Повелитель Мории

Балин с трудом отвел взгляд от горящих зрачков Оина.

— Вот оно что, — услышал он, как в тумане, собственный голос. В голове у него звенело.

Небо стремительно светлело над их головами. Занимался рассвет.

* * *

Хозяин поместья появился после полудня. Сначала гномы увидели в поле столб пыли, который обычно поднимает большой отряд всадников, идущих широкой рысью или галопом. Балин и Оин не торопясь оделись и облачились в кольчуги. Подойдя к открытым воротам усадьбы, они взяли топоры наперевес. Бьерн возник так внезапно, что подгорные жители не успели бы поднять оружие для защиты, реши они, что на них напали.

«Это я бы не успел», — подумал про себя Балин, увидев, как Оин, мгновенно сориентировавшись, опустил топор и поднял руку в приветствии.

Бьерн прошел мимо них, не повернув головы, лишь отстраненно махнул огромной лапищей. Не успели гномы опомниться от внезапного появления Шкуроменятеля, как из-за дорожного поворота показались первые всадники. Словно не замечая гномов, они стали въезжать во двор, лишь чуть сбавив скорость. У Балина в глазах замельтешило от такого количества быстро передвигающихся лошадей. Едва последний из всадников въехал в ворота, как послышался низкий звук рога, и люди мгновенно спешились. Их уверенные, согласованные движения говорили о хорошей выучке и железной дисциплине.

Гномы двинулись к крыльцу. Кони, как и их хозяева, не спешили уступать дорогу, и неприятный холодок не раз пробегал меж лопаток Балина. Оин, напротив, чувствовал себя как дома, беспрестанно здоровался и бесцеремонно распихивал окружающих. Наконец они добрались до открытого места перед домом.

Рядом с Бьерном стоял молодой человек. Казавшийся невысоким рядом с великаном, молодец обладал такой фигурой, какой бы позавидовал и гном. Конечно, гномьей кряжистости не было и в помине, но широкая кость в сочетании с хорошо развитой мускулатурой выглядели внушительно. Вблизи Гримбьорн производил впечатление валара, сошедшего на землю Арды. Руки и ноги невероятных размеров удивительно сочетались в этом теле с тонкими, изящными чертами лица. Узкая талия только усиливала впечатление от ширины и мощи его плеч. Удобная щегольская и одновременно носимая с легкой небрежностью одежда и уверенный взгляд серых глаз сводили с ума всю женскую половину земель Бардингов. И все это — при полном отсутствии бороды! Балин недоверчиво покачал головой. Как же можно быть военачальником без бороды? Гримбьорн быстро восстановил свой авторитет в глазах гнома, как только начал отдавать первые приказы. Гнома даже слегка передернуло. Столько превосходства и сдержанной силы было в простых словах, что не подчиниться просто невозможно.

1.5

— Ну что ж, прошу. Проходите, — громко говорил Бьерн.

Деревянный стол вынесли на середину горницы. Гномов притиснули к дальней стене, во главу стола.

Балин и так весь день чувствовал себя не в своей тарелке. Он не мог ничем заняться, везде мельтешили люди. Они варили себе пищу, расседлывали коней, стирали одежду или правили оружие. Гному под конец захотелось, чтобы к нему обратились с самой пустячной просьбой, но от него ничего не требовалось. А сидеть без дела в то время, когда вокруг кипит работа, — занятие не из приятных. Поэтому волей-неволей Балину пришлось просто наблюдать.

Оружие и доспехи вновь прибывших были выкованы в кузницах под Горой, и Балин понял, кому Оин делал такие дороюстоящие «подарки». Лошади гному тоже понравились, хотя в этом он не разбирался совершенно.

Места в Деревянных Чертогах хватило бы на всех, но воины предпочли поставить палатки под открытым небом. А может, это им приказал Грим-бьорн. Во всяком случае, те, кто находился сейчас у палаток, являли собой интересное зрелище. На первый взгляд, около дерюжных стен творились разброд и хаос. По крайней мере, на взгляд гнома, привыкшего к строгому порядку в пещерах. Но опытный Балин сразу понял, что каждый занимается своим делом. Кто-то, видимо, заранее выбранный, кашеварит. Один присматривает за костром, еще один — за лошадьми. Двое ставят палатку, достают одеяла и распаковывают вещи. И несмотря на спокойную обстановку, от каждой дюжины выделен человек в дозор.

Всего Балин насчитал двенадцать палаток. Определил, что в каждой находится не менее дюжины человек. Итого на дворе у Бьерна собирался ночевать гросс воинов. Конечно, в Шире словосочетание «гросс воинов» вызвало бы улыбку, потому что гроссами там меряют свиней. Поэтому вместо гросса, уважаемый читатель, мы будем пользоваться таким понятием, как длинная сотня: двенадцать раз по двенадцать.

В горнице, кроме Балина, Оина, Бьерна и его сына, находилось еще несколько человек. Балин определил их как «десятников», начальников в дюжинах.

— Знакомьтесь, — твердо произнес Гримбьорн. — Сотники Двальд, Оваль и Освальд, кровные братья. Сотники Кэрли, Ингвальд, Гноуби. Командир тяжелой конницы — Бэла. Брэнд — лучник. Конан, бригадир тяжелых пехотинцев. Комендант Бьярни. Эльвинд — разведчик. Сотник Уиллис, дунадан, он из рыцарей Арнора.

Уиллис, сам похожий на гнома, невысокий, кряжистый и с огромной бородой, учтиво поклонился. Гномы поклонились в ответ. Гримбьорн продолжал:

— Пятидесятник Балин, сын Фундина. Его друг — Оин.

Балин быстро подсчитал в уме войска. По меньшей мере двенадцать длинных сотен! Не всякий король, отправляясь на войну, может позволить себе такую дружину.

Гримбьорн быстро говорил, проводя рукой по карте:

— Выдвигаемся завтра. Идем тремя отрядами, сворачиваем с Западного пути через пятьдесят-шестьдесят миль. Проходим вдоль подножия Мглистых гор до Оболони. Там объединимся и забираем на запад, еще ближе к горам. Идем почти до Серебрени, но в Росную долину не сворачиваем. Если повезет, мы увидим ее, выйдя из ворот Мории. На севере, у подножия Келебдила, должен быть еще один вход в пещеры. Я правильно понял, Оин?

— Да, это Великие Северные ворота Мории. Дорога к ним идет по перевалу, но лошади пройдут.

— Может, лошадей лучше оставить в долине, а не тащить в горы? — спросил один из сотников.

— Наверное, так и поступим. Ты, Бэла, скорее всего останешься со своей сотней на равнине. Обозы и Бьярни останутся с тобой. Вы не должны приближаться к Мории раньше условленного сигнала. Но часть лошадей придется взять в пещеры.

— Тогда пусть это будут пони. Они более привычны к кручам, потому что выросли близ Одинокой горы, в конюшнях Дайна, — предложил Оин. Гримбьорн на миг задумался.

— Конечно, и пони тоже. Но все это мы обсудим в пути. Главное сейчас — решить, стоит ли вообще соваться в Морию.

Бьерн недовольно фыркнул. Гримбьорн, мельком взглянув на отца, продолжал:

— В любом случае, по имеющимся у меня сведениям, в пещерах Мории сейчас обитает не менее десяти тысяч орков. Как вы понимаете, все они воины. Детей и стариков среди них нет. А я не хочу воевать в темноте и тесноте, где панцирники и лучники будут бесполезны. Нам нельзя терять людей в безнадежной круговой обороне, когда за каждым камнем — враг. Орки слабеют при солнечном свете. Поэтому если мы в меньшинстве, то должны дать бой в неблагоприятных для врага условиях. Желательно, чтобы это была ловушка при ярком свете. Если мы сами попадем в западню во тьме, то не стоит и затевать поход. На крайний случай нам необходимо просто выманить их из пещер и дать бой в условиях, где возможна конная атака, против которой орки бессильны.

— Я тоже думал об этом, доблестный Гримбьорн, — медленно проговорил Оин. — Именно поэтому мы идем к северному входу. Мы будем идти медленно, выковыривая всю мразь из земли и гор между Оболонью и Кибель Налой, то есть Серебренью. Это избавит нас от удара в спину. Северный вход в Морию строился для внезапных вылазок, для атаки в тыл ничего не подозревающему противнику. Мы притворимся таким противником, орки выйдут из неприступного северного входа и сами попадут в ловушку. Для этого Бьерн и я приглядели одно местечко, которое наверняка подойдет для этого плана.

— Хорошо, я понял. Все это мы обсудим уже на месте. Но стоит запомнить, что если по каким-либо причинам мне не понравится ваше «местечко», — Гримбьорн сделал ударение на последнем слове, — то я без объяснения причин увожу войско на равнину до появления более подходящего плана. Кроме того, мне необходимо знать саму Морию. Оин говорил, что у вас есть карты подземелий.

Балин сообразил, что последние слова относятся к нему.

— Да, конечно. У нас есть многоуровневые маркшейдерские карты. Вы знакомы с объемными планами?

— Я разберусь и объясню, — прогудел У иллис. Балин с самого начала из всей компании проникся доверием только к этому человеку. Наверное, из-за бороды.

Без того внутреннего трепета, с которым сокровища передаются в чужие руки, Балин отдал бородачу стопку пергаментных листов в толстом кожаном переплете.

— Надписи на всеобщем. Это хорошо, — бурчал У иллис. — Так. Девять верхних горизонтов за исключением надуровнего лабиринта и девятнадцать горизонтов ниже уровня ворот. Здесь только главные залы и большие переходы к разработкам. Сколько один лист — тридцать локтей, сорок?

— Сто, — коротко ответил Оин.

— Ого, — уважительно произнес Уиллис. — Глубоко. И еще есть глубинные шахты, как я понимаю.

Карта неполная. Но полную, я думаю, даже господин Бьерн не смог бы поднять.

— Да, полной карты у нас нет. Гномам придется разделиться, чтобы вести отряды людей, если вы вдруг не надумаете идти всей кучей по Главному тоннелю. Но даже среди нас не многие смогут точно определить, на каком горизонте и в каком крыле находятся. Каждый выучил эту карту наизусть, но я бы не решился пускать своих бойцов меньше чем по пятеро. Заблудиться в Мории проще, чем в Сумеречном лесу ночью, — сказал Оин.

— Сто локтей в высоту… Значит, наши лучники окажутся вовсе не бесполезны, как думалось вначале, — говорил Уиллис, повернувшись к Гримбьорну.

Молодой человек кивнул.

— Хорошо. Размножить и раздать командирам сотен. Придется выучить эту вашу макшедею.

— Маркшейдерия, — поправил его Оин. Одновременно он пнул под столом ногу Балина, когда тот попытался возразить против копирования карт.

— Придется доверять друг другу, — пробурчал Оин едва слышно.

* * *

Уже на третий день после перехода Андуина пришлось двигаться медленно, со скоростью не более двадцати пяти миль в день. Частично это обусловливалось тем, что теперь перед ночлегом приходилось выстраивать укрепленный лагерь, долго искать природные убежища, способные обеспечить защиту от прямого нападения, перекрывая возможные подходы рядами телег. Армия шла в бой и не скрывала этого. Днем воины передвигались небольшими отрядами, охватывая местность как можно шире, оставляя в центре движения обозы. Эльфы, разделенные вопреки их протестам, присутствовали в каждой группе. Это было необходимо, потому что никто не чувствовал приближения слуг Врага так остро, как они. Постоянные стычки с врагом задерживали продвижение. Но Балин понимал: весть об их небольшом отряде должна достигнуть орков в Мории, разросшись до рассказов об огромном войске, объединившем «армии» гномов, людей и эльфов.

Они миновали много деревень, жители которых не боялись близкого соседства ни с орками, ни с эльфами, ни с любым другим народом. Узнав о планах гномов, люди с уважением говорили об их храбрости. Все-таки Мория для многих была «проклятым местом». Но никто не отговаривал воинов ехать дальше. Чем больше они углублялись на запад, тем безлюднее становились места, и иногда приходилось одолевать несколько лиг до ближайшего жилья, обнесенного высоким частоколом.

Перелески, которые встретили войско за Андуи-ном, скоро кончились. Теперь впереди расстилалась травянистая степь, лишь изредка то тут, то там появлялись рощи широколиственных в основном деревьев: дубов, буков или грабов. Нередко разведчики натыкались на древние камни, свидетельствующие о том, что здесь жили и сотни лет назад, но даже память подгорного народа мало что сохранила про те времена.

* * *

До северных ворот Мории оставалось два дня пути. Балин ехал в одном из передовых отрядов, рядом находился Тартауриль. Гном исподтишка наблюдал за перворожденным, потому что его поведение казалось подозрительным: тот иногда долго смотрел на Балина и, казалось, боролся сам с собой. На лице эльфа попеременно сменялись выражения обеспокоенности и презрения.

В конце концов Балин решил заговорить первым:

— Что-то случилось, Тартауриль?

На лице эльфа особенно ярко проступило презрение к представителю «приплюснутого народца», но неожиданно он ответил:

— Тебя не беспокоит Оин? — Сказано было сквозь зубы, слова почти слились в шипение.

Балин, который от одного вида эльфа начал закипать, сразу остыл:

— Что ты имеешь в виду?

Эльф подъехал совсем близко и склонился, насколько это было нужно для разговора с гномом:

— Его лицо… глаза. Я чувствую. Тулкас смотрит на нас его глазами.

Он собрался уже пришпорить своего коня, когда Балин ухватил его за штанину:

— Что еще ты чувствуешь?

Тартауриль непроизвольно потянул меч, но передумал. Тень сомнения мелькнула на его лице.

— Хорошо, — процедил он. — Я расскажу.

Они направили коней в сторону и немного отстали от основной группы.

— Силы мира, или валары, живут среди нас и вмешиваются в наши судьбы, — начал тихим, но неожиданно глубоким голосом эльф. — Одни правят только стихиями, как Ульмо, владыка вод. Он редко участвует в делах тех, кто говорит и мыслит. У каждого владыки есть свои любимцы: у Манвэ — орлы, у Ороме — пастыри деревьев, о силе и мудрости которых ты даже не догадываешься, у Ауле — вы, гномы. Темный властелин правит силами зла, а Мандос — душами умерших. Но есть среди валар один, который не имеет своих подданных. Да они и не нужны ему, потому что среди Стихий он самый сильный. Тулкас Доблестный, что в одиночку может противостоять Темному властелину, иногда тоже вмешивается в дела живущих. Тогда на свет появляются смотрящие его глазами. На севере таких зовут берсеркерами, мы называем — астальдо, по прозвищу Доблестного.

Он выбирает лишь отчаянных храбрецов. Берсеркеру не страшны враги — он их побеждает, не страшны раны — они легко излечиваются, в бою смотрящий глазами Тулкаса так быстр, что за ним не успеть и летящей стреле. Удача всегда на стороне этого храбреца. Но Доблестный помогает только тому, кто не просто не страшится смерти, но и ищет ее. Часто такое возможно лишь тогда, когда великий долг, невыполненный или невыполнимый, смертельным презрением жжет душу.

— Откуда ты знаешь? — попытался возразить Балин. — Я не помню такого за Оином… Да и откуда?

Тартауриль хмуро посмотрел на гнома.

— Именно поэтому Оин так дружен с Бьерном. Не притворяйся, что не знаешь. От Серых Гаваней до песков Харада шепчутся о том, какую клятву дал шкуроменятель Бьерн после гибели жены. Об этом не принято говорить вслух. Вспомни хотя бы Феанора. Даже сегодня мы с неохотой вспоминаем о его словах. Может быть, Оин и не давал никаких клятв. Может быть, гномам они и не нужны. Я слышал пословицу о том, что слово гнома крепче скалы… У обоих на душе долг, что тянет их к мраку гибели. Они не могут отступить. Только те, кто не отступит, по сердцу Тулкасу. Им он дарует удачу во всем и несет смерть их руками.

Но подарив воинскую удаль, Тулкас не смотрит, кому несет смерть. Враг и друг, гном и человек, тролль и эльф — все равны под лезвием берсеркера. И тогда приходят великие беды. Многие становились астальдо, совершали великие дела, бросали вызов великим силам — и побеждали их, оставляя за собой лишь пепел и пустыню. Достаточно вспомнить Турина Мормегиля, чье боевое безумство даровало ему множество подвигов и хранило от смерти, но привело к гибели эльфов Наргофронда. Да и людям его победы принесли немало разочарований и горя. Многие погибли от его руки, и сам он умертвил себя, поняв, что несет лишь ужас и смерть. Вот такие дела, гном, — закончил Тартауриль уже совсем другим, дружеским тоном.

Балин, внимательно слушавший, с надеждой посмотрел на эльфа.

— Ты сказал правду. Я давно уже заметил странное за Оином, но не предполагал, что дело так серьезно. Что же мне делать?

— Используй его. С таким воином, отмеченным валарами, не страшно спуститься в темницы Горгората. Не бойся посылать его на самые тяжелые задания, что не под силу простому смертному. И помни: никогда нельзя вставать на пути Смотрящего. Перед ним твоя жизнь — ничто.

Глухо топали копыта, пони привычно нес своего седока. Но как будто земля перевернулась и небо потеряло свой цвет. Столько лет жить вместе, думать, мечтать, работать — всё вместе, и вдруг оказаться на развилке дорог, и обе ведут к предательству. Не замечать, вести к гибели или использовать, толкая на смерть. Поведение друга и раньше беспокоило его. И теперь, когда известно, что Оин был в Мории… Только безумец способен на это. Но Балин не хотел называть так товарища, которого знал столько лет. И не будет использовать его. Судьба Оина останется его личным делом.

* * *

Уже давно они шли вдоль Мглистых гор, названных так из-за постоянных туманов, что, сползая с вершин, накрывали собой долины. Весенняя погода здесь царила под стать осенней: дождливая и холодная, как будто заранее оплакивающая будущее.

Люди, привыкшие к железной дисциплине, не поддавались унынию. Гримбьорн громко отдавал приказы, которые беспрекословно выполнялись. Гномы ворчали больше обычного, но в их интонациях угадывались веселые нотки — они приближались к Казад Думу. Лишь эльфы беспокоились, так как помнили, что в это время солнце должно светить ярко, а воздух — вибрировать, захватывая в круговерть весны запахи трав и деревьев. А ведь еще сотня миль — и они могут оказаться в лесах Лотлорие-на, где листья вообще не опадают.

Вместо этого они сошли с дороги, что осталась с незапамятных времен, застывшая придорожными валунами еще на долгие века. Отряд уходил в горы, на запад, по относительно ровному перевалу, к Великим Северным воротам.

— Все ворота Мории называются Великими, — объяснял Ори идущему рядом с ним Гримбьорну. — Такова особенность этого подземного царства. Попасть туда можно только через ворота, прорубленные самим Дарином. Вошедший в Казад Дум как вор или враг — через световые или вентиляционные шахты — обязательно заблудится уже в надземном горизонте, который больше напоминает лабиринт. Там любой сгинет, потому что ловушки, установленные гномами, действуют надежно. Конечно, сейчас я не могу сказать это наверняка, но когда наш народ жил в Мории и стражи исправно несли свою службу, ни один враг не мог пробраться вниз незаметно. Поговаривают, причем справедливо, о целых стенах, что вырастают из-под земли и навечно заточают в каменном склепе. Не всякий гном может оттуда выбраться. 11о я что-то не слыхал, чтобы гномы враждовали между собой.

— Ну нет, — прервал Ори Бьерн, что ехал рядом. — На Дагорладе вы сражались и под знаменем Саурона.

— Я уж точно не сражался, — попытался обратить разговор в шутку Ори. Однако увидев хмурый взгляд Бьерна, которого побаивался, осекся и продолжил серьезно: — Да, случалось, что и среди нас находились те, кто сражался на темной стороне. Но, — тут голова Ори характерно склонилась, а лицо приобрело упрямое выражение, — мы сражались не друг против друга, а под знаменами наших вождей.

Бьерн недоверчиво хмыкнул, ничего не сказав.

— Продолжайте, почтенный Ори, — попросил Гримбьорн.

— Итак, существует только четыре входа: Северные, Южные, Западные и Восточные Великие ворота. Западные ворота закрыты для орков. Их сработали в те времена, когда эльфы и гномы были друзьями. Гномы дали воротам прочность, а эльфы установили заклятие, вечное и неподвластное темным силам. Чтобы открыть их, необходимо разрушить скалу, в которой они вырублены. Однако я уверен, что это не поможет, ибо разрушив скалу и ворота, враги получат лишь груду камней, которую уже не преодолеть не только оркам, но и нам, гномам. Восстановить ворота сможет лишь государь Мории, которого уже много столетий дожидается корона Дарина в водах дивного и чудесного Келед Зарама.

— Подкоп? — деловито осведомился молодой человек.

Гном с превосходством посмотрел на него.

— Любой подкоп ведет лишь к гибели, — торжественно сказал Ори. — Стены Мории неподвластны даже самой могучей силе. Ни одна кирка не может пробить их. Хотя существуют места, где можно прокопать на много локтей, но не наткнуться ни на один туннель. А еще можно совершенно случайно ткнуть рукой — и найти громадную залу, которая обрушится, как только достаточно безумцев войдет туда.

Камни Казад Дума старше самого Дарина и обладают магией более могущественной, чем та, которую имеет Саурон.

— Тогда почему Мория сейчас под его властью?

— Это он так думает, — вмешался Оин, подъехавший ближе и заинтересовавшийся предметом разговора. — Можно сказать, что Казад Дум сам по себе, а Подгорный ужас — вовсе не слуга Саурона. Если Ужас вообще знает, кто такой Саурон.

— Тише, тише! — закричал издали обеспокоенный Балин.

— Не стоит упоминать имя нашего врага, — сказал он почти шепотом, приблизившись. — Даже среди безжизненных камней у врагов есть уши.

— Перестань, Балин,-громко произнес Бьерн. — Это же часть нашего плана.

Гном укоризненно посмотрел на великана.

— Мы с Оином, — громогласно продолжал Бьерн, — решили полностью пересмотреть тактику горной и подземной войны.

Гримбьорн с удивлением посмотрел на отца. Для него тоже было новостью, что хозяин Деревянных Чертогов решил настолько вплотную заняться военным делом. Честно говоря, Гримбьорн не мог даже предположить, что отец знает такие слова: тактика, горная война…

— Раньше в горной войне считалось, что побеждает тот, кто имеет наиболее выгодную для обороны позицию. Конечно, даже сотня воинов может удержать тысячу врагов в узком ущелье. Но при одном условии — если их невозможно обойти с тыла. А в горах, как известно, сотни обходных путей. Там, где пройдет горный козел — пройдет и человек; где пройдет человек — там протиснется отряд, а где отряд, там и армия. В Мории же, насколько я знаю, можно обойти любое препятствие. Нам ни в коем случае нельзя ввязываться в схватки, а тем более — штурмовать узкие коридоры. Преимущество позиции в горах и пещерах — одновременно и слабость. Обойдя противника, можно поставить его в безвыходное положение. Только-только враг торжествовал, что его невозможно выбить из удобной галереи, а через час сам вынужден пробиваться, дабы не остаться в окружении. Мы станем как вода в половодье. Там, где нельзя пройти — мы не пойдем, но найдем обходной путь и уничтожим орков, зайдя с тыла.

— Кроме того, за нас будет огонь, — сказал Оин многозначительно.

— Мы проверяли нашу тактику, — рокотал Бьерн. — Она действует, и неплохо. Немало орков испытали ее на своей шкуре.

Гримбьорн, внимательно слушавший речь отца, задумчиво кивнул.

— На месте разберемся, — сказал он уклончиво. Потом приказал: — Обозы Бьярни идут с нами. Тяжелая конница Бэлы остается на равнине. Как только вы понадобитесь, я пришлю сокола.

Бэла согласно кивнул, но на лице молодого сот-ника-роханца мелькнула ярость, сменившаяся глубокой досадой. Балин удивился и внимательно вгляделся в лица людей. До этого момента ему казалось, что сотни Гримбьорна идут за гномами лишь по приказу начальника. Или потому, что соблазнились наградой, назначенной каждому за освобождение Мории. Но теперь Балин видел другое: здесь собрались люди разных народов. Они говорили на разных языках, некоторые вообще знали на всеобщем языке десяток слов (в основном — простые приказания), но все почему-то прекрасно понимали друг друга. Только сейчас гном сообразил, что у каждого из людей есть свой счет к оркам. Роханец Бэла был готов броситься в бой прямо сейчас, без всяких приказаний и наград, на тысячекратно превосходящего врага… Только для того, чтобы разменять собственную жизнь на жизнь единственного орка, которого срубит перед смертью. Эти люди тоже не остановятся — понял Балин. Все они войдут в Морию и не испугаются ничего, они не спасуют даже в одиночестве, даже против самого Моргота. Да, редко когда собиралось такое войско… Зло, которое притаилось в глубинах Темной Бездны, даже не представляет, что его ждет…

К полудню головные сотни отряда достигли вершины хребта, с которого начинался спуск в узкую долину. На ее дне и находился вход в подземное царство гномов.

Несколько всадников отделились от змеящейся ленты монолитно движущегося войска. Оставив лошадей у подножия, они долго взбирались на скалу, которая главенствовала у перевала. Балин, Оин, Бьерн и Гримбьорн (а это были они) достигли вершины и остановились, медленно оглядывая окрестности.

— Значит, это будет здесь? — спросил Гримбьорн у отца, указывая рукой вниз.

Бьерн присмотрелся.

— Да, как мы и говорили. Смотри, взгорок у подножия водопада поначалу кажется идеальным местом для лагеря.

— Только ни один полководец не решится здесь ночевать. Тем более в такой близости от врага.

— Скалы сверху — это прекрасная позиция для лучников, а вход в устье достаточно широк для прямой атаки. При прорыве вся стоянка превращается в гигантский мешок, мышеловку.

— Орки, попав в такую ловушку, скорее всего станут отходить к Воротам. Л надо идти вниз, по течению, так есть шанс вырваться. Потери у них будут огромные, но всех не перебить. У нас не так уж и много хороших лучников, мы не можем контролировать все ущелье.

— Ага! — радостно вскричал Бьерн. — Значит, ты согласен с нами! Я же говорил, что сработает, — продолжал реветь гигант, повернувшись к Оину.

Балин до рези в глазах вглядывался в окружающий пейзаж, но совершенно не понимал, о каком месте шла речь. Он видел лестницу, что вела к Великим Северным Воротам. С расстояния в несколько миль особенно хорошо была заметна непропорциональная огромность ступеней. Вырезанные в черном базальте, они даже отсюда казались дорогой великанов. Каждая ступень имела ширину в несколько ярдов. Первая из них, длиной в четверть мили, сменялась второй, чуть меньшей. Потом шла третья, четвертая, все короче и уже; ступени веером сходились у входа, зиявшего в скале. Видел ручей: вода споро текла с ледников Карадраса. Видел скалы, голые и поросшие кустами. Груды камней, несколько заброшенных троп. «Какой водопад, какое ущелье?» — думал он, в бессилии пытаясь уследить за взглядами товарищей.

— А может не сработать. Орки быстро бегают. А ворота шириной… — Гримбьорн прищурился, вглядываясь. — Локтей тридцать, обе створки сломаны. Кто мне говорил, что Великие ворота неразрушимы? Орки просто сбегут в Морию, почуяв ловушку. Они потеряют от силы пару сотен. Ночью в скалах луки перестают быть сильным оружием.

— Ворота неприступны снаружи. Тот, кто решится разрушить их изнутри, может добиться успеха, — задумчиво сказал Балин. Он все-таки решился спросить, справедливо рассудив, что излишнее самомнение здесь совершенно ни к чему. — Объясните мне, о чем идет речь. Не вижу ничего! Никаких стоянок, водопадов, «мешков» и так далее. Ткните пальцем.

Гримбьорн посмотрел на гнома с плохо скрываемым презрением.

— Мне говорили, что гномы совершенно не разбираются в наземной войне. Надеюсь, это не относится к подземельям, иначе нам придется худо. Мы говорим о ручье, который проходит под лестницей. Рядом с зелеными камнями в верхнем течении есть ровное место. Оно окружено скалами, поросшими кустарником. Здесь в самом деле хорошая стоянка, не будь она ниже уровня входа в Морию. Ночью мы разожжем костры и уйдем в скалы. Орки выступят из Ворот и пойдут в атаку — это простой способ поймать нас в ловушку. Даже орку это будет ясно. Нонас там не будет. Только костры и палатки. Орки сами попадутся в западню.

Балин с облегчением увидел четко описанное молодым воином место. Гримбьорн же, поняв, что дальше его объяснения не требуются, добавил:

— Несомненно, орки выйдут. Они всегда выходят. Они как падалыцики — берут числом. Теперь есть еще задача — удержать их ночью в долине как можно дольше. Желательно до утра.

— Ну это мы сумеем, — угрюмо проворчал Оин.

Гримбьорн с тревогой посмотрел на гнома, затем на отца.

— Ладно, — выдавил он, — там посмотрим.

По прибытии в лагерь Гримбьорн распорядился:

— Отправить сокола Бэле. Думаю, к вечеру он успеет. Пусть стоит с всадниками на перевале и атакует, как только будет возможность. Здесь нам нужны все силы.

Потом Молодой обратился к сотникам:

— Ставить палатки. Жарить мясо. Разлить вино. Гномы и эльфы встают отдельно от всех. — Молодой полководец помолчал и, морщась, добавил: — Производить как можно больше шума.

Люди, не совсем привыкшие к таким командам, сначала растерялись. Выручил всех Уиллис. Бородач заорал трубным басом:

— Вина мне! Надо как следует промочить глотку перед тем, как бить орков! Гуляем, братцы!

Это прозвучало как сигнал. Воины с неуверенными лицами разбирали бурдюки с вином. Там было самое дешевое пойло. Его не пили, а именно, как и приказал Гримбьорн, разливали. Скоро сивушный запах прочно повис над стоянкой. На холме, поближе к разбитым воротам Мории, жарили (а точнее — жгли) бычью тушу. Легкий ветерок разгонял запах горелого мяса. Бойцы Гримбьорна, явно смущаясь, потные и красные, с криками потрясали оружием.

— Орки выслали разведчиков, — пробормотал Уиллис, присаживаясь рядом с Балином. — Вон там, в траве, видишь?

Балин пригляделся.

— Не вижу, — честно признался он.

— Ничего, — прогудел сотник. — Привыкнешь. В следующую секунду гном вздрогнул от бешеного рева.

— Куда пошел? — орал Уиллис. — Иди спать! Какой такой дозор?! Орки и носа высунуть не посмеют из своей норы!

— Как стемнеет, скажи своим уходить, — продолжал через мгновение Уиллис тихим голосом. — А сейчас лучше сходите и поищите надежное укрытие. Чем больше суеты, тем лучше, и никто не догадается… Главное — потом сидите тихо. Предупреди всех, чтобы почесывания оставили на потом, а до ветру сходили сейчас. А мы, как солнце зайдет, разложим большие костры. В темноте только их и будет видать. Останутся следопыты — они отойдут последними…