Книга, посвященная МИ-6, документирована столь же превосходно. Произведения заполнены именами сотрудников, а их похождения описываются в мельчайших деталях. По меньшей мере десяток двойных агентов - сотрудников абвера, согласившихся работать на англичан, - дали Оллейсону интервью, несмотря на то что жили под чужими именами, опасаясь возмездия. Четыре бывших сотрудника МИ-5 проверили рукопись, для того чтобы исключить неточности. Автор выразил особую благодарность за помощь адмиралу Эшу, члену правительственной комиссии, дающей рекомендации прессе, когда дело касается вопросов деликатного свойства. Один крупный чиновник Казначейства заметил: "Совершенно ясно, что многое имеющееся в книге родилось вовсе не в голове автора. Используя родной жаргон разведки, можно сказать, что это внутриведомственная работа"(25).
      Итак, какую же помощь получил Оллейсон и почему? Сам автор говорит: "Во время работы над сериалом Би-Би-Си я познакомился с одним бывшим высокопоставленным работником службы безопасности. Все они были заинтересованы в том, чтобы история излагалась правдиво"(26). Но на самом деле причину надо искать гораздо глубже и, чтобы понять ее, надо внимательно взглянуть на ранее опубликованные книги, посвященные миру тайн.
      В 1960 году Гарольд Макмиллан дал "добро" на публикацию официальной версии исторических событий - книги М. Р. Д. Фута о деятельности УСО на территории Франции.
      [399]
      ("Отчет о работе британского Управления специальных операций во Франции в 1940-44 гг.".) Этим разрешением воспользовался в своих целях также сэр Джон Мастермен, член Совета колледжей в Оксфорде. Он раньше служил в МИ-5, где возглавлял комитет, занимавшийся агентами-двойниками. После войны его попросили написать для внутреннего пользования историю этого комитета. Теперь Мастермен не видел причин, которые мешали бы сделать его старый труд достоянием публики. Он утверждал, что публикация поможет восстановить доброе имя английской разведки после того позора, который ей пришлось пережить в 50-х годах. Когда же МИ-5 попыталась остановить Мастермена, тот организовал публикацию своей работы в США, вне сферы английской юрисдикции. В Великобритании книга "Система двойной игры в войне 1939-1945 гг." вышла в свет лишь в 1972 году. Правительство Хита дало согласие на ее издание лишь после длительных и ожесточенных переговоров.
      Публикация была встречена с большим неудовольствием. Многие сотрудники МИ-5 решили, что Мастермен попытался присвоить себе всю славу, а их заслуги, особенно работа тех, кто непосредственно "вел" двойных немецких агентов, остались в стороне. Правительство, зная о вспыхнувшем недовольстве и желая предотвратить новые схватки с Мастерменом, решило, что наилучшим выходом из создавшегося положения явится публикация официальной истории деятельности всех английских разведывательных служб во время войны. За работу принялась группа историков из Кембриджа под руководством профессора Ф. Хинсли, который и сам был во время войны сотрудником разведслужб. Первый том под названием "Британская разведка во второй мировой войне" увидел свет в 1979 году.
      Вместо того чтобы приглушить недовольство сотрудников спецслужб, книга Хинсли только обострила его. Работники ведомства безопасности были возмущены тем, что в книге объемом 600 страниц их "контора" упоминалась всего десять раз, да и то не отдельно, а в связи с ее контактами с другими службами.
      Сотрудники СИС были огорчены ничуть не меньше. Хотя книга и была посвящена разведывательной деятельности, очень немногие из ее участников были названы по именам. В указателе к книге под буквой "К" был пятьдесят один пункт. Только в пяти были указаны имена людей, среди которых не оказалось ни одного сотрудника СИС. В то же время 25 пунктов было посвящено различным комитетам, включая Комитет по обороне (с двенадцатью вспомогательными отсылками) и Комитет по оборонной политике и военным потребностям.
      [400]
      Морис Олдфилд, работавший во время войны в разведке и возглавлявший СИС с 1973 по 1979 год, заявил мне: "Создается впечатление, что схватка разведок была выиграна комитетами Уайтхолла, а вовсе не людьми. Я намерен написать критическую статью, первой фразой которой будет: "Эта книга написана комитетами, для комитетов и о комитетах"(27). Но если сотрудники СИС лишь кипели от негодования, то работники МИ-5 решили предпринять конкретные шаги. К концу войны как СИС, так и МИ-5 опасались того, что с наступлением мирных дней их финансирование может существенно сократиться. Так уже случилось однажды в 1918 году. (Поспешная ликвидация УСО, так же как и другие меры лейбористского правительства по наведению экономии, казалось, подтверждали эти опасения.)
      Оба ведомства независимо друг от друга подготовили обширную документальную историю своих достижений во время войны. Эти "истории домов" не предназначались для публикации, они были призваны служить справочным материалом для переписки с Уайтхоллом в том случае, если последний вознамерится приступить к сокращению бюджета разведслужб. Основой этой истории явились развернутые отчеты руководителей подразделений, сведенные впоследствии в единый документ.
      Когда выяснилось, что официальная история, подготовленная профессором Хинсли, обижает многих сотрудников МИ-5, была предпринята попытка опубликовать отдельно историю службы безопасности. Однако проблема состояла в том, что госпожа Тэтчер, весьма серьезно относясь к делам разведки, считала, что секретным службам следует оставаться секретными. Она полагала, что и работу Хинсли тоже не следовало публиковать. Книга была заказана в начале 70-х годов во времена правительства Хита. В то же время оксфордскому профессору современной истории Майклу Ховарду было поручено подготовить труд о дезинформации стратегического характера в период второй мировой войны(28).
      Первый том работы Хинсли был допущен к публикации в 1978 году, когда премьер-министром был господин Каллаген. Госпожа Тэтчер, мягко говоря, была недовольна тем, что дано разрешение на публикацию, однако она не могла остановить зашедшую столь далеко работу. Но когда профессор Ховард, закончив в 1980 году свою книгу, представил ее на одобрение в Кабинет министров, госпожа Тэтчер лично запретила ее публиковать. "Когда я только начинала юридическую практику, то получила один простой, но превосходный совет - никогда не сообщать больше того, что необходимо", - заявила она, поясняя свое решение(29).
      [401]
      Но вот на сцене возникает Оллейсон, обожающий писать о разведке. Во-первых, он утверждает, что не имеет доступа к знаменитым архивам МИ-5. Во-вторых, он заявляет, что первоначально идея помочь ему написать книгу возникла у сотрудников разведки, обиженных тем, что их заслуги во время войны не получили должной оценки. Оллейсон, правда, добавляет при этом, что существовали и иные факторы, например желание некоторых старых работников вновь вытащить на свет обвинения против Холлиса. Оллейсон утверждает, что сам он соблюдал полный нейтралитет. "Меня не интересовала мотивация этих людей, говорит он, - дареному коню в зубы не смотрят".
      Получив необходимые рекомендации, Оллейсон, для того чтобы воссоздать историю раннего периода, начал интервьюировать сотрудников МИ-5, служивших гам во время войны. Результат его деятельности привел в восторг большинство работников МИ-5. Почти каждый сотрудник военных лет удостоился упоминания, неважно, что порой мимоходом ("мисс Дикер возглавляла отдел по работе с женским персоналом", например), а комитеты Уайтхолла практически игнорировались. Под той же буквой "К" в указателе значилось 109 пунктов, из которых в 77 упоминались имена и всего лишь в одном говорилось о комитете. Наиболее проницательные обозреватели не прошли мимо этого. Газета "Йоркшир пост" писала, что книга "чрезмерно перегружена" деталями, а Питер Калвокоресси, бывший сотрудник разведки, заметил в "Санди таймс", что "в отличие от профессора Хинсли мистер Уэст, по-видимому, задался целью упомянуть имена всех оперативных сотрудников МИ-5, какие он сумел отыскать. Нагромождение фамилий приводит к тому, что читатель теряет способность отличить одного человека от другого"(30).
      Следом за первой, годом позже, вышла вторая книга, "Вопрос доверия. МИ-5 в 1945-78 гг.". Этот труд гораздо меньше, чем первый, походил на семейную историю. В нем рассматривался упадок организации в послевоенный период. Кульминацией упадка службы явилось дело Холлиса.
      Две книги о МИ-5, появившиеся в течение двух лет и получившие широкую известность, совершенно оставляли в тени СИС. Но еще через год появляется третья книга того же автора, "МИ-6. Операции секретной разведывательной службы Великобритании в 1909-45 гг.". Подобно первой книге о МИ-5, эта книга представляла из себя "семейную историю" СИС. Каждая из четырех глав о войне посвящалась отдельному географическому региону в соответствии со структурой самой СИС. Поскольку некоторые операции распространялись на несколько
      [402]
      регионов, рассказ автора о них помещался в разных главах, порой с некоторыми разночтениями, а порой даже и с противоречиями.
      В тех случаях, когда внутри структурных подразделений СИС имелись трения или они располагались вдали от штаб-квартиры и контрразведывательной секции V, автор не смог найти людей, готовых дать материалы по истории этих подразделений. В результате соответствующие главы книги Оллейсона оказались слабыми или изобиловали ошибками. Большая путаница была допущена в разделе, касающемся Государственной школы кодов и шифров, представители которой не принимали участия в подготовке книги. Ни один из сотрудников ГШКШ не допустил бы таких ошибок, которые были вполне естественны для сотрудников СИС или секции V, проработавших всю войну в штаб-квартире на Бродвее и видевших поступающие материалы уже расшифрованными. Оллейсон закончил свою тетралогию книгой, посвященной специальной секции полицейской службы, которой исполнялось сто лет. Автор выразил надежду, что все его труды будут использоваться в качестве справочников, и эти надежды полностью оправдались. В ходе своих встреч с сотрудниками СИС, и в частности с "младотурками", Оллейсон узнал много секретов, которые не могли быть использованы при работе над книгами. Однако он начал передавать в некоторые тщательно отобранные газеты материалы, в которых содержались намеки, позволявшие идентифицировать людей, попавших под подозрение МИ-5. Используя сведения, полученные от Оллейсона, газеты сумели найти этих людей и в ряде случаев убедить их признаться в сотрудничестве с русскими. Дело, затеянное "младотурками", таким образом, получило дальнейшее развитие. Подозреваемые, которых они не могли преследовать по суду, оказались разоблачены и в конечном счете наказаны. Был продемонстрирован масштаб проникновения Советов в жизнь британского общества.
      Вдохновленный таким развитием событий, ведущий "младотурок" Питер Райт из своей резиденции в Тасмании начал предавать гласности части документа, ставшего "библией" для всех "младотурок". Шестьдесят страниц этого документа, озаглавленного "Обеспечение безопасности Соединенного Королевства в условиях наступления русских разведслужб", были в основном посвящены раэбору дела крупного советского агента, внедренного в послевоенные годы в высшие эшелоны МИ-5. При этом факты были подобраны таким образом, что прямо указывали на сэра Роджера Холлиса(31). Разоблачения, сделанные Райтом, привлекли внимание двух тележурналистов, готовивших передачу "Мир действия" для телевизионной компании
      [403]
      "Гранада". Они создали документальный фильм, посвященный Райту. Но наибольший интерес обвинения, выдвинутые Райтом, вызвали у Чэпмена Пинчера, который разрабатывал дело Холлиса со времени публикации своей первой книги "Предательство - их ремесло". Пинчер быстро произвел на свет новое произведение "Слишком долго и чересчур секретно". В нем содержались как материалы дела "младотурок" против Холлиса, так и собственные домыслы и изыскания Пинчера.
      События явно вышли из-под всякого контроля. Для того чтобы лишний раз показать зловещую роль русских, на свет было извлечено даже дело служившего в СИС Дика Эллиса, австралийца, который еще до войны передавал немцам сведения о деятельности английских спецслужб. "Младотурки" заявили, что Эллис (умерший в 1975 году и бывший всю жизнь ярым антикоммунистом) работал на русских. Их логика сводилась к следующему: КГБ, якобы зная о предвоенных связях Эллиса с немцами, с помощью шантажа заставил его работать на себя. Далее система аргументов строилась следующим образом: если Эллис, инструктор УСС, второе после Стефенсона лицо в "Британской координационной службе безопасности" в Нью-Йорке и третий человек в СИС после войны, оказался советским агентом, то почему нельзя согласиться с тем, что таковым был и Холлис? Вполне вероятно, что были и другие агенты. Ни один человек не остался вне подозрений у "младотурок". Сэр Дик Уайт и другие отставные руководители СИС и МИ-5 заявляли, что обвинения, выдвигаемые "младотурками", просто нелепы. Ах, раз так, то разве сам Уайт не может быть внедренным агентом или, в лучшем случае, советским агентом влияния? Оллейсон рассказывал, как его направили к умирающему бывшему заместителю директора МИ-5 Грэму Митчеллу (вышел в отставку в 1963 г.), чтобы хотя бы на смертном одре вырвать у него признание в том, что русским агентом был он, а не Холлис(32). Митчелл не согласился. А когда он умер в январе 1985 года, Дик Уайт написал некролог для "Таймс". В нем Уайт не преминул отметить, что Митчелл находился под "беспочвенным подозрением" и что публичные нападки со стороны "младотурок" он встречал "с достоинством и даже великодушием"(33).
      Дело Холлиса, очевидно, закончится лишь после того, как вымрут все обвинители, а новое поколение уничтожит все досье. По иронии судьбы все попытки защититься от обвинений типа тех, что были выдвинуты против Холлиса, приводят в мире тайн к обратному результату. Всякая поддержка обвиняемого
      [404]
      ставится под подозрение и порождает вопросы. Например, отсутствуют улики, свидетельствующие о том, что Холлис - советский шпион. Не имеет значения. Это лишь означает, что он был настолько хитер, что не оставил никаких следов своего предательства. И так далее и тому подобное.
      Для этой загадки напрашивается самый очевидный и, видимо, единственно правильный ответ. Советским тайным агентом в контрразведывательной службе Великобритании был Филби. Дело в том, что Гузенко просто перепутал органы, в которых работал агент. Он спутал МИ-5, то есть службу безопасности, с секцией V в СИС, которой руководил Филби. В результате этой ошибки и родилось подозрение против Холлиса. Кстати, если бы обвинения, выдвинутые "младотурками", были заслушаны в суде, то они бы вызвали у судей и присяжных только смех.
      Кто-то может сказать, что вся эта проблема не стоит и выеденного яйца: Холлис умер, и никакая грязь уже не сможет замарать его, хотя, возможно, она и причиняет страдания его родственникам. И вообще, все случилось очень давно, а те, кто покаялся в своих грехах публично, освободили совесть от бремени вины. Публика обожает шпионские истории, к тому же они постоянно напоминают нам о советской угрозе и призывают сохранять бдительность. Но нам необходимо всегда помнить о том, что сотрудники разведки, раздраженные невозможностью закончить начатое дело, представляют из себя немалую опасность. Группа Райта не переставала требовать от правительства, чтобы оно самым коренным образом пересмотрело свои подходы к вопросам государственной безопасности. Эти люди требовали создания суперслужбы (под названием "Стражи"), специально предназначенной для того, чтобы предотвратить проникновение советских агентов в СИС и МИ-5 (еще один пример способности разведывательных организаций к безграничному расширению). "Младотурки" настаивали на том, чтобы, вопреки всем британским традициям, бремя доказательств в делах о шпионаже возлагалось на обвиняемых - им следовало доказывать свою невиновность.
      Советский Союз прекрасно понимал, какой ущерб приносит разведке охота за секретными агентами противника в своих рядах, и прилагал все усилия для того, чтобы поддержать этот охотничий дух. Одна из задач сотрудников КГБ в Лондоне состояла в том, чтобы заставить англичан продолжать поиски шпионов в своей среде. И с этой целью им подбрасывался питательный материал и сеялись подозрения в лояльности чиновников и политиков. Ричард Кокс, бывший сотрудник Форин офис, а ныне один из ведущих обозревателей по вопросам
      [405]
      обороны, рассказывал о своих контактах с сотрудником КГБ Прокопием Гамовым. Гамов часто приглашал его на ленч, но никогда не вел разговоры по проблемам обороны. Вместо этого он задавал подозрительные вопросы об аппарате премьера и Кабинета министров, о методе формирования политических решений. Кокс говорил: "В КГБ, видимо, предполагали, что заданные вопросы станут известны властям, и, в том случае, если вопросы поставлены правильно, по их характеру можно было бы сделать вывод, что в аппаратах имеются советские агенты. Это должно было вызвать подозрение, обеспокоенность и упадок духа у сотрудников. Правительство опасалось советских агентов, и если это опасение подкрепить подозрениями, то в аппарате неизбежно начнется охота за ведьмами. При этом никто не будет знать объекта охоты, а ничто не деморализует любое учреждение больше, чем сознание того, что в нем действует шпион"(34).
      Итак, семена подозрений, брошенные в США, нашли благоприятную почву в Великобритании, где в мире разведки укоренилась мысль о том, что все неприятности являются следствием заговора КГБ. В разведслужбах страны воцарился раскол. Этот раскол нанес урон, который с трудом поддается ликвидации. В то время как ЦРУ сумело стряхнуть с себя наследие Филби недоверие и параноидальную подозрительность, в английском национальном характере, видимо, существовало нечто такое, что заставляло англичанина отчаянно отыскивать измену, создавая, таким образом, для нее благоприятную почву. Это очень хорошо уловил Сирил Коннолли. Когда в 1951 году бежали Маклин и Берджесс и началась охота за третьим - Кимом Филби, Коннолли написал: "После третьего - четвертый, после четвертого - пятый, и пятый будет оказываться человеком, который всегда находится около вас".
      [406]
      Глава 15
      ПОБЕДИТЬ ЧУДОВИЩЕ
      В свободных странах должны быть такие же секретные службы, которые имеются в закрытых обществах. В противном случае закрытые покорят свободных.
      "Экономист", 15 марта 1980 г,
      Секретность разлагает как личности, так и институты, она имеет тенденцию к безудержному росту, позволяет скрыть халатность и. небрежность, она наносит вред международным отношениям и порой приобретает патологический характер.
      Из критической статьи Гейлена Строусона, опубликованной в "Санди таймс" 29 апреля 1984 г., на книгу "Секреты".
      80-е годы оказались временем расцвета для разведывательных учреждений, и в первую очередь для ЦРУ. Несмотря на то что Джимми Картер в своей предвыборной программе обещал провести реформу разведки, а в 1978 году в сенате был предложен двухпартийный билль, предусматривающий принятие всеобъемлющего устава ЦРУ; настроение американцев уже к концу 1976 года полностью изменилось.
      Картер, обещавший взять ЦРУ на короткий поводок, почувствовал эту перемену. В 1980 году в своем послании о положении в стране он все еще заявлял о том, что должны существовать гарантии, не позволяющие ЦРУ переступать через свои полномочия, однако при этом Картер привел в восторг все разведывательные ведомства, подчеркнув, что "эффективный разведывательный потенциал жизненно необходим для безопасности нашей страны". Он пообещал снять "неоправданные ограничения, наложенные на наши возможности собирать разведывательную информацию"(1). Упомянутый двухпартийный законопроект тихо скончался, а другой, не столь детально разработанный, также не был принят. Вместо этого было решено сократить с восьми до двух число комитетов,
      [407]
      перед которыми отчитывалось ЦРУ. Управление получило право проводить тайные операции без предварительного уведомления комитетов конгресса, если это "оправдывалось обстоятельствами"[*Председатель специального сенатского комитета по разведке Барри Голдуотер жаловался в 1984 году, что он не был проинформирован о той роли, которую сыграло ЦРУ в минировании территориальных вод Никарагуа]. Чем же было вызвано подобное сальто-мортале?
      Главной причиной было изменение оценки степени угрозы после советского вторжения в Афганистан. Но и раньше ЦРУ предпринимало шаги с целью ознакомить американскую публику со своим сценарием, согласно которому коммунизм развертывал наступление на ослабленные и беззащитные Соединенные Штаты. Целая команда американских специалистов трудилась в Анголе, подбрасывая в западную прессу материалы о русской и кубинской агрессии. Иногда эти мастера пропаганды попадали впросак. Один из них смог внедрить в прессу материалы о том, что вооруженными силами УНИТА были захвачены в плен 42 русских советника. Когда в Анголу начали слетаться со всего мира стаи журналистов с целью разузнать побольше и выяснить дальнейшую судьбу пленных, лидер УНИТА Жонас Савимби заявил: "Какие еще русские? В этой стране русских не имеется"(2). Но в основном пропагандистская кампания имела успех. Например, получила широкое распространение история о том, как кубинские солдаты изнасиловали ангольских девушек. Насильники якобы были схвачены бойцами Сопротивления и расстреляны. В подтверждение сказанного была опубликована фотография сцены расстрела. В 1985 году Джон Стокуэлл, один из сотрудников ЦРУ, ответственных за пропаганду, признал, что вся эта история была полностью выдуманной, а фотография фальшивкой(3).
      Даже катастрофа в Иране (шах был свергнут через пять месяцев после того, как ЦРУ представило доклад, в котором утверждалось, что в стране нет признаков революции) была обращена на пользу ЦРУ. В конце 70-х годов финансирование разведки было уменьшено на 40%, а штаты сокращены на 50%(4). Если вы пошли на это, заявляло ЦРУ, то у вас нет права взваливать на нас вину за то, что вы оказались не готовы к подобному повороту событий. Если мы и ошиблись в Иране, то только потому, что у нас не было ни денег, ни людей для ведения работы по-настоящему. Напрашивался вполне очевидный вывод: дайте нам достаточно денег и спустите с поводка. Эта проблема стала одной из центральных в предвыборной программе Рейгана в 1980 году. "Мы вольем новую жизнь в разведывательную систему нашей страны", - заявил кандидат в президенты.
      [408]
      Дела Рейгана не разошлись со словами. Как только его администрация перешла от разрядки к конфронтации с Советским Союзом, разведка укрепилась и ее значение возросло. Бюджет разведывательных служб увеличился на 15% в 1982 году и на 25% в 1983 году (это без поправок на инфляцию), то есть вырос гораздо больше, чем бюджет Министерства обороны.
      В 1985 году ЦРУ тратило 1,5 млрд. долларов в год, что превосходило бюджет многих стран "третьего мира". ЦРУ росло быстрее, чем любое другое крупное федеральное ведомство(5).
      Человеком, который возглавил процесс расширения, был Уильям Дж. Кейси. Бывший миллионер, юрист, специалист по налоговому законодательству, он еще во время войны участвовал вместе с Донованом в тайных операциях в немецком тылу. Поэтому неудивительно, что в ЦРУ быстрее всего стали развиваться подразделения, занятые проведением тайных акций. Парни Донована вернулись к службе, плохие годы миновали, боевой дух воинов тайных битв, изрядно потрепанный во Вьетнаме, быстро возродился. При Кейси, первом директоре ЦРУ, ставшем членом Кабинета министров, масштабы тайных операций возросли в пять раз за три года. В какой-то момент только в Африке одновременно проводилось двадцать различных тайных операций. ЦРУ бросилось в бой с энергией и энтузиазмом, невиданными со времен его расцвета в 60-е годы(6).
      Психологи бизнеса давно заметили, что компании не меняют подвергаемую общественной критике практику, если имеется возможность изменить взгляд критиков на эту практику. Порой для этого достаточно лишь сменить терминологию. Интересно заметить, что в то время, когда солдаты тайных битв чистили свои плащи и протирали кинжалы, ЦРУ сменило термин "тайные операции" на выражение "специальная деятельность". Оно привлекло к службе по кратковременным контрактам 800 ветеранов этой самой "специальной деятельности", которые оставили ЦРУ между 1977 и 1986 годами. ЦРУ приступило к набору и подготовке персонала, чтобы довести кадровый состав до размеров, позволяющих выполнить программу расширения, проводимую Кейси. За один лишь 1982 год четверть миллиона молодых американцев, многие из которых были привлечены яркими проспектами, вступили в контакт с ЦРУ. Десять тысяч из них подали заявление и полторы тысячи были приняты на работу. Штат ЦРУ расширился до шестнадцати тысяч человек(7).
      Значительная часть времени новых сотрудников уходила на приобретение навыков лавирования в лабиринтах переплета
      [409]
      ющихся интересов организаций, формирующих разведывательное сообщество Соединенных Штатов: ЦРУ, Агентство национальной безопасности, ФБР, Национальное бюро аэрокосмической разведки. Разведывательное управление Министерства обороны, разведслужбы сухопутных сил, ВВС, ВМС, Управление разведки и исследований Государственного департамента, разведывательные подразделения Министерств торговли, сельского хозяйства, финансов и др., включая отдел федеральных исследований Библиотеки конгресса.
      Расширение секретных разведывательных служб, по-видимому, всегда сопровождается ущемлением гражданских прав, и в этом отношении рост ЦРУ и других подобных ведомств не был исключением из правила. То, что в 1975-1976 годах воспринималось как нарушение законности, быстро приобрело легальность при администрации Рейгана. ЦРУ получило право расследовать в пределах США дела, за которыми стояли иностранцы или иностранные державы. Когда ЦРУ создавалось в 1947 году, это не входило в его функции. То, что ЦРУ поручалась деятельность такого рода, несомненно, заставило Эдгара Гувера перевернуться в своем гробу. ЦРУ получило право проводить в США тайные операции или, говоря по-новому, "специальную деятельность". Ему было дозволено вскрывать письма и кооперироваться в своей деятельности с местными правоохранительными органами. Кроме того, ЦРУ получило "добро" на организацию слежки за американскими гражданами, находящимися за границей(8). (Ричард Хелмс, бывший директор ЦРУ, однажды заметил, что КГБ за рубежом действует как разведывательное учреждение, а внутри страны - как ведомство безопасности, и именно в этом состоит фундаментальное различие между ним и ЦРУ. Но теперь, в соответствии с новой ролью, которую начинало играть ЦРУ в самих США, эта разница стиралась.)
      Для того чтобы впредь избежать проблем, возникших после того, как Филип Эйджи обнародовал имена всех действующих сотрудников ЦРУ, какие он только смог припомнить, и в особенности после убийства Ричарда Уэлша, руководителя отделения ЦРУ в Афинах (его имя появилось в журнале "Контрразведка"), через конгресс был проведен закон, запрещающий под страхом уголовного наказания разглашать имена агентов ЦРУ[*Остается неясным, действительно ли взявшие на себя ответственность за убийство Уэлша левые политические группы узнали о нем из журнала или просто вычислили его, потому что он жил в доме, в котором многие годы обитали руководители отделения ЦРУ в Афинах. В целях безопасности штаб-квартира ЦРУ неоднократно предлагала Уэлшу сменить место жительства].
      [410]
      Американские защитники гражданских прав яростно протестовали против суровых наказаний, предусматриваемых этим законом. (Он применялся даже в тех случаях, когда имена становились известны из открытых источников или были ранее оглашены в прессе.) Протестующие утверждали, что предусматриваемые законом наказания чрезмерны (10 лет тюремного заключения и 50 тыс. долларов штрафа для бывших сотрудников разведки и 3 года плюс 10 тыс. для всех остальных) и что закон, по существу, вводит цензуру в мирное время(9).
      Новое настроение в пользу суперсекретности охватило буквально всех. ЦРУ начало интересоваться не только такими сотрудниками, как Фрэнк Снепп, опубликовавший книгу о своей работе в этой организации без предварительного согласия. Оно решило положить конец практике, согласно которой бывшие директора ЦРУ публиковали свои мемуары. Адмирал Стэнсфилд Тернер, глава ЦРУ при Картере, затратил годы на редактирование своей книги и на то, чтобы придать ей невинность, соответствующую новым взглядам организации. ЦРУ, в частности, настаивало на исключении всякой информации о тайных операциях, которые были осуществлены против Никарагуа (несмотря на то, что они частенько попадали на первые полосы американских газет), и запретило Тернеру приводить цитаты из его же публичных выступлений(10). Было ясно, что ЦРУ стремится установить максимум секретности лишь ради самой секретности.
      КГБ, с другой стороны, пытался в 80-е годы улучшить свой имидж в глазах советских людей, несколько рассеивая тот туман секретности, который всегда окутывал его деятельность. Этот процесс начался при Юрии Андропове, возглавлявшем КГБ в течение 15 лет, вплоть до того времени, пока он не стал в 1982 году лидером Коммунистической партии. Стремясь освободиться от стереотипного представления о сотруднике КГБ как о громиле в скверно сидящем костюме, Андропов изменил систему подбора и подготовки кадров и приступил к пропагандистской кампании в лучших традициях западных рекламных агентств.
      Новая поросль советских разведчиков рекрутировалась из высших учебных заведений. Будущих сотрудников подбирали из числа лучших выпускников, знающих, по крайней мере, один иностранный язык. Их соблазняли смесью из патриотических призывов с перспективами хорошей оплаты, большими квартирами и возможностью заграничных командировок. Те из рекрутов, которые попали в Первое главное управление, превратились в утонченных, прекрасно одетых
      [411]
      и чрезвычайно способных сотрудников. (Кстати, Первое главное управление было переведено в новое здание в пригороде Москвы, подальше от пользующегося столь дурной славой помещения на площади Дзержинского.) Бывший политический деятель одной из африканских стран жаловался на то, что ему становится все труднее отличить офицера КГБ от сотрудника ЦРУ: "Они выглядят похоже, говорят одинаково, хотят получить одну и ту же информацию и пользуются общим средством соблазнения - деньгами".
      В 1979 году Андропов затратил часть возросшего бюджета своего ведомства (бюджет КГБ на 10% превышал бюджет ЦРУ) на создание часового документального фильма о КГБ.