Глава 12

– Тебе стоит потанцевать, – сказала Мэй Тристе, после того как та отвергла уже пятую просьбу сделать тур танца на паркетном полу.

– Мне не хочется танцевать, – ответила Триста и еще энергичнее замахала веером, стараясь не встречаться взглядом с леди Мэй.

– Дорогая, ты сегодня выглядишь просто великолепно, и здесь вокруг столько интересных людей. Ты же еще не устала от светского общества.

– Нет. Но я сегодня не в духе. Не знаю, что на меня нашло. – Она с трудом изобразила на лице улыбку и пожала руку леди Мэй. – Конечно, здесь положено веселиться. И ничто не оправдывает плохого настроения. Возможно, мне просто нужно подкрепиться, чтобы пополнить запас энергии.

Эта прозвучало так решительно, что тронуло Мэй, и та пожала руку в ответ.

– Возьми бокал шампанского. Оно просто великолепно, развеселит кого угодно.

Мэй хорошо знала причину, по которой испортилось настроение ее племянницы. Этой причиной был Эйлсгарт, хотя Триста упорно отказывалась о нем говорить. Все мягкие попытки Мэй вмешаться были решительно отвергнуты.

Это было странно. Мэй терялась в догадках. Она не могла представить, что могло произойти между этими двумя, но то, что у них что-то серьезное, было очевидно.

Ей понравился Роман. Она хорошо разбиралась в мужчинах и находила заслуживающим уважения то, что он осознает свои обязанности перед Эндрю, действительно интересуется мальчиком и желает углубить их отношения.

Но Мэй заметила, что последнее время Роман не заходит за Тристой. Однако он навещает сына и делает для него кое-какие дела, к примеру, поменял учителя и подобрал ряд новых занятий. Это Мэй понравилось. Вместе с тем ей стало горько от мысли, как ее собственный брат пренебрегал своими дочерьми. Роман в этом сильно отличался от лорда Вулрича.

Было странно, что Триста этого не ценит.

Мэй вздохнула и неторопливо пригубила бокал шампанского. Она взяла этот бокал специально, чтобы составить компанию одиноко стоящей Тристе. Однако довольно скоро ее мысли перешли с Тристы на совсем другой предмет, который доставлял ей много волнений.

Ее беспокоил Роберт, который в последнее время стал невыдержанным и нетерпеливым, очень грубым по отношению к лорду Шарбонно и делал относительно него ехидные замечания. А когда тот наносил визит, просто выходил из себя. Но это не могло быть ревностью. Ревность Роберта – это полный абсурд. Роберт, ревнующий к лорду Шарбонно!

– Они так любят друг друга, – произнесла Триста. Вздрогнув, леди Мэй секунду вдумывалась в ее слова. Но когда поняла, что Триста говорит о Мишель и Эйдриане, успокоилась.

– Этим двоим в самом деле можно позавидовать, – проговорила Мэй, наблюдая, как эти двое смотрят друг на друга.

– Удивительно, что его хромота сейчас его совершенно не тревожит.

– Военные раны мало значат, когда ты молод и на великолепном балу танцуешь с кем-то, кто может отвлечь тебя от забот.

Эти слова сорвались с ее губ легко, но ей почудилась в них напыщенность и легковесность, и Мэй в смущении покраснела. Ее слова могут быть восприняты как сожаление о том, что она сама уже не молода.

Мэй вздохнула. Ей нужно серьезно поговорить с Робертом. Он в последнее время стал часто жаловаться, а она никогда не выносила плаксивых людей.

– Моя дорогая леди Мэй, – произнес лорд Шарбонно, подходя к ней ближе. Выставив вперед ногу, он отвесил глубокий грациозный поклон. Его правая рука при этом выписала странный пируэт.

Мэй улыбнулась, глядя на это приглашение. Шарбонно любил театральность, над этим смеялись и подшучивали. Но он был умен, а это главное. Он мог высказать любопытные суждения на сложные темы и с интересом выслушивал ее мнение. Он не только спокойно относился к тому, что она высказывала более здравые мысли, чем он, но воспринимал ее мнение без обычного мужского высокомерия. В этом отношении он напоминал Роберта, и именно по этой причине Мэй предпочитала его компанию. Если он и не был идеальным собеседником, то по крайней мере его можно было терпеть и даже находить его общество приятным.

А она часто оказывалась одна, когда появлялась в обществе. Танцы с Шарбонно скрашивали одиночество.

– Ты пришел просить о танце? – спросила она с лукавой улыбкой. – У меня от танцев кружится голова. На этой неделе у меня совсем нет сил. Возможно, у меня началась лихорадка.

– Тем не менее ты выглядишь очень хорошо, – произнесла Триста, повернувшись, чтобы приветствовать Шарбонно. Они нравились друг другу и всегда получали удовольствие от общения. – У вас новый жилет? Красный – такой замечательный цвет.

Шарбонно, явно польщенный, тут же вернул комплимент, объявив, что она сегодня просто очаровательна. Так оно и было. Триста выбрала для этого вечера бледно-зеленое платье с небольшим количеством кружев, чтобы они не очень нарушали классический стиль. Это платье подчеркивало ее красоту. Однако глаза Тристы были печальны и бурлящая энергия, что так украшала ее, куда-то исчезла.

Впрочем, внезапно поняла она, какие-то проблемы были и у Шарбонно. Он был вялым, без искры в глазах.

Заметив нескольких знакомых, Триста оставила Мэй и Шарбонно, чтобы к ним присоединиться. Мэй молча проводила ее глазами. Новые знакомые радостно приветствовали появление Тристы. Было приятно увидеть улыбку на ее лице и то, что она отвлеклась от своих огорчений, включившись в оживленный разговор.

– Итак, что это будет, леди Мэй? – спросил лорд Шарбонно, снова привлекая внимание Мэй. – Карты или прогулка в саду?

– Думаю, карты. В игре вчетвером мне последнее время не везет, и я горю желанием отыграться.

Шарбонно проводил ее в гостиную, где было установлено несколько столов для карточной игры.

– Надеюсь, ты не потеряешь голову.

– Если ты спрашиваешь, буду ли я делать большие ставки, то могу ответить – нет. Но когда на кону большая сумма и карта идет тебе в руки, очень возбуждаешься и чувствуешь прямо-таки лихорадку. В таких случаях я рискую, несмотря на то что могу много проиграть.

Шарбонно неодобрительно нахмурился:

– Мне не нравится игра на деньги. Очевидно, потому, что я неудачлив. Только тот, к кому благосклонна судьба, может получать удовольствие от такой игры.

Мэй внезапно испытала раздражение.

– Тогда сядь рядом и, ради Бога, не говори таких скучных слов. Это отпугнет мою удачу.

Опустившись на стул справа от нее, Шарбонно чуть отстранился от стола, показывая, что он не будет участвовать в игре. Мэй же начала любезный разговор со своими партнерами.

Ей везло, и Мэй полностью погрузилась в игру. Шарбонно куда-то испарился. Игрок слева от Мэй тоже ушел, уступив место кому-то другому, кого Мэй едва замечала. Она с нетерпением ожидала сдачи карт, когда заметила на себе пристальный взгляд сдающего.

Мэй удивленно взглянула на этого человека. У него была сгорбленная спина, а седые волосы свободно свисали на лоб, делая его лицо неприятным. У Мэй остановилось сердце. На нее пристально глядели глубоко запавшие темно-карие глаза с черными ресницами. У человека был резко выступающий орлиный нос. Это был... Роберт.

Должно быть, она как-то отреагировала – изумлением или радостью, – так что ему пришлось напомнить, что они не одни, предупреждающе нахмурившись.

Не зная, что ей делать, Мэй опустила голову, якобы изучая свои карты. Мысли беспорядочно прыгали, мешая сосредоточиться.

– Ваш ход, – мягко произнесла женщина позади нее. Подняв голову, Мэй обнаружила, что весь стол ожидает, когда она сделает ставку.

Она смутилась, хотя обычно умела держать себя в руках. Не думая, она двинула в центр стола кучку монет. А потом метнула взгляд на Роберта.

– Этим вечером тебе сопутствует удача? – спросил он. Его голос прозвучал низко, тяжело, с хрипловатостью, которая для него не была характерна. Роберт не хотел себя выдавать.

Он замаскировался очень убедительно. Его волосы были совсем седыми и казались жесткими, кожа выглядела желтушной, под глазами расплылись темные круги, а стройной элегантной фигуры как не бывало. Чтобы казаться массивнее, он, наверное, привязал к животу подушку.

Однако его чувственный рот был все таким же, а в глазах светилось озорство. Он оставался притягательным, несмотря на живот, седые волосы и желтушную кожу.

Мэй побледнела как смерть. Роберт пошел на огромный риск, чтобы побыть с ней.

– Сегодня, похоже, в моде безрассудство, – тихо сказала она.

Его глаза заблестели, в них промелькнуло что-то неприличное. Мэй сразу бросило в жар от явного сладострастия в этом взгляде. Ее сердце бешено застучало.

Но потрясение от неожиданности стало проходить. Мэй уже была способна продолжить игру – если Роберт пришел сюда играть в карты. Кто-то окликнул:

– Лорд Карстерс?

Роберт тут же уткнулся в карты.

Мэй поняла – Роберт представился вымышленным лордом Карстерсом. Перевоплощение было столь полным, что при других обстоятельствах Мэй непременно бы обманулась. Но она слишком любила каждую черточку этого лица, знала оттенки его глаз, форму носа, пухлые губы.

Роберт бросил свою карту, после чего наклонился к ней, опершись на локоть:

– Есть такая пословица. Ты, возможно, ее слышала. Кому везет в картах, не везет в любви.

– Едва ли это верно. – Она встретилась с ним глазами и почувствовала себя наверху блаженства.

Кто-то кашлянул, привлекая их внимание.

– Милорд, ваш ход, – произнес один из игроков.

Роберт бросил пригоршню монет в центр стола. Мэй попыталась сосредоточиться на картах. Обычно она в них хорошо разбиралась. Но на сей раз у нее были особые обстоятельства, и она проявила осторожность, сделав умеренную ставку.

Как только ход перешел к партнеру, она почувствовала, что Роберт под столом положил руку ей на бедро. С испугу она чуть не вскрикнула. Даже через несколько слоев шелка Мэй ощущала тепло его ладони.

Она гневно повернула голову, но Роберт только улыбнулся в ответ. Нет, оставаться здесь дальше она не может. Роберт что-то негромко произнес, чуть сжал ее бедро, и его рука вернулась обратно, так же тайно от всех, как и появилась.

Мэй решила, что больше не будет играть. Но не успела она объявить об этом, как Роберт пригласил ее на танец. Она никогда раньше с ним не танцевала, а ведь она очень любила танцы.

С трудом справившись с застрявшим в горле комком, Мэй согласилась, и Роберт повел ее на площадку для танцев. Как раз в этот момент музыканты закончили мелодию, и танцующие на миг застыли, чтобы через пару мгновений закружиться в вальсе.

– Это ты заказал вальс, – прошептала она.

– Мне пришлось. Я не мог вспомнить ни одного из этих глупых шагов кадрили – и все другие танцы.

Он закружил ее, заставляя вспомнить порядком забытые движения. – Но я люблю вальс.

Мэй рассмеялась:

– Ты танцуешь просто божественно для мужчины в возрасте и с огромным животом.

– Для тебя я снова стал молодым.

– Это очень лестно слышать. Но уверена, тебе доставляет удовольствие твоя маленькая авантюра.

Его глаза вспыхнули. Потом Роберт оглядел зал. Но сделал это так, словно он и в самом деле был стариком. Он двигался уверенно, хотя и делал вид, что не столько танцует, сколько по-стариковски топчется, Мэй получала наслаждение: танцором он был безукоризненным.

– Похоже, ты делал это раньше. – Она внимательно следила за выражением его лица. Оно не изменилось.

– Танцевал? Да, пожалуй.

– Нет, переодевался. Ты держишься очень уверенно.

– Нет, я немного волнуюсь. Я был бы полным болваном, если бы не волновался. И еще большим глупцом, если бы показал это всем.

– Зачем ты сделал это?

Его взгляд стал загадочным.

– Меня беспокоит, что ты часто ходишь везде с этим проклятым Шарбонно.

– Ты ревновал? – недоверчиво спросила она, но тут же отбросила эту мысль как смешную.

Лицо Роберта стало высокомерным.

– Ревную только к тому, что этот человек может при всех выражать тебе свои чувства.

– И потому ты решил это сделать тоже.

– По-моему, тебе это нравится.

– Даже не могу поверить, что ты мог решиться на такое. Последнее слово она произнесла с явным удовольствием. Роберт усмехнулся, и Мэй рассмеялась, не очень заботясь, как к этому отнесутся другие. Роберт закружил ее в танце и потом отпустил на пару шагов. И тут Мэй заметила лорда Шарбонно. Он хмуро смотрел на них.

Мэй это было безразлично. Она веселилась от души, и лорд тут же вылетел у нее из головы. Танцевать с Робертом было просто восхитительно.

Они покружились еще немного, а затем отправились в миниатюрный сад. Здесь Мэй увидела своих подруг. Ее странный спутник их озадачил.

Роберт притворился, что он о чем-то с ней спорит. Мэй скоро поняла смысл этой хитрости: все старались держаться от них подальше и делать вид, что их не замечают. Только этого ему и было нужно.

Они смеялись, когда шли домой. Роберт изображал присутствовавших на балу снобов так натурально, что Мэй хохотала до упаду. От смеха и от его поцелуев она чуть не задохнулась. Они упали на кровать, их руки быстро и неуклюже сплелись от внезапной страсти.

Это был восхитительный вечер. Она не могла припомнить, когда столь замечательно проводила время. От жара они обессилели. Позднее, когда зажглись свечи и все вокруг замерло, Мэй тихо спросила:

– Кто ты, Роберт?

Она задавала этот вопрос много раз, когда он спал рядом. Сейчас он бодрствовал. Но она снова не получила ответа.

Эндрю сидел в гостиной, ожидая прихода лорда Эйлсгарта. В его руке был старый, покрытый щепками деревянный игрушечный кораблик, который ему очень давно подарил дядя Дэвид. Эндрю с интересом вертел кораблик в руках. Как бы к этому ни относился лорд Эйлсгарт, но у Эндрю это была любимая игрушка.

Лорд Эйлсгарт подарил ему несколько куда более искусно сделанных кораблей. Один из них был точной копией испанского галеона, с высокими мачтами и тонкими сводчатыми окнами на корме. Маме корабль очень понравился, и она сказала, что он стоит больших денег. Эндрю нашел корабль интересным – но в нем не было чего-то особенного, как у его старого корабля.

Ему дарили и меньшие по размеру игрушки, набитые куклы и разные механические чудеса, которые приводились в движение при помощи поблескивающего ключика. Лорд Эйлсгарт принес ему вырезанную из дерева конную голову с палкой, на которой можно было скакать.

Но Эндрю все эти игрушки не нравились. Как и лорд Эйлсгарт.

Дядя Дэвид и тетя Люси пытались поговорить с ним. Он не мог им все рассказать – да и не захотел бы, если б смог. Его нелюбовь к лорду Эйлсгарту объяснялась неприятным и тяжелым чувством, до колик в животе, когда он видел лорда.

Все, что он знал о лорде Эйлсгарте, – это то, что от него мама плакала. Но потом... из-за него мама улыбалась. Это обескураживало еще больше. Говоря по правде, он ужасно боялся лорда Эйлсгарта. Не того, что этот человек с широкими плечами и странной, слегка печальной улыбкой может принести какой-то вред. Было в этом человеке что-то повелительное, словно он считал себя вправе распоряжаться ими. И когда он стал приходить, мама изменилась.

Если он был рядом, мама смотрела только на него. Она начинала вести себя совершенно иначе, и Эндрю это не нравилось.

Это было несправедливо. Лорд Эйлсгарт не был частью их семьи.

Теперь мама уже не встречалась с лордом Эйлсгартом, что было хорошо. Но все равно приходилось ходить с ним на прогулки, чего Эндрю не понимал. Если Эйлсгарт ей больше не друг, почему он должен видеть этого лорда?

Однако временами эти прогулки доставляли ему удовольствие – особенно когда они вдвоем навещали леди Грейс. Эндрю она очень нравилась. Она всегда давала ему ириску и не суетилась рядом с Эйлсгартом, как другие женщины, включая маму. Леди Грейс хорошо относилась к лорду Эйлсгарту, но она разговаривала с ним резко и даже время от времени с ним спорила, что они оба считали нормальным, а Эндрю казалось удивительным.

Лорд Эйлсгарт тоже был с ним добр. Даже когда он был сердит, он никогда не кричал ни на него, ни на леди Грейс. Он просто оставлял Эндрю одного на какое-то время и держался от него на расстоянии, не произнося ни звука. Он начал Эндрю даже нравиться, что было странно, ведь Эндрю по-прежнему считал, что этот человек должен уйти.

Вот и сейчас Эндрю услышал, что перед домом остановился экипаж – по-видимому, лорда Эйлсгарта, приехавшего для очередной прогулки. В дверях появилась мама, ее лицо было напряженным, а улыбка натянутой.

Именно поэтому Эндрю не любил лорда. Увидев, как изменилось лицо мамы, он почувствовал, что у него заболело что-то в животе.

– Лорд Эйлсгарт пришел, – объявила она то, что было очевидно.

На ее лице было понимание. Мама знала, что он хочет остаться с ней. Знала, что Эндрю хотел бы съездить посмотреть на корабли с дядей Дэвидом, а не с лордом Эйлсгартом. Но спорить с мамой было бесполезно. Она не признавала отговорок, когда это касалось прогулок с лордом.

Эндрю соскользнул с сиденья и поспешно запихнул свою старую, потрепанную игрушку в карман. Стук двери в прихожей был для него подобен звону поминального колокола.

Мама тут же смутилась, ее лицо порозовело, а руки нервно заметались, словно пара испуганных птиц. Эндрю крепко сжал губы, наблюдая за ней.

– А вот и он. Пойдем. – Голос мамы был каким-то странным. Как будто она задохнулась, быстро поднявшись по лестнице.

Нравится ли самой маме лорд Эйлсгарт? Или же она ненавидит его также сильно, как он сам? Понять этого Эндрю не мог.

В прихожей появился лакей Джон. Мама вывела Эндрю вперед, и ее руки легко легли на его плечи. Эндрю не стал артачиться, но и пошел он без особой охоты.

Эйлсгарт был много выше, чем дядя Дэвид. Эндрю всегда удивляло, насколько тот высок. На голове лорда Эйлсгарта было много черных волос, тогда как дядя Дэвид был коротко пострижен. Лицо лорда было красивым, но в нем не было доброты.