Рядом скрючился труп демона, в котором оставалось очень немного человеческого – огромные клыки торчали из оскаленной пасти, три остекленевших глаза над кривым клювом злобно нацелились в потолок, длинные верхние лапы с двумя суставами заканчивались изогнутыми острыми когтями. Часть людей суетилась, пытаясь загасить тлеющие ковры и мебель, но большинство окружало нестройным кольцом неподвижных поединщиков, с невыразимым ужасом взирая на распростертые тела. Каждое шевеление гирканца почему-то приводило окружающих в еще большую растерянность, граничащую с паникой.
От слабости он неважно владел своим телом, да и видел очень плохо – как в густом тумане. Потом к нему приблизилась какая-то неясная фигура, прокричавшая голосом Ликтора:
– Уберите оружие, болваны, это же наш агабек! – Затем Ликтор тихо спросил: – Эфенди, ты слышишь меня? Ответь.
Сумукдиар слабо кивнул и хотел пошутить: дескать, вроде бы жив еще, но вместо слов из глотки вырвалось звериное рычание. Удивленно осмотрев свое тело, Сумук обнаружил, что все еще остается в тигрином обличье. Хрипло мурлыкнув, он кое-как сел, поджав под себя хвост, и попытался сосредоточиться. Получалось тяжко, силы были на исходе, но потом трансформация все же свершилась, и он вернул прежнее человеческое тело. Все вокруг него восторженно загалдели.
– Помогите встать, – еле слышно выговорил Сумук. – Пить дайте.
Через четверть часа, сменив изодранную и опаленную в ходе схватки чоху и прочую одежду на запасной наряд. гирканец сидел за столом, энергично восполняя силы. Бикестанская кухня была ему в новинку, но тем не менее холодный бешбармак из конины, жирный баран, целиком зажаренный на вертеле, и многочисленные приправы оказались (или, по крайней мере, показались) чрезвычайно вкусными и, уж во всяком случае, питательными. Под восхищенные взгляды и реплики джангышлакского двора Сумук поглощал огромные порции мяса и овощей, запивая прохладным некрепким вином, и слушал оправдания Нур-Карахана.
– Не думай, мы прекрасно понимали, что Орда идет не защищать, а уничтожать нас, – говорил султан. – Но пойми и наше положение: что мы могли противопоставить такой силе? Я вел переговоры, пытался выторговать для Бикестана мало-мальски выгодные условия, надеялся даже уговорить Тангри повести Орду в обход наших земель…
– Я понимаю, – деликатно покивал Сумук.
Нур-Карахан подозрительно покосился, но сказано это было вроде бы серьезно, без издевки, поэтому султан продолжал, разводя руками:
– Ну сейчас-то уже вопрос решенный – придется воевать. Рысская армия, как я понимаю, на подходе?
– Завтра вечером передовые пехотные полки выйдут на вашу границу. Одновременно перебросим через море примерно семидесятитысячное войско из Средиморья. Надо сегодня же выбрать позицию, на которой мы дадим сражение.
– Погоди-погоди, – возбужденно перебил его султан. – Как ты собираешься перевозить по морю такую армию? На всем Гиркане не найдешь нужного числа кораблей!
– Разве я сказал «перевезем»? – надменно поднял бровь джадугяр. – Я сказал «перебросим»! У нас нет столько галер, но есть сильные волшебники… И еще. Надо немедленно схватить предателей, наймитов Орды. Я имею в виду хана Карабуйнуза и его приспешников.
– Ты опоздал, – разочарованно вздохнул Нур-Карахан. – Пока ты дрался с магрибским демоном, кто-то успел прирезать всех предателей.
На два шага позади монарха, сохраняя непроницаемость лица, стоял Али-Азиз, и Сумукдиар решил не развивать эту тему. И без того все было понятно – старая школа…
Между тем один из стариков – кажется, это был предводитель племени аргын – осторожно спросил:
– Не скажет ли уважаемый рысский посол, что будет делать войско Царедара, если мы не согласимся впустить вашу армию?
«Надо же, – удивился Сумук, – а я-то обрадовался, что они все поумнели. Как говорится, хоть колом по голове лупи – один хрен, как горох об стенку…»
– Войско остановится на границе, – сказал он строго. – Там мы дождемся, пока сюэни раздавят вас, и тогда сами дадим сражение. Понятно?
Массагеты, савроматы, нерлуки, гузы и прочие вздыхали, переглядывались, но видно было, что большинство так и не может решить, которой из подступивших к Бикестану армии следует сильнее бояться. Нур-Карахан произнес, неловко отводя глаза:
– А может, вы направите свои полки вокруг наших границ, по дуге оазисов? Тогда жители центральных провинций даже не заметят присутствия чужеземцев.
– Это означало бы потерять пять-шесть дней за счет удлинения маршрутов. – Сумукдиар отрицательно замотал головой. – К тому же в тех местах не так много воды – одно название, что «дуга оазисов»… Нам удобнее все-таки подождать на вашей северной границе. Когда Тангри-Хан разобьет армию Бикестана и начнет разрушать города, никто из вас не будет говорить: мол, рыссы без разрешения пересекли вашу границу.
– Почему не будет? – вскинулся слишком горячий вождь племени гузов.
– Потому что тогда не будет государства, а стало быть, и границ. И вас самих тоже не будет.
Снова завязался бредовый спор. Одни соглашались, что без рысского войска Бикестан погибнет, другие кричали, что сами дадут врагу надлежащий отпор. Напоминания о несметном численном превосходстве сюэней воспринимались как злостное оскорбление национального достоинства. «Мы уйдем в наши бескрайние степи, – кричали горластые ревнители национальной свободы. – Мы будем жить в кибитках, нападать на врага из степи и снова скрываться в степях. Мы будем жалить Орду, как стая слепней пьет кровь огромного буйвола…»
Конец спорам положил верховный жрец, проговорив негромко:
– Многие так думали в разное время. Поэтому в пустыне так много занесенных барханами руин. Жители этих городов тоже намеревались в одиночку отразить вражескую орду. К счастью, потом явился Афрасиаб и сумел на время объединить Маверранахр.
Его реплика чуть охладила пыл самых ярых, и Нур-Карахан с легким сердцем провозгласил:
– Отправьте гонцов к северной границе. Пусть старейшины племени жузов устраивают дружественной армии достойную встречу, пусть на всем пути до места сражения армию союзников бесперебойно снабжают продовольствием и водой за счет племен и султанской казны.
Ханы отдавали соответствующие распоряжения, кое-кто из племенных вождей уже откланивался, чтобы выехать к своим юртам собственной персоной, другие отправили сыновей или племянников. Пир между тем вяло, но продолжался. Вино, хоть и было слабеньким, употребляясь в былинных дозах, все-таки действовало на головы и развязывало языки. Великий визирь Фиридун-Ака спросил о том, чего в трезвом виде спрашивать не стал бы:
– Агабек. ты кажешься честным человеком. Скажи мне, как брату… – Он подался вперед всей массой необъятной туши. – Вот мы заключаем с вами союз для битвы… А потом ваши войска уйдут или вы заставите Бикестан стать частью Белой Рыси?
Махнув ладонью в знак отрицания, Сумук ответил:
– Принуждать к чему бы то ни было вас не будем. После разгрома Орды, закончив преследование отступающих сюэней, наше войско вернется домой. Но я думаю, вам же будет лучше стать частью большого царства. Большая политика не терпит пустоты – на месте империи Тангри-Хана возникнут новые хищники…
– Подумаем об этом позже, – строго оборвал разговоры султан. – Пора отдохнуть. Завтра будет очень тяжелый день.
– Когда это мои дни бывали легкими, – вырвалось у гирканца.
– Нет-нет, погоди немного, ал-хазрат, всего одно мгновение, – взмолился верховный жрец. – Агабек, какая вера будет в новом царстве Великой Белой Рыси?
– Единый бог, конечно.
– А какая именно разновидность Единой Веры? – настаивал старый маг. – В ромейских, кельтских и франкских королевствах поклоняются распятой на кресте фигуре, в Месопотамии да и других соседних странах почитают сунны Нового Пророка, в Парфии – царит Покорность Шия, в Фаластыне – древнейшие Пять Книг… Так ли едина ваша Единая Вера?
– Главное, чтобы все мы почитали Демиурга, – устало сказал Сумукдиар. – А какую из продиктованных Творцом книг вы читаете – не столь уж и важно. Книг много, но бог-то – един!
– Я понял, – пробормотал жрец и задумался.
Каган решительно заявил, что пора расходиться, и подал пример, первым встав из-за дастархана. Однако не успели остальные придворные и гости сделать то же самое, как Али-Азиз доложил, что прибыл командир бактрийских повстанцев и требует немедленной аудиенции у Нур-Карахана и Кровавого Паши.
– Зови, шайтан с ним, – проворчал монарх. – Но, если его дело окажется не слишком важным, Шакал пожалеет о своей дерзости!
В зал вошел Кесменака Амади по прозвищу Горный Шакал. Разбойник держался не так нахально, как обычно, и даже отвесил султану низкий поклон.
– Простите, что потревожил вас в столь позднее время, – произнес он смиренно. – Однако у меня спешные вести, к тому же стало известно, что здесь гостит мой давний друг Кровавый Паша Хашбази, которого эти новости тоже должны заинтересовать…
«Тоже мне друг отыскался, – возмутился мысленно гирканец. – Таких друзей у меня много по древлеборским лесам бегает – все в серых шкурах. Шакал ты паршивый, а не друг!» Вслух он, конечно, этого говорить не стал, а, наоборот, изобразил свирепое подобие приветливой улыбки. Зато Нур-Карахан вспылил:
– А мне бы хотелось узнать, какая ядовитая змея докладывает тебе о моих гостях! Ты должен воевать с нашим общим врагом, а не шпионить за посетителями этого дворца!
– Еще раз прости, ал-хазрат. – С этими словами Кесменака встал на колени, коснувшись лбом каменных плит пола. – Сегодня утром мой отряд разгромил караван сюэней по ту сторону границы. Мы вырезали конвой, захватили много разного добра, оружие, важные бумаги.
– Барахло оставь себе, а бумаги передай в мухабарат, – раздраженно поторопил разбойника Нур-Карахан. – Надеюсь, ты хочешь сказать что-нибудь поважнее.
Отбив лбом еще один нижайший поклон, Горный Шакал продолжал:
– Конечно, это не все, о величайший из повелителей. Вот эти бумаги… – Он протянул подлетевшему Али-Азизу внушительную пачку пергаментных свитков. – Дело в том, что с караваном ехал ордынский колдун, который… в общем, его тоже убили, хоть это было и непросто. И с его трупа я снял документ, который мы не смогли прочитать. Может быть, эфенди Сумукдиар знает этот таинственный язык?
Усталость будто дракон хвостом смахнул. Упруго оторвавшись от подушки, джадугяр буквально вырвал у Кесменаки плотную бумагу и впился глазами в извилистую магрибскую клинопись.
«…Передовым туменам пересечь границу на таких-то участках на рассвете после полнолуния, то есть послезавтра. Маршрут продвижения первой колонны, второй… так, это понятно… Слоны движутся на оазис… вслед за группой туменов… ифриты… тарандры… Место сбора армии – переправа через Памбык-дарья… В дальнейшем наступать тремя самостоятельными группами туменов в общем направлении…» А это еще что такое?!
Сумукдиар не мог понять смысл приказа: «…две группировки разворачиваются, чтобы сдержать натиск наседавшей с севера армии рыссов, тогда как пять туменов стремительным броском прорываются к Джангышлаку, дабы Иштари могло беспрепятственно войти в мавзолей Шах-Зинда. Расположение звезд будет благоприятствовать выполнению предначертаний Иблиса в течение трех ночей – потом станет слишком поздно…» – так писал Тангри-Хан в своей директиве, разосланной всем командирам туменов.
– На кой бес понадобилась им могила Афрасиаба? – недоуменно пробормотал Сумук.
Он вдруг припомнил, что еще Аламазан своими самыми последними – из потустороннего уже мира – словами предупреждал: помешай врагу потревожить Живого… Живой? Видимо, имелся в виду Афрасиаб – убитый здесь, но сохранивший жизнь за гранью Среднего Мира шах Маверранахра… Да-да-да, была ведь старая легенда: если, мол, потревожить Шах-Зинда – могилу Живого Шаха, то начнется война. Странно, зачем им это, ведь война и без того начинается… Но в приказе Тангри говорится еще о трех благоприятных днях… Возможно, если они вскроют гробницу в какие-то определенные дни, то военный успех окажется на стороне магрибцев? Что ж, это было похоже на правду. В любом случае Орду надо уничтожить – на чьей бы ни были стороне светила!
– Я должен отдохнуть, – сказал Сумукдиар, хрустко зевнув и пошатываясь – якобы от усталости. – Продолжим разговоры, то есть переговоры, утром.
Однако стоило гирканцу вернуться в свою комнату, внешние признаки утомления моментально исчезли. Он поспешно развел огонь и бросил в пламя шарик с именем Светобора. Несмотря на поздний час, Великий Волхв ответил незамедлительно, и лицо старого рысса выглядело обеспокоенным. Светобор быстро спросил, не слушая приветствий:
– Что у тебя?
– Полный успех. Хызра ликвидировал, Бикестан убедил воевать в заединстве. Кроме того…
Он коротко пересказал суть директивы Тангри-Хана и свои соображения по этому поводу. Великий Волхв согласился, что так оно, видимо, и есть: магрибское колдовство предрекло победу, если магия усыпальницы будет разрушена в строго определенные дни ближайшего будущего.
– В другом вопрос – какие именно дни им благоприятны? – отрешенно, словно размышляя вслух, проговорил старый жрец. – Уж не через восемь ли дней этот срок начинается?
– Именно так. День, который начнется через восемь суток, а также последующие три дня, – подтвердил Сумук и тотчас же воскликнул, мысленно проклиная себя за тугодумие: – Свадьба Озириса!
– Да, ты прав, – сказал Светобор. – Покровитель Магриба и властитель подземного царства смерти умирает осенью, но воскресает весной, а в середине лета сочетается браком с одной из демонесс Нижнего Мира. Все просто.
– Конечно, просто, когда все объяснили, – усмехнулся гирканец. – Значит, мы должны в ближайшие пять-семь дней навязать Орде битву и одержать победу. Не позже. Вот вернусь завтра в походную ставку, займусь вместе с Охримом планами сражения.
– Не выйдет. – Светобор, тяжело вздыхая, перекрестился. – Нет больше нашего Охрима, вечная ему память.
Он рассказал жуткую историю. Оказывается, полоумный алхимик Андис совместно с недобитыми наймитами Орды, о коих из-за множества дел как-то подзабыли, по указке и наущению Магриба вырастил в своих подземельях ораву вампиров-гомункулусов. Были это уродливые, туповатые, но невероятно злобные карлики, помеченные пятнами на лысине и готовые без раздумий выполнить любое повеление, особенно если это было повеление убивать. Нынешним утром кровожадные гомункулусы проникли в главные учреждения Царедара: государеву канцелярию, приказ Тайных Дел, военный приказ, Оружейный двор – и принялись убивать всех, кто попадался им на глаза. Прежде чем стражники сладили с нападавшими, карликовые вампиры лишили жизни почти полторы сотни добрых людей, включая воеводу Охрима Огарыша, а также многих полководцев, собравшихся в военном приказе для серьезного разговора.
– Твои ребятки уже допросили Андиса, – поведал Светобор. – Старый негодяй показал под пытками, что уже давно прислуживает Магрибу и что пару недель назад, после неудачи чародейского штурма, его вампиры совершили первую попытку умертвить Охрима, подстроив это злодейство как самоповешение. Помнишь, охранники военного приказа случайно заглянули в светлицу и успели старика из петли вытащить? Словом, тогда у них сорвалось, а теперь вот – выгорело. Страшная потеря – какой был человек, какая голова!
– Гады ползучие! – взвыл Сумукдиар. – Истреблю! До восьмого колена выкорчую!
И он действительно сдержал свое обещание, но только случилось это потом, после главного сражения.
Глава 18
В СТЕПИ ЗА ГИРКАНОМ
Военная наука – сложное и запутанное переплетение множества тайн и особых приемов. Надо быть не только сильнее неприятеля, но также хитрее и умнее, то есть надлежит в первую очередь знать и предугадывать вражеские замыслы. Но и тут не все просто. Вот узнали рыссы содержание директивы, но и Тангри-Хану стало известно, что его приказ попал к противнику, и теперь сюэни запросто могут изменить свои планы. Тем не менее большой воздушный отряд уже третий час носился над пустынной степной равниной в поисках группы туменов, которая, возможно, именно в этих местах пыталась прорваться на Джангышлак…
Распластав исполинские крылья, Пятнистый парил над бескрайней плоскостью. Позади Сумукдиара летели еще четыре дракона: два серых чуть ниже и два бирюзовых – чуть выше Пятнистого. Чтобы предотвратить любые случайности и улучшить обзор, они держались в двух сотнях шагов над землей – и видно далеко, и стрелой врагу не достать. Под ними проносилась выгоревшая от летнего зноя степь, где лишь вокруг нечастых родничков зеленела трава, одиноко стояли юрты да паслись небольшие отары. И вовсе редко попадались соры – мелководные соленые озера с неверным топким дном.
Мелькнула белесая проплешина – когда-то здесь был сор, но потом вода ушла или высохла и осталась только неглубокая впадина, покрытая коркой соли. Такие места кочующие здесь аргыны и дулаты называли «шор». Сумукдиар невольно усмехнулся: в Атарпадане это слово означало «творог», и действительно, с высоты было похоже, будто кто-то размазал по степной поверхности немного творога… А в старину в этих краях, наверное, кипела жизнь: еще оставались следы прочных оград, стоял истукан – каменная баба, на небольшом холмике чудом сохранились стены большого дома…
– Там кто-то есть! – крикнул сзади Тимофей, наездник серого Волка. – Сделать бы круг над ними.
Сумук подал знак, разрешая маневр, и весь отряд полетел по дуге в сторону развалин. Внизу на самом деле бродило с десяток верблюдов, но это были отнюдь не разыскиваемые враги, а сторожевой дозор бикестанцев из племени карлуков. Увидев воздушных союзников, они радостно замахали руками и рубахами, приглашая приземляться.
Когда драконы, тяжело переводя дыхание, легли брюхом на грунт, к гирканцу подбежал командир дозора и, темпераментно жестикулируя, сообщил, что в двадцати верстах к северо-востоку стало лагерем огромное войско сюэней – наверное, два или три тумена.
– Всего лишь два-три? – недоверчиво переспросил джадугяр. – Может быть, их больше – пять-шесть туменов?
– Может быть, – послушно подтвердил бикестанец. – Понимаешь, паша, я боялся говорить слишком много. Вдруг ты смеяться будешь, скажешь, что я трус, мне от страха так много показалось…
– Занятно, – процедил Сумук. – Значит, ты говоришь, их тысяч пятьдесят?
– Не меньше, – согласился командир верблюжьего разъезда.
Вероятно, они все-таки наткнулись на группу войск, которая имела задание кружным путем выйти к Джангышлаку. Конечно, город хорошо укреплен, там не менее тридцати тысяч бикестанцев и два полка тяжелой рысской пехоты, да и волшебники потрудились на славу, возводя вокруг летней столицы султаната неприступную стену чар. Но все равно неприятно было бы, приблизься к тем местам такой сильный отряд Орды…
– Да, паша, у них много конницы, много верблюдов. Мы видели на этом стойбище ифритов, разных драконов – ползающих и летающих, и еще стенобойные и метательные машины… – Сотник-карлук поперхнулся и долго кашлял. – Я послал гонца командиру нашего тумена, но он не приведет подмогу сюда, а станет ждать на рубеже засеки – это три дюжины верст дальше по дороге.
– Навряд ли они двинутся по дороге, – размышлял вслух гирканец. – Наверняка сюэни знают, где мы поставили этот тумен. Обойдут – в степи места хватит. Да и не выдержит один тумен удара такой силищи… – Он помолчал. – Ой, как хочется навалиться на них сверху, выбить драконов и прочую магическую живность, но… звери мои давно уже в полете, да! Им воды надо.
– У нас тут колодец есть, – обрадовался сотник. – Берите воды сколько нужно.
Не успела струйка песка в хронометре отмерить и получаса, как отряд снова взмыл в воздух. Они недолго покружили над шором, поджидая вызванную Сумукдиаром подмогу. Вскоре подоспело подкрепление: два десятка драконов. Разделив крылатых хищников на две группы по масти, джадугяр устремился к вражескому стойбищу.
Когда перед ними открылся лагерь ордынской группировки, Сумук удовлетворенно присвистнул. Бикестанский офицер верно оценил силы неприятеля – здесь было не меньше четырех конных туменов. В небе над стойбищем патрулировали три пары драконов, охранявшие войско от нападения сверху. Сомнений не оставалось – это была та самая группа, которую Сумук разыскивал уже второй день.
– Вперед! – крикнул джадугяр. – Действуйте, как я учил!
Бирюзовые хищники стремительно атаковали воздушную стражу, а серых гирканец повел низко-низко, поливая огнем походные юрты сюэней. Враг, ошеломленный внезапным дерзким нападением, не сумел быстро наладить оборону, и несколько сот ордынцев сгорели заживо, не успев даже понять, что с ними происходит.
Главной целью Сумукдиара были, конечно, драконы, ифриты и тарандры, отдыхавшие в центре стойбища после долгого степного перехода. Всего этих тварей было около сорока, расположились они тесной стаей, так что большую их часть удалось поразить уже с первого захода. Затем сюэни опомнились, снизу все гуще летели стрелы, и отряд резко набрал высоту, готовясь к повторению удара.
Между тем бирюзовые уже перебили нескольких ордынских драконов, которые успели подняться в воздух. Где-то далеко внизу сюэни копошились среди очагов пожара, охватившего стойбище, какие-то подразделения перемещались на периферию лагеря, другие пытались загасить пламя. Уцелевших ползающих драконов, ухвативши по десять человек за надетые на лапы цепи, затаскивали на деревянные козлы – так, чтобы их пасти были обращены к небу.
– Ладно, мужики, драконы передохнули, огоньки в животиках так и играют! – крикнул Сумук. – Вторая атака. Серые идут слева от меня, бирюзовые – справа. Жечь все, что увидите. Дистанция – полста шагов. Пока мы с Пятнистым целы – всем повторять каждый наш маневр.
Стая снова бросилась на противника, постепенно снижаясь и огибая лагерь по широкой дуге, чтобы зайти с восточной стороны, где сюэни сосредоточили обозы. Поскольку летучих драконов у врага оставалось всего-то три-четыре, Сумукдиар решился бросить на истребление наземных целей всех своих зверей – и бирюзовых бойцов, и серых штурмовиков. Он гнал Пятнистого, пришпоривая и подбадривая воинственными выкриками. Его ноги, обжимавшие чешуйчатые бока животного, чувствовали жар, нараставший в драконьей утробе.
Конечно, лучше всего было бы снизиться шагов до тридцати или даже двадцати – с такой высоты струя пламени низвергается сплошным потоком, сметая даже боевого слона в полном доспехе из кованой бронзы. Но Сумук не хотел рисковать, нарываясь на стрелы и магию, а потому ударил с высокого полета. Огонь падал на землю, слабея и распадаясь на клочья, однако обозы все равно вспыхивали один за другим. Горели запасы провианта и фуража, вьюки одежды и связки стрел.
– Вода! – радостно воскликнул вдруг Рым. – Паша, справа впереди.
Это действительно была вода – огромные, из нескольких воловьих шкур сшитые бурдюки, погруженные на четырехосные повозки. Тут уж стало не до осторожности, Сумукдиар круто бросил Пятнистого вниз, и остальные драконьи поводыри беспрекословно последовали за командиром, не обращая внимания на нестройный заградительный огонь ордынских лучников. С высоты тридцати– сорока шагов огненные потоки опрокидывали и разрывали на куски как упряжных буйволов, так и сами сосуды, наполненные бесценной, по законам пустыни, влагой.
Потом драконы исчерпали внутренний огонь, и стая снова взмыла ввысь. Торопливо пересчитав своих, Сумук облегченно вздохнул: и на этот раз обошлось без потерь, лишь одному из бойцов легко зацепило стрелой ногу, да у двух-трех драконов торчали из неопасных мест оперенные древки.
С полчаса они кружили выше трехсот шагов, пока огнетворные железы крылатых чудовищ вырабатывали свежие порции горючей смеси. Когда игравшее в утробе пламя снова разогрело чешую зверей, Сумукдиар приказал начинать третью, последнюю атаку, нацелив острие удара на еще не затронутый нападениями с воздуха тумен, стаявший чуть в стороне от главных сил. Перед броском джадугяр предупредил своих бойцов:
– Будьте начеку, сюэни уже опомнились и должны быть готовы отразить налет. Первыми идут бирюзовые, прикрывая серых от ударов снизу. Лишь над целью бирюзовые расходятся влево и вправо, выпуская вперед серых. Ну пошли!
Сюэни действительно были готовы. Уже в полуверсте от стойбища рыссы заметили летящие навстречу черные точки. «Гадовраны!» – понял Сумук. Месяц назад эта встречная стая из двух сотен ядовитых тварей привела бы к быстрому уничтожению всего отряда, но теперь они были готовы к такому нападению.
Летевшие первыми бирюзовые хищники выдохнули пламенные струи, поставив на пути гадовранов сплошную стену огня. Сквозь эту завесу прорвалось от силы четыре-пять дюжин крылатых гадюк, которых серые перебили экономными одиночными плевками горючей слюны. Потом налетали вторая и третья волны гадовранов, стая потеряла двух бирюзовых и одного серого, но неуклонно приближалась к вражескому лагерю. Сюэни между тем заметно всполошились – еще бы, рысские драконы почти беспрепятственно отразили удар новейшего ордынского оружия, которое до сих пор работало безотказно!
Четвертая волна гадовранов оказалась самой слабой не больше сотни штук. Похоже, запасы этих тварей были исчерпаны. Но и бирюзовые уже израсходовали весь огонь, а использовать для самозащиты пламя серых драконов означало бы отказ от атаки. Однако и такой оборот событий был предусмотрен, поэтому последовала короткая, но понятная всем команда. Отдав приказ, Сумукдиар взял в руки подвешенную к седлу клетку и, отворив дверцу, выпустил сидевшего в ней кречета. Одновременно с ним то же самое сделали остальные драконьи наездники, и два десятка хищных птиц, обогнав драконов, с радостным клекотом обрушились на стаю гадовранов. Через несколько минут в воздухе не осталось ни единой помеси вороны со змеей, и бойцовые серые без помех прошлись огнем по плотному строю конных сюэней.
Потери внизу были ужасающие – полегло не меньше тысячи людей и столько же, если не больше, лошадей. Поджарились также оба боевых слона, два из трех ифритов, а также добрая половина обозных упряжек. На прощание, довершая разгром, Сумукдиар метнул в гущу разбегавшихся врагов одну за другой четыре молнии Зевса. Потом он сделал над этим местом несколько широких кругов, чтобы убедиться в эффективности нового своего оружия. Результат вполне его удовлетворил – громовой удар каждой молнии оставлял испепеленный круг десяти саженей в поперечнике.
– Полетели на главную квартиру, – скомандовал джадугяр, вернувшись к стае. – Дракончики аж языки свесили от изнеможения. Под вечер пришлю сюда еще полсотни зверей – в сумерках подчистую добьем эту группу туменов.
Рысский лагерь бурлил. С северо-запада непрерывной лентой подтягивались колонны. Отдохнувшие полки по двум дорогам уходили к далекому степному рубежу сосредоточения, откуда армии предстояло выступить на место сражения. Предстояло еще, впрочем, выбрать это самое место сражения.
Приземлившись на площадке, отведенной для крылатых зверей, Сумукдиар поспешил осмотреть драконов. Легкие ранения получили многие, но один из бойцовых серых был буквально утыкан стрелами – чудо, что вообще дотянул до своих. Джадугяр энергично выругался.
– Я всегда стервенею, когда теряю в бою ребят, – сказал он Ликтору. – Трое вообще не вернулись, этого красавца тоже надолго из строя выбили. Хорошо хоть всадник почти невредим остался.
– Троих потеряли, – согласился флегматичный загроэламец. – Зато сколько врагов пожгли? За каждого нашего – чуть ли не полтысячи сюэней. Не так уж плохо, паша.
– И вообще ты поменьше стервеней, – по-солдатски просто и прямо посоветовал Рым. – Завтра-послезавтра, прикинь, такая сеча будет – половину войска положим. Всех не пережалеешь.
– Так-то оно так, но все-таки… – Сумук вздохнул. – Рассказали бы, что ли, как наши погибли.
Бойцы наперебой поведали то немногое, что успели разглядеть в боевой сутолоке. Митрию гадовран с налету прокусил не прикрытое кольчугой бедро, а затем, видать, ядовитые твари достали и потерявшего управление дракона. Ваську Рябого самого не задело, но под ним убили бирюзового, и они вместе рухнули оземь с двухсот шагов, так что лишь мокрое место осталось. На Гюльбалу набросились сразу несколько гадовранов, причем двоих он зарубил саблей, но третий ужалил мидийца в затылок, и тут же остальные впились в брюхо его дракону.
– Трое из двадцати пяти – неплохой результат, особенно если учитывать успех вашей атаки! – раздался рядом знакомый голос Нур-Карахана. – Весной я бросил на Орду больше сотни крылатых, а вернулись только четырнадцать. Слава Творцу, мы научились воевать.
– Это все князюшка наш Кровавый удумал, – проскрипел еще более знакомый голос. – Не знаю уж, чем его отблагодарить.
Резко обернувшись, Сумукдиар увидел, что шагах в пяти от него стоят Иван Ползун, Нур-Карахан, а чуть поодаль топчутся свитские и рынды царской охраны. Его драконьи наездники, разобравшись в две шеренги, застыли, вытянув руки по швам.
– Здравствуй, царь-батюшка. – Гирканец поклонился и добавил обидчиво: – Не ради наград стараюсь.
– Знаю, сыночек, потому и приходится мне голову ломать о твоих наградах. – Ползун опустил руку ему на плечо. – Отдохни чуток и, будь добренький, загляни ко мне в шатер. Послушаем, поговорим.
– Я быстро, – сказал Сумук.
– А ты не спеши, – строго заметил царь. – Думаешь, мне за столом лишний едок нужен? Нет, голубчик, мне твоя голова нужна для совета. А для совета голова, сам понимаешь, нужна свежая.
Нижний край солнца приближался к недостижимой черте горизонта, когда в царском шатре собралось человек двадцать. Были здесь главным образом все те, кто на последних Княжьих Вечах сплотился вокруг заединщиков, а кроме них – Сахадур-Мурза, Нур-Карахан да командиры новых корпусов – средиморских и бикестанских. Кормили-поили не пышно – поход все-таки, не до разносолов-деликатесов, – но добротно, от пуза. Повара запекли в глине здоровенных степных индюков, поджарили целую гору картошечки, рыбку красную над углями подрумянили. Горилку по цареву повелению не подавали – только вино.
Подкрепившись, Ползун утер губы шитой салфеткой и легонько махнул рукой, приказывая убрать со стола. Челядь проворно сменила скатерть, на столе появились самовары, фарфоровые пиалы – большие чашки без ручек, сахар принесли, варенье, фрукты. Хотя с близкого моря тянул свежий ветерок, в шатре было душно, все обливались потом и давно скинули кафтаны и халаты, оставшись в одних только тонких нательных рубахах.