--Пожалуйста, скажите, какой вы хотите напиток. Хазрат достанет его.
      Многие попросили молока, кое-кто--фруктовых соков; я не удивился, когда изнервничавшийся бабу потребовал виски. Мусульманин отдал приказ: послушный Хазрат прислал запечатанные сосуды, которые со стуком упали на пол из воздуха. Каждый нашел заказанный им напиток.
      Четвертое чудо этого дня оказалось, несомненно, приятно нашему хозяину: Афазал предложил устроить угощение в один миг!
      --Давайте закажем самые дорогие блюда,--предложил насупившийся бабу.--Я хочу хорошо поесть за свои пятьсот рупий. И пусть все будет подано на золотой посуде.
      Когда каждый из присутствующий сделал свой заказ, факир обратился к неистощимому Хазрату. Последовал громкий стук; откуда-то стали опускаться прямо к нашим ногам золотые блюда, наполненные превосходно приготовленной карри, горячими лучи и фруктами, сезон которых уже давно прошел. Угощение было великолепным. Пиршество длилось час, а затем мы начали выходить из комнаты. Вдруг послышался сильнейший шум, похожий на тот, который бывает, когда блюда собирают и ставят друг на друга. Мы обернулись и застыли в изумлении! В комнате уже не было никаких следов сверкающих золоты блюд и остатков пиршества!"
      --Гуруджи,--прервал я рассказ,--но если Афазал мог так легко производить золотые блюда, то зачем же он присваивал чужую собственность?
      --Факир не был духовно развит,--объяснил Шри Юктешвар.--Он обладал некоторыми техническими приемами йоги, и это давало ему доступ к астральному плану, где любое желание немедленно материализуется. Благодаря власти над астральным существом, Хазратом, мусульманин действием могучей воли мог вызвать из эфирной жэнергии атомы любого предмета. Но производимые астрально предметы имеют неустойчивую структуру; их нельзя сохранять длительное время /4/. Афазал все еще стремился к приобретению мирского богатства, которое, хотя и достается с большим трудом, все же отличается более независимым и длительным существованием.
      --Оно иногда тоже непредвиденно ичезает,--засмеялся я.
      --Афазал не был человеком. постигшим Бога,--продолжал учитель.--Чудеса, постоянные и благотворные по своей природе совершаются истинными святыми, ибо они настраивают себя созвучно всемогущему Творцу. Афазал был всего-навсего простым человеком с редчайшей способностью проникать в более тонкие сферы бытия. куда попадают только после смерти.
      --Теперь мне все понятно, гуруджи. Мирские блага также представляются привлекательными.
      Учитель согласился со мной.
      --После того я никогда больше не видел Афазал-хана, но через несколько лет бабу принес мне газетный лист с покаянием мусульманского факира. Оттуда я и узнал только что рассказанный тебе факт о раннем посвящении Афазала индийским гуру.
      В пересказе Шри Юктешвара главное содержание опубликованного документа сводилось к следующему:
      "Я, Афазал-хан, пишу эти строки в знак раскаяния и для предупреждения тм, кто стремится к обладанию чудесными силами. В течение многих лет я неправильно употреблял замечательные способности. Я был опьянен эгоизмом. Я считал, что стою выше обычных законов морали. Но в конце концов наступил день расплаты.
      Недавно на одной из дорог за Калькуттой я повстречался с каким-то стариком. С трудом ковыляя по дороге, он нес в руках блестящий предмет, казавшийся золотым. Ощутив в сердце жадность, я обратился к нему:
      --Я--Афазал-хан, великий факир. Что это у тебя?
      --Этот золотой шарик--мое единственное богатство; он не может представлять ценность для факира. Умоляю тебя, господин, излечи мою хромоту!
      Прикоснувшись к шарику, я зашагал прочь, не ответив на его слова. Старик заковылял за мной:
      --Мое золото исчезло!
      Я не обращал внимания на его крик; но вдруг он заговорил мощным голосом, который зазвучал так страшно в его дряхлом теле:
      --Ты не узнаешь меня?
      Я лишился дара речи; меня охватил ужас от того, что я обнаружил: этот невзрачный старый калека был не кто иной, как тот самый великий святой, который много лет назад посвятил меня в науку йоги. Он выпрямился, его тело мгновенно стало крепким и юным.
      --Так вот оно что!--Учитель устремил на меня сверкающий взор.--Я вижу собственными глазами, что ты пользуешься своими силами не для того, чтобы помогать страждущим: ты как простой вор грабишь окружающих людей. Я лишаю тебя твоих скрытых способностей, и теперь Хазрат освобожден от твоей власти. Больше ты не будешь вселять ужас в сердца бенгальцев.
      Беспокойным голосом я позвал Хазрата. Однако впервые за все время он не появился перед моим внутренним взором. Но ввнезапно передо мной исчезла завеса тьмы, и я явственно ощутил всю кощунственность моей жизни.
      --Учитель, я благодарю вас за то, что вы пришли и рассеяли мое столь долгое заблуждение,--рыдая, я склонился у ног гуру.--Я обещаю вам отказаться от всех моих мирских честолюбивыъ замыслов. Я удалюсь в горы для уединенных медитаций и размышлений о Боге. Я надеюсь, что смогу искупить мое дурное прошлое.
      Учитель взглянул на меня с молчаливым состраданием.
      --Я чувствую, что ты искренен,--сказал он наконец.--За твои прежние годы строгого повиновения и нынешнее раскаяние я окажу тебе одно благодеяние. Все прочие твои силы уже исчезли; но когда ты будешь нуждаться в пище или одежде, ты все еще сможешь вызвать Хазрата, и он удовлетворит твои потребности. Посвяти себя всецело исканиям божественного в горном уединении.
      Затем мой учитель исчез, и я остался наедине со своими слезами и размышлениями. Прости, мир! Я отправляюсь искать прощения Космического Блаженства! /5/.
      Примечания к главе 18
      /1/ Мусульманский йогин; арабское слово "факир" означает "бедняк". Первоначально оно относилось к дервишам, давшим обет нищеты.
      /2/ Позже отец рассказывал мне, что и Бенгал-Нагпурская железнодорожная компания, где он работал, стала жертвой Афазал-хана.
      /3/ Я не могу припомнить имени друга Шри Юктешвара и должен заывать его просто "бабу".
      /4/ Точно так жде, как и мой серебряный амулет, всякий предмет, созданный на астральном плане, в конце концов исчезает на земле. См. описание астрального мира в главе 43.
      /5/ Преданные всех религий достигают богопознания через простую концепцию Космического Блаженства (Космического возлюбленного--возлюбленную, ред.) Вследствие того, что Абсолют--ни Ргуна, "без качеств", "Асинтья" "непостижим" человечьи думы и томления персонифицировали Его, как Вселенскую Мать. По терминологии индуизма Джаганматри, "Божественная Мать Мира" имеет разные имена (Кали, Дурга, Парвати, Ума, Чанди, Гаури, Сати, Деви) отражающие разные функции. Бог или Шива в Его Пара, или трансуендентальцом аспектеинертен при творении. Его шакти (энергия, деятельная мощь) нисходящая к Его "супругам"--производительным "женским" силам, реализующим космические процессы. Сочетание личного теизма и философии Аблолюта--древнее достижение индийской мысли. Это "примирение противоположностей" в XI веке блестяще толковал Рамануя, "принцаскетизма", учивший, что Бхакти (преданность) и джиана (мудрость) в сущности одно и тоже.
      Глава 19. Учитель, находясь в Калькутте, появляется в Серампуре
      --Меня часто одолевают атеистические сомнения, а иногда мучительно волнует вопрос: разве не могут у души существовать скрытые возможности? Разве человек не уклоняется от своего истинного предназначения. не исследуя их?
      Эти слова Дайджин Бабу, моего сожителя по пансиону Пантхи, были вызваны моим приглашением встретиться с гуру.
      --Шри Юктешвар посвятит тебя в крийа-йогу,--отвечал я.--Она же успокоит волнения ума, вызванные двойственностью человеческой природы; она принесет тебе божественную внутреннюю уверенность.
      В тот же вечер Дайджин пришел со мной в ашрам. В присутствии учителя мой друг получил такой духовный мир, что скоро сделался постоянным посетителем ашрама.
      Мелочные занятия повседневной жизни не удовлетворяют наших глубочайших потребностей; ибо человек ощущает врожденный голод, которы можно утолить лишь мудростью. Слова Шри Юктешвара вдохновили Дайджива на попытку найти внутри себя более реальную сущность, нежели поверхностное "я", подверженное перевоплощениям.
      Так как мы с Дайджином учились вместе на курсе, готовившем бакалавров при серампурском колледже, при привыкли отправляться вместе в ашрам, сразу после окончания занятий. Часто мы видели, как Шри Юктешвар, стоя на балконе третьего этажа, приветствует нас улыбкой.
      Однажды днем Канай, юный обитатель ашрама, встретил нас у дверей неутешительностью новотью:
      --Учителя нет, его срочно вызвали в Калькутту.
      На следующий день я получил от гуру открытку: "Выезжаю из Калькутты в среду утром,--писал он.--Встречай меня в девять утра на Серампурской станции; возьми с собой Дайджина".
      Но в среду утром, около половины девятого, в моем уме вспыхнуло телепатическое сообщение Шри Юктешвара: "Я задерживаюсь, не встречайте девятичасовой поезд". Эти слова упорно приходили мне на ум.
      Я сообщил Дайджину о последнем распоряжении гуру. Тот был уже одет для выхода.
      --Опять твоя интуиция!--В голосе друга звучала насмешка..--Я предпочитаю полагаться на то, что написал сам учитель.
      Пожав плечами, я спокойно уселся у стола в ожидании результатов. Что-то сердито бормоча, Дайджин направился к двери и сшумом захлопнул ее за собою.
      В комнате было еще довольно темно, поэтому я придвинулся ближе к окну, выходившему на улицу. Вдруг слабый солнечный свет засиял с такой силой, что в его блеске окно, защищенное железными прутьями, совершенно исчезло.
      На этом сверкающем фоне ясно появилась полностью материализовавшаяся фигура Шри Юктешвара!
      Пораженный почти до обморока, я вскочил со стула и пал передним на колени, коснувшись ног учителя обычным жестом почтения. Я увидел на ногах знакомые мне башмаки из оранжевой парусины с веревочными подошвами. Меня задел край оранжевого одеяния свами; я отчетливо ощутил прикосновение ткани, грубой поверхности башмаков, я почувствовал давление ног внутри них. Я был слишком потрясен, чтобы произнести хоть слово, и потому только стоял, вопросительно глядя на учителя.
      --Я рад, что ты уловил мое мысленное послание,--зазвучал спокойный голос учителя.--Сейчас я закончил все свои дела в Кулькутте и прибуду в Серампур десятичасовым поездом.
      Я все еще стоял, не в силах вымолвить ни звука. Видя это, Шри Юктешвар продолжал:
      --Перед тобой не призрак; здесь мои плоть и кровь. Я получил божественный приказ показать тебе это редкое состояние, почти недостижимое на земле. Встречай меня на станции. Вы с Дайджином увидите, как я буду идти навстречу, а передо мной пройдет сосед по поезду, маленький мальчик с серебряным кувшином в руках.
      Положив обе руки мне на голову, гуру прошептал благословение. Когда он закончил его словами: "Таба аси" /1/, я услышал особенный жужжащий звук /2/. Его тело начало постепенно растворяться в ослепительном свете. Сначала исчезли ступни и ноги, потом пропали туловище и голова; все происходящее напоминало свертывание свитка. До самого последнего момента я ощущал легкое прикосновение его пальцев к моим волосам. Но вот сияние померкло; передо мной ничего не было, кроме окна с решеткой и бледного света восходящего солнца.
      Я был наполовину оглушен и спрашивал себя, не стал ли я жертвой галлюцинации. Вскоре в комнату вошел и приунывший Дайджин.
      --Учителя не было ни в девять часов, ни в девять тридцать,--мой друг произнес эти слова слегка извиняющимся тоном.
      --Пойдем, я знаю, что он приедет в десять часов!
      Я схватил Дайджина за руку и потащил за собой, не обращая внимания на его протесты. Через десять минут мы были на станции, где уже раздавался свисток подходящего десятичасового поезда.
      --Весь поезд окутан светом ауры учителя! Он здесь!--воскликнул я радостно.
      --А не снится ли тебе это?--ехидно усмехнулся Дайджин.
      --Давай подождем на этом месте,--и я рассказал другу подробности того, как учитель подойдет к нам. Лишь только я закончил свое описание, мы увидели Шри Юктешвара; на нем была та же одежда, которую я только что видел. Он медленно шагал вслед за малышом с серебряным кувшином в руках.
      На мгновение меня поглотила волна холодного ужаса: очень уж невероятным и необычным казалось мое переживание. Я почувствовал, что окружающий меня материалистический двадцатый век вдруг куда-то исчез; не древности ли я, когда Иисус, идущий по морю, появился перед Петром?
      Когда Шри Юктешвар, современный Христо Йог, поравнялся с местом. где молча стояли мы с Дайджином, он улыбнулся моему другу и сказал:
      --Я послал весть и тебе, но ты не смог ее получить.
      Дайджин молчал, но бросил на меня взгляд полный подозрения. Проводив гуру до его обители, мы пошли дальше по направлению к колледжу. Дайджин остановился посреди улицы; негодование изливалось из каждой поры его тела:
      --Как?! Учитель послал мне весть, а ты скрыл ее! Я требую объяснений.
      --Что я могу поделать, если зеркало твоего ума столь беспокойно, и ты не в состоянии уловить наставления нашего гуру?--возразил я Дайджину.
      Гнев исчез с лица моего друга.
      --Теперь я понимаю, что ты имеешь в виду,--сказал он грустно.--Но объясни мне, пожалуйста, как ты мог узнать о ребенке с кувшином?
      Когда я окончил рассказ о необыкновенном утреннем появлении Шри Юктешвара в пансионе, мы с другом дошли до здания колледжа.
      --То, что я только что услышал о чудесных силах нашего гуру, сказал Дайджин,--заставляет меня почувствовать, что любой университет в мире--это просто детский сад /3/.
      Примечание к главе 19.
      /1/ Бенгальская форма прощания; ее буквальное значение:--"скоро я приду".
      /2/ характерный звук при дематериализации атомов тела.
      /3/ "Мне открылись такие вещи, что все, написанное мною, имеет в моих глазах не большую ценность, чем пучек соломы",--так сказал "принц схоластов". Фома Аквинский в ответ на настойчивые просьбы секретаря окончить "Сумма теологии". Как-то в 1273 году во время мессы в одной неаполитанской церкви, св. Фома пережил глубокое мистическое прозрение. Слава божественного знания настолько потрясла его, что с тех пор он потерял всякий интерес к интеллектуальным вопросам.
      Глава 20. Мы не едем в Кашмир
      --Отец, я хочу пригласить Учителя и четырех учеников поехать вместе со мною в предгорья Гималаев на летние каникулы. Не дадите ли вы нам шесть билетов в Кашмир и немного денег на дорожные расходы?
      ФКак я и предвидел, отец рассмеялся от всего сердца:
      --Вот уже третий раз я слышу эту сказку про белого бычка! Ведь ты уже обращался ко мне с той же самой просбой в прошлом и позапрошлом году! И в последний момент Шри Юктешвар всегда отказывался ехать.
      --Да, это верно. Я не понимаю, почему гуру не говорит мне ничего определенного а Кашмире /13. Но мне кажется, что если я сообщу ему. что уже получил от вас билеты, тогда он согласится поехать.
      Мои слова не убедили отца, однако на следующий день после нескольких веселых и добродушных шуток он вручил мне шесть железнодорожных билетов и пачку банкнотов по десять рупий.
      --Мне кажется. едва ли твоя теоретическая поездка нуждается в такой практической поддержке,--заметил он,--но вот все, о чем ты просил.
      Днем я показал все. что получил от отца Шри Юктешвару. Хотя он с улыбкой отнесся к моему энтузиазму, ответ его был уклончивым: "Я не прочь поехать, посмотрим..." Он ничего не сказал, когда я попросил маленького ученика Каная, жившего в ашраме, сопровождать нас. Я пригласил также трех других товариещей: Раджендра Натх Митру, Джотина Одди и еще одного юношу. Мы решили, что днем отъезда будет следующий понедельник.
      Субботу и воскресенье я оставался в Калькутте, где в нашем семейном доме было празднество по случаю свадьбы моего двоюродного брата.
      Рано утром в понедельник я прибыл со своим багажом в Серампур. Раджендра встретил меня у входа в ашрам:
      --Учитель ушел гулять. Он отказался ехать.
      Я был в равной мере опечален и упрям:
      --Я не дам учителю возможности в третий раз посмеяться над моими планами относительно поездки в Кашмир. Поедем сами, без него.
      Раджендра согласился, и я ушел из ашрама, чтобы найти слугу. Я знал, что Канай не поедет без учителя; кроме того, надо было найти кото-то для присмотра за багахом. Я вспомнил о Бехари, ранее служившем в нашей семье, а теперь прислуживающем школьному учителю в Серампуре. Поспешно шагая, я встретил Шри Юктешвара недалеко от помещения серампурского суда, перед христианской церквью.
      --Куда ты идешь?--На лице Шри Юктешвара не было и тени улыбки.
      --Господин, я слышал, что вы и Канай не хотите присоединиться к нашему путешествию. Теперь я ищу Бехари. Помните, в прошлом году он так хотел повидать Кашмир, что предложил даже прислуживать нам бесплатно.
      --Да, я это помню. Тем не менее. я не думая, что сейчас бехари пожелает ехать.
      Я ощутил разочарование:
      --Но ведь он с нетерпением ждал такой возможности!
      Учитель молча удалился, а я скоро пришел к дому, где жил Бехари. Он как раз находился во дворе и приветствовал меня с дружеской теплотой. Однако эта теплота мгновенно исчезла, как я только упомянул о Кашмире. Пробормотав несколько слов в извинение, слуга оставил меня и скрылся в доме хозяина. Я ждал его полчаса, нервничал и уверял себя, что задержка бехари вызвана приготовлением к отъезду. Наконец я постучал во входную дверь.
      --Бехари ушел через черный ход полчаса назад,--сообщил мне какой-то человек, скрывая улыбку.
      Я печально побрел домой, пытаясь понять, что же произошло: или мое приглашение оказалось чересчур настойчивым, или все дело заключалось в невидимом влиянии учителя. Проходя мимо христианской церкви, я снова увидел гуру, который медленно шел навстречу. Не ожидая моего сообщения, он воскликнул:
      --Итак, Бехари не едет! Что ты думаешь делать дальше?
      Мои чувства походили на чувства упрямого мальчишки, который решил не слушаться отца.
      --Господин, я собираюсь попросить дядю, чтобы он отпустил со мной своего слугу Лал Дхари.
      --Ну, что ж, сходи к дяде, если тебе этого хочется,--с усмешкой ответил Шри Юктешвар,--но я сомневаюсь, что это посещение окажется для тебя приятным.
      Сохраняя внешнее почтение, но непокорный в душе, я оставил гуру и пришел в помещение серампурского суда. Мой дядя по отцу, правительственный адвокат Шарада Гхеш, встретил меня приветливо.
      --Я еду сегодня с товарищами в Кашмир,--сказал я ему.--Я собирался поехать к Гималаям уже много лет назад.
      --Рад за тебя, Мукунда. Не могу ли я чем-нибудь помочь тебе в устройстве этой поездки?
      Эти добрые слова придали мне смелости, и я сказал:
      --Дорогой дядя, не могли бы вы отпустить со мной вашего слугу Лал Джари?
      Моя просьба неожиданно возымела действие, подобное землетрясению. Дядя так резко подпрыгнул. что опрокинул стул, а бумаги, лежавшие на письменном столе, разлетелись во все стороны. Его длинная трубка из кокосового стебля с грохотом упала на пол.
      --Какой ты эгоист!--закричал он, дрожа от гнева.--Что за нелепая мысль! Кто же будет ухаживать за мной, если ты заберешь моего слугу в свою увеселительную поездку?
      Я скрыл свое изумление и подумал, что внезапная перемена настроения моего приветливого дяди представляет собою еще одну загадку этого непостижимого дня. Я удалился из зала суда быстрее, чем того требовало мое достоинство.
      Возвратившись к обители, я увидел, что мои друзья собрались и ждут мен. Во мне крепло убеждение, что такое отношение учителя ко всему делу, несомненно, имело серьезные причины, и меня охватили угрызения совести: ведь я так стремился пойти наперекор воле гуру!
      --Мукунда, не останешьсая ли ты еще немного со мною?--спросил Шри Юктешвар.--Раджендра и другие твои компаньены могут поехать первыми и подождать тебя в Калькутте. У тебя будет вполне достаточно времени, чтобы успеть на последний вечерний поезд из Калькутты в Кашмир.
      --Господин, мне все равно. Что мне поездка без вас?--произнес я печально.
      Друзья не обратили внимания на мое замечание. Они вызвали экипаж и уехали со всем багахом. Мы с канаем спокойно сидели у ног учителя. После молчания, длившегося около получаса, учитель встал и пошел на крытый балкон второго этажа, где обычно обедал.
      --Канай, накорми Мукунду. Его поезд скоро отходит. Поднявшись со своего места, я вдруг зашатался от острого приступа тошноты и отвратительного клокотания в желудке. Меня пронзила невероятно сильная, режущая боль, и мне показалось, что я внезапно полетел в какую-то адскую обитель. Ощупью добравшись до гуру, я упал перед ним в обморок со всеми признаками ужасной азиатской холеры. Шри Юктешвар и Канай перенесли меня в гостиницу.
      --Гуруджи,--вскричал я в агонии,--передаю свою жизнь в ваши руки!
      Я, в самом деле, предполагал, что моя душа скоро покинет эту бренную оболочку.
      Шри Юктешвар положил мою голову к себе на колени, с ангельской нежностью ласково постучал по моему лбу:
      --Теперь ты видишь, что произошло бы, если бы ты оказался на станции вместе со своими друзьями,--сказал он.--Мне пришлось позаботиться о тебе столь необычным способом, ибо ты предпочел усомниться в правильности моего нежелания отправляться в поездку именно сейчас.
      Я наконец понял в чем дело. Поскольку великие учителя редко считают удобным открыто демонстрировать свои психические силы, случайный наблюдатель всех событий этого дня счел бы их вполне естественными. Вмешательство гуру оказалось слишком тонким, чтобы его можно было раскрыть. Он незаметно внушил свою волю Бехари, моему дяде, раджендре и другим. Вероятно, все, кроме меня, считали, что ситуация в целом была разумной и нормальной.
      Так как Шри Юктешвар никогда не уклонялся от выполнения своих гражданских обязанностей, он велел Канайю вызвать врача и сообщить о случившемся дяде.
      --Учитель,--запротестовал я,--только вы можете излечить меня. Моя болезнь зашла сликом далеко. чтобы звать какого-нибудь доктора.
      --Дитя, божественное милосердие охраняет тебя. И не беспокойся о докторе; он не застанет тебя в твоем нынешнем положении; ты уже исцелился.
      При последних словах гуру мучительная боль исчезла. Я с трудом сел. Скоро пришел врач и тщательно меня осмотрел.
      --Кажется, самое худшее уже позади,--сказал он.--Я только возьму кал для лабораторных исследований.
      На следующее утро врач посмешно явился вновь. Я сидел на кровати, и мое настроение было превосходным.
      --Ну и ну! Вы смеетесь и болтаете, как будто бы и не были на волосок от смерти!--Он мягко похлопал меня по руке.--Я уже не надеялся застать вас в живых: ведь при лабораторных исследованиях я обнаружил, что вы были больны азиатской холерой. Вам повезло, молодой человек, ибо ваш гуру обладает божественной целительной силой! Я убежден в этом!
      Здесь я полностью согласился с доктором. Когда он уже собрался уходить, в дверях появились Раджендра и Одди. Недовольное выражение на их лицах сменилось сочувствием, когда они увидели врача и обратили внимание на мою несколько побледневшую физиономию.
      --Мы рассердились на тебя, когда ты не появился к поезду, как мы условились. Не болен ли ты?
      --Да, болен.
      Я не мог удержаться от смеха, увидев, как мои друзья ставят багаж в тот же самый угол. где он стоял вчера, и пропел:
      "Отправился корабль в Испанию когда-то,
      Но не успев отпылть, вернулся уж назад".
      В комнату вошел учитель. Чувствуя себя совсем здоровым, я с любовью взял его за руку.
      --Гуруджи,--сказал я,--с двенадцати лет я многораз безуспешно пытался достичь Гималаев. Теперь я в конце концов убедился, что Богиня Парвати /2/ не примет меня без вашего благословения!
      Примечания к главе 20.
      /1/ Хотя учитель и не дал никаких пояснений, его нежелание посетить Кашмир во время этих двух летних сезонов, возможно было вызвано предчувствием предстоящей болезни. См. след. главу.
      /2/ Буквально "горная". В индийской мифологии Парвати изображают дочерью Царя Гималайа /буквально--"Обитель Снегов"/, жилище которого находится на одной из вершин на границе с Тибетом. Современные путешественники, следуя мимо этого недоступного пика, с удивлением наблюдают издалека огромные , напоминающие дворец, ледовые купола и башенки.
      Парвати стала супругой Господа Шивы после того, как он послал Санта-ришис (Богов семи звезд Большой Медведицы) сватами просить ее руки. Шива, "Месяцем украшен" и "Солнце Ночи" обычно одет в пятнистую леопардовую шкрур-мантию звездного неба. Иногда единственное одеяние Того, Кто--дигамбара--"Одетый Небесами"--черная шкура антилопы--символ тьмы и ночи. По другим мифам, царственную супругу Шивы зовут Кали, "Темная" или Сати "Лунная Ночь". Индийские солярные и лунные мифы--это "живые картинки", калейдоскоп--спектакль Законов безмерной, нодуальной Майи в ее феноменальном мире.
      Глава 21. Посещение Кашмира
      --Теперь ты достаточно окреп для путеществия. Я поеду с тобой в Кашмир,--сказал мне Шри Юктешвар через два дня после моего чудесного выздоровления от азиатской холеры.
      В тот же вечер наша компания из шести человек отправилась на север. Первую остановку для отдыха сделали в Шимле, царственном городе, покоившемся на троне гималайских предгорий. Гуляя по крутым улицам, мы восхищались великолепным пейзажем.
      --Купите английской земляники,--кричала старуха, сидя на корточках у живописного рынка.
      Учителя заинтересовали эти незнакомые маленькие красные ягоды. Купив корзиночку земляники, он угостил меня и Каная, сопровождавших его.
      Я взял одну ягоду в рот, но тут же выплюнул ее на землю.
      --Господин, что за кислятина? Мне земляника никогда бы не понравилась!
      --О, впоследствии она тебе понравится!--засмеялся учитель. Когда ты будешь в Америке, во время обеда хозяйка подаст тебе землянику с сахаром и сливкками. После того, как она перемешает все это вилкой, ты попробуешь и скажешь: "Как вкусно!" Вот тогда-то тебе и вспомнится сегодняшний день в Шимле.
      /Предсказание Шри Юктешвара исчезло из моей памяти. Однако я вспомнил о нем много лет спустя вскоре после прибытия в Америку, в Уэст-Сомервил, (Штат Массачусетс), где меня пригласили на обед в дом госпожи Элис Т. Хейси (сестра Йогмата). На десерд подали землянику. Хозяйка добавила к ней сахару, взяла вилку, и налив сливок, перемешала ягоды, заметив: "Ягоды немного кисловаты; я думая, что в таком виде они вам больше понравятся". Воскликнув: "Какая вкусная земляника!",--я набил ею полный рот. Внезапно из бездонных хранилищ памяти выплыли слова, сказанные в Шимле моим гуру. Потрясало, как четко Богоподобный разум Шри Юктешвара усматривал всю ленточку кормических событий, блуждающих в эфире грядущего/.
      Вскоре наша группа выехала из Шимлы в Равалпинди. Там мы наняли большое крытое ландо, запряженное двумя лошадьми, для семидневной поездки в Шринагар, столицу Кашмира. На второй день пути на север мы увидели подлинное величие Гималаев. Железные колеса экипажа громко скрипели на горячей каменистой дороге; мы были захвачены открывавшимися нам видами великолепных гор.
      --Господин,--обратился к учителю Одди,--я так счастлив, что могу созерцать эти чудесные картины в вашем присутствии.
      В моей душе мелькнуло чувство удовольствия: ведь это я устроил поездку! Уловив мою мысль, Шри Юктешвар повернулся ко мне и прошептал:
      --Не обольщайся! Одди очарован не столько природой, сколько предвкушением того момента, когда ему удастся отделаться от нас на достаточное время и выкурить папиросу.
      Неприятно удивленный, я произнес вполголоса:
      --Господин, пожалуйста. не нарушайте нашу гармонию неприятными вещами. Я уверен, что Одди и не думает о курении.
      С этими словами я взглянул на моего, обычно неприступного, гуру.
      --Прекрасно,--усмехнулся учитель,--я более не скажу ничего об Одди. Но скоро ты увидишь, как быстро он воспользуется вынужденной остановкой ландо.
      Экипаж прибыл к небольшому караван-сараю. Лошадей повели на водопой, а Одди спросил:
      --Господин, не разрешите ли вы мне прокатиться вместе с кучером? Мне хотелось бы немного подышать свежим воздухом.
      Шри Юктешвар разрешил, но тут же заметил мне:
      --Ему нужен свежий табачный дым. а не воздух.
      Ладно снова загремело по пыльной дороге. Учитель, подмигнув мне, велел:
      --Высунь голову из двери экипажа и посмотри, как Одди дышит свежим воздухом.
      Я повиновался и с изумлением увидел Одди, который пускал в воздух кольца табачного дыма. Я посмотрел на гуру с виноватым видом!
      --Вы всегда правы, господин. Одди наслаждается видом окресностей и попыхивает папиросой.
      Я думаю, мой друг получил этот подарок от извозчика; я знал, что из Калькутты Одди не взял с собою ни одной папиросы.
      Мы продолжали свой путь, двигаясь по лабиринту дорог, восхищяясь видами рек, долин, крутых утесов и бесчисленных горных хребтов. Каждый вечер мы останавливались в деревенской гостинице и готовили себе пищу. Шри Юктешвар проявлял особую заботу о моей диете: он настаивал. чтобы я пил лимонный сок после каждой трапезы. Я все еще чувствовал некоторую слабость, но состояние мое с каждым днем улучшалось, несмотря на то, что грохочущая повозка казалось намеренно предназначенной для создания всяческих неудобств.
      радость и восхищение наполнили наши сердца, когда мы приблизились к центральному Кашмиру. Перед нами открылся подлинный рай земной: лотосоподобные озера, плавучие сады, весело разукрашенные лодки с крышами для жилья. Мы увидели реку Джелам с ее многочисленными мостами; покрытие цветами пастбища--и все это было окружено цепью Гималаев.
      Мы въехали в Шринагар по аллее, обсаженной высокими приветливыми деревьями. Здесь мы сняли комнаты в двухэтажной гостинице. фасад который был обращен к величественным предгорьям. Водопровода в гостинице не было, и мы воспользовались водой из ближнего колодца. Лето было идеальным: теплые дни и довольно прохладные ночи.
      Мы посетили древний шринагарский храм Свами Шанкара. Созерцая обитель на вершине горы, уходящей в небо, я впал в экстатический транс. Передо мной возникло ведение: дом на вершине горы где-то в далекой стране. Величественный храм Шанкары в Шринагаре как бы преобразился в другое здание, где я много лет спустя основал главную квартиру Общества Самопознания в Америке. Впервые оказавшись в Лос-Анжелесе и увидев большое строение на гребне Маунт Вашингтон, я сейчас же узнал его: то был дом, являвшийся мне в видениях в Кашмире и в других местах.