Констрикторы

Наумова Марина
Констрикторы

      Марина НАУМОВА
      КОНСТРИКТОРЫ
      1
      Дискотека чуть не испортила все. И дело было не в том, что Рудольф почувствовал себя старым среди переполнявшей его юнцов, и не в его непонимании и неприятии современной музыки - дело было в самой Альбине. Трудно было поверить, что девушка, совсем недавно шептавшая о любви дрожащими от смущения губами, могла теперь смотреть сквозь него, будто никогда и не было между ними признаний и объяснений. Взгляд Альбины, тонко реагирующий на малейший оттенок его поведения то прищуром, то блеском, казалось оцепенел. Вся ее личность ушла в движение: ритмичное, жесткое... Или - мертвое? Не исключено - иначе бы ее тело не вызывало бы ассоциации с механической куклой. Изменилось, помертвело и ее лицо, становясь тупым и бездумным.
      "Да она ли это?" - поразился Рудольф, словно впервые видя свою подругу; нет - с сегодняшнего дня уже невесту.
      Ей не шла эта бездумность - в самое время Рудольф обратил внимание на Альбину как раз за ее потаенную серьезность, проглядывающую во взгляде, то в особом наклоне головы, то в манере морщить высокий открытый лоб. А эта, новая Альбина, переиначенная бессмысленной музыкой, вновь возвращалась в категорию обделенных интеллектом заурядов.
      Рудольф остановился, оглянулся, оценивая расстояние до выхода, и неожиданно резко поволок девушку к ступенькам, ведущим к пляжу. Альбина не сопротивлялась, но шла, как в полусне.
      - Быстрее! - Рудольф заставил сделать ее несколько шагов по песчаной дорожке и лишь оказавшись под последними акациями и первыми колесами солнцезащитных зонтиков, заметил, что рука Альбины напряглась, намереваясь высвободиться.
      - Руди, что случилось? - ожил в глазах девушки огонек.
      - Это я хотел тебя спросить, - Рудольф подозрительно разглядывал ей лицо. В неловком положении он окажется, если отрешенность Альбины ему только примерещилась!
      - Не понимаю.
      - Ала ты прости, но... - он запнулся, стараясь подыскать для объяснения наиболее уместные слова. - Понимаешь, тебе это просто не идет. - При этих словах брови Альбины сдвинулись, сообщая о проглоченной, но тут же прощенной обиде. - Я не знаю, как тебе это объяснить, но эти танцы... они не для тебя.
      - Я уже стара для них? Двадцать пять - не пятнадцать, ты это хочешь сказать? - с легко горечью спросила она.
      - Нет. Ты просто... серьезней, что ли. Я ведь тебе говорил, что ты мне нравишься как раз за то, что не похожа ни на кого. А здесь... - он развел руками.
      - Ясно. - Альбина отвернулась.
      Несколько секунд они молчали, только разноцветные отблески дискотеки, меняясь, тревожили тени на ее лице.
      - Ты прости, если я сказал что-то не то, - тронул девушку за плечо Рудольф, несколько сбитый с толку ее реакцией.
      - Да нет, все нормально. - На лице Альбины возникла и тут же пропала кривоватая усмешка. - Наверное, ты прав. Просто мне надоедает все время быть белой вороной. Слабость, да? Но я не претендую на то, чтобы быть сильной. И мне тяжело видеть чужую укоризну, не понимая - за что... Рудольф явно хотел что-то сказать, но Альбина жестом попросила не перебивать ее. - Яне должна была приводить тебя сюда... Глупая девочка Ала! Пожалей меня...
      Рудольф молча притянул ее к себе, не замечая, как довольно она улыбнулась. Альбина предчувствовала, что еще немного - и он произнесет вслух какую-нибудь заезженную банальность вроде "Толпа всегда травит лучших". Альбина и сама недопонимала, почему его "умные" фразы вызывают у нее такое раздражение. Эта его привычка была далеко не худшей из возможных - и все равно всякий раз у нее складывалась иллюзия, что и все остальные слова от такого соседства заражаются мерзенькой мелкой фальшью. Даже ее собственные.
      - Пошли, - предложил Рудольф, приглаживая длинные пепельные волосы.
      - Хорошо. - Альбина вскользь, будто случайно, прикоснулась губами к его шее, и по-детски хихикнула, стараясь окончательно отвлечь его от предыдущей темы. Ей было приятно находиться в такой близости от него, под защитой мужских рук; она любила всем телом ощущать реальность его присутствия; хочешь, задень коленом, хочешь - задень животом... Но обычно Рудольф даже дома старался выдерживать дистанцию: видно, срабатывали его начальственные привычки.
      В обнимку они спустились к пляжу; удлинявшиеся тени прыгали под ногами в такт оставшейся за спиной музыке. Навстречу, по частично утопленным в песок бетонным ступенькам, поднимался какой-то человек в футболке с рисунком восходящего солнца, и Рудольфа словно кольнуло изнутри: взгляд случайного встречного был таким же отрешенным, как и у Альбины пару минут назад.
      "Вот еще один пришел искать забвенья" - пронеслась в его голове одна из нелюбимых Альбиной мыслей.
      И...
      - А теперь - новинка сезона! - зазвенел сзади надрывно-веселый голос диск-жокея. - Танцуют все!!! Веселей, ребята!
      Новый ритм, простенький и задорный, как детская считалка, запрыгал под пластиковым куполом среди разноцветного миганья.
      Мы упадем в объятья сада.
      И больше ничего не на-а-да!
      - завопили колонки высоким, не то девичьим, не то детским голосом.
      "Вот именно - и больше ничего не надо, - грустно повторил про себя Руди, помогая Альбине сойти с бетона на песок. - Ничего... Куда же катиться мир, если в нем думают только о забвении, только его и ищут: в музыке, в пустых фильмах, - он поймал себя на том, что подбирает слова специально для доклада на комиссии, который он наверняка когда ни будь сделает. - В том, что молодежь называет иногда "любовью". И, главное, я не вижу для всего этого объективных причин..."
      Альбина не была телепаткой, но этого и не требовалось, чтоб ощутить внезапно возникшую между ними тень отчуждения. "Ой-ой! - пригляделась она, - можно подумать, что он на собрании. Ну что я за дура зачем привела его на дискотеку? Теперь ему может прийти в голову добиться ее закрытия..."
      - Ты знаешь, Руди, - заслонила ему дорогу она, - можно я тебе все же объясню, почему я хожу танцевать? Ты ведь не станешь презирать меня за это?
      - Ты о чем? - вздрогнул он, "возвращаясь" на пляж.
      - Это в самом деле звучит очень глупо, - виновато моргнула она. - Но музыка помогает мне забыть о страхе...
      - Прости, не понимаю... Чего ты можешь бояться?
      - Конечно, ты - преуспевающий, сильный... и мужчина к тому же. А ЭТО чувствовать, а не понимать... Скажи, ты не обращал внимания, что в последнее время ничего не происходит? Во-об-ще! Нигде и ничего. Можно подумать, что в мире нет событий более значительных, чем чей-то очередной юбилей, и трагедий, более масштабных, чем падения кирпича с крыши перед носом у кошки, как передавали вчера по радио. Я вначале засмеялась, а потом... мне было очень страшно потом, Руди! Ведь люди не стали лучше, и мир не стал - мы просто не заслужили это затишье. В жизни ведь все чередуется: черное - белое, прилив - отлив... Говорят, перед голодом в старину бывал рекордный урожай хлеба. Ты слышал про такие приметы?
      - Ала... - он остановился и принялся копать в песке ямку носком ботинка, соображая, как ему лучше отвечать в подобных случаях. - Похоже мне действительно тебя не понять...
      - Мне кажется, - дрогнули ресницы девушки, - что это - затишье перед очень большой бурей. Перед такой, что нам и не представить сегодня. Посмотри на эту луну, на эту реку... Кто-то плавал в этой воде миллион лет назад, и луна смотрела на него в точности так же... Миру нет до нас дела. Руди. Но он оберегает себя, и для этого ему нужно равновесие. Это нам не все равно: одно большое горе или масса мелких неприятностей - а природе это не важно. Вот чего я боюсь: сегодня все хорошо, а завтра? - она зажмурилась и внезапно переменила тон. - Ты зайдешь ко мне на работу?
      - А? - моргнул Рудольф. Только что он думал, что несмотря на наивность Алиных рассуждений, эти мысли тревожили порой и его самого. В самом деле: в последние месяцы жизнь стала слишком бесконфликтной. Конечно, по логике вещей, он должен был только радоваться этому, но нет-нет, а смутное предчувствие прорывалось порой вечерами, когда из-за переутомления сон не шел. - Ты что-то спросила?
      - Я спросила не придешь ли ты завтра ко мне... Знаешь, в столице будет какая-то крупная конференция. Тоже - событие, и почти вся наша профессура разъехалась. Я даже удивилась: как так можно - уже второй день, как в больнице нет ни одного мало-мальски известного специалиста, так одни практиканты и молодежь...
      - Да, долгое спокойствие ослабляет... тьфу - расслабляет, - из-за этой тупой оговорки Альбина не почувствовала обычного раздражения. - А вообще любопытно: наш мэр, оба его заместителя, даже начальник нашей комиссии - все тоже подались сейчас в столицу. Видно, развеяться от безделья захотелось.
      - Не нравится мне это, - вновь нахмурилась девушка. - А дорожная полиция? Ты не обратил внимание - все постовые исчезли!
      - Тоже бездельничают, - махнул рукой Рудольф. - Да брось ты! Нам-то какое дело? Когда все идет как по расписанию - не грех и сачкануть... Ты ведь тоже не имеешь права в дни дежурства покидать территорию больницы, а вспомни - сколько раз мы с тобой бегали в кафе?
      - Но на этаже всегда кто-то оставался,- напомнила она. - На всякий случай.
      - Но ты ж говоришь - молодые врачи остались? А они, может, и не хуже ваших профессоров. И без нашего мэра жизнь города не остановиться. А дорожная полиция... тоже, наверное, кто-то где-то сидит и смотрит только в сторонке. Так что, выкинь эту мрачность из головы, и сосредоточься на том, что скоро мы с тобой распишемся. Договорились?
      Он заглянул девушке в лицо, ожидая, что оно засияет, как обычно, что на щеках появятся ямочки, а серые глаза станут узкими и лукавыми. Но ничего не произошло: наоборот, в уголке глаз Альбины заблестели готовые выкатиться слезинки.
      - Не надо, - чужим, испуганным голосом проговорила она.
      - Что? Ну дай, я тебя поцелую, - неуверенно-шутливо предложил он.
      - Не надо говорить об этом... - увернулась Альбина. - Они... слышат...
      И она кивнула головой, показывая в сторону луны и верхушек деревьев.
      И больше ничего не надо!
      Да-да да-да, да-да да-да!
      У этой песни было два названия, несколько вариантов аранжировки, и огромное количество текстов. Собственно, кое-кто пытался объявить ее особым направлением или стилем, настоящим, полноправным видом музыки, название которого звучало столь трудно произносимо, что его как-то стихийно перекрестили в "ламбадобрейк" - тоже не слишком благозвучно, но зато понятно.
      "Ламбадобрейк" задорно повизгивал во всех колонках, скакал по веткам, тревожа замороченные мигающим освещением листья, изначально не привыкшие к такому веселью.
      Много ли мыслей уживается в голове одновременно рядом со смехом? Когда пляшут внутри солнечные зайчики, все серьезные рассуждения разлетаются вдребезги, да и зачем думать, когда можно уйти в музыку-смех с головой, стать ее придатком. Это потом, когда мелодия иссякнет, затеряется в тишине, наступит пора размышлений - для тех, кому они вообще нужны. А пока звучит - лучше все выбросить из головы, пусть она хоть ненадолго станет легче. Забудь все - и танцуй, танцуй, оглашай воздух восторженными воплями...
      И больше ничего не надо!
      А в пространстве уже трясутся незлые кулаки, трутся и толкают друг друга бедра, и вот уже на освобожденный центр площадки пятачка валиться наземь парочка, чтобы показать самый класс танцевального дворового мастерства. Не день, не два выкладывались они после рабочего дня, тренируясь в подвалах и на чердаках, но позади усталость и пот - сейчас время их триумфа.
      Тела ритмично змеятся, нахлестываясь друг на друга, и в то же время избегаю касания: струиться огромной шелковой кистью обработанная всякой химией шевелюра парня, блестит черный "люрексом" на голове партнерши...
      Мы упадем в объятья сада.
      Да-дадада, дак-дада-да!
      И вопят, вторя певцу-певичке опьяненные задором голоса...
      Центр площадки, как издавна заведено, отдается "профессионалам", а край уже заполнили "отфонарщики" - здесь можно упасть на спину и просто дрыгать в воздухе ногами, можно пройтись на руках - да мало ли на какую дурь не толкает человека полная свобода движения; лишь веселым безумием сверкают в мелькании светофильтров глаза.
      Все ли?
      За разноцветицей огней сложно обнаружить пустоту, и все же слишком резко выделялся из общей массы один тяжелый "отсутствующий" взгляд-чужак. Это его запомнил по дороге Рудольф, прежде чем пустовзглядый незнакомец успел нырнуть под маску изменчивого света.
      А было так... Взгляд этот - не в ритм, не в темп, - заскользил по бьющимся в тенетах музыки фигурам, замер на ближайшей тонкой талии, и она прекратила на миг извиваться.
      - Привет. Партнершу ищешь? - вильнули шелковые бедра, и худая рученька с десятком тонких браслетов потянулась к восходящему солнцу на футболке.
      Да, все началось вот так просто...
      Ни говоря ни слова в ответ, пустовзлядый потянул ей навстречу свои лапищи; пальцы впились в ребра словно нарисованные тенью на майке, и на какой-то момент обоих скрыло сгустившееся облачко жидкого азота.
      Совсем рядом виза упал на линолеум и завертелся волчком бритый юнец, его крик подхватили другие и среди слитного ора затерялся один вопль, вспыхнувший на миг тогда, когда пальцы пустовзглядого вошли вдруг в чужое худое тело, прорывая кожу. Тем более неслышим тихий хруст, а то, что девочка вдруг обмякла в руках партнера, что голова ее откинулась назад, что замерли, мутнея, вылезшие из орбит глаза, что кровь заструилась по талии - кто это заметит?
      Кому это надо?
      Блестящие от темно-красной жидкости пальцы ослабили хватку, тело сухо свалилось под танцующие ноги, - ноги пружины огромного веселого механизма-организма по имени дискотека.
      И больше ничего не надо!
      Неужели никто не обратит внимание хотя бы на неуместно медленные движения нового посетителя?
      Никто.
      Для "профессионалов" - центр площадки. Там - акробатика, там мастерство, там - восторженные взгляды зрителей. Но началось все на "периферии". Здесь с ума сходили кто как может, кто во что горазд.
      Тело под ногами? Мало ли их валяется... Что - каждому пульс щупать? Где тут разглядишь, как липкие от крови пальцы уже мягко нашаривают вихляющие бока новой жертвы... Сжатие, хруст, вопль...
      Визжит веселая толпа!
      А голосок-то у певца - звоночек! Разве повериться что, под его светлое звучание могут приближаться к центру площадки неторопливые шаги убийцы?
      Шелковая кисть волос танцора-солиста скрылась вдруг под склонившейся над ним спиной; затянутые в трикотаж глянцевые ноги задергались, забыв о ритме, и замерли вдруг, подогнувшись.
      Некоторое время пустовзглядый еще мял мертвое тело. Девушка с "чулком" на голове с профессиональной резвостью отползла на четвереньках в сторону и забралась в случайную нишу посреди замерших вдруг ног. Затем поясница маньяка начала разгибаться - блеснуло солнце на футболке, повеяло холодом от открывшегося нечеловеческого взгляда...
      - Что же вы ребята? - продребезжал издалека металлический голос диск-жокея. - Танцуем все!!!
      И вновь дискотеку заполнило общее движение, больше похожее на конвульсию огромного многоголового и многоногого существа, старающегося выскочить из своей, ставшей тесной раковины-ограды. С криком затолпились, давя друг друга, подростки у входа, по особо медлительным спинам застучали кулаки... И снова сомкнулись на неудачливой жертве грязные руки, снова крик захлебнулся в кровавой пене, хлынувшей изо рта.
      С коротким треском обрушилась на кусты поддерживающая навес колонна, волоча за собой потухающий софит, через зашатавшийся борт ограды прыгали люди, окончательно втаптывая в землю сломанные ветки.
      Дискотека пустела. Ее сборный механизм-организм таял, превращаясь в отдельных напуганных людишек.
      Еще одно тело забилось на полу в агонии. Заляпанные до локтей влажные руки со скрюченными пальцами зависли в воздухе; шарил по азотному дыму медленный взгляд: неужто кончена на сей раз работа? А чье это лицо кривляется тогда от страха среди громад аппаратуры?
      Микрофон прыгал в дрожащей руке диск-жокея, и динамику еще удалось разнести по набережной последний, усиленный металлом вопль.
      - Мы упадем... - заткнулась запись, и все стихло, так что дальнейший плеск реки сделался удивительно громким, и хорошо стало слышно, как неторопливо и тяжело переступает через похожие в азотной дымке на айсберги тела медлительный пустовзглядый убийца...
      2
      Правильней было бы уйти с той злополучной дискотеки еще раньше - хотя Альбине и посчастливилось избежать страшной участи оставшихся там навсегда, теперь она страдала от немилосердной сонливости: дежурство начиналось с шести утра.
      - Чего мы такие невеселые? - встретил ее вопросом вечно сидящий на столе "братишка" - семнадцатилетний паренек, подрабатывающий тут на учебу в медицинском.
      - А тебе не все равно? - проверив, правильно ли застегнуты пуговицы халата, нехотя отозвалась Альбина, и опустилась на свой рабочий стул. Между прочим, мне вчера предложили руку и сердце... И я, кажется, дала согласие.
      - Прискорбно, - хмыкнул "братишка", сползая с журнала.
      Альбина поморщилась, подыскивая в уме эпитет, достойный этого хаменыша, взяла освободившийся журнал в руки, и в конце концов решила промолчать.
      Не о пустяках ей следовало сейчас думать - о своей жизни со всеми грядущими в ней переменами. Вот если бы еще не так хотелось спать...
      Удостоверившись, что продолжения не будет, "братишка" спрыгнул со стола и поплелся за половой тряпкой. Альбина проводила его сонным взглядом, затем ее глаза закрылись сами по себе и все - журнал, больница, все, что ее окружало - начало отдаляться. То, что надо было делать сегодня, то, что тревожило ее вчера - все это теряло смысл. Спать, спать...
      "Стоп, - каким-то чудом она успела затормозить это несвоевременное сползание в сон, - сперва - журнал..."
      Она вздохнула, разлепила тяжелые веки, уставилась на неровные каракули сменщицы и поняла, что хочет кофе. Много. Крепкого...
      Встав так резко, что перед глазами вспыхнула на миг серая пелена, Альбина зашагала к сестринской.
      По дороге она лишь чудом не споткнулась об брошенную посреди коридора швабру: "братишка" уже восседал на подоконнике, плюща кончик носа об стекло.
      - Скотина... - чуть слышно прошептала девушка.
      - Чего? - отдернулся от стола "братишка".
      - Ничего... разбросал тут! - Альбина с трудом сдержалась, чтобы не выругаться намного покрепче.
      "Видел бы меня сейчас Руди! Вот она, вся моя "интеллектуальность"! Цена ей - одна недоспанная ночка да грязная швабра", - от этих мыслей Альбине стало совсем горько, но раздражение развеялось, прихватив с собой часть сонливости.
      Она поторопилась дать согласие. Альбине не хотелось в этом сознаваться, но это было так. Кто просил ее говорить "да" человеку, с которым ей всегда придется следить за собой, как разведчику в чужой стране, чтобы не оттолкнуть, не разочаровать?
      - Сейчас уберу, - глупо хихикнул "братишка". - Понимаешь там такой прикол: пациент из "дурки" мотанул... Вон ловят!
      И в самом деле - возле подъезда виднелось столпотворение медицинских халатов и шапочек. Между ними мелькала традиционная синяя пижама, на этот раз подкрашенная красноватыми пятнами неясного происхождения. Примечательней всего в ЧП гляделось то, что санитары медлили наваливаться на "синего" всем скопом - держась осторонь, вроде как уступая ему дорогу, но в то же время сохраняя вокруг него кольцо, предотвращая полное и безостановочное бегство.
      - Ну и что? - со скучным видом отвернулась от стекла Альбина: за пару секунд зрелище успело ей наскучить: кроме того, ее ждали не сваренный еще кофе и больные, которые вот-вот должны были начать просыпаться.
      - Да так, - снова сплющился, прижимаясь к окну, нос "братишки". Люблю приколы...
      - Ну-ну, - Альбина отпихнула ногой рукоятку швабры и продолжила свой путь.
      С кофе следовало поспешить - среди пациентов случались и "жаворонки", готовые в срочном порядке написать жалобу главному врачу, если медсестры нет на месте хотя бы несколько минут.
      Тем временем развивались события во дворе.
      В какой-то момент "синяя пижама" выхватил из круга за белый халат санитара и подмял беднягу под себя. Он передвигался неторопливо, будто страдал от редкостной лени, и неясно было, почему никто из санитаров не воспользовался моментом и не прыгнул на него сзади. Когда среди младшей медицинской братии нашелся такой смельчак, "синяя пижама" уже разгибался.
      Два цветных пятна смешались на миг, потом синее попятилось, и под его ногами осталось нечто бесформенное и пестрое, кажущееся издали скорее розовым чем красно-белым.
      "Братишка" на подоконнике только ахнул от потрясения, и от чувства, близкого к странному восторгу: ему не приходилось раньше бывать свидетелем настоящего убийства.
      Побуревшая от крови синяя пижама двинулась обратно, к выходу, и вновь за ней потянулось белое человеческое кольцо, водоворотом огибая поалевшие тела коллег.
      - Ни хера себе... - просипел наверху паренек.
      - Что случилось? - замерла у порога "сестринской" Альбина и в тот же миг что-то гулко ударилось в металлическую дверь примыкающей к лифту служебной лестницы.
      - Там... там... - нелепо затряс головой "братишка", показывая жестами за окно. Хоть и с опозданием, ужас происходящего дошел-таки до него.
      - Что?
      Новый удар по железу получился еще сильней; из ближайших палат стали доноситься возмущенные голоса.
      - Никакого покоя, а еще больница!
      - В такую рань... ну и порядки!
      - Что это за шум?
      - Прекратите безобразие - люди спят!
      "Началось", - разочарованно отметила Альбина. О кофе теперь следовало забыть.
      - Сейча-ас! - протяжно отозвалась она, и разочарования поубавилось: произошел редкий случай, когда голос Альбины звучал на удивление чисто, как у профессиональной певицы. - Иду-у!
      Дверь палаты распахнулась, выпуская наружу мужчину с седым ежиком на голове. Это был человек из тех, одно только присутствие которых способно испортить другим настроение как минимум на день. Эта его особенность была заметна уже по тому, с каким высокомерием смотрел он на девушку: оно было уместно на лице большого начальника или миллионера, но уж никак не пациента бесплатной государственной лечебницы для малоимущих.
      - Вы ответите за эти безобразия! - зашипел он, тряся в воздухе пальцем и багровея. - Вы что, не понимаете, что это действует людям на нервы?
      - Тише, папаша, - совсем уж некстати встрял "братишка". - Все идет как надо.
      - Кто там? - сглотнув, Альбина повернулась в сторону двери.
      Ответом ей послужил новый стук, сопровождавшийся шуршанием обвалившейся побелки.
      - Похоже, это тот самый псих, - забыв про багрового пациента, предположил "братишка" и от волнения укусил себя за указательный палец. Может, звякнуть вниз?
      - Нет, вы мне за это ответите! - не унимался.
      - Тише, гражданин! - неожиданно для себя рявкнула Альбина. - Вы бы хоть сами не шумели, а с остальным мы разберемся!
      - Сознательности в вас нет и милосердия - вот что! Здесь же больные люди!
      - Кто там? Да потише, вы!!! - голос в самом деле подчинился ей сегодня даже слишком хорошо: собственная барабанная перепонка чуть не заболела от этого крика. - Какого черта вы стучите?
      - Головой постучи! - присоединился "братишка". - Ала, иди, позвони, лучше...
      - Вы все здесь... - просипел неразборчиво багровый пациент. - Все!..
      - Да погодите! - нервно хлопнув дверью, Альбина скрылась в "сестринской", досадливо поморщилась, когда на глаза ей попался вожделенный электрочайник, и подсела к телефону.
      Грохот, на порядок более гулкий и долгий, чем стук до этого, возвестил, что дверь не выдержала - слетела с петель. Альбина вздохнула, и принялась нажимать на кнопки с цифрами.
      Ей снова везло. Она не догадалась об этом, но любому другому человеку и меньшего числа счастливых совпадений (пусть даже проявившихся на фоне чужого несчастья) хватило бы, чтоб он уверовал в своего ангела хранителя: из пролома в коридор шагнул человек в окровавленной футболке с восходящим солнцем - закрытая дверь вторично позволила Альбине с ним разминуться.
      Он прибыл сюда на санитарной машине всего несколько часов назад, связанный и вроде бы утихомиренный, но не успел еще сменить одежду на традиционную для психиатрических отделений синюю пижаму: задержался на пропускнике, чтобы уже оттуда начать свой совершенно незапланированный руководством больницы путь по этажам.
      Завидя кровь на волосатых ручищах гостя, "братишка" завопили припустился по коридору, будя последних, особо крепко спавших, пациентов. Тотчас двери палат начали открываться, выпуская в коридор разодетую в одноцветные, чаще - клетчатые пижамы толпу.
      - Позвольте мне вас спросить, - шагнул на встречу безумцу возмущенный, но на свою беду подслеповатый скандалист. - Что вы меня...
      "Хватаете", - так должен был закончиться его резко прервавшийся протест: душителю удалось поймать его за багровую шею, и та мгновенно сломалась, не позволив ему даже вскрикнуть, как следует. Вместо резко сменившей цвет лица жертвы закричали другие; заслышав поднявшийся в коридоре вой. Альбина выронила трубку из рук, метнулась к двери, и снова захлопнула ее с визгом: следующую жертву пустоглазый схватил прямо перед "сестринской" и в лицо Альбине попало несколько капель кровяных брызг.
      Следующий свой поступок Альбине так и не удалось простить себе, да она и сама плохо понимала, что делает, запирая за собой замок, пробуя сдвинуть тяжелый лаборантский стол, и подтаскивая вместо него к двери прозрачный медицинский шкафчик. Сквозь полузабытье она запомнила только, как валились из него пузырьки и ампулы, и от возникшей на полу лужицы поднялся резкий запах нашатыря - отрезвляющий, но все же бессильный привести ее сейчас в чувство. Затем Альбина что-то считала, и сидела на подоконнике раскрытого окна, подставляя спину под холодный утренний ветер.
      Крики были разными - то долгими, воющими, стонущими, протяжными, как сами страх и смертная тоска, то короткими, похожими на короткие звуковые взрывы: взлетел в воздух и стих совсем... Довольно быстро Альбина сбилась со счета, она не ставила перед собой сознательную задачу запомнить их все - просто так получилось само по себе, что ее пальцы начали загибаться, а в голове замелькали цифры, обдавая съежившееся тело то холодом, то жаром...
      Никогда прежде ей не приходилось встречаться с таким страхом, лишающим даже способности мыслить, лишь бессмысленные числа роились у девушки в голове, да и еще работала память, срисовывая зачем-то во всех невероятных подробностях замершую за шкафчиком дверь: вот облупилась на уголке масляная краска, вот желтое пятно осталось от брызнувшего лекарства...
      Крики и топот за дверью то исчезали, то возобновлялись; кто-то выпрыгивал через разбитые в панике окна, чтобы врезаться в асфальт и замолчать уже внизу, кто-то беспорядочно метался, сбивая с ног остальных, кто-то пробовал заклинить двери в палаты изнутри... Альбина и не догадывалась, что положение сильно усложнилось еще и тем, что "синяя пижама", орудовавший внизу, ненароком угодил в лифт и присоединился к первому неторопливому убийце; теперь они по очереди подходили к дверям, срывали их с петель, если те не были открыты, и с заданностью автоматов принимались за свое страшное дело.
      Альбина не видела ничего, но она не смогла бы ничего увидеть даже оказавшись в коридоре - в такое странное состояние ее ввел страх, лишив способности воспринимать реальность... Она просто сидела и ждала, не зная, чего, ни живая, ни мертвая. Да и сам страх, достигнув своего апогея потерял остроту, быть может - из огромности, и вместо того, чтобы жечь или колоть изнутри, тяжелым ватным комом повис на плечах, пригибая их к земле.
      Когда дверь дрогнула под ударом, Альбина была уже готова к этому почти равнодушно от безысходности, наблюдая за тем, как шкафчик дрожит, как открывается его стеклянная дверца, как вновь начинают сыпаться из него уцелевшие до сих пор лекарства, и как красные руки впихиваются в щель, упираются в стеклянный угол, и все ее сооружение начинает падать, тоже медленно и лениво, будто переняв неторопливость у странных душителей...
      @
      Этого Альбина не знала...
      Из истории болезни М. (до сих пор он фигурировал в повествовании, как "человек в синей пижаме"):
      "Больной М., 29 лет. На учет в психоневрологическом диспансере не состоит, в возрасте 6 лет была зафиксирована незначительная травма черепа, военнообязанный. Алкоголизм. Наркомания - отрицается. Женат, дочери четыре года.
      26 июля 20... года утром жена М. отметила, что движения и реакции М. замедлились, (со слов провожавшей ее на работу соседки), по ее настоянию М. на работу не вышел, пообещав вызвать врача. Утром был вменяем, хотя членораздельность речи была несколько нарушена. В дальнейшем признаки болезни нарастали. Оставшись один, М. позвонил любовнице, сообщившей своим соседкам по общежитию, что его голос "звучал несколько странно". Когда Т. приехала к М. на дом, хозяин отпер сам; через несколько минут молодая женщина была задушена."
      Так было написано в истории его болезни - первой из посвященных констрикторизму, еще не получившему тогда это название.
      На самом деле, женщина пробыла в квартире М. некоторое время: прибывший на место наряд уголовной полиции нашел ее тело на диване волосы оказались влажными, накинутый кое-как халат подтверждал предположение о том, что перед смертью молодая женщина успела воспользоваться ванной. Возле дивана, на полу, был обнаружен перевернутый, теплый еще кофейник.
      "Это надо было видеть, - рассказывал потом в участке старшина, лежит она: ноги голые, живые совсем, такие ножки - что все... а кровь все капает на пол - и прямо в кофе. Такая лужа набежала - думали, зарезали девку... а это просто у костей края острые - вот кожа и порвалась, а настоящей то крови совсем не много было... У него сила ненормальная факт. Может, он и сумасшедший, только по-моему, это зомби или мутант какой: откуда бы взялась в человеке вдруг такая силища, чтобы кости ломать? На вид-то он - хлюпик..."