Весело работалось мне в горкоме партии, хотя должность была самая будничная - буфетчица. А весело потому, что окружали меня заботливые, жизнерадостные люди. Шутки и смех были их постоянными спутниками.
      Так бы и работала всю жизнь рядом с полюбившимися товарищами!
      1918 год для меня, простой девчонки, был особенно памятен. В начале года я стала членом партии большевиков.
      Весной, когда на улицах еще лежал снег, вызвал меня секретарь горкома партии Георгий Курулов.
      - Проходи, Катюша, - вставая навстречу, проговорил он. - Садись, чувствуй себя как дома. Хочу с тобой поговорить. Хотим тебя послать работать в губчека. Девушка ты серьезная. Нам кажется, что наше доверие ты вполне оправдаешь.
      - Боюсь только одного, - немного подумав, ответила я, - как бы не осрамиться. Ведь я девушка. А чекистами должны быть мужчины, сильные, смелые. Но если в горкоме считают, что моя кандидатура подходит для работы в губчека, я согласна.
      Георгий Курулов кивнул головой в знак одобрения моего решения и стал писать направление в ЧК. Поставив подпись и прихлопнув круглой печатью возле размашистой подписи, он вручил мне бумагу.
      - Иди к председателю ЧК Василию Беляеву. Как и что тебе делать, он разъяснит сам. Желаю тебе, Катюша, больших успехов на новом поприще!
      Так я стала чекистом. Напряженный, полный опасности ритм работы в ЧК захватил меня. Работники, в большинстве своем такие же молодые, как и я, казались отчаянными до дерзости. Мне очень хотелось походить на них. Хотелось получить такое задание, где можно было бы показать, что я тоже не трусливого десятка. Но приходилось заниматься самым безобидным делом ловить беспризорных мальчишек и девчонок и лишь изредка принимать участие в аресте контрреволюционеров, где для обыска требовалось присутствие женщины.
      Но вот однажды, в конце апреля, меня вызвал председатель губчека Василий Беляев.
      - Катя! Умеешь молиться?
      Честно говоря, этот вопрос меня смутил. Но делать было нечего, и я сказала: "Умею".
      - Вот и хорошо, - обрадовался он. - Это то, что нам нужно...
      На следующий день, натянув на себя все черное, я пошла в монастырь. Влившись в поток богомолок, вместе с ними вошла в мрачное здание. У входа купила свечу, поставила ее какому-то святому и начала молиться. Крещу лоб, а самой хочется смеяться, глядя на монахинь.
      Так продолжалось несколько дней. Каждый из них был похож на другой как две капли воды: деньги за свечу, моление, кислые лица "товарок".
      Через три недели моего "монашества" меня своим вниманием почтила одна монахиня. Судя по всему, она пользовалась среди посетителей обители большой властью и авторитетом. Опустившись рядом со мной на колени, она сначала молилась, а потом попросила остаться после службы.
      Что сулило мне это знакомство?
      Когда все разошлись, она, перебирая тонкими пальцами четки,спросила:
      - Откуда ты, милая? Чья ты? Что-то раньше я не видела тебя?
      - Раньше у меня не было надобности вымаливать у господа бога милости, ответила я как можно спокойнее. - Теперь, когда власти арестовали моих братьев, мне хочется, чтобы бог услышал молитвы и ниспослал всепрощение моим родным...
      - А за что их арестовали?
      - Если б я знала! Говорят, контрреволюционеры они.
      Но какие же они контрреволюционеры, если нашу матушку и то боялись обидеть даже словом! - скорбно промолвила я.
      - Бог все видит. Все слышит, - торжественно сказала монахиня. - И твои молитвы не останутся без ответа. Придет день, и будут твои братья снова на свободе, а вместе с ними вырвутся из темниц и все остальные, кто страдает сегодня за православную веру.
      С этого разговора монахиня стала ко мне благоволить.
      При встречах приветливо кивала головой, давала читать священные книги.
      Так я стала своим человеком среди святош. Но однажды меня чуть не провалила комиссар продовольственного отдела Петрова. Что ей было нужно в монастыре и как ей удалось узнать меня среди одноликой черной массы осталось тайной. Но она узнала меня и, глядя в глаза, проговорила: "Что это ты, милая, в религию ударилась? Интересно!"
      Я так и обомлела. А вдруг ее слова услышали другие?
      Закрыв лицо руками, я, торопливо домолившись, быстро покинула монастырь.
      "Вот будет здорово, если Петрова разнесет в городе молву о том, что я стала монахиней", - подумала я.
      Бегу в горком партии. У Георгия Курулова в это время был Валериан Владимирович Куйбышев. Заметив мое волнение, они прервали беседу.
      - Что случилось, Катя? - спросил секретарь горкома. - На тебе лица нет, словно за тобой ведьмы гнались.
      Я поведала о происшедшем. Они выслушали меня, затем Куйбышев распорядился:
      - Нужно срочно вызвать Петрову в горком и строгонастрого предупредить, чтобы держала язык за зубами.
      А вы успокойтесь. Ничего плохого не случится, - обратился он ко мне.
      Однажды вечером стою я в монастыре и вижу: идет высокая монахиня, а из-под развевающейся юбки видг неются начищенные мужские сапоги и вправленные в них брюки. Меня даже в жар бросило: "Что за наваждение?
      Монахиня - в брюках?"
      Незаметно отползла на коленях в сторону и спряталась за икону. Смотрю: "монахиня" направилась тоже к этой иконе. Я ниже склонила голову в усердной молитве, а сама слушаю. "Передушу вас всех. Почему не приготовили..." Другой мужской голос ответил что-то в оправдание.
      Я потихоньку вышла в монастырский двор, а там какие-то люди выносят из подвала монастыря ящики и грузят их в сани.
      "Как узнать, что это за груз? Рискну", - подумала я и подошла к саням. А тут как раз идет моя "приятельница" монахиня.
      Решила опередить ее вопрос, который должен был последовать, когда она увидела возле саней непрошеную гостью.
      - Матушка, что это у вас?
      Матушка зло посмотрела на меня, а затем елейным голосом сказала:
      - Милая, мы, как божьи птицы, живем подаянием.
      Крестьяне нам хлебца и крупицы дают, а мы им золу в село посылаем. Детишек помыть, бельишко постирать.
      У них ведь, кроме кизяка, другого топлива нет, а какая зола от кизяка.
      В те годы, верно, золу употребляли вместо мыла. Но почему грузят тайком? Да в ящиках?
      Дав понять монахине, что ее ответ меня удовлетворил, я медленно пошла со двора. Так, не ускоряя шага, и пришла на Соборную улицу, где размещалась губчека.
      Выслушав мое донесение, Беляев тут же вызвал отряд Чрезвычайной комиссии. Немного времени потребовалось, чтобы оцепить монастырь. Сани с грузом еще стояли во дворе. Стали вскрывать ящики, а там оружие, патроны.
      Товарищи поздравили меня с первым успехом. Знакомый коммунист мадьяр Ян сказал:
      - Молодец, Катюша! Какую "рыбку" мы выловили с твоей помощью.
      Я надеялась, что на этом моя миссия закончилась.
      Но меня опять вызвал председатель ЧК.
      - Придется тебе, Катя, походить в собор. Присмотрись, не молятся ли святые отцы кому-нибудь другому?
      И снова начались для меня серые будни: молитвы, поклоны, свечи перед иконами. Работа оказалась здесь трудней. Публика разношерстная, трудно было разобраться, кто за чем сюда ходит.
      Как-то вечером, когда собор уже закрыли, иду я по садику, окружающему собор, и вижу: в нижнем этаже горит свет в окне. Подошла поближе. Окно занавешено. И только сквозь узкую щель пробивается луч света. Заглянула.
      Вижу, сидят за маленьким столиком двое мужчин да на полу расселись еще человек пятнадцать. К служителям собора никакого отношения не имеют. О чем говорят - не слышно.
      Отошла от окна и побежала. Вдруг меня кто-то схватил.
      - Ты что здесь шляешься?
      Хоть и перепугалась я, но виду не подала.
      - Отец у меня, наверное, опять запил, а мать беспокоится, вот и ищу...
      - Убирайся поскорей! Нечего тут шляться по ночам!
      Ступай!
      В ЧК я рассказала обо всем увиденном.
      Опять по тревоге подняли красноармейцев. Оцепили собор.
      В подвале обнаружили тех, кого искали.
      Попутно обнаружили много золота, серебра, ценной церковной утвари, свезенной сюда из самарских церквей.
      Нашли и пустые бутылки из-под водки. Видно, весело жилось "святым" отцам!
      Следствие установило, что в соборе проводились сборища главарей подпольной повстанческой организации, ставившей себе целью поднять восстание в Самаре.
      Так закончилась моя первая самостоятельная работа в ЧК.
      П. Щевъев
      РЕВОЛЮЦИЕЙ ПРИЗВАННЫЙ
      Поезд, следовавший из Петрограда, доставил меня в город на берегу Белого моря. Дальше, в Повенецк, пришлось добираться на оленях.
      Красив Север. Его неповторимые северные сияния, слепящая белизна нетронутого снега, необозримые просторы тундры - все это вызывает восторг у каждого, кто впервые вступает на земли Карелии.
      Быстро мчали легкие нарты быстроногие северные "кони". После Петрограда, где ключом била жизнь, здесь мертвая тишина. Куда ни посмотришь - снег, снег, снег.
      А вдали, словно в сказке, - стена дремучего леса. Хотелось навсегда сохранить в памяти этот уголок северной окраины России.
      Повенецк - небольшой городишко. Низкие его строения словно придавлены толстыми шапками снега. Прохожие редко появлялись на улицах.
      За дубовыми стенами избы, расположенной в центре Повенецка, разместилась ЧК.
      На первом же совещании я узнал, что, пользуясь малочисленностью пограничной охраны, контрреволюционеры разных мастей почти беспрепятственно уходили в Финляндию, а оттуда к нам также беспрепятственно засылали шпионов. Этому нужно было положить конец. Но как?
      - Одним нам, будь нас в десять раз больше, границу не закрыть, - сказал я своим новым товарищам. - Но если среди местного населения найдем себе верных помощников, то считайте, что задача будет выполнена...
      Однажды в Чрезвычайную комиссию пришел кряжистый мужчина в теплом тулупе из собачьих шкурок. Он снял мохнатую шапку, осмотрелся и спросил:
      - Где у вас старший?
      - Я старший.
      - Если вы возьмете меня на работу к себе, - глядя прямо в глаза, проговорил он, - то буду служить верой и правдой. Родом я из села Пудогощ. Фамилия Корзин. Зовут Семен.
      Предложение было заманчивое и вместе с тем неожиданное. Вопрос был поставлен прямо, и отвечать на него нужно тоже прямо. Но как взять на работу в ЧК незнакомого человека? Что мы знаем о нем? Только то, что он сам нашел нужным нам сказать.
      - Хорошо, Семен Корзин. На работу мы тебя возьмем. Но ты понимаешь, что наша работа связана с большим риском?! Можно нарваться на пулю бандита или получить удар ножа в спину. Не боишься? Подумай об этом.
      - Я все обдумал, - спокойно ответил Корзин. - Смерти я не боюсь. От нее не уйдешь. А вот смотреть, как безнаказанно уходят через границу враги, не могу. Если возьмете - найду вам помощников из карелов, которые тоже служить будут не за страх, а за совесть. И проводники будут хорошие...
      В Корзине мы не ошиблись. Он отлично знал все тропинки через непроходимые болота и лесные чащи, прекрасно ладил с людьми, которые верили ему, охотно выполняли его поручения. Благодаря Корзину коллектив чекистов обрел среди населения настоящих, бескорыстных помощников.
      Вскоре Семен получил особое задание. Во главе группы чекистов он был направлен на ту сторону границы с разведывательным заданием. Прошел месяц. Однажды в сильную метель на оленях прибыл связной Корзина - красноармеец Лихачев.
      Корзин сообщал, что через два дня в районе Сегозера или по реке Суне будет переброшено на советскую территорию шесть вооруженных шпионов. Возможно, на оленьих упряжках.
      Я срочно собрал совещание, на которое пригласил командира и комиссара полка, дислоцировавшегося в Повенецком районе. Разработали оперативный план поимки шпионов. Решили сделать засаду сразу в двух местах предполагаемого движения лазутчиков - у Сегозера и на реке Суне.
      Октябрь 1918 года был лютым. Разместившись на нескольких нартах и укрывшись теплыми кожухами, отряд чекистов и красноармейцев выехал в засаду.
      Перед участниками операции была поставлена задача:
      дать возможность нарушителям углубиться на нашу территорию и приступить к действию только по сигналу ракеты.
      Белые халаты слились со снегом. Лежали неподвижно.
      Стыло тело. Но двигаться опасно - можно выдать свое присутствие.
      Прошел час, другой, третий... Время предполагаемого перехода нарушителей границы истекло. В чем дело? Может быть, они изменили свой маршрут? Тогда где же их встречать? У Сегозера? Но и там тихо.
      Было светло. Далеко за Полярным кругом виднелась полоска северного сияния, украсившая небосвод причудливым орнаментом.
      Истекал пятый час нашего терпеливого ожидания.
      И когда казалось, что можно уже снимать засаду, показались оленьи упряжки.
      - Внимание! - передали по цепи.
      Нарты приближались. Нарушители не ожидали приготовленной им встречи и чувствовали себя уверенно. Когда в небо вдруг взмыла ракета, для "гостей" она была подобна внезапно разорвавшейся бомбе... В бинокль было видно, как нарты сделали поворот и олени со скоростью ветра понеслись обратно к границе. Но и в тылу врагов взлетела ракета.
      Как зайцы, заметались по снежному полю нарушители.
      Грянул залп, ударил пулемет, полетели ручные гранаты.
      В ответ с нарт раздалась пистолетная стрельба - видно, решили без боя не сдаваться.
      Все больше сжимается кольцо чекистов и красноармейцев. Видя безвыходность положения, оставшиеся в живых подняли руки.
      Три живых шпиона вместе с захваченными документами были доставлены в Повенецк.
      В это время у нас находился ответственный работник Смольного - Позерн. Сколько мы ни пытались вместе с ним прочитать содержание зашифрованных документов - все напрасно. Позерн предложил доложить о поимке шпионов Дзержинскому.
      Из Москвы пришел приказ - доставить задержанных в ВЧК.
      Кто из нас, чекистов, не любил председателя ВЧК? Мы восхищались его железной логикой, умением распознавать врагов, разгадывать их коварные замыслы. Многие из нас мечтали походить на него, мечтали о встрече с ним.
      С большим удовлетворением я узнал, что доставка шпионов в ВЧК поручена мне. Трудности пути из Повенецка в Москву не имели для меня значения.
      Сдав арестованных, я с волнением стал ждать вызова к Ф. Э. Дзержинскому. Старался представить, как будет происходить встреча, какие вопросы задаст председатель ВЧК.
      И вот наконец я в кабинете Феликса Эдмундовича.
      - Товарищ Щевьев! Проходите, пожалуйста. Садитесь. Расскажите, как были пойманы шпионы.
      Стараясь не пропустить ни одной подробности, я рассказал о Корзине, о том, как было получено от него сообщение, о самой операции и о тех, кто отличился при поимке шпионов.
      Внимательно выслушав меня, председатель ВЧК спросил:
      - Вы давно работаете в ЧК? Кем были до этого?
      Я коротко рассказал ему о себе. Когда Дзержинский услышал, что я принимал участие в штурме Зимнего, он тепло улыбнулся и сказал:
      - Да, это были потрясающие дни. Они никогда не сгладятся в памяти.
      В конце беседы Дзержинский обратил внимание на мою одежду. А вид у меня был неказистый: потертая куртка, перешитая из старой шинели, видавшая виды шапкаушанка, поношенные солдатские сапоги.
      Феликс Эдмундович вызвал секретаря.
      Протягивая ему записку, сказал:
      - Председателя Повенецкого ЧК товарища Щевьева нужно срочно обмундировать. Выдать ему кожанку, хорошие сапоги и обязательно новый револьвер.
      На прощание он крепко пожал мне руку.
      Вторая встреча с Дзержинским произошла у меня в Петрограде в 1919 году, когда я работал председателем отделения транспортной железнодорожной чрезвычайной комиссии на Николаевском вокзале.
      Тогда войска Юденича рвались к Питеру. Город находился на осадном положении. Пролетариат вооружался.
      Многие чекисты уходили на фронт.
      Тем, кто оставался в городе, пришлось вести напряженную работу: вылавливать белогвардейских агентов, бороться с паникерами и смутьянами, нести охрану важных объектов.
      По нашей инициативе четыре пульмановские платформы были оборудованы под своеобразный бронепоезд, вооружение которого составляли "максимы", а броней были мешки с песком.
      Экипаж бронепоезда набрали из рабочих, командирами пулеметных расчетов назначили чекистов. Вскоре бронепоезд отправили на станцию Колпино...
      Телефонный звонок из Москвы известил меня о приезде в Петроград Ф. Э. Дзержинского. Через несколько часов я встречал его на перроне.
      Открыв дверь вагона, я попросил разрешения войти.
      Дзержинский что-то писал, склонившись над столом. Лицо его было озабоченным.
      - А, товарищ Щевьев! Рад вас видеть. Доложите обстановку на дороге.
      Выслушав сообщение, он спросил:
      - По чьей инициативе были посланы на фронт переоборудованные пульманы?
      - По нашей, товарищ Дзержинский.
      - Это хорошо. В сражениях под Колпином ваш бронепоезд уже отличился и белогвардейцы на собственной шкуре испытали мощь его огня.
      Потом вошли еще какие-то люди, и наша беседа прервалась.
      В 1921 году я работал начальником секретно-оперативного отдела и заместителем начальника дорожно-транспортной ЧК Октябрьской железной дороги.
      Вспыхнул Кронштадтский мятеж. Над Питером вновь нависла серьезная угроза. Длинные жерла морских орудий Кронштадта нацелены на застывший Финский залив.
      Но нет таких крепостей, которые бы не могли взять большевики! Отряды красноармейцев, курсантов, матросы, добровольцы-комсомольцы устремились на штурм мятежной крепости. Снаряды вспарывали лед, люди падали в холодную воду...
      Казалось, взять Кронштадт с моря - бессмысленная затея.
      Но взять было нужно! И как можно скорее! И родилась тогда одна из замечательных идей, которые приходят на ум людям в самые трудные моменты.
      Командир 37-й сводной дивизии Павел Ефимович Дыбенко, с которым я был знаком еще по боевым делам во время разгрома немцев под Нарвой, вызвал меня к себе и сказал:
      - Слушай, Щевьев! Вот если бы сейчас обеспечить бойцов деревянными лестницами! Не для того, чтобы карабкаться на степы, как это делали наши предки, а для того, чтобы преодолевать трещины во льду.
      - По-моему, это здорово! Сделаем все, что можно, - ответил я.
      Новый вид "вооружения" поступил в части, ведущие осаду Кронштадта. Лестницы сослужили хорошую службу.
      Вскоре я вновь встречал председателя ВЧК в Петрограде. Отдав рапорт Дзержинскому, я коротко доложил ему о положении дел на транспорте, в ЧК. Когда рассказал о выполнении задания Дыбенко, Феликс Эдмундович поблагодарил чекистов транспорта за помощь в подавлении кронштадтских мятежников.
      Ф. Григорьев
      ВСЕГДА НА СТРАЖЕ
      В мае - июне 1919 года над красным Петроградом нависла серьезная опасность. Армия Юденича, поддерживаемая интервентами, начала наступление на колыбель пролетарской революции. Воспользовавшись превосходством сил, белогвардейцы 13 мая прорвали оборону советских войск на Нарвском участке фронта и к исходу месяца вышли на подступы к Петрограду.
      Известно, что враг, предпринимая наступление, рассчитывал не только на свои вооруженные силы, но и на поддержку окопавшихся в тылу Красной Армии бывших офицеров и генералов, помещиков и капиталистов. Наглядным примером помощи белогвардейцам со стороны внутренних врагов революции явился контрреволюционный мятеж на фортах Красная Горка и Серая Лошадь.
      Мне пришлось быть свидетелем разыгравшихся здесь трагических событий.
      В апреле 1919 года наша 4-я пограничная чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией, шпионажем и контрабандой по указанию Петроградской ЧК перебазировалась из района Пскова на побережье Финского залива.
      Мы занялись обслуживанием частей 7-й армии, оборонявшей Петроград.
      Ознакомившись с обстановкой на побережье, председатель нашей чрезвычайной комиссии С. Н. Розанов предложил мне, своему заместителю, выдвинуться ближе к воинским частям, расположенным за фортом Красная Горка и Ямбургом. С группой оперативных работников и отрядом в 40 человек мы разместились на стекольном заводе в селе Новое Калище. Здесь дислоцировались 1-й и 2-й кронштадтские полки и 187-я бригада.
      31 мая В. И. Ленин и Ф. Э. Дзержинский обратились к населению с воззванием "Берегитесь шпионов!". Наступление белогвардейцев на Петроград, говорилось в воззвании, с очевидностью доказало, что во всей прифронтовой полосе, в каждом крупном городе у белых есть широкая организация шпионажа, предательства, взрыва мостов, устройства восстаний в тылу, убийства коммунистов и выдающихся членов рабочих организаций. Все сознательные рабочие и крестьяне призывались грудью встать на защиту Советской власти, на борьбу со шпионами и предателями.
      Это воззвание повысило нашу бдительность и ответственность за порученное дело.
      В Новом Калище нам бросилось в глаза странное поведение командира форта Красная Горка Неклюдова. В начале июня к побережью подошли три вражеских миноносца и стали в упор обстреливать Новое Калище и расположенные там части 7-й армии. Я связался с Неклюдовым и попросил немедленно открыть огонь из береговых орудий форта по врагу. Огонь был открыт, но миноносцы скрылись безнаказанно. В последующие дни повторялось то же самое. Наблюдая за артиллерийской стрельбой с фортов, мы обратили внимание на то, что снаряды дают то перелет, то недолет и вражеские корабли спокойно уходят.
      Я неоднократно разговаривал с Неклюдовым и выражал свое возмущение. Неклюдов обещал принять меры, но результаты были те же. Насторожило нас и то, что сотрудники ЧК стали допускаться на форты только после того, как охрана докладывала командирам.
      Я выехал в Лебяжье к Розанову и поделился своими подозрениями.
      Розанов при мне продиктовал письмо в адрес Петроградского комитета обороны, в котором сообщал о подозрительном поведении командира форта Красная Горка.
      А вскоре Розанов сам поехал в Петроград для доклада Петроградской чрезвычайной комиссии об обстановке в районах форта Красная Горка.
      Результаты поездки Розанова в Петроград оказались неутешительными. На докладной записке Зиновьев, исполнявший тогда обязанности председателя Комитета обороны Петрограда, наложил резолюцию: "Бред чекистского воображения. Неклюдов хороший командир и предан Советской власти".
      Между тем неприятель наглел с каждым днем. На Копорской губе с кораблей противника высадился белогвардейский десант, который с ходу повел наступление на форты Красная Горка и Серая Лошадь. Наши войска оказали десанту упорное сопротивление. Форты удалось отстоять, но Новое Калище мы вынуждены были оставить и отойти непосредственно к фортам.
      12 июня я получил срочное предписание Петроградской ЧК выехать с усиленным отрядом в Петроград, где готовилось выступление контрреволюции. Выезд был назначен на 5 часов утра 13 июня. По прибытии на станцию Лебяжье к отправлению поезда мы узнали, что командир форта распорядился не отправлять очередной поезд на Ораниенбаум.
      Я позвонил Неклюдову и спросил его о причине отмены поезда. Он сослался на какие-то технические неполадки, по в то же время поинтересовался, куда мы уезжаем, на что я ему ничего не ответил.
      Уже позднее выяснилось, что в этот час Неклюдов рассматривал план восстания и распределял силы для захвата Кронштадта и Ораниенбаума, считая, что форты уже в его руках.
      После разговора с Неклюдовым мы решили пойти пешком до Ораниенбаума 29 верст по обочине железной дороги. Около деревни Большая Ижора, на пересечении с шоссе, нас встретил отряд солдат около ста человек, прибывших сюда на четырех грузовиках. У командира отряда на плечах были офицерские погоны царской армии. Вот тут-то мы и поняли, что в форту произошла измена. Неклюдов, видимо, разгадал наши намерения и решил не выпускать нас из района форта.
      - Кто из вас Григорьев? - самоуверенно и нагло спросил офицер.
      Я отозвался. Офицер предложил нам от имени Неклюдова вернуться на Красную Горку. Мы отказались. Но силы были неравные, и мятежникам удалось нас разоружить, при этом один работник ЧК, Ваног, был ранен.
      Под конвоем нас пригнали в форт и заперли в каземате, где уже находилось более ста арестованных коммунистов. Среди них были представитель Петроградского комитета обороны Артемов, председатель Кронштадтского Совета Мартынов и другие товарищи. В это время восставший форт буквально стонал от разрывов снарядов, которыми его осыпали орудия Кронштадта и советские корабли с моря. Из каземата потребовали людей на допрос и назвали 10 - 12 фамилий: Мартынов, Артемов, Григорьев и другие. Я сразу понял, что это за допрос, и решил, что, чем быть расстрелянным врагами, лучше погибнуть от разрыва своего снаряда. Каземат кипел как улей, дверь не закрывалась, два солдата из мятежников, стоявшие у дверей, сами ежились при разрывах снарядов.
      Воспользовавшись суматохой, я вышел из каземата, перелез через проволоку и лесом направился к Ораниенбауму. За мной бежали еще шесть или семь товарищей:
      Мария Дофторг, Борисов, Козлов, Иванов и другие.
      В ночь на 16 июня Красная Горка была взята частями Красной Армии. Было установлено, что империалистическим разведкам удалось создать контрреволюционный заговор в Кронштадте и в фортах Красная Горка и Серая Лошадь. В заговор было вовлечено много бывших офицеров из командного состава. Заговорщики склонили на свою сторону часть гарнизона. Неклюдов, например, распускал слухи, что Советская власть уже свергнута, а к Кронштадту якобы идет английская эскадра в составе 25 кораблей.
      Коммунисты гарнизона, узнав о предательстве Неклюдова, пытались арестовать его, однако заговорщики их опередили.
      Утром 16 июня 1919 года у места, где мы скрывались, появились наши люди. Среди них были товарищи Носов, Блюменталь, Федотов, Криночкин. Уже 17 июня мы обнаружили в яме около деревни Коваши коммунистов, замученных мятежниками. В числе замученных оказались Артемов, Мартынов, Ланской, Шидловская, Ваног, Шипунов, мой брат Иван Григорьев и другие. Их тела были потом перевезены в Кронштадт и похоронены в братской могиле.
      Большая группа борцов за Советскую власть была расстреляна мятежниками около деревни Керново.
      Контрреволюционный мятеж в фортах Красная Горка и Серая Лошадь, а также заговор в Кронштадте свидетельствовали о наличии в Петрограде и за его пределами большой заговорщической организации. Но проникнуть в эту организацию органам ВЧК долгое время не удавалось.
      Существовавший контрреволюционный заговор не мог не иметь связи со штабами белых армий и с разведками буржуазных государств. Выявление этих связей и стало боевой задачей чекистских органов.
      Вскоре нашему сотруднику Васильеву удалось близко познакомиться с бортмехаником авиаотряда Солоницыным. Солоницын сообщил, что он является участником контрреволюционной шпионской организации, которую возглавляет командир отряда Берг, и что он, Солоницын, не хочет быть предателем Советской власти и готов оказать содействие в разоблачении Берга и его организации.
      Далее Солоницын рассказал, что один из летчиков отряда по заданию Берга ухитряется незаметно перелетать в Финляндию и там на аэродроме передавать шпионские материалы.
      Нет необходимости говорить, насколько ценны были эти сведения. Авиаотрядом Берга сразу же занялись Петроградская ЧК и ВЧК.
      Через некоторое время Солоницын явился к нам в Особый отдел и сообщил сведения исключительной важности.
      В связи с начавшимся новым наступлением Юденича на Петроград Берг, с которым Солоницын по нашему заданию продолжал находиться в доверительных отношениях, предложил последнему переправить через линию фронта к Юденичу одно влиятельное лицо из Петрограда.
      При этом Берг намекнул Солоницыну, что развязка близка и цель организации скоро будет достигнута, если только переправляемое через фронт лицо быстро попадет к Юденичу и условится с ним о совместных действиях.
      Создавшуюся обстановку нельзя было не использовать.
      Солоницыну было поручено "выполнить" задание Берга - провести связного через линию фронта и доставить его в условное место ко мне.
      Мне поручили переодеться в форму поручика белой армии, принять от Солоницына сопровождаемое им лицо и под видом доставки его в штаб Юденича привезти в Особый отдел ВЧК. Со мной были чекисты Мельников и Младенцев.
      Встреча с Солоницыным и его спутником должна была произойти в пустующей будке лесника. Чтобы проверить надежность Солоницына, за ним вели наблюдение комиссары ЧК Криночкин и Васильев.
      Вечером Солоницын доставил мужчину средних лет, одетого под лесника. Ничего не подозревавший "лесник"
      вообразил, что его действительно благополучно перевели через линию фронта. Он передал нам ненужные ему наган и гранату. На мой вопрос: "Как вас называть?" - "лесник"
      высокопарно ответил: "Я князь Шереметев".
      Князь оказался нетерпеливым и болтливым. Он потребовал немедленно доставить его в Волосово, к Юденичу. К нашему удивлению, он без каких-либо наводящих с нашей стороны вопросов стал распространяться о том, что в план наступления Юденича на Петроград требуется внести некоторые изменения, а для этого он везет дислокацию частей 7-й армии и план расстановки законспирированных контрреволюционных групп и их предполагаемой диверсионной работы.
      Мы с удовольствием выслушали князя. А потом на машине Ораниенбаумского горсовета, за рулем которой сидел секретарь Совета Федор Васильков, мы повезли князя к "Юденичу".
      Только в здании ЧК, увидев на стене портрет Ленина, князь понял, куда он попал. Под подклейками голенищ у него были найдены предназначавшиеся для передачи Юденичу документы: дислокация частей 7-й армии и план обороны Петрограда.
      Показания князя Шереметева раскрыли сеть белогвардейского шпионажа, планы террора и диверсий в тылу Красной Армии.
      М. Бренер
      ПО ПОВОДУ ОДНОЙ ФАЛЬШИВОЙ ВЕРСИИ
      В субботу, 12 февраля 1921 года, мы - работники одного из подразделений ВЧК - пришли на работу раньше обычного. Что-то беспокоило. Третьего дня специальным поездом в Москву был доставлен из Дмитрова гроб с телом ветерана борьбы против царского самодержавия, теоретика анархизма Петра Алексеевича Кропоткина, скончавшегося в ночь на 8 февраля.