100 великих - 100 великих заговоров и переворотов
ModernLib.Net / Научно-образовательная / Мусский Игорь Анатольевич / 100 великих заговоров и переворотов - Чтение
(стр. 17)
Автор:
|
Мусский Игорь Анатольевич |
Жанр:
|
Научно-образовательная |
Серия:
|
100 великих
|
-
Читать книгу полностью
(2,00 Мб)
- Скачать в формате fb2
(581 Кб)
- Скачать в формате doc
(566 Кб)
- Скачать в формате txt
(554 Кб)
- Скачать в формате html
(577 Кб)
- Страницы:
1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41, 42, 43, 44, 45, 46, 47
|
|
Великую княгиню Анну Леопольдовну, а также ее министров неоднократно предупреждали о честолюбивых намерениях Елизаветы. Об этом доносили шпионы, писали дипломаты из разных стран Но больше всего первого министра А.И Остермана встревожило письмо, пришедшее из Силезии, из Бреслав-ля. Хорошо информированный агент сообщал, что заговор Елизаветы окончательно оформился и близок к осуществлению, необходимо немедленно арестовать лейб-медика цесаревны Лестока, в руках которого сосредоточены все нити заговора.
Анна Леопольдовна не послушалась тех, кто советовал задержать Лестока. На ближайшем куртаге при дворе 23 ноября 1741 года, прервав карточную игру, правительница встала из-за стола и пригласила тетушку в соседний покой. Держа в руках бреславское письмо, она попыталась приструнить Елизавету посемейному. Когда обе дамы вновь вышли к гостям, они были весьма взволнованы, что тотчас отметили присутствовавшие на куртаге дипломаты. Вскоре Елизавета уехала домой. Как писал в своих «Записках» генерал К.Г. Манштейн, «цесаревна прекрасно выдержала этот разговор, она уверяла великую княгиню, что никогда не имела в мыслях предпринять что-либо против нее или против ее сына, что она была слишком религиозна, чтобы нарушить данную ей присягу, и что все эти известия сообщены ее врагами, желавшими сделать ее несчастливой.»
Вернувшись домой, Елизавета собрала своих сторонников на совещание, на котором было решено произвести переворот вечером следующего дня. Предусмотрительность этого шага подтвердилась, поскольку на другой день гвардейские полки получили приказ выступить из Петербурга на войну со шведами.
24 ноября 1741 года, в 23 часа, Елизавета получила сообщение, что гвардейцы готовы поддержать ее «революцию» Лесток послал двух наблюдателей к Остерману и Миниху разузнать, не забили ли там тревоги. Ничего подозрительного они не заметили. Сам Лесток отправился в Зимний дворец.
Вернувшись к Елизавете, Лесток нашел ее молящейся перед иконой Богоматери. Впоследствии было высказано предположение, что именно в эту минуту она дала обет отменить смертную казнь, в случае удачи опасного предприятия.
В соседней комнате собрались все ее приближенные Разумовские, Петр, Александр и Иван Шуваловы, Михаил Воронцов, принц Гессен-Гомбургский с женой и родные цесаревны: Василий Салтыков, дядя Анны Иоанновны, Скав-ронские, Ефимовские и Гендриковы.
Цесаревна надела кавалерийскую кирасу, села в сани и по темным и заснеженным улицам столицы поехала в казармы Преображенского полка. Там она обратилась к своим приверженцам: «Други мои! Как вы служили отцу моему, то при нынешнем случае и мне послужите верностью вашею!» Гвардейцы отвечали: «Матушка, мы готовы, мы их всех убьем». Елизавета возразила: «Если вы хотите поступать таким образом, то я не пойду с вами». Понимая, что ненависть ее сторонников обращена против иностранцев, она сразу же объявила, что «берет всех этих иноземцев под свое особое покровительство».
Гренадеры были давно подготовлены к «революции» Елизаветы. Предварительные разговоры, намеки доверенных цесаревны, деньги и обещания, которые они щедро раздавали, сделали свое дело наилучшим образом.
Выйдя из саней на Адмиралтейской площади, Елизавета в сопровождении трехсот солдат направилась к Зимнему дворцу Солдаты нервничали, спешили, цесаревна с трудом шла по снегу Вот тогда-то гренадеры подхватили ее на свои широкие плечи и внесли в Зимний дворец.
Все входы и выходы тут же были перекрыты, караул сразу же перешел на сторону мятежников. Гренадеры устремились в императорские апартаменты на втором этаже. Солдаты разбудили и арестовали Анну Леопольдовну и ее мужа Антона Ульриха Шетарди в своем донесении во Францию отмечал: «Найдя великую княгиню правительницу в постели и фрейлину Менгден, лежавшую около нее, принцесса [Елизавета] объявила первой об аресте. Великая княгиня тотчас подчинилась ее повелениям и стала заклинать ее не причинять насилия ни ей с семейством, ни фрейлине Менгден, которую она очень желала сохранить при себе Новая императрица обещала ей это» Миних, которого примерно в те же минуты невежливо разбудили и даже побили мятежники, писал, что, ворвавшись в спальню правительницы, Елизавета произнесла банальную фразу: «Сестрица, пора вставать!» Кроме этих версий есть и другие. Авторы их считают, что, заняв дворец, Елизавета послала Лестока и Воронцова с солдатами на «штурм» спальни правительницы и сама при аресте племянницы не присутствовала.
Анна Леопольдовна с Антоном Ульрихом спустились из апартаментов на улицу, сели в приготовленные для них сани и позволили увезти себя из Зимнего дворца.
Не все прошло гладко при «аресте» годовалого императора Солдатам был дан строгий приказ не поднимать шума и взять ребенка только тогда, когда он проснется. Около часа они молча простояли у колыбели, пока мальчик не открыл глаза и не закричал от страха при виде гренадеров. Кроме того, в суматохе сборов в спальне уронили на пол четырехмесячную сестру императора, принцессу Екатерину. Как выяснилось впоследствии, от этого удара она оглохла.
Императора Ивана Антоновича принесли Елизавете, и она, взяв его на руки, якобы сказала – «Малютка, ты ни в чем не виноват!» Что делать с младенцем и его семьей, никто толком не знал. Так с ребенком на руках Елизавета поехала в свой дворец.
Вернувшись домой, она направила во все концы города гренадер, в первую очередь в места расположения войск, откуда они привезли новой государыне полковые знамена. За всеми вельможами послали курьеров с приказанием немедленно явиться во дворец.
К утру 25 ноября 1741 года были готовы форма присяги и манифест, в котором провозглашалось, что Елизавета I Петровна вступила на престол «по законному праву, по близости крови к самодержавным. родителям». Над этими документами потрудились канцлер князь A.M. Черкасский, секретарь Бреверн и А П. Бестужев-Рюмин.
Вызванные и построенные у Зимнего дворца полки принесли присягу. Солдаты прикладывались сначала к Евангелию и кресту, потом подходили к праздничной чарке. Под приветственные крики «Виват», залпы салютов с бастионов Адмиралтейской и Петропавловской крепостей Елизавета торжественно и чинно проследовала в свою резиденцию.
28 ноября был издан второй манифест, в котором право дочери Петра I на российскую корону подкреплялось ссылкой на завещание Екатерины I Иван Антонович был объявлен незаконным государем, не имевшим «никакой уже ко всероссийскому престолу принадлежащей претензии, линии и права». Монеты с его изображением были изъяты из обращения, а множество листов с присягой на верность ему публично сожжены на площадях «при барабанном бое».
ПЕРЕВОРОТ ЕКАТЕРИНЫ II
Россия. 1762 год
Со смертью императрицы Елизаветы Петровны в декабре 1761 года пресеклась династия Романовых Престол перешел к Карлу-Петру-Ульриху, успевшему за короткое правление дать начало новой династии – Романовых-Голш-тейн-Готторпов С именем голштинского принца, внука Петра Великого и Карла XII, связывалось множество надежд и беспокойств. В 1745 году великого князя женили на троюродной сестре – шестнадцатилетней принцессе Софии Августе Фредерике из мелкого княжества Ангальт-Цербст. После принятия православия принцессе дали имя Екатерины Алексеевны.
Переход трона к Петру III прошел спокойно – без попыток Екатерины этому противодействовать. По-видимому, свою роль сыграла беременность великой княгини – в апреле 1762 года у нее родился сын от Григория Орлова – будущий граф Алексей Бобрин-ский.
Уже через полгода после воцарения Петра общество было настроено против него. Духовенство выражало недовольство секуляризацией церковных земель, в результате по стране распространились слухи о пренебрежении царя основами православия, о том, как Петр III, громко смеясь, ходит по церкви во время службы, да и вообще собирается ввести в России лютеранство. Гвардия не одобряла планов императора отправить ее на войну с Данией. Промышленники выступали против запрета на покупку крепостных к заводам. Чиновников беспокоила непредсказуемость Петра. Да и дворянство, поначалу вознамерившееся отблагодарить его за Манифест о вольности сооружением золотой статуи императора, быстро поняло, что ничего хорошего от Петра ждать не приходится.
Национальные чувства русских людей оскорбляло подчеркнутое благоговение императора перед прусским королем, недавним противником России, потерпевшим от русской армии сокрушительное поражение. Петр демонстративно ходил в прусском военном мундире, носил на груди прусский орден, а на руке – перстень с миниатюрным портретом Фридриха и гордился тем, что король сделал его генерал-майором прусской армии.
Екатерине Алексеевне приходилось нелегко. Французский посланник Бре-тейль писал. «Положение императрицы самое отчаянное, ей выказывают полнейшее презрение. Император удвоил внимание к девице Воронцовой. Он назначил ее гофмейстериною Она живет при дворе и пользуется чрезвычайным почетом…»
Привязанность Петра к Елизавете Романовне Воронцовой была сильной и глубокой. Именно в этом и заключалась опасность для Екатерины. Фаворитку поддерживал влиятельный при дворе клан Воронцовых во главе с ее дядей – канцлером Михаилом Илларионовичем. В письме барону Остену в июне 1762 года сама Екатерина писала, что Воронцовы замыслили заточить ее в монастырь и посадить на престол рядом с Петром свою родственницу.
Друзья Екатерины предлагали ей, используя всеобщую ненависть к Петру, свергнуть его, заточить в каземат, чтобы самой править как самодержице или как регентше при малолетнем императоре Павле I. Тот же Бретейль сообщал: «Я полагаю, что императрица, смелость и горячность коей мне известны, решится рано или поздно на крайние меры. У нее есть друзья, которые стараются успокоить ее, но они решатся для нее на все, ежели она того потребует».
Среди наиболее активных заговорщиков – гвардейские офицеры во главе с пятью братьями Орловыми, шеф Измайловского полка, президент Академии наук граф К. Разумовский; воспитатель великого князя Павла, опытный дипломат Н. Панин и его брат генерал П. Панин, их племянница княгиня Е. Дашкова, родная сестра фаворитки Петра III M. Воронцова, и ряд других.
У каждого из них были свои резоны способствовать перевороту. Так, Николай Панин рассчитывал, что Екатерина станет лишь регентшей до совершеннолетия его воспитанника Павла. Братья Орловы надеялись, что возведение на трон Екатерины возвысит их, а может быть, даже приведет к ее браку с Григорием. Юная и романтически настроенная Дашкова просто сочувствовала обиженной и униженной мужем императрице, а Разумовский, как утверждала впоследствии сама Екатерина, был в нее слегка влюблен.
Вокруг Петра III быстро сгущалась атмосфера заговора, что ощущал даже его ближайший друг король Фридрих, настоятельно рекомендовавший ему принять меры безопасности Но Петр отвечал королю: «Если б русские хотели сделать зло, то могли бы уже давно его сделать, видя, что я не принимаю никаких предосторожностей. Могу вас уверить, что, когда умеешь обходиться с ними, то можно быть покойным на их счет».
План братьев Орловых заключался в том, чтобы по испытанному образцу петербургских дворцовых революций захватить императора в его покоях, объявить его низложенным и тем самым ограничить событие пределами императорского дворца. Этот план не был исполнен, поскольку Петр III неожиданно покинул Петербург и отправился в летнюю резиденцию Ораниенбаум на Финском заливе, примерно в 40 километрах от города. Из-за этого выступление против императора было перенесено из стен дворца в гвардейские казармы и на улицы Петербурга.
Срок переворота невольно определил сам Петр III, отдав гвардии приказ готовиться к выступлению в поход против Дании. Кроме того, приходилось считаться с возможностью ареста Екатерины и заключения ее в монастырь.
12 июня император отправился в Ораниенбаум, оставив жену и сына в столице. 17 июня Екатерина также покинула Петербург и прибыла в Петергоф, поручив Павла заботам воспитателя Николая Панина. 19 июня императрица посетила мужа в Ораниенбауме, где присутствовала на театральном представлении, во время которого Петр играл на скрипке. Затем она вернулась в Петергоф.
В ночь на 28 июня Екатерина была разбужена Алексеем Орловым, братом ее любовника, сообщившим, что необходимо действовать немедленно, поскольку арестован один из заговорщиков, гвардейский офицер Петр Пассек. Орлов произнес исторические слова: «Пора вставать, все готово, чтобы провозгласить вас1»
Чуть раньше Федор Орлов сообщил Кириллу Разумовскому, что брат Алексей собирается ехать за Екатериной в Петергоф, чтобы доставить ее в Измайловский полк, где много расположенных к императрице офицеров. Разумовский как президент Академии наук тут же распорядился привести академическую типографию в полную готовность, чтобы начать печатать манифест о восшествии на престол императрицы Екатерины II. Поскольку Екатерина не хотела довольствоваться ролью регентши при своем сыне, в манифесте, опережая события, говорилось, что ее верноподданные уже принесли ей клятву верности как «императрице и самодержице всея Руси».
Из Петергофа Екатерина помчалась в Петербург с такой скоростью, что по дороге пришлось менять загнанных лошадей. В столице ее встретил Григорий Орлов и доставил прямо в казармы Измайловского гвардейского полка.
У слободы Измайловского полка коляску окружили гвардейцы, оглушительно крича здравицы «матушке». Тут же священник привел солдат и офицеров к присяге, и во главе с графом Разумовским измайловцы двинулись вслед за коляской к казармам Семеновского полка. Вскоре к ним присоединились пре-ображенцы.
При выезде на Невский проспект императрицу приветствовала в полном составе Конная гвардия с развернутым знаменем Народ встречал ее радостными криками: кабатчикам было велено отпускать выпивку бесплатно. Город был охвачен всеобщим ликованием, и лишь несколько офицеров остались верны присяге Петру III. Они были арестованы, но с благополучным завершением переворота освобождены и по большей части продолжили службу новой государыне.
В 9 часов утра Екатерина в сопровождении группы офицеров прибыла в переполненный Казанский собор. Высшее руководство последовало примеру полкового клира, и под звон колоколов церковь благословила вновь провозглашенную императрицу как самодержицу Екатерину II. Затем собравшиеся в Зимнем дворце высшие сановники империи, члены Сената и Святейшего синода, придворные чины и генералы принесли присягу императрице.
Уже к 10 часам утра церемония восшествия Екатерины на престол завершилась. Тотчас же весть о смене правления и приказ о возвращении были посланы вдогон трех полков, уже выступивших в поход на Данию. Гонцов отправили также в Кронштадт, Ливонию и Померанию, где находились значительные воинские соединения, к помощи которых мог попытаться прибегнуть Петр.
Весьма вероятно, что многие подданные Екатерины, принося ей присягу, считали, что ее супруга нет в живых. «Повсюду уже распускали слух, будто император накануне вечером упал с лошади и ударился грудью об острый камень, после чего в ту же секунду скончался», – сообщал советник датского посольства Шумахер.
В объявленном манифесте о нем не было ни слова. Екатерина лишь заявила в весьма туманной формулировке, что «Мы были вынуждены, в конце концов, прибегнуть к Господу и его справедливости и, исполняя общее и нелицемерное желание всех подданных, взойти на Наш верховный русский императорский трон».
А чем же занимался в это время Петр III? Утром император прибыл в Петергоф, где намечалось праздновать его именины. Но Екатерины там не оказалось. Петр вернулся в Ораниенбаум и стал одного за другим направлять вельмож в Петербург выяснить, что происходит. Посланцы уезжали и не возвращались. Узнав о перевороте, большинство из них сразу же принесло присягу Екатерине. Лишь во второй половине дня Петр III узнал о перевороте в Петербурге. В его свите находились канцлер Воронцов, вице-канцлер Голицын, фельдмаршал Миних, прусский посланник барон фон дер Гольц.
Когда принялись обсуждать ответные меры, один из советников предложил императору немедленно отправляться в Петербург, выступить перед войсками и перед народом и настаивать на своих неоспоримых правах. Однако Петр III не решился на этот рискованный шаг.
Император направил указ в Кронштадт, чтобы немедленно прислали в Петергоф три тысячи солдат; такой же указ получили и негвардейские полки, стоявшие в столице, – Астраханский и Ингерманландский. Им он приказал срочно маршировать в Ораниенбаум. В случае успеха замысла Петра и его окружения поход Екатерины с веселыми гвардейцами мог бы закончиться не так триумфально.
Однако Петр упустил время, и когда он сел на галеру и подошел к кронштадтской гавани, вход в нее был уже перекрыт бонами, а караульный мичман Михаил Кожухов в ответ на приказ императора пропустить его в гавань прокричал, что теперь уже нет Петра III, а есть только Екатерина П. Это означало, что эмиссары Екатерины поспели в Кронштадт раньше, чем люди императора. Выход в открытое море также был перекрыт вооруженным кораблем.
После безуспешной попытки найти защиту в крепости Кронштадт Петр отказался даже от бегства через Лифляндию в Пруссию. В полуобморочном состоянии и, как передают, почти неспособный говорить, он возвратился в Ораниенбаум.
Между тем Екатерина во главе войск выступила из Петербурга, чтобы арестовать незадачливого супруга. С ней была значительная сила: три пехотных гвардейских полка, конногвардейцы, полк гусар и два полка инфантерии. Впрочем, опасаться серьезного сопротивления со стороны голштинцев не приходилось по причине их крайней малочисленности. «Была ясная летняя ночь, – писал один из первых биографов императрицы А. Г. Брикнер.»– Екатерина, верхом, в мужском платье, в мундире Преображенского полка, в шляпе, украшенной дубовыми ветвями, из-под которой распущены были длинные красивые волосы, выступила с войском из Петербурга, подле императрицы ехала княгиня Дашкова, также верхом и в мундире: зрелище странное, привлекательное, пленительное. Эта сцена напоминала забавы Екатерины во времена юношества, ее страсть к верховой езде, и в то же время здесь происходило чрезвычайно важное политическое действие: появление Екатерины в мужском костюме, среди такой обстановки, было решающим судьбу России торжеством над жалким противником, личность которого не имела значения, сан которого, однако, оставался опасным до совершенного устранения его».
Когда утром 29 июня войска подошли к Стрельне, Екатерина встретилась с вице-канцлером князем A.M. Голицыным. Он передал ей письмо от Петра III, в котором тот просил у жены прощения за обиды и обещал исправиться. Отвечать на него императрица не стала, а Голицын принес ей присягу и присоединился к свите.
В Петергофе посланник Петра передал императрице записку, в которой Петр обещал отказаться от престола в обмен на небольшую пенсию, голштинский трон и фрейлину Воронцову. В ответ Екатерина отправила своему супругу акт об отречении, который он должен был переписать и поставить свою подпись. Сановные фразы этого акта гласят: «За короткое время моего самодержавного правления я понял его тяжесть и груз, которые непосильны для меня. Этим я торжественно объявляю без ненависти и без принуждения не только Российской империи, но и всему миру, что я отказываюсь от правления Российской империей до конца моих дней. Пока я жив, я не хочу править Российской империей ни как самодержец, ни в какой-либо иной форме и никогда и ни с чьей помощью не буду этого добиваться. В этом я искренне и без лицемерия клянусь перед Богом и всем миром».
К обеду Григорий Орлов привез из Ораниенбаума в Петергоф собственноручное отречение поверженного и униженного Петра III. Сам император был арестован и доставлен в поместье Ропша под надзор Алексея Орлова, капитана Петра Пассека и князя Федора Барятинского Предполагалось, что пленник поживет там несколько дней, пока ему не приготовят покои в Шлиссельбурге.
Таким образом, переворот свершился, бедная немецкая принцесса София Августа Фредерика по прозвищу Фике превратилась в Ее Императорское Величество самодержицу Всероссийскую Екатерину Вторую! Екатерина ощущала в себе способности и желание править, ей казалось, что она сумеет прославить и себя и страну. «Счастье не так слепо, как его себе представляют, – скажет она позднее в своих „Записках“. – Часто оно бывает следствием длинного ряда мер, верных и точных, не замеченных толпою и предшествующих событию. А в особенности счастье отдельных личностей бывает следствием их качеств, характера и личного поведения».
Полки вернулись в столицу. Воскресенье 30 июня стало днем всеобщего ликования и пьянства Народ, а особенно чувствовавшие себя героями дня солдаты-гвардейцы не удовлетворились бесплатно выдававшейся с государственных складов водкой и разграбили несколько частных водочных лавок. Два года спустя императрице пришлось выплатить пострадавшим возмещение в размере 24 300 рублей.
Вскоре Екатерина II выпустила следующий манифест: «На седьмой день после того как Мы взошли на всероссийский престол, Мы получили известие, что бывший император Петр III… заболел тяжелыми коликами. Памятуя о Нашем христианском долге и о священных заповедях, которые предписывают Нам заботу о жизни ближних, Мы сразу же приказали послать ему все, что… необходимо для скорейшей врачебной помощи Но к Нашему величайшему горю и сердечной скорби вчера вечером Мы получили известие, что он по воле Высочайшего Господа усоп».
Современникам и в России, и за границей было тяжело поверить в правдивость этого рассказа Даже сын Екатерины, Павел считал, что она приказала убить его отца. После смерти императрицы он нашел в ее письменном столе сообщения Алексея Орлова, которые ее относительно оправдывают. Орлов писал 2 июля: «Матушка, милостивая государыня, здравствовать Вам мы все желаем несчетные годы. Мы теперь., благополучны Только наш очень занемог, и схватила его нечаянная колика, и я опасен, чтоб он сегодняшнюю ночь не умер, а больше опасаюсь, чтоб не ожил». И далее Орлов поясняет, в чем опасность выздоровления бывшего императора: «Первая опасность – для того, что он все вздор говорит, и нам это нисколько не весело. Другая опасность, что он действительно для нас всех опасен для того, что он иногда так отзывается, хотя в прежнее состояние быть».
Второе письмо Орлова датировано 6 июля. «Матушка, милосердная императрица1 Как мне объяснить, описать, что произошло. Ты не поверишь своему верному рабу, но я скажу правду, как перед Богом… Матушка! Я готов к смерти, но сам не знаю, как произошло несчастье. Матушка! Его больше нет в живых… Он заспорил за столом с князем Барятинским; мы не смогли их разнять, и вот его уже не стало… Имей милость ко мне и ради моего брата. Я света белого не хочу видеть Мы рассердили Тебя и навеки погубили наши души».
Чтобы опровергнуть сразу же возникшее подозрение в отравлении, Екатерина приказала вскрыть тело Петра, но «не нашли ни малейшего следа отравления».
Можно предположить, что недавно взошедшая на трон путем государственного переворота императрица прямо не требовала убить своего свергнутого супруга. Но ее окружение знало, что она «считала необходимым устранение Петра» (Бильбасов) Так что это убийство было для нее очень кстати, даже если она осознавала, что мировое общественное мнение будет подозревать ее в убийстве супруга Екатерина прилагала большие усилия, чтобы очиститься от этих подозрений, разыгрывала из себя не только глубоко удрученную, но и великодушную, и обратилась к своим «верным подданным» с «материнским словом», чтобы они «без неприязни простились с его прахом и посылали Господу благоговейные молитвы о спасении его души». Как ни странно, она выставила тело для всеобщего обозрения, хотя согласно многочисленным совпадающим свидетельствам лицо мертвого было совершенно черным, а шея до самых ушей закрыта шелковым шарфом Публично было объявлено, что бывший император скончался «от геморроидальных колик»
В погребении убитого Екатерина не участвовала Для широкой публики это обосновывалось опасностью для ее здоровья. Панин по всей форме просил Сенат, чтобы он «в своей заботе о Ее величестве покорнейшим образом предложил ей» не участвовать в похоронах Сенат одобрил предложение Панина, а императрица его исполнила.
Петр III был погребен в церкви Александро-Невской лавры без надгробья и без надписи Никто из участников инцидента в Ропше не был наказан, наоборот, по прошествии некоторого времени Екатерина явила свое «кроткое милосердие» Братья Орловы получили графское звание Лейтенант Алексей Орлов был назначен секунд-майором Преображенского гвардейского полка в чине генерал-майора и получил от своей милостивой императрицы в подарок 800 душ.
Екатерина достигла всего, чего желала, она обошла законного наследника – своего сына Павла – и без всяких законных оснований заняла престол.
ПЕРЕВОРОТ ГУСТАВА III
Швеция. 19 августа 1772 года
В истории Швеции XVIII века вряд ли найдется более загадочная и интересная фигура, чем Густав III, – «просвещенный деспот», поклонник Вольтера и Дидро.
Чтобы лучше представить себе значение его правления для Швеции, обратимся к ее истории в XVIII столетии Как известно, первые два десятилетия века пришлись на очень тяжелую для шведов Северную войну, в результате которой страна утратила положение великой европейской державы, а корона – с гибелью в 1718 году самодержца Карла XII – свою прежнюю власть В Швеции больше чем на полвека установился полуреспубликанский режим, нареченный «эрой свобод» Реальная власть оказалась в руках риксдага (че-тырехсословного парламента, куда, помимо дворянства, духовенства и бюргерства, входило и свободное крестьянство), вернее, у формируемого им правительства.
Постепенно в парламенте появились политические «партии», между которыми в 1760-х годах развернулась острая борьба. Первая – «шляпы» (по названию дворянского головного убора) – представляла ориентированную на Францию воинственную часть дворянства и привилегированного бюргерства столицы Вторая – в основном обуржуазившихся аристократов, склонявшихся к союзу с Россией и настроенных миролюбиво (отсюда ее насмешливое прозвище «колпаки»), а также провинциальных бюргеров. Радикальное крыло этой партии выступало за отмену дворянских привилегий «Придворная партия» стояла за укрепление власти короны, за восстановление абсолютизма Мягкий по характеру шведский король Адольф Фредрик, в отличие от своей честолюбивой супруги Луизы Ульрики, сестры короля Пруссии Фридриха Великого, не слишком жаждал реально властвовать, чего нельзя сказать о его даровитом сыне Густаве.
Первенец, согласно законам Шведского королевства, он был провозглашен наследником престола Густав получил основательное по тем временам образование Его учителями были видные шведские государственные деятели Карл Густав Тессин, а затем Карл Фредрик Шеффер Историю и географию ему преподавал Улоф Далин, один из основоположников шведской историографии Принц так хорошо овладел французским языком, что говорил и писал на нем лучше, чем по-шведски.
Довольно рано кронпринц стал приобщаться к бурной политической жизни в Швеции, входя «по должности» в некоторые высшие органы управления страной Интриги и склоки партийных группировок, различного рода пасквили, наводнившие страну в результате почти неограниченной свободы слова, и особенно продажность чиновников государственного аппарата и депутатов риксдага (все знали, что «шляпы» находились на содержании Франции, а «колпаки» – Дании и России) – все это склоняло Густава к намерению укрепить власть короны.
В 1766 году высшие политические интересы Швеции заставили принца Густава вступить в брак с датской принцессой Софией Магдаленой, с которой он был помолвлен с четырехлетнего возраста Уже рано выяснилось, что этот брак в личном плане оказался неудачным.
Осенью 1770 года принц под именем графа Готландского в сопровождении своего самого младшего брата Адольфа Фредрика и Шеффера отправился в путешествие по Европе, собираясь посетить и «столицу мира» – Париж Здесь он познакомился с блестящим двором Людовика XV, много времени провел в беседах с философами и писателями.
Но вечером 1 марта 1771 года, когда кронпринц слушал оперу в ложе графини д'Эгмон, ему доставили спешное сообщение, что его отец король Адольф Фредрик внезапно скончался от удара Теперь визит Густава приобретал совершенно иной смысл Советники Людовика XV усиленно внушали ему мысль о необходимости государственного переворота и обещали помощь.
Кронпринц и сам мечтал о сильной королевской власти. На руку реставраторским планам играла также идеология просвещенного абсолютизма, в то время весьма популярная в верхах общества и позволявшая, в нужном случае, прикрыть авторитетом Вольтера антиконституционные действия. Одновременный развал «дворянской демократии» в Польше бросал сильную тень и на режим сословного парламентаризма в Швеции, тем более что в обоих случаях парламентский строй активно поддерживался извне Россией На страже шведской конституции стояли тогдашние союзники России Пруссия, Дания и Англия (возобновившая дипломатические отношения со Швецией в 1764 году). Противников «режима свободы» окрыляла также начавшаяся в 1768 году большая русско-турецкая война, отвлекавшая от Балтики и Швеции внимание и силы великого соседа.
Смена царствующих особ влекла за собой созыв риксдага, собравшегося летом 1771 года. На первых порах король Густав III (и стоявший за ним французский посланник) ратовал лишь за примирение партий (так называемую композицию), за неизменность и своих прерогатив, и сословных привилегий; в этом его поддерживала дворянская элита. Однако водораздел на риксдаге вновь прошел между дворянством и податными сословиями Большинство дворян шло за «шляпами», большинство в трех податных сословиях – за «колпаками»; разночинцы требовали и добились пересмотра ограничения дворянских привилегий под видом новой редакции королевского обязательства (февраль 1772 года). Вслед за тем, в апреле 1772 года был обновлен состав риксрода, и канцлера «шляпу» (К Экеблада) вновь сменил «колпак» барон И. фон Дюбен.
Однако радикальное крыло этим не довольствовалось. В их клубах уже требовали двухпалатного парламента, дальнейшего ограничения власти короля, говорили о третьей, демократической партии.
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41, 42, 43, 44, 45, 46, 47
|
|