Глава 20

Почувствовав некоторую свободу действий, Альбина ощутила себя птичкой, выпущенной из клетки в родные пенаты. Вернуться в свою комфортную квартиру, погрузится в булькающее джакузи под звуки музыки, с ароматической свечкой, с бокалом любимого кокосового рома Малибу в придачу, казалось ей верхом блаженства. Она провалялась в ванной почти час, потом растерла себя хорошенько скрабом с ароматическими маслами, нанесла увлажняющий лосьон и улеглась на уютной шкуре ламы, расслабившись и забывшись в сладком сне. Так спокойно она не спала уже очень давно. Даже сны были каким-то светлыми, переливчатыми, умиротворяющими.

Проснувшись уже под вечер, она обошла свою квартиру, вспоминая каждый уголок. Обилие собственных фотографий смутило её и она решила убрать их все. Сделав это, она уселась у окна и задумалась — и что теперь? Что дальше делать? Она обеспечила себе доступ ко всему своему, но ведь это не решало основной проблемы — чем ей заняться теперь? Захотелось навестить бывших знакомых, порасспросить их о состоянии дел, прощупать почву, где может оказаться ниша для неё. Конечно, никто не станет открывать ей все двери только из-за того, что она официальный представитель Дормич, но все же, зная некоторые рычаги, можно попробовать пробиться. Но куда? Альбина посмотрела на себя в зеркало — не так плохо, как раньше, но, надо быть объективной, карьера модели для неё закрыта и телевидение было открыто только для Альбины Дормич, но никак не для некой Катерины Лаврентьевой. Она решила дать пару дней на то, чтобы новость облетела всех, кого возможно, и после этого уже действовать.

Свет настольной лампы бросал тени на предметы, завалившие рабочий стол Артема. Тени складывались в причудливые фигуры, разыгрывая спектакль для уставшей фантазии. Симонов обдумывал свой ответ на очередное письмо. Сколько бы не твердил он себе, что переписка эта только отнимает время, все же он не оставил без ответа ни одно из писем странной незнакомки.

Артем перечитал письмо несколько раз. Нет, на сумасшедшую похоже не было. Но и на обычного пациента тоже. Этот человек пытался вытянуть его на ответ, на какие-то действия, и в то же время, она задавала вопросы, поднимая смутные переживания, о которых он не любил задумываться, списывая их на сентиментальность и слабость. Совершал ли он что-либо, не дающее ему покоя по ночам? Она пишет так, словно знает точно — есть червь, гложущий его сомнениями. Есть тайна, тщательно оберегаемая от чужих глаз. Даже себе тяжело признаться в своих подозрениях. Она права, мы редко бываем честны даже перед самими собою, не говоря уж о других. Впрочем, есть шутка, что единственным местом, где можно ни во что не играть, есть и остается гроб. Тогда к чему искать ее — искренность? Только для того, чтобы разворошить старые раны?

Письмо странным образом задело его. И хотя было ясно, что это не обычная консультация, ему непременно захотелось ответить ей.

Вот так вот — достаточно сухо, чтобы соблюсти дистанцию, но и достаточно откровенно, чтобы не показаться сухарем. Хотя, почему его должно волновать, что о нем подумает эта женщина? Ответ пришел не сразу, через несколько дней, и буквально сбил его с ног своим напором и попаданием в цель.

Артем ощутил себя так, словно его ударили чуть ниже грудины, в солнечное сплетение — так, что перехватило дыхание. Эти слова вызвали в нем бурю эмоций, захотелось расписать ей, в чем она не права, опровергнуть каждое слово, но он остановил себя. Зачем? Кто она такая, чтобы он выложил всего себя перед ней? Но совсем не ответить он тоже не мог. К тому же, в глубине души он понимал, что доля истины в этих обвинениях есть.

Ну вот, опять намекнул ей, что лучше ей обратиться к психотерапевту. На самом деле ей лучше даже к психиатру, но вдруг обидится еще…

Он не стал отвечать на это письмо сразу. Ему пришлось задумать над её словами, прежде чем сформулировать, что он думает по этому поводу. Она была права и не права. Да, он не привык копаться в личных проблемах людей, ему хватало человеческой боли на работе. Врачей учат испытывать эмпатию к больному — не симпатию, не антипатию, а именно эмпатию. Когда перед лицом пациента ты сочувствуешь его боли и проблемам, но, едва выйдя из палаты, забываешь об этом. Если бы не эта тактика, врачи бы сошли с ума от переживаний за каждого. Артем постепенно переносил этот навык и на остальных. В личных отношениях он старался избегать острых углов. Но ведь не от того, что был таким черствым и закрытым, а потому, что не считал себя вправе лезть человеку в душу. Он не любил вторжения на свою территорию, и считал, что и другим его вторжение не нужно.

А сейчас…Какой шанс может быть у отношений, начало которых построено на лжи, обмане, сложностях и непонимании друг друга? Как он мог даже думать о попытках распутать узел, где не видно ни начала, ни конца? Да, он хотел этих отношений, да, они мучили его своей непонятностью и незаконченностью. Он постоянно думал об этом, терзался своим непониманием, но разве мог он что-либо изменить? Не он запутал этот клубок, как он может его распутать? Впрочем, это не имело никакого отношения к тому, о чем писала незнакомка. Или..?

Альбине пришлось еще раз съездить на квартиру Кати, вызвать квартиросъемщицу и сдала ей ключи. Все, с этим закончили. Жизнь вновь становилась легкой и решаемой, как простая задачка. Машина, деньги, связи. Альбина усмехнулась, когда подумала об этом. Выглядит, как много, а весит мало. Да, это дает некоторую свободу в действиях, не более. Смешно, что она так переживала о возможной потере всех этих восстанавливаемых благ! Теперь надо было подумать о том, куда вложить деньги и чем заняться.

С тех пор, как проводили Сашу, Симонов не появлялся и позвонил только пару раз в первые дни после отъезда Лаврентьевых. И все. И даже после новостей о Дормич от него не было ничего слышно. Альбина на могла поверить, что ему абсолютно все равно. Она так же была почти уверена, что Артем не поверит этой истории. Но он не звонил. А она не хотела навязывать свое общество человеку, который, зная про неё все, не хочет с ней общаться. Тёма вычеркнул её из жизни тогда, вычеркнул и теперь. Глупышкой был, глупышкой остался…

Дни понеслись с невероятной быстротой. Дни, наполняющиеся, словно пустой сосуд, теми же лицами и разговорами, что наполняли её жизнь раньше. Внимание прессы, интервью, знакомые Дормич, пытающиеся теперь приблизится к Лаврентьевой, чтобы выяснить подробности… Она обнаруживала себя в тех же местах, где бывала раньше, среди тех же людей. И даже Влад как-то пригласил её на ужин, дав понять, что не прочь продолжить знакомство в более интимной обстановке. То ли знакомый запах его привлек, то ли формы, она не понимала. А может, это был просто азарт охотника за неизведанным. А Катерина приобрела в мире Дормич славу неизведанного зверя, с повадками звезды, знанием дела, и абсолютно невнятным происхождением. Впрочем, все списывалось на влияние Дормич, чьи повадки и рассуждения очевидно проглядывались в Катерине. Влад посоветовал её вложиться в какое-нибудь дело — либо открыть новую косметическую линию, либо модельное агентство, либо дизайнерскую линию одежды. Любой продукт с именем Альбины Дормич пока еще будет идти на ура, рассуждал он. Пока не забыли о её существовании.

Альбина подумала, что идея неплохая. И даже уже придумала, что это может быть аксессуарная линия, сумочки, ремни и тому подобное. Она знала людей в этой области, знала, с чего начать. Вереницей пошли одна за другой встречи, появились новые знакомые. Появился секс. Она вновь кинулась головой в тот же омут случайных связей, ища забвения от своих снов, пытаясь стереть из памяти Тёму. Проделав такой огромный марафон по жизни, она вновь вернулась к тому же, от чего начала свой бег изначально. Она вновь бежала от Тёмы. Она не понимала его, не понимал, почему он так поступает, о чем он думает. Она не знала, как себя с ним вести.

Куда удобнее было играть по известным правилам — чуточку наслаждения без всяких обязательств и глубоких чувств.

Теперь к её связям прибавились еще и новая разновидность — неудачники, стремящиеся урвать кусочек связей и денег новоявленной бизнес леди и готовые за это усладить любые её прихоти. Прежнюю Дормич такие образчики особо не доставали, боялись, что у такой красавицы и без них хватает секса в жизни. В Катерине же они увидели потенциальную жертву их игр, женщину, имеющую все, кроме красивого лица. Поначалу Альбина купилась на их комплименты, находя в них источник повышения самооценки, но скоро поняла, насколько отвратительно и фальшиво все это, хотя время от времени все равно теряла бдительность.

— Кэти, — говорил ей с придыханием один из них, Рома, настойчивый неудачник. — Ты даже себе не представляешь, до чего ты меня заводишь! Одного взгляда достаточно… — после этих слов он накидывался на неё, как молодой тигр, стараясь всеми силами подтвердить правоту своих слов.

Рома уже довольно давно работал у Влада в агентстве, но все как-то дальше вторых ролей не выбивался. Альбина с трудом лицо-то его вспоминала, не то что имя, до того неприметным был это щупленький, болезненно амбициозный парень. Видя, что Альбине доставляет удовольствие слушать сплетни, он рассказывал ей все, что знал о Владе, его похождениях, о моделях, об их любовниках. Поначалу он подступал к ней мягко, без резких выпадов, прикидываясь просто другом. Никогда не просил о помощи, так что Альбина даже засомневалась, неужто он и впрямь запал на неё. Рома все пел песенки о её расчудесных глазах, завораживающем голосе, сексуальной походке… А она слушала и даже иногда ловила себя на мысли, что верит.

Первый прокол он совершил, когда вдруг решил посплетничать о Дормич.

— И как ты с ней сдружилась, я не понимаю. — пожал он плечами, когда увидел в её квартире журнал с фотографией Альбины. — Такие разные. Ты и она, котик, это же несовместимые личности. Как ты с ней можешь общаться?

— А что? Чем мы так отличаемся? — насторожилась Альбина. Вопреки её ожиданиям, прежние знакомые не решались сплетничать с Лаврентьевой о Дормич, не будучи уверенными, в каких они отношениях. Этот же дурачок решил, что Катерине может польстить, если он наговорит гадостей про более красивую (пусть даже и в прошлом) подругу.

— Да ведь она такая стерва, эта подстилка Влада! Её же все ненавидели! — доверительно сообщил услужливый дружок.

— И ты? — прищурилась Альбина.

— Да мне, знаешь, все равно, — выкрутился Рома, вовремя заметив напряжение в её глазах. — Просто знаю из разговоров. Да и что мне до неё, у меня же есть ты, котенок!

Так он и ошивался около неё, выжидая удобного момента, появляясь с ней на приемах, светясь на фотографиях в прессе. Момент настал, когда он стал свидетелем её переговоров насчет запуска аксессуарной линии. Надо было видеть, как загорелись его глазки от близкой добычи. Несостоявшаяся звезда подиума решил, что он достаточно подготовил почву для того, чтобы эта мымра при деньгах взяла его в дело.

— Слушай, Кэти, а кто будет набирать людей для этого дела?

Альбина расхохоталась.

— А ты уже местечко себе приглядел, я смотрю? А если я тебе скажу, что Дормич все решает? Твоя обожаемая стерва Альбина Дормич?

— Ну, Кэти, ты же не станешь передавать ей дурацкую болтовню? Ты уж замолви за меня словечко, а? Котик, я так многое умею, я же стану твоим человеком там… — Рома лизнул её мочку уха. — На меня можно положиться, за мной, как за каменной стеной…

Рома шептал эти слова, словно в любви признавался. Альбина вытерла мочку и вдруг отчетливо представила себе, как это выглядит со стороны.

— Хорошо, Ромочка, — ласково отозвалась она, отражаясь в его сияющих глазах. — Я обязательно порекомендую тебя на место… — она задумалась, словно подбираю ему позицию. Рома, затаив дыхание, прислушался, кем его сделают — заместителем или все-таки главным ?

— Знаешь, —продолжила Альбина, — вот когда работницы фабрики приходят на работу и переодеваются в униформу, им может понадобиться помощник. Раздевальщик, понимаешь? У тебя это отлично получается, могу дать лучшие в мире рекомендации!!!

Альбина с удовольствием наблюдала за процессом перекашивания его смазливого личика.

— Займемся делом? — игриво предложила она, притягивая его к себе за кожаный ремень.

— У меня… у меня голова болит, — пробормотал Рома, из осторожности (а вдруг она просто пошутила?) не желая выдавать свою злость.

— А-а-а… Ну ты домой иди, отдохни. Вдруг грипп начинается, заразишь еще меня, — ласково отправила его домой Альбина.

«И больше на глаза не попадайся», добавила про себя.

Самое интересное, что её эти эпизоды даже не задевали особо, словно она считала естественным, что спать с ней захотят либо стареющие охотники за молодыми телами, либо молодые искатели халявных денег и связей. Внутренне отторжение себя, как привлекательной женщины, сделало её нечувствительной к подобному отторжению со стороны других. Если верить тому, что внешний мир отражает внутренний, то Альбина получала от мужчин именно ту модель отношений, которую создала в своем перевернутом сознании.

Среди этой суеты она хотя бы раз в месяц навещала ребенка Лаврентьевой, забирала его на несколько дней к себе, ощущала себя и впрямь родной тетей. Со временем несколько дней превратились в недели, и даже уже пришлось найти няню, чтобы помогала с Сашкой, когда Альбина была занята. Она любила засыпать рядом с ним, любила чувствовать его маленькие ручки на своей груди, слышать его сопение под ухом. Он стал центром её общения, она рассказывала ему обо всех своих переживаниях, словно он мог понять. Но только ему она и доверяла, чувствуя в этом маленьком невинном человечке единственную родственную душу.

Добавив своих денег, она прибрела для Саши неплохую квартиру, нашла жильцов. К деньгам с квартиры прибавлялись и её подарки, так что дом Лаврентьевых был завален всем необходимым для растущего парнишки. Родители Лаврентьевой её новой жизни немного стеснялись и навещали редко, все больше в себе зазывали. Она их понимала и шла на уступки. Со своими родными родителями она иногда созванивалась, каждый раз чувствуя неловкость. Разговаривала в основном с отцом, но скованность его на эмоции была так очевидна, что разговоры эти случались все реже и реже. Если он и переживал за неё, то совершенно не умел этого выразить. И так уже получилось, что с Антониной и Кондратием ей было гораздо легче общаться, чем с родными.

Со слов стариков она знала, что иногда Сашу навещает в деревне Симонов. В городе он этого никогда не делал и вообще не звонил. Как это обычно и бывает, живя в одном огромном мегаполисе, они ни разу нигде не пересеклись. Альбина так и не узнала, что он о ней думает и так не смогла оформить во что-то ясное и понятное свои чувства к нему.

Напившись допьяна вина прежней жизни, она ощутила легкое похмелье, которое со дня на день становилось все более и более тяжелым. Жизнь уже не казалась такой распрекрасной, слава и деньги не радовали, мужские тела раздражали все больше и больше, каждая связь приводила вновь к отвратительно изнуряющим снам, после которых хотелось бежать под душ и смывать с себя полученную грязь жалкой имитации любви.

Не найдя ни смысла, ни удовлетворения в возвращенной жизни, Альбина стала думать о полной смене декораций. Дорогу к собственным ощущениям пришлось искать опять-таки с помощью Анны Себастьяновны, которая дала ей возможность выговорится, определить, что именно её не устраивает и чего ей не хватает.

Разговоры эти получились тяжелые, Анна, видя состояние Альбины, не жалела её, выворачивала своими вопросами наизнанку, заставляла признаться самой себе в собственных заблуждениях, сомнениях и страхах. Но одну сферу её мира Анне так и не удалось раскрыть и вывернуть — сферу чувств, любви, секса. Тут Альбина не могла ничего сказать и словно поставила внутри себя такой замок, пароль к которому не знал никто. Ясно было, что за замком этим твориться полный хаос, но без наведения порядка невозможно было определиться, куда двигаться. Анна была недовольна результатом, понимая, что пока Альбина не разберется с отношением к самой себе, она не сможет полноценно раскрыться. Альбина же так боялась боли, спрятанной за этим замком, что решила пока остановиться на достигнутом.

Итогом этой череды бесед стало решение Дормич развернуть свою деятельность в совершенно другое русло. Картинка, которая нарисовалась в её голове в качестве мечты, имела вполне конкретный вид и значение. Это был центр для помощи таким, как она. Людям, потерпевшим маленькие или большие изменения в своей внешности, страдающие тяжелой адаптацией к новой жизни. Это могли быть молодые девушки с уродливыми шрамами на лице, калеки, да кто угодно, нуждающиеся в поддержке. Альбина хотела привлечь к работе психологов, пластических хирургов, косметологов. Естественно, для этого требовались специалисты, оборудование и вообще много чего, но она была уверена, что дело пойдет и будет приносить ей удовлетворение. При этом Альбина решила взять кредит, так как хотела одновременно продолжать выпуск аксессуаров, тешивших её не угасший интерес к миру моды. Проект заинтересовал многих людей, она привлекла прессу, организовала фонд в поддержку этого центра, заполнила свою жизнь столькими делами, что не замечала, как засыпала по вечерам, едва прикоснувшись к подушке.

И только замок с паролем так и остался запертым. Она обнаружила, что при отсутствии секса выворачивающие сны не тревожат её, и свела в итоге этот провоцирующий фактор к минимуму, практически к нулю.

Глава 21

Альбина сидела в машине и ждала Симонова уже второй час. В отделении ей сказали, что он не дежурит сегодня, то есть вот-вот должен уйти домой. Что его там задержало? Она припарковалась около его машины и все выглядывала, не появился ли он у выхода. Почему-то смелости позвонить у неё не хватало. После такого долгого молчания только взгляд в глаза мог подсказать, имеет ли смысл продолжать общение. Повод для общения был. С идеей центра родилась и идея привлечь Симонова к работе. Булевский и Анна Себастьяновна, само собой, были наипервейшими кандидатами, но Булевский согласился лишь на позицию консультанта, не хотел оставлять свой ожоговый центр. Альбине нужен был хирург, готовый возглавить клиническую работу. Лучшего повода пообщаться с Тёмой и не придумаешь. А увидеться хотелось, страшно хотелось, не хотелось лишь признаваться в этом самой себе.

Он, наконец, появился, задумчивый, с выражением какой-то хмурой сосредоточенности. Он не заметил Альбину и уже вставил ключ в дверь своей машины, когда она окликнула его. Он был похож на встревоженную птицу, когда услышал знакомый голос. Было заметно, как тело его замерло на секунду, лицо напряглось, но через мгновение Артем уже обернулся в её сторону, прищурившись, словно от яркого солнца.