Марш Турецкого - Прокурор по вызову

      Слово взял представитель районо:
      - Золотая медаль за выдающиеся успехи в учебе вручается Замятину Владимиру...
      Розовея от удовольствия, Володя взлетел на сцену и галантно склонил голову, принимая заветную коробочку. Ответного слова от него никто не требовал, но он все же пообещал чего-то там не уронить, чего-то пронести через бури и невзгоды, чего-то не забыть и чего-то передать дальше.
      В отличие, скажем, от олимпийских, школьные медали на шее носить не принято, но Володя был на этот счет другого мнения и быстренько прикрепил к награде заботливо припасенную красную ленточку - чтобы все видели, а коробочку бережно спрятал в карман.
      - Дай поносить, - толкал в бок Володю Мурад.
      - Лениться надо было меньше, такую же заработал бы, - все еще млея от удовольствия, философствовал Володя, однако медаль дал. Не поносить, конечно, но подержаться.
      - Неужели вся золотая? - удивлялся Сергей, отобрав цацку у Мурада и взвешивая на ладони.
      - Черта с два! В лучшем случае позолоченная, - тянул Мурад награду обратно. - Надо на зуб попробовать.
      - Лучше в серную кислоту опустить.
      - Нет, в царскую водку...
      - Умники! - возмутился Володя. - Дайте Инаре посмотреть.
      - Красиво, - улыбнулась Инара. - Поздравляю.
      - Надо обмыть, - заявил Сергей.
      - И сегодня же, - поддержал Мурад.
      Пока они забавлялись с медалью, суровый мужик с шефствующего над школой Уралмаша быстренько вручил путевки в жизнь (в заводское ПТУ) наиболее толстолобым выпускникам, и начался торжественный концерт. Снисходительно послушали, вяло поаплодировали, предвкушая самое интересное - бал.
      Но и бал оказался каким-то скучным. Под пару школьных вальсов в исполнении магнитофона Инара успела потанцевать со всеми одноклассниками и даже с учителем физкультуры. Троица "официальных" поклонников ревниво наблюдала из-за стола, попивая теплое ситро и ковыряя приготовленные родителями салаты и закуски.
      - Давайте сбежим? - предложила Инара, которой торжество надоело окончательно.
      - Гениально! - восхитился Мурад. - Исчезаем по одному.
      - Встречаемся через полчаса на остановке - и в лес, - окончательно оформил идею Володя.
      - А с тебя, медалист, причитается, - напомнил Сергей.
      Мурад пришел не через полчаса, а через час, но даже не собирался извиняться. Судя по отсутствию праздничного костюма, который сменился обычным, повседневным, и наличию туго набитого рюкзака, он успел заскочить домой.
      - Икра, хрусталь, шампанское, - с гордостью похлопал он по своей поклаже, - а также набор для праздничного фейерверка.
      Почти час тряслись в автобусе, потом еще полчаса топали пешком. В результате искать идеальную поляну уже не было никаких сил. Остановились на первой попавшейся, давно обжитой любителями пикников, о чем свидетельствовали старые кострища, но на удивление чистой. За кустами шиповника в поздних сумерках блестела речка и безудержно орали лягушки.
      Вдруг забыв про усталость, друзья весело бросились таскать дрова, разожгли костер. Все зверски проголодались, жалели о несъеденных салатах и с нетерпением поглядывали на рюкзак Мурада. А он демонстративно медленно развязывал тесемки. Потом, как фокусник, одними пальцами извлек тонкое одеяло и, встряхнув, расстелил его у ног Инары. За одеялом последовала скатерть из куска клеенки, старые газеты и топорик, в которых уже не было нужды - костер давно горел, фонарик, транзисторный приемник, нож, штопор, салфетки, соль, спички и еще целая куча никому не нужных туристских причиндалов.
      - Ну! А хрусталь-икра-шампанское?!
      - Маэстро, туш! - скомандовал Мурад и сам же, перекрикивая лягушек, этот туш изобразил: - Тру-ту-ту-ту-ту-ту-ту-ту-ту-ту-ту...
      На скатерти появились граненые стаканы, бутерброды с колбасой, варенная в мундирах картошка и две бутылки ркацители.
      - А для настоящих мужчин... блэнд кубинос сигарос, у отца стащил. - Он торжественно выложил в центр импровизированного стола одинокую толстенную сигару в алюминиевом футляре.
      - Для настоящих мужчин... водка "Столичная". - Володя достал из кармана бутылку и, ловко сковырнув крышку, разлил по трем стаканам, а Инаре налил вина.
      - Медаль топи, - распорядился Мурад.
      Володя осторожно опустил в жидкость свое сокровище и поднял стакан:
      - За будущее!
      Бутерброды закончились быстро, а за ними и подпеченная в костре картошка, дососали даже горькую и вонючую с непривычки кубинскую сигару, и Сергей с Володей недвусмысленно поглядывали на рюкзак, в котором явно еще что-то осталось, причем довольно большое.
      - А теперь фейерверк! - развеял призрачные надежды товарищей Мурад, вынув газетный сверток, в котором оказались несколько растолстевшие учебники. - Я их проселитровал, - объяснил он негнущиеся страницы и покоробленность знакомых обложек - "Алгебры", "Химии" и "Биологии".
      Книги отправились в костер и вначале долго не желали загораться, а потом вдруг вспыхнули ослепительно ярким пламенем, рассыпая в ночь снопы оранжевых трескучих искр.
      - Представляете, люди, я вот прямо только что стихи сочинил, - сообщил несколько захмелевший Сергей.
      Смеясь, встречаем мы рассвет
      И новой жизни шлем привет.
      Родная школа позади,
      И коммунизм впереди.
      - Скажем прямо, не Евтушенко, - хмыкнул Володя.
      - Кстати, - подхватил Мурад, - есть рифмы для продолжения этого эпического творения: комсомольцы - добровольцы, любовь - кровь, коммунизм ленинизм, бойцы - леденцы...
      - Отцы - огурцы... - поддержал Володя.
      - Да идите вы со своей критикой! - отмахнулся Сергей, а потом, вдруг вскочив на ноги, обежал поляну и, вернувшись с жиденьким букетом одуванчиков, упал перед Инарой на колени: - Инара, выходи за меня замуж, будешь моей музой, а я твоей. Ты будешь писать картины, а я стихи о любви. И пусть тогда эти злопыхатели подавятся слюной от черной зависти к нашим творческим успехам.
      - Инара Руслановна! - оттолкнул Сергея Мурад, тоже бухнувшись на колени. - Вам не по пути с этим доморощенным лириком, будьте моей женой.
      - Да плюнь ты на них! - Володя подсел сзади и жарко зашептал ей на ухо: - Смотри - я! Умный, красивый, перспективный...
      - Еще и скромный, - откликнулся Сергей.
      - Ага, и еще у него медаль есть, - добавил Мурад, - наступит голод, он ее продаст и накормит тысяч пять народу, а ему за это еще одну медаль дадут, правда поменьше, он и ее потом продаст, если голод наступит. И так до бесконечности.
      - Выбирай, Инара. А то мы тут сейчас дуэль устроим...
      - Не дуэль, а триэль, вас же трое. - С реки потянуло холодом, и Инара зябко повела плечами. - Холодно, мальчики.
      Как по команде три пиджака сорвались с хозяйских плеч. Володя оказался проворнее всех и первым набросил свой пиджак Инаре на плечи, но Сергей с Мурадом, не смущаясь, накинули свои пиджаки сверху его.
      - Так будешь выбирать? - не отставал Володя.
      - Не буду.
      - Может быть, ей всех милей королевич Елисей? - хмыкнул Мурад.
      - Какой-такой Елисей?! - возмутился Сергей. - Покажите мне этого Елисея.
      - Мальчики, солнце встает. - Инара поднялась, чтобы лучше видеть выползающий из-за верхушек дальних сосен солнечный диск.
      - Правда, похоже на медаль? - восхищенно спросил Володя, осторожно обнимая Инару за плечи.
      - Нет, - усмехнулась Инара. - Это медаль может быть похожа на солнце, а солнце ни на что не похоже. Солнце - это солнце.
      - Первое солнце свободы! - провозгласил Сергей. - Здравствуй.
      - А давайте поклянемся, что бы ни случилось, всегда быть вместе, предложил Володя.
      - А чем мы скрепим эту пошлую клятву? - поинтересовался Мурад. Кровью?
      - Нет. - Володя вынул любимый финский нож и ловко вырезал на стволе молоденького еще дуба: В.З. С.Б. М.О. И.Ф. - ВВ.
      - И что такое ВВ? - не понял Мурад.
      - Всегда вместе.
      Турецкий. 5 апреля, понедельник. 20.20
      - Кофе будете? - Сегодня Лидочка выглядела вполне спокойной.
      - Кофе потом. - Турецкий сейчас с гораздо большим удовольствием выпил бы коньяку. Он был зол на себя и за дурацкую конспирацию, и за то, что не смог справиться с лохматым чучелом. Но злиться по большому счету бесполезно и даже неразумно, потому злость быстро нашла себе более подходящий объект, и им, естественно, оказался Братишко. Если б не этот гаденыш, не было бы ни утреннего клистира от генерального, ни этого пса. А интуиция подсказывала, что сейчас он узнает о нем очередную гадость.
      "Важняк" придирчиво оглядел себя в зеркале и, не найдя на одежде вопиющих следов недавней схватки, прошел в комнату.
      - Рассказывай.
      - Знаете, Александр Борисович, я подумала и решила, что сама со всем справлюсь. Спасибо за вчерашнее...
      - Не получится. - Турецкий демонстративно плюхнулся в кресло и сложил на груди руки. - У меня теперь в этом деле личная заинтересованность. Мне благодаря твоему Братишко сегодня клистир вставили...
      - Вам?! - вдруг испугалась Лидочка.
      - Мне. Пришла пора империи нанести ответный удар, а чтобы он попал в цель, империя желает знать все.
      - Хорошо. - Она вздохнула, как показалось Турецкому, с облегчением и уселась на диван, поджав ноги. - Только я начну не с Братишко... Начну с Шестова...
      Взглядом испросив разрешения, Турецкий закурил.
      - Шестов - это кто?
      - Шестов был моим непосредственным начальником...
      - Извини, что снова перебиваю, но давай еще более сначала. Я, собственно, вообще о твоей взрослой жизни ничего не знаю. Костя молчит как хомяк, хоть приветы передает?
      - Передает, - усмехнулась Лидочка.
      - Ну и замечательно. Про то, что ты у нас дипломированный юрист, я знаю, а дальше хотя бы в общих чертах изложи, пожалуйста.
      - В общих чертах. Примерно полгода назад я выиграла сумасшедший конкурс на замещение вакантной должности юриста в солидной и уважаемой фирме "Данко". Из тридцати претендентов выбрали меня, естественно, я себя зауважала, возгордилась, собеседования действительно были толковые, думала, сейчас начнется интересная работа. Как бы не так. Было всего одно нетривиальное дело: мы не могли получить экспортную лицензию, но в итоге обошлись без моей помощи. Насколько я понимаю, наш гендиректор отстегнул сколько положено - и сразу все решилось.
      Хм, хм, подумал Турецкий. Экспортную лицензию?!
      - А так, - продолжала она, - обычная рутина: договоры, договоры, договоры... типовые, как под копирку, пару исков в суд, ничего выдающегося, платят, правда, щедро. Причем откуда берутся средства - мне лично не ясно. Судя по тем документам, с которыми я работала, годовой оборот фирмы сравним с месячной зарплатой всех сотрудников, и при этом еще постоянно идут большие отчисления в общественные фонды, на благотворительность...
      - А чем торгуете?
      - Нефтью преимущественно.
      - Круто.
      - Может быть, - пожала плечами Лидочка, - только я этой нефти в глаза не видела, и, по-моему, никто не видел, но это, наверное, не важно. Может, все-таки кофе выпьете?
      - Выпью, только про Шестова расскажи, и сразу пойдем пить кофе.
      - Шестов погиб. Десять дней назад. И вот после его смерти-то все и началось.
      - Стоп. - Турецкий загасил сигарету и достал записную книжку.- С этого места очень подробно. Как погиб, что началось? С датами и фамилиями.
      - Леонид Макарович... это Шестов, был главным юрисконсультом, начальником юридического отдела, соответственно моим шефом. Двадцать шестого марта, в пятницу, он позвонил на работу, сказал, что болен и не придет. А вечером перезвонил снова и попросил меня привезти ему на дачу некоторые документы...
      - Какие?
      - Договоры на поставку все той же нефти. Он сказал, что поработает с бумагами в субботу. Естественно, я их привезла. Мы попили чаю, поболтали и расстались около десяти вечера. Дача у Шестова в Веледниково по Рижскому шоссе. Добралась я оттуда домой уже после полуночи, а в субботу позвонила Тая - это секретарша Фурманова, а Фурманов Глеб Евгеньевич - наш гендиректор, и сказала, что на даче у Шестова был пожар и он погиб...
      - Так! - прервал Турецкий. - Документы были как-то связаны с той экспортной лицензией? И кому Фурманов давал взятку? Кому-нибудь... кому-нибудь в Минтопэнерго? - осторожно подсказал он.
      Лидочка скептически покачала головой:
      - Не знаю, не обязательно...
      - Хорошо, хорошо, - махнул рукой Турецкий, - я в курсе.
      - В курсе чего?
      - Того, что кушать хотят не только в Минтопе, а еще и в таможенном комитете и прочих славных организациях. Скажи лучше, когда случился пожар?
      - В том-то и дело, что до полуночи.
      - И документы сгорели?
      - Вы быстро соображаете, - невесело усмехнулась Лидочка.
      - Тебя кто-нибудь допрашивал по этому поводу?
      - Если вы имеете в виду милицию, то нет. Дело прекратили производством, видимо, сразу же, списав как несчастный случай. Но кое-кто оказался дотошнее милиции...
      - Братишко?
      - Да, этот домогается каких-то подробностей нашей последней встречи с шефом и, похоже, подозревает меня в краже этих злополучных документов. Но, главное, не он один. Некие темные личности требуют еще раз стащить бумаги...
      - Что значит "темные личности"?
      - Два мордоворота, один Андрей, другой Леша, фамилии мне не известны, род занятий тоже. Очевидно, чьи-то "шестерки", но я совершенно не представляю чьи. Так вот, они требуют добыть другие бумаги из сейфа Шестова, а заодно выдать им коммерческую информацию, которой я даже не обладаю. Причем ссылаются на то, что Шестову они заплатили, и заплатили много, речь шла о шестидесяти тысячах долларов, а он якобы поделился со мной. И разумеется, все поголовно угрожают повесить на меня смерть шефа.
      - И с отцом ты обсуждать это не желаешь?
      - Не желаю.
      Турецкий поднялся.
      - Ладно, пойдем пить кофе.
      Пока Лидочка накрывала на стол, Турецкий обдумывал услышанное. Как она, интересно, собиралась сама с этим справляться? Сбежать собиралась, сигануть с балкона или натравить на уродов милицию? Да в гробу они ее видали, милицию.
      - "Темные личности" и Братишко - независимые конторы или они вместе, как думаешь?
      - Думаю, независимые.
      - А Братишко к вашей фирме какое имеет отношение?
      - Да, собственно, никакого. Он вроде как приятель или сын приятеля Фурманова, забегал иногда поболтать...
      - А с тобой он на какой почве?..
      - В один из своих набегов он вдруг как бы ко мне неровно задышал. Пару раз мы вместе поужинали. И все.
      Турецкий потер затылок. Десять дней, блин! Сколько времени потеряли. Не хотела отца впутывать, мне бы рассказала или Грязнову. А теперь, чтобы все с этим пожаром прояснить, в лучшем случае еще неделя понадобится, а фирму проверить - и того больше. Станут ли "темные личности" ждать?
      - Сильно на тебя жмут?
      - Аркадий не очень, а эти двое прессингуют конкретно.
      По дороге домой Турецкий решил, что нужно проверить, была ли смерть Лидочкиного шефа, вопреки ее утверждению, каким-то боком связана с делом о коррупции в Минтопэнерго, и заодно сочинял историю Лидочки для супруги, разумеется ничего общего не имеющую с действительностью. Долго и упорно перебирал всякие варианты и в результате остановился на самом банальном, но зато близком по духу впечатлительной Ирины Генриховны: ухажер Лидочки оказался отцом многодетного семейства, которое собирался ради нее бросить, но она, узнав про это, послала ухажера к черту, а он за ней бегает и устраивает сцены.
      Редкая ахинея, конечно, но зато и Лидочка предстает в выгодном свете и подробностей не потребуется - кто же о таких глубоко интимных вещах станет рассказывать хоть и с детства знакомому, но по большому счету чужому человеку.
      Турецкий про себя повторил печальную повесть несколько раз, чтобы потом не сбиться и не запутаться, но Ирину уже, оказывается, занимали другие проблемы. Она сидела, сосредоточенно уткнувшись в экран телевизора, и взволнованно грызла печенье.
      - Саша, иди скорее, объясни, он это или не он! - Снова крутили пикантные кадры. - Я уже ничего не понимаю, как бы он, а пробую мысленно надеть на него мундир или костюм - как бы и не он...
      - А поужинать можно? - Смотреть на эту порнографию Турецкому не хотелось, а в предчувствии того, что только этим кино он и будет заниматься в ближайшее время, не хотелось вдвойне.
      - Котлеты на печке, только жевать приходи сюда, будешь комментировать.
      Пока Турецкий разогрел котлеты, комментировать ему стало уже нечего ролик-то всего на три минуты, к тому же комментировать взялся профессиональный комментатор. Ведущий еженедельной аналитической программы новостей Хмуренко, который в будние дни на экране появлялся крайне редко, сегодня счел своим долгом высказаться:
      "Нашим корреспондентам не удалось сегодня встретиться с временно отстраненным от должности генпрокурора Владимиром Замятиным, который в данный момент пребывает в доме отдыха "Архангельское", расположенном в пятнадцати километрах от Москвы по Калужскому шоссе. Территория дома отдыха охраняется сотрудниками милиции, которые не позволили нашей съемочной группе проехать внутрь, а телефонные звонки туда остаются без ответа. Но "Независимая газета" опубликовала следующее высказывание Замятина по поводу разразившегося сегодня скандала: "Материалы, связанные с моей личной жизнью, добыты преступным путем с грубым нарушением закона. Ничего противозаконного я не делал".
      - Его правда отстранили? - удивлялась Ирина. - А кого назначили? Костю?
      - Не Костю, дай послушать спокойно.
      - Можно подумать, для тебя это новости... - обиделась супруга, но ненадолго замолчала.
      "Напомним, что назначение Владимира Замятина на пост генерального прокурора многими в свое время было воспринято с удовлетворением, если не сказать с восторгом. Замятин устроил всех представителей регионов и все политические группы, представленные в Совете Федерации. Наконец-то Генпрокуратуру возглавил человек, не связанный ни со столичной тусовкой, ни с мафиозными структурами, ни с олигархами, - обыкновенный доктор юридических наук, специалист в области государственного и конституционного права. "Человек из нутра прокуратуры, причем не следственно-надзорного нутра, где все и варилось, а из института по изучению причин преступности, где всякое варево не только пробовалось, но и обсуждалось" - так оценил назначение тогдашний председатель Совета Федерации.
      Сразу после своего назначения, на встрече с председателем правительства, Владимир Замятин в качестве своего первого шага в должности генерального прокурора назвал оздоровление морально-психологической атмосферы в органах прокуратуры. В качестве второго - усиление правозащитного потенциала прокуратуры, активизацию ее функций по борьбе с преступностью путем усиления надзора за органами дознания и следствия, а также за оперативно-розыскной деятельностью. Третьим шагом, как полагал Замятин, должно было стать принятие мер для усиления кадров прокуратуры..."
      - Саш, объясни, зачем он нам все это рассказывает? Все подробностей ждут: кто, где, с кем, когда...
      - И сколько раз?
      - И это тоже интересно, а он про фракции, может, лучше фильм посмотрим?
      - Ир, будь человеком, завари чаю, - взмолился Турецкий.
      "...Не секрет, что своим назначением Замятин во многом обязан известному российскому предпринимателю Вилли Сосновскому, который и представил Замятина президенту. Однако буквально в последние дни Замятин поручил возбудить несколько уголовных дел о финансовых злоупотреблениях, поводом для чего послужили материалы СМИ. И фигурируют в этих делах компании, имеющие непосредственное отношение к Сосновскому! Дальнейшее развитие событий пока непредсказуемо. Будут ли продолжены следственные мероприятия?"
      Хмуренко натужно сглотнул слюну и, заглянув в бумажку, уставился в камеру. Видимо, сейчас должен был последовать какой-то сюжет, но что-то у них там не сложилось, и Хмуренко, извинившись, сменил тему:
      "Сегодня состоялся пленум ЦК КПРФ, на котором обсуждалась стратегия объединения левых сил в преддверии парламентских выборов. Видимо, в целях объединения и консолидации из состава ЦК с треском были исключены два видных коммунистических деятеля.
      Вместе с моими коллегами мы готовим серию передач под общим названием "Болезнь левизны, или Левые болеют расколом". Первую часть смотрите в нашей еженедельной аналитической программе. В репортажах наших корреспондентов, архивных материалах и интервью с людьми изнутри и снаружи сущность КПРФ, деньги КПСС и теневые спонсоры коммунистов..."
      Хмуренко. 6 апреля. 10.40
      - ...С 1972 по 1985 год работал старшим научным сотрудником в ведомственном НИИ Генпрокуратуры по изучению причин преступности, с 1985 по 1991-й - заместителем прокурора Москвы, в сентябре 1991-го благополучно вернулся назад в свой НИИ и был его директором до 1997 года. В институте, в 1972-1985 годах, завел дружбу с Виктором Ильичевым: работали вместе, доктор юридических наук Ильичев даже был свидетелем у него на свадьбе.
      - Александр Сергеевич! Все, это понятно, ля-ля-фа-фа, тылы-былы. Тот, кому интересно, биографию уже прочел. А я - проштудировал. Про то, что Ильичев был у него шафером, допустим, нигде не упоминается. Но это же туфта все. Вопрос: поддерживали они отношения до последнего времени или нет и какую роль сыграл Ильичев и коммунисты вообще в продвижении Замятина на должность генпрокурора? Закулисную имеется в виду.
      Хмуренко разлил кофе и подвинул молодому коллеге.
      - Тебя, уважаемый Михаил батькович, не интересно жизни учить, поскольку ты сильно умный. Понятия не имею, здоровались они или нет с 1985-го по 1997-й, нужно проверить. При назначении Замятина Ильичев в Думе ратовал за него, аж из кожи вон лез, но сам Замятин на это реагировал сдержанно. Есть архивные пленки, обязательно подними, я тоже пересмотрю.
      - Ладно, ладно, Александр Сергеевич, я все сделаю. Но вы же понимаете, и я понимаю: в верхнем слое ничего не наскребешь. Нужно вычислить круг знакомств Замятина в 80-е - начале 90-х, если брать достаточно близкие, получится не больше полусотни человек, ну пусть сто, далее: кто из них имеет тесные связи с КПРФ? Этих уже можно по пальцам пересчитать и, наконец, выяснить, с кем из них он встречался за неделю-две-три до своего назначения. Всплывет что-нибудь интересное - тогда все, считайте, ему каюк. За дело берутся профессионалы, и выкристаллизовывается самоочевидная схема: коммунисты продвинули на пост генпрокурора своего человека, он играет роль троянского коня в президентском лагере. Втерся в доверие к президенту и его окружению, а спустя год начал под них копать, опираясь на поддержку коммунистов в Думе и Совете Федераций.
      - Для чего?
      - Программа максимум - добиться импичмента, программа минимум правительственный кризис и полная дискредитация исполнительной власти. И между делом - выбивание из финансовых структур пожертвования в партийную кассу. Что и требовалось доказать.
      - Не это требовалось доказать, - сказал Хмуренко недовольно, с расстановкой. - И не так! Кто-то проверит сто человек... То есть я должен дать заказ конторе типа "Вулкан", а потом за дело берутся профессионалы Миша Лепешкин.
      - Но я же все равно не смогу сам!
      - Не сам. Ты в команде работаешь. Но своего маленького ЦРУ у меня нет. И дело даже не в этом. Что ты собираешься инкриминировать коммунистам? Что их ставленник взялся вывести на чистую воду "темные делишки антинародного режима"? Тогда сразу напрашивается вывод: кто организовал компромат на него, кому это выгодно?
      - Я вас умоляю, Александр Сергеевич! Мы не в эфире! Кто организовал компромат?! Это и ребенку понятно.
      - Значит, так. "Русское радио" слушаешь иногда? "Не учи отца, и баста!" Понятно трехлетнему ребенку? А нужно сделать так, чтобы академик не смог разобраться. Перед тобой стоит четкое задание: разработать концептуальный план серии передач про Замятина, в которой показать его связь не просто с голыми девками, а с расколом коммунистического блока. И времени у тебя до вечера. Все, иди думай пока! Мне на одиннадцать назначено к ба-альшому начальству.
      - Замечательно, - пробурчал себе под нос Лепешкин. - Есть только две проблемы: где взять раскол и куда упрятать живот Сосновского, чтоб из-за каждого угла не выпирал.
      Хмуренко, услыхав его слова, резко обернулся:
      - Опять за свое?! Запомни, я с тобой эту тему снова обсуждать не намерен! Найди полмиллиарда баксов, открывай собственный канал и делай что хочешь. Давай, полный вперед!
      - Я б с удовольствием, осталось найти полмиллиарда.
      - Женись на внучке Сосновского.
      - Она еще несовершеннолетняя.
      - Значит, на дочери!
      - Петр Витальевич еще не освободился! - надменно сообщила строгая секретарша, когда он вошел в приемную.
      От ее диванно-пружинного голоска Хмуренко поморщился. Шефом скрипучей секретарши был заместитель начальника отдела информационных программ. Хмуренко его терпеть не мог и обычно в упор не замечал, проходил мимо не здороваясь. Но в данном случае уклониться от встречи не представлялось возможным: начальник отдела был в отпуске и Петр Витальевич временно исполнял обязанности. Сам он, кстати, всегда и всем улыбался, тому же Хмуренко, потрясая при этом заплывшими щеками и тремя подбородками.
      Ожидание получилось основательным. Поймав на себе в определенный момент усмехающийся взгляд секретарши: сидишь, дескать, ну-ну, он достал блокнот и принялся делать пометки. Он нарисовал схематического Замятина, раскинувшего руки в стороны, и стал пришпиливать его к распятию булавками, снабженными бирками: "видеозапись", "кредит хозупр. генпр." и т. д. Схема эта не имела отношения к разработке плана кампании, который они обсуждали с Мишей Лепешкиным. План на самом деле был давно составлен, уныл и бесперспективен. А возиться с Лепешкиным приходилось, поскольку он, во-первых, приходился ему, Хмуренко, дальним родственником и, во-вторых, пацан был, безусловно, талантлив. И, естественно, упрям, как положено молодому гению: всегда желал заниматься лишь тем, что выстрадал лично, поэтому к каждому серьезному заданию его приходилось подводить.
      Когда на генпрокуроре не осталось от булавок живого места, на столе у секретарши в очередной раз зазвонил телефон. Шеф, догадался Хмуренко по изменившемуся выражению ее лица.
      - Александр Сергеевич, проходите. Петр Витальевич ждет вас, подтвердила она его предположение.
      Оказывается, он все это время сидел у себя в кабинете один! И занимался чем-то архиважным. Настолько, что надо было его, Хмуренко, томить полчаса в приемной.
      - Здравствуйте, Петр Витальевич. - Хмуренко поздоровался первым, как будто именно он был хозяином кабинета, продолжая бушевать внутри себя и не слишком скрывая это. - Не стану вас долго задерживать, дела, я понимаю...
      - Да-да, конечно, - как ни в чем не бывало деловито подхватил Петр Витальевич, - давайте сразу к делу. Я был на совете акционеров... Вы же знаете, что сегодня был совет акционеров?
      - Да, за новостями слежу.
      - Так вот, сегодня Вилли Геннадиевич был собственной персоной. И в открытую вас защищал. В наблюдательном совете кое-кто прямо жаром пышет против вас и говорил очень нелицеприятные вещи. Я не буду называть по имени-отчеству, вы, наверное, сами догадываетесь. И не он один, хочу вас предупредить, - вы же понимаете, какая там обстановка, и как они стремятся сожрать любого порядочного журналиста. Я, между прочим, тоже взял слово и выступил в вашу поддержку, чтобы вы не подумали... От нашего лица, от журналистской братии. - Петр Витальевич замолчал, очевидно ожидая благодарности, но Хмуренко с профессионально отработанным выражением глубокой заинтересованности молча смотрел ему в глаза... От журналистской братии! Засранец. За всю жизнь не напечатал ни единой строчки и не сказал ни слова в эфире. А в поддержку выступил! Герой России! Осмелился Сосновскому прилюдно лизнуть задницу... - Так вот. По поводу, значит, вашего цикла передач, который вы заявили в субботнем эфире. На всякий случай напишите сейчас заявление об отпуске по состоянию здоровья, если понадобится мы его потом обнародуем, чтобы не выглядело... Ни с вашей, ни с моей стороны...
      - Спасибо, Петр Витальевич. Я абсолютно здоров!
      - Но тогда в случае чего я же не смогу вас выручить! Вам надо заручиться... Ну большей, нежели моя, поддержкой, вы же понимаете. В общем, Александр Сергеевич, если мне навяжут решение о вашем увольнении, я вынужден буду его подписать. Поймите...
      - Я все понимаю! - Хмуренко встал. - Если вы помните, я сам не так давно сидел на вашем месте, пока не было принято решение о моем очередном увольнении. Считайте, что вы меня предупредили.
      Миша Лепешкин трудился за компьютером, оседлав кресло задом наперед, и, свесив руки через спинку, быстро и сосредоточенно нажимал на клавиши. Было видно, что он дозрел. Рядом с ним пристроилась первая помощница Хмуренко - Лада Рябец, она рассеянно поглядывала на экран и нетерпеливо теребила сумочку.
      - Команда в сборе! - удовлетворенно сказал Хмуренко, заливая в кофеварку три чашки. - Начинаем мозговой штурм. Слово господину Лепешкину.
      - Сорок секунд, - отозвался Миша. - Как большое начальство?
      - Как обычно, с полными штанами.
      - А, - сообразил Лепешкин. - Нас опять типа закрывают!
      - Александр Сергеевич, материал, - перебила Лада.
      - Хорошо, как раз сейчас и обсудим! - ответил Хмуренко, улыбаясь.
      Но Лада не поддержала, по обыкновению, его благодушного тона, покачала указательным пальцем и скосила глаза на Лепешкина. Хмуренко удивленно уставился на нее.
      - Так, Миша! Обеденный перерыв! У нас с Ладушкой интимный разговор.
      Когда дверь за Лепешкиным закрылась, Лада извлекла из сумочки диктофон.
      - Что тут у тебя?
      - Александр Сергеевич, бомба! Ильичева подкармливают нефтедолларами.
      - Откуда кассета?
      - Из лесу, вестимо. От одного знакомого из "Прим-ТВ". Дал всего на час, или мы покупаем, или он отдает своим. Потом подробности, давайте слушать.