— И это предлагаешь мне ты, тюремная крыса? Встать под твои знамена? Мне, Уругу Стервятнику, командиру войск правого крыла бесчисленных армий Ангбанда? Я бы разорвал тебя голыми руками, если бы не знал, что в свое время ты честно служил Хозяину, хоть потом и предал его. Убирайся прочь, если не хочешь видеть меня во гневе, ты, собачья игрушка.

Уругу сказал последнюю фразу потому, что однажды горло Саурона побывало в пасти валинорского пса, Хуана. Чтобы спасти свою жизнь, Саурону пришлось тогда отречься от своей службы Морготу. В ярости уходил Саурон с вершины Ородруина.

Вулкан, словно читая его мысли, страшно ухнул под землей, извергнув вместе с пеплом и раскаленные камни. Один из малиново-красных булыжников упал рядом с Гортауром. Тот поднял его, не опасаясь жара, и посмотрел в глубь огненного слитка в своей призрачной руке.

«Ничего, — подумал владыка Барад-Дура. — Ты еще не знаешь этого мира. Уйдя от подземного пламени Роковой Горы, ты лишишься всей силы, которая переполняет тебя сейчас. Будь в моей власти распоряжаться колдовством Ородруина, уж я бы не попросил твоей помощи. Но скоро тебе, Уругу, предстоит вернуться сюда вновь. И у тебя поуменынится гонору. Но не бойся, я буду вежлив и ласков с тобой. Ведь ты все еще нужен мне».

С опаской, тайно, как побитая шавка, возвращался Уругу к Ородруину. После разговора с Сауроном не прошло и трех дней, а все поменялось настолько, что балрог готов был вылизать сапоги властелину Барад-Дура, если бы таковые имелись.

«Только бы помог, только бы не отвернулся», — крутилось в голове Уругу.

Он достиг жерла Ородруина беспрепятственно. Никто не поджидал его на входе, но теперь Балрог уже не бросился в бушующую стихию огня так безрассудно. Постепенно, пытаясь осознать происходящее, познать законы этого мира, нового для него, он начал воплощение. Ошибки не было. Уругу все тот же. Огонь тонкими потоками струился по его телу, наполнял душу мощью, а тело — сущностью. И все же это было не то. Балрог уже ясно чувствовал зыбкость своего существования, хрупкость своей физической субстанции. Свою слабость. Еще и еще, много раз он пытался подчинить себе пламя. Все напрасно. Выхода как будто не было. Но меж тем Гортаур существует сразу в двух мирах.

Сейчас Уругу готов был принять все условия, которые ему предложит властелин Барад-Дура. Сознание собственной неполноценности бесило и пугало одновременно. Но Саурон не приходил. Много дней прошло, пока Стервятник не понял, чего от него ждут. Ему даже не пришлось переступать через свою гордость, так он был напуган. В ужасе спешил бал-рог к Черной Крепости, кляня свою недогадливость, холодея при мысли, что необдуманными словами оскорбил Саурона.

Прием, естественно, оказался холодным. Саурон не обратил никакого внимания на багрового пришельца, и слуге Моргота долго пришлось ждать перед воротами крепости, пока неуклюжие, разъевшиеся тролли не соблаговолили открыть перед ним двери. Потом балрог блуждал по многочисленным и запутанным коридорам, попадая в бесчисленные залы без окон, с трудом протискиваясь через марширующие отряды воинственных орков. Саурона нигде не было, но его дух, присутствие ощущалось в спертом, пропитанном дымом воздухе крепости. Окончательно упав духом, Уругу остановился в большом зале с высокими потолками и без колонн, полном диковинных железных машин.

— Я ждал тебя, брат мой, — сказал исполненный мощи голос сверху, словно из-под купола помещения.

За это обращение — «брат мой» — Уругу готов был вытерпеть все упреки, которые должны были неминуемо посыпаться на него. Но Гортаур словно забыл об их размолвке и начал говорить, будто продолжая минуту назад прерванный разговор:

— Там, откуда ты пришел, теперь появился царь гномов. Именно поэтому я разбудил тебя и позвал из глубин Темной Бездны. Новый повелитель Казад Дума опасен для нас, особенно сейчас. Все мои планы рушатся. Мало того, что стараниями некого Барда, убийцы Смога, создано королевство Бардингов и восстановлено государство гномов под Одинокой горой в Эреборе. Теперь Балин, этот никчемный выскочка, сумел завоевать Морию, попутно создав и вооружив целую армию людей под руководством человека-оборотня Бьерна, с которым у нас старые счеты.

Уругу молчал, размышляя, куда клонит его новый хозяин. Саурон же продолжал:

— Балин еще сам не подозревает, какой силой обладает. Но своим скудным умишком он понял, что настоящая сила правителя — это не земли, не золото и не оружие. Государь силен своими подданными.

Чем больше преданных слуг, тем лучше для власти. Этот гном собирает в чертогах Мории всех — гномов, людей, эльфов, наконец. Его народ невелик, но силен. Что же мы будем делать, когда государство Балина Морийского станет насчитывать тысячи подданных? Он оживил старые союзы с эльфами Сумеречья, с зелеными эльфами Лотлориэна, с оставшимися арнорскими князьями, с гондорским правителем и многими другими… Ха, — выкрикнул Саурон. — Я не удивлюсь, если балинские послы постучатся в ворота Барад-Дура с предложением мира и сотрудничества. Его армия, многочисленная благодаря людям, вооруженная эльфийскими заклятиями и закованная в мифрильные доспехи, скоро станет самой серьезной силой Средиземья. Золотые и серебряные рудники Мории позволяют собрать и содержать огромное войско. А Балин — владыка с душой воителя. Не думаю, что он согласится на соседство с моими слугами в Мглистых горах. Как только вокруг него соберутся силы, начнется самая страшная война в Средиземье, от которой мы не сможем держаться в стороне. Мордор, конечно, устоит, но я потеряю все свои владения на Западе. Средиземье полностью будет под контролем бродяжников, как я называю эльфов и их прислужников — недалеких потомков Нуменора, до сих пор исполненных гордыни. Они уверятся в своих силах и обратят взоры к Барад-Дуру, единственному прибежищу истинного порядка в этом мире. И тогда нам, мне и тебе, Уругу, придется ох как несладко. Мы снова потерпим поражение, снова развоплотимся. Все, чего я с таким трудом добился в этом мире: власть, уважение, почет, закон, порядок — будет уничтожено. Ты ведь не хочешь полностью развоплотиться, брат мой Уругу? — елейным голосом спросил Саурон.

Балрог многого не понял в этой речи, но действительно, в его планы совсем не входило в ближайшее время посетить чертоги Мандоса. Уругу рассчитывал, что вообще не попадет туда никогда. Поэтому он благоразумно согласился:

— Да, господин.

Услышав этот ответ, Саурон чуть не расхохотался. Этот рогатый выскочка уже признает себя слугой! Что же, неплохо, совсем неплохо.

Но в голосе, обращенном к Уругу, не было и намека на смех либо издевку.

— Мы должны помешать этому гному. Ты станешь моим карающим мечом. Тебе, Уругу, придется убить гномов. Всех до единого. Никто из них не должен выйти из Мории живым. Сейчас ты не можешь покинуть пределов видимости Огненной горы, не потеряв при этом ее заемной силы. Но я смогу тебе помочь. Ты возьмешь с собой неугасимое пламя Удуна. Но не думай, что все будет легко и просто. Возвращение тебе даже части былой мощи потребует от меня немалых усилий. А пока придется принести мне клятву. Без нее, брат Уругу, я не стану тебе помогать.

Балрог колебался, но лишь мгновение.

— Я готов, мой повелитель.

— Просто повторяй за мной, — произнес голос, и стены залы вспыхнули мрачно-малиновым огнем.

Объятое остатками волшебного пламени, разлагающееся и поэтому больше всего похожее на догорающий лоскут факела, чудовище заговорило:

— Я, майар Альвидор, балрог Моргота по прозвищу Уругу Стервятник, клянусь Эру Создателем и Мелькором Освободителем…

Конечно же, владыка Барад-Дура не думал, что Уругу будет неукоснительно исполнять клятву. Но простые слова, переплетенные со смыслом страшного древнего заклинания Абсолютного Повиновения, исподволь, постепенно и навеки порабощали своенравную темную волю высшего существа, собрата Саурона по рождению, майара, помнящего музыку Айнур.

Когда клятва была произнесена полностью, высокие двери тронного зала приоткрылись, и в мрачное помещение вошел большой старый орк.

— Гонцы, — произнес он дребезжащим голосом.

— Какие гонцы? — звучно переспросил Саурон и рассмеялся.

— От гномьего царя, Балина.

Смех повелителя Мордора перешел в хохот.

— Веди их сюда, — приказал, отсмеявшись, Саурон. — Видишь, брат мой Уругу, я оказался прав. Этот Балин не так прост. Наверняка нам предлагают мир и даже сотрудничество.

В залу втолкнули трех оборванных орков. На их шеях мрачно поблескивали золотой вязью плотно подогнанные ошейники. Когда Балин отпустил их с посланием, орки хотели просто бежать — куда глядят глаза. Они и вправду побежали, а потом обнаружили, что сделанные мрачным невысоким гномом ошейники не поддаются ни зубам, ни зубилу. Орки совсем отчаялись, а тут еще их захватил патруль урукхаев, и соплеменники заинтересовались, откуда у бежавших из Мории такие явно гномьи игрушки. Только и удалось отговориться тем, что они — послы к самому Хозяину.

— Ну что вы принесли? — раздался громовой голос.

Маленький щуплый орк, едва слышно повизгивая и пригибаясь к самому полу, протянул изрядно замызганный лист пергамента. Свернутое трубкой послание вырвалось из грязной лапы и перелетело по воздуху в раскрытую ладонь восседающего на троне существа. Саурон быстро пробежал глазами по тексту.

— Учтиво и умно… Совсем неплохо для гнома… Этот Балин обещает платить нам дань, — мрачно произнес он. — Но с меня хватит и роханцев. Уже тридцать лет, как они обещают прислать мне своих коней. На этот раз со мной такие шутки не пройдут.

Пергамент упал на пол и вспыхнул багровым огнем.

— Посмотри, Уругу, насколько простые вещи могут быть сложными, — вдруг начал Саурон мягким, вкрадчивым голосом. — Стоит только помыть моему слуге шею и плотно пригнать ошейник из прочного сплава, как снять его можно только с головой. Сами того не зная, гномы натолкнули меня на хорошую мысль. Надо очистить наши границы от всякого сброда и закрыть их так, чтобы ни одна мышь не проскользнула. Я больше не собираюсь вести переговоры с врагами. Я введу в государстве железную дисциплину. Я учту всё и вся и сам буду наблюдать за своими подданными. Они нуждаются в железной руке и зорком глазе. Я надену каждому здесь незримый ошейник, чтобы исполнялись только мои приказы…

В сознании владыки Мордора вдруг вспыхнуло, как только что пергамент на полу, видение.

— Это будет глаз. — Тяжкие слова заполнили всю залу. — Мой глаз, вознесенный на самую вершину Барад-Дура, будет наблюдать за всем, что происходит в мире. А пока принесите мне ошейники этих предателей. — Черная длань указала на распластавшихся перед троном орков. — Я хочу рассмотреть их поближе.

Десяток огромных урукхаев, появившись буквально из ниоткуда, ловко подхватил визжащих собратьев под руки. Их поволокли, но не к выходу, а к степе залы, где открылась потайная дверь. Уже через пять минут Саурон держал в руке три ошейника. Небрежным движением он разорвал первый из них. На внутренней поверхности металлической полосы вдруг вспыхнули голубые руны.

«Поцелуй меня в зад, мордорская крыса», — прочитал изумленный Саурон.

Но вместо того чтобы разъяриться, Темный властелин еще внимательней вгляделся в руны, четко вытравленные ифильдином на металле. Они много могли сказать тому, кто владел колдовским зрением. Через мгновение Саурон отбросил ошейник, как человек отбрасывает свалившуюся на голову змею. На миг он увидел того, кто отправил ему послание. Саурон отлично понял, чьими глазами смотрел на него угрюмый гном, на сотую долю секунды проявившийся в сознании.

— Я тоже видел его. — Голос прошипел чуть ли не иод самым ухом. Верховный назгул, неслышно приблизившись к хозяину, продолжал: — Он погиб от мертвенного огня. Второго, кому маленький уродец передал дар, я сразил в Мории призрачным мечом. Смотрящего глазами Тулкаса больше нет.

— Ты ошибаешься, мой верный слуга, — тихо проговорил Саурон. — Дар Астальдо не проходит просто так. Достаточно вспомнить род Хадора, где этот «подарочек» передавался из поколения в поколение, пока проклятие Мелькора не остановило его. Ты убил одного — на его место придет другой. Чувствую, что у нас начинаются большие проблемы. Тем быстрей мы должны действовать. Иначе недолго осталось ждать — скоро топоры мерзких карликов Бали-на постучатся в ворота Барад-Дура. Армии давно готовы и ждут только приказа. Но сегодня мои отряды поведут не назгулы. У меня есть небольшой сюрприз для гномов. — Когтистый палец уткнулся в Уру-гу. — Ты поведешь войска и докажешь мне свою преданность, — прошипел Саурон.

В тысяче миль от Барад-Дура, за большим столом, заваленным бумагами, сидел гном. Он потянулся, зевнул, машинально перелистнул пару страниц своего «Трактата о болезнях людей», над которым работал вот уже много месяцев. Повернулся, окидывая взглядом стол, что притаился в углу комнаты. Там, наваленные друг на друга, лежали десятки больших листов бумаги. Самой настоящей бумаги. Очень дорогой материал, думал Ори, но удобный. Книга из бумаги была вчетверо легче, чем такая же, но из кожи. Пусть даже из тонкой кожи молодого ягненка. Бумага боится сырости и огня, но прежде чем он, Ори, сделает новую и абсолютно достоверную карту Ка-зад Дума на мифриловых листах, придется извести немало бумаги. Очень дорогой бумаги. Но Балин на такие вещи не скупился. Вчера они целый час просидели над планом одиннадцатого подземного горизонта, пытаясь уместить его на одном листе. И в конце концов решили, что одного листа маловато. Балин требовал, чтобы на плане были указаны не только залы и коридоры, но и тепловые и газовые трубы, и водоснабжение, и вентиляция, и канализационные люки, и лестницы — причем винтовые и раздвигающиеся тоже. У Ори голова кругом пошла от таких требований.

Единственное, что он мог ответить Балину:

— Сделаем.

На обозначение одних только переходов ушел целый день. И чтобы хоть немного отдохнуть, Ори уселся за «Трактат». А ведь завтра его ждут в кузнице. А послезавтра — на том же одиннадцатом горизонте, чтобы проверить, какие залы вообще не подлежат восстановлению и до каких все еще возможно добраться.

Как Ори хотелось добраться до мастерской Тэль-хара, о которой рассказал Тори! Но старик болел, а Балин настрого запретил идти куда бы то ни было в одиночку. Правда, согласился Годхи. Он даже начал чинить подъемник Кобольда, чтобы достичь дна Ка-зад Дума быстро и без помех. Но проходчика чуть не перемололо в шестернях, едва спасли. Балин тогда сказал:

— Еще не время. — А с Балином Ори уже не спорил.

Пусть государь Мории строг — так надо. Пусть суров — того требует время. Последнее слово оставляет только за собой — на то он и государь. Втайне Ори завидовал Балину. Но не потому, что судьба вознесла друга вровень с самыми сильными владыками. Нет, Ори завидовал трудолюбию, упорству, способности видеть правильные решения и говорить правильные слова, не спать неделями, работать наравне с мастерами и превосходить их во всем, бороться, не пасуя перед трудностями — и выходить победителем из любых передряг. Пусть Балин и поседел раньше времени — это не слишком большая плата за восстановленное царство. Очень часто новички задавали Ори вопрос: а спит ли государь вообще? Гном смеялся, но иногда в душу закрадывались сомнения. Ему самому хотелось спросить: а тот ли это Балин, который пришел в Казад Дум четыре года назад? Всегда сомневающийся, постоянно проверяющий сам себя, осторожный и недоверчивый — неужели это все тот же Балин?

Иногда Ори видел собственными глазами вещи, выходящие за рамки реальности. Взять хотя бы то, что государь Мории мог открыть любую дверь, причем без всяких ключей. Что это — волшебство? Ори давно ломал над этим голову. После рассказа Оина о том, что Морию создала Унголианта, гном готов был предположить, что Балин неожиданным образом получил власть над древней силой, как, например, получил власть над шлемом Дарина, и теперь может подчинять себе камни, пропитанные злом.

Чтобы успокоиться, Ори нагнулся и вытащил из-под стола тяжелый даже на вид мешок. Осторожно развязал горловину и достал резной сундучок, осторожно приподнял крышку. Улыбка коснулась губ гнома — в сундучке лежали листья. Дубовые, кленовые, осиновые, яблоневые, рябиновые — все из чистого золота.

«Меня запомнят не только как друга Балина или составителя карт Казад Дума, — думал с гордостью гном. — Скажут — мастер Ори, который восстановил Подземный Сад. Вот ради чего не зазорно потратить сотню лет, а то и всю жизнь. Скоро нефритовые, малахитовые и гранитные деревья в Саду покроются листвой. Надеюсь, мне хватит жизни. Пусть пока не хватает времени, и за три года мне удалось изготовить всего двести семьдесят два листа, а нужно — в тысячу раз больше… Пусть. Золота мне выделили несколько стоунов. Балиы на эти вещи не скупится…»

Мечты захватили Ори. Он грезил наяву: видел покрытые золотой листвой деревья, освещенные яркими светильниками; различал детей, играющих самоцветами и серебряными плодами; слышал мягкий ропот ручейка, что прихотливо извивается между высокими стволами. Горло Ори перехватило, глаза защипало.

— Надо закончить карту, — сурово сказал гном сам себе. — Настоящий мастер не занимается десятью делами сразу.

Ори уже потянулся было к кувшину с водой, чтобы промочить пересохшее горло, как ноздри его расширились. В воздухе явно пахло гарью. Гном вскочил. Легкий сизый дымок поднимался от железного ларца, который стоял на самой верхней полке. Ори подтянул скамью, достал ларец и открыл его. Уже через минуту он метался по комнате, поспешно натягивая на себя походную одежду, сапоги, затягивал пояс, путался в кольчуге. Вылетев за дверь, он столкнулся нос к носу с Оином.

— Ты чего? — спросил Ори, пряча ларец за спину.

Неистовый молча протянул руку и разжал кулак.

На ладони Оина лежали три кусочка проржавевшего металла.

— Это наш семейный секрет, — проговорил Оин. — Если сделать вещь, а потом взять от нее особым образом часть, то когда владелец целой вещи умирает, остаток покрывается ржавчиной.

— И что? — Ори торопился и не был расположен к долгим разговорам.

— Это части от ошейников орков, — просто сказал Оин.

— Ясно, — проговорил Ори. — А это наш семейный секрет. — Он открыл ларец. — Если пропитать бумагу неким составом, а потом разделить ее на две части, то что происходит с одним листом, отражается на втором. Вчера он был просто рваным. Сегодня сгорел. Темный властелин отверг наше послание.

— Надо предупредить Балина, — сказал Оин.

— Хорошо. — Ори положил руку на плечо другу. — Я предупрежу Балина. А ты, Оин, готовься к войне.

Неистовый глянул в лицо Ори.

— Я давно на войне, — тяжело проговорил он.