Ящер страсти из бухты грусти

– Я надеюсь, что присутствие этой твари никак не повлияло на то, как я сейчас себя чувствую, – сказала Вэл, слизывая с пальцев помадку.

Точно, подумал Тео. То, что ты выскребла мозги и так неоднократно выпотрошенному городскому населению, а попутно совершила несколько уголовных преступлений, не должно омрачать тучками парад твоей любви. Вместе с тем, на службе Тео придерживался теории “искреннего заблуждения” и честно полагал, что она действительно хотела исправить зло, перестав выписывать своим больным лекарства. Поэтому несмотря на то, что сейчас Вэл раздражала его, как ежовый суппозиторий, он был с собой достаточно прям, чтобы признать: он просто ревнует к тому, что она обрела с Гейбом. А уже после этого осознания его начал раздражать и сам Гейб.

– Ну, что будем делать, Гейб? Усыпим эту тварь? Пристрелим? Что?

– Если допустить, что она существует…

– Допусти, – фыркнул Тео. – Боюсь, если ты станешь дожидаться еще каких-то улик, чтобы узнать все наверняка, нам придется искать для твоей задницы донора, потому что твою она откусит.

– Чего ты злишься, Тео? Я просто разумный скептик, как и любой исследователь.

– Тео, – вмешалась Вэл. – Я могу выписать вам рецепт на “валиум”. Лекарство облегчит симптомы отвыкания.

Тео презрительно хмыкнул. Презрительно хмыкал он нечасто, поэтому получилось у него хорошо: Вэл и Гейб испугались, что он сейчас отхаркнет комком волос.

– С тобой все в порядке? – спросил Гейб.

– Все превосходно. Я просто хмыкнул.

– Над чем?

– Добрый доктор хочет выписать мне рецепт на “валиум”, чтобы Уинстон Краусс отоварил меня леденцами.

– Об этом я забыла, – сказала Вэл. – Простите меня.

– Похоже, проблем у нас – в ассортименте, а у меня нет ни малейшего представления, с какой начать.

– В ассортименте? – переспросил Гейб.

– Воз говна и маленькая тележка, – пояснил Тео.

– Я знаю это слово, Тео. Я просто не могу поверить, что оно прозвучало из твоих уст.

Вэл расхохоталась над таким проявлением чувства юмора Гейба. Тео уничтожил ее взглядом.

Дженни, почти в таком же раздражении, как и Тео, от того, что ночью ей пришлось запирать ресторан, а утром – отпирать, поскольку утренняя официантка позвонила и сказалась больной, подошла с добавкой кофе.

– Это же твой босс вон там подъехал, правда, Тео? – спросила она, кивая на дверь. В окно Тео увидел, как из своего черного “эльдорадо” вылезает шериф Джон Бёртон.

– Черный ход есть? – В глазах Тео застыла мольба.

– Конечно – через кухню и кабинет Говарда.

Через секунду Тео уже летел через кухню; обернувшись он заметил, что Вэл с Гейбом, ничего не поняв, сидят, по-прежнему уставясь друг на друга. Он снова вбежал в зал и шлепнул по столу ладонью. Парочка глянула на него так, точно он стряхнул с них лохмотья прекрасного сна.

– Внимание, – сказал Тео, стараясь не повышать голос. – Сюда идет шериф, так? Мой босс? Опасный торговец наркотиками? А мы – преступники. И сейчас мы побежим отсюда через черный ход? Ну? Алло?

– Я не преступник, – ответил Гейб. – Я биолог.

Тео схватил его за рубашку и ринулся в кухню, волоча биолога за собой. Преступная психиатриса замыкала ряды.

– Я ищу Бетси Батлер, – сказал Бёртон, распахивая бумажник с бляхой, будто кто-то в округе мог не узнать его по белому “стетсону” и костюму от Армани.

– Чего она натворила? – спросила Дженни, стратегически располагаясь между шерифом и кухонной дверью.

– Вас это не касается. Мне нужно с ней поговорить.

– Ну а я в зале работаю одна, поэтому если хотите побеседовать, бегайте за мной, а то я не успею.

– Я не с вами хочу побеседовать.

– Отлично. – Дженни повернулась к шерифу спиной и направилась к стойке ставить свежий кофейник.

Бёртон поплелся следом, подавив желание придушить ее борцовским захватом.

– Вы знаете, где она живет?

– Да, – отозвалась Дженни. – Но ее нет дома.

Она заглянула в раздаточное окно и убедилась, что Тео и его банда благополучно выбрались из кабинета Говарда. Лицо шерифа багровело.

– Прошу вас. Не могли бы вы мне сообщить, где живет Бетси Батлер?

Дженни подумала, что этого парня можно спокойно морочить еще минут десять, но, похоже, такой необходимости нет. А кроме этого, она злилась на Бетси за то, что та не вышла на работу.

– Она позвонила сегодня утром и сказала, что у нее духовные обстоятельства. Так и сказала, между прочим. Грипп я еще могу понять, но мне приходится подряд вторую смену трубить после вчерашней ночи из-за ее духовных обстоятельств...

– Где Бетси Батлер? – рявкнул шериф.

Дженни отскочила. Того и гляди за пистолетом полезет. Неудивительно, что Тео так рванул через черный ход.

– Она сказала, что отправляется с группой единоверцев на ранчо “Пивбар”. Якобы их призывает к себе дух принести ему жертву. Чудные дела творятся, да?

– А Джозеф Линдер с нею был?

– Про Бетси и Джозефа никому знать не положено.

– Мне положено и я знаю. Он отправился с ней?

– Этого она не сказала. Она вообще была немножко не в себе.

– Тео Кроу сюда заходит?

– Иногда. – Никакой информации этому уроду Дженни выбалтывать не собиралась. Грубиян, мерзавец, а “Арамисом” облился так, что и скунс задохнется.

– Сегодня был?

– Сегодня не видела.

Без единого слова Бёртон развернулся и протаранил дверь ресторана к своему “кадиллаку”. Дженни зашла на кухню. Гейб, Вэл и Тео стояли у огромных сковородок, стараясь не попадаться под ноги двум поварам, переворачивавшим яичницы и оладьи.

Гейб показал на заднюю дверь:

– Заперто.

– Он ушел, – ответила Дженни. – Искал Бетси и Джозефа, но про тебя, Тео, тоже спрашивал. Наверное, поехал в “Пивбар” искать Бетси.

– А что Бетси забыла на ранчо?

– Какую-то жертву принести. Этой девочке нужна серьезная помощь.

Тео обернулся к Вэл.

– Дайте мне ключи от вашей машины. Я еду за ним.

– А мне так не кажется, – ответила психиатр, пряча за спину сумочку.

– Прошу вас, Вэл. Мне нужно знать, что он там затеял. Здесь речь о моей жизни.

– А здесь – о моем “мерседесе”. И вы его не заберете.

– У меня пистолеты, Вэл.

– Да, но “мерседеса” у вас нет. Он мой.

Гейб посмотрел на нее так, точно она выдавила ему в глаза грейпфрут.

– Ты действительно не хочешь давать Тео “мерседес”? – Голос его был пресен от разочарования. – Это же всего лишь машина.

На Вэл смотрели все, даже два повара, упитанные мексиканцы, которые до сего момента отказывались признать существование незваных пришельцев. Вэл залезла в сумочку, вытащила ключи и протянула Тео так, будто возлагала на алтарь собственное дитя.

– А как же мы домой доберемся? – спросил Гейб.

– Идите в “Пену Дна” и ждите меня там. Либо я вас заберу, либо позвоню по сотовому и скажу, что происходит. Много времени это не займет. Не должно. – С этими словами Тео выбежал из кухни.

Через несколько секунд Вэлери Риордан содрогнулась от визга колес. Тео выехал с парковки ресторана.

Живодеру, как и любой собаке, нравилось гоняться за автомобилями. Больше того – удирать у них не очень хорошо получается, особенно если сам едешь в другой машине. Но несмотря на весь восторг погони, Живодеру было неспокойно. Когда он увидел, как Длинный несется к машине, то решил, что Кормилец сейчас тоже выйдет. Но вместо этого они сейчас от Кормильца только удалялись, а к опасности – наоборот приближались. Живодер ее чувствовал. Он скулил и метался по заднему сиденью “мерседеса”, оставляя отпечатки носа на стеклах, потом перепрыгнул вперед и высунул голову из пассажирского окна. В реактивных порывах ветра, трепавших его уши, не было радости – одна опасность. Он гавкнул и царапнул дверцу, предостерегая Длинного, но в ответ его рассеянно почесали за ухом, поэтому он забрался Длинному на колени, где, по крайней мере, было чуточку безопаснее.

Бёртон впервые заметил у себя на хвосте “мерседес”, когда выезжал на Прибрежную трассу. Неделю назад он бы и внимания не обратил, но теперь в каждом дереве видел личного врага. Администрация по контролю за наркотиками на “мерседесе” ездить бы не стала, ФБР – тоже. А вот мексиканская мафия – может. Если не считать его личного бизнеса, они торговали метом по всему Западному побережью. Сейчас, наверное, решили прибрать к рукам всё. Вот, значит, как исчезли Линдер, Кроу и парни из лаборатории – да только всё как-то подозрительно чисто у них вышло. Трупы они бы оставили в назидание, они бы спалили хижину Тео, а не только грядку с коноплей.

Шериф вытащил свою девятимиллиметровую “беретту” из кобуры и положил рядом на сиденье. В багажнике у него лежала винтовка, но с таким же успехом она могла бы лежать и в Канаде. Если в машине двое или меньше, то снять их можно. А если больше, то у них наверняка “узи” или автоматы “мэк-10”, и ему конец. Мексиканцы любят групповую стрельбу по бегущей мишени. Бёртон быстро свернул с трассы и остановился в квартале по боковой улочке.

Ну почему он не высадил Живодера у ресторана? Разобраться с электрическим приводом, регулировавшим высоту сиденья, он не смог, поэтому и так ехал, обхватив ногами руль, а теперь на коленях у него сидел восьмидесятифунтовый пес. К тому же приходилось постоянно вертеть головой, чтобы не упустить “кэдди” Бёртона.

“Кадиллак” резко свернул с трассы. Тео удалось обогнуть угол без визга покрышек. К тому времени, как он смог что-то разглядеть из-за башки Живодера, “кэдди” стоял в пятидесяти ярдах впереди. Тео быстро нырнул лицом на пассажирское сиденье и призвал на помощь всю СИЛУ “Звездных войн”, чтобы она взяла руль в свои руки, когда они проедут мимо “кадиллака”.

Шериф Джон Бёртон был готов лицом к лицу встретиться с агентами Администрации, совершить скоростной побег, даже к перестрелке с мексиканскими наркодилерами был готов, если бы дело дошло до этого. Он гордился своей крутизной, гибкостью и считал себя неизмеримо лучше остальных людей, поскольку хладнокровно реагировал на любую опасность. Тем не менее, он совершенно не был подготовлен увидеть, что по улицам разъезжает “мерседес” с черным лабрадором за рулем. Его высокомерие сверхчеловека съежилось в пожамканную горошину, когда он с отвисшей челюстью разглядывал проезжавший мимо автомобиль. “Мерседес” вильнул, сворачивая на следующем перекрестке, подпрыгнул на поребрике и скрылся за живой изгородью.

Шериф не относился к людям, не доверяющим собственным органам чувств, – если он что-то видел, он это видел, – поэтому мозг его сразу переключился в режим политика, подшивающего пережитый опыт к делу.

– Вон то вон там, – вслух произнес он, – и есть причина, по которой я никогда не стану поддерживать законопроект о выдаче собакам водительских прав.

Однако несомненные политические факты немногого будут стоить, если он не доберется до Бетси Батлер и не выяснит, что произошло с его призовым нарко-тяжеловозом. Шериф развернулся и снова направился к Прибрежной трассе, на которой немного внимательнее обычного присматривался к водителям попадавшихся навстречу транспортных средств.

Собралось их человек тридцать. Шестеро выстроились у входа в пещеру, остальные сгрудились за ними, пытаясь заглянуть внутрь. Молли узнала говорившую – глупенькая официантка из кафе “Г. Ф.”. Лет двадцати пяти, короткие светлые волосы и фигура, обещающая к сорока превратиться в грушу. Под церковной хламидой на ней были джинсы и кроссовки.

– Ты – Бетси из “Г. Ф.”, правильно? – спросила Молли, опираясь на меч.

Та, наконец, узнала Молли:

– Ой, вы же чокну...

Молли предостерегающе подняла меч:

– Веди себя прилично.

– Простите, – ответила Бетси. – Мы пришли на зов. Я просто не ожидала вас здесь увидеть.

К Бетси сзади шагнули две пастельные барышни из церкви, которых Молли отгоняла от трейлера-дракона.

– А нас помните?

Молли покачала головой:

– И что, по вашему мнению, вы все здесь делаете?

Те переглянулись, словно этот вопрос раньше не приходил им в головы. Они вытянули шеи и прищурились, стараясь разглядеть что-нибудь во тьме собора у Молли за спиной. Стив свернулся в глубине пещеры калачиком и дулся на весь белый свет.

Молли повернулась и обратилась во мрак:

– Стив, ты приволок этих людей сюда? И что ты себе думал, интересно?

Из темноты раздалось низкое хныканье. Толпа у входа зашепталась. Неожиданно вперед вышел какой-то мужчина и оттолкнул Бетси в сторону. На вид ему было лет сорок, одет в африканскую дашики, хаки и грубые ботинки. Его длинные волосы были забраны бисерной повязкой, чтобы не падали на лицо.

– Эй, чувиха, вам нас не остановить. Тут чего-то особенное и типа очень духовное происходит, так неужели какая-то ненормальная не даст нам в этом потусоваться? Не загораживай вход.

Молли улыбнулась.

– Так вы, значит, хотите в этом участвовать, да?

– Спрашиваешь, – ответил мужик. Остальные у него за спиной закивали.

– Прекрасно. Тогда выверните все карманы, прежде чем зайдете внутрь. Оставьте все снаружи – ключи, бумажники, деньги, всё.

– А чего ради? – возмутилась было Бетси.

Молли шагнула вперед и вонзила меч в землю прямо у девушки между ног:

– Тогда ладно. Все голышом.

– Что?

– Одетыми туда никто не войдет. Раздевайтесь.

Поднялся ропот, но низенький азиат с выбритой головой скинул свою шафрановую тогу, шагнул вперед и низко поклонился Молли, показав остальным паломникам голый зад.

Молли сокрушенно покачала головой:

– А я думала, что у вас котелки лучше варят. – Потом обернулась во тьму и крикнула: – Эй, Стив, держи хвост морковкой – я привела тебе на завтрак китайскую еду.

ДВАДЦАТЬ ШЕСТЬ

Вэл и Гейб вошли в бар и остановились у мигающего огоньками китайского бильярда, чтобы глаза привыкли к темноте. Вэл наморщила нос от похмельного духа застоявшегося пива и табачного дыма. Гейб сощурился на липкий пол, полагая распознать на нем какие-нибудь интересные формы жизни.

В “Пене Дна” утро было самым темным временем суток. Там стоял такой мрак, что тусклые контуры стойки, казалось, всасывали с улицы свет всякий раз, когда кто-нибудь открывал дверь. Дневные завсегдатаи в этом свете ежились и шипели, точно от мазков солнца могли испариться прямо со своих табуретов. За стойкой с мрачной, хотя и немного шаткой решимостью перемещалась Мэвис – она прихлебывала кофе из кружки цвета болотной кикиморы, а с губы у нее свешивалась экстра-длинная сигарета “тэрритон” и, точно пудель-невидимка дымящимися какашками, осыпала продолговатыми столбиками пепла ее свитер. Она расставляла по незанятому изгибу стойки рюмашки дешевого бурбона, выравнивая их, словно на расстрел. Каждые две-три минуты в бар заходил какой-нибудь старикан – согбенный, в мешковатых штанах, опираясь на трость с подпорками или последнюю надежду безболезненной смерти, – взбирался на свободный табурет, обхватывал рюмашку заскорузлой от артрита клешней и тряско подносил к губам. Эти рюмашки лелеяли – не опрокидывали залпом, и к тому времени, как Мэвис допила первую кружку кофе, изгиб ее стойки походил на очередь в преисподнюю: одни скрюченные, одышливые человеческие развалины.

“Не желаете ли подкрепиться? Вам придется немного подождать. Костлявая сейчас примет вас.”

Время от времени одна из рюмашек оставалась нетронутой, а табурет – незанятым, и Мэвис часок выжидала, а потом передвигала сосуд следующему дневному завсегдатаю и вызывала на поиски прогульщика Тео. Чаще всего все заканчивалось тем, что по городку скользила карета скорой помощи – тихонько, будто стервятник на труповозке, – и Мэвис узнавала скорбную новость, когда Тео приоткрывал дверь в бар, качал головой и шел дальше по своим делам.

– Эй, выше носы, – говорила в таких случаях Мэвис. – Вы ж дармовую выпивку за него получили? А табурет недолго пустовать будет.

Ибо дневные завсегдатаи и были всегда, и будут всегда. Следующее пополнение обычно подтягивалось к девяти – мужики помоложе, которые мылись и брились раз в три дня, а все время проводили вокруг бильярдного стола, поглощая дешевое разливное пиво и не сводя лазерных прицелов своих взоров с зеленого сукна, точно рассчитывая поймать в них блики собственной жизни. Когда-то у них были жены и работа – а теперь остались мечты о фантастическких ударах и хитрых стратегиях. Когда же мечты и взгляды тускнели, они перемещались на табуреты у стойки, к дневным завсегдатаям.

По иронии судьбы, дух отчаянья, витавший над дневными завсегдатаями, бодрил Мэвис тем возбуждением, какое она в последний раз испытала, когда шарахнула фараона своей Луисвилльской Дубиной. Стоило ей вытащить из запасника бутылку “Старых Теннисок” и разлить по рюмашкам, выстроившимся вдоль стойки, как ее позвоночник пробивало молнией электрического отвращения, и она поскорее ковыляла к другому углу стойки и тормозила там, переводя дыхание, пока ее стерео-кардиостимуляторы не приходили к согласию и не возвращали пульс к нормальной частоте ниже красной отметки. Точно ставишь смерти сливку на нос, точно вешаешь кобре на голову табличку “Пни меня”, и тебе это сходит с рук.

Гейб и Вэл следили за ритуалом со своего наблюдательного поста у китайского бильярда. Вэл держалась настороже – дожидалась мига, когда можно будет подойти к стойке и спросить, не звонил ли Тео. Гейб же, как обычно, был социально неуклюж.

Мэвис вернулась на исходную позицию у кофейника, предположительно избежав лап смерти, и окликнула парочку:

– А вы двое выпить чего хотите или просто на витрину глазеете?

Гейб подвел Вэл к стойке.

– Два кофе, пожалуйста.

Он быстро взглянул на Вэл, рассчитывая на одобрение, но та не сводила глаз с Сомика, сидевшего напротив Мэвис в конце стойки. Чуть дальше устроился еще кто-то – невероятно костлявый субъект с такой бледной кожей, что та казалась полупрозрачной в дыму от сигареты Мэвис.

– Здравствуйте, э-э... мистер Сом, – сказала Вэл.

Сомик, буравивший взглядом рюмашку с бурбоном, поднял голову и натянул улыбку на лицо, в котором сквозила виноватая скорбь.

– Моя фамилия Джефферсон, – ответил он. – А зовут меня Сомиком.

– Извините.

Мэвис взяла на заметку новую парочку. Гейба она узнала, он частенько заходил с Теофилусом Кроу, а вот женщина – лицо для нее новое. Она поставила кружки перед Гейбом и Вэл.

– Мэвис Сэнд, – представилась она, но руки не протянула. Уже много лет она не здоровалась ни с кем за руку, поскольку от рукопожатий у нее разыгрывался артрит. Теперь же, с новыми титановыми суставами и тягами, она просто боялась расплющить нежные фаланги пальцев своей клиентуры.

– Прошу прощения, – отозвался Гейб. – Мэвис, это доктор Вэлери Риордан. У нее здесь в городе психиатрическая практика.

Мэвис отступила на шаг, и Вэл заметила, как фокусируется аппарат в ее глазу: когда на него попал свет от бильярдного стола, глаз вспыхнул красным огоньком.

– Польщена, – промолвила Мэвис. – Вы знакомы с Говардом Филлипсом? – И она кивнула в сторону долговязого дистрофика, сидевшего в углу.

– Это Г.Ф., – подсказал Гейб. – Из кафе “Г. Ф.”.

Говарду Филлипсу могло быть и сорок, и шестьдесят, и семьдесят: судя по живости его лица, он вообще мог бы умереть молодым. На нем был черный костюм девятнадцатого века, вплоть до башмаков с пряжками, и он сосал из стакана крепкий портер “Гиннесс”, хотя, похоже, вот уже много месяцев не потреблял вообще никаких калорий.

Вэл вымолвила:

– Мы только что из вашего ресторана. Очень славное местечко.

Не меняясь в лице, Говард произнес:

– Как психиатра вас беспокоит, что Юнг симпатизировал нацистам? – Говорил он с невыразительным британским аристократическим акцентом, и Вэл смутно показалось, что на нее плюнули.

– Просто солнечный зайчик – наш Говард, – вмешалась Мэвис. – Похож на смерть, правда?

Говард прочистил горло:

– Мэвис может смеяться над смертью, поскольку все ее смертные части уже заменены механическими.

Мэвис заговорщицки склонилась к Гейбу и Вэл, точно хотела поведать им секрет, хотя голос при этом повысила – чтобы Говарду было слышно:

– Он у нас уже десять лет так чудит – и практически не просыхает.

– Я надеялся привить себе вкус к настойке опия, в традиции Байрона и Шелли, – ответил тот. – Но доставать это вещество, мягко говоря, – непросто.

– Да, тот месяц, когда ты пил “найквил” со льдом, тебе тоже не сильно-то помог. Он, бывало, сидя падал с табурета или спал, вот так же выпрямившись, часа по четыре, а потом просыпался и допивал. Но должна сказать тебе, Говард, – ты ни разу не кашлянул. – И снова Мэвис перегнулась к ним через стойку. – Иногда он притворяется, что у него чахотка.

– Я уверен, что нашего доброго доктора не интересуют подробности моего злоупотребления наркотическими веществами, Мэвис.

– На самом деле, – встрял Гейб, – мы просто ждем звонка от Тео.

– А мне кажется, я бы предпочла кофе “кровавую Мэри”, – сказала Вэл.

– Ни за какими монстрами гоняться вы меня не уговорите, даже не пробуйте, – сказал Сомик. – На меня тут блюза напрыгнуло, и мне сейчас некогда – мне выпивать нужно.

– Не жуй сопли, Сомик, – сказала Мэвис, смешивая Вэл коктейль. – Подумаешь – монстры. У нас вон с Говардом один свой имеется, а, Говард?

– Прогулка в пресловутом парке, – ответил Говард.

Сомик, Вэл и Гейб просто таращились на Говарда и ждали продолжения.

Мэвис сказала:

– И в запой ты, конечно, ударился сразу после нее, так?

– Без остановки, – подтвердил Говард.

Пока Тео пытался удержаться на безопасном расстоянии от “кадиллака” шерифа, который свернул на ранчо, ему пришло в голову, что его так и не научили висеть у кого-нибудь на хвосте. Он никогда ни за кем никогда не шпионил. Ладно, допустим, в середине семидесятых он полгода катался по стране за “Грейтфул Дэд”, но там все было просто: держись каравана крашенных вручную маек и не волнуйся, что тебя прикончат, если узнают, что ты за ними следишь (конечно, если не считать Алтамонта[21]). Кроме этого, Тео осознал, что у него нет ни малейшего представления, зачем он вообще едет за Бёртоном. Правда, гонять за шерифом выглядит агрессивнее, чем подыхать от беспокойства, свернувшись калачиком на диване.

Черный “кэдди” въехал в ворота для скота, которые вели на прилегавший к океану участок ранчо. Тео притормозил под прикрытием шеренги эвкалиптов, не выпуская из виду шерифа. Травянистая терраса, спускавшаяся к пляжу, была слишком открытой, чтобы незаметно последовать за Бёртоном. Пришлось пережидать, пока “кадиллак” не скроется за вершиной следующего холма примерно в полумиле от дороги, прежде чем ехать дальше. Тео видел, как “кэдди” переваливается по рытвинам, взбираясь наверх: грязь летела из-под передних колес. Он вдруг пожалел, что не поехал на красном вседорожнике. “Мерседесу” с задним приводом, наверное, туда не взобраться вообще.

Когда “кэдди” перевалил через гребень, Тео вырулил из-за деревьев и на полной скорости рванул через ворота на поле. Высокая трава хлестала по днищу изделия германских автопромышленников, колеи и ухабы сотрясали Тео, а Живодера швыряли по всему салону, как плюшевого мишку. По инерции они влетели на первый склон. Оказавшись почти на гребне, Тео сбавил газ, и “мерс” практически остановился. Тео вдавил педаль, и задние колеса вгрызлись в грязь. Застрял.

Тео оставил Живодера и ключи в машине, а сам побежал наверх. Вид открывался больше чем на милю вокруг: на востоке – какие-то скалы у линии деревьев, на западе – океан, а прямо к северу – прибрежная терраса. Она изгибалась вдоль береговой линии и терялась из виду. К югу же... так, с юга он сам пришел. На юге ничего нет – только его хижина, а за ней – подпольная лаборатория в ангаре. Не видно отсюда только черного “кадиллака”.

Он проверил батарею сотового телефона и оба пистолета – заряжены – и пешком направился к скалистому обрыву. Только там и мог прятаться “кадиллак”. Значит, там должен быть и Бёртон.

Через двадцать минут он стоял у подножия скал, обильно потея и стараясь перевести дух. Ну, по крайней мере, дыхалка восстановится, раз он больше траву не курит. Он нагнулся, уперев руки в колени, и стал шарить взглядом по скалам – не шевельнется ли что-нибудь. Это вам не мягкие осадочные породы, оставленные за миллионы лет отступающим океаном. Эти отвесные зазубренные уроды походили на серые клыки – точно десны земной коры обнажили их, когда какой-нибудь вулкан в очередной раз неистово рыгнул, и вся почва ахнула вниз. Лишайники и чайки обгадили все скалы, а кусты и чахлые кипарисы, покрытые древесным креозотом, тут и там пытались зацепиться корнями за расщелины.

Здесь где-то должна быть пещера, но Тео ни разу ее не видел и сомневался, что в ней может поместиться “кадиллак”. Он старался не высовываться, перемещаясь по краю обрыва за камнями – в надежде углядеть краешек черного бампера. Потом вытащил служебный револьвер и, огибая очередной камень, сначала тыкал вперед стволом. Вскоре Тео сменил стратегию: его маневры слишком напоминали поход с фанфарами и флагами. Теперь перед тем, как заглянуть за каменный выступ, он почти пластался по земле: если Бёртон его услышал, то целиться будет в голову. Провалы в шпионском образовании Тео и опыте ведения боевых действий углублялись с каждым шагом. Он просто не родился филером.

Тео рывком пересек узкую тропинку между двумя скальными клыками и собрался было заглянуть за следующий поворот, как нога его соскользнула, и вниз, с лязгом бутылочных осколков, понеслась маленькая лавина. Тео замер и затаил дыхание, прислушиваясь, не шевельнется ли что среди валунов. Но в отдалении только бился о скалы прибой, да низко свистел морской ветер. Тео осмелился все же заглянуть за камень, но спрятаться обратно уже не успел. Металлический щелчок курка, взведенного у самого затылка, прозвучал так, точно в позвоночник ему вогнали сосульку.

Молли перебирала кучки одежды, оставленные паломниками у входа в пещеру. Наличная выручка составила двести пятьдесят восемь долларов, пачку золотых банковских карточек и больше десятка пузырьков с антидепрессантами.

Голос у нее в голове произнес:

– Да, столько медикаментов ты не видела с той поры, когда тебя запирали в палату строгого режима. И у них еще хватает наглости называть чокнутой тебя.

Закадровый голос вернулся, и Молли это совсем не понравилось. Последние несколько дней голова у нее соображала невероятно ясно.

– Ага, здорово ты помогаешь вернуть моему душевному здоровью самоуважение, – ответила она закадровому голосу. – Мне больше нравилось, когда мы со Стивом были вдвоем.

Никто из паломников, кажется, не заметил, что Молли беседует сама с собой. Все они пребывали в каком-то трансе – голые сидели полукругом перед Стивом, лежавшим в глубине пещеры, где было совсем темно. Голову ящер прикрыл передними лапами, а по бокам его бегали всполохи угрюмых расцветок – грязно-оливковые, ржавые и настолько темно-синие, что казались скорее охвостьями цветов на сетчатке, чем подлинными красками.

– Ох, ну да – вы со Стивом, – презрительно фыркнул закадровый голос. – Идеальная пара, два величайших “бывших” всех времен. Он дуется, а ты грабишь тех, кто еще чокнутее тебя. И к тому же собираешься скормить их этой старой халтурной ящерице.

– Вовсе нет.

– Похоже, этот народ не выходил на солнышко и не разминался как следует с тех пор, как сбежал со школьного урока физкультуры. Если не считать того парня, что пришел в сапогах – у него загар, как у Ганди, и взгляд изголодавшегося вегетарианца – того и гляди, весь детский садик перережет, чтобы ножку плюшевого Пятачка с кислой капустой сожрать. Тебя совесть не мучает, что заставила их раздеваться и пресмыкаться перед этим пресмыкающимся?

– Я думала, они после этого отгребут восвояси.

– Эта ящерица тобой пользуется.

– Мы заботимся друг о друге. А ты заткнись. Я пытаюсь думать.

– Еще бы – примерно так же, как у тебя это получалось до сих пор.

Молли яростно потрясла головой, чтобы закадровый голос выпал из сознания. Волосы хлестнули ее по лицу и плечам и вздыбились. Закадровый голос присмирел. Молли вытащила пудреницу из сумочки какой-то паломницы и посмотрелась в зеркальце. Да, полоумнее выглядеть сложно. Она приготовилась выслушать, что скажет по этому поводу закадровый голос, но комментария не последовало.

Молли попробовала вернуть себе то теплое чувство, что поселилось в ней после появления Стива, но чувства просто не было дома. Может, паломники сосут у Стива всю энергию? Может, волшебство выдохлось?

Она вспомнила, как сидела на террасе в Малибу и ждала продюсера, который только что ее трахнул, а вместо него появилась мексиканка-горничная со стаканом вина на подносе и извинениями: “Мистеру пришлось срочно поехать в студию, ему очень жалко, вы можете позвонить ему на следующей неделе, будьте добры”. А парень Молли по-настоящему нравился. Она сломала лодыжку, пиная его запасной “феррари” у выезда с виллы, и все съемки следующего фильма пришлось глотать болеутоляющие, что в конце концов привело ее в реабилитационную клинику. От продюсера вестей больше не было.

Вот что такое – когда тобой пользуются. А тут все иначе.

– Это уж точно, – саркастически заметил закадровый голос.

– Шшшшш, – шикнула на него Молли. Кто-то возился на каменной осыпи за пещерой. Молли схватила автомат и притаилась у самого выхода.

ДВАДЦАТЬ СЕМЬ

Вэл очень жалела, что не захватила с собой видеокамеру – запечатлеть гаргантюанскую белиберду, которую последний час плели ей Мэвис Сэнд и Говард Филлипс. Если им верить, десять лет назад городок Хвойная Бухта посетил демон из преисподней, и только совместными усилиями кучки пьянчуг этого изверга удалось спровадить туда, откуда он появился. Великолепный образец мании – Вэл подумала, что можно было бы защитить по крайней мере докторскую диссертацию по массовому психозу. Когда рядом находился Гейб, ее энтузиазм к академическим исследованиям разгорался вновь.