Сговорились на сумме в три тысячи долларов плюс триста рублей за каждый оставленный в тайнике отчет. В портфель «завербованного» конструктора перекочевала пачка купюр, шифроблокнот и план парка в Сокольниках, где находился тайник. Шифр и схема должны были привести в экстаз московских контразведчиков – в этом Михаил не сомневался.

Неторопливо шагая под усилившимся дождем, Каростин мысленно посмеивался: немцы работали безалаберно ко купились на дешевую легенду…

К назначенному часу таксомотор высадил его возле дверей журнальной редакции. Джон, поджидавший гостей в вестибюле, тактично предупредил:

– Все уже собрались. Только… Из Калифорнии приехал Боб Хейнлейн.

– Кто это? Не помню такого.

– Он – наш ровесник, хотя печататься начал совсем недавно. Боб очень талантлив, настоящий генератор идей. Беда в том, что он не слишком любит коммунистов.

– Не привыкать, – отмахнулся Каростин. – К тому же я – беспартийный.

Пошли.

В редакционной комнате сидели на стульях, столах и даже на подоконнике шесть человек. Самым старшим из них оказался сорокачетырехлетний Билл Дженкинс, писавший под псевдонимом Мюррей Лейнстер. Михаил искренне признался, что с огромным удовольствием читал его «Проксиму Центавра» – роман о полете к ближайшей звезде, где земным космоплавателям пришлось выдержать сражение с цивилизацией разумных растений. В ответ Билл – Мюррей, наговорив комплиментов каростинским романам «Снегопады Венеры» и «Тайна звездного дредноута», протянул обе эти книги, выпущенные в мягких обложках нью-йоркским издательством

«Популярная библиотека». Михаил не сразу понял, в чем дело, и американец пояснил, что хотел бы получить автограф русского классика.

Не успел он написать какой-то банальный текст и поставить росчерк, как со всех сторон потянулись руки, сжимавшие такие же покетбуки. Михаил расписывался, благодарил за добрые слова и пытался запомнить незнакомые фамилии начинающих писателей: Саймак, Ван-Вогт, Азимов, де Камп. Несмотря на тревогу редактора,

Хейнлейн держался вполне миролюбиво и даже подарил свежий номер «Астаундинга», в котором была напечатана его повесть «Взрыв всегда возможен».

Потом началось обсуждение каростинского творчества – настолько бурное, что

Михаил вынужден был то и дело останавливать говорившего и просить произнести ту же фразу помедленнее. Когда очередной коллега назвал гостя основателем литературы о космических войнах, Каростин пошутил:

– Теперь я понимаю, почему Док Смит не пришел… Все засмеялись. Эдвард

Смит имел научную степень доктора философии, за что и получил среди писателей-фантастов прозвище Док. Какое-то время он пытался доказать, что его многотомные опусы о Линзменах и звездолете «Космический Жаворонок» заложили фундамент нового течения фантастики – «космической оперы». Так, по аналогии с ковбойскими «мыльными операми», называли романы, посвященные битвам звездных флотов. Однако было очевидно, что такое направление литературы открыли советские авторы: Николай Муханов с его трилогией «Пылающие бездны» и Михаил Каростин, создавший многотомную эпопею «Революция в эфире».

Лейнстер произнес небольшую речь, сказав, что в начале нашего века фантастика имела всего два течения: изложение научных и политических идей без грамотной литературной обработки, как это делали Жюль Верн и Герберт Уэллс, а на противоположном фланге – приключенческие боевики в стиле Бэрроуза и того же Дока

Смита. Лейнстер заявил, что настоящая литературная фантастика началась с произведений Каростина, Беляева, Кэмпбелла и Хейнлейна. Это было очень приятно, и Михаил выступил с ответным словом.

– В основе произведения должна лежать яркая, интересная и, главное, новая научно-фантастическая идея, – говорил он. – Задача настоящего писателя – найти такую идею и тщательно обработать ее методами художественного творчества. На фоне фантастической посылки становится интереснее сюжет, наливаются жизнью образы персонажей. Современность дарит писателям уникальный шанс, потому что мы живем в эпоху величайших и удивительных открытий во всех областях науки и техники. Жюль Верн строил увлекательные сюжеты, исходя из примитивных законов механики. Что он использовал? Он использовал усовершенствованную подводную лодку и пушки, выстреливающие ядро с первой космической скоростью. Всего-навсего!

Попробуем же вообразить, как обогатят наш жанр последние изобретения и открытия…

На одном дыхании Михаил перечислил реактивную авиацию, деление атомного ядра, вычисляющие электромеханические машины, генетическую структуру жизни, теорию относительности. Вспомнил и самое свежее чудо физики – сферу Шварцшильда, из которой не способен вырваться даже стремительный луч света. Коллеги дружно загалдели. Началось обычное для компании литераторов явление – на ходу сочинялись десятки фабул, в основе которых лежали названные Каростиным машины и природные феномены. Самые интересные задумки выдавал Хейнлейн.

В общей суматохе совсем молодой, лет двадцати, паренек оттащил прославленного русского мэтра к окну и трепетно преподнес «Astounding» со своим рассказом «Strange Playfellow». Михаил перевел название как «Чокнутый друг детства», а юный автор пояснил, что в этом произведении речь идет о роботе-няньке по имени Робби. Кроме того, мальчишка торопливо пересказал историю своей семьи: он родился в местечке Петровичи под Смоленском, а вскоре после

Гражданской войны его родители перебрались за океан. Затем он очень робко осведомился:

– Как вам удается так детально и красочно представлять мир будущего?

Пришлось излагать ему азы. То, о чем говорил советский писатель, потрясло американцев, ибо ничего подобного им прежде слышать не приходилось. Михаил сказал с пафосом:

– Четкая, зримая картина коммунистической перспективы, картина грядущего общества очерчена основными выводами исторического материализма. Марксизм, установивший объективные закономерности развития цивилизации, стал нашим непобедимым оружием. В магическом кристалле великого учения советские писатели ясно видят, какие формы примет жизнь людей в наступающей эпохе. Человечество неуклонно движется по ступеням прогресса: от первобытной общины, через варварство рабовладения и феодализма, через ад капиталистического угнетения, к высшей социально-экономической формации, то есть к коммунизму. Теория однозначно предрекла гибель эксплуатации, равно как торжество бесклассового уклада всемирной коммуны. Повторяю: построение коммунизма неизбежно, поскольку определено объективными законами общественного развития.

Кажется, американцы ему не поверили. Каростин злорадно подумал: «Погляжу я на вас лет этак через двадцать – тридцать, когда Запад окончательно загниет, а мы в СССР будем беззаботно жить при коммунизме!» Между тем юный автор рассказа о роботах продолжал:

– Значит, вы полагаете, что законы исторического процесса объективны?

– Это не я так полагаю, это – научно установленный факт, – рассмеялся

Михаил. – Почитайте, дорогой коллега, работу товарища Сталина «О диалектическом и историческом материализме» – там все изложено очень доступно и доходчиво.

Ему показалось, что молоденькому писателю его совет не слишком понравился.

Откровенно поморщившись, парень снова принялся гнуть свое:

– Ваши замечания о научном прогнозировании будущих исторических событий очень меня заинтересовали. Я думаю, что можно написать серию небольших рассказов о кризисе и гибели галактической империи. Моделью такого процесса может послужить закат Рима… – Эмигрант со Смоленщины задумался, продумывая дальнейший сюжет, потом его лицо просветлело. – Например, величайший ученый той эпохи – дело будет происходить через десять или двадцать тысяч лет – разработает математическую теорию, которая позволит предсказывать предстоящие политические процессы. Этот ученый создаст тайную организацию… назовем ее, например,

Foundation, которая имеет задачу смягчить эксцессы и сделать короче эпоху варварства, которая неизбежно следует за крахом великих империй. Только… – Он снова погрузился в размышления. – Надо придумать им какую-нибудь сугубо научную программу, которой они будут заниматься для прикрытия основной деятельности-

Каростин, который воспринял его замысел очень несерьезно, в шутку посоветовал:

– Пускай энциклопедию пишут.

– Гениально! – вскричал восхищенный его фантазией американец и с жаром продолжил: – А в конце концов, благодаря их работе через тысячу лет в Галактике возникнет идеальное разумно организованное общество.

Снисходительно выслушав этот детский лепет, Михаил додумал, что у тощего сопляка получится в лучшем случае очередная «космическая опера», перенасыщенная вдобавок скучными политическими лекциями. Вслух он своего скепсиса, конечно, не высказал – зачем зря обижать ребенка. Каростин ободряюще похлопал собеседника по плечу и произнес:

– Очень любопытный замысел. Дерзайте, юноша… – Потом спросил из вежливости: – Как, вы говорите, вас зовут?

– Айзек, сэр, – мальчишка явно был горд вниманием классика, – Айзек

Азимов…

Через пару десятилетий он станет сильно переживать, что не познакомился поближе с Клиффордом Саймаком, который весь вечер молча просидел в углу. Но тогда, осенью сорокового, таких сожалений не возникало. Михаил возвращался из редакции в прекрасном настроении. Однако в отеле Каростина всерьез обеспокоил капитан Сомов – сопровождавший его сотрудник Наркомата госбезопасности. Чекист сообщил об автомобиле с двумя пассажирами, который следовал за Михаилом весь день.

– ФБР, наверное, – безразлично сказал конструктор. – А может быть, снова немцы… Пускай следят до полного опупения. Ни черта не обнаружат. У нас особых секретов нет. Контракты, которые в эту поездку подписывали, не имеют отношения к обороне.

– Так-то оно так, но за тобой кто-то следил. – Сомов покачал головой. – Не к добру это.

Всю ночь чекист не спал, чутко прислушиваясь к малейшим шорохам за стенами комнаты. А утром капитан разбудил Михаила, сообщив тревожное известие: кто-то протолкнул под дверь конверт с письмом,

– И что же тебя так разволновало? – удивился конструктор, распечатывая послание.

– Очень уж странно это случилось. Сначала послышались шаги в коридоре, словно кто-то крадется мимо нашего номера. Я, понятное дело, насторожился, пистолет приготовил. А потом вдруг – точно минуту или около того был без сознания – по радио уже другой голос поет, а у меня голова слегка кружится. И письмо лежит на коврике. А я ведь смотрел точно на дверь, но не увидел, как конверт подсунули.

– Да, забавная история-Михаил подумал, что случившееся напоминает гипноз, которым злоупотребляют гонты. Наверное, и письмо от них. Так оно и оказалось. На листке плотной бумаги было написано по-русски каллиграфическим почерком:

«Уважаемый брат по разуму!

Излучения Вашего мозга указывают, что Вам известно о присутствии гонтов на планете Земля. Существует ряд вопросов, по которым между нами возможно дружеское сотрудничество.

Послезавтра в Сан-Франциско один из нас встретится с Вами.

Люди планеты Огонто».

27 октября 1940 года

«Они даже знают, что я сегодня возвращаюсь в Калифорнию! – Тут Михаил тоже начал беспокоиться, но потом решил: – Если это провокация СД, то мы будем наготове. А если на связь в самом деле вышли гонты – тем лучше».

Они отправились в обратный путь с Восточного побережья к Западному. Уже знакомый «Дуглас» летел с промежуточными посадками в Чикаго и Денвере, так что путешествие заняло немногим меньше суток. В Калифорнии все дела были давно закончены. Позвонив на авиабазу, Каростин выслушал рапорт командира «Красной

Звезды», который доложил, что машина заправлена, загружена всем необходимым и готова к старту, экипаж ждет пассажиров. Тем не менее он до последней возможности откладывал выезд, надеясь на посещение звездных гостей. Каростин даже велел Симанову и Котрикадзе отправляться на аэродром и передать командиру

АНТ-39, чтобы тот не беспокоился по поводу их задержки.

… Но после четырех вечера стало понятно, что дальше тянуть нет смысла.

Очень расстроенный, Михаил вызвал негритенка-носильщика, чтобы спустить багаж в автомобиль. На ступеньках перед входом в отель из вечернего полумрака навстречу им шагнула громоздкая фигура с характерными чертами лица, которые были присущи жителям Огонто. Сомов профессионально занял позицию между Каростиным и гонтом, но Михаил шепнул:

– Не беспокойся. Я должен с ним поговорить. Но будь начеку.

– Чекисты всегда начеку, – процедил капитан. Приблизившись, гонт, почти не шевеля губами, заговорил на не слишком правильном русском языке:

– Простите, я не мог поспеть прежде этого часа. Кажется, за мной идет слежка. Я знаю про ваше отсутствие времени. Придется поговорить про все важные вопросы по дороге.

– Давно пора, – сказал обрадованный Михаил. – Могли бы еще два года назад с нами связаться.

– Это не так просто…

Сомов сел за руль «форда», а гонт и конструктор устроились сзади.

Инопланетянин не пожелал назвать своего имени и приступил сразу к делу:

– Нам пришлось исследовать содержимое вашей памяти, но осталось много неясного. Мы должны установить источник информации о нападении фурбенов на звездолет экспедиции Огонто.

– Если вы читаете мои мысли, то должны знать все, что знаю я!

– Не надо раздражаться, – посоветовал гонт. – Мы попали в безвыходное положение. Звездолет давно должен был вернуться на Огонто, но все еще находится в десятках световых лет от дома. Если мы не отыщем своих сопланетников, то рискуем погибнуть на обратном пути, потому что корабль выработал ресурс…

Теперь разъясняю: чтение мыслей дает очень неполную картину. Мы надежно воспринимаем лишь четко сформулированные фразы, а также сильные ощущения. Однако люди, как и прочие разумные существа, мыслят чаще смутными образами, чем символами речи. А лично у вас мысли забиты большей частью переживаниями эротического характера.

Смущенный последней фразой, Михаил все-таки сумел трезво оценить ситуацию и согласился, что гонты действительно оказались в тупике и заслуживают сочувствия.

Он рассказал, что самые важные сведения поступают в комиссию откуда-то из сфер высшего государственного руководства, но честно признался, что подробности ему не известны.

Выслушав его объяснения, гонт отвернулся к окну. Машина шла по ленте подвесного моста Сан-Франциско – Окленд, который во всем мире путали с расположенным над горловиной залива мостом Золотые Ворота. Когда они оказались на другом берегу, Сомов вырулил на шоссе, ведущее к военному аэродрому, где стояла «Красная Звезда».

– Вы считаете, что экипаж того звездолета еще жив? – спросил Михаил. -

Ведь прошло очень много времени. Какая у вас обычная продолжительность жизни?

– Раза в полтора больше, чем у вас. Я уверен, что уцелевшие после взрыва гонты живы и ждут спасателей. В их радиограммах говорилось, что место, которое вы называете Тунгусским бункером, оборудовано анабиозными камерами.

Это было очень интересно, однако Каростин не исключал, что за прошедшие три десятилетия роботы фурбенов могли найти и уничтожить Тунгусский бункер. Кроме того, Михаилу хотелось узнать подробности боевых действий между кораблем Огонто и вражеской базой. Такие сведения весьма пригодились бы не только комиссии, но и самому Михаилу – для очередного романа о тайнах звездного дредноута…

Неизвестно, стал бы гонт об этом рассказывать, только поговорить им не удалось.

Сомов вдруг прорычал:

– За нами погоня!

Обернувшись, Михаил увидел, что в быстро сгущавшейся темноте их уверенно настигают два «понтиака». Шоссе было пустынным, и преследователи, не заботясь о скрытности, выставили из окон стволы автоматов. С каждой секундой их фары светили все ближе. Когда расстояние между машинами сократилось метров до сорока, затрещали очереди, нацеленные по колесам «форда». Сомов гнал, не жалея мотор, но оторваться не удалось. Внезапно их сильно тряхнуло – одна из пуль прошила заднюю шину.

– Они охотятся на меня, – с прежним равнодушием произнес гонт. – Придется драться.

Инопланетянин достал из-под куртки устройство, напоминающее пистолет с длинным толстым стволом. Михаил тоже вытащил ТТ и спросил, передернув затвор:

– У вас нет связи с остальными?

– Поблизости нет никого из наших. Помощь подоспеет через час, не раньше.

Он навел свое оружие на ближайшую машину преследователей и нажал спусковую клавишу. Из ствола вырвался тончайший ослепительно фиолетовый луч. Прорезав заднее стекло, поток разрушительной энергии прочертил зигзаг на корпусе

«понтиака». Из капота автомобиля заструился дымок, отчетливо видимый в свете фар мчавшейся следом машины. Прорычав что-то нечленораздельное, гонт вновь ударил лучом, покачивая стволом вправо-влево и вверх-вниз. Вероятно, его оружие поразило бензобак, потому что передний «понтиаю» вдруг окутался пламенем взрыва.

На полном ходу автомобиль подпрыгнул метра на два, рассыпавшись по шоссе грудой горящих обломков.

Дальше в этом месте дорога сворачивала к северу, поэтому «форд», следуя изгибу трассы, повернулся к преследователям левым бортом. Очереди двух автоматов разбили радиатор, повредив что-то важное в моторе, и вдобавок в клочья растерзали переднее колесо. Машину занесло, перевернуло, проволокло какое-то расстояние на боку. Михаил стукнулся головой, затем на него обрушилась тяжеленная туша гонта.

Автомобиль замер на боку, и Каростин, подвывая от острой боли, растекавшейся по придавленной правой руке, принялся шарить левой, пытаясь нащупать выскользнувший яри ударе пистолет. Голова побаливала. «Наверное, шишка будет», – не к месту подумал Михаил.

Между тем гонт, открыв оказавшуюся над головой дверь, встал обеими ногами на бедро Каростина, подтянулся и ловко выпрыгнул из опрокинувшегося «форда».

Пробормотав: «Всю ляжку оттоптал, скотина…» – конструктор добавил пару крепких словечек, подобрал-таки ТТ и, выпрямившись, выглянул из машины. Голова кружилась, к ушибленному локтю словно высокое напряжение короткими импульсами подавали.

Продолжая держать оружие левой рукой, Михаил огляделся. На фоне горевших в сотне метров обломков «понтиака» темнели силуэты четырех автоматчиков, которые, пригнувшись, бежали в их сторону. Залегший на обочине гонт снова пустил в ход инопланетное оружие, перерезав пополам одного противника. Однако в темноте смертоносный луч выделялся слишком четко, и враги, обнаружив позицию пришельца, открыли бешеный огонь из всех стволов. Тем не менее гонт успел выпустить серию импульсов. Упал еще один немец – Михаил не сомневался, что их преследуют именно головорезы из СД. Двое оставшихся залегли, продолжая поливать гонта длинными очередями.

– Надо выбираться из этой мышеловки, – свирепо сказал Сомов, вытирая рукавом кровь, стекавшую из рассеченной брови и разбитого носа.

– Вылезай, – простонал Каростин. – У меня не получится. Буду отстреливаться.

– Не болтай. Сейчас помогу тебе выбраться. Подталкивая его сзади, капитан вытолкнул конструктора наружу, затем выбрался сам и шепотом приказал укрыться за перевернутой машиной. Затем, осторожно выглянул из-за капота, дважды выстрелил, почти не целясь, и сказал с удовлетворением:

– Пошли, они готовы.

Кряхтя от боли, Михаил подбежал к гонту и ужаснулся. Пришелец лежал ничком в луже крови. Куртка на его спине была буквально изрешечена пулями.

Инопланетянин не шевелился и не дышал.

Где-то поблизости заурчал мотор. Вскинув голову, Михайл увидел, как преследовавший их «понтиак», посвечивая фарами, медленно движется в его сторону.

Отступив в тень, Каростин приготовился открыть огонь, но, когда машина остановилась, оказалось, что за рулем сидит Сомов.

– Решил подогнать поближе, – сообщил чекист. – Тебе, наверное, ходить трудно… Помоги собрать трофеи – и полным ходом на аэродром, пока полиция не подоспела.

Они торопливо обыскали трупы землян, обнаружив в карманах массу документов, представляющих повышенный интерес для органов госбезопасности. Кроме того, в кабине машины находился портфель с бумагами на немецком языке.

– Дома разберемся, – поторопил напарника Сомов. – Шевелись, ехать надо.

Каростин кое-как открыл багажник опрокинувшегося «форда» и перетащил в

«понтиак» свой багаж. Он уже собирался садиться, но вдруг сообразил:

– Капитан… Мы должны взять этого… Который с нами ехал.

– Ты, парниша, совсем сдурел, однако. Он же весь в крови. Даже здешние лопухи заподозрят неладное.

– Закутаем в мое пальто. Совершенно необходимо сделать ему вскрытие, изучить анатомию. Пойми – это необходимо!

– Ну как знаешь, – сдался Сомов.

Вдвоем они переодели убитого гонта и усадили труп на заднее сиденье

«понтиака». Михаил успел обратить внимание, что смерть совершенно не изменила черты инопланетного лица. Потом он подумал, что странную двоякую роль сыграла пустынная дорога, протянутая к авиабазе. С одной стороны, в этом безлюдном месте фашисты без помех устроили им западню. С другой стороны, здесь не было свидетелей и американские власти не узнали о перестрелке и гибели инопланетянина. А когда узнают – «Красная Звезда» уже будет лететь над Арктикой.

У ворот базы ждали обеспокоенный Котрикадзе и полковник ВВС США, который обеспечивал техническую сторону их визита. «Понтиак» подкатил к самому трапу

«Красной Звезды», и Михаил крикнул летчикам:

– Мужики, принимайте груз. У нас приятель перебрал. Экипаж помог втащить в самолет мертвого инопланетянина. Никто не задавал лишних вопросов, даже когда стало ясно, что непредусмотренный пассажир если чего и перебрал, то хорошую дозу свинцовой начинки.

С опозданием на полтора часа АНТ-39, разбежавшись, расстался с землей и устремился в мучительно долгий путь над северной макушкой планеты, направляясь к лежавшей в другом полушарии Москве. И опять потянулись нескончаемые часы изнурительной стужи под дребезжанье моторного квартета. И опять они грызли кубики заледенелого чая и жевали промерзшую пищу. И уж страшно даже вспоминать о посещениях отхожего места.

Всю дорогу Михаил утешал себя мыслями о гонгах, которые проводили в межзвездных рейсах не какие-то несчастные двое суток, а долгие годы. Впрочем, он предполагал, что на космических кораблях пассажирские отсеки все-таки отапливаются. Может быть, экипажам этих звездолетов даже подают горячую пищу.