник в интервью нашему корреспонденту, сославшись на необходимость соблюдения тайны следствия, отказался комментировать сведения о финансировании деятельности "Вулкана" Вилли Сосновским и связь вчерашних событий с проведенным на прошлой неделе обыском в московском представительстве фирмы "Универсал газ трэйдинг", контрольный пакет акций которой принадлежит господину Сосновскому".
      - Мужик, конечно, полное говно - но его уважаю! Нажухал родное государство на половину бабок и жив до сих пор!
      "В свою очередь, в президентской пресс-службе нам сообщили, что публикации, послужившие основанием для проверок Генпрокуратуры, были включены в обзор прессы, который ежедневно готовится для президента. Однако пока ничего не известно о его реакции по этому поводу.
      Сегодня поздно ночью Вилли Сосновский возвращается из Белграда, где, согласно информации РИА "Новости", он вел переговоры с югославским руководством о льготных поставках сжиженного газа и нефтепродуктов в эту страну для обеспечения гуманитарных нужд. По возвращении Сосновского в Москву, возможно, следует ожидать нового поворота в деле "Вулкана"..."
      Такси остановилось у новой восемнадцатиэтажки.
      - Я тебя провожу. - Турецкий выбрался из машины и помог выйти Лидочке. - Похвастаешься своим гнездышком. - О том, что Лидочка с родителями больше не живет, он знал, но в гостях у нее, понятное дело, не был. - Асфальт тут на грязь клали или на снег? - живо интересовался Турецкий, шагая по колдобистому темному дворику. - А фонари только по праздникам включают?
      Лидочка на его бодрые замечания не реагировала, сосредоточенно всматриваясь в темноту двора.
      Дверь подъезда резко распахнулась прямо у них перед носом, Лидочка вздрогнула и невольно прижалась к Турецкому. Из подъезда выскочил стремительный хмурый мужик с авоськой и, буркнув "здрасть...", убежал в ночь. Лидочка сделала вид, что просто оступилась - бетон на ступеньках крыльца, конечно, уже успел раскрошиться, - только Турецкий в это не очень поверил.
      Поднялись на пятый этаж.
      - Ты не против, если я тут похозяйничаю? - Турецкий прошел прямо на кухню и взялся заваривать чай.
      Лидочка безучастно наблюдала за его деятельностью.
      Обнаружив в холодильнике початую бутылку "Белого аиста", Турецкий щедро плеснул себе и хозяйке. Изумительный букет коньяка с бергамотом приятно щекотал ноздри. Почему-то захотелось есть.
      - Вы хоть успели поужинать до того? - как бы невзначай поинтересовался Турецкий. Неплохо было бы подкрепиться парой бутербродов, но Лидочке есть не хотелось, и он решил отложить подкрепление до возвращения домой. Расскажешь, что случилось?
      - Ничего не случилось. - Она медленно прихлебывала чай, глядя мимо Турецкого.
      - Лидка! - взорвался он. - Ну ты на себя посмотри: ревешь, руки дрожат, от соседей шарахаешься. И ты мне будешь говорить, что ничего не случилось? Если это, конечно, дела амурные, ради бога - разбирайся сама. Хотя стоило бы этому надутому уроду популярно объяснить, как себя вести с хорошенькими девушками...
      - Не амурные.
      - Хорошо. Уже гораздо проще. Чего же он от тебя хочет? Может, денег? Ты у него деньги не занимала?
      - Нет. - Она снова была готова расплакаться.
      Разговор нужно было прекращать, но и оставлять девушку одну в таком состоянии не хотелось.
      - Может, Косте позвонить?
      - Александр Борисович, - Лидочка умоляюще посмотрела на Турецкого, только отцу не нужно ничего говорить, хорошо?! У меня все нормально, я со всем разберусь, просто сегодня как-то сразу все... Это пройдет, все можно как-то уладить.
      - Ладно, попей чайку - и спать. Но завтра я заеду и ты мне все-таки объяснишь. А то придется мне допросить с пристрастием твоего знакомого. Номер его колымаги я запомнил, мы в два счета выясним, кто он, и устроим наглецу допрос третьей степени...
      По мере того как Турецкий рисовал перспективы розыскных мероприятий, лицо Лидочки вытягивалось и серело.
      - Завтра, - выдавила она, - давайте поговорим завтра.
      Отходя от двери, Турецкий услышал, как Лидочка закрылась на два замка и набросила цепочку.
      Турецкий. 5 апреля, понедельник. 7.40
      Сегодня Турецкий явился на работу на час раньше обычного, надеясь подремать на любимом диванчике часок-другой. Всю ночь дражайшая супруга развлекала его страшными догадками о том, что такого ужасного могло случиться с Лидочкой, и договорилась до того, что у Кости Меркулова скоро появится внучок-негритенок, папаша которого продал Лидочку за долги в гарем зимбабвийского князька. Турецкого оригинальные версии жены откровенно нервировали, но и закрывать тему было опасно - не выговорись Ирина Генриховна с ним, обязательно потянет ее поговорить с кем-то еще. В результате спал он часа полтора, не больше.
      Однако оказалось, что в ранние птахи записались сегодня чуть ли не все служители Немезиды. В коридорах Генпрокуратуры было непривычно многолюдно. Народ бегал из кабинета в кабинет. Пока Турецкий поднимался на свой этаж, его несколько раз остановили на лестнице, интересуясь, не смотрел ли он ночью телевизор. Группа коллег, человек десять, курила у открытого окна, что-то оживленно обсуждая.
      - Сан Борисыч! Телик ночью не смотрел? - снова окликнул кто-то Турецкого.
      - Я по ночам сплю или... работаю. Случилось что?
      - А хрен его знает.
      Может, опять путч какой-нибудь, подумал Турецкий, заваривая кофе. Спать почему-то перехотелось. А ведь весной еще путчей не было. Непорядок.
      Ровно в девять селектор голосом секретарши генерального сообщил, что Турецкого вызывают на ковер. Точно путч, решил он. Причем все уже сдались, признались и покаялись, а теперь просто протоколы заполнять людей не хватает.
      Генеральный прокурор Замятин с серо-зеленым лицом хлестал минералку "Ессентуки-17" и жадно курил. От "доброго утра" Турецкого его просто передернуло:
      - Постыдился бы!
      - А в чем, собственно...
      - Думаешь, из-за кого мы здесь собрались?!
      Турецкий вопросительно взглянул на Меркулова, сидевшего за приставным столиком. Тот уныло кивнул - из-за тебя, мол.
      Значит, не путч.
      Турецкий быстренько перебрал в уме свои изыскания за последние несколько дней, но ничего экстраординарного вроде не случалось и не затевалось. На нем, правда, висело безнадежное дело о коррупции в Минтопэнерго, и генеральный недавно намекнул, что его (дело) надо побыстрее закрывать. Турецкий, естественно, сделал вид, что не понял, и продолжал копать по инерции, со свойственным опытным ищейкам автоматизмом, абсолютно не веря при этом в успех. Но вызвали его наверняка не из-за этого. Чтобы прикрыть дело по-тихому, не нужно устраивать показательный разнос с приглашением Меркулова.
      - Был звонок из администрации президента, - с нажимом объяснил Замятин. - И меня очень попросили указать некоторым работникам Генеральной прокуратуры на их неадекватное поведение, порочащее авторитет серьезной организации, в которой они изволят служить. Теперь понятно?!
      - Ну... в общих чертах. Хотя, конечно...
      - Хватит ваньку валять, Турецкий! - рявкнул генеральный так, что даже закашлялся. Он отхлебнул еще минералки и продолжил, чуть сбавив громкость: - Вчера в ресторане "Россини" сотрудник администрации президента Аркадий Антонович Братишко ужинал с девушкой, никого не трогал, никому не мешал. Вы без всякой видимой причины вдруг взялись приставать к его девушке, оскорбили его в ее присутствии... действием! Нецензурно хамили. Нанесли человеку огромный моральный ущерб и увезли девушку на такси в неизвестном направлении... Я все правильно излагаю? Теперь припоминаете свои подвиги? Или вам дословно изложить, какие слова и с какими интонациями вы произносили в адрес уважаемого и, заметьте, трезвого на тот момент человека?
      Турецкий просто опешил от такой наглости. Это он, значит, нецензурно хамил? Оскорблял действием и наносил моральный ущерб?!
      - И не надо мне говорить, что вы не знали, кто он такой, - пресек его попытку возразить генеральный. - Во-первых, вы неоднократно бывали в администрации президента, я правильно понимаю? И могли бы запомнить тамошних сотрудников хотя бы в лицо. А во-вторых, работнику Генпрокуратуры, тем более следователю по особо важным делам, вообще негоже напиваться до поросячьего визга в общественном месте. Не умеете пить - сидите дома! Замятин с отвращением посмотрел на свой стакан, но сделал еще глоток.
      Турецкий поставил бы сто к одному, что и сам генеральный вчера здорово выпил - и цвет лица, и неуместная в такую погоду жажда о чем-то да говорят понимающему человеку. А Замятин между тем, почувствовав прилив новых сил, забегал по кабинету, энергично разрубая кулаком воздух перед собой:
      - Я уже устал повторять, что пьянство, хамство, а тем более рукоприкладство несовместимы с прокурорским мундиром! Вообще аморальное поведение в любых его проявлениях должно караться самым жестоким образом. И если бы не ваши, Александр Борисович, былые заслуги и не заступничество Константина Дмитрича, - быть бы вам завтра же на бирже труда!
      Беготня генерального окончательно вымотала, он упал в кресло и прикрыл ладонями лицо, чтобы не видеть больше осрамившегося "важняка", а может, опостылевшую минералку.
      - Немедленно напишите подробный рапорт, в котором не забудьте пару раз упомянуть о том, как вы глубоко раскаиваетесь. А кроме того, перед Братишко вам придется извиниться лично. Для начала можно попробовать по телефону. И не дай бог, - Замятин из последних сил трахнул кулаком по столу, - до меня еще раз дойдет информация подобного рода! Пеняйте на себя. Все. Свободны.
      - Она хоть того стоила? - поинтересовался Меркулов, когда они вышли из кабинета Замятина.
      - Стоила, - буркнул Турецкий. - А козлу этому я в следующий раз и правда морду набью. Гаденыш, ответить, как нормальный мужик, он, значит, не мог, а ябедничать научился. Молокосос хренов!
      - Ты только в рапорте не пиши про то, что в следующий раз будет, ладно? - усмехнулся Меркулов. - И про молокососов и гаденышей тоже пока, пожалуй, не стоит.
      - Ладно, не буду.
      Войдя в кабинет, Турецкий в сердцах пнул ногой стул для посетителей, подумал и выплеснул в горшок с кактусом остатки остывшего кофе. Кактус возмущенно передернул иглами - захотелось пнуть и его, но Турецкий сдержался.
      В первый раз, что ли! Да пропади оно все пропадом! Вам хочется рапорт - получите. Он включил компьютер и принялся писать.
      "Вчера, в неслужебное время, находясь с супругой (Турецкой И. Г.) в ресторане "Россини" и выйдя в вестибюль покурить и подышать свежим воздухом, я имел неосторожность приблизиться к сотруднику администрации президента Братишко (о том, что данный гражданин носит фамилию Братишко и работает в администрации президента, определить в тот момент не представлялось возможным). Спутница упомянутого господина Братишко была расстроена и явно порывалась уйти, но он ее насильно удерживал. Возможно, он был пьян, а возможно, просто не умеет вести себя с женщинами. Я помог девушке одеться и вызвал для нее такси. При этом, возможно, я и ответил на его бессвязные реплики с угрозами в мой адрес и в адрес его же спутницы..."
      Турецкий перечитал написанное. Конечно, Братишко козел, и на место его поставить надо. И это даже нетрудно будет сделать, если прямо сейчас сбегать собрать свидетельские показания с дедка из гардероба, гетеру опять же можно найти. Только стоит ли огород городить? Таких уродов ни рапортом, ни свидетельскими показаниями не проймешь и не ударишь. И врать он не разучится, и ябедничать не перестанет, а вот факт присутствия там Лидочки может всплыть, и нужно ли это - непонятно. К тому же Костя наверняка обидится. И даже в морду Братишко этому уродскому заехать нельзя, по той же самой причине. Досада какая...
      Турецкий стер все, кроме начала первой фразы - удобная все же штука компьютер, сколько бумаги экономится.
      "Вчера, в неслужебное время, находясь с супругой (Турецкой И. Г.) в ресторане "Россини" и выпив бокал несвежего коньяка "Юбилейный", я почувствовал легкое недомогание и не могу восстановить в точности дальнейшие события.
      Я глубоко раскаиваюсь, если за вышеуказанный период я невольно нанес кому-либо какой-либо моральный ущерб".
      Так уже лучше, и Лидочку можно не упоминать, но слишком коротко. Чем бы разбавить? Тосты, что ли, вспомнить вчерашние и указать, после какого поплохело?
      Отчаянно захотелось пива.
      Турецкий потянулся к телефону - позвонить Грязнову да плюнуть пока на этот чертов рапорт. Но Слава оказался проворнее - аппарат зазвенел буквально в руках у Турецкого.
      - Ты телевизор смотришь? - Чувствовалось, что Грязнов доволен.
      - Я рапорт покаянный начальству пишу.
      - А это как раз про твое начальство. Шестой канал.
      Турецкий включил телевизор.
      Шестой канал показывал нечто похожее на любительское кино. Среди каких-то пальм и кактусов в кадушках голый мужик бегал за двумя голыми девками, причем девки пьяно повизгивали и хихикали. Потом вся троица танцевала канкан. Мужик Турецкому кого-то напоминал, но кого именно, Турецкий сообразить не мог, камера почему-то все время снимала его со спины или сбоку. Дальше мужик полез на какое-то возвышение и начал что-то говорить, но слов было не разобрать. Девки замерли перед ним, одна - с пионерским салютом, другая - с "рот-фронтом". Мужик соскочил вниз и, видно, напоролся задницей или еще каким местом на кактус, потому что заорал благим матом. Мат, несмотря на хреновость записи, был легко узнаваемым, членораздельным и изощренным. Девки с хохотом взялись поливать пострадавшего водкой.
      На этом любительское кино обрывалось.
      "...Копии видеозаписи, отрывки из которой вы только что видели, по нашим сведениям, переданы во все телекомпании столицы, а также в администрацию президента, в Думу и Совет Федерации, - без выражения сообщил ведущий новостей. - Мы пока воздержимся от комментариев, вы видели то, что вы видели. Напомню только, что Закон о средствах массовой информации содержит пункт, в котором говорится, что видеоматериалы, снятые скрытой камерой, могут быть продемонстрированы в случае их явной общественной важности. А видеозапись с участием человека, который очень похож на генпрокурора, представляется нам достаточно общественно важной".
      Ну и ну!
      Картина Репина "Приплыли", хмыкнул Турецкий. То-то голый мужик до боли кого-то напоминал. А кто-то не далее как час назад распинался о несовместимости прокурорского мундира с аморалкой, пьяными дебошами и прочим безобразием.
      Турецкий вырубил звук, но совсем выключать телевизор не стал. Ясно, что одним видеосеансом дело не кончится. Сейчас все начнут реагировать, комментировать, выражать мнения. А вот с рапортом можно и даже нужно пока погодить.
      Мысли "важняка" опять вернулись к Братишко. Как его там... Аркадий Антонович. А. А., значит.
      - А-а, - с натугой повторил Турецкий и довольно ухмыльнулся. Звучные инициалы, полностью отражающие всю его сраную сущность.
      Только что ему нужно от Лидочки и ему ли это нужно? Может, он для каких-то своих боссов старается? Может, они через Лидочку планируют как-то давить на Костю?
      Начались "Криминальные новости", которые, естественно, тоже пожелали принять участие в раздувании скандала. Эти, правда, пленку крутить не стали. Когда на экране возник пресс-секретарь президента, Турецкий увеличил громкость.
      "...Глава государства и премьер-министр едины во мнении, что нечистоплотность и политиканство не совместимы с высокой должностью генерального прокурора. Борьбу с преступностью могут вести только морально незапятнанные люди..."
      Зазвонил телефон. Меркулов попросил срочно зайти, и, не дослушав пламенную речь пресс-секретаря, Турецкий побрел к начальству.
      - Рапорт написал? - устало поинтересовался Меркулов.
      - А кому он теперь нужен?
      - Тебе нужен и Братишко нужен, мне нужен, наконец...
      - Да ладно, - отмахнулся Турецкий, - распечатаю, чего ты завелся?
      - Значит, так, Замятина отстранили. Временно. Будет расследование. И тебе в нем отводится не последняя роль. Нужно выяснить быстро и без лишнего шума, кто, где, когда снял эту пленку, кто монтировал, где полная запись, короче, все насчет кассеты.
      - А почему без шума, расследование же официальное?
      - Потому что нынче модно стало взыскивать убытки за нанесение морального ущерба, и каждый, кого ты о чем-либо спросишь, может решить, что ты его неизвестно в чем подозреваешь, а значит, пора тащить тебя в суд. Кроме того, ты представляешь, сколько политики в это дело намешано?
      - Представляю.
      - Да ни черта ты не представляешь! Копия у нас тоже есть. Сейчас пленка у экспертов, они увеличат изображение, покадрово распечатают, короче, сделают все, что смогут, но ты на это особо не рассчитывай...
      - А сам Замятин сказал что-нибудь?
      - Ничего. Уехал на дачу, просил беспокоить только в экстренных случаях.
      - Остальные дела, как я понимаю, на фиг? Минтопэнерго и прочее...
      - Не на фиг, но Замятин прежде всего.
      Турецкий. 5 апреля, понедельник. 19.40
      - Спиннинг - лучший подарок для настоящего мужчины. Всего триста пятьдесят долларов, а удовольствия на миллион. - Суетливый продавец с хитрыми глазами совал в руки Турецкому удилище. - Вы только подержите его в руках, и вы влюбитесь на всю жизнь...
      Лидочка просила приехать к восьми и соблюсти все меры предосторожности, вот Турецкий и начал усиленно их соблюдать. Добрался на такси за двадцать минут до назначенного времени, отпустил машину за квартал до нужного дома и, чтобы проверить, не торчит ли кто-нибудь подозрительный под Лидочкиными окнами, зашел в рыболовный магазинчик, удачно расположенный на противоположной стороне улицы.
      - Конечно, кто-то предпочитает охоту, "Вепрь" или "Сайга" - это тоже солидный подарок, но кровопролитие? Я же вижу, вы интеллигентный человек, зачем убивать несчастных животных? Другое дело рыбалка - тонкая интеллектуальная игра. Противник скрыт в мутной глубине, он думает, что хитрее и умнее вас, но вот он заглатывает наживку и уже бьется в ваших руках... Вы любите шпионские романы? Это чем-то похоже. Вы резидент, шпион или наоборот, как вам больше нравится...
      Штирлиц-2, усмехнулся про себя Турецкий, с той только разницей, что там разговор шел о птицах, а здесь о рыбе. Свет у Лидочки горел. На подоконнике не было ни развесистой герани, ни тридцати трех утюгов. Плейшнеры не падали из окон, и у подъезда было абсолютно пусто. А продавец, уже наверняка сообразивший, что ничего Турецкий у него не купит, все продолжал болтать.
      - Вы насытились победой, вы торжествуете, теперь самое время проявить великодушие. Вы можете отпустить пленника и начать охоту сначала. А скажите, можно ли отпустить медведя с простреленной головой? Вот! Лучшего подарка вы не найдете...
      - А почему вы решили, что я выбираю подарок? - поинтересовался Турецкий.
      - Извините великодушно, вы, конечно, интеллигентный человек, но вы не рыбак.
      И не шпион, добавил про себя Турецкий и, поплотнее запахнув воротник куртки, решительно направился к Лидочкиному подъезду.
      В подъезде было темно. Не то чтобы как у негра... но лифт не работал, и ступеньки пришлось искать на ощупь.
      Преодолев первый пролет, Турецкий наконец поймал ритм, перестал вытягивать руки перед собой, чтобы случайно на что-то не напороться, и немного расслабился. Второй пролет дался уже намного легче. Но тут "важняк" кожей ощутил, что он в подъезде не один.
      Выше был еще кто-то, этот кто-то также ощупью спускался по лестнице, а теперь вдруг остановился и... дышит. Желая убедиться, что это не его же собственное разгулявшееся воображение играет с ним злые шутки, Турецкий задержал дыхание. Звук не исчез. Тот, который стоял наверху, дышал по-прежнему. Тяжело, надрывно, со всхлипами. Чтобы так дышать, нужно было пробежать как минимум километра три по пересеченной местности с полной выкладкой или иметь килограммов сто тридцать весу.
      А может, он тоже боится? Услышал шаги в темноте и испугался.
      Турецкий потянулся за зажигалкой. Пусть он увидит, что идет нормальный интеллигентный человек, что бояться нечего. Не нужно возвращаться назад в квартиру за бейсбольной битой или обрезком водопроводной трубы...
      Если, конечно, это не хитрый трюк. Щелчок зажигалки, хлопок - и пуля между глаз. Печальный финал матерого следователя. Но не стоять же тут вечно!
      Вместо зажигалки Турецкий достал ПМ.
      А тот наверху, которому тоже осточертело ждать, сорвался с места и понесся вниз. Странный цокот, как будто подков, по бетону ступенек и все то же тяжелое и хриплое, но стремительно приближающееся дыхание. Собака?
      Банзай! Турецкий рванулся навстречу.
      В кромешной темноте мелькнули два огромных красных глаза, и тупой удар впечатал "важняка" затылком в чью-то дверь. ПМ отлетел в сторону.
      Собака-убийца.
      Натасканная на людей, перекусывающая глотку вместе с шейными позвонками. Такому обойму в пузо - и то будет мало. Турецкий задыхался под волосатой тушей, не в силах шевельнуть ни рукой, ни ногой. А зверь не торопился вершить свое черное дело, забавляясь с жертвой, как кот с полузадушенной мышкой.
      Где-то наверху хлопнула дверь, и в проеме лестницы мелькнул луч фонарика.
      - Боб!
      У Турецкого уже темнело в глазах от отсутствия воздуха.
      - Боб!
      Кто-то чертовски медленно и неуверенно спускался.
      - Ах ты свинья! А ну встань с дяди немедленно!!!
      Мокрый шершавый язык прошелся по лицу "важняка", сбил кепку и защекотал ухо. Нехотя, покряхтывая и обиженно сопя, убивец поднялся и отошел в сторону.
      - Извините его, пожалуйста, он такой балованный, - оправдывалась девочка лет десяти, любовно поглаживая свое волосатое страшилище.
      Турецкий судорожно глотал кислород.
      - Ой, а это вы потеряли? - Девочка подняла пистолет и прицелилась в голову Боба. - Я тебя сейчас, плохая собака!
      - Нет!!! - Турецкий еле успел клацнуть предохранителем, до того как девочка нажала на курок.
      - А вы не бандит? - подозрительно поинтересовалась девочка.
      - Милиционер, - отрезал Турецкий и через две ступеньки пошагал наверх.
      - Мы с Бобом уважаем милиционеров, - донеслось вслед.
      Инара. 1967 год
      - Сегодня вы вступаете в большую кипучую жизнь, перед вами горизонты новых побед и новых свершений, вам строить светлое коммунистическое будущее нашей необъятной родины, крепить мир и международную солидарность... Толстая директриса школы осторожно смахивала пот с обильно наштукатуренного лица.
      Выпускники слушали ее в жаркой, пропахшей краской тишине свежеотремонтированного актового зала - кто-то перешептываясь о своем, кто-то безудержно улыбаясь, кто-то даже украдкой вытирая слезы.
      - Сегодня мы чествуем вас, выпускники 1967 года! Сегодня мы гордимся...
      Инаре было скучно. Скучно и досадно слушать весь этот восторженный вздор, и особенно странно звучала эта речь из уст пожилой усталой директрисы. Вот в этом же розовом, давно не модном платье с аляповатыми желтыми тюльпанами на рахитичных серых ножках она встречала их первоклашками и, наверное, многих до них. И скольких еще проводит она в том же платье в "большую кипучую" жизнь, повторяя одни и те же слова, которые звучат скорее как панихида то ли по их детству, то ли по ее, директрисиной, жизни.
      Школа для Инары была тюрьмой, постылой обязанностью и никому не нужной рутиной, и конечно же прощание с ней было праздником. Только отметить его хотелось не здесь, не так и не с этими людьми.
      Девчонки в классе Инару Филиппову не любили, считали гордячкой и за глаза звали фифой. И потому, что она была красивее всех, и потому, что держалась всегда чуть покровительственно со всеми девчонками и надменно со всеми мальчишками, и, главное, потому, что, несмотря на весьма посредственные успехи в учебе, учителя всегда относились к ней более снисходительно, чем к остальным. Отец Инары был светилом советской медицины, хирургом с мировым именем, профессором и прочая, и прочая, и прочая... Естественно, ни на какие родительские собрания он не ходил, а видя в аттестатах дочери преимущественно тройки, относился к этому спокойно - главное, чтобы человек был хороший, а аттестат - это формальность, не более.
      Мать Инары погибла в автомобильной катастрофе, когда Инаре было всего три года. Смерть жены была первой и единственной неудачей профессора Филиппова, ее он спасти не смог и, как бы замаливая тот грех, с тех пор работал как заведенный, оперировал по шесть-восемь часов в день, постоянно пропадал в командировках; в газетах, не только в местных, но и центральных, периодически появлялись статьи о том, как он спас от неминуемой смерти то какого-то выдающегося деятеля кубинской революции, то видного партийца из Вьетнама, Чехословакии или ГДР, или о том, что его доклад на международной конференции поднял на новую ступень авторитет советской науки.
      Инару в школу подвозила служебная машина, у Инары было шелковое белье из Парижа, сапожки из Австрии и длиннющая беличья шуба - невиданная по тем временам роскошь, которую не могли себе позволить ни девчонки в классе, ни их мамы, ни учителя. Дома у Инары ели с саксонского фарфора, серебряными вилками и имели отдельные приборы для мяса и рыбы. А редких и хороших книг у ее отца было больше, чем "макулатуры" в школьной библиотеке. И еще она здорово рисовала портреты задумчивых мужчин и женщин и таких же задумчивых детей, как бы проникших в суть вещей и как бы познавших вселенскую скорбь. Все это определяло Инару как существо из другой галактики, к которому естественно испытывать ксенофобию.
      Зато мальчишки Инару обожали и боготворили. К концу школы рейтинг-лист ее поклонников возглавляла тройка закадычных друзей: Серега Бармин, Мурад Оласаев и Вовка Замятин. Каждый из них втайне надеялся, что она предпочтет именно его, а Инара надеялась, что в ее жизни появится наконец кто-то взрослый и настоящий.
      - ...Комсомольские стройки и суровые таежные просторы, новые открытия, целина и вечная мерзлота, океанские дали и космические высоты ждут вас, ребята, ваши возмужавшие плечи...
      Активист и боксер-перворазрядник Сергей - большой, нескладный, с перебитым носом и стальной коронкой на верхнем левом резце - и смуглый красавец Мурад, с орлиным профилем и широкими смоляными вразлет бровями, похожий скорее на грузина, чем на казаха, сидели по обе стороны от Инары и ловили каждое слово. Им действительно представлялось, что вот уже завтра они пойдут покорять все вышеперечисленное. А комсорг школы и круглый отличник Володя с внешностью романтических героев Грина, а может Островского (Николая Алексеевича, конечно), даже согласно кивал в такт директрисиным призывам и лозунгам.