Особое задание (сборник)

      Пилсудчики аккуратно выполнили свое обещание и без проволочек оформили документы с французскими визами.
      Заручившись письмом Философова к Савинкову, Федоров и Фомичев выехали в Париж.
      Чтобы убить время, Федоров дорогой расспрашивал попутчика о великом городе, а тот с удовольствием заочно знакомил Андрея Павловича с французской столицей.
      14 июля 1923 года на квартире Бориса Савинкова впервые состоялась встреча двух руководителей: группы ЛД и НСЗРиС. Савинков долго и крепко пожимал руку своему "соратнику по борьбе", окидывая его испытующим взглядом.
      Федоров при первой же встрече понял, что Савинкову позарез нужна "Либерально-демократическая группа".
      И руководитель ее со знанием дела утолял ненасытную заинтересованность главаря НСЗРиС.
      Вторая встреча состоялась в одном из дорогих ресторанов. И снова бесконечные расспросы о политическом и экономическом положении Советской России, о настроении рабочих, крестьян, интеллигенции. И опять очень подробно о группе ЛД.
      Какой нужно было обладать памятью, ориентировкой, находчивостью, чтобы вовремя дать пытливому врагу продуманный ответ! Не все вопросы можно было предусмотреть в Москве. Приходилось быстро, на ходу подготавливать такие ответы, которые бы полностью удовлетворяли любрзнательность собеседника.
      Федоров вел игру тонко, расчетливо. Там, где это было нужно, он отстаивал свою точку зрения. Много говорилось о "разногласиях" по программным и тактическим вопросам союза и группы ЛД, об их финансовом положении, о совместной работе.
      "Раскрывая" свои карты, Федоров заставлял и Савинкова быть откровенным. И Савинков, поверив в искренность сидящего за столом руководителя группы ЛД, подробно познакомил "партнера" с положением дел в Западной Европе, рассказал о всех антисоветских организациях за рубежом, о деятельности его детища НСЗРиС.
      - Но для задуманного дела, - говорил Савинков, - нужны деньги, деньги и еще раз деньги! Субсидии Форда, Муссолини и бельгийских дельцов, кровно заинтересованных в будущих концессиях в России, - крохи по сравнению с тем, что нам надо. Придется вновь и вновь прибегать к добыче денег непосредственно в большевистских банках.
      - Каким путем? - поинтересовался Федоров.
      - На мой взгляд, довольно несложным, - самонадеянно ответил Савинков. Пошлем в Советы испытанные отряды полковника Павловского...
      Пока собеседник Федорова развивал свою мысль по осуществлению этой "простой" операции, Андрей Павлович воскрешал в памяти все, что ему было известно о Павловском.
      Из рассказов Зекунова, Шешени он знал, что Сергей Эдуардович Павловский принадлежит к очень небольшому числу лиц, без поддержки которых вся деятельность Савинкова сошла бы на нет. Этот по-собачьи преданный Савинкову полковник был физически сильным, умным, осторожным, безумно храбрым и беспощадно жестоким человеком. Это его банды в течение 1921 1922 годов терроризировали население пограничной полосы Советской Белоруссии.
      - Приобретение денег при помощи вооруженных отрядов Павловского является действительно делом несложным, но весьма рискованным, - заметил Федоров. - Времена теперь не те, что были раньше. Было бы целесообразно выступления отрядов Павловского согласовывать с "московскими организациями" - НСЗРиС и группой Л Д.
      Говорил, а сам думал: "Пройдет этот номер с координацией действии банд Павловского или нет? Если такой вариант для Савинкова окажется приемлемым, то для нас тем более! Чекисты своевременно будут знать о готовящемся переходе бандитов, и песенка Павловского спета!"
      К радости чекиста, Савинков согласился с этим предложением.
      При обсуждении вопроса о совместных действиях НСЗРиС и "Либерально-демократической группы" Савинков высказал мысль, что члены руководящего органа союза должны быть переброшены из-за границы в Москву.
      Федоров не только поддержал эту мысль шефа, но и высказал приятную для него новость.
      - На последнем совместном совещании в Москве, - сказал он, руководители организаций просили меня передать вам предложение возглавить объединенный центр НСЗРиС и группы ЛД.
      Лицо Савинкова расплылось в широкой улыбке. Помедлив с ответом, он произнес:
      - Мне остается только поблагодарить всех, кто сделал это лестное предложение. Я согласен выставить свою кандидатуру на пост председателя ЦК.
      Федоров с трудом удержал желание рассмеяться от удовольствия. "Вот это успех! Значит, можно рассчитывать на скорую встречу в Москве, господин председатель ЦК!"
      На заключительной беседе Федорова с Савинковым присутствовали известный английский разведчик Сидней Рейли, Павловский, Фомичев, Деренталь с супругой - личным секретарем Савинкова.
      Савинков представил Федорову Рейли как своего хорошего друга, который оказывает НСЗРиС постоянную помощь. Рейли уделил Федорову большое внимание, интересуясь политическим и экономическим положением Советского Союза.
      Значение поездки Федорова в Париж было неоценимо.
      Были привезены важнейшие сведения о состоянии и планах НСЗРиС, о связях Савинкова с руководящими кругами империалистических государств и их захватнических планах против СССР, о контактах НСЗРиС с другими антисоветскими центрами за границей. Самое же главное состояло в том, что появилась надежда на выезд Савинкова в Советский Союз.
      Однако авантюрист международного класса с выездом в Москву не спешил, проявлял осторожность, выжидал.
      Желая, видимо, еще раз убедиться в реальной деятельности союза и группы ЛД на советской территории, он вскоре после отъезда Федорова решил командировать в Москву самого верного своего человека - Павловского.
      В последних числах сентября 1923 года Павловский неожиданно прибыл в Москву и остановился на квартире ТТТетттени.
      В Москве Павловский вел себя очень настороженно.
      В разговорах с "подпольщиками" интересовался, нет ли среди членов союза представителей ГПУ и не является ли группа ЛД выдумкой чекистов.
      Появление Павловского в Москве представляло огромную опасность. Поэтому было принято решение о его немедленном аресте.
      На следствии Павловский продолжительное время молчал. Но затем убедился в бесперспективности борьбы, которую поддерживал, и стал давать правдивые показания.
      Зная о том, что за содеянные преступления снисхождения ему не будет, он стал предлагать свои услуги чекистам в борьбе против Савинкова, выражал готовность участвовать в самых сложных операциях.
      На это и рассчитывали руководители ГПУ. Убедившись в определенной степени в искреннем желании Павловского не столько помочь Советской власти, сколько заслужить право остаться живым, они согласились принять эту помощь с непременным условием: вся переписка с Савинковым будет вестись с ведома ГПУ.
      Павловский писал в Париж под диктовку чекиста, что жизнь в организациях "бьет ключом", что он "весь вошел в работу", которой здесь "непочатый край". В то же время автор писем отрицательно отзывался о зарубежных работниках союза, особенно подчеркивая, что они просто толкут воду в ступе, а здесь кипит "настоящая работа".
      Впоследствии выяснилось, что эти письма сыграли большую роль в укреплении веры Савинкова в силу и перспективы "антисоветских организаций" в Москве.
      Используя Павловского в своих интересах, чекисты не рассчитывали на его окончательный переход на нашу сторону. От такого жестокого врага можно было ожидать всего. Происшедший вскоре случай подтвердил это подозрение. В одно из посещений тюремной бани Павловский, воспользовавшись тем, что на некоторое время был оставлен часовым без присмотра, извлек из стены кирпич, завернул его в полотенце и на обратном пути в камеру ударил им по голове конвоира. При этом он пытался снять с конвоира одежду, с тем чтобы надеть ее на себя и неопознанным выйти на свободу. На шум подоспели несколько сотрудников охраны, которые задержали Павловского и водворили его в камеру.
      Игра с Савинковым продолжалась. Поступок Павловского не повлиял на ход хорошо продуманного плана вывоза Савинкова в Советский Союз. События только потребовали от чекистов новых шагов, направленных на ускорение приезда Савинкова в Москву.
      Через курьеров Савинкову сообщили, что на базе группы ЛД и московского комитета НСЗРиС образован руководящий центр в лице "временного центрального комитета НСЗРиС", председателем которого заочно избран он.
      Вместе с тем с тревогой сообщалось, что в "ЦК" союза образовались два различных течения, вызванные разногласиями среди членов этих организаций. Одни требуют немедленных и активных действий против Советов, другие стоят за накапливание сил, изучение противника и выжидание благоприятного момента для выступлений.
      Создание видимости противоречий и принципиальных разногласий среди "контрреволюционных сил" было рассчитано на то, чтобы поставить Савинкова как председателя "ЦК" союза перед необходимостью принять срочные меры к установлению единства в организациях и выехать с этой целью в Советский Союз.
      Но Савинков колеблется. Как председатель, он требует срочного приезда к нему Федорова, Шешени и Павловского.
      О поездке Павловского в Париж не могло быть и речи.
      К Савинкову направились Федоров и Шешеня.
      Причину задержания Павловского в России решено было объяснить его намерением совершить крупный экс с целью приобретения денег для союза и подготовки побега из Бутырской тюрьмы своему брату. Соответственно этому Федоров и Шешеня были снабжены письмами Павловского.
      Савинков поверил: прием, оказанный Федорову (Шешеня оставался в Варшаве), был по-прежнему теплым.
      На встречах особенно большое внимание уделялось разногласиям в московских "организациях", которые, по мнению Савинкова, могли привести к полному расколу всех сил. Он высказал мнение о необходимости усилить руководство московской организации НСЗРиС более авторитетными представителями союза. Перебирая всех лидеров союза, он не мог остановить свой выбор на ком-либо из них.
      - Выход один, - наконец сказал он, - видно, ехать придется мне самому.
      Андрей Павлович с трудом скрывал радость. Но радоваться было рано.
      Согласившись на поездку в Москву, Савинков сказал, что до этого ему необходимо провести одну важную операцию, которую он сможет осуществить только с помощью Павловского.
      - Я буду ждать его приезда, - сказал он.
      Андрей Павлович почувствовал в этих словах Савинкова не только желание совершить какое-то новое преступление, но и скрытую тревогу длительным отсутствием своего верного помощника.
      После успешно проведенных переговоров с Савинковым Федоров возвратился в Москву. (Шешеня вернулся в столицу раньше.)
      Будучи заинтригованным "расколом" московских организаций и обеспокоенным задержкой в Москве Павловского, Савинков стал ускорять дальнейший ход событий.
      Вслед за Федоровым он вновь направил в Москву Фомичева. На этот раз Фомичев имел задание не только сдерживать раскольнический пыл участников "подпольных"
      организаций, но и проверить действительное местонахождение Павловского, поторопить возвращение его в Париж.
      Приезд Фомичева в Москву с таким заданием создал органам ГПУ немало забот и волнений. С одной стороны, нужно было продемонстрировать "глубокий раскол" в среде "антисоветских сил", с другой стороны, убедить Фомичева в невозможности выезда Павловского из России в ближайшее время.
      Для того чтобы рассеять у Савинкова всякие подозрения и показать, что Павловский находится на свободе и действует в составе "московских организаций", было принято решение показать его Фомичеву. В этих целях с приездом Фомичева было созвано расширенное "заседание"
      "ЦК" союза с участием представителей организации НСЗРиС и группы ЛД в других губерниях и краях России. На этом "заседании" и предстояло организовать встречу Фомичева с Павловским. Это был рискованный эксперимент, так как при малейшей оплошности чекистов Павловский мог либо предупредить Фомичева о своем аресте, либо совершить побег. Вот почему руководителями ГПУ были приняты все меры, чтобы находившийся под арестом Павловский был тщательно подготовлен к встрече с Фомичевым. Надо сказать, что Павловский настолько разуверился в своих идеалах и убедился в бесполезности всяких попыток к бегству, что возложенную на него роль выполнил безукоризненно.
      На инсценированном заседании "ЦК" союза первым вопросом обсуждались разногласия в организациях. Сотрудники ГПУ мастерски разыграли спор между двумя "течениями", а Павловский убедительно разыграл роль миротворца. Не стоял в стороне и Фомичев. Он рьяно выступил в поддержку Павловского. Так своим участием в "споре" Фомичев и Павловский добились некоторого смягчения "противоречий". Однако принятие согласованных решений было отложено до получения указаний или приезда Савинкова.
      Вторым вопросом обсуждалось возвращение Павловского в Париж. Решение этого вопроса зависело от поведения самого объекта дебатов. Все были полны внимания и напряжения, когда он попросил слово. Павловский пунктуально выполнил данное ему задание. Он высказал "свою просьбу" пока оставить его для работы в России. Заявил, что готовит ряд солидных эксов на юге России с целью добычи денежных средств. После аргументированных выступлений "за" и "против" было принято решение об удовлетворении просьбы Павловского и посылке его на юг.
      Фомичев вначале высказался за немедленный выезд Павловского к Савинкову, но затем согласился с "доводами" других членов "ЦК" и самого Павловского. Вместе с тем в поведении Фомичева чувствовались какое-то недоумение и настороженность.
      Замеченные в поведении Фомичева сомнения заставили руководителей ГПУ придумать новые комбинации, которые рассеяли бы у него раздумье, а возможно, и возникшие подозрения в реальности существующих "московских организаций" и действий Павловского.
      Дэыло решено через Павловского инсценировать привлечение Фомичева к конкретной работе в "организации", с тем чтобы он на "практике" увидел напряженную и опасную "борьбу" "антисоветских сил" не только в Москве, но и в других городах страны, а также "руководящую" роль в этой борьбе Павловского.
      В этом плане была организована вторая встреча Фомичева с Павловским. Она состоялась на "конспиративной"
      квартире Павловского и прошла весьма успешно. В присутствии Федорова Фомичев был любезно принят Павловским. В начавшейся оживленной беседе Павловский сказал Фомичеву, что по постановлению "ЦК" НСЗРиС он (Фомичев) назначен особоуполномоченным союза и ему предстоит поездка в Тулу, Брянск, Тверь, в рабочие районы Московского округа для объективного выяснения настроения рабочих масс. Павловский просил его выполнить поручение "ЦК" возможно лучше и строго соблюдать в пути и на местах принципы конспирации. Затем Павловский сообщил, что сам он срочно выезжает на юг для производства намеченного экса, после чего немедленно выедет в Париж за Савинковым.
      Намеченная цель была достигнута, Фомичев был в восторге от встречи с Павловским. А во время поездок по периферии он лично убедился в наличии "филиалов" "московских организаций" и их активной "борьбы" с Советской властью. О всем виденном и слышанном он решил подробно информировать Савинкова. Он поставил вопрос перед "ЦК" о посылке в Варшаву нарочного для передачи Савинкову писем от него и Павловского.
      В Польшу в качестве курьера был направлен оперативный работник контрразведывательного отдела ГПУ, смелый и решительный чекист Г. С. Сыроежкин, который уже бывал в Польше по делу "Синдикат-2" и приобрел там хороших "друзей". Поездкой Сыроежкина преследовалась цель рассеять у Савинкова и его приближенных сомнения по поводу длительной задержки Павловского и ускорить приезд Савинкова в Советский Союз. В соответствии с этим планом в письме Павловского Савинкову указывалось, что им (Павловским) совершен удачный налет, в результате которого организация приобрела сотни тысяч рублей, и что в ближайшее время он выезжает за границу.
      Заручившись докладом о положении дел в организациях группы ЛД и союза в России, а также письмами на имя Савинкова от Фомичева и Павловского, Сыроежкин отбыл в Польшу.
      На этот раз в Польше с Сыроежкиным произошел непредвиденный случай, который чуть-чуть не закончился для него и для всего дела трагически.
      В Вильно Сыроежкин случайно встретился с бывшим своим сослуживцем в Красной Армии - поляком Стржелковским, впоследствии бежавшим из Советского Союза.
      Стржелковский знал, что Сыроежкин в период гражданской войны работал в Военно-революционном трибунале, и не замедлил сообщить об этом в полицию. Сыроежкин был задержан. Только находчивость и смелость чекиста спасли его от смерти, а дело "Синдикат-2" - от провала.
      Зная Стржелковского как наркомана, пьяницу и болтуна, Сыроежкин искусно разыграл сцену возмущения. Он не только категорически отрицал все, что говорил о нем Стржелковский, но и заявил, что последний сводит с ним личные счеты. В период службы в России они сильно поссорились и он избил Стржелковского, и теперь этот пьяница сводит с ним личные счеты. Зная пороки Стржелковского (из-за них он был уволен со службы в полиции), поляки поверили Сыроежкину, и он был освобожден. В освобождении Сыроежкина сыграло роль и то обстоятельство, что Сыроежкин представлял солидную "контрреволюционную" организацию в России, которая снабжала разведку Пилсудского "ценной разведывательной информацией".
      Поездка Сыроежкина в Польшу, несмотря на описанный случай, прошла успешно.
      Однако все эти мероприятия только на некоторое время оттягивали выезд Павловского за границу. Нужно было найти такую причину, которая дала бы возможность отложить выезд Павловского на более продолжительный срок.
      После всестороннего обсуждения этого вопроса было принято решение легендировать ранение Павловского на юге России во время "нападения" на поезд с целью ограбления.
      Для выполнения этого плана в начале июля 1924 года было созвано экстренное заседание "ЦК" НСЗРиС с участием Фомичева. На заседании огласили "телеграмму"
      Павловского из Ростова, в которой он сообщал о своем "серьезном ранении" и что его скоро привезут в Москву для квалифицированного лечения.
      По возвращении "раненого" Павловского в Москву к нему на свидание вместе с членами "ЦК" прибыл и Фомичев. По заданию работников ГПУ Павловский артистически сыграл роль раненого. Забинтованный и укрытый в постели, он стонал, говорил болезненным голосом. Уход за "больным" врача, медицинской сестры и лекарства на столе создавали естественную обстановку для больного.
      Фомичев сочувствовал больному, расспрашивал об обстоятельствах ранения, желал скорого выздоровления.
      Во время этого свидания члены "ЦК" приняли решение о посылке в Париж к Савинкову Фомичева и Федорова для доклада о "ранении" Павловского и невозможности его выезда в ближайшее время из России, о необходимости приезда в Россию Савинкова как председателя "ЦК".
      Это была последняя и решающая командировка за границу по делу "Синдикат-2". Все необходимые меры по обеспечению приезда Савинкова в Советский Союз были приняты. Теперь все зависело от того, как Савинков воспримет длительную задержку Павловского в Москве, не вызовет ли она у него подозрения, насколько вескими окажутся доводы о необходимости незамедлительного приезда его в СССР.
      Для большей убедительности Федоров был снабжен письмом от Павловского, в котором тот сообщал Савинкову, что не может приехать из-за "серьезного ранения", и настоятельно рекомендовал ему приехать в Москву для руководства "организацией". Кроме того, Федоров имел письмо от "ЦК" союза, в котором указывалось, что разногласия в "московских организациях" остаются еще угрожающими, хотя под воздействием Фомичева и Павловского они несколько сгладились. Поэтому приезд Савинкова как руководителя является необходимым.
      В середине июля 1924 года Федоров и Фомичев перешли советско-польскую границу и через Вильно и Варшаву прибыли в Париж.
      Никогда Федоров не волновался так, как в этот раз.
      И хотя своего волнения он ничем не выдавал и Фомичев по-прежнему видел в нем очень уравновешенного и остроумного спутника, Андрея Павловича всю дорогу преследовала одна неотвязная мысль: "Удастся ли выманить матерого зверя из берлоги? Достаточно ли вески аргументы, чтобы они заставили Савинкова покинуть безопасные апартаменты в Париже и ринуться в Россию спасать положение?"
      Но волнения оказались напрасными. Савинков любезно принял посланцев Москвы, внимательно выслушал их доклады о работе "московских организаций", в их присутствии прочитал письмо от Павловского. Рассказы Федорова и Фомичева о "ранении" Павловского успокоили его тревогу из-за длительного отсутствия своего любимца, и он твердо решил ехать в Москву.
      - Ну что ж, друзья мои, - сказал он в заключение. - Будем собираться в дальнюю дорогу.
      Наметили маршрут, место перехода границы, лиц, которые будут сопровождать Савинкова в поездке.
      12 августа Савинков покинул Париж и прибыл в Варшаву. Здесь в целях безопасности остановились в маленькой гостинице. Савинков изменил свой внешний вид.
      После нескольких часов отдыха выехали в Вильно, ближе к границе.
      В ночь на 15 августа 1924 года Савинков вместе с супругами Деренталь и Фомичевым перешел советско-польскую границу.
      "Высокого гостя" на границе встречали не менее высокие руководители... ГПУ: заместитель начальника контрразведывательного отдела Р. А. Пилляр и его сотрудники Пузицкий и Крикман, отрекомендовавшиеся членами "московской организации" и помогавшие "нелегальному" переходу группы Савинкова через границу.
      Первым вступил на советскую землю Фомичев. Его приветствовал Федоров, вернувшийся в СССР ранее.
      - Путь свободен, - сказал он. - Безопасность обеспечена, транспорт подан.
      Фомичев подал условный сигнал, и через несколько минут остальная группа во главе с Борисом Савинковым вступила на нашу землю.
      Путь от границы в направлении Минска продолжали на повозках. Недалеко от Минска разделились на три группы, и каждая из них двигалась пешком "самостоятельно".
      Савинков одобрил такую предусмотрительность.
      В первые две группы вошли Савинков, супруги Деренталь и Пузицкий с Федоровым. Фомичева сопровождал Крикман. Первые две группы должны были встретиться на Захарьевской улице в квартире у сотрудника ГПУ Белоруссии. Третья группа должна была проследовать прямо в одну из гостиниц Минска.
      В Минске настроение Савинкова заметно изменилось:
      он стал более официальным и настороженным.
      На одной из площадей Минска Федоров "нанял" два легких экипажа, и пролетки быстро понеслись по столице Белоруссии.
      Савинков, напряженно озираясь вокруг, сухо спросил:
      - А куда мы едем?
      - На квартиру, - ответил Федоров.
      Остановились, не доезжая двух кварталов до нужного адреса. Расплатились с "извозчиками" и направились к нужному дому пешком.
      Поднимаясь по лестнице, Савинков спросил:
      - А здесь спокойно?
      - Вполне.
      На "конспиративной" квартире Савинкова, супругов Деренталь и сопровождавших их чекистов Федорова и Пузицкого встретили А. X. Артузов, его заместитель Р. А. Пилляр, уполномоченный ОГПУ по Белоруссии Ф. Д. Медведь, сотрудник ОГПУ И. И. Сосновский.
      "Вождя" белой эмиграции встретили с должным почетом и радушием. Впрочем, радушие не было наигранным.
      Чекисты с полным основанием считали приезд Савинкова своей победой. И они были рады приветствовать своего "гостя".
      Оказавшись в кругу "своих" людей и в уютно обставленной квартире, Савинков стал общительным, разговорчивым.
      Накрыли стол. За ужином в непринужденной обстановке эмиссар империалистических разведок поделился с "соратниками" только что пережитыми впечатлениями, похвалил пограничников панской Польши, доставивших их к границе на замечательных лошадях в отличной упряжке, рассказал о своих личных планах, ради которых он предпринял столь рискованное путешествие.
      Чекисты не спешили, терпеливо слушали "короля заговоров". А когда он, сославшись на усталость, попросил дать ему возможность отдохнуть, один из работников ГПУ, поднимаясь из-за стола, проговорил:
      - Не беспокойтесь, господин Савинков. Отдых вам будет обеспечен длительный. Вы находитесь в руках ГПУ!
      Савинков побледнел. Растерянно оглядел собравшихся, словно еще не веря в случившееся. Потом глухим, как бы потускневшим голосом проговорил:
      - Вы победили, я в ваших руках!
      При обыске у него изъяли документ на имя Виктора Ивановича Степанова, 1878 года рождения.
      В тот же день Савинков специальным вагоном был доставлен в Москву.
      Выйдя из автомобиля во дворе здания ОГПУ на Лубянке, он надтреснутым голосом произнес:
      - Уважаю силу и ум ГПУ!
      И действительно, сколько энергии, ума, таланта и героизма потребовалось проявить работникам ГПУ, чтобы перехитрить и поймать этого матерого врага Советского государства! Арест Бориса Савинкова был подлинным триумфом разведки молодого социалистического государства в борьбе с опытными и мощными разведками империалистических стран.
      На предварительном следствии, а затем на суде Савинков подробно рассказал о своей преступной деятельности, обнажил перед мировым общественным мнением неприглядную деятельность ряда правительств и разведывательных органов империалистических держав, проводивших подрывную работу против Советской России.
      На суде Савинков заявил о признании Советской власти и выразил готовность отдать свои силы честному служению нашему народу.
      В конце августа 1924 года Военная коллегия Верховного Суда СССР приговорила Савинкова к высшей мере наказания - расстрелу. Но суд, приняв во внимание его откровенные признания, обратился с ходатайством в ЦИК СССР о смягчении меры наказания. ЦИК удовлетворил ходатайство и заменил Савинкову высшую меру наказания десятью годами лишения свободы.
      Президиум ЦИК СССР высоко оценил заслуги чекистов. За успешное завершение операции по поимке Бориса Савинкова и его ближайших сообщников сотрудники ОГПУ В. Р. Менжинский, Р. А. Пилляр, С. В. Пузицкий, А. П. Федоров, Г. С. Сыроежкин и Н. И. Димиденко были награждены орденами Красного Знамени; А. X. Артузову, И. И. Сосновскому, С. Г. Гендину и Я. П. Крпкману объявлена благодарность рабоче-крестьянского правительства Союза ССР.
      Провал Савинкова нанес сильный удар по белогвардейским организациям и иностранным разведкам. Савинков несколько раз обращался через печать с призывом к тем, кто ещр вынашивал идею реставрации капитализма в России, прекратить бессмысленную борьбу.
      Находясь в тюрьме, Савинков изредка вызывался для разного рода справок, очных ставок.
      Однажды во время беседы в кабинете на пятом этаже Савинков попросил разрешения выпить воды. Сотрудники позволили. Подойдя к стоявшему у окна столику, Савинков взял стакан и, сделав несколько глотков, вдруг прыжком вскочил на подоконник, выбросился в окно и разбился.
      И. Петров
      ОСОБОЕ ЗАДАНИЕ
      Шел 1924 год - седьмой год Республики Советов. Утихли сражения на фронтах гражданской войны. Молодое государство рабочих и крестьян набирало силу. Это никак не устраивало внутреннюю и внешнюю контрреволюцию.
      Без устали плелись сети заговоров.
      Органам государственной безопасности удалось проникнуть в контрреволюционную организацию, ставившую целью свержение Советской власти, взять ее под контроль и на протяжении полутора лет руководить ею.
      Для этой цели на советско-финляндской границе было создано "окно", через которое осуществлялся "нелегальный" переход за рубеж и на территорию СССР.
      О том, как это происходило, я и хочу рассказать.
      ГОРОХОВАЯ, ДОМ No 2
      В кабинете полномочного представителя ОГПУ по Ленинградскому военному округу Мессинга собрались его заместитель Салынь, добродушный, немногословный человек; темпераментный, горячий до резкости начальник отдела полпредства Шаров и я, начальник кордона на советско-финляндской границе, отозванный с краткосрочных курсов.
      - На тебя, Иван, мы возлагаем большие надежды, - после обсуждения предстоящей операции сказал мне Мессинг. - Самое трудное для тебя - это на время стать другим человеком. Свою роль ты должен сыграть лучше любого актера. Если артист сфальшивит, самое худшею - его освистают, твоя ошибка может стоить жизни тебе и товарищам.
      Ты - начальник кордона. И в глазах своих подчиненных, пограничников, должен оставаться им. Не дай бог, если они уличат тебя в двойной игре! Если провалишься, в лучшем случае мы уберем тебя с границы, может быть, даже на время изолируем. Но это в лучшем случае. Может быть и другое узнав об "измене", пограничники могут пристрелить.
      Внимательно слушал я эти суровые слова. Да, предлагаемая роль была очень трудной. Кто знает, сколько придется носить личину двуликого Януса? Одно дело участвовать в подавлении кронштадтского мятежа, мчаться в лыжном отряде Тойво Антикайнена, преследуя белофиннов.
      Там - просто. Враг известен, а рядом локоть товарища.
      А здесь? Даже друг может послать в тебя пулю...
      - Что такое "возвращенцы", - продолжал наставлять Мессинг, - тебе известно. Постарайся зарекомендовать себя таким же. Это будет твой первый козырь. Уб ,ди финских контрразведчиков в желании вернуться в родные места, проси их разрешить бежать в Финляндию. Откажут наверняка. Такие, как ты, им нужны здесь, на границе.
      Но лучшим пропуском, лучшей аттестацией для твоих будущих "друзей" будет связь с контрабандистами. Но, устанавливая с ними контакт, не мельчись. Ищи только тех, кто, на твой взгляд, контрабандой прикрывает свое истинное занятие - шпионаж...
      До глубокой ночи затянулся разговор. Установили, кто будет знать о моем задании. Договорились о номере телефона, по которому я, будущий комендант "окна", буду сообщать Мессингу о движении нужных людей через границу и получать указания. Определили круг лиц, в обязанности которых вменялось создать условия для работы коменданта и оберегать вместе со мной "окно в Европу".
      КОСОЙ
      Получив наставления Мессинга и его заместителей, я прибыл на кордон.
      Государственная граница. Ее линия ясно видна только на картах. На месте все значительно сложнее. Она извивается по буеракам, пробирается сквозь непроходимый лес, рассекает на части реки и озера, взбирается по горным кручам.