Это случилось около 9 часов, время врезалось в память на всю жизнь. В первые минуты его поддерживала на воде шинель, надетая поверх бушлата, пока еще была сухая, а намокнув – стала тянуть в глубину. В связи с этим Юрий Селезнев сбросил шинель, стащил через голову противогаз, из его сумки переложил в брючный карман записную книжку, две плитки шоколада «Золотой якорь», сбереженные «на черный день», и перчатки.

Подчеркнем, что все это было проделано не где-то в сторонке от 10-балльного шторма, а, выражаясь предметно, в центре этого водоворота. Для этого нужно было уметь надежно держаться среди волн, к тому же надо учесть, что Селезнев оставался одетым в бушлат и в форму 3 и обут в ботинки.

Однако умения держаться на воде еще мало. Надо было еще уметь владеть собой. Наконец, нужно было оставаться рассудительным. Этими качествами Юрий располагал в полной мере.

Зачем-то он аккуратно застегнул ремешок сумки и потом уже отбросил противогаз в сторону от себя.

Тем временем намок бушлат и тоже стал тянуть в глубину, пришлось и его снять. Пытался снять ботинки, несколько раз нырял, чтобы достать до шнурков, но они были сделаны из сыромятной кожи, это – на века. Они намокли, затянулись намертво, такие – зубами не развязать. Поэтому с ботинками пришлось смириться.

Юрий очень берег финский нож в чехле. Боясь, что нож может выскользнуть или оторваться вместе с чехлом, он взял его в зубы и не выпускал потом ни при каких обстоятельствах.

Процедура раздевания очень утомила, поскольку при этом пришлось долго и напряженно работать ногами.

Сравнительно недалеко Юрий увидел плавающий ящик и подплыл к нему. Он оказался с сухарями, а две запаянные жестяные банки в нем создавали хорошую плавучесть. Попытался сесть на ящик, но он каждый раз выскальзывал, пришлось лечь на него животом. Теперь наконец смог передохнуть и осмотреться. От баржи его отнесло метров на сто. Кругом плавали свои ребята, держась за бревна, за другие обломки. Старшина класса Ростик Бочаров кричал: «Держись, ребята! В большой компании тонуть не страшно!»

Трудно себе представить, трудно поверить, удивительно, но это факт: на одном из плотиков курсанты пели песню о геройской гибели русского крейсера «Варяг».

Когда поднимало на гребень волны, видна была баржа. Люди по-прежнему располагались там в носовой и кормовой частях.

Шквалистый порыв сорвал бескозырку, на шее остались связанные ленты. Ящик опять выскользнул, его унесло, пришлось снова барахтаться. Рядом несло вместе с бревном Диму Князева. Дима окликнул, позвал к себе.

Бревно было очень скользким, сколько он ни суетился, лечь на нем не удалось. Пришлось лишь держаться за бревно руками, оставаясь в воде. Людей разбросало, относило от баржи все дальше. Волна оторвала Юрия от опоры, накрыла, пришлось наглотаться воды. Когда пришел в себя, то оказался рядом с плотом, на котором сидели младший политрук Подкорытников, старшина 1 статьи Измайлов и другие. Когда Юрий уже схватился за плот, Подкорытников крикнул: «Помоги девушке!» Юрий увидел ее поблизости, подплыл, схватил за воротник и подтащил к плоту. Подкорытников с Измайловым вытащили ее на плот. Таким же порядком им удалось взять на плот и вторую девушку. Обе они оказались выпускницами медицинской академии.

Юрий все еще держался на воде и очень устал. В следующую минуту его самого вытащили на плот, где он и остался лежать в полной неподвижности, держась за доски. Оказалось, что доски и брусья плота были связаны ремнями, всеми ремнями, которые нашлись у его пассажиров. Отсюда было видно, как, держась за брус, плавал командир роты майор Сергейчик. Его поддерживали два курсанта, по-видимому, он сильно ослаб.

Их плот относило все дальше, вокруг уже никого не было. Доски, связанные ремнями, стали расползаться, пришлось их неоднократно перетягивать теми же ремнями. Самым страшным врагом становился холодный ветер. Замерзнув, они поочередно опускались в воду, чтобы хоть в малой степени согреться. Это удавалось, поскольку в воде не продувало. Был момент, когда мимо пронесло деревянный щит, на котором сидел, глядя на них, преподаватель физической культуры старший лейтенант Смирнов. Потом на плот неожиданно выбросило труп мужчины в нижнем белье. Подкорытников сказал, что это – политрук Высшего военно-морского инженерного училища. Юрий столкнул труп с плота.

На этом плотике Рыбинский сбросил с себя дополнительно еще и суконку, чего на плотике делать, может быть, и не следовало.

Вместе с другими сидевшими на плотике Рыбинский видел, как взметывались столбы воды вместе с обломками плотиков и детьми, слышал душераздирающие крики людей, попавших под разрывы бомб.

Видел, как вражеские самолеты на бреющем полете осыпали плавающих людей пулеметными очередями.

При очередном ударе волны палуба под ногами курсанта Колодяжного затрещала, разломилась, и он оказался в воде на плотике из нескольких скрепленных между собой досок, на котором и носило его по волнам. В какой-то момент он увидел такой же обломок палубы, а на нем девочку 14 – 15 лет, одетую в кофту с рукавами до локтей. Девочка сильно продрогла. Аркадий подплыл к ней, снял с себя суконку и бескозырку и отдал ей. Девочка охотно их надела. Сам остался в белой форменке, под нею была еще тельняшка, в брюках и ботинках. Держал свой плотик около нее, успокаивал и ободрял девочку, учил, как надо держаться за плотик. Неожиданно волны разбросали их плотики. Как погибла девочка – нельзя было видеть, волны понесли их в разных направлениях. То ли его накрыла волна, то ли девочку – точно сказать невозможно. Одно лишь ясно, когда Аркадий всплыл и стал высматривать ее вокруг, то ее уже не обнаружил.

Заметил лежавшего на каком-то предмете Сергея Немилова, видно было, что он – в тельняшке и брюках.

Во время одного из заходов буксира курсант Колодяжный оказался у его кормы. С кормы свисало несколько концов. Увидев это, он бросился вплавь к одному из концов, поднялся до фальшборта и закинул правую ногу за фальшборт. И здесь в этот момент силы его кончились. Так и остался висеть, держась за фальшборт правой рукой и правой ногой. Кто-то на палубе увидел, схватил его за место, «на котором заседают», и перетащил на палубу. Из последних сил он дополз до машинного отделения, где уже находились курсант Саша Великотный и майор Сергейчик Александр Андреевич.

Еще в те минуты, когда была сброшена рубка, за бортом примерно в двух-трех метрах оказался пожилой инженер-капитан 1 ранга Галанин К.С. Кривошеев вытащил его на палубу. Однако попозже волна опять снесла Галанина за борт, и он погиб.

Прошло еще какое-то время, и вдруг волна снова сбросила Кривошеева за борт, и опять же он изо всех сил устремился обратно.

Именно в это время он увидел, как Муза Захарова подплыла к борту баржи на доске. Ей оставалось еще одно последнее усилие, чтобы вплотную приблизиться к стенке борта и ухватиться за какой-либо выступ.

Но волна ударила ее о борт, сбила с доски и унесла девушку в глубину.

Так Муза Захарова и была предана морю.

Кривошеев подплыл к барже и взобрался на борт.

«Орел» все еще подбирал людей. Все, кто мог это видеть, напряженно следили за его работой и видели, что «Орел» к барже не сможет подойти, видели, что он будет подбирать только тех, кто плавает вдали среди волн, кто рискует погибнуть каждую минуту.

«Орел» собрал уже много людей и, по-видимому, скоро должен был загрузиться до отказа.

Насколько было тяжело на душе у каждого участника в это время, может себе представить только человек, уже переживший какую-то трагедию или видевший нечто аналогичное.

Человек был рожден для жизни. Кривошеев сознавал, что погибнуть нельзя.

Он увидел вражеские бомбардировщики, которые сбросили бомбы и заходили на второй вираж, и, приняв последнее решение, прыгнул с баржи и поплыл наперерез движению «Орла» и доплыл до него. Ему бросили конец, он ухватился, но руки уже не держали, тогда он схватился зубами и руками. Его вытащили на палубу «Орла», и тут же Кривошеев потерял сознание.

Курсант Дмитрий Тихомиров располагался по правому борту впереди рубки.

Он хорошо запомнил, что стоял в обнимку с устройством для подъема грузов. Это было вертикально поставленное на металлический штырь бревно с приделанным под углом отростком.

Как только смыло за борт рубку, Тихомиров понял, что пора и самому раздеваться.

Успел снять только один ботинок, потому что сыромятный шнурок на другом ботинке не развязывался. Сбросил шинель, пытался снять суконку, но это сделать не удалось, поскольку она была здорово ушита – заужена по фигуре, для стройности, а под нею был еще свитер, поэтому Дмитрий разорвал суконку до шва внизу, но снять ее все же не успел, так как участок палубы с людьми оторвало и прижало им Дмитрия к грузовому устройству, штырь которого от этого согнулся, и сам он вдруг оказался под этим участком палубы в воде за бортом.

Затем, спустя какое-то время, Тихомиров устроился на плотике.

Когда буксир оказался рядом с плотиком Ситкина и Вдовенкова, то их плотик – и это конечно произошло случайно – волной прижало к его борту так плотно и высоко, что они все сразу перескочили с плотика прямо на палубу. Это был самый удачный и самый счастливый случай.

Хорошо одетые и обутые, способные еще потрудиться, Михаил Ситкин и Иван Вдовенков включились в спасательную работу. Работали в паре, а то и большим числом. Бросали на плотики концы и после того, как человек за бортом обвязывался ими, его вытаскивали на палубу.

«Орел» подошел к плотику с курсантами, среди которых были Селезнев, Кузнецов, две девушки – выпускницы медицинской академии. До их спасения остались минуты.

На плотик были брошены пеньковые концы, и люди поползли к ним. Из-за этого край плота, где лежали пеньковые концы, стал уходить в глубину, а противоположный край потянуло вверх. Чтобы избежать переворота, курсант Кузнецов и одна из девушек поползли на верхний край. Селезнев тоже пополз за ними, как вдруг ударом волны плот развернуло, и плот попал по форштевень буксира. Плот разорвало. Кузнецова и девушку, которая была рядом с ним, накрыла волна, и они больше не всплыли. Селезневу удалось схватиться за веретено якоря и перекинуть ноги через его лапы.

Сидя верхом на якоре, он раскачивался и коленями бился то о борт буксира, то об обломок бруса, который болтало почему-то между ним и бортом.

Пока поднимали на палубу всех других с обломков этого плотика, Селезнев тихо ждал своей очереди, крикнуть о помощи не мог, потому что по-прежнему держал нож в зубах. Наконец пришла и его очередь. С палубы спустили веревочную петлю, которую надо было набросить на себя под мышки. Долго не мог совладать с окоченевшими руками, в конце концов надел петлю.

До этого момента Селезнев был очень активен. Несмотря на опасности, он не жалел сил для оказания помощи другим. Вероятно, он затратил все свои внутренние резервы, потому что к моменту его спасения у него уже не было сил, его сковало оцепенение, похожее на контузию. Юрия подняли петлей. На палубе вытащили зажатую зубами финку.

…А «Орел» работал. Он шел, то с грохотом врываясь в волну, то возносясь форштевнем высоко над водой, обнажая переднюю часть красного днища, то опадал носом, задирая корму, оголяя гребной винт и издавая при этом металлический вой холостых оборотов.

Капитан буксира напряженно наблюдал за участком катастрофы, он искал – куда идти.

Капитан увидел среди волн небольшую плавучесть с людьми и направил судно прямо к ней. Курсантам, среди которых находился Евгений Перешивайло, казалось, что «Орел» пришлепнет их своим днищем, как башмак пришлепывает букашек. Но капитан осторожно развернул буксир лагом, и с борта на плотик полетел десяток спасательных концов, это было больше, чем в данном случае погибающих. Евгению запомнилось, что в каждой его руке оказалось по одному концу, причем один из них был брошен от носовой части, а другой – от кормовой.

Когда Евгения подтянули к борту, то получилось так, что он завис у борта на двух концах как на растяжках.

Ему кричали: «Отпусти один конец!», но оказалось, что это сделать невозможно, так как руки не разжимались. Тогда его вытащили при помощи багра и на палубе разжали руки.

После долгих ожиданий, уже возвращаясь от канлодки «Селемджа», «Орел» подошел к этому плотику. В данный момент буксир сильно качало на крутой волне, поэтому он застопорил ход, и плотик оказался с его правого борта. С палубы им метнули бросательный конец, который поймал Лазарев, и с его помощью подтянул плотик к борту буксира. Положение плотика на волне оказалось очень удачным, что позволило врачам и Лазареву быстро схватиться за перила фальшборта, а перевалиться на палубу им помогли уже товарищи с буксира. Именно здесь Лазареву помог его однокурсник Ермаков, поднятый на палубу за минуту раньше.

Трагедия шла своим ходом, и курсант Жуковский стал чувствовать, что остывает и теряет силы. На его счастье к плотику уже подошел буксир и носом навалился на плотик. Уже падая в воду, Жуковский успел уцепиться за якорь. А его товарищ и женщина уцепились за борт. Матросы буксира помогли им выбраться на палубу.

Когда Жуковский спустился в трюм, там уже были курсанты электрики Александров, Семенов, Сеппенен, Суевалов.

Немного просохнув и согревшись, Жуковский поднялся наверх, чтобы помочь спасению людей.

Запомнился ему пример, когда к буксиру подплыла женщина. Была она буквально в одном купальном костюме, а это был уже третий или четвертый час от начала катастрофы. Ей подали бросательный конец, который она ловко подхватила и самостоятельно поднялась на борт и спустилась в кубрик.

Навсегда запомнилась Жуковскому трагическая гибель офицера, который самостоятельно подплыл к буксиру. Ему бросили конец, затем еще и спасательный круг.

Но у борта волна кипела, бросательный конец погружался под воду, круг тоже не мог лежать на волне спокойно, его надо было ловить, чего офицер сделать уже был не в силах, и руки его не могли удержать круг. Офицера затянуло под корму, и там уже никто и ничем не смог ему помочь. Никогда не мог забыть Жуковский его скорбные, с безысходной тоской просящие глаза.

Был и такой факт. Еще на барже курсанты Жуковский, Грахов, Мохов и врач держали друг друга за руки перед тем и в тот момент, когда большой вал сбросил их всех за борт. Оказалось так, что вся эта четверка полностью собралась на буксире.

Рядом с другими плотиками располагался и плотик с курсантом Евлановым. Вероятно, по этой причине совсем неожиданно буксир оказался рядом.

Пассажирам на плотик бросили конец. Евланов скомандовал: «Женщине вперед!» Зина Симаничева намотала конец на руки, так как окоченевшие пальцы не сжимались, и двинулась к буксиру, но как-то получилось, что на уровне ватерлинии ее вдруг крепко прижало к корпусу буксира, она не могла даже сдвинуться. Тогда двое командиров с палубы перегнулись за борт, один из них схватил Зину за руку, а другому Зина подняла ногу, и тот схватил ее, и, оторвав Зину от борта, они вытащили ее на палубу.

Это были капитан-лейтенант Кижель и капитан 2 ранга Терещенко Афанасий Михайлович.

Илья Евланов не в силах был самостоятельно отцепиться от бревна, так как руки закоченели в обхвате.

На его удачу сильная волна подняла его вместе с бревном выше борта и толкнула прямо на палубу.

И Зина, и Илья были рады спасению. Но снова они видели несчастья. Зина видела, как с кормы буксира бросали конец туда, где плавала Пименова К.А. – секретарь комсомольской организации Гидрографического управления. Руки Пименовой не удержались за конец, тогда она поплыла к борту и попала во всасывающую струю гребного винта, который тут же ее искалечил и утопил.

У сотрудницы Кати Додоровой были две доски, скрепленные по букве икс. Катя так пронзительно кричала, что крик ее навсегда врезался в память Зины. Катю на глазах поглотила в глубину тяжелая волна.

Кроме Зины Симаничевой из сотрудниц Гидрографического управления были спасены Терентьева Александра, Воскресенская Лидия и Баранова Ирина.

По какой-то очередности «Орел» приблизился сравнительно близко к плотику, где были замерзшие Шитиков и его товарищи по плотику.

Каждый из них, естественно, ощущал эту спасительную минуту и мысленно стремился обязательно достать до борта «Орла». У всех это стремление проявлялось различным путем.

В данном случае плотик своей стороной поднялся на гребень крутой волны, идущей к борту. Поэтому он стал как бы трамплином для прыжка, и если вообразить, что как по деревянной дорожке можно разбежаться, то вполне можно было бы прыгнуть с этого «трамплина» на палубу «Орла».

Одна секунда была нужна, чтобы принять решение для прыжка-толчка, и Шитиков с большой силою оттолкнулся от плотика и, достигнув борта, ухватился за привальный брус. Двое матросов с буксира быстро схватили его за руки и перебросили через борт на палубу. Это был тоже счастливый случай.

Шитикова направили в кубрик, но там оказалось уже совсем тесно, свободных мест на койках не было, люди заняли места и на тумбочках, и стояли на сланях. Оставалось место только под столом. Там он и устроился.

В следующий момент «Орел» уткнулся носом в плотик, где находился Тихомиров вместе с другими курсантами.

Все прошло благополучно.

Таня Степанова, Анна Воротилова, Волков и Досычев старались крепко держаться за плотик, так как только это давало какую-то надежду на спасение. Они постоянно наблюдали за движением «Орла» и ждали его, ждали многие часы, затрачивая на это ожидание огромные душевные силы.

«Орел» подошел к этой группе. Кто-то из мужчин с палубы ухватил Анну за руки и вытащил на палубу. Затем приблизительно таким же образом вытащили Таню, Волкова и Досычева.

Махлах видел удивительный факт, когда в положении глубокого крена «Орла» один из курсантов с плотика схватился за его винты и удерживался на них до тех пор, пока его обратным креном не вынесло на палубу «Орла».

Рыбинский Альфред Николаевич помнит, что у женщины, которую он видел на плотике, было очень красивое лицо, и то, что, как это потом выяснилось, она была высокого роста и имела прекрасное сложение. На плотике женщина закрепилась у какого-то кнехта. Была она в шинели, а по мере того как некоторые курсанты, что были рядом, раздевались и бросались в воду, очевидно, чтобы доплыть до сновавшего среди волн «Орла», она натягивала на себя брошенные шинели и таким образом сохраняла тепло тела. Сохранив сил и энергии больше, чем другие, она взобралась на борт буксира по брошенному ей спасательному концу самостоятельно, как пантера. А других поднимали на борт, предварительно обвязав их концами.

Именно так поступили и с самим Рыбинским, оставшимся на плотике последним. Когда ему бросили конец и крикнули: «Вылезай!», он не смог этого сделать – руки, и особенно пальцы, не подчинялись его воле.

Тогда по просьбе капитан-лейтенанта Кижаля на плотик спустился молодой матрос. Матрос рисковал своей жизнью, так как у борта буксира уже погибли многие, и матрос видел и понимал – волна легко могла его поглотить навсегда. Несмотря на эту очевидную опасность смелый юноша обвязал обессиленного курсанта.

Матросу затем помогли подняться на борт, а Рыбинского вытащили курсант Евгений Васильев, капитан-лейтенант Кижель и двое матросов из экипажа.

Рыбинского подтащили до люка в котельное отделение, помогли туда спуститься, и там он снова увидел ту самую приметную женщину.

Стороннему наблюдателю показались бы страшными скованность и неподвижность раздетых людей – то погружающихся под волны, то вновь возникающих на поверхности.

Немало было людей, воля и тела которых были скованы холодом. Они погибали. Нужны были дополнительные внутренние силы, душевные порывы к жизни, волевые толчки.

У полностью раздетых людей хватило сил на меньшее число часов. Они быстрее теряли способность сопротивляться напору волн и погибали от замерзания.

Для спасения людей нужна была скорая помощь. Пароход «Орел» делал все, что мог. Но его помощь была недостаточной.

Потерь было бы меньше, если бы раньше, а не позже подоспела дополнительная помощь.

Еще живые, но уже скованные, как манекены, люди еще ждали, все еще надеялись.

Коренной ленинградец, курсант Васильев Евгений Анатольевич в этой тяжелой аварийной ситуации сохранил хорошую способность управлять своими действиями и поступками. Надо принять во внимание, что он с детства был знаком с морской волной Финского залива, рано научился плавать. Любил купаться в Неве вплоть до наступления холодного осеннего сезона. Хорошо нырял. Он убедительно подтвердил свои способности здесь, среди холодных волн штормовой Ладоги, самостоятельно пробился через волны к буксиру и выбрался на его палубу. Качку он переносил отлично, более того – качка ему нравилась, возбуждала в нем повышенную работоспособность. Добровольно включился в спасательную работу, подхватывал и вытаскивал людей с воды на палубу, рисковал жизнью, как это было при спасении курсантов Рыбинского и Шишкина. Открытый и правдивый по характеру, он любил общаться с друзьями, с товарищами по службе и сотрудниками. Уважал людей и сам пользовался их взаимным уважением.

Евгений Анатольевич окончил воинскую службу в звании капитана 1 ранга в Центральном картпроизводстве ВМФ, там же он продолжал работать и после увольнения в запас до самой своей кончины в 1986 году. Почти все эти годы он был главой оргкомитета своего выпуска, инициатором всех дружеских встреч и празднований юбилейных событий.

Казимир Константинович Кижель состоял на должности начальника строевого отдела Высшего военно-морского гидрографического училища. По специальности сам был гидрографом, при необходимости мог оказать квалифицированную помощь курсантам как в теории, так и в практических делах. В процессе обучения и воспитания курсантов был неизменно строгим, но при этом – всегда справедливым. Имел вид настоящего строевого офицера, тем самым и представлял собою хороший пример для курсантов и молодых офицеров. Его лучшие душевные качества проявились в ходе трагедии. Находясь на буксире в критические часы, он целиком и полностью включился в спасательную работу, организовывал подъем людей с воды на палубу буксира, оказывал ту первую помощь, которая полагается при спасении утопающих, безотлучно находился на палубе в тех местах, где нужна была немедленная помощь пострадавшим. Многие курсанты, молодые офицеры – выпускники академии, Зина Симаничева обязаны жизнью этому человеку.

Курсанты и офицеры училища уважали капитан-лейтенанта. После трагедии его авторитет возрос еще больше. В последние годы жизни он имел звание капитана 1 ранга.

Казимир Константинович ушел из жизни чрезвычайно рано, прожив лишь 47 лет.

Спустя некоторое время, приблизительно через один час, когда одежда на нем подсохла, Переверзев вышел на верхнюю палубу. «Орел» уже взял курс на Новую Ладогу. В это время увидели еще один небольшой плотик, на котором держались, обняв друг друга, мужчина и женщина. Кто-то сказал, что это – младший политрук. «Орел» осторожно подошел к плотику, застопорил ход. С большим трудом подняли этих почти неподвижных, закоченевших людей на палубу, поместили их в носовом кубрике, где они неразлучно сидели рядом весь путь до прихода в порт Новая Ладога.

Первый помощник механика «Орла» Дунин Алексей Иванович сам лично активно спасал погибающих. По его мнению, многие спасенные, видимо, уже на палубе «Орла» расслаблялись и поэтому теряли сознание.

Алексей Иванович на все годы запомнил молодую красивую девушку, которую спас лично сам. Она подплыла к борту буксира, и здесь получилось так, что волна ее как бы подхлестнула повыше, и Алексею Ивановичу удалось схватить девушку сначала за волосы, потом за руки и вытащить ее на палубу.

Девушка была в полной памяти, она сняла с руки золотые часы и отдала их ему, но Алексей Иванович не взял часы себе, а надел ей на руку, хотел помочь ей дойти до кубрика, но девушка отказалась, она осталась здесь же и стала помогать спасению, но скоро все-таки устала.

Поражали воображение спасателей мертвецы, обнявшие свои плавучие обломки и продолжавшие то вздыматься на гребни волн, то скрываться в провалах между ними.

Особенно было горько спасателям, когда погибающие криками звали на помощь, а сделать ничего было нельзя из-за того, что подходили прежде всего к тем плотам, где было больше людей, в надежде спасти людей побольше.

Буксир был слишком малым судном, а вокруг находилось более тысячи погибающих людей, которых «Орел» неспособен был вообще поднять на борт. Вот почему контр-адмирал Заостровцев требовал от командира канлодки «Селемджа» оказать немедленную помощь.

Пассажирских кают буксир не имел. Штатные жилые помещения, в которых размещался экипаж, уже были заняты офицерами-руководителями.

Все лодки и отверстия были задраены по штормовому расписанию.

«Орел» недопустимо глубоко осел под тяжестью перегрузки. В связи с этим необычайно увеличилась опасность гибели для самого буксира.

Около пяти часов без передышки продолжалась эта очень сложная и тяжелая спасательная работа.

Благодаря смелым и самоотверженным действиям капитана судна Ерофеева и экипажа «Орла», а также контр-адмирала Заостровцева, офицеров Терещенко, Брамана, Кижеля, Белоконова и добровольных помощников из числа спасенных – Ситкина, Вдовенкова, Васильева, Жуковского – «Орел» подобрал среди волн 216 человек.

С этой необычно большой перегрузкой, оставив для канлодки «Селемджа» последнюю группу людей на разрушенной барже, «Орел» взял курс на Новую Ладогу.

На пути к Новой Ладоге налетела вражеская авиация.

Послышались стрельба, бомбовые разрывы. Кто-то, стоявший у выходного люка, сказал, что это немецкие самолеты, а артиллерия канлодки стреляет по самолетам.

Буксир беспрерывно маневрировал, его валяло с борта на борт.

Иллюминаторы были задраены, они давно погрузились в воду. Кто-то из курсантов заделывал чем придется пулеметные пробоины в борту.

Вода все же просачивалась и на палубе кубрика хлюпала под ногами.

Надо отдать должное и финским судостроителям 1904 года. Удачно был создан буксирный пароход, его остойчивость и плавучесть оказались надежными для спасательной работы в условиях штормовой погоды.

Шторм усиливался. Перегруженный «Орел» не мог идти полным ходом, волны уже не разбивались о его форштевень, а накатывались на палубу, при килевой качке пароход зарывался в волну. Казалось, что он может и не всплыть.

Переверзев возвратился в носовой кубрик. В кубриках, как и в других помещениях, до отказа набитых людьми, было сумрачно, слабые отблески дневного света лишь урывками проникали внутрь в те короткие моменты, когда открывали люки.

Было тихо. Измотанные люди молчали.

В кормовом кубрике с верхней полки неожиданно громко кто-то сказал: «Здесь лежит совсем голая женщина, дайте ей чем-нибудь прикрыться». Женщине дали одеяло.

Мрачная обстановка тревожила душу неизвестностью. Когда люди напряженно боролись против стихии лично, лицом к лицу с нею, многие из них не ощущали страха, полагаясь на собственные силы. Теперь же вся борьба сосредоточилась в руках других людей, собственное напряжение спало, пришло бездействие, а вместе с ним и сомнения в безопасности.

Многократная перегрузка судна, глубокая качка, шторм и опасность многих налетов вражеской авиации еще в большей степени тревожили капитана судна и контр-адмирала.

К счастью, большой опыт Ерофеева, его высокое мастерство судовождения в сложных условиях сильного шторма и четкая работа экипажа «Орла» обеспечили безопасность на переходе от места трагедии до порта Новая Ладога.

С прибытием в порт членов экипажа «Орла» повезли в особый отдел для опросов по трагедии.

Спасенных с баржи пассажиров хорошо приняли в порту Новая Ладога.

Курсантов разместили в каком-то теплом доме, где удалось обогреться, выдали по стакану водки, накормили горячими щами и уложили спать вповалку на полу.

Затем выдали обмундирование. Среди вещей были как новые, так и бывшие уже в носке. Обмундирования хватило всем, кроме Е. Шитикова. Поскольку он получил вещи последним, то ему вместо бушлата досталась лошадиная попона облегченного типа, размером 1,8ґ1,0 метра.

Из порта Новая Ладога остатки от эшелона были отправлены к местам назначений.

Выпускница медицинской академии Воротилова Анна Ильинична, несмотря на все пережитые опасности в Ладожской трагедии, написала стихотворение. Вот часть его.

Гибель курсантов, офицеров, их семей и пассажиров, перевозимых на барже №752, послужила причиной для запрещения перевозки эшелона Высшего военно-морского училища.

Сообщение о запрещении к исходу 17 сентября получил комбриг Авсюкевич, который 18 сентября 1941 года возвратил личный состав эшелона в Ленинград.

Никому не известно, каким был шторм в доисторические времена, зато широко известно, что его грозные силы веками неподвластны человеку.

Катастрофы с их неисчислимыми жертвами были и останутся горькой платой за незнание законов моря либо за пренебрежение трагическими последствиями их нарушений.

…Шторм не утихал, а усиливался. Куда ни глянь, от горизонта до горизонта катились высокие валы и всюду обрушивались огромными пенными горбами. Если прислушаться к шторму, то можно расслышать, как шумит отдельная волна, а вместе волны создают сплошной глухой, напряженный шум, поглощающий в себя прочие звуки.

К концу трагедии баржа была низко притоплена и только нос и корма немного выступали из воды. Поэтому каждая волна перекатывалась через судно. Оставшиеся на нем люди оказывались попеременно то под холодной волной, то под холодным ветром. При каждом приближении волны дружно и громко люди предупреждали: «Держись! Волна!» Держались за выступы, за палубные детали, за проломы. Держались друг за друга. В кормовой части держались за оставшиеся концы манильского троса от рулевого управления, укрепленные кнехты.