Стремительны и быстры холодные воды реки Сестры.
      Она - граница. Ее водная гладь - отличная дорога для лесосплава. Стоял конец апреля. По реке пошел лес.
      По действовавшему соглашению финские сплавщики имели право переходить на советскую территорию, если бревна, оторвавшись от плотов, выбрасывались на наш берег.
      В первый же день по прибытии на границу я медленно шел вдоль берега реки. Глаза зорко всматривались в плотогонов, настороженный слух вбирал доносившиеся с реки разговоры. Как уроженец Финляндии, я отлично знал финский язык. Вдруг послышался хруст сухого валежника. И я тут же заметил человека, уходящего в сторону от границы.
      - Стой! - резко крикнул я, догнав нарушителя.
      - Финн я, - ответил тот. - Плотогон.
      - Вижу, что плотогон. Но почему так далеко от берега ищешь свои бревна?
      - Начальник, не задерживай меня, пожалуйста, - просительно проговорил нарушитель. - Я рабочий, а власть в вашей стране - рабочая. Отпусти с богом!
      На глазу у задержанного заметно выделялось бельмо.
      "Косой!" - вспомнилось вдруг. Эта кличка говорила о многом. "Ты такой же плотогон, как я - турецкий падишах! - рассудил я. - Контрабандист ты и отчаянный до дерзости проводник финских агентов. Ты-то мне и нужен".
      - Хорошо, - подумав немного, тихо сказал я, - как человек человека - я тебя понял. Но пойми и ты меня!
      Я - финн. А к нам здесь относятся настороженно. Тяжело мне здесь. Учился в академии, выгнали. За что, йеизвестно. Сегодня я начальник кордона, а кем буду завтра?
      Уволят, чувствует мое сердце, уволят! Куда податься? Нет ни денег, ни специальности...
      Косой, услышав про деньги, встрепенулся, и его здоровый глаз блеснул радостным огнем.
      "Попался! - обрадовался я. - Клюнул на самую простую приманку!"
      - Денег пет, говоришь? - сказал контрабандист. - Это дело поправимое. Деньги будут. Большие! Ты поможешь мне, я - тебе. Договорились?
      - В чем будет заключаться моя помощь?
      - Это совсем несложно. Я доставляю контрабандные грузы на твой участок. Ты обеспечиваешь свободный переход через границу и помогаешь найти покупателей в Ленинграде. Выручка, как и риск, поровну. По рукам?
      Когда сделка была заключена, Косой начальственным голосом проговорил:
      - Запомни! Место наших встреч - изгиб реки у старой лесопилки. Знак вызова на переговоры - косо воткнутая палка около куста. И чтобы никаких хвостов!
      Я согласно кивнул.
      На Гороховой улице мое сообщение встретили в штыки.
      Шаров был в бешенстве:
      - Кто тебе дал право без согласования с Мессингом принимать такие решения! Ты что, хочешь в самом начале завалить дело? Ишь выискался доморощенный контрабандист. А подумал ли ты, дурья голова, что Косой может устроить тебе здоровенный подвох?
      В кабинет вошел Мессинг.
      - Что за шум, а драки нет? Петров! Докладывай.
      Внимательно выслушав мой рассказ о знакомстве с Косым, Мессинг заметил:
      - Про академию ты, брат, лишнее загнул. Вдруг проверят? Нельзя допускать таких оплошностей. Учти на дальнейшее. А так все в порядке. Выходи с Косым на встречи, но только постарайся отказаться от разных кружев и пудры, которые он тебе предложит, а требуй детскую одежду. Скажи, что она сейчас особенно ценится. Если договоришься - можешь отправлять в детдом имени Урицкого. Я дам команду...
      Покачиваясь в такт движению, стоят в вагоне бидоны.
      Около них крестьянин. У пассажиров не могут возникнуть подозрения: первые утренние поезда всегда доставляют в Ленинград молоко. На Финляндском вокзале оставляю попутчика у бидонов, а сам спешу к телефону и вызываю "покупателя". Тот не заставил себя долго ждать и, погрузив бидоны на машину, исчез в шумном городе.
      Через пару часов "покупатель" вернулся, вручил финские деньги - сумму, достаточную для того, чтобы рассчитаться с Косым.
      Однажды к условленному месту встреч вместе с Косым пришел хорошо одетый господин. По тому, как он держался, было видно, что этот тип не из контрабандистов.
      Сначала разговор зашел о выручке от сбытых товаров, но по всему было видно, что это не главная цель его визита. Так оно и оказалось. Голосом, не допускающим возражений, он сказал:
      - Господин Петров! Нам кажется, что вы достаточно зарекомендовали себя, и теперь лавочку пора закрывать.
      Чем вы будете заниматься в дальнейшем, мы сообщим дополнительно.
      С поспешностью, соответствующей моменту, я проговорил:
      - Господин! Я не знаю, как вас величать и кто вы такой, но прошу выслушать меня. (Начиная эту беседу, я вспомнил наставления Мессинга проситься за границу.) Не имея понятия о моих будущих заданиях, я представляю, что они, несомненно, связаны с большим риском, и поэтому убедительно прошу вас избавить меня от этого, а лучше помочь бежать в Финляндию, Мне кажется, что еще немного - и я засыплюсь. А стать арестантом - перспектива не из приятных. Помогите мне покинуть эту неспокойную должность. Честное слово, у вас я буду работать еще лучше, чем здесь, на границе.
      - Этот вопрос рассмотрим в ближайшее время. Думаю, мы разрешим вам вернуться в родные края. Но к чему спешить! По нашим сведениям, а они достаточно проверены, вам ничто не угрожает. У начальства вы на хорошем счету. Службу несете отлично. Это - главное. А за риск, который не больше, чем до сих пор, будем платить особо.
      Чтобы подготовить вам материальную базу для возвращения в Финляндию, деньги за ваши услуги будем вносить на ваш банковский счет в Выборге. Не вешайте голову, молодой человек. - И он фамильярно похлопал меня по плечу. - Не так страшен черт, как его малюют! Еще немного, и вы хорошо заживете на земле великой Суоми...
      Мессинг с удовлетворением выслушал мое сообщение.
      Молодец, Петров! Все идет, как надо. Могу тебе сообщить: "трест" ["Трест" - условное название подпольной "Монархической организации Центральлой России"] договорился с финскими властями о том, что "окно" для контрабанды и нужд финской стороны закрывается. Пока через "окно" будут идти только письма.
      Потом будем принимать нужных нам людей.
      ...Финские власти по-джентльменски соблюдали соглашение с "трестом". Но однажды неожиданно вызвали меня на место встреч. Там меня ждали два офицера. Один из них, извинившись за причиненное беспокойство, вежливо сказал:
      - Не могли бы вы узнать о судьбе одного нашего соотечественника, очевидно задержанного вашими пограничниками. - Они назвали мне фамилию, приметы.
      Я пообещал:
      - Постараюсь сделать все, что в моих силах.
      Финны поблагодарили и ушли.
      Стоило мне позвонить Мессингу - и исчерпывающие данные о разыскиваемом финне были бы получены. Но я отлично знал, что и на своей территории вести игру надо по всем правилам, дабы не быть уличенным в двойной игре вражескими соглядатаями.
      Прежде чем выехать в Ленинград, побывал в комендатуре, пограничном отряде и только после этого прибыл в город и доложил Мессингу о задании финской контрразведки. Нечего и говорить, что она получила через меня нужную ей справку, хорошо отредактированную Мессингом.
      "ОКНО" ПРОХОДИТ ИСПЫТАНИЕ
      Каждый день приносил мне, коменданту "окна", доказательства, что я хорошо играю свою роль. Казалось, что погрешности не допускаются. Наши пограничники и мои "друзья" за кордоном не подозревают о моей двойной игре. Но я ошибся.
      Мой большой друг комендант участка Александр Кольцов, знавший об особом задании, попросил зайти к нему.
      - Что случилось? - спросил я его.
      - Пока ничего не случилось, - спокойно ответил Кольцов. - Но новость неприятная. Мой помощник Бомов тебя подозревает. Ему не нравятся твои частые отлучки в Ленинград, и что ему особенно не понятно - почему ты, мой подчиненный, не ставишь меня в известность об отлучках.
      Я его сомнения, кажется, рассеял. Сказал, что ты лечишься у зубного врача и отъезды согласованы со мной. Но на дальнейшее учти. Будь осторожен. Каждый свой шаг рассчитай, каждое слово продумай.
      Я и сам знал, что не просто обмануть бдительность советских пограничников.
      Сколько приходилось проявлять изобретательности!
      Сколько потов сходило с меня, пока я три, а то и пять часов тратил на поездку до станции Парголово или Песчановка, в зависимости от степени важности гостя, и находился там до тех пор, пока не ликвидировал следы перехода через границу!
      Опасность разоблачения подстерегала на каждом шагу.
      Но особенно она усилилась с прибытием на "окно" некоей Шульц-Стесинской, она же Мария Захарченко. Эта неуравновешенная авантюристка была образцом коварства и вероломства. От нее можно было ожидать подвоха на каждом шагу.
      Как-то раз, почти на самой границе, Шульц-Стесинская потребовала вернуться обратно к станции железной дороги для поисков оброненного ею пистолета.
      - Вы должны вернуться, слышите? Это вам я обязана падением из саней. Не будь этого, и пистолет лежал бы на месте.
      - Но граница не место для прогулок, - зло ответил я. - Если вы будете настаивать на этом безрассудном решении, я откажусь от работы с вами. А кроме того, почему я не должен думать, что вы потеряли оружие с провокационной целью? Может, вы собираетесь раскрыть меня перед пограничниками?
      Коса нашла на камень. Я был упрям, как финн, а эта тридцатилетняя женщина, производившая при первых встречах благоприятное впечатление, при дальнейшем знакомстве отталкивала своим чванством и спесью. Сколько высокомерия было в этой претендентке на высокую миссию - спасти Россию от большевиков!
      Для нее я был просто холоп, которому достаточно окрика: "Иди вперед!", "Остановись!.." Трудно было сопровождать эту даму в ее "экскурсиях" в нашу страну.
      Сколько нужно было иметь терпения, чтобы не нагрубить! Приходилось держать себя в крепкой узде. И я нашел отличное средство - упрямство и медлительность.
      Я не знал тогда, что Шульц-Стесинская проверяла надежность "окна". И то, как я вел себя с нею, позволило белобандитке уверовать в благонадежность коменданта.
      Как-то Мессинг сказал:
      - А здорово ты, Иван, зарекомендовал себя "своим человеком"! Знаешь, какую оценку тебе дала мадам Стесинская? "Хоть и очень упрямый, но осторожный!"
      Чтобы укрепить за рубежом мою репутацию, руководство ОГПУ решило выпустить из тюрьмы и переправить через меня за границу одного родственника Врангеля. Этот умственно слабый человек для нас не представлял никакой ценности.
      Но в Париже и он замолвил слово за коменданта "окна": "Хорошо меня переправил через границу!"
      "ТРЕСТ" ГОТОВИТ ВСТРЕЧУ
      Шел второй год моей работы комендантом "окна в Европу". Было трудно, очень трудно! И кто знает, может быть, было бы еще трудней, если бы мои действия не направляли такие опытные советские контрразведчики, как Мессинг, Старов, Артузов... Если бы не служили щитом мои товарищи пограничники Паэгле, Кольцов, Орлов.
      Это они отводили угрозу разоблачения со стороны своих же товарищей.
      После инспекционной проверки "окна" Шульц-Стесинской английская "Интеллидженс сервис" окончательно уверовала в безопасность перехода через границу сквозь "окно".
      В начале сентября меня вызвали на Гороховую, 2. Среди известных мне чекистов, под чьим руководством я работал эти долгие месяцы, присутствовал представитель ОГПУ Пилляр.
      Разве мог представить себе тот, кого здесь так нетерпеливо ждали, что ему готовится такой прием! Что о его безопасности пекутся самые опытные чекисты!
      - С головы "гостя", которого мы ждем, - сказал Мессинг, - ни один волос не должен упасть! Он нужен нам только живой. И это целиком возлагается на тебя, Иван.
      Выбрали время и место, где "гость" с наступлением темноты перейдет границу: участок против селения Старый Алакуль. Там на финской стороне находились развалины бывшей таможни. До станции Парголово "гостя" решили довезти на двухколесной финской повозке, называемой у них "душегубка". Ее подадут к самой реке.
      - Но почему Парголово? - спросил Пилляр. - Она же значительно дальше от границы, чем Песчановка.
      - Дело в том, - ответил Мессинг, - что станцией Песчановка Петров пользовался всего несколько раз. Она хоть и ближе, но зато там можно встретить пограничный дозор, бойцов с Александровской заставы. Кроме того, на этой станции ни разу не была Шульц-Стесинская.
      - Все ясно, - согласился с доводами Пилляр. - У меня, товарищи, сложилось убеждение, что все меры, принятые вами по доставке в сохранности нашего "гостя", продуманы хорошо. Остается только пожелать, чтобы не помешала никакая случайность. Я передам обо всем руководству ОГПУ. Думаю, что ваш план будет одобрен. А уж Москва устроит достойную встречу...
      В приподнятом настроении, с мыслями о том, что наконец-то закончится двойная игра, я возвращался на границу. Я не обижался, что от меня скрыли фамилию того, кого я обязан был принять из-за кордона. Значит, так надо.
      Видимо, в этом случае мне лучше знать поменьше о подопечном.
      Возвращаясь на пост, я много думал о предстоящей операции. Мне хотелось как можно лучше выполнить последнее и самое ответственное задание.
      Слез в Парголове. До заставы решил пройти пешком:
      раз по этому пути придется вести "гостя", дорога должна быть изучена во всех деталях.
      Спешить было некуда. Об очередной отлучке было договорено с комендантом участка. Словно на прогулке, сбивая ивовым прутиком пожелтевшие листья на придорожных кустах, неторопливо отмерял я километры. Сколько раз бывал на этой дороге! Кажется, известно все: повороты, выбоины, ухабы, подъемы и спуски, деревянные мостики через ручейки. Теперь я знакомился с ней как бы впервые. Хотелось предугадать возможные встречи с нежелаемыми свидетелями, места, откуда можно было неожиданно услышать короткие, как выстрел: "Стой! Кто идет?" А эти два таких знакомых, таких привычных на границе слова могли быть последними не только в моей жизни, но и того, другого, кого я должен беречь пуще глаза.
      ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ, ГОСПОДИН!..
      ...Меня вызвал к себе начальник погранотряда Симанаитие.
      По тому, как он принял меня, по его улыбке я понял, что разговор будет приятным. Так оно и вышло.
      - Новость хорошая для тебя. Центр поручил мне обеспечить тебе тылы. В ночь перехода "гостя" я снимаю охрану по пути вашего следования. Между селами Александровкой и Старым Белоостровом прекращу движение пограничников. Так что вам открывается "зеленая улица"!
      ...В день, когда наконец было получено известие о том, что нужное лицо прибывает, я волновался. И это объяснимо - экзамен предстоял сложный.
      Я не был любителем увешивать себя гранатами и пистолетами. Всегда довольствовался одним револьвером. На этот раз стал похож на анархиста: в деревянном футляре маузер, за пазухой вальтер, нож по самую рукоятку утонул за голенищем.
      Наконец сумерки. Еще раз проверил свою экипировку.
      Зная, что с пути убраны все лишние люди, я все же более тщательно, чем всегда, соблюдал меры предосторожности.
      На мое счастье, тучи низко нависли над погрузившейся во мрак землей. Но даже при этих благоприятных условиях маскировки нельзя было позволить себе какую-либо небрежность. Я старался не выходить на середину дороги, прижимался к деревьям, останавливался, прислушивался.
      На условленном месте обнаружил "душегубку" - у лошадей на мордах висели мешки. Убедившись, что за мной никто не наблюдает, вышел к реке Сестре. Сквозь густой мрак заметил на другом берегу тени. Подал условный сигнал и стал ждать.
      От группы отделился один и направился к реке. Вот он вошел в воду... Я считал каждый его шаг. Наконец он на нашей, советской земле...
      Но неожиданно возникла заминка. Я услышал, как с того берега мне сказали:
      - Вы нужны на пару слов.
      "Черт вас угораздил! - выругался я про себя. - Зачем я вам понадобился? Если хотите меня задержать в качестве заложника, то напрасно стараетесь!"
      Финн еще раз повторил приглашение. Я решил не двигаться. Чтобы оттянуть время, сказал первое, что пришло на ум:
      - Я не могу бросить повозку. Да и ехать потом мокрому не очень приятно.
      А сам приготовился к худшему: расстегнул футляр маузера и решил, если тот, что стоит сейчас на нашей стороне, задумает вернуться, открою огонь. Не дам ему уйти.
      Буду бить по ногам, а затем на себе дотащу до повозки.
      Но все обошлось благополучно. Ночной "гость" что-то сказал финнам по-английски и двинулся ко мне.
      Я cблегченно вздохнул и снял руку с пистолета.
      - Показывай дорогу! - вместо приветствия сказал мне человек высокого роста, одетый в пальто и высокие сапоги.
      Я повернулся и пошел к повозке. Он последовал за мной.
      Я не предполагал, что пассажир окажется таким разговорчивым. Удобно усевшись в "душегубке", он посмеивался над ухабистой дорогой, обещал рассказать о ней в Лондоне.
      "А будешь ли ты в Лондоне?" - подумал я. Но разговор поддерживал, поддакивал, стараясь показать, что я человек, которому наплевать на все, лишь бы платили деньги.
      Перед мостом через Черную речку я остановил повозку и сказал:
      - Пойду посмотрю, нет ли на мосту пограничников.
      Я решил до конца играть роль преданного человека.
      Проверку моста я всегда делал, когда сопровождал ШульцСтесинскую, и хотел быть до конца "заботливым".
      Покинув "гостя", я думал сначала для отвода глаз постоять в кустах и вернуться. Но что-то подсказало мне сделать все по-настоящему. И я стал тщательно осматривать подходы к мосту. Это - спасло. Когда вернулся к повозке, пассажира там не обнаружил. Прежде всего испугался: "Из рук выпустил такую птицу!" Но тут чуть не вслед за мной со стороны моста появился и он.
      "Вот так растяпа! - подумал я про себя. - По моим следам шел враг, а я и не заметил. А что бы произошло, если бы я не дошел до моста?"
      ...Перед станцией я остановил повозку в небольшом лесу, рассчитав, что пассажир не пойдет за мной, пока я схожу за билетами, а останется в повозке. Так и получилось. Это дало возможность найти того, кто должен был принять "гостя" и сопровождать до Москвы.
      Вот и четвертый вагон первого утреннего поезда. Я протянул руку на прощание. Пассажир вложил мне в ладонь какую-то бумажку. После ухода поезда я рассмотрел бумажку и увидел... тридцать рублей. Крутил их так и сяк, пытаясь обнаружить какую-нибудь запись.
      Докладывая по телефону Мессингу о сдаче "груза", не забыл упомянуть и о деньгах.
      Мессинг засмеялся:
      - Это он тебе на чай отвалил!
      Через несколько дней я узнал, кого так удачно проводил. Это был начальник восточноевропейского отдела разведки Великобритании Сидней Джордж Рейли.
      ВЫСТРЕЛ В НОЧИ
      С закрытием "окна" я почувствовал себя так, будто с моих плеч свалилась тяжелая ноша. Вновь появилось хорошее настроение, желание наверстать упущенное.
      Стремясь идеально поставить охрану границы, успевал всюду: отправлял очередной наряд по охране границы, проверял посты, высылал-дозоры в самые уязвимые места участка.
      Я наслаждался свободой, жизнью. Только теперь понял, как тяжело было вести двойную игру. Но вместе с тем эта игра научила меня ценить жизнь, понимать ее лучше, чем понимал до сих пор.
      Через неделю меня снова вызвали к Мессингу. Думаю:
      "Неужели опять "окно"?.."
      В кабинете полномочного представителя ОГПУ на этот раз было людно. Один высокий, стройный мужчина чем-то напомнил мне заграничного "гостя".
      - Ну вот, дорогой товарищ Петров, - обратился ко мне Мессинг. - Считай, что твое "окно в Европу" захлопнулось. За поимку Рейли Феликс Эдмундович просил передать большую благодарность.
      Мне крепко жали руку, дружески похлопывали по плечу. "Молодец, пограничник! Настоящий артист. Подумать только, провел самого Рейли!"
      Когда закончились поздравления, Мессинг начал деловой разговор.
      - Слушай внимательно, товарищ Петров! Хозяева Рейли очень его ждут. Но выпускать нам его нет никакого расчета. Надо сделать так, чтобы за границей не знали, что Рейли в наших руках. Короче говоря, поведешь через твое "окошечко" Рейли. Правда, это будет Рейли номер два. Вот он, полюбуйся! - При этих словах Мессинг указал рукой на высокого мужчину.
      - Все должно быть разыграно как в хорошем спектакле: ты доставляешь "Рейли" к месту условленной встречи, но не доводишь до границы метров сто пятьдесят - двести. Наши люди откроют огонь с таким расчетом, чтобы финны видели всю картину "убийства Рейли", но не могли прийти к нему на помощь.
      Слух о гибели Рейли дойдет до "Интеллидженс сервис". Там решат, что вместе с Рейли в могилу отправились все известные ему секреты. Удар для них, конечно, будет тяжелым, но не вызовет большой бури. Раз нет носителя тайн, значит, сохранность им обеспечена вечная!
      ...Опять ночной дорогой двигалась "душегубка".
      "Рейли" заметно нервничал. Волновался и я.
      Вот наконец и село Старый Алакуль. Спрыгнув с повозки, мы направились к реке. Когда до нее осталось менее двухсот метров, ночную тишину нарушили крики: "Стой!
      Ни с места!" - и последовавшая за ними ружейная стрельба.
      Словно подкошенный упал на землю "Рейли". Из засады выскочили чекисты во главе с Шаровым и бросились к "убитому".
      Место, где упал двойник, незаметно полили кровью из заранее приготовленной бутылки. Сбежались пограничники. При свете автомобильных фар было произведено опознание "трупа". Два пограничника, схватив "тело" за руки и ноги, внесли в кабину автомашины. Длинные ноги никак не умещались в кузове и высовывались через приоткрытую дверь. Так и поехали.
      Когда миновали Старый Белоостров, "покойник" начал ругаться: "Совести у вас нет ни черта! Все ноги отдавили.
      Нос, окаянные, разбили!"
      "Убийство Рейли" навсегда закрыло "окно в Европу", безотказно действовавшее полтора года.
      В Москве мне сообщили о награждении меня орденом Красного Знамени. Там же я узнал подробности о моем разговорчивом пассажире.
      ...Сидней Джордж Рейли в Москве развернул бурную деятельность. Он требовал к себе представителей антисоветских организаций из разных городов, подвластных "тресту", проверял их, учил, наставлял, проводил совещания.
      Все шло великолепно. Рейли ликовал. Он не раз повторял:
      "Вот как нужно работать!"
      Прожженному разведчику не приходило в голову, что участники всех совещаний, представители из разных городов, которых он учил бороться с Советской властью, которым раскрывал планы Британской империи по организации новой интервенции, были советскими чекистами.
      После одного из совещаний, на котором присутствовали только руководители, Рейли отправил в Лондон открытку.
      Смотрите, какой он герой! Из самого сердца большевистской России пишет письма!
      После совещания Рейли усадили в машину. Долго петляли по городу, пока не выехали на Лубянскую площадь.
      Здесь машина резко свернула вправо и въехала во двор внутренней тюрьмы.
      Рейли не потерял присутствия духа: вел себя развязно, даже шутил. Он продолжал верить в могущество денег и в Британскую империю и считал дни, когда его выкупят.
      На одном из допросов Рейли показали газету, где сообщалось о том, что при попытке перейти границу из СССР в Финляндию убит Сидней Джордж Рейли.
      Разведчик сразу сник, сдался. Все, что он рассказал следствию, - а знал он очень много - имело для Советского государства огромную ценность.
      Так закончилась операция "Трест". Это было крупное поражение "Интеллидженс сервис".
      В. Кочетков
      РУДА, КОТОРАЯ ВЗРЫВАЛАСЬ
      Притаились кое-где остатки разбитых белогвардейских банд внутри страны, никак не хотели смириться с успехами социалистического строительства, лелея надежду на восстания, интервенцию извне. Тщательно маскируясь, они пытались создать невидимый фронт борьбы с Советской властью.
      Была холодная январская ночь 1928 года. За окном гудела, бушевала метель. Где-то на запасных путях, точно с перепугу, протяжно гудел паровоз. Было уже поздно, во всяком случае за полночь, и я - тогда участковый уполномоченный транспортного отделения ОГПУ на станции Верховцево, закрыв в сейф бумаги, собрался домой. Вдруг в дверь постучали. На пороге стоял чуть сутулый мужчина лет тридцати, в ватнике и старом треухе.
      - Моя фамилия Захарченко. Я работаю дежурным на станции Сухачевка. Я тоже виноват... Что слушал его...
      - В чем виноват? Кого слушал? Ничего не понимаю, - сказал я. - Говорите яснее.
      - Ставского слушал, - выпалил гость.
      - Ставского? О чем же он говорил вам?..
      Вот что мне рассказал Захарченко.
      Заведующий почтой Ставский ежедневно бывал на станции и в ожидании поездов, доставляющих корреспонденцию, подолгу засиживался в компании дежурных. Особенно он благоволил к Захарченко. Может быть, потому, что, не имея казенной квартиры на станции, Захарченко с женой снимали комнату в Сухачевке, где Ставский пристроился жить у зажиточной вдовы, а может, и потому, что Захарченко был сверстником Ставского.
      В комнате дежурного по станции разговоры велись о разном, по чаще о трудностях жизни. Положение в стране было тяжелое, и Захарчеико, считая Ставского обывателем-неудачником, которому Советская власть перешла дорогу, сочувственно выслушивал его жалобы, а иногда и поддакивал.
      А вчера, видимо уверовав в надежность Захарченко, Ставский стал открыто поносить Советскую власть. "Погибла Россия, погибла ее интеллигенция, которой с этим сбродом не по пути", - с ненавистью говорил он.
      Захарченко молча слушал, а Ставский, решив, что тот с ним согласен, продолжал в том же духе, все больше озлобляясь и теряя контроль над собой.
      "Нет, это не простой обыватель", - решил Захарченко после очередного откровения начальника почты. Сменившись с дежурства, он сказал жене, что едет в Днепропетровск в отделение железной дороги, а сам с попутным поездом приехал на станцию Верховцево ко мне.
      Рассказ меня заинтересовал, и захотелось узнать о Ставском более подробно.
      - Скажите, товарищ Захарченко, - задал я гостю вопрос, - к Ставскому приезжает кто-нибудь?
      - Не знаю.
      - Может, Ставский сам куда-нибудь выезжает?
      - О, да! Он довольно часто путешествует.
      - Куда? Знаете?
      - Еще бы. Ведь я кроме дежурного еще и билетный кассир.
      - Ну что ж, - сказал я, улыбнувшись. - В таком случае вам и карты в руки. Выкладывайте все, что знаете о его путешествиях.
      Началась вторая часть ночного повествования. Оказалось, что Ставский ездит через Верхне-Днепровск и Долгинцево в Кривой Рог за продуктами, мотивируя свои поездки тем, что магазины на рудниках лучше снабжаются, и он действительно привозит кое-что дефицитное, иногда и для него, Захарченко.
      "В рудники за продуктами?.. - Я насторожился. - Верхне-Днепровск Долгинцево - Кривой Рог... Странно".
      - Кроме продуктов, Ставский ничего больше не привозил, не замечали?
      - Как будто бы нет. - Захарченко подумал, потом добавил: - Впрочем, погодите. Дайте собраться с мыслями.
      Захарченко сморщил лоб, потом, хлопнув себя ладонью по коленке, проговорил:
      - Вспомнил!
      И начал рассказывать, как Ставский, возвратившись из Кривого Рога, зашел в дежурку, как достал из мешка три килограмма мяса, которые он купил по просьбе Захарченко, а тот заметил на дне мешка несколько продолговатых трубок, обернутых в бумагу. Ставский быстро завязал мешок и поспешно ушел домой,
      - Вы говорите, трубочки были обернуты в бумагу?
      Я подошел к сейфу, вытащил динамитную шашку, какими в то время взрывалась рудничная масса на криворожских рудниках, и положил ее перед Захарченко.
      - Похожи на эту?
      Захарченко потрогал шашки и не задумываясь ответил:
      - Очень похожи!
      Новость была потрясающая.
      - Спасибо вам, товарищ Захарченко. Большое дело вы сделали. Настолько большое, что и сами не подозреваете об этом. А теперь запомните: все, что вы мне рассказали, должно остаться только между нами. Ни жене, никому другому об этом ни слова!..
      Криворожский рудный бассейн уже в те годы экспортировал руду в ряд стран, в том числе в Польшу. В транспортные отделы ОГПУ стали поступать сообщения о том, что при перегрузке руды на станции Шепетовка в польские вагоны, при киркировании (руда на открытых платформах смерзалась, и польские железнодорожники ее разбивали кирками) участились случаи взрывов, иногда с человеческими жертвами. Это, естественно, вызывало претензии польского правительства и грозило срывом торговли с Польшей. Буржуазная пресса подняла шумиху вокруг "злонамеренных" действий Советов против Польского государства.
      Расследованием причин взрывов руды и выявлением лиц, причастных к взрывам, органы ОГПУ занимались самым активным образом. Однако результатов розыска пока не имели.
      В случае подтверждения сообщений Захарченко мы получали ниточку, с помощью которой можно было добраться до тех, кто был заинтересован во взрывах.
      Было ясно, что если Ставский враг, то действует он не один. Совершать диверсии помогают ему сообщники.
      За Ставским было установлено самое пристальное наблюдение. Все его связи подвергли тщательной проверке.
      По распоряжению начальника отделения я выехал в Кривой Рог. Там вместе с работниками городского отдела ОГПУ занялись расследованием. Приходилось спускаться в шахты, изучать процесс взрывных работ от начала получения взрывной техники из кладовых до установки динамитных шашек в породе. Проверяли порядок хранения взрывчатки. Лица, связанные со взрывными операциями, внимательно изучались.
      Было установлено, что в Кривом Роге Ставский посещает бригадира взрывных работ на руднике Каневского Станислава, в прошлом офицера белогвардейской армии Булак-Булаховича. Каневский, так же как и Ставский, был взят под усиленное наблюдение.
      Я выехал на станцию Сухачевка, где встретился с Захарченко. Мы договорились, что я буду находиться на промежуточной станции Верховцево и Захарченко предупредит меня, если Ставский отправится в путешествие за продуктами по старому адресу. В этом случае ему надлежало немедленно позвонить мне в Верховцево и сказать:
      "Товарищ уполномоченный. Вы запрашивали о наличии скоропортящихся грузов на станции. Докладываю, таких грузов нет. Последняя отправка ушла сегодня пассажирской скоростью с поездом No 70 по назначению и с проводниками". Причем слова "по назначению" означали, что Ставский выехал в Кривой Рог, а если этого слова не будет, значит, он поехал в сторону Днепропетровска. "Проводниками" должны быть два наших оперативных работника, которых я связал с Захарченко.